Незаконченные романы известных писателей. А.И. РевякинНезаконченные исторические произведения А.Н. Островского «Лиса Патрикеевна» и «Александр Македонский»

Николай Алексеевич Островский - советский писатель, автор романа «Как закалялась сталь». Как главный роман Островского, изображающий становление революционера, так и личность автора (писавшего несмотря на тяжёлые заболевания, неподвижность и слепоту) в Советском Союзе были окружены искренними популярностью и почитанием многих читателей.

Н. А. Островский родился в селе Вилия Острожского уезда Волынской губернии(сейчас - Острожский район Ровненской области, Украина) в семье рабочего винокуренного завода (по другим данным, владельца шинка и двух чайных) Алексея Ивановича Островского и кухарки. Досрочно был принят в церковно-приходскую школу«по причине незаурядных способностей»; школу окончил в 9 лет (1913) с похвальным листом. Вскоре после этого семья переехала в Шепетовку. Там Островский с 1916 г. работал по найму: на кухне вокзального ресторана, кубовщиком, рабочим материальных складов, подручным кочегара на электростанции. Одновременно учился в двухклассном (1915-1917), потом высшем начальном училище (1917-1919). Сблизился с местными большевиками, во время немецкой оккупации участвовал в подпольной деятельности, в марте 1918-июле 1919 гг. был связным Шепетовского ревкома.

20 июля 1919 вступил в комсомол, 9 августа ушел на фронт добровольцем. Воевал в кавалерийской бригаде Г. И. Котовского и в 1-й Конной армии. В августе 1920 г. был тяжело ранен в спину под Львовом (шрапнелью) и демобилизован. Участвовал в борьбе с повстанческим движением в частях особого назначения (ЧОН). По некоторым данным, в 1920-1921 гг. был сотрудником ЧК в Изяславе. В 1921 работал помощником электромонтера в Киевских главных мастерских, учился в электротехникуме, одновременно был секретарём комсомольской организации. В 1922 г. участвовал в строительстве железнодорожной ветки для подвоза дров в Киев, при этом сильно простудился, затем заболел тифом. После выздоровления - комиссар батальона Всеобуча в Берездове (в пограничном с Польшей районе), был секретарём райкома комсомола в Берездове и Изяславе, затем секретарем окружкома комсомола в Шепетовке (1924). В том же году вступил в ВКП(б).

По официальной версии, на состоянии здоровья Островского сказались ранение и тяжёлые условия работы. Окончательный диагноз Н. Островского - «Прогрессирующий анкилозирующий полиартрит, постепенное окостенение суставов».
Осенью 1927 года начинает писать автобиографический роман «Повесть о „котовцах“», но спустя полгода рукопись была утеряна при пересылке. С конца 1930 года он с помощью изобретённого им трафарета начинает писать роман «Как закалялась сталь». Посланная в журнал «Молодая гвардия» рукопись получила разгромную рецензию: «выведенные типы нереальны». Однако Островский добился вторичного рецензирования рукописи. После этого рукопись редактировали заместитель главного редактора «Молодой гвардии» Марк Колосов и ответственный редактор Анна Караваева. Островский признавал большое участие Караваевой в работе с текстом романа; также он отмечал участие Александра Серафимовича, который «отдавал мне целые дни своего отдыха». В ЦГАЛИ есть фотокопии рукописи романа, которые зафиксировали почерки 19 человек. Официально считается, что Островский диктовал текст книги «добровольным секретарям». Профессор В. В. Мусатов утверждает, что «сам процесс создания текста романа носил именно коллективный характер». При этом он ссылается на свидетельство М. К. Куприной-Иорданской, передававшей слова литературного критика Генриха Ленобля (ум. 1964), называвшего себя одним из соавторов романа. По её словам Ленобль говорил, что «роман „Как закалялась сталь“ делали семь человек. Авторский вариант романа был совершенно неудобочитаем». Куприна-Иорданская спросила Ленобля: «Зачем вы пошли на этот обман?», на что тот ответил: «Всё равно, если бы не я, кто-нибудь другой это сделал». В пользу противоположной точки зрения свидетельствует то, что Н. Островский в своих письмах подробно рассказывает о своей работе над романом, существуют воспоминания современников - свидетелей работы писателя над книгой. Текстологические исследования подтверждают авторство Н. Островского.
В апреле 1932 г. журнал «Молодая гвардия» начал публиковать роман Островского; в ноябре того же года первая часть вышла отдельной книгой, за ней вышла и вторая часть. Роман сразу приобрёл большую популярность.

В 1935 году Островский был награждён орденом Ленина, ему были подарены дом в Сочи и квартира в Москве, присвоено звание бригадного комиссара; последние несколько месяцев он прожил на улице своего имени (ранее Мёртвый переулок), принимая на дому читателей и писателей. Он взял на себя обязательство написать новый роман «Рождённые бурей» (под тем же названием, что и утраченный ранний роман, но на другой сюжет) в трёх частях и успел написать первую часть, но роман был признан слабее предыдущего, в том числе самим Островским. Рукопись романа была в рекордные сроки набрана, отпечатана, и экземпляры книги дарили близким на похоронах писателя. Посетивший Островского Андре Жид восхищённо отзывался о нём в своей книге «Возвращение из СССР», в целом выдержанной в критических тонах по отношению к СССР.

Родился 31 марта(12 апреля) 1823 года в Москве, вырос в купеческой среде. Мать умерла, когда ему было 8 лет. И отец женился снова. Детей в семье было четверо.

Островский получал образование дома. У его отца была большая библиотека, где маленький Александр впервые стал читать русскую литературу. Однако отец хотел дать сыну юридическое образование. В 1835 году Островский начал учебу в гимназии, а затем поступил в Московский университет на юридический факультет. Из-за увлечений театром, литературой, он так и не окончил учебу в университете (1843), после работал писцом в суде по настоянию отца. В судах Островский служил до 1851 года.

Творчество Островского

В 1849 году было написано произведение Островского «Свои люди – сочтемся!», которое принесло ему литературную известность, его высоко оценили Николай Гоголь и Иван Гончаров . Затем, невзирая на цензуру, было выпущено множество его пьес, книг. Для Островского сочинения являются способом правдиво изобразить жизнь народа. Пьесы «Гроза» , «Бесприданница» , «Лес» являются одними из самых главных его произведений. Пьеса Островского «Бесприданница», как и другие психологические драмы, нестандартно описывает характеры, внутренний мир, терзания героев.

С 1856 года писатель участвует в выпуске журнала «Современник».

Театр Островского

В биографии Александра Островского почетное место занимает театральное дело.
Островский основал Артистический кружок в 1866 году, благодаря которому появилось много талантливых людей в театральном кругу.

Вместе с Артистическим кружком он значительно реформировал, развил русский театр.

Дом Островского часто посещали известные люди, среди которых И. А. Гончаров, Д. В. Григорович, Иван Тургенев , А. Ф. Писемский, Фёдор Достоевский , П. М. Садовский, Михаил Салтыков-Щедрин , Лев Толстой , Пётр Чайковский , М. Н. Ермолова и другие.

В краткой биографии Островского стоит обязательно упомянуть о появлении в 1874 году Общества русских драматических писателей и оперных композиторов, где Островский был председателем. Своими нововведениями он добился улучшения жизни актеров театра. С 1885 года Островский возглавлял театральное училище и был заведующим репертуаром театров Москвы.

Личная жизнь писателя

Нельзя сказать, что личная жизнь Островского была удачной. Драматург жил с женщиной из простой семьи – Агафьей, которая не имела образования, но была первой, кто читал его произведения. Она поддерживала его во всем. Все их дети умерли в раннем возрасте. С ней Островский прожил около двадцати лет. А в 1869 году женился на артистке Марии Васильевне Бахметьевой, которая родила ему шестеро детей.

Последние годы жизни

До конца своей жизни Островский испытывал материальные трудности. Напряженная работа сильно истощала организм, а здоровье все чаще подводило писателя. Островский мечтал о возрождении театральной школы, в которой можно бы было обучать профессиональному актерскому мастерству, однако смерть писателя помешала осуществить давно задуманные планы.

Островский умер 2(14) июня 1886 года в своём имении. Писателя похоронили рядом с отцом, в селе Николо-Бережки Костромской губернии.

Хронологическая таблица

Другие варианты биографии

  • Островский с детства знал греческий, немецкий и французский языки, а в более позднем возрасте выучил еще и английский, испанский и итальянский. Всю жизнь он переводил пьесы на разные языки, таким образом, повышал свое мастерство и знания.
  • Творческий путь писателя охватывает 40 лет успешной работы над литературными и драматическими произведениями. Его деятельность оказала влияние на целую эпоху театра в России. За свои труды писатель был награжден Уваровской премией в 1863 году.
  • Островский является основоположником современного театрального искусства, последователями которого стали такие выдающиеся личности как Константин Станиславский и Михаил Булгаков .
  • посмотреть все

Образ мира, явленный Островским, отличается удивительной цельностью. Единое пространство жизни обнимает героев, как бы «перетекая» из пьесы в пьесу. От царских палат и кремлевских соборов (исторические драмы) действие перебрасывается в оживленное разноголосье Петровского парка («Бешеные деньги»), Нескучного сада («Пучина») или клубной аллеи («Последняя жертва»); в глухое и дикое Замоскворечье; оттуда на окраины Москвы («Сердце не камень», «Не было ни гроша…») и далее — в дачную местность под Москвой («Богатые невесты»).

Вырвавшись за пределы Москвы, действие развертывается на волжских просторах, переливаясь в губернский город Бряхимов, живущий по столичным образцам («Красавец-мужчина», «Бесприданница», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые»); в уездную глушь тихого Черемухина («Не в свои сани…», «Бедность не порок», «Грех да беда…») или заповедного Калинова («Гроза», «Горячее сердце»); в отдаленную барскую усадьбу («Воспитанница», «Волки и овцы», «Лес»); на постоялый двор на большой дороге («На бойком месте»); в лесные чащобы, овраги и заросли («Воевода») — в самую глубину пространства, «властвующего над русской душой».

Подобное «перетекание» мест действия обусловлено тем, что даже географически Островский не отделяет Москву от остальной части России. Города, посады и промышленные поселки, идущие непрерывной цепью от московских застав вплоть до Волги, составляют для него продолжение Москвы . Художественный топос «пьес жизни» продиктован убеждением драматурга в единстве культурного содержания русской жизни: у московских, калиновских, бряхимовских обитателей — одна и та же вера, одни и те же предрассудки, одни нравы, обычаи, привычки, речи и жесты. Перед нами — исторически конкретный «московский» тип русской культуры, отличный от «киевского» и «петербургского».

Ту же идею единства и целостности национального бытия подтверждает изображение художественного времени. Начиная с ранних комедий, это один устойчивый, оплотневший и вязкий характер бытования, закрепленный в «пословичных» названиях. Образная емкость пословиц, поговорок и народных присловий делает их пригодными на все времена, подчеркивает принадлежность разных пьес одному культурному хроносу. Тем самым различные «времена» объединяются в единый временной поток, в котором между XVIII веком в «Не так живи…» и XIX веком в «Грех да беда…» принципиальной разницы нет. Но есть общность атмосферы, образного колорита, действенных мотивов своеволия, душевной тоски и маеты, сближающая эти народные драмы с исторической драмой «Тушино», время действия которой относится к началу XVII века (эпоха Смуты, духовной «шатости», разгула и разбойничества).

Акцентируя исконность, извечность, повторяемость основных коллизий русской жизни, Островский предваряет действие ряда пьес ремаркой «действие происходит лет 30 назад». Он не дает в содержании этих пьес каких-либо специфичных, конкретно-исторических примет давно прошедшего времени. Функция этой ремарки — чисто эстетическая, направленная на искусственное «состаривание» фактуры действия. Чаще драматург обходится без специальной ремарки, давая характеристики глубинных, почвенных залеганий национальной жизни в речах действующих лиц.

Одни и те же драматические коллизии соединяют текущую современность с царствованием Алексея Михайловича («Воевода», «Комик XVII столетия»), с эпохой Смутного времени («Дмитрий Самозванец…», «Тушино», «Минин»), с временем Иоанна Грозного («Василиса Мелентьева») и уходят в глубины мифопоэтических царств страны берендеев («Снегурочка») и сказочного царя Аггея («Иван-Царевич»). Этот временной поток обходит, обтекает эпоху Петра Великого, не отраженную ни в одной пьесе. «Петербургский период» русской истории выпадает из художественной вселенной Островского.

Выразительно и художественно значимо само отсутствие Петербурга как места действия «пьес жизни». Он обозначается в тексте лишь в качестве некоего условного, «чужого» для персонажей пространства, в котором все непохоже на их обыденную жизнь: «В Петербурге совсем другой вкус» (II, 415); «И люди не те, да и порядок совсем другой» (II, 170). По мнению уездных московитов, Петербург — место, откуда все дурное приходит на русскую землю и наводит порчу на русских людей, кружа им головы модной заразой, сбивая их с толку. Из Петербурга сваливается на головы бедных провинциалок беда в образах молодых баричей Леонида («Воспитанница») и Бабаева («Грех да беда…»). Из Петербурга налетает Беркутов, чтобы показать провинциалам класс и стиль европейской интриги («Волки и овцы»). Из Петербурга Гурмыжская выписывает себе на лето юного любовника («Лес»). В Петербург намеревается бежать Дульчин от московских долгов («Последняя жертва»).

Со- и противопоставление Петербурга и Москвы — постоянная тема старинного спора западников и славянофилов об исторических судьбах России. Для западников Петербург имел особое значение европейского центра русской культуры. Для славянофилов центром национальной культуры оставалась Москва, самой историей предназначенная быть точкой пересечения России и Православия. В этом диалоге спорили и не находили согласия два типа просвещения: светское (связанное с именем Петра Великого и воплощенное в стольном граде его имени) и религиозное (берущее начало от святого равноапостольного князя Владимира и хранимое Москвой).

За Петербургом возникала культурная перспектива Европы, пронизанная духом секуляризма и эмансипации личности: эпоха бурных государственных преобразований и бюрократических новаций, деяния великих мужей — от птенцов гнезда Петрова до екатерининских орлов. Мечта о великой России направляла вектор исторического движения вперед и в будущее. За Москвой маячила другая, духовная перспектива, обращенная в полулегендарное прошлое Святой Руси, полное преданий и апокрифов о всех святых, в русской земле просиявших. Историософская идея Москвы — третьего Рима освещала и освящала жизнь великих государей, рассеивала тьму татарского ига, лихолетье «смутных» времен.

За Петербургом — свет европейского просвещения, преодолевающий чухонские болота. За Москвой — вся православная Русь… за вычетом Петербурга.

Эстетически, жизненно, духовно Москва была Островскому ближе, чем Петербург: «Там древняя святыня, там исторические памятники, там короновались русские цари и коронуются русские императоры <…> В Москве всякий приезжий, помолясь в Кремле русской святыне и посмотрев исторические достопамятности, невольно проникается русским духом. В Москве все русское становится понятнее и дороже» (Х, 137). Писатель ни за что не соглашался переехать в Петербург, несмотря на уговоры брата: «Питер город холодный, и люди в нем такие же, Бог с ними» .

Это предпочтение нашло свое отражение в особом московском колорите его произведений: в выборе обстоятельств времени, места и образа действия, в контрастном сопоставлении московского и петербургского типов, в тщательной и многосторонней разработке московского типа жизни и духа.

Однако, несмотря на предпочтение Москвы, Островскому оставалась чужда «идеологическая рознь» (В.Н.Топоров) славянофилов и западников вокруг проблемы двух столиц. Он был равно далек и от атакующего охранительства одних, и от настойчивого проповедничества других. Русскую жизнь он художественно осмысливал с высоты европейского культурного опыта: «без кабинетного западничества и без детского славянофильства», по его собственным словам (ХI, 315). Ее потаенную духовную сердцевину, ее исторические перспективы великий писатель вскрывал без всяких умозрительных построений, со спокойной мудростью и художественной объективностью.

В творчестве Островского наряду с «перетеканием» сюжетов, персонажей, образных мотивов наглядны и резкие изменения самого образа мира, созданного драматургом. Несмотря на тяжкую инерцию русского быта, в нем наблюдаются явные следы исторического развития, меняющие его характерные черты, свойства и качества. Мир русских людей возникает со страниц произведений Островского в движении, неокончательности, незавершенности своего бытования. Он имеет свое внутреннее движение, свою художественную логику развертывания: от до-исторического времени Берендеева царства к средневековой жизни Московской Руси, а от нее к России Нового времени. И незримое, но неуклонное развитие его связано в «пьесах жизни» с петербургской темой.

Петербург возникает в речах действующих лиц как олицетворение европейского стиля и образа жизни. Глафира Алексеевна влюблена в петербургское высшее общество, в петербургскую светскую жизнь: катанье по Невскому, Французский театр, пикники, маскарады… («Волки и овцы»). Размах и деловая энергия Василькова нуждаются в устройстве петербургского салона во главе с красавицей-женой: в Москве ему становится тесно («Бешеные деньги»). По мнению Глумова, Москва — «обширная говорильня», а Петербург — это место, где «карьеру составляют и дело делают» (III, 9). И Крутицкий считает, что «там служить виднее» («На всякого мудреца…» — III, 55). Потому-то Погуляев собирается сотрудничать в петербургских журналах («Пучина») и Муров местом своей карьеры выбирает Петербург («Без вины виноватые»).

В цельном и едином театральном хронотопе Островского просматривается еле заметная поначалу трещина. С течением времени эта «хронотопическая трещина» расширяется, углубляется и русский мир Островского предстает в новом обличье: светские визиты, вечера в клубе, гастроли иностранных артистов, регулярные поездки в Европу… Васильков проездом из Англии изучает земляные работы и инженерные сооружения на Суецком перешейке («Бешеные деньги» — III, 172); Париж, Швейцария, Петербург — в планах Глафиры Алексеевны, которые Лыняев непременно исполнит («Волки и овцы» — IV, 205); за границей по совету докторов поправляют свое здоровье Ксения («Не от мира сего» — V, 431) и жена генерала Гневышева («Богатые невесты» — IV, 225); в Париж с переездом на воды собирается ехать со своей доверительницей Глумов, нанявшийся un secretaire intime, а проще говоря, взятый ею на содержание («Бешеные деньги» — III, 241); Кнуров и Вожеватов собираются ехать на Всемирную парижскую выставку 1878 г. («Бесприданница» — V, 12); Стыровы после свадьбы «уехали в Петербург, два раза ездили в Париж, были в Италии, в Крыму, погостили в Москве…» («Невольницы» — V, 151) — вот оно, единое европейское пространство жизни, вбирающее в себя и европейские центры культуры, и провинциальный Бряхимов, и обе русские столицы, и теплый Крым. Дела у персонажей этого круга драматургии уже не только за Москвой-рекой, но и за Рейном, и за Темзой. Люди светской культуры, секулярного сознания, они выходят на первый план и становятся активными носителями драматического действия.

Представители «петербургского» типа — сильные характеры. (Заметим в скобках, что они могут быть и москвичами, и провинциалами: «место прописки» здесь несущественно, главное — направленность личности, целеустремленность ее.) Трезвые реалисты и прагматики, они делают карьеру, ворочают крупными делами, читают новейшие брошюры и последние журналы. Они торопятся жить, чтобы успеть состояться — социально, экономически, личностно. Обладая деловой хваткой европейского типа и образца, они не знают неудач и всегда достигают своих целей. Им свойственны прямота поступков и откровенность высказываний без всякого разжиженного и сентиментального провинциального флера, разумность аргументации, отсутствие милой провинциальной задушевности — за ненадобностью, непривычкой к «душевному» диалогу. У них другой отсчет времени, другой ритм жизни. Успеть и успех — для них слова одного корня.

Василькову нужно жениться быстро и успешно, так как у него в Петербурге «есть связи с очень большими людьми» и ему нужна такая жена, «чтоб можно было завести салон, в котором даже и министра принять не стыдно» (III, 245). Беркутову некогда разводить сентиментальщину: «После, может быть, и совсем здесь поселюсь; а теперь мне некогда: у меня большое дело в Петербурге. Я приехал только жениться» (III, 177). У него другая, отличная от провинциальной активность жизни: «жениться поскорей… надо торопиться, чтоб не успели запустить хозяйство» (III, 178). Он всей душой рад помочь Купавиной и вызволить ее из когтей Мурзавецкой, если… «если только время позволит» (III, 180). Узнав от кого-то, что здесь будет проходить железная дорога, Беркутов мигом налетел, нацелившись на имение Купавиной, как беркут на цыпленка или волк на овечку. Кстати, не то же ли самое известие было телеграммой сообщено Василькову, после чего он раздумал стреляться и заявил, что меньше миллиона не помирится (III, 239)?

Различные представители «петербургского» типа наделены драматургом общей чертой: силой и энергией действия. Мы безусловно верим, что Великатов сделал себе состояние, демонстрируя ту же хватку и осторожность, что и в истории с Негиной; что честнейший Васильков дорастет-таки до петербургского салона; что Беркутов приберет к рукам не только имение Купавиной, но и всю губернию и станет в ней главным воротилой, подобно Мурову; что Паратов будет отличным хозяином золотых приисков; что из Вожеватова хороший негоциант получится и, войдя в лета, он станет таким же идолом, как и Кнуров. Сказанное Телятевым о Василькове можно отнести ко всем представителям этого типа: «Мне страшно его, точно сила какая-то идет на тебя» (III, 177). Эта бездушная сила личности и является той общей метой, которая объединяет дельцов новейшей формации в один художественный тип русского буржуа.

Островский показывает их как людей погашенных душевных возможностей, ограниченных своей внутренней зависимостью от дела, бюджета, капитала. Человек Островского, принадлежащий этому ряду, прочно опутан золотыми цепями, плотно упакован в мундир социально характерного. Насквозь «характерный» персонаж, он живет исключительно в «историческом» времени. Его конкретно-историческая и социальная «феноменальность» будто съедает его душевный универсализм, уничтожает духовную вертикаль его внутреннего мира. По словам Великатова, «постоянно вращаешься в сфере возможного, достижимого; ну, душа-то и мельчает, уж высоких благородных замыслов и не приходит в голову» (V, 254).

Потребность отвлечься от карт и клубной болтовни, забыть о прозе торгашества, возвыситься над жесткой необходимостью дела ведома этим героям. Великатов болен пахондрией, мечется по ярмарке из трактира в трактир: «Как-то в душу ничего нейдет, особенно чай; словно тоска какая-то… все словно я не в себе» (V, 254). Прибыткову интересно послушать Кадуджу, посмотреть игру немецкого трагика Росси: «Хороший актер-с. Оно довольно для нас непонятно, а интересно посмотреть-с» (IV, 337). В Мурове, прожившем безотрадную жизнь, запылала старая страсть при встрече с утраченной О т р а д и н о й: «Тут только я понял, какое счастье я потерял; это счастье так велико, что я не остановлюсь ни перед какими жертвами, чтоб возвратить его» (V, 404). Способен увлечься пением Ларисы, музыкой ее души и забыть свои цепи Паратов: «Зачем я бежал от вас! На что променял вас? <…> Конечно, малодушие. <…> Погодите, погодите винить меня! Я еще не совсем опошлился, не совсем огрубел; во мне врожденного торгашества нет; благородные чувства еще шевелятся в душе моей. Еще несколько таких минут, да… еще несколько таких минут…» (V, 62).

Но сузивший и опростивший человека дух буржуазности берет свое. Практические соображения, материальные расчеты… Герои трезвеют на глазах и начинают действовать разумно, твердо, практично, возвращаясь к привычному образу мыслей, к привычному социальному амплуа: «Это душевное состояние очень хорошо, я с вами не спорю; но оно непродолжительно. Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны» (V, 75).

Н.А.Бердяев утверждал, что «…буржуа отличается от не буржуа в самой глубине своего бытия или небытия, он — человек особенного духа или особенной бездушности» . Данный тип личности он считал вполне безнадежным, не способным взметнуть над обыденностью, прорваться к идеальному. К чему бы ни прикоснулся буржуазный дух, он стремится все заземлить: примитивизировать и утилизировать, сделать привычным, пригодным для ближайших житейских целей.

Для Островского власть буржуа ужасна тем, что «она опошляет все, к чему ни коснется <…> Посредственность, тупость, пошлость; и все это прикрыто, закрашено деньгами, гордостью, неприступностью, так что издали кажется чем-то крупным, внушительным» (V, 157). Но он далек от всякого философского пессимизма и более чем убежден, что «всякому хочется возвышенно мыслить и чувствовать» (Х, 111), что «черствеющая в мелких житейских нуждах и корыстных расчетах обывательская душа нуждается, чтоб иногда охватывало ее до замирания высокое, благородное чувство» (Х, 171). Поэтому он наделят своих фабрикантов и промышленников глухой тоской о «нездешнем». Он верит в человеческие возможности души и сердца и не упускает случая обнаружить стремление к идеальному во множестве персонажей 1870-1880-х гг. Не потому ли он дарит Паратову дважды (!) прозвучавший в финале драмы возглас: «Велите замолчать!» (V, 81). Может быть, видение просветленного прощания Ларисы с жизнью пробудило в душе блестящего барина задавленную, но не иссякшую человечность?

В холодном «петербургском» типе драматург прозревает «нереализованный избыток человечности» (М.М.Бахтин) и вовсе не считает милую патриархальную простоту московитов безусловно положительным качеством. «Патриархальность — добродетель первобытных народов. В наше время нужно дело делать, нужны и другие достоинства, кроме патриархальности», — вполне ответственно высказывается один из молодых персонажей «Пучины» (II, 594). Похоже, что драматург сформулировал здесь выношенное убеждение в необходимости самостоятельного и разумного «делания» собственной личности и судьбы. Островскому искренне жаль поглощенного «пучиной» Кисельникова, но свои надежды на лучшее будущее он связывает не с ним, а с его разумным университетским товарищем, сделавшим свой жизненный выбор в пользу «петербургской» деловитости.

Если рассмотреть «внутренний» сюжет «Волков и овец» в московско-петербургском контексте, то можно увидеть, что Островский с каким-то даже облегчением вверяет судьбу милой растяпы Купавиной-Москвы надежному, хотя и ужасно прозаичному Беркутову-Петербургу (при любом ином раскладе она бы просто пропала). А «Бешеные деньги» в том же самом контексте прочитываются как сюжет о превращении московского простака Василькова в лощеного и безусловно светского петербургского дельца, утратившего к концу пьесы и свои вахлацкие привычки, и свой невозможный провинциальный говор. Кажется, что Островский был совсем не против того, чтобы суеверную, ветреную, бездельную «душевную» Москву отправить на выучку в европейский, деловитый, энергичный «бездушный» Петербург. Он верил, что милые его сердцу московские провинциалы сумеют избавиться от привычек послеобеденного сна, пролеживания диванов, бездумного разбрасывания денег и сумеют ворочать делами и делать карьеры не хуже русских европейцев. Вот только жаль, что что-то безусловно ценное и дорогое, не определимое строгими формулировками при этом безвозвратно и безнадежно утрачивается. И это неопределенное прощальное «жаль» дает особую эмоциональную подсветку петербургской теме в творчестве Островского.

Не имеющий своего онтологического статуса в «пьесах жизни», отсутствующий в качестве места действия, возникающий лишь отраженно в сознании и речах персонажей, Петербург, тем не менее, присутствует в художественном сознании великого драматурга — если не как обжитое и одушевленное пространство жизни, то по крайней мере как разумное и здравое пространство деятельности.

Октябрь 2001 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. М., 1976. Т. 10. С. 137. В дальнейшем цитаты из произведений Островского приводятся в тексте по этому изданию. В скобках римской цифрой обозначается том, арабской — страница.

2. Цит. по: Купчинский И.А. Из воспоминания об Александре Николаевиче Островском // А.Н.Островский в воспоминаниях современников. М., 1966. С. 238.

3. Бердяев Н.А. О духовной буржуазности // Путь: орган русской религиозной мысли. Кн. 1. Репринт. изд. М., 1992. С. 269.

Времена и уличные декорации меняются, а люди в России остаются прежними. Писатели 19 века писали про своё время, но в обществе многие отношения остались прежними. Есть общемировые закономерности общественных отношений.

Мельников-Печорский описывал события в Заволжье, а про московскую жизнь 19 века писали многие, в том числе А.Н. Островский.

Алекса́ндр Никола́евич Остро́вский (31 марта (12 апреля) 1823 — 2 (14) июня 1886) — русский драматург, член-корреспондент Петербургской Академии наук. Написал около 50 пьес, из которых н аиболее известны "Доходное место", "Волки и овцы", "Гроза", "Лес", "Бесприданница".

С Островского начинается русский театр в его современном понимании: писатель создал театральную школу и целостную концепцию игры в театре. Ставил спектакли в Московском Малом театре.

Основные идеи реформы театра:

  • театр должен быть построен на условностях (есть 4-я стена, отделяющая зрителей от актёров);
  • неизменность отношения к языку: мастерство речевых характеристик, выражающих почти все о героях;
  • ставка на всю труппу, а не на одного актёра;
  • «люди ходят смотреть игру, а не самую пьесу — её можно и прочитать».

Идеи Островского были доведены до логического конца Станиславским.

Состав Полного собрания сочинений в 16 томах.Состав ПСС в 16-ти томах. М: ГИХЛ, 1949 - 1953 гг. С приложением переводов, не включенных в состав ПСС.
Москва, Государственное издательство художественной литературы, 1949 - 1953, тираж - 100 тыс. экз.

Том 1: Пьесы 1847-1854 гг.

От редакции.
1. Семейная картина, 1847.
2. Свои люди - сочтемся. Комедия, 1849.
3. Утро молодого человека. Сцены, 1950, ценз. разрешение 1852 г.
4. Неожиданный случай. Драматический этюд, 1850, публ. 1851.
5. Бедная невеста. Комедия, 1851.
6. Не в свои сани не садись. Комедия, 1852, публ. 1853.
7. Бедность не порок. Комедия, 1853, публ. 1854.
8. Не так живи, как хочется. Народная драма, 1854, публ. 1855.
Приложение:
Исковое прошение. Комедия (1-я редакция пьесы "Семейная картина").

Том 2: Пьесы 1856-1861 гг.

9. В чужом пиру похмелье. Комедия, 1855, публ. 1856.
10. Доходное место. Комедия, 1856, публ. 1857.
11. Праздничный сон - до обеда. Картины московской жизни, 1857, публ. 1857.
12. Не сошлись характерами! Картины московской жизни, 1857, публ. 1858.
13. Воспитанница. Сцены из деревенской жизни, 1858, публ. 1858.
14. Гроза. Драма, 1859, публ. 1860.
15. Старый друг лучше новых двух. Картины московской жизни, 1859, публ. 1860.
16. Свои собаки грызутся, чужая не приставай!. 1861, публ. 1861.
17. За чем пойдешь, то и найдешь (Женитьба Бальзаминова). Картины московской жизни, 1861, публ. 1861.

Том 3: Пьесы 1862-1864 гг.

18. Козьма Захарьич Минин, Сухорук. Драматическая хроника (1-я редакция), 1861, публ. 1862.
Козьма Захарьич Минин, Сухорук. Драматическая хроника (2-я редакция), публ. 1866.
19. Грех да беда на кого не живет. Драма, 1863.
20. Тяжелые дни. Сцены из московской жизни, 1863.
21. Шутники. Картины московской жизни, 1864.

Том 4: Пьесы 1865-1867 гг.

22. Воевода (Сон на Волге). Комедия (1-я редакция), 1864, публ. 1865.
23. На бойком месте. Комедия, 1865.
24. Пучина. Сцены из московской жизни, 1866.
25. Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский. Драматическая хроника, 1866, публ. 1867.

Том 5: Пьесы 1867-1870 гг.

26. Тушино. Драматическая хроника, 1866, публ. 1867.
27. На всякого мудреца довольно простоты. Комедия, 1868.
28. Горячее сердце.. Комедия, 1869.
29. Бешенные деньги. Комедия, 1869, публ. 1870.

Том 6: Пьесы 1871-1874 гг.

30. Лес. Комедия, 1870, публ. 1871.
31. Не все коту масленница. Сцены из московской жизни, 1871.
32. Не было ни гроша, да вдруг алтын. Комедия, 1871, публ. 1872.
33. Комик XVII столетия. Комедия в стихах, 1872, публ. 1873.
34. Поздняя любовь. Сцены из жизни захолустья, 1873, публ. 1874.

Том 7: Пьесы 1873-1876 гг.

35. Снегурочка.Весенняя сказка, 1873.
36. Трудовой хлеб. Сцены из жизни захолустья, 1874.
37. Волки и овцы. Комедия, 1875.
38. Богатые невесты. Комедия, 1875, публ. 1878.


Том 8: Пьесы 1877-1881 гг.

39. Правда - хорошо, а счастье лучше. Комедия, 1876, публ. 1877.
40. Последняя жертва. Комедия, 1877, публ. 1878.
41. Бесприданница. Драма, 1878, публ. 1879.
42. Сердце не камень. Комедия, 1879, публ. 1880.
43. Невольницы. Комедия, 1880, публ. 1884?

Том 9: Пьесы 1882-1885 гг.

44. Таланты и поклонники. Комедия, 1881, публ. 1882.
45. Красавец-мужчина. Комедия, 1882, публ. 1883.
46. Без вины виноватые. Комедия, 1883, публ. 1884.
47. Не от мира сего. Семейные сцены, 1884, публ. 1885.
48. Воевода (Сон на Волге). (2-я редакция).

Том 10. Пьесы, написанные совместно с другими авторами, 1868-1882 гг.

49. Василиса Мелентьева. Драма (при участии С. А. Гедеонова), 1867.

Совместно с Н. Я. Соловьевым:
50. Счастливый день. Сцены из жизни уездного захолустья, 1877.
51. Женитьба Белугина. Комедия, 1877, публ. 1878.
52. Дикарка. Комедия, 1879.
53. Светит, да не греет. Драма, 1880, публ. 1881.

Совместно с П. М. Невежиным:
54. Блажь. Комедия, 1879, публ. 1881.
55. Старое по-новому. Комедия, 1882.

Том 11: Избранные переводы с английского, итальянского, испанского языков, 1865-1879 гг.

1) Усмирение своенравной. Комедия Шекспира, 1865.
2) Кофейная. Комедия Гольдони, 1872.
3) Семья преступников. Драма П. Джакометти, 1872.
Интермедии Сервантеса:
4) Саламанская пещера, 1885.
5) Театр чудес.
6) Два болтуна, 1886.
7) Ревнивый старик.
8) Судья по бракоразводным процессам, 1883.
9) Бискаец-самозванец.
10) Избрание алькальдов в Дагансо.
11) Бдительный страж, 1884.

Том 12: Статьи о театре. Записки. Речи. 1859-1886.

Том 13: Художественные произведения. Критика. Дневники. Словарь. 1843-1886.

Художественные произведения. С. 7 - 136.
Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или от великого до смешного только один шаг. Рассказ.
Записки замоскворецкого жителя Очерк.
[Биография Яши]. Очерк.
Замоскворечье в праздник. Очерк.
Кузьма Самсоныч. Очерк.
Не сошлись характерами. Повесть.
"Снилась мне большая зала..." Стихотворение.
[Акростих]. Стихотворение.
Масленица. Стихотворение.
Иван-царевич. Волшебная сказка в 5 действиях и 16 картинах.

Критика. С. 137 - 174.
Дневники. С. 175 - 304.
Словарь [Материалы для словаря русского народного языка].

Том 14: Письма 1842 - 1872 гг..

Том 15: Письма 1873 - 1880 гг.

Том 16: Письма 1881 - 1886 гг.

Переводы, не включенные в состав Полного собрания

Вильям Шекспир. Антоний и Клеопатра. Отрывок из незаконченного перевода. , первая публикация 1891 г.
Старицкий М. П. За двумя зайцами. Комедия из мещанского быта в четырех действиях.
Старицкий М.П. Последняя ночь. Историческая драма в двух картинах.

1. «Угар преображения» (в русск. пер. (1985) - «Кристина Хофленер») Стефан Цвейг

Незаконченный роман, впервые напечатанный по-немецки спустя сорок лет после смерти автора в 1982 г. (в русск. пер. «Кристина Хофленер», 1985). В центре повествования молодая девушка Кристина, которая изо всех сил пытается вести достойную жизнь, но бедность не позволяет вырваться из непростых жизненных обстоятельств. Однако, ее жизнь случайно преображается после того, как она получает приглашение от родной тетки провести отдых в Швейцарии. Кристина сбрасывает с себя оковы бедности, она становится совершенно другой девушкой, радостной, веселой и красивой. Но волшебная сказка длится недолго, суровая реальность снова возвращает девушку к прозябанию, рутинному труду и бедности. После всего Кристина должна сделать выбор: начать новую жизнь, совершив преступление, или в случае неудачи расстаться с жизнью. Читатель остается в полном недоумении относительного дальнейшего развития событий.

2. «Похождения бравого солдата Швейка». Ярослав Гашек

Биография Ярослава Гашека похожа на приключенческий роман: война, плен, добровольческий корпус, революция, Красная армия, комиссарство, неожиданное возвращение на родину, где его уже считали погибшим, и не менее неожиданная смерть. Ему было всего 39 лет. Главный труд всей его жизни, роман «Похождения бравого солдата Швейка», так и остался незавершенным. Вполне возможно, что Швейк успел бы поучаствовать в Гражданской войне в России или вступить в Чехословацкий корпус (и тогда книгу в Советском Союзе точно бы запретили!). Но история не знает сослагательных наклонений... Так что нам остается лишь гадать, в какие края занесло бы бравого солдата Швейка, если бы Гашек все-таки закончил свой знаменитый роман.

3. «Бувар и Пекюше». Гюстав Флобер

Флобер писал медленно и мучительно. Он порой десятками лет вынашивал замысел произведения, работал над композицией, шлифовал каждую фразу, добиваясь точности, ясности, лаконичности. «Пегас чаще идёт шагом, чем скачет галопом», – утверждал писатель. В начале 1870-х годов Флобер начал собирать материал для романа о двух глуповатых переписчиках, которые покупают ферму и безуспешно пытаются заниматься сельским хозяйством, медициной и политикой. В итоге парочка остаётся ни с чем и возвращается к рутинной конторской работе. В этом язвительном романе Гюстав Флобер стремился изобразить уклад жизни буржуазного человека, его духовное ничтожество и тупость. Справедливо отмечается, что Бувар и Пекюше – достойные собратья самовлюблённого невежды аптекаря Оме, героя знаменитого флоберовского романа «Госпожа Бовари». Книга «Бувар и Пекюше», как планировал автор, должна была состоять из двух частей: первая часть – рассказ о неудачах конторских служащих, вторая – словарь банальностей под названием «Лексикон прописных истин», где, например, слово «фермеры» имеет такое ёмкое определение: «Всегда зажиточны». В середине 1870-х Флобер признавался, что он больше не в силах продолжать работу над романом: «Что касается литературы, то я не верю больше в себя, я чувствую, что опустошён». Оставив «Бувара и Пекюше», писатель воскрес как литератор и написал три большие повести, а роман в итоге так и остался незаконченным. 8 мая 1880 года Гюстав Флобер умер от инсульта, а через год роман «Бувар и Пекюше» появился в печати - благо, по записям, оставленным Флобером, было нетрудно восстановить его замысел относительно финала книги.

4. "Гора Аналог". Рене Домаль

Рене Домалю было всего 36 лет, когда он умер от туберкулеза. Болезнь не дала ему закончить главный труд жизни - философский роман «Гора Аналог», пятая глава которого обрывается на запятой (всего планировалось семь глав). Книга была впервые опубликована через восемь лет после смерти писателя - в 1952 году. На русском языке роман Домаля появился лишь двадцать лет назад.

5. «Дубровский». А. С. Пушкин

Замысел романа о дворянине-помещике, из-за судебной ошибки ставшим разбойником, возник у Пушкина в сентябре 1832 года. Примерно в это же время он встретился в Москве со своим приятелем П. В. Нащокиным и услышал от него историю о прототипе Дубровского – небогатом белорусском дворянине Островском, который «имел процесс с соседом за землю, был вытеснен из именья и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить, сначала подьячих, потом и других». История Островского поразила Пушкина потому, что на тот момент он как раз работал над подобным сюжетом – жизнь будто бы стала соавтором Александра Сергеевича. Приступая к написанию «Дубровского», Пушкин надеялся создать произведение, которое бы пришлось по душе публике и могло конкурировать если и не с великими романами Гюго, Стендаля и Бальзака, то хотя бы с популярными в то время книгами Загоскина, Лажечникова и Булгарина. Однако Пушкину не удалось закончить роман о русском Робин Гуде. Позднее Анна Ахматова писала: «И все-таки «Дубровский» – неудача Пушкина. И слава Богу, что он его не закончил. Это было желание заработать много, много денег, чтобы о них больше не думать». Принято считать, что «Дубровский» явился для Пушкина экспериментальным романом, одним из первых подступов к большой повествовательной форме. Незаконченный разбойничий роман опубликовали в 1842 году. Название книге дали издатели, так как в пушкинской рукописи вместо названия была указана дата начала работы: «21 октября 1832 года».

6. "Процесс". "Замок". "Америка". Франц Кафка

Среди писателей XX века абсолютным рекордсменом по количеству незаконченных романов стал Франц Кафка. Его перу принадлежит всего три романа - и все три так и не дописаны до конца! Писатель работал только тогда, когда к нему приходило творческое вдохновение (а оно могло не появляться у него месяцами, а подчас и годами). Когда его творческий порыв заканчивался, он тут же бросал рукопись и больше к ней не возвращался. Возможно, именно поэтому его «Америка» (рабочее название - «Пропавший без вести») и «Замок» обрываются буквально на полуслове. Несколько иная история вышла с «Процессом». Работа над ним велась крайне хаотично - сперва Кафка написал начало и конец романа, и лишь затем приступил к работе над серединой. Все связующие главы создавались им одновременно, параллельно друг другу. Но однажды и их постигла судьба «Америки» и «Замка»...

7. "Первый человек". Альбер Камю

Целых 34 года ждал публикации неоконченный автобиографический роман Альбера Камю. Писатель погиб а автокатастрофе в 1960 году. Черновая рукопись книги была найдена в его дорожной сумке. В 1994 году при содействии дочери литератора Франсин Камю роман все-таки был напечатан. А в 2011 году в прокат вышел одноименный фильм по его мотивам. В книге рассказывается о ранних годах Альбера Камю, когда он жил во французском Алжире. Семья, лицей, футбольная команда... роман получился очень светлый, жаль, что трагическая случайность не дала ему его закончить.

8. «В поисках утраченного времени». Марсель Пруст

В молодые годы Марсель Пруст вёл весьма легкомысленный образ жизни. Он проводил время в аристократических салонах и будуарах известных красавиц, пописывал стихи и статейки, безуспешно пытался закончить парочку подражательных романов… Но в 1909 году Пруст, страдавший тяжёлой формой астмы, буквально заперся в своём звуконепроницаемом кабинете (стены были обиты пробкой) и приступил к работе над семитомной эпопеей «В поисках утраченного времени». В этом полуавтобиографическом произведении, лишённом жёсткого сюжета и населённом десятками сотен героев, писатель обобщил весь опыт своей жизни. «В поисках утраченного времени» – это, по сути, бесконечная череда воспоминаний главного героя, который отличается повышенной, если не болезненной чувствительностью. Марсель Пруст почти непрерывно работал над своей книгой на протяжении 13 лет и умер 18 ноября 1922 года, не закончив правку произведения, в которой проявил себя настоящим перфекционистом - уже выверенные экземпляры позднее приходилось перепечатывать ещё и ещё. Последние три тома «В поисках утраченного времени», отредактированные братом писателя, вышли посмертно.

9. «Лаура и её оригинал». Владимир Набоков

В последний период своего творчества Набоков обычно писал на библиотечных карточках стоя за конторкой. Текст романа «Лаура и её оригинал», над которым писатель работал с 1975 по 1977 год, уместился на 138 библиотечных карточках. Сюжет произведения крутится вокруг тучного учёного-невролога, женатого на молоденькой девушке. В своём завещании Набоков распорядился уничтожить «Лауру» после его смерти, однако в 1977 году, когда писатель ушёл из жизни, его жена не осмелилась покончить с последним набоковским детищем. Позднее волю покойного не выполнил и его сын Дмитрий, а в 2008 году он и вовсе решил опубликовать «Лауру и её оригинал». Новая книга гениального писателя XX века, несмотря на свою незавершённость, моментально стала бестселлером. Русский перевод «Лауры» вышел 30 ноября 2009 года.

10. «Тайна Эдвина Друда». Чарльз Диккенс

Диккенс всегда работал не покладая рук. Его увлекательные романы выходили частями в журналах, и автора постоянно подгоняли то издатели, то читатели. Критики между тем критиковали Диккенса за то, что сюжет его произведений был порой, по их мнению, бесхитростным. Писатель решил ответить всем злопыхателям делом и в 1870 году начал писать и публиковать детективный роман «Тайна Эдвина Друда», главный герой которого после ряда перипетий то ли умирает, то ли остаётся в живых и выслеживает своего «убийцу» – концовку произведения Диккенс не дописал. Планировалась, что «Тайна Эдвина Друда» выйдет в 12 ежемесячных выпусках журнала «Круглый год», но опубликована была только половина. Писатель скончался от кровоизлияния в мозг 9 июня 1870 года, а читатели и литературоведы до сих пор гадают, чем должен был кончиться роман, так как сохранившиеся заметки Диккенса не раскрывают этой тайны. Стоит признать, что под занавес жизни классик английской литературы заткнул своих критиков за пояс.

11. "Последний магнат". Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Вторая половина тридцатых годов - тяжелое время для Фицджеральда. Каждая строчка давалась ему с большим трудом. Сказывались годы депрессии, алкоголизм, болезнь жены, долги... Америка забыла своего когда-то столь любимого писателя. Он вынужден был пойти работать сценаристом в Голливуд, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

В октябре 1939 года Фицджеральд приступил к написанию сценария, в котором решил рассказать о нравах, царивших на Фабрике грез. Но писателя так захватила придуманная им история, что он решил превратить сухие киношные эпизоды в полноценный роман. К сожалению, его задумка так и осталась незавершенной. Сердце певца «века джаза» не выдержало: в конце декабря 1940 года Фицджеральд скоропостижно скончался. Несмотря на то, что «Последний магнат» остался незаконченным, он и по сей день остается одним из самых известных романов про Голливуд.

12. "Свет и тьма". Нацумэ Сосеки

Для японцев имя Нацумэ Сосеки значит примерно то же самое, что для нас имена Толстого, Чехова или Горького. Его портрет даже поместили на банкноту в 1000 йен в 1984 году. Именно ему Акутагава Рюноскэ принес свои первые произведения для оценки. Нацумэ Сосеки начал свою литературную карьеру достаточно поздно - в 1905 году в возрасте 38 лет, именно тогда вышел его первый роман «Ваш покорный слуга кот» (у нас он вышел в переводе Аркадия Стругацкого в начале 60-ых годов). Писатель решил бросить университетскую кафедру (он был профессором Токийского университета) и полностью посвятить себя литературному творчеству. К тому моменту Нацумэ Сосеки уже был смертельно больным человеком. Язва желудка подтачивала его силы, но писатель находил в себе силы творить. К сожалению, дописать свой последний роман, «Свет и тьма», он так и не успел. Болезнь оказалась сильнее. Ему было всего 49 лет.

13. «Мастер и Маргарита». Михаил Булгаков

К работе над своим «закатным» романом писатель приступил в 1929 году, мало рассчитывая на прижизненную публикацию. По замыслу автора, роман «Мастер и Маргарита» должен был стать книгой для вечности. 18 марта 1930 года во МХАТе запретили постановку пьесы Булгакова «Кабала святош», и писатель, которого фактически лишили возможности писать и печататься, в отчаянии уничтожил первую редакцию романа. В письме правительству Михаил Афанасьевич написал: «Ныне я уничтожен... И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе». Булгаков попросил выслать его с женой из СССР. Однако после телефонного разговора со Сталиным 18 апреля 1830 года, во время которого собеседники сошлись на том, что русский писатель не может жить вне Родины, обнадёженный Михаил Афанасьевич возобновил работу. Вторая редакция романа, написанная до 1936 года, имела подзаголовок «Фантастический роман» и несколько вариантов названия: «Сатана», «Великий канцлер», «Копыто консультанта» и другие. Название «Мастер и Маргарита» появилось во второй половине 1937 года, когда была завершена третья редакция и началась авторская правка машинописи романа. Через два года состоялось первое чтение «Мастера и Маргариты» для близких друзей: «Последние главы слушали, почему-то закоченев. Всё их испугало», – писала Елена Сергеевна, жена писателя. По общему мнению, напечатать роман было невозможно. В августе 1939 года Булгаков серьёзно заболел, узнав о запрете пьесы «Батум». Сознавая близость смерти, Михаил Афанасьевич спешит закончить правку главного произведения своей жизни – но умирает 10 марта 1940 года, добравшись лишь до середины книги и остановившись на фразе Маргариты «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?» Правку «Мастера и Маргариты» завершила Елена Сергеевна Булгакова. Роман был опубликован в 1966 году, правда, в сокращённом журнальном варианте и с купюрами.

14. «Человек без свойств». Роберт Музиль

В 1921 году австрийский писатель Роберт Музиль начал работу над своим знаменитым «Человеком без свойств». Этот роман стал magnum opus автора. Ему он посвятил всю свою дальнейшую жизнь. Первые две книги эпопеи, довольно холодно встреченные широкой публикой, были изданы в 1930 году.

Несмотря на отсутствие интереса со стороны читателей, нищету и вынужденную эмиграцию (Музиль был вынужден бежать в Швейцарию из оккупированной нацистами Австрии), писатель продолжал упорно работать над книгой вплоть до своей смерти в 1942 году. Лишь в пятидесятые годы, после повторного издания романа, «Человека без свойств», наконец, переосмыслили - и он стал одним из величайших произведений австрийской (и немецкоязычной) литературы XX века.

15. "Признания авантюриста Феликса Круля". Томас Манн

Незадолго до своей смерти Томас Манн приступил к работе над новой книгой. За основу он взял написанный им еще в 1911 году рассказ о Феликсе Круле. Его Манн решил превратить в полноценный роман. В 1954 году была опубликована первая часть книги, тепло встреченная и читателями, и критиками. Но, к сожалению, уже в следующем году писатель скончался, так и не успев дописать вторую часть похождений обаятельного авантюриста.

16. "Отвеченные молитвы". Трумен Капоте

Документальный роман «Хладнокровное убийство» тяжело дался Трумену Капоте, после его публикации в 1966 году при жизни писателя больше не было напечатано ни одного его крупного произведения (рассказы, отрывки и эссе не в счет). Он буквально выгорел. О периоде написания «Хладнокровного убийства» был снят замечательный биографический фильм «Капоте» с Филипом Сеймуром Хоффманом в главной роли.

А теперь о романе «Отвеченные молитвы». Писатель работал над этой книгой больше двадцати лет, начиная с середины 60-ых годов и вплоть до своей смерти (отрывки из нее периодически публиковались в журналах). Но роман так и не был закончен. Капоте так и не смог собраться с силами. «Отвеченные молитвы» были напечатаны посмертно в 1986 году. Эта книга до сих пор вызывает множество вопросов у литературоведов и исследователей творчества Трумена Капоте.