Творчество писателя Евгения Водолазкина вызывает повышенный интерес не только у читателей, но и у собратьев по перу. Его произведения переведены на многие иностранные языки, он собирает большие зрительские аудитории. В чем секрет его успеха? Предлагаем вам любопытные факты из жизни и творчества Евгения Водолазкина. А также обзор его самых известных произведений.
Евгений Водолазкин: биография
Многим читателям интересно будет узнать год рождения любимого писателя - 1964. Водолазкин Евгений Германович родился 21 февраля в Киеве. Условия проживания были сложными, жили в коммунальной квартире, в которой даже крысы водились. К сожалению, о детских годах писателя почти ничего не известно. Евгений не любит об этом рассказывать.
Писатель учился в украинской школе и хорошо знал этот язык. Потом поступил в филологический университет. Затем был Институт российской литературы в Санкт-Петербурге (Пушкинский Дом). Блестяще его окончив, Евгений Германович сдал экзамены в аспирантуру и остался там. Его специализацией стала древнерусская литература. Свою первую книгу он написал в возрасте около тридцати лет.
- Он был трудным подростком, рано начал курить и хулиганить.
- Его учителем был академик Дмитрий Сергеевич Лихачев.
- Многих поклонников творчества Евгения Водолазкина интересует вопрос о его литературных предпочтениях. Итак, какие книги любит читать писатель? Назовем лишь несколько произведений: "Старосветские помещики" Н. В. Гоголя; стихи Тараса Шевченко; книги Николая Лескова; "Волшебная гора" Томаса Манна; "Не оставляй меня" Исигуро; "Детство Иисуса" Кутзее.
- Его прадед воевал в Белой армии.
- Водолазкин Евгений Германович написал текст для "Тотального диктанта".
- Любит слушать музыку Баха и Моцарта.
- В 2013 году Евгений Водолазкин стал лауреатом сразу двух престижных литературных премий: "Ясная поляна" и "Большая книга".
- В книге "Дом и остров, или Инструмент языка" Евгений Водолазкин описывает истории из жизни своих знакомых и друзей. Через эти рассказы раскрывается мировоззрение самого автора.
- Читает лекции в Мюнхенском университете.
Личная жизнь
Со своей будущей женой - Татьяной Руди - они познакомились в аспирантуре Пушкинского Дома. Она специализировалась на древнерусских житиях. Общность интересов и взаимная симпатия привели к тому, что они поженились. Не последнюю роль в их сближении сыграл академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. На свадьбе Татьяны и Евгения Водолазкина он был посаженным отцом. Они вместе уже много лет. Татьяна не просто любимая женщина, а верный единомышленник и настоящий друг. Знакомство с ней писатель считает самым главным достижением в своей жизни.
Книги Евгения Водолазкина
Давайте рассмотрим самые известные книги писателя, их по достоинству оценил литературный мир и многочисленные читатели.
Евгений Водолазкин "Лавр" считает одним из самых удачных своих творений. Из всех написанных произведений, именно этот философский роман о смысле жизни принес ему наибольшую известность. Книга окунает в атмосферу древней Руси. Главный герой - средневековый врач Лавр. Его возлюбленная погибла во время родов вместе с ещё нерожденным ребёнком. Он чувствует вину за её гибель и старается добрыми делами и поступками искупить её. Перед нами проходит весь жизненный путь главного героя. Вначале это юноша, который только делает первые шаги в жизни, в конце - монах, почти святой человек. Книга не всегда удобна для чтения. Трагичен тяжелый путь праведника, но по мере прочтения романа появляется надежда, что главный герой сможет искупить свой тяжкий грех. "Все в жизни возвращается и за каждый поступок рано или поздно придется отвечать", - говорит Евгений Водолазкин. "Лавр" оставляет после прочтения желание разобраться в самом себе и, возможно, изменить свои взгляды на жизнь.
Евгений Водолазкин "Авиатора" написал в 2015 году. В этом романе автор передает атмосферу двадцатых годов двадцатого века. Главная мысль этого произведения заключается в том, что человек должен внимательно относиться к своей собственной истории. Сюжет романа достаточно прост. Главный герой Платонов просыпается в больнице. Он ничего не помнит. Ни кто он такой, ни как попал в больничную палату. Постепенно воспоминания начинают к нему возвращаться, но от этого не становится легче. Все запутывается ещё больше. Через историю одного конкретно взятого человека Евгений Водолазкин описывает историю России. В книге поднимаются сложные и тяжелые вопросы. Соловецкие лагеря - трагическая страница в истории нашей страны, там погибло огромное количество невинных людей. Писатель почти не описывает то, что там происходило, но его строки передают весь ужас этого места. Несмотря на то что формат книги небольшой, её невозможно прочитать быстро. Задумываешься буквально над каждой строчкой.
"Соловьев и Ларионов". В книге описываются истории жизни двух людей: современного историка Соловьева и белого генерала Ларионова. В жизни каждого человека много тайн, и их разгадки не всегда безопасны.
Основные принципы творчества
Прежде чем написать новое произведение, Евгений Водолазкин изучает большое количество необходимой литературы. Знакомится с мемуарами, читает исследовательские работы. Он делает это для того, чтобы максимально точно раскрыть то, о чем пишет. Главными критериями его творчества являются:
- основательное раскрытие описываемой темы;
- четкое разграничение добра и зла;
- бережное отношение к деталям;
- любовь к истории.
- Если ты хочешь изменить общество, попробуй начать с себя. Это будет гораздо эффективнее.
- Необходимо развивать к себе требовательную любовь. Что это значит? Трезво оценивать свои положительные и отрицательные черты и безжалостно расправляться с последними.
- Если вы не можете избавиться от вредных привычек, перестаньте с ними бороться. Просто не делайте то, что наносит вред вашему здоровью.
- Человек всегда должен меняться к лучшему.
- Записывайте самые важные события, которые происходят в вашей жизни. Эта информация через несколько десятков лет будет вызывать большой интерес у ваших потомков.
- Не бойтесь любить людей и делать добро, то светлое, что вы отдаете, обязательно вернется к вам с удвоенной силой.
Библиоконгресс сродни мозговому штурму в масштабах страны, и его значение нельзя недооценивать, полагает гость этого мероприятия, писатель и историк Евгений Водолазкин. Он же – один из авторов текстов для «Тотального диктанта».
– Именно читающий и образованный человек живо интересуется как историей своей страны, так и историей своей семьи. А без этого знания нет и самого человека, – говорит он.
Судьба семьи Водолазкиных весьма драматична. Прадед писателя Михаил Прокофьевич в начале двадцатого века был директором Санкт-Петербургской гимназии. После революции он, человек мирный, ушел в Белую армию добровольцем. И всю жизнь был верен идее, что надо было до конца отстаивать существующую в России власть. После разгрома Белой армии он бежал на Украину - туда, где его никто не знал. Был непосредственным участником событий, описанных в булгаковской «Белой гвардии». После революции остался на Украине и даже устроился учителем в школу.
– Поскольку прадед был человеком с юмором, то по утрам вставал с песней «Вставай, проклятьем заклейменный», – улыбается Евгений. – Именно его памяти я посвятил роман «Соловьев и Ларионов». Другая часть семьи осталась в Петербурге, живет там и по сей день. У нас в семейных преданиях сохранились страшные истории блокадного времени. О том, как умирал бабушкин дядя Георгий Дмитриевич Нечаев. Он был заместителем директора Русского музея и первое время ел клей, которым склеивал рамы для картин... Георгий Дмитриевич не пережил блокады. Его зашили в простыню и месяц не предавали земле, потому что дочь не хотела хоронить отца в общей могиле. Можно было бы вытащить тело на улицу, и его подобрали бы. Замерзшие тела просто вколачивали в грузовики стоя, а она не хотела этого. Похоронила отца лишь тогда, когда кончились лютые морозы.
– Наверное, тот, кто живет в Питере, воспринимает действительность и пишет по-особому – ведь здесь веками происходило столько ужасного, и героического, и прекрасного, – интересуюсь я у живущего в Северной столице писателя.
– Да, в этом городе что-то есть, – считает Водолазкин. – Как говорил Михаил Шемякин: «Что-то особенное рождают эти болота». По выражению Дмитрия Сергеевича Лихачева, это город трагической красоты. Но и писать здесь большая ответственность после тех, кто уже творил в Петербурге. Впрочем, не менее живо ощущается особая аура и в Калининграде. Мне показалось знаменательным, что Михаил Шемякин провел детство именно здесь – на руинах Кёнигсберга.
– Кстати, Шемякин хочет установить в Калининграде памятник Гофману.
– Это было бы символично. Кто, как не Гофман, ощущал метафизику этих краев и был гением места.
– А как бы вы оценили шансы сегодняшней отечественной литературы?
- Они у нее неплохие. В период относительно спокойного времени к литературе относятся с большим вниманием, чем в годы революций и войн. Правда, по статистике, 32 % россиян, как и прежде, вообще не читают. Зато остальные стали читать книги более высокого уровня.
Справка «СК»
Евгений Водолазкин родился в 1964 г. в Киеве. Доктор филологических наук. Работает в Институте русской литературы.
Его роман «Соловьев и Ларионов» вошел в шорт-лист премии «Большая книга» в 2010 г.
Роман Водолазкина «Лавр» был удостоен этой премии в 2013 г.
В 2015 г. написал текст для «Тотального диктанта».
Евгений Водолазкин успел провести творческую встречу с калининградскими книгочеями
Евгений Водолазкин
Совсем другое время
Моё первое воспоминание - настенные часы в перевязочной. В полуторагодовалом возрасте я лежал в ожоговом отделении после того, как опрокинул на себя чайник с кипятком. Из позднейших рассказов знаю, что меня вывели на кухню нашей коммуналки в присланном роднёй матросском костюмчике и там-то я схватился за чайник - только что вскипевший, поставленный зачем-то на табуретку. Родители (до их развода оставалось немногим более двух лет), гордясь то ли мной, то ли новой вещью и щедростью родни, показывали меня соседям, а я неуклонно приближался к предназначенному мне чайнику, и некому было меня остановить.
Мне, в сущности, тогда повезло: кипяток попал не на лицо, а на бок («Что это у тебя на боку?» - спрашивают меня знакомые на пляже), и я не был обезображен. Я не помню, как бился-катался по полу нашей кухни, как прилетевшая «скорая» не могла стащить с меня узкий костюмчик, не помню даже больничных перевязок. А часы - помню. Вероятно, боль перевязок отпечаталась в моей зарождавшейся памяти в виде двух чёрных стрелок и круглого - с чёрным же ободком - циферблата. Сейчас понимаю, что с самого начала мне было предъявлено то же, что некогда Адаму: время и страдание. Точнее, страдание, которое вывело меня из состояния вневременности и включило хронометр моей персональной истории.
Вневременность - райское качество, а детство - маленький личный Рай. Человек выходит из него, как выходят из равновесия, ибо Рай обладает абсолютным равновесием и полнотой. Покинувший Рай сталкивается с проблемами питания, плотской любви, квартиры, денег, но главное - времени. Время - синоним конечности, потому что бесконечное не подлежит счёту. Погружение во время не происходит в одночасье, оно имеет длительность - так, чтобы иметь возможность привыкнуть (хотя одна уже мысль о длительности мгновенно переводит рассуждение во временну́ю плоскость). Всё происходит постепенно - как вход в холодную воду.
Будучи изгнан из Рая, Адам жил ещё какое-то время, по нашим меркам - большое: 930 лет. И все же эта длинная жизнь уже не шла ни в какое сравнение с вечностью. Вечность была потеряна. Она медленно уходила, даря свои последние отблески, - немыслимое долгожительство праотцев. И хотя Мафусаил прожил даже дольше Адама (969 лет), общий курс был очевиден: с каждым поколением длительность жизни лишь уменьшалась. Когда фараон спрашивает праотца Иакова, сколько ему лет, Иаков отвечает, что 125, что малы и злы были годы жизни его и не достигли они лет жизни его отца.
Личная история в определённой степени повторяет историю всеобщую, и время в нашу жизнь входит не сразу. Детское время - совершенно особое, оно не похоже на взрослое. Это совсем другое время. Оно вязкое, почти неподвижное, почти не время ещё, в нём нет главного свойства времени - необратимости.
Вот я, четырёхлетний, стою по подбородок в море и смотрю, как девочка Надя вываливает в воду сырой песок из ведёрка. В песке - совок. Сырой песок движется медленно, и совок движется медленно. Сползают. Я стою в море, раскинув руки, словно держась за поверхность воды. Сохраняю по мере сил устойчивость. Волнуюсь, что совок упадёт вместе с песком (просчитывание событий - свойство, мучившее меня с тех пор, как себя помню). Не смею об этом сказать, опыта ведь никакого, не было ещё таких случаев в моей практике: чистое предвидение, боюсь быть смешным. Не исключается, что песок выпадет, а совок останется. Или, например, совок тоже выпадет, но, увидев своё падение, вернётся. Время обратится вспять и всё такое. Если Надя так поступает, значит из чего-то же она исходит. Есть, стало быть, в этом какой-то смысл.
Оказалось - не было смысла, так нередко бывает в жизни. Всё, что было в ведёрке, в полном составе отправилось на дно моря и там растворилось. Надя растерянно смотрела на воду. Мне было жаль совка, жаль Надю, но грустнее всего было оттого, что ситуация разрешилась по законам логики - логики и земного притяжения, - а не по каким-то другим, менее жёстким, законам.
Тут возникает мой кузен Пётр, он намного старше нас с Надей, мы для него мелюзга, но он входит в Надино положение и без устали ныряет, чтобы найти совок. Пётр - и в этом есть что-то от героического эпоса - переворачивает подводные камни, спрашивая жестами из-под воды: здесь? Камни, все в бурых водорослях, обнаруживают обращённую ко дну голую изнанку. Или, может быть, здесь? Мне даже кажется, что камни глухо стучат под водой. Надя беззвучно плачет: о том, куда упал совок, она не имеет ни малейшего представления. Надя, два года спустя ставшая моей первой любовью. А совок так и не нашли - вот она, цена беспечности.
Мы идём по набережной, и я смотрю, как мягко соединяются с асфальтом сандалии моего кузена - с пятки на носок. Я тоже пробую так идти, но безуспешно. В моих шагах никакой пластики, мои сандалии не имеют такого постепенного соприкосновения с землёй, негнущиеся, как вся детская отечественная обувь. Существенно то, что в данном случае мы идём не с пляжа, а на пляж, и впереди ещё купание, ведёрко с песком и все остальные события.
В детстве безгранично не только время, но и пространство. Безгранично в том смысле, что нет границ между местом, где живу постоянно, и приморским городом, куда приезжаю. Как-то они легко переходят друг в друга, без лишних слов. Сутки в поезде - и начинает пахнуть морем, гниющими водорослями, рыбой. У носов кораблей колыхание портовой неопрятности - бутылочных горлышек, арбузных корок, обрывков газет. Даже плюнуть туда страшно: вот, мол, слюна из моего рта в такой грязище будет плавать. Но ничего, плевал.
Все эти события я с трудом привязываю к конкретным годам. Потеря совка (1968) датируется только потому, что это моя первая поездка к морю. И первое воспоминание после ожога - сопоставимое с ним по силе. Такого больше уж не повторялось. Что повторялось: пляж, бабушка курит на ветру. Порывы ветра срывают с сигареты пепел и даже искры. Напоминает Везувий. Курит бабушка и в безветрии. Пепел падает без внешних причин, исключительно под собственной тяжестью. Бабушка шершавой рукой стряхивает его с подстилки, на которой мы сидим. Рядом курит дядя Саша, моряк. Сделав затяжку, он позволяет части дыма выйти наружу, но это лишь приём, игра в кошки-мышки: мощным вдохом выпущенный дым затягивается обратно в рот, умеренно открытый - ровно настолько, сколько необходимо для таких операций. Многие его рассказы начинаются с фразы «Дул страшнейший норд-ост…». Дядя Саша толст, и живот его огромен - в особенности на пляже. Непонятным для меня образом дядя Саша является отцом худенькой Нади и её старшей сестры Наты. А также сыном Наталии Владимировны, подруги моей бабушки. В том, кто кем друг другу приходится, я в своё время разобрался не сразу. Широкому кругу перечисленные имена мало что… Всё понятно.
Вот ещё из раннего: смотрю, как Ната качается на качелях. Чуть не задевает меня ногами. Просит отойти. Объясняет, как это опасно - быть задетым по лицу ногой. Говорит: «Ноги - грубое дело». Одно из первых запомнившихся мне выражений. Грубое дело. Ноги, значит. Ёмко, можно сказать - исчерпывающе. Ната мне кажется рассудительнее Нади, только любят ведь не за рассудительность.
Летом мы ездили к ним, зимой - они к нам. Ожидая их, я просил, чтобы, если не хватит кроватей (с этим действительно были сложности), Надю положили со мной. На бабушкин осторожный вопрос, как я пришёл к подобной мысли, внятного ответа у меня не было. К Наде мне было приятно прикасаться - но об этом ведь так прямо не скажешь. А ещё приятно было сидеть под столом, клеить ёлочные игрушки, следить за метелью из жарко натопленной комнаты. Это - с обеими.
Надю и Нату я называл Белками, почему - не знаю. Поздняя версия: бабушка читала мне о девочках-белочках и мальчиках-зайчиках. Если дело обстояло так, то Белки должны были называть меня зайцем - называли ли? Что-то я не помню такого, и спросить некого - бабушка умерла. Впрочем, симметрия здесь не обязательна - ни в именовании, ни в чувствах. Её и не было.
Белки приехали как-то на Новый год, и в один из дней Надя сказала мне: «Дурак!» Между прочим, сказала, может быть, даже ласково - есть ситуации, когда необходимо произнести что-нибудь в этом роде. Обычное детское слово, незлое и необидное. Я был им поражён в самое сердце, плакал даже. «Дурак!» Лет пять-шесть мне было, я знал это слово, иногда им уже и пользовался, но чтобы Надя - мне… Отношения с Белками были той частью бытия, которая всё ещё пребывала в Раю. Надино же слово было нерайским. Точнее, как раз и было тем яблоком в саду, к которому, понятно, лучше не прикасаться, но Надя зачем-то сорвала его.
Они приезжали и летом. Все вместе мы отправлялись на электричке отдыхать в деревню Кла́вдиево. Я довольно смутно представлял положение Клавдиева в мире, но чётко помнил две последние станции перед ним: Кичеево и Немешаево. И хотя в те годы мне не случалось путешествовать в одиночку, где бы на свете ни возникли тогда на моём пути Кичеево и Немешаево, я бы всегда мог с уверенностью сказать, что последует за ними.
Клавдиевские - как, впрочем, и приморские - впечатления многослойны. И я не могу с уверенностью отделить один слой от другого. Самый ранний эпизод - это, пожалуй, преодоление высохшей канавы, неглубокой даже для меня тогдашнего. Меня переводили через неё Белки, которым это очень нравилось. Они были чуть старше меня, и я был объектом их взрослой заботы. Мне это тоже нравилось - я был рад такому неожиданному вниманию. Увидев, что предприятие удалось, в дальнейшем Белки переводили меня через всё подряд - канавы, бордюры, дорожки, - взяв под руки с обеих сторон. Было в этом что-то балетное.
Одним из самых сильных, хотя и чуть более поздних моих клавдиевских воспоминаний стала пани Мария. Она была полькой, а фамилия её - непреднамеренно - Поляковская. Роль ей в Клавдиеве выпала необычная, и рядовые клавдиевцы были пани Марии, прямо скажу, не чета. Она родилась в семье инженера, строившего Юго-Западную железную дорогу, и получила хорошее воспитание. В клавдиевском её домике стояло фортепиано, на котором она обучала игре деревенских девушек. Как и почему их семья осталась жить в пыльном Клавдиеве, я себя тогда не спрашивал: всё происходящее на свете - и в этом преимущество детства - казалось мне естественным. Сейчас спрашиваю, но не нахожу ответа.
Иногда пани Мария для нас играла. Надевала старинные бусы, кольца и играла. Загрубевшие от немузыкальных её занятий пальцы с шумом плюхались на клавиши. Так, напоминая о материальности искусства, в первом ряду партера слышен топот балерин. Время от времени раздавалось приятное щёлканье - это касалось клавишей одно из колец пани Марии. Она не могла играть без колец.
Рассказывала об отце, пане Антоне, - «бардзо элегантський». Бардзо. Отменного воспитания человек. Пана Антона железнодорожная общественность отправляла по деликатному делу к министру железных дорог Клавдию Семеновичу Немешаеву в Петербург. Напомнить министру, что в его, министра, честь в своё время были названы две станции - Немешаево-1 и Немешаево-2 (пан Антон разворачивал карту и показывал на ней станции). Вот это-то, собственно, обстоятельство сбивало с толку машинистов (жестом показывал, как сбивало). Так нельзя ли, высокочтимый Клавдий Семенович (деликатно спрашивал), переименовать Немешаево-2 в Клавдиево? Нельзя ли, значит, в данном случае поменять фамилию на имя? Оказалось, можно.
Мы с Надей в Клавдиеве раскачиваемся в гамаке. Мы - в лодке, которая уходит от погони. Надя на вёслах, а я лежу (ранен, может). Беглецы, одни в целом мире. Надя раскачивает гамак движением ног, и он взлетает так высоко, что захватывает дух. Ритм и энергия Надиных движений меня ощутимо волнуют. Из райского состояния мы вышли уже несколько лет назад. Я кладу руку на полоску кожи между её майкой и юбкой, но она этого не замечает. Я робко глажу её по спине - никаких возражений. Очевидно, как раненый я имею на это право.
Помню клавдиевские имена. Мы снимали дачу у Ольги Максимовны. Самой Ольги Максимовны память не сохранила, но имя её осталось. Она делила дом и сад с бывшим то ли мужем, то ли зятем, которого называла чудовищем. Делила в прямом смысле: по дому проходила перегородка, по саду - забор. Из-за этого забора чудовище угощало нас вишнями. Лица его мы не видели - только руки, полные тёмно-бордовых ягод. Целиком показываться (предположение основывалось на «Аленьком цветочке») он, видимо, боялся. За пугающей внешностью у него скрывалось доброе сердце, которого Ольга Максимовна так и не смогла разглядеть.
Но мы продолжали ездить и на море. Там, на море, у Белок не квартира была - колониальная лавка. Пробковый шлем, африканские маски, панцирь морской черепахи, акулья челюсть, рыба-меч. Не говорю уже о банальных раковинах и морских звёздах - они лежали на каждом свободном месте. Все отнятые у моря предметы наполняли квартиру солоноватым запахом. Имелась также прекрасная библиотека, в том числе «Библиотека приключений», которую я - лет уже в восемь-десять - читал запоем в летние приезды к ним. Все приключения этой библиотеки память сохранила в декорациях их квартиры. И с её запахом.
Взрослея, мы с Белками не то чтобы перестали общаться - скорее не были уже исключительным достоянием друг друга. У меня - и, несомненно, у них - появились новые друзья, которые доставляли нам радость. Одной из главных радостей моего детства было просыпаться от прикосновения моих друзей по двору. Жили мы с бабушкой на первом этаже, двери во двор не закрывались, можно было войти рано утром и разбудить меня. Я до сих пор помню эти пробуждения и сопровождавшее их ощущение счастья.
Было ещё словечко - «выйдешь?». От него повышалось настроение. Не призыв, не команда («Выходи во двор!»), а вопрос, точнее, вопрос-команда. Утром будят - выйдешь? Конечно выйду, как же можно не выйти? Во дворе были свои развлечения, в известном смысле - даже своё море. То и дело под землёй прорывало водопровод, и, чтобы добраться до него, выкапывали яму. Она тут же наполнялась водой. Воду откачивали, но труб не меняли - просто латали старые. После починки яма вновь заполнялась водой, и её через какое-то (длительное) время снова откачивали, и снова латали трубу. Если вода больше не появлялась, через месяц-другой яму закапывали и покрывали участок асфальтом - до следующей (скорой) аварии. Всё делалось не совсем уж спустя рукава, но и без ажиотажа, с чисто русским фатализмом. И никто во дворе не выказывал неудовольствия - ни взрослые, ни (уж тем более) дети. Сидя на краю ямы, мы болтали ногами в прохладной глинистой жиже. А спины нам грело жаркое летнее солнце. Удивительное было наслаждение, и не скажешь ведь, что редкое.
Во дворе, под маслиной, стоял стол, по бокам две скамейки. На одной из них сидел старый Илья - спиной к столу, облокотившись о него, разбросав руки. Из глубин памяти всплывает робкое сомнение, что был это, возможно, дядя Вася. Как бы то ни было, сочетание казалось вечным: маслина, стол со скамейками, человек. Потом человека не стало. Говорили, что Илья, проходя зимой мимо дворового крана, поскользнулся на наросших разводах льда и убился насмерть. Причём убился точно Илья. Кто бы в конечном счете ни сидел разбросав руки - Илья или дядя Вася, - мне его потом очень не хватало.
Рос ещё во дворе пирамидальный тополь - очень высокий. Бабушка рассказывала, что его посадил Сергей, который давно умер. В голове моей не укладывалось, как это тополь растёт, в то время как Сергей умер. Или, скорее, наоборот: как это он умер, если тополь растёт. Имя Сергея мы с друзьями произносили с тихой печалью, оно нам очень нравилось, а Сергей казался молодым и красивым. Это было одной из первых моих встреч со смертью. Более ранней встречей были только похороны во дворе, когда я поднялся в квартиру покойницы и долго смотрел на неё. Смерть тогда не вы глядела явлением всеобщим. Случай безымянной покойницы, как и случай Сергея, казался мне их личной неудачей.
Место сидевшего на скамейке под маслиной заняла баба в платочке - очень ненадолго. Баба была воплощением иронии и скепсиса. Нас, вернувшихся из школы (кожаный запах ранца, звяканье ручек в пенале), она встречала фразой на чужом, хотя и вполне понятном языке: «Школяри́… Копийка вам цина́ в базарный дэнь». Не знаю, насколько была оправданна такая жёсткая оценка. Может быть, и оправданна… Баба исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Была в моей жизни ещё одна Белка - кошка. В отличие от приморских Белок, воплощение злобы и человеконенавистничества. Всякого проходившего мимо встречала шипением и попыткой схватить за ногу. Находясь рядом с плитой или стульями (предметы, под которыми животное любило отдыхать), следовало всегда быть начеку. Почти любое движение рядом с ней Белка считала нападением и немедленно бросалась в контратаку. О том, чтобы погладить киску или, не дай бог, взять её на руки, не могло быть и речи. Частичное исключение делалось Белкой только для моей бабушки. Впрочем, я был не из тех, кто отступает перед трудностями, и, надев перчатки из толстой кожи, несколько раз отрывал Белку от пола. Сейчас понимаю, что дело могло кончиться пусть не ожоговым отделением, но уж наверняка офтальмологическим.
Между тем Белку ценили. Она отлично ловила крыс, что для нашей квартиры было качеством актуальным. Будучи профессионалом, пойманных крыс Белка не ела, предпочитая мясо, которое бабушка давала ей в награду. Справившись с крысами в квартире, Белка начала ловить их на помойке и приносить в квартиру. Однажды сосед Эдуард покрасил в кухне пол (это был единственный раз, когда на моей памяти в кухне что-либо красилось), и по этому полу Белка протащила очередную крысу со двора. Выгнав Белку с крысой, Эдуард закрасил образовавшуюся дорожку и закрыл входную дверь. Дождавшись ухода Эдуарда, Белка с крысой влезла через форточку и протащила-таки добычу через кухню до нашей с бабушкой двери.
Собственно, Белка появилась в нашей квартире уже на грани моего взросления. Наверное, поэтому черты её лишены размытости и предстают во всей своей чёткости. Вместе с тем образ Белки подёрнут и дымкой эпоса, слагавшегося прежде всего мной. Я придумывал о ней массу историй, которые всем рассказывал и о которых Белка ничего не знала, иначе (мяу!) она бы мне их ни за что не простила.
Лет с десяти время моей жизни начало встраиваться в общую хронологию, и моя личная история мало-помалу стала частью истории всеобщей. События разворачивались стремительно. Я вырос, закончил школу, выучился на литературоведа, отпустил бороду, затем её сбрил, обзавёлся семьёй, мы много путешествовали, из литературоведа я превратился в литератора (точнее, совмещаю одно с другим), вновь отпустил бороду, по совету жены - короткую, в виде трёхдневной щетины, поседел и приобрёл неожиданно респектабельный вид: карманники на Невском (они принимают вас за иностранца, пояснили мне в полиции) стали проявлять ко мне то внимание, на которое прежде я просто не мог рассчитывать.
Отношений с Белками я почти не поддерживал. Первой отпала Надя. Она вышла замуж и, как человек цельный, послала к чёртовой бабушке всё, что не имело отношения к её новой семейной жизни. Ната со временем также вышла замуж - за неразвитого парня с большими усами - то ли радио-, то ли сантехника. На вопрос о круге его чтения следовал ответ, что всем видам литературы он предпочитает техническую. Когда у них родился больной ребёнок, муж Нату бросил. Она выживала за счёт того, что в нескольких местах мыла полы, а её отец дядя Саша, к тому времени списанный на берег, продавал на улицах газеты. В те годы я побывал у них, но квартиры не узнал. В ней больше не было ни «Библиотеки приключений», ни просто библиотеки, ни даже мебели. Квартира превратилась в бомжатник, где, помимо хозяев, жили собаки, якобы выращиваемые на продажу. Ната, однако, не теряла присутствия духа. Помимо мытья полов, она публиковала в местной газете стихи и вступила в компартию (независимой уже) Украины. Последние известия об этой семье шли урывками - в основном через мою мать, которая с Натой переписывалась. Рассказывали, что, продавая газеты зимним ветреным днём (дул страшнейший норд-ост, вспомнилось мне), дядя Саша поскользнулся и сломал шейку бедра. Прохожие занесли его домой, но в больницу он не обращался. Нога его срослась неправильно, и он уже больше не ходил. А потом пришло письмо от Наты, где сообщалось, что у неё последняя стадия рака печени. Когда мои родные попытались с Натой связаться, к телефону уже никто не подходил.
Иногда мне кажется, что в разрушении этого маленького приморского Рая виновато время. Не то время, которое «время перемен», «трудное время» и т. д., а время как таковое, как потеря вневременности. Мне даже мерещилось, что нужно просто отмотать время назад, - и восстановится Натина печень, дядя Саша поднимется с обледенелого тротуара, вернётся на свои полки «Библиотека приключений», Белки под руки (надо полагать, задом наперёд) поведут меня обратно через канаву, совок, вынырнув из воды, втянется в детское ведёрко, а кипящий чайник медленно остынет.
Довольно известный писатель Евгений Водолазкин ведет очень скрытный образ жизни. Он очень не любит о себе рассказывать, а тем более о своей личной жизни. Тем не менее кое-что поклонникам все-таки удалось разведать. Родился народный любимец 21 февраля 1964 года в украинском городе Киеве. Семья в то время проживала в коммуналке, где свободно бегали крысы. Эти годы не являются лучшими в жизни будущего мастера пера, потому вспоминать о своем детстве он не любит. Известно, что его прадед воевал на стороне Белой армии. Дети Евгения Водолазкина если и появились уже на свет, то жить в таких условиях явно не будут. Однако о их существовании общественности пока вообще ничего не известно.
Школьные годы Евгения прошли в одной из украинских школ. Благодаря этому писатель владеет не только русским, но и украинским языком. В этот период парень проявил себя как трудный подросток, рано начав курить и хулиганить. После получения среднего образования он стал студентом филологического университета. Однако останавливаться на достигнутом парень не собирался и после получения диплома поступил еще и в Институт российской литературы. Учился он превосходно, благодаря чему получил возможность стать аспирантом и остаться работать при институте. Специализировался он на древнерусской литературе.
Первая собственная книга Евгения вышла в тот момент, когда автору исполнилось около тридцати лет. Не смотря на то, что он очень серьезно занимался наукой и издал несколько монографий и научных статей к этому времени, Водолазкин всегда умел четко отделить художественную литературу от научной. Эти понятия для него никоим образом не могли сочетаться, они совершенно противоположны. Кроме того, именно этому человеку принадлежит авторство «Тотального диктанта».
В жизни Евгения есть немало интересных фактов. К примеру, он обожает слушать классическую музыку (Бах и Моцарт). В его книге «Дом и остров, или Инструмент языка» описаны реальные истории из жизни друзей и знакомых автора. Именно с помощью этих рассказов писатель раскрывает читателям свое собственное мировоззрение. В настоящее время Водолазкин занимается чтением лекций в Мюнхенском университете.
Нельзя сказать точно, как удачно сложилась личная жизнь Евгения Водолазкина из-за недостатка информации на эту тему. Достоверно известно, что он женат на Татьяне Руди, а вот есть ли у них дети - загадка. Писатель никогда не распространялся о своих личных и семейных отношениях, всегда держал в тайне эту строну своего бытия. Возможно, он не хочет раскрывать какие-то не очень приятные для него моменты. А может быть просто не хочет, чтобы о нем говорили на каждом углу и обсуждали подробности из его семейной жизни, давая ненужные советы и пытаясь чему-то научить. Или же в свое время у талантливого писателя просто не хватило сил и времени, чтобы полноценно обустроить свой быт. Как бы там ни было - это личные дела Евгения и если он решил, что постороннему глазу заглядывать туда не стоит - то так тому и быть.
1213 Просмотров
Тема: я волнуюсь, конечно
07.03.2017, 13:10:17 GMT+3
Евгений Германович, журнал Marie Claire предложил мне взять у Вас интервью, и я сразу согласилась. Во-первых, мне, как музыканту и филологу по образованию, очень интересны Вы как творческая личность. Как человек, который тоже пишет и творит, я больше всего вдохновляюсь людьми и разговорами с людьми. Кто знает, возможно, этот диалог заставит меня написать не одну песню? Ну и потом – интересно побывать в непривычной роли. Это мое первое интервью. Я волнуюсь, конечно. Несмотря на то, что в данный момент я не в Санкт-Петербурге – нахожусь с гастролями в Нижнем Новгороде, затем еду в закрытый город Саров, – подумала, что это вызов, который я не могу не принять… Если Вы не против, в ближайшее время пришлю вопросы!
С уважением, Евгения Любич
Тема: RE: я волнуюсь, конечно
07.03.2017, 17:20:32 GMT+3
Дорогая Женя, до чего приятно иметь дело с тезкой! Мы с моей женой Татьяной видели Вас на одном мероприятии в Петербурге. Обратили внимание – у Вас очень хорошие песни. Замечательно, что Вы согласились, потому что человек должен пробовать все. Или почти все. Присылайте вопросы – с удовольствием на них отвечу.
Ваш Женя
Тема: любовь и справедливость
от: JeniaSPB, кому: Evodolazkin
08.03.2017, 00:10:17 GMT+3
Евгений, доброй ночи! Играла второй концерт в Нижнем Новгороде. Пишу вам фактически из-за кулис. Так уж сложилось, что мы начинаем в ночь на 8 марта. У меня вот какой вопрос: герой вашего последнего романа «Авиатор» утверждает, что «любовь выше справедливости». Вы с ним согласны?
И еще, мне интересно было бы узнать: вы с вашей женой Татьяной всю жизнь, тридцать лет фактически, занимаетесь одним и тем же делом – оба изучаете древнерусскую литературу. Вот как это – на работе об одном и дома об одном? Заранее большое спасибо за ответы!
С уважением, Евгения Любич
отправлено с iPhone
Тема: в безусловной правоте
есть что-то бездушное
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
08.03.2017, 15:17:32 GMT+3
Женя, называйте меня, пожалуйста, тоже Женей – должна же быть какая-то симметрия. :)
Продолжаю…
Мой герой – человек, пришедший из другой вселенной, в которой про 8 марта вряд ли кто-то знал – кроме разве что Клары Цеткин и Розы Люксембург. В той системе координат взаимоотношения любви и справедливости были, как мне кажется, несколько иными. Человеку того времени было проще понять, что справедливость не является высшей точкой в отношении к человеку. Если с нами со всеми поступали бы по справедливости, ничего хорошего, боюсь, не получилось бы. В справедливости, при всей важности этой категории, есть оттенок бесчеловечности. Знаете, читая в детстве басню «Стрекоза и муравей», я симпатизировал скорее стрекозе. В безусловной правоте муравья было что-то бездушное. Я знаю людей, которые всегда правы, но в их правоте нет любви. От их правоты хочется бежать. Я думаю, что справедливость и любовь должны идти рука об руку.
Что касается второго вопроса, любопытно, что примерно о том же я спрашивал себя 30 лет назад. Ответ оказался проще. Жизнь гораздо шире профессиональных тем, даже если это любимая профессия. Когда появляется ребенок и нужно добывать деньги для семьи, поверьте, профессиональные разговоры стоят совсем не на первом месте... Что касается постоянного присутствия на виду друг у друга – дома и на работе, – то его в нашей жизни нет: работа медиевиста в основном проходит в рукописных отделах библиотек. Так что мы успеваем друг по другу соскучиться.
Ваш Женя
Тема: об интеллигентности
от: JeniaSPB, кому: Evodolazkin
08.03.2017, 18:15:00 GMT+3
Женя, читаю вас, и родился новый вопрос: что, по-вашему, представляет собой сейчас знаменитая «петербургская» интеллигенция? Я должна объяснить: есть версия, что слово «интеллигенция» придумал и ввел в русский язык мой дальний родственник Петр Дмитриевич Боборыкин. И в целом, по его определению, интеллигент – не столько человек ума, сколько души.
Искренне ваша, Женя
Тема: узнаю петербуржцев в любой точке земного шара
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
08.03.2017, 23:36:07 GMT+3
Женя, дорогая, то, что Петр Дмитриевич Боборыкин – ваш родственник, просто замечательно: семейная история в жизни человека очень многое определяет. Судя по всему, именно Петр Дмитриевич дал слову тот обертон, который отличает его от сходных европейских. Он много сделал для русской культуры, но уже за одно это слово достоин памятника. Интеллигент – не тот, кто просто много знает, но и достойно себя ведет, и образ мыслей у него достойный. Что касается петербургской интеллигенции, то у нее, безусловно, есть свои черты. Знаете, нацию порой определяют как систему поведенческих стереотипов. Это манера вести себя в разных ситуациях. Ну, условно говоря, уступить дорогу женщине, за столом сесть с краю и т. д. Вот эта система стереотипов определяет, если угодно, петербургскую нацию. Я узнаю петербуржцев в любой точке земного шара.
Ваш Женя
Тема: ваши записные книжки
от: JeniaSPB, кому: Evodolazkin
09.03.2017, 01:17:32 GMT+3
Женя, прошу прощения, что пишу так поздно, но пока рядом есть Wi-Fi, я им воспользуюсь. Сочиняя тексты для песен, я использую самые разные источники впечатлений и по-разному их фиксирую. Ваша проза – это кружево из деталей, очень изысканно подобранных слов. Это в чистом виде производная от интеллекта, эрудиции? Возможно, вы ведете записные книжки, фиксируете услышанное от других людей?
отправлено с iPhone
Тема: RE: ваши записные книжки
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
09.03.2017, 10:17:32 GMT+3
Дорогая Женя, особенности работы диктует материал. В случае «Лавра» мне пришлось работать со средневековыми текстами – цитировать их, пересказывать или сочинять самому в древнерусской манере. Но основное – это, конечно же, личные наблюдения. Треск отсыревших сучьев в костре, удар неумело взятого весла о воду и т. п. – это ведь наш общий со Средневековьем фонд. Я наблюдаю эти детали здесь, а затем переношу туда. И когда читатель узнает близкие ему ощущения в чужой среде, она перестает быть для него чужой. За этими деталями я охочусь и собираю их, нередко помещаю в записную книжку – это обычная для писателя история. В этой связи мне вспоминается замечательное письмо одной моей читательницы. Она хвалит мой роман «Лавр», но жалуется, что один из фрагментов ею остался непонятым. Имеется в виду описание средневекового леса, в котором вытаивает из-под снега пластиковая бутылка. Это легкое хулиганство было мне нужно для того, чтобы выразить идею проходимости времени во всех направлениях. Так вот, читательница упоминает о записных книжках как одном из писательских методов и квалифицированно это описывает. За этим следует вопрос: может быть, вы перепутали записные книжки?
Ваш Женя
Тема: мужской стиль в литературе
от: JeniaSPB, кому: Evodolazkin
09.03.2017, 12:17:32 GMT+3
В литературе, поэзии и даже музыке мне всегда нравился мужской стиль. Потому что мужчины, как правило, тяготеют к обобщению и вообще к какой-то философской истине. Это не жалостливые письма подруге. Вы делите литературу на мужскую и женскую?
Тема: пол для большой литературы значения не имеет
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
09.03.2017, 13:20:32 GMT+3
Принято говорить, что есть лишь одно деление: литература и нелитература. Я, пожалуй, под этим подпишусь – с небольшой поправкой в том духе, что существует все-таки особая женская интонация, и она, безусловно, только украшает текст. Возьмите, например, романы замечательной английской писательницы Мюриэл Спарк. По качеству прозы с ней сравнится редкий мужчина. Пол, возраст, национальность для большой литературы решающего значения не имеют. Лучшие писатели достигают тех высот, где летают только ангелы, у которых нет ни первого, ни второго, ни третьего.
Тема: RE: пол для большой литературы значения не имеет
09.03.2017, 13:40:32 GMT+3
Наше интервью в письмах по скорости ответов уже напоминает интервью в WhatsApp)) Литература – это способ создавать жизнь или способ ухода от реальности?
отправлено с iPhone
Тема: каждому – свое
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
09.03.2017, 15:30:32 GMT+3
Тема: песни пишутся в дороге
от: JeniaSPB, кому: Evodolazkin
09.03.2017, 18:50 GMT+3
Женя, пишу вам из города Саров, путь в который из Нижнего занял у меня 4,5 часа, стою за кулисами прямо перед началом выступления. Хочу сказать, что песни прекрасно пишутся в дороге. А романы?
Тема: вне кабинета «хватаешь» жизнь
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
09.03.2017, 23:50:32 GMT+3
Дорогая Женя, самое большее, что я могу сделать вне своего кабинета, – описать какую-то конкретную вещь или человека. Вижу, скажем, как в скоростном поезде спит, открыв рот, человек. Удивительный такой контраст: предельная скорость и полный покой. Да и сидит гражданин необычно: затылок на стекле, лицо обращено внутрь вагона. Иногда глаза открываются (без зрачков, одни белки), и тогда закрывается рот. Потом в обратном порядке. Поезд, между прочим, Милан–Венеция, за окном – красота неземная, а тут такой аттракцион. Достаешь записную книжку, пытаешься как можно более точно «схватить» происходящее – двумя-тремя мазками. Например, лицо пассажира описываешь как венецианскую маску.
Тема: RE:
от: JeniaSPB кому: Evodolazkin
10.03.2017, 14:17:32 GMT+3
Существует ли писательский график Евгения Водолазкина, например: сегодня только пишу, даже на телефонные звонки не отвечаю, а завтра преподаю, отдыхаю? Я вот, например, пытаюсь прийти к такому графику, но не получается, и прямо сейчас одновременно записываю альбом и готовлюсь к важному концерту, который пройдет 16 апреля в петербургском клубе «Космонавт».
Женя, писала вам вопрос под объявление моего рейса в аэропорту, которое я чудом услышала! Возвращаюсь в Петербург.
отправлено с iPhone
Тема: RE: RE:
от: Evodolazkin, кому: JeniaSPB
10.03.2017, 17:17:32 GMT+3
Дорогая Женя, поздравляю с возвращением! График существует, но к действительности не имеет ни малейшего отношения. Одновременно с решением писать приходит, допустим, звонок начинающей поэтессы: «Посмотрите мои стихи». Я вдыхаю, чтобы сказать об отсутствии времени, – она опережает меня: «Одно условие: никаких похвал – только о недостатках!» Невозможно отказать человеку, который ставит тебе условия... Звонки из библиотеки, нескольких изданий и даже Московского зоопарка. После небольшого затишья опять звонки – с уточнением моей позиции относительно борьбы с обледенением тротуаров, ювенальной юстиции и родительного падежа слова «мандарины»... Не отвечать я, вопреки советам, пока не научился. Раньше, правда, я сбегал в деревню, где плохая телефонная и интернетовская связь, но несколько недель назад у меня там сгорел дом. В том, что сбегать сейчас некуда, я вижу своего рода призыв не уходить от общественных обязанностей. Я не жалуюсь: внимание к тебе – это ведь форма любви, а за любовь нужно быть благодарным.
Женя, предлагаю другие материи оставить до нашей встречи. Вот мы ее и дождались. Пока на этом все.
Ваш Женя
Личная встреча
Евгения Любич: Женя, очень рада вас видеть! Наконец мы встретились после трех дней переписки в родном для обоих Петербурге. А я уже начала привыкать писать вам... Мне очень нравится, что мы называем друг друга именно Женя. Вообще это очень интересно, что за одним именем скрываются два разных мира: мужской и женский, два разных мироощущения. Любопытно узнать ваше понимание этих двух миров.
Евгений Водолазкин: Женя, и я рад встрече... Мне кажется, что женщины гораздо лучше мужчин. Говорю это без малейшего кокетства. Просто как опыт своей жизни. Воспитывали меня женщины – бабушка и мама. В основном – бабушка. Потом я плавно из бабушкиных рук перетек в руки моей жены, замечательного, удивительного человека. Она из русских немцев, из Караганды, сочетает счастливым образом лучшие черты двух народов. Естественно, у меня могла родиться только дочь. Мужчине с женщиной легко, потому что они по-разному устроены. Особенно хорошо и, наверное, правильно устроены русские женщины.
Вы угадали мой следующий вопрос. Я знаю, что вы несколько лет прожили в Мюнхене. Я тоже прожила какое-то время за рубежом, в Париже. И ощутила разницу между русскими женщинами и женщинами европейскими.
Дело в том, что западные женщины, в частности, немки, которых я знаю по Мюнхену, по Берлину, все время думают о том, чтобы, не дай Бог, не потерять равенства с мужчинами. Наша женщина об этом не думает. Если она любит, то любит. Она может быть кошкой в мужских руках, а может быть тигрицей. Все зависит от тебя, от твоего желания, и в каком-то смысле – от твоих возможностей справляться с ее темпераментом. А западные люди немного по-другому устроены. Например, меня в свое время жутко потрясло, что пары составляют брачный контракт, развод изначально заложен в систему. У нашей женщины хватает мудрости не вестись на эту чепуху.
Для западной женщины справедливость выше любви.
Кому нужна эта справедливость, если она зачеркнет любовь?
Мне кажется, что для российских женщин, и вообще для нашего человека, очень важно любить. В смысле – прощать, терпеть, ждать, надеяться, верить. В Европе акцент все-таки на материальную сторону вопроса. Да, там очень красивые женщины. Особенно француженки. Но вот дома там суп не приготовлен. Лично мне теплее здесь жить. То, что в итоге я живу, например, не во Франции, не в Париже, а в Санкт-Петербурге – это осознанный выбор. Для вас это тоже осознанный выбор?
Мы с женой даже не сомневались, что будем возвращаться. И до сих пор я не жалею. Дело в том, что заграница представляет искушение преимущественно для тех, кто никогда там не жил долгое время. Туда едут за счастьем. Да, там зарплата больше, там улицы чище… Можно перечислять бесконечно. Но ты там всегда чужой. Чужой даже не в агрессивном смысле – тебя никто не прессует за то, что ты не немец или не француз. Просто существует вежливая дистанция, которая не дает человеку подойти на сколько-нибудь близкое расстояние, чтобы стать своим. Я наблюдал это в самых разных странах. В Англии, в Германии. Это в какой-то момент сильно давит на нервы. Знаешь, это можно сравнить с дождем. Только не с освежающим, который летит с неба Ниагарой. Речь идет о дожде, который едва-едва накрапывает, который почти еще туман. И ты идешь. И ты проходишь километр – и чувствуешь, что абсолютно мокрый. У тебя нет никакого иммунитета против него. То есть, попадая под большой дождь – ты мобилизуешься. А тут вот такая нарастающая сырость…
Человеку успешному часто приходится иметь дело с Москвой. Наверное, у вас была возможность переехать в столицу. Тем не менее вы все равно, может быть, даже вопреки всему, живете в Петербурге. Является ли этот город в какой-то степени условием для творчества?
Если ты хочешь чем-либо серьезно заниматься, нужно ехать в Москву. Но есть две сферы, которые являются исключением из этого правила.
Это музыка и литература?
Это наука и литература.
Тогда три сферы.
Да. Тогда три. Мы не раз об этом говорили с Михаилом Шемякиным. Он любит уточнять: «Что-то есть в испарениях этих болот, что питает творчество».
Интересно, что вы думаете о литературных премиях?
Премии важны. С нескольких точек зрения. Первое и главное: это ориентир для читателя. Возьмите пять основных русских премий: «Большая книга», «Ясная Поляна», «Национальный бестселлер», «Русский Букер», «НОС» – кажется, я ничего не забыл. И посмотрите шорт-лист каждой – вы обнаружите совпадения. Это то, что можно читать спокойно, – высокого класса литература. Второе: премии поднимают интерес. Значит, поднимают тиражи, значит, увеличивают роялти. Наконец, премия – это в некоторых случаях большие деньги. «Большая книга» – первая премия три миллиона рублей, вторая премия – 1,5 миллиона, третья премия – 1 миллион. Ощутимо для писателя, который, в общем-то, много не зарабатывает! Год, два он может спокойно жить, не думая о том, на что содержать семью. Другое дело, что премии редко дают дважды. Мне повезло получить дважды «Большую книгу».
Если не брать премии в расчет, на что живет писатель?
На дополнительные заработки, если основным считать литературный труд. Например, я сотрудник Пушкинского Дома. Нельзя сказать, что я там зарабатываю деньги, потому что зарплата доктора наук, как ни странно, очень маленькая. Но у меня получается по совокупности: зарплата филолога, исследователя Древней Руси, плюс я получаю роялти за мои романы. Все это помогает держаться на плаву. Вполне мог бы зарабатывать гораздо больше, начни я писать детективы или любовные романы. Но мне интересны другие призы. Я горжусь тем, что могу хорошо описать вид из окна, разговор в комнате, да мало ли что. И не променяю это ни на какие гонорары за треш.
Точно такое же у меня отношение к музыке. Это здорово, потому что освобождает от соблазна писать ради денег. Другой вопрос – писать ради чего? В переписке мы говорили о том, что литература – это способ ухода от реальности.
Для меня это не столько способ ухода, сколько попытка справиться с существующей реальностью. Справиться лично. Справиться со своими страхами. Иногда – с приступами отчаяния. Я не могу сказать, что существую в непрерывной истерике. Нет. Но иногда на меня накатывает жуткая тоска. И единственным лечением здесь может быть только создание текстов. Как у вас, я думаю, создание музыки. Вы знаете, я впервые что-то подобное говорю. Но как бы очень неожиданный жанр у нас: вы не журналист, вы человек искусства, поэтому я чувствую себя в некотором смысле более свободно... Вы, Женя, молоды. В вашем возрасте я многого не боялся, потому что не до конца чувствовал жизнь.
Кто-то черствеет с годами. А кто-то, может быть, наоборот, готов обнажиться.
Меня в свое время потрясло: вот Виктор Астафьев – великий писатель. А знаете, какое у него жуткое завещание? Я, боюсь, не воспроизведу дословно, но близко к тексту: «я пришел в этот мир полный радости, а сейчас у меня нет для него ни одного доброго слова». И меня мучило вот это его непонятное заявление. А потом я стал понемногу понимать. Молодые люди не знают, как страшна жизнь.
Опыт бывает очень ранний и очень разный.
Бывает. Но в юности человек способен реабилитироваться, восстановиться. Даже очень страшные вещи, которые с ним происходят, он форматирует в отдельную папку «Исключения». И возвращается к солнечной жизни как норме бытия. А человек, который перешел определенный рубеж, понимает, что это никакие не исключения, что жизнь непроста по целому ряду причин. Возникает это чувство, и уже не так просто отвлечься. Для меня литература – это большая помощь и утешение, которое гораздо дороже денег или славы. Всех тех вещей, которые кажутся такими привлекательными.
Вопрос, который я не могу не задать как музыкант. Тексты у вас очень музыкальные, поэтичные. Я чувствую этот ритм. Мне интересно ваше отношение к связи музыки и литературы.
Знаете, наиболее важные и драматические фрагменты текстов я пишу под музыку – например, включаю Баха. Когда описываю патетические сюжеты – «Реквием» Моцарта. Но я не позволяю себе постоянно слушать музыку, когда пишу. Потому что иногда качества хорошей музыки могут невольно распространиться в моем сознании на текст, и текст будет плох. Я работаю вообще-то в тишине.
Удивительным образом перекликается с моим совершенно противоположным опытом. Я не могу читать текст под музыку. Потому что для меня музыка – это самостоятельный текст. И наоборот. Если говорить о моих песнях, я не могу отделить текст от музыки, потому что текст теряет вообще смысл и глубину.
Да, да. Женя, вы абсолютно правы в смысле того, что в песнях текст и музыка неразделимы. Слово имеет свои пределы. И там, где его возможности кончаются, там начинается музыка или живопись. Свой прошлый роман «Авиатор» я посвятил художнику. Сейчас пишу роман, который будет посвящен музыканту. И вот там я пытаюсь, среди прочего, понять, где находятся те самые пределы слова и где вступает музыка. Потому что без музыки придется остановиться. А так мы все идем и идем.
Письмо вдогонку
Тема: вопрос о героине романа
от: Evodolazkin кому: JeniaSPB
14.03.2017, 22:29
Женя, дорогая, я вернулся из Греции – и лечу в Японию. Обнаружил в почте, что так и не ответил на один ваш вопрос. Вы спрашиваете: планирую ли я написать роман, главной героиней которого будет женщина. Понимаете, Женя, чтобы писать о женщине, нужно ее разгадать. Пока у меня это не получилось, буду писать о мужчинах: они проще устроены.
Сердечно, Женя
отправлено со смартфона Samsung Galaxy.