Описание презентации Былинный эпос Древней Руси Древняя Русь по слайдам
Обычно былины разделяют по месту действия: киевские и новгородские. Классифи кация былин Так же, по богатырям: старые (Святогор и др.), новые (Добрыня и др.).
Киевские былины В киевский цикл относят былины, события которых происходят при дворе князя Владимира. Воинскую мощь Древней Руси олицетворяли богатыри. На первое место выдвигаются Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Эти основные защитники Руси — выходцы из трех сословий: крестьянского, княжеского и поповского. Былины стремились представить Русь единой в борьбе с врагами.
Илья Муромец Образ не имеет определенного исторического и географического приурочения. Илья — богатырь общерусский, глава других богатырей, прототипами которых могли служить отдельные выдающиеся деятели эпохи. Илья — защитник трудового народа, «вдов и сирот» , идеальный воин-патриот, непоколебимый страж границ Русской земли, блюститель ее единства и мощи. В этом бессмертном образе русский народ типически обобщил и художественно воссоздал свои лучшие духовные и физические черты.
Добрыня Никитич Второй по популярности после Ильи Муромца богатырь русского народного эпоса. Он часто изображается служилым богатырём при князе Владимире. Жена - Настасья, дочь Микулы Селяниновича. Былины нередко говорят о его долгой придворной службе. Часто князь даёт ему поручения: собрать и перевезти дань, выручить княжую племянницу и прочее; часто и сам Добрыня вызывается исполнять поручение, от которого отказываются другие богатыри. Добрыня - самый близкий к князю и его семье богатырь, исполняющий их личные поручения и отличающийся не только храбростью, но и дипломатическими способностями.
Алёша Попович В былинах Алёша не описывается богатырем с необычайной силой. Скорее наоборот – он слаб, прихрамывает. Зато Бог одарил его смекалкой, хитростью, сообразительностью. Алеша Попович хорошо играл на гуслях. Он мог обмануть, мог хвастаться и делать что-то исподтишка. Шутки у него могли быть веселыми, а могли быть злыми. В целом Алеша Попович очень противоречивый персонаж: иногда коварный и наглый, иногда добрый и милосердный.
Роль киевского цикла былин Былины киевского цикла в образах Ильи Муромца и Добрыни Никитича показывают могучую, несокрушимую силу и мощь всего русского народа, его способность противостоять чужеземцам, защитить землю русскую от набегов кочевников. Не случайно именно Илья и Добрыня так любимы в народе. Ведь для них служение Отечеству, людям русским есть наивысшая ценность в жизни.
Новгородские былины В русском эпосе особняком стоит новгородский цикл былин. Основой сюжетов этих сказаний стали не ратные подвиги и политические события государства, а случаи из жизни обитателей большого торгового города – Великого Новгорода. Причины понятны: город и образовавшаяся вокруг него вечевая республика всегда занимали отдельное место в жизни, значит, и в культуре Руси. Самые известные былинные герои: Садко, Ставр Годинович и Василий Бусаев.
Садко Самый известный герой новгородский сказаний – Садко. Вышедший из небогатой среды (то ли гусляр, то ли простой купец, то ли просто добрый молодец) он становится весьма состоятельным. Такой сюжет не мог не привлекать увлечённых идеей обогащения жителей торгового центра. В сюжетах былин о Садко можно выделить три линии: о его обогащении, о состязании с новгородцами, и о Царе Морском. Большое внимание уделялось обычным бытовым сценам новгородской реальности, ярко рисовалась купеческая среда. По сути, все легенды о Садке прославляют богатство самого господина Великого Новгорода.
Ставр Голинович Апогеем расцвета новгородского стремления к получению капиталов становится былина о Ставре. Повествует она о знатном новгородском боярине-капиталисте, занимающемся барышничеством и ростовщичеством. Былинного Ставра заключает в темницу князь Владимир – здесь можно увидеть столкновение и соперничество Киева и Новгорода, а прототипом служит сотский, заточённый Владимиром Мономахом. Но все симпатии сказителя явно на стороне новгородского боярина.
Василий Буслаев Любимцем новгородских жителей был Васька Буслаев – разудалый молодец, герой Новгородского ушкуйничества, лихих грабежей в новгородских колониях, любитель покуражиться и попировать. В отличие от других былинных героев, ходивших по Руси, новгородский Буслаев славится не воинским героизмом, а удалью во внутренних поединках и конфликтах беспокойной республики.
РОЛЬ НОВГОРОДСК ОГО ЦИКЛА БЫЛИН Новгород представлял собой богатейший торговый центр, открытый культурным влияниям Запада и Востока. При этом он всегда напоминал некий растревоженный острой борьбой социальных групп улей. Самим своим характером он формировал культ богатства, роскоши и заморских путешествий.
Собирательство былин Первый сборник русских былин был издан в Москве в 1804 году. Первое издание пользовалось большой популярностью в русском обществе, и уже через несколько лет первичный сборник был значительно дополнен новыми былинами и несколько раз переиздан.
Былинный эпос сохранился для нас по преимуществу в своем севернорусском обличье. Правда, сибирские и среднерусские былинные тексты (в отличие от казачьих - южнорусских и уральских) в принципе близки к севернорусским и дают тот же тип эпических песен. Но сибирская и среднерусская традиция сохранилась неизмеримо хуже, представлена беднее и получает свое истолкование лишь в свете традиции севернорусской. Хронологические границы этой традиции - XVII-XX вв. Они совпадают с хронологией наших реальных знаний русского эпоса. Здесь источник многих проблем, сложностей, загадок, неразрешимых препятствий. Вспомним, однако, что в аналогичном (а чаще всего - куда в более тяжелом) положении находится научный учет эпической традиции любого другого народа. Мы не знаем таких случаев, когда эпическая традиция фиксировалась бы на протяжении многовекового ее развития, в виде сменявшихся этапов. Эпос любого народа достается нам как нечто давно сложившееся, как результат или, точнее сказать, как один из моментов его исторического развития.
Как правило, литература или наука открывали эпос, когда за ним уже стояла долгая и сложная история, и, как правило, страницы этой истории необходимо было восстанавливать, реконструировать, просто прочесть их оказывалось недоступным. Былины, в том их состоянии, как они были открыты на Русском Севере, являли собой образец живого эпического наследия. Время продуктивного развития эпической традиции было уже позади; народное творчество в познании и в изображении действительности и в выражении владевших народом идеалов ушло вперед. Среда, продолжавшая хранить и передавать из поколения в поколение былинную поэзию, воспринимала и трактовала ее как память о далеком прошлом, как историю «иного» времени, преемственно связанного с временем нынешним, но качественно отличавшегося от него. При всем том былины в общем составе русского фольклорного репертуара не были художественным анахронизмом. Они вполне естественно и гармонично укладывались в этот состав, обнаруживая многообразные - иногда лежавшие на поверхности, иногда глубоко скрытые - связи с другими традиционными жанрами народной поэзии и с другими видами народного искусства.
Былины воспринимались как наследие более остро и непосредственно не только по их архаическому содержанию, по «удаленности» от воспевавшихся в них времен, но и по специфическому их положению в функциональной системе фольклорных жанров. За былинами не было закреплено устойчивой бытовой функции, подобно обрядовым песням, и они не принадлежали к жанрам массового и повседневного бытования. Однако вряд ли может быть оспорен тот факт, что былины могли жить и храниться на Севере только в окружении богатой и разнообразной поэтической традиции и что классический русский фольклор здесь был во многих отношениях единым и судьбы отдельных жанров были взаимосвязаны. Науке еще предстоит многое сделать для уяснения общих художественных процессов, происходивших в севернорусском фольклоре. До сих пор, на наш взгляд, в этой работе недостаточно принимались во внимание сила и прочность художественных традиций, определявших характер и пути развития отдельных жанров, недостаточно учитывалось то обстоятельство, что не только былины, а и такие жанры, как волшебная сказка и сказка о животных, календарные песни и песни свадебные, лирические протяжные, заговоры, загадки (и, может быть, некоторые другие), были у н а с л е д о в а н ы северным крестьянством в сложившемся (с точки зрения жанровых особенностей, жанровой структуры) виде, в установившихся художественных типах, в определенном сюжетном составе.
Предыстория этих жанров нам известна так же плохо, как и предыстория былин. Но зато гораздо полнее и разнообразнее представлен сравнительный материал из других районов России, позволяющий говорить о различиях между фольклором севернорусским и фольклором центра и юга страны. Остается открытым вопрос об истоках этих различий и о времени, когда эти различия выявились: должны ли мы признать их поздними, обусловленными особенностями народной жизни в разных районах страны, либо они характеризуют уже русский фольклор древней Руси? Давно установлено, что северные сказители не внесли почти ничего нового в сюжетный состав русского эпоса. «Новообразования», известные науке, немногочисленны и в одном отношении характерны: «материалом» для них служили, как правило, не события действительности, не факты истории, а сказки, книжные предания, т. е. тот же фольклор, но иной художественной системы. Былинное творчество в этом смысле не одиноко: есть целый ряд жанров, которые, широко обращаясь на Севере, почти не знают северных новообразований, либо знают такие, что несомненно восходят к фольклору или литературе (например, сказки, пришедшие из лубка, песни литературного происхождения и т. д.). Севернорусский фольклор имел в своем составе жанры, продолжавшие продуктивно развиваться, т. е. порождавшие новые произведения (например, причитания, предания, исторические песни), и жанры, в основном закончившие продуктивное развитие, творческая жизнь которых протекала специфическим образом, в рамках установившейся и постепенно затухавшей традиции.
К этим последним принадлежали и былины. Два вопроса, тесно между собой связанных, представляют особенный интерес:) в каком отношении к предшествующей традиции находятся известные нам севернорусские былины?;) в чем сущность процессов, происходивших в севернорусском эпосе в последние примерно сто лет? Начну со второго. По-видимому, достаточно убедительно опровергнуты крайние точки зрения на судьбу былин в XIX- XX вв. Согласно одной из них, которая с особенной резкостью высказывалась в свое время виднейшими представителями исторической школы (В. Миллер, С. Шамбинаго), былины в устах поколений северных сказителей последовательно разрушались, портились и искажались. Согласно другой, высказанной некоторыми современными исследователями, северные сказители творчески переработали древнерусскую эпическую поэзию, отразили в былинах современность - не только окружающую обстановку, природу, материальные условия и быт, но и социальные коллизии эпохи. «В былинах, если брать их целиком, получил полное отражение комплекс местной жизни - социально-экономические отношения, материальная культура, быт и воззрения».
Неизмеримо более обоснованной и соответствующей реальности представляется нам концепция, согласно которой судьбу русского эпоса на Севере определило диалектическое взаимодействие трех начал: сохранение традиции, ее затухание, ее творческое развитие. Собиратели XIX-XX вв. накопили значительный эмпирический материал, обобщение которого позволило вполне конкретно увидеть, как сохранялся эпос на Севере, какие жизненные обстоятельства поддерживали его жизнь, какие внутренние условия определяли характер жизни традиции и как шел процесс постепенного и неуклонного ее угасания. Для уяснения же собственно творческих процессов, происходивших в эпосе, понадобились специальные монографические исследования, анализ огромного числа записей, специальное изучение сказительского искусства. Наиболее значительные и убедительные результаты в этой области связаны с трудами А. М. Астаховой. Сама исследовательница признает, что ее работа, полемически заостренная против теории затухания эпоса в среде крестьянства, содержала и некоторые преувеличения, и некоторую односторонность. А. М. Астахова с большой точностью установила весьма важные особенности творческой работы сказителей над былинами, подчеркнув при этом преемственность их творчества по отношению к традиции.
Односторонность, собственно, проявилась не в том, что творческая сторона выдвинулась на первый план, как бы заслонив процесс деградации, а в том, что творческий процесс предстал отделенным от этого последнего, противостоящим ему и мало с ним связанным. Творчеству сказителей (особенно хороших, талантливых) придавалась некая самодовлеющая роль, их работа недостаточно объективизировалась, не получала вполне ясного освещения с точки зрения судеб эпического искусства как искусства со своими особыми закономерностями. Я думаю, что продолжить и углубить сделанное А. М. Астаховой можно на основе изучения севернорусской былины как целостной художественной системы, подвергавшейся переменам не только в отдельных слагаемых, но именно в системе в целом. Может быть, есть смысл в методических целях освободиться от «магии» личности сказителя и попытаться взглянуть на былины с точки зрения идейных и структурных закономерностей, свойственных эпосу. После известной работы А. Скафтымова, которая как раз мало учитывала объективные закономерности и наделяла былины внеисторическими «эффектами», определявшими якобы их архитектонику, к проблемам художественной структуры русского эпоса наука обращалась мало.
А между тем накоплен значительный материал, в рамках эпического творчества разных народов, позволяющий выявить отдельные слагаемые былинной структуры в их историческом развитии и тем самым приблизиться к уяснению структуры в целом, тоже, разумеется, в ее динамике. Однако, на мой взгляд, изучать севернорусскую былину в любом из аспектов, не определив хотя бы в предварительном, рабочем плане ее отношения к древнерусскому эпосу, крайне затруднительно, если не сказать бесплодно. Ученый не может не решить для себя, с чем он имеет дело: с обломками былого целого? с естественным (преемственным) его продолжением и развитием? с новым художественным явлением, возникшим на основе переработки старого эпоса? От этого, в частности, зависит наш взгляд на возможности, границы и эффективность взаимодействия северных былин с действительностью, на самый характер их жизни. Итак, вернемся к первому вопросу, поставленному выше: в каком отношении к предшествующей традиции находятся известные нам севернорусские былины? Кажущееся многообразие взглядов по этому вопросу, впрочем, не всегда выраженных достаточно четко и проведенных достаточно последовательно, может быть сведено к нескольким принципиальным концепциям.
Одна из них сложилась в недрах исторической школы и составила, можно сказать, методологическую основу большинства конкретных исследований, выполненных представителями этой школы. К каким бы различным выводам о времени и месте возникновения русского эпоса в целом и отдельных его циклов или об исторических приурочениях былинных сюжетов и персонажей ни приходили исследователи, как бы они ни представляли себе сложную историю эпоса, в одном, кажется, они были единодушны: ими руководило убеждение, что севернорусские былины хотя и восходят к древнерусским «былинам» («основным», «первоначальным», «первого типа» и т. д.), но качественно отличаются от них своим содержанием, характером историзма. С точки зрения В. Ф. Миллера, «первообразы былин» и «современные былины» могут быть схожи лишь в «поэтической форме». «Формы, склад, обороты языка вообще консервативнее, чем содержание, подвергающееся в течение веков разным наслоениям и даже коренной переработке».
«Первые редакции» основывались на исторических преданиях и представляли собой исторические эпические песни, «саги», в которых «исторический элемент естественно должен был... быть гораздо значительнее», либо «хвалебные исторические песни», слагавшиеся в честь князей; они слагались княжескими и дружинными певцами и были проникнуты политическими интересами времени; в песнях этих «исторические факты перерабатывались под влиянием фантазии», в их сюжетике была значительная доля «бродячего» фольклорного и литературного материала. Историческая школа признавала, что уже в продуктивный период жизни эпоса, т. е. в условиях древней Руси, в нем происходили значительные перемены, «напластования», «замещения», сюжетные «приурочения». Значительная роль в преобразовании эпоса придавалась скоморохам. Считалось также, что уже в древности эпические песни могли доходить до «низшего слоя народа» и здесь «искажаться», «подобно тому как искажаются в олонецком и архангельском простонародье современные былины, попавшие к нему из среды профессиональных петарей».
Севернорусские былины представляют собой результат, с одной стороны, длительных и многократных творческих переработок эпоса в сменягшихся исторических, географических, культурнобытовых условиях, а с другой - «порчи» и искажений в среде крестьянства. По меткому выражению В. Я. Проппа, для В. Ф. Миллера «былина - испорченное повествование о действительном событии», былины - это «запутанные, забытые и испорченные в крестьянской среде исторические песни». В результате, согласно В. Ф. Миллеру, севернорусский эпос сохранил от древнерусского эпоса лишь следы, главным образом в виде элементов поэтической формы, имен, личных и географических, разрозненных бытовых подробностей и отдельных сюжетных мотивов. Впрочем, по вопросу о границах и объеме этих следов единодушия между исследователями не было. В их взглядах можно усмотреть и известные противоречия. Например, В. Миллер считал необходимым подчеркнуть «значительную прочность сюжетов, богатырских типов» как свидетельство «в пользу замечательной прочности традиции». Опираясь на это положение, он никогда не упускал возможности увидеть в подробностях того или иного сюжета отражение фактов, зафиксированных летописью. Хорошо известно, к каким натяжкам он при этом прибегал.
В то же время В. Миллер не раз повторял, что севернорусские былины сохранили от древности имена, но не фабулы. «Имена в нашем эпосе, как и в других народных устных произведениях, древнее фабул, к ним прикрепленных». Поэтому В. Миллер отказывался - на основании севернорусского материала - от попыток восстановления содержания «первоначальных» былин и делал это лишь тогда, когда располагал литературными данными времени древней Руси. Скептицизм относительно степени сохранности живого эпоса позволял представителям исторической школы строить любые предположения и домыслы по поводу исторического содержания «первоначальных» былин: несоответствие этого содержания характеру северного эпоса относилось всякий раз на счет непрочности былинных фабул. В исторической школе (впрочем, и шире - в русской академической науке конца XIX-начала XX в., а затем, в несколько трансформированном виде, и в советской науке --х годов) господствовали представления, согласно которым русский эпос проделал длительную и сложную эволюцию от эпоса собственно исторического к эпосу, сохранившему лишь разрозненные и глухие следы былого историзма, и заключительным этапом эволюции, более всего удалившим наш эпос от его исторических основ, явился северный период его жизни.
Правда, нередко такие суждения не мешали ученым высоко ценить художественное и историческое значение живого эпоса. Так, Ю. М. Соколов писал, что «эти древние песни очень ярко и полно отразили в себе разнообразнейшие стороны исторической и бытовой жизни русского народа». Вместе с тем это не мешало ему считать, что «самые разнообразные изменения как в содержании, так и в. . . форме», которым подвергались былины, «носили не внешний характер, а создавали глубокую органическую переработку». Основываясь на результатах работы исторической школы, Ю. М. Соколов прикреплял отдельные былины к определенной эпохе, «хотя бы по своему зарождению». Но относительно других былин (например, об Илье Муромце) он считал, что они «дошли до нас в настолько сильно переработанном виде, что добраться до их истоков. . . почти невозможно». Впрочем, внутреннюю переработку эпоса Ю. М. Соколов относил ко времени, предшествовавшему периоду его северной жизни, и подчеркивал национальное значение дела северных сказителей, сохранивших старинное художественное наследие.
Характерна в этом отношении также позиция М. Сперанского, который считал, что наиболее решительное влияние на былину оказал XVI век. «Отслоения XVI в. часто настолько густы, что из-под них с трудом можно рассмотреть старшую основу былины». Отслоения позднейшие невелики и «без труда снимаются», так что «весь круг бытовых представлений, общественных отношений в большинстве былин не выходит в общем за пределы XVI в. или, общее, старого миросозерцания времени Московского царства». Два исходных методологических тезиса поддерживали в нашей науке взгляд на северную былину как на принципиально иную стадию истории русского эпоса: теория аристократического происхождения эпоса и идея о возникновении былин на основе единичных конкретных фактов, о создании образов былинных героев на основе реальных прототипов. Естественно, что когда теория аристократического происхождения эпоса была отвергнута как несостоятельная, в нашей науке был обоснован взгляд на северных сказителей как законных и естественных преемников многовековой народной эпической традиции.
Самые хронологические границы северной сказительской культуры были отодвинуты вглубь - в соответствии с данными о колонизации Севера. Вместе с тем накопился материал, обобщение которого позволило более конкретно установить, что собой представлял русский эпос к концу его продуктивного периода (XVI-XVII вв.). Для нас очень важным является итоговое заключение о соотношении былин продуктивного периода и северного периода, сделанное совсем недавно А. М. Астаховой и основанное на тщательном сравнительном анализе текстов тех и других. А. М. Астахова устанавливает между былинами двух периодов, т. е. между эпосом средневековым (в его оформившемся к концу средневековья виде) и эпосом севернорусским (и шире - эпосом XVIII-XX вв. вообще) принципиальную общность в жанровом типе, жанровой специфике, сюжетном составе, структуре и характере сюжетики, в характере вариантов, в наличии мотивов не только героико-патриотических, но и социальных, сатирических, в обрисовке героев и характеристиках главных богатырей.
Так под давлением фактов начинает разрушаться стена между древнерусской («первоначальной») и севернорусской былиной, воздвигнутая усилиями исторической школы. Так мы приближаемся - на новых фактических и методологических основах - к уяснению той, не новой в сущности, истины, что и по своему содержанию, и по жанровой структуре, и по характеру историзма севернорусская былина не является чем-то принципиально, качественно новым, иным и что древнерусская былина в своем возникновении и развитии оставалась былиной, а не исторической эпической песней. Вопрос о соотношении былины севернорусской (или шире - крестьянской былины XVIII-XX вв.) с древнерусской вновь приобрел в последние годы остроту в связи с возродившейся дискуссией об историзме русского эпоса. Для представителей неоисторической школы характерна тенденция к тому, чтобы согласовать тезис о первоначальном конкретно-историческом содержании эпоса с признанием высокого художественного и исторического же значения былин XVIII-XX вв. На практике это неизбежно приводит исследователей к труднопримиримым противоречиям.
Так, в книге Б. А. Рыбакова подчеркивается, что «народные былины драгоценны для нас не только своей поэтичностью, торжественной напевностью, но и своей исторической правдой, передаваемой от поколения к поколению на протяжении целой тысячи лет». «История тысячелетней давности дожила в устной передаче как народный учебник родного прошлого, в котором отобрано главное в героической истории народа». Но «историческая правда», обнаруживаемая исследователем в ходе анализа отдельных сюжетов, предстает в виде сложных ребусов, зашифрованных загадок; выясняется, что позднейший эпос не сохранил нам исторически точным почти ни одного имени или географического названия, трансформировал канву событий и переосмыслил характер конфликтов и что вообще он - «не о том». Одно из двух: либо если «первоначальные» былины были историчны в том смысле, в каком это понимает Б. А. Рыбаков, то былины, известные нам по позднейшим записям, никак нельзя считать дожившей до нас «историей тысячелетней давности»; либо, если признать за ними это историческое значение, надо пересмотреть взгляд на летописно-исторический характер древнего эпоса. Взгляды исторической школы были отчасти пересмотрены, отчасти поддержаны и развиты в работах Д. С. Лихачева. С его точки зрения, былина - «не остаток прошлого, а историческое произведение о прошлом». «Историческое содержание былин передается сказителями сознательно».
В эпосе сохранилось «исторически ценное»: не только имена, события, но и «частично... самые социальные отношения глубокой древности». Эпос раскрывает прошлое в рамках единого эпического времени, которое идентифицируется со временем Киевской- Руси. Историческое прошлое в эпосе не искажается, а художественно обобщается. Д. С. Лихачева можно понять так, что былины сохраняют именно «исторически ценное», «историческую основу» в виде прямых отражений и художественных обобщений. В остальном же - в сюжетике, языке поэтической форме - за время с X по XVII в. произошли значительные изменения. К этим вопросам Д. С. Лихачев вернулся в недавней своей статье, развернув и углубив некоторые из ранее высказанных соображений. Особенное внимание он обращает на отношение самих носителей былевого эпоса к исторической сути исполняемых ими произведений. «Для сказителя и его слушателей былина рассказывает прежде всего правду. Художественность, разумеется, не противоречит этой правде, а позволяет ее лучше выявить». Этот тезис обосновывается многочисленными фактами, почерпнутыми у собирателей и убедительно свидетельствующими о том, что сказители (и их аудитория) верят «в действительность рассказываемых в былине событий».
Верящий сказитель «видит в былине „единичный исторический факт" и конкретные исторические имена». То же самое видели в былине и люди средневековья - в том числе и летописцы, не сомневавшиеся, что «былина рассказывает о действительно имевших место событиях и о действительно существовавших лицах». На этом основании Д. С. Лихачев отказывается рассматривать былину как художественный вымысел и предлагает следующую схему: «Художественное обобщение в былине, как и в русской средневековой литературе, шло от единичного исторического факта, от конкретного исторического лица и конкретного исторического события. Эпическое произведение сперва рассказывало только о том, что было. Это могло быть историческое предание, историческая песнь, слава герою, плач по герое и т. д. Уже в этих первых исторических произведениях была доля художественного обобщения и осмысления истории. .. Затем с течением времени события и исторические лица все больше трансформировались, все больше обрастали вымыслом. Произведение переходило в другой жанр с другой степенью и с другим качеством художественного обобщения. Появлялась былина. Но и былина осознавалась все же как „правда". Народ стремился бережно сохранить имена, географические названия, историческую канву рассказа».
Я привел эту большую выдержку, чтобы показать, во-первых, как понимается Д. С. Лихачевым дистанция между «первоначальной» былиной и былиной нам известной, а во-вторых, как ему удается устранить (правда, лишь по видимости) непреодолимый барьер между эпосом древним, с якобы присущим ему открытым, конкретным историзмом, и эпосом поздним, сохранившим лишь сомнительные следы такого историзма. Однако единственный серьезный фактический аргумент, который привлекается Д. С. Лихачевым, - «вера» сказителей, на наш взгляд, служит не в поддержку, а в опровержение основного тезиса статьи. Замечу прежде всего, что сказители, хранившие эпос, верили в действительность, если угодно - в историчность эпического мира в целом, со всеми его персонажами, типовыми ситуациями, отношениями, с происходившей в нем борьбой различных сил, с господствующей в нем фантастикой, чудесной или бытовой и психологической недостоверностью. Думать, что сказители верили в этот мир, поскольку он художественно обобщал действительные факты, т. е. поскольку он возводим к летописной истории и этой последней может быть объяснен, у нас нет решительно никаких оснований. Сами сказители не думали, что за этим эпическим миром стоит какая-то иная, «настоящая» история; для них существовала и была реальностью именно эта эпическая история, необыкновенность и неправдоподобность которой снималась в их сознании удаленностью от их времени и их опыта.
Вслед за исторической школой Д. С. Лихачев утверждает, что «народ стремился бережно сохранить имена, географические названия, историческую канву рассказа». Но разве в этом суть былин? Разве «исторической канвой рассказа» ценны былины «Илья и Соловей Разбойник», «Илья и Идолище», «Михайло Потык», «Садко и царь морской» и десятки других? И так ли уж бережно сохранены имена, если для идентификации былинных персонажей в наши дни приходится мобилизовать данные ряда исторических дисциплин? И чего стоит сохранность иных географических названий, если сказители помещают соответствующие города, реки и даже страны на эпической карте, которая и в средние века была бы признана фантастической? Сказители бережно относились к эпосу в целом (хотя это и не значит, что они его не изменяли), так как совершенно одинаково верили в реальность всех составляющих его элементов. Но в этом смысле былины неодиноки. Среда, хранившая эпос, верила в реальность и других явлений народной поэзии, дохристианской мифологии, доставшихся ей в наследство. Вряд ли, однако, станем мы за этими явлениями искать «единичные факты». Скорее мы постараемся объяснить их исходя из общих процессов жизни народа и его сознания. Почему же нельзя сделать этого и по отношению к былинам?
«Вера» - это органическое и своеобразное свойство эпической среды, но не объективная функция самого эпоса. Иначе мы должны были бы признать, что и мифология, в которой также немало «историчного», выросла как обобщение «единичных фактов». По Д. С. Лихачеву получается, что до определенного момента вымысел в фольклоре возможен лишь как результат эволюции эмпирических (в былинах - летописных) фактов. При этом он ссылается в качестве аналогии на древнюю русскую литературу. Но законы литературы не могут по аналогии применяться к фольклору. Не забудем, что промежуточной основой и материаломпосредником» для отражения в фольклоре действительности служила фольклорная традиция, которая подвергалась в соответствующих условиях переработке, трансформации. Фольклор, в частности фольклор исторический, прошел длительный путь развития, прежде чем конкретный факт стал исходным для содержания эпических песен, конструктивным ядром их сюжетики. Новейшие сравнительно-исторические исследования показали, что общий генеральный путь эпического творчества идет от эпоса мифологического через богатырскую сказку к эпосу героическому в его различных типовых формах и что историзм как художественное определяющее качество постепенно, через ряд этапов формируется в эпосе.
Конкретный историзм есть завоевание народного эпоса на сравнительно поздних этапах его развития. Эпос к нему приходит, а не с него начинается. Применительно к русскому эпосу это означает, что он не открывался историческими песнями, а завершался ими. Былинный эпос представляет собой один из закономерных этапов в движении народного творчества к подлинной истории, а не проявлением отхода от нее. Для уяснения отношений севернорусской былины к былине древнерусской мне представляется существенным обратить внимание на следующие принципиальные моменты, связанные с самой структурой, с художественной сущностью того былинного эпоса, который известен нам по записям XVIII-XX вв. . Изучение эпоса в сравнительно-историческом плане открывает нам в северных былинах значительные и многообразные связи с архаической (догосударственной) эпической традицией. Эти связи вполне органичны и пронизывают былинный эпос - его сюжетику, образность, характер героизма, изображение внешнего мира, поэтическую структуру. Эти связи определенным образом характеризуют эпическое сознание творцов русских былин, т. е. заключенный в них комплекс представлений о действительности. Если поверить, что былины, известные нам по записям начиная с XVIII (и даже с XVII в.), сложились в результате эволюции исторических песен, то придется допустить, что эпическая архаика носит вторичный характер.
Но откуда и как могла она появиться, как могла она сложиться в виде целостной системы? Она, конечно же, не могла быть воспроизведена заново, повторена, сфантазирована. Ее - в таком виде и в такой целостности - не могли принести ни сказки, ни международная сюжетика. Она могла явиться лишь одним путем - в результате естественного и закономерного усвоения, переработки и отрицания предшествующей эпической системы догосударственного эпоса. Северная былина соотносится с догосударственным эпосом не прямо, не непосредственно; она представляет собой уже достаточно далекое продолжение архаической традиции на почве героического («государственного») эпоса. Между архаической эпикой в ее «чистом» виде и архаическими элементами былин есть несомненная преемственность, но есть и немалая дистанция, в продолжение которой совершилось рождение и шло развитие русского героического («государственного») эпоса. Успешные результаты сравнительно-исторического изучения народной эпики, достигнутые на основе применения методики историко-типологического анализа, позволяют вполне обоснованно представить - хотя бы принципиально - характер архаических связей древнерусского эпоса и их постепенную эволюцию к известным нам формам северной былины. В частности, значительный материал в этом отношении дает исследование В. Я. Проппа.
Преемственная связь севернорусских былин с архаической эпической традицией с особенной очевидностью обнаруживает себя в сюжетике. «Сюжетные линии меняются сильнее и быстрее, чем имена и названия. Это и есть одна из специфических особенностей былинного творчества», - этими словами Д. С. Лихачев солидаризируется с одним из положений исторической школы. Современные сравнительно-исторические исследования показали, что основной состав былинных сюжетов может быть соотнесен по принципу типологической преемственности с сюжетикой, типичной для архаических эпосов. Все основные сюжетные темы, которые складываются в недрах догосударственной эпики, известны - в формах уже эпики «государственной» - нашим былинам: змееборство и борьба героя с чудовищами, героическое сватовство, конфликт богатырских поколений, драматические встречи родственников, не знающих о своем родстве, сражения с внешними врагами, захватчиками.
Здесь же мы находим типовые эпические ситуации и мотивы, ведущие свое начало от архаической эпики: чудесное рождение, чудесный рост и чудесная смерть героя; представления об «иных» мирах; чудесные превращения, волшебство, возможность предугадывать и предсказывать события, богатырские поединки и т. д. Важно подчеркнуть, что типологическая преемственность проявляется не просто в общности или сходстве тем, мотивов, представлений и т. д., но в конкретной их разработке, в конкретном художественном выражении. Непосредственный анализ соответствующего материала приводит к убеждению, что вероятность простых совпадений, случайных повторений здесь исключена. Перед нами ц е л о с т н а я система, которая не могла сложиться путем изменения прежних сюжетных линий, т. е., как считают представители исторической и неоисторической школы, «первоначальных» песен, построенных на конкретно-исторической канве. Эта система могла сложиться только в результате переработки - на новых исторических основах - сюжетики догосударственного эпоса и многовекового развития новой сюжетики эпоса «государственного».
Сюжеты древнерусских былин обязаны своим возникновением и оформлением не единичным летописным фактам, а столкновению архаического эпического сознания с новой для народа исторической действительностью, с новым сознанием и новыми идеалами. В этом смысле они вымышлены. Д. С. Лихачев неверно толкует наше понимание эпического вымысла как некоего сознательного творческого акта, как откровенной установки. По его мнению, в эпосе не могло быть ничего такого, чего не было бы уже в эмпирической действительности. «Народ не знал современных форм художественного вымысла, как не знали их и средневековые книжники». Все дело в том, что народ знал другие, сложившиеся в недрах первобытного фольклора формы вымысла, которые им самим как вымысел не осознавались, но тем не менее объективно были таковыми. Сюжетика древнерусского эпоса, основанная на трансформации архаической сюжетики, являлась по отношению к действительности, конечно же, вымыслом, поскольку она не повторяла ее эмпирически. Эпический мир, построенный на основе реального опыта, идеальных представлений, иллюзий и художественной традиции, был вымышленным, хотя создатели его верили в его реальность.
Вымысел в эпосе не противостоит истории, но он не подчиняется летописной эмпирике и не исходит из нее. Таким образом, на мой взгляд, сюжетное содержание былин - с характерными для него типовыми особенностями и глубокой традиционностью - является не «другим жанром, с другой степенью и с другим качеством художественного обобщения» (по отношению к древнерусским «первоначальным» песням), а естественным и органическим продолжением древнерусской эпической сюжетики. Задача состоит в том, чтобы по возможности полнее и определеннее выявить динамику развития в эпической сюжетике с того времени, когда она стала приобретать исторический характер, до того времени, когда живой процесс оказался завершенным. . В былинах мы сталкиваемся со своеобразным миром, в котором все необычно - не только с точки зрения северного певца, но и с точки зрения историка, причем необычность эта не того рода и масштаба, чтобы от нее можно было бы отмахнуться, пренебречь ею хотя бы на время, отнести ее на счет позднейшей фантазии, «обрастания вымыслом». Здесь необычно все - географическая и политическая картина мира, пространственные и временные понятия, общественные отношения, социальные институты, человеческие возможности, сами люди, наконец.
Необычное слито с обычным, свободно взаимодействуя. Историческая школа неоднократно пыталась вычленить в поздних былинах эмпирическое начало, но неизменно терпела неудачи, так как механически подходила к взаимоотношению реальной истории и вымысла в эпосе. В своих работах Д. С. Лихачев попытался расширить круг традиционных исторических сопоставлений в былинах. Он пришел к заключению, что былины не только отражают «отдельные исторические события или отдельных исторических лиц», но и «частично воспроизводят самые социальные отношения глубокой древности, переносят их в обстановку Киевской Руси». Однако в фактической аргументации этого своего утверждения Д. С. Лихачев неправ. В частности, нет достаточных оснований видеть в отношениях между князем и богатырями в былинах отношения князя и дружины в истории. Несовпадения эпоса с эмпирической историей изначальны и органичны, и они получают свое объяснение в свете современных научных представлений о типологии эпического творчества. Нет никаких оснований отрицать значение «единичных фактов» для эпоса.
Но они должны быть поняты в общей системе эпоса, в системе эпического историзма, который в своем развитии прошел закономерные этапы и эволюция которого характеризуется не ослаблением, а, напротив, усилением конкретно-исторического начала. Эпический мир (былинный мир) возник и динамически развивался как сложное целое. Сравнительно-исторический анализ позволяет с известной определенностью выявить в нем «первоначальное», наиболее архаичное и проследить его эволюцию. В былинах, известных нам по записям XVIII-XX вв., несомненно отразился процесс размывания красок, которые характеризовали древнерусский эпос. Размыванию подверглось историческое содержание его, но не в том смысле, как это думала историческая школа. Эволюционировал и менялся эпический историзм, эволюционировали представления об эпическом мире и господствующих в нем отношениях. Вот эту-то эволюцию в ее конкретных и многообразных представлениях всего важнее выявить для понимания севернорусской былины. . Эпическому творчеству свойственны свои художественные законы, которые в совокупности составляют сложную и относительно цельную систему.
Эпический мир, о котором выше говорилось, создан по этим законам, он есть проявление художественной системы эпоса. К эпическому творчеству в особенной степени применимы слова Д. С. Лихачева о том, что «внутренний мир художественного произведения имеет еще свои собственные взаимосвязанные закономерности, собственные измерения и собственный смысл, как система». В особенной степени потому, что эпос, искусство по своей природе дореалистическое и уходящее корнями в первобытность, связан с закономерностями коллективного, безличного творчества и спецификой коллективного мышления сравнительно ранних исторических эпох. Эпос как явление искусства обладает загадочностью, которая проистекает из его несоответствия реальному миру и реальным отношениям в нем, из его художественной многомерности. Эстетическая система эпоса обнаруживает себя в единстве эпического мира и художественной структуры, поэтики, жанровой специфики эпоса. Изучение былин показывает, что им свойственны определенные структурные особенности, определенные жанровые признаки, поэтические качества. Историческая школа чисто механически понимала эпическую форму и потому, декларируя коренные изменения в содержании былин, одновременно допускала сохранение их формы.
Между тем эпос развивался и видоизменялся как система. Северные сказители унаследовали именно систему, хотя, вероятно, как показывают некоторые предварительные наблюдения, отдельные элементы ее эволюционировали не синхронно и не одинаково. Эпическая система соответствовала сознанию среды, творившей эпос, и в известной степени развивалась вместе с развитием этого сознания. Говорю «в известной степени», потому что художественная система обладает внутренней прочностью и опирается на мощную традицию; думать, что эпос легко менялся в зависимости от поворотов истории и от идеологических исканий народных масс, нет достаточных оснований. Северные крестьяне уже не были творцами эпоса в собственном смысле, они были его хранителями. Сознание певцов находилось в сложном взаимодействии с эпическим сознанием, доминировавшим в унаследованном эпосе. Здесь было и известное равновесие, определявшееся в первую очередь глубокой верой сказителя в достоверность эпического мира. Но здесь несомненно имели место и нарушения такого равновесия, обусловленные все увеличивавшейся дистанцией между временем, когда жили северные сказители, и эпохой, когда эпос создавался в своих основах. Сказители наследовали п хранили эпос, но не механически, а соответственно своим понятиям о нем.
Предстоит исследовать севернорусскую былину с точки зрения эволюции жанровой структуры эпоса в таких ее наиболее существенных слагаемых, как сюжетосложение, композиционные принципы, категории пространства и времени, структура образов эпических героев, стилистика, структура былины как песенно-импровизационного жанра. Вопреки утверждениям исторической и неоисторической школы мы с полным правом рассматриваем севернорусскую былину как заключительный и закономерный этап в многовековом, вполне органичном и естественном, процессе русского эпического творчества. Северная былина ни в каких принципиальных отношениях не является результатом качественных жанровых трансформаций древнерусского эпоса (хотя в рамках системы могли совершаться серьезные изменения) - она его продолжает и завершает. Принципиальные особенности русского эпоса как жанра - с характерными для него сюжетикой, историзмом, героикой и идеалами, кругом персонажей, «эпическим миром» - были унаследованы Севером в их известном, исторически сложившемся многообразии и в их динамике. Эпос как система здесь, на Севере, сохранялся, менялся и постепенно разрушался.
Эти три динамические качества определяют (в их единстве) характер и всего севернорусского былинного наследия в целом, и отдельных сюжетов или сюжетных циклов, и единичных текстов. Методическую основу для изучения севернорусских былин в их отношении к древнерусскому эпосу должен составить сравнительный анализ, обусловленный открытыми современной наукой закономерностями исторической типологии народного эпоса и опирающийся на обширные данные, которые выразительно характеризуют тот или иной тип эпоса в его динамическом состоянии. Один из выводов, подсказываемый современными исследованиями и имеющий немаловажное методическое значение, состоит в том, что процесс эпического творчества в принципе необратим: системы, возникающие на определенных этапах и характеризующиеся типологической определенностью, могли поддерживаться, сохраняться, постепенно распадаться или трансформироваться в новые системы, но они не могут быть, естественно, созданы вторично, заново; эдическое творчество не может возвращаться к пройденным типологически этапам; архаика невосстановима в естественном течении эпического творчества. Другой вывод заключается в том, что различные элементы системы живут не в едином темпе, их развитие происходит неравномерно. В одних сферах архаика может задерживаться сильнее, в других преодолеваться быстрее и органичнее. Севернорусская былина не представляет собой чего-то единого на всех ее уровнях. Это, конечно, осложняет анализ, но это же позволяет надеяться получить выводы, которые смогут в какой-то мере отразить всю сложность реальных процессов в русском эпосе.
- 87.50 КбРусский героический эпос. Былины
Актуальность темы: показать, чем представлен героический эпос времен Киевской Руси, каковы его особенности, а также ознакомить с наиболее известными произведениями героического эпоса Киевской Руси.
Огромное значение
в Киевской культуре Х-ХII вв. принадлежит
фольклору. Песни, былины, пословицы, плачи-притчи
(на похоронах и свадьбах), которые долго
жили в памяти народа, передавались из
поколения в поколение, а с появление письменности,
стали записываться. Особо следует отметить
героический былинный эпос, в котором
народ воспевает своих защитников, в образе
добрых, сильных и бескорыстно любящих
Родину богатырей. Героический эпос выражает
общенародные интересы, играет чрезвычайно
важную роль в формировании национального
сознания каждого народа.
Этот эпос имеет несколько циклов.
1. цикл богатырских былин посвящен пахарю Микуле Селяниновичу в дружине Олега Святославича с варягами.
2. цикл богатырских былин посвящен князю Владимиру Красное Солнышко много делавшему для обороны от кочевников. Главными героями были Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.
3. цикл воспевал борьбу Владимира Мономаха
с половецкими ханами.
Былины – стихотворный героический эпос Древней Руси, отразивший события исторической жизни русского народа. Древнее название былин на русском севере – «старина». Современное название жанра – «былины» – было введено еще в первой половине XIX века фольклористом И.П. Сахаровым на основании известного выражения из «Слова о полку Игореве» – «былины сего времени».
Время сложения былин определяется по-разному. Одни ученые считают, что это ранний жанр, сложившийся еще во времена Киевской Руси (X–XI века), другие – жанр поздний, возникший в средние века, во время создания и укрепления Московского централизованного государства. Наибольшего расцвета жанр былин достиг в XVII–XVIII веках, а к XX веку он приходит в забвение.
Былины, по замечанию В.П. Аникина, это «героические песни, возникшие как выражение исторического сознания народа в восточнославянскую эпоху и развившиеся в условиях Древней Руси…».
Былины воспроизводят идеалы социальной справедливости, прославляют русских богатырей как защитников народа. Они раскрывают общественные нравственно-эстетические идеалы, отражая историческую действительность в образах. В былинах жизненная основа соединена с вымыслом. Они обладают торжественно-патетическим тоном, их стиль соответствует назначению прославить необыкновенных людей и величественные события истории.
Главным персонажем былин являются богатыри. Они воплощают идеал мужественного, преданного родине и народу человека. Герой сражается в одиночку против полчищ вражеских сил. Среди былин выделяется группа наиболее древних. Это так называемые былины о «старших» богатырях, связанные с мифологией. Герои этих произведений являются олицетворением непознанных сил природы, связанные с мифологией. Таковы Святогор и Волхв Всеславьевич, Дунай и Михайло Потык.
Во второй период своей истории на смену древнейшим богатырям пришли герои нового времени – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Это богатыри так называемого киевского цикла былин. Под циклизацией понимается объединение былинных образов и сюжетов вокруг отдельных персонажей и мест действия. Так сложился киевский цикл былин, связанный с городом Киевом.
В большинстве былин изображен мир Киевской Руси. В Киев едут богатыри на службу князю Владимиру, его же защищают они от вражеских полчищ. Содержание этих былин носит преимущественно героический, воинский характер.
Другим крупным центром древнерусского государства был Новгород. Былины новгородского цикла – бытовые, новеллистические. Героями этих былин были купцы, князья, крестьяне, гусляры (Садко, Вольга, Микула, Василий Буслаев, Блуд Хотенович).
Мир, изображенный в былинах, это вся Русская земля. Так, Илья Муромец с заставы богатырской видит высокие горы, луга зеленые, леса темные. Былинный мир «светел» и «солнечен», но ему угрожают вражеские силы: надвигаются темные тучи, туман, гроза, меркнут солнце и звезды от несметных вражеских полчищ. Это мир противопоставления добра и зла, светлых и темных сил. В нем борются богатыри с проявлением зла, насилия. Без этой борьбы невозможен былинный мир.
Каждому богатырю присуща определенная, доминирующая черта характера. Илья Муромец олицетворяет силу, это самый мощный русский богатырь после Святогора. Добрыня тоже сильный и храбрый воин, змееборец, но еще и богатырь-дипломат. Его князь Владимир отправляет с особыми дипломатическими поручениями. Алеша Попович олицетворяет смекалку и хитрость. «Не силой возьмет, так хитростью» – говорится про него в былинах. Монументальные образы богатырей и грандиозные свершения – плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, т. е. гиперболизация и идеализация. Поэтический язык былин торжественно-напевный и ритмически организованный. Его особые художественные средства – сравнения, метафоры, эпитеты – воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные, а при изображении врагов – страшные, безобразные.
В былинах совершаются сказочные чудеса: перевоплощение персонажей, оживление мертвых, оборотничество. В них присутствуют мифологические образы врагов и фантастические элементы, но фантастика иная, чем в сказке. Она основана на народно-исторических представлениях. Известный фольклорист XIX века А.Ф. Гильфердинг писал:
«Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу в сорок пуд или один положить на месте целое войско, эпическая поэзия в нем убита. А множество признаков убедили меня, что северно-русский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, которые его слушают, – безусловно верят в истину чудес, какие в былине изображаются. Былина сохраняла историческую память. Чудеса воспринимались как история в жизни народа».
В былинах много исторически достоверных примет: описание деталей, старинного вооружения воинов (меч, щит, копье, шлем, кольчуга). В них воспевается Киев-град, Чернигов, Муром, Галич. Называются другие древнерусские города. События разворачиваются и в Древнем Новгороде. В них обозначены имена некоторых исторических деятелей: князь Владимир Святославич, Владимир Всеволодович Мономах. Эти князья соединились в народном представлении в один собирательный образ князя Владимира – «Красно Солнышко».
В былинах много фантастики, вымысла. Но вымысел является поэтической правдой. В былинах отразились исторические условия жизни славянского народа: завоевательные походы печенегов и половцев на Русь, разорение селений, полон женщин и детей, разграбление богатств. Позднее, в XIII–XIV веках, Русь находилась под игом монголо-татар, что тоже отражено в былинах. В годы народных испытаний они вселяли любовь к родной земле. Не случайно былина – это героическая народная песня о подвиге защитников Русской земли.
Однако былины рисуют не только героические подвиги богатырей, вражеские нашествия, битвы, но и повседневную человеческую жизнь в ее социально-бытовых проявлениях и исторических условиях. Это находит отражение в цикле новгородских былин. В них богатыри заметно отличаются от былинных героев русского эпоса. Былины про Садко и Василия Буслаева включают не просто новые оригинальные темы и сюжеты, но и новые эпические образы, новые типы героев, которые не знают другие былинные циклы. Новгородские богатыри, в отличие от богатырей героического цикла, не совершают ратных подвигов. Объясняется это тем, что Новгород избежал ордынского нашествия, полчища Батыя не дошли до города. Однако новгородцы могли не только бунтовать (В. Буслаев) и играть на гуслях (Садко), но и сражаться и одерживать блистательные победы над завоевателями с Запада.
Одной из самых поэтических и сказочных былин новгородского цикла является былина «Садко». В.Г. Белинский определил былину «как один из перлов русской народной поэзии, поэтический апофеоз Новгороду». Садко – бедный гусляр, разбогатевший благодаря искусной игре на гуслях и покровительству Морского царя. Как герой он выражает собой бесконечную силу и бесконечную удаль. Садко любит свою землю, свой город, семью. Поэтому он отказывается от несметных богатств, предложенных ему, и возвращается домой.
Былины созданы тоническим (его еще называют былинным, народным) стихом. В произведениях, созданных тоническим стихом, в стихотворных строках может быть разное количество слогов, но должно быть относительно равное количество ударений. В былинном стихе первое ударение, как правило, падает на третий слог от начала, а последнее – на третий слог от конца.
Для былин характерно сочетание реальных образов, имеющих четкий исторический смысл и обусловленных действительностью (образ Киева, стольного князя Владимира), с фантастическими образами (Змей Горыныч, Соловей-разбойник). Но ведущими в былинах являются образы, порожденные исторической действительностью.
Былина обычно начинается с зачина, определяющего место и время действия. Вслед за ним дается экспозиция, в которой выделяется герой произведения, чаще всего с использованием приема контраста.
Образ героя стоит в центре всего повествования. Эпическое величие образа былинного героя создается путем раскрытия его благородных чувств и переживаний, качества героя выявляются в его поступках.
Троекратность или троичность в былинах является одним из главных приемов изображения (на богатырской заставе стоят три богатыря, богатырь совершает три поездки – «Три поездки Ильи», Садко три раза купцы новгородские не зовут на пир, он же три раза бросает жребий и т. д.). Все эти элементы (троичность лиц, троекратность действия, словесные повторы) имеются во всех былинах. Большую роль в них играют и гиперболы, используемые для описания героя и его подвига. Гиперболично описание врагов (Тугарин, Соловей-разбойник), а также описание силы воина-богатыря. В этом проявляются фантастические элементы.
В основной повествовательной части былины широко применяются приемы параллелизма, ступенчатого сужения образов, антитезы.
Особого внимания заслуживает вопрос о соотношении былинного эпоса с исторической действительностью (т. н. «проблема историзма русского эпоса»), вызывавший и в XIX, и в XX веках бурные споры (особенно между историками и филологами).
Основоположник русской исторической науки В. Н. Татищев так писал о былинах в 1730-х гг.: «Хотя оне не таким порядком складываны, чтоб за историю принять было можно, однако же много можно в недостатке истории из оных нечто к изъяснению и в дополнку употребить». Однако в дальнейшем, пренебрегая предостережением Татищева, некоторые ученые-историки излишне прямолинейно и однозначно «привязывали» былинные тексты к данным письменных и археологических памятников, считая, как, например, советский историк академик Б. Д. Греков, что «былина – это история, рассказанная самим народом». Однако надо понимать, что героический эпос в силу особенностей своего «складывания» не отражает исторических событий, а преображает их; песенно-эпическая память народа – не том летописного свода, стоящий на полке, она не хранит деяний прошлого в точности, а представляет собою народное осмысление истории, воссоздание образца устройства общества и государства, и, передаваясь столетиями из уст в уста, изменяется, скрывая историческую первооснову под позднейшими наслоениями. Вот
Фольклористы различных научных школ выработали несколько основных вариантов решения проблемы историзма былин. Вот как их излагает профессор Ф. М. Селиванов: «1) Историческое событие отдельными реалиями наслаивается на уже существующий (мифологический, заимствованный, книжный) сюжет; 2) событие, изображенное в былине, неизбежно заслонялось позднейшими и многократными историческими наслоениями, что затрудняет или делает невозможными поиски исконного содержания; 3) первоначальный отклик на событие осуществлялся в произведениях другого жанра (хвалебная песня, сказание, предание), содержательную сторону которых впитала в себя былина» (Селиванов, с. 29). Из третьего положения также вытекает, что сами былины в том виде, как они нам знакомы, складывались позднее времен Киевской Руси – уже в эпоху удельных княжеств и татаро-монгольского ига, а во времена единого древнерусского государства бытовали лишь т. н. «протоформы» будущих былин (песни-хроники, отражавшие только что совершившееся событие; песни-славы в честь князей, звучавшие на пирах, а также, возможно, их противоположность – песни-поношения; воинские причитания, исполнявшиеся на похоронах и поминках), причем не в массе простого народа, а в дружинной среде, в окружении князя.
Именно та важная роль, какую стали играть былины в национально-освободительной борьбе, возрождении русского государства после иноземного ига, и обеспечила им такую долгую жизнь в устной традиции – они пережили воспетую ими Киевскую Русь на целое тысячелетие
Описание работы
Актуальность темы: показать, чем представлен героический эпос времен Киевской Руси, каковы его особенности, а также ознакомить с наиболее известными произведениями героического эпоса Киевской Руси.
Огромное значение в Киевской культуре Х-ХII вв. принадлежит фольклору. Песни, былины, пословицы, плачи-притчи (на похоронах и свадьбах), которые долго жили в памяти народа, передавались из поколения в поколение, а с появление письменности, стали записываться. Особо следует отметить героический былинный эпос, в котором народ воспевает своих защитников, в образе добрых, сильных и бескорыстно любящих Родину богатырей. Героический эпос выражает общенародные интересы, играет чрезвычайно важную роль в формировании национального сознания каждого народа.
Русский эпос
Былины
К жанрам народного творчества относится русский устный эпос: песни, сказания, предания повествовательного характера, произведения о событиях из жизни героев, которые создавались устным путём, исполнялись и запоминались на слух. Эпос - героическое народное сказание, которое создалось странствующими певцами или народом.
Эпос претендует не только на объективность, но и на правдивость своего рассказа, при этом его притязания, как правило, принимаются слушателями.
Самым древним видом устного эпоса, сохранившимся в народной памяти на протяжении многих столетий, являлись былины - песни большого объёма, состоящие из нескольких сот, иногда тысяч стихов.
Былины - русские народные эпические песни о подвигах легендарных богатырей. Основой сюжета былины является какое-либо героическое событие, либо примечательный эпизод русской истории.
Народное название былины -- старина, старинушка, подразумевающее, что действие, о котором идёт речь, происходило в прошлом.
Читая былины, мы погружаемся в особенный мир: он населён персонажами, непохожими на реальных людей; в нём происходят необычайные события, которые в действительном мире происходить не могли; он полон вещей, которые обладают чудесными свойствами. Это, с современной точки зрения, мир фантастический.
Внимание к былинному наследию особенно возросло и усилилось в связи с открытием факта бытования и живого исполнительства былин на русском европейском Севере в середине XIX века.
За 150-летнюю историю научного изучения эпоса, определились основные пути и наиболее существенные темы.
В былине сконцентрирован, поэтически и философски осмыслен, художественно засвидетельствован богатый исторический опыт народа.
Былины написаны тоническим стихом, в котором может быть разное количество слогов, но приблизительно одинаковое количество ударений. Некоторые ударные слоги произносятся со снятым ударением. При этом не обязательно, чтобы во всех стихах одной былины сохранялось равное количество ударений: в одной группе их может быть по четыре, в другой -- по три, в третьей -- по два. В былинном стихе первое ударение, как правило, попадает на третий слог от начала, а последнее -- на третий слог от конца.
Как скакамл-то Ильям да со добрам коня,
Припадамл-то он ко мамтушке сыромй земле:
Как стучимт ведь мамтушка сырам земля
Да под томй же как сторомнушкой востомчной.
Термин "былины" введён Иваном Сахаровым в сборнике "Песни русского народа" в 1839 году, он предложил его исходя из выражения "по былинам" в "Слове о полку Игореве", что значило "согласно фактам".
Для объяснения происхождения и состава былин существует несколько теорий:
1. Теория мифологическая видит в былинах рассказы о стихийных явлениях, в богатырях -- олицетворение этих явлений и отождествление их с богами древних славян.
2. Теория историческая объясняет былины как след исторических событий, спутанных порой в народной памяти.
3. Теория заимствований указывает на литературное происхождение былин, причём одни склонны видеть заимствования через влияние Востока, другие -- Запада.
В итоге -- односторонние теории уступили место смешанной, допускающей в былинах присутствие элементов народного быта, истории, литературы, заимствований восточных и западных.
Былины являются эпическими песнями о русских богатырях; именно здесь мы находим воспроизведение общих, типических их свойств и историю их жизни, их подвиги и стремления, чувства и мысли. Все былины, кроме единства описываемого предмета, характеризуются ещё единством изложения: они проникнуты элементом чудесного, чувством свободы и духом общины.
В "Истории Русской Словесности" Галахова приведена статистика о количестве былин. Одних былин киевского цикла собрано: в Московской губернии -- 3, в Нижегородской -- 6, в Саратовской -- 10, в Симбирской -- 22, в Сибири -- 29, в Архангельской -- 34, в Олонецкой -- до 300. Всех вместе около 400, не считая былин новгородского цикла и позднейших (московских и других). Все известные нам былины по месту своего происхождении делятся на: киевские, новгородские и общерусские (более поздние).
Нельзя смотреть на эти былины как на рассказы о событиях, действительно имевших когда-то место в таком именно виде.
Большая древность былин доказывается тем обстоятельством, что изображается в них политика ещё оборонительная, а не наступательная. Хотя между сюжетами былин есть и такие, которые можно возвести к эпохе доисторического сродства индоевропейских преданий, тем не менее, всё содержание былин, а в том числе и эти древнейшие предания представляется в такой редакции, которая может быть приурочена только к положительно историческому периоду.
Деятельность дружины, выраженная в подвигах её представителей-богатырей, и есть предмет былин. Как дружина примыкала к князю, так и действия богатырей всегда стоят в связи с одним главным лицом.
Былины пели скоморохи и гудошники, приигрывая на звончатых яровчатых гуслях или гудке, слушали же их в основном бояре, дружина.
Содержание былин теперь мифическое, а форма -- историческая, в особенности же все типические места: имена, названия местностей и т.д.; эпитеты соответствуют историческому, а не былинному характеру лиц, к которым они относятся. Но первоначально содержание былин было совсем другое, а именно действительно историческое. Остались неприкосновенными типические места, а все остальное со временем изменилось.
Весь русский народный эпос насквозь проникнут христианско-мифологическими сказаниями. Новые заимствования отодвинули на второй план древний материал, и былины, поэтому можно разделить на три разряда:
ь На песни с очевидно заимствованным библейским содержанием;
ь На песни с заимствованным первоначально содержанием, которое, однако, обработано более самостоятельно;
ь На песни вполне народные, но заключающие в себе эпизоды, обращения, фразы, имена, заимствованные из христианского мира.
В центре былин -- образы богатырей, наделённых высокими моральными качествами, самоотверженно преданных Родине. В образе любимого богатыря Ильи Муромца народ создал поэтическую биографию крестьянского сына с его спокойной уверенностью в себе и чуждой аффектации силой. Он стоит во главе богатырской заставы, преграждающей путь врагам (эта тема формировалась ещё в условиях монгольского нашествия). Столь же поэтичны образы и др. богатырей, охраняющих родную землю, -- Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Это богатыри героического жанра. Значительная часть героических былин посвящена теме социальной борьбы. Герой борется с князем и боярским окружением за своё попранное достоинство, возглавляет протест неимущих и простолюдинов. Тема защиты Родины закономерно слита в былинах с темой народной жизни и труда. Так, первый подвиг, который совершил Илья Муромец после исцеления, это корчёвка пней и расчистка поля для пашни.
Особой художественной формой и способом поэтизации героев обладают былины новеллистические. Отсутствуют открытые схватки, бой, военное столкновение. Есть бытовой эпизод встречи, спора, сватовства или какого-либо иного происшествия. В былине о Вольге и Микуле Селяниновиче отразилась извечная мечта трудового народа о лёгкой пахоте, о труде, обеспечивающем жизнь.
Существуют сказочные былины, для них характерны типичные образы и ситуации волшебной сказки. Так в былине "Садко" присутствует волшебный даритель, посылающий герою со дна Ильмень-озера чудесный дар (волшебное средство) - рыбку с золотыми перьями. Этот дар позволяет ему выиграть богатый заклад у новгородских купцов. Садко, подобно сказочному герою попадает в подводное царство. Где ему предлагают выбрать невесту среди дочерей морского царя. А героя другой сказочной былины - Михайло Потыка - закапывают вместе с умершей женой. Но, будучи погребён, он предусмотрительно припасёнными металлическими прутами убивает змею, пытающуюся его погубить.
Былины являются важнейшими эпическими жанрами русского фольклора. Они отображают жизнь в значительных типических обобщениях, широко используя художественный вымысел, элементы фантастики. Как и во всех эпических жанрах искусства слова, те или иные события в былинах раскрываются прежде всего в образах, через показ их взаимоотношений и поступков. Важнейшую роль в былинах выполняет сюжет. Сюжеты былин различны по своему конкретному содержанию, но для них характерны и некоторые общие, типологические черты. Одна из таких жанрово-типологических черт -- одноплановость, или однолинейность, развития сюжета. Как правило, в былине в такой временной последовательности развивается одна сюжетная линия, связанная главным образом с раскрытием её основного образа -- героя-богатыря.
Главные герои былин -- богатыри, наделенные идеальными качествами человека (невероятная физическая сила, смелость, высокие нравственные качества и т. д.).
Былина развивается по принципу наибольшего выделения главного героя, и поэтому действие былины концентрируется вокруг богатыря, его судьбы. Уже начиная былину, и сказители, и их слушатели понимали и знали, что русский богатырь обязательно должен победить. Представляется, что в таком положении, когда никто не сомневался в победе русского богатыря, не было никакой необходимости описывать его бой с противником подробно, создавать ненужные сомнения в исходе боя и т. п. Краткое описание боя богатыря -- своеобразное проявление трезвости рассудка и здравого художественного чутья сказителя.
Кульминацией в сюжете былин является описание сражения или иного состязания богатыря с противником.
И здесь можно отметить яркую жанровую специфику былины.
В былине описание сражения (состязания) богатыря с противником всегда очень краткое, победа богатырю всегда дается очень легко.
Врага богатырь всегда побеждает сам, без какой-либо посторонней помощи.
В былине может быть и два богатыря, две линии в развитии сюжета (например, былина "Добрыня и Алеша"). Но эти две сюжетные линии не могут развиваться одновременно, параллельно.
В основе былин -- важные, очень значительные, на взгляд сказителя, создателя былин и его слушателей, общественные явления, события, имеющие большое национально-историческое значение.
Былина живет до тех пор, пока в реальность и достоверность её содержания полностью верят и сказитель, и его слушатели.
Илья Муромец и Поганое Идолище
Во стольном во городе во Киеве
У ласкового князя у Владимира
А явилося чудо неслыханное:
Наехало Идолище поганое,
Со своей ли ратью силой великою.
Владимир, зная, что никого из богатырей нет поблизости, пугается и приглашает его к себе на пир. Илья Муромец, который в это время находится в Царь-граде, узнает про беду и тотчас отправляется в Киев. По дороге он встречает старца пилигрима Ивана, берет у него клюку и меняется с ним одеждой. Иван в платье богатыря идёт на пир к князю Владимиру, а Илья Муромец приходит туда же под видом старца.
"Солнышко Владимир столько-киевский!
"Принимай калику перехожую,
Корми-ка ты калину досыта,
Пои-ка ты калику допьяна".
Илью пустили.
Идолище поганое:
"Ай же ты, калика русская,
Русская калика, перехожая!
Скажи-ка, калика, не утаи себя,
Какой есть у вас на святой
Руси Старый казак Илья Муромец?
Велик ли он ростом собою есть?"
Узнав от старца, что богатырь Илья Муромец ест и пьёт совсем немного по сравнению с богатырями татарскими, Идолище насмехается над русскими воинами. Илья Муромец, переодетый пилигримом, вмешивается в разговор с издевательскими словами о прожорливой корове, которая так много ела, что от жадности лопнула. Идолище хватается за нож и бросает его в богатыря, но тот ловит его на лету и срубает Идолищу голову. Потом выбегает во двор
А поганых татаровей охаживать,
А прибил он всех поганых татаровей,
Не оставил поганых на семена,
А очистил Илья Муромец да Киев град,
Он избавил солнышка Владимира
От того было полону великого.
Тут же Илье Муромцу и славу поют.
Русский героический эпос (былины) - замечательное наследие прошлого, свидетельство древней культуры и искусства народа. Он сохранился в живом устном бытовании, возможно, в первоначальном виде сюжетного содержания и главных принципов формы. Свое название былина получила от близкого по смыслу слова «быль». Это означает, что былина рассказывает о том, что некогда происходило на самом деле, хотя и не все в былине правда. Былины записаны от сказителей (часто неграмотных), воспринявших их по традиции от прежних поколений. Зафиксированы былины только на территории России, главным образом на Севере и в Сибири.
В южных областях - в Поволжье и на Дону - они оказались в сильно измененном и полуразрушенном виде. А между тем, следует предположить, что основное количество сюжетов было создано в пределах Киевского государства, т. е. в тех местах, какие в них изображаются. Но на территории
Украины былины не обнаружены. Нет в их языке и украинизмов. Источником каждой героической песни был какой-то исторический факт. В былине, как и в народной сказке, много выдумки. Богатыри - люди необыкновенной силы, они скачут на могучих конях через реки и леса, поднимают на плечи тяжести, которые не под силу ни одному человеку. Например, так описывается богатырь
Сятогор в былине «Святогор - богатырь», изложенной Л. Н. Толстым:
… Выезжал ли Святогор гулять в чисто поле,
Никого-то Святогор он не нахаживал,
С кем бы силой богатырскою помериться;
А сам чует в себе силу он великую,
Чует - живчиком по жилкам разливается..
Вот как описывает Н. М. Карамзин богатыря Илью Муромца:
…Он подобен мирту нежному:
Тонок, прям и величав собой.
Взор его быстрей орлиного,
И светлее ясна месяца.
Кто сей рыцарь? - Илья Муромец.
Былина - старая песня, и не все в ней бывает понятно, рассказывается она неторопливым, торжественным тоном. Многие русские былины говорят о героических подвигах народных богатырей. Например, былины о Вольге Буслаевиче, победителе царя Салтана Бекетовича; о герое Сухмане, победившем врагов - кочевников; о Добрыне Никитиче. Русские богатыри никогда не лгут. Готовые умереть, но не сойти с родной земли, они почитают службу отечеству своим первым и святым долгом, хотя их нередко и обижают не доверяющие им князья. Рассказанные детям былины учат их уважать труд человека и любить свою родину. В них объединился гений народа.
Однако не всегда былины рассказывают о богатырях. Очень интересна былина «Об Авдотье Рязаночке», не побоявшейся самого хана Золотой Орды и вызволившей из плена не только своих родных - мужа, сына и брата, но и весь рязанский полон.
Своих любимых богатыри не уподобляли ни Венерам, ни Дианам, которых они никогда не видели. Сравнения они черпали из природы видимых ими вещей.
Например, когда хотели похвалить ту, которая им нравится, то говорили, что у ней:
Очи соколиные,
Брови соболиные,
Походка павлиная;
По двору идет,
Как лебедь плывет.
Отдельным жанром фольклора являются исторические песни. Их художественное своеобразие остается недостаточно изученным. В дореволюционной науке их нередко признавали деградацией героического эпоса, сколком с былин и в этой связи их достоинством считали общие с былинами мотивы, образы и стилевые приемы (как бы остаточные явления).3
«Песнь о вещем Олеге», «Песни о Степане Разине» можно поставить сегодня в одном ряду с «капитанской дочкой», «историей Пугачева» и другими историческими произведениями. Они также представляют собой огромную художественную ценность. Это выражение исторического самопознания народа.
Русский народ в своих исторических песнях осознал свое историческое значение. Сохранение исторически ценного в эпосе (будь то имена, события, отношения) есть результат сознательного, исторического отношения народа к содержанию эпоса. Народ в своем творчестве исходит из довольно четких исторических представлений о времени. Сознание исторической ценности передаваемого и своеобразные представления народа, а не только механическое запоминание, обуславливают устойчивость исторического содержания песен.
Былины хоть и огромны по своему объёму и сразу дети не смогут овладеть этим ёмким материалом, всё же этот жанр имеет значение для развития детей.