В каком веке жила э бронте. Сестры Бронте – гениальные писательницы из английской глуши. Встречайте: Шарлотта, Эмили и Энн Бронте

Автор вспоминает, как в далекой юности с товарищем они жили заветным замыслом дорваться до всех наук. Друзьям казалось, что никакие преграды им нипо-чем, поскольку главное в жизни — не трусить, не лгать, любить свою землю, быть верным народу. Молодые люди представляли, как вернутся потом на родину великолепными московскими гостями, как будут гордить-ся родители и обмирать девушки на танцах. Никто не мог предположить, что готовила им судьба в будущем. Сейчас автору кажется, что те юношеские мечты посещали его «жизнь тому назад» — столько пришлось ему пережить за прошедшие годы.

2. Сын за отца не отвечает

Эти пять слов были сказаны в кремлевском зале "вершителем земным" судеб, И. Сталиным. Автор обращается к молодому поколению, которому уже трудно представить, какой резонанс имела в обществе эта короткая фраза. Для людей его, автора, поколения анкетная графа о происхождении имела «зловещий» смысл. В сталинское время те, кому с графой не повезло, подставляли «для несмываемой отметки» свое чело, чтобы всегда быть под рукой, «на случай нехватки классовых врагов». Самые близкие друзья отворачивались и боялись сказать слово в защиту «сына врага народа», который, в большинстве случаев лично ничем не провинился перед режимом, но должен был нести кару за «прегрешение» отца. После исторического заявления Сталина же можно было благодарить вождя за то, что он простил родного отца.

Сталину, впрочем, не пришло вовремя на ум, что такой «реабилитированный» сын вполне мог бы ответить за несправедливо осужденного отца — того, что работал всегда в поте лица, и приходя домой обедать, клал на стол усталые рабочие руки. На этих руках не было отдельных мозолей — она была сплошная.

Автор слышит в свой адрес обвинения в сердобольности, в попытке смотреть на вещи «с кулацкой колокольни» и «лить воду на мельницу врага». Автору уже надоело «слышать эхо древних лет», ведь ни колоколен, не мельниц тех нет на свете уже давно. Зато сам крестьянин, «голоштанный помощник» Советской власти, ни в чем не ее упрекал, а только славословил и благодарил за «земельку долгожданную» Любой репрессированный искренне верил, что несправедливый приговор будет немедленно отменен, едва Сталин лично «в Кремле письмо его прочтет». Крестьяне, выселенные с насиженных мест, не унывали, и переходили в рабочий класс. Теперь эта почетная дорога была для них открыта: ведь сын за отца не отвечал. Однако скоро все пошло по-прежнему. Стране, казалось, все не хватало клейменых сыновей. Только война предоставляла «право на смерть и даже долю славы». Страшно было только пропасть без вести или же оказаться в плену. Тогда приходилось проследовать под гром победы с двойным клеймом из плена в плен. Вряд ли Родина стала счастливей, собрав рать своих сынов под небом Магадана. У советских людей появился в лице Сталина новый бог, звавший «отринь отца и мать отринь»... В особенности это касалось национальных окраин, переселенных народов — крымских татар и пр. Автор свидетельствует о том, что отец как раз должен отвечать головой за сына, и жаль, что сам Сталин не стал ответчиком ни за своего сына, ни за дочь.

3. О памяти

Автор считает, что нельзя забывать «крестный путь» тех, кто стал «лагерной пылью». Впрочем, об этом постоянно «забыть велят и просят лаской» для того, чтобы не смущать непосвященных оглаской. Однако автор не видит вокруг себя непосвященных: вся страна знала о репрессиях, даже если человека лично они не коснулись, то наверняка «мимоездом, мимоходом». Именно с поэта впоследствии «взыщется», он обязан будет объяснить «пытливой дочке-комсомолке», «зачем и чья опека к статье забытой отнесла неназываемого века недоброй памяти дела». Новое поколение тоже должно знать правду о прошлом, поскольку «кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу». Автор думает, что невероятная популярность Сталина в народе, несмотря на все его свершения, объяснялась в том числе и тем, что мы рукоплескали всегда не одному лишь ему. Казалось, что всегда был рядом Ленин - тот, кто не любил оваций. Не случайно в народе бытовала поговорка: «вот если б Ленин встал из гроба, на все, что стало, поглядел». Автор сравнивает подобные суждения с детским лепетом безответственных людей. Мы сами виноваты во всем, что происходило, нам самим расхлебывать заваренную нами кашу, «и Ленин нас судить не встанет». Если уж непременно хочется «вернуть былую благодать», автор советует вызывать дух Сталина: «Он богом был, он может встать». К тому же «вечная жизнь» Сталина продолжается в его китайском преемнике (Мао Цзе Дун).

Произведение в первую очередь примечательно тем, что было искренней попыткой человека старшего поколения осмыслить трагические страницы истории страны, связанные с репрессиями 30-х годов и "культом личности" Сталина. В своей собственной судьбе ("сын врагов народа") автор видит отражение судеб миллионов незаслуженно униженных людей, он призывает не забывать беззаконно уничтоженных в лагерях людей. Вместе с тем произведение является типичным примером творчества так называемых "шестидесятников" и в нем отразились не только темы и "социальные проблемы", характерные для деятелей и - шире - поколения шестидесятых, но и присущие им иллюзии, в частности, об извращении Сталиным ленинских идей, об изначальной верности "идеи", о "возвращении к Ленину" и проч.

Петербург, январь 1826 г. Иван Евдокимович Авросимов работает писарем в высочайше утверждённой комиссии, записывая показания участников мятежа на Сенатской площади. В комиссии этот застенчивый провинциал оказался благодаря протекции своего дядюшки, отставного штабс-капитана Артамона Михайловича Авросимова, оказавшего незабываемую услугу императору Николаю Павловичу в день принесения ему присяги, 14 декабря.

Мужество не покидало писаря, пока комиссия не приступила к допросам полковника Пестеля. С этой минуты с ним стали происходить таинственные веши. Какая-то таинственная незнакомка добивается встречи с ним. Член комитета, граф Татищев, преследует Авросимова в своей коляске, задавая крайне неудобные тому вопросы: можно ли попасть под обаяние государственного преступника - такого, как Пестель? (Бедный герой не находит ничего лучшего, как перезадать те же вопросы своему крепостному Егорушке. Тот в ужасе отмалчивается.) Единственное отдохновение - неожиданное ночное приключение с офицерами (в том числе Павлом Бутурлиным, секретарём Татищева) и их легкомысленными подружками, коих писарь принимает за порядочных женщин и одной, Дельфиний, в пылу ночной страсти даже предлагает выйти за него замуж. Вскоре происходит встреча и с таинственной незнакомкой. Она оказывается женой брата Пестеля, Владимира Ивановича Пестеля, выступившего 14 декабря на стороне Николая - против брата. Во время свидания Авросимов клянётся ей исполнить любую её просьбу.

Во время визита к дядюшке он знакомится с неким Аркадием Ивановичем Майбородой, капитаном, служившим у Пестеля (перед коим сам писарь уже неосознанно благоговеет), предавшим своего начальника. Авросимов ведёт капитана к знакомым офицерам, где тот повторяет историю своих отношений с Пестелем, и получает в конце беседы неожиданную пощёчину от Бутурлина. Наутро Майборода вновь предстаёт перед очами Авросимова: он даёт показания в комитете. После чего герой наш уже более конкретно обсуждает с Амалией Петровной пути к спасению Пестеля, а затем опять хочет жениться - на этот раз на подружке Дельфиний, сенной девке Милороде. Очнувшись, он устремляется к месту службы, где получает приказ сопровождать в Малороссию арестованного подпоручика Заикина, готового указать властям место сокрытия «Русской правды» (сестрица, Настенька Заикина, регулярно поджидающая брата во дворе Петропавловской крепости, уже не раз вызывала у Авросимова искреннее желание хоть чем-нибудь ей помочь). Вручив Пестелю в его камере опросные листы, он вновь встречает на пути домой экипаж военного министра, и Татищев, как и раньше, задаёт герою крайне неприятные тому вопросы о секрете пестелевского обаяния. Быстрей бы уж в дорогу! Преступника сопровождает также ротмистр Слепцов, который предлагает переночевать по дороге в его имении, Колупановке. В полудрёме Авросимову постоянно является полковник, который ведёт свои опасно-умные беседы о судьбах России - а сам все так же чертовски обаятелен!

Вечер в поместье - с пением девичьего хора, роскошной трапезой - удался на славу. Ночью Авросимов и арестант признаются друг другу в симпатиях к Пестелю. Так что ничего удивительного не оказывается в том, что Заикин так и не может указать место, где зарыты рукописи, - он просто этого не знает. Но, поддавшись напору Слепцова, указывает на человека, это место знающего в точности: своего брата Федю. Тот указывает настоящее место хранения бумаг Пестеля, но слишком разоткровенничался с ротмистром, и тот арестовывает и брата (Авросимов даёт ему пощёчину; дуэль отложена до Петербурга). На обратном пути троица вновь заезжает в Колупановку. Из какого-то не вполне ясного чувства превосходства Слепцов (и без того склонный почти одновременно демонстрировать как самые нежные, казалось бы, проявления заботы и предупредительности, так и самые гнусные качества) инсценирует нападение разбойников, и Авросимов ранит одного из нападающих - к ужасу всех остальных, уверенных, что оружия ни у кого больше нет. Заикин, назвавший шутку ротмистра «граничащей с подлостью», просит Авросимова передать записку сестре Настеньке. Тот выполняет просьбу. После чего отправляется к Амалии Петровне (та как раз разговаривает со своим мужем, братом Пестеля, - Авросимов, случайно подслушав разговор, понимает, кого та любит) и предлагает устроить побег из крепости. Появившиеся откуда-то из небытия личности (некто Филимонов, Стародубцев и Гордон) предлагают свои услуги - сперва бескорыстно, затем, «для скорости», требуют денег. Авросимов отказывается: но машина побега, казалось, уже завертелась помимо его воли, однако Амалия Петровна сама выдаёт все планы Татищеву. Министр посылает записку Бутурлину с требованием арестовать Авросимова, - те как раз обсуждают условия предстоящей писарю дуэли со Слепцовым. Во время ареста Авросимов все отрицает, и его отправляют в деревню, где он, женившись, судя по всему, на Настеньке, и дожидается Мятлева с Лавинией (см. «Путешествие дилетантов»).

В ранней-ранней юности у меня было две любимые романтические книжки: "Асканио" Дюма и "Джейн Эйр" Шарлоты Бронте. О Бронте я знала лишь то, что это была эксцентричная семейка, живущая в центре патриархального Йоркшира. Три сестры - старые девы, которые изливают свои мечты и разочарования на бумаге, брат - вернувшийся из-за границы, невыносимо скучающий в провинции, становится алкоголиком, и их отец - религиозный фанатик, деспот и тиран. И все, как в трагической сказке, умирают слишком рано от чахотки.
Все было так, или почти так или совсем не так.

Портрет сестер Бронте, нарисованный их братом Бренуэллом


Надо начать с того, что семья Бронте не жила в медвежьем углу вдали от людей, как пытались представить некоторые биографы. Да, дом Бронте стоял на отшибе, но в двух минутах ходьбы от деревни, которая в начале 19 века уже превращалась в индустриальный город. В деревне к тому времени была канализация, а все дома были заняты людьми. Сам дом семьи тоже не навевает мрачных мыслей. Обычный дом того времени, он даже кажется вполне уютным.

Дом семьи Бронте. Сейчас в нем музей.

В то время средняя продолжительность жизни была 24 года, а Эмили, Шарлотта и Энн дожили до 30, 38 и 29 лет соответственно. Конечно, совсем молодые по современным меркам, но по меркам того времени прожили достаточно.

Первый биограф Шарлотты Бронте , Элизабет Гаскелл, описывала ее чуть ли не как святую, послушную дочь викария, жертвенную старую деву, придумавшую Джейн Эйр.

Шарлотта Бронте

Элизабет Гаскелл, которая была подругой Шарлотты, писала в своей книге, что события раннего детства, когда осиротевшая Джейн отправляется в интернат, отражают личные воспоминания самой Шарлотты. Но дело не только в похожести событий в жизни самой Шарлотты и ее придуманного персонажа. Дело в характере. А по характеру Шарлотта, как и ее Джейн Эйр, вовсе не была послушной и святой. У Шарлотты, как говорят англичане, “was nails”, причем, “bloody nails”. Потеря матери и двух сестренок в течение года, когда ей было 9 лет, Кован-Бриджская, деревенская, школа с жуткими условиями, брюссельское тоскливое существование и ощущение уходящего времени, борьба с алкоголизмом брата Бренуэлла, смерть Бренуэлла, Эмили и Энн в течение года, когда ей было 33, не повергали Шарлотту в пучину депрессии. Она садилась за письменный стол и создавала шедевры.

одна из "маленьких книжек" Шарлотты

Старой девой Шарлотта тоже не была. Ей четыре раза предлагали выйти замуж. Первое предложение руки и сердца Шарлотта получила в 22 года. Его сделал Генри Насси, брат ее подруги Элен. Но Шарлотта не любила его, к тому же она посчитала, что брак со священнослужителем не подходит для романтической девушки, которой она была.
Следующим соискателем руки и сердца Шарлотты был Дэвид Прис, тоже священнослужитель. Шарлотта отказала и ему.
Отказала она и Артуру Беллу Николлсу, помощнику своего отца. Но Николлс по-настоящему любил Шарлотту и смог изменить ее мнение о себе. Следующее его предложение Шарлотта приняла, но через девять месяцев после свадьбы она умерла.
Принято считать, что Шарлотта умерла от чахотки, как и ее сестры, или заразилась брюшным тифом от одной из служанок. Но более поздние исследователи считают, что Шарлотта была беременной, а для "первородящей" в то время такой возраст представлял большой риск. Исследуя симптомы болезни Шарлотты, они пришли к выводу, что Шарлотта страдала от токсикоза, как и Кейт Миддлтон. А в 38 лет и при тогдашнем состоянии медицины, токсикоз оказался для Шарлотты смертельным.
Несколько фактов о Шарлотте:
- первоначально Шарлотта хотела быть профессиональной художницей, два ее рисунка выставлялись на выставке в Лидсе. Позже Шарлотта передумала и решила стать писательницей. Когда одно из издательств попросило ее саму проиллюстрировать Джейн Эйр, она скромно отказалась.
- свои первые доходы от "Джейн Эйр" Шарлотта потратила на стоматологов. У Шарлотты были плохие зубы, она всегда этого стеснялась, и Джейн Эйр помогла ей сделать красивую улыбку.
- в музее сохранились платья Шарлотты. Она любила красиво одеваться.

Главный роман средней из трех сестер, Эмили Бронте , - "Грозовой перевал". Она считается в семье "мистиком". Подарив миру один роман, она снова ушла в астрал. Но на самом деле Эмили - самая здравомыслящая из сестер. Именно Эмили занималась финансовыми делами семьи, она вложила акции семьи в железную дорогу и тщательно следила за котировками, каждый день читая газеты и анализируя дела на бирже. Один из бельгийских воспитателей дал такую характеристику Эмили: "умеет мыслить логически и способна аргументировать, что не часто встречается в людях, а тем более, у женщин".
Несколько фактов об Эмили:
- при всей любви Эмили к мистике у нее всегда был ясный ум, здравый смысл и твердый характер.
- Эмили очень любила животных. Однажды сказала ученикам Юридической школы Хилл, где преподавала, что она предпочитает школьную собаку любому из них. В день своей смерти Эмили очень беспокоилась о том, кто же накормит ее собак.
- у Эмили почти не было друзей, она никого не любила, кроме родных.
- сейчас особо ценятся стихотворения Эмили. Ее ставят в один ряд с Блейком, Байроном и Шелли.

Эмили Бронте

"Мне надежда - не подруга:
Равнодушна и слаба,
Ждет, бледнея от испуга,
Что решит моя судьба.

Вероломная трусиха:
Нужно было мне помочь -
Позвала ее я тихо,
А она сбежала прочь!

Не спасает от угрозы,
В спорах вьется, как змея;
Рада, если лью я слезы,
Плачет, если рада я.

Ей чужда любая жалость:
На пределе, на краю, -
"Пожалей меня хоть малость!" -
Тщетно я ее молю.

Нет, надежда не стремится
Боль унять в моей груди;
Улетает ввысь, как птица -
И назад ее не жди!"

Младшая сестра Энн Бронте , считалась самой тихой и незаметной из сестер. Тихоня, не бунтарка, бесстрастная и молчаливая. Но быть незаметной заставлял Энн вовсе не ее характер. Энн заикалась и была несколько косноязычной, поэтому она предпочитала молчать при чужих людях. А вот романы Энн были, как раз, самыми революционными и бунтарскими из всех романов сестер Бронте. Ирландский романист Джордж Мур писал о романе Энн Бронте "Агнес Грей": "самая совершенная проза, написанная английскими буквами". Мур считал, что если бы Энн прожила дольше, она бы затмила славу Джейн Остин.
- "Агнес Грей" - первая книга о проблемах молодых женщин среднего класса, вынужденных идти в гувернантки, чтобы семья оставалась на плаву.
- "Незнакомка из Уайлдфелл-Холла" - одно из первых феминистских произведений, поднимающих тему гендерного неравенства. Это безжалостное исследование последствий алкоголизма мужа и насилия в семье, которое не утратило актуальность и в наши дни.

Энн Бронте

Отец сестер, Патрик Бронте , тоже вовсе не был деспотом и религиозным фанатиком. Всем детям была предоставлена полная свобода действий. Девушки сами решали, какие книги им читать, выписывали модные журналы. Отец поощрял занятия детей литературой. Дети Бронте разделились на два творческих союза: старшие Шарлотта и Бренуэлл сочиняли романтические повести "ангрианского цикла", а Эмили и Энн творили историю своего воображаемого мира, Гондала. За обедом обсуждали произведения Шекспира, Скотта, Байрона. Были споры, у отца было свое мнение, но он никогда не запрещал дочерям иметь свое. Отец был их опорой, сестры чувствовали себя защищенными в доме отца. Отец научил их поддерживать друг друга, и даже став конкурентоспособными, они помогали друг другу.
На руках их отца осталось шестеро детей, когда их мама умерла от рака матки, и всю свою любовь он отдавал только им. Возможно, он не все делал правильно, но покажите того родителя, кто знает как правильно воспитывать детей, и никогда не перегибает палку.
Патрик Бронте родился в неграмотной ирландской семье. Он был старшим из 10 детей. Сначала Патрик был подмастерьем кузнеца, но, благодаря способностям и желанию учиться, oн поступил в колледж Сент-Джона, Кембридж. В колледже Патрик поменял фамилию Brunty на Brontë, чтобы скрыть свое низкое происхождение.

Героини Шарлотты Бронте, укрывшая свою “неженственную” индивидуальность под мужским псевдонимом, были совсем иными. Джейн – как раз та самая “личность сама по себе”, изобразить которую мечтала известная английская общественная деятельница XVIII века, поборница женских прав, Мэри Уолстонкрафт. В романе “Мэри. Вымысел” (1788) она пытается набросать портрет женщины, которая умеет думать, которая является личностью сама по себе, а не светит отраженным светом, позаимствованным у интеллекта мужчины. Шарлотта Бронте, несомненно, развила уолстонкрафтовскую идею о равенстве полов, высказав, устами Джейн, довольно крамольную для того времени и оспариваемую иногда и сейчас на Западе мысль, что женщина имеет право “чувствовать как мужчина”. Томящаяся скукой и монотонностью жизни в Торнфилде, когда в поместье еще не возвратился Рочестер, Джейн думает: “Напрасно утверждают, что люди должны быть удовлетворены бездействием.

Нет, они должны действовать, и они выдумывают себе дело, если не могут найти его. Миллионы осуждены на еще более бездейственное положение, чем мое, миллионы молчаливо бунтую против своего жребия. Никому не известно, сколько мятежей, помимо политических, зреет в массах, населяющих землю. Считается, что женщины очень спокойны в большинстве своем: но ведь женщины чувствуют так же, как мужчины. Их способности требуют осуществления и приложения в той же мере, что и способности их братьев, они страдают от чрезмерно строгих ограничений и застоя не менее, чем страдали бы мужчины, и неразумно утверждать, как это делают их более привилегированные спутники, что женщины должны довольствоваться приготовлением пудингов и штопкой носков, игрой на фортепиано и вышиванием сумочек. Бессмысленно осуждать их или смеяться над ними, если они стремятся действовать или знать больше, чем обычай считает достаточным для их пола”.

Воспитанная в традиционных представлениях о назначении и долге женщины, пасторская дочь Шарлотта Бронте выступала теперь против “вековой мудрости”, которую служители церкви внедряли в сознание своей паствы, говоря о женщине как о существе суетном, греховном и поэтому подлежащем строгому контролю и руководству со стороны мужчины. У нас нет никаких сведений о том, был ли Бронте знаком трактат американской общественной деятельности Маргарет Фуллер “Женщина в XIX столетии” (1845), где та ратовала за предоставление женщине равных с мужчиной возможностей развития. Источником вдохновения для Фуллер стала известная работа Мэри Уолстонкрафт “Защита прав женщины” (1792), в основу которой были положены идеи “Общественного договора” Руссо, идеи Т. Пейна и У. Годвина о свободе личности. Но Маргарет Фуллер, обогащенная знанием утопического социализма Фурье, ратовала не за абстрактное равенство мужчины и женщины, но за равенство социальное, экономическое и политическое.

Женщина имеет право на самое лучшее и глубокое образование и не для того только, чтобы стать просвещенной спутницей и интересным собеседником мужа, но чтобы и природные способности получили дальнейшее развитие на службе обществу. Свобода женщины, утверждала Маргарет Фуллер, неотъемлема от свободы мужчины. И если мужчина хочет быть по-настоящему свободным, пусть предоставит свободу женщине. Критиковала М. Фуллер и традиционный брак: не унизительно ли такое положение, когда женщина лишена права распоряжаться собственной жизнью, когда вместо того, чтобы способствовать расцвету “ее дарований, ее духовной красоты”, общество и мужчина обрекают ее на долю “кокетки”, “проститутки” или “хорошей кухарки”? Идеалом Маргарет Фуллер была “гармоничная женщина”, свободная, прекрасная, всесторонне развитая личность, щедро наделенная дарованиями, женщина, полновластно распоряжающаяся своей духовной, эмоциональной и социальной жизнью. Некоторые мысли Шарлотты Бронте по этому поводу обнаруживают поразительное совпадение с принципиальными положениями Фуллер.

Более того, получившая весьма скудное образование, Бронте тоже понимала, что благими намерениями и прекрасным образованием (если бы даже оно было доступно всем) проблемы “равных возможностей” не решить, хотя и отмечала в одном из более поздних писем, что современных девушек лучше учат и они не опасаются прослыть “синим чулком”, как это было в годы ее молодости. Главное, однако, в социальном положении женщины, считает Бронте, женщина должна завоевать независимое положение, стать хозяйкой своей жизни, но в достижении этой цели могут способствовать только меры радикальные. “Конечно, существуют непорядки, которые можно устранить собственными усилиями, но столь же верно, что существуют другие, глубоко укоренившиеся в фундаменте общественной системы, к которым мы даже не способны подступиться, на которые мы не смеем жаловаться и о которых лучше не думать слишком часто”, – напишет она Э. Гаскелл два года спустя после выхода “Джейн Эйр”. Итак, равенство полов предполагало, по мысли Ш. Бронте, равенство социальное, очевидно, политическое и, конечно, эмоциональное, психофизическое.

Сказать, что женщины чувствуют так же, как мужчины, уже было большой смелостью в 40-х годах XIX столетия, тем более – для дочери пастора. Смелостью было изобразить Джейн страстной натурой: Бронте рисует иногда поистине непреодолимую страсть, которую Джейн удается сдерживать огромным напряжением воли. Очевидно, и “физический” компонент ее чувства, и смелость, с которой Керрер Белл утверждал его закономерность, вызвал знаменательную ханжескую реакцию уже упоминавшегося “Квотерли ревью”, брезгливо вопрошавшего, между прочим, “не женщине ли, которой по некоторой существенной причине возбраняется общество представительниц ее пола”, принадлежит роман, обнаруживающий “грубость” в трактовке некоторых сцен. Но это точка зрения тех, кто хотел опорочить автора и тем самым оскорбить его.

(No Ratings Yet)

Героини романов Шарлотты Бронте

Другие сочинения по теме:

  1. Действие романа происходит в глуши Йоркшира – на ферме Грозовой перевал сквайров Эрншо и в поместье Мыза Скворцов потомственного судьи...
  2. В “Грозовом перевале” нашли свое отражение сложные философские взгляды писательницы. Здесь сказались свойственные для Эмилии Бронте представления о мироздании. Роман...
  3. “Джейн Эйр” интересно сравнивать с романом ее сестры Эмили Бронте “Грозовой перевал” и Энн Бронте “Агнес Грей”, которые в декабре...
  4. Сюжет романа “Грозовой перевал” навеян отчасти семейными преданиями. Отец Эмилии давно покинул Ирландию, но его еще связывали с родным народом...
  5. Джейн Эйр рано потеряла родителей и теперь жила у своей тетки, миссис Рид. Жизнь ее была не сахар. Дело в...
  6. Часть первая В первой части эпистолярного романа, рассказанной виде писем главного героя, Гилберта Маркхема, своему другу Джеку Холфорду, рассказывается о...
  7. Люси Сноу рано лишилась родителей, но ей повезло с близкими людьми, которые не оставляли девочку на произвол судьбы. Так, частенько...
  8. Эстер сирота, лишь с середины книги мы узнаем, что она незаконнорожденная дочь миледи Дедлок. Взятая под опеку мистером Джарндисом, она...
  9. Тема. Татьяна – нравственный и эстетический идеал поэта. Цельность характера героини. Близость к народной жизни Цели: совершенствовать умение собирать необходимый...
  10. Ощутив настоятельную необходимость отдохнуть от суеты лондонского света и модных курортов, мистер Локвуд решил на некоторое время поселиться в деревенской...
  11. Литературное наследие Дидро составляют две группы произведений. Одна – это сочинения, напечатанные при его жизни и представляющие большой, но по...
  12. Тургенев создает изображение главных героев в их сложной и тонкой душевной и умственной жизни. Они встречаются по различным, иногда случайным...
  13. Первое время после переезда в Париж Мольер ставил пьесы прежнего репертуара. Театр посещали и простолюдины, и знать. Впрочем, многие светские...
  14. Шекспир создал героев и героинь, наделенных чертами духовно богатой живой личности. Вместе с тем он показал характеры своих героев в...
  15. Любовная интрига составляет основу большинства произведений в русской классической литературе. Истории любви героев привлекали многих писателей. Особое значение они имели...
  16. Старая украинская литература общественную среду и человека показывала еще как параллельные и, в сущности, независимые одно от другого явления. Да,...
  17. Уэллс обнаруживает антагонизм, непреодолимое разногласие между идеями и существующим в обществе порядком, или, как он определяет это в “Новом Маккиавелли”,...

Е.Н. Бессараб

Несмотря на достаточно широкую изученность творчества Ш. Бронте и ее наиболее известного романа «Джен Эйр», женские образы произведений известной писательницы викторианской поры рассматривались всего лишь как один из компонентов романной структуры. Пристальное внимание к этому аспекту творчества Ш. Бронте помогает не только увидеть своеобразие эволюции женского образа в английской литературе, но и уточнить место романистики Ш. Бронте в истории английской литературы первой половины XIX века. Новейшие исследования литературы XIX века открыли многообразие его составляющих, преломившихся в литературные явления века XX. В этом контексте обращение к женским образам обретает особую актуальность.

Отечественные критики большое внимание уделяют изучению художественных принципов создания романа в общем и образа Джен Эйр в частности. Когда характеризуют «Джен Эйр», всегда отмечают те приметы, которые наиболее очевидны: сочетание романтического и реалистического, определяющее своеобразие художественного воплощения героини, «самого ее облика – некрасивой, бедно одетой, так явно пренебрегающей всеми вещественными материальными преимуществами богатства и привилегированного положения», но обладающей богатым внутренним миром. Главным художественным открытием писательницы М. Тугушева считает «способность выявить красоту и драматизм становления личности в борьбе с «социальной» судьбой».

Отмечают построение образа Джен по типу контраста, заключающегося в том, что писательница противопоставляет внешность героини ее внутреннему облику, традицию, пришедшую в творчество Ш. Бронте от романтизма, выделяют особый лиризм и автобиографизм. Характер, психология героини раскрываются в речи других персонажей и через речь. Внимание исследователей уделяется своеобразию внутренней речи главной героини романа, формам и способам введения образов в повествование.

Но, отмечая своеобразное сочетание и в романе, и в образе Джен Эйр романтического и реалистического, исследователи по-своему определяют механизм их взаимодействия в зависимости от исторической, идеологической и литературной ситуации того или иного периода. Дореволюционная русская критика преимущественно негативно отзывалась о включении Ш. Бронте в реалистическое повествование романтических элементов, и единственно возможной функцией их считала удержание внимания читателя. Подобное неприятие элементов романтизма в творчестве Бронте свойственно и литературоведению 40-50-х годов XX века, периоду, когда, по словам Т.М. Никаноровой, вся история искусства воспринималась как история формирования и развития реализма и борьбы с антиреалистическими тенденциями. Исследователи более поздних годов оказались свободнее от предубеждений, менее категоричными в отношении ценности и допустимости подобного сочетания. З.Т. Гражданская, например, связывала реалистическое творчество Ш. Бронте с английским чартистским движением и называла некоторые романтические моменты «наивными романтическими штампами». По мнению М.А. Гритчук, ненавязчивое введение романтической интриги делали правдоподобный роман простым и интересным. Гораздо более важную функцию возлагают на романтические элементы современные исследователи. По мнению В. Ивашевой («Век нынешний и век минувший» (1990 г.), Ш. Бронте не могла писать историю любви Джен к Рочестеру, а особенно любви Рочестера к ней, не изменяя реалистическому методу и реалистическим приемам письма, так как в современном ей обществе с буржуазной моралью женатый человек из «высшего общества» не мог полюбить, а тем более соединить свою судьбу с человеком «из народа», нарушая этим буржуазные устои. В то же время, по мнению В. Ивашевой, отрывать романтическое от реалистического в «Джен Эйр» невозможно, так как сила книги и состоит в этом единстве романтического и реалистического, и только в этом единстве может восприниматься полноценно.

Е.И. Лившиц находит существенное отличие героини Бронте от персонажей писателей-реалистов: историю Джен он воспринимает как сказку о Золушке (в отличие от истории героини другого романа «Виллет» Люси Сноу), настолько неправдоподобной ему кажется «Джен Эйр»; единственная правда, которую он видит в романе, «правда чувства».

Викторианские литературоведы концентрировали свое внимание на различных аспектах, чаще сосредоточиваясь на удачах и промахах романа, не ставя целью сопоставление важности и ценности того или иного явления, они рассматривали все как имеющее право быть. Теккерей, как известно, восхищался качеством языка изложения романа, описанием любовных эпизодов; X.Ф. Чорли, с одной стороны, утверждая правдивость истории замка Торнфильда (всем известно было о замке на окраине Англии, где был заточен некий злодей), считал преувеличенной жестокость родственников по отношению к Джен, и слишком романтичной искусственную линию сюжета, ведущую к благополучному решению ее проблем. Современные зарубежные исследователи более заинтересованы в выявлении феминистической направленности творчества Бронте; своеобразия образности; этического и религиозного аспекта романа; подхода к осознанию женщиной своего положения; роли творчества писательницы в формировании «нового типа женщины». Например, Джордж Семпсон в своей работе (1961 г.) определяет уникальность «Джен Эйр» как викторианской книги в том, что «непорочная героиня здесь наделена страстью и откровенностью», «женщина при мужчине» ушла в прошлое, и теперь женщина выступает с мужчиной на равных. В то же время он называет «Джен Эйр» - первым романом викторианской эпохи, в котором жизнь и жизненные перипетии простой, заурядной женщины окутаны романтическим флером. Роберт М. Мартин назвал «Джен Эйр» первым главным феминистическим романом. Дебра Уоллер, опровергая мнение Р.Б. Мартина о феминистичности «Джен Эйр», в своей статье называет «Джен Эйр» воззванием к равенству мужчины и женщины лишь на уровне эмоциональном, так как, по ее мнению, Бронте здесь не затрагивает тему ограниченности круга женских занятий, подчиненного положения. Джен в принципе не является «новой женщиной» в достаточной степени, чтобы отвергнуть принятые условности викторианской морали.

При наличии различных трактовок романа, выходов в социологию, феминизм, религию проблема соотношения романтического и реалистического в поэтике женского образа романа Бронте не исчезает из поля зрения исследователей. Но, если раньше доминирующей была идея «преодоления» романтизма реализмом, то сегодня следует говорить скорее о диалоге этих двух тенденций, об их сосуществовании и взаимодействии. С такой точки зрения мы и попытаемся взглянуть на образ женщины в романе Ш. Бронте.

Многомерность главной героини создается повествовательной структурой романа. Образ Джен вводится в повествование различными способами. Чаще всего мы узнаем о внешности и характере героини из внутренней речи героини и речи других персонажей романа, видим соотношение ее характеристик с восприятием самой себя. Отсюда возникает та детализированная конкретность, которая свойственна реалистической литературе. И в то же время образ по-романтически контрастен. Контрастные характеристики, даваемые героине другими персонажами романа, равно как и субъективная форма повествования – присутствие лирического «я», погружение в себя, анализ своей души – все это наполняет образ особой загадочностью, многозначностью, характерной для романтического героя.

Не понимая Джен, ее называли не иначе как существо , награждали всевозможными эпитетами. Ее любовь к одиночеству вызывала у окружающих страх, воплощенный в словах одной из служанок, Эббот.

Восприятие, характеристики Джен меняются в зависимости от того, кто характеризует ее, в зависимости от отношения к ней. Все описания Джен – впечатление, которое она производит на людей с абсолютно отличным от нее восприятием мира. Иначе звучит характеристика героини из уст влюбленного Рочестера. Через восприятие героини Рочестером мы видим уже совершенно другую Джен, внешность которой может вызвать симпатию и интерес.

Одни и те же черты Джен воспринимаются по-разному окружающими ее людьми. Если Элен Бернс осуждает импульсивность и страстность Джен, то Рочестер воспринимает это как признак ее свободолюбия и упорства в достижении целей и ощущает несгибаемую волю за внешней хрупкостью.

Именно из уст Рочестера мы слышим приговор, выносимый обществом личности, выбивающейся из рамок викторианских условностей. Он сравнивает Джен с птицей, заточенной в клетке.

Слова Рочестера – выражение мыслей самой писательницы относительно жизни женщины в современную ей эпоху.

Имя Джен – вектор интерпретации. С одной стороны, имя героини достаточно тривиальное, традиционное, типично английское. В нем нет некоего ореола дистанцированности. Имя героини Бронте не подчеркивает ее исключительности, как это принято у романтиков. Но на этом фоне возникает интересная вариация имени. Кузен Джен называет ее Джоан (производное от Иоанна), как бы создавая ассоциацию с легендарной Жанной Д’Арк. Религиозный аспект в судьбе Жанны Д’Арк соотносится с религиозными предпочтениями Джен Эйр. В судьбах обеих женщин церковь сыграла не последнюю роль: Жанну Д’Арк привела к гибели; Джен же викторианские моральные догмы заставили временно отказаться от любимого человека и от этого страдать. Еще одна ассоциация имени героини с библейским Иоанн. В Библии Иоанн Креститель – пророк Всевышнего, пришедший в мир, чтобы подготовить людей к восприятию Христа. Сын священника, он проповедовал и крестил людей в Иордане, поучая их поступать справедливо по отношению к другим.

Фамилия героини – производное от гнездо орла, хищной птицы, живущей высоко в горах; а также – высоко расположенное и отдаленное человеческое жилище. С одной стороны, орел – символ свободной, сильной, смелой личности. С другой – отдаленность, отчужденность, любовь к одиночеству – специфика героини, звучащая и в ее имени.

Здесь очевидно осознание писательницей многослойности человеческой жизни. Стремление создать типичное размыкается в романтическое утверждение исключительности человеческой индивидуальности и противопоставленности ее окружению.

Первым подтверждением характера героини, задаваемого семантикой ее имени, является сцена, иллюстрирующая взаимоотношения Джен и ее кузена. Когда в очередной раз ее жестокий кузен принялся ее мучить и бить ни за что, у Джен проснулось чувство протеста, ощущение несправедливости происходящего с ней. Эта сцена – осмысление героиней своих чувств. Ее гнев как бы мотивирован жестокостью кузена, но еще больше он обусловлен осознанием иррациональности мирового зла и вызывает в героине соответствующие чувства – ярость, агрессию.

Образ Джен – сочетание индивидуально автобиографического и типического. Многие факты биографии Ш. Бронте, как известно, совпадают с тем, что рассказывается в романе о жизни Джен Эйр. Даже внешность Джен, по свидетельству большинства исследователей творчества Бронте, в первую очередь Э. Гаскелл. напоминает облик самой писательницы. Впервые Гаскелл встретилась с Бронте в гостях у одного из соседей Бронте, куда были приглашены обе писательницы.

Личное, биографическое, как в романтических женских образах Байрона, Шелли, Ж. де Сталь, сочетается с универсальным, метафорико-символическим смыслом. Джен Эйр сродни байроновской Медоре и Гюльнар, Коринне де Сталь в своей равновеликости с мужчиной по силе страсти, по устремлениям к его абсолютному и идеальному воплощению.

Но, в отличие от всех этих героинь, Джен Эйр обладает той социальной конкретикой, которая не интересовала романтиков, но была определяющим аспектом конструирования образа в реализме.

В романе «Джен Эйр» присутствуют две основные темы: романтическая тема любви Джен и тема социальных отношений в викторианском обществе, показанная, на наш взгляд, Шарлоттой Бронте на примере взаимоотношений в конкретной семье (семье миссис Рид), школе-пансионе для девушек из семей бедных священников (Ловудском приюте). В этом микрообществе, где показаны самые различные его представители и описаны все основные взаимоотношения современного Ш. Бронте общества, Джен занимает положение бесправного человека без средств и связей, недостойного, по мнению окружающих, доверия и снисхождения.

Джен – типичная девушка из бедной пасторской семьи викторианского периода. Она обучается в пансионе для девушек из бедных семей священников, школа эта – типичный пример подобного учебного благотворительного заведения в викторианской Англии. Суровые порядки, жестокое отношение к воспитанницам, лицемерные призывы к скромности и безропотности. Описанный пансион – один из тысячи ему подобных, тем не менее наделен конкретными чертами, деталями, которые могла наблюдать сама писательница в пансионе, где училась.

Социальная роль гувернантки – типичное явление времени и единственная перспектива в жизни, единственное занятие для представителей более низких социальных слоев, стремящихся как-то преуспеть.

Как и все романтические герои, Джен одинока, страстна, недовольна окружающим миром и противостоит ему. Однако, в отличие от романтического, конфликт Джен Эйр и окружающей действительности менее глобален по своим масштабам. Она борется, восстает против конкретного общества Англии викторианского периода, конкретных слоев этого общества, конкретных его представителей (миссис Рид, Брокльхерста и др.).

Романтики наделяли героя качествами, которые соответствовали их идеалу. Идеал Бронте. судя по большинству ее произведений, - человек с богатым внутренним миром, красоту которого не искажает его неброская внешность и непривлекательное социальное положение.

Реалистическая основа образа Джен состоит в том, что он показан в развитии, изображена эволюция характера героини при ее взаимодействии с обществом. Динамика характера Джен раскрывается на каждом этапе ее биографии.

Ш. Бронте намеренно наделяет Джен непримечательной внешностью, чтобы подчеркнуть свое видение истинных ценностей, возвысить бедную, некрасивую, но искреннюю и способную на самопожертвование девушку, над лицемерным и материалистичным миром буржуазии, увязшем в пороке и тщеславии.

Обладая заурядной внешностью, Джен Эйр имела отнюдь не заурядный ум, память, впитывающую в себя как губка многочисленную информацию, получаемую из книг. Книги были, пожалуй, ее лучшими, если не единственными друзьями. Именно через книги Джен узнавала мир, книги во многом помогли ей осознать всю тяжесть и несправедливость ее положения в семье Ридов, в окружающем ее обществе.

Осознание героиней несправедливости собственного положения и собственного права на счастье сделало ее неким прообразом, предзнаменованием «нового типа женщины», «нового типа» человека, стремящегося к личностной свободе, реализации своих способностей, достижению успеха в жизни ценой собственного труда.

Женщина Бронте образованна и зарабатывает себе на жизнь самостоятельно. Она смела и не терпит несправедливости, стремится к знаниям и познанию мира и себя, ее интересы выходят далеко за рамки семьи, быта, дома.

До конца романа в образе Джен остается много иррационального. С одной стороны – абсолютно реальное восприятие мира, осознание недостатков своей внешности, социального статуса. С другой стороны – она верит в чудо, в нечто таинственное, способное изменить ее жизнь. Верит в своего рода современную историю Золушки. И в конце романа эти ожидания оправдываются. Однако, принимая во внимание общую направленность литературы ХІХ века на «демифологизацию», «сказка о Золушке» у Бронте не получает своей традиционной развязки. В кульминационный момент брачной церемонии Джен и Рочестера происходит развенчание сразу нескольких мифов. Во-первых, разрешается тайна замка в Торнфильде – странные звуки и события, происходящие в замке, видения, пугающие Джен, странная женщина Грейс Пул, по непонятным причинам живущая в доме Рочестера, - все это объясняется присутствием в доме сумасшедшей жены Рочестера.

Во-вторых, при раскрытии тайны брака мистера Рочестера становится очевидным развенчание другого мифа, мифа о Золушке. Ее избранник женат и не может разорвать этих уз. Со своей стороны Джен, в силу своего воспитания, взглядов на мораль и истинное счастье, не может и не хочет переступить через собственные убеждения относительно добра и зла, святости брака и порочности, а значит, невозможности для нее неузаконенной любви. По словам В. Ивашевой, некоторые исследователи «Джен Эйр» находили возможным назвать Джен «ханжой», оценивая ее решение оставить Рочестера. Однако, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, возникает вопрос об искренности Рочестера по отношению к Джен. Ведь он, в сложившихся обстоятельствах его жизни, не мог не осознавать невозможности брака с кем-либо из «своего круга» без широкой огласки, что привело бы к неминуемому разоблачению двоеженства. С этой точки зрения, брак с Джен Эйр, не имеющей близких родственников, способных предупредить ее возможные ошибки в жизни, вполне мог состояться, если бы не случайное вмешательство дяди Джен и его друга и зятя мистера Рочестера.

Несостоятельность мифа о Золушке у Бронте очевидна и в финале романа. Только после потери жены, богатства, привилегированного положения, потери зрения Рочестером, после получения Джен небольшого наследства от дяди, судьба (или трезвый взгляд на жизнь самой Бронте) позволила им соединиться, примерно уравняв их. Хотя Джен, как противоположный грешнику Рочестеру образец добродетели, в финале романа оказывается в более привилегированном положении.

Скитания Джен – знакомая тема странничества – суть романтического познания самого себя и своих возможностей. Это путешествие прежде всего внутрь себя. Каждый этап скитаний Джен соответствует определенному периоду взросления, становления Джен как личности. О взрослении героини говорит приход Джен к более терпимому восприятию других людей, отличных по своему мировосприятию. Если раньше она характеризовала свои чувства как пылкие, неуправляемые (смелость Джен ее тетка принимала за невоспитанность, а бунтарские настроения, прорывающиеся наружу вследствие несправедливого отношения к Джен, пугали миссис Рид. В гневе Джен напоминала тетке дикого зверька), то теперь говорит о большей терпимости.

С одной стороны, очевидна эволюция героини, взросление ее – свойство реалистическое. С другой стороны, повествование от первого лица не может дать нам объективной оценки становления героини, ее трансформации.

Главной доминантой диалога романтического и реалистического, составляющего образ Джен, является то, что романтическое воплощение стремлений героини – к высокому нравственному идеалу – сосуществует с реалистической внутренней эволюцией.

И конфликт романа, и сам образ Джен Эйр – обнаруживают безусловную связь с новыми открытиями в европейской литературе реализма. Но ориентация на них отнюдь не означает разрыва с достижениями предшествующей эпохи. Взаимодействие нового с тем, что уже было, происходило естественно и логично. Но, начиная с раннего и малоизвестного произведения Бронте «Мина Лоури» (1838 г.), написанного по модели байроновских произведений, Ш. Бронте переориентируется на эстетические принципы, воплотившиеся в творчестве «блестящей плеяды» викторианских реалистов.

Ключевые слова: Шарлотта Бронте, Charlotte Brontë, «Джен Эйр», женские образы в литературе, критика на творчество Шарлотты Бронте, критика на произведения Шарлотты Бронте, скачать критику, скачать бесплатно, английская литература 19 в.