РЕФЕРАТ

Уильям Теккерей. «Ярмарка тщеславия». Роман без героя

Вступление

Фигуру У. Теккерея в истории английской литературы исследователи часто сравнивают с фигурой Ч. Диккенса. Два великих писателя - современника имеют схожие темы в творчестве, но по-разному рисуют проблемы английского общества. «То, что под пером Диккенса обычно окрашивалось в тона чувствительного юмора, веселого, грустного или мрачного, у Теккерея рисовалось резким сатирическим гротеском».

Еще со времен учебы в Кембриджском университете Теккерей наблюдает и анализирует такое явление английского общества, как снобизм. Благодаря его очеркам в рукописном университетском еженедельнике «Сноб» это явление получает критический смысл и широкую трактовку. «Снобизм означает чванство, спесь, претензию на изысканность, самомнение, потаенное или зарвавшееся, угодливость и деспотизм… выражает характерные пороки едва выдвинувшейся или преуспевающей посредственности».

Роман «Ярмарка тщеславия» (в первом русском переводе «Базар житейской суеты») является вершиной творчества У. Теккерея. В этом произведении сфокусирован многолетний опыт наблюдения за современным автору обществом. Хотя роман и имеет определенный исторический контекст, как главное выделяются проблемы, созвучные с проблемами современников автора, так же можно провести параллели, как в прошлое, так и в будущее. Не случайно автор, иллюстрируя свой роман, изобразил персонажей в типичных для своего времени костюмах.

Роман «Ярмарка тщеславия» написан в 1848 году. По мере выхода в печать частей этого произведения, интерес читателя к нему возрастал. Каков же замысел писателя? В одном из писем к матери он пишет: «Всё, что я хочу, - это создать ряд лиц, живущих без Бога (только это - лицемерно - ханжеская фраза), жадных, напыщенных, низменных, совершенно самодовольных в своём большинстве и уверенных в своём превосходстве» . Интересен тот факт, что Теккерей впервые в этом романе подписался своим именем. Когда Теккерей начинал писать роман, он не был известен как значительный писатель, но когда роман был окончен и читатель познакомился с ним, Теккерей встал в один ряд с таким прославленным писателем своего времени, как Ч. Диккенс. «Сам образ Ярмарки Тщеславия взят из книги Д. Бэньяна «Путь паломника» (1678)… На ярмарке, представленной Бэньяном, «продаются дома, земли, профессии, почести, привилегии, титулы, страны, королевства, похоть, удовольствия и такие развлечения, как публичные женщины, сводни, жены, мужья, дети, хозяева, слуги, жизни, тела, души, серебро, золото, драгоценные камни и многое иное…» В образ Ярмарки старый автор вкладывает, по крайней мере, три взаимосвязанных смысла: это «сатанинский», мирской соблазн, суетность всего земного, это образ города и торговли и, наконец, воплощение
«театральности», то есть иллюзорности земного бытия» .

1. Краткий обзор понятия «литературный герой» на примере литературных героев Ч. Диккенса

Типичному литературному герою свойственна некоторая идеализация. Сквозь все произведение прослеживается развитие образа. Главный герой, как правило, симпатичен автору, или автор ему сочувствует. Автор с любовью ведет его через все препятствия и перипетии судьбы. В результате читатель наблюдает, как образ живет в произведении, открывает новые грани своего характера. Ч. Диккенс создавал героев со светлой душой и любящим сердцем, которые не смотря ни на что сумели сохранить свое «я», пронести нравственные идеалы сквозь всю свою «литературную» жизнь.

«Его гениальная наблюдательность была связана с неумением оставаться равнодушным. Диккенс-писатель чувствует личную причастность к тому, что происходит, потребность воздать хвалу тому, что прекрасно и добро, и гневно осудить то, что скверно, жестоко и несправедливо. И не просто осудить, а сделать все, что он может, для уничтожения зла, для торжества добра. Таковы и его лучшие, его любимые герои, от мистера Пиквика до Боффина. Отсюда счастливые или, по крайней мере, благополучные финалы большинства его романов. Ведь для Диккенса это словно вопрос чести - не дать победы злу.»

Тщательно написаны и рельефны отрицательные герои Ч. Диккенса. В них зло отвратительно, им у Диккенса нет прощения. «Иногда, чтобы еще контрастнее подчеркнуть зло, Диккенс наделяет его благообразным обликом, в то же время добро может выглядеть очень неказисто. Равнодушный Домби, жестокий Мэрдстон, неблагодарный Гоуэн, злокозненный Джаспер красивы, но их красота таит в себе угрозу, она отталкивяет. И напротив: непритязательные внешне мистер Пиквик, Тоби Вэк, Боффин или Грюджиус человечны и благородны, а сама их некрасивость располагает к себе и кажется даже трогательной.»

Таким образом, литературный герой должен обладать качествами, выделяющими его из череды персонажей произведения, обладать индивидуальностью и характером, который формируется авторским замыслом.

2. Анализ главных персонажей романа «Ярмарка тщеславия»

Начало романа сразу же настраивает читателя на аналитический характер повествования. Описание Кукольника, разглядывающего ярмарку - не что иное, как аллегория на сам замысел. В образе Кукольника легко читается Автор, а в образах танцовщиц, клоунов, воришек можно увидеть «героев» будущего повествования. Здесь же автор выделяет наиболее значительные персонажи своего «представления»: кукла Бекки, кукла Эмилия, Доббин, Нечестивый Вельможа.

Весь роман построен на сравнении судеб двух совершенно разных по образу мыслей и поступков женщин - Эмили Седли и Ребекки Шарп. Забегая вперед, заметим, что женщине, пороки которой автор обличает, он приписывает французское имя и происхождение. Возможно, как намек на модное веяние аристократии ХIХ века говорить на французском языке? Не случайно автор несколько раз подчеркивает превосходство Ребекки над мисс Пинкертон, которая не говорила на французском и за это ненавидела свою воспитанницу, а так же частые упоминания о «парижском» выговоре Ребекки, который восхищал ее поклонников. Еще две фигуры, которые автор выделяет во вступлении, это Доббин и Нечестивый Вельможа. Под маской нечестивого вельможи скрывается лорд Стайн - олицетворение воплотившейся мечты Ребекки о богатстве и высшем обществе.

Образ Эмилии Седли

Эмилия Седли - существо безропотное, бесконечно доброе и светлое. Она привлекает внимание читателя своей чистотой, умением любить. Она даже не подозревает о том, что ее избранник может быть недостоин ее любви. Это происходит от того, что у ней нет и доли тщеславия. Хотя, возможно, ее тщеславие заключается в том, чтобы обладать предметом своей любви хотя бы в мыслях, лелеять свою любовь даже принеся в жертву привязанность другого человека. В этом есть определенная доля эгоизма, которая должна раздражать читателя. Именно глазами Эмили читатель видит безупречность, честность и благородство Джорджа Осборна, через призму ее восприятия читатель извиняет проделки мисс Шарп. Читатель видит Эмилию скорее как исключение из круга образов, наполняющих Ярмарку. Параллель можно провести только с образом миссис Джейн Кроули. Эмилия выглядит как «белая ворона» на ярмарке тщеславия, ей нет там места. Она стойко проходит через испытания потери любимого человека, но не выдерживает испытание нищетой. Отказываясь от любимого ребенка, ее единственной радости, она руководствуется желанием лучшей доли для сына и жалостью к отцу, а не стремлением стать богаче. Может быть, поэтому она получает то, к чему всегда стремилась - любовь действительно благородного и достойного джентельмена Уильяма Доббина, не замечая, однако, его ценности долгих 18 лет. Любовь - главное стремление в жизни Эмили. Она любит всех: сироту в Чизике, свою наставницу мисс Пинкертон, подругу Бекки, родителей, бездушного и напыщенного брата. Она любит Джорджа Осборна слепо и безрассудно. Но читателя подкупает в этом образе то, что ее чувствами не руководят ценностные ориентиры Ярмарки, в отличие от девиц, ее окружающих и ее подруги.

Автор: «Мы уже говорили о корысти, эгоизме и нужде, как о тех бессердечных наставниках, которые руководили воспитанием бедной мисс Бекки Шарп. А у мисс Эмили Седли ее главной наставницей была любовь; и просто изумительно, какие успехи сделала наша юная ученица под руководством столь популярной учительницы! …какое множество тайн познала Эмилия, о которых понятия не имели ни мисс Уирт, ни черноглазые девицы, жившие по ту сторону сквера, ни даже сама старуха Пинкертон из Чизика! Да и, по правде говоря, что могли в этом понимать такие чопорные и почтенные девственницы? Для мисс П. и У. нежной страсти вообще не существовало: я не решился бы даже заподозрить их в этом».

Жизнью Эмили руководят поступки других людей. Она постоянно оказывается во власти обстоятельств. Предмет ее любви - сын богатых родителей, о браке с которым договорились их отцы много лет назад. Они же и разрушают счастье Эмилии. О браке с любимым человеком заботится капитан Доббин. Эмилия постоянно ведома, она не может жить самостоятельной жизнью, она не умеет приспосабливаться. Эти качества в своей «подруге» ненавидит Ребекка: «- Послушай меня, Эмилия, - начала Бекки, расхаживая по комнате и поглядывая на приятельницу с какой-то презрительной нежностью. - мне нужно с тобой поговорить. Ты должна уехать отсюда, от дерзости этих людей. Я не желаю, чтобы они тебя изводили; а они будут оскорблять тебя, если ты останешься здесь. … Джоз не может тебя защитить: он слишком слаб и сам нуждается в защите. В житейских делах ты беспомощна, как грудной ребенок. Ты должна выйти замуж, иначе и ты сама, и твой драгоценный сын - оба вы пропадете. Тебе, дурочка, нужен муж. И один из лучших джентельменов, каких я когда-либо видела, предлагал тебе руку сотни раз, а ты оттолкнула его, глупое ты, бессердечное, неблагодарное создание!»

Дойдя в конце романа до этих строк, читатель даже проникается уважением к беспутной миссис Кроули: как она права! И тут оказывается, что Эмилия Седли впервые в жизни совершила поступок - написала письмо любящему ее человеку. Только читателю кажется странным, почему она до сих пор оправдывается памятью покойного мужа? Неужели это была игра в благородство и преданность? Автор иронизирует: «Эмми поникла головой и, кажется, в последний раз, что ей полагается плакать на страницах этой повети, приступила к этому занятию. Голова ее упала на грудь, руки поднялись к глазам, и некоторое время она отдавалась своему волнению, Бекки стояла и смотрела на нее. Кто поймет эти слезы и скажет, сладки они были или горьки?»

Встреча любящих друг друга Доббина и Эмилии не вызывает у читателя радостных чувств: «Когда Эмми вынырнула из-под плаща, все еще крепко держа Уильяма за руку, она посмотрела ему в лицо. Это было грустное лицо, полное нежной любви и жалости. Она поняла написанный на нем упрек и поникла головой». Кажется, счастье достигнуто, но тонкий намек автора в последних строках романа заставляет задуматься, действительно ли Эмми достигла того, к чему стремилась?

Неразрывно связан с образом Эмилии образ капитана, а потом полковника Доббина. Это, пожалуй, самый положительный персонаж в романе, но его автор всегда «держит на вторых ролях». Он появляется в тот момент, когда нужна его помощь. Он защищает маленького Джорджа Осборна от обидчика, предотвращает скандал в Воксхолле. Он ведет себя, как слуга. Даже после победы над Кафом, «он сидел у ног маленького Осборна и поклонялся ему. Еще до того, как они подружились, он втайне восхищался Осборном. Теперь же он стал его слугой, его собачкой, его Пятницей». Его характер не меняется в романе до тех пор, пока не меняется его отношение к Эмилии. Устав ждать так долго, Доббин чувствует, что его любовь угасает, он разочаровывается в Эмилии, которая не может понять истинную сущность своего покойного супруга, а Уильям не считает возможным для себя разрушить идеал в сознании любимой женщины. Уильяма Доббина можно было бы назвать рыцарем, но его рыцарские качества направлены на создание утопического счастья для Эмилии. И даже когда он это понимает, он не может остановиться и «хотя такое посредничество было, несомненно, самой тягостной задачей, какая могла ему представиться, когда речь шла о долге, капитан Доббин доводил дело до конца без лишних слов и колебаний. Придя к неоспоримому выводу, что мисс Седли не снесет удара, если будет обманута своим суженым, он решил сделать все, чтобы сохранить ей жизнь». Эмилия Седли, долго воспринимавшаяся Доббином как совершенство, рисуется Теккереем с тонкой и скрытой иронией. Верность памяти Джорджа Осборна, ветреника и обманщика, показывает не только неумение Эмилии разбираться в людях, но и большую ограниченность.

Образ Ребекки Шарп

Образ Ребекки Шарп, пожалуй, самый яркий в романе. Она появляется впервые на страницах романа как бедная сирота, подкупая своей искренностью выражения негодования, смелыми поступками. Она остроумна, она вызывает сочувствие добрых сердец. Но именно под маской невинности Ребекка особо опасна. Описывая ее поведение в гостях у Эмилии, автор обращает внимание на то, как она манипулирует поступками окружающих, играя на их чувствах по отношению к «бедной беззащитной девушке». Даже опытный светский лев Джордж Осборн смущается после ее упрека. Везде, где бы она не появлялась, она приносит разрушение. У нее есть огромный талант подчинять людей своей воле. Цель всей жизни Ребекки - стать богатой и проникнуть как можно выше в свет английского общества. Характер Ребекки решен в манере преувеличения и шаржа. Ребекка - обобщение всего того, что показано в романе во многих повторяющихся аспектах, - власти денег, циничной откровенности в охоте за различными формами удачи и обогащения. В этом смысле она воспринимается как реалистический символ всего показанного.

Тщеславие Ребекки растет как снежный ком. Ради удовлетворения тщеславия она продает все: мужа, ребенка, честное имя. У нее нет никаких привязанностей, она не способна любить никого. Если Эмилия Седли постепенно уходит от житейской суеты, то Ребекка Шарп стремительно спешит на Ярмарку для осуществления своей мечты. Ребекка в целом не привлекательна с точки зрения добродетели, как непривлекательны и те, кто ее «обижает», и те, кто ею восхищается. Из уст мисс Кроули мы слышим, что она умна. Но как можно верить выжившей из ума старухе со множеством пороков?

Когда Ребекка убеждает Эмилию выйти замуж за Доббина, читатель чувствует к ней симпатию, но в подсознании все равно пульсирует мысль о том, какую на этот раз цель она преследует? На протяжении романа Бекки плачет один только раз, и слезы ее пролиты по поводу того, что она просчиталась, выйдя замуж за молодого Родона Кроули, тогда как, подождав немного, могла бы стать женой овдовевшего старого баронета - жадного, скупого и мелочного сэра Питера Кроули. Образ Бекки - дочери бедных родителей, ставшей, по словам автора, взрослой уже с восьмилетнего возраста, - гипербола с начала и до конца. Гиперболически показана ее беззастенчивая погоня за теми жизненными благами, которые она намерена отвоевать, сражаясь с неблагоприятными для нее обстоятельствами. При этом следует отметить, что Теккерей не судит недобрую и совершенно беззастенчивую молодую авантюристку. «Пожалуй, и я была бы хорошей женщиной, имей я пять тысяч фунтов годового дохода», - рассуждает Ребекка. Но она не в сосотоянии быть добропорядочной женщиной, так как это противно ее природе. Поведение Бекки Шарп в доме Седли, а потом Кроули он объясняет отсутствием маменьки: о Бекки некому позаботиться так, как заботятся о других девушках, устраивая их благополучие путем выгодного брака. Свое счастье Бекки пытается строить сама, причем ее представления о счастье ничем не отличаются от тех, что царят вокруг нее. Автор как будто-бы подчеркивает стремление быть объективным, прихорашивая порой Ребекку и называя ее «не злая».

Самые счастливые минуты своей жизни Ребекка проводит в обществе Лорда Стайна. Это знатная особа и крупный политический деятель, но по своему моральному облику одна из наиболее отталкивающих фигур в романе. В деле лицемерия Ребекка превзошла даже самого Стайна, она манипулировала им по своему усмотрению, но в результате переиграла саму себя.

Герой, которого нет в романе

Герои, действующие в романе, это всего лишь куклы, марионетки, которыми руководит Кукольник, дёргая за ниточки тщеславия. Они же думают, что действуют по собственной воле. Уважаемый всеми делец Осборн проявляет полнейшее бездушие к разорившемуся Седли, которому обязан в прошлом своим богатством и благополучием… Порядочным человеком в понимании Теккерея мог остаться только тот, чьи интересы лежали за пределами власти денег. Но таких людей было мало, и если он их и встречал, то чаще всего они оказывались одураченными, как Доббин, много лет гнавшийся за ложным идеалом.

Ребекка вообразила себя Кукольником, разыгрывая куклами смешные сценки перед зрителями (II гл.), умело играя на чувствах людей, на их слабостях для достижения цели (Родон Кроули, Эмилия). Но и она не герой. Бекки, чувствуя всю пустоту светского общества, сама признаётся, что самым уместным для неё было бы «надеть усыпанный блёстками костюм и танцевать на ярмарке». Она всю жизнь ведёт сложную игру с окружающими и с собой, лицемерит и играет разные роли смотря по обстоятельствам: «Когда на неё нападали, Бекки ловко принимала вид застенчивой ingenue (простушки) и под этой маской была особенно опасна». «Какое бесстыдство проявляет эта женщина», - говорили одни… «Что за честное и добродушное существо!» - говорили другие. «Какая хитрая кривляка!» - говорили третьи. Все они, вероятно, были правы». Гораздо меньше в романе моментов, когда Ребекка Шарп ведёт себя естественно. Так, например, когда она осознаёт, что, выйдя замуж за Родона Кроули, упустила шанс стать миледи, миссис Кроули: «На протяжении нашего романа мы еще ни разу не видели, чтобы она теряла присутствие духа. Но теперь это произошло, и она заплакала самыми неподдельными слезами, какие когда-либо лились из её глаз». Примером так же является сцена скандала в доме полковника Кроули. Здесь искренни все. Лорд Стейн разоблачён, Родон и Бекки неожиданно оказываются способны на сильные чувства: «Всё произошло раньше, чем Ребекка могла вмешаться. Она стояла подле, трепеща всем телом. Она любовалась своим супругом, сильным, храбрым - победителем!» Чем же обусловлена постоянная игра героев романа?

Очень часто автор обращается к зрителям и говорит: «…Я не думаю, сударыни, что мы вправе хоть сколько-нибудь осуждать её…», поскольку повсюду «ловят» женихов, ублажают сварливую, но богатую родственницу, аристократы, ничего из себя не представляющие, кичатся своими героическими предками, продают себя за возможность стать женой баронета девушки, имеющие шанс стать счастливыми в браке с равными себе по общественному положению. И зрители играют роли уже в своей жизни. Таким образом воплощается фраза Шекспира: жизнь - это театр, и люди в нём актёры.

Принцип театрализации является очень важным для «Ярмарки Тщеславия» как элемент сатирического изображения мира.
На Ярмарке Тщеславия в погоне за деньгами, почестями, положением в обществе забываются истинные ценности. Человек ценится по счёту в банке, титулу и возможности что-то дать: «В ваших дружеских чувствах к богачу столько же искренности, как и в его ответном к вам расположении. Вы любите деньги, а не самого человека!» Потому и заискивают родственники перед богатой мисс Кроули, потому и расторгает Осборн-старший помолвку своего сына с дочерью обанкротившегося дельца. «Подобно многим состоятельным людям, мисс Кроули привыкла пользоваться услугами низших до тех пор, пока это было ей нужно, и, нимало не задумываясь, отпускала их от себя, едва эта надобность проходила. Некоторым богатым людям органически несвойственна благодарность». Как только человек перестаёт быть нужным, он отодвигается в сторону. Таковы планы мисс Кроули в отношении Ребекки, так Ребекка поступает с сыном и Родоном. Таков мир пьесы, разыгрываемой Кукольником, таков мир Ярмарки Тщеславия. И автор ни на миг не позволяет читателю, вернее, зрителю забыть о том, что и он находится на этой Ярмарке, что и он кукла, руководимая тщеславием. «Отсутствие принципиальной разницы между историческим и современным романом у Теккерея объясняется тем, что прошлое он воспринимал как вариант настоящего и будущего» . Герои «Ярмарки Тщеславия» - это снобы «всех времён и народов», живущие по закону достижения успеха любыми путями в любой стране и в любую эпоху. «Герои книги - актёры, которых легко перенести в любой период истории» . И именно «принцип театрализации даёт возможность запечатлеть в героях, представителях конкретной исторической эпохи, общечеловеческие качества» .

Вообще все в романе вольно или невольно играют какие-то роли, обманывая и себя и других. Таков принцип Ярмарки Тщеславия. «Роман стал для Теккерея экспериментальной сценой, на которой он поставил и разыграл трагикомический спектакль Ярмарки Тщеславия» . «Романист видит жизнь в её стоминутной конкретности и под знаком вечности» .

Выводы

Рассмотрев основных персонажей романа, можно сделать вывод, что ни один из них не претендует на роль типичного литературного героя времени У. Теккерея. В первую очередь потому, что они ведомы, не самостоятельны и являются послушными слугами авторского замысла.

Автор романа незримо является участником действия. Складывается впечатление, что каждый из персонажей стремится стать героем и у каждого есть свои причины для этого, и представления об успехе. Однако правит миром романа автор, который в размышлениях критически оценивает поступки персонажей, не оставляя и следа от привлекательной индивидуальности. Читатель понимает, что все это тысячу раз было и смотрит на все явления глазами автора, воспринимает новые оттенки и краски, грани смысла через призму авторских размышлений.

Назвав свое произведение «роман без героя», Теккерей подчеркнул во-первых, его обличительный характер, во-вторых, сделал акцент на проблему взаимоотношений в английском обществе, выделив для анализа категорию Снобов.

Роман насыщен аналитическими отступлениями, без которых трудно было бы понять отношение Кукольника к своим куклам. Но не только сам автор дает оценку действиям своих персонажей, он вкладывает ее в уста других участников действия и мы порой удивляемся, насколько разным и многогранным является психологический портрет.

Таким образом, роман без героя - это пародия на героев, которых нет в реальной жизни. Возможно, так воспринимает мир сам Теккерей. Довольно писсимистично, но выражено с потрясающей силой убеждения.

Заключение

В заключении хочу сказать о своем личном отношении и впечатлениях от прочтения романа. За короткий срок «Ярмарка тщеславия» стала одним из моих любимых произведений. Читая его, понимаешь, что нет счастья на Ярмарке житейской суеты. Положительные герои Ч. Диккенса способны воспитывать в человеке добрые чувства своим примером. Порой непривлекательные и жалкие герои У. Теккерея так же способны воспитывать человеческие чувства, но происходит это несколько по-иному. Порой сочувствуя Ребекке Шарп, впоследствии убеждаешься, что автор тебя «ловит», сам впоследствии разоблачая свою героиню. Но если чувства и мысли совпадают с последующим психологическим анализом автора, испытываешь истинное наслаждение от приближения к сути замысла.

Роман У. Теккерея «Ярмарка тщеславия» бесспорно гениальное произведение. И хотя в реальном мире редко бывает утешение, уход от суеты все же приносит душевное облегчение. «Ах, vanitas vanitatum! Кто из нас счастлив в этом мире? Кто из нас получает то, чего жаждет его сердце, а получив, не жаждет большего? … Давайте, дети, сложим кукол и закроем ящик, ибо наше представление окончено».

Список использованной литературы

образ герой роман литературный

1. У. Теккерей. Ярмарка Тщеславия. М.: Эксмо, 2012, 735 с.

Вахрушев В.С. Творчество Теккерея. Саратов, 1984, 150 с.

Медянцев И.Т. Английская сатира XIX века (типология и традиции).

Ярославль, 1974, 279 с.

Ивашева В.В. Теккерей - сатирик. М., 1956, 303 с.

Образы и характеристики героев романов Диккенса / #"justify">. Уильям Теккерей, реферат / http://area7.ru/referat.php? 12290

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Перед занавесом

Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг. Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки; здесь шатаются буяны и забияка, повесы подмигивают проходящим, женщинам, жулье шныряет по карманам, полицейские глядят в оба, шарлатаны (не мы, а другие, – чума их задави) бойко зазывают публику; деревенские олухи таращатся, на мишурные наряды танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старикашек-клоунов, между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак. Да, вот она, Ярмарка Тщеславия; место нельзя сказать чтобы, назидательное, да ж не слишком небелое, несмотря на царящий вокруг шум и гам. А посмотрите вы на лица комедиантов и шутов, когда они не заняты делам и Том-дурак, смыв со щек краску, садится полдничать со своей женой и маленьким глупышкой Джеком, укрывшись, за серой холстиной. Но скоро занавес поднимут, и вот уже Том опять кувыркается через голову и орет во всю глотку: «Наше вам почтение!»

Человек, склонный к раздумью, случись ему бродить по такому гульбищу, не будет, я полагаю, чересчур удручен ни своим, ни чужим весельем. Какой-нибудь смешной или трогательный эпизод, быть может, умилит его или позабавит: румяный мальчуган, заглядевшийся на лоток с пряниками; хорошенькая плутовка, краснеющая от любезностей своего кавалера, который выбирает ей ярмарочный подарок; или Том-дурак – прикорнувший позади фургона бедняга сосет обглоданную кость в кругу своей семьи, которая кормится его скоморошеством. Но все же общее впечатление скорее грустное, чем веселое. И, вернувшись домой, вы садитесь, все еще погруженный в глубокие думы, не чуждые сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело.
Вот и вся мораль, какую я хотел бы предпослать своему рассказу о Ярмарке Тщеславия. Многие самого дурного мнения о ярмарках и сторонятся их со своими чадами и домочадцами; быть может, они и правы. Но люди другого склада, обладающие умом ленивым, снисходительным или насмешливым, пожалуй, согласятся заглянуть к нам на полчаса и посмотреть на представление. Здесь они увидят зрелища самые разнообразные: кровопролитные сражения, величественные и пышные карусели, сцены из великосветской жизни, а также из жизни очень скромных людей, любовные эпизоды для чувствительных сердец, а также комические, в легком жанре, – и все это обставлено подходящими декорациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора.
Что еще может сказать Кукольник? Разве лишь упомянуть о благосклонности, с какой представление было принято во всех главнейших английских городах, где оно побывало и где о нем весьма благоприятно отзывались уважаемые представители печати, а также местная знать и дворянство. Он гордится тем, что его марионетки доставили удовольствие самому лучшему обществу нашего государства. Знаменитая кукла Бекки проявила необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма проворной на проволоке; кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда более ограниченный круг поклонников, все же отделана художником и разодета с величайшим старанием; фигура Доббина, пусть и неуклюжая с виду, пляшет преестественно и презабавно; многим понравился танец мальчиков. А вот, обратите внимание на богато разодетую фигуру Нечестивого Вельможи, на которую мы не пожалели никаких издержек и которую в конце этого замечательного представления унесет черт.
Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник уходит, и занавес поднимается.

ГЛАВА I
Чизикская аллея

Однажды, ясным июньским утром, когда нынешний век был еще зеленым юнцом, к большим чугунным воротам пансиона для молодых девиц под началом мисс Пинкертон, расположенного на Чизикской аллее, подкатила со скоростью четырех миль в час вместительная семейная карета, запряженная парой откормленных лошадей в блестящей сбруе, с откормленным кучером в треуголке и парике. Как только экипаж остановился у ярко начищенной медной доски с именем мисс Пинкертон, чернокожий слуга, дремавший на козлах рядом с толстяком кучером, расправил кривые ноги, и не успел он дернуть за шнурок колокольчика, как, по крайней мере, два десятка юных головок выглянуло из узких окон старого внушительного дома. Зоркий наблюдатель мог бы даже узнать красный носик добродушной мисс Джемаймы Пинкертон, выглянувший из-за горшков герани в окне ее собственной гостиной.
– Это карета миссис Седли, сестрица, – доложила мисс Джемайма. – Звонит чернокожий лакей Самбо. Представьте, на кучере новый красный жилет!
– Вы закончили все приготовления к отъезду мисс Седли, мисс Джемайма? – спросила мисс Пинкертон, величественная дама – хэммерсмитская Семирамида, друг доктора Джонсона, доверенная корреспондентка самой миссис Шапон.
– Девочки поднялись в четыре утра, чтобы уложить ее сундуки, сестрица, – отвечала мисс Джемайма, – и мы собрали ей целый пук цветов.
– Скажите «букет», сестра Джемайма, так будет благороднее.
– Ну, хорошо, пукет, и очень большой, чуть ли не с веник. Я положила в сундук Эмилии две бутылки гвоздичной воды для миссис Седли и рецепт приготовления.
– Надеюсь, мисс Джемайма, вы приготовили счет мисс Седли? Ах, вот он! Очень хорошо! Девяносто три фунта четыре шиллинга. Будьте добры адресовать ею Джону Седли, эсквайру, и запечатать вот эту записку, которую я написала его супруге.
Для мисс Джемаймы каждое собственноручное письмо ее сестры, мисс Пинкертон, было священно, как послание какой-нибудь коронованной особы. Известно, что мисс Пинкертон самолично писала родителям учениц только в тех случаях, когда ее питомицы покидали заведение или же выходили замуж, да еще как-то раз, когда бедняжка мисс Берч умерла от скарлатины. По мнению мисс Джемаймы, если что и могло утешить миссис Берч в утрате дочери, то, конечно, только возвышенное и красноречивое послание, в котором мисс Пинкертон сообщала ей об этом событии.
На этот раз записка мисс Пинкертон гласила:

"Чизик. Аллея, июня 15 дня 18.. г.

Милостивая государыня!

После шестилетнего пребывания мисс Эмилии Седли в пансионе я имею честь и удовольствие рекомендовать ее родителям в качестве молодок особы, вполне достойной занять подобающее положение в их избранном и изысканном кругу. Все добродетели, отличающие благородную английскую барышню, все совершенства, подобающие ее происхождению и положению, присущи милой мисс Седли; ее прилежание и послушание снискали ей любовь наставников, а прелестной кротостью нрава она расположила к себе все сердца, как юные, так и более пожилые.
В музыке и танцах, в правописании, во всех видах вышивания и рукоделия она, без сомнения, осуществит самые пламенные пожелания своих друзей. В географии ее успехи оставляют желать лучшего; кроме того, рекомендуется в течение ближайших трех лет неукоснительно пользоваться по четыре часа в день спинной линейкой, как средством для приобретения той достойной осанки и грации, которые столь необходимы каждой светской молодой девице. В отношении правил благочестия и нравственности мисс Седли покажет себя достойной того Заведения, которое было почтено посещением Великого лексикографа и покровительством несравненной миссис Шапон. Покидая Чизик, мисс Эмилия увозит с собою привязанность подруг и искреннее расположение начальницы, имеющей честь быть вашей,
милостивая государыня,
покорнейшей и нижайшей слугой,
Барбарою Пинкертон.

P. S. Мисс Седли едет в сопровожденьи мисс Шарп. Особая просьба: пребывание мисс Шарп на Рассел-сквер не должно превышать десяти дней. Знатное семейство, с которым она договорилась, желает располагать ее услугами как можно скорее".

Закончив письмо, мисс Пинкертон приступила к начертанию своего имени и имени мисс Седли на титуле Словаря Джонсона – увлекательного труда, который она неизменно преподносила своим ученицам в качестве прощального подарка. На переплете было вытиснено: «Молодой девице, покидающей школу мисс Пинкертон на Чпзикской аллее – обращение блаженной памяти досточтимого доктора Сэмюела Джонсона». Нужно сказать, что имя лексикографа не сходило с уст величавой дамы и его памятное посещение положило основу ее репутации и благосостоянию.
Получив от старшей сестры приказ достать Словарь из шкафа, мисс Джемайма извлекла из упомянутого хранилища два экземпляра книги, и когда мисс Пинкертон кончила надписывать первый, Джемайма не без смущения и робости протянула ей второй.
– Для кого это, мисс Джемайма? – произнесла мисс Пинкертон с ужасающей холодностью.
– Для Бекки Шарп, – ответила Джемайма, трепеща всем телом и слегка отвернувшись, чтобы скрыть от сестры румянец, заливший ее увядшее лицо и шею. – Для Бекки Шарп: ведь и она уезжает.
– МИСС ДЖЕМАЙМА! – воскликнула мисс Пинкертон. (Выразительность этих слов требует передачи их прописными буквами.) – Да вы в своем ли уме? Поставьте Словарь в шкаф и впредь никогда не позволяйте себе подобных вольностей!
– Но, сестрица, ведь всей книге цепа два шиллинга десять пенсов, а для бедняжки Бекки это такая обида.
– Пришлите мне сейчас же мисс Седли, – сказала мисс Пинкертон.
И бедная Джемайма, не смея больше произнести ни слова, выбежала из комнаты в полном расстройстве чувств.
Мисс Седли была дочерью лондонского купца, человека довольно состоятельного, тогда как мисс Шарп училась в пансионе на положении освобожденной от платы ученицы, обучающей младших, и, по мнению мисс Пинкертон, для нее и без того было довольно сделано, чтобы еще удостаивать ее на прощанье высокой чести поднесения Словаря.
Хотя письмам школьных наставниц можно доверять не больше, чем надгробным эпитафиям, однако случается, что почивший и на самом деле заслуживает всех тех похвал, которые каменотес высек над его останками: он действительно был примерным христианином, преданным родителем, любящим чадом, супругой или супругом и воистину оставил безутешную семью, оплакивающую его. Так и в училищах, мужских и женских, иной раз бывает, что питомец вполне достоин похвал, расточаемых ему беспристрастным наставником. Мисс Эмилия Седли принадлежала к этой редкой разновидности молодых девиц. Она не только заслуживала всего того, что мисс Пинкертон написала ей в похвалу, но и обладала еще многими очаровательными свойствами, которых не могла видеть эта напыщенная и престарелая Минерва вследствие разницы в положении и возрасте между нею и ее воспитанницей.
Эмилия не только пела, словно жаворонок или какая-нибудь миссис Биллингтон, и танцевала, как Хилисберг или Паризо, она еще прекрасно вышивала, знала правописание не хуже самого Словаря, а главное, обладала таким добрым, нежным, кротким и великодушным сердцем, что располагала к себе всех, кто только к ней приближался, начиная с самой Минервы и кончая бедной судомойкой или дочерью кривой пирожницы, которой позволялось раз в неделю сбывать свои изделия пансионеркам. Из двадцати четырех товарок у Эмилии было двенадцать закадычных подруг. Даже завистливая мисс Бриге никогда не отзывалась о ней дурно; высокомерная и высокородная мисс Солтайр (внучка лорда Декстера) признавала, что у нее благородная осанка, а богачка мисс Суорц, курчавая мулатка с Сент-Китса, в день отъезда Эмилии разразилась таким потоком слез, что пришлось послать за доктором Флоссом и одурманить ее нюхательными солями. Привязанность мисс Пинкертон была, как оно и должно, спокойной и полной достоинства, в силу высокого положения и выдающихся добродетелей этой леди, зато мисс Джемайма уже не раз принималась рыдать при мысли о разлуке с Эмилией; если бы по страх перед сестрой, она впала бы в форменную истерику, под стать наследнице с Сент-Китса (с которой взималась двойная плата). Но такое роскошество в изъявлении печали позволительно только воспитанницам, занимающим отдельную комнату, между тем как честной Джемайме полагалось заботиться о счетах, стирке, штопке, пудингах, столовой и кухонной посуде да наблюдать за прислугой. Однако стоит ли нам ею интересоваться? Весьма возможно, что с этой минуты и до скончания века мы уже больше о ней не услышим, и как только узорчатые чугунные ворота закроются, ни она, ни ее грозная сестра не покажутся более из них, чтобы шагнуть в маленький мирок этого повествования.
Но с Эмилией мы будем видеться очень часто, а потому не мешает сказать в самом же начале нашего знакомства, что она была прелестным существом; а это великое благо и в жизни и в романах (последние в особенности изобилуют злодеями самого мрачного свойства), когда удается иметь своим неизменным спутником такое невинное и доброе создание! Так как она не героиня, то нет надобности описывать ее: боюсь, что нос у нее несколько короче, чем это желательно, а щеки слишком уж круглы и румяны для героини. Зато ее лицо цвело здоровьем, губы – свежестью улыбки, а глаза сверкали искренней, неподдельной жизнерадостностью, кроме тех, конечно, случаев, когда они наполнялись слезами, что бывало, пожалуй, слишком часто: эта дурочка способна была плакать над мертвой канарейкой, над мышкой, невзначай пойманной котом, над развязкой романа, хотя бы и глупейшего. А что касается неласкового слова, обращенного к ней, то если бы нашлись такие жестокосердные люди... Впрочем, тем хуже для них! Даже сама мисс Пинкертон, женщина суровая и величественная, после первого же случая перестала бранить Эмилию, и хотя была способна к пониманию чувствительных сердец не более, чем алгебры, однако отдала особый приказ всем учителям и наставницам обращаться с мисс Седли возможно деликатнее, так как строгое обхождение ей вредно.
Когда наступил день отъезда, мисс Седли стала в тупик, не зная, что ей делать: смеяться или плакать, – так как она была одинаково склонна и к тому и к другому. Она радовалась, что едет домой, и страшно горевала, что надо расставаться со школой. Уже три дня маленькая Лора Мартин, круглая сиротка, ходила за ней по пятам, как собачонка. Эмилии пришлось сделать и принять, по крайней мере, четырнадцать подарков и четырнадцать раз дать торжественную клятву писать еженедельно. «Посылай мне письма по адресу моего дедушки, графа Декстера», – наказывала ей мисс Солтайр (кстати сказать, род ее был из захудалых). «Не заботься о почтовых расходах, мое золотко, и пиши мне каждый день!» – просила пылкая, привязчивая мисс Суорц. А малютка Лора Мартин (оказавшаяся тут как тут) взяла подругу за руку и сказала, пытливо заглядывая ей в лицо: «Эмилия, когда я буду тебе писать, можно называть тебя мамой?»
Я не сомневаюсь, что какой-нибудь Джонс, читающий эту книгу у себя в клубе, не замедлит рассердиться и назовет все это глупостями – пошлыми и вздорными сантиментами. Я так и вижу, как оный Джонс (слегка раскрасневшийся после порции баранины и полпинты вина) вынимает карандаш и жирной чертой подчеркивает слова: «пошлыми, вздорными» и т. д. и подкрепляет их собственным восклицанием на полях: «Совершенно верно!» Ну что ж! Джонс человек обширного ума, восхищающийся великим и героическим как в жизни, так и в романах, – и лучше ему вовремя спохватиться и поискать другого чтения.
Итак, будем продолжать. Цветы, сундуки, подарки и шляпные картонки мисс Седли уже уложены мистером Самбо в карету вместе с потрепанным кожаным чемоданчиком, к которому чья-то рука аккуратно приколола карточку мисс Шарп и который Самбо подал ухмыляясь, а кучер водворил на место с подобающим случаю фырканьем, И вот настал час разлуки. Его печаль была в значительной мере развеяна примечательной речью, с которой мисс Пинкертон обратилась к своей питомице. Нельзя сказать, чтобы это прощальное слово побудило Эмилию к философским размышлениям или же вооружило ее тем спокойствием, которое осеняет нас в результате глубокомысленных доводов. Нет, речь эта была невыносимо скучна, напыщенна и суха, да и самый вид грозной воспитательницы не располагал к бурным проявлениям печали. В гостиной было предложено угощение: тминные сухарики и бутылка вина, как это полагалось в торжественных случаях, при посещении пансиона родителями воспитанниц; и когда угощение было съедено и выпито, мисс Седли получила возможность тронуться в путь.
– А вы, Бекки, не зайдете проститься с мисс Пинкертон? – обратилась мисс Джемайма к молодой девушке: не замеченная никем, она спускалась с лестницы со шляпной картонкой в руках.
– Я полагаю, что должна это сделать, – спокойно ответила мисс Шарп, к великому изумлению мисс Джемаймы; и когда мисс Джемайма постучалась в дверь и получила разрешение войти, мисс Шарп вошла с весьма непринужденным видом и произнесла на безукоризненном французском языке:
– Mademoiselle, le viens vous faire mes adieux {Мадемуазель, я пришла проститься с вами (франц.).}.
Мисс Пинкертон не понимала по-французски, она только руководила теми, кто знал этот язык. Закусив губу и вздернув украшенную римским носом почтенную голову (на макушке которой покачивался огромный пышный тюрбан), она процедила сквозь зубы: «Мисс Шарп, всего вам хорошего». Произнеся эти слова, хэммерсмитская Семирамида сделала мановение рукой, как бы прощаясь и вместе с тем давая мисс Шарп возможность пожать ее нарочито выставленный для этой цели палец.
Мисс Шарп только скрестила руки и с очень холодной улыбкой присела, решительно уклоняясь от предложенной чести, на что Семирамида с большим, чем когда-либо, негодованием тряхнула тюрбаном. Собственно говоря, это была маленькая баталия между молодой женщиной и старой, причем последняя оказалась побежденной.
– Да хранит вас бог, дитя мое! – произнесла она, обнимая Эмилию и грозно хмурясь через ее плечо в сторону мисс Шарп.
– Пойдем, Бекки! – сказала страшно перепуганная мисс Джемайма, увлекая за собой молодую девушку, и дверь гостиной навсегда закрылась за строптивицей.
Затем начались суматоха и прощание внизу. Словами этого не выразить. В прихожей собралась вся прислуга, все милые сердцу, все юные воспитанницы и только что приехавший учитель танцев. Поднялась такая кутерьма, пошли такие объятия, поцелуи, рыдания вперемежку с истерическими взвизгиваниями привилегированной пансионерки мисс Суорц, доносившимися из ее комнаты, что никаким пером не описать, и нежному сердцу лучше пройти мимо этого. Но объятиям пришел конец, и подруги расстались, – то есть рассталась мисс Седли со своими подругами. Мисс Шарп уже несколькими минутами раньше, поджав губки, уселась в карету. Никто не плакал, расставаясь с нею.
Кривоногий Самбо захлопнул дверцу за своей рыдавшей молодой госпожой и вскочил на запятки.
– Стой! – закричала мисс Джемайма, кидаясь к воротам с каким-то свертком.
– Это сандвичи, милочка! – сказала она Эмилии. – Ведь вы еще успеете проголодаться. А вам, Бекки... Бекки Шарп, вот книга, которую моя сестра, то есть я... ну, словом... Словарь Джонсона. Вы не можете уехать от нас без Словаря. Прощайте! Трогай, кучер! Благослови вас бог!
И доброе создание вернулось в садик, обуреваемое волнением.
Но что это? Едва лошади тронули с места, как мисс Шарп высунула из кареты свое бледное лицо и швырнула книгу в ворота.
Джемайма чуть не упала в обморок от ужаса.
– Да что же это!.. – воскликнула она. – Какая дерзкая...
Волнение помешало ей кончить и ту и другую фразу. Карета покатила, ворота захлопнулись, колокольчик зазвонил к уроку танцев. Целый мир открывался перед обеими девушками. Итак, прощай, Чизикская аллея!

ГЛАВА II,
в которой мисс Шарп и мисс Седли готовятся к открытию кампании

После того как мисс Шарп совершила геройский поступок, упомянутый в предыдущей главе, и удостоверилась, что Словарь, перелетев через мощеную дорожку, упал к ногам изумленной мисс Джемаймы, лицо молодой девушки, смертельно-бледное от злобы, озарилось улыбкой, едва ли, впрочем, скрасившей его, и, со вздохом облегчения откинувшись на подушки кареты, она сказала:
– Так, со Словарем покопчено! Слава богу, я вырвалась из Чизика!
Мисс Седли была поражена дерзкой выходкой, пожалуй, не меньше самой мисс Джемаймы. Шутка ли – ведь всего минуту назад она покинула школу, и впечатления прошедших шести лет еще не померкли в ее душе. Страхи и опасения юного возраста не оставляют некоторых людей до конца жизни. Один мой знакомец, джентльмен шестидесяти восьми лет, как-то за завтраком сказал мне с взволнованным видом:
– Сегодня мне снилось, будто меня высек доктор Рейн!
Воображение перенесло его в эту ночь на пятьдесят пять лет назад. В шестьдесят восемь лет доктор Рейн и его розга казались ему в глубине души такими же страшными, как и в тринадцать. А что, если бы доктор с длинной березовой розгой предстал перед ним во плоти даже теперь, когда ему исполнилось шестьдесят восемь, и сказал грозным голосом: «Ну-ка, мальчик, снимай штаны!» Да, да, мисс Седли была чрезвычайно встревожена этой дерзкой выходкой.
– Как это можно, Ребекка? – произнесла она наконец после некоторого молчания.
– Ты думаешь, мисс Пинкертон выскочит за ворота и прикажет мне сесть в карцер? – сказала Ребекка, смеясь.
– Нет, но...
– Ненавижу весь этот дом, – продолжала в бешенстве мисс Шарп. – Хоть бы мне никогда его больше не видеть. Пусть бы он провалился на самое дно Темзы! Да, уж если бы мисс Пинкертон оказалась там, я не стала бы выуживать ее, ни за что на свете! Ох, поглядела бы я, как она плывет по воде вместе со своим тюрбаном и всем прочим, как ее шлейф полощется за ней, а нос торчит кверху, словно нос лодки!
– Тише! – вскричала мисс Седли.
– А что, разве черный лакей может нафискалить? – воскликнула мисс Ребекка со смехом. – Он еще, чего доброго, вернется и передаст мисс Пинкертон, что я ненавижу ее всеми силами души! Ох, как бы я хотела этого. Как я мечтаю доказать ей это на деле. За два года я видела от нее только оскорбления и обиды. Со мной обращались хуже, чем с любой служанкой на кухне. У меня никогда не было ни единого друга. Я ласкового слова ни от кого не слышала, кроме тебя. Меня заставляли присматривать за девочками из младшего класса и болтать по-французски со взрослыми девицами, пока мне не опротивел мой родной язык! Правда, я ловко придумала, что заговорила с мисс Пинкертон по-французски? Она не понимает ни полслова, но ни за что не признается в этом. Гордость не позволит. Я думаю, она потому и рассталась со мной. Итак, благодарение богу за французский язык! Vive la France! Vive l"Empereur! Vive Bonaparte! {Да здравствует Франция! Да здравствует император! Да здравствует Бонапарт! (франц.).}
– О Ребекка, Ребекка, как тебе не стыдно! – ужаснулась мисс Седли (Ребекка дошла до величайшего богохульства; в те дни сказать в Англии: «Да здравствует Бонапарт!» – было все равно что сказать: «Да здравствует Люцифер!»). – Ну, как ты можешь... Откуда у тебя эти злобные, эти мстительные чувства?
– Месть, может быть, и некрасивое побуждение, но вполне естественное, – отвечала мисс Ребекка. – Я не ангел.
И она действительно не была ангелом. Ибо если в течение этого короткого разговора (происходившего, пока карета лениво катила вдоль реки) мисс Ребекка Шарп имела случай дважды возблагодарить бога, то первый раз это было по поводу освобождения от некоей ненавистной ей особы, а во второй – за ниспосланную ей возможность в некотором роде посрамить своих врагов; ни то, ни другое не является достойным поводом для благодарности творцу и не может быть одобрено людьми кроткими и склонными к всепрощению. Но мисс Ребекка в ту пору своей жизни не была ни кроткой, ни склонной к всепрощению. Все обходятся со мной плохо, решила эта юная мизантропка. Мы, однако, уверены, что особы, с которыми все обходятся плохо, полностью заслуживают такого обращения. Мир – это зеркало, и он возвращает каждому его собственное изображение. Нахмурьтесь – и он, в свою очередь, кисло взглянет на вас; засмейтесь ему и вместе с ним – и он станет вашим веселым, милым товарищем; а потому пусть молодые люди выбирают, что им больше по вкусу. В самом деле, если мир пренебрегал Ребеккой, то и она, сколько известно, никогда никому не сделала ничего хорошего. Так нельзя и ожидать, чтобы все двадцать четыре молодые девицы были столь же милы, как героиня этого произведения, мисс Седли (которую мы избрали именно потому, что она добрее других, – а иначе что помешало бы нам поставить на ее место мисс Суорц, или мисс Крамп, или мисс Хопкинс?); нельзя ожидать, чтобы каждая обладала таким смиренным и кротким нравом, как мисс Эмилия Седли, чтобы каждая старалась, пользуясь всяким удобным случаем, победить угрюмую злобность Ребекки и с помощью тысячи ласковых слов и любезных одолжений преодолеть, хотя бы ненадолго, ее враждебность к людям.

Отец мисс Шарп был художник и давал уроки рисования в школе мисс Пинкертон. Человек одаренный, приятный собеседник, беспечный служитель муз, он отличался редкой способностью влезать в долги и пристрастием к кабачку. В пьяном виде он нередко колачивал жену и дочь, и на следующее утро, поднявшись с головной болью, честил весь свет за пренебрежение к его таланту и поносил – весьма остроумно, а иной раз и совершенно справедливо – дураков-художников, своих собратий. С величайшей трудностью поддерживая свое существование и задолжав всем в Сохо, где он жил, на милю кругом, он решил поправить свои обстоятельства женитьбой на молодой женщине, француженке по происхождению и балетной танцовщице по профессии. О скромном призвании своей родительницы мисс Шарп никогда не распространялась, но зато но забывала упомянуть, что Антраша – именитый гасконский род, и очень гордилась своим происхождением. Любопытно заметить, что по мере житейского преуспеяния нашей тщеславной молодой особы ее предки повышались в знатности и благоденствии.

Ярмарка тщеславия Уильям Теккерей

(Пока оценок нет)

Название: Ярмарка тщеслави
Автор: Уильям Теккерей
Год: 1848
Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная старинная литература, Классическая проза, Литература 19 века

О книге «Ярмарка тщеславия» Уильям Теккерей

«Ярмарка тщеславия» — детище английского писателя Уильяма Теккерея, знакомящего читателя с нравами различных слоев общества Британии первой половины девятнадцатого века.
В центре романа — история двух подруг: девушки из богатой семьи Эмилии Седли и Ребекки Шарп, дочери бедного художника и танцовщицы. Не совсем понятно как могли сдружиться эти две абсолютно разные личности, но тем не менее. Девушки покидают пансион и расстаются, но время от времени их пути пересекаются на протяжении всего романа.

Эмилия возвращается в отцовский дом, а Бекки отправляется на службу гувернантки в одном аристократическом семействе. Уильям Теккерей рисует Эмилию, как положительный образ, девушку воспитанную, без недостатков. Бекки, напротив – сгусток пороков, человек пробивающий дорогу в высшее общество.

Однако читатель, углубившись в дебри повествования с головой, делает совсем другие выводы обо всех персонажах, присутствующих на страницах романа «Ярмарка тщеславия». Автор искусно подает свое видение английского общества того времени, пропитанного лестью, снобизмом, напускным величием и ложью.

Каждый человек может предложить миру свой талант, по сути, являющийся товаром, который надо продвигать и рекламировать, чтобы достичь вершин общества. Бекки – яркий образ такого человека. Девушка, обладающая приятной внешностью, отличными коммуникативными навыками и притягательным шармом использует таланты, не скрывая своих намерений.

Но так ли идеальна Эмилия? Уильям Теккерей заставляет читателя задуматься над ошибочным мнением относительно множества вещей. Все персонажи книги пребывают в плену собственных иллюзий и лезут из кожи вон, чтобы выглядеть соответственно. Получают ли они в итоге то, чего так жаждут, читайте в романе «Ярмарка тщеславия».

Уильям Теккерей долго водит читателя кругами, постепенно раскрывая самую суть произведения. В романе изобилуют описания, не относящиеся к основной фабуле. Но в итоге, в мозгу читателя складывается сложный паззл, проясняющий главную идею книги.

Писатель не требует от читателя эмоционального восприятия, не давит на слезу, а медленно, слегка с иронией и долей здорового сарказма указывает на недостатки общества. В его описаниях нет романтического флера, присущего произведениям того времени, это жесткий реализм, поданный приятным и легким слогом.

На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно или читать онлайн книгу «Ярмарка тщеславия» Уильям Теккерей в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Цитаты из книги «Ярмарка тщеславия» Уильям Теккерей

Она разбудила мужа и приготовила ему чашку самого вкусного кофе, какой можно было найти в это утро в Брюсселе. И кто станет отрицать, что все эти приготовления достойной леди так же доказывали ее любовь, как слезы и истерики более чувствительных женщин, и что чашка кофе, выпитая в компании с женой, пока по всему городу рожки трубят сбор и бьют барабаны, не в пример полезнее и более к месту, чем пустые излияния чувств?