Западники и славянофилы как идейные предшественники почвенничества

Наши контакты

Помощь детям!

Статьи дня

Виктор Аксючиц 31.12.2014

Виктор Аксючиц 31.12.2014

Виктор АКСЮЧИЦ

ЗАПАДНИКИ И ПОЧВЕННИКИ

Вчера и сегодня

Описанные более двадцати пяти лет назад общественные феномены оказываются актуальными и сегодня. Фобии наших западников почти не изменились, в мифологии почвенников неоленинизм заменился неосталинизмом.

В конце восьмидесятых в СССР обостряются национальные конфликты. Полемике по национальному вопросу не доставало трезвого анализа взрывоопасных проблем. В этом больном вопросе недостойно проявили себя те, кто в других отношениях сохранял здравый смысл. Взаимная распря особенно болезненно отзывалась на «русском вопросе».

В СССР, где русских большинство, разнуздывалась русофобская истерия . Из уст кавказских, украинских и прибалтийских националистов приходилось слышать, что русские организовали голод на Украине, что Русская православная церковь вызвала репрессии украинского духовенства после Второй мировой войны, что ленивые русские свиньи не хотят работать и потому бросают среднюю полосу России, чтобы переселяться в более обеспеченную Прибалтику... Обвинители русского народа не способны признать, что большевики инициировали и голод в Поволжье, что русское крестьянство пострадало от коллективизации более других, что русское православное духовенство было тотально репрессировано... И не хотели видеть очевидный факт, что виновна в этом интернациональная коммунистическая сила, а не русский народ.

Шовинизм малого народа ничем не лучше, чем шовинизм большого. В советской России русофобия стимулировала русский национализм, способствовала химере советского патриотизма . Русофобия подменяла образ реального врага всех народов - денационализированного люмпена - образом мифических русских оккупантов . Националистические предрассудки либеральной интеллигенции не позволяли обнаружить здоровые силы в русском патриотическом движении. С удивительным единодушием советские и западные средства массовой информации муссировали тему деятельности националистического общества «Память», рекламируя маргинальные радикальные группы, которых хватает в любой стране. Но упорно игнорировали конструктивные силы в российском общественном движении.

Альтернативой коммунистическому тоталитаризму в Польше, Прибалтике, на Кавказе или Украине было религиозно-национальное возрождение. Ибо благое будущее невозможно построить без освобождения от губительных утопических экспериментов, основанных на чуждых идеологиях, без восстановления национальной культурной традиции. Но властители умов не распространяли это на русских. И для России освобождение возможно через религиозно-национальное возрождение, воссоздание органичного культурного, экономического и социально-политического уклада. Эта проблема и являлась водоразделом между западниками и почвенниками тех лет. В данном случае оставляются в стороне радикальные крайности в оппонирующих платформах (русофобия одних и шовинизм других), анализируется полемика между умеренными западниками и почвенниками, у которых оставались шансы для диалога.

Западникам по генетической установке сознания чужды ценности русской культуры, они ориентированы на западные образцы, которые им представляются общечеловеческими. Начётнические знания некоторых из них не гарантируют от невежественных суждений о русской истории и культуре. Всё органично русское для западнического сознания имеет отрицательное значение, и нередко из уст интеллигентного человека можно было услышать: Россия - проклятое место, в этой… (какой-нибудь грязный эпитет) стране никогда не было и не может быть ничего хорошего . Положительным признаётся то, что отражает западные образцы.

Для наглядности приведём циркулировавшую в советской прессе цитату из романа В. Гроссмана: «Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства… Развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворялось ростом рабства… Пора понять отгадчикам России, что одно лишь тысячелетнее рабство создало мистику русской души… русская душа - тысячелетняя раба» . Подобные высказывания о любом другом народе квалифицировались бы как шовинизм. Видный либеральный политический деятель тех лет Анатолий Бочаров писал, что ничего страшного в этих словах не видит, что это скорее «самоосуждение, самоочищение» , убедительная попытка найти истоки «русской революции» , «коллективизации» и прочих «трагических последствий» .

Западническое сознание не способно признать, что в России, как и в любой другой стране, гибельно насильственное внедрение заимствованных утопий. Катастрофические последствия прозападного Февраля 1917 года свидетельствуют, что одного - «европейского» - пути для всех народов нет и быть не может. Что западные формы вполне органичны только для Запада. Что подлинное понятие общечеловеческого включает представление о многообразии индивидуальных национальных форм и путей. И только это создаёт условия для плодотворного взаимовлияния и заимствования.

Западники признают суверенность каждой национальной культуры, но только не русской культуры. Никого не удивляло, что польский парламент назывался сеймом, а нарождающееся народовластие в Прибалтике - Думой; что депутаты Съезда Советов из национальных республик говорили о нуждах своих народов и отстаивали их духовное возрождение. Для всех очевидно, что суверенитет Армении или Эстонии означает их национальную самобытность. То, что само собой разумеется для всякого другого народа, на русских в сознании западников не распространяется. Никого не удивляло, что группа московских либеральных депутатов Съезда Советов СССР ни слова не говорили о нуждах русского народа, о необходимости его национального возрождения. Призывы в Прибалтике к возрождению национальных традиций воспринимались нашим общественным мнением вполне естественными. Но по отношению к России либерал А. Бочаров квалифицировал это как «какие-то отвлечённости, вроде того, что спасение России - в возрождении её “традиционных духовно-нравственных заветов”» . Россия, убеждены западники, может развиваться только по западному образцу. Хотя «образец» - очередная утопия, ибо Запад представляет собой сообщество самобытных национальных культур.

Поскольку наши западники всё же не европейцы, их требования к России повторяют заблуждения русской интеллигенции: они видят на Западе в основном периферийные явления. Секуляризованное западническое сознание не может разглядеть христианских корней в европейской цивилизации. Запад держится остатками христианских ценностей, духовных традиций, незримо пронизывающих все сферы. Понять европейскую культуру вне христианства невозможно. Западноевропейский либерализм мог возникнуть в лоне христианства, утверждающего богоподобие человеческой личности, равенство людей перед Богом. Наши либералы воспринимают вырождающиеся формы либерализма: западный индивидуализм и экономический эгоизм. Они хотели бы заимствовать массовую культуру и цивилизацию потребления , которая, как это очевидно для чутких людей на Западе, грозит человечеству самоистреблением.

Насаждая в России общечеловеческие ценности , наши западники воспринимают Европу через интеллигентскую иллюзию «русского Запада» . Утопическое западничество не позволяет адекватно ориентироваться и потому обречено на бесплодие. Если, конечно, утопия очередной раз не оседлает реальность.

Образы возрождения России могла бы предложить почвенническая позиция , предназначенная воплощать общечеловеческие идеалы в национальной реальности. Но почвенники тех лет были не менее утопичны, чем западники, хотя у них отрыв от реальности сказывался по-иному.

Западники быстрее освобождались от марксистско-ленинского дурмана, чем почвенники. (Это не означает полного оздоровления западнического сознания, в котором немало идеологических рецидивов другого толка.) Манифесты почвенников преисполнены симпатий к ленинским идеалам . Наши патриоты готовы видеть врагов России и русского народа в чём угодно, только не в той идеологии, которая принесла невиданные бедствия нашей стране. При этом у патриотов искренней верности ленинизму больше, чем тактического заигрывания. Болезненная тяга к ленинским нормам была свойственна уважаемым писателям и культурным деятелям, которые своим творчеством помогли соотечественникам освобождаться от идеологических догм.

Чем объяснить патологическую привязанность почвенников-националистов к интернациональной идеологии, к наиболее радикальной антинациональной силе? Эта химера производит отталкивающее впечатление на фоне антикоммунизма западников. Тем не менее искажённая почвенническая ориентация ближе к истине, чем благопристойная западническая. Ибо западничество - это не заблуждение, а экзистенциальная позиция , которая почти не оставляет надежд на корректировку. Симпатии же почвенников к ленинизму - это болезненная реакция и искреннее заблуждение . Болезнь можно излечить, а заблуждающегося - переубедить. В чём причины двоемыслия почвенников?

Прежде всего в патриотическом невежестве наших патриотов, которые плохо знали историю России, её культуру. Их гуманитарные знания фрагментарны, ибо советское образование вымарывало целые пласты культуры. Их общественно-политическое сознание идеологизировано, поэтому вне марксистско-ленинской идеологии они не способны ориентироваться. Они плохо знали не только религиозную, но и политическую культуру дореволюционной России, её социально-экономический уклад. Поэтому многие почвенники хватались за ленинизм как за последний светлый оплот в доступном им мировоззрении. В этот период разлагается система насилия, но система лжи действует эффективно. Гласность только затрагивала те области, которые способны просветить общество. Люди в России не знали многих фактов собственной истории, культуры, от них во многом была скрыта и суть современных событий.

Помимо непросвещённости, в почвенническом сознании происходит следующая аберрация: оно не способно отказаться от завоеваний Октября потому, что это есть факт нашей истории . Как бы это ни было плохо, но поскольку наше , то не может быть враждебным нам. Так стремление патриотов принять на себя ответственность за историю своей страны, не подкреплённое просвещённостью и самокритичностью, приводит к химере: любви к Отечеству и любви к разрушителю Отечества - монстру Ленину. Дальше - больше: виноватыми в наших бедствиях могут быть только не наши , отсюда кампания раскрытия псевдонимов ленинской гвардии .

Секуляризованное сознание западников не позволяет им понять наиболее ценное на Западе, отсутствие христианского просвещения закрывает от почвенников святая святых русской культуры - Православие. Не ощущая христианских основ русской истории, они не способны понять её, видят только охранительно-консервативные тенденции, им ближе Победоносцев, а не Столыпин. Оба убеждённых монархиста, но один призывал подморозить Россию, чем способствовал её погибели, другой проводил либеральные реформы, возрождающие Россию. Как подлинный христианин, Столыпин стремился предоставить максимальные права личности. Как истинный патриот, он считал, что благосостояние и мощь государства могут основываться на свободных ответственных гражданах, которых он воспитывал и в крестьянах, выводя их из общины в индивидуальное владение. Наши почвенники призывали вновь подморозить Россию. Борясь с чуждыми заимствованиями, они отвергали свободы и права человека, что является отрицанием не западнических, а христианских ценностей. Возрождение России - не в консерватизме, а в историческом динамизме, не в реставрации институтов прошлого (например, сельской общины), а в творческом развитии российских традиций.

В современной им жизни почвенники тоже многое видели искажённо. Смешение критериев добра и зла порождало в их сознании фантомы (ленинские нормы, завоевания Октября, чистота партбилета ). Многих почвенников охватывал апокалиптический ужас от молодёжного рока, панков, отсутствия у РСФСР собственного ЦК партии, тогда как бесчеловечная идеология и система её власти негативных эмоций не вызывали.

Многое в позиции почвенников - защитная реакция на западническую антирусскую утопию . Но в их сознании одни фантазмы заменяются другими. Если западники требовали расчленения Советского Союза (вплоть до отделения Сибири, Урала, Поволжья), лишения русских оккупантов в национальных республиках права голоса, изгнания русских агрессоров , то почвенники противопоставляли этому современный вариант единой неделимой коммунистической империи. Очевидная утопичность этой программы почвенникам не очевидна. Если речь идёт о восстановлении России в дореволюционных границах, то почему не возникает вопроса о финляндском и польском генерал-губернаторствах?! Если русские патриоты ратуют за сохранение советской империи, то это означает солидарность с наиболее антирусским режимом! Понятно, когда западников не волнует судьба русских. Но в империалистическом раже русские патриоты забывают о нуждах русского народа. Неужели реальные интересы изнурённого коммунистическим рабством русского народа в том, чтобы любой ценой сохранить единство нашей социалистической родины ?! В том ли историческая миссия русского народа, чтобы насильственно удерживать возле себя тех, кого удержать невозможно?!

Обе крайности - искусственное расчленение страны и стремление сохранить коммунистическую империю - перекрывают путь к органичным формам национального самоопределения народов СССР. Обе тенденции усиливают власть интернациональной идеократии , подчинившей все народы страны.

Судороги почвеннического сознания не могут не вызывать отторжения. Но, чтобы оценить этот феномен, необходимо понять его причины и динамику.

Режим интернациональной идеологии был навязан России насильно. Все социальные слои и общественные силы, в той или иной форме, сопротивлялись насаждению идеократии, чем объясняется беспрецедентный в истории террор. Основной удар пришёлся на русский народ, в том числе и потому, что коммунистическая идеология ему принципиально враждебна. Иными словами, если бы коммунистический режим был производным от рабского русского характера , то ему не понадобилось бы подвергать русских тотальному террору. Так, просвещённый немецкий народ добровольно проголосовал за национал-социалистов, поэтому нацистский режим и не истреблял немецкую нацию.

После семидесятилетнего пленения русский народ находит силы освободиться от коммунистической идеологии. Но оздоровление национального сознания и исторической памяти проходит драматично, проблески сознания чередуются с провалами памяти, а невнятные фразы о свободе содержат рецидивы помутнения. Старшие поколения, сознание которых проштамповано идеологическими догмами, не способны достаточно быстро осознать меняющуюся реальность и вернуться к вечным ценностям. Их борьба за самосохранение и сохранение человеческого достоинства уже потребовала огромных усилий. Немцев и японцев освободили от идеологического плена внешние силы, русский народ мучительно освобождает себя вопреки эгоизму «свободного» мира.

В противоречивом процессе духовного оздоровления закономерны националистические и шовинистические срывы. Где нет своих экстремистов? Тем более в экстремальных исторических обстоятельствах. Радикализм нельзя оправдывать, но, чтобы с ним эффективно бороться, необходимо опознать болезненные рецидивы и отделить их от выздоровления. Русский народ переживает патриотическое религиозное возрождение, путь «не назад, а вперёд - к отцам» (прот. Георгий Флоровский), к воссозданию органичного для тысячелетней православной русской цивилизации общественного сознания, экономического уклада и государственности. В этот период многие молодые люди приходят к Православию и патриотическому жизнеощущению. Их сознание свободно от идеологических шор, они обнаруживают под пеплом истинный фундамент России и пытаются воссоздать дом своего Отечества. У новых поколений формируется подлинно христианское отношение: простим отцам нашим их заблуждения, но не повторим их трагических ошибок.

Для многих приход в Православную Церковь одновременно является уходом от опостылевшей действительности. Но молодые люди, просветлённые православной культурой, берутся восстанавливать её современные формы: возникают православные общины, катехизические кружки, богословские семинары, иконописные фонды, христианские музыкальные группы, театры. Христианская творческая активность распространяется на мирскую сферу - возрождаются православные братства, христианские кооперативы, издательства. Религиозно-культурная деятельность объединяет людей, заставляет осознавать своё место и роль в мире, формировать программу действий в области общественной и социальной. Встают вопросы и государственного строительства в своём Отечестве - формируется политическое сознание христиан. Так складывается новая политическая сила - движение патриотического христианского обновления России. Процесс идёт медленнее, чем в национальных республиках потому, что в идеологическом эпицентре было больше разрушено.

Духовное возрождение русского государствообразующего народа не несёт опасности другим народам СССР. Осознания этой истины не хватает общественности национальных республик. Русским патриотам недостаёт чувства собственного достоинства, основания для которого - в великой истории и культуре России, в сопротивлении народа идеологии насилия и лжи. Кровь миллионов мучеников остановила экспансию истребления. Долг современных поколений - оправдать искупительную жертву. Это возможно на пути ответственного труда, черновой работы по отстраиванию своего Отечества, а не новых разрушений, не поисков врага, не утопического прожектёрства. В работе, требующей объединения всех сил, полезны взаимная корректировка и отрезвление западнического и почвеннического сознания.

Во многом на тех же основаниях в двухтысячные годы симпатии к сталинизму у почвенников вытеснила преданность ленинизму.

1. История вопроса.

История России насчитывает больше тысячи лет строительства и совершенствования русской общественной жизни в реальных условиях давления на неё большого числа агрессивных сил самой разной природы (геофизических факторов, кочевых орд, западных агрессоров, эпидемий, голодоморов, санкций, а также психопатов, предателей, праздных мечтателей и других неуравновешенных).

В начале становления русской общественной жизни мы больше себя чувствовали, чем осознавали членами русского общества. В русской истории никогда не было недостатка в чувствительных, эмоциональных, подвижных натурах, но также - и в евроозабоченных подражателях.

Со временем, освящённые духом и светом православия, русские люди набиралиcь всё больше опыта общественной жизни, собирая его в памятниках своей духовной, материальной и письменной культуры. Постепенно на русской политической и общественной арене стали появляться выдающиеся личности уровня Владимира Святославича Великого, Александра Ярославича Невского, святителя Алексия Московского, Ивана 3-го Васильевича, Ивана 4-го Васильевича, святителя Геннадия Новгородского, схииеромонаха Авеля Васильева, Михайло Ломоносова, Николая 1-го Павловича, Серафима Саровского, Николая Данилевского, Алексея Хомякова, Константина Леонтьева, Александра 3-го Александровича, Иоанна Кронштадтского, Фёдора Достоевского, Дмитрия Менделеева, Михаила Каткова и многих других.

Начиная со времён равноапостольного великого князя Новгородского и Киевского Владимира Святославича, постепенно складывалась русская идея, русская идеология; сам русский народ, включивший в себя великорусов, белорусов и малорусов; также - и русская политика и основные общественно-политические силы, действующие на Руси и в России. Русский народ не был создан чьим-то указом, чьими-то мечтаниями и «фэнтэзями», чьими-то теориями, или по подсказке и указке извне. Русский народ был создан естественным течением русской истории, естественным течением этногенеза на Русской равнине, совместным духовным творчеством народов, образовавших Славяно-православный домен .

Истоки Русской идеи можно найти в трудах и высказываниях Нестора-летописца, Авраамия Смоленского, Владимира Мономаха, Александра Невского, Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого, старца Филофея, графа С.Уварова и Д.И. Менделеева. Работа живого русского самосознания продолжалась и дальше. Продолжается она и сегодня.

Важной вехой в становлении русского самосознания и русской идеи было время деятельности так называемых славянофилов или панславистов. Эти условные слова не были их самоназванием. Так их обозначили в русской истории либералы-западники. А.И. Аксаков по этому поводу замечает: «Панславизм мы считаем невозможным, потому что славяне уже не единоверцы, большая часть славянских племён уже разложена влиянием пустого западного либерализма. Меня гораздо больше занимает Русь». Славянофилов правильнее называть «русскими идеологами, вырабатывающими русский путь развития». Они всегда хотели, чтобы Россия жила своим умом, чтобы она была самобытна не только как сильное государство, но и как своеобразная государственная культура. Теперь надо не просто продолжать дело первых славянофилов, надо развивать их идеи, приводить их в большее соответствие, оставляя главное - любовь к Руси и России: остерегаться зависимости и копирования Запада, достигать умственной и бытовой самобытности, возможно большей независимости,

национальной и государственной крепости.

Русский путь развития исторически вырабатывался в противоборстве внешних и внутренних сил, действующих в Славяно-православном домене . Первое серьёзное столкновение этих сил произошло уже в среде межсыновьих отношений равноапостольного князя Владимира Святославича. С одной стороны, - его сыном Ярославом Мудрым и внуком Владимиром Ярославичем Новгородским, а, с другой стороны, - Святополком-Окаянным и его сатрапами, убившими его младших братьев Бориса и Глеба. Окаянный с сатрапами после названного «мокрого» дела перешёл на сторону польского короля. Эти «мокрушники» и стали первыми западниками и либералами в русской истории. Либералами - в том смысле, что сделали себя свободными от братских уз и братского долга, от православия и от памяти и уважения предков и своего Отечества.

Справедливости ради надо сказать, что в первые века русской истории на Руси действовала и третья политическая сила, которую можно назвать «грекофилы». К ней принадлежал, прежде всего, сын великого князя Владимира - Мстислав. Но эта сила в скором времени перестала оказывать самостоятельное заметное влияние на ход русской истории, часто выступая вместе с русскими почвенниками.

Второе серьёзное противостояние западников и почвенников в русской истории случилось при Александре Невском, когда великому благоверному князю Александру с дружиной пришлось практически одновременно противостоять шведам и немцам (в сущности западникам) на северо-западе Руси; ордам татаро-монголов и хазарам с примесью генуэзцев на востоке и юге; галичанам, мадьярам и полякам (подголоскам запада) во главе с галицким князем Даниилом (западником) - на юго-западе.

Следующие серьёзные столкновения западников и русских почвенников с немалыми кровопролитиями были при Иоанне 4-ом Васильевиче, в которых интересы западников представлял и защищал князь Андрей Курбский «со товарищи» при активной помощи опять же польской шляхты и других западных наёмников.

В Смутное время западники тоже проявили себя весьма неприглядно во многих ипостасях: Семибоярщины, трёх Лжедмитриев, польского языка, польской шляхты и польских оккупантов, захвативших Москву при значительных жертвах со стороны русского люда.

Затем наступила «петербуржская оккупация» России западниками. В течение примерно 150 лет мы были подвержены постоянным сквознякам из «прорубленного окна» и неоднократно затопляемы западно-масонскими «наводнениями», совместно с либералами, декабристами, террористами, революционерами и, как сейчас говорят в причерноморско-печенежских степях, прочими «це-европцами».

Иллюстрировать красноречиво противостояния западников и почвенников можно также конкретными событиями конца 19-го века. Как и событиями в начале, середине, и в конце 20 века. Также - событиями начала 21-го века. Так что, жучки-западники - это давний и постоянно действующий фактор нашей истории, нарушающий естественное движение русской общественной жизни. Насколько это явление неестественно, нелепо и разрушительно для жизни Руси, хорошо видно на примере сегодняшней Киевской Руси и Закарпатской Руси.

Восточный славянин должен естественно протестовать против европеизма и либерализма, прежде всего, во имя своей культуры и будущего своих детей и внуков. Именно ради них он должен отстаивать себя и побеждать «це-европство». Европеизм, который постоянно со временем понижается духовно, одновременно опошляется, дряхлеет, теряет то, чем заслужил ранее уважение. Он по-прежнему, отступая от христианства всё больше, сохраняет в себе страшную разрушительную силу накапливающейся в нём всё большей бездуховности, всё больше органически связывающей с сетевым нет-однообразием и нет-одержимостью. Первое сильное наводнение нет-однообразия и нет-одержимости случилось в России во второй половине 18-го и в начале 19-го века. Это было наводнение масонских лож и тайных обществ, примером чего могут быть тайные общества декабристов.

2.Особенности непересекающихся мировоззрений западничества и почвенничества.

Далее остановимся на двух, наиболее характерных представителях российских общественно-политических течений - западничества и русского почвенничества 19-го века. С одной стороны, обратим внимание на общественное поведение и политологию типичного российского либерала-западника, квинтэссенции российского «свободомыслия» - Петра Чаадаева. С другой стороны, - на политологию известного русского мыслителя и идеолога почвенничества Константина Николаевича Леонтьева.

Патентованный либерал Чаадаев (1794 - 1856) вступил в тайное общество в 1821 году. До декабристского восстания он пребывал за границей. Возвращение в Россию отметил изданием своих «Философических писем» . Обратите внимание, не философских, а именно философических писем. Эти письма философскими действительно трудно назвать. Реакция современников на появление первого его «Философического письма» была обескураживающей, далеко не восторженной и весьма критичной. Не только правительство, по повелению царя, официально объявило его сумасшедшим, но и многие знакомые его и читатели усомнились в его умственных способностях. Они считали его однобоким западником, апологетом католицизма и европеизма без всяких «тормозов». В Москве его называли «басманный философ». Он, как и многие декабристы, страстно желал «пересадить Францию в Россию». И тогда и теперь трудно придумать что-либо более наивное и глупое. Да и в целом его «философический багаж» был не более, чем «басманнософическим» или «басурманософическим», весь пафос которого сводился к ненасытной жажде бичевать, унижать Россию и её народ, заклеймить её в отсталости и навязать ей «вестернизацию» и «либера-лизацию».

В своих «Отрывках и афоризмах» он открыто утверждал «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю её огорчать, предпочитаю унижать её, только бы её не обманывать». Другими словами, он посвятил себя тому, чтобы свою родину и народ комплексовать и закомплексовывать.

Ни один народ не обладает одними только дурными или плохими свойствами, в любом народе есть и хорошие свойства, за которые нет основания его комплексовать, бичевать и унижать. Комплексованием нас, бичеванием и унижением нас многократно занимались и занимаются и другие скрытые и явные враги России и русского народа. Мы знаем, как это делается и теперь по санкциям США и Евросоюза, и по информационной политике в Прибалтике и Киевской Укрии. Отсюда следует, что комплексовать, бичевать и унижать - значит пренебрегать народом и не говорить ему всей правды, а значит, таким образом, и обманывать. Так мы видим, что бичевание, унижение и огорчение своего народа приводит в итоге к обману народа.

В этом весь П. Чаадаев, рядясь в одежды правдолюбца, он обманывает русский народ и сознательно примыкает к стану его врагов. Кстати, это весьма распространённая особенность многих либералов-западников.

Эта сознательная сцепка Чаадаева с явными и скрытыми врагами России, его потребность чадить (точнее, чаадить) в сторону России и на Россию и русского народа однозначно определяет его национально-нравственную ориентацию в целом и характерную особенность его басманной философии как «басурманософическую».

В философско-исторических воззрениях Чаадаева триада «Запад-Россия-Восток» занимает важное место. Но познания П. Чаадаева едва ли можно назвать основательными и системными, как и не системны его умозаключения и в приведённом выше его высказывании. Его умозаключения были большей частью обрывочны, почерпнуты из разнородных европейских изданий и компилятивны.

Приведём на этот счёт такие его слова: «Стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтём в Китай, другим в Германию, мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы и... соединять в своей цивилизации историю всего земного шара». Это высказывание явно отдаёт либеральным глобализмом. Для Чаадаева, как видим, прежде всего, важно не интуитивно трезвое и аналитически взвешенное предвидение собственного общественного развития, а трескучий либеральный замах: одним локтём туда, другим локтём ещё куда-то и разом соединить в своей истории историю всего мира.

Пафосный либерал, воззря на Восток и Запад, заметил только наши локти, но не заметил наших ног, одну из которых давно уже подталкивает Турция, а другую - Арабский мир, причём не безобидно.

П. Чаадаеву свойственна тяга к упрощенческой оценке Востока и России и к преувеличенно восторженной оценке достижений Запада.

В своих «философических письмах» он в частности пишет: «В Греции, как и в Индостане, в Риме, как и в Японии, вся умственная работа, какой бы силы она ни достигала в прошлом и в настоящем..., всегда преследует там только удовлетворение физического существования... Беспорядочный разгул мысли, который мы там встречаем, объясняется не чем иным, как иллюзиями и самообольщениями материального существа в человеке».

Показательно, что он не замечает иллюзий и самообольщения материального существа в европейце в его стремлении ко всё большему комфорту.

Чаадаев всегда охотно и быстро переходит к своему любимому занятию, именно, к посыпанию главы России пеплом: «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру... ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и всё, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили...мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь (1 Философическое письмо)».

Эти умозаключения настолько «философские», что в этом уже - не просто Петр Чаадаев, а - сущий левый майдан и правый сектор.

А какую не обманчивую внешность мы должны перенять у Востока и Запада? Какой пример нам в этом плане показал наш критик? Подобно ему мы должны перенять внешне католицизм и целиком бритый череп, которым он щеголял в салонах Москвы и Питера?

Или ту внешность, которую один западный шустряк проявил в Москве в 1812 году, а другой - в Японии, сбросив на неё атомные бомбы, во Вьетнаме, отравив его жителей ядохимикатами в 1960-х годах, или в...на Украине? Или, может быть, ту коллективную западную физиономию, показанную миру недавно в серии событий в Сербии, Ливии, Ираке и Афгане?

Может быть, подобных Чадо-Петь манит не обманчивая внешность Востока в образе татаро-монгольского нашествия, войны Японии в Китае, геноцида армян в Турции, современных этно-религиозных войн на ближнем Востоке и арабском мире, Ливане, Морокко и Сирии? И всё это надо не обманчиво соединить с католицизмом и целиком бритым черепом?

Этот неувядающий в либеральных душах и вечно зелёный в интеллектуальном смысле либерал в некоторых своих работах утверждал, что «отторгнутая от западного христианства в результате разделения церквей Россия оказалась лишённой живительного источника развития». Рафинированный либерал не дал себе труда задуматься: когда же живительность этого источника проявилась особенно? в Варфоломеевскую ночь, во времена инквизиции и конквистадоров? или во время нашествия Наполеона и колониальных западных захватов?

И что бы уважаемый Петя сказал о «живительности» этого источника развития во время Первой и Второй Мировых воин, когда западная Европа занималась самоуничтожением, отравлением друг друга химическими веществами и газами, строительством лагерей смерти? Запад для него всегда «одушевлён духовными интересами» и «всегда идёт вперёд». И, как следствие его одержимости, Запад то и дело вляпывается в кондовый европеизм: в инквизицию, фашизм, бездумный либерализм, в Столетнюю войну, всякого рода революции, майданы и Варфоломеевские ночи, в Калигулу, Карла Великого, Кромвеля, Наполеона и санкции.

Про «живительность» европейского источника развития Чаадаева хорошо ответил в своём письме известный общественный деятель А.И. Тургенев: «Мы призваны обучать Европу бесконечному множеству вещей, которых ей не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это моё глубокое убеждение. Придёт день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы уже сейчас являемся её политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу». История 20-го века показала, что А.И. Тургенев прозревал ход общественных событий России и Европы гораздо глубже, чем пылкий либерал П. Чаадаев.

Вообще, вера в будущее своего народа есть одно из условий содействия этому будущему. Тургенев своей публицистикой и литературным трудом содействовал и содействует будущему России. Но Чаадаев, посвятив себя бичеванию русских как бесперспективных, старательно пытался лишить Россию и русских будущего.

В вопросах морали и веры П. Чаадаев очевидно не сведущ и компилятивен, и поэтому, очевидно, несостоятелен. Он, например, также упрямо утверждал, что «церковь в России была и духовно, и социально-политически несравненно пассивнее, чем в Европе». Ему невдомёк, что оценивать степень развития кого-либо корректно не с позиций его претензий, а только с позиций тех целей, которые сам объект рассмотрения ставит перед собой.

Чем и как Чаадаев оценивал духовную пассивность Церкви в России? Числом святых в Церкви и числом монастырей, или же числом «святых отцов» нетрадиционной ориентации, числом заключенных в церкви однополых «браков»? На этот счёт он не счёл нужным распространяться.

Согласно его «философичности», Европа в своём историческом движении всегда следовала евангельскому завету: «Ищите же, прежде всего, царствия Божия и правды Его, и всё остальное приложится вам» (6-е философическое письмо). Проглядел и проморгал философ, когда Европа перестала следовать указанному им евангельскому завету. Теперь Европа уже стесняется даже простого упоминания своей связи в прошлом с христианством, а кое-где додумались даже до запрета носить нательные крестики.

Будучи современником преподобного Серафима Саровского, святителя Филарета (Дроздова), русского философа И.В. Киреевского, основоположника философии «Целостного духа», русского мыслителя К.Н.Леонтьева, и свидетелем возрождения старчества в Оптиной пустыни, П. Чаадаев, чадя якобы духовной пассивностью Русской Православной Церкви, не счёл нужным обмолвиться ни единым словом о названных живых духовных родниках русской веры, Русского Православия. Он не мог не знать святителя Филарета (Дроздова), т.к. святитель переписывался с А.С. Пушкиным, с которым в свою очередь переписывался и сам Чаадаев. Он не мог не знать того факта, что десятки тысяч русских людей совершают непрекращающиеся паломничества на Афон и Валаам, в обитель Серафима Саровского и к старцам в Оптину пустынь. Надо быть циником, чтобы считать тысячи паломников духовно пассивными. И что? Чем они из более дальних мест прибывали в места паломничества, чем они больше молятся, тем они - более духовно пассивны? О духовной пассивности православных в России в первой половине 19 века может говорить только недобросовестный или невежественный в христианстве человек, не понимающий смысла молитвы.

Заведённому «на всю катушку» европейским либерализмом, Чаадаеву уже трудно остановиться: «Отсюда - культурная бедность российской цивилизации, укоренившееся «рабство», пассивность и безгласность населения», - утверждает он. И далее, не переводя дух, вещает: «Христианская духовность затронула российское общество лишь поверхностно, в своей основе оно осталось языческим, не идущим дальше материальных целей». Конечно же, Оптины старцы и монахи-затворники на Валааме и Коневце, в Псковских и Киевских пещерах и других монастырях России, молились, прежде всего, о «материальных» потребностях и целях! Поэтому они постились, носили вериги и придерживались принципа нестяжания?

Спасибо, что он не проиллюстрировал «поверхностность» христианства россиян примером иеромонаха Авеля (Васильева), Алексия Московского, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, Серафима Саровского, Сергия Радонежского, Филарета Московского и Оптинских старцев.

По Чаадаеву, судьба, историческое будущее России столь же бесперспективны, как и судьба Востока. Нет оснований считать, что он представляет язычество лучше, чем православие в России и христианство в мире, а потому ему было бы честнее сказать, что христианская духовность затронула его душу лишь поверхностно. Но на это у него не хватило аналитических способностей. Чаадаев - это очевидный пример либерала, захлёбнувшегося в собственных эмоциях, которые очень часто полностью парализуют его ум.

Можно было бы про него и не говорить, если бы его поверхностность суждения о России и её месте между Востоком и Западом не была типична для большинства либералов вчерашних и сегодняшних. Сопоставьте поведение и декларации Петра Чаадаева с поведением и репликами патентованных российских либералов, постоянно занятых сегодня раздуванием последствий либера-лизации, покидающих Россию и отказывающихся от её гражданства.

Сегодня мы уже точно можем сказать, что из Чаадаева ни пророка, ни серьёзного аналитика не получилось, потому что он в своих суждениях опирается не на факты, анализ и проникновение в дух явлений, а исключительно на эмоции либера-лизации, которые заменяли ему и совесть, и сыновние чувства, и способность мыслить и анализировать.

Судьбу Востока, как и России, он приговорил к бесперспективности. Уровень его интуиции и интеллекта можно легко сегодня проверить на фактах новой и новейшей истории Японии, Китая и Индии.

Посмотрим, как бесперспективность разворачивается на Востоке. Чаадаевская «бесперспективность» в Китае обернулась для Китая экономической мощью, Китай стал второй экономикой мира. Чаадаев призывал отсталую и бесперспективную Россию учиться у Востока, в частности, и у Китая. Но чуть более полувека тому назад именно советская Россия помогла сделать начальный экономический рывок Китаю, построив там много заводов и перевооружив его армию. Аналогично Россия способствовала экономическому пробуждению Индии. Уже этих примеров достаточно, чтобы понять, что чаадящие политологические способности очень сильно чадили неадекватностью и «отстало» воспринимали общественные явления 19-го века. В результате чего его чаадящие оценки цивилизаций и государств Евроазии в исторической перспективе оказались совершенно неадекватными и «бесперспективными ».

Его проницательности также не хватило, чтобы обратить внимание на азиатских кочевников, арабов и тюрок, и на важность их отношений с Россией, и в отношения ислама с православием. Большую активность и агрессию сейчас проявляют пост-кочевники. Сохраняя большинство характеристик кочевой культуры, они превратились в серьёзную геополитическую силу, перспектива которой весьма прозрачна, и недооценивать её никак нельзя. Характерной особенностью пост-кочевых народов является кочевой азарт и масштабность их действий, небрежность к международному праву и безосновательность претензий, готовность вести перманентные войны. Духовной основой их в основном является ислам самых разных, в том числе и экстремистских, оттенков. Чаадаевские исторические прогнозы для Востока надо признать «двоечными».

Теперь обратимся к его европейским прогнозам. Он в европейской колониалистской политике также увидел расцвет христианства и источник развития. Его интеллектуальная и политическая близорукость не позволили ему разглядеть духовное загнивание Европы и перерождение её духовной основы в анти-христианство, в идеологию рынка, распущенности и нетократии.

Сегодняшние либера-лизаторы в большинстве своём не заметили, как идеи братства превратились в идеи глобализма, глобальной геополитики; как идеи революции и равенства превратились в безосновательность претензий, разгул страстей, перманентные войны и лихорадочные агрессии, плавно перешедшие в информационные войны, информо-эпидемии, кибер-преступность, кибер-провокации, распространяющиеся кибер-путём безнравственные игры, провокации и войны. Они не заметили, как либеральные права объединились и сконцентрировались в праве убивать, знамя которого сейчас победно реет над миром чёрным полотнищем, перемежаясь с полосатыми и жовтне-блакытными флагами.

Не будем впадать в чаадаевскую тягу только бичевать, и справедливости ради отметим и сегодня значимые его умозаключения. В тех же своих «Отрывках и афоризмах» он однажды поднялся не только до высот самокритики, но и до принципиальной критики всех россияно-русских либералов. Вот что родил там признанный и законченный либерал: «Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; и солнце это - солнце запада». (Аплодисменты).

Тема «Запад - Россия - Восток» интересовала и русского мыслителя К. Н. Леонтьева. В результате своих размышлений он пришёл к совершенно иным выводам, нежели чадящий историческим ворчанием Чаадаев.

Леонтьев Константин Николаевич (1831 - 91 г.г.) - публицист, мыслитель, социолог, православный писатель, оригинальный и талантливый проповедник почвеннических взглядов в области историософии, обществоведения и политологии России. Окончил медицинский факультет Московского университета. С 1863 по 1873 гг. - на дипломатической службе. Серьёзно изучал Православие, по нескольку месяцев жил в монастырях - на Афоне, в Николо-Угрешской обители, в Георгиевском монастыре, в Оптиной пустыне и в Сергиевом Посаде. Принял тайный постриг. Имел широкое общение со славянофилами, Н.Я. Данилевским, В.С. Соловьёвым, М.Катковым, Л.Тихомировым и Ап. Григорьевым. Основные его работы изложены в .

Относительно «Запада - России - Востока» Леонтьев пишет: Мы «стоим теперь между этими двумя пробуждёнными азиатскими мирами, между свирепо-государственным исполином Китая и глубоко-мистическим чудовищем Индии с одной стороны, а с другой - около всё разрастающейся гидры коммунистического мятежа на Западе, несомненно уже теперь «гниющем»...Соединим ли мы эту китайскую государственность с индийской религиозностью и, подчиняя им европейский социализм, сумеем ли мы постепенно образовать новые общественные прочные группы и расслоить общество на новые горизонтальные слои - или нет? Вот в чём вопрос!

Окончить историю, погубив человечество; разлитием всемирного равенства и распространением всемирной свободы сделать жизнь человеческую на земном шаре уже совсем невозможной...»?

И другое его высказывание там же: «Если же анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственному идеалу крайнего равенства (который невозможен) своими собственными методами необузданной свободы личных посягательств, должны рядом антитез привести общества, имеющие ещё (желание) жить и развиваться, к большей неподвижности и весьма значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще, что социализм, понятый как следует, есть не что иное, как новый феодализм, уже вовсе недалёкого будущего...». Комментарии, как говорится, излишни.

Ещё живы поколения россиян, которые были и являются живыми свидетелями соединения китайской государственности с социализмом и приведения идей крайнего равенства к практическому крайнему неравенству и часто к нищете.

Заслуживают пристального внимания и такие слова К. Леонтьева: «Стремление к среднему типу есть, с одной стороны, стремление к позе, с другой - к расстройству общественному... романо-германские государства могут слиться со временем в одну рабочую федеративную республику... Я в этой статье говорил о том, что мы, русские, должны опасаться этого, должны страшиться, чтобы и нас история не увлекла на этот антикультурный и отвратительный путь, говорил, что мы поэтому должны всячески стараться укреплять у себя внутреннюю дисциплину, если не хотим, чтобы события застали нас врасплох; что мы не обязаны, наконец, идти во всём за романно-германцами ... Всеобщая равномерная правда, всеобщее равенство, всеобщая любовь, всеобщая справедливость, всеобщее благоденствие - эти всеобщие блага не имеют даже и нравственного, морального правдоподобия ; ибо высшая нравственность познаётся только в лишениях, борьбе и опасностях... Лишая человека возможности высокой личной нравственной борьбы, вы лишаете всё человечество морали, лишаете его нравственного элемента жизни ».

То, что сегодня творится в Евросоюзе романно-германских государств: межэтнические драки, экономические санкции, политическое лукавство, нравственная распущенность молодёжи, всеобщее «благоденствие и равенство», царящие в лагерях беженцев, - всё это красноречиво говорит о том, насколько глубже К. Леонтьев прозревал европейские общественные явления, нежели патентованный либера-лизатор П. Чаадаев.

Нам не нужна идеология бичевания и бесперспективности, она нужна нашим врагам. А нам нужна идеология созидания, освобождающая русскую мысль из духовного рабства Запада и призывающая русский народ стать самостоятельной силой в просвещении себя и человечества, способной к самостоятельной аналитической и созидательной работе. Раз возбуждённое народное самосознание уже не может ни исчезнуть, ни прервать начатой работы и созидательной деятельности. «Таким образом, русские нашего времени, имея перед собой ещё неоконченный восточный вопрос, имея возможность стать во главе некоего нового политического здания, имеет, так сказать, умственное право мечтать об оригинальной культуре; оригинальные культуры были, и даже вся история, как прекрасно развивает г. Данилевский в своей книге «Россия и Европа», состоит лишь из смены культурных типов; из них каждый имеет своё назначение и оставил по себе особые неизгладимые следы...» .

Большинство современников согласится, что многое из предсказанного К. Леонтьевым уже состоялось (и федеративный романо-геманский Евросоюз, и всё большее лишение человечества морали и нравственного элемента жизни). Полагаю, что состоится и это его предсказание: «Конец петровской Руси близок... И слава Богу. Ей надо воздвигнуть рукотворный памятник, и ещё скорее отойти от него, отрясая романно-германский прах с наших азиатских подошв! Надо, чтобы памятник «нерукотворный» в сердцах наших, т.е. идеалы петербуржского периода, поскорее в нас вымерли . О, бедные, бедные соотчичи мои - европейцы... Как бы можно было презирать вас, если бы позволяло сердце забыть, что и вы носите русские имена, и что и вы, даже и вы, защитники равенства и свободы, исправимы при помощи Божией!»

Там же: «Итак, не только мои собственные доводы в статье «Византия и славянство», но и все приведённые мною здесь европейские публицисты, историки и социологи почти с математической точностью доказывают следующее: во-1-х, что в социальных организмах романо-германского мира уже открылся с прошлого столетия процесс вторичного смешения, ведущего к однообразию; во-2-х, что однообразие лиц, учреждений, мод, городов и вообще культурных идеалов и форм распространяется всё более и более, сводя всех и всё к одному весьма простому, среднему, в-3-х, что смешение более против прежнего однообразных составных частей вместо большей солидарности ведёт к разрушению и смерти (государств и культуры)».

Отмеченное К. Леонтьевым в 1-м, 2-м и 3-м пунктах уже вполне явственно проступило в сетевых структурах западного мира.

«Россия глава мира возникающего»; «Россия не просто европейское государство; она целый особый мир...» Да, это всё так, и только не понимающий истории человек может не согласиться с этим. «Признаки благие, обещающие созидание, есть как будто у нас и теперь, ещё прежде подобного торжества; но они слабы, неясны, ещё нерешительны, и я здесь не буду говорить о них» .

Важно и другое. «Готов ли (русский колосс) дать миру действительно своеобразную культуру? Культуру положительную, созидающую, в высшей степени новоединую и новосложную, простирающуюся от Великого океана до Средиземного моря и до западных окраин Азии, до этих ничтожных тогда окраин Азии, которые зовутся теперь так торжественно материком Европы, атлантическим берегом великого азиатского материка... » .

За последнее время материк Европа становится всё более и более атлантическим берегом азиатского материка, где всё в большем числе расселяются азиаты из арабских, тюркоязычных и восточно-азиатских стран. Мысли К.Н. Леонтьева о Европе, как атлантическом береге великого азиатского материка, звучат сейчас особо внятно и пророчески.

Если человек не относится к современному либерально среднему типу, то ему не составит труда определить, чьи настроения и мысли из 19-го века более соответствуют существу современных мировых течений и тенденций, П. Чаадаева или К. Леонтьева?

Но завершить сей раздел моего повествования мне хочется, всё же, словами П. Чаадаева: «Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; и солнце это - солнце запада», с той поправкой, что они в равной степени касаются и большинства российских, и укрских, и прибалтийских, и польских, и многих других «це-европцев». Либералы и «це-европцы» с усердием, достойным лучшего применения, домогаются свободы, так до сих пор и не поняв, зачем им она, какая свобода им нужна и куда она их приведёт.

1. 1.Г.Д. Колдасов, Н.И. Поздняков Домены и граничные зоны Европы. . 2015 г.

2. П.Я. Чаадаев Статьи и письма. М. Современник. 1989 г.

3. К.Н. Леонтьев Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. Русь многоликая. Наш современник. Спб. 1993 г.

В России направление народничество выросло из учения А.И. Герцена о «русском», т.е. крестьянском социализме. Капитализм народниками осуждался и оценивался как реакционное, попятное движение в социально - экономическом и культурном отношениях.

Основными выразителями этого мировоззрения были М.К. Михайловский, П.Л. Лавров, П.А. Ткачев, М.А. Бакунин.

Так же как и Герцен, на «русский социализм» и революционное преобразование общества ориентировался Н.Г. Чернышевский (1828-1889). Он выражал интересы угнетенного крестьянства и рассматривал народные массы как главную движущую силу истории и являясь оптимистом он верил в прогресс человечества. Свою философскую концепцию Чернышевский сознательно ставил на службу революционной демократии. В области философии он стоял на позиции материализма, полагая, что природа существует вне сознания, подчеркивал неуничтожимость материи.

Идеи Чернышевского были им сформированы и положены в основу идеологического течения, как народничество. Чернышевского считают родоначальником этого течения. Народничество пропагандировало и отстаивало «российский» (некапиталистический) путь развития к социализму. Экономической и нравственно духовной основой русского, или крестьянского, социализма признавалась сельская община. Основной чертой идеологии народничества было желание прийти к социализму, минуя капитализм .

Продолжателями славянофильства в 60-70 гг. Х1Х века явились почвенники. Главная идея их философских исканий - «национальная почва» как основа развития России. Всех почвенников объединял религиозный характер их мировоззрения. Собственно «национальной почвой» для них явились идеалы и ценности православия. Основные представители этого направления - А.А.Григорьев, Н.Н.Страхов, Ф.Н.Достоевский.

Наиболее глубоким мыслителем и главным выразителем идей почвенников был Ф.М. Достоевский (1821-1881), хотя он и не является философом и не создавал чисто философских произведений его философия - это философия переживаний поступков, мыслей созданных им литературных героев. Причём произведения его настолько философичны, что часто не вписываются в рамки литературно - художественного жанра.

Одна из главных проблем, которая пугает Достоевского, - можно ли оправдать мир и действие людей даже во имя светлого будущего, если оно будет построено на слезинке хотя бы одного ребенка. Его ответ тут однозначен - ни какая высокая цель, не может оправдать насилие и страдание невинного ребенка. Таким образом, примирить Бога и Мир, им созданный оказалось Достоевскому не под силу. Высшее национальное предназначение России Достоевский увидел в христианском примирении народов.

Леонова Полина

Гр. Б5421

Введение………………………………………………………………….. 2

Роль братьев Достоевских в развитии идей почвенничества…………. 4

Михаил Достоевский……………………………………………... 4

Федор Достоевский……………………………………………….. 5

Краткая биография……………………………..………...… 6

Философия Достоевского……………………………...…... 7

Почвенничество Достоевского……………………..……... 8

Знакомство Достоевского с Западом
и его “Русская” идея………………………………………. 13

Заключение…………………………………………………………….… 17

Источники……………………………………………………………...... 19

Введение

Почвенничество - течение русской общественной мысли, родственное славянофильству, противоположное западничеству. Возникло в 1860-х гг. Приверженцы называются почвенниками.

Почвенники признавали особой миссией русского народа спасение всего человечества, проповедовали идею сближения «образованного общества» с народом («национальной почвой») на религиозно-этической основе.

Возникло как отражение исканий пути развития России в условиях социального перелома после крестьянской реформы 1861. Почвенничество характерно для представителей разночинной демократии, группировавшихся вокруг журналов М. М. и Ф. М. Достоевских - «Время» (1861-63) и «Эпоха» (1864-65). Его идеологами и пропагандистами были - при некоторых различиях во взглядах - Ф. Достоевский, критик и поэт А. А. Григорьев, публицист Н. Н. Страхов.

Термин «почвенничество» возник на основе публицистики Фёдора Михайловича Достоевского с характерными для неё призывами вернуться к «своей почве», к народным, национальным началам. Критикуя крепостничество и оторванность образованных классов от народа, Достоевский утверждал:

«Русское общество должно соединиться с народною почвой и принять в себя народный элемент»

(«Книжность и грамотность», см.: Полн. собр. худож. произв., т. 13, 1930, с. 98)

По определению А. А. Григорьева, почвенничество характеризовалось «восстановлением в душе новой, или лучше сказать, обновленной веры в грунт, в почву, в народ». Вера в народ, в развитие на собственной почве сочеталась с взглядом на историю как на спонтанный органический процесс, принципиально не поддающийся рационализации.

Почвенничество стремилось объединить все общественные течения вокруг идеи о самобытном пути России. Оно идейно было родственно славянофилам (в том числе их нравственной ориентации на русское крестьянство); вместе с тем представители этого направления признавали положительные начала и в западничестве. Почвенничество выступало против крепостнического дворянства и бюрократии, призывало к «слитию образованности и её представителей с началом народным» и в этом видело залог прогресса в России.

Почвенники высказывались за развитие промышленности, торговли, за свободу личности и печати. Принимая «европейскую культуру», они одновременно обличали «гнилой Запад» - его буржуазность и бездуховность, отвергали революционные, социалистические идеи и материализм, противопоставляя им христианские идеалы. Западноевропейская историография и современная русистика часто обращаются к широкому кругу почвеннических идей, интерпретируя и характеризуя их как "истинную форму русского духа" и "русского национального самосознания".

Почвенники идеализировали православие до такой степени, что трудно однозначно определить, что именно они под этим термином понимали. В их представлении это была и религия, и образ жизни, и путь к спасению каждой отдельной личности, всей России и всего мира.

Почвенничество было постоянным объектом резкой критики со стороны идеологов радикальных и революционно-демократических слоев русского общества, полемизируя с журналом «Современник».

Идеи почвенничества четко проявились в полемике с «Современником» по вопросам революции, прогресса и искусства. Революция и обострение вражды между классами, полагали почвенники, не являются источником прогресса, который достигается соединением образованных классов с народом; он движим развитием культуры, искусства, народной нравственности. Достоевский писал:

«Всякое общество может вместить только ту степень прогресса, до которой оно доразвилось и начало понимать»

(цит. по кн.: Борщевский С., Щедрин и Достоевский, 1956, с. 55)

Несмотря на постоянную полемику с либералами, почвенники в определении характера прогресса сближались с ними.

Почвенники обвиняли идеологов «Современника» Н. А. Добролюбова и Н. Г. Чернышевского в незнании народной жизни, в стремлении обнаружить в русском крестьянстве готовность к революции, которой в нем, по мнению почвенников, не было, в «кабинетном» теоретизировании, в утопичности их социалистических идеалов. В области литературы они упрекали «Современник» в упрощенно-утилитаристском подходе к искусству, пренебрежении художественностью, недооценке пушкинского духа гармонии и красоты в пользу обличительного направления. Достоевский и Григорьев полагали, что наука аналитична, тогда как искусство синтетично и потому полнее угадывает потребности эпохи и дух народа. В гении Пушкина Достоевский видел «... русский идеал - всецелость, всепримиримость, всечеловечность», отражение готовности русского народа понять дух всех национальностей. Григорьев считал образ «смиренного Белкина» высшим национальным созданием Пушкина. Идеи почвенничества подверглись резкой критике в полемических статьях «Современника».

В 1870-е годы черты почвенничества проявились в философских сочинениях Николая Яковлевича Данилевского и «Дневнике писателя» Фёдора Достоевского.

Роль братьев Достоевских в развитии идей почвенничества

Значительную роль в распространении гуманистических идей в России в XIX в. и в последующее время сыграли именно русские писатели и поэты, так как характерная черта русской философии – ее связь с литературой – ярко проявилась в произведениях именно великих художников слова. Они благодаря своему творчеству стали подлинными властителями дум молодежи своего времени.

Михаил Достоевский

Михаил Достоевский (1820-1864), основатель журнала "Время" и его официальный редактор, был на год старше своего гениального брата. В Военную инженерную школу в Петербурге он держал экзамены вместе с братом Федором, однако не был принят из-за плохого здоровья. Поэтому он уехал в Ревель (сейчас Таллинн), где поступил в Инженерную школу. В 1847 г. отказался от карьеры военного инженера, переехал в Петербург и, как Федор, занялся литературной деятельностью.

В июне 1858 г. Михаил Достоевский обратился в Петербургский комитет по цензуре с просьбой разрешить издавать литературно-политический еженедельник "Время". Федор Михайлович о планах брата узнал лишь в начале сентября и, разумеется, предложил свою помощь.

В конце декабря 1859 г. Федор Достоевский вернулся в Петербург. Братья посвятили себя целиком литературной деятельности и решили с 1861 г. издавать собственный ежемесячник. 1860 г. ушел на подготовку, поиски сотрудников, обдумывание программы. Этому способствовало участие в литературной жизни. Михаил Достоевский снова взялся за перо. В журнале "Светоч" он поместил "Богов Греции" Шиллера и рассказ Гюго "Последний день приговоренного к казни" в своем переводе, а также статью о "Грозе" Александра Островского, которую позже восприняли как первое проявление почвенничества братьев Достоевских.

Эта статья предвосхищала многие мысли, развитые позже на страницах "Времени" и в "Дневнике писателя" Ф.М. Достоевского. Михаил противопоставил свою позицию борьбе славянофилов с западниками, подчеркивая, что наибольшую ценность представляет для него искусство само по себе, не подчиненное никаким утилитарным целям. Вместе с тем он заметил, что славянофилы стоят на более твердой почве, нежели их противники, и лишь им принадлежит заслуга открытия большого таланта Островского. Говоря о "славянофилах", он имел в виду прежде всего "молодую редакцию" журнала "Москвитянин" во главе с Аполлоном Григорьевым.

Когда начал выходить журнал "Время", Михаилу Достоевскому уже некогда было заниматься переводами и литературной критикой. Его целиком поглотили издательские дела.

Умер он 10 июля 1864 г. от цирроза печени, оставив после себя множество долгов и проблем с изданием журнала "Эпоха", который должен был заменить запрещенное цензурой "Время".

Но тем не менее, можно утверждать, что Михаил Достоевский сыграл не последнюю роль в формировании мировоззрения почвенников.

Федор Достоевский

Особое влияние на умонастроения второй половины XIX в. в России имело творчество Ф. М. Достоевского.

Хронологические рамки его творчества – 40-70-е гг. XIX в. – время интенсивного развития отечественной философской мысли, формирования главных идейных течений. Достоевский принял участие в осмыслении многих философских и социальных идей, и учений своего времени – от возникновения первых социалистических идей на русской почве до философии всеединства В. С. Соловьева.

Краткая биография

Федор Михайлович Достоевский (1821 - 1881) известен как великий русский философствующий писатель, общественный деятель. Его идеи позволяют некоторым исследователям видеть в нем одного из предтеч современного экзистенциализма.

Родился в Москве в семье военного врача Мариинской больницы для бедных. По окончании «подготовительного» училища Достоевский вместе с братом поступил в военно-инженерное училище в Петербурге. В эти годы в его семье произошла тяжелая драма. Его отец был убит крестьянами своей деревни, мстившими ему за свирепость (достоверность этого факта дискутируется в научной литературе).

Окончив в 1843 Петербургское военно-инженерное училище, был зачислен на службу в чертёжную инженерного департамента, но через год вышел в отставку.

В 1846 году первый роман Достоевского «Бедные люди» выдвинул его в ряд признанных писателей гоголевского направления - натуральной школы.

Мировоззрение Достоевского формировалось под влиянием демократических и социалистических идей Белинского, теорий французских социалистов-утопистов, особенно Ш. Фурье.

С 1848 года Достоевский - активный участник общества петрашевцев, революционных кружков Н. А. Спешнева и С. Ф. Дурова.

На собраниях петрашевцев Достоевский дважды читал запретное письмо Белинского к Гоголю. Привлечённый по делу петрашевцев, в 1849 был приговорён к смертной казни, которую перед самым расстрелом заменили 4-летней каторгой с последующим определением в рядовые. На каторге у Достоевского усилились эпилептические припадки, к которым он был предрасположен.

В 1859 он получил разрешение на переезд в Петербург. Крупнейшим произведением, написанным вскоре после каторги и о каторге, явились «Записки из Мёртвого дома» (1861-62). Изображение страданий людей из народа прозвучало сильным обвинением крепостническому строю.

В 60-70-е гг. Д. создал свои наиболее выдающиеся романы: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-72), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879-80), в которых отражены его важнейшие философские, социальные, нравственные искания.

Философия Достоевского

Деятельность Ф.М. Достоевского как художника была сопряжена с глубоким интересом к современным событиям, характерным явлениям, выразительным деталям окружавшей его действительности.

Главной философской проблемой для Достоевского была проблема человека, над разрешением которой он бился всю свою жизнь.

Особое место в творчестве Достоевского также заняла тема любви к родине, России и русскому народу, связанная не только с его «почвенническими» идеями и с отвержением «чуждых идей» нигилистов, но и с представлениями об общественном идеале. Писатель проводит разграничение между народным и интеллигентским пониманием идеала. Если последний предполагает, по его словам, поклонение чему-то носящемуся в воздухе и «которому даже имя придумать трудно», то народность как идеал основана на христианстве. Достоевский делал все возможное, особенно в философско-публицистическом «Дневнике писателя», для пробуждения в обществе национального чувства; он сетовал на то, что, хотя у русских есть «особый дар» восприятия идей чужих национальностей, характер своей национальности они знают порой весьма поверхностно. Достоевский верил во «всемирную отзывчивость» русского человека и считал ее символом гений Пушкина. Он настаивал именно на идее «всечеловечности» и пояснял, что в ней не заключено никакой враждебности Западу. «…Стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно, в основании своем, но и народно, совпадало вполне с стремлениями духа народного».

Лишь в 1859 году, после четырехлетней каторги, после солдатской службы в Семипалатинске, Достоевскому было разрешено жить в столице. Здесь вместе с братом Михаи­лом он издает журнал «Время» (1861-1863), а после его запрещения - журнал «Эпоха» (1864-1865). В напряжен­ном диалоге с современниками Достоевский вырабатывает свой собственный взгляд на задачи русского образованного сословия, получивший название «почвенничества».

Почвенничество Достоевского

Наблюдая за всеми оттенками развития «живой жизни», Достоевский с неослабным вниманием следил за отражением ее проявлений в русской и иностранной периодике. По признанию очевидцев, писатель ежедневно просматривал газеты и журналы «до последней литеры», стремясь уловить в богатом многообразии значительных и мелких фактов их внутреннее единство, социально-психологические основания, духовно-нравственную суть, философско-исторический смысл. В журнале «Время» в частности говорилось следующее: "Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная и что наша задача - создать свою новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал".

Это была программа "почвенничества". Сутью этого направления по нему было утверждение национальной самобытности и критическое отношение к западнической ориентации интеллигенции.

Почвенничество было близко к идеям славянофильства. В Сибири, по признанию Достоевского, изменились "постепенно и после очень-очень долгого времени" его "убеждения". Суть этих перемен, Достоевский в самой общей форме сформулировал как "возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного". Почвенничество было скорее попыткой очертить контуры "общей идеи", найти платформу, которая примирила бы западников и славянофилов, "цивилизацию" и народное начало. Скептически относясь к революционным путям преобразования России и Европы, Достоевский высказывал эти сомнения в художественных произведениях, статьях и объявлениях "Времени", в резкой полемике с публикациями "Современника". Суть возражений Достоевского - возможность после реформы сближения правительства и интеллигенции с народом, их мирного сотрудничества. Достоевский писал: "Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости. Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!".

В своих журналах Достоевский, призывая к «всеобщему духов­ному примирению», пытался взять на себя роль посредника между либералами и революционными демократами. Стремясь стать выше борьбы партий, он призывал к духовному единению и братству сословий в России, к примирению дворянства и народа. Достоев­ский указывал, что, в отличие от Западной Европы, духовная связь между высшими классами и народом в России является якобы пре­имуществом ее исторического развития.

Ф. М. Достоевский исследует парадоксы свободы, поскольку свобода для человека – это всегда свобода выбора между добром и злом. Будущее России видел не в капитализме и не в социализме, а в опоре на русскую "национальную почву" - обычаи, традиции. Ключевую роль, как в судьбе государства, так и в судьбе отдельного человека, должна сыграть религия. Именно на религии держится человеческая духовность, она есть "панцирь", оберегающий человека от грехов и зла.

Особую роль в философских взглядах Достоевского занимает проблема человека. Достоевским было выделено два варианта жизненного пути, по которому может идти человек, в том числе с точки зрения почвенничества:

Путь человекобожества;

Путь богочеловека.

Путь человекобожества - путь абсолютной свободы человека. Человек отвергает всякие авторитеты, в том числе Бога, считает свои возможности безграничными, а себя - вправе делать все, он сам пытается стать Богом, вместо Бога. По Достоевскому, данный путь губителен и опасен как для окружающих, так и для самого человека. Идущий по нему потерпит крах.

Второй путь богочеловека - путь следования Богу, стремление к нему во всех своих привычках и поступках. Такой путь Достоевский считал наиболее верным, праведным и спасительным для человека. Человек - загадочен, соткан из противоречий, но он является в то же время - в лице самого даже ничтожного человека - абсолютной ценностью. Поистине - не столько Бог мучил Достоевского, сколько мучил его человек, - в его реальности и в его глубине, в его роковых, преступных и в его светлых, добрых движениях.

60-70-е гг. были самыми плодотворными в творчестве великого писателя. После реформы 1861 г. Россия встала на путь развития буржуазных отношений при сохранении порядков старого политического строя с многочисленными пережитками крепостничества. Как и Европа, Россия вступала в эпоху, когда человечество, по определению Достоевского, переросло исторические рамки старой цивилизации, "закрывшей путь к богатству и культуре для девяти десятых человечества". Это было время становления буржуазно-либеральной идеологии, неприемлемой для Достоевского, принесения личности в жертву капитала и денег.

Чтобы перестроить общество на новых, более гуманных основаниях и не допустить полного распространения западноевропейских порядков, несущих социальную вражду, кризисы, физическое и моральное обнищание, революции, войны, он призывает русскую интеллигенцию обратиться к народному началу русской нации.

"Наша новая Русь поняла, - пишет Достоевский в своем "Дневнике", - что один есть цемент, одна связь, одна почва, на которой все сойдется и примирится - это высокое духовное примирение, начало которому лежит в образовании"

(Ф. М. Достоевский. “Зубоскал. Ряд статей о русской литературе”, 2010 г., глава 2)

Поэтому главной альтернативой западному либерализму, консерватизму, атеистическому, революционному социализму может противостоять, по мысли Достоевского, идея "почвенничества", идея "социализма народа русского" и русская идея.

Религиозный национализм связывал Ф.М. Достоевского в такой степени, что писатель был не в состоянии иначе интерпретировать действительность, как только через призму мессианизма, - провозглашая русское (народное) православие спасителем человечества при помощи "идеи" и штыков. Мессианизм Ф.М. Достоевского ужасает:

"Всякий великий народ верит и должен верить, если только хочет быть долго жив, что в нем-то, и только в нем одном, и заключается спасение мира, что живет он на то, чтоб стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной"

(“Дневник писателя”, 1877, т.14. Глава 2.I. “Примирительная мечта вне науки”, с. 19)

*МЕССИАНИЗМ, мессианство (др.-евр. mashiah - помазанник, араб, «масих» - помазанник), - религиозное учение о грядущем пришествии в мир божьего посланника - мессии, призванного установить справедливость, мир и покой на Земле.

Достоевский верил, что русский народ - «исключительное явление»: единственный народ-богоносец, воплощение Бога и спаситель мира. Русскую уникальность Достоевский проецировал в социополитическую сферу: он выступал против попыток копирования Европы, ратовал за выработку форм и институтов, воплощающих национальную традицию.

Обращаясь к вопросу о призвании России в мировой истории, Достоевский видел свою задачу “в упразднении распри между славянофилами и западниками”. Правда, в решении этого вопроса, писатель нередко впадал в националистическое мессианство (Христа может проповедовать одна лишь Россия, богоносный народ – один только русский). И вместе с тем Достоевский подчеркивал универсальную восприимчивость и отзывчивость русского человека (“У нас, русских, две родины – Европа и наша Русь”), писал о необходимости всечеловеческого взгляда на мировые вопросы:

“Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите”

"Пушкин. Очерк", в кн. Ф. М. Достоевский об искусстве, М., Искусство, 1973

Достоевский разделяет историческое развитие человече­ства на три стадии, соответствующие прошлому, настоящему и будущему. В первобытных, патриархальных об­щинах, о которых остались предания как о золотом веке человечества, люди жили массами, коллективно, подчиня­ясь общему авторитарному закону. Затем наступило время переходное, которое Достоевский называет «цивилизаци­ей». В процессе общегенетического роста в человеке прос­нулось личное сознание, а с его развитием - отрицание ав­торитарного закона. Человек, обожествляя - себя, стал терять веру в Бога. «В Европе, например, где развитие ци­вилизации дошло до крайних пределов развития лица, - вера в Бога в личностях пала».

Но Достоевский считает, что состояние «цивилиза­ции» - состояние переходное, равно как и сам человек - существо недоконченное, находящееся в стадии «общегене­тического роста». И «если б не указано было человеку в этом его состоянии цели» - «он бы с ума сошел всем че­ловечеством». Цель указана, идеал есть - Христос. В чем закон этого идеала? «Достигнуть полного могущества со­знания и развития, вполне сознать свое я - и отдать это все самовольно для всех... В этой идее есть нечто неотраимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяс­нимое» - «все отдавая, ничего себе не требовать».

С этих позиций писатель подвергает критике современ­ных социалистов. Социалисты взяли у христианства идею братства, но решили прийти к нему слишком легким пу­тем. Они поставили нравственное совершенствование обще­ства в прямую зависимость от экономического строя и тем самым низшую, экономическую область превратили в выс­шую. Изъян их учений в том, что в сфере духовной они требуют от человека слишком мало. В их теориях не учи­тывается противоречивая, «недовоплощенная» натура чело­века и снимается бремя тяжелого, повседневного труда внутреннего совершенствования. Как Раскольников, они «хотят с одной логикой натуру перескочить», не замечая, что «зло» в человеке лежит глубже, а добро - выше тех границ, которые их учениями определяются.

Только христианство стремится к братству через духов­ное очищение каждого человека независимо от условий его жизни вопреки влиянию среды. Для братства требуются не разумные доводы, а чисто эмоциональные побуждения:

«Надо, чтобы оно само собой сделалось, чтоб оно было в натуре, бессознательно, в природе самого племени заклю­чалось»

(“Зимние заметки о летних впечатлениях”, Глава VI. 1863г.)

В русском православном народе, по Достоевскому, еще сохранилось это начало христианского братского еди­нения. И потому народ наш инстинктивно тянется к брат­ству, к общине, к согласию, «несмотря на вековые страда­ния нации, несмотря на варварскую грубость и невежество, укоренившиеся в нации, несмотря на вековое рабство, на нашествие иноплеменников».

Только на этот идеал, живущий в сердце народа, и дол­жен опираться русский человек, мечтающий о братстве. Поэтому Достоевский упрекает социалистов в отвлеченнос­ти, в книжности их утопий:

«Вы зовете с собой на воздух, навязываете то, что истинно в отвлечении, и отнимаете всех от земли, от родной почвы. Куда уж сложных - у нас самых простых-то явлений нашей русской почвы не пони­мает молодежь, вполне разучились быть русскими. ...Вы спросите, что Россия-то на место этого даст? Почву, на которой укрепиться вам можно будет, - вот что даст. Ведь вы говорите непонятным нам, массе, языком и взгля­дами. ...Вы только одному общечеловеческому и отвлечен­ному учите, а еще материалисты».

(“Дневник писателя”, XX. c. 170)

Достоевский считает, что высокий идеал уберегла пра­вославная вера, воспитывающая личность, готовую на братство. Поэтому русская интеллигенция должна отречь­ся от умозрительных теорий западноевропейских социалис­тов, вернуться к народу, к «почве» и завершить великое «общее дело» человечества:

«Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского; он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм! Вот над присутствием в народе русском этой высшей единительно-«церковной» идеи вы и смеетесь, господа евро­пейцы наши»

“Дневник писателя”, т. 14, 1881 г. IV. “Первый корень… ”

К 1830-40 гг. в российском обществе, начинающем уставать от последствий реакции, обрушившейся на государство после подавления восстания декабристов, формируются 2 течения, представители которых выступали за преобразования России, но видели их совершенно по-разному. Эти 2 течения – западничество и славянофильство. Что же общего было у представителей обоих направлений и чем они отличались?

Западники и славянофилы: кто они?

Позиции для сравнения	Западники	Славянофилы
Время формирования течения
Из каких слоев общества формировались	Дворяне-помещики – большинство, отдельные представители – богатое купечество и разночинцы	Помещики со средним уровнем доходов, частично – выходцы из купцов и разночинцев
Основные представители	П.Я. Чаадаев (именно его «Философическое письмо» послужило толчком к окончательному оформлению обоих течений и стало поводом к началу дебатов); И.С. Тургенев, В.С. Соловьев, В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, К.Д. Кавелин. Защитником зарождающейся идеологии западничества был А.С. Пушкин.	А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, П.В. Киреевский, В.А. Черкасский. Очень близки к ним по мировоззрению С.Т. Аксаков, В.И. Даль, Ф.И. Тютчев.

Итак, «Философическое письмо» 1836 г. написано, разгораются споры. Попробуем разобраться в том, насколько сильно различались 2 основных направления общественной мысли России середины XIX в.

Сравнительная характеристика западников и славянофилов

Позиции для сравнения	Западники	Славянофилы
Пути дальнейшего развития России	Россия должна двигаться по пути, уже пройденному западноевропейскими странами. Овладев всеми достижениями западной цивилизации, Россия совершит рывок и достигнет большего, чем страны Европы, за счет того, что будет действовать на основе заимствованного у них опыта.	У России – совершенно особый путь. Ей не нужно учитывать достижения западной культуры: за счет соблюдения формулы «Православие, самодержавие и народность» Россия сможет добиться успеха и достичь равного с остальными государствами, а то и более высокого положения.
Пути преобразований и реформ	Наблюдается деление на 2 направления: либеральное (Т. Грановский, К. Кавелин и др.) и революционное (А. Герцен, И. Огарев и др.). Либералы выступали за мирные реформы «сверху», революционеры – за радикальные способы решения проблем.	Все преобразования – только мирным путем.
Отношение к конституции и необходимому для России общественно-политическому строю	Выступали за конституционный порядок (по примеру конституционной монархии Англии) или за республику (наиболее радикально настроенные представители).	Возражали против введения конституции, считая единственно возможным для России неограниченное самодержавие.
Отношение к крепостному праву	Обязательная отмена крепостного права и поощрение использования наемного труда – таковы взгляды западников этом вопросе. Это ускорит ее развитие, приведет к росту промышленности, экономики.	Выступали за отмену крепостного права, но при этом, как они считали, необходимо было сохранить привычный уклад крестьянской жизни – общину. Каждую общину необходимо наделить землей (за выкуп).
Отношение к возможностям развития экономики	Считали нужным быстрыми темпами развивать промышленность, торговлю, строить железные дороги – все это с использованием достижений и опыта западных стран.	Выступали за поддержку правительством механизации труда, за развитие банковского дела, строительство новых железных дорог. Во всем этом нужна последовательность, действовать надо постепенно.
Отношение к религии	Некоторые западники относились к религии как к суеверию, некоторые исповедовали христианство, но ни те, ни другие не ставили религию во главу угла, когда дело касалось решения государственных вопросов.	Религия имела для представителей этого течения огромное значение. Тот целостный дух, благодаря которому идет развитие России, невозможен без веры, без православия. Именно вера – «краеугольный камень» особой исторической миссии русского народа.
Отношение к Петру I	Отношение к Петру Великому особенно резко «разводит» западников и славянофилов. Западники считали его великим преобразователем и реформатором.	Отрицательно относились к деятельности Петра, полагая, что он насильно заставил страну двигаться по чуждому ей пути.

Итоги «исторических» дебатов

Как обычно, все противоречия между представителями двух течений разрешило время: можно сказать, что Россия пошла по тому пути развития, который ей предлагали западники. Произошло отмирание общины (как и предполагали западники), церковь превратилась в институт, не зависящий от государства, самодержавие было устранено. Но, рассуждая о «плюсах» и «минусах» славянофилов и западников, нельзя однозначно утверждать, что первые были исключительно реакционны, в то время как вторые «толкали» Россию на верный путь. Во-первых, у тех и других было и общее: они полагали, что государству необходимы перемены, выступали за отмену крепостного права, развитие экономики. Во-вторых, славянофилы немало сделали для развития российского общества, пробуждения интереса к истории и культуре русского народа: вспомним хотя бы «Словарь живого великорусского языка» Даля.

Постепенно происходило сближение славянофилов и западников со значительным преобладанием взглядов и теорий последнего. Споры между представителями обоих направлений, разгоревшиеся в 40-е -50-е гг. XIX в., способствовали развитию общества и пробуждению интереса к острым социальным проблемам в среде российской интеллигенции.