Виноградов анатолий корнелиевич стендаль и его время. Травля писателя Виноградова: месть за успех

Писатель Анатолий Виноградов — один из первых интеллигентов, добровольно признавших советскую власть. Возможно, именно благодаря этому после революции ему удалось сохранить и воссоздать столько культурных ценностей, сколько более строптивые его собратья по перу спасти не смогли. Будучи служащим Государственного Румянцевского музея, он инициировал издание неопубликованных ранее трудов великих писателей. Именно благодаря ему, свет увидел «Дневник» Пушкина и «Письма К. П. Победоносцева к Александру III» .

Он опубликовал «Новые строфы „Евгения Онегина“ как свидетельство оставленного замысла». Позже Виноградова назвали одним из крупнейших исследователей творчества Пушкина и главным исследователем творчества Стендаля в Советском союзе.

«Благообразный, но не родной»

Впрочем, еще до этого Виноградов оставил свой след в истории литературы: он посещал дом Цветаевых в качестве репетитора юных Марины и Анастасии. Позже литературоведы найдут упоминания о нем в трех произведениях Марины Цветаевой. Вот одно из них:

«Молодой, если не красивый, то благообразный, именно благообразный (вообще все, что угодно, от блага: благоприличный, благоразумный, благонамеренный, все, все, кроме — родный, этого не было...)» Марина Цветаева, «Жених».

Чужой сред своих

Позже из-под его пера выходят очерки о Тургеневе и Льве Толстом, а также посвященный Стендалю роман «Три цвета времени». Он сразу же принес Виноградову славу исторического романиста, чему в немалой степени способствовало предисловие Максима Горького. И по злой иронии судьбы, именно это произведение, принесшее ему славу, стало стартом кампании травли писателя.

Анатолий Виноградов всегда отличался неуживчивым характером, в Союзе писателей его часто называли склочником и осуждали за чрезмерную прямоту. Градус неприязни усилил его несомненный литературный успех. Резко и внезапно труды Виноградова перестали публиковать, а к нему самому члены Союза писателей применяли все санкции, которые только были в их распоряжении.

В результате Виноградов совершает шаг отчаянья. Он пишет письмо Сталину. Реакция вождя народов на этот крик души осталась неизвестной, однако сам Виноградов застрелился через 11 лет после того, как это письмо попало адресату...

Письмо Виноградова

Дорогой товарищ СТАЛИН.

Если бы речь шла не о гибели советского писателя Виноградова Анатолия Корнелиевича, которого теперь только Вы можете вернуть к жизни, то этого письма не было бы. Как гражданин, писатель, отец хороших детей и единственный кормилец большой семьи, живущий только литературным трудом, я нахожусь в совершенно безвыходном положении. Я затравлен. Я прошу спасти меня от клеветы и преследований.

Я не бездарность, я не «классовый враг» — халтурщик (как писал обо мне Ц.Фридлянд — сам повинный в этих пороках, если читать «Правду» 20 июля 1932 года, «Фронт Науки и Техники» № 2, 1934 г. и т.д.). Я человек, растревоживший московских черносотенцев в Румянцевском Музее, из которого я сделал библиотеку СССР им. Ленина.

Мстительные люди сошлись во вражде из разных лагерей: академическое черносотенство, маскированный сионизм Эфроса и Фридлянда, союз Невского, Каменева, Ионова, всюду давший щупальцы, а теперь имеющий в Союзе писателей агентом Ляшкевича и группу «непишущих писателей» в Литгазете — вот мои ненавистники, устроившие так, что я целый год был лишен с семьей обыкновенных хлебно-продуктовых карточек, уже не говоря об остальных формах лишений, превратившихся в садистскую пытку.

Даже в странах буржуазных, избиваемого на улице вырвали бы из рук насильников. Меня буквально растоптали, изранили, довели до страшной болезни сердца, я кричу в Союзе Писателей; как в пробковой комнате гаснет голос и дикую травлю прикрывают «комиссии».

Условия наших издательств (всего 2 из-ва!) чудовищны, зажим невероятен, все перестраховались, и жалобы, как правило, попадают в руки самого преступника. Я прошу Вас очень серьезно спасти меня для работы, а моих детей от преждевременного сиротства.

Конкретные мои желания сводятся к следующему:

I. Поручить Гослитиздату сейчас начать печатание моего пятитомника: 1) «Три цвета времени», 2) «Черный консул», 3) «Повесть о братьях Тургеневых», 4) «Осуждение Паганини», 5) «Господин Февраль».

II. Дать мне самостоятельную работу по линии издательств.

III. Ввести меня в состав Правления Союза Писателей.

IV. Приказать Литфонду полностью меня с семьей обеспечить медицинским обслуживанием по Сан. Упр. Кремля. Дать мне возможность остановить рост болезни сердца.

V. Обеспечить максимальное благоприятствование всем видам моей литературной работы.

VI. Определить линию моего близкого общения с ВКП(б), как человека готового в любую минуту отдать все, не исключая жизни, нашей стране.

А.ВИНОГРАДОВ
Москва 31. Рождественка, д.8, кв.73

Виноградов
Писатель, переводчик
28.III / 9.IV 1888, Полотняный Завод Калужской губ. – 26.XI 1946, Москва
Окончил историко-филологический факультет Московского университета

Анатолий Корнелиевич Виноградов – русский филолог, литературовед, стендалевед и меримеист, писатель-прозаик, мастер историко-биографического жанра советской литературы, библиограф и переводчик. Окончил философское отделение историко-филологического факультета Московского университета.
Известный роман А. Виноградова «Три цвета времени» (1931) отправляет читателей в увлекательное путешествие по жизни французского романиста Анри Бейля-Стендаля. Следуя за главным героем, замедляем движение у причалов его привязанностей, встречаемся с легендарными романтиками, с известными «остроумцами», с целой портретной галереей исторических и вымышленных действующих лиц. Редактировал «Три цвета времени» и писал предисловие к первому изданию книги A.M.Горький.
1930-е – наиболее творчески-плодотворное время жизни Виноградова. Он создал «Повесть о братьях Тургеневых» (1932). В этом произведении писатель показал судьбы декабриста Николая Тургенева и его брата Александра, художественно воплотил свои оригинальные взгляды на факты связей декабризма с масонством и большой европейской Карбонадой. Потом увидела свет историческая повесть «Черный консул» (1933) о колониальном восстании, где рассказывается о приключениях Туссена Лувертюра, предводителя негров-рабов на острове Гаити в эпоху Французской революции. Назовем и исторический очерк «Шейх Мансур» (1934).
В опубликованном впервые в 1936 г. романе «Осуждение Паганини» Анатолий Виноградов изобразил резкими, трагическими красками жизнь и страдания гениального итальянского скрипача и композитора. Роман этот представляет собой видоизмененное воплощение замысла, положенного в основу ранней незавершенной повести «Девочка со скрипкой, или тайна графини Орфинской». Тогда же была опубликована книга о Байроне (1936), далее – монография о герое «Трех цветов времени» – «Стендаль и его время» (1938).
А.К.Виноградов – не только писатель-беллетрист, но и ученый-филолог. Он автор исследования «Мериме в письмах к Соболевскому» (1928). С.Соболевский, блестящий представитель русского дворянской интеллигенции, был «другом литературы», «организатором контактов разнообразных литературных школ». В книге проанализированы документы архива Соболевского, найденные и опубликованные Виноградовым. Работа эта, несмотря на некоторые спорные моменты, в ней содержащиеся, вошла в историю исследований литературных связей России и Западной Европы. Академик Е.В.Тарле писал в Экспертную комиссию при СНК СССР по поводу «Мериме в письмах к Соболевскому»:

В 1937 г. Издательство Академии наук СССР опубликовало своеобразное продолжение этого исследования под названием «Мериме в письмах к Дубенской. Письма семье Лагренэ». В публикации, приложенной А.Виноградовым к вступительной статье, мы находим прокомментированную переписку французского писателя с его приятельницей, В.И.Дубенской, преподававшей ему русский язык, и несколько писем членам ее семьи – мужу, господину Теодозу де Лагренэ и дочери, Ольге Лагренэ.
Специалист по трудам и дням Мериме и Стендаля сам прожил жизнь, которая могла бы послужить темой для романа и о которой можно сказать стихами Б.Пастернака: «И русская судьба безбрежней, / Чем может грезиться во сне...». Ветер странствий еще в самой ранней юности уносил Анатолия к Черному морю. Там гимназическая форма сменялась тельняшкой корабельного юнги. Лето пятнадцатилетия он провел в научной экспедиции к берегам Ледовитого океана. После гибели части экспедиции и ее руководителя А.В.Шидловского у Айновых островов оставшийся в живых мальчик-препаратор через Норвегию возвратился в Россию. В 1906 г. А.Виноградов, идя по стопам отца, учителя-математика, поступил на физико-математический факультет Московского университета. Но через два года круто повернул штурвал жизни по направлению к гуманитарному курсу – перешел на философское отделение историко-филологического факультета.
Студентом он сблизился с поэтами С.Соловьевым, Б.Садовским. М.Цветаева в очерке-воспоминании «Пленный дух» называет его имя, говоря о круге Андрея Белого.
В те годы Виноградов вместе с рано умершим поэтом Ю.Сидоровым увлекался творчеством Д.Мережковского. Но после смерти Сидорова усомнился в своем кумире, подозревая, не обернулось ли тайной причиной гибели друга пагубное влияние на его внутренний мир идей Мережковского... И в его записной книжке появляется такая надпись: «Раскрыл бы я все это. Смерть моего друга побуждает меня крикнуть: “ Слово и дело ”. Но подождем».
С этим мучительным вопросом Виноградов отправился к апостолу литературы русской Льву Толстому. В беседе с «московским студентом» 27 февраля 1909 г. Толстой дал резко отрицательную характеристику творчеству Мережковского, назвал творения автора «Христа и Антихриста» «религиозными конфетами». Но Виноградов уехал из Ясной Поляны, не обретя веры и в учение самого Толстого. Оно отпугнуло его своей противоречивостью .
В 1912 г. Виноградов окончил Московский университет со степенью кандидата и был принят на службу в Румянцевский музей. Место младшего помощника библиотекаря он заслужил бесплатной работой в музее в качестве «вольнотрудящегося» с ноября 1909 г.
1913 и 1914 годами датированы первые опубликованные им книги: перевод ритмической прозы польского поэта Ю. Словацкого «Ангелли» (отрывки см. ниже) и составленный им «Каталог Альдин» – систематизированное описание хранившихся в музее инкунабул и палеотипов – первопечатных книг ХVI века.
Когда на полях Европы пушки заговорили о войне, Виноградов был мобилизован в ряды Российского общества Красного Креста. Приказы о награждениях командира передового отряда говорят о том, что он был не робкого десятка. Сам вывозил раненых с поля боя. Бывало – приходилось доставлять медикаменты под ружейным огнем, направленным исключительно на него.
После контузии Анатолий Корнелиевич возвратился к мирным занятиям в музее. В 1917 г. в его переводе появилось мессианское сочинение Адама Мицкевича «Книги народа польского и польского пилигримства». Часть тиража этой книги была уничтожена полицией.
Когда над страной развернулись флаги революции, Виноградов был избран в Совет солдатских депутатов Москвы, членом комиссии по охране памятников искусства и старины. Принимал участие в спасении от расхищения и вывоза за границу национальных ценностей. Об этом подробнее написано в книге Евграфа Кончина «Эмиссары восемнадцатого года» [Кончин 1981].
В 1921 г. научный секретарь музея Виноградов в качестве эксперта участвовал в подготовительной работе по заключению мирного договора с несговорчивым, враждебно настроенным правительством Польши. По возвращении с переговоров из Латвии он был назначен директором Румянцевского музея и стал одним из инициаторов и деятелей реформы этого культурного учреждения.
В период его директорства, несмотря на сопротивление старых чиновников, музей был расформирован, реорганизован и превращен в самый авторитетный книжный фонд страны, во Всероссийскую публичную библиотеку им. Ленина. Свидетельством тому осталась большая библиографическая редкость – несколько «пробных» экземпляров неизданной объемной книги А.Виноградова «Организация центральной библиотеки СССР как памятник Ленину» (1924).
В конце 1920-х Виноградов, чье здоровье было серьезно подорвано на войне, потом – на тяжелой музейной работе, перешел работать в издательское дело. Был редактором по классикам в Госиздате, где сотрудничал с А.В.Луначарским при издании книг Гюго и Мериме. Совместно с А.М.Горьким редактировал серию книг «История молодого человека XIX столетия». Но специфика литературно-издательской работы требовала большого умения ладить с людьми, а этого умения с годами Виноградову стало недоставать. И его потянуло в здоровую, менее отягощенную сложностью отношений среду.
В 1932 г. Виноградов «оторвался от земли» – поступил в военно-воздушный флот СССР. Ему было 45 лет, когда в 1934 г. он окончил курс летной школы и получил звание летчика-наблюдателя. Через несколько лет стал штурманом военной авиации. «Я бесконечно рад той работе, которая выпала мне на долю», – писал он жене из воинской части. Служа в военно-воздушном флоте, он продолжать заниматься литературным трудом; в 1941 г. опубликовал «Хронику Малевинских», где на материале судьбы гения химии Дм. И. Менделеева и его современников попытался осмыслить ход истории.
Во время Великой Отечественной войны А.К.Виноградов был в действующей армии, писал статьи и очерки, их печатали центральные и фронтовые газеты. Но он не хотел быть «временно допущенным к авиации», желал офицерской должности и настоящих дел. В качестве военного корреспондента участвовал в боевых вылетах в тыл врага. Существует малая и ныне забытая брошюрка. Название ее – «Бандит Гитлер», в ней под общей обложкой объединены обличительные статьи Виноградова и его приятеля, корреспондента и собрата по жанру, писателя Александра Дейча.
Войну Анатолий Корнелиевич окончил в звании гвардии подполковника. Но силы были подорваны: гибель на фронте любимого сына Юрия, неблагоприятные отзывы критики о последнем романе, неудачи в личной жизни, надвигающиеся болезни и, наконец, вынужденный, по возрасту, уход из армии предопределили трагический уход из жизни. В конце ноября 1946 г. писатель покончил с собой.
Рукописный, подготовительный период творчества А.К.Виноградова начался в первые годы XX века. Среди ранних, неопубликованных его сочинений – небольшая стилизованная поэма «Перунов цвет», насыщенная образами русской сказочности (см. ниже). В поэме туманно повествуется о расцвете цветка папоротника, взращенного в зачарованном саду Перуном, древнеславянским богом грома и молний.
Талантливому прозаику Виноградову не суждено было стать большим поэтом. До последних лет жизни он писал для себя – чтобы выразить состояние души – стихи, но не публиковал, чувствуя, наверное, их слабость. Его юношеская поэзия подражательна. В ней отзвуки Бальмонта и других русских символистов. Наиболее совершенно и самостоятельно романтико-символическое стихотворение «Встреча» (см. ниже).
Сам А.К.Виноградов считал началом своей литературной деятельности 1905 год. В сохранившуюся его ученическую тетрадь вписаны два стихотворения. Под одним из них дата – 23 июня – и надпись, свидетельствовавшая о том, что поэта вдохновляло: «Побережье Ледовитого океана».
Однако упоминая о начале литературной деятельности, Виноградов, скорее всего, имеет в виду не только свои ранние стихотворения и путевые заметки, но и первые переводы из Адама Мицкевича, которые, как он пишет в автобиографии, «вышли нелегальным порядком». К числу этих переводов относится прежде всего посвящение Мицкевича «Друзьям в России». Подписанное переводчиком и с пометкой «перевод 1905 года», оно вошло в книгу «Избранных произведений» Мицкевича, изданную Госиздатом уже в 1929 г. со вступительными статьями А.В.Луначарского и А.К.Виноградова (см. [Мицкевич 1929]). Революционный пафос, заключенный в строфах Мицкевича, был созвучен времени, когда Виноградов работал над переводом.
В 1906 г. в России впервые появился выполненный Р.Высоцким перевод с польского написанной «библейским стихом » поэмы Ю.Словацкого «Ангелли», которую высоко ценили русские символисты. В рецензии на это издание А.Диесперов писал [Диесперов 1907, с. 55]:

Позже, в 1913 г., Виноградов опубликовал в издательстве «Мусагет» собственный перевод этой поэмы (см. [Словацкий 1913]).
В нашу подборку вошло несколько ранних поэтических произведений Виноградова (эти стихи А.К.Виноградова из архива Ст.А.Айдиняна впервые опубликованы в нашей книге: Поэзия Московского университета: от Ломоносова и до... Книга 6: от Арсения Альвинга до Владислава Ходасевича. М.: НИВЦ МГУ – БОСЛЕН, 2011, с. 114–119), а также два его перевода с польского, из А.Мицкевича и Ю.Словацкого (отрывки).

Ст.А.Айдинян

Основные источники: РГАЛИ, архив Ст.А.Айдиняна.

Анатолий Корнелиевич Виноградов

Анатолий Корнелиевич Виноградов (09.04.1888 - 26.11.1946)

Русский советский писатель. В 1912 окончил историко-филологический факультет Московского университета.

В 1921-25 директор Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.

Совместно с М. Горьким работал над изданием классиков иностранной литературы, редактировал серию "История молодого человека 19 столетия". Автор работ о П. Мериме и художественно-биографических книг: "Три цвета времени" (1931), "Потерянная перчатка (Стендаль в Москве)" (1931), "Повесть о братьях Тургеневых" (1932), "Чёрный консул" (1932), "Осуждение Паганини" (1936), "Байрон" (1936), "Стендаль и его время" (1938), романа "Хроника Малевинских" (1941).

Книги Виноградова отличаются занимательностью изложения, насыщены документальным материалом; в то же время они содержат элементы модернизации истории, произвольной трактовки исторических персонажей. Награждён орденом Трудового Красного Знамени и медалью.

Анатолий Корнелиевич Виноградов родился 9 апреля (28 марта по старому стилю) 1888 года в Полотняном Заводе (ныне Калужской области). В 1912 году он окончил историко-филологический факультет Московского университета.

В 1912–1925 годах Анатолий Виноградов был директором Государственной библиотеки СССР имени Ленина. Совместно с М.Горьким он работал над изданием классиков иностранной литературы, редактировал серию "История молодого человека XIX столетия". Известность писателю принесли художественно-биографические книги - "Три цвета времени" (1931), "Потерянная перчатка" (1931) - о жизни и творчестве Стендаля; "Повесть о братьях Тургеневых" (1931) - о яркой судьбе декабристов Николая и Александра Тургеневых; "Черный консул" (1932) - о Туссене Лувертюре; "Осуждение Паганини" (1936); "Байрон" (1936), "Стендаль и его время" (1938). Кроме того, перу писателя принадлежат работы о П. Мериме, роман "Хроника Малевинских" (1941).

ПУБЛИКАЦИИ И СООБЩЕНИЯ

Предисловие, публикация, подготовка текста и примечания Ст. Айдиняна

А. К. ВИНОГРАДОВ У ЛЬВА ТОЛСТОГО

Кто же разделил тогда час беседы со Львом Толстым? Д. Маковицкий не записал имени молодого человека. Мало ли молодежи посещало Толстого, обращалось к нему… Маковицкий, конечно, не предполагал, что пройдут годы и "московский студент" станет известным писателем, автором популярных в свое время романов "Три цвета времени", "Осуждение Паганини", "Черный консул".

Итак, собеседником Толстого, как выяснилось, был Анатолий Корнелиевич Виноградов, учившийся в ту пору в Московском университете на философском отделении историко-филологического факультета. В записной книжке, которую

А. Виноградов вел с 15 февраля по 3 июля 1909 года, содержатся записи о разговоре с Толстым. Они представляют собой не связный рассказ, а отрывочные, фрагментарные заметки для памяти. Прежде чем познакомиться с ними, поинтересуемся, что побудило студента Виноградова совершить паломничество к апостолу русской литературы.

"…может, менее чем кто иной смею беспокоить Вас, но не праздное меня зовет к Вам любопытство; не дерзнул бы я идти к Вам, но умер спутник мой и скорбь меня побуждает", - просит А. Виноградов о свидании в письме Л. Толстому. Острая потребность в таком свидании возникла у Виноградова вскоре после смерти его друга, поэта Юрия Сидорова.

Ю. А. Сидоров был близок к кругу московских символистов, среди которых слыл личностью замечательной. "Эти люди нужнее многих прекрасных книг, многих мудреных трактатов. Те, кто помнит Сидорова, знают, что унес он с собой; он унес с собой редчайший дар, который делает человека знаменосцем целого течения", - так писал Андрей Белый в одном из трех предисловий к посмертно изданному "Альционой" сборнику стихотворений поэта (1910). Были еще в сборнике предисловия Б. Садовского и С. М. Соловьева, последний - тоже из ближайших друзей А. К. Виноградова.

Ю. Сидоров умер совсем молодым, двадцати двух лет, после недолгой болезни. С его смертью записные книжки Виноградова наполнились записями горестными, отчаянными: "Никто в мире не был мне так близок, как Юра. С ним я не был одинок. Нет его теперь…"

Чувство скорби доходит до апогея: "Избави мя, Господи, от искушения пойти за Юрушкой", - записывает он.

В 1909 году Анатолий Виноградов переживает глубокий душевный кризис. Каждое воспоминание о друге он наполняет особым смыслом. Ему кажется, что уход из жизни "Юрушки" имел мистическую окраску. Его посещают болезненные сновидения, в которых является умерший друг. А однажды ему приснилось, что Андрей Белый и Сергей Соловьев насмехаются над его горем. Тем не менее Виноградов сделал попытку сблизиться с Андреем Белым. Но когда пришел к нему в назначенный час помянуть вместе покойного Сидорова, Белого не оказалось дома. И Виноградов послал 12 мая 1909 года Белому письмо, где уведомляет, что "посещение было последней попыткой к сближению", и заверяет, что оно "никогда не повторится".

Ю. Сидоров и А. Виноградов были серьезно увлечены "апокалиптическим христианством" Д. С. Мережковского, его антиномией Христа и Антихриста. Вот что мы узнаем по этому поводу у Бориса Садовского: "В мае 1908 г., встретившись с Юрием проездом через Москву, я заметил в нем необычайную нервную напряженность в соединении с какою-то странною переменой, к которой я не имел времени присмотреться. Увлечение идеями Мережковского достигло в нем в ту пору наибольших пределов. На личности Мережковского сосредоточились все надежды Юрия до самых последних месяцев его жизни".

Ю. Сидоров перед смертью на слова матери: "Вот выздоровеешь, будешь жить", - ответил: "Как я могу жить: сейчас приходил Антихрист и меня убил". Из записей Виноградова, где приведены эти слова, видно, что они его ужаснули. Обреченными предтечами осознал Анатолий себя и своего погибшего друга. Он заносит бисерным почерком в записную книжку: "Мы дело говорим, и положение наше серьезно и ответственно и опасно; что имя Гоголя воистину обязывает, это лучше всего показывает Юра своею смертью". К чему обязывает имя Гоголя, разъясняет С. М. Соловьев: "Гоголь являлся для него (Ю. Сидорова. - Ст. А.) носителем христианского, аскетического идеала, Пушкин идеала языческого.

Борьба Гоголя и Пушкина в современной поэзии являлась для проникнутого Мережковским сознания Сидорова чем-то вроде борьбы Христа и Антихриста".

А. Виноградов встречался с Мережковским: "Во второй день по смерти Юры я был в теснейшей связи с Мережковским. Только в этот день я был ему так близок, ибо говорилось и думалось о смерти, а Мережковский знает, что он и все, что идет за ним, умирает…

Дерзновенны наши речи, И на смерть осуждены Слишком ранние предтечи Слишком медленной весны" .

Строки эти из известного стихотворения Д. Мережковского обретают в записи А. Виноградова невольную обращенность к кончине Ю. Сидорова. А дальше - страшное подозрение посетило Виноградова: не обернулось ли причиной гибели друга влияние на него идей Мережковского?! И уже в запальчивом тоне обращается он к автору "Христа и Антихриста":

"Вы имеете что-то, что Вы очевидно именуете сошествием на Вас Святого Духа и присутствием господа Иисуса Христа. Но тогда где ручательство, что то, Вас осеняющее, не есть от Антихриста? Вы сами знаете это не безусловно и не твердо.

Как же Вы нас влечете, во имя какой реальности? К каким берегам нас зовете?

Раскрыл бы я все это. Смерть моего друга очень побуждает меня крикнуть: "Слово и дело". Но подождем".

Итак, в Д. С. Мережковском, создателе так и не развившейся "церкви нового религиозного сознания", был Виноградовым заподозрен Антихрист. Где же Христос?

Выяснить вопросы наболевшие, камнем на сердце лежащие, А. Виноградов отправляется в Ясную Поляну ко Льву Толстому, которого называет "Христов старик". Там он надеется найти духовную истину. Однако понимание Толстым веры как знания вошло в резкое противоречие с "пьяной" жаждой мистического озарения, которой томился А. Виноградов.

"Пьяный с трезвым сошлись" - так оценил студент-философ свою встречу с Толстым.

Так или иначе, А. Виноградов получил ответ на заветный и страшный для него вопрос о причине смерти друга. В записной книжке посреди выписок из толстовского дневника, которые он делал, находясь в гостях у Черткова, жестокая и прямая фраза: "Неужели Юра умер от ядовитой конфетки, Толстой говорит, что да".

Этому не приходится удивляться, потому что… Лев Николаевич, как пишет А. Виноградов, "не помнил" о Мережковском. Скорее не захотел вспомнить о том, что в 1904 году Д. Мережковский и З. Гиппиус посетили его в Ясной Поляне. После их отъезда Толстой писал М. Л. Оболенской: "Сейчас уехали от нас Мережковские. Этих хочу любить и не могу".

Что до влияния идей Д. Мережковского на общество, то у Толстого есть такое вполне определенное высказывание:

"Есть люди, которые пользуются религией для злых целей: для честолюбия, корысти, властолюбия, но есть и такие, которые пользуются ею для забавы, для игры: Мережковский и т. п.".

А. Виноградов не поверил Толстому. Страшно было поверить. Однако впечатление от встречи было огромным. В 1910 году Виноградов склонил голову при известии о смерти Толстого: "Сегодня 7-го ноября в 6 часов 5 минут утра умер Лев Николаевич Толстой. В железнодорожном доме на станции Астапово. Начав свое скитание, окончил многоскорбную жизнь в душевной муке за людские страсти. Не вернется более. И мы живем позорною жизнью".

А теперь откроем забытую книжечку А. Виноградова "Шейх Мансур", изданную в библиотеке "Огонек" в 1934 году. Вот что написано в авторском предисловии: "В январе (sic!) 1909 года я еще студентом филологического факультета был в Ясной Поляне. А через полгода с Е. Д. Гончаровой, моей крестной матерью, я два раза был снова там, где А. К. Черткова нас принимала. Лев Николаевич говорил много и сердито о нездоровых увлечениях молодежи, а я тогда запоем читал Мережковского "Толстой и Достоевский". Концепции Мережковского не понимал, романы его любил, а об "идеях" спрашивал Толстого…"

Сюжет очерка "Шейх Мансур" Виноградов почерпнул из беседы с Толстым, который рассказывал о деятеле кавказской войны XVIII века Мансуре, предшественнике Шамиля. Правда, когда очерк увидел свет, критика указала на то, что сам Толстой взял сведения о Мансуре из журнала "Русская мысль" и лишь пересказал содержание сомнительной по достоверности статьи. Но тем не менее очерк ценен как еще одно документальное свидетельство интереса создателя "Хаджи Мурата" к истории Кавказа.

Так и публикуемые здесь впервые памятные заметки Анатолия Виноградова интересны как еще одно живое впечатление о Толстом, о том, каким был яснополянский мыслитель в последний период жизни. Не менее характеризуют они и

А. К. Виноградова, трагические искания которого были свойственны духовной атмосфере России начала века.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ А. ВИНОГРАДОВА

Риккерт и гносеологический субъект. Мы все мыслим не в себе, а в Боге, ибо корни нашего бытия теряются при анализе. Мы в зависимости. Сущность нашего субъекта Бог. Так мы, исследуя себя, видим, что мы существуем не сами, а только в Боге, иначе нас нет.

Если Бога не существует, то и нас нет, ибо мы лишаемся корней бытия. Крепость и сладость моей веры. Гносеологический субъект не существует. Но воистину и жить не страшно и умереть не больно. Каждый человек сквозное окно в Бога. Каждый человек дверь в Бога. Любить человека - стучаться в Бога.

Как, будучи в вере, в религии, но выйдя из господствующей церкви, избежать сектантства, имея жажду церкви, любя людей и питая Вселенскую жажду, нельзя оставаться одному, - пропагандируя свое учение, можно лишь учредить еще одну секту и принять судьбу многих еретиков и сектаторов. Человеческое устройство вожделенно мне. Душу свою положу за други своя. Вопрос о личной жизни не любовен. Вот Мережковский сначала был одинок и говорил о грядущей Иоанновой церкви. Ныне же утверждается в новой секте, призывая Духа как Хлыст, ожидая и вызывая Христа на третий завет. Что вопрос не празден, я свидетельствую, и все свидетельствует смертью. Жизнь свою положил друг мой любимый.

Экономическая подкладка истории и понимание этого не исключают и не решают вопроса об усовершенствовании личности, а без этого ничего не удастся.

Вместо души отгоревший пепел. Об интеллигенции. О безбожии.

Радуюсь, Господи, о имени Твоем, Иисусе. Ты еси Бог, Творящий чудеса. Ныне сердцу моему осуществляешь заветы.

Л. Н., любить буду Вас неугасимо и молиться о Вас во все дни. Ей гряди, Господи.

О конце. Все люблю, всякую травку, всякую птицу, а человека тем паче, ибо человек Врата к Господу, сквозное окно в Бога, ибо нет человека не в Боге.

Интеллигенция много понимает, но мало любит.

24 февраля, вчера, молился у мощей Василия Блаженного и Иоанна Благочинного. Лобызал честные вериги. Молился у мощей Алексия Митрополита. Чудотворца. Получил благословение от иеромонаха Чудова монастыря. Молился я об успешности моего паломничества ко Христову старику. Об земле русской молился, о своих молился, молился о здравии живых и об упокоении усопших, и Юрушка незримо меня наставлял, и во всем я чувствовал его дух. Воздух на высотах кремлевских был легкий, колокола благоуханно звенели, и аз молился молитвой Ефрема Сирина. Так время прошло от трех до 5-ти часов. Сережа милый и дорогой С. М. Соловьев. - Ст. А…

Ласков был со мною, когда завтракали вместе. Целительна милая ласка его. Странника Смарагда повстречал.

О сем после.

У интеллигента опустошенная безбожием душа. Душа - отгоревший пепел. Говоришь с интеллигентом и словно пошлину платишь, что он-де не простой человек, а интеллигент. Можно быть культурным, минуя интеллигентность. Спустишься ниже и узришь, сколько света духовного, радости и тепла в убогой нищенской крестьянской душе. Сквозь убожество надо полюбить. Ужаса там много. Или ужас, или любовь, а не то вместе, а это бывает. В городе человек человеку волк. Господи, прости мя осуждение. О понимании быта народна. С-оциал> Д-емократы> пренебрегают им совсем. Вечно помнить об Астафии и старце Смарагде.

На Двине и в Заволжье народ иной: духом крепкий, верою благоухающий, в благочестии древнем твердый, и живут богато и полно, и дивным художеством преизяществом украшают свои храмы и моления. Сильна там старая Вера, как Адамантовыя врата. Духом воистину тверды, в молитве благоуханны. Видели мы, что нельзя оставаться в лоне господствующей церкви, но любя дело церковное, скорбели о выходе; принять же сектаторство мы не могли, ибо как дерзать принятием на себя авторитета церковно-веро-учительства, будешь только основателем секты, которых и без того много, - где же здесь мечта всемирная, где вселенского счастия жажда?

И были мы грустящии одиноко, но поучать и пропагандировать не хотели, ибо смотрели на сие как на дело нелюбовное.

И видели, как учитель нового Христа грядущего тоже скорбит и грустит несказанно, и думали, что пламенно ждет он Иоанновой церкви. Но и он оказался явным грустителем и тайным сектатором и почти хлыстом.

"Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую".

Интеллигенты и прочие свободомыслящие из старого ума выжили, нового не нажили, дураками умрут. Непредвидимость.

Ценно не то, в каких устройствах люди (община или…), ценен дух крепости, сила веры в отдельного человека.

Без этого ни черта не сделаешь.

Бабы особенно стремительны к ложноучителям.

Слишком большое горе людей разделяет, а среднее близит.

Об отце, коего вся жизнь экзамен. Святой он. О Юре Книжечка. Прочитать все.

Люблю я их. Сколько страдают на земле. Никого не любил я так, как Вас, да обрадует Вас простая человеческая любовь. Быть может, устал он, тогда прошу его сказать и прощусь с ним навсегда. Страдания и любовь и вера во Христа меня приближают и поднимают до него. Крест. Ножичек. Книжки. Евангелие. Письмо. Деньги. Слушать то, что скажет Христов старик. Написать о тайной беседе. Все изобличает сдержанность и суровый дух и огнь души, свету его душа поддается и огненным горит сиянием. Как благодарю я Бога, что привел он меня к нему.

Длинная сосулька льда повисла у лошади со лба до ноздрей.

Нынче это кончаю, эту часть жизни, и начинается иная жизнь. Завтра увижу Христова старца и перейду к новым дням новой жизни.

Господи, посети сердце мое!

Ныне стоит Господь у сердец и стучит близко, близко и глаголет: "Се стучу. Се стою у дверей и стучу". Не внимают стуку сему. Вниди, Господи, вниди благословенный, вечеруй со мною, блуждающим нищим, странным младенцем Твоим. Что реальное понимать под любовью? Какой первый шаг? Каким делом выражается моя любовь?

(Посещение Льва Толстого)

Спор с Гусевым бесплодный. Ему хорошо, а мне каково? Л. Н. Вошел в прихожую. Шаркает ногами и говорит: "Где молод чщеловек?" Слышу через дверь: снимает калоши. Вошел в черной блузе, в сапогах порыжелых. Глаза светло синие, лицо потемневшее красно от мороза, серые волосы. Горбится. Поздоровался. "Помогу чем умею. Каждый сам себе помочь должен. Так ведь?" И засунул руки за пояс. Засим просил остаться и позавтракать: "А сейчас мое время". Сказал еще слов десять и ушел, спросивши, сколько мне лет.

С одной стороны, отрицает ложное умственное развитие (именно оно ведет к безбожию), с другой, утверждает немыслимость христианства евангелического как непримиримого с умственным развитием современности.

Ходит шагом старческим и частым.

О пантеистическом Боге.

Хорошо живут, привольно, но хочу добавить о Христе Боге моем, ибо вмещаю сие и без этого нет во мне жизни. Лев Николаевич! Я у Вас прочитал о том, что вмешательство Бога в жизнь - заблуждение. Мне кажется, я ошибся, если подумать, что Вы считаете ложным вмешательство Бога по молитве.

Воздух и дух у Вас легкий, живой дух. В Москве дух тяжелый. Тихо и спокойно. Беречь старика. С любовью и осторожностью говорить, не беспокоя.

Верую, Господи, и исповедую яко ты еси Христос сын Бога живого, пришедший в мир.

Еду к Черткову.

Любовь и далее это о жизни, а не об узнавании. Я же весь, все это приняв как прекрасное и для жизни радостное, еще глубоко таю в сердце своем веру младенческую. Не обманет Бог младенца своего. У Черткова. Хожу, говорю, читаю.

Мое свидание с Л. Н.

Рука несколько дрожит. Только что сошел с верху из кабинета Льва Николаевича. Пишу с трудом. Вошел к нему в кабинет, вижу: сидит в углу на кресле. Встал, здоровается. Я спрашиваю: "Как Ваше здоровье?", он говорит: "Ничего теперь, вчера слабость была большая. Нынче хорошо. Быть может, паралич будет. Помирать скоро, к смерти ближе". Я говорю: "Зачем помирать, с нами побудьте", а он: "Да и смерть хороша и умереть хорошо", улыбаясь. Затем начал: "Мне вчера Ф. А. сказал о Вас. Не думаю, чтобы мог я быть Вам чем-нибудь полезен, если Вы придерживаетесь таких убеждений, то я ничего не могу Вам сказать". Затем говорил о Достоевском: "много путаницы", о том, что "в мире тайны нет и вера не нужна, а знать о Боге нужно, это я знаю". О М(ережковском) он ничего не знает и не помнит. Когда я рассказал ему, то он сказал, что это религиозные конфетки и что если Вы любите Бога, то зачем Вам Мережковский, зачем Чережковский и Тережковский, к черту Мережковского. Никто Вам не нужен и Толстой Вам не нужен, к черту Толстого, ну его к собаке под хвост. Тут он рассмеялся веселым и быстрым смешком. Но дверь отворилась и вошла Софья Андреевна. Она очень молода и имеет прекрасный цвет лица. Поздоровалась со мною улыбнувшись и строго посмотрела на Льва Николаевича. Он спросил: "Ты что, Сонюшка?" "Да я, - сказала С. А., - слушаю ваши разговоры, и мне кажется, ты очень горячишься".

Про брата Ф. А. Степанова.

О тайне неисследимой в личности - здесь он после спора согласился. О личности. Личность он понимает в смысле ограничения.

Христа не выделяет из философов.

Пока это. О существенном писать не могу.

Хорошо здесь: воздух легкий. Поля широкие. Ясные поля.

Не так уж он прост. Не верит.

Философией занимается, да еще плохой.

Пьяный с трезвым сошлись.

Пожил он, и я жить хочу. Ишь, 80 лет, а верхом катается, "божью тварь мучит". Скачет лучше кавалериста.

Я ему сказал: "Вы все пользуетесь термином "христианство"". "Да, сказал он, - с большою охотою: я его очень люблю и уважаю". Говорит, что воскресенье Христово ему не нужно. Наоборот, это разрушит все, что он строит… С моей единственной непревзойденной в мире чисто индийской способностью перевоплощаться я мог на минуту искренне и глубоко пережить всю психологию толстовца.

Если явится спирит и скажет, что тогда-то он (Христос. - Ст. А.) воскреснет, я скажу ему: сделайте одолжение, только мне до этого нет дела.

"Добрые люди посылают мне книги. Индийскую философию я люблю".

"В Евангелии Иоанна тож много глупостей, а Павел прямо злодей, испортил христианство, исказил все. Много глупостей в этой книге".

"Зачем Вы его читаете, ведь сколько истинно хороших книг. Посмотрите мой "Круг чтения", сколько их там. Вам надо своя душа спасти, как мужики говорят, "своя душа спасти". Вы вот на кресле этом сейчас умереть можете". "Я готов", - сказал я. "И я готов, и я тоже умереть могу", - сказал Л. Н. "Так вот зачем Вам М(ережковский)? Прежде всего надо душу спасать и жить истинной жизнью".

О всечеловеческой формуле жизни религиозной и о стирании дорогих граней индивидуальности. Социализм это дурнопонятое христианство.

О религиозных конфектах. "Или заниматься серьезно, или вовсе не заниматься, это дело серьезное". Я сказал, что там, где жизнью платятся, там уже не может быть речи о легком отношении к делу. Спросил о революционности в Москве. Я сказал, что слабо, но СД работают. "Как они работают, пропагандируют?" "Да". Отрицательная пропаганда. Они разжигают злобу и внушают те чувства, которых не было у крестьян: вражду и зависть. Проповедь отрицания. Подумаю, может быть, и правы

Л. Н. и В. Г., но вернее что нет. Вздорно говорят про какую-то мистическую половину жизни. Л. Т., если угодно, он был мистиком в жизни своей и в художестве, когда перестал быть художником, то это мистическое глубоко ушло в личную его жизнь, в интимнейшие его переживания. В теоретике он беспомощней ребенка, и любой его может здесь разбить, но мистического и веры (не) найти в его теоретике.

Когда сказал мне, что надо душу спасти, я быстро спросил: "От чего?" Он сим вопросом был изумлен и рассержен.

Прощаясь, сказал: "Мне очень приятно говорить с такими людьми, такие люди мне дороги. Простите, что сказал Вам неприятного". "Мне интересно знать, как пойдет у Вас дальше, что будет с Вами. Напишите мне иногда, как Ваша фамилия?"

Я сказал. "Я Вам отвечу, если письмо будет того заслуживать".

На этом мы простились.

Во время разговора он брал нож для книг и круглый камень и на нем черенком обыкновенного ножа отбивал острие.

Вообще он чрезвычайно жив и бодр. Совсем не узнаешь дряхлого сгорбленного старика, что приходил вчера ко мне.

Встретил меня сердито и гневно. Сытенький и благодушный Ф. А. наговорил ему про меня вздору. Он с того и начал: "Чертков и Ф. А. говорили мне о Ваших убеждениях, с таким человеком у меня ничего нет общего, никаких точек соприкосновения, я не могу Вам помочь. Впрочем, может быть, Ф. А. напутал, скажите сами". Я сказал, что мы с

Ф. А. говорили мало, но о личном бессмертии он со мной согласился. "Ну вот чепуха какая, я говорил нет, это нельзя, это разрушает все, что я делаю, не нужно мне это, совсем не нужно. Это вера. Не хочу я верить, я знать хочу, а ведь это то же, что вера в чудеса, не хочу верить ни во что. Я Бога знаю, но не верю". Я сказал, что не соединимо с молитвой представление о невмешательстве Бога в жизнь и в личную жизнь по молитве. Он был прямо на меня гневен. Я догадываюсь: розовый старичок Ф. А., возмущенный тем, что с самим Л. Н. я не соглашаюсь и имею какие-то свои еще мнения там, где все так просто.

Он наговорил про меня, это подготовило и вызвало досаду у Льва Николаевича.

О непротивлении я сказал, что это единственно возможное понимание: "Это мне очень приятно, а то раньше интеллигенты мне писали, высмеивая это пресловутое непротивление".

Когда я ждал лошади, сверху сошел Л. Н. и что-то спросил, ему ответили. "Ах это молодой человек". "Канта я считаю гениальным", - сказал Л. Н., а не знает о примате практического разума и даже о делении этом не знает. Антиномий не читал.

Голос старческий, слегка хрипящий, говорит "чщелавек", "отщень". О категориях говорит как юный метафизик-первокурсник. "Ведь это так: ученые самые невежественные люди, смешной материализм". Презирает Геккеля.

Любит Шопенгауэра.

Говорит о точке зрения происхождения видов: ну что он, сначала рыбы, потом иные животные, потом обезьяны, ну а рыбы откуда, земля откуда, из туманности, как из солнца, а солнце и Сириус откуда? И так видим, что здесь путаница: путь избрали неверный!

Дурной бесконечности не отличает от истинной.

Если по Толстому религия не для покоя и радости, а для познания истины, то я прав в своей жизненной деятельности.

Словно сон какой, так их жизнь странна и не похожа на нашу, что, уехав из Дивных Весей и Ясных полей, все дни пребывания там кажутся сном.

Жить он устал.

Я что-то забывчив стал, забываю, что делал минуту тому назад, цепь мысли обрывается. Убийственная улыбка, кроткая улыбка смерти, улыбка безумная умирающего человека или эпилептика. Как страшно это было, когда здоровый и тихий человек вдруг так страшно стал улыбаться, что сестра, взглянув в нечеловеческое лицо, упала в обморок.

Вознесение. С усами, с бородой.

Бог, входящий в комнату.

О раскольниках и русском религиозном крестьянстве. На него вся надежда. "Но ведь крестьянин верит - он не читал Шопенгауэра". О Леониде Андрееве: "читал три раза "Рассказ о семи повешенных" и рассказать не могу, не помню ничего".

Л. Андреев писал Толстому письмо, где просил разрешения посвятить ему "Семь повешенных". Толстой отказал. К Андрееву он относится отрицательно. В. Гюго очень любит и восторгается. Теперь читает его.

Прекрасный Иосиф.

Как о тех, кои, будучи воспитаны в религии, потом становятся софистами своих религиозных убеждений.

Конт говорит: ну как? О времени и пространстве любит говорить и пишет. Думает, времени нет, поэтому больше всего любит настоящее.

Л. Толстой любит свою любовь.

О Всемогуществе Божьем. Об данной реальности ничего не знаем, что же говорить о бесчисленных возможностях. О райских древах и плодах.

Очистительный холод диалектики, прозрачные воды логики, огонь очищающей философии. Все это дает возможность вкусить сладкие плоды догматического богословия.

Приятно, что Л. Н. дает возможность чистого разыскания истины.

Христос Господь и тот человечески уставал и плакал и алкал, как легко становится, когда это вспомнишь.

Л. Н., это не религиозные конфекты. Там, где смертью платят, там не из-за конфект умирают! Там душу полагают за истину. Мне же своя жизнь не дорога.

Л. Т. прост в одну точку, не сворачивая шел, поразительна в нем эта прямолинейность; обратив внимание на точку предмета, обо всем предмете позабывает.

О нищенстве и убожестве моем. Один у меня Отец - Господь небесный."…"Жду тебя, старче. Л(ев) меня обманул.

Предисловие, публикация, подготовка текста и примечания Ст. Айдиняна.

Ссылки

1 Д. П. Маковицкий. Яснополянские записки. "Литературное наследство", т. 90, кн. III, стр. 343. М. "Наука". 1979.

2 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 2.

3 ГМТ, рукописный отдел, фонд Толстого, № 68327.

4 Андрей Белый, "Дорогой памяти Ю. А. Сидорова" (в кн.: Юрий Сидоров. Стихотворения. М. "Альциона". 1910, стр. 9 - 10).

5 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 1, л. 15.

6 ОР РГБ, ф. 25, к. № 13, ед. хр. 8.

7 Б. Садовской, "Памяти друга" (в кн.: Юрий Сидоров. Стихотворения, стр. 14).

8 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 1, л. 14 (об.).

9 С. М. Соловьев, "Юрий Сидоров" (в кн.: Юрий Сидоров. Стихотворения, стр. 18).

10 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 1, л. 16 (об.).

11 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 1, л. 22.

12 Об этом, в частности, см. в кн.: М. С. Шагинян. Человек и время. М. 1980, стр. 393 - 395.

13 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 2, л. 47 об.

14 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. М. 1956, т. 75, стр. 104.

15 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. М. 1937, т. 55, стр. 300.

16 РГАЛИ, ф. 1303, оп. 1, № 296, зап. кн. 6, л. 241 об.

17 А. К. Виноградов был в Ясной Поляне в феврале 1909 года.

18 Гончарова Е. Д. (ум. 1922) - одна из первых русских женщин-врачей, родная племянница Н. Н. Пушкиной-Ланской.

О ней см. подробнее: Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. М. 1937, т. 86, стр. 101 - 102.

19 Черткова А. К. (1859 - 1927) - жена В. Г. Черткова (1854 - 1936), сподвижника и издателя Л. Толстого.

20 Виноградов А. Шейх Мансур. М. 1934, стр. 4.

Анатолий Корнелиевич Виноградов

Анатолий Корнелиевич Виноградов (09.04.1888 - 26.11.1946)

Русский советский писатель. В 1912 окончил историко-филологический факультет Московского университета.

В 1921-25 директор Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.

Совместно с М. Горьким работал над изданием классиков иностранной литературы, редактировал серию "История молодого человека 19 столетия". Автор работ о П. Мериме и художественно-биографических книг: "Три цвета времени" (1931), "Потерянная перчатка (Стендаль в Москве)" (1931), "Повесть о братьях Тургеневых" (1932), "Чёрный консул" (1932), "Осуждение Паганини" (1936), "Байрон" (1936), "Стендаль и его время" (1938), романа "Хроника Малевинских" (1941).

Книги Виноградова отличаются занимательностью изложения, насыщены документальным материалом; в то же время они содержат элементы модернизации истории, произвольной трактовки исторических персонажей. Награждён орденом Трудового Красного Знамени и медалью.


Анатолий Корнелиевич Виноградов родился 9 апреля (28 марта по старому стилю) 1888 года в Полотняном Заводе (ныне Калужской области). В 1912 году он окончил историко-филологический факультет Московского университета.

В 1912–1925 годах Анатолий Виноградов был директором Государственной библиотеки СССР имени Ленина. Совместно с М.Горьким он работал над изданием классиков иностранной литературы, редактировал серию "История молодого человека XIX столетия". Известность писателю принесли художественно-биографические книги - "Три цвета времени" (1931), "Потерянная перчатка" (1931) - о жизни и творчестве Стендаля; "Повесть о братьях Тургеневых" (1931) - о яркой судьбе декабристов Николая и Александра Тургеневых; "Черный консул" (1932) - о Туссене Лувертюре; "Осуждение Паганини" (1936); "Байрон" (1936), "Стендаль и его время" (1938). Кроме того, перу писателя принадлежат работы о П. Мериме, роман "Хроника Малевинских" (1941).


ПУБЛИКАЦИИ И СООБЩЕНИЯ


Предисловие, публикация, подготовка текста и примечания Ст. Айдиняна


А. К. ВИНОГРАДОВ У ЛЬВА ТОЛСТОГО

Кто же разделил тогда час беседы со Львом Толстым? Д. Маковицкий не записал имени молодого человека. Мало ли молодежи посещало Толстого, обращалось к нему… Маковицкий, конечно, не предполагал, что пройдут годы и "московский студент" станет известным писателем, автором популярных в свое время романов "Три цвета времени", "Осуждение Паганини", "Черный консул".

Итак, собеседником Толстого, как выяснилось, был Анатолий Корнелиевич Виноградов, учившийся в ту пору в Московском университете на философском отделении историко-филологического факультета. В записной книжке, которую

А. Виноградов вел с 15 февраля по 3 июля 1909 года, содержатся записи о разговоре с Толстым. Они представляют собой не связный рассказ, а отрывочные, фрагментарные заметки для памяти. Прежде чем познакомиться с ними, поинтересуемся, что побудило студента Виноградова совершить паломничество к апостолу русской литературы.

"…может, менее чем кто иной смею беспокоить Вас, но не праздное меня зовет к Вам любопытство; не дерзнул бы я идти к Вам, но умер спутник мой и скорбь меня побуждает", - просит А. Виноградов о свидании в письме Л. Толстому. Острая потребность в таком свидании возникла у Виноградова вскоре после смерти его друга, поэта Юрия Сидорова.

Ю. А. Сидоров был близок к кругу московских символистов, среди которых слыл личностью замечательной. "Эти люди нужнее многих прекрасных книг, многих мудреных трактатов. Те, кто помнит Сидорова, знают, что унес он с собой; он унес с собой редчайший дар, который делает человека знаменосцем целого течения", - так писал Андрей Белый в одном из трех предисловий к посмертно изданному "Альционой" сборнику стихотворений поэта (1910). Были еще в сборнике предисловия Б. Садовского и С. М. Соловьева, последний - тоже из ближайших друзей А. К. Виноградова.

Ю. Сидоров умер совсем молодым, двадцати двух лет, после недолгой болезни. С его смертью записные книжки Виноградова наполнились записями горестными, отчаянными: "Никто в мире не был мне так близок, как Юра. С ним я не был одинок. Нет его теперь…"

Чувство скорби доходит до апогея: "Избави мя, Господи, от искушения пойти за Юрушкой", - записывает он.

В 1909 году Анатолий Виноградов переживает глубокий душевный кризис. Каждое воспоминание о друге он наполняет особым смыслом. Ему кажется, что уход из жизни "Юрушки" имел мистическую окраску. Его посещают болезненные сновидения, в которых является умерший друг. А однажды ему приснилось, что Андрей Белый и Сергей Соловьев насмехаются над его горем. Тем не менее Виноградов сделал попытку сблизиться с Андреем Белым. Но когда пришел к нему в назначенный час помянуть вместе покойного Сидорова, Белого не оказалось дома. И Виноградов послал 12 мая 1909 года Белому письмо, где уведомляет, что "посещение было последней попыткой к сближению", и заверяет, что оно "никогда не повторится".

Ю. Сидоров и А. Виноградов были серьезно увлечены "апокалиптическим христианством" Д. С. Мережковского, его антиномией Христа и Антихриста. Вот что мы узнаем по этому поводу у Бориса Садовского: "В мае 1908 г., встретившись с Юрием проездом через Москву, я заметил в нем необычайную нервную напряженность в соединении с какою-то странною переменой, к которой я не имел времени присмотреться. Увлечение идеями Мережковского достигло в нем в ту пору наибольших пределов. На личности Мережковского сосредоточились все надежды Юрия до самых последних месяцев его жизни".

Ю. Сидоров перед смертью на слова матери: "Вот выздоровеешь, будешь жить", - ответил: "Как я могу жить: сейчас приходил Антихрист и меня убил". Из записей Виноградова, где приведены эти слова, видно, что они его ужаснули. Обреченными предтечами осознал Анатолий себя и своего погибшего друга. Он заносит бисерным почерком в записную книжку: "Мы дело говорим, и положение наше серьезно и ответственно и опасно; что имя Гоголя воистину обязывает, это лучше всего показывает Юра своею смертью". К чему обязывает имя Гоголя, разъясняет С. М. Соловьев: "Гоголь являлся для него (Ю. Сидорова. - Ст. А.) носителем христианского, аскетического идеала, Пушкин идеала языческого.

Борьба Гоголя и Пушкина в современной поэзии являлась для проникнутого Мережковским сознания Сидорова чем-то вроде борьбы Христа и Антихриста".

А. Виноградов встречался с Мережковским: "Во второй день по смерти Юры я был в теснейшей связи с Мережковским. Только в этот день я был ему так близок, ибо говорилось и думалось о смерти, а Мережковский знает, что он и все, что идет за ним, умирает…

Дерзновенны наши речи,
И на смерть осуждены
Слишком ранние предтечи
Слишком медленной весны".

Строки эти из известного стихотворения Д. Мережковского обретают в записи А. Виноградова невольную обращенность к кончине Ю. Сидорова. А дальше - страшное подозрение посетило Виноградова: не обернулось ли причиной гибели друга влияние на него идей Мережковского?! И уже в запальчивом тоне обращается он к автору "Христа и Антихриста":

"Вы имеете что-то, что Вы очевидно именуете сошествием на Вас Святого Духа и присутствием господа Иисуса Христа. Но тогда где ручательство, что то, Вас осеняющее, не есть от Антихриста? Вы сами знаете это не безусловно и не твердо.

Как же Вы нас влечете, во имя какой реальности? К каким берегам нас зовете?

Раскрыл бы я все это. Смерть моего друга очень побуждает меня крикнуть: "Слово и дело". Но подождем".

Итак, в Д. С. Мережковском, создателе так и не развившейся "церкви нового религиозного сознания", был Виноградовым заподозрен Антихрист. Где же Христос?

Выяснить вопросы наболевшие, камнем на сердце лежащие, А. Виноградов отправляется в Ясную Поляну ко Льву Толстому, которого называет "Христов старик". Там он надеется найти духовную истину. Однако понимание Толстым веры как знания вошло в резкое противоречие с "пьяной" жаждой мистического озарения, которой томился А. Виноградов.

"Пьяный с трезвым сошлись" - так оценил студент-философ свою встречу с Толстым.

Оценивая первые опыты создания советского исторического романа, Алексей Горький писал в 1930 году: "...создан исторический роман, какого не было в литературе дореволюционной". Его создавали А.Н. Толстой, Ю.Н. Тынянов , О.Д. Форш, А.П. Чапыгин, В.Я. Шишков . В 30-е годы к именам этих блестящих мастеров советской историко-художественной прозы присоединилось еще одно имя – Анатолий Корнелиевич Виноградов.

Анатолий Виноградов родился 28 марта 1888 года в семье учителя математики. По окончании гимназии (1906) поступил на математический факультет Московского университета, затем перевелся на историко-филологический факультет, который окончил в 1912 году. После этого работал младшим помощником библиотекаря Румянцевского музея. Именно в эти годы возникает длительный и прочный интерес Виноградова к французской литературе и особенно к жизни и творчеству Стендаля, образ которого будет сопровождать писателя на протяжении всей его литературной деятельности и о котором он впоследствии создаст ряд книг. В 1913 году Виноградов был в заграничной командировке, во время которой посетил места, связанные с деятельностью Стендаля, и изучил архивные материалы о писателе.

В годы первой мировой войны Виноградов находился в армии. После демобилизации вновь возвращается к научной работе. В 1921-1925 годах он директор Румянцевского музея, а после реорганизации музея – директор созданной на его основе Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина.

С конца 20-х годов Виноградов целиком отдается творческой деятельности. Совместно с A.M. Горьким он работает над изданием классиков иностранной литературы, редактирует серию книг "История молодого человека 19 столетия". Его литературным дебютом была работа "Мериме в письмах к Соболевскому" (1928). Позже, в 1937 году, появится исследование "Мериме в письмах к Дубенской".

В 1931 году реализуется давний замысел Виноградова: выходит в свет его большая историко-биографическая книга о Стендале "Три цвета времени". Виноградову удалось создать исторически достоверный образ Стендаля (Анри Бейля) во всей его сложности и противоречивости. В названии книги повторена цветовая символика, характерная для романов Стендаля ("Красное и черное", "Красное и белое"). Красный цвет – цвет революции и республики, белый и черный – это цвета аристократии и буржуазии, католической церкви и иезуитского духовенства. В романе нашли отражение важнейшие исторические события эпохи – поход наполеоновской армии в Россию, в котором принимал участие Стендаль, национально-освободительное движение в порабощенных Наполеоном странах, создание "Священного союза" и т.д.

Роман "Три цвета времени" был высоко оценен A.M. Горьким. Горький написал к нему предисловие. По совету Горького первый рукописный вариант романа был существенно переработан автором. Тогда же, в 1931 году, была опубликована историко-биографическая книга Виноградова "Потерянная перчатка (Стендаль в Москве)".

В 1932 году выходит в свет "Повесть о братьях Тургеневых", воскрешающая одну из ярких и малоисследованных страниц революционного прошлого России, в частности периода декабристского движения. Повествование о судьбах братьев Тургеневых – Александра и Николая – передает глубокую ненависть передовых людей России к крепостному праву, их пламенное стремление к освобождению угнетенного крестьянства, их горячий патриотизм, самозабвенную любовь к Родине.

В 1936 году были опубликованы две книги Виноградова – "Байрон" (она вышла в серии "Жизнь замечательных людей") и роман "Осуждение Паганини", воссоздающий исполненную неподдельного трагизма жизнь великого итальянского музыканта-скрипача и композитора Никколо Паганини. Своекорыстная воля отца понуждала Паганини к коммерческой сделке с искусством, но вопреки всем превратностям судьбы он становится человеком новой эпохи: "В дни, когда новое столетие стучалось властно в двери старинной Европы, Паганини ощущал на себе освежающее влияние бурных ветров и весь отдавался поискам нового музыкального мира". Перед читателем возникает образ человека передовых убеждений, друга итальянских карбонариев, человека, задыхавшегося в удушливой, смрадной атмосфере Италии и всей Западной Европы первой половины XIX века с ее политической реакцией и иезуитским ханжеством.

Офицер наполеоновской армии Анри Бейль, или, как его звали в Милане, Арриго Бейль, появляется и на страницах романа "Осуждение Паганини". Завершением многолетнего исследования Виноградовым жизни и творчества Стендаля явилась книга "Стендаль и его время" (1938).

Одним из лучших произведений Виноградова является историческая повесть "Черный консул" (1933). Это – взволнованное, полное драматизма повествование о знаменитом восстании негров на острове Гаити в годы французской буржуазной революции XVIII века.

Повесть начинается интригующей сценой: в декабрьскую ночь 1789 года в революционном Париже Друг народа Жан Поль Марат оказывает медицинскую помощь будущему вождю гаитянской революции Туссену Лувертюру.

"Освежающий, грозовой, громоподобный вихрь французской революции" коснулся и далеких заокеанских владений Франции, в том числе и острова Гаити. Мулаты и свободные негры поднялись на борьбу за независимость. Вдохновленные "Декларацией прав человека и гражданина", они потребовали уравнения в правах и участия в Законодательном собрании острова.

Остров Гаити (что значит "Страна гор") был открыт Х. Колумбом в 1492 году и назван Эспаньолой – "Малой Испанией". Испанцы колонизировали новую территорию, почти полностью уничтожив коренное население – индейцев. Для работы на плантациях они привозили из Африки рабов-негров. В XVII столетии западной частью острова овладели французские пираты. Согласно Рисвикскому мирному договору, заключенному Францией с Англией, Голландией и Испанией в 1697 году, западная часть острова официально отошла к Франции, получив название Сан-Доминго. Победы французской армии в Европе вынудили Испанию позже (мирный договор 1795 года) отказаться в пользу Франции и от восточной части острова,

Как только в Гаити стало известно о бегстве из Парижа короля Людовика XVI, началось восстание негров. Восстание 1791 года вылилось в первую и самую радикальную в Латинской Америке освободительную революцию.

Французские хозяева Сан-Доминго обратились за помощью к иностранным войскам. Но армия негров-рабов во главе с Туссеном Лувертюром победила английские войска, которые с согласия плантаторов-рабовладельцев ворвались в Сан-Доминго. Остатки английского экспедиционного корпуса были вынуждены покинуть берега Гаити.

В 1801 году в стране было отменено рабство. Конституция 1801 года объявляла всех граждан равными перед законом, но формально сохраняла зависимость Сан-Доминго от Франции.

В разгар описываемых Виноградовым событий Туссену Лувертюру пятьдесят лет. Туссен Лувертюр одержим страстной мечтой о свободе и равенстве всех людей. После победы революции в Сан-Доминго было создано Народное правительство Негров и Французов, в стране установлен республиканский режим. Тишина воцарилась над мирными полями и городами. Была отменена смертная казнь, разрешено свободное отправление богослужения, осуществлялось воспитание трудом.

Но подобная идиллия продолжалась недолго. Наполеон Бонапарт, первый консул Франции, предпринял попытку остановить развитие революционных событий на острове, подчинить Сан-Доминго. Он потребовал полного восстановления прежнего колониального режима. "..."Конституция Республики Гаити" с Черным консулом во главе – это нарушение суверенитета Франции, равно как свобода чернокожих есть оскорбление Европы... Они обезумели, эти обезьяны!" – говорит будущий император Франции министру полиции Жозефу Фуше. "Никаких законов войны, помните – негры не люди!" – такими словами напутствует Бонапарт своего шурина генерал-капитана Леклерка, отправляющегося во главе экспедиционного корпуса на подавление революции в Сан-Доминго.

По предложению Туссена была начата осадная война. 5 февраля 1802 года негритянская столица Кап была сожжена самими неграми. В июне того же года Туссен Лувертюр был предательски арестован Леклерком и отправлен во Францию. Но французская экспедиционная армия вынуждена была капитулировать. Военные неудачи, массовое дезертирство, безжалостная желтая лихорадка привели к почти полному уничтожению французских войск.

1 января 1804 года была провозглашена независимость страны, ей было возвращено прежнее название – Гаити.

Хотя в повести "Черный консул" основное внимание Виноградов сосредоточил на изображении восстания на Гаити, произведение содержит в себе обширный историко-литературный материал, касающийся судеб революционной Франции. Перед читателем возникают ярко очерченные фигуры многих выдающихся исторических деятелей эпохи. Это Друг народа Марат, неподкупный Максимилиан Робеспьер, великий французский писатель-философ Жан Жак Руссо, знаменитый ученый-химик Лавуазье, один из основателей утопического социализма Сен-Симон, поэт-революционер Андре Шенье.

Последнее произведение Виноградова – "Хроника Малевинских" (1941).

Во время Великой Отечественной войны Виноградов, будучи корреспондентом газеты "Красный сокол", участвовал в боевых вылетах в тыл врага, выступал с газетными очерками и статьями. Боевые заслуги Виноградова отмечены орденом Красной Звезды и медалями. Ранее, в 1939 году, за литературную деятельность он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Прекрасная осведомленность Виноградова в русской и европейской истории, многолетняя работа в архивах, общение со многими выдающимися людьми эпохи, и прежде всего с A.M. Горьким, который внимательно следил за его работой, позволили Виноградову создать ряд замечательных историко-биографических книг, стать признанным мастером этого жанра. Литературно-биографические произведения Виноградова отличаются живым и занимательным изложением, насыщены огромным, тщательно подобранным и глубоко осмысленным документальным материалом. Виноградов счастливо сочетал в себе дар ученого-исследователя, блестящего историка литературы с талантом художника-романиста. Ему была свойственна высокая исследовательская культура и в такой же степени талантливость и изобретательность писателя. Его книги – сплав исторического исследования с художественной прозой. Вот почему так нелегко определить их жанр.