Супрематизм (от лат. supremus - наивысший, Супрематия - превосходство, доминирование (одного цвета над другими свойствами живописи)) — направление в . Супрематизм был создан великими русским художником Малевичем в 1910-х годах. В этом стиле обычные формы, геометрические формы (квадрат, треугольник, круг, линия и др.) служат прототипом всех форм, которые есть в реальном мире. Однако, Малевич и другие абстракционисты ни в коем случае не хотели изображать реальный мир, более того — они были и остаются ярыми противниками классического искусства и такие направления, как кубизм, абстракционизм, супрематизм и др. только подтверждают это.
Супрематизм явился новой вехой в развитии беспредметной живописи. В отличие от кубизма, где на составляющие геометрические формы разложены реальные вещи (примером кубизма может быть человек, который изображён при помощи нескольких треугольников или квадратов), в супрематизме нет не только реальных вещей, но даже понятий верха, низа, лева, права, притяжения земли и т.д. Пространство произведения теперь не подвластно ни земному тяготению, ни другим естественным физическим явлениям. Это уже, что называется, полностью самостоятельный мир, даже замкнутый сам в себе и от этого продолжающий быть в гармонии.
Многие задают вопрос: В чем смысл черного квадрата? В чем секрет черного квадрата? И в чем заключается его предназначение? Действительно, не зная истории супрематизма, развития абстрактного искусства, апофеозом которого он стал, очень сложно разобраться, зачем нарисовал черную геометрическую плоскость на белом фоне. А точнее сказать невозможно. Так что разберём всё по полочкам.
История авангарда сводилась к тому, чтобы как можно более сильно отразить мир так, как не делали этого другие или точнее сказать классицисты и академисты, как можно больше сделать картину независимой от окружающего мира. Отсюда и произошёл стиль Супрематизм, гениальное изобретение полной беспредметности, в частности - Чёрный Квадрат, который мало кто понимает. Сейчас это кажется элементарным — изобразить нечто полностью абстрактное, но ведь всё когда-то начиналось… Когда-то и одежду придумали, а сейчас одежда - это элементарная вещь, но в те далёкие времена, когда её придумали — это считалось гениальным изобретением, первым в своём роде, так что не нужно недооценивать роль Малевича и его Чёрного Квадрата в истории искусства.
Черный квадрат был написан в 1915 году, на самой заре зарождения супрематизма, он стал логическим объяснением этого стиля, наглядным пособием и даже иконой стиля. То, к чему шли все авангардисты мира на протяжении нескольких столетий, было воплощено в одной картине и стало апогеем, вершиной авангарда, его нерушимым идеалом и идеальным символом, выше которого ещё никто не поднялся и вряд ли поднимется. Практически сразу после этого Малевич издал книгу. В этой книге заключалось логическое обоснование нового беспредметного стиля, который также назывался - Новый Выразительный Реализм - и черного квадрата в частности. Кроме того, супрематизм также называют Чистым творчеством, так как здесь есть только цвет и акт (идея, действо). В этом и есть смысл и секрет супрематизма, как разновидности абстракционизма. От абстракционизма же супрематизм отличается тем, что здесь используются геометрические фигуры — квадраты, прямоугольники, треугольники, прямые и кривые линии и т.д.
Супрематизм развивался не только как стиль изобразительного искусства отдельных художников особо приближённых к теории Малевича. Он оказал большое влияние к на всю художественную культуру мира. Черный квадрат, как первый и главный символ этого направления, стал иконой для многих последователей и любителей абстрактного искусства. Супрематизм развивался не только в живописи, но и в дизайне, полиграфии, текстиле, фарфоре. После некоторого забытья, вследствие резкого упадка прогрессивной живописи, (в частности, в связи с политическими проблемами и неприятием нового социалистическим реализмом), в 1960-х годах интерес к супрематизму стал возрастать.
Супрематизм был наиболее радикальным предложением искусства ХХ века. Его автор - Казимир Малевич - создал интуитивную, почти мистическую теорию, которая избавляла живопись от сюжетов, традиции и социальной ответственности, освобождала ее самодостаточные качества - цвет и форму. Малевич верил, что «искусство должно стать содержанием жизни», когда художник создает формы для жизни, а обыватель приспосабливается. Этот тоталитаризм нашел отражение в концепции Бориса Гройса, утверждающего, что корни сталинской культуры кроются в авангарде. По причине радикальности и мистичности супрематизм остался маргинальным явлением, не стал мейнстримом, хотя вошел в кровь и плоть искусства ХХ века.
Казимир Малевич
«Москва иконная опрокинула мои теории <…>. Дальше я не пошел ни дорогой античной, ни “Возрождения”, ни “передвижников”. Я остался на стороне искусства крестьянского» Объясняя возникновение «Черного квадрата» следует представить ситуацию, в которой автор находится между «крестьянским» примитивизмом и заумью Алексея Крученых. Он пишет «квадрат» интуитивно, как бы не отдавая себе отчета. Позже, открыв его значение, Малевич использует беспредметность как сюжет и бесконечность как пространство.
С 1915 по 1918 годы Малевич создает картины плоскостного супрематизма, в котором различают цветовые этапы: черно-белый, цветной, белый. Простыми геометрическими фигурами Малевич не изображает на поверхности холста, а утверждает новое бытие. Белый фон сравним с космосом, фигуры парят по орбитам. В итоге «супрематизм <…> был завершен своим создателем пустыми холстами»
Искусство до 1917 года - это разложение живописи на элементы. После революции - это жизнестроительство, материалом для которого становятся освобожденные формы и цвета.
В 1920 году Малевич меняет Марка Шагала в Витебске на посту лидера Художественного училища. Город высказывает спрос на современное агитационное искусство, и дома покрываются супрематическими конфетти. Плакаты, панно, флаги, балет, скульптуры, памятники - все идет в ход. Получает разработку архитектурная тема. Малевич пишет: «Черный квадрат вырос в архитектуру такими формами, что трудно выразить вид архитектуры, принял такой образ, что нельзя найти /его форму/. Это форма какого-то нового живого организма» Начинается проекционный этап супрематизма, фигуры теперь не парят в пространстве, а наслаиваются друг на друга, композиции усложняются. Появляется точка зрения сверху - аэро вид.
Экспозиция картин Малевича на выставке «0,10». 1915
В 1922 году Малевич приезжает в Петроград. Работает на Фарфоровом заводе - получаются получайники и получашки. Преподает рисунок в ИГИ, (Институт гражданских инженеров) денег там платят мало, и он уходит Становится во главе ГИНХУКа (Государственный институт художественной культуры), собирает уникальный коллектив. Здесь с группой учеников продолжает начатое в Витебске художественное проектирование. Начинается объемостроение. Плоскостные изображения предшествующих лет становятся планами объемных тел. На первой отчетной выставке ГИНХУКа, летом 1924 года выставляются планиты (графические изображения супрематических сооружений). На второй, летом 1926-го - архитектоны (гипсовые архитектурные модели).
Казимир Малевич. Архитектон «Альфа». 1924
Экспозиция супрематического ордера на выставке «Художники РСФСР за 15 лет». Русский музей. 1932
Малевич, достигнув пределов формотворчества, совершает разворот к классике. Еще в 1924 году он пишет о «Новом Классицизме» как надвигающейся идеологии В 1926 году архитектоны, только появившись на свет, меняют ориентацию с горизонтальной на вертикальную. Теперь его сооружения не парят по космическим орбитам, а возносятся от земли. Возникает «супрематический ордер», не как система пропорций, а как интуитивная тектоника.
В это время в России еще нет новой архитектуры. Первые здания появятся лишь год спустя, в 1927-м. А Малевич уже завершил линию развития супрематизма, приведя его к архитектуре. Весь материал продемонстрирован и готов к использованию.
Лазарь Лисицкий
«Установив определенные планы супрематической системы, дальнейшее развитие уже архитектурного супрематизма поручаю молодым архитекторам» Малевич передает дела Лазарю Лисицкому, который и пригласил его в Витебск, помогал оформлять городские пространства и руководил архитектурным факультетом училища, возглавил там типографию и издал трактат «О новых системах в искусстве».
Малевич пытался выстраивать свою личную линию развития, ставя ранние даты на поздние работы, но на самом деле, ведущая роль в обращении супрематистов к архитектуре принадлежит Лисицкому. Творческие отношения Малевича и Лисицкого - путь супрематической архитектуры. Малевич установил статику «Черного квадрата», Лисицкий - динамику «Клином красным бей белых». Малевич, как будто рассматривая Землю с неба, разрабатывает аэропланиметрию - АЭРО. Лисицкий изобретает многомерные проуны («Проект утверждения нового» - проекционная графика), забирается внутрь холста. Малевич продолжает работу и создает планиты и архитектоны. Лисицкий выходит из «супрематической игры» и уезжает в Москву, а затем в Европу.
Лазарь Лисицкий. «Новый». Эскиз костюма оперы «Победы над солнцем». 1921
Лисицкий дал супрематизму понимание плоскости как проекции, организовал множества пространств в проунах. Он же начал аксонометрические построения объектов. Хаос геометрических фигур архитектор Лисицкий организовывал осями. Зритель погружался в картину, терялся в ней, но постепенно архитектурное предназначение брало верх, и проекции становились элементами или несущими, или несомыми.
Расхождения во взглядах на динамику завершило становление архитектурного супрематизма. Малевич стремился «…одной плоскостью передать силу статики или видимого динамического покоя» , Лисицкий говорил, что «проун по-мужски активно динамичен» . Малевич трезво оценивал расхождение с тем, на кого были возложены архитектурные надежды: «динамические формы супрематического строения, которые в последствии разделились на два вида: аэровидный супрематизм (динамический) и супрематизм статический; последний идет в архитектуру (покой) искусства, динамический <в> конструктуру (труд)
Лазарь Лисицкий. Проун. 1920
Конструктура и архитектон - две формы архитектуры ХХ века, которые получили теоретическое обоснование в диалоге художников. Скрещивая супрематизм и конструктивизм, Лисицкий создал свою версию интернационального стиля и с успехом демонстрировал его на Западе. Там он также рекламировал Малевича, трудно представить какой была бы судьба супрематизма без услуг Лисицкого. Однако после переезда в Петроград супрематистам пришлось разрабатывать архитектурную тему с нуля, но это позволило сохранить идею Малевича в чистоте, не допуская влияния конструктивизма.
Александр Никольский
«Наша новая действительность стоит теперь перед задачей нового архитектурного оформления. А для этого своевременно подумать об организации таких исследовательских и экспериментально-практических мастерских…»
Александр Никольский - гражданский инженер, до революции был учеником Василия Косякова, проектировал церкви. В 1919–1921 он рисует арх. схемы, которые отвечали запросам по рационализации абстрактной формы и соответствовали архитектурному кубизму. С 1922 года он знакомится с разработками супрематизма. После закрытия ГИНХУКа в 1926 он подхватывает знамя института и возглавляет Комитет художественной промышленности в РИИИ (Российский институт истории искусств), где работает с учениками Малевича и Матюшина. Результатом этой работы стала серия проектов, выставленных на Первой выставке современной архитектуры в Москве летом 1927 года. Проекты демонстрировались в макетах, что было новаторским приветом от Малевича. Стилистически это было скрещение супрематизма и конструктивизма. Хан-Магомедов так и назвал это явление: «супрематический конструктивизм».
Никольский А. и мастерская. Проект зала общественных собраний «Ленин». 1926–1927
Никольский одновременно входит в ОСА (Объединение современных архитекторов) и общается с Малевичем Он подвергается осуждению за эту связь и за излишнее внимание к форме. Своим авторитетом Никольский способствовал реализации супрематических проектов. Совместно с учеником Малевича Л. Хидекелем и Н. Демковым, Никольский проектирует стадион «КСИ» («Красный Спортивный Интернационал») в Ленинграде. Впервые в России трибуны строятся из железобетона. Здание клуба - первый успех тектоники планитов в характерной черно-белой гамме. Приемы супрематизма при организации объемов видны в проекте бани «Гигант» в Ленинграде. В проекте круглых бань Никольский использует динамическую схему Лисицкого. Остроугольный вестибюль врезается в основной объем, визуализируя мотив «Клином красным бей белых».
Ушаковские бани «Гигант», Ленинград (Санкт-Петербург). Главный фасад. 1930
«Супрематический конструктивизм» сравним по формальным качествам с архитектурой лидеров интернационального стиля. Никольский последовательно ищет форму выражения публичной идеи: залы общественных собраний, школы, стадионы - примеры сооружений, находящихся на пике современных общественных отношений. Здесь Никольский концентрировался на задаче создания современного «храма», воплощающего идеалы новой эпохи.
Николай Суетин
«…если архитектор создаст <…> строение, которое послужит убежищем для других, то пусть они в архитектуре найдут свободные пространства <…> через художественное решение»
Ученики Малевича, кажется, не смогли достичь качества мысли Малевича, но им выпала честь довести дело супрематизма до высот на практике. «После отъезда Татлина в Киев, в конце 1925 года отдел материальной культуры ГИНХУКа был реорганизован в лабораторию супрематической архитектуры. Руководителем становится Николай Суетин» С Ильей Чашником они были главной опорой Малевича при разработке планит и архитектонов. Чашник умер в 1929 году, Малевич - в 1935-м, голод и болезни были их спутниками. Суетин провожает учителя в последний путь - изготавливает супрематический гроб, в котором тело провезут по Невскому проспекту. В этом же году он получает заказ на проект оформления интерьера Павильона СССР для Всемирной выставки в Париже.
Николай Суетин. Проект интерьера павильона СССР на Всемирной выставки 1937
Павильон стал квинтэссенцией довоенного советского искусства. «Освоение классического наследия» приобрело формы стиля, в котором органично сочетались формальные идеи авангарда и декоративный реализм.
Предложим версию возникновения форм павильона: около 1930 года Малевич ставит фигуру человека на вершину супрематического небоскреба, это незадолго до того, как появится утвержденный проект дворца Советов в Москве. Автором проекта назначают Бориса Иофана, но за ним видно самого демиурга соцреализма: на вершине Вавилонской башни стоит статуя вождя.
В 1921 году Лисицкий проектирует фигурину «Новый» (эскиз костюма для оперы «Победа над солнцем»), где две фигуры в крайней динамике сливаются в одну. В 1935–1936 годы идет проектная история скульптуры «Рабочий и колхозница». Сплочение тел мужчины и женщины в порыве прогресса и труда отсылают к «Новому» как к ближайшему образчику. Архитектор павильона тот же Иофан, вместе с Мухиной и своим идеологическим заказчиком они кажутся заложниками супрематизма.
Павильон СССР на Всемирной выставке. 1937
Суетин заполняет интерьер павильона любимым цветом Малевича - белым, цветом бесконечности. Белые костюмы на «Знатных людях страны Советов» с картин Дейнеки. В интерьере много воздуха, мало предметов. Центральная лестница ведет к макету дворца Советов, марши фланкируют две пары архитектонов. Супрематический рельеф и орнамент покрывают стены и потолки павильона.
Лазарь Хидекель
«Но опыт нам подсказывает, что с тех пор как мы начали строить Вавилонскую башню, никаких результатов полезных это стремление нам не дало…»
Единственным действительно архитектором в супрематизме был Лазарь Хидекель. Он учился у Малевича и Лисицкого в Витебске, затем в Ленинграде стал гражданским инженером. Его курсовая работа 1926 года в ИГИ вызовет скандал. Проект Рабочего клуба, просчитанный до мелочей, будет первым проектом супрематизма. Хидекель научит Никольского новой системе формообразования и разработает объемы клуба стадиона «КСИ».
Лазарь Хидекель. Супрематический проект «Аэроклуб». 1925
Лазарь Хидекель. Курсовой проект «Рабочий клуб». 1926
В 1929 его направят в проектный отдел Дубровской ГЭС (Государственная электрическая станция) - там он предложит клуб в виде куба. Он активно продвигает супрематизм в фарфоре, интерьерах, рекламе, делает проекты городов будущего. В 1933 году он реализует сооружение самостоятельно - кинотеатр «Москва» в Ленинграде 1937 года. Хидекель как будто берет за основу свой проект Аэроклуба 1924 года - крестообразная структура едва угадывается сквозь оформление ар деко, но видна сверху. Хидекель примет правила игры в классику, но внедрит в нее орнамент «супрематического ордера», как на фасаде здания школы в Ленинграде. Он надолго забудет опасное увлечение, но для себя рисовать не перестанет и доживет до возвращения интереса к супрематизму в 1970-е годы.
Лазарь Хидекель. Проект кинотеатра «Москва». 1937
Лазарь Хидекель. Школа в Ленинграде. 1940
Супрематисты в истории искусства как повстанцы, цель которых - дать миру свои высшие правила. То, что они сумели провести в реальность - значительно для группы из пяти человек. «Черный квадрат» ошеломил Россию, но не СССР. Лишь на какой-то момент супрематизм оказался на вершине визуальной парадигмы, затем растворился в дизайне, оставив о себе лишь миф. Список архитекторов, испытавших влияние теории форм Малевича, простирается от Тео ван Дусбурга до Захи Хадид. Влияние было очевидно в 1920–1930-е, в послевоенном модернизме он возникал подсознательно, в наше время - это концептуальный эстетизм.
Цит. по: Овсянникова Е. «Архитектура как пощечина бетоно-железу» диалектика развития архитектурной мысли / Архитектура и строительство Москвы. №12, 1988. С. 16.
См.: Жадова Л.А. «Супрематический ордер» / Проблемы истории советской архитектуры. М., 1983. С. 37.
Малевич. К. Биографический очерк. Ок. 1930. Цит. по: Малевич К. Собр. соч. т.5. С. 372.
Супрематизм (от лат. supremus - наивысший, Супрематия - превосходство, доминирование (одного цвета над другими свойствами живописи)) - направление в абстрактной живописи. Супрематизм был создан великими русским художником Малевичем в 1910-х годах. В этом стиле обычные формы, геометрические формы (квадрат, треугольник, круг, линия и др.) служат прототипом всех форм, которые есть в реальном мире. Однако, Малевич и другие абстракционисты ни в коем случае не хотели изображать реальный мир, более того - они были и остаются ярыми противниками классического искусства и такие направления, как кубизм, абстракционизм, супрематизм и др. только подтверждают это.
Супрематизм явился новой вехой в развитии беспредметной живописи. В
отличие от кубизма, где на составляющие геометрические формы разложены реальные вещи, в супрематизме нет не только реальных вещей, но даже понятий верха, низа, лева, права, притяжения земли и т.д. Пространство произведения теперь не подвластно ни земному тяготению, ни другим естественным физическим явлениям. Это уже, что называется, полностью самостоятельный мир, даже замкнутый сам в себе и от этого продолжающий быть в гармонии.
Многие задают вопрос: В чем смысл черного квадрата? В чем секрет черного квадрата? И в чем заключается его предназначение? Действительно, не зная истории супрематизма, развития абстрактного искусства, апофеозом которого он стал, очень сложно разобраться, зачем Малевич нарисовал черную геометрическую плоскость на белом фоне. А точнее сказать невозможно. Так что разберём всё по полочкам.
История модерна, авангарда сводилась к тому, что бы как можно более сильно отразить мир так, как не делали этого другие или точнее сказать классицисты и академисты, как можно больше сделать картину независимой от окружающего мира. Отсюда и произошёл стиль Супрематизм, гениальное изобретение полной беспредметности, в частности - Чёрный Квадрат, который мало кто понимает. Сейчас это кажется элементарным - изобразить нечто полностью абстрактное, но ведь всё когда-то начиналось… Когда-то и одежду придумали, а сейчас одежда - это элементарная вещь, но в те далёкие времена, когда её придумали - это считалось гениальным изобретением, первым в своём роде, так что не нужно недооценивать роль Малевича и его Чёрного Квадрата в истории искусства.
Черный квадрат был написан в 1915 году, на самой заре зарождения
супрематизма, он стал логическим объяснением этого стиля, наглядным пособием и даже иконой стиля. Практически сразу после этого Малевич издал книгу. В этой книге заключалось логическое обоснование нового беспредметного стиля, который также назывался - Новый Выразительный Реализм - и черного квадрата в частности. Кроме того, супрематизм также называют Чистым творчеством, так как здесь есть только цвет и акт (идея, действо). В этом и есть смысл и секрет супрематизма, как разновидности абстракционизма.
Супрематизм развивался не только как стиль изобразительного искусства отдельных художников особо приближённых к теории Малевича. Он оказал большое влияние к на всю художественную культуру мира. 
Черный квадрат, как первый и главный символ этого направления, стал иконой для многих последователей и любителей абстрактного искусства. Супрематизм развивался не только в живописи, но и в дизайне, полиграфии, текстиле, фарфоре. После некоторого забытья, вследствие резкого упадка прогрессивной живописи, (в частности, в связи с политическими проблемами и неприятием нового социалистическим реализмом), в 1960-х годах интерес к супрематизму стал возрастать.
Кроме Казимира Малевича, картины в стиле супрематизм создавали и такие художники, как: Ольга Розанова, Иван Клюн, Александра Экстер, Николай Суетин, Нина Генке, Александр Древин, Александр Родченко и др.
Что от лат. «Supremus » - означает крайний, наивысший - разновидность геометрического абстрактивизма, направление авангардного искусства, или же «геометрический конструктивизм», как способ «выражения высшей действительности», отсюда и это название.
Представители супрематизма выражали своё интуитивное ощущение действительности в примитивных геометрических формах, в сочетании цветных квадратов, треугольников, кругов и прямоугольников.
Идея образования творческого объединения и журнала «Супремус» принадлежит Казимиру Севериновичу Малевичу после проведения в Петрограде последней выставки футуризма «Ноль-десять».
Выставка отметила завершение кубофутуризма в России, а также переход к «беспредметному искусству». На выставке он представил примерно 40 работ и среди них всем известный «Черный квадрат». Малевич сам объяснял название выставки: все предметные формы уменшены ним к нулю, а «ноль-десять» обозначает «0-1», так как художник «преображается в нуле форм и выходит „за ноль“» (-1).
Малевич вместе с «натурой» выкинул из творчества и художественную образность. «Черный квадрат» в 1915 г. многие объективно расценили не как художественное произведение, а как политическую акцию, символический знак, через который необходимо пройти, чтобы побороть академизм и натурализм. Тем не менее, сам Малевич сохранился в пустоте деклараций о «конце живописи» . На выставку «Ноль-десять» отозвался Бенуа А. Н. и назвал философию Малевича «царством не грядущего, а пришедшего Хама». В группе Малевича были его единомышленники и ученики: И. В. Клюн, О. В. Розанова, Н. М. Давыдова, Л. С. Попова, Н. А. Удальцова, К. Л. Богуславская, И. А. Пуни и многие другие. Тем не менее, общество «Супремус» так и не создали.
Художники супрематисты
Сам термин «супрематизм » возник в связи с похожим обозначением декораций из геометрической формы, которые созданны Малевичем к авангардистской опере «Победа над солнцем».
Позже, Малевич умышленно исправлял даты на своих произведениях, так как знал, что подобные композиции еще в 1892 г. создавал бельгиец А. Ван де Велде.
Абстрактное искусство в России возникло в результате распространения нигилизма и атеизма, кризиса гуманистических идеалов. Малевич находился в партии анархистов и принял большевистскую диктатуру в надежде на реализацию собственных идей «на всемирном масштабе». В Витебске в 1920 г. Малевич организовал УНОВИС (группа «Утвердителей нового искусства»). В 1923 году в Петрограде возглавлял ГИНХУК, но из-за конфликта с другими членами авангардного творчества вынужден был уйти. В 1923 году Малевич занимался «супрематическим объемостроением» и поиском «супрематического ордера».
Proun, Эль Лисицкий
Metronome, Ольга Розанова
Magazine cover design for Questions of Stenography, Любовь Попова
Согласно теории Малевича, черный квадрат являет собой «новое живописное пространство», которое вобрало в себя все предшествующее «пространство живописи», но одновременно отрицало его своей пустотой. Из «нуля форм» супрематисты пробовали проектировать новый геометрический мир цепочкой комбинаторных упражнений.
А. В. Луначарский определил Малевича «народным комиссаром ИЗО НАРКОМПРОСА» (отдел изобразительного искусства Народного комиссариата просвещения), но уже в 1930 году в Киеве выставку Малевича (художник родился возле Киева в польской семье) запрещают. Государственная власть сменила политику от поддержания «левого искусства» к его воспрещению и поощряет «правого» как «наиболее близкого народной массе». В 1935 году Малевич умер от рака в Ленинграде. В последние годы он жалел о своем нигилизме и отрекался от супрематизма.
4. Супрематизм и системы нового искусства
«Трамвай В» и «Последняя футуристическая»
Здравствуйте! У нас сегодня с вами лекция, посвященная рождению супрематизма Казимира Малевича. События, о которых я буду рассказывать, в основном связаны с одним годом – это 1915 год – и двумя выставками. Первая футуристическая выставка, так называемая первая, прошла в Петрограде и называлась «Трамвай В». И последняя футуристическая выставка, которая также произошла в Петрограде, но уже не весной, как «Трамвай В», а зимой в декабре. Это выставка «0,10», которая имела подзаголовок «Последняя футуристическая выставка». Вот между этими первой и последней футуристическими выставками произошли, наверное, самые важные в истории русского авангарда события. И не только в истории русского авангарда, но и в искусстве всего мира на самом деле. Но этого, конечно, еще тогда никто не знал, потому что к художникам, принимавшим участие в этих выставках, еще никто серьезно не относился.
Эти выставки, особенно «Трамвай В», вызывали смех, хотя проходили в очень солидных местах. Например, «Трамвай В» состоялась в Обществе поощрения художеств. До сих пор искусствоведы спорят, кто же там кого убедил в необходимости проведения этой выставки, на которую могли прийти даже великосветские особы, а также царские особы.
Эту выставку, конечно же, воспринимали в контексте Первой мировой войны, в этом нет никакого сомнения. Это второй год войны, и ощущение распада, ощущение того, что мир рушится, распадается на осколки, на обломки, уже овладевало умами. От этих выставок осталось не так много материалов, я имею в виду – фотографий в первую очередь. И каждая из таких издевательских чаще всего, ёрнических публикаций является сейчас ценнейшим документом.
В этой газетной вырезке вы видите своего рода полиптих, такой иконостас из четырех работ. Слева в верхнем углу – «Пробегающий пейзаж» Ивана Клюна, в центре – «Англичанин в Москве» Казимира Малевича, справа в верхнем углу – «Туалет» Ксении Богуславской, в самом низу – «Игроки в карты» Ивана Пуни. Обращает на себя внимание, конечно, кубофутуристическая эстетика, о которой я говорил, но очевидно, что художники пытаются выйти из абстракции. И это специфическая предметность, которая буквально выходит за пределы картины – Иван Пуни в своих «Игроках» вот так выталкивает рельеф вперед, чрезвычайно нагружая картину, а формы Малевича как будто бы написаны поверх картины иногда каким-то другим художником, т.е. картина аккумулирует в себя как будто не индивидуальный, а коллективный опыт.
Мы сейчас посмотрим ближе «Пробегающий пейзаж» Ивана Клюна. Это переосмысление кубофутуристической живописи, но уже в аспекте рельефа коробки. В этой коробке он располагает разноокрашенные деревянные фигуры. Мало того, видны даже фрагменты опоры электропередач. Кстати, игрушки такого типа, которые побуждают детей делать деревянные коллажи, существовали еще в викторианскую эпоху. Это тоже очень интересный момент, потому что в контексте игрушки эта вещь обретает радикальный смысл. Здесь картина становится какой-то другой формой, другим медиа.
Это Алексей Моргунов с «Композицией № 1», который показывал ее на выставке «Трамвай В». Красный квадрат здесь, можно сказать, предвосхищает работы Казимира Малевича супрематического времени, но Моргунов и Малевич в это время очень близко общались. Они устраивали совместные выходы с красными ложками в Москве и в Петрограде уже, устраивали перформансы. И Моргунов уже знал, он видел оперу «Победа над Солнцем», очевидно, где эти формы уже присутствовали на декорациях.
У Ивана Пуни (это «Композиция № 15») очевиден такой материальный аспект композиции. Но все фрагменты коллажей он здесь дополнительно окрашивает, т.е. он здесь играет фактурой на стыке ощущения иллюзорной и реальной формы.
«Трамвай В» был таким набором разного рода радикальных выходок. Он был анархической выставкой, скорее всего, по своему характеру, в отличие от выставки «0,10». Чуть позже я объясню, почему. В 1915 году происходит именно выброс вот таких идей.
Сейчас вы видите «Мышеловку» Василия Каменского, поэта-футуриста. Здесь форма мышеловки превращена в подобие уже скульптуры, причем скульптуры антропоморфной. Вверху вы видите голову, в нижней части, там, где непосредственно мышеловка находится, подобие человеческой фигуры. Вот что это? Это отсылка к иконе, отсылка к портрету, абстрактная композиция? Сразу несколько статусов возникает.
Для сравнения работа Натана Альтмана. Хотя сейчас искусствоведы спорят, его ли это вещь, она слишком проста для его кубистической пластики. Но важно, что Альтман (или кто-то другой) использовал здесь бытовые предметы. Это фрагменты мебели, переосмысленные как скульптурные композиции. Параллельно в Цюрихе появляется интернациональная группа дадаистов. Они устраивают перформансы, поэтические чтения. Марсель Дюшан уже работает с эстетикой ready-made – это параллельные процессы. Но русский авангард в это время уже пытается совершить следующий рывок. Интересно, что сейчас о таких предметах, которые вы сейчас видите, обычно судят в контексте дада, якобы дада в России наклевывался, но не состоялся. На самом деле русские авангардисты очень быстро так вот проскочили дада через поэтическую заумь и пытались на самом деле закрыть тему, а не открыть ее.
Событием выставки «Трамвай В» были картины из серии «Алогизм форм» Казимира Малевича. Эта красная ложечка в верхней части картины, конечно, намек на их выходки и выходы в город с красными ложками в петлицах. Плюс сабли, знаки… Эта красная стрелка, опускающаяся вниз – намек на военные действия и, возможно, еще и пародия на бесконечные такие динамичные векторы в композициях Василия Кандинского и художников, которые работали еще в эстетике такой свободной динамичной абстракции. Но сталкиваются пилы, и зубья пилы за головой у англичанина здесь перекликаются с рыбьими плавниками, которые также чрезвычайно агрессивны.
Или «Композиция с Моной Лизой» 1915 года, которая возбуждает сейчас всех искусствоведов, потому что она создана еще до «Композиции с Моной Лизой» Марселя Дюшана. Малевич сталкивает, как во всех картинах из серии «Алогизм форм», элементы разных изобразительных языков. «Черный квадрат» уже есть, есть тексты, есть S-образные изгибы и перпендикуляры, связанные с синтетическим кубизмом, и важно, что Малевич в «Алогизмах» осознает все композиционные элементы как элементы языка, что впоследствии на выставке «0,10» приведет его к унификации элементов и созданию системы. Вот это важно понимать. Если бы Малевич оказался в Цюрихе и стал бы дадаистом, он не совершил бы такой рывок, какой он сделал в супрематической системе.
Выставка «0,10» и серия К. Малевича «Супрематизм живописи»
Вы сейчас видите афишу последней футуристической выставки картин «0,10» на Марсовом поле – это в самом центре Санкт-Петербурга. Это несколько комнат, которые были отданы художникам. 17 художников принимало участие в этой выставке, включая не только художников, но и поэтов, в частности, Василия Каменского.
Фотографий от «0,10» осталось немного. В частности, сейчас вы видите на фоне экспозиции Казимира Малевича сидящих Ольгу Розанову (слева), Ксению Богуславскую (в центре) и Казимира Малевича. Вы видите, что они выглядят вполне так солидно, и эта солидность контрастировала с тем, что они показали на выставке. Это был такой явный-явный контраст.
Из публикаций – пожалуй, единственная заметка с композициями Ивана Клюна, Ольги Розановой и Ивана Пуни. Работы Ольги Розановой, мы еще увидим их в эскизах, не сохранились, как и скульптурная композиция Клюна, и были очевидным уже таким вот радикальным экстремистским жестом по отношению к картине.
Эта фотография опубликована, наверное, во всех уже историях искусства второй половины ХХ века. Экспозиция Малевича на выставке «0,10», на которой он показал, как до сих пор думали, впервые свою серию «Супрематизм живописи». В правом нижнем углу видна бумажка, даже не этикетка, а бумажка с названием всей этой серии. Хотя сейчас есть мнение, что первые «Супрематизмы» были показаны еще на выставке артели «Вербовка», но об этом я расскажу отдельно.
Что это такое? Экспозиция Малевича выглядит очень цельно, как единая пространственная композиция. В красном углу висит «Черный квадрат», к которому вот так вот с разных сторон тяготеют, по закону всемирного тяготения, картины и отдельные формы. Композиция явно угловая, т.е. строится от угла, так чтобы сбалансировать все составляющие этой экспозиции. Этот уровень мышления все-таки уже отличал Малевича даже от его художников-соратников или художников, делавших авангардистские выставки в 10-е годы. Чаще всего помещения были небольшие, картины висели шпалерно, вплотную друг к другу, как на выставках «Бубнового валета». А Малевич здесь, что очень важно, воспринял картину скорее даже как строительный материал, потому что в каждой картине есть своя композиция, но эта композиция – лишь часть общей композиции. «Черный квадрат» – это камертон для всей композиции Малевича.
И впоследствии уже и художники, в частности, американские 60-х годов, которые увидели фотографию выставки «0,10», иногда у меня ощущение, что они вытащили из фотографии все. Они вытащили оттуда стул, как Джозеф Кошут, сделали тексты художественным событием, потому что тексты вместо произведения появляются в конце 60-х, но всем этим они были обязаны русскому авангарду. Т.е. каждый элемент этой фотографии, каждый объект, представленный в ней, воспринимался как эстетическое событие.
Я покажу несколько работ, связанных с серией «Супрематизм живописи». Конечно, «Черный супрематический квадрат». Он именно так называется: «Черный супрематический квадрат». Главное, знаковое произведение. Не обращайте внимание на кракелюры, за которые так цепляются все: это результат времени, результат того, что Малевич прокрасил поверхность картины, не дав высохнуть нижним слоям.
В конце 20-х годов, когда он готовил выставку в Третьяковской галерее, он попробовал пореставрировать этот «Черный квадрат», у него ничего не получилось, и он написал новый. Поэтому в собрании Третьяковки два «Черных квадрата» – первый, 1915 года, и третий, 1929-го. Всего их пять вместе с фрагментами «Архитектонов». Это квадратная такая форма, на которой изображен черный квадрат, из Центра Помпиду. Красненькие разного рода оттенки, которые просвечивают через кракелюры – это остатки похожей композиции. Сейчас этот «Квадрат» просветили рентгеном, два года назад, обнаружили там фрагменты композиции, такой похожей на те, что можно видеть в серии «Алогизмы форм». Т.е. Малевич использовал предыдущий холст и закрасил буквально этой самой черной формой.
Не стоит искать в ней какого-то символа. Это элементарный контраст черного и белого, такой базовый контраст, потому что между черным и белым есть весь цветовой диапазон. Малевич сознательно пытался представить картину как единую форму, как картину, в которой живописная идея, как ему казалась, проявляется сама по себе. Он освободил живописную идею. Живописная идея – это что? Это контраст.
И как работает эта форма? Если мы удержим в глазах все четыре угла, мы увидим, что в один момент восприятия форма как будто бы уходит в пространство, появляется ощущение трехмерной иллюзии, и возвращается на плоскость. А она не пространство и не плоскость! Эта картина, «Черный квадрат», так вот «залипает» между вторым и третьим измерением. Малевичу казалось, что этот эффект создает новое пространство, новое, четвертое измерение. Он говорил о четвертом измерении. О четвертом измерении говорили еще кубисты французские. Первые выкладки теории Эйнштейна были опубликованы в 1905 году, и конечно, мало кто что в ней понимал, но всем художникам понравилась идея четвертого измерения.
Генеалогия «Черного квадрата»
И откуда взялась сама структура? Да, считается, что в эскизе к опере «Победа над Солнцем» 1913 года появляется уже структура картины, которая станет впоследствии «Черным квадратом». Да, это видно, потому что базовый элемент здесь – квадрат в квадрате, он есть здесь в эскизе декораций или в «Заметках».
Вот тоже: ничтожное количество «Заметок» связано с оперой «Победа над Солнцем», и вы видите, как на этой даже плохой фотографии доминирующие элементы, вот эти разноокрашенные плоскости… Ну, на черно-белой фотографии они черные… Вот так вот свободно летают в пространстве и даже доминируют над актерами. Актеры здесь скорее часть общей структуры, потому что Малевич как художник строил живую картину, он хотел сделать актеров элементами структуры, но ему было важно, чтобы эта структура была динамичной. В кубизме ему не хватало динамики.
Еще один эскиз к «Победе над Солнцем». Да, это самый натуральный кубофутуризм, о котором я рассказывал, но с доминантами – вот этими летящими формами. Малевичу оставалось, в общем, совсем немного, чтобы буквально ластиком стереть эту самую сумбурную структуру и освободить формы, взвешенные уже в свободном пространстве, которое воспринимается как потенциально бесконечное.
В связи с этим имеет смысл напомнить о Жорже Браке. Это Жорж Брак, «Композиция с коллажами» 1913 года. Похожая вещь, но выхода у Брака не произошло, все-таки и Брак, и Пикассо остались в традиционных жанрах, даже сильно модифицированных – портрет, пейзаж и натюрморт.
Здесь это случилось. Это случилось через два года, в 1915 году.
Конечно, сейчас только ленивый не вспоминает о «Черных квадратах» предшественников Малевича. Альфонс Алле, «Битва негров в подвале глубокой ночью» – это серия литографий 1883 года. Альфонс Алле не был художником, он был журналистом, эксцентриком, и в кабаре «Ша Нуар» («Черный кот») возникла группа эксцентриков. Среди них был композитор Эрик Сати, были художники, но это была группа мужчин, которые весело проводят время. Они называли себя фумистами, от слова «курить». Что курили – сейчас трудно сказать, но они устраивали разные публичные действа. И дадаисты, и французские сюрреалисты считали их впоследствии своими предшественниками. Это такая легенда европейского модернизма – фумисты конца XIX в. Но они шутили. Конечно, то, что было шуткой в XIX в., может стать программой и политикой в ХХ, но Альфонс Алле, создав серию своих игровых картинок, не создал системы. Это все-таки эксцентрическая шутка.
И если бы Малевич пошутил своим «Черным квадратом», а не представил серию, не представил программы, возможно, этот «Черный квадрат» стал бы такой же шуткой, как и у Альфонса Алле. Интересно, что в начале 20-х годов, когда «Черный квадрат» висел в Музее живописной культуры в Москве, кто-то из шутников карандашиком или чем-то написал на картине над черным квадратом: «Битва негров в подвале». Фрагменты этой надписи видны на рентгенограмме, но это явно был не Малевич. Скоро, возможно, экспертиза подтвердит, что это не почерк Малевича, это кто-то из зрителей вот так вот пошутил над картиной. Малевич впоследствии эту надпись на своей картине замазал.
Элементы супрематических композиций
Сейчас мы увидим несколько композиций других. Это «Супрематическая композиция». На слайде можно видеть остатки первичного графического рисунка. Малевич часто делал маленькие графические рисунки. Он придумывал композиционные идеи, которые впоследствии воплощал. Обратите внимание, здесь явное столкновение масштабов. Группа красных в масштабе меньше, чем три черные формы. И хотя красный должен всегда выходить вперед зрительно, он раздражитель, это первое, что привлекает внимание, а черный должен уходить назад, на самом деле оказывается, что красные у нас позади, причем ощущение, что они находятся очень глубоко, где-то далеко в картине. А потом возвращаются обратно, потому что в один момент восприятия доминируют черные, в другой – красные. Отсюда динамика, отсюда свободное равновесие форм, которое то тяготеют, то отталкиваются друг от друга.
Малевич – художник польского происхождения, и он, конечно, много впитывал в себя разного визуального материала, но его без иконы представить сложно. Я сейчас покажу два образца икон. Малевич, безусловно, относился к иконе формально, как к системе элементов, Вот таких зеленых, как в этой житийной иконе. Небесные светила, Солнце и Луна, две сферы. Он из иконы вывел принцип канона, но только уже освобожденного от изображений.
И икону, конечно, можно так считывать. Круги – это первое, что привлекает внимание в иконе, зритель втягивается в ритм и далее погружается в медитацию. Малевич икону вспоминал часто. И без традиции иконы невозможно представить себе выход Малевича в супрематизм из кубофутуризма. Все-таки здесь было определяющим влияние канона и рождение этой истории из канона русской иконы, как и в случае с Кандинским, который много обращался к теме Страшного суда в иконах, фресках и лубочных картинках.
«Супрематическая живопись с черной трапецией и красным квадратом» 1915 года, а также на выставке «0,10» – это уже более сложная композиция с опрокинутой архитектоникой, т.е. у нее легкий низ и тяжелый верх. Казалось бы, она должна опрокинуться, но трапециевидная черная форма вдруг становится динамичной. И еще раз обратите внимание, как Малевич играет масштабами, потому что цвет ему на первом этапе нужен только для контраста, для того, чтобы двигать эти формы, дополнительно раздвигать их в пространстве. А масштабы – для того, чтобы создавать ощущение многомерности. Вот как только он разбил кристаллическую решетку, он вышел в многомерность.
Супрематизм как программа
Были и провокативные названия. Вот «Футболист в четырех измерениях». Здесь очень важно четвертое измерение. Малевич о нем думал и считал, что супрематизм – четвертое измерение. Здесь можно даже вот так вот увидеть параболу якобы фигуры, которая гонит мяч, вот так вот буквально воспринимать эту вещь. Но и Малевич в виде этого самого зеленого шарика дает зрителю некую образную зацепку. На самом деле он хочет показать, что любая форма в другом измерении становится, конечно, непохожей на себя. Это другой мир, который существует по своим законам, это мир освобожденных живописных форм или, как иногда Малевич их называл, живописных идей. «Суприм» – высший. Что такое «суприм»? Это живопись, которая лишилась всех идеологических изобразительных нагрузок и стала чистой живописью.
Живописный реализм «Крестьянки в двух измерениях». Здесь видно, что это не красный квадрат, это красная трапеция. Малевич специально задирает правый верхний угол, чтобы форма вот так вот начала выходить, вырываться за пределы белого квадрата, чтобы форме было неспокойно, чтобы восприятие зрителя оживилось в этот момент. Удивительное ощущение от этих работ Малевича! Трехмерные иллюзии знали, были даже учебники уже в начале ХХ в., как второе измерение превратить в 3D. У Малевича это не картинки-обманки, надо иметь в виду, эти формы именно залипают между вторым и третьим. Они не уходят в пространство, вот такое зависание между измерениями и создает эффект напряжения, эффект мощного контраста, эффект силы.
Плюс Малевичу очень важно, чтобы зритель эту форму ощутил и глазами, и телом, ощутил, как она режет это пространство, и после этого уже не скользил в картинах от точки к точке, как мы это делаем в случае бытового восприятия. Мы так устроены, что у нас взгляд вот такой хищнически-прагматичный, мы от предмета к предмету оцениваем пространство. А вот оценить пространственную форму нам уже в силу такой прагматики сложно. А картины «Квадраты» Малевича – это прекрасные камертоны.
И в программном тексте 1916 г. «От кубизма и футуризма к супрематизму» Малевич пишет о своей новой системе. Он ее оправдывает, он говорит о торжестве чистой живописной идеи. И важно подчеркнуть: вы видите новый живописный реализм, это никакой не абстракционизм. Реализм с точки зрения жизни форм на плоскости и в пространстве. Вот в чем их реальность! Реальны эти формы, а не то, что изображено в картине. То, что изображено в картине, не реальность, это, в общем, все понимают, но тем не менее рады обмануться. И Малевич это понимал. Он был человеком философского склада, без систематического образования, но очень много читавший, много в себя впитывавший, и в его текстах разные встречаются выходы – и в ницшеанство, и в космизм. Космос – еще одна важная идея, и в связи с супрематизмом Малевича космос вспоминают часто, потому что четвертое измерение – это один образ, а второй образ – это пространство космическое, в котором формы уже находятся в состоянии невесомости. Кстати, о невесомости Малевич тоже писал много.
Беспредметные композиции и конец артистизма
Это «Супрематизм. Беспредметная композиция». Обратите внимание, что в левой части небольшой синий квадрат в сочетании с черным полукругом создают интересный цветовой эффект. Синий как черный, черный как синий. Важно понимать, что Малевич – живописец. Малевич пытается сбалансировать эти цветовые плоскости таким образом, чтобы они, конечно, друг друга дополняли и обогащали. Поэтому красный уже воспринимается скорее как розовый, и это дополнительные контрасты.
«Четыре квадрата». Форма, которая, казалось бы, обладает элементарной шахматной структурой, всем понятной. Но здесь опять же Малевича интересует эффект формы пространства. В один момент мы воспринимаем белый как форму, в другой – черный как форму. И забываем о квадрате, потому что появляются два белых квадрата, образуя динамичную диагональ, и, соответственно, два черных – это еще одна диагональ в картине. Картина как будто бы расходится, раскладывается, она раскрывается, она выходит за пределы, отведенные ей. Не случайно у Малевича не было рамок, Малевич не подписывал работы, потому что это объективное взаимодействие форм. Это вещь, которая содержит в себе авторство в идее, авторство в системе, но это вещи, которые уже работают независимо от автора.
Т.е. в каком-то смысле Малевич, особенно в середине 10-х годов, рисковал пожертвовать авторством во имя вот этой общей универсальной идеи. Вот универсализм Малевича – это новый совершенно путь, потому что до Малевича все-таки концепция артистизма имела место, артистической работы над картиной. Все следы этой работы Малевич стер во имя создания системы. «Живописный реализм мальчика с ранцем» (так называется эта картина), «Красочные массы в четвертом измерении», игры квадратов, находящихся как будто на большом расстоянии друг от друга.
И «Автопортрет в двух измерениях», очень похожий по структуре на предыдущую вещь. Вы видите, что он иногда делает почти одно и то же: он варьирует эти формы.
И предел вариаций мы можем видеть в «Супрематической композиции», где сразу множество трапеций вот так вот как будто рассыпаны на плоскости. Но как только мы уже немножко адаптировались к картине, мы видим, как каждая из этих трапеций вдруг начинает плыть, определяться, именно определяться в этом потенциально бесконечном пространстве.
Поскольку вы уже «пристрелялись» к супрематическим композициям, я предлагаю вам эту работу Михаила Нестерова «Портрет дочери» 1913 года оценить как супрематизм. Конечно, в структуре модерна уже присутствовали все эти отношения, эти ритмы. Фигура – это черный прямоугольник, который так перерезает соответственно четыре горизонтальных прямоугольника. Малевич анализировал разные картины разных эпох именно как системы распределения форм и плоскостей в картине. Он считал, что здесь, конечно, имеют место все формальные аспекты, но они нагружены, они задавлены эстетикой изящества, эстетикой прекрасного, когда мы уже думаем о девушке, о кнутике, о дорожке, но забываем о структуре. Эта структура, она уже внутри картины, она не чувствуется. Малевич ее обнажает.
Цвет и свет в супрематизме
И отсюда такое ощущение свободы внутри, казалось бы, очень жесткой системы. Сейчас я показываю вам «Супрематическую композицию» уже 1916 года, не 1915-го, как на «0,10», чтобы вы себе представили, куда он развивался. Да, он усложнял цвет, усложнял цветовую палитру, разнообразил ее всячески.
И количество элементов увеличивается сначала, а потом – вот посмотрите «Супрематизм № 58» 1916 г. – появляется монохромность. Малевич сближает все формы, чтобы углубить пространство.
И движение от форм ярких, от форм, которые режут пространство в сторону глубины, в сторону монохромности. Для себя Малевич делает вывод: живописцы боятся открытого цвета. Отсюда формы, которые уже тают в пространстве, как в композиции 1917 г. Вот он, вектор движения. Здесь вы не видите уже ни одного спектрального цвета. Не красный, а оранжевый, не зеленый, а такие салатовые, серые цвета вместо черных, черный уже только этот прямоугольник, и то он зыбкий.
И тема, которая важна для Малевича в это время – появляется это «Белое на белом». Это композиция 1919 г. И «Белым на белом» заканчивается, по сути, его история живописного супрематизма. Эти работы, три из них в этой серии находятся в Амстердаме, в Stedelijk Museum, они висят вместе. Это белые картины, которые излучают невероятный свет, потому что очевидного контраста в них нет, но этот контраст тем не менее пережит. Он пережит Малевичем в ситуации очень близких по цвету форм. Это, в общем, можно сказать, тот же «Черный квадрат», но только в монохромной ситуации.
Вот так Малевич на самом деле развивал свое живописное и пространственное восприятие. Он достиг пика живописного супрематизма в 1919 году, а после этого ему оставалось адаптировать супрематизм к новым социальным, политическим и культурным условиям. Это следующая история, уже связанная с конструктивизмом.
Вслед за Малевичем и прочь от него
Что касается выставки «0,10», то она включала в себя, конечно, работы единомышленников. Их нельзя представлять себе прямо такими уж друзьями, потому что любая продуктивная среда художников – это не партия, это среда оппонентов, которые могут иногда довольно агрессивно нападать друг на друга. И Попова, которая показала свои «Образцы пластической живописи», она их так называла, как «Натюрморт с кувшином»… Попова, Розанова и Удальцова, по сути, отгородились от Малевича в отдельную комнату и повесили табличку «Кабинет профессиональных живописцев». Что они имели в виду? Что Малевич ничего не умеет, что Малевич выскочка, что он несерьезными вещами занимается.
Но удивительно другое. Уже в 1916–1917 годах Любовь Попова делает супрематизм. Вот это композиция 1916 года. Вот так вот. «Профессиональный живописец». И вслед за Малевичем устремляются все остальные. Это удивительно. Они увидели в Малевиче систему, которая их будет отличать от французского искусства. (Попова училась во Франции, как вы помните.) И это знак идентичности. Это новая система, новое ощущение пространства.
И Попова в своей композиции 1916 года, которую вы сейчас видите, что хочет сказать? Она хочет сказать: «Я как Малевич, только лучше». Потому что эти квадраты может, в общем, каждый делать, вопрос, как ты их делаешь. Попова здесь свой черный квадрат разворачивает в трапецию так, что в правом нижнем углу этой трапеции, вы видите, она как будто вырывается из картины. И она говорит: «Ну, Малевич создает традиционные глубокие иллюзии в картине, иллюзорные пространства. Я картину выталкиваю вперед. И поэтому я подкладываю эту красную форму, чтобы черное вообще выпрыгнуло в реальное пространство!» Вот к этому она стремится.
Сейчас, когда эти картины… Да, они уже от времени потемнели, они заключены в киоты – гробики такие деревянные, этот эффект уже ослаблен, безусловно. Но нам нужно немножко абстрагироваться, иногда полезно картинки и в компьютере посмотреть в сравнении с оригиналами, чтобы представить себе первоначальную идею этих художников. И Попова работает именно в реальном пространстве. Не случайно ей так важны были эти рельефы. Малевич рельефами не занимался.
И еще одна композиция: «Живописная архитектоника». Она это называла «Живописные архитектоники». У нее гражданским мужем был Александр Веснин, архитектор, и они вот так обогащали друг друга живописью и архитектурой, т.е. структурное мышление у Поповой – именно структура. Т.е. Малевич все-таки от пространства к форме. Попова работает с формами и работает с пространственными формами на плоскости, формами, которые она именно выталкивает, выдавливает в реальное пространство.
Т.е. рельеф для нее очень важен. Впоследствии она будет «врезать» эти формы друг в друга. Принцип врезания этих форм дает свет и вращение.
Ольга Розанова. Вы видите работу «Рабочая шкатулка», которую она показывала на выставке «0,10». Это вариант, можно сказать, не картины, а ассамбляжа. Обратите внимание, они все на выставке «0,10» – не случайно она называется «последняя футуристическая выставка» – хотят прикончить футуризм, хотят начать что-то другое. И здесь они переосмысляют вообще принцип картины. Розанова использует коллаж, но очень ограниченно, она скорее больше имитирует иллюзорные предметы, натуралистичные предметы на плоскости. Т.е. она вообще уходит от абстракции в данном случае.
У Розановой на Малевича был зуб очень серьезный. Она была уверена до конца жизни, что Малевич украл свой супрематизм у нее, когда увидел ее коллажи к книге Алексея Крученых «Вселенская война». Коллажи создавались в аккурат в конце 1915 – начале 1916 года, и коллажи эти да, немножко напоминают супрематические композиции.
На самом деле мне кажется, что они напоминают скорее позднего Анри Матисса начала 50-х, декупажи Анри Матисса. Да, вот этот принцип свободной компоновки форм у Розановой здесь виден. Но Розанова, как художник импульсивный, выбрасывалась, выбрасывала сразу несколько открытий. Малевич создал систему.
У Розановой основными вот такими событиями выставки «0,10» стали картины-предметы: «Автомобиль» и «Велосипедист». Сейчас вы видите эскизы этих картин. В левой картинке, присмотритесь, написано, что к картине нужно привязать кирпич, желательно булыжник. Это были крайне радикальные такие выходы из картины. Или в правой части вы видите, что картина должна именно включать в себя предметные формы, сильно выступающие за ее пределы.
Розанова именно фонтанировала идеями, а Малевич создал систему. И когда Розанова стала осваивать в 1916 году супрематизм… Вот сейчас вы видите «Беспредметную композицию. Супрематизм». Казалось бы, как она могла пойти по пути Малевича? А пошла. Ну, во-первых, она была убеждена, что это ее система. Но обратите здесь внимание: все-таки опыт работы над книжками, над коллажами даром не прошел. Она все равно по плоскости стелется, в отличие от Малевича, который именно уравновешивает, балансирует эти формы в пространстве.
Розанова это, конечно, понимала. В ее картинах 1917 года, в серии «Цветопись», она пытается далеко уйти от Малевича, так, чтобы и близко его не было.
И в «Беспредметной композиции», и особенно в «Зеленой полосе», где форма и пространство как будто впитывают друг друга, форма пропитывает пространство и впитывает в себя пространство, – вот эти вещи предвосхищают американскую живопись цветовых полей 40–50-х годов. В связи с ними вспоминают, конечно, и Ротко, и Барнетта Ньюмана, и всех остальных. Розанову они не знали и знать не могли в 40-е годы, когда начинали, но она определила этот путь, это направление – живопись цветовых полей.
Надежда Удальцова на выставке «0,10» 1915-го года. Она все-таки находилась еще в кубистической системе и, в общем, и считала себя кубисткой. Вот в этой работе «У пианино» очень интересно: бытовая, можно сказать, сцена разыграна скорее как композиция с евангелистами. Такое возникает здесь иконное измерение.
А вот картина «Новь» - это газеты. Обытовление происходит у нее в композиции. Но они очень изящные. Она все-таки находится еще в ситуации такого синтетического кубизма.
Но «Кухня» - самая масштабная ее работа 1915 года – уже включает в себя и бытовые предметы, и важно, как она резко нарезает эти плоскости. Картина – как система всплывающих окон. Вот это уже действительно выход, контрастный, жесткий. Она именно жонглирует плоскостями, которые как в слайд-шоу по кругу начинают проходить, и картина раскрывается. А иногда и разламывается здесь.
Были на выставке «0,10» и более спокойные вещи, как вот эта «Скрипка».
Это художник Михаил Меньков, который переосмыслил эстетику кубофутуризма, такого динамичного вращения этих форм – это видно – уже в аспекте света. Менькову важен пустой центр, который вот так зрителя немножко ослепляет и начинает поглощать все формы в картине от центра к периферии.
Это еще один выход у Менькова наметился. Вы видите, что каждый художник – участник выставки «0,10» ищет выхода из кубофутуризма. В данном случае Меньков – через свет.
Иван Пуни выстреливает серией работ, где текст вдруг захватывает часть композиции. Эта работа называется «Парикмахерская». И вдруг все остальное уже мы считываем как текст.
Пуни, «Супрематическая композиция» 1915 года. Обратите внимание, она скорее напоминает коллажи Розановой на тему «Вселенской войны». Это скорее Пуни подсмотрел. Но у Пуни, в отличие от Малевича, формы граненые, вот такие трехмерные, тридэшные.
А 1915 год у него обозначен серией вот таких анархических картин, каждая из которых – единственная в своем роде. Вот эта называется «Бани».
А эта – «Белый шар», тоже 1915 года. Пуни, возможно, экспонировал его на выставке «0,10». Это картина-объект, это картина-скульптура.
И продолжением этого станут рельефы 1916 года. Этот рельеф чрезвычайно прост, но как бы эффективен как самострел, потому что раскрашенные деревяшки здесь сопоставлены с пастозными фактурными прямоугольниками и мы не понимаем уже, где форма, где иллюзия. Ну, вот такая антииллюзия появляется. Плюс сама поверхность фактурная. Т.е. в 1916-м Пуни скорее такой антималевич, он провокатор, он издевается над супрематизмом Малевича, приклеивая и приколачивая эти деревяшки.
А вот «Музыкант» Клюна – это вариант опредмеченной кубистической композиции. Это еще один выход.
И Вера Пестель в композиции, правда, уже 1916 года, это уже не «0,10», это немножко позже. Сейчас трудно догадаться, что она так представила себе Владимира Татлина, и скорее Владимира Татлина через его рельефы. Эта композиция называется «Татлин с бандурой».
Альтернатива Татлина
Татлин – это экспонент выставки «0,10», один из главных солистов. Он был альтернативой Малевичу и хотел изо всех сил представить эту альтернативу. Что это была за альтернатива? Вот посмотрите, рисунок 1913 года, называется «Мадонна». Тут Татлин переосмысляет каноническую композицию Мадонны с младенцем уже в кубистическом ключе. Там головы видны и ножки младенчика вот такими изгибами идут.
Он был близок сначала к Михаилу Ларионову, потом последовал разрыв и кризис, который Татлин преодолел, по его собственным словам, во время путешествия в Париж в составе дягилевской труппы, где он исполнял роль статиста-бандуриста. Он встретился с Пабло Пикассо с его мастерской и удивился его рельефным гитарам. Сейчас вы видите фотографию в мастерской Пабло Пикассо. Это не Татлин делал, фотография другого происхождения, но она показывает, как Пикассо создавал элемент пространственного коллажа уже. Вот от этих пространственных коллажей происходят контррельефы Татлина. Но коллажи Пикассо все равно изобразительны.
В Москву Татлин возвращается с идеей живописного рельефа. Вот это живописный рельеф 1914 г. В нем нет ни одного изображения. Ничего не красим, все только находим: кожи, металлы на деревянной основе. Эту работу, кстати, очень интересно экспонировать: она зависит от условий освещения. В одних условиях будет полный треш, в других – изысканное, чуть ли не ювелирное изделие, потому что Татлин живописец и все особенности и изыски натуральной деревянной фактуры он вводит в игру с плоскостями. И Татлин, конечно, говорил, что «ну вот эти мои, эти прямоугольники Малевича. Я не картинки рисую, я конструктор, я конструирую эти вещи. И у меня никакой абстракции нет, у меня искусство конкретное».
В его контррельефах 1915 г., которые он показал на выставке, используя бытовые предметы, используя найденные вещи, наметился выход уже за пределы картины и выход вообще из принципа рисования. Все-таки все художники, которых я показал – рисовальщики. Татлин – конструктор. Некоторые эскизы его работ сохранились, но вот этот принцип конструирования вместо рисования определил уже всю судьбу художественной культуры ХХ в. Конструирование 20-х годов.
Интересно, что Татлин в 1915 г. работал над эскизами к опере Вагнера «Летучий голландец». Никто не может сказать сейчас зачем, заказов ему на «Голландца» никто не давал. Он создавал эти композиции с мачтами, очень иногда жесткие, графические. Или вот как эту живописную – это целый лес мачт. И есть связь между эскизами к этой опере и жесткими конструкциями Татлина в это время. Возможно, он представлял себе некое сценическое действо с контррельефами, хотя, по-моему, ничего подобного не описывал. Но вот «Голландец» – это его такая романтическая идея выхода вообще за пределы не то чтобы картины, а вообще художественной деятельности.
Большинство контррельефов, которые он показал на выставке «0,10», не сохранилось. Только фотографии. Иногда по этим фотографиям осуществляются реконструкции, но смотреть на них больно, потому что Татлин представлял, как вы видите, целые комплексы форм. Опять же угловая форма, как у Малевича. «Квадрат» в углу, контррельеф тоже угловая форма, потому что нужно связать форму и пространство друг с другом.
И эти комплексы форм представляют собой опредмеченную кубистическую развертку, но уже в реальном пространстве, а не в иллюзорном.
И этот контррельеф… Вот почему «Летучий голландец»? Корабли. Кстати, образ моряка очень важен для него. Мачты, конструкции с канатами, чтобы охватить как можно больше пространства.
Вот этот контррельеф сохранился и на фотографии с выставки «0,10», и в Русском музее. Он дошел до нас, и, кстати, можно оценить, как все-таки с взглядом, наметанным на живопись, Татлин эти фактуры металлические здесь сравнивает. А канаты ему нужны, чтобы формы уже оторвать от плоскости. С этой историей конструирования у нас начинается следующая эпоха – эпоха конструктивизма. Из таких вот пластических упражнений рождаются новые формы архитектуры и новые формы пространственного мышления, о которых мы поговорим с вами в следующий раз.