Кабала святош краткое содержание по действиям. Основная тема «Кабалы святош» Булгакова

Михаил Булгаков

Кабала святош

Драма в четырех действиях

Rien ne manque a sa gloire,

II manquait a la notre .

[Для его славы уже ничего не нужно.

Но он нужен для нашей славы (фр.).]

ДЕЙСТВУЮЩИЕ:

Жан-Батист Поклен де Мольер - знаменитый драматург и

Мадлена Бежар

Арманда Бежар } - актрисы де Мольера

Мариэтта Риваль

Шарль-Варле де Лагранж - актер, по прозвищу "Регистр".

Захария Муаррон - знаменитый актер-любовник.

Филибер дю Круази - актер.

Жан-Жак Бутон - тушильщик свечей и слуга Мольера.

Людовик Великий - король Франции.

Маркиз д"Орсиньи - дуэлянт, по кличке "Одноглазый, помолись!".

Маркиз де Шаррон - архиепископ города Парижа.

Маркиз де Лессак - игрок.

Справедливый сапожник - королевский шут.

Шарлатан с клавесином.

Незнакомка в маске.

Отец Варфоломей - бродячий проповедник.

Брат Сила } - члены Кабалы Священного писания

Брат Верность

Ренэ - дряхлая нянька Мольера.

Члены Кабалы Священного писания в масках и черных

Придворные Мушкетеры и другие.

Действие в Париже в век Людовика XIV.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

За занавесом слышен очень глухой раскат смеха тысячи

людей. Занавес раскрывается - сцена представляет театр

Пале-Рояль. Тяжелые занавесы. Зеленая афиша с гербами и

орнаментом. На ней крупно:

"КОМЕДИАНТЫ ГОСПОДИНА..." и мелкие слова. Зеркало.

Кресла. Костюмы. На стыке двух уборных, у занавеса,

которым они разделены, громадных размеров клавесин. Во

второй уборной - довольно больших размеров распятие,

перед которым горит лампада. В первой уборной налево

дверь, множество сальных свечей (свету, по-видимому, не

пожалели). А во второй уборной на столе только фонарь с

цветными стеклами. На всем решительно - и на вещах и на

людях (кроме Лагранжа) - печать необыкновенного события,

тревоги и волнения. Лагранж, не занятый в спектакле,

сидит в уборной, погруженный в думу. Он в темном плаще.

Он молод, красив и важен. Фонарь на его лицо бросает

таинственный свет. В первой уборной Бутон, спиною к нам,

припал к щели в занавесе. И даже по спине его видно, что

зрелище вызывает в нем чувство жадного любопытства. Рожа

Шарлатана торчит в дверях. Шарлатан приложил руку к уху

Слушает. Слышны взрывы смеха, затем финальный раскат

хохота. Бутон схватывается за какие-то веревки, и звуки

исчезают. Через мгновение из разреза занавеса

показывается Мольер и по ступенькам сбегает вниз в

уборную. Шарлатан скромно исчезает. На Мольере

преувеличенный парик и карикатурный шлем. В руках палаш.

Мольер загримирован Сганарелем - нос лиловый с

бородавкой. Смешон. Левой рукой Мольер держится за

грудь, как человек, у которого неладно с сердцем. Грим

плывет с его лица.

Мольер (сбрасывая шлем, переводя дух)

Сейчас. (Подает стакан.)

Фу! (Пьет, прислушивается с испуганными глазами.)

Дверь распахивается, вбегает загримированный Полишинелем

дю Круази, глаза опрокинуты.

Дю Круази

Король аплодирует! (Исчезает.)

Суфлер (в разрезе занавеса).

Король аплодирует!

Мольер (Бутону).

Полотенце мне! (Вытирает лоб, волнуется.)

Мадлена (в гриме появляется в разрезе занавеса).

Скорее! Король аплодирует!

Мольер (волнуясь).

Да, да, слышу. Сейчас (У занавеса крестится.) Пречистая Дева, Пречистая Дева! (Бутону.) Раскрывай всю сцену!

Бутон опускает сначала занавес, отделяющий от нас сцену,

а затем громадный главный, отделяющий сцену от

зрительного зала. И вот она одна видна нам в профиль.

Она приподнята над уборными, пуста. Ярко сияют восковые

свечи в люстрах. Зала не видна, видна лишь крайняя

золоченая ложа, но она пуста. Чувствуется только

таинственная, насторожившаяся синь чуть затемненного

зала. Шарлатанское лицо моментально появляется в дверях.

Мольер поднимается на сцену так, что мы видим его в

профиль. Он идет кошачьей походкой к рампе, как будто

подкрадывается, сгибает шею, перьями шляпы метет пол.

При его появлении один невидимый человек в зрительном

зале начинает аплодировать, а за этим из зала громовые

рукоплескания. Потом тишина.

Ваше... величество... ваше величество... Светлейший государь... (Первые слова он произносит чуть-чуть заикаясь - в жизни он немного заикается, - но потом его речь выравнивается, и с первых же слов становится понятно, что он на сцене первоклассен. Богатство его интонаций, гримас и движений неисчерпаемо. Улыбка его легко заражает.) Актеры труппы Господина, всевернейшие и всеподданнейшие слуги ваши, поручили мне благодарить вас за ту неслыханную честь, которую вы оказали нам, посетив наш театр... И вот, сир... я вам ничего не могу сказать.

В зале порхнул легкий смешок и пропал.

Муза, муза моя, о лукавая Талия!

Всякий вечер, услышав твой крик,

При свечах в Пале-Рояле я...

Надеваю Сганареля парик.

Поклонившись по чину, пониже,

Надо! Платит партнер тридцать су!

Я, о сир, для забавы Парижа

Околесину часто несу.

В зале прошел смех.

Но сегодня, о муза комедии,

Ты на помощь ко мне спеши.

Ах, легко ли, легко ль в интермедии

Солнце Франции мне смешить?..

В зале грянул аплодисмент.

Ах, голова! Солнце придумал.

Шарлатан (с завистью).

Когда он это сочинил?

Бутон (высокомерно).

Никогда. Экспромт.

Шарлатан.

Мыслимо ли это?

Ты не сделаешь.

Мольер(резко меняет интонацию).

Вы несете для нас королевское бремя.

Я, комедиант, ничтожная роль.

Но я славен уж тем, что играл в твое время,

(Кричит.) Король!!!

(Бросает шляпу в воздух.)

В зале начинается что-то невообразимое. Рев: "Да

здравствует король!" Пламя свечей ложится. Бутон и

Шарлатан машут шляпами, кричат, но слов их не слышно; В

реве прорываются ломаные сигналы гвардейских труб.

Лагранж стоит неподвижно у своего огня, сняв шляпу.

Овация кончается, и настает тишина.

Благодарю вас, господин де Мольер!

Всепослушнейшие слуги ваши просят вас посмотреть еще одну смешную интермедию, если только мы вам не надоели.

О, с удовольствием, господин де Мольер!

Мольер (кричит).

Главный занавес закрывает зрительный зал, и за занавесом

тотчас начинается музыка. Бутон закрывает и тот занавес,

который отделяет сцену от нас, и она исчезает.

Шарлатанское лицо скрывается.

Мольер (появившись в уборной, бормочет)

Купил!.. Убью его и зарежу!

Кого бы он хотел зарезать в час триумфа?

Мольер (схватывает Бутона за глотку).

Бутон (кричит).

Меня душат на королевском спектакле!

Лагранж шевельнулся у огня, но опять застыл. На крик

вбегают Мадлена и Риваль, почти совершенно голая, - она

переодевалась. Обе актрисы схватывают Мольера за штаны,

оттаскивая от Бутона, причем Мольер лягает их ногами.

Наконец Мольера отрывают с куском Бутонова кафтана.

Мольера удается повалить в кресло.

Вы с ума сошли! В зале слышно.

Господин Мольер! (Зажимает рот Мольеру.)

Потрясенный Шарлатан заглядывает в дверь.

Бутон (глядя в зеркало, ощупывает разорванный кафтан).

Превосходно сделано и проворно. (Мольеру.) В чем дело?

Этот негодяй... Я не понимаю, зачем я держу при себе мучителя? Сорок раз играли, все было в порядке, а при короле свеча повалилась в люстре, воском каплет на паркет.

Мэтр, вы сами выделывали смешные коленца и палашом повалили свечку.

Врешь, бездельник!

Лагранж кладет голову на руки и тихо плачет.

Он прав. Вы задели свечку шпагой.

В зале смеются. Король удивлен...

Король - самый воспитанный человек во Франции и не заметил никакой свечки.

Так я повалил? Я? Гм... Почему же в таком случае я на тебя кричал?

Затрудняюсь ответить, государь.

Я, кажется, разорвал твой кафтан.

Бутон судорожно смеется.

Боже, в каком я виде! (Схватывает кафтан и, закрывшись им, улетает.)

Дю Круази (появился в разрезе занавеса с фонарем).

Госпожа Бежар, выход, выход, выход... (Исчез.)

Бегу! (Убегает.)

Мольер (Бутону).

Возьми этот кафтан.

Благодарю вас. (Снимает кафтан и штаны, проворно надевает одни из штанов Мольера, с кружевными канонами.)

Э... э... э... А штаны почему?

Мэтр, согласитесь сами, что верхом безвкусицы было бы соединить такой чудный кафтан с этими гнусными штанами. Извольте глянуть: ведь это срам штаны. (Надевает и кафтан.) Мэтр, в кармане обнаружены мною две серебряные монеты незначительного достоинства. Как прикажете с ними поступить?

В самом деле. Я полагаю, мошенник, что лучше всего их сдать в музей. (Поправляет грим.)

Я - тоже. Я сдам. (Прячет деньги.) Ну, я пошел снимать нагар. (Вооружается свечными щипцами.)

Попрошу со сцены не пялить глаз на короля.

Кому вы это говорите, мэтр? Я тоже воспитан, потому что француз по происхождению.

Ты француз по происхождению и болван по профессии.

Вы по профессии - великий артист и грубиян по характеру. (Скрывается.)

Совершил я какой-то грех, и послал мне его Господь в Лиможе.

Шарлатан.

Господин директор! Господин директор!

Ах да, с вами еще. Вот что, сударь. Это... вы простите меня за откровенность - фокус второго разряда. Но партерной публике он понравится. Я выпущу вас в антракте в течение недели. Но все-таки как вы это делаете?

Шарлатан.

Секрет, господин директор.

Ну, я узнаю. Возьмите несколько аккордов, только тихонько.

Шарлатан, загадочно улыбаясь, подходит к клавесину,

садится на табуретку в некотором расстоянии от

клавесина, делает такие движения в воздухе, как будто

играет, и клавиши в клавесине вжимаются, клавесин играет

Черт! (Бросается к клавесину, стараясь поймать невидимые нити.)

Шарлатан загадочно улыбается.

Ну хорошо! Получайте задаток. Где-то пружина, не правда ли?

Шарлатан.

Клавесин останется на ночь в театре?

Ну конечно. Не тащить же его вам домой.

Шарлатан кланяется и уходит.

Дю Круази (выглянул с фонарем и книгой).

Господин де Мольер! (Скрывается.)

Да. (Скрывается, и немедленно за его исчезновением доносится гул смеха.)

Портьера, ведущая в уборную с зеленым фонарем,

отодвигается, и возникает Арманда. Черты лица ее

прелестны и напоминают Маддену. Ей лет семнадцать.

Хочет проскользнуть мимо Лагранжа.

Ах, это вы, милый Регистр! Почему вы, притаились здесь, как мышь? А я глядела на короля. Но я спешу.

Успеете. Он на сцене. Почему вы называете меня Регистр? Быть может, прозвище мне неприятно.

Милый господин Лагранж! Вся труппа очень уважает вас и вашу летопись. Но, если угодно, я перестану вас так называть.

Я жду вас.

Сегодня семнадцатое, и вот, я поставил черный крестик в регистре.

Разве случилось что-нибудь или кто-нибудь в труппе умер?

Нехороший, черный вечер отмечен мною. Откажитесь от него.

Господин де Лагранж, у кого вы получили право вмешиваться в мои дела?

Злые языки. Я умоляю вас, не выходите за него!

Ах, вы влюблены в меня?

За занавесами глухо слышна музыка.

Нет. Вы мне не нравитесь.

Пропустите, сударь.

Нет. Вы не имеете права выйти за него. Вы так молоды! Взываю к лучшим вашим чувствам!

У всех в труппе помутился ум, честное слово. Какое вам дело до этого?

Сказать вам не могу, но большой грех.

А, сплетня о сестре? Слышала. Вздор! Да если бы у них и был роман, что мне до этого! (Делает. попытку отстранить Лагранжа и пройти.)

Стоп! Откажитесь от него. Нет? Ну так я вас заколю! (Вынимает шпагу.)

Вы сумасшедший убийца! Я...

Что гонит вас к несчастью? Вы ведь не любите его. Вы - девочка, а он...

Нет, я люблю.

Откажитесь.

Регистр, я не могу. Я с ним в связи и... (Шепчет Лагранжу на ухо.)

Лагранж (вкладывает шпагу).

Идите, больше не держу вас.

Арманда (пройдя).

Вы - насильник. За то, что вы угрожали мне, вы будете противны мне.

Лагранж (волнуясь).

Простите меня, я хотел вас спасти. Простите. (Закутывается в плащ и уходит, взяв свой фонарь.)

Арманда (в уборной Мольера).

Чудовищно, чудовищно...

Мольер (появляется).

Мэтр, весь мир ополчился на меня!

Мольер (обнимает ее, и в то же мгновение появляется Бутон).

А, черт возьми! (Бутону.) Вот что: пойди осмотри свечи в партере.

Я только что оттуда.

Тогда вот что: пойди к буфетчице и принеси мне графин вина.

Я принес уже. Вот оно.

Мольер (тихо).

Тогда вот что: пойди отсюда просто ко всем чертям, куда-нибудь.

С этого прямо и нужно было начинать. (Идет.) Э-хе-хе... (От двери.) Мэтр, скажите, пожалуйста, сколько вам лет?

Что это значит?

Конные гвардейцы меня спрашивали.

Пошел вон!

Бутон уходит.

(Закрыв за ним двери на ключ.) Целуй меня.

Арманда (повисает у него на шее).

Вот нос, так уж нос. Под него не подлезешь.

Мольер снимает нос и парик, целует Арманду.

(Шепчет ему.) Ты знаешь, я... (Шепчет ему что-то на ухо.)

Моя девочка... (Думает.) Теперь это не страшно. Я решился. (Подводит ее к распятию.) Поклянись, что любишь меня.

Люблю, люблю, люблю...

Ты не обманываешь меня? Видишь ли, у меня уже появились морщины, я начинаю седеть. Я окружен врагами, и позор убьет меня...

Нет, нет! Как можно это сделать!..

Я хочу жить еще один век! С тобой! Но не беспокойся, я за это заплачу, заплачу. Я тебя создам! Ты станешь первой, будешь великой актрисой! Это мое мечтанье, и, стало быть, это так и будет. Но помни: если ты не сдержишь клятву, ты отнимешь у меня все.

Я не вижу морщин на твоем лице. Ты так смел и так велик, что у тебя не может быть морщин. Ты - Жан...

Я - Батист...

Ты - Мольер! (Целует его.)

Мольер (смеется, потом говорит торжественно).

Завтра мы с тобой обвенчаемся. Правда, мне много придется перенести из-за этого...

Послышался далекий гул рукоплесканий. В двери стучат.

Ах, что за жизнь!

Стук повторяется.

Дома, у Мадлены, нам сегодня нельзя будет встретиться. Поэтому сделаем вот как: когда театр погаснет, приходи к боковой двери, в саду, и жди меня, я проведу тебя сюда. Луны нет.

Стук превращается в грохот.

Бутон (вопит за дверью).

Мэтр... Мэтр...

Мольер открывает, и входят Бутон, Лагранж и Одноглазый,

в костюме Компании Черных Мушкетеров и с косой черной

повязкой на лице.

Одноглазый.

Господин де Мольер?

Ваш покорнейший слуга.

Одноглазый.

Король приказал мне вручить вам его плату за место в театре - тридцать су. (Подает монеты на подушке.)

Мольер целует монеты.

Но ввиду того, что вы трудились для короля сверх программы, он приказал мне передать вам и доплату к биле ту за то стихотворение, которое вы сочинили и прочитали королю, - здесь пять тысяч ливров. (Подает мешок.)

О король! (Лагранжу.) Мне пятьсот ливров, а остальное раздели поровну между актерами театра и раздай на руки.

Благодарю вас от имени актеров. (Берет мешок и уходит.)

Вдали полетел победоносный гвардейский марш.

Простите, сударь, король уезжает.(Убегает.)

Одноглазый (Арманде).

Сударыня, я очень счастлив, что случай... кх... кх... дал мне возможность... Капитан Компании Черных Мушкетеров, д"0рсиньи.

Арманда (приседая).

Арманда Бежар. Вы - знаменитый фехтовальщик, который может каждого заколоть?

Одноглазый.

Кх... кх... Вы, сударыня, без сомнения, играете в этой труппе?

Началось. О мой легкомысленный мэтр.

Одноглазый (с удивлением глядя на кружева на штанах

Вы мне что-то сказали, почтеннейший?

Нет, сударь.

Одноглазый.

Стало быть, у вас привычка разговаривать с самим собой?

Именно так, сударь. Вы знаете, одно время я разговаривал во сне.

Одноглазый.

Что вы говорите?

Ей-богу. И - какой курьез, вообразите...

Одноглазый.

Что за черт такой! Помолись... (Арманде.) Ваше лицо, сударыня...

Бутон (втираясь)

Дико кричал во сне. Восемь лучших врачей в Лиможе лечили меня...

Одноглазый.

И они помогли вам, надеюсь?

Нет, сударь. В три дня они сделали мне восемь кровопусканий, после чего я лег и остался неподвижен, ежеминутно приобщаясь святых тайн.

Одноглазый (тоскливо).

Вы оригинал, любезнейший. Помолись. (Арманде.) Я льщу себя, сударыня... Кто это такой?

Ах, сударь, это тушилыцик свечей - Жан-Жак Бутон.

Одноглазый (с укором).

Милейший, в другой раз как-нибудь я с наслаждением прослушаю о том, как вы орали во сне.

Мольер входит.

Честь имею кланяться. Бегу догонять короля. Мольер. Всего лучшего.

Одноглазый уходит.

До свидания, мэтр.

Мольер (провожая ее)

Луны нет, я буду ждать. (Бутону.) Попроси ко мне госпожу Мадлену Бежар. Гаси огни. Ступай домой.

Бутон уходит. Мольер переодевается. Мадлена,

разгримированная, входит.

Мадлена, есть очень важное дело.

Мадлена берется за сердце, садится.

Я хочу жениться.

На твоей сестре.

Умоляю, скажи, что ты шутишь.

Бог с тобой.

Огни в театре начинают гаснуть.

Что же, Мадлена, мы связаны прочнейшей дружбой, ты верный товарищ, но ведь любви между нами давно нет.

Ты помнишь, как двадцать лет назад ты сидел в тюрьме. Кто приносил тебе пищу?

А кто ухаживал за тобой в течение двадцати лет?

Собаку, которая всю жизнь стерегла дом, никто не выгонит. Ну, а ты, Мольер, можешь выгнать. Страшный ты человек, Мольер, я тебя боюсь.

Не терзай меня. Страсть охватила меня.

Мадлена (вдруг становится на колени, подползает к Мольеру).

А? А все же... измени свое решение, Мольер. Сделаем так, как будто этого разговора не было. А? Пойдем домой, ты зажжешь свечи, я приду к тебе... Ты почитаешь мне третий акт "Тартюфа". А? (Заискивающе.) По-моему, это вещь гениальная. А если тебе понадобится посоветоваться, с кем посоветуешься, Мольер? Ведь она девчонка... Ты, знаешь ли, постарел, Жан-Батист, вон у тебя висок седой... Ты любишь грелку. Я тебе все устрою... Вообрази, свеча горит... Камин зажжем, и все будет славно. А если... если уж ты не можешь... о я знаю тебя... Посмотри на Риваль... Разве она плоха? Какое тело!.. А? Я ни слова не скажу...

Одумайся. Что ты говоришь? Какую роль на себя берешь? (Вытирает тоскливо пот.)

Мадлена (поднимаясь, в исступлении).

На ком угодно, только не на Арманде! О проклятый день, когда я привезла ее в Париж!

Тише, Мадлена, тише, прошу тебя. (Шепотом.) Я должен жениться на ней... Поздно. Обязан. Поняла?

Ах вот что. Мой Бог, Бог! (Пауза.) Больше не борюсь, сил нет. Я отпускаю тебя. (Пауза.) Мольер, мне тебя жаль.

Ты не лишишь меня дружбы?

Не подходи ко мне, умоляю! (Пауза.) Ну, так - из труппы я ухожу.

Ты мстишь?

Бог видит, нет. Сегодня был мой последний спектакль. Я устала... (Улыбается.) Я буду ходить в церковь.

Ты непреклонна. Театр даст тебе пенсию, Ты заслужила.

Когда твое горе уляжется, я верю, что ты вернешь мне расположение и будешь видеться со мной.

Ты и Арманду не хочешь видеть?

Арманду буду видеть. Арманда ничего не должна знать. Понял? Ничего.

Огни всюду погасли.

(Зажигает фонарь.) Поздно, пойдем, я доведу тебя до твоего дома.

Нет, благодарю, не надо. Позволь мне несколько минут посидеть у тебя...

Скоро уйду, не беспокойся. Уйди.

Мольер (закутывается в плащ).

Прощай. (Уходит.)

Мадлена сидит у лампады, думает, бормочет. Сквозь занавес показывается свет

фонаря, идет Лагранж.

Кто остался в театре после спектакля? Кто здесь? Это вы, госпожа Бежар? Случилось, да? Я знаю.

Я думаю, Регистр.

А у вас не хватило сил сознаться ему?

Поздно. Теперь уже нельзя сказать. Пусть буду несчастна одна я, а не трое. (Пауза.) Вы - рыцарь, Варле, и вам одному я сказала тайну.

Госпожа Бежар, я горжусь вашим доверием. Я пытался остановить ее, но мне это не удалось. Никто никогда не узнает. Пойдемте, я провожу вас.

Нет, благодарю, я хочу думать одна. (Поднимается.) Варле (улыбается), я покинула сегодня сцену. Прощайте. (Идет.)

А все же я провожу?

Нет. Продолжайте ваш обход. (Скрывается.)

Лагранж (приходит к тому месту, где сидел вначале, ставит на стол фонарь, освещается зеленым светом, раскрывает книги, говорит и пишет). "Семнадцатое февраля. Был королевский спектакль. В знак чести рисую лилию. После спектакля во тьме я застал госпожу Мадлену Бежар в мучениях. Она сцену покинула..." (Кладет перо.) Причина? В театре ужасное событие: Жан-Батист Поклен де Мольер, не зная, что Арманда не сестра, а дочь госпожи Мадлены Бежар, женился на ней... Этого писать нельзя, но в знак ужаса ставлю черный крест. И никто из потомков никогда не догадается. Семнадцатому - конец. (Берет фонарь и уходит, как темный рыцарь.)

Некоторое время мрак и тишина, затем в щелях клавесина появляется свет, слышен музыкальный звон в замках. Крышка приподымается, и из клавесина выходит, воровски оглядываясь, Муаррон. Это мальчишка лет пятнадцати, с необыкновенно красивым, порочным и измученным лицом. Оборван, грязен.

Ушли. Ушли. Чтоб вас черти унесли, дьяволы, черти... (Хнычет.) Я несчастный мальчик, грязный... не спал два дня... Я никогда не сплю... (Всхлипывает, ставит фонарь, падает, засыпает.)

Пауза. Потом плывет свет фонарика, и, крадучись, Мольер ведет Арманду. Она в темном плаще. Арманда взвизгивает. Муаррон мгновенно просыпается, на лице у него ужас, трясется.

Мольер (грозно).

Сознавайся, кто ты такой?

Господин директор, не колите меня, я не вор, я Захария, несчастный Муаррон...

Мольер (расхохотавшись).

Понял! Ах, шарлатан окаянный!..

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Приемная короля. Множество огней повсюду. Белая

лестница, уходящая неизвестно куда. За карточным столом

маркиз де Лессак играет в карты с Людовиком. Толпа

придворных, одетых с необыкновенной пышностью, следит за

де Лессаком. Перед тем груда золота, золотые монеты

валяются и на ковре. Пот течет с лица у де Лессака.

Сидит один Людовик, все остальные стоят. Все без шляп.

На Людовике костюм белого мушкетера, лихо заломленная

шляпа с пером, на груди орденский крест, золотые шпоры,

меч. За креслом стоит Одноглазый, ведет игру короля. Тут

же неподвижно стоит Мушкетер с мушкетом, не спуская с

Людовика глаз.

Де Лессак.

Три валета, три короля.

Скажите пожалуйста.

Одноглазый (внезапно).

Виноват, сир. Крапленые карты, помолись!

Придворные оцепенели. Пауза.

Вы пришли ко мне играть краплеными картами?

Де Лессак.

Так точно, ваше величество. Обнищание моего имения...

Людовик (Одноглазому).

Скажите, маркиз, как я должен поступить по карточным правилам в таком странном случае?

Одноглазый.

Сир, вам надлежит ударить его по физиономии подсвечником. Это во-первых...

Какое неприятное правило! (Берясь за канделябр.) В этом подсвечнике фунтов пятнадцать... Я полагаю, легкие бы надо ставить.

Одноглазый.

Разрешите мне.

Нет, не затрудняйтесь. А во-вторых, вы говорите...

Придворные (хором, их взорвало).

Обругать его, как собаку.

А, отлично. Будьте любезны, пошлите за ним, где он?

"Сапожника! Справедливого сапожника требует король!"

(Де Лессаку.) А скажите, как это делается?

Де Лессак.

Ногтем, ваше величество. На дамах, например, я нулики поставил.

Людовик (с любопытством).

А на валетах?

Де Лессак.

Косые крестики, сир.

Чрезвычайно любопытно. А как закон смотрит на эти действия?

Де Лессак (подумав).

Отрицательно, ваше величество.

Людовик (участливо).

И что же вам могут сделать за это?

Де Лессак (подумав).

В тюрьму могут посадить.

Справедливы и сапожник (входит с шумом).

Иду, бегу, лечу, вошел. Вот я. Ваше величество, здравствуйте. Великий монарх, что произошло? Кого надо обругать?

Справедливый сапожник, вот маркиз сел играть со мной краплеными картами.

Справедливый сапожник (подавлен, де Лессаку).

Да ты... Да ты что?.. Да ты... спятил, что ли?.. Да за это, при игре в три листика, на рынке морду бьют. Хорошо я его отделал, государь?

Справедливый сапожник.

Я яблочко возьму?

Пожалуйста, возьми. Маркиз де Лессак, берите ваш выигрыш.

Де Лессак набивает золотом карманы.

Справедливый сапожник (расстроен).

Ваше величество, да что же это... Да вы смеетесь?!

Людовик (в пространство).

Герцог, если вам не трудно, посадите маркиза де Лессака на один месяц в тюрьму. Дать ему туда свечку и колоду карт - пусть рисует на ней крестики и нулики. Затем отправить его в имение - вместе с деньгами. (Де Лессаку.) Приведите его в порядок. И еще в карты больше не садитесь играть, у меня предчувствие, что вам не повезет в следующий раз.

Справедливый сапожник.

Вылетай из дворца.

Одноглазый.

К-каналья!

Камердинеры засуетились, и перед Людовиком, словно

из-под земли, появился стол с одним прибором.

Шаррон (возник у камина).

Ваше величество, разрешите мне представить вам бродячего проповедника, отца Варфоломея.

Людовик (начиная есть).

Люблю всех моих подданных, в том числе и бродячих. Представьте мне его, архиепископ.

Еще за дверью слышится странное пение. Дверь

открывается, и появляется отец Варфоломей. Во-первых, он

босой, во-вторых, лохмат, подпоясан веревкой, глаза

безумные.

Варфоломей (приплясывая, поет).

Мы полоумны во Христе.

Удивлены все, кроме Людовика.

Брат Верность - постная физиономия с длинным носом, в

темном кафтане - выделяется из толпы придворных и

прокрадывается к Шаррону.

Одноглазый (глядя на Варфоломея, тихо).

Жуткий мальчик, помолись.

Варфоломей.

Славнейший царь мира. Я пришел к тебе, чтобы сообщить, что у тебя в государстве появился антихрист.

У придворных на лицах отупение.

Безбожник, ядовитый червь, грызущий подножие твоего трона, носит имя Жан-Батист Мольер. Сожги его вместе с его богомерзким творением "Тартюф" на площади. Весь мир верных сынов церкви требует этого.

Брат Верность при слове "требует" схватился за голову.

Шаррон изменился в лице.

Требует? У кого же он требует?

Варфоломей.

У тебя, государь.

У меня? Архиепископ, у меня тут что-то, требуют.

Простите, государь. Он, очевидно, помешался сегодня. А я не знал. Это моя вина.

Людовик (в пространство).

Герцог, если не трудно, посадите отца Варфоломея на три месяца в тюрьму.

Варфоломей (кричит).

Из-за антихриста страдаю!

Движение - и отец Варфоломей исчезает так, что его как

будто и не было. Людовик ест.

Архиепископ, подойдите ко мне. Я хочу с вами говорить интимно.

Придворные всей толпой отступают на лестницу. Отступает

мушкетер, и Людовик - наедине с Шарроном.

Он - полоумный?

Шаррон (твердо).

Да, государь, он - полоумный, но у него сердце истинного служителя Бога.

Архиепископ, вы находите этого Мольера опасным?

Шаррон (твердо).

Государь, это сатана.

Гм. Вы, значит, разделяете мнение Варфоломея?

Да, государь, разделяю. Сир, выслушайте меня. Безоблачное и победоносное царствование ваше не омрачено и ничем не будет омрачено, пока вы будете любить...

Людовик (сняв шляпу).

Я люблю его.

Шаррон (подняв руку).

Он - там, вы - на земле, и больше нет никого.

Государь, нет пределов твоей мощи и никогда не будет, пока свет религии почиет над твоим государством.

Люблю религию.

Так, государь, я вместе с блаженным Варфоломеем прошу тебя - заступись за нее.

Вы находите, что он оскорбил религию?

Так, государь.

Дерзкий актер талантлив. Хорошо, архиепископ, я заступлюсь... Но... (понизив голос) я попробую исправить его, он может служить к славе царствования. Но если он совершит еще одну дерзость, я накажу. (Пауза.) Этот - блаженный ваш, - он любит короля?

Да, государь.

Архиепископ, выпустите монаха через три дня, но внушите ему, что, разговаривая с королем Франции, нельзя произносить слово "требует".

Да благословит тебя Бог, государь, и да опустит он свою карающую руку на безбожника.

Пригласить.

Мольер (входит, издали кланяется Людовику, проходит при

величайшем внимании придворных. Он очень постарел, лицо

больное, серое).

Господин де Мольер, я ужинаю, вы не в претензии?

А вы со мной? (В пространство.) Стул, прибор.

Мольер (бледнея).

Ваше величество, этой чести я принять не могу. Увольте.

Стул появляется, и Мольер садится на краешек его.

Как относитесь к цыпленку?

Любимое мое блюдо, государь. (Умоляюще.) Разрешите встать.

Кушайте. Как поживает мой крестник?

К великому горю моему, государь, ребенок умер.

Как, и второй?

Не живут мои дети, государь.

Не следует унывать.

Ваше величество, во Франции не было случая, чтобы кто-нибудь ужинал с вами. Я беспокоюсь.

Франция, господин де Мольер, перед вами в кресле. Она ест цыпленка и не беспокоится.

О сир, только вы один в мире можете сказать так.

Скажите, чем подарит короля в ближайшее время ваше талантливое перо?

Государь... то, что может... послужить... (Волнуется.)

Остро пишете. Но следует знать, что есть темы, которых надо касаться с осторожностью. А в вашем "Тартюфе" вы были, согласитесь, неосторожны. Духовных лиц надлежит уважать. Я надеюсь, что мой писатель не может быть безбожником?

Мольер (испуганно).

Помилуйте... ваше величество...

Твердо веря в то, что в дальнейшем ваше творчество пойдет по правильному пути, я вам разрешаю играть в Пале-Рояле вашу пьесу "Тартюф".

Мольер (приходит в, странное состояние).

Люблю тебя, король! (В волнении.) Где архиепископ де Шаррон? Вы слышите? Вы слышите?

Людовик (Мольеру).

Сегодня вы будете стелить мне постель.

Мольер схватывает со стола два канделябра и идет

впереди. За ним пошел Людовик, и - как будто ветер подул

Все перед ними расступаются.

Мольер (кричит монотонно).

Дорогу королю! Дорогу королю! (Поднявшись на лестницу, кричит в пустоту.) Смотрите, архиепископ, вы меня не тронете! Дорогу королю!

Наверху загремели трубы.

Разрешен "Тартюф"! (Скрывается с Людовиком.)

Исчезают все придворные, и на сцене остаются только

Шаррон и Брат Верность, оба черны.

Шаррон (у лестницы).

Нет. Не исправит тебя король. Всемогущий Бог, вооружи меня и поведи по стопам безбожника, чтобы я его настиг! (Пауза.) И упадет с этой лестницы! (Пауза.) Подойдите ко мне, Брат Верность.

Брат Верность подходит к Шаррону.

Брат Верность, вы что же это? Полоумного прислали? Я вам поверил, что он произведет впечатление на государя.

Брат Верность.

Кто же знал, что он произнесет слово "требует"?

Брат Верность.

Требует!!

Вы нашли женщину?

Брат Верность.

Да, архиепископ, все готово. Она послала записку и привезет его.

Поедет ли он?

Брат Верность.

За женщиной? О, будьте уверены!

На верху лестницы показывается Одноглазый, Шаррон и Брат

Верность исчезают.

Одноглазый (веселится в одиночестве).

Ловил поп антихриста, поймал... три месяца тюрьмы! Истинный Бог, помо...

Справедливый сапожник (появившись из-под лестницы).

Ты, Помолись?

Одноглазый.

Ну, скажем, я. Ты можешь называть меня просто маркиз д"Орсиньи. Что тебе надо?

Справедливый сапожник.

Тебе записка.

Одноглазый.

Справедливый сапожник.

Кто ж ее знает, я ее в парке встретил, а сама она в маске.

Одноглазый (читая записку).

Гм... какая же это женщина?

Справедливый сапожник (изучая записку).

Я думаю, легкого поведения.

Одноглазый.

Справедливый сапожник.

Потому, что записки пишет.

Одноглазый.

Справедливый сапожник.

Чего ж ты лаешься?

Одноглазый.

Сложена хорошо?

Справедливый сапожник.

Ну, это ты сам узнаешь.

Одноглазый.

Ты прав. (Уходит задумчиво.)

Огни начинают гаснуть, и у дверей, как видения,

"Король спит!"

Справедливый сапожник.

Усну и я. (Ложится на карточный стол, закутывается в портьеру с гербами так, что торчат только его чудовищные башмаки.)

Дворец расплывается в темноте и исчезает... и возникает

квартира Мольера. День. Клавесин открыт. Муаррон, пышно

разодетый, очень красивый человек лет двадцати двух,

играет нежно. Арманда в кресле слушает, не спуская с

него глаз. Муаррон кончил играть.

Что вы, маменька, скажете по поводу моей игры?

Господин Муаррон, я просила уже вас не называть меня маменькой.

Во-первых, сударыня, я не Муаррон, а господин де Муаррон. Вон как! Хе-хе. Хо-хо.

Уж не в клавесине ли сидя, вы получили титул?

Забудем клавесин. Он покрылся пылью забвения. Это было давно. Ныне же я знаменитый актер, коему рукоплещет Париж. Хе-хе. Хо-хо.

И я вам советую не забывать, что этим вы обязаны моему мужу. Он вытащил вас за грязное ухо из клавесина.

Не за ухо, а за не менее грязные ноги. Отец - пристойная личность, нет слов, но ревнив, как сатана, и характера ужасного.

Могу поздравить моего мужа. Изумительного наглеца он усыновил.

Нагловат я, верно, это правильно... Такой характер у меня... Но актер! Нет равного актера в Париже. (Излишне веселится, как человек, накликающий на себя беду.)

Ах нахал! А Мольер?

Ну чего же говорить... Трое и есть: мэтр да я.

А третий кто?

Вы, мама. Вы, моя знаменитая актриса. Вы. Психея. (Тихо аккомпанирует себе, декламирует.) Весной в лесах... летает Бог...

Арманда (глухо).

Отодвинься от меня.

Муаррон (левой рукой обнимает Арманду, правой

аккомпанирует)

Так строен стан... Амур-герой.

Несет колчан... Грозит стрелой... (Тревожно.) Где Бутон?

Не бойся, верный слуга на рынке.

Арманда (декламирует).

Богиня Венера послала любовь. Прильни, мой любовник, вспени мою кровь.

Муаррон поднимает край ее платья, целует ногу.

(Вздрагивает, закрывает глаза.) Негодяй! (Тревожно.) Где Ренэ?

Старуха в кухне. (Целует другое колено.) Мама, пойдем ко мне в комнату.

Ни за что, Девой Пречистой клянусь!

Пройдем ко мне.

Ты самый опасный человек в Париже. Будь неладен час, когда тебя откопали в клавесине.

Мама, идем...

Девой клянусь, нет... (Встает.) Не пойду. (Идет, скрывается с Муарроном за дверью.)

Муаррон закрывает дверь на ключ.

Зачем, зачем ты закрываешь дверь? (Глухо.) Ты меня погубишь!..

Пауза. Входит Бутон с корзиной овощей, торчат хвосты

Бутон (прислушивается, ставит корзину на пол).

Странно. (Снимает башмаки, крадется к двери, слушает.) Ах, разбойник!.. Но, господа, я здесь ни при чем... ничего не видел, не слышал и не знаю... Царь небесный, он идет! (Скрывается, вставив на полу корзину и башмаки.)

Входит Мольер, кладет трость и шляпу, недоуменно смотрит на башмаки.

Ключ в замке мгновенно поворачивается. Мольер устремляется в дверь. Арманда вскрикивает за дверью, шум за дверью, затем выбегает Муаррон, держит свой парик в руке.

Да как вы смеете?!

Мольер (выбегает за ним).

Мерзавец! (Задыхаясь.) Не верю, не верю глазам!.. (Опускается в кресло. Ключ в замке поворачивается.)

Арманда (за дверью).

Жан-Батист, опомнись!

Бутон заглянул в дверь и пропал.

Мольер (погрозил кулаком двери).

Так ты, значит, ел мой хлеб и за это меня обесчестил?

Вы смели меня ударить! Берегитесь! (Берется за рукоятку шпаги.)

Брось сейчас же рукоятку, гадина!

Вызываю вас!

Меня? (Пауза.) Вон из моего дома!

Вы безумный, вот что, отец. Прямо Сганарель.

Бесчестный бродяга! Я тебя отогрел, но я же тебя и ввергну в пучину. Будешь ты играть на ярмарках. Захария Муаррон, с сегодняшнего числа ты в труппе Пале-Рояля не служишь. Иди.

Как, вы гоните меня из труппы?

Уходи, усыновленный вор.

Арманда (за дверью отчаянно).

Муаррон (теряясь).

Отец, вам померещилось, мы репетировали Психею... своего текста не знаете... Что же это вы разбиваете мою жизнь?

Уходи, или я действительно ткну тебя шпагой.

Так. (Пауза.) В высокой мере интересно знать, кто же это будет играть Дон Жуана? Уж не Лагранж ли? Хо-хо. (Пауза.) Но смотрите, господин де Мольер, не раскайтесь в вашем безумии. (Пауза.) Я, господин Мольер, владею вашей тайной.

Мольер рассмеялся.

Госпожу Мадлену Бежар вы забыли? Да? Она при смерти... все молится... А между тем, сударь, во Франции есть король.

Презренный желторотый лгун, что ты несешь?

Несешь? Прямо отсюда отправляюсь я к архиепископу.

Мольер (рассмеялся).

Ну, спасибо измене. Узнал я тебя. Но имей в виду, что если до этих твоих слов мое сердце еще могло смягчиться, после них - никогда. Ступай, жалкий дурак!

Муаррон (из двери),

Сганарель проклятый!

Мольер хватает со стены пистолет, и Муаррон исчезает.

Мольер (трясет дверь, потом говорит в замочную

скважину).

Уличная женщина.

Арманда громко зарыдала за дверью.

Входит Бутон в чулках.

Я, сударь.

Почему здесь башмаки?!

Это, сударь...

Лжешь, по глазам вижу, что лжешь!

Сударь, чтобы налгать, нужно хоть что-нибудь сказать. А я еще ничего не произнес. Башмаки я снял, ибо... Гвозди, изволите видеть? Подкованные башмаки, будь они прокляты... так я, изволите ли видеть, громыхал ногами, а они репетировали и от меня двери на ключ заперли.

Арманда (за дверью).

Овощи при чем?

А овощи вообще не участвуют. Ни при чем. Я их с базара принес. (Надевает башмаки.)

Молчание.

(Говорит в скважину.) Ты что же, хочешь, чтобы я умер? У меня больное сердце.

Бутон (в скважину).

Вы что, хотите, чтобы он умер? У него больное сердце...

Пошел вон. (Ударяет ногой по корзине.)

Бутон исчезает.

Арманда... (Садится у двери на скамеечку.) Потерпи еще немного, я скоро освобожу тебя. Я не хочу умирать в одиночестве...

Арманда выходит заплаканная.

А ты можешь поклясться?

Скажи мне что-нибудь.

Арманда (шмыгая носом).

Такой драматург, а дома... дома... Я не понимаю, как в тебе это может уживаться. Как? Что ты наделал? Скандал на весь Париж. Зачем ты выгнал Муаррона?

Да, верно. Ужасный срам. Но ведь он, ты знаешь, негодяй, змееныш... ох, порочный, порочный мальчик, и я боюсь за него. Действительно, от отчаяния он начнет шляться по Парижу, а я его ударил... Ох, как неприятно!..

Верни Муаррона, верни.

Пусть один день походит, а потом я его верну.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Каменный подвал, освещенный трехсвечной люстрой. Стол,

покрытый красным сукном, на нем книга и какие-то

рукописи. За столом сидят члены Кабалы Священного

писания в масках; в кресле отдельно, без маски, сидит

Дверь открывается, и двое в черном - люди жуткого вида

вводят Муаррона со связанными руками и с повязкой на

глазах. Руки ему развязывают, повязку снимают.

Куда меня привели?

Это все равно, сын мой. Ну, повторяй при собрании этих честных братьев свой донос.

Муаррон молчит.

Брат Сила.

Ты - немой?

Кх... я... святой архиепископ... неясно тогда расслышал и... Я, пожалуй, лучше ничего не буду говорить.

Похоже, сын мой, что ты мне сегодня утром наклеветал на господина Мольера.

Муаррон молчит.

Брат Сила.

Отвечай, грациозная дрянь, архиепископу.

Молчание.

С прискорбием вижу я, сын мой, что ты наклеветал.

Брат Сила.

Врать вредно, дорогой актер. Придется тебе сесть в тюрьму, красавчик, где ты долго будешь кормить клопов. А делу мы все равно ход дадим.

Муаррон (хрипло).

Я не клеветал.

Брат Сила.

Не тяни из меня жилы, рассказывай.

Муаррон молчит.

Из двери выходят двое еще более неприятного вида, чем

те, которые Муаррона привели.

(Глядя на башмаки Муаррона.) А у тебя красивые башмаки, но бывают и еще красивее. (Заплечным мастерам.) Принесите сюда испанский сапожок.

Не надо. Несколько лет тому назад я, мальчишкой, сидел в клавесине у шарлатана.

Брат Сила.

Зачем же тебя туда занесло?

Я играл на внутренней клавиатуре. Это такой фокус, будто бы самоиграющий клавесин.

Брат Сила.

В клавесине... Нет, не могу, святой отец! Я был пьян сегодня утром, я забыл, что я сказал вам...

Брат Сила.

В последний раз прошу тебя не останавливаться!

Я полагаю, что он мне пригрезился.

Брат Сила.

Ну вот, чей пригрезился тебе?

Актера Лагранжа.

Ну, довольно, спасибо тебе, другу. Ты честно исполнил свой долг. Не терзайся. Всякий верный подданный короля и сын церкви за честь должен считать донести о преступлении, которое ему известно.

Брат Сила.

Он ничего себе малый. Первоначально он мне не понравился, но теперь я вижу, что он добрый католик.

Шаррон (Муаррону).

Ты, друг, проведешь день или два в помещении, где к тебе будут хорошо относиться и кормить, а потом ты поедешь со мной к королю.

Муаррону завязывают глаза, связывают руки и уводят его.

Так вот, братья, сейчас здесь будет посторонний, и разговаривать с ним я попрошу Брата Верность, потому что мой голос он знает.

В дверь стучат. Шаррон надвигает капюшон на лицо и

скрывается в полутьме. Брат Верность идет открывать

дверь. Появляется Незнакомка в маске и ведет за руку

Одноглазого. Глаза у того завязаны платком.

Одноглазый.

Очаровательница, когда же вы наконец разрешите снять повязку? Вы могли бы положиться и на мое слово. Помолись, в вашей квартире пахнет сыростью.

Незнакомка в маске.

Еще одна ступенька, маркиз. Так... Снимайте. (Прячется.)

Одноглазый (снимает повязку, оглядывается).

А! Помолись! (Мгновенно правой рукой выхватывает шпагу, а левой пистолет и становится спиной к стене, обнаруживает большой жизненный опыт. Пауза.) У некоторых под плащами торчат кончики шпаг. В большой компании меня можно убить, но предупреждаю, что трех из вас вынесут из этой ямы ногами вперед. Я - "Помолись". Ни с места! Где дрянь, заманившая меня в ловушку?

Незнакомка в маске (из тьмы).

Я здесь, маркиз, но я вовсе не дрянь.

Брат Сила.

Фи, маркиз, даме...

Брат Верность.

Мы просим вас успокоиться, никто не хочет нападать на вас.

Брат Сила

Маркиз, спрячьте ваш пистолет, он смотрит, как дырявый глаз, и портит беседу.

Одноглазый.

Где я нахожусь?

Брат Верность.

В подвале церкви.

Одноглазый.

Требую выпустить меня отсюда!

Брат Верность.

Дверь в любую минуту откроют для вас.

Одноглазый.

В таком случае зачем же заманивать меня сюда, помолись! Прежде всего, это не заговор на жизнь короля?

Брат Верность.

Бог вас простит, маркиз. Здесь пламенные обожатели короля. Вы находитесь на тайном заседании Кабалы Священного писания.

Одноглазый.

Ба! Кабала! Я не верил в то, что она существует. Зачем же я понадобился ей? (Прячет пистолет.)

Брат Верность.

Присаживайтесь, маркиз, прошу вас.

Одноглазый.

Спасибо. (Садится.)

Брат Верность.

Мы скорбим о вас, маркиз.

Члены Кабалы (хором).

Мы скорбим.

Одноглазый.

А я не люблю, когда скорбят. Изложите дело.

Брат Верность.

Маркиз, мы хотели вас предупредить о том, что над вами смеются при дворе.

Одноглазый.

Это ошибка. Меня зовут "Помолись".

Брат Верность.

Кому же во Франции неизвестно ваше несравненное искусство? Поэтому и шепчутся за вашей спиной.

Одноглазый (хлопнув шпагой по столу).

Члены Кабалы перекрестились.

Брат Сила.

К чему этот шум, маркиз?

Брат Верность.

Шепчет весь двор.

Одноглазый.

Говорите, а не то я потеряю терпение!

Брат Верность.

Вы изволите знать гнуснейшую пьесу некоего Жана-Батиста Мольера под названием "Тартюф"?

Одноглазый.

Я в театр Пале-Рояль не хожу, но слышал о ней.

Брат Верность.

В этой пьесе комедиант-безбожник насмеялся над религией и над ее служителями.

Одноглазый.

Какой негодник!

Брат Верность.

Но не одну религию оскорбил Мольер. Ненавидя высшее общество, он и над ним надругался. Пьесу "Дон Жуан", может быть, изволите знать?

Одноглазый.

Тоже слышал. Но какое отношение к д"0рсиньи имеет балаган в Пале-Рояле?

Брат Верность.

У нас совершенно точные сведения о том, что борзописец вас, маркиз, вывел в качества своего героя Дон Жуана.

Одноглазый (спрятав шпагу).

Что же это за Дон Жуан?

Брат Сила.

Безбожник, негодяй, убийца и, простите, маркиз, растлитель женщин.

Одноглазый (изменившись в лице).

Так. Благодарю вас.

Брат Верность (взяв со стола рукопись).

Может быть, вам угодно ознакомиться с материалом?

Одноглазый.

Нет, благодарю, неинтересно. Скажите, среди присутствующих, может быть, есть кто-нибудь, кто считает, что были основания вывести д"Орсиньи в пакостном виде?

Брат Верность.

Братья, нет ли такого?

Среди членов Кабалы полное отрицание.

Такого не имеется. Итак, вы изволите видеть, какими побуждениями мы руководствовались, пригласив вас столь странным способом на тайное заседание. Здесь, маркиз, лица вашего круга, и вы сами понимаете, как нам неприятно...

Одноглазый.

Вполне. Благодарю вас.

Брат Верность.

Многоуважаемый маркиз, мы полагаемся на то, что сказанное сегодня останется между нами, равно как и никому не будет известно, что мы тревожили вас.

Одноглазый.

Не беспокойтесь, сударь. Где дама, которая привезла меня?

Незнакомка в маске (входит).

Одноглазый (хмуро).

Приношу вам свои извинения, сударыня.

Незнакомка в маске.

Бог вас простит, маркиз, прощаю и я. Пожалуйста со мной, я отвезу вас к тому месту, где мы встретились. Вы дозволите вам опять завязать глаза, потому что почтенное общество не хочет, чтобы кто-нибудь видел дорогу к месту их заседаний.

Одноглазый.

Если уж это так необходимо...

Одноглазому завязывают глаза, и Незнакомка уводит его.

Дверь закрывается.

Шаррон (снимая капюшон и выходя из тьмы).

Заседание Кабалы Священного писания объявляю закрытым. Помолимся, братья.

Члены Кабалы встают и тихо поют:

Laudamus, tibi. Domine, rex aetemae gloriae..

[Начало молитвы: "Хвалим, Господи, тебе, царю вечной славы" (лат.)]

Необъятный собор полон ладаном, туманом и тьмой.

Бродят огоньки. Маленькая исповедальня архиепископа, в

ней свечи. Проходят две темные фигуры, послышался

хриплый шепот: "Вы видели "Тартюфа"?.. Вы видели

"Тартюфа"?.." - и пропал. Появляются Арманда и Лагранж,

ведут под руки Мадлену. Та - седая, больная.

Спасибо, Арманда. Спасибо и вам, Варле, мой преданный друг.

Орган зазвучал в высоте.

Мы подождем вас здесь. Вот дверь архиепископа.

Мадлена крестится и, тихо постучав, входит в

исповедальню. Арманда и Лагранж закутываются в черные

плащи, садятся на скамью, и тьма их поглощает.

Шаррон (возникает в исповедальне).

Подойдите, дочь моя. Вы - Мадлена Бежар?

Орган умолк.

Узнал я, что вы одна из самых набожных дочерей собора, и сердцу моему вы милы. Я сам решил исповедовать вас.

Какая честь мне, грешнице. (Целует руки Шаррону.)

Шаррон (благословляя Мадлену. накрывает ее голову

покрывалом).

Вы больны, бедная?

Больна, мой архиепископ.

Шаррон (страдальчески).

Что же, хочешь оставит мир?

Хочу оставить мир.

Орган в высоте.

Чем больна?

Врачи сказали, что сгнила моя кровь, и вижу дьявола, и боюсь его.

Бедная женщина! Чем спасаешься от дьявола?

Орган умолкает.

Господь за это вознесет тебя и полюбит.

А он не забудет меня?

Нет. Чем грешна, говори.

Всю жизнь грешила, мой отец. Была великой блудницей, лгала, много лет была актрисой и всех прельщала.

Какой-нибудь особенно тяжкий грех за собой помнишь?

Не помню, архиепископ.

Шаррон (печально).

Безумны люди. И придешь ты с раскаленным гвоздем в сердце, и там уже никто не вынет. Никогда! Значение слова "никогда" понимаешь ли?

Мадлена (подумала).

Поняла. (Испугалась.) Ах, боюсь!

Шаррон (превращаясь в дьявола).

И увидишь костры, а между ними...

Ходит, ходит часовой...

И шепчет... зачем же ты не оставила свой грех, а принесла его с собой?

А я заломлю руки. Богу закричу.

Орган зазвучал.

И тогда уже не услышит Господь. И обвиснешь ты на цепях, и ноги погрузишь в костер... И так всегда. Слово "всегда" понимаешь?

Боюсь понять. Если я пойму, я сейчас же умру. (Вскрикивает слабо.) Поняла. А если оставить здесь?

Будешь слушать вечную службу.

В высоте, со свечами прошла процессия и спели детские

Мадлена (шарит руками, как во тьме).

Где вы, святой отец?

Шаррон (глухо).

Я здесь... Я здесь... Я здесь...

Хочу слушать вечную службу. (Шепчет страстно.) Давно, давно я жила с двумя и прижила дочь Арманду и всю жизнь терзалась, не зная, чья она...

Ах, бедная...

Я родила ее в провинции. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала ее за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с ней, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня, быть может, он совершил смертный грех, а меня поверг в ад. Хочу лететь в вечную службу.

И я, архиепископ, властью мне данною, тебя развязываю и отпускаю.

Мадлена (плача от восторга).

Теперь могу лететь!

Орган запел мощно.

Шаррон (плача счастливыми слезами).

Лети, лети.

Орган замолк.

Ваша дочь здесь? Позовите ее сюда, я прощу и ей невольный грех.

Мадлена (выходя из исповедальни).

Я посажу вас в карету.

А Арманда?

Вернусь за ней. (Уводит Мадлену во мрак.)

Арманда входит в исповедальню. Шаррон возникает страшен,

в рогатой митре, крестит обратным дьявольским крестом

Арманду несколько раз быстро. Орган загудел мощно.

Скажи, ты знаешь, кто был сейчас у меня?

Арманда (ужасается, вдруг все понимает).

Нет, нет... Она сестра моя, сестра...

Она твоя мать. Тебе я прощаю. Но сегодня же беги от него, беги.

Арманда, слабо вскрикнув, падает навзничь и остается

неподвижной на пороге исповедальни. Шаррон исчезает.

Орган гудит успокоительно.

Лагранж (возвращается в полумраке, как темный рыцарь).

Арманда, вам дурно?

День. Приемная короля. Людовик, в темном кафтане с

золотом, - у стола. Перед ним - темный и измученный

Шаррон. На полу сидит Справедливый сапожник - чинит

На предсмертной исповеди она мне это подтвердила, и тогда я не счел даже нужным, ваше величество, допрашивать актера Лагранжа, чтобы не раздувать это гнусное дело. И следствие я прекратил. Ваше величество, Мольер запятнал себя преступлением. Впрочем, как будет угодно судить вашему величеству.

Благодарю вас, мой архиепископ. Вы поступили правильно. Я считаю дело выясненным. (Звонит, говорит в пространство.) Вызовите сейчас же директора Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы из этих комнат, я буду говорить наедине. (Шаррону.) Архиепископ, пришлите ко мне этого Муаррона.

Сейчас, сир. (Уходит.)

Справедливый сапожник.

Великий монарх, видимо, королевство без доносов существовать не может?

Помалкивай, шут, чини башмак. А ты не любишь доносчиков?

Справедливый сапожник.

Ну чего же в них любить? Такая сволочь, ваше величество!

Входит Муаррон. Глаза у него затравленные, запуган и

имеет такой вид, точно он спал не раздеваясь. Людовик,

которого он видит так близко - впервые, очевидно,

производит на него большое впечатление.

Людовик (вежливо).

Захария Муаррон?

Так, ваше величество.

Вы в клавесине сидели?

Господин де Мольер вас усыновил?

Муаррон молчит.

Я вам задал вопрос.

Актерскому искусству он вас учил?

Муаррон заплакал.

Я вам задал вопрос.

Каким побуждением руководствовались, когда писали донос на имя короля? Здесь написано: "желая помочь правосудию".

Муаррон (механически).

Так, желая...

Верно ли, что он вас ударил по лицу?

Его жена изменяла ему со мной.

Так. Это не обязательно сообщать на допросе. Можно сказать так: по интимным причинам. Сколько вам лет?

Двадцать три года.

Объявляю вам благоприятное известие. Донос ваш подтвержден следствием. Какое вознаграждение хотите получить от короля? Денег хотите?

Муаррон (вздрогнул. Пауза).

Ваше величество, позвольте мне поступить в королевский бургонский театр.

Нет. О вас сведения, что вы слабый актер. Нельзя.

Я - слабый?.. (Наивно.) А в Театр дю Марэ?

Тоже нет.

А что же делать мне?..

Зачем вам эта сомнительная профессия актера? Вы - ничем не запятнанный человек. Если желаете, вас примут на королевскую службу, в сыскную полицию. Подайте на имя короля заявление. Оно будет удовлетворено. Можете идти.

Муаррон пошел.

Справедливый сапожник.

На осину, на осину...

Шут. (Звонит.) Господина де Мольера!

Лишь только Муаррон скрылся за дверью, в других дверях

появляется Лагранж, вводит Мольера и тотчас же

скрывается. Мольер в странном виде: воротник надет

криво, парик в беспорядке, лицо свинцовое, руки

трясутся, шпага висит криво.

Почему и с каким спутником вы явились, в то время как пригласили вас одного?

Мольер (испуганно улыбаясь).

Верный ученик мой, актер де Лагранж... проводил. У меня, извольте ли видеть, случился сердечный припадок, и я один дойти не мог... Надеюсь, я ничем не прогневил ваше величество? (Пауза.) У меня, изволите ли... несчастье случилось... извините за беспорядок в туалете. Мадлена Бежар скончалась вчера, а жена моя, Арманда, в тот же час бежала из дому... Все бросила... Платья, вообразите... комод... кольца... и безумную записку оставила... (Вынимает из кармана какой-то лоскут, заискивающе улыбается.)

Святой архиепископ оказался прав. Вы не только грязный хулитель религии в ваших произведениях, но вы и преступник, вы - безбожник.

Мольер замер.

Объявляю вам решение по делу о вашей женитьбе: запрещаю вам появляться при дворе, запрещаю играть "Тартюфа". Только с тем, чтобы ваша труппа не умерла с голоду, разрешаю играть в Пале-Рояле ваши смешные комедии, но ничего более... И с этого дня бойтесь напомнить мне о себе! Лишаю вас покровительства короля.

Ваше величество, ведь это же бедствие... хуже плахи... (Пауза.) За что?

За тень скандальной свадьбы, брошенную на королевское имя.

Мольер (опускаясь в кресло).

Извините... я не могу подняться...

Уезжайте. Прием окончен. (Уходит.)

Лагранж (заглянув в дверь).

Карету... Отвези... Позови...

Лагранж скрывается.

Мадлену бы, посоветоваться, но она умерла. Что же это такое?

Справедливый сапожник (сочувственно).

Ты что же это? В Бога не веришь, да? Э... как тебя скрутило... На яблоко.

Мольер (машинально берет яблоко).

Благодарю.

Шаррон входит и останавливается, долго смотрит на

Мольера. У Шаррона удовлетворенно мерцают глаза.

(При виде Шаррона начинает оживать - до этого он лежал грудью на столе. Приподнимается, глаза заблестели.) А, святой отец! Довольны? Это за "Тартюфа"? Понятно мне, почему вы так ополчились за религию. Догадливы вы, мой преподобный. Нет спору. Говорят мне как-то приятели: "Описали бы вы какую-нибудь стерву - монаха". Я вас и изобразил. Потому что где же взять лучшую стерву, чем вы?

Я скорблю о вас, потому что кто по этому пути пошел, тот уж наверное будет на виселице, сын мой.

Да вы меня не называйте вашим сыном, потому что я не чертов сын. (Вынимает шпагу.).

Справедливый сапожник.

Что ж ты лаешься?

Шаррон (мерцая).

Впрочем, вы до виселицы не дойдете. (Зловеще оглядывается.)

Из-за двери выходит Одноглазый с тростью.

Одноглазый (молча подходит к Мольеру, наступает ему на

Господин, вы толкнули меня и не извинились. Вы - невежа!

Мольер (машинально).

Извините... (Напряженно.) Вы толкнули меня.

Одноглазый.

Вы - лгун!

Как смеете вы! Что вам угодно от меня?!

Лагранж вошел в это мгновение.

Лагранж (изменился в лице).

Мэтр, сию минуту уходите, уходите! (Волнуясь.) Маркиз, господин де Мольер нездоров.

Одноглазый.

Я застал его со шпагой в руке. Он здоров. (Мольеру.) Моя фамилия д"Орсиньи. Вы, милостивый государь, прохвост!

Я вызываю вас!

Лагранж (в ужасе).

Уходите. Это - "Помолись"!

Господа, что вы делаете, в королевской приемной, ах...

Я вызываю!

Одноглазый.

Готово дело. Больше я вас не оскорбляю. (Зловеще-весело.) Суди меня Бог, великий король! Принимай, сырая Бастилия! (Лагранжу.) Вы, сударь, будете свидетелем. (Мольеру.) Отдайте ему распоряжение насчет имущества. (Вынимает шпагу, пробует конец.) Нет распоряжений? (Кричит негромко и протяжно.) Помолись! (Крестит воздух шпагой.)

Господа, опомнитесь!.. Господа!.. (Легко взлетает на лестницу и оттуда смотрит на поединок.)

Прямое убийство.

Справедливый сапожник.

В королевской приемной режутся!

Одноглазый схватывает Справедливого сапожника за

шиворот, и тот умолкает. Одноглазый бросается на

Мольера. Мольер, отмахиваясь шпагой, прячется за стол.

Одноглазый вскакивает на стол.

Бросайте шпагу, учитель!

Мольер бросает шпагу, опускается на пол.

Одноглазый.

Берите шпагу!

Лагранж (Одноглазому).

Вы не можете колоть человека, у которого нет шпаги в руке!

Одноглазый.

Я и не колю. (Мольеру.) Берите шпагу, подлый трус!

Не оскорбляйте меня и не бейте. Я как-то чего-то не понимаю. У меня, изволите ли видеть, больное сердце... и моя жена бросила меня... Бриллиантовые кольца на полу валяются... даже белья не взяла... беда...

Одноглазый.

Ничего не понимаю!

Я не постигаю, за что вы бросились на меня? Я вас и видел-то только два раза в жизни. Вы деньги приносили?.. Но ведь это было давно. Я болен... уж вы, пожалуйста, меня не трогайте...

Одноглазый.

Я вас убью после первого вашего спектакля! (Вкладывает шпагу в ножны.)

Хорошо... хорошо... все равно...

Справедливый сапожник вдруг срывается с места и

исчезает. Лагранж поднимает Мольера с полу, схватывает

шпагу и увлекает Мольера вон. Одноглазый смотрит им

Шаррон (сходит с лестницы с горящими глазами. Пауза.).

Почему вы его не кололи?

Одноглазый.

Какое вам дело? Он бросил шпагу, помолись.

Одноглазый.

Что?! Чертов поп!

Шаррон (вдруг плюнул в Одноглазого).

Одноглазый до того оторопел, что в ответ плюнул в

Шаррона. Дверь открылась, и влетел взволнованный

Справедливый сапожник, за ним вошел Людовик. Ссорящиеся

до того увлеклись, что не сразу перестали плевать.

Четверо долго и тупо смотрели друг на друга.

Извините, что помешал (Скрывается, закрыв за собой дверь.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Квартира Мольера. Вечер. Свечи в канделябрах,

таинственные тени на стенах. Беспорядок. Разбросаны

рукописи. Мольер, в колпаке, в белье, в халате, сидит в

громадном кресле. Бутон - в другом. На столе две шпаги и

пистолет. На другом столе ужин и вино, к которому Бутон

время от времени прикладывается. Лагранж в темном плаще

ходит взад и вперед и не то ноет, не то что-то напевает,

за ним по стене ходит темная рыцарская тень.

У... клавесин... клавесин...

Перестань, Лагранж. Ты тут ни при чем. Это судьба пришла в мой дом и похитила у меня все.

Истинная правда. У меня у самого трагическая судьба. Торговал я, например, в Лиможе пирожками... Никто этих пирожков не покупает, конечно... Хотел стать актером, к вам попал...

Помолчи, Бутон.

Горькая пауза. Затем слышен скрип лестницы. Дверь

открывается, и входит Муаррон. Он не в кафтане, а в

какой-то грязной куртке. Потерт, небрит и полупьян, в

руке фонарь. Сидящие прикладывают руки козырьком к

глазам. Когда Муаррона узнали, Лагранж схватывает со

стола пистолет, Мольер бьет Лагранжа по руке, Лагранж

стреляет и попадает в потолок. Муаррон, ничуть не

удивившись, вяло посмотрел в то место, куда попала пуля.

Лагранж, хватаясь за что попало, разбивает кувшин,

бросается на Муаррона, валит его на землю и начинает

Казни меня, король, казни... (Рыча.) Иуда!

Мольер (страдальчески).

Бутон... Бутон... (Вдвоем с Бутоном оттаскивают Лагранжа от Муаррона. Лагранжу.) А ведь уморишь меня ты, ты... стрельбой и шумом... Ты что ж еще? Убийство у меня в квартире учинить хочешь?

Тварь Захария Муаррон, ты меня знаешь?

Муаррон утвердительно кивает.

Куда бы ты ночью ни пошел - жди смерти. Утра ты уже не увидишь. (Закутывается в плащ и умолкает.)

Муаррон утвердительно кивает головой Лагранжу,

становится перед Мольером на колени и кланяется в землю.

С чем пожаловал, сынок? Преступление раскрыто, стало быть, что можешь ты еще выудить в моем доме? О чем напишешь королю? Или ты подозреваешь, что я еще и фальшивомонетчик? Осмотри шкафы и комоды, я тебе разрешаю.

Муаррон вторично кланяется.

Без поклонов говори, что тебе требуется.

Уважаемый и предрагоценный мой учитель, вы думаете, что я пришел просить прощения. Нет. Я явился, чтобы успокоить вас: не позже полуночи я повешусь у вас под окнами вследствие того, что жизнь моя продолжаться не может. Вот веревка. (Вынимает из кармана веревку.) И вот записка: "Я ухожу в ад".

Мольер (горько).

Вот успокоил.

Бутон (глотнув вина).

Да, это труднейший случай. Один философ сказал...

Молчи, Бутон.

Я пришел побыть возле вас. А на госпожу Мольер, если бы я остался жить, я не взгляну ни одного раза.

Тебе и не придется взглянуть на нее, мой сын, потому что она ушла, и навеки я один. У меня необузданный характер, потому я и могу сперва совершить что-нибудь, а потом уже думать об этом. И вот, подумав и умудрившись после того, что случилось, я тебя прощаю и возвращаю в мой дом. Входи.

Муаррон заплакал.

Лагранж (раскрыв свой плащ).

Вы, учитель, не человек, не человек. Вы - тряпка, которой моют полы!

Мольер (ему).

Дерзкий щенок! Не рассуждай о том, чего не понимаешь. (Пауза. Муаррону.) Вставай, не протирай штаны.

Пауза. Муаррон поднялся. Пауза.

Где кафтан?

В кабаке заложил.

За сколько?

Муаррон махнул рукой.

(Ворчит.) Это свинство - атласные кафтаны в кабаках оставлять. (Бутону.) Выкупить кафтан... (Муаррону.) Ты, говорят, бродил, бродил и к королю даже забрел?

Муаррон (бия себя в грудь).

И сказал мне король: в сыщики, в сыщики... Вы, говорит, плохой актер...

Ах, сердце человеческое! Ах, куманек мой, ах, король! Король ошибся: ты актер первого ранга, а в сыщики ты не годишься - у тебя сердце неподходящее. Об одном я сожалею - что играть мне с тобой не придется долго. Спустили на меня, мой друг, одноглазую собаку - мушкетера. Лишил меня король покровительства, и, стало быть, зарежут меня. Бежать придется.

Учитель, пока я жив, не удастся ему вас зарезать, верьте мне! Вы знаете, как я владею шпагой.

Лагранж (высунув ухо из плаща).

Ты поразительно владеешь шпагой, это верно. Но, гнусная гадина, прежде чем ты подойдешь к "Помолись", купи себе панихиду в соборе.

Сзади заколю.

Это по тебе.

Муаррон (Мольеру).

Буду неотлучно ходить рядом с вами, дома и на улице, ночью и днем, с чем и явился.

Как сыщик.

Мольер (Лагранжу).

Заткни себе рот кружевом.

Милый Регистр, не оскорбляй меня, зачем же оскорблять того, кто не может тебе ответить. Меня не следует трогать - я человек с пятном. И не бросайся на меня этой ночью. Ты убьешь меня, тебя повесят, а Кабала беззащитного мэтра заколет.

Ты значительно поумнел с тех пор, как исчез из дому.

Муаррон (Лагранжу).

Имей в виду, что мэтра признали безбожником за "Тартюфа". Я был в подвале у Кабалы... Закона для него нету - значит, жди всего. Мольер. Знаю. (Вздрагивает.) Постучали? Муаррон. Нет. (Лагранжу.) Бери пистолет и фонарь, идем караулить.

Лагранж и Муаррон берут оружие и фонарь и уходят. Пауза.

Тиран, тиран...

Про кого вы это говорите, мэтр?

Про короля Франции...

Про Людовика Великого! Тиран!

Все кончено. Повешены оба.

Ох, Бутон, я сегодня чуть не умер от страху. Золотой идол, а глаза, веришь ли, изумрудные. Руки у меня покрылись холодным потом. Поплыло все косяком, все боком, и соображаю только одно - что он меня давит! Идол!

Повешены оба, и я в том числе. Рядышком на площади. Так вот вы висите, а наискосок - я. Безвинно погибший Жан-Жак Бутон. Где я? В царстве небесном. Не узнаю местности.

Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави. И вот все-таки - раздавил. Тиран!

И бьет барабан на площади. Кто высунул не вовремя язык? Будет он висеть до самого пояса.

За что? Понимаешь, я сегодня утром спрашиваю его - за что? Не понимаю... Я ему говорю: я, ваше величество, ненавижу такие поступки, я протестую, я оскорблен, ваше величество, извольте объяснить... Извольте... я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал?.. Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?.. Но ведь из-за чего, Бутон? Из-за "Тартюфа". Из-за этого унижался. Думал найти союзника. Нашел! Не унижайся. Бутон! Ненавижу королевскую тиранию!

Мэтр, вам памятник поставят. Девушка у фонтана, а изо рта у нее бьет струя. Вы выдающаяся личность, но только замолчите... Чтобы у вас язык отсох... За что меня вы губите?..

Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что я червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, я протестую... она не дочь моя! (Бутону.) Попросите ко мне Мадлену Бежар, я хочу посоветоваться.

Что вы, мэтр?!

А... умерла... Зачем, моя старуха, ты не сказала мне всей правды? Или нет, зачем, зачем ты не учила меня, зачем не била ты меня?.. Понимаешь ли, свечи, говорит, зажжем... я приду к тебе... (Тоскует.) Свечи-то горят, а ее нет... Я еще кафтан на тебе разорвал... На тебе луидор за кафтан.

Бутон (плаксиво).

Я кликну кого-нибудь... Это было десять лет назад, что вы...

Укладывай все. Сыграю завтра в последний раз, и побежим в Англию. Как глупо! На море дует ветер, язык чужой, и вообще дело не в Англии, а в том, что...

Дверь открывается, и в ней появляется голова старухи

Там за вами монашка пришла.

Мольер (испуганно).

Что такое?!. Какая монашка?

Вы же сами хотели ей дать стирать театральные костюмы.

Фу, старая дура Ренэ, как напугала! Э! Костюмы! Скажи ей, чтобы завтра пришла к концу спектакля в Пале-Рояль. Дура!

Мне что. Вы сами велели.

Ничего я не велел.

Ренэ скрывается. Пауза.

Да, какие еще дела? Ах да, кафтан... Покажи-ка, где я paзорвал?

Мэтр, ложитесь, ради Бога! Какой кафтан?

Мольер вдруг забирается под одеяло и скрывается под ним

с головой.

Всемогущий Господи, сделай так, чтобы никто не слышал того, что он говорил. Применим хитрость. (Неестественно громко и фальшиво, как бы продолжая беседу.) Так вы что говорите, милостивый государь? Что наш король есть самый лучший, самый блестящий король во всем мире? С моей стороны возражений нет. Присоединяюсь к вашему мнению.

Мольер (под одеялом).

В окно стучат. Мольер тревожно высовывает голову из-под

одеяла. Бутон осторожно открывает окно, и в окне

появляется встревоженный Муаррон с фонарем.

Кто крикнул? Что случилось?

Ничего не случилось. Почему непременно что-нибудь должно случиться? Я беседовал с господином де Мольером и крикнул: да здравствует король! Имеет Бутон право хоть что-нибудь кричать? Он и кричит. Да здравствует король!

Боже, какой бездарный дурак!

Уборная актеров в Пале-Рояле. И так же по-прежнему

висит, старая зеленая афиша, и так же у распятия горит

лампадка и зеленый фонарь у Лагранжа. Но за занавесами

слышны гул и свистки. В кресле сидит Мольер, в халате и

колпаке, в гриме с карикатурным носом. Мольер возбужден,

в странном состоянии, как будто пьян. Возле него - в

черных костюмах врачей, но без грима Лагранж и дю

Круази. Валяются карикатурные маски врачей.

Дверь открывается, и вбегает Бутон; Муаррон в начале

сцены стоит неподвижно в отдалении, в черном плаще.

Бутон (Лагранжу).

Попрошу обращаться к директору Пале-Рояля, а не к актерам. Я еще хозяин на последнем спектакле!

Бутон (ему).

Ну, умер. Шпагой ударили в сердце.

Царство небесное. Ну что же сделаешь...

Суфлер (заглянув в дверь).

Что происходит?

Лагранж (подчеркнуто громко).

Что происходит? Мушкетеры ворвались в театр и убили привратника.

Э!.. (Скрывается.)

Я, секретарь театра, заявляю. Театр полон безбилетными мушкетерами и неизвестными мне личностями. Я бессилен сдерживать их и запрещаю продолжать спектакль.

Но... но... но!.. Он запрещает! Не забывай, кто ты такой! Ты в сравнении со мной мальчуган, а я седой, вот что.

Лагранж (шепотом Бутону).

Ни капли.

Что я еще хотел сказать?..

Золотой господин де Мольер...

Пошел вон!.. Я знаю, двадцать лет я с вами и слышу только эту фразу или - молчи, Бутон! И я привык. Вы меня любите, мэтр, и во имя этой любви умоляю коленопреклоненно - не доигрывайте спектакль, а бегите - карета готова.

С чего ты взял, что я тебя люблю? Ты болтун. Меня никто не любит. Меня раздражают, за мной гоняются! И вышло распоряжение архиепископа не хоронить меня на кладбище. Стало быть, все будут в ограде, а я околею за оградой. Так знайте, что я не нуждаюсь в их кладбище, плюю на это! Всю жизнь вы меня травите, вы все враги мне.

Дю Круази.

Побойтесь Бога, мэтр, мы...

Лагранж (Бутону).

Как играть в таком состоянии, как играть?

Свист и грохот за занавесами.

Масленица! В Пале-Рояле били люстры не раз. Партер веселится.

Бутон (зловеще).

В театре Одноглазый.

Мольер (утихнув).

А... (Испуганно.) Где Муаррон? (Бросается к Муаррону и прячется у него в плаще.)

Муаррон, оскалив зубы, молчит, обняв Мольера.

Дю Круази (шепотом).

Врача звать надо. Мольер (выглянув из плаща, робко). На сцене он меня не может тронуть, а?..

Молчание. Дверь открывается, и вбегает Риваль. Она в

оригинальном костюме, по обыкновению полуобнажена, на

голове шляпа врача, очки колесами.

Больше нельзя затягивать антракт. Или играть...

Хочет играть, что делать?

Риваль (долго смотрит на Мольера).

Мольер (вылезая из плаща).

Молодец! Храбрая моя старуха, иди, я тебя поцелую. Разве можно начать последний спектакль и не доиграть. Она понимает. Двенадцать лет ты со мной играешь, и, веришь ли, ни одного раза я тебя не видел одетой, всегда ты голая.

Риваль (целует его).

Э, Жан-Батист, король вас простит.

Мольер (мутно).

Вы меня будете слушать?

Мольер (подумав).

Буду. А их не буду. (Как-то нелепо двинул ногой.) Они дураки. (Вдруг вздрогнул и резко изменился.) Простите меня, господа, я позволил себе грубость. Я и сам не понимаю, как у меня это вырвалось. Я взволнован. Войдите в мое положение, господин дю Круази...

Дю Круази

Лагранж } (хором). Мы не сердимся!

Сейчас же после вашей последней фразы мы спустим вас в люк, спрячем у меня в уборной до утра, а на рассвете вы покинете Париж. Согласны? Тогда начинаем.

Согласен. Давайте последнюю картину.

Дю Круази, Лагранж и Муаррон схватывают маски и

скрываются. Мольер обнимает Риваль, и та исчезает.

Мольер снимает халат. Бутон открывает занавес,

отделяющий нас от сцены. На сцене громадная кровать,

белая статуя, темный портрет на стене, столик с

колокольчиком. Люстры загорожены зелеными экранами, и от

этого на сцене ночной уютный свет. В будке загораются

свечи, в ней появляется Суфлер. За главным занавесом

шумит зрительный зал, изредка взмывают зловещие свистки.

Мольер, резко изменившись, с необыкновенной легкостью

взлетает на кровать, укладывается, накрывается одеялом.

Мольер (Суфлеру, шепотом).

Раздается удар гонга, за занавесом стихает зал.

Начинается веселая таинственная музыка. Мольер под нее

захрапел. С шорохом упал громадный занавес. Чувствуется,

что театр переполнен. В крайней золоченой ложе

громоздятся какие-то смутные лица. В музыке громовой

Удар литавр, и из полу вырастает Лагранж с невероятным

носом, в черном колпаке, заглядывает Мольеру в лицо.

Мольер (в ужасе).

Что за дьявол?.. Ночью в спальне?

Потрудитесь выйти вон!

Не кричите так нахально.

Терапевт я, ваш Пургон!

Мольер (садится в ужасе на кровати).

Виноват. Кто там за пологом?!

Портрет на стене разрывается, и из него высовывается дю

Круази пьяная харя с красным носом, в докторских очках и

Вот еще один. (Портрету.) Я рад...

Дю Круази (пьяным басом).

От коллегии венерологов

К вам явился депутат.

Не мерещится ль мне это?

Статуя разваливается, и из нее вылетает Риваль.

Что за дикий инцидент?

Медицинских факультетов

Я бессменный президент.

В зале "Га-га-га!" Из полу вырастает чудовище - врач

неимоверного роста.

Врач длиной под самый ярус.

Слуги! (Звонит.) Я сошел с ума!

Подушки на кровати взрываются, и в изголовье вырастает

Вот и я - Диафуарус,

Незабвенный врач Фома!

Падает третий, дальний занавес, и за ним вырастает хор

врачей и аптекарей в смешных и странных масках.

Но чему обязан честью?..

Ведь столь поздняя пора...

Мы приехали с известьем!

Хор врачей (грянул).

Вас возводят в доктора!!

Кто спасает свой желудок?

Кто ревень пригоршней ест!

Бене, бене, бене, бене!

Хор врачей.

Новус доктор дигнус эст!

Дю Круази.

Например, вот скажем, - луэс?

Схватишь - лечишь восемь лет!

В зале: "Га-га-га!.."

Браво, браво, браво, браво,

Замечательный ответ!

У него большие знанья...

Дю Круази.

Так и рубит он сплеча!

Из ложи внезапно показывается Одноглазый, садится на

борт ее и застывает в позе ожиданья.

И в раю получит званье...

Хор врачей (грянул).

Бакалавра и врача!

Мольер (внезапно падает смешно).

Мадлену мне! Посоветоваться... Помогите!..

В зале: "Га-га-га!.."

Партер, не смейся, сейчас, сейчас... (Затихает.)

Музыка играет еще несколько моментов, потом

разваливается. В ответ на удар литавр в уборной Мольера

вырастает страшная Монашка.

Монашка (гнусаво).

Где его костюмы? (Быстро собирает все костюмы Мольера и исчезает с ними.)

На сцене смятение.

Лагранж (сняв маску, у рампы).

Господа, господин де Мольер, исполняющий роль Аргана, упал... (Волнуется.) Спектакль не может быть окончен.

Тишина. Потом крик из ложи: "Деньги обратно!" Свист и

Муаррон (сняв маску).

Кто крикнул про деньги? (Вынимает шпагу, пробует ее конец.)

Бутон (на сцене, задушенно).

Кто мог крикнуть это?

Муаррон (указывая на ложу).

Вы или вы?

(Одноглазому.) Грязный зверь!

Одноглазый, вынув шпагу, поднимается на сцену.

(Идет, как кошка, ему навстречу.) Иди, иди. Подойди сюда! (Поравнявшись с Мольером, глядит на него, втыкает шпагу в пол, поворачивается и уходит со сцены.)

Суфлер внезапно в будке заплакал. Одноглазый глядит на

Мольера, вкладывает шпагу в ножны и уходит со сцены.

Лагранж (Бутону).

Да дайте же занавес!

Хор вышел из оцепенения, врачи и аптекари бросаются к

Мольеру, окружают его страшной толпой, и он исчезает.

Бутон закрыл наконец занавес, и за ним заревел зал.

Бутон выбежал вслед за группой, унесшей Мольера.

Господа, помогите мне! (Говорит в разрез занавеса.) Господа, прошу... разъезд... У нас несчастье.

Риваль (в другом разрезе).

Господа, прошу вас... Господа... Господа...

Занавес вздувается, любопытные пытаются лезть на сцену.

Дю Круази (в третьем разрезе).

Господа... Господа...

Гасите огни!

Дю Круази тушит люстры, шпагой сбивая свечи. Гул в зале

несколько стихает.

Риваль (в разрезе).

Войдите в положение, господа!.. Разъезд, господа... Спектакль окончен...

Последняя свеча гаснет, и сцена погружается во тьму. Все

исчезает. Выступает свет у распятия. Сцена открыта,

темна и пуста. Невдалеке от зеркала Мольера сидит

скорчившись темная фигура. На сцене выплывает фонарь,

идет темный Лагранж.

Кто остался здесь? Кто здесь?

Это я. Бутон.

Почему вы не идете к нему?

Лагранж (проходит к себе, садится, освещается зеленым

светом, разворачивает книгу, говорит и пишет).

"Семнадцатое февраля. Было четвертое представление пьесы "Мнимый больной", сочиненной господином де Мольером. В десять часов вечера господин де Мольер, исполняя роль Аргана, упал на сцене и тут же был похищен без покаяния неумолимой смертью". (Пауза.) В знак этого рисую самый большой черный крест. (Думает.) Что же явилось причиной этого? Что? Как записать?.. Причиной этого явилась немилость короля и черная Кабала!.. Так я и запишу! (Пишет и угасает во тьме.)

«КАБАЛА СВЯТОШ»

Пьеса, второе название которой - «Мольер». Под этим названием была поставлена МХАТом 16 февраля 1936 г., однако из-за резко критической статьи в «Правде» «Внешний блеск и фальшивое содержание» 9 марта 1936 г. спектакль был снят, успев пройти при неизменном аншлаге семь раз. В 1932 г. в Берлине вышел перевод К. с. на немецкий В. Грёгера. Впервые опубликована: Булгаков М. Пьесы. М.: Искусство, 1962. К. с., пьесу о великом французском комедиографе Жане Батисте Мольере (Поклене) (1622-1673), Булгаков начал писать в октябре 1929 г., а в декабре того же года закончил первую редакцию. 19 января 1930 г. драматург читал К. с. во МХАТе, который принял пьесу к постановке. Однако 18 марта 1930 г. Главре-пертком запретил К. с. Это событие стало одной из причин булгаковского письма правительству СССР от 28 марта 1930 г. с просьбой определить его судьбу и либо выслать за границу, либо дать средства к существованию на родине. После некоторых исправлений текста 3 октября 1931 г. Главрепертком разрешил пьесу к постановке при условии ряда купюр и изменений и только в театрах Москвы и Ленинграда. К. с. по требованию цензуры получила название «Мольер». 12 октября 1931 г. Булгаков заключил договор с Ленинградским Большим Драматическим Театром на постановку К. с., а 15 октября - такой же договор с МХАТом. 14 марта 1932 г. БДТ известил автора об отказе от постановки. Спектакль был сорван выступлениями в ленинградской прессе известного драматурга Всеволода Витальевича Вишневского (1900-1951), писавшего 11 ноября 1931 г. в «Красной газете»: «...Зачем тратить силы, время на драму о Мольере, когда к вашим услугам подлинный Мольер. Или Булгаков перерос Мольера и дал новые качества, по-марксистски вскрыл «сплетения давних времен»?». В письме своему другу П. С. Попову от 27 марта 1932 г. Булгаков так охарактеризовал творца этого литературного доноса: «Внешне: открытое лицо, работа «под братишку», в настоящее время крейсирует в Москве». Впоследствии в «Мастере и Маргарите» автор «Первой Конной» (1929) и «Оптимистической трагедии» (1933) был спародирован (через лавровишневые капли и устойчивое сочетание древнерусских имен Мстислав - Всеволод) в образе критика-конъюнктурщика Мстислава Лавровича, сыгравшего зловещую роль в травле гениального Мастера. Для Вишневского Булгаков был не только идейный противник, но и опасный в коммерческом смысле конкурент, поскольку К. с. и другие булгаковские пьесы грозили вытеснить из репертуара произведения «братишки моряка».

12 мая 1932 г. зав. постановочной частью МХАТ В. Г. Сахновский, направляя репертуарный план главе Комиссии ЦИК по руководству Художественным и Большим театрами А. С. Енукидзе, ставшему прототипом Аркадия Аполлоновича Семплеярова в "Мастере и Маргарите", отмечал: "МХАТ еще до перехода в ведение ЦИК принял к постановке и начал работу над пьесой М. А. Булгакова "Мольер". Темой этой пьесы является столкновение большого художника эпохи с монархией и церковью. Эту тему Булгаков прослеживает на судьбе Мольера, давая одновременно широкую картину эпохи и захватывая круг таких образов, как, например, Людовик. Помимо чисто театрального и внутреннего интереса, эта пьеса дает очень благородный материал для исполнителя главной роли И. М. Москвина, для которого театр давно подыскивал роль, дающую возможность И. М. Москвину наиболее полно выразить себя". Однако в итоге Мольера сыграл не И. М. Москвин, а В. Я. Станицын. Москвин, согласно записи Е. С. Булгаковой, 9 декабря 1933 г. так объяснил драматургу свой отказ от роли: "…Ему очень трудно произносить многие свои реплики, ему кажется, что он говорит о себе. Он сейчас расходится с женой, у него роман с Аллой Тарасовой (она была на 24 года младше Москвина. - Б. С.) - и положения театральные часто слишком напоминают жизненные".

Репетиции К. с. во МХАТе затянулись более чем на четыре года. В ходе их произошел конфликт основателя Художественного театра Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева) (1863-1938) с Булгаковым. Станиславский утверждал:

«Не вижу в Мольере человека огромной воли и таланта. Я от него большего жду. Если бы Мольер был просто человеком... но ведь он - гений. Важно, чтобы я почувствовал этого гения, не понятого людьми, затоптанного и умирающего... Человеческая жизнь Мольера есть, а вот артистической жизни - нет». Эти, не лишенные основания, мысли «гениальный старик» высказал сразу после того, как 5 марта 1935 г. ему была впервые продемонстрирована К. с. (без последней картины «Смерть Мольера»). Станиславский как будто чувствовал цензурную неприемлемость главной идеи драматурга - трагической зависимости гениальнейшего комедиографа от ничтожной власти, от напыщенного и пустого Людовика XIV (1638-1715) и окружающей короля «кабалы святош» (последнее название вызвало аллюзии у цензоров и было заменено). Главный режиссер МХАТа стремился сместить акценты пьесы и перенести конфликт в план противостояния гения и не понимающей его толпы. Даже сатирическая направленность творчества Мольера не казалась Станиславскому столь уж опасной с цензурной точки зрения. Он указывал: «Ведь Мольер обличал всех без пощады, где-то надо показать, кого и как он обличал». 22 апреля 1935 г. Булгаков направил Станиславскому письмо, где отказался переделывать пьесу. Он подчеркнул, что «намеченные текстовые изменения... нарушают мой художественный замысел и ведут к сочинению какой-то новой пьесы, которую я писать не могу, так как в корне с нею не согласен», и выразил готовность забрать пьесу из МХАТа. Станиславский капитулировал, согласился текст не трогать, но пытался добиться торжества своих идей с помощью режиссуры, побуждая актеров к соответствующей игре. Иначе, чем Булгаков, Станиславский видел и декорации к спектаклю. Он хотел, чтобы спектакль был «парадным и нарядным», «из золота и парчи», «чтобы все сияло как солнце». Точно так же хотел передать пышность века «короля-солнца» режиссер К. с. Николай Михайлович Горчаков (1898-1958). На этот раз «система Станиславского» не сработала, труппа отказалась играть так, как он хотел. С конца мая 1935 г. Станиславский отказался от репетиций, и за постановку взялся второй «отец-основатель» МХАТа Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858-1943). Пышные, с обилием позолоты и бархата декорации художника Петра Владимировича Вильямса (1902-1947) призваны были придать спектаклю конкретно-исторический колорит и замаскировать нежелательные ассоциации с современностью. Булгакову и его третьей жене, в отличие от публики, постановка во МХАТе не очень понравилась. 6 февраля 1936 г. после генеральной репетиции Е. С. Булгакова записала в дневнике: «Это не тот спектакль, которого я ждала с 30-го года...»

Участь К. с. была решена 29 февраля 1936 г., когда председатель Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР Платон Михайлович Керженцев (Лебедев) (1881-1940) представил в Политбюро ЦК ВКП(б) записку «О «Мольере» М. Булгакова (в филиале МХАТа)», где информировал: «М. Булгаков писал эту пьесу в 1929-1931 гг. ... т. е. в тот период, когда целый ряд его пьес был снят с репертуара или не допущен к постановке... Он хотел в своей новой пьесе показать судьбу писателя, идеология которого идет вразрез с политическим строем, пьесы которого запрещают.

В таком плане и трактуется Булгаковым эта «историческая» пьеса из жизни Мольера. Против талантливого писателя ведет борьбу таинственная «Кабала», руководимая попами, идеологами монархического режима... И одно время только король заступается за Мольера и защищает его против преследований католической церкви.

Мольер произносит такие реплики:

«Всю жизнь я ему (королю) лизал шпоры и думал только одно: не раздави... И вот все-таки раздавил...»; «Я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал? Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?»; «Что я должен сделать, чтобы доказать, что я червь?»

Эта сцена завершается возгласом:

«Ненавижу бессудную тиранию!» (Репертком исправил на: «королевскую») (К счастью, Керженцев не знал, что в черновике у Булгакова было еще более крамольно: «Ненавижу государственную власть!» - Б. С.)

Несмотря на всю затушеванность намеков, политический смысл, который Булгаков вкладывает в свое произведение, достаточно ясен, хотя, может быть, большинство зрителей этих намеков и не заметят.

Он хочет вызвать у зрителя аналогию между положением писателя при диктатуре пролетариата и при «бессудной тирании» Людовика XIV».

Критика Керженцева поразительно совпадала с критикой К.С. Станиславским, хотя с замечаниями режиссера чиновник наверняка не был знаком: «Пьеса о гениальном писателе, об одном из самых передовых борцов за новую буржуазную культуру против поповщины и аристократии, об одном из ярчайших реалистов XVIII столетия (на самом деле должно быть - XVII, впрочем, опечатка вполне адекватна тому бреду насчет «реализма» правоверного классициста Мольера и его борьбе за «новую буржуазную культуру», которую Керженцев разделял с марксистской эстетикой того времени. - Б. С.), крепко боровшегося за материализм против религии, за простоту против извращенности и жеманства. А где же Мольер?

В пьесе Булгакова писателя Мольера нет и в помине. Показан, к удовольствию обывателя, заурядный актерик, запутавшийся в своих семейных делах, подлизывающийся у короля - и только.

Зато Людовик XIV выведен, как истый «просвещенный монарх», обаятельный деспот, который на много голов выше всех окружающих, который блестит как солнце в буквальном и переносном смысле слова».

На самом деле Людовик у Булгакова показан не обаятельным, а вполне ничтожным и подлым деспотом, однако, говоря о монархе, Керженцев возвысил этот образ и ничего не сказал о булгаковской иронии, поскольку ясно давал понять своим адресатам, кто является действительным прототипом Людовика XIV, а о И. В. Сталине плохо говорить было нельзя. Вывод же оказался убийственным для Булгакова: «Если оставить в стороне политические намеки автора и апофеоз Людовика XIV, то в пьесе полная идейная пустота - никаких проблем пьеса не ставит, ничем зрителя не обогащает, но зато она искусно, в пышном пустоцвете, подносит ядовитые капли».

Интересно, что отзыв Керженцева совпадал и с отзывом первого цензора К. с. Исаева: «Очевидно, автор не без тайного замысла в такой скрытой форме хочет бить нашу цензуру, наши порядки». Он даже предлагал пьесу разрешить, поскольку «переключение» в нашу эпоху слишком замаскировано, трусливо», но Главрепертком тогда, в марте 1931 г., К. с. запретил. Пять лет спустя «замаскированность» политических намеков в глазах Керженцева была уже не смягчающим, а отягчающим вину обстоятельством. От опытного чиновничьего глаза не укрылись и попытки МХАТа приглушить аллюзии К. с.: «Что же сделал театр с этим ядовитым пустоцветом? Политические намеки он не хотел подчеркивать и стремился их не замечать. Не имея никакого идейного материала в пьесе, театр пошел по линии наименьшего сопротивления. Он постарался сделать из спектакля пышное зрелище и взять мастерством актерской игры.

Вся энергия театра ушла в это внешнее. Декорации (Вильямса), костюмы, мизансцены - все это имеет задачей поразить зрителя подлинной дорогой парчой, шелком и бархатом».

Председатель Комитета по делам искусств предложил: «Побудить филиал МХАТа снять этот спектакль не путем формального его запрещения, а через сознательный отказ театра от этого спектакля, как ошибочного, уводящего их с линии социалистического реализма. Для этого поместить в «Правде» резкую редакционную статью о «Мольере» в духе этих моих замечаний и разобрать спектакль в других органах печати.

Пусть на примере «Мольера» театры увидят, что мы добиваемся не внешне блестящих и технически ловко сыгранных спектаклей, а спектаклей идейно насыщенных, реалистически полнокровных и исторически верных - от ведущих театров особенно».

Сталин одобрил предложения Керженцева. Еще до решения Политбюро в прессе появились критические статьи против «Мольера». 11 февраля 1936 г. в «Советском искусстве» была напечатана статья давнего гонителя Булгакова председателя Главреперткома Осафа Семеновича Литовского (1892-1971) (в «Мастере и Маргарите» он выведен в образе похожего на пастора критика Латунского). В тот же день в письме П. С. Попову драматург так охарактеризовал эту публикацию: «О пьесе отзывается неодобрительно, с большой, но по возможности сдерживаемой злобой...» 22 февраля в мхатовской многотиражке «Горьковец» против К. с. выступили собратья Булгакова по писательскому цеху Всеволод Иванов (1895-1963), Александр Афиногенов (1904-1941) и бывший товарищ по «Гудку» Юрий Олеша (1899-1960). Вс. Иванов обвинял драматурга в том, что он создал «ординарную мещанскую пьесу», а Ю. Олеша считал главным недостатком пьесы «отсутствие в фигуре Мольера профессиональных черт поэта, писателя». Писавшие явно по заказу литераторы делали вид, что не читали интервью Булгакова «Он был велик и неудачлив», опубликованное в «Горьковце» 15 февраля 1936 г.: «Меня привлекла личность учителя многих поколений драматургов, - комедианта на сцене, неудачника, меланхолика и трагического человека в личной жизни... Я писал романтическую драму, а не историческую хронику. В романтической драме невозможна и не нужна полная биографическая точность». Булгаков попытался, по его собственным словам, «проникнуть в загадку личной драмы Мольера», построив пьесу на версии, согласно которой вторая жена великого комедиографа, Арманда Бежар (1645-1700), в действительности была его дочерью. В связи с этим 17 февраля на К. с. обрушился рецензент «Вечерней Москвы», утверждавший, что «недопустимо строить пьесу на версии о Мольере-кровосмесителе, на версии, которая была выдвинута классовыми врагами с целью его политической дискредитации». Булгаковский Мольер противостоял уже сложившемуся советскому мифу о Мольере, представлявшему великого французского драматурга-классициста «борцом» за реализм, против религии, церкви, королевского абсолютизма и «феодальной» аристократии, к тому же совершенно безгрешным в личной жизни.

9 марта 1936 г. появилась инспирированная Керженцевым по поручению Политбюро антибулгаковская статья в «Правде». Там говорилось, что драматург написал «реакционную», «фальшивую» и «негодную» пьесу, «извратив и опошлив» мольеровскую биографию и творчество. Редакционная статья «Правды» особо обрушилась на декорации спектакля, обвинив театр, что тот попытался скрыть реакционное содержание пьесы «блеском дорогой парчи, шелка, бархата и всякими побрякушками».

Не все зрители поняли содержащиеся в К. с. политические намеки, в этом П. М. Керженцев был прав. Но проницательные читатели (и зрители) все же нашлись. 9 марта 1936 г. Булгаков получил письмо, подписанное «Ваша читательница», по-настоящему ободрившее его в трудную минуту и показавшее, что творчество драматурга доходит до той интеллигентной публики, которой оно адресовано. В послании утверждалось: «Печальный конец Вашего Мольера Вы предсказали сами: в числе прочих гадов, несомненно, из рокового яйца вылупилась и несвободная печать.

А т. к. не только багровой, но и красной расцветки нет в Вашей пьесе, то ее отстранили, как «Багровый остров».

Но все же однообразная Осанна, которую поют охрипшими голосами «поэтические рвачи и выжиги», так надоела, что Ваши талантливые произведения всем известны (я узнала содержание Вашего «Мольера» осенью 30-го г.)...» Таким образом, очевидно, что текст К. с. был известен поклонникам булгаковско-го творчества по крайней мере за пять с половиной лет до премьеры спектакля.

Неизвестная читательница и почитательница Булгакова в своем письме возвышала автора К. с. над литераторами-современниками: «Обидно для Вас, для актеров и для нас, грешных, а хриплой Осанне тоже обидно: негромкое Ваше слово несомненно заглушает ее хриплый вой. Видно, демократия и всякие свободы нам не по плечу». Далее она применительно к судьбе Булгакова процитировала строки одного из самых мистических стихотворений Александра Блока (1889-1921) «Старинные розы» (1908):

«И той же тропою

С мечом на плече

Идет он за мною

В туманном плаще.

Теперь мы знаем, что вышло из этого плаща и куда направился этот меч. Не унывайте, - пишите, не ждет ли и Вас судьба Мольера? Вас будут ставить и читать и Вами восхищаться, когда от Афиногеновых и слуху не останется». Предсказание восторженной читательницы сбылось примерно через три десятилетия, когда в 60-е годы стали широко публиковать булгаковские произведения, а о популярном в 30-е годы драматурге А. Н. Афиногенове забыли почти сразу после его гибели от осколка германской авиабомбы в октябре 1941 г.

В тот же день, 9 марта 1936 г., Е. С. Булгакова зафиксировала в дневнике обращенные к Булгакову просьбы представителей МХАТа написать покаянное оправдательное письмо, от которого драматург категорически отказался. Неизвестный осведомитель НКВД в донесении 14 марта 1936 г. сообщил булгаковскую реакцию на события, связанные с К. с.: «Статья в «Правде» и последовавшее за ней снятие с репертуара пьесы М. Булгакова особенно усилили как разговоры на эту тему, так и растерянность. Сам Булгаков сейчас находится в очень подавленном состоянии (у него вновь усилилась его боязнь ходить по улицам одному), хотя внешне он старается ее скрыть. Кроме огорчения от того, что его пьеса, которая репетировалась четыре с половиной года, снята после семи представлений, его пугает его дальнейшая судьба как писателя... Он боится, что театры не будут больше рисковать ставить его пьесы, в частности, уже принятую театром Вахтангова «Александр Пушкин», и конечно, не последнее место занимает боязнь потерять свое материальное благополучие. В разговорах о причине снятия пьесы он все время спрашивает «неужели это действительно плохая пьеса?» и обсуждает отзыв о ней в газетах, совершенно не касаясь той идеи, какая в этой пьесе заключена (подавление поэта властью). Когда моя жена сказала ему, что, на его счастье, рецензенты обходят молчанием политический смысл его пьесы, он с притворной наивностью (намеренно) спросил: «А разве в «Мольере» есть политический смысл?» и дальше этой темы не развивал. Также замалчивает Булгаков мои попытки уговорить его написать пьесу с безоговорочной советской позиции, хотя по моим наблюдениям, вопрос этот для него самого уже не раз вставал, но ему не хватает какой-то решимости или толчка. В театре ему предлагали написать декларативное письмо, но этого он сделать боится, видимо, считая, что это «уронит» его как независимого писателя и поставит на одну плоскость с «кающимися» и подхалимствующими. Возможно, что тактичный разговор в ЦК партии мог бы побудить его сейчас отказаться от его постоянной темы (в «Багровом Острове», «Мольере» и «Александре Пушкине») - противопоставления свободного творчества писателя и насилия со стороны власти; темы, которой он в большой мере обязан своему провинциализму и оторванности от большого русла текущей жизни». Не исключено, что безымянным осведомителем здесь выступил Евгений Васильевич Калужский (1896-1966), актер МХАТа и свояк Булгакова, муж сестры Е. С. Булгаковой Ольги Сергеевны Бокшанской (урожденной Нюренберг) (1891-1948). 9 марта 1936 г. Калужский с женой были у Булгаковых в момент, когда драматургу предлагали оправдываться письмом. Сам Калужский, страдавший алкоголизмом, однажды как будто даже прямо намекал на свою связь с органами. 24 августа 1934 г. Е. С. Булгакова отметила в дневнике: «Вечером был Женя Калужский, рассказывал про свою летнюю поездку. Приехал во Владикавказ, остановился в гостинице. Дико утомленный, уснул. Ночью пришли в номер четыре человека, устроили обыск, потом повели его в ГПУ. Там часа два расспрашивали обо всем... Потом извинились: ошибка. Приняли за другого». На Калужского как на осведомителя указывает и следующее более раннее обзорное донесение от 23 мая 1935 г., принадлежащее, очевидно, тому же агенту, что информировал о событиях, связанных со снятием К. с.: «БУЛГАКОВ М. болен каким-то нервным расстройством. Он говорит, что не может даже ходить один по улицам и его провожают даже в театр, днем.» Далее приводится дословная оценка драматургом руководителей МХАТа:

«Работать в Художественном театре сейчас невозможно. Меня угнетает атмосфера, которую напустили эти два старика СТАНИСЛАВСКИЙ и ДАНЧЕНКО. Они уже юродствуют от старости и презирают все, чему не 200 лет. Если бы я работал в молодом театре, меня бы подтаскивали, вынимали из скорлупы, заставили бы состязаться с молодежью, а здесь все затхло, почетно и далеко от жизни. Если бы я поборол мысль, что меня преследуют, я ушел бы в другой театр, где наверное бы помолодел». В дневнике Е. С. Булгаковой именно такой разговор записан 20 марта 1935 г. и как раз с Е. В. Калужским:

«Вчера у нас были Оля с Калужским. М. А. рассказывал нам, как все это (репетиции К. с. - Б. С.) происходит в Леонтьевском. Семнадцатый век старик (Станиславский. - Б. С.) называет «средним веком», его же - «восемнадцатым». Пересыпает свои речи длинными анекдотами и отступлениями, что-то рассказывает про Стаховича (отставного генерала свиты Алексея Александровича Стаховича (1856-1919), поступившего в Художественный театр актером, ставшего потом одним из его директоров, а после революции покончившего с собой; послужил прототипом упоминаемого в «Театральном романе» покойного генерал-майора Клавдия Александровича Комаровского-Эшаппара де Бионкура, артиста Независимого Театра. - Б. С.), про французских актеров, доказывает, что люди со шпагами не могут появиться на сцене, то есть нападает на все то, на чем пьеса держится. Портя какое-нибудь место, уговаривает М. А. «полюбить эти искажения»«.

В пользу того, что именно Калужский был осведомителем НКВД в Художественном театре, говорит и следующий примечательный факт. В опубликованных в 1998 г. обзорных донесениях неизвестного сексота о МХАТе в 1935-1936 гг. ни разу не упомянут Калужский, - фигура в номенклатуре театра далеко не последняя. Очевидно, агент никак не мог писать о самом себе.

В кампании против К. с. принял участие и Михаил Михайлович Яншин(1902-1976), один из наиболее близких Булгакову актеров МХАТа. 17 марта в «Советском искусстве» появилась его беседа с репортером под заголовком «Поучительная неудача», где утверждалось, что «на основе ошибочного, искажающего историческую действительность текста поставлен махрово-натуралистический спектакль». Через год, 22 февраля 1937 г., как отмечает Е. С. Булгакова, в Доме актера «Яншин объяснялся по поводу статьи о «Мольере», говорил, что его слова исказили, что он говорил совсем другое». Булгаков объяснений не принял и навсегда разорвал дружбу с Яншиным, по иронии судьбы игравшим в К. с. роль верного слуги Бутона, но в жизни вынужденного сыграть актера Муаррона, которому по ходу пьесы пришлось предать Мольера, своего учителя и друга.

Весной и летом 1936 г. МХАТ безуспешно пытался договориться с драматургом о внесении изменений в текст К. с. В августе 1936 г. в Синопе на Кавказе Н. М. Горчаков, по свидетельству Е. С. Булгаковой, хотел «уговорить М. А. написать не то две, не то три новых картины к «Мольеру». М. А. отказался: «Запятой не переставлю»«. Неспособность МХАТа отстоять К. с. подтолкнула Булгакова к решению уйти с должности мхатовского режиссера-ассистента. 9 сентября 1936 г. он сказал об этом Е. С. Булгаковой, а 15 сентября подал заявление об уходе. Вопреки мнению агентов НКВД, драматург не убоялся материальных трудностей. 9 сентября 1936 г. Е. С. Булгакова записала в дневнике насчет МХАТа: «После гибели «Мольера» М. А. там тяжело.

Париж века Людовика XIV. Театр Пале-Рояль. На стыке двух уборных, у занавеса, которым они разделены, громадных размеров клавесин. В первой уборной - множество сальных свечей. Во второй уборной на столе только фонарь с цветными стёклами и большое распятие, перед которым горит лампада. На всём печать необыкновенного волнения. Шарль-Варле де Лагранж, актёр по прозвищу Регистр, не занятый в спектакле, сидит в уборной, погружённый в думу. Он в тёмном плаще, молод, красив и важен.

В первой уборной Бутон, тушильщик свечей в театре и слуга Мольера, припал к щели в занавесе. Рожа Шарлатана торчит в дверях. Слышны взрывы смеха, затем финальный раскат хохота. Из-за занавеса показывается Знаменитый актёр и драматург Жан Батист Поклен де Мольер, загримированный Сганарелем - нос лиловый с бородавкой. Левой рукой Мольер держится за грудь. Дверь распахивается, вбегает загримированный Полишинелем актёр дю Круази и говорит, что король аплодирует. Мольер возвращается на сцену и читает сочинённые экспромтом стихи, посвящённые королю франции Людовику XIV, в которых он называет короля Солнцем Франции. Король благодарит Мольера и остаётся посмотреть ещё одну интермедию.

Бутон опускает занавес. Мольер появляется в уборной и хватает слугу за глотку, обвиняя его в том, что «при короле свеча повалилась в люстре, воском каплет на паркет». Бутон уверяет Мольера, что он сам повалил свечу палашом, актриса Мариэтта Риваль подтверждает это. Мольер остывает и дарит Бутону свой кафтан взамен разорванного. Бутон уходит снимать нагар со свечей.

Мольер спрашивает у Шарлатана, в чём секрет его фокуса. Шарлатан садится в некотором расстоянии от клавесина, делает такие движения в воздухе, как будто играет, и клавиши в клавесине вжимаются, клавесин играет нежно. Шарлатан не соглашается открыть Мольеру свой секрет и уходит. Мольер возвращается на сцену.

Портьера, ведущая во вторую уборную, отодвигается и возникает актриса Арманда Бежар. Черты лица её прелестны, она похожа на свою старшую сестру Мадлену Бежар, тоже актрису. Арманде лет семнадцать. Лагранж останавливает Арманду и умоляет её не выходить замуж за Мольера. Арманда делает попытку отстранить Лагранжа и пройти. Лагранж вынимает шпагу и угрожает заколоть девушку, если она не откажется от замужества. Арманда говорит, что она в связи со своим женихом, иначе поступить уже не может и шепчет что-то Лагранжу на ухо. Лагранж вкладывает шпагу в ножны, говорит, что хотел её спасти и уходит.

Арманда остаётся в уборной. Входит Мольер; обнимает её, и в то же мгновение появляется Бутон. Мольер отсылает его прочь, снимает нос и парик, целует Арманду. Она шепчет ему что-то на ухо. «Я хочу жить ещё один век: с тобой! Ты станешь первой, будешь великой актрисой. Но помни: если ты не сдержишь клятву, ты отнимешь у меня всё» - говорит ей Мольер. Арманда клянётся на распятии в вечной любви.

В двери стучат. Влюблённые спешно договариваются встретиться здесь, «когда театр погаснет». Мольер открывает, и входят Бутон, Лагранж и Маркиз д,Орсиньи, дуэлянт по кличке «Одноглазый, помолись», в костюме Компании Чёрных Мушкетёров с косой чёрной повязкой на лице. Одноглазый вручает Мольеру награду короля - 5000 ливров. Мольер берёт себе 500 ливров, а остальные делит поровну между актёрами, потом уходит проводить короля. Одноглазый начинает флиртовать с Армандой. Желая помешать ему, Бутон встревает в их разговор. Возвращается Мольер, и Одноглазый откланивается. Мольер отсылает Арманду и приказывает позвать Мадлену Бежар. Когда Мадлена приходит, Мольер сообщает ей, что намерен жениться на Арманде. Мадлена становится на колени и умоляет Мольера жениться «на ком угодно, только не на Арманде». Мольер говорит Мадлене, что обязан сделать это. Тогда Мадлена объявляет о своём уходе из театра и просит Мольера не говорить Арманде, что у них был роман. Мольер даёт обещание и уходит.

Мадлена остаётся. Входит Лагранж. Он один посвящён в тайну Мадлены. Лагранж обещает Мадлене, что её тайну никто никогда не узнает. Мадлена прощается и уходит. Лагранж ставит на стол фонарь, садится и записывает события ушедшего дня в свою книгу-регистр. Потом откладывает перо и говорит: «В театре ужасное событие: Жан-Батист Поклен де Мольер, не зная, что Арманда не сестра, а дочь госпожи Мадлены Бежар, женился на ней. Этого писать нельзя, но в знак ужаса ставлю чёрный крест». Лагранж берёт фонарь и уходит, как тёмный рыцарь.

Некоторое время мрак и тишина, затем крышка клавесина приподнимается, и из него выходит знаменитый актёр-любовник Захария Муаррон. Это мальчишка лет пятнадцати с необыкновенно красивым, порочным и измученным лицом. Оборван, грязен. Он хнычет, жалуется, что не спал два дня, потом падает и засыпает. Плывёт свет фонарика, и, крадучись, Мольер ведёт Арманду в тёмном плаще. Арманда пугается мальчика и взвизгивает. Муаррон просыпается и трясётся от ужаса. Мольер грозно спрашивает, кто он такой. Мальчишка отвечает, что он несчастный Захария Муаррон. Мольер хохочет - он понял секрет Шарлатана.

Действие второе

Приёмная короля. За карточным столом известный игрок маркиз де Лессак играет в карты с Людовиком. Толпа придворных, одетых с необыкновенной пышностью, следит за де Лессаком. Перед тем груда золотых монет, пот течёт у него с лица. Сидит один Людовик, все остальные стоят. Все без шляп. За креслом Людовика стоит Одноглазый, ведёт игру короля. Одноглазый замечает, что де Лессак играет краплёными картами. Король спрашивает Одноглазого, как ему следует поступить в этом случае. Одноглазый отвечает, что де Лессака «надлежит ударить по физиономии подсвечником» и обругать. Людовик зовёт Справедливого сапожника и велит ему обругать де Лессака. Шут с удовольствием выполняет приказ. «Посадите маркиза де Лессака на один месяц в тюрьму. Затем отправит его в имение - вместе с деньгами» - приказывает король. Де Лессака уводят.

Перед Людовиком, словно из-под земли, появляется обеденный стол с одним прибором. У камина возникает архиепископ Парижа маркиз де Шаррон и просит у короля позволения представить ему бродячего проповедника, отца Варфоломея. Дверь открывается и появляется отец Варфоломей. Он бос, лохмат, подпоясан верёвкой, глаза безумные. Он приплясывает и поёт. Удивлены все, кроме Людовика. Брат Верность, один из членов Кабалы Священного Писания, - постная физиономия с длинным носом - выделяется из толпы придворных и прокрадывается к Шаррону. Варфоломей, обращаясь к королю, называет Мольера антихристом и призывает: «Сожги его вместе с его богомерзким творением „Тартюф“ на площади. Весь мир верных сынов церкви требует этого!». Людовик раздражён, его сердит слово «требует», он велит посадить отца Варфоломея на три месяца в тюрьму. Отец Варфоломей исчезает.

Людовик ест, потом выражает желание говорить с архиепископом наедине. Придворные всей толпой отступают на лестницу. Людовик спрашивает Шаррона, разделяет ли он мнение отца Варфоломея о Мольере. «Государь, это сатана» - отвечает Шаррон твёрдо. Он льстит королю и умоляет его заступиться за религию, которую оскорбил Мольер своим «Тартюфом». «Дерзкий актёр талантлив... Я попробую исправить его, он может служить к славе царствования. Но если он совершит ещё одну дерзость, я накажу» - говорит Людовик. Потом он позволяет выпустить отца Варфоломея из тюрьмы через три дня.

Входит Мольер. Король приглашает его поужинать, велит подать ему стул. Мольер, бледнея, принимает высокую честь. Людовик говорит Мольеру, что в «Тартюфе» он не осторожен с духовными лицами. Король позволяет играть пьесу в Пале-Рояле при условии, что в дальнейшем творчество Мольера пойдёт по правильному пути. Мольер ликует. Людовик дарует ему ещё одну милость - право стелить королевскую постель. Мольер схватывает со стола два канделябра и идёт впереди короля. Оба скрываются.

Все исчезают, и на сцене остаются только Шаррон и брат Верность, оба черны. Они замышляют какую-то интригу против Мольера. В этом им должна помочь женщина, которая заманит в их сети нужного им человека. Входит Одноглазый. Шаррон и брат Верность исчезают. К Одноглазому подходит шут и даёт ему записку от женщины в маске. Одноглазый задумчиво уходит. Огни начинают гаснуть. Слышатся удаляющиеся голоса: «Король спит!». Шут ложится на карточный стол, закутывается в портьеру с гербами и засыпает.

Дворец исчезает, и возникает квартира Мольера. День. Муаррон, очень красивый, пышно разодетый человек лет двадцати двух, играет на клавесине. Арманда в кресле слушает. Они репетируют новую пьесу. Муаррон называет Арманду маменькой, а Мольера - отцом. Они усыновили его. Муаррон считает себя лучшим актёром Парижа. Во время репетиции Муаррон соблазняет Арманду, уводит её в свою спальню и запирает дверь на ключ. Арманда проклинает день, когда Муаррона нашли в клавесине.

Входит Мольер, зовёт Арманду. Ключ в замке мгновенно поворачивается. Мольер устремляется в дверь, Арманда вскрикивает, затем вбегает Муаррон, держит свой парик в руке. В гневе Мольер выгоняет Муаррона из дома и из труппы. Муаррон угрожает Мольеру, говорит, что владеет его тайной. Напоминает о Мадлене Бежар, которая находится при смерти. Мольер хватает со стены пистолет, и Муаррон исчезает. Мольер просит Арманду: «Потерпи ещё немного, я скоро освобожу тебя. Я не хочу умирать в одиночестве». Арманда выходит в слезах, клянётся, что не оставит Мольера. Мольер жалеет, что выгнал Муаррона. Он не желает скандала и собирается его вернуть.

Действие третье

Каменный подвал, освещённый трёхсвечной люстрой. За столом сидят члены Кабалы Священного Писания в масках; в кресле отдельно, без маски, сидит Шаррон. Двое в чёрном - люди жуткого вида - вводят Муаррона со связанными руками и с повязкой на глазах. Руки ему развязывают, повязку снимают. Утром этого дня Муаррон наклеветал на Мольера, и теперь Шаррон заставляет его повторить свой донос при свидетелях. Муаррон рассказывает, как несколько лет назад он сидел в клавесине и слышал голос Лагранжа. Голос говорил, что «господин де Мольер женился не на сестре Мадлены Бежар, а на её дочери».

Муаррону завязывают глаза, связывают руки и уводят. Шаррон надвигает капюшон на лицо и скрывается в полутьме. Брат Верность открывает дверь. Появляется Незнакомка в маске, которая ведёт за руку Одноглазого. Глаза у него завязаны платком. Одноглазый снимает повязку, оглядывается и выхватывает шпагу решив, что его заманили в ловушку. Брат Сила и брат Верность успокаивают его. Они говорят маркизу, что по вине Мольера над ним смеются при дворе, потому что образ Дон Жуана Мольер писал с него. Одноглазый меняется в лице от ярости. Ему опять завязывают глаза, и Незнакомка уводит его. Шаррон объявляет заседание Кабалы Священного Писания закрытым.

Необъятный собор. Маленькая исповедальня архиепископа. Появляются Арманда и Лагранж, ведут под руки Мадлену. Та - седая, больная. Мадлена входит в исповедальню, Арманда и Лагранж садятся на скамью, и тьма их поглощает. Шаррон возникает в исповедальне и говорит Мадлене, что сам решил исповедовать её. Под давлением Шаррона Мадлена признаётся: «Я жила с двумя и прижила дочь Арманду и всю жизнь терзалась, не зная, чья она... Когда же она выросла, я привезла её в Париж и выдала её за свою сестру». Шаррон отпускает ей грехи и просит позвать Арманду. Лагранж уводит Мадлену. Арманда входит в исповедальню. Шаррон возникает страшен, в рогатой митре, крестит Арманду обратным дьявольским крестом. «Она твоя мать. Тебя я прощаю. Но сегодня же беги от него, беги» - говорит Шаррон. Арманда падает и остаётся неподвижной на пороге исповедальни. Шаррон исчезает.

День. Приёмная короля. Людовик - у стола. Перед ним тёмный и измученный Шаррон. На полу сидит Справедливый сапожник, чинит башмак. Шаррон рассказывает королю о преступлении Мольера. Людовик велит вызвать господина де Мольера и привести Муаррона. Входит Муаррон. Он запуган и имеет такой вид, точно он спал не раздеваясь. Людовик, которого он впервые видит так близко, производит на него сильное впечатление. Король объявляет Муаррону, что его донос подтверждён следствием и спрашивает, какое вознаграждение он желает получить. Муаррон просит место в Королевском бургонском театре или в Театре дю Марэ. Король отказывает ему, потому что он слабый актёр, и даёт ему место на королевской службе, в сыскной полиции.

Муаррон выходит. В других дверях появляется Лагранж, вводит Мольера и тотчас же скрывается. Мольер в странном виде: одежда в беспорядке, лицо свинцовое, руки трясутся, шпага висит криво. Он жалуется королю на здоровье, которое пошатнулось из-за сердечного приступа, случившегося, когда от него ушла жена. Людовик объявляет своё решение: «Запрещаю вам появляться при дворе, запрещаю играть „Тартюфа“. Только с тем, чтобы ваша труппа не умерла с голоду, разрешаю играть в Пале-Рояле ваши смешные комедии, но ничего более... Лишаю вас покровительства короля». Произнеся эти слова, Людовик удаляется.

Шаррон входит и долго смотрит на Мольера. У архиепископа удовлетворённо мерцают глаза. Мольер в гневе выхватывает шпагу. Из-за двери выходит Одноглазый с тростью и затевает ссору с Мольером, называя его лгуном. В это мгновение входит Лагранж. Мольер в гневе вызывает Одноглазого на дуэль. Шаррон и Лагранж пытаются их остановить. Одноглазый бросается на Мольера. Мольер, отмахиваясь шпагой, прячется за стол. Одноглазый вскакивает на стол. Мольер бросает шпагу, опускается на пол, говорит, что он болен и ничего не понимает. Одноглазый заявляет, что убьёт Мольера после первого спектакля. Шут вдруг срывается с места и исчезает. Лагранж поднимает Мольера с пола и увлекает вон.

Шаррон с горящими глазами спрашивает Одноглазого, почему тот не заколол Мольера. Они ругаются. Шаррон вдруг плюёт в Одноглазого. Одноглазый до того оторопел, что плюнул в Шаррона. Дверь открывается, влетает взволнованный шут, за ним входит Людовик. Ссорящиеся до того увлечены, что не сразу перестают плевать. Четверо долго и тупо смотрят друг на друга. «Извините, что помешал,» - говорит Людовик и скрывается, закрыв за собой дверь.

Действие четвёртое

Квартира Мольера. Вечер. Беспорядок. Разбросаны рукописи. Мольер в парике и халате сидит в громадном кресле. Бутон в другом. На столе две шпаги и пистолет. На другом столе ужин и вино, к которому Бутон время от времени прикладывается. Лагранж в тёмном плаще ходит взад и вперёд. Он упрекает себя в том, что Муаррон узнал тайну. Мольер его успокаивает. Слышен скрип лестницы. Входит Муаррон. Он в какой-то грязной куртке, потёрт, небрит и полупьян, в руке фонарь. Узнав Муаррона, Лагранж схватывает со стола пистолет. Мольер бьёт Лагранжа по руке. Лагранж стреляет и попадает в потолок, потом бросается на Муаррона, валит его на пол и начинает душить. Мольер и Бутон оттаскивают Лагранжа от Муаррона. Лагранж грозится его убить. Муаррон становится перед Мольером на колени и говорит, что не позже полуночи повесится у него под окнами, а на Арманду даже и не взглянет. Мольер говорит, что Арманда ушла, а Муаррона он прощает и возвращает в свой дом. Муаррон плачет. Лагранж обвиняет Мольера в излишней мягкости. Мольер сообщает Муаррону, что на него «спустили одноглазую собаку-мушкетёра», и король лишил своего покровительства. Муаррон знает, что «мэтра признали безбожником за «Тартюфа» и берётся его защищать. Лагранж и Муаррон берут оружие, фонарь и уходят караулить. Пауза.

Мольер громко называет короля Франции тираном. Бутон успокаивает его, пытается заставить замолчать, боится, что его вместе с хозяином повесят за эти слова на площади. Мольер велит ему укладывать вещи, намереваясь после последнего спектакля сбежать в Англию. Дверь открывается, и в ней появляется голова старухи Ренэ, дряхлой няньки Мольера. Она говорит, что пришла монашка, чтобы взять в стирку театральные костюмы. Мольер велит, чтобы она пришла завтра в Пале-Рояль к концу спектакля. Ренэ скрывается. Мольер вдруг забирается с головой под одеяло. Бутон начинает прославлять короля так громко, что это слышит даже Муаррон на улице.

Уборная актёров в Пале-Рояле. Всё также горит лампада у распятия и зелёный фонарь. За занавесом слышны гул и свистки. В кресле сидит Мольер в халате и колпаке, в гриме с карикатурным носом. Мольер в странном состоянии, как будто пьян. Возле него Лагранж и актёр Филибер дю Круази в чёрных костюмах врачей, но без грима. Муаррон стоит неподвижно в отдалении. Вбегает Бутон с сообщением, что привратник, раненный мушкетёрами, умер. Лагранж сообщает, что «театр полон безбилетными мушкетёрами и неизвестными личностями». Бутон умоляет Мольера не доигрывать спектакль, а бежать. Потом сообщает, что в театре Одноглазый. За занавесами свист и грохот. Мольер испуганно бросается к Муаррону и прячется у него в плаще. Муаррон молчит, обняв Мольера.

Дверь открывается, и вбегает Мариэтта Риваль. Она в оригинальном костюме, на голове шляпа врача, очки колёсами. Риваль долго смотрит на Мольера и говорит, что надо играть. Мольер вылазит из-под плаща и извиняется перед всеми. Риваль говорит: «Сейчас же после вашей последней фразы мы спустим вас в люк, спрячем у меня в уборной до утра, а на рассвете вы покинете Париж». Мольер согласен.

Дю Круази, Лагранж, Муаррон и Риваль скрываются. Мольер снимает халат. На сцене громадная кровать. В будке появляется суфлёр. Мольер, резко изменившись, с необыкновенной лёгкостью взлетает на кровать, укладывается, накрывается одеялом. Бутон поднимает главный занавес. Актёры играют сцену из пьесы «Мнимый больной». Во время спектакля из ложи внезапно показывается Одноглазый, садится на борт её и застывает в позе ожидания.

Внезапно Мольер зовёт Мадлену и падает. Музыка смолкает. В уборной Мольера возникает страшная монашка, быстро собирает все костюмы Мольера и исчезает с ними. На сцене смятение. Лагранж взволнованно говорит публике, что спектакль не может быть окончен. Публика требует деньги обратно. Муаррон достаёт шпагу и называет Одноглазого грязным зверем. Одноглазый, вынув шпагу, поднимается на сцену и идёт плавной кошачьей поступью на встречу Муаррону. Поравнявшись с Мольером, смотрит на него, втыкает шпагу в пол, поворачивается и уходит со сцены. Суфлёр в будке плачет. Актёры бросаются к Мольеру, окружают его толпой, и он исчезает. Бутон опускает занавеси бросается вслед за группой, уносящей Мольера. Занавес вздувается, любопытные пытаются лезть на сцену. Дю Круази тушит люстру. Гул в зале стихает.

Сцена погружается во тьму. Потом выплывает фонарь - идёт тёмный Лагранж. Он проходит в свою уборную, разворачивает книгу и пишет: «Семнадцатого февраля... В десять часов вечера господин де Мольер, исполняя роль Аргана, упал на сцене и тут же был похищен без покаяния неумолимой смертью... Причиной этого явилась немилость короля и чёрная Кабала». Пишет и угасает во тьме.

Михаил Афанасьевич Булгаков
Навеяло, как говорится, темой статьи Моральный урок и отмеченных в ней словах Булгакова из «Мастера и Маргариты»:

«– Так что же говорит этот человек?

– А он попросту соврал! – звучно, на весь театр сообщил клетчатый помощник и, обратясь к Бенгальскому, прибавил: – Поздравляю вас, гражданин, соврамши!»

Автор применил текст Булгакова к Макаревичу, написавшему обращение к гражданам РФ, соответственно, необходимо вспомнить отношение самого писателя к причинам смещения нравственного зрения людей. Как известно Булгаков остро нелюбил Станиславского и Немировича-Данченко. Основа такого эмоционального отношения весьма прозаична, если смотреть на факты, без лишней окраски, обычно применяемой для оправдания того или иного персонажа. Итак, именно факты, без отклонений в ту или иную сторону, отлично все обьясняют и расставляют акценты.

«Кабала святош» — пьеса, второе название которой — «Мольер».

После некоторых исправлений текста, 3 октября 1931 г. Главрепертком разрешил пьесу к постановке при условии ряда купюр и изменений и только в театрах Москвы и Ленинграда. Пьеса по требованию цензуры получила название «Мольер».
12 октября 1931 г. Булгаков заключил договор с Ленинградским Большим Драматическим Театром на постановку, а 15 октября — такой же договор с МХАТом.

14 марта 1932 г. БДТ известил автора об отказе от постановки. Спектакль был сорван выступлениями в ленинградской прессе известного драматурга Всеволода Витальевича Вишневского (1900-1951), писавшего 11 ноября 1931 г. в «Красной газете»: «Зачем тратить силы, время на драму о Мольере, когда к вашим услугам подлинный Мольер. Или Булгаков перерос Мольера и дал новые качества, по-марксистски вскрыл «сплетения давних времен»?»

В письме своему другу П. С. Попову от 27 марта 1932 г. Булгаков так охарактеризовал творца этого литературного доноса: «Внешне: открытое лицо, работа «под братишку», в настоящее время крейсирует в Москве». Впоследствии в «Мастере и Маргарите» автор «Первой Конной» (1929) и «Оптимистической трагедии» (1933) был спародирован (через лавровишневые капли и устойчивое сочетание древнерусских имен Мстислав — Всеволод) в образе критика-конъюнктурщика Мстислава Лавровича, сыгравшего зловещую роль в травле гениального Мастера.

Репетиции во МХАТе затянулись более чем на четыре года. В ходе их произошел конфликт основателя Художественного театра Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева) (1863-1938) с Булгаковым. Станиславский утверждал: «Не вижу в Мольере человека огромной воли и таланта. Я от него большего жду. Если бы Мольер был просто человеком… но ведь он — гений. Важно, чтобы я почувствовал этого гения, не понятого людьми, затоптанного и умирающего… Человеческая жизнь Мольера есть, а вот артистической жизни — нет». Эти мысли «гениальный старик» высказал сразу после того, как 5 марта 1935 г. ему была впервые продемонстрирована пьеса (без последней картины «Смерть Мольера»).

22 апреля 1935 г. Булгаков направил Станиславскому письмо, где отказался переделывать пьесу. Он подчеркнул, что «намеченные текстовые изменения… нарушают мой художественный замысел и ведут к сочинению какой-то новой пьесы, которую я писать не могу, так как в корне с нею не согласен», и выразил готовность забрать пьесу из МХАТа. Станиславский капитулировал, согласился текст не трогать, но пытался добиться торжества своих идей с помощью режиссуры, побуждая актеров к соответствующей игре. Иначе, чем Булгаков, Станиславский видел и декорации к спектаклю. Он хотел, чтобы спектакль был «парадным и нарядным», «из золота и парчи», «чтобы все сияло как солнце».

На этот раз «система Станиславского» не сработала, труппа отказалась играть так, как он хотел.

С конца мая 1935 г. Станиславский отказался от репетиций, и за постановку взялся второй «отец-основатель» МХАТа Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858-1943). Пышные, с обилием позолоты и бархата декорации художника Петра Владимировича Вильямса (1902-1947) призваны были придать спектаклю конкретно-исторический колорит и замаскировать нежелательные ассоциации с современностью.

Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна

Булгакову и его третьей жене, в отличие от публики, постановка во МХАТе не очень понравилась. 6 февраля 1936 г. после генеральной репетиции Е. С. Булгакова записала в дневнике: «Это не тот спектакль, которого я ждала с 30 года…»

Участь пьесы была решена 29 февраля 1936 г., когда председатель Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР Платон Михайлович Керженцев (Лебедев) (1881-1940) представил в Политбюро ЦК ВКП(б) записку «О «Мольере» М. Булгакова (в филиале МХАТа)», где информировал:

«М. Булгаков писал эту пьесу в 1929-1931 гг., т. е. в тот период, когда целый ряд его пьес был снят с репертуара или не допущен к постановке… Он хотел в своей новой пьесе показать судьбу писателя, идеология которого идет вразрез с политическим строем, пьесы которого запрещают. В таком плане и трактуется Булгаковым эта «историческая» пьеса из жизни Мольера. Против талантливого писателя ведет борьбу таинственная «Кабала», руководимая попами, идеологами монархического режима… И одно время только король заступается за Мольера и защищает его против преследований католической церкви.

Мольер произносит такие реплики: «Всю жизнь я ему (королю) лизал шпоры и думал только одно: не раздави… И вот все-таки раздавил…»; «Я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал? Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?»; «Что я должен сделать, чтобы доказать, что я червь?» Эта сцена завершается возгласом: «Ненавижу бессудную тиранию!» (Репертком исправил на: «королевскую»)

Критика Керженцева поразительно совпадала с критикой пьесы Станиславским: «Пьеса о гениальном писателе, об одном из самых передовых борцов за новую буржуазную культуру против поповщины и аристократии…А где же Мольер? В пьесе Булгакова писателя Мольера нет и в помине. Показан, к удовольствию обывателя, заурядный актерик, запутавшийся в своих семейных делах, подлизывающийся у короля — и только. Зато Людовик XIV выведен, как истый «просвещенный монарх», обаятельный деспот, который на много голов выше всех окружающих, который блестит как солнце в буквальном и переносном смысле слова».

Вывод же оказался убийственным для Булгакова: «Если оставить в стороне политические намеки автора и апофеоз Людовика XIV, то в пьесе полная идейная пустота — никаких проблем пьеса не ставит, ничем зрителя не обогащает, но зато она искусно, в пышном пустоцвете, подносит ядовитые капли».

Отзыв Керженцева совпадал и с отзывом первого цензора К. с. Исаева: «Очевидно, автор не без тайного замысла в такой скрытой форме хочет бить нашу цензуру, наши порядки».

Председатель Комитета по делам искусств предложил: «Побудить филиал МХАТа снять этот спектакль не путем формального его запрещения, а через сознательный отказ театра от этого спектакля, как ошибочного, уводящего их с линии социалистического реализма. Для этого поместить в «Правде» резкую редакционную статью о «Мольере» в духе этих моих замечаний и разобрать спектакль в других органах печати.

Пусть на примере «Мольера» театры увидят, что мы добиваемся не внешне блестящих и технически ловко сыгранных спектаклей, а спектаклей идейно насыщенных, реалистически полнокровных и исторически верных — от ведущих театров особенно».

Еще до решения Политбюро в прессе появились критические статьи против «Мольера». 11 февраля 1936 г. в «Советском искусстве» была напечатана статья давнего гонителя Булгакова председателя Главреперткома Осафа Семеновича Литовского (1892-1971) (в «Мастере и Маргарите» он выведен в образе похожего на пастора критика Латунского).

НЕМЕЗИДА

Он дал зарок не переступать порога театра и выполнял этот зарок в течение нескольких лет с буквалистской точностью. Когда Булгакову пришлось однажды, не дождавшись жены на улице, зайти за ней в мхатовскую контору, то есть «переступить порог», это простейшее событие послужило причиной «выяснения отношений». С осени 1936 года создатель «Турбиных» ни разу не был на своем спектакле. Не увидел ни одной премьеры Художественного театра, начиная с «Анны Карениной» и кончая «Половчанскими садами». Несмотря на настойчивые приглашения, не пришел ни на один из юбилейных спектаклей, что прошли осенью 1938 года в связи с 40-летием МХАТа.

Он не поздравил ни одного мхатовца с очередной наградой, поощрением или другим «знаком внимания», которые стали сыпаться на этот театр со второй половины 30-х как из рога изобилия. На просьбу Якова Леонтьева, заместителя директора Большого театра, тоже бывшего мхатовца, написать приветственный адрес юбиляру (все в ту же осень 1938 года) драматург взмолился: «Яков Леонтьевич! Хотите, я напишу адрес вашему несгораемому шкафу? Но МХАТу зарежьте меня - не могу - я не найду слов».

Волны 1937 года Булгакова не поглотили….под покос пошли многие из тех, кто травил Булгакова на протяжении всей его литературной жизни. Гибель Л. Авербаха, В. Киршона, кличка «бандит», приклеенная к Р. Пикелю, исключение из партии А. Афиногенова и А. Безыменского, отставка О. Литовского с поста руководителя Главреперткома, аресты А. Ангарова и многих иных булгаковских оппонентов…

«Отрадно думать, - записывает Елена Сергеевна, - что есть все-таки Немезида и для этих людей типа Киршона». Образ Немезиды 37-го года не раз возникнет на страницах дневника: «Закончилась карьера!» или «Да, пришло возмездие».
В эти дни, заполненные обдумыванием очередного «письма наверх», читкой друзьям первых глав романа о Христе и Дьяволе (название еще не установилось), в квартире раздался звонок некоего Ивана Александровича Доброницкого. По поручению «очень ответственного лица» он сообщил Булгакову следующее: «…Теперь точно выяснилось, что вся эта сволочь (…) специально дискредитировала Булгакова, иначе они не могли бы существовать как драматурги, что М. А. «очень ценен для Республики, что он лучший драматург».

На следующий день приводится булгаковский комментарий: «Разговор высоко интересен. Доброницкий строчил все на следующей схеме: мы очень виноваты перед вами, но это произошло оттого, что на культурном фронте у нас работали вот такие, как Киршон, Литовский, и другие. Но теперь мы их выкорчевываем и надо исправить дело, вернувши вас на драматургический фронт, ведь у нас с вами (то есть у партии и драматурга Булгакова) оказались общие враги, а кроме того, есть и общая тема - родина» . В сущности, Доброницкий выразил «общемосковскую» точку зрения. Лучше всего это формулирует в те майские дни новый работник литчасти МХАТа Рафалович (вскоре арестованный). Обвиняя А. Афиногенова и В. Киршона во всех смертных грехах, Рафалович говорил на мхатовском активе: «При помощи Гейтца, бывшего одно время директором театра, авербаховцы пытались сделать Художественный театр «Театральным органом» РАППа». Рафалович говорил (и это записано в дневнике со слов О. Бокшанской) о вреде РАППа, о том, «какие типы там орудовали. И вот что они сделали, например, затравили до конца, задушили Булгакова, так что он, вместо того чтобы быть сейчас во МХАТе и писать пьесы, находится в Большом театре и пишет либретто оперные».
Нет никакого резона отводить от рапповцев обвинения в том, что в конце 20-х годов они произвели опустошительный разгром всего лучшего, что было в нашей литературе.

Через три месяца в дневнике короткая запись - без комментариев - об аресте Ивана Доброницкого.
Весной 1937 года, когда в Художественном театре исключили из партии А. Афиногенова и была начата кампания против Л. Авербаха и В. Киршона, многие писатели из близкой автору «Бега» среды предлагали ему включиться в эту кампанию. М. Булгаков наотрез и категорически отказался.

27 апреля 1937 года Е. С. Булгакова записывает: «Шли по Газетному. Олеша догоняет. Уговаривал Мишу идти на собрание московских драматургов, которое открывается сегодня и на котором будут расправляться с Киршоном. Уговаривал М. А. выступить и сказал, что Киршон был главным организатором травли М. А. Это вообще правда, но М. А. и не думает выступать с этим заявлением». На следующий день еще один знакомый «уговаривал М. А. пойти выступить на собрании против Киршона, доказывая, что Миша этим сделает себе колоссальную пользу. Зря он тратил слова».

МХАТ

В дневнике Елены Сергеевны Булгаковой в концентрированном виде собраны самые саркастические и горькие высказывания Булгакова о Художественном театре. Многократно отмечено, что руководители МХАТа погубили драматурга, прокомментирована каждая ошибка театра, каждое его награждение, осмыслены и предсказаны основные повороты мхатовской жизни 30-х годов. Булгаков вскоре после ухода из МХАТа увидел, что его имя из истории этого театра практически исчезло. В многочисленных статьях и буклетах, посвященных Художественному театру и написанных многими из тех, с кем автор «Турбиных» и «Мольера» работал рука об руку, о Булгакове уже не говорилось ни единого слова.

С конца 20-х годов Станиславский и Немирович-Данченко вместе свой театр не вели. Их художественная рознь, усиленная с двух сторон влиянием околотеатральных людей, любивших ловить рыбу в мутной воде театральной склоки, привела практически к полному отчуждению двух режиссеров. «Двоевластие» из силы некогда благотворной, не раз дававшей мощный художественный импульс развитию театра, в 30-е годы превратилось в силу абсолютно деструктивную. Вражда двух руководителей приводила не только к чудовищным деформациям в области театрального быта, но и к гораздо более тяжелым последствиям. В самый серьезный час своей истории МХАТ оказался раздробленным, расколотым внутритеатральной склокой.

На том же рубеже «великого перелома», когда Булгаков обратился с письмом к Сталину, с аналогичным документом обратился в правительство и Станиславский. В его письме были сформулированы условия, без выполнения которых Художественный театр далее не мог существовать. Как известно, некоторые из этих условий были приняты и выполнены. МХАТ был взят под государственную опеку и защиту, поставлен в монопольное и совершенно исключительное положение среди других театров страны.

Станиславский получил от правительства длительный отпуск с полным сохранением жалованья и выдачей ему в валюте 3000 долларов. Сообщая об этом С. Бертенсону, Немирович-Данченко неожиданно заключает: «Станиславского власти любят так же, как и любили. Конечно, гораздо больше, чем меня.»

Владимир Иванович Немирович–Данченко

После погрома, учиненного в сезоне 1928-1929 гг., Немирович-Данченко вновь поставил перед собой вопросы, казалось бы, бесповоротно снятые в тот момент, когда он решил возвратиться из Голливуда в Москву.

Летом 1929 года он пишет из Карлсбада бывшему мхатовцу, переводчику «Женитьбы Фигаро» С. Бертенсону, «о своих давних сомнениях».

Режиссер вспоминает Голливуд и как он решал тогда вопрос о возвращении: «И так как я вешал на чашках весов Америку и Россию, уезжая, было 48 и 52, а не 20 и 80, то вот и подумаешь, вспомнишь или рассудишь, и быстро становится 51 и 49, 52 и 48».

Коллектив Художественного театра, руководимый Станиславским и Немировичем-Данченко, ликвидацию мейерхольдовского театра должен приветствовал на специальном митинге.

Резолюции митинга и личным заявлениям выдающихся актеров была посвящена целая полоса мхатовской многотиражки, первые три страницы которой были отданы чествованию Станиславского (в январе 38-го года Константину Сергеевичу исполнилось 75).

Тот, кто сочинил антимейерхольдовскую резолюцию от имени МХАТа, постарался ударить первого исполнителя Треплева побольнее, так, как умеют это делать только театральные люди. Помимо дежурных упреков в формализме, утрате связей с советской общественностью, режиссеру было брошено еще и обвинение в том, что в его театре «процветает семейственность и протекционизм».

Начиная с середины 30-х годов Художественный театр, по существу, был выведен из-под какой-либо критики. Вот обычные заголовки статей, посвященных МХАТу тех лет: «Гордость советского народа», «Лучший театр Страны Советов», «Замечательный театр нашей страны», «Передовой театр советского народа». И сам театр и его актеров беспрерывно награждают: званиями, премиями, возможностью проводить летний отпуск за границей (это в условиях, когда всем остальным настойчиво прививается, как сказано в одном из булгаковских писем Сталину, «психология заключенного»). На гастролях внутри страны театр принимают с невиданной роскошью, отводят ему лучшие гостиницы, загородные правительственные резиденции.

В 1937 году Сталин посылает Художественный театр на гастроли в Париж, и это был поистине «королевский подарок». В. И. Немирович-Данченко сообщает С. Бертенсону: «Маленькие актеры во всех пьесах были заменены свободными первыми, так что в толпе сплошь были актеры первых положений. Это чтобы дать возможность ехать в Париж и не занятым в этих спектаклях.

Сталин вообще делал этот подарок Театру. Например, Леонидов нигде не был занят, тем не менее поехал и он. И с женами, и Леонидов, и Сахновский и другие. Всего около 160 человек. Громаднейшее большинство было в первый раз за границей. Представляете, какое впечатление произвел на них Париж».

Подарок был таким щедрым, что даже женам выписывали суточные, поэтому «все решительно могли закупить себе и родным всякой всячины, а женщины запастись нарядами. Причем на обратном пути навстречу труппе выехал Боярский (наш новый директор, заменивший Аркадьева), и все вещи были пропущены без таможни». Глухо упомянутый Аркадьев был арестован за несколько недель до начала гастролей.

Для уяснения булгаковского самочувствия в стенах Художественного театра в том же 1936 году скажу, что после снятия «Мольера» дирекция МХАТа распорядилась взыскать с Булгакова аванс за запрещенный в свое время «Бег».

Не было, кажется, ни одной политической акции или процесса, ни одного административного решения, касающегося судьбы того или иного художника или спектакля, которое не было бы обеспечено «единодушной» поддержкой мхатовцев. Митинги по поводу казни военачальников, главарей «правотроцкистского блока», одобрение не «рассчитанной на употребление конституции» (слова Б. Пастернака), приветствие антимейерхольдовской и антитаировской кампании - все это постепенно стало нормой нового общественного статуса МХАТа. Положение «вышки» обязывало.

Читая коллективное приветствие МХАТа Генеральному Комиссару государственной безопасности Н. И. Ежову или статью из зала суда, написанную великим русским актером:

Вот зарисовка из зала суда, сделанная Иваном Михайловичем Москвиным для многотиражки «Горьковец». Он описывает подсудимых, проходивших по мартовскому (1938 г.) процессу: Бухарина, Рыкова и других. Он фиксирует их лица: лицо Ягоды - «лицо закоренелого преступника, блудливо бегающие глаза, рот убийцы, отравителя. Я смотрю на этого омерзительного выродка и убийцу, смотрю на хитрое шакалье лицо Крестинского (…), и руки сжимаются в кулаки». (через Ягоду мхатовцы обычно хлопотали о заграничных паспортах)

.

Булгаков М.А. Кабала святош. was last modified: Январь 1st, 2016 by Anna

Михаил Булгаков

Кабала святош

Rien ne manque à sa gloire,

Il manquait à la nôtre .

Действующие:

Жан-Батист Поклен де Мольер – знаменитый драматург и актер.

Мадлена Бежар .

Арманда Бежар де Мольер .

Мариэтта Риваль .

Шарль -Варле де Лагранж – актер, по прозвищу «Регистр».

Захария Муаррон – знаменитый актер-любовник.

Филибер дю Круази – актер.

Жан-Жак Бутон – тушильщик свечей и слуга Мольера.

Людовик Великий – король Франции.

Маркиз д’Орсиньи – дуэлянт, по кличке «Одноглазый, помолись!».

Маркиз де Шаррон – архиепископ города Парижа.

Маркиз де Лессак – игрок.

Справедливый сапожник – королевский шут.

Шарлатан с клавесином .

Незнакомка в маске .

Отец Варфоломей – бродячий проповедник.

Брат Сила .

Брат Верность .

Ренэ – дряхлая нянька Мольера.

Суфлер .

Монашка .

Члены Кабалы Священного Писания в масках и черных плащах.

Придворные . Мушкетеры и другие .

Действие в Париже в век Людовика XIV.

Действие первое

За занавесом слышен очень глухой раскат смеха тысячи людей. Занавес раскрывается – сцена представляет театр Пале-Рояль. Тяжелые занавесы. Зеленая афиша с гербами и орнаментом. На ней крупно: «КОМЕДИАНТЫ ГОСПОДИНА…» и мелкие слова. Зеркало. Кресла. Костюмы. На стыке двух уборных, у занавеса, которым они разделены, громадных размеров клавесин. Во второй уборной – довольно больших размеров распятие, перед которым горит лампада. В первой уборной налево дверь, множество сальных свечей (свету, по-видимому, не пожалели). А во второй уборной на столе только фонарь с цветными стеклами.

На всем решительно – и на вещах, и на людях (кроме Лагранжа) – печать необыкновенного события, тревоги и волнения. Лагранж , не занятый в спектакле, сидит в уборной, погруженный в думу. Он в темном плаще. Он молод, красив и важен. Фонарь на его лицо бросает таинственный свет.

В первой уборной Бутон , спиною к нам, припал к щели в занавесе. И даже по спине его видно, что зрелище вызывает в нем чувство жадного любопытства. Рожа Шарлатана торчит в дверях. Шарлатан приложил руку к уху – слушает.

Слышны взрывы смеха, затем финальный раскат хохота. Бутон схватывается за какие-то веревки, и звуки исчезают. Через мгновенье из разреза занавеса показывается Мольер и по ступенькам сбегает вниз, в уборную. Шарлатан скромно исчезает.

На Мольере преувеличенный парик и карикатурный шлем. В руках палаш. Мольер загримирован Сганарелем – нос лиловый с бородавкой. Смешон. Левой рукой Мольер держится за грудь, как человек, у которого неладно с сердцем. Грим плывет с его лица.

Мольер (сбрасывая шлем, переводя дух). Воды!

Бутон . Сейчас. (Подает стакан.)

Мольер . Фу! (Пьет, прислушивается с испуганными глазами.)

Дверь распахивается, вбегает загримированный Полишинелем дю Круази , глаза опрокинуты.

Дю Круази . Король аплодирует! (Исчезает.)

Суфлер (в разрезе занавеса). Король аплодирует!

Мольер (Бутону). Полотенце мне! (Вытирает лоб, волнуется.)

Мадлена (в гриме появляется в разрезе занавеса). Скорее! Король аплодирует!

Мольер (волнуясь). Да, да, слышу. Сейчас. (У занавеса крестится.) Пречистая Дева, Пречистая Дева! (Бутону.) Раскрывай всю сцену!

Бутон опускает сначала занавес, отделяющий от нас сцену, а затем громадный главный, отделяющий сцену от зрительного зала. И вот она одна видна нам в профиль. Она приподнята над уборными, пуста. Ярко сияют восковые свечи в люстрах. Зала не видно, видна лишь крайняя золоченая ложа, но она пуста. Чувствуется только таинственная, насторожившаяся синь чуть затемненного зала.

Шарлатанское лицо моментально появляется в дверях. Мольер поднимается на сцену так, что мы видим его в профиль. Он идет кошачьей походкой к рампе, как будто подкрадывается, сгибает шею, перьями шляпы метет пол. При его появлении один невидимый человек в зрительном зале начинает аплодировать, а за этим из зала громовые рукоплескания. Потом тишина.

Мольер . Ваше… величество… ваше величество… Светлейший государь… (Первые слова он произносит чуть-чуть заикаясь – в жизни он немного заикается, но потом его речь выравнивается, и с первых же слов становится понятно, что он на сцене первокласен. Богатство его интонаций, гримас и движений неисчерпаемо. Улыбка его легко заражает.) Актеры труппы Господина, всевернейшие и всеподданнейшие слуги ваши, поручили мне благодарить вас за ту неслыханную честь, которую вы оказали нам, посетив наш театр… И вот, сир… я вам ничего не могу сказать.

В зале порхнул легкий смешок и пропал.

Муза, муза моя, о лукавая Талия!
Всякий вечер, услышав твой крик,
При свечах в Пале-Рояле я…
Надеваю Сганареля парик.
Поклонившись по чину, пониже, -
Надо! Платит партер тридцать су! -
Я, о сир, для забавы Парижа (пауза)
Околесину часто несу.

В зале прошел смех.

Но сегодня, о муза комедии,
Ты на помощь ко мне спеши.
Ах, легко ли, легко ль в интермедии
Солнце Франции мне смешить?..

В зале грянул аплодисмент.

Бутон . Ах, голова! Солнце придумал.

Шарлатан (с завистью). Когда он это сочинил?

Бутон (высокомерно). Никогда. Экспромт.

Шарлатан . Мыслимо ли это?

Бутон . Ты не сделаешь.

Мольер (резко меняет интонацию).

Вы несете для нас королевское бремя.
Я, комедиант, ничтожная роль.
Но я славен уж тем, что играл в твое время,
Людовик!.. Великий!!..
(Повышает голос.) Французский!!!
(Кричит.) Король!!!

(Бросает шляпу в воздух.)В зале начинается что-то невообразимое. Рев: «Да здравствует король!» Пламя свечей ложится. Бутон и Шарлатан машут шляпами, кричат, но слов их не слышно. В реве прорываются ломаные сигналы гвардейских труб. Лагранж стоит неподвижно у своего огня, сняв шляпу. Овация кончается, и настает тишина.

Мольер . Всепослушнейшие слуги ваши просят вас посмотреть еще одну смешную интермедию, если только мы вам не надоели.

Мольер (кричит). Занавес!

Главный занавес закрывает зрительный зал, и за занавесом тотчас начинается музыка. Бутон закрывает и тот занавес, который отделяет сцену от нас, и она исчезает. Шарлатанское лицо скрывается.

Мольер (появившись в уборной, бормочет). Купил!.. Убью его и зарежу!

Бутон . Кого бы он хотел зарезать в час триумфа?

Мольер (схватывает Бутона за глотку). Тебя!

Бутон (кричит). Меня душат на королевском спектакле!

Лагранж шевельнулся у огня, но опять застыл. На крик вбегают Мадлена и Риваль , почти совершенно голая, – она переодевалась. Обе актрисы схватывают Мольера за штаны, оттаскивая от Бутона, причем Мольер лягает их ногами. Наконец Мольера отрывают с куском Бутонова кафтана. Мольера удается повалить в кресло.

Мадлена . Вы с ума сошли! В зале слышно.

Мольер . Пустите!

Риваль . Господин Мольер! (Зажимает рот Мольеру.)

Потрясенный Шарлатан заглядывает в дверь.

Бутон (глядя в зеркало, ощупывает разорванный кафтан). Превосходно сделано и проворно. (Мольеру.) В чем дело?

Мольер . Этот негодяй… Я не понимаю, зачем я держу при себе мучителя? Сорок раз играли, все было в порядке, а при короле свеча повалилась в люстре, воском каплет на паркет.

Бутон . Мэтр, вы сами выделывали смешные коленца и палашом повалили свечку.

Мольер . Врешь, бездельник!

Лагранж кладет голову на руки и тихо плачет.

Риваль . Он прав. Вы задели свечку шпагой.

Мольер . В зале смеются. Король удивлен…

Бутон . Король – самый воспитанный человек во Франции и не заметил никакой свечки.

Мольер . Так я повалил? Я? Гм… Почему же в таком случае я на тебя кричал?

Бутон . Затрудняюсь ответить, сударь.