Евгения Смольянинова родилась в семье учителей в Новокузнецке, потом семья переехала в Кемерово. Занималась и в музыкальной школе, поступила в музыкальное училище в Ленинграде на фортепианное отделение. За время учёбы Евгения Смольянинова успела поработать во Дворце молодёжи, где в 1982 году состоялось её первое выступление как певицы, в театре Вячеслава Полунина в спектакле «Картинки с выставки» на музыку М. Мусоргского и в спектакле «Муму» Малого драматического театра. Во время летних поездок с однокурсниками в фольклорные экспедиции занималась собиранием русского фольклора по северным областям России.

Также в тот период Евгения Смольянинова занималась изучением ленинградских музыкальных архивов, благодаря чему открыла и дала вторую жизнь целому ряду забытых городских романсов и песен XIX — начала XX веков.

Важной вехой в музыкальной судьбе Евгении Смольяниновой явилось знакомство с песнями крестьянской певицы, хранительницы русских песен Ольги Федосеевны Сергеевой, которые были записаны на случайно попавшую в руки Смольяниновой аудиокассету. Ольга Федосеевна была известна также тем, что спела в фильме Андрея Тарковского «Ностальгия». Через некоторое время Смольянинова смогла услышать эти песни в живом исполнении: Ольга Федосеевна была приглашена в Ленинград и пела народные песни во Дворце молодёжи. Евгения Смольянинова вспоминает:

И когда она запела, я почувствовала всем своим существом, как по залу разлилась какая-то прохлада. Покой необыкновенный. Я забыла, что у меня болела голова, и была настолько потрясена, что во время выступления рыдала от её голоса. Так сладостно я, наверное, никогда в жизни больше не рыдала. Это было необыкновенное состояние, настоящее чудо. Ольга Федосеевна перевернула мои представления не только о пении - о музыке вообще, о мироздании, о Боге, о людях и любви. В какой-то момент я умерла. Для меня не существовало ничего: ни занятий по фортепиано, ни семьи, ни друзей. Во всём, что меня окружало, улавливалось только эхо её голоса, и в таком состоянии я находилась около трёх лет - пока внутри меня всё переформировалось, чтобы я смогла спеть и не заплакать, а зрители, наоборот, светлели душой и не стыдились своих слёз.

В 2005 году Евгения Смольянинова была удостоена премии «Национальное Достояние России» Международного Благотворительного Фонда «Меценаты Столетия». В 2007 - награждена орденом святой княгини Ольги Русской Православной Церкви и орденом «Торжество Православия» Общественного фонда «Народная награда».
..

Евгения Валерьевна СМОЛЬЯНИНОВА: интервью

Евгения Валерьевна СМОЛЬЯНИНОВА (род. 1964) - певица, исполнитель русских народных песен, романсов и авторской песни, композитор

"СЧАСТЬЕ, КОГДА КОГО-ТО ВОЛНУЕТ ДУША, А ТЕБЯ - ЧЬЯ-ТО"

Певица Евгения СМОЛЬЯНИНОВА - явление в русской культуре последних десятилетий, самобытность и яркость которого трудно переоценить. В концертных залах она кажется прекрасной залетной птицей - либо из той России, которую мы потеряли, либо из той, которую намечтали. То ли из Древней Руси, то ли из Серебряного века. Похожа на большую птицу Феникс из детской книжки - кто еще может петь таким серебристым, нежным и трепетным голосом?

В ее репертуаре русские фольклорные песни, классические романсы, редчайшие деревенские романсы, монастырские песни, песни на собственные стихи и стихи Набокова, Блока, Ахматовой, малоизвестного поэта русской эмиграции Николая Туроверова… А как звучат в ее исполнении песни из репертуара Вертинского, трудно поверить - Высоцкого и, наконец, псковской крестьянки Ольги Сергеевой! Она не только сама аранжирует, но и пишет музыку.
Известность к Евгении Смольяниновой пришла благодаря кинематографу. В телефильме “Жизнь Клима Самгина” она так спела популярный романс “В лунном сиянии”, как его никто не смог спеть ни до, ни после нее. При упоминании картины “Мусульманин” в памяти звучит ее голос - “Мой миленький дружок, любезный пастушок”. А как поет она в фильме “Дорога” Владимира Хотиненко, как замечательно сыграла в нем главную роль…

- Евгения Валерьевна, помните себя маленькой? Какой вы были?
- Радостной. Во мне всегда горел огонечек. А если он гас, то бабушка говорила, что я “зажурилась”. Как я теперь понимаю, это означало, что у меня иссякала творческая идея. Как мне кажется, с тех пор в главном я не очень изменилась. Маленькой меня часто просили спеть и сплясать. Эти две вещи я всегда очень любила делать. Мама говорила, что я пела уже тогда, когда еще не умела говорить. Осознала я, что у меня есть голос применительно к профессии, достаточно поздно - лет в 18. До этого думала, что пою, как все. Просто другие не любят петь, а я люблю.

Родители мои - учителя. Мама очень красиво пела. У нас с ней голоса похожи. Если бы она вовремя об этом задумалась, то могла бы быть настоящей певицей. У нее была природная постановка голоса, очень красивый тембр, широкий диапазон. Всегда находилась во внутреннем женском, даже каком-то девическом тонусе. Главные песни своего детства я пела с ее голоса. Она очень любила серенаду Шуберта, и мы с ней часто ее пели. Пение было одним из наших любимых с мамой занятий. Она преподавала немецкий язык в университете в Сибири. Когда я маленькая болела, а, значит, мама была тоже на больничном, ложилась со мной рядышком в постель, и мы с ней пели.

- В консерватории вы учились по классу фортепиано…
- Да, как я уже сказала, пение считалось у нас частью жизни, а не чем-то специальным, практическим. Нужно было учиться ремеслу. Мне исполнилось четыре года, когда дедушка понял, что я музыкальна и купил мне пианино. Фантазия опережала мои руки, и пока не появились учителя, я сидела часами у инструмента и фантазировала, кто живет в какой части клавиатуры, выдумывала разные сказочные истории. Это была моя любимая игрушка. Дальше я много занималась. Но до определенного момента, когда к нам в Сибирь приехал замечательный учитель, пианист и человек Алексей Сергеевич Баженов. Это был подарок судьбы. В провинциальном городе живых пианистов мы видели только в филармонии. До него нам не у кого было учиться. Для меня его игра была настоящим потрясением.

Стояла рядом - он играл, и я могла смотреть на его руки вблизи. Ведь по телевизору не очень-то рассмотришь, как и из зала филармонии, когда какой-то заезжий гастролер дает концерты. Именно тогда музыка стала для меня самым важным в жизни.

Когда я переехала в Ленинград (мне исполнилось 18), услышала по радио пение Ольги Сергеевой. И что-то во мне переменилось. Я перестала думать, чувствовать как пианистка, быть пианисткой - слышала только ее голос и не могла понять, что она делает, как поет и что со мной происходит. Почему я все время плачу, когда она поет?.. Причем это слезы, омывающие душу. Катарсис. Как будто моя душа - вновь чистый лист, на котором можно снова писать, забыть прошлое и начать жить заново. Ее голос пробивался во мне так, как будто я снова рождалась.

Как известно, вы два лета провели в деревне Щепуново на Псковщине, у Ольги Федосеевны, учась у нее, перенимая ее песни…
- Да, я училась по-другому мыслить и чувствовать. Изменились музыкальные приоритеты, вкусы. Как будто я испытала беспамятство, которое мне очень помогло: у меня появились свежие взгляд, слух, голос. Поскольку до этого я не училась петь, мой голос был готов к любым формам обучения. В Ветхом Завете есть такие слова: “присоединился к народу своему”. Мне посчастливилось - в этих песнях я присоединилась к народу своему. Это не логическое и не пафосное счастье, но обретение внутренней силы, особой энергии.

Отпало все лишнее. Я с утра до вечера слушала ее песни. Она пела, а я плакала. Потом как музыкант расшифровывала, записывала нотами, учила и старалась их петь так, как она. Они были у меня в ушах и в голове три года неустанно. Я тогда училась в Петербурге, но уроки Ольги Федосеевны были для меня самыми важными. Когда у меня что-то получалось, когда я понимала какой-то оборот ее песни, казалось, что у меня в голосе поселилось некое красивое мастерство. Это как учиться плетению кружев: сначала не получается, и вдруг коленце выходит и ты уже понял эту радость. Мир сразу делается другим.

- Кто были вашими первыми слушателями, и как они воспринимали эти песни?
- Когда я научилась петь, стала давать приватные концерты. Меня приглашали - я пела по два, три, пять часов. Народные песни долгие. Я пела и попутно рассказывала о них, о людях, которые их пели. Последнее очень важно. Митрополит Антоний Сурожский писал, что для того, чтобы поверить, нужно увидеть хотя бы одного верующего человека. Это естественно. Если болезни могут передаваться от человека к человеку, то почему от человека к человеку не могут передаваться мастерство, здоровье, радость. Я ездила в экспедиции, мастерство передавалось мне от бабушек, которые мне там пели. На Псковщине я ездила не только к Ольге Сергеевой, слушала не только ее пение, но и других бабушек. И потом где бы я ни была, особенно в сельской местности, всегда спрашивала, кто есть из поющих. Ходила в гости, слушала, записывала, запоминала.

- Как сложились ваши отношения с кинематографом?
- Не могу сказать, что каким-то звездным образом, но я усматриваю в этом закономерность. Кино затягивает и, наверное, если бы сложились очень хорошо - я вся была бы в кино. Сейчас я даже рада, что не так много снималась. Были и роли, и знакомства, и впечатления. Но, слава Богу, кино прошло по касательной.

Конечно, как механизм популяризации оно не знает себе равных. Достаточно было появления в том или ином фильме - “Дороге” или “Китайском сервизе” - сразу следовал момент колоссального взлета популярности. Но это все очень внешняя штука. Кино разоряет душу, особенно непрофессионального актера. Один только фильм “Садовник”, в котором я снималась, обернулся для меня глубочайшим переживанием. Поскольку я непрофессиональная актриса, у меня нет защитного механизма. Не умею ставить стену и улетела в эту историю, в ней жила и думала, как моя героиня. Окончание съемок я восприняла как оборванную жизнь. Мне было очень сложно, какой-то период я душой болела, не могла найти себя. Когда я снималась в “Дороге”, этого со мной уже не было. Появился опыт, и все прошло не так тяжело, как в первый раз. Я бы не хотела так терзать свою душу. Нужны покой в душе, гармония, здоровье. Мои песни и романсы связаны, скорее, с театром. Они театральны в своей основе - это эмоциональное представление, и в этом представлении я использую свои чувства как актриса, поэтому мне бы хотелось, чтобы они у меня были в порядке. Но и здесь разделяю театр и жизнь, потому что не хотела бы быть человеком с расшатанной нервной системой, что часто является одной из печальных сторон публичной профессии. Те песни, которые я пою на сцене, и те, что пою только в душе (а есть и такие), дают мне основания для некоей сохранности. Очень важно сохранить себя.

- В кино вы играли с Олегом Борисовым, Юрием Шевчуком, Гариком Сукачевым…
- Когда я на съемках пела в присутствии Олега Ивановича Борисова, он откликнулся душой, и мне это было приятно и очень важно. Несопоставимо важнее, чем его оценка моей игры в фильме. Игра моя в кино - это игра в то, что я снимаюсь в кино, приключение. Опыт меня убеждает, что встреча с большим мастером сама по себе меняет русло жизни, независимо от того, хвалит ли он тебя или не принимает. Когда река ударяется в высокий берег или о большой камень, то меняет свое русло. И встреча с крупной личностью проходит под этим знаком, ты меняешься.

В фильме “Хозяин земли”, очень романтичном и красивом, герой Рассела Кроу - капитан корабля - рассказывал команде во время дружеского ужина, о том, как встретился с адмиралом Нельсоном. “Правда, что вы говорили с ним?” - “Да”. - “Расскажите, как это было”. И молодые офицеры с волнением ждут, что он расскажет. “Нельсон посмотрел на меня и сказал: “Джон, передайте мне соль”. Это смешно, но и очень точно. Нужно сказать, что если бы это было правдой, то, возможно, существенно изменило бы жизнь того человека, которому Нельсон сказал: “Передайте мне соль”. На самом деле - войти в жизнь большого человека, хотя бы даже передав лишь солонку, важно само по себе.

А Гарик Сукачев - обаятельнейший человек, чудесный партнер, товарищ, помощник. Съемки фильма “Дорога” стали для меня чудеснейшим приключением. В этом было много от детских игр, когда всем интересно, и каждый что-то придумывает, все смеются, глаза горят! Конечно, эта атмосфера исходила от Хотиненко. У меня в ушах до сих пор стоит его смех - он прекрасно реагирует, когда актер что-то удачно делает, придумывает. И первый плачет, когда происходит что-то печальное. Он любит и понимает актеров.

- Насколько известно, вас за эту роль даже номинировали на “Нику”…
- Мне ее даже дали. А потом отняли. Оказывается, и такое бывает. Когда было вручение “Ники”, я была в отпуске. Когда вернулась домой, у меня на автоответчике было очень много поздравлений с тем, что я получила “Нику”. Потом друзья мне принесли газету “Труд”, где было напечатано, что я получила “Нику”. А потом на том же автоответчике были сочувственные сообщения, что я ее не получила. Но поскольку я не успела испытать счастья получения награды, то не успела и расстроиться, что у меня ее отобрали. Я к этому равнодушна, потому что нельзя ценить то, чего у тебя нет, как и привыкать к тому, что не твое. Хотя, может быть, администратору, который занимается организацией моих концертов, было бы легче решать какие-то организационные вопросы, если бы у меня была “Ника”.

- А вашего имени недостаточно?
- Для меня - достаточно. Я всегда была равнодушна к званиям и наградам. Да у меня их и нет. Нужно хлопотать, собирать документы... Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на то, чтобы прибавить к своему имени еще какие-то звания. Когда-то в молодости мне очень нравился статус “национальное достояние” - я его получила. Хотя, с другой стороны, если ты национальное достояние, то к тебе и отношение должно быть соответствующее. А что толку иметь такое звание, но не иметь никакой помощи? То, чем я занимаюсь, по большому счету, не имеет названия. Кто я есть? Певица, но, как говорят, “неформатная”. Хотя я себя ощущаю человеком форматным. То есть в тот формат, которым я владею, который мне дорог и понятен, с моей точки зрения, я вписываюсь. Мне, например, надоели вопросы: почему вас не показывают по телевизору? Я не знаю, почему меня не показывают по телевизору. Да мне это и неинтересно.

- А почему народные песни ушли и с радио и телевидения? Люди даже во время застолий не поют.
- Люди поют то, что слышат. Есть определенный жанр “застольные песни”, а среди новых песен их нет. Можно прийти на “Горбушку”, и вашему вниманию представят целый отдел этнографии. Я ничего не могу сказать о целенаправленной политике, просто потому, что ничего об этом не знаю. Понятно, что тот, кто занимается радиовещанием, не хочет, чтобы там звучала народная музыка. Это все, что можно сказать. Существуют и певцы, и коллективы, которые исполняют народные песни. И если бы те, у кого “руль в руке”, захотели бы, чтобы они звучали по радио, - это устроить очень просто. Мне не хочется по этому поводу выступать пафосно. Но на самом деле, вы думаете, что если бы они звучали в эфире, - что-то изменилось бы? У нас был период, когда народные песни постоянно звучали по радио. И разве продвинутые люди в то время не выступали на страницах газет, что нам это совсем не нужно? Разве это на что-то влияло?

Я бы не услышала Ольгу Сергееву, если бы в детстве не видела людей, на нее похожих. Если бы еще тогда во мне что-то не заронилось, я бы никогда ее не опознала. В Сибири в сентябре проходили мимо нашего города нищие - “калики перехожие”, которые просили Христа ради. Это были совершенно особые люди. Если бы я их не видела в жизни, то никогда бы не почувствовала, что такое настоящие духовные стихи. Эти люди из другой жизни. Нам было по три-четыре года. Они говорили на “о”: подай копеечку Христа ради. И мы просили у родителей копеечку и относили им. Они благословляли нас и крестили. Причем не открыто, размашисто, а очень трепетно: я даю копеечку - и глазами встречаюсь. Я через глаза все это впитала, а потом узнала. Почему я плакала, когда услышала Ольгу Сергееву? Почему говорила об очищающих слезах? Потому что моя жизнь встала передо мной. Вся душа моя лежала как на ладони, и я видела все раны на ней. Вот что важно. А будет ли это по радио звучать - неважно. Триста раз могут показывать по телевизору выступление какого-то фольклорного ансамбля, и люди ничего не поймут. Важен живой человек. Важно то, что передается от одной души к другой.

Многие исполнители считают, что народную песню сегодня нужно осовременить, адаптировать, что ее нельзя петь со сцены в изначальном варианте…
- Можно, но редко у кого получается. Не каждый может понять настоящее и суметь это передать. Я говорю не о себе. А если песню осовременить, то, думаете, ее запоют? Мы все разленились. Отсюда идет постоянное предательство: предаешь себя, свое назначение. Лень отстаивать. Предать - легкий ход. И, на первый взгляд, зла никому не приносит. Вроде бы мелочь: вкус тут подвел, там подвел. А отсутствие вкуса превращается в некий стиль. И человеку становится все равно “как”. Приоритетные вещи - деньги и успех. Остальное неважно: что говорить, читать и смотреть. Но как же тогда души коснуться? Встреча и разговор двоих - это, как правило, демонстрация собственных статусов. Люди совершают постоянное дефиле друг перед другом. И это не только на высоком уровне - везде свои дефиле. Вы, наверное, давно не разговаривали с людьми по душам? Это теперь очень редко бывает. Счастье, когда кого-то волнует твоя душа, а тебя - чья-то…

- У вас именно такие отношения с сыном? Это чувствуется даже со сцены, когда он вам аккомпанирует.
- Да, Святослав - гитарист, учится во ВГИКе на факультете звукорежиссуры и, конечно, мы с ним душевно близки и вместе переживаем общие творческие замыслы.

- Трудно работать вместе?
- Очень легко. Он рос вместе с этой музыкой, этими песнями. Преемственность профессии - большое дело, потому что многое не надо объяснять, не нужно делать то, что для него уже сделала жизнь, что как дар передалось по наследству.

- А в песне у вас есть ученики, последователи?
- Я принадлежу к категории людей, которые не создают школы. Могу дать совет - музыкальный, художественный. Но брать на себя ответственность за творческий рост другого человека - нет. Нужно быть очень хорошим садовником, чтобы посадить яблони, взрастить их и собирать большой урожай.

- Вы много гастролируете в российской провинции. Провинциальная публика отличается от столичной?
- Нет. Человек, независимо от того, где он живет, плачет и радуется совершенно одинаково, когда он искренен. А на моих концертах, слава Богу, люди ведут себя очень искренно. Это время, когда человеку ничего не мешает оставаться самим собой. Я очень люблю своих зрителей. И надеюсь, что степень моей открытости и степень ответной доверительности зрителей очень высока. А когда люди смотрят друг другу в глаза, у них не может быть прописки. Иногда можно встретиться взглядом с человеком вообще из другой страны, а взгляд будет таким же, как и у человека из Набережных Челнов. Это все мифы о ленинградской, московской публике… Конечно, степень темперамента может быть другой, ведь в каждом городе есть свое дыхание.

«Хрустальный голос страны» - заслуженная артистка России Евгения Смольянинова - гость сегодняшней программы «Канон». Евгения расскажет о своем жизненном становлении, о музыкальном даре, посланном ей Богом, и о своей наставнице - крестьянской певице О.Ф. Сергеевой.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

Русская поэтесса Марина Цветаева говорила: «Слушаю не музыку, слушаю свою душу». Сегодня у нас есть возможность услышать русскую душу через ее песенное сокровище. У нас в гостях исполнительница русских народных песен и романсов, заслуженная артистка России Евгения Смольянинова.

Евгения, здравствуйте!

Здравствуйте!

Евгения Смольянинова - российская певица, исполнительница народных песен и романсов, заслуженная артистка России. Родилась в Новокузнецке, в семье учителей. Позже семья перебралась в Кемерово. Там Евгения постигала первые шаги в мире музыки - окончила музыкальную школу. После окончания общеобразовательной школы поступила в музыкальное училище в Ленинграде на фортепианное отделение. За время учебы Евгения Смольянинова успела поработать во Дворце молодежи в качестве певицы, в театре Вячеслава Полунина и в спектакле Малого драматического театра.

Во время летних поездок с однокурсниками в фольклорной экспедиции занималась собиранием русского фольклора по северным областям России. Помимо этого изучала архивные записи городских романсов и песен конца XIX -начала XX веков. Огромное влияние на творческое становление Евгении оказало знакомство с крестьянской певицей, хранительницей русских песен Ольгой Федосеевной Сергеевой.

Широкую известность Евгения Смольянинова получила после выхода картины «Жизнь Клима Самгина», где она озвучивала героиню фильма - певицу Дуняшу - и исполняла романс «В лунном сиянии», ставший ее визитной карточкой. Сегодня Евгения Смольянинова продолжает активную творческую деятельность, много выступает. На концертах Евгении помогает ее сын, виртуозный гитарист. Певица принимает участие в различных кинопроектах и телепередачах.

В 2005 году Евгения Смольянинова была удостоена премии «Национальное достояние России» Международного благотворительного фонда «Меценаты столетия». В 2007-м награждена орденом святой равноапостольной княгини Ольги Русской Православной Церкви и орденом «Торжество православия» общественного фонда «Народная награда».

Вы родом из Сибири, а сибиряки - это особый народ. Видимо, тут сказываются и климатические особенности, и географическое положение, но что-то есть в сибиряках особенное, уникальное, какая-то изюминка, свойственная только вам.

Это правда.

- Давайте попробуем разобраться, в чем секрет.

Я не уверена, что точно разберемся, но действительно можно начать этот разговор.

- Расскажите, в какой среде Вы воспитывались?

Я бы сказала, что в абсолютно обычной среде. Моя мама - учительница, всю свою жизнь она проработала в университете, преподавала немецкий язык. Такое странное сочетание. А папа у меня спортсмен, и, естественно, спортсмены недолго выступают сами, и где-то после 35 лет он стал тренировать. Он преподавал физкультуру в разных учебных заведениях, поэтому я всегда говорю, что мои родители - педагоги. Но Вы знаете, что спортсмен, хотя и тренер - это все-таки спортсмен.

Папа у меня был такой, не побоюсь сказать, Джеймс Бонд, если представить себе, как бы это было, если бы Джеймс Бонд жил в Сибири, в наших советский условиях.

- Сибирский Джеймс Бонд.

Да, очень харизматичный, как сейчас принято говорить, человек. Спортсмен такого античного духа, то есть он преуспевал не в одной какой-то области, а в различных видах спорта. Он был и хоккеист…

- «Папа может, папа может быть кем угодно»...

Да. Но папу я, естественно, видела редко, потому что у спортсменов, как и у артистов, жизнь гастрольная: сборы, соревнования, какие-то поездки. Вначале он сам ездил, потом с командами, поэтому у меня папа был почти мифический, но тем не менее он присутствовал, и всякое появление его было сродни такому…

- Празднику.

Флэш такой. А потом он опять исчезал и появлялся. А мама, наоборот, была очень домашняя. Ее утренние уходы к своим ученикам, заботы студентов, потому что она была и куратором, как полагается, еженедельные кафедры, на которых она заседала, - это все из моего детства. Это каких-то два совершенно разных мира, следствием их сочетания, наверное, явилось мое необычное воспитание и необычное отношение к миру.

- А музыка звучала в доме?

Да-да. Мама очень хорошо пела. У нее была природная постановка голоса, очень красивый и необыкновенный диапазон и тембр. Это тоже особенности Сибири, то есть, если бы мама не жила в Сибири, то, я думаю, что в столичной жизни она бы надумала складывать какую-то артистическую карьеру, потому что в юности она неизменно участвовала в самодеятельности, ходила в балетную студию и танцевала. У меня сохранились какие-то архивные вырезки из газеты, где мама стояла в череде «маленьких лебедей» со своими одноклассницами. Она пела в хоре и была очень активная, но потом папина слава затмила мамину славу, и когда родителей уже не стало, я разбирала семейные архивы, вывозила их из города, у меня была совершенно огромная стопка папиных грамот, медалей, дипломов, удостоверений каких-то особенных. И очень скромная, но вполне достойная мамина папочка, и большая - моя. Потому что это была семейная установка, что надо что-то собой представлять. Может быть, это тоже связано с Сибирью, потому что Сибирь… Говорят: «Дальше Сибири не пошлют», это же оправданное выражение.

- Ведь Сибирь - она закаляет как-то?

Да, она закаляет, она формирует.

- Другой род людей?

Это вольные люди.

С другой стороны, для тех людей, которые потом приезжают из Сибири в столицу, столица уже получается как нечего делать. Они уже настолько сильны, что столица их не ломает.

Москва - да. Они очень яркие, но я переехала в Петербург, тогда это был Ленинград.

- Но это тоже столица.

Да, но какая! Не было ничего более странного, чем переехать из сибирского города. Я родилась в Новокузнецке, в Сибири жара до сорока и морозы до сорока, это расширяет твою душу и вообще твой всяческий диапазон, в том числе и тем, какой ты климатоустойчивый. Ты летом умираешь от жары - плюс сорок два, при этом у тебя все источники вокруг (я это сама пережила) плюс шесть-семь, какие-то горные реки. И ты после плюс сорока двух плюхаешься в эти плюс семь или плюс восемь, и это влияет на характер.

- Как закалялась сталь?

Да. Поэтому, когда я приехала в Ленинград, я выделялась.

- Вы целенаправленно ехали именно в Санкт-Петербург, тогда еще Ленинград?

Да, у меня так сложилось. И меня было видно, во всем, что я делала, краски были намного ярче. Меня было много, шумно, ярко. Мне как бы все время было тесно, до той поры, это длилось недолго…

- Но Вы приехали покорять Санкт-Петербург уже как певица?

Нет, я училась как пианистка и хотела играть на рояле. Так сложились обстоятельства, я не хочу сейчас об этом рассказывать, мне кажется, это излишне.

Все-таки сейчас существует много разных музыкальных стилей и жанров, и в каждом есть свои лидеры, пионеры. И в жанре русской песни Вы несомненный лидер. Как Вы нашли свое уникальное звучание, свой хрустальный голос?

Голос у меня был, я думаю, доставшийся по наследству, от мамы и от бабушки по отцовской линии. У меня были две изумительные бабушки и дедушка. Когда я сейчас говорю «дедушка» и «бабушка», это, с одной стороны, странно слушать…

- Но Вы вообще к словам относитесь трепетно?

Да, очень.

- У Вас даже в песнях встречаются необычные слова, нестандартные для сегодняшнего времени.

Мне кажется, об этом очень хорошо писал Владимир Владимирович Набоков: о словах, о русской речи. У него есть такое стихотворение «Молитва», я не могу его сейчас процитировать, но все же это изумительная молитва о русском языке. Он пишет о русской речи: «Свободная как нива». Пишет, что русская речь настолько прекрасна и сейчас (это еще в его времена, стихотворение 1924 года), что она обнищала, потерялась и становится убогой, но он верит и молится о том, что русская речь вернется, воспрянет. Я присоединяюсь, но а вернуться она может только таким образом: если мы будем говорить.

Звучит песня «В лунном сиянии».

- Вы как певица становились под влиянием Ольги Федосеевной Сергеевой.

- Это певица, которая оказала… даже не певица, наверное, это человек, который…

Певица, но если бы я писала, то написала бы с большой буквы - Певица. Это такая категория певцов, как вид или подвид человеческий. Певцов на самом деле очень мало, и это большая редкость, вот она - певица. Я не пытаюсь никого принизить, но это факт.

- Вы впервые ее услышали в Санкт-Петербурге?

Да. Мне было 18 лет, и я услышала Ольгу Сергееву вначале по радио без объявления, в ту пору не считалось нужным объявлять и говорить о том, кто это. Поэтому я не знала, кто это, но мне казалось, что это голос настолько не тутошний, что…

- Неземной.

Да, что мне казалось, что этого человека просто не может быть на земле, иначе земля была бы абсолютно другой. Так сложились обстоятельства, что доктор, который лечил Ольгу Федосеевну по просьбе фольклористки Елены Николаевны Разумовской, которая как бы курировала Ольгу Федосеевну, стал моим знакомым. То есть я была представлена Ольге Федосеевне, и мы даже, как сейчас говорят, осуществляли некоторые совместные проекты.

Это действительно было изумительное время, а проекты были следующие: на Новый год мы ездили в онкологическую больницу в Песочном (Санкт-Петербургский клинический научно-практический центр специализированных видов медицинской помощи (онкологический) в поселке Песочном - прим. ред. ), наряжались в новогодние костюмы и устраивали концерты. Мы ходили по отделениям, даже по палатам. Были люди, которых никто не забирал, во-первых, потому что некому, а во-вторых, потому что далеко, и родственники приезжали в клинику. Но были люди в таком бедственном положении, что уже не могли перемещаться. Мы ходили к ним: кто пел, кто стихи читал, кто загадки загадывал, в общем, устраивали такие концерты.

Это было одно из самых прекрасных дел в моей тогдашней жизни, не только по нравственным соображениям, но и по вдохновению, которое мной владело. И этот самый доктор, он, слава Богу, до сих пор жив, написал мне рекомендательное письмо к Ольге Федосеевне, и я поехала в деревню уже с этим письмом, вернее, оно было ей послано вначале, она сказала: «Да». И я приехала, немного у нее пожила, она мне пела.

Она вообще сотворила со мной какое-то чудо. Я думаю, она ввела меня в тот мир, в котором, вероятно, я и должна быть, потому что я уже очень много лет в этом мире, и он меня просто восхищает. Это удивительно: чем больше я пою, чем дальше я ухожу в этот мир, в этот райский сад, чем дальше я туда движусь, тем больше я открываю.

- Это настоящее счастье художника.

Да! Я так не думала. Все говорят, что певица поет до какого-то возраста, а потом уже слегка подпевает там, где надо. Удивительно то, что, как мне кажется, я только сейчас запела так, как я хотела петь тридцать лет тому назад, только сейчас ко мне вернулось это удивительное свойство, которое я находила в голосе Ольги Федосеевны. Это, можно сказать, то самое удивительное научение из уст в уста. Это никак нельзя передать по-другому, это можно только вдохнуть в человека. И в этом есть удивительное Божественное происхождение человека, оно проявляется в этом. Для всего великого нужен живой человек, и это неизбежно, и, я думаю, что это до конца времен.

- А Вы этот опыт сейчас передаете кому-нибудь? К Вам приходят?

Я только на подступах к этому, потому что мое пение мне казалось неудовлетворительным. Но я не имею в виду, конечно, романсы или какие-то мои сценические опусы - это вполне сносно. А вот то, в чем, собственно говоря, и заключается природа моего пения, то главное, что питает все остальное, потому что и романсы, и песни Вертинского, которые я пою, какие-то другие произведения, и даже мои песни, которые я пишу сама, - это все равно отсвет, отзвук, отражение, может быть, того самого неизменно бьющего и струящегося источника народной песни. Так было во все времена.

- Еще Глинка говорил, что всю музыку народ уже написал, мы просто обрамляем (композиторы и художники).

Да, буквально аранжируем. Это так, и поскольку я эти песни пою, а не аранжирую, то у меня внутри все-таки было ощущение неудовлетворительности, потому что мне казалось, что я саму себя еще не убедила. Сейчас наступил такой момент, видимо, время пришло, когда я начинаю убеждать саму себя, то есть я вполне могу себя слушать. Потому что раньше, когда я слушала в своем исполнении народные песни, я слышала молодость, голос, красоту, но мне все время не хватало глубины и какой-то убедительности. Сейчас я к этому подошла, поэтому, я думаю, что в таких вещах все промыслительно складывается.

- И всему свое время.

Да, и когда придет время, придет человек или люди, которым я смогу это дать, потому что спеть или научить можно. Можно собрать людей и пытаться их учить, но научиться может только тот, кто достоин того, чему ты будешь его учить, то есть готовый это взять. Не в каждый сосуд можно налить.

Я это повторяю, пусть это немного вычурно, почти девиз. Но когда эти песни пели, когда они звучали, когда они, может быть, родились (не знаю, было ли специальное время, специальная точка, когда они родились или они родились тогда, когда времени еще не было, как таковое время еще не сформировалось, еще не сжалось, не ритмизировалось таким образом), в те времена, я глубоко убеждена в этом, хотя у меня не может быть доказательств, и тем не менее есть какая-то внутренняя убежденность, что тогда человек мог говорить с Богом. Он нес такое восприятие мира, когда он мог говорить с Богом. И когда сейчас люди говорят, что это несовременно, что это старье и что это никому не нужно - ну, да, потому что сейчас «Господи, помилуй» не говорят и не умеют говорить, понимаете? А уж куда там, какие-то такие разговоры.

Вот это выхолащивание того самого глубинного, живого, жизнедающего почвенного слоя… Человек живет, он часть мироздания и часть природы, которая его окружает. Мы здесь не одни, здесь есть еще животный и растительный миры, все это живет рядом с нами. Михаил Михайлович Пришвин говорил, что природа - это проявление любви Бога к нам, то есть Бог нас любит так, что мы можем это увидеть. В самом мельчайшем цветке мы можем увидеть совершенство этой любви.

Помните прекрасный фильм «Микрокосмос»? Французы сделали. Я всегда говорила, что, по-моему, это самый православный фильм на земле. Потому что если уже каких-то убедительных доводов нет, то посмотрите этот фильм, посмотрите эпизод рождения комара. Что даже это маленькое и ненавидимое нами существо, которое мы в период его размножения тоннами просто шлепаем и не замечаем, но какая это красота, какая музыка, какая поэзия, как это все с нами связано! Мы же спроецированы на все то, что вокруг нас!

- К сожалению, сейчас не все люди могут это увидеть.

Конечно, большинство, я бы сказала, не могут это увидеть (я не имею в виду партию «Зеленых» и все такое), но я хочу сказать: а как это понять? Эти песни, они же все связаны. Если хотя бы просто почитать слова, которые произносятся (даже не мелодию услышать), это же удивительно! «Травушка» - она не «травушка», она - «муравушка», и она обязательно пропитана такою ласкою, такою нежностью, таким теплом… И это тепло человеческой любви просто проникает во всю природу и делает ее созвучной человеку, а человек созвучен этому удивительному дыханию.

Звучит песня «День Господень».

(Продолжение следует).

Евгения Смольянинова родилась в семье учителей в Новокузнецке, потом семья переехала в Кемерово.
Занималась в музыкальной школе, поступила в музыкальное училище в Ленинграде на фортепианное отделение.

За время учёбы Евгения Смольянинова успела поработать во Дворце молодёжи, где в 1982 году состоялось её первое выступление как певицы, в театре Вячеслава Полунина в спектакле «Картинки с выставки» на музыку М. Мусоргского и в спектакле «Муму» Малого драматического театра.

Во время летних поездок с однокурсниками в фольклорные экспедиции занималась собиранием русского фольклора по северным областям России. Также в тот период Евгения Смольянинова занималась изучением ленинградских музыкальных архивов, благодаря чему открыла и дала вторую жизнь целому ряду забытых городских романсов и песен XIX - начала XX веков. Важной вехой в музыкальной судьбе Евгении Смольяниновой явилось знакомство с песнями крестьянской певицы, хранительницы русских песен Ольги Федосеевны Сергеевой, которые были записаны на случайно попавшую в руки Смольяниновой аудиокассету. Ольга Федосеевна была известна также тем, что спела в фильме Андрея Тарковского «Ностальгия».

Через некоторое время Смольянинова смогла услышать эти песни в живом исполнении: Ольга Федосеевна была приглашена в Ленинград и пела народные песни во Дворце молодёжи. Евгения Смольянинова вспоминает: И когда она запела, я почувствовала всем своим существом, как по залу разлилась какая-то прохлада. Покой необыкновенный. Я забыла, что у меня болела голова, и была настолько потрясена, что во время выступления рыдала от её голоса. Так сладостно я, наверное, никогда в жизни больше не рыдала. Это было необыкновенное состояние, настоящее чудо. Ольга Федосеевна перевернула мои представления не только о пении - о музыке вообще, о мироздании, о Боге, о людях и любви. В какой-то момент я умерла. Для меня не существовало ничего: ни занятий по фортепиано, ни семьи, ни друзей. Во всём, что меня окружало, улавливалось только эхо её голоса, и в таком состоянии я находилась около трёх лет - пока внутри меня всё переформировалось, чтобы я смогла спеть и не заплакать, а зрители, наоборот, светлели душой и не стыдились своих слёз.

Из воспоминаний Е. В. Смольяниновой: Последняя встреча с Ольгой Федосеевной Сергеевой у меня была примерно за полгода до её кончины - я заезжала к ней в деревню. В это время только что вышел мой диск, где были записаны и её песни. Мы с ней много говорили, а потом я подогнала машину к окну и поставила диск. Она, услышав песню, сказала: «Это я пою». Когда узнала, что пела я, засмеялась, но потом проговорила: «Только никому наши песни не нужны» .

Евгения Смольянинова - замечательная певица нашего времени. Её неповторимый, звучащий как родник голос, богатый и многообразный репертуар, самобытная исполнительская манера уникальны. Ей удалось воспринять и воплотить духовную суть, глубинную мудрость русской музыкальной культуры.

В репертуаре певицы народные песни самых различных уголков России, старинные романсы XIX - XX вв., духовные стихи и баллады, и, наконец, удивительные по мелодическому колориту песни самой Евгении Смольяниновой на стихи М. Лермонтова, А. Толстого, А. Майкова, А. Блока, Б. Пастернака, Р. М. Рильке, архиепископа Иоанна Сан-Францисского (Шаховского), игумении Таисии (Солоповой), С. Бехтеева, Н. Туроверова и других поэтов.

Евгения Смольянинова - талантливый аранжировщик всех произведений, которые исполняет. Певица выступает в сопровождении прекрасных музыкантов - Василия Моторина (гитара), Михаила Бенедиктова (рояль), Светланы Борисовой (флейта, аккордеон) и Святослава Смольянинова (гитара).

Профессиональное музыкальное образование певица получила в Санкт-Петербурге, но своим главным учителем она считает псковскую крестьянскую певицу Ольгу Федосеевну Сергееву, чей голос звучит в фильме А. Тарковского "Ностальгия".

Первое выступление Евгении Смольяниновой состоялось в 1982 г. на сцене Ленинградского Дворца Молодёжи. В это же время певица принимала участие в двух спектаклях: "Картинки с выставки" (муз. М. Мусоргского, постановка - мим-театр "Лицедеи", рук. В. Полунин); "Муму" (по рассказу И. Тургенева, постановка Малого Драматического Театра).

В 1994 г. для кинокартины "Мусульманин" (реж. В. Хотиненко) Е. Смольянинова написала замечательную интерпретацию пасторали П. Чайковского "Мой миленький дружок", ставшую, по словам режиссера, "путеводной темой фильма" - номинанта на премию "Оскар".

Особой творческой удачей певицы стала композиторская работа в анимационной ленте А. Петрова "Русалка" (1996) - фильм был также номинирован на премию "Оскар".

Мир песен Евгении Смольяниновой проникнут живой традицией, силой творческого духа, даром животворящего начала.

"Ей удалось не только по-своему высветить, где-то и обновить русские песни, душевно восславить Господа в молитвах, но и воскресить несколько совершенно забытых русских песен:Чарующий апрельский голос певицы широко звучит по России, а это давний и верный признак истинно народного внимания:" - В. Астафьев.