Писать о народе и его традициях несложно. Сложно писать так, чтобы захватывало дух, чтобы в голове появлялись красочные образы, звучали мелодии и дул тёплый летний ветерок. Вот так писать умеют далеко не все люди, именующие себя писателями. Сегодня мы поговорим о выдающемся человеке, который был одарён писательским талантом - Василии Белове. Более подробно мы рассмотрим одну его книгу, которая называется «Лад». Она посвящена изучению быта русского человека, и другое её название выглядит так: «Очерки о народной эстетике». Белов «Лад» (краткое содержание которого мы рассмотрим в статье) написал под влиянием музы, в чём вы сами сможете убедиться.
Немного об авторе
Василий Белов является известным русским писателем, одним из ярчайших представителей так называемой «деревенской прозы». Его перу принадлежат работы, которые можно читать не только для наслаждения, но и для пополнения своих знаний о быте и обычаях наших предков. Язык Белова точный, краткий и красочный, из-за чего в голове выстраивается много образов, которые ведут к понимаю русской души. За своё творчество Белов был неоднократно награждён государственными премиями. Его книги - это некий проводник в исконно русский мир, который предстает пред внутренним взором читателя во всём своём величии и многообразии.
Творчество Василия Белова
Хотели бы узнать краткое содержание Белова («Лад»)? Для читательского дневника оно будет приведено немного ниже, а сейчас мы поговорим о творчестве писателя, его карьерной жизни. Всего автор написал 12 книг, каждая из которых является жемчужиной в своём роде. Настоящие талантливые писатели никогда не пишут слишком часто. Очень много работ только у тех, кто работает на публику и желает получить больше прибыли. Истинные писатели пишут только тогда, когда нельзя молчать, когда их переполняет вдохновение и они не могут больше сдерживать в себе творческий поток. Произведения Белова писались с 1961 по 2000 год. На сегодняшний больше не занимается писательством, но его работ достаточно для того, чтобы с головой окунуться в мистерию русской души и оценить одаренность Белова. Известность пришла к писателю после того, как он начал публиковать в разных журналах свои этнографические очерки. Они были слишком коротки, и читатель хотел всё больше и больше. Именно это и заставило задуматься Василия Белова о написании первой книги, а потом и последующих.
Книги
Как уже было сказано ранее, автор написал 12 книг. Его первые очерки были задуманы как простенькие зарисовки северного быта русских людей. В своих произведениях он рассказывает о жителях Вологодской, Кировской и Архангельской областей России. Откуда он это знает? Всю свою сознательную жизнь он посвятил тому, что собирал по крупинкам народные устные песни, пословицы, бывальщины, предметы быта и культуры, а также бессонными ночами изучал архивные данные для полноты картины.
Много чего было записано Беловым из уст его матери, которая и привила ему любовь ко всему народному. Она была настоящей русской женщиной, которая всю жизнь жила согласно традициям. "Очерки о народной эстетике" - это очень ценный и интересный источник для изучения этнографии России, который подарил всем нам талантливый писатель Белов. «Лад», краткое содержание которого вы увидите ниже, был написан в 1982 году. Считается, что это одно из лучших произведений писателя.
«Лад»: часть первая
Книга «Лад» делится на три части. Каждая из них посвящена обзору материала определенной тематики. Мы рассмотрим все части книги, а также по одной главе в каждой из них. Глава выбиралась по степени насыщенности информации и важности её в тексте. Главы первой части называются так: «Круглый год», «Подмастерья и мастера», «Спутник женской судьбы», «Рукодельницы» и «Остановленные мгновения». О чем же рассказывает в книге Белов ("Лад")? Краткое содержание для читательского дневника будет вмещать основные положения из каждой главы.
В главе «Круглый год» речь идет о четырёх временах года. Автор описывает каждое из них очень подробно, рассказывая, какой быт вел народ в разных погодных условиях. При этом описываются не сухие факты - материал подается в виде красочного рассказа. Также в тексте можно встретить старорусские пословицы. Каждый временной отрезок характеризуется тем, что кроме описания быта, можно встретить рассказы о настроении народа, культурных особенностях и традициях празднования великих торжеств.
В главе «Подмастерья и мастера» речь идет о разных видах деятельности, которые были распространены на Руси. Здесь есть описания даже знахарей и нищих. Кроме этого, автор описывает труд и жизнь пастухов, сапожников, кузнецов, плотников, торговцев, мельников и т. д. После прочтения этой главы складывается ощущение, что побывал сразу в нескольких ролях - настолько точно и ярко Белов описывает каждую профессию.
В главе «Рукодельницы» речь идёт о таких женских занятиях, как шитье, плетение и вязание. В этой главе автор говорит не только о труде, но также о том, как женщины развлекали себя во время работы: пели, придумывали песни, частушки, танцевали. Кроме того, Василий Белов делает акцент на том, что, несмотря на то что эта работа считается женской, она требует немало силы и упорства.
Глава «Остановленные мгновения» поведает о красоте: резьбе по кости, бересте, чернению по серебру и кружевоплетению. Большое внимание уделяется мастерству, умению делать свою работу. Глава получила такое название, потому что мастера творили тогда, когда к ним приходило вдохновение, а время вокруг останавливалось до тех пор, пока шедевр не будет создан.
"Спутник женской судьбы"
Эта глава первой части книги вынесена отдельно не случайно. Во-первых, она самая объёмная, а во-вторых здесь рассматриваются все виды женского труда. Автор описывает работы с огромной точностью, что заставляет читателя действительно окунуться в эпоху. Также большое внимание уделяется мистическому значению женского труда. Например, лен издавна считался спутником женской жизни. Согласно поверьям, когда женщина работает со льном, она уготавливает себе судьбу. Занимательный факт: девочки на Руси начинали готовить себе приданое уже с 7-8 лет. Другими словами, уже в этом возрасте они умели работать со льном.
Очень интересно сочетаются факты с народными поверьями. Каждая стадия любого трудового процесса шла вместе с определёнными обычаями. Дар Белова именно в том, чтобы незаметно переходить от фактического к художественному, тем самым создавая интереснейшую литературу. Кроме отдельных работ, были и общие женские труды. Например, каждый год наступал день веревочного витья. На середине улицы выставляли дровни, и каждый мог крутить ручку для того, чтобы вить веревки. Это было в некотором роде народной забавой, которую любили и дети, и старики.
«Лад»: часть вторая
Вторая часть книги знакомит нас с такими главами: «Миряне», «Жизненный круг», «Родное гнездо», «Будни и праздники», «Застольщина», «Одежда», «Игры». Как видно из глав, эта часть книги посвящена повседневной жизни людей. Здесь, в отличие от первого раздела, культуре, традициям и обычаям уделяется уже не частичное, а полное внимание.
Глава «Миряне» рассказывает об устройстве жизни от края до отдельной семьи. Рассматривается уклад жизни в крае, деревне, волости, подворье и в семье. «Родное гнездо» проведет в дом жителя деревни. Читатель побывает во дворе, в доме, амбаре, избушке и на сеновале. Глава «Будни и праздники» посвящена рассказам о том, как люди делили дни недели и чем каждый из них был особенный. В главе «Одежда» автор рассказывает об одеяниях народа на разные случаи жизни, а раздел «Игры» расскажет о народном баловстве, забавах, играх и частушках.
Жизненный круг
Глава под названием «Жизненный круг» поведает нам о жизни от младенчества до глубокой старости, расскажет о том, какие этапы проходил каждый русский человек. Здесь подробно описывается все то, что встречает человек на своем пути. Жизнь - это определенный ритм, которому следует подчиняться, чтобы получилась красивая мелодия. Именно ритму подчинена вся жизнь русских людей. Все имеет свою продолжительность, своё время: есть игры для разных времен года, праздники, сезонные работы, забавы и т. д. Переход от одного возрастного этапа к следующему происходил постепенно, резких границ не было, ведь каждый чувствовал прелести своего времени.
Часть третья
Что же подготовил в последней части своей книги Василий Белов? «Лад», краткое содержание которого подходит к концу, заканчивается философской главой. Здесь читатель узнает о том, как проходили праздники на Руси. Об этом расскажет глава «Длиною в жизнь». О том, как строились дома, мельницы, храмы и часовни, узнаем из главы «Древотесное-камнетесное». Также Белов освещает религиозные аспекты в части «Не словом единым». Эта часть также расскажет о народной скульптуре, философских вопросах культуры и человеческой жизни.
"Начало всех начал"
Что же откроет в этой главе Белов? «Лад», краткое содержание которого очень сжато здесь рассмотрено, в этой главе расскажет о народных заговорах, загадках, сказках, частушках, причитаниях и т. д. Всё вышеперечисленное - это основа жизни народа, то, на что он опирается в трудные времена. Краткое содержание Белова («Лад») лишь в малой доле передает всю информационную и художественную насыщенность. Именно поэтому этот ярчайший труд следует читать полностью.
Главные герои
Откуда брал информацию Василий Белов? «Лад», главные герои которого обезличены, - описывает обычных людей, с которыми он общался на протяжении всей своей жизни. Герои создавались как прототипы известных ему людей: мать, родственники, односельчане и т. д. Каждый образ лаконичен, но закончен именно потому, что он не вымышленный. Важные особенности, которые отличают каждого героя - это жизне- и трудолюбие, доброта и простодушность.
Дал ключи от древней и чудесной двери - вот что сделал Белов. «Лад», краткое содержание по главам которого мы рассмотрели, - это очень ценный и весомый труд об этнографии севера России. Читать это произведение - это окунаться в дивный мир наших предков и угощаться их мудростью. «Лад» (Василий Белов), отзывы о котором трудно найти на просторах Интернета, является не самой читаемой книгой. Можно долго размышлять о том, в чем же причина, но всё кроется в нежелании народа знать о своём прошлом.
«Лад» (1979-81). – Это – уникальная книга, и жанр её нелегко определить. Формально бы – этнографические очерки (даже – энциклопедия) о жизни русского, преимущественно – северного, то есть самого исконного, крестьянства в охвате веков и каким оно дошло до советского времени, отчасти – и до Второй Мировой войны . Но Белов и сам предупреждает, что он «никак не претендует на академичность», хотя очень продуманное, стройное изложение и богатство фактического материала дозволяет книге служить и обширным, и местами незаменимым, справочным пособием. Мало сказать, что это очень серьёзная, размыслительная книга, но она вся пропитана поэтичным (Белов – в своей родной стихии!), любовным и умиряющим духом. Она содержит и цитаты, эпиграфы из поэтов, из фольклора, высказывания русских мыслителей, художников, изрядную долю и личного опыта автора, показательные случаи из жизни, – в книге разные слои, и они перемешиваются. Немало авторских комментариев от светлой души, – и они с интересом и легко читаются.
Василий Белов. Лад
Книга составлена из последовательных разделов: «Круглый год» (сезонные чередования крестьянской работы и жизни). – «Подмастерья и мастера». – Работы и рукоделья женские. – «Родное гнездо» (жильё и что его окружает). – «Жизненный круг» (от младенчества и до смерти, шаг за шагом прослеживая переливы возрастных признаков; и от рожденья до похорон, черезо все бытовые обряды, игры, гулянья, праздники, сходы; но – примечательно для Белова: обряды церковные и вообще церковность, и церковный дух простонародья – вовсе не охвачены этой обильной книгою). – Еда и одежда. – Искусство народного слова (и виды его: разговор, предание, бывальщина, сказка, пословица, песня, причитание, частушка, загадка, прозвища; тут и – природные свойства сказочников, роль импровизации; и судьба всех этих жанров в послереволюционное время). – Наконец деревянное зодчество и народная скульптура. «Деревянные северные храмы поражали не размерами, а соразмерностью». Орнамент деревянных сооружений, птицы и кони в архитектуре. Шемогодская резьба по берёсте и холмогорская резьба по кости. Резная посуда, резные игрушки (и лаконизм игрушек глиняных). – Всё это и сгущено в названии «Лад», лад жизни – в контраст с разладом её.
Василий Иванович Белов
Роль ритма в жизни и труде. Ритмичность в ежегодном повторе работ. Работы погоняют и перекрывают друг друга, бывает тесно одной работе от другой. «Такое состояние, когда человек не знает, чем ему заняться, совершенно исключено в крестьянском быту». Детская игра переходит в труд. Многообразие, многослойность и внутренняя гармоничность крестьянского хозяйства. Эта гармония придаёт сельскому труду красоту. Кто умеет красиво косить или плотничать – накосит и наплотничает больше и лучше.
Память и меткость в приметах погоды, их полугодовой пересчёт. Почти однодневная угадка момента посева. «Тот или иной обычай так естественен, так древен, что выглядит произведением самой природы». Молитва при начале важных работ, особенно сева. Взаимопонимание и сотрудничество с лошадью при каждой работе (а у женщины – с коровой). Да душевные отношения со всеми домашними животными – и отзывчивость тех.
То и дело вклиняются расширительные размышления автора, весьма уместные, много – психологических. Стихийное ощущение родного гнезда не зависит от красоты местности. С возрастом и до возмужалости – расширяющиеся круги этого ощущения, «своя душа в каждой волости». (Но показательны и его замечания о сходстве гоголевских миргородских сюжетов и персонажей – с северными.) «Трудолюбивые добрые люди были в чести у мира». Широкая взаимовыручка, особенно к сиротам и вдовам. Роль стариков в многодетных семьях (где теперь и те, и другие?), их душевное равновесие в ожидании смерти. «Русская печь остывала только с гибелью семьи или дома».
Немало и метких размышлений о народном художественном творчестве. Слияние предметов народного искусства с предметами быта и труда. Народная эстетика вытекает из жизненной психологии. Роль мастерства в крестьянской жизни. Красота в труде как отстаивание своей личности. Искусство может жить в любом труде, даже у дровосека. «Общенародная тяга к созидающему труду. Всё начинается с неудержимого и неизъяснимого желания трудиться». Мастерство – та же почва, из которой вырастают художники. «Потребность таланта теплится в каждом из нас, только вырастает в разной мере». «Высокий восторг и вдохновение возможны в любом труде». И при том: большие мастера своего дела не гнались за мирской известностью, «даже видели в ней нечто постыдное, мешающее их художеству».
Весьма познавателен, подробен и интересен весь раздел о мастерах. Особенное внимание и понимание у Белова – к плотницкому делу, в котором он и сам много потрудился. «Плотницкое дело – извечный и неизбежный спутник земледелия», «топор у каждого плотника – продолжение рук»; «чувство дерева». (Тут – и все виды древесных материалов, и: крыши изб крылись без единого гвоздя, да так, что никакой ветер их не сорвёт.) Но со вниманием и пониманием вникает автор в работу печников, кузнецов, гончаров («рождение образа из глины и огня»), столяров, бондарей, швецов (портных), сапожников, скорняков (кожевников), шорников, колесников, лудильщиков, дегтярей, смолокуров, пастухов, даже копателей колодцев (как угадывают «водяную жилу», где копать, и по росе, и по растущей траве, и по толчее мошки), помянет и слесаря-односельчанина, который сладил железный протез обезножевшему фронтовику, и катальщиков валенок – для каждой профессии находит автор любовные слова и разъясняет тонкости мастерства. Услеживает и безвозвратно погибшие виды художественных промыслов и гибель художественности от поточности производства. И, конечно, о кормильцах-мельниках, и о тех, кто пошёл по торговой линии, и тут важное психологическое замечание: сами торговцы считали увеличение своей торговли – грехом (как и вообще «в старину многие люди считали Божьим наказанием не бедность, а богатство»).
Да, почти всё это – ушло невозвратимо, никогда уже не вернётся – но тем дороже, что так любовно схвачено при своём иссякании. У Белова – множество метких замечаний по творчеству всех видов, и как оно связано с терпением, трудолюбием и пониманием традиции. («Почти все умельцы становились подмастерьями, но только часть из них – мастерами», однако было и: «мастерство, передаваемое по наследству или по волостному соседству».)
И отдельно: целая поэма – о женских рукоделиях. «Лён – был женский удел, как лес – мужской». Сложные перипетии выращивания и неоднократной обработки льна, с какой точностью надо успевать за сменами погоды. Прослеживает всю неповторимую технологию обработки неповторимого же по качествам и многолетне служащего льна (так и не восполненного никакими новейшими тканями). И как эта обработка погоняла к неутомному труду, но и вписывалась в быт, в супрядки-«беседы» с их игровыми элементами. Дальше – виды тканья, виды шитья, вязанье, кружево, плетение – и сочетание рукоделий с песнями. (И как краски труда изгасли в колхозных условиях.)
С большим знанием дела и смысла – много устройственных подробностей – памятник уходящей цивилизации. Примечательные особенности крестьянских сходов (впрочем – и живописность иных колхозных собраний). Многочисленные обряды (ритуальные потчевания и отказы от них, воздержание; гостьба и отгащивание; свадебные обряды, начиная от сватовства). Перерождение гуляний в советское время, снижение хорового искусства и плясок. «Народная музыкальная эстетика немыслима без слияния со звуками и шумами природы». А «после войны художественная организованность народного быта ещё намного снизилась». – Чувство меры в одежде – между щегольством и убожеством. («От сословной спеси национальные традиции в одежде стали считаться признаком косности».) Сочетание добротности и удобства, особенно в одежде повседневной. И бережливость к одежде, донашивание её в поколениях. «Выбрасывать – считалось грехом, как и покупать лишнее». «Неустойчивый быт 20 – 30-х годов свёл на нет резкую границу между выходным одеянием и будничным». – Наконец – и разные, многие виды крестьянской пищи, теперь тоже невозвратно ушедшие (та же выпечка ржаных караваев, которых нам уже никогда не есть).
На фоне огромного бытового материала порой не минует Белов и соображений о глубокой дали русской истории. Украшает книгу и его высокая чуткость к русскому словообразованию. Нашлось в книге и место оспорить мнение, будто северная русская природа «неяркая, неброская»: не говоря уже о переменах, связанных с временами года, – «смена пейзажных настроений происходит порою буквально в считанные секунды. Лесное озеро из густо-синего моментально может преобразиться в серебристо-сиреневое, стоит подуть из леса лёгкому шуточному ветерку. Ржаное поле и берёзовый лес, речное лоно и луговая трава меняют свои цвета в зависимости от силы и направления ветра. А ещё же – небо, солнце, луна, тепло и холод... Зелень льна меняется с его ростом, зелень трав – бесконечно, а луга после косьбы снова ярко зелены, и до зимы зеленеет озимь. Вода в озёрах и реках то стальная, то голубая, то – до чернильной густоты...»
Книга «Лад» – драгоценность в русской печатности.
Отрывок очерка о Василии Белове из «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным . Читайте также отзывы Солженицына о других книгах Василия Белова: «
Василий Белов. Лад. Очерки о народной эстетике
Белов В. И.
Б 43 Лад: Очерки о народной эстетике. - М.: Мол. гвардия, 1982. 293 с., ил.
7 р. 50 к. 50000 экз.
Известный советский писатель рассказывает об эстетике крестьянского труда, о народном фольклоре, быте, художественных промыслах. В книге использованы этнографические материалы Вологодской, Архангельской, Кировской областей.
Издание предназначено для широкого круга читателей.
4904000000-232 078(02)-82
ББК 84Р7+63.5(2) Р2+902.7
Фотосъемка проведена в Вологодской и Архангельской областях в 1979-1981 годах.
Архивные фотографии получены из фондов Вологодского краеведческого музея.
Василий Иванович Белов
Редактор 3. Костюшина Художественный редактор С. Сахарова Технический редактор Е. Брауде Корректоры В. Авдеева, И. Тарасова
Стихия народной жизни необъятна и ни с чем не соизмерима. Постичь ее до конца никому не удавалось и, будем надеяться, никогда не удастся.
В неутолимой жажде познания главное свойство науки - ее величие и бессилие. Но для всех народов Земли жажда прекрасного не менее традиционна. Как не похожи друг на друга две эти человеческие потребности, одинаковые по своему могуществу и происхождению! И если мир состоит действительно лишь из времени и пространства, то, думается, наука взаимодействует больше с пространством, а искусство со временем...
Народная жизнь в ее идеальном, всеобъемлющем смысле и знать не знала подобного или какого-либо другого разделения. Мир для человека был единое целое. Столетия гранили и шлифовали жизненный уклад, сформированный еще в пору язычества. Все, что было лишним, или громоздким, или не подходящим здравому смыслу, национальному характеру, климатическим условиям, - все это отсеивалось временем. А то, чего недоставало в этом всегда стремившемся к совершенству укладе, частью постепенно рождалось в глубинах народной жизни, частью заимствовалось у других народов и довольно быстро утверждалось по всему государству.
Подобную упорядоченность и устойчивость легко назвать статичностью, неподвижностью, что и делается некоторыми «исследователями» народного быта. При этом они намеренно игнорируют ритм и цикличность, исключающие бытовую статичность и неподвижность.
Ритм - одно из условий жизни. И жизнь моих предков, северных русских крестьян, в основе своей и в частностях была ритмичной. Любое нарушение этого ритма - война, мор, неурожай - лихорадило весь народ, все государство. Перебои в ритме семейной жизни (болезнь или преждевременная смерть, пожар, супружеская измена, развод, кража, арест члена семьи, гибель коня, рекрутство) не только разрушали семью, но сказывались на жизни и всей деревни.
Ритм проявлялся во всем, формируя цикличность. Можно говорить о дневном цикле и о недельном, для отдельного человека и для целой семьи, о летнем или о весеннем цикле, о годовом, наконец, о всей жизни: от зачатья до могильной травы...
Все было взаимосвязано, и ничто не могло жить отдельно или друг без друга, всему предназначалось свое место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди. При этом единство и цельность вовсе не противоречили красоте и многообразию. Красоту нельзя было отделить от пользы, пользу - от красоты. Мастер назывался художником, художник - мастером. Иными словами, красота находилась в растворенном, а не в кристаллическом, как теперь, состоянии.
Меня могут спросить: а для чего оно нужно, такое пристальное внимание к давнему, во многом исчезнувшему укладу народной жизни? По моему глубокому убеждению, знание того, что было до нас, не только желательно, но и необходимо.
Молодежь во все времена несет на своих плечах главную тяжесть социального развития общества. Современные юноши и девушки не исключение из этого правила. Но где бы ни тратили они свою неуемную энергию: на таежной ли стройке, в полях ли Нечерноземья, в заводских ли цехах - повсюду молодому человеку необходимы прежде всего высокие нравственные критерии... Физическая закалка, уровень академических знаний и высокое профессиональное мастерство сами по себе, без этих нравственных критериев, еще ничего не значат.
Но нельзя воспитать в себе эти высокие нравственные начала, не зная того, что было до нас. Ведь даже современные технические достижения не появились из ничего, а многие трудовые процессы ничуть не изменились по своей сути. Например, выращивание и обработка льна сохранили все древнейшие производственно-эстетические элементы так называемого льняного цикла. Все лишь ускорено и механизировано, но лен надо так же трепать, прясть и ткать, как это делалось в новгородских селах и десять веков назад.
Культура и народный быт также обладают глубокой преемственностью. Шагнуть вперед можно лишь тогда, когда нога отталкивается от чего-то, движение от ничего или из ничего невозможно. Именно поэтому так велик интерес у нашей молодежи к тому, что волновало дедов и прадедов.
Так же точь-в-точь и будущие поколения не смогут обойтись без ныне живущих, то есть без нас с вами. Им так же будет необходим наш нравственный и культурный опыт, как нам необходим сейчас опыт людей, которые жили до нас.
Книга не случайно называется «Лад» и рассказывает о ладе, а не о разладе крестьянской жизни. Она была задумана как сборник зарисовок о северном быте и народной эстетике. При этом я старался рассказывать лишь о том, что знаю, пережил или видел сам либо знали и пережили близкие мне люди. Добрая половина материалов записана со слов моей матери Анфисы Ивановны Беловой. Воспоминаний, а также впечатлений сегодняшнего дня оказалось слишком много. Волей-неволей мне пришлось систематизировать материал, придавая рассказу какой-то, пусть и относительный, порядок, чем и продиктовано композиционное построение книги.
Из экономии места мне приходилось то и дело сокращать или вовсе убирать живой фактический материал, довольствуясь общими размышлениями.
КРУГЛЫЙ ГОД
Весна. Когда-то все на Руси начиналось с весны. Даже Новый год. Христианские святцы легко ужились с приметами языческого календаря, чуть не на каждый день имелась своя пословица: 6 марта - Тимофей-весновей.
Говорили, что ежели Евдокия напоит курицу, то Никола (22 мая) накормит корову*. Приметы, рожденные многовековым опытом общения с природой, всегда определенны и лишены какого-либо мистицизма. Например, если прилетели ласточки, надо не мешкая сеять горох.
Неясны, расплывчаты границы между четырьмя временами года у нас на Севере. Но нигде нет и такого контраста, такой разницы между зимой и летом, как у нас.
Весна занимала в году место между первой капелью и первым громом.
В крестьянском труде после масленицы нет перерывов. Одно вытекает из другого, только успевай поворачиваться. (Может, поэтому и говорят: круглый год.) И все же весной приходят к людям свои особые радости. В поле, в лесу, на гумне, в доме, в хлеву -везде ежедневно появляется что-нибудь новое, присущее одной лишь весне и забытое за год. А как приятно встречать старых добрых знакомцев! Вот к самым баням подошла светлая талая вода - вытаскивай лодку, разогревай пахучую густую смолу. Заодно просмолишь сапоги и заменишь ими тяжелые, надоевшие за зиму валенки. Вот прилетел первый грач, со дня на день жди и скворцов. Никуда не денешься, надо ставить сквореч-
Даты приводятся по новому стилю. Подробности о народном календаре см. в книге Ив. Полуянова «Месяцеслов». Архангельск, 1979.
ники - ребячью радость. А то вдруг вытаяла в огороде потерянная зимой рукавица... И вспомнишь декабрьский зимник, по которому ехал с кряжами для новой бани.
Кстати, не больно-то раздумывай о том, что было. Было да прошло. Надо, пока не пала дорога, вывезти из лесу последнее сено, да хвою на подстилку скоту, да дров - сушняку, да собрать по пути капканы, на лыжах пройдя по большому и малому путику.
И вот лошадь, пофыркивая, трусит поутру от деревни. На возу с полдюжины вершей, чтобы не тащить потом натодельно. (Вот-вот объявится щучий нерест: надо пропешать в озере выхода и поставить ловушки.) Обратно - с возом сена или хвои. Пока лошадь отдыхает и хрустит зеленым сенцом, пока солнце не растопит голубой наст, успевай сходить в чащу присмотреть и пометить дерева для рубки под сок. Еще набрать сосновой смолы - просила бабушка для приготовления лекарства. Хозяйка намек сделала: наломать бы сосновых лапок на помело. Тоже надо. Долго ли? Минутное дело, а вспомнить приятно, и срубить по дороге шалаш тоже требуется: как раз токуют тетерева... Еще нарубить березовых веток для гуменных метелок. И только потом, когда лошадь направится к дому и запоскрипывают гужи, можно и подремать на возу либо затянуть песню про какого-нибудь Ваньку-ключника...
Весной старухи и бабы белят по насту холсты. Вытаскивают из погребов и перебирают семенную и пищевую картошку, заодно угощают деток сочными, словно только что с грядки, репами и морковью.
Проветривают шубы и всякую одежду, развешивая ее на припеках, потому что моль боится солнышка. Девки продолжают прясть на беседах, мужики и парни усиленно плотничают. Ремонтируют хозяйственный инвентарь: сбрую, телеги, бороны. Вьют веревки, спихивают с кровель снег.
Пускаются в ход тысячи извечных примет, люди гадают, какая будет весна и чего ожидать от лета.
У многих коровы уже отелились к этому времени. Другие ждут с часу на час. Хозяйка-большуха даже ночью ходит проведывать хлев. Дети тоже ждут не дождутся, им уже надоело без молока. И вдруг однажды утром в избе за печью объявилось, запостукивало копытцами. Большие глаза, мокрые губы. Шерстка шелковая. Гладить ходят все по очереди. Первые дни молоко, вернее молозиво, только теленочку, потом, если великий пост уже кончился, хлебают все. Молоко в крестьянских семьях не пили, как теперь, а хлебали ложками, с хлебом вприкуску либо с киселем, с толокном, с ягодами.
Скотина после долгого зимнего стояния в душном темном хлеву по-человечески радуется весне. Просится на воздух, на солнышко. И когда коров ненадолго выпускают во двор, иная подпрыгивает от радости.
Между тем стало совсем тепло, дороги пали. Начали освобождаться от снега поля и луга. Старики поглядывают на небо, прислушиваются сами к себе: какова весна? Затяжная и холодная или короткая и теплая? Не упустить бы посевной срок. Тот, кто расстался с трехполкой и вводит культурный севооборот, утром по ледяному черепку уже рассеял клевер.
С тревогою в сердце люди ходят смотреть озимь: не вымокла ли, каково пересилила зиму? Ведь матушка-рожь, говорится в пословице, кормит всех сплошь. И скотину, и птицу, и крестьянскую семью.
Все это ладно, но когда же сеять? Иной торопыга, не успела еще ройда* выйти, поехал пахать. Обрадовался, свистит погонялкой. Выкидает семена в холодную землю - глядишь, уже с осени ребятишки пошли по миру. Другой не подготовился вовремя: то семян не запас, то у лошади сбил плечо. Этому тоже неурожай.
В хорошей деревне мало таких чудаков...
Все готово, но когда все-таки выезжать?
В шутку или всерьез, не поймешь, но в народе говорили так: «Выйди в поле и сядь на землю голой задницей. Сразу узнаешь, пора сеять или погодить требуется».
Но вот самый опытный, самый рачительный хлебопашец выволок соху и запряг поутру кобылу. И все ринулись в поле как по команде...
Заскрипели гужи, пропахшие дегтем, сошники запохрустывали мелкими камушками. В небе, над полем, заливаются жаворонки. Пахари посвистывают, подают лошадям команды: «Прямо! Прямо!» Или на завороте: «А что, забыла за зиму, где право, где лево?»
И лошадь, конфузливо махая хвостом, поворачивает туда, куда надо.
Вообще на севе у пахаря и коня должно быть полное взаимопонимание. Если начнут скандалить - ничего не получится. Хороший крестьянин пашет без погонялки, лошадь
Ройда - мерзлота.
свою не материт, не ругает. Действует на нее лаской, уговорами, а иногда стыдит ее, как человека. Норовистый конь не годится на пашне.
А борозда за тобой идет да идет, и грачи тотчас садятся в нее, тюкают носами в родимую землю*.
Это она, земля, кормит и поит, одевает и нежит. Голубит в свое время цветами, обвевает прохладой, осушая с тебя пот усталости. Она же возьмет тебя в себя и обымет, и упокоит навеки, когда придет крайний твой срок... А пока черная борозда идет и идет полосой. Пласт к пласту ложится на поле. И твой отец, или сын, или жена, или сестра уже запрягают другую лошадь, чтобы боронить, ровнять эту весеннюю землю.
А дед или бабка уже насыпают в лукошко белого крупного семенного овса. Вот не спеша идет полосой вечный сеятель, машет рукой из стороны в сторону. Шаг, второй - и золотой дождь летит из горсти. Отскочив от лукошка, зерна ложатся на свежую землю. Сеятель бормочет про себя какое-то извечное заклинание: то ли поет, то ли молится.
В сосняке, рядом, ребятишки зажгли костер. Девицы, собирая сморчки-подснежники, поют «Веснянку». Земля подсыхает, требуется тотчас заборонить семена.
Обычно после овса сеяли лен - одну, самое большее две полосы, затем горох и ячмень.
Была такая примета: надо встать под березу и взглянуть на солнце. Если уже можно сквозь крону смотреть не щурясь, то продолжать сев бесполезно. Только семена зря выкидаешь. Если листва не больше копейки и солнце легко пробивается сквозь нее, то день-два еще можно сеять.
После сева обязательно топят баню. Досталось за эту неделю и людям и лошадям: мужик отпаривается, конь отстаивается.
А вот и первая травка.
Первый выгон скотины на пастбище - событие не хуже других. Пастух в этот день кум королю...
Трава растет стремительно. Живая. В лесу, если день теплый, к вечеру иные стебли вытягиваются на вершок от земли.
Глядишь, пора и огороды сажать... Плюют семена овощей в рассадники. Женщина наберет в рот заранее намоченных семян капусты или брюквы и форскнет что есть силы. Семена ровно разлетаются по рассаднику. На ночь укрывают рассадник холщовой подстилкой или даже шубами, если старики посулили заморозок и если кошка жмется к теплой заслонке.
Огород городить - тоже очень важное дело, без огорода скотина за лето все вытравит. У хороших хозяев кол можжевеловый, жердь осиновая, вица еловая - изгороди нет износу. У ленивого она из чего придется, потому и приходится городить каждую весну.
Весна кончается с первым теплым дождем и первым раскатистым громом. Услышав гром, девушки должны кувыркаться через голову, чтобы поясница не болела во время жнитва. Причем надо успеть кувыркнуться, пока гром не затих. Хоть в луже, хоть на лужке, хоть в будничном сарафане, хоть в праздничном, все равно кувыркайся. Смех, возгласы и восторженный девичий визг не затихают вместе с грозой.
Лето. Так уж устроен мир: если вспахал, то надо и сеять, а коль посеяно, то и взойдет, что взойдет, то и вырастет, и даст плод, и, хочешь не хочешь, ты будешь делать то, что предназначено провидением. Да почему хочешь не хочешь? Даже ленивому приятно пахать и сеять, приятно видеть, как из ничего является сила и жизнь. Великая
Автор считает своим долгом не только упомянуть имена некоторых людей, откликнувшихся на журнальную публикацию «Очерков» («Наш современник», 1979, № 10, 12; 1980, № 3; 1981, № 1, 5, 6, 7), но и привести здесь, хотя бы и отрывочно, их высказывания по поводу интересующей нас темы. Алексей Михайлович Кренделев из Харькова пишет, например, что «главным рычагом, поднимающим человека на его человеческое место, всегда был труд. Так вот, труд крестьянина в этом отношении был особенно благотворен. Ведь крестьянский труд и крестьянский быт так переплетены, так тесно слиты, что часто и разделить их нельзя. В такой пронизанной трудом среде не могла прорастать человеческая гниль: она или изгонялась, или изолировалась настолько, что не могла дать вредных ростков. Так получалось самооздоровление крестьянской массы. Жизнь крестьян русской деревни, особенно дореволюционной, наша литература, в том числе и художественная, иногда изображала примитивной, бессодержательной: мол, мужики - это тупые, глупейшие существа. Но в моем представлении - а я помню и дореволюционную деревню - люди деревни выглядят совсем по-другому. Конечно, глупые бывают везде, бывают даже с дипломами. Но я убежден, что тупые и глупые среди крестьян встречались не чаще, чем в любом другом сословии. В крестьянах времен моего детства было много наивности и, следовательно, правдивости. Они имели житейскую мудрость, но мало имели житейской хитрости, характерной для торгово-чиновничьего сословия. Я не знаю другого примера, где бы работа совершалась с таким старанием и любовью, как работа крестьянина в поле. Пашня, посев, жатва - все превращалось в какое-то священнодействие».
тайна рождения и увядания ежегодно сопутствует крестьянину с весны и до осени. Тяжесть труда - если ты силен и не болен - тоже приятна, она просто не существует. Да и сам труд отдельно как бы не существует, он не заметен в быту, жизнь едина. И труд, и отдых, и будни, и праздники так закономерны и так не могут друг без друга, так естественны в своей очередности, что тяжесть крестьянского труда скрывалась. К тому же люди умели беречь себя.
В народе всегда с усмешкой, а иногда с сочувствием, переходящим в жалость, относились к лентяям. Но тех, кто не жалел в труде себя и своих близких, тоже высмеивали, считая их несчастными. Не дай бог надорваться в лесу или на пашне! Сам будешь маяться и семью пустишь по миру. (Интересно, что надорванный человек всю жизнь потом маялся еще и совестью, дескать, недоглядел, оплошал.)
Если ребенок надорвется, он плохо будет расти. Женщина надорвется - не будет рожать. Поэтому надсады боялись словно пожара. Особенно оберегали детей, старики же сами были опытны.
Тяжесть труда наращивалась постепенно, с годами.
Излишне горячих в работе подростков, выхвалявшихся перед сверстниками, осаживали, не давали разгону. Излишне ленивых поощряли многими способами. Труд из осознанной необходимости быстро превращался в нечто приятное и естественное, поэтому незамечаемое.
Тяжесть его скрашивалась еще и разнообразием, быстрой сменой домашних и полевых дел. Чего-чего, а уж монотонности в этом труде не было. Сегодня устали ноги, завтра ноги отдыхают, а устают руки, если говорить грубо. Ничего не было одинаковым, несмотря на традицию и видимое однообразие. Пахари останавливали работу, чтобы покормить коней, косари прерывали косьбу, чтобы наломать веников или надрать корья*.
Лето - вершина года, пора трудового взлета. «Придет осень, за все спросит», - говорят летом. Белые северные ночи удваивают в июне световой день, зелень растет стремительно и в поле и в огороде. Если тысячи крестьянских дел как бы сменяются по силе нагрузки и по сути, то в главных из них устает все: и руки, и ноги, и каждая жилка. (Конечно же, это прежде всего работа с лесом, пахота и сенокос.) Тут уж отдыхают по-настоящему и всерьез. Работают часа два-три до завтрака - чем не нынешняя зарядка? Завтрак обычно плотный, со щами. Режим приходится строго выдерживать, он быстро входит в привычку.
Летом обедают после чаепития. «Выпей еще чашечку, дак лучше поешь-то!» - угощает большуха - женщина, которая правит всем домом. После обеда обязательно отдых часа на два. До ужина опять крупная трудовая зарядка. День получается весьма произ-
Корень слова «отдых» связан с дыханием. Отдохнуть - значит перевести дыхание, успокоить сердце и мускулы. Иными словами, понятие «отдых» для крестьянина касается только тяжелого физического, а если не тяжелого, то монотонного, продолжительного труда вроде женского рукоделья. Отдыха в смысле полного бездействия никогда не существовало, если говорить не о сне, а о состоянии бодрствования. Тысячи людей, лежащих на пляже, с точки зрения даже нынешнего пожилого крестьянина, есть ужасающая нелепость. И не потому, что люди лежат голыми, а потому, что просто лежат, то есть бездельничают.
водительным. (Даже «в бурлаках», то есть в отходничестве на работе с подрядчиком, очень редкий хозяин заставлял работать после ужина.)
Прятанье - самый тяжелый труд в лесу, и занимались им только мужчины, причем самые сильные. Древнейший дохристианский способ подсечного земледелия откликается в наших днях лишь далекими отголосками: прятать - значит корчевать сожженную тайгу, готовить землю под посев льна или ячменя*. Вначале выжигали обширную лесную площадь, вырубив до этого строевой лес. На второй год начинали прятать. Убирали громадные головни, корчевали обгоревшие пни. Чтобы выдрать из земли такой пень, нужно обрубить корни, подкопаться под него со всех сторон и потом раскачать при помощи рычага. Можно себе представить, на кого похож был человек, поработавший день-другой в горелой тайге! Белыми оставались только глаза да зубы. Прятанье давно исчезло, оставив в наследство лишь слово «гари». На гарях в наших местах до сих пор растет уйма ягод, смородины и малины.
Ходить к осеку - любимая работа многих, особенно молодых, людей. Представим себе первое свежее лето, когда пахнет молодой листвой и сосновой иглой, когда растут сморчки и цветет ландыш. Большая ватага молодняка, стариков, подростков, баб, а иногда и серьезных мужиков собирается в лесу где-нибудь на веселом пригорке. Все с топориками, у всех с собой какая-нибудь еда. Рубят осины, тонкие длинные березки, сухие елки и растаскивают по линии осека. Затем крест-накрест бьют еловые колья и на них складывают новые лесины, также не обрубая с них сучьев. Выходит очень прочная колючая изгородь. Хороший осек - пастуху полдела. Лишь не ленись, барабань в барабанку да закладывай загоры - сделанные из жердей проходы и изгороди.
В такой день рождается еще и праздничное настроение. На долгих привалах столько всего наслушаешься и смешного и страшного, так много всего случится до вечера, что хождение к осеку запоминается на всю жизнь. Впредь молодежь ждет этого дня, хотя такой в точности день уже никогда не придет...
Такой же праздничностью веет и от силосования, которого раньше не было. Работа эта появилась в деревне только вместе с колхозами, артельный характер делает ее очень сходной с хождением к осеку. Главные женские силы косят*** молодую, брызгающую соком траву и складывают её в копны. (Важно не дать этой траве завянуть или высохнуть.) Подростки возят траву в телегах к силосным ямам, споро спихивают ее вниз. Когда яма наполовину загрузится, в нее сталкивают какую-нибудь добрейшую, чуть ли не говорящую кобылу. На ней-то и разъезжает в яме целый день гордый трамбовщик лет шести от рождения. За это в отцовскую книжку вписывают полтрудодня на его имя. Лошадиный помет выбрасывают вилами, кобылу поят, спуская вниз ведро с водой. Когда яму заполнят и утрамбуют, трава пахнет вкусной кислятинкой - внутри уже началось брожение. Ее забрасывают землей и замазывают глиной - стой до зимы.
Если погода жаркая, появляются оводы. Тут приходится возить траву ночью, потому что ни с какой, даже самой добродушной, кобылой на оводах не сладишь. Ночью же донимает ночных работников гнус - мельчайшая мошка. Она забирается всюду. (Гнусом называют также мышей, если их много.) Навоз вывозили на Севере также по ночам из-за множества оводов. Наметывали навоз вилами на телегу. Пласты отдираются с большим трудом. Возчик везет телегу в поле - на полосы и через ровные промежутки кривыми вилашками стаскивает по колыге. Утром эти колыги раскидывают по полосам и начинают пахать. Вслед за плугом ходит опять же либо старик, либо мальчонок, батожком спихивает навоз в борозду, чтобы завалило землей****.
Часто бывало так, что сенокос еще не закончен, а уже подоспела жатва, примерно в ту же пору веют озимые и теребят лен. Да и погода никогда не позволит расслабиться или заскучать. Когда на вилах прекрасное ароматное сено, а вдалеке погромыхивает, руки
* Каждый раздел очерков читатель, разумеется, вправе дополнить известными ему примерами, деталями, местными вариантами, способами, сюжетами и названиями.
* * Поскотина - огороженный лесной выгон.
*** Николай Петрович Борисов пишет, что у него на родине (бывший Сольвычетодский уезд) женщины «... никогда не косили, это занятие мужиков. Но зато мужики никогда не жали. Баб щадили, понимали, что они нужны для другого». **** Подробнее об этом рассказывается в повести Вл. Солоухина «Капля росы».
сами ходят быстрее, грабли только мелькают. А если гроза вот-вот нагрянет, по полю начинают бегать и самые неповоротливые. Но главное, конечно, то, что стог сметали раньше соседей, убрали под крышу хлеб и измолотили первыми, да и ленок вытеребили не последними.
Извечное стремление русского крестьянина не оказаться последним, не стать посмешищем прекрасно было использовано в первые колхозные годы. Да и стахановское движение основано было как раз на этом свойстве. В одной притче мужик, умирая, давал малолетнему сыну наказ: «Ешь хлеб с медом, первый не здоровайся». Только трудолюбивые сыновья узнавали настоящий вкус хлеба (как с медом), а тот, кто работает в поле, например косец, лишь кивком отвечал на приветствия мимо идущих. Вот и выходило, что любители сна здоровались всегда первыми...
Жнитво не меньше, чем сенокос, волнующая пора. Хлеб - венец всех устремлений - уже ощущается реально, весомо, а не в мыслях только. Даже небольшая горсть срезанных серпом ржаных стеблей - это добрый урезок хлеба, а в снопу-то сколько таких урезков?
Зажинок - один из великого множества трудовых ритуалов - был особо приятен, отраден и свят. Самолучшая жница в семье брала серп и срезала первые горсти.
Прошло уже несколько лет с тех пор, как ушел от нас прекрасный человек и талантливый писатель Василий Иванович Белов, один из основоположников «деревенской прозы». Своим творчеством он внес большой вклад в развитие отечественной литературы, отражая самобытность Русского Севера. Особенно любимы читателями его этнографические очерки, опубликованные в трудах «Лад». Лад в народной жизни - стремление к совершенству, целесообразности, простоте и красоте в жизненном укладе. Осмысленность многовековых традиций народного труда и быта, «опыт людей, которые жили до нас», помогают нам создавать будущее. «Вне памяти, вне традиций истории и культуры нет личности, - говорил Василий Иванович. - Память формирует духовную крепость человека».
Вот, что написал о книге «Лад» и о Василии Ивановиче Белове его давний друг — Анатолий Николаевич Грешневиков, политик, депутат ГД РФ. Писатель, член Союза писателей России, лауреат ряда журналистских премий.
Василий Иванович Белов — классик современной русской литературы, лауреат Государственной премии СССР, великий гражданин и патриот России. Читателям старшего и среднего поколения хорошо известны его повести «Привычное дело», «Деревня Бердяйка», «Плотницкие рассказы», «Целуются зори», цикл юмористических миниатюр «Бухтины вологодские». Много шума наделал в свое время роман «Кануны» — о трагических судьбах крестьянства.
Настоящий фурор произвело появление в печати очерков под общим названием «Лад». О жизни деревни, ее укладе, традициях и культуре, заложивших фундамент российской государственности.
Я давно дружил с Василием Ивановичем. Вместе объездили малые российские города и веси. Бывал и на Вологодчине, в родном его селе Тимониха, где написано большинство произведений, в том числе «Лад».
Журнал «Наш современник» печатал его, начиная с 1979 года, с уточненным подзаголовком «Очерки о народной эстетике». Продолжил и в 1980 году, и в 1981-м. А в 1982-м вышла красивая толстая книга, проиллюстрированная великолепными фотоснимками. При тогдашнем дефиците всего и вся мне с трудом удалось добыть этот труд. Зачитан он был, как говорится, до дыр. Его передавали из рук в руки мои друзья и коллеги по журналистскому цеху.
Россия из века в век слыла крестьянской державой. Любой удар по крестьянству означал удар по стране. Разрушение деревень, искоренение крестьянского мировоззрения привели к ослаблению России. Утратив крестьянский образ жизни, она подвергла себя самоуничтожению. Спасением могло стать возвращение к истокам, к крестьянскому началу, ладу.
В пору исканий путей спасения страны удивительно точным и мощным взрывом прозвучал «Лад» Белова. На его очерках, как на дрожжах, стал подниматься интерес к истории страны, к трагедии раскулачивания, к осмыслению сельского труда, быта. Извечную тягу крестьянина к красоте, совершенству и простоте Белов назвал емким словом Лад.
И покатили городские детеныши в села и деревни искать свои корни, покупать дома для жизни иной, несуетной, патриархальной, как в книге Белова. Зачесались руки у ценителей антиквариата и русской старины, помчались они по долам и весям отнимать и перекупать у стариков иконы, лапти, самовары, прялки.
Заскрипели перья краеведов, окрыленных правдой и смыслом их труда, пошли они по деревням, архивам и музеям собирать крупицы истории исчезающих деревень, промыслов, традиций, начали воспроизводить летопись утраченного, соединять нить времен. В школах преподаватели и ученики потянулись к изучению истории малой родины, тут и там открывались краеведческие музеи. Перестали журналисты в столичных изданиях гнушаться темы крестьянского труда, жизни деревень и сел. Лад! Лад! Лад! Вот чего не хватало русскому человеку.
И тут бы власти понять, осмыслить, поддержать процесс восстановления исторической памяти, возглавить движение по возрождению сельского хозяйства, вернуть крестьянам чувство хозяина, дать под их программы достойное финансирование! Конечно, покаяться за коллективизацию, за то, что Тухачевский истреблял тамбовских мужиков газом, за снос неперспективных деревень. В общем, произвести, как говорил с трибуны съезда народных депутатов СССР Василий Белов, реабилитацию крестьянства. Но власть испугалась. Поупражнялась в критике прежней аграрной политики, назвала деревню «черной дырой» и бросила ее в рыночную стихию, то есть на произвол судьбы.
Не этого ждал Белов. Не за словеса правильные и неправильные боролся. Он понял: власть боится появления в стране настоящего, крепкого независимого хозяина земли, знающего цену и свободе, и труду. Чиновник, вскормленный западными ценностями и одетый во все заграничное, нутром чувствовал: ему не властвовать, как только на земле появится новый кулак, независимый и богатый крестьянин. Начались откат, тотальная приватизация и невиданное ограбление и унижение крестьян.
Снова по всем каналам телевидения и во всех центральных газетах на русскую деревню полилась неудержимая извращенная ложь. Вновь стала искажаться, мазаться черной краской история крестьянской России.
Посыпались стрелы критики и в адрес Белова. Его перестали издавать и переиздавать. А книгу, ставшую гимном русского лада, энциклопедией крестьянской жизни, предали забвению. Вместо того, чтобы включить ее в школьные программы, снять по ней документальные фильмы, ее просто-напросто списали в архив. Ненавистники всего русского вернулись к коммунистическим страшилкам, начали повторно внедрять в сознание, какой непотребной была жизнь крестьян в стране на протяжении многих веков. История жизни русской деревни, по их рассказам, — это беспробудное пьянство, жадные и ленивые помещики, бродячие нищие, холерные бунты, толстопузые попы, лютые кулаки-мироеды. Непонятно только, а кто же тогда кормил страну, где рождались Ломоносовы?!
История жизни русской деревни, рассказанная Беловым, выглядела иначе, правдивее и интереснее. «Лад» не является идеализированным представлением жизни крестьян, нельзя считать его и этнографическим трудом, отражающим нравы, обычаи и быт деревни. Белов переложил рассказы матери Анфисы Ивановны, других крестьян Тимонихи на бумагу. Он напомнил россиянам, какой на самом деле была жизнь деревни и что мы потеряли в стране с уничтожением этой жизни.
«Лад» — это свободный рассказ жителя Тимонихи о своем доме, о детстве и отрочестве, о сеновале и амбаре, рыболовных снастях, об играх, свадьбах и проводах в армию. Крестьянину присуще не только сеять хлеб и чистить самовар, но и петь песни, частушки, говорить языком бухтин и поговорок, пересказывать сказки, хранить предания и заговоры. Развитие России шло стремительно, поступательно, пока жила и развивалась Тимониха и сотни тысяч Тимоних.
После написания «Лада» Василий Белов был вынужден отложить повести о поиске и утверждении смысла поэтических традиций русского крестьянства. В его руках оказалось другое оружие — публицистика. Он вновь вступил в бой за деревню и принял огонь критики на себя.
Тимониха, как солдат в окружении врага, будет жить и сражаться за свое существование до последнего дома, как до последнего патрона. И Белов никогда не оставит ее одну, не заколотит навечно двери и окна, не продаст дачнику. Разделит с ней горькую участь одиночек, и деревня будет знать, что он, ее надежный защитник и хранитель, — рядом.
Подготовил Вадим Грачев
ПУБЛИКАЦИИ
В центре повествования деревня с ее обычным укладом. Данные поселения мало отличаются друг от друга. В этой преобладают открытые просторы, чем наличие деревьев. На горизонте появляется мужичонка на телеге, с трудом удерживающий вожжи ввиду беспробудного опьянения. Иван Дрынов с ранних часов навеселе, успевший уже употребить спиртного по случаю встречи с другом Михаилом.
Мишка также пребывает в веселом расположении духа, причем довел приятеля до кондиции, что тот едва помнит обратную дорогу в поселок. В соседнее село он совершил поездку исключительно с целью взятия продуктов для местного магазина. После герой сожалел бы, если бы не отметил событие разговором с давним знакомым.
Незначительно протрезвев и вспомнив маршрут домой, поворотив телегу в нужном направлении, на глаза снова попадается дружок. Не отказывая приятелю, приходится снова выпивать на дорожку.
Совершенно опьянев, ему вдруг приходит мысль, что не плохо бы сосватать Мишаню за двоюродную сестру. На пьяную голову друзья отправляются к родственнице Ивана, проживающей в данном местечке. Будучи одинокой, она отказывается от их предложения, разместив на ночлег нежданных гостей в бане из опасения иметь в доме двоих изрядно подвыпивших мужчин.
История наглядно изображает привычный уклад русской деревни, для жителей которых привычным является одурманивание алкоголем и полная забывчивость о возложенных обязанностях.
Картинка или рисунок Лад
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Господа Головлевы Салтыков-Щедрин
Автор в своем произведении показал, к какому исходу приводит «головлевщина». Несмотря на трагичность развязки романа, Салтыков-Щедрин дает понять, что в самом опустившемся, лживом и выжившем из ума человеке возможно пробуждение совести.
- Краткое содержание Шекспир Бесплодные усилия любви
Король Наварры Фердинанд с тремя приближенными клянется провести три года в непрестанном изучении ученых трудов. Во имя науки монарх дает обет ограничивать себя во сне и пище
- Краткое содержание Носов Огурцы
Главные герои – ребята, которых зовут Павлик и Котька. Однажды ребята собрались на рыбалку, но она абсолютно не удалась. Мальчик не повезло, они не смогли ничего словить. Тогда ребята решили возвращаться домой.
- Краткое содержание Одоевский Русские ночи
Девять мистических сюжетов Одоевского, наполненных глубокими философскими размышлениями, описывают проблемы современного общества.
- Краткое содержание Чехов Цветы запоздалые
Княгиня с дочерью вразумляют Егорушку. Матушка совестит его сыном бывшего крепостного, который выбился в люди и стал врачом. Сестра сочувствует, полагая, что брат пьет от безответной любви. Утомившись от их нотаций