Среди русских писателей XIX века есть поэты и прозаики, чьё творчество не имеет такого значения, как вклад в отечественную словесность титанов, подобных Пушкину, Гоголю или Некрасову. Но без них наша литература лишилась бы многоцветия и многогранности, широты и глубины отражения русского мира, тщательности и полноты исследования сложной души нашего народа.
Особое место среди этихмастеров слова занимает стихотворец и романист Петрович стал символом взаимосвязи великих русских литераторов, живших в начале и в конце девятнадцатого века.
Уроженец Рязани
Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету…
Автор этих строк из песни, которая давно считается народной, родился в самом центре России, в провинциальной Рязани. Мать будущего стихотворца - Наталья Яковлевна - происходила из старинного рода Кафтыревых, а отцом был обедневший дворянин, служивший в канцелярии рязанского генерал-губернатора Петр Григорьевич Полонский. Яков Петрович, родившийся в начале декабря 1819 года, был старшим из их семи детей.
Когда Якову исполнилось 13 лет, его мать скончалась, а отец, получив назначение на казенную должность, уехал в Еривань, оставив детей на попечение родственников жены. К тому времени Якова Петровича Полонского уже приняли в Первую мужскую гимназию Рязани, бывшую одним из центров культурной жизни провинциального города.
Встреча с Жуковским
Заниматься рифмованием в годы, когда в зените славы находился гений Пушкина, было обычным делом. Среди тех, кто отличался явной склонностью к поэтическому творчеству, проявляя при этом незаурядные способности, оказался и юный гимназист Полонский. Яков Петрович, биография которого полна знаменательных встреч и знакомств с лучшими литераторами России XIX века, часто вспоминал о встрече, оказавшей большое влияние на выбор им писательского поприща.
В 1837 году Рязань посетил будущий император Александр II. Ко встрече цесаревича в стенах гимназии Полонский, по поручению директора, написал стихотворное приветствие в двух куплетах, один из которых должен был исполняться хором на мелодию «Боже, царя храни!», ставшую официальным гимном Российской империи всего лишь за 4 года до этого. Вечером, после удачно прошедшего мероприятия с участием наследника престола, директор гимназии устраивал приём, на котором юный поэт познакомился с самим автором текста нового гимна - Василием Андреевичем Жуковским.
Знаменитый поэт, наставник и близкий друг великого Пушкина высоко оценил стихи Полонского. Якова Петровича на следующий день после отъезда Александра даже наградили от имени будущего царя золотыми часами. Похвала Жуковского укрепила Полонского в желании посвятить жизнь литературе.
Московский университет
В 1838 году он становится студентом юридического факультета Московского университета. Современники всегда отмечали удивительную общительность, внутреннюю и внешнюю привлекательность, которыми отличался Полонский. Яков Петрович быстро обзавелся знакомствами среди самых передовых деятелей науки, культуры и искусства. Многие московские знакомые университетского времени стали для него настоящими друзьями на всю жизнь. Среди них - поэты Афанасий Фет и историки и Константин Кавелин, писатели Алексей Писемский и Михаил Погодин, декабрист Николай Орлов, философ и публицист великий актер Михаил Щепкин.
В те годы зародилась близкая дружба Полонского и Ивана Тургенева, высоко ценивших дарование друг друга на протяжении долгих лет. При помощи друзей состоялись первые публикации Полонского - в журнале «Отечественные записки» (1840) и в виде поэтического сборника «Гаммы» (1844).
Несмотря на то что первые опыты молодого поэта были положительно встречены критикой, в частности Белинским, его надежды прожить литературным трудом оказались наивными мечтаниями. Студенческие годы Полонского прошли в бедности и нужде, он был вынужден постоянно подрабатывать частными уроками и репетиторством. Поэтому когда возникла возможность получить место в канцелярии кавказского наместника Полонский уезжает из Москвы, едва окончив университетский курс.
В пути
С 1844 года он живет сначала в Одессе, потом переезжает в Тифлис. В это время он знакомится с братом сотрудничает в газете «Закавказский вестник». Выходят его поэтические сборники - «Сазандар» (1849) и «Несколько стихотворений» (1851). В стихах того времени ощущается особый колорит, навеянный знакомством поэта с обычаями горцев, с историей борьбы России за утверждение на южных рубежах.
Настоящие неординарные способности Полонского к изобразительному искусству были замечены еще во времена обучения в рязанской гимназии, поэтому, вдохновленный уникальными пейзажами Кавказа и окрестностей, он много занимается рисованием и живописью. Это увлечение сопровождает поэта на протяжении всей жизни.
В 1851 году Яков Петрович едет в столицу, Санкт-Петербург, где расширяет круг своих литературных знакомых и упорно работает над новыми стихами. В 1855 году выходит еще один сборник, его стихи охотно публикуют лучшие литературные журналы - «Современник» и «Отечественные записки», но гонорары не могут обеспечить даже скромного существования. Он становится домашним учителем сына петербургского губернатора Смирнова. В 1857 году семья высокопоставленного чиновника едет в Баден-Баден, вместе с ними отправляется за границу и Полонский. Яков Петрович много путешествует по Европе, берет уроки рисования у знакомится со многими русскими и иностранными писателями и художниками - в частности, со знаменитым Александром Дюма.
Личная жизнь
В 1858 году Полонский возвращается в Петербург с молодой женой - Еленой Васильевной Устюжской, с которой он познакомился в Париже. Следующие два года оказались для Якова Петровича одними из самых трагических в жизни. Сначала он получает серьезную травму, от последствий которой не сможет избавиться до конца жизни, передвигаясь только с помощью костылей. Затем заболевает тифом и умирает жена Полонского, а спустя несколько месяцев погибает и их новорожденный сын.
Несмотря на личные драмы, писатель работает удивительно много и плодотворно, во всех жанрах - от небольших лирических стихов, оперных либретто до больших по объему прозаических книг художественного содержания - остались его интереснейшие опыты в мемуарах и публицистике.
Вторым браком в 1866 году Полонский сочетается с Жозефиной Антоновной Рюльман, ставшей матерью их троих детей. Она обнаружила в себе способности скульптора и активно участвовала в художественной жизни русской столицы. В доме Полонских стали проводиться литературные и творческие вечера, в которых принимали участие самые и художники того времени. Эти вечера продолжались и некоторое время после кончины поэта, последовавшей 30 октября 1898 года.
Наследие
Наследие Якова Петровича велико и оценивается как неравнозначное. Главным свойством поэзии Полонского считается её тонкий лиризм, берущий начало в романтизме, обогащенном гением Пушкина. Не случайно его считали верным продолжателем традиций великого поэта, не зря стихи Якова Петровича часто использовали в своих романсах самые знаменитые композиторы - Чайковский, Мусоргский, Рахманинов и многие другие. При этом даже верные ценители поэтического дара Полонского считали, что вершинных достижений в его творчестве не так много.
В последней трети XIX века русские мыслители поделились на два лагеря - «западников» и «славянофилов». Одним из тех, кто не стремился выразить явную приверженность к одной из сторон, был Полонский. Яков Петрович (интересные факты о его теоретических спорах с Толстым есть в воспоминаниях современников) высказывал более консервативные идеи относительно врастания России в европейскую культуру, при этом во многом соглашаясь со своим другом - явным «западником» Иваном Тургеневым.
Он прожил насыщенную трудами и идеями жизнь русского литератора, получив благословение от современников Пушкина и оставаясь действующим поэтом, когда уже всходила звезда Блока. Показательны в этом смысле метаморфозы внешнего облика, которые претерпел Полонский. Яков Петрович, фото которого в конце века уже технически совершенны, предстаёт на портретах последнего времени настоящим патриархом, осознающим значительность пройденного пути.
ПОЛОНСКИЙ Яков Петрович родился в дворянской семье - поэт.
Окончил Рязанскую гимназию, затем юридический факультет Московского университета. Четыре года прослужил в канцелярии кавказского наместника в Тифлисе.
В 1851 переезжает в Петербург. Некоторое время живет случайными заработками (литературные гонорары, гувернерство).
В 1858-59 - редактор журнала «Русское слово», позже младший цензор комитета иностранной цензуры и, наконец, один из членов совета Главного управления по делам печати.
В последние годы жизни организовал у себя на квартире «пятницы», на которые собирались петербургские литераторы, артисты, ученые.
Несмотря на жанровое разнообразие творчества Полонского Якова Петровича (стихотворения, поэмы, романы), в историю русской литературы он вошел как лирический поэт.
В 1844 вышел первый сборник его стихотворений «Гаммы» еще несет на себе печать подражания романтической поэзии Пушкина и Лермонтова .
В 1849 вышел второй сборник - «Сазандар» (грузинское - певец), он отличался большой оригинальностью, написанный по живым впечатлениям пребывания на Кавказе. Поэту удалось в этой книге передать особенности местного колорита кавказской жизни в ее ежедневных, будничных проявлениях:
«Прогулка по Тифлису» ,
«Выборы Уста-Бати» ,
«Татарка» .
С переездом в Петербург Яков Петрович становится постоянным сотрудником журналов «Современник», «Отечественные записки», «Русское слово». В обстановке обострившейся борьбы между сторонниками «чистого» и «гражданского» искусства он не примкнул открыто ни к одному из враждующих лагерей. Не разделяя революционных взглядов руководителей «Современника», он вместе с тем не замыкается в рамки «чистого искусства», выражая в своих стихах живой интерес к общественным вопросам. Об этом говорит, прежде всего признание Полонского важности гражданской поэзии (стихотворение «И. С. Аксакову », «Писатель, если только он...» ).
В 50-60-е гг., под влиянием обострившегося интереса к крестьянскому вопросу, поэт пишет стихотворения о бесправии народа, о его подвижническом труде. Особенно ярко эта тематика отразилась в таких его произведениях, как «Беглый» , написанном в форме народного сказа, «В степи» , «Миазм» .
Одним из наиболее сильных в поэтическом отношении произведений этого цикла является баллада «Казимир Великий» , созданная автором под влиянием голодной эпидемии конца 60-х гг. Самодовольству, черствости, корыстолюбию аристократов в балладе с огромной силой противопоставлены страдания народа, гибнущего от голода. Голос поэта поднимается в ней до высокой, скорбной гражданской патетики. Там, где Яков Петрович пишет о женщине, он опять-таки шире и демократичнее поэтов «чистого искусства».
Его глубоко волнует судьба крестьянки, девочкой взятой в барский дом и лишенной радостей семейной жизни («Старая няня» ).
В городе его сочувствие приковано к женщинам, обреченным нуждой на тяжелый, а подчас и унизительный труд («Натурщица» ).
Одним из первых откликнулся поэт на стремление русской девушки к свету, к знаниям, к осмысленному, вдохновенному труду («В глуши» ).
В отличие от поэтов революционного лагеря Полонский не поднимается в своем творчестве до темы революционного протеста против общественной несправедливости. В своих публицистических статьях он откровенно сочувствует тем, кого он называет «прогрессистами» и «реформаторами». В поэзии эти тенденции нашли отражение в воспевании братской любви, которая должна связать воедино все человечество: «Юбилей Шиллера» , «Из Бурдильена», «Сумасшедший».
Проповедь любви и братства никогда не приводила поэта к успокоению и примирению со злом. Любовь, воспеваемая им, будит людей, заставляет помогать каждому, кто нуждается в защите и сострадании. Так рождается в лирике Якова Петровича особый вид героики - героика самопожертвования, воплощенная поэтом в образе Прометея («Прометей» ), в подвиге молодой аристократки, променявшей спокойную жизнь в петербургском свете на самоотверженный труд сестры милосердия («Под Красным Крестом» ). Сюда же относится одно из лучших стихотворений этого цикла - «Что мне она?» , посвященное известной революционерке - народнице Вере Засулич.
С поэтизацией любви как чувства, объединяющего людей, тесно связана и узко-любовная лирика Полонского. В любимой женщине поэт видит, прежде всего, друга, сестру, человека. Не красота определяет в его поэзии силу чувства, а потребность в защите, опоре и вместе с тем желание оказать эту помощь любимому человеку:
«Когда заботами иль злобой дня волнуем» ,
«Поцелуй» ,
«Финский берег» ,
«Н. А. Грибоедова» .
В интимной лирике Якову Петровичу удалось создать свой, неповторимый и по-своему очень поэтичный авторский образ. У этого лирического «я» есть и свое социальное и нравственное лицо. В социальном плане это бедняк, разночинец, вечно гонимый нуждой и жизненными неудачами:
«На Женевском озере» ,
«В телеге жизни» ,
«На железной дороге» .
Вместе с тем это человек, глубоко отзывчивый к чужому горю, стремящийся лаской, вниманием смягчить чужую боль, романтически верящий в животворящую силу бескорыстной любви. Эта черта поэзии поэта своеобразно отразилась и на форме многих его стихотворений. Он не замыкается в узкий круг интимных переживаний, а вводит нас в мир чувств своих поэтических героев, общественное положение которых часто указано в названии стихотворений:
«Натурщица» ,
«Старая няня» ,
«Слепой тапер» ,
«Труженица» ,
«Беглый» .
При этом стихотворение превращается в лирическую исповедь героя, а сам автор как бы сливается с героем в едином, общем чувстве:
«Болгарка» ,
«Натурщица» ,
«Беглый» ,
«В глуши» .
Излюбленная строфа Полонского - катрен с перекрестной рифмой или же с рифмующимися четными стихами. Лиричность содержания, предельная простота формы, разговорная естественность интонаций обусловили переход стихотворений в песни и романсы, музыку к которым писали видные композиторы XIX в. Среди этих стихотворений особенно известны:
«Подойди ко мне, старушка» ,
«За окном в тени мелькает» ,
«Ночь» ,
«Степь» ,
«Песня цыганки» .
Поэмы Якова Петровича по своим художественным достоинствам менее значительны, чем его лирика. Из них наиболее интересны:
«Кузнечик-музыкант» (1859),
«Свежее преданье» (1861-63).
В первой, носящей аллегорический характер, поэт рисует свои взаимоотношения с чопорным петербургским светом. Особое обаяние придают поэме тонко нарисованные картины природы и ее мягкий юмор.
Неоконченная поэма «Свежее преданье» также связана с биографией автора. В ее основу положены воспоминания поэта о студенческих годах в Москве, о московских барских домах, хорошо знакомых поэту. Прототипом главного героя поэмы, Камкова, был приятель автора - поэт И. П. Клюшников .
Примерно на том же художественном уровне, что и поэмы, стоят, и романы. В некоторых из них слишком ощущается все та же биографическая основа. Так, в романе «Дешевый город» (1879) нашли отражение события, связанные с пребыванием автора в Одессе. Более значителен роман «Признания Сергея Чалыгина» (1876). В нем идет речь о восстании декабристов, однако само это событие представлено в книге чрезвычайно скудно и не нашло со стороны автора должной исторической оценки.
Отсутствие четкости, ясности в политических взглядах поэта определило отношение к нему со стороны революционно-демократической критики.
Белинский , не отказывая поэту в талантливости («обладает в некоторой степени чистым элементом поэзии»), ставил ему в вину отсутствие «направления и идей» («Русская литература в 1844 году»).
Добролюбов, отмечая способность Якова Петровича «грустить о господстве зла», в то же время указывал на неспособность поэта проникнуться духом «негодованья и мщенья» по отношению к этому злу («Стихотворения Я. П. Полонского. 1859. Кузнечик-музыкант. 1859. Рассказы Я. П. Полонского. 1859»).
Наиболее резкий критический отзыв о литературной деятельности Полонского Я. П. принадлежит Салтыкову-Щедрину: «писатель второстепенный и несамостоятельный» («Сочинения Я. П. Полонского. Два тома, Спб., 1869»). Статья Салтыкова-Щедрина вызвала резкое возражение со стороны Тургенева, который в «Письме к редактору С.-Петербургских ведомостей», не преувеличивая силу поэтического таланта поэта, оставил за ним право на оригинальность и самобытность («льет хотя из маленького, но из своего стакана».
Умер – , Петербург, похоронен в Рязани.
Родился 18 декабря 1819 года в Рязани. Учился в Рязанской гимназии. В 1838 году поступил на юридический факультет Московского университета. В начале 1840-х годов его первые поэтические опыты появляются в “Отечественных записках” и “Москвитянине”. Он участвует в студенческом альманахе “Подземные ключи” (1842), а в 1844 году выходит его первый авторский сборник “Гаммы”, встреченный ободряющей рецензией П.Н. Кудрявцева в “Отечественных записках”.
Весной 1844 года Полонский окончил университет. Ему предстояло определить дальнейший жизненный путь. Трудные материальные обстоятельства вынуждали думать о службе. Приятели советовали ему ехать в Одессу, обещали помочь устроиться, и Полонский решил отправиться на юг. Осенью того же года он уже в Одессе. Однако на службу ему поступить не удалось, и он начал давать частные уроки.
В Одессе Полонский познакомился со многими отзывчивыми и любопытными людьми. Первым его пристанищем стала квартира доцента Ришельевского лицея А.А. Бакунина, родного брата теоретика русского анархизма Михаила Бакунина.
Молодого поэта также радушно принял брат Пушкина – Лев Сергеевич , “повел к себе обедать и заставил пить шампанское”. От Левушки Пушкина Полонский узнавал подробности трагических обстоятельств жизненного пути его брата, которые в те годы не были еще широко известны. “Лев Пушкин не раз пророчил мне славу на поэтическом поприще – даже подарил мне портфель своего покойного брата”, – записал Полонский в своем дневнике в августе 1866 года.
Добрые отношения сложились у Полонского в Одессе с местным австрийским консулом Л.Л. Гутмансталем и его женой, дочерью детской писательницы А.П. Зонтаг, приходившейся племянницей В.А. Жуковскому.
С жадным любопытством всматривался писатель в пеструю сутолоку Одессы. В его стихотворении этого периода “Прогулка верхом” возникают живые зарисовки многоголосого южного города, где “все окна настежь”.
В Одессе Полонский проживал с осени 1844 по июнь 1846 г., издал здесь свой второй поэтический сборник “Стихотворения 1845 года”. Впоследствии часто приезжал в Одессу. Впечатления одесской жизни поэта легли в основу автобиографического романа “Дешевый город”. В жизни Полонского Одесса стала связующим звеном между прошлым и настоящим, между “золотым веком” русской поэзии и переходной эпохой сороковых годов. Хроника-роман в трех частях “Дешевый город” впервые опубликован в журнале “Вестник Европы” за 1879 год.
Портрет Якова Полонского
работы Ивана Крамского, 1875 г.
В 1845 году одесский генерал-губернатор М.С. Воронцов получил новое назначение – он стал наместником Кавказа, и многие чиновники, пожелавшие служить в Тифлисе, отправились вслед за Воронцовым, в их числе и Полонский. В Тифлисе он поступил на службу в канцелярию наместника и в редакцию журнала “Закавказский вестник”.
В июне 1851 года Полонский покинул Кавказ. Побывал на родине в России, погостил в Москве, переехал в Петербург, где жил на случайные журнальные заработки. В 1855 году он стал воспитателем и преподавателем в семье петербургского гражданского губернатора Н.М. Смирнова, мужа А.О. Россет. Весной 1857 года поэт уезжает с семейством Смирновых за границу в Баден-Баден. В августе этого же года Полонский расстается с семейством Смирновых и уезжает в Женеву учиться живописи, оттуда едет в Италию, затем в Париж.
В Париже поэт влюбляется в полурусскую, полуфранцуженку – дочь псаломщика православной церкви в Париже Елену Васильевну Устюжскую. Обвенчавшись в августе 1858 года, Полонские возвращаются в Петербург. За несколько часов до рождения первенца, сына Андрея, Полонский упал с дрожек и повредил ногу, что сделало его калекой до конца жизни. Страдания преследуют Полонского: в 1860 году умирает сын, а летом того же года не стало и преданной, любящей жены. Полонский посвящает памяти жены стихи: “Безумие горя”, “Когда б любовь твоя мне спутницей была...”.
Когда б любовь твоя мне спутницей была,
О, может быть, в огне твоих объятий
Я проклинать не стал бы даже зла,
Я б не слыхал ничьих проклятий! –
Но я один – один, – мне суждено внимать
Оков бряцанью – крику поколений –
Один – я не могу ни сам благословлять,
Ни услыхать благословений! –
То клики торжества… то похоронный звон, –
Всё от сомнения влечёт меня к сомненью…
Иль, братьям чуждый брат, я буду осуждён
Меж них пройти неслышной тенью!
Иль, братьям чуждый брат, без песен, без надежд
С великой скорбию моих воспоминаний,
Я буду страждущим орудием невежд
Подпоркою гнилых преданий!
В 1859-1660 гг. Полонский редактировал журнал “Русское слово”. В 1860 году поступил на службу в комитет иностранной цензуры. Жил в Петербурге, выезжая иногда за границу. Стихотворения и прозу публиковал в “Современнике” и “Отечественных записках”.
Через шесть лет после смерти жены Полонский познакомился с Жозефиной Рюльман , редкой красоты женщиной, талантливым скульптором. Она становится его женой. Полонский сделал все возможное, чтобы развить ее природный талант.
С 1860 и до 1896 года Полонский служил в Комитете иностранной цензуры, в Совете Главного управления по делам печати, что давало ему средства для существования.
Я.П. Полонский в своем кабинете,
в квартире на углу Бассейной и Знаменской улиц в Петербурге.
Умер Яков Петрович Полонский в Петербурге 30 октября 1898 года. Похоронен на родине в Рязани.
Галина Закипная, сотрудник
Одесского литературного музея
Фото: www.liveinternet.ru, www.rznodb.ru и www.svpressa.ru
Яков Петрович Полонский (6 (18) декабря 1819 (18191218), Рязань — 18 (30) октября 1898, Санкт-Петербург) — русский поэт и прозаик.
Родился в семье бедного чиновника. Окончив гимназию в Рязани (1838), поступил на юридический факультет Московского университета. Сблизился с А. А. Григорьевым и А. А. Фетом, познакомился также с П. Я. Чаадаевым, А. С. Хомяковым, Т. Н. Грановским.
Писатель, если только он
Есть нерв великого народа,
Не может быть не поражён,
Когда поражена свобода.
«В альбом К. Ш…» (1864)
Полонский Яков Петрович
В журнале «Отечественные записки» в 1840 опубликовал первое стихотворение. Участвовал в студенческом альманахе «Подземные ключи».
По окончании университета (1844) жил в Одессе, затем получил назначение в Тифлис (1846), где служил до 1851. С 1851 жил в Санкт-Петербурге, редактировал журнал «Русское слово» (1859-1860). Служил в Комитете иностранной цензуры, в Совете Главного управления по делам печати (1860-1896).
Умер в Санкт-Петербурге, похоронен в Рязани.
Литературное наследие Полонского очень велико и неравноценно, включает в себя несколько сборников стихотворений, многочисленные поэмы, романы, рассказы.
Первый поэтический сборник — «Гаммы» (1844). Выпущенный в Одессе второй сборник «Стихотворения 1845 года» вызвал отрицательную оценку В. Г. Белинского. В сборнике «Сазандар» (1849) воссоздал дух и быт народов Кавказа.
Небольшая часть стихов Полонского относится к так называемой гражданской лирике («Признаться сказать, я забыл, господа», «Миазм» и другие). Стихотворение «Узница» (1878) он посвятил Вере Засулич. На склоне жизни обращался к темам старости, смерти (сборник «Вечерний звон», 1890).
|
Другие материалы по творчеству Лермонтов М.Ю.
|
В центре романа Лермонтова «Герой нашего времени» стоит проблема личности, «героя времени», который, вбирая в себя все противоречия своей эпохи, в то же время находится в глубоком конфликте с обществом и окружающими его людьми. Этот конфликт определяет образную систему произведения. Все персонажи группируются вокруг главного героя - Печорина, и, вступая с ним в разнообразные отношения, помогают выделить ту или иную черту его личности.
По своему характеру Печорин романтик байронического типа. Он, личность яркая, сильная и крайне противоречивая, выделяется на фоне всех остальных героев и сам осознает свою неординарность, презирая других людей и стремясь сделать их игрушками в своих руках. Интересно, что и в глазах, окружающих он тоже предстает в ореоле романтического героя, но отношение к нему неоднозначно.
Все это проявляется во взаимоотношениях Печорина и Грушницкого, изображенных в главе «Княжна Мери». Грушницкий - антипод Печорина. Он. личность вполне ординарная и заурядная, всеми силами старается выглядеть романтиком, человеком необычным. Как иронично замечает Печорин, «его цель - сделаться героем романа».
С точки зрения раскрытия характера «героя времени», псевдоромантизм Грушницкого подчеркивает глубину трагедии истинного романтика - Печорина. С другой стороны, развитие их взаимоотношений определяется тем, что Печорин презирает Грушницкого, смеется над его романтической позой, чем вызывает раздражение и злость молодого человека, который поначалу с восторгом смотрит на него. Все это ведет к развитию конфликта между ними, который обостряется тем, что Печорин, ухаживая за княжной Мери и добиваясь ее расположения, окончательно дискредитирует Грушницкого.
Все это приводит к их открытому столкновению, которое заканчивается дуэлью. Эта сцена очень важна как для понимания характера Печорина, так и для общей концепции романа. Она вызывает в памяти другую сцену дуэли - из романа Пушкина «Евгений Онегин». Это неудивительно: если Печорина еще Белинский назвал «Онегиным нашего времени», то и Грушницкого часто сравнивают с Ленским. Основания для этого имеются вполне достаточные.
Ленский и Грушницкий представляют собой тип романтика, берущего прежде всего внешнюю сторону романтизма - манеру поведения, восторженную речь, стиль одежды, - что сразу вызывает сомнение в его подлинности. Оба молодых человека восхищаются своим старшим товарищем (соответственно, Онегиным и Печориным), прислушиваются к его суждениям, а потом, разозлившись на него из-за ухаживания за девушкой, которая была для них предметом романтического увлечения и далее любви, вызывают на дуэль. Оба оказываются убиты на дуэли. Но, пожалуй, именно разница в этой сцене наиболее ярко выражает и различие двух этих образов и их места в каждом из романов.
Дуэль Ленского, каким бы ничтожным ни казался ее повод, серьезна и по-настоящему трагична. Ленский, увлеченный своим воображением, готов на самом деле положить жизнь за честь возлюбленной. Он смело идет до конца и погибает, отстаивая свой, пусть и не вполне правомерный, взгляд на жизнь. Он человек, безусловно, честный и благородный, и гибель его вызывает искреннее сожаление и сочувствие автора и читателей. Пушкин отмечает, что, «может быть, и то: поэта / Обыкновенный ждал удел», - то есть внешняя сторона его романтизма могла со временем исчезнуть, обнажив натуру вполне заурядную. Но в то же время автор не исключает и того, что романтизм Ленского мог быть по-настоящему серьезен и отражать подлинную неординарность его личности.
Дуэль Грушницкого - грязная игра от начала и до конца. Вместе с драгунским капитаном он еще до открытого столкновения с Печориным задумал «проучить» его, выставив перед всеми трусом. Но уже в этой сцене для читателя очевидно, что трусом является сам Грушницкий, который соглашается на подлое предложение драгунского капитана оставить пистолеты незаряженными. Печорин случайно узнает об этом заговоре и решает перехватить инициативу: теперь уже он, а не его противники, ведет партию, задумав проверить не только меру подлости и трусости Грушницкого, но и вступив в своеобразный поединок с собственной судьбой.
Вернер сообщает Печорину о том, что планы противников изменились: теперь они задумали зарядить один пистолет. И тогда Печорин решает поставить Грушниц-кого в такие условия, чтобы тому не оставалось ничего другого, как либо признать себя перед всеми подлецом, раскрыв заговор, либо стать настоящим убийцей. Ведь возможность просто удовлетворить свою месть, слегка ранив Печорина и не подвергая себя самого при этом опасности, теперь была исключена: Печорин потребовал, чтобы дуэль проводилась на краю обрыва и стреляли по очереди. При таких условиях даже легкая рана противника становилась смертельной.
Очевидно, что по сравнению с дуэлью Ленского и Онегина, ситуация здесь намного острее. Там исход дуэли в какой-то мере предрешен только тем, что Онегин, опытный в такого рода делах человек, имеет преимущество перед молодым и неопытным противником, к тому же еще находящимся в крайне нервном состоянии. И все же для Онегина гибель друга - неожиданный и страшный удар. В дальнейшем мы узнаем, что именно эта история стала для Онегина начатом коренного пересмотра своих жизненных позиций, в результате приведшего к отказу от романтического индивидуализма и открывшим путь к истинной любви.
У Лермонтова, при всей важности ее идейно-композиционной роли, сцена дуэли Печорина с Грушницким, очевидно, не может рассматриваться как центральный эпизод всего романа, хотя в данной главе она в какой-то мере таковой все же является. Но никак нельзя сказать, что эта история изменила в существенных чертах жизнь Печорина, повлияла на изменение его характера и внутреннего облика. В результате дуэли с Грушницким Печорин оказывается в отдаленной крепости, рассказ о которой открывает роман (повесть «Бэла»). Так что к тому моменту, когда происходят события в «Княжне Мери», читателю уже хорошо известно, что и там, в крепости, Печорин остался таким же, как и здесь. Дуэль для него - лишь один из аргументов в его постоянном споре с окружающими его людьми, с самим собой и своей судьбой.
Проблема судьбы в романе является важнейшей, окончательное ее решение будет представлено только в заключительной части - философской повести «Фаталист». Но вопрос о судьбе так или иначе ставится и в других его частях. В сцене дуэли Печорин тоже решает испытать свою судьбу: «Что, если его счастье перетянет? Если моя звезда, наконец, мне изменит? - думает он накануне дуэли. - И немудрено: она гак долго служила верно моим прихотям; на небесах не более постоянства, чем на земле». Как и затем в «Фаталисте», Печорин предлагает довериться фортуне: они с Грушницким бросают жребий, кому стрелять первым. И счастье улыбнулось противнику.
Но спор Печорина продолжается. У него есть еще время, чтобы все изменить -достаточно сказать, что он знает о заговоре. Именно этого ждет от него его секундант доктор Вернер. Но Печорин хочет испытать Грушницкого, в котором борются противоречивые чувства: стыд убить безоружного человека и раскаяние, боязнь признаться в подлости и одновременно страх перед смертью. Печорин, несмотря на угрожающую ему самому смертельную опасность, смотрит на бедного молодого человека с любопытством, как на подопытного кролика. Ведь он сознательно поставил «эксперимент», чтобы проверить человеческую натуру: чего в ней больше - подлости, злобы и страха или раскаяния и добрых порывов. «С минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим»,- думает Печорин о Грушницком, которому предстоит стрелять. В какой-то момент кажется, что совесть и добрые начала могут возобладать в нем: «Не могу, - сказал он глухим голосом». Но окрик драгунского капитана-«трус!» - возвращает все на свои места: Грушницкий привык позировать и не может изменить своей привычке: он стреляет и чуть не убивает Печорина, поскольку ранит его в колено.
Дальше дело за Печориным. Если ранее он пытался разобраться в психологии поступков Грушницкого, то теперь его тонкий аналитический ум, как под микроскопом, рассматривает все мельчайшие движения собственной души. Что в ней: «и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба»? Объяснить себе это сложное чувство герой так и не может.
Но испытание Грушницкого продолжается. Печорин еще раз предлагает ему отказаться от клеветы и попросить прощения. Зачем ему это нужно? Я думаю, не только -для «чистоты эксперимента». Чуть ранее Печорин, предоставляя возможность бросить жребий, думает о том, что «искра великодушия», которая могла бы проснуться в Грушницком, наверняка будет побеждена «самолюбием и слабостью характера». Он, знаток человеческих душ, прекрасно изучивший Грушницкого, в этом не ошибся. Но есть и еще один аргумент, касающийся его самого: «Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала». И дальше он точно соблюдает эти «условия с своею совестью», заключенные здесь.
После того, как Печорин требует зарядить пистолет, он последний раз взывает к Грушницкому: «Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все... вспомни - мы были когда-то друзьями». Что это: искренне желание мирно кончить ссору или нечто иное? Если учитывать весьма специфическое отношение Печорина к дружбе (фактически он в нее не верит, а уж тем более о дружбе с Грушницким вообще говорить проблематично), а также его взгляды на врагов («Я люблю врагов, но не по-христиански»), то можно сделать следующий вывод. Печорин уже убедился в слабости Грушницкого, он уже выставил его полным подлецом и трусом перед всеми, и теперь борьба с ним стала для него неинтересной: слишком ничтожен оказался противник. И тогда Печорин, дергая за нужные веревочки, как кукловод, добивается того, чтобы иметь перед собой настоящего врага: «Стреляйте! - кричит Грушницкий. -...Нам на земле вдвоем нет места...» Это уже не просто слова отчаяния насмерть испуганного мальчишки. И Печорин хладнокровно убивает Грушницкого, заключая разыгранную только что сцену словами: «Finita la commedia». Комедия, но такая, в которой играют настоящие люди, а не актеры, и погибают они по-настоящему. Поистине, жестокая комедия!
А как чувствует себя ее режиссер? «У меня на сердце был камень», - отмечает Печорин. Даже природа, с которой у него, в отличие от людей, не было противоречий, и та как будто осуждает его: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели». Не случайно всю сцену обрамляет пейзаж: прекрасное описание «голубого и свежего» утра в начале показывает то единственное, что по-настоящему дорого ге-рою-романтику: «В этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу». Описание места дуэли на скале и мрачной пропасти внизу также вполне соответствует духу и настроению героя. А уехав после дуэли далеко от людей и проскакав на коне по незнакомым местам до вечера, Печорин вновь обретает душевное спокойствие. Романтик остался романтиком: жизнь человека для него ничего не стоит по сравнению с могуществом и красотой природы, а своя индивидуальность всегда будет значительнее и важнее, чем все, что касается других: «Какое дело мне до радостей и бедствий человеческих!..» - эта позиция героя осталась неизменной.
Можно ли оправдать ее? Автор не скрывает двойственного отношения к своему герою, но он - сам романтик и, вероятно, для него в чем-то поведение Печорина было если не ближе, то, по крайней мере, понятнее, чем нам. Может быть, он и сам решился в свое время поставить такой «эксперимент» со своим давним приятелем Мартыновым? Но жизнь оказалась более жестокой к своему герою - пуля Мартынова пробила навылет сердце поэта. Таков трагический финал дуэли, протянувшей нить из художественного мира романа в мир реальный.