Джованни боккаччо декамерон краткое. «Декамерон» в искусстве. «Декамерон»: великая книга о большой любви

05.04.2019

…и поймете, сколь святы, могучи

и каким благом исполнены силы любви,

которую многие осуждают и поносят

крайне несправедливо, сами не зная, что говорят.

Джованни Боккаччо. «Декамерон»

История зачастую бывает несправедлива. За «Декамероном» прочно закрепилась репутация неприличной книги. Но справедливо ли это? Эротика в «Декамероне» присутствует, однако она не идет ни в какое сравнение с грандиозными эротическими метафорами предшествовавших «Декамерону» средневековых комических поэтов. Между тем гораздо более рискованные сонеты Рустико ди Филиппо и Чекко Анджольери современников Боккаччо нисколько не шокировали. Не смущали их и сексуальные откровенности некоторых новелл благонравнейшего Франко Саккетти, именно по причине этой откровенности на русский язык пока что не переведенные. А вот «Декамерон» возмущал даже первых читателей. Боккаччо приходилось оправдываться. В «Заключении автора» к «Декамерону» он писал: «Может быть, иные из вас скажут, что, сочиняя эти новеллы, я допустил слишком большую свободу, например, заставив женщин иногда рассказывать и очень часто выслушивать вещи, которые честным женщинам неприлично ни сказывать, ни выслушивать. Это я отрицаю, ибо нет столь неприличного рассказа, который, если передать его в подобающих выражениях, не был бы под стать всякому; и мне кажется, я исполнил это как следует». Тут обо всем сказано правильно. Самомнением Боккаччо не отличался. «Декамерон» – одна из самых великих и самых поэтичных книг в мировой литературе. В итальянской культуре Боккаччо стоит подле Петрарки и Данте. Потомки называли их «тремя флорентийскими венцами» и не без некоторого основания считали время, в которое они творили, золотым веком итальянской словесности.

Боккаччо часто и много писал о любви. Однако не о той, которая привела обожаемого им Данте к лицезрению Бога и даже не о той, сладостными муками которой упивался его добрый приятель Петрарка. Замечательный историк итальянской литературы Франческо де Санктис как-то сказал: «Открывая „Декамерон“ впервые, едва прочитав первую новеллу, пораженный как громом с ясного неба, восклицаешь вместе с Петраркой: „Как я попал сюда и когда?“ Это уже не эволюционное изменение, а катастрофа, революция…»

Революция, у самого начала которой стоит «Декамерон», вовсе не отменила Средние века. Культура Возрождения долгое время не просто соседствовала с культурой средневековой, а тесно переплеталась с ней. Великая книга Боккаччо построена из средневекового материала, и населяют ее по преимуществу средневековые люди. Одна из самых «неприличных» новелл «Декамерона» (день третий, новелла десятая) не более, нежели изящно реализованная метафора, которая была в ходу и у современников Боккаччо, и у его далеких предшественников. Но средневековые фабулы в «Декамероне» радикально переосмыслены. Средневековая культура более программно аскетична и ориентирована на потусторонние, трансцендентные ценности. Величайший поэт Средневековья Данте Алигьери решал мучающие человечество проблемы, путешествуя по загробному миру. Ради открытия путей человека к Богу Средние века готовы были жертвовать земной природой человека и учили его не столько жить, сколько умирать.

Первый из рассказчиков общества «Декамерона» начинает свою новеллу словами: «Милые дамы! За какое бы дело ни принимался человек, ему предстоит начинать его во чудесное и святое имя Того, кто был Создателем всего сущего». Однако сам Боккаччо открыл «Декамерон» словами: «Umana cosa и…», «Человеку свойственно…» Петрарка и Боккаччо стали первыми гуманистами эпохи Возрождения. Гуманисты, как правило, не были безбожниками, но средневековый аскетизм ими отвергался. Они учили человека сознавать свое величие и наслаждаться красотой созданного Богом земного мира. Суть духовной революции, осуществленной Возрождением, состояла не в реабилитации плоти, а, как говорил Бенедетто Кроче, в переходе от мысли трансцендентной к мысли имманентной. Но для того чтобы осуществить этот культурообразующий переход, требовалось время.

Подобно «Божественной комедии» Данте, «Декамерон» был создан на середине жизненного пути его автора. Джованни Боккаччо любил давать своим произведениям эллинизированные заглавия. Вероятно, прав замечательный итальянский ученый Витторе Бранка, предположивший, что Боккаччо назвал свою главную книгу «Декамерон», вспомнив о «Гексамероне» св. Амвросия. В древнерусской литературе такие книги тоже существовали. Их называли «Шестодневами». Чаще всего они бывали полемичны. Рассказывалось в них о сотворении Богом мира за шесть дней. «Декамерон» тоже книга о сотворении мира. Но творится мир в «Декамероне» не Богом, а человеческим обществом, – правда, не за шесть, а за десять дней. Полемика в «Декамероне» тоже ведется, но направлена она не против религии и попов, как в стародавние времена хотелось думать некоторым советским критикам, а главным образом против господствующих во времена Боккаччо представлений о человеке, его природе, его правах и обязанностях. Но больше всего в «Декамероне» Боккаччо спорит с тем, кто обвинял его книгу в непристойности.

«Декамерон» иногда называли обрамленной книгой. Это не совсем точно. Да, в «Декамероне» имеется «Введение» и «Заключение автора». Книга обрамлена авторским художественным сознанием. Но этим, по сути дела, роль так называемой рамы и ограничивается. Новеллы в «Декамероне» рассказывают десять каждодневно меняющихся рассказчиков. Автор в их рассказы не вмешивается, но и от рассказанного ими не отрекается. Некоторые из рассказчиков носят имена героев его прежних книг: Филоколо, Филострато, Фьямметта. Этим подчеркивается единомыслие автора и рассказчиков. Новелл в «Декамероне» сто. К ним добавлена притча, рассказанная уже самим автором, дабы пристыдить его ханжествующих недоброжелателей.

Мощный толчок к созданию «Декамерона» дала чума. Она пришла с Востока. В 1348 году чума ворвалась во Флоренцию, а затем прокатилась по всей Европе, захлестнув даже островную Англию. В Средние века «черная смерть» была явлением обычным, однако эпидемия 1348 года поразила даже ко всему привыкших итальянских и французских летописцев. Это было колоссальное общественное бедствие. Во Флоренции «черная смерть» унесла две трети населения. У Боккаччо умерли отец и дочь, у Петрарки – Лаура. В чуме видели проявление Божьего гнева и снова, как на рубеже X и XI веков, обезумевшие от страха люди ждали конца света. Всех охватила паника. Даже Петрарка призывал в это время к религиозному покаянию.

Боккаччо, несмотря на свойственную ему эмоциональность и внутреннюю неуравновешенность, оказался гораздо спокойнее. Панике он не поддался, хотя в 1348 году находился во Флоренции и видел «черную смерть» собственными глазами. Об этом прямо сказано в «Декамероне», и это хорошо чувствуется в реалистичности боккаччиевского описания зачумленного города. Оно предшествует новеллам первого дня.

До Боккаччо чуму описывали Фукидид, Лукреций, Тит Ливий, Овидий, Сенека-трагик, Лукан, Макробий и Павел Диакон в «Истории лангобардов». Со многими из этих описаний Боккаччо был знаком. Они оказали на него определенное влияние. Прочитанное не просто отложилось в торжественной приподнятости первых страниц «Декамерона», но и позволило Боккаччо по-новому увидеть современную ему общественную жизнь. Риторики в «Декамероне» довольно много, и роль у нее самая разная. В данном случае риторика помогла Боккаччо преодолеть внутреннее смятение перед лицом огромного и еще не отошедшего в прошлое общенародного бедствия, а также дала ему ту емкую поэтическую форму, которая при всей ее литературной условности позволила произвести художественный анализ общественного состояния зачумленной Флоренции как естественноисторического явления, вне господствующих в XIV веке идеологических схем, – спокойно, беспристрастно, правдиво, с почти научной строгостью и объективностью, составляющей одну из главных особенностей творческого метода этого произведения. Однако объективность автора «Декамерона» вовсе не бесстрастие ученого. Боккаччо изобразил флорентийскую чуму 1348 года не как историк, а как первый великий прозаик Нового времени. Чума – это не только пролог к рассказам «Декамерона», но и в известном смысле их эстетическое обоснование. Художественные связи здесь настолько бросаются в глаза, что многие историки и теоретики литературы, ослепленные столь, казалось бы, однозначной очевидностью, а также лукаво провоцируемые Боккаччо, смело именовали «Декамерон» пиром во время чумы. На шутливые провокации Боккаччо поддался не только Виктор Шкловский, но даже М.М. Бахтин. «Чума, обрамляющая „Декамерон“, – утверждал он, – должна создать искомые условия для откровенности и неофициальности речи и образов… Кроме того, чума, как сгущенный образ смерти, – необходимый ингредиент всей системы образов „Декамерона“, где обновляющий материально-телесный низ играет ведущую роль. „Декамерон“ – итальянское завершение карнавального, гротескного реализма, но в его более бедных и мелких формах».

Последнее уточнение примечательно. Оно разрушает концепцию. Художественные – языковые и стилевые – формы «Декамерона» не бедные и не мелкие. В выстроенный Бахтиным карнавальный ряд они не помещаются. Вряд ли всегда так уж необходимо приписывать материально-телесному низу ведущую роль в том великом обновлении европейской культуры, с которым связана замечательная книга Джованни Боккаччо.

О пирах во время чумы в прологе к «Декамерону» рассказывается. Но даже в прологе они не главное. Главное в нем художественный и вместе с тем почти что социологический анализ средневекового общества, оказавшегося во власти чумы. Описывая результаты триумфа «черной смерти», автор пролога пишет: «При таком удрученном и бедственном состоянии нашего города почтенный авторитет как Божеских, так и человеческих законов почти упал и исчез, потому что их служители и исполнители, как и другие, либо умерли, либо хворали, либо у них осталось так мало служилого люда, что они не могли отправлять никакой обязанности; почему всякому позволено было делать все, что заблагорассудится».

Однако это вовсе не означало торжества свободы. Чума развязала в средневековой Флоренции не пиршественные вольности карнавала, а разнузданность самой дикой анархии. Описывая чумные вакханалии, автор не упускает случая отметить, что их пьяный разгул нередко заканчивается попранием права частной собственности и установлением в зачумленном городе своего рода примитивного коммунизма. Казалось бы, анархия поломала все. Нарисованная в прологе картина безрадостна и бесперспективна. Выхода, по-видимому, не было.

Но именно социальная безвыходность вызывает к жизни общество «Декамерона». Первый шаг к нему был сделан в церкви. В книге Боккаччо об этом сказано так: «…во вторник утром в досточтимом храме Санта Мария Новелла, когда там почти никого не было, семь молодых дам, одетых, как было прилично по временам, в печальные одежды, простояв божественную службу, сошлись вместе; все они были связаны друг с другом дружбой или соседством, либо родством; ни одна не перешла двадцативосьмилетнего возраста, и ни одной не было меньше восемнадцати лет; все разумные и родовитые, красивые, добрых нравов и сдержанно-приветливые» (I, Вступление).

Через некоторое время в той же церкви Санта Мария Новелла к семи дамам присоединились «трое молодых людей, из которых самому юному было, однако, не менее двадцати пяти лет и в которых ни бедствия времени, ни утраты друзей и родных, ни боязнь за самих себя не только не погасили, но и не охладили любовного пламени. Из них одного звали Памфило, второго – Филострато, третьего – Дионео; все они были веселые и образованные люди, а теперь искали, как высшего утешения в такой общей смуте, повидать своих дам, которые, случайно, нашлись в числе упомянутых семи, тогда как из остальных иные оказались в родстве с некоторыми из юношей».

Собравшаяся в церкви Санта Мария Новелла компания необычна и привилегированна. Ее привилегию составляет не социальное или имущественное положение, а не попранная чумой человечность. Террор, охвативший средневековое флорентийское общество, оказался бессильным задушить в зашедших в церковь молодых людях чувство любви и родственные привязанности. Предположить, что «добронравные» дамы и «образованные» молодые люди могли бы быть вовлечены в вакханалии так называемых пиров во время чумы просто-напросто невозможно. Этого не допускает характеризующая их лексика.

Церковь, в которой собралась молодая и в высшей мере добропорядочная компания, тоже не совсем обычная. Несмотря на свирепствующую вокруг чуму, в церкви царит благостный покой, и ничто не указывает, что кто-нибудь или что-нибудь могло бы помешать молодым дамам благочинно отстоять божественную службу. На изображенную в прологе церковь Санта Мария Новелла распространяются привилегии зарождающегося в ней общества «Декамерона». Она оказывается как бы вне зачумленной Флоренции и располагается на том идеальном пространстве, на котором протекает жизнь этого привилегированного общества. Предлагая своим приятельницам и приятелям покинуть Флоренцию и отправиться в загородные поместья, «каких у каждой из нас множество», старшая из дам рисует картину прекрасной и вместе с тем – что для нового сознания рассказчицы весьма характерно – окультуренной природы: «Там слышно пение птичек, виднеются зеленеющие холмы и долины, поля, на которых жатва волнуется, что море, тысячи пород деревьев и небо, более открытое, которое хотя и гневается на нас, тем не менее не скрывает от нас своей вечной красы».

Последние слова Пампинеи заставляют нас думать, что вечная краса неба (выражение почти что пушкинское) как-то плохо вяжется с Божьим гневом, который, обрушившись на Флоренцию, привел к общественной катастрофе. Тут возникает какое-то противоречие. Оно еще больше усиливается при сравнении загородной благодати, на лоно которой Пампинея приглашает своих товарок, с картиной, нарисованной автором пролога, повествующим о бедствиях, постигших сельское окружение охваченного эпидемией города. Похоже, Пампинея не знает, куда она зовет молодую компанию и на что ее обрекает. С точки зрения автора пролога, ее предложение по меньшей мере бессмысленно. Попытки спастись от чумы, покинув Флоренцию, не единожды предпринимались, но все они бывали заведомо обречены на неудачу: «…не заботясь ни о чем, кроме себя, множество мужчин и женщин покинули родной город, свои дома и жилья, родственников и имущества и направились за город, в чужие или свои поместья, как будто гнев Божий, каравший неправедных людей этой чумой, не взыщет их, где бы они ни были…» Если Бог действительно решил покарать человека, тому, разумеется, укрыться от Божьего гнева негде.

Однако Пампинея приглашает своих друзей отправиться в загородные имения вовсе не потому, что она считает их большими праведниками, чем всех прочих флорентийцев, а только оттого, что на взаимоотношения между человеческой жизнью и Богом она смотрит не совсем так, как смотрит на них во многом еще по-средневековому мыслящий автор пролога.

Глубинный, магистральный сюжет «Декамерона» составляет превращение молодой компании флорентийцев в принципиально новое, внутренне гармоничное, гуманистическое общество. Выйдя за пределы средневекового города, возглавляемая Пампинеей молодая компания не утративших природной человечности флорентийцев немедленно восстанавливает «почетный авторитет как божеских, так и человеческих законов» и именно поэтому создает общество, обладающее не только четкой социальной иерархией, полностью разрушенной в зачумленной Флоренции, но и определенной формой государственного устройства. И вовсе не оттого, что молодые люди – убежденные государственники. В данном случае ими движет не политическая амбициозность, а то чувство меры, которое оказалось полностью утраченным в оставленной ими средневековой Флоренции, но которое станет в дальнейшем одной из существенных характеристик и художественной, и политической мысли европейского Возрождения.

Общество, созданное в «Декамероне», – это своего рода президентская республика, ибо управляется она ежедневно сменяющимися королями. Короли эти – особенные. После того как первой королевой общества «Декамерона» была единогласно избрана Пампинея, «Филомена, часто слышавшая в разговорах, как почетны листья лавра и сколько чести они доставляют достойно увенчанным ими, быстро подбежала к лавровому дереву и, сорвав несколько веток, сделала прекрасный, красивый венок и возложила его на Пампинею. С тех пор, пока держалось их общество, венок был для всякого другого знаком королевской власти и старшинства».

Незадолго до написания «Декамерона» в покинутом папами и пришедшем в полный упадок Риме произошло событие, имевшее огромное всеевропейское значение. К. Маркс занес его в свои «Хронологические выписки»: «В апреле 1341 года Петрарка был коронован в Капитолии в Риме как король всех образованных людей и поэтов: в присутствии большой толпы народа сенатор республики увенчал его лавровым венком». Петрарка вошел в Капитолий в королевской мантии, которую ему специально для этого случая подарил со своего плеча король Роберт Анжуйский. Впервые в истории Европы поэту было сказано: «Ты царь…» С тех пор поэзия, литература, искусство надолго становятся в Европе силой, с которой вынуждены считаться даже самые кровавые самодержцы.

Филомена, венчая Пампинею на президентство лаврами, конечно же, помнила о капитолийском триумфе Петрарки. Общество «Декамерона» – не просто президентская республика: это республика поэтов, музыкантов и литераторов, хорошо разбирающихся как в средневековой, так и в античной литературе, великолепно владеющих словом и слагающих канцоны, в художественном отношении уступающие разве что стихам Данте и Петрарки. Прав человека республика «Декамерона» не ущемляет. Согласно ее конституции, «каждый может доставить себе удовольствие, какое ему более по нраву».

Жизнь общества «Декамерона» проходит на благоустроенных виллах и в благоуханных садах, в полном согласии с той окультуренной человеком природой, которую потом, когда в Европу опять вернется Феокрит, станут звать идиллической. Почти все новеллы «Декамерона» рассказываются под веселый аккомпанемент соловьиных трелей. Пампинея друзей своих не обманула. В начале третьего дня читаем: «Вид этого сада, прекрасное расположение его, растения и фонтан с исходившими из него ручейками – все это так понравилось всем дамам и трем юношам, что они принялись утверждать, что если бы можно было устроить рай на земле, они не знают, какой бы иной образ ему дать, как не форму этого сада…»

В дантовский «земной рай» Боккаччо верил, возможно, не слишком крепко. Но о рае на земле он все-таки мечтал.

Начиная с XV века исследователи и просто почитатели творчества Джованни Боккаччо упорно пытались установить, в каком именно месте были рассказаны записанные в «Декамероне» новеллы. Ни к какому определенному выводу они так и не пришли. И это более чем понятно. Географического местоположения декамероновская республика поэтов не имеет. «Декамерон», вероятно, можно было бы назвать первой европейской утопией, если бы не одно немаловажное обстоятельство. В отличие от всех прочих европейских социальных утопий общественный проект Пампинеи был блистательно осуществлен. Та идиллическая природа, в гармонии с которой живет общество рассказчиков «Декамерона», только потому так резко отличается от сельских окраин зачумленной Флоренции, что, выйдя за пределы города, Пампинея и ее жизнерадостные друзья переместились не в пространстве, а во времени . Они, так сказать, приподнялись над средневековой Тосканой и попали в принципиально новую эру, в так называемую эпоху Возрождения, которая, конечно же, была идеальна, но которая вместе с тем оказалась исторически абсолютно реальной, ибо до сегодняшнего дня остаются жизненно реальными созданные ею величайшие духовные, художественные и культурные ценности.

О переходе веселой компании молодых флорентийцев, собравшихся в церкви Санта Мария Новелла, на принципиально новую временную, а главное, историко-культурную плоскость свидетельствует прежде всего религиозная мысль создаваемого ими общества. Общество «Декамерона», как и подобает всякому нормальному человеческому обществу, начинает свою жизнь с того, что вспоминает о Боге и определяет к нему свое отношение. Отношение человека к Богу было в ту пору главной проблемой времени. Приступая к рассказам «Декамерона», Памфило говорит: «Потому и я, на которого первого выпала очередь открыть наши беседы, хочу рассказать об одном из чудных Его начинаний, дабы, услышав о Нем, наша надежда на Него утвердилась, как на незыблемой почве, и Его имя восхвалено было во все наши дни».

Памфило, однако, относится к трансцендентному Богу совсем не так, как относился к Нему странствующий по загробному миру Данте. За, казалось бы, традиционно благочестивым зачином следует по-революционному новаторская и едва ли не лучшая в «Декамероне» новелла (I, 1), в которой появляется герой Возрождения, человек-артист, изображаемый, правда, чисто негативно. Это знаменитая новелла о мерзопакостном нотариусе Сан-Чаппеллетто, клятвопреступнике, воре, убийце, шулере, содомите, который, однако, благодаря артистически построенной предсмертной исповеди оказался после смерти причисленным к лику святых. «Прозвали его и зовут San Ciappelletto, – говорит Памфило, – и утверждают, что Господь ради него много чудес проявил и еще ежедневно проявляет тем, кто с благоговением прибегает к нему».

Памфило выражается осторожно: «утверждают». Сам он свидетелем чудес не был. В его рассказе о том, как доверчиво принял «деревенский люд» сообщение благочестивого исповедника о святости отъявленного негодяя, проглядывает усмешка человека, интеллектуально и духовно стоящего выше суеверной деревенщины. Однако ни то ни другое, разумеется, ни в какой мере не свидетельствует о каком-либо протовольтерьянском скептицизме. Памфило не скептик. Однако в отличие от создателя «Божественной комедии» он не верит в возможность для человека при жизни перешагнуть порог посюстороннего мира, войти в мир трансцендентных абсолютов и, воочию узрев Бога, приобщиться к непреложным решениям его суда. Столь характерное для средневекового сознания желание заглянуть на «тот свет» в обществе «Декамерона» высмеивается – порой добродушно, а иногда почти пародийно. Тем не менее это никак не умаляет искренности веры рассказчиков в Бога. Меняется их понимание взаимоотношений между Богом и человеком, смысла человеческой жизни, а также сути и задач литературы, что, разумеется, существенно влияет на поэтику и методы новеллистического повествования. Сознавая принципиальную невозможность «проникнуть смертным оком в тайны Божественных помыслов», Памфило рассказывает новеллу о сэре Чаппеллетто так, чтобы в ней, как он говорит, было все «ясно с точки зрения человеческого понимания». На смену средневековому аллегоризму приходит эстетический рационализм, способный обернуться если не агностицизмом, то, во всяком случае, сознательной установкой на реалистическую достоверность рассказа. Завершая свою историю о великом грешнике, Памфило говорит: «Я не отрицаю возможности, что он сподобился блаженства перед лицом Господа, потому что, хотя его жизнь и была преступной и порочной, он мог под конец принести такое покаяние, что, может быть, Господь смиловался над ним и принял его в Царствие Свое. Но для нас это тайна; рассуждая же о том, что нам видимо, я утверждаю, что ему скорее бы быть осужденным и в когтях диявола, чем в раю».

Однако это свое утверждение Памфило не выдает за истину в последней инстанции, и его «может быть» не ставит под сомнение высшие, последние тайны. Все в руках Божьих. Вот почему чудеса, творимые на могиле грешного нотариуса, или – как, видимо, склонен считать Памфило – то, что почитается чудесами невежественной бургундской чернью, вызывает у Памфило не скептическую усмешку, а на редкость благочестивые выводы. Счесть восхваление Бога, громко прозвучавшее в заключении первой же новеллы «Декамерона», хитрой уловкой, призванной усыпить бдительность церковных властей, значило бы ничего не понять ни в великой книге Джованни Боккаччо, ни в той эпохе, которую она блистательно начала.

Впрочем, Боккаччо, видимо, не слишком доверял нашей сообразительности, и потому проблема отношения общества «Декамерона» к Богу еще раз решается им в следующей новелле о несколько парадоксальном обращении в христианство еврея Авраама, человека умного и к тому же «большого знатока иудейского закона». Только после этого основная проблема времени представляется обществу исчерпанной. Приступая к третьей новелле «Декамерона», Филомена говорит: «…так как о Боге и об истине нашей веры уже было прекрасно говорено, и не покажется неприличным, если мы снизойдем теперь к человеческим событиям и действиям». Вслед за этим рассказывается новелла о том, как «еврей Мельхиседек рассказом о трех перстнях устранил большую опасность, уготованную ему Саладином».

В Средние века, да и в значительно более поздние времена, притча о тех кольцах считалась рассказом проблемно религиозным. Лессинг использовал ее для доказательства желательности веротерпимости. Ту же самую цель ставил, по-видимому, неизвестный нам автор средневекового «Новеллино». В обществе «Декамерона» вопрос о веротерпимости давным-давно разрешен, и даже антисемитизм ему неведом. Филомена рассказывает старую и хорошо всем известную притчу о трех кольцах вовсе не для того, чтобы доказать, будто заповеди Моисея ничем не хуже заповедей Магомета, а для выявления высокой гуманности ее главных героев. После того как Саладин увидел, как умно Мельхиседек избежал уготованной ему западни, он отказался от мысли учинить над евреем «насилие, прикрашенное неким видом разумности». Саладину хорошо известно, что ростовщик Мельхиседек «был скуп». Но гуманность по логике общества «Декамерона» возрождает в человеке его исконную человечность. «Еврей с готовностью услужил Саладину такой суммой, какая требовалась, а Саладин впоследствии возвратил ее сполна, да кроме того дал ему великие дары и всегда держал с ним дружбу».

Такое разрешение конфликта для книги Боккаччо в высшей мере характерно. В ней человеческий ум всегда побеждает глупость, косность и предрассудки. Но когда, как в третьей новелле, сталкиваются умные люди, торжествует еще и благородство (cortesia), и щедрость, широта души (liberalita) – две, с точки зрения Боккаччо, высшие добродетели, которыми он наделяет своих самых любимых героев.

Принято считать, что основы нового миропонимания общества «Декамерона» закладываются в трех первых новеллах. Это не совсем так: четвертая новелла первого дня тоже основополагающая и программная. В ней рассказывается: «Один монах, впав в грех, достойный тяжкой кары, искусно уличив своего аббата в таком же поступке, избегает наказания». Новелла эта, разумеется, эротическая. Боккаччо был первым европейским писателем, который широко и очень объективно изобразил огромную и естественную роль эроса в жизни нормального человека. Это было большим художественным открытием Нового времени и приуменьшать его было бы нелепым ханжеством.

И если в целом общество «Декамерона» не жалует монахов, то вместе с тем оно относится к ним гораздо терпимее и снисходительнее, нежели авторы средневековых фаблио или проповедники, связанные с городскими ересями. И это, в частности, потому, что представление о грехе против плоти претерпевает у Боккаччо радикальное изменение. Грехом писатель считает уже не плотский грех, а вынужденное целомудрие. Это, по мнению общества «Декамерона», одно из величайших зол, какое только может выпасть на долю человека. Поэтому, когда монаху или монахине удается его избежать, общество «Декамерона» не усматривает в этом ничего зазорного. В таких случаях рассказчики смеются, но в их веселом смехе звучит скорее сочувствие к человеческой природе монаха, чем гневный укор или ригористическое негодование. Именно таков смех четвертой новеллы первого дня, в которой согрешивший монах избегает наказания, на деле доказав своему аббату, что ничто человеческое тому не чуждо. Аналогична и вторая новелла девятого дня.

В четвертой новелле первого дня говорится не о любви, но о «сексе». Впрочем, любви чисто платонической в «Декамероне», кажется, не бывает. О любви в обществе «Декамерона» говорят часто, и изображается она по-разному. Примечательна также программная для Боккаччо первая новелла пятого дня. В ней сказано, что у именитого жителя Кипра Аристиппа был сын, доставлявший ему большие огорчения. «Его настоящее имя было Галезо, но так как ни усилиями учителя, ни ласками и побоями отца, ни чьей-либо другой какой сноровкой невозможно было вбить ему в голову ни азбуки, ни нравов, и он отличался грубым и неблагозвучным голосом и манерами, более приличными скоту, чем человеку, то все звали его как бы на смех Чимоне, что на их языке значило то же, что у нас скотина». В конце концов Аристипп приказал сыну «отправиться в деревню и жить там с его рабочими». Но вот однажды Чимоне «увидел спавшую на зеленой поляне красавицу в столь прозрачной одежде, что она почти не скрывала ее белого тела. <…> Он с величайшим восхищением принялся смотреть на нее. И он почувствовал, что в его грубой душе, куда не входило до тех пор, несмотря на тысячи наставлений, никакое впечатление облагороженных ощущений, просыпается мысль, подсказывающая его грубому и материальному уму, что то – прекраснейшее создание, которое когда-либо видел смертный». Телесность обнаженной женщины Боккаччо намеренно подчеркивается. Однако прекрасное женское тело не вызывает у Чимоне похоти, а пробуждает в нем чувство, которое, видимо, должен испытывать всякий нормальный мужчина, созерцающий «Спящую Венеру» Джорджоне: Чимоне «внезапно стал из пахаря судьей красоты». Красота преображает Чимоне, который «…к величайшему изумлению всех, в короткое время не только обучился грамоте, но и стал наидостойнейшим среди философствующих. Затем, и все по причине любви, не только изменил свой грубый деревенский голос в изящный и приличный горожанину, но и стал знатоком пения и музыки, опытнейшим и отважным в верховой езде и в военном деле, как в морском, так и в сухопутном».

Подлинная влюбленность изображается в обществе «Декамерона» как необыкновенно красивое чувство. Вот, к примеру, как рисуется любовь простого конюха к королеве. «…И хотя он жил без всякой надежды когда-либо понравиться ей, он все-таки гордился, что направил высоко свою мысль, и как человек, всецело горевший любовным пламенем, более чем кто-либо из его товарищей, с тщанием делал все, что, по его мнению, должно было понравиться королеве» (III, 2).

Написанная приблизительно в 1352-1354 годы. Большинство новелл этой книги посвящено теме любви, начиная от её эротического и заканчивая трагическим аспектами.

Энциклопедичный YouTube

1 / 2

✪ Джованни Боккаччо – Декамерон

✪ Джованни Боккаччо "Декамерон" (АУДИОКНИГИ ОНЛАЙН) Слушать

Субтитры

Название

Название книги «Декамерон» происходит от др.-греч. δέκα «десять» и ἡμέρα «день», буквально переводясь как «Десятиднев ». Оно создано автором по греческому образцу - на манер титула одного из трактатов святого Амвросия Медиоланского - Hexaemeron («Шестоднев»). В Шестодневах, создаваемых и другими средневековыми авторами, обычно рассказывалось о создании мира Богом за 6 дней. «Декамерон» тоже книга о сотворении мира. Но творится мир в «Декамероне» не Богом, а человеческим обществом, - правда, не за шесть, а за десять дней .

Также имела вульгарно-простонародное прозвище (подзаголовок) «Принц Галеотто» (итал. Principe Galeotto , букв. «Сводник»), которое намекало на идейных противников Боккаччо, силившихся доказать, что «Декамерон» подрывает устои религии и морали. Галеото - это рыцарь короля Артура Галехот, который способствовал взаимоотношениям Джиневры и Ланцелота и упоминается в «Божественной комедии » Данте . Её персонажи Франческа ди Римини и Паоло впервые целуются под воздействием чтения этого фрагмента легенды («Одни мы были, был беспечен каждый, Над книгой взоры встретились не раз… и книга стала нашим Галеотом…» , Ад, V.). Из Данте имя «Галеотто» вошло в итальянский язык как синоним сводника .

Сюжет

Схема этого произведения встречается у Бокаччо и раньше, в «Амето » (любовные рассказы семи нимф) и «Филоколо » (13 любовных вопросов). Структура сочинения двояка - используется «рамочная композиция » со вставными новеллами. Обрамляющие события книги происходят в XIV веке , во время эпидемии чумы 1348 года . Группа из 3 благородных юношей и 7 дам, встретившаяся в церкви Санта Мария Новелла , уезжают из охваченной заразой Флоренции на загородную виллу в 2 милях от города, чтобы там спастись от болезни. (Традиционно считается, что это Вилла Пальмьери во Фьезоле).

Каждый день начинается заставкой к десяти новеллам, повествующей о том, как проводит время эта небольшая группа молодых людей, образованных, тонко чувствующих красоту природы, верных правилам благородства и воспитанности. В обрамлении новелл «Декамерона» можно видеть утопическую идиллию, первую ренессансную утопию : культура оказывается возвышающим и цементирующим началом этого идеального сообщества.

Таким образом, новеллы «Декамерона» рассказываются в обстановке своего рода «пира во время чумы». Академик А. Н. Веселовский замечает по этому поводу: «Боккаччо схватил живую, психологически верную черту - страсть к жизни у порога смерти».

Повествование начинается утром в среду, события длятся 10 дней, и в каждый день рассказано по 10 историй. Каждый день избирается «король» или «королева», которые устанавливают порядок дня и назначают тему для рассказов, которыми собеседники занимают друг друга. Этой темы должны придерживаться все рассказчики, за исключением Дионео, который получает привилегию рассказывать свою историю последним и на любую тему. В пятницу и субботу правители не избираются и новеллы не рассказываются. После того, как все 10 новелл в один день рассказаны, автор их «обрамляет» - показывает читателю рассказчиков, показывает, как они обмениваются впечатлениями от новелл.

В конце каждого дня одна из дам исполняет стихотворную балладу, являющуюся своего рода музыкальным контрапунктом для рассказываемых историй. Эти баллады - лучшие образцы лирики Боккаччо, в них «по большей части воспеваются радости простой и чистой любви или страдания любящих, которым что-нибудь мешает соединиться» . Поскольку в выходные истории не рассказываются, всего события занимают 2 недели, и после окончания действия, опять-таки в среду, молодые люди возвращаются во Флоренцию.

Жанр

Как отмечают исследователи, в «Декамероне» доведен до совершенства жанр прозаической повести-новеллы , которая существовала в итальянской литературе ещё до Боккаччо. Эта книга открыла дорогу всей ренессансной новеллистике.

Привлекательными чертами для читателей являлись занимательность сюжетов новелл, яркие образы, сочный итальянский (народный, в отличие от латыни) язык. Новаторством являлось нетрадиционная трактовка подчас знакомых со времен Средневековья фабул, а также общая идейная направленность. «Декамерон» показывает новые грани возникающего ренессансного гуманизма (например, его антиклерикализм). В центре внимания Боккаччо - проблема самосознания личности, получившая широкую перспективу в дальнейшем развитии ренессансной культуры.

«Декамерон» Боккаччо часто называют «Человеческой комедией» , по аналогии с «Божественной комедией» Данте.

Как отмечают исследователи , у своих средневековых предшественников Боккаччо взял следующие элементы:

анекдотическую фабулу,
трезвый бытовой элемент,
жизненную непосредственность,
прославление находчивости и остроумия,
непочтительное отношение к попам и монахам.

интерес к жизни,
последовательную реалистическую установку,
богатство психологического содержания
сознательный артистизм формы, воспитанный внимательным изучением античных авторов.

Благодаря такому подходу к жанру новеллы она стала «полноправным литературным жанром, легшим в основу всей повествовательной литературы нового времени. Свежесть и новизна этого жанра, его глубокие народные корни, отчетливо ощутимые даже под лоском изящного литературного стиля Боккаччо, сделали его наилучше приспособленным к выражению передовых гуманистических воззрений» .

Герои «Декамерона»

Десять рассказчиков «Декамерона» - brigata, описаны как реальные люди с вымышленными именами, выведенными из их характеров. Рассказчиками являются некоторые герои прежних поэм. Как отмечают исследователи, почти все женские образы с такими именами встречались в ранних произведениях писателя и были персонажами любовных историй, в то время как в трех юношах Боккаччо дает читателю три различных образа самого себя - так как он уже выводил себя под этими псевдонимами в предыдущих сочинениях .

Дамы (возраст от 18 до 28 лет): Юноши (возраст от 25 лет):

Панфило (греч. Panfilo , «весь любовь; полностью влюбленный») - характер серьёзный, рассудительный. Имя неверного любовника, встречающееся в эклогах Боккаччо и в его «Фьямметте».
Филострато (греч. Filostrato , «раздавленный любовью») - характер чувствительный, меланхоличный. Предположительно влюблен в Филомену. Его имя встречается в названии юношеской поэмы Боккаччо, посвящённой трагической любви Троила к Крисеиде.
Дионео (Дионей) (итал. Dioneo , «сладострастный», «преданный Венере »), обладает чувственно-веселым характером, оговаривает себе привилегию рассказывать историю последним и уклоняться от темы дня.

Также предполагается, что набор рассказчиков Боккаччо создаётся под влиянием средневековой нумерологии и мистицизма: например, предполагают, что 7 дам символизируют четыре натуральных добродетели (Благоразумие , Справедливость , Воздержание и Стойкость) и три богословские (Вера, Надежда, Любовь); а 3 юношей - три традиционные деления души древними греками (Разум , Гнев и Страсть). Также дам семеро по числу дней недели, планет, и свободных искусств. «Соединившись (что дает совершенное число - десять), они образуют идеальное общество, построенное на началах разума, добродетели и красоты, сочетающее свободу и порядок (выборность и сменяемость короля или королевы, которые правят слугами, дают тему дня и устанавливают последовательность рассказчиков) и противопоставленное тому социальному хаосу, который царит в охваченном чумой внешнем мире» .

Слуги : Пармено (слуга Дионео), Сирис (слуга Панфило), Тиндаро, Мизия (служанка Пампинеи), Личиска (прислужница Филомены), Кимера и Стратилия (горничные Лауретты и Фьямметты). Все их имена греческого происхождения и происходят из античных комедий .

Единственными сквозными персонажами собственно новелл являются три реально существовавших художника - Каландрино, Бруно и Буффальмакко (VIII, 3; VIII, 6; VIII, 9; IX, 3; IX, 5), где рассказывается не об их искусстве, а о веселых проделках: Бруно и Буффальмакко постоянно обманывают и дурачат недалёкого Каландрино.

Тематика новелл

В то время как в обрамляющих новеллах Боккаччо показывает идеальное культурное общество, в рассказах проявляется реальная жизнь с многообразием характеров и житейских обстоятельств. Персонажи новелл принадлежат к различным социальным слоям. Характерная черта прозы - подчеркивание возвышающей нравственной стороны любви. Кроме того, очевидно высмеивание ханжества и сластолюбия духовенства. Основные темы:

Образцовые герои (в особенности, новеллы VI и X дней): обладающие интеллектом, остроумием, цивилизованностью, а также щедростью и любезностью.
Религиозная тематика с редкими, но весьма ядовитыми антиклерикальными замечаниями
Любовные истории - самая обширная. Новеллы от забавных и неприличных до воистину трагических
Возраст - автор осмеивает расчетливость и лицемерие стариков, восхваляя неподдельность чувств юных
Женщины - в том числе матери
Насмешки и ирония (в особенности, новеллы VII и VIII дней):

Список и пересказ

История книги

История написания

Традиционно считается, что книга была создана в 1348-1351 годы частью в Неаполе, частью во Флоренции (по другому мнению, в 1353-54) . Тем не менее, точных сведений о датах её создания нет. Скорее всего, многие из новелл были задуманы Боккаччо ещё до чумы 1348 года (в которой умерли его отец и дочь), послужившей толчком его вдохновению и ставшей сюжетообразующим событием книги . Существует предположение, подкрепляемое намеком Боккаччо в одном из писем, что он написал книгу по желанию королевы Джованны Неаполитанской .

Существуют предположения, что некоторые новеллы были написаны и распространены отдельно. Кроме того, «Четвертому дню» предшествует введение автора, где он отвечает на критику книги. Это говорит о том, что к моменту опубликования этого варианта первые три «Дня» уже циркулировали среди читателей. После опубликования законченной книги Боккаччо неоднократно возвращался к тексту, переписывая и исправляя его. Основным источником современных изданий, исследований и комментариев является его авторский манускрипт 1370 года . Эта рукопись включена в берлинский кодекс Hamilton 1470. В манускрипте, написанном готическим почерком, отсутствуют лишь небольшие фрагменты .

Распространение

Как пишут исследователи, сначала книга не получила «поддержки у тех читателей, на которых она была рассчитана. Книгу жадно читали средневековые купцы, выискивая в ней сальности, но она оставила равнодушной зарождающуюся в Италии интеллигенцию, презирающую народный язык и твердо убежденную в том, что языком новой культуры должна стать возрождаемая Петраркой классическая латынь» . Но в XV веке книга проникла и в другие слои населения. Со временем «Декамерон» получил широкое распространение и стал весьма знаменит, подарив своему автору европейскую известность. Быстро появилось большое число его рукописных списков (сохранилось около 150 экземпляров). С изобретением книгопечатания книга стала одной из самых издаваемых (первое издание - 1470 год, предположительно в Неаполе).

Церковь, по причине достаточного количества эротических и антиклерикальных моментов в новеллах, сразу же резко осудила «Декамерон» как произведение безнравственное и наносящее ущерб её авторитету, настаивая на отречении автора от своего детища. Боккаччо, страдая от этого нажима, поведал о своих колебаниях Петрарке , который в ответном письме удержал его от сожжения «Декамерона». В 1559 году книга была включена в Индекс запрещённых книг ; впоследствии распространялась с крупными цензурными купюрами. Они присутствуют и в фундаментальном издании 1582 года.

В старости Боккаччо продолжал стесняться этого сочинения. В 1372 году его друг Магинардо Кавальканти пишет ему письмо, где говорит о том, что собирается дать прочитать своим родственницам произведения писателя, включая «Декамерон». В ответ Боккаччо убедительно просит его «не делать этого, ибо он сам от всего сердца раскаивается, что некогда, по приказу свыше, написал такие безнравственные книги, и вовсе не желает, чтобы дамы семьи Кавальканти составили о нём понятие, как о человеке развратном» .

Влияние

В своей книге Боккаччо связал воедино традиции французской куртуазной литературы и тосканской народной прозы и фольклора, благодаря чему сделал шаг к развитию итальянской прозы.

«Декамерон» приобрёл большую популярность в Италии, где Боккаччо и его жанр нашёл немало продолжателей (Франко Саккетти , Мазуччо и др.). Благодаря усилиям Пьетро Бембо в начале XVI века книга стала эталоном прозаического volgare - подобно тому, как «Божественная комедия » стала эталоном стихотворного итальянского . Уже в XIV в. он был переведён на французский и английский языки, позже сюжеты «Декамерона» широко заимствовала литература других стран Европы, нередко перерабатывая их в духе национальных традиций (см. последнюю графу таблицы Список новелл Декамерона). В числе авторов, использовавших сюжеты Боккаччо - и Шекспир, и Шарль Перро, Китс и т. д.

На русский язык книга целиком была переведена в 1896 году Александром Веселовским . На украинский - в 1980-х годах Николаем Лукашем . Существует перевод на русский новеллы о Гризельде, сделанный К. Н. Батюшковым

Боккаччо в древнерусской литературе

Как отмечают Брокгауз и Эфрон в своей статье о Боккаччо, материал для своих новелл автор черпал в общечеловеческом фонде повестей и сказаний, начало которого приводит исследователя вглубь Азии, включая древнейший сборник сказок «Панчатантра» и знаменитый «Тысяча и одна ночь». Этим объясняется, что некоторые его новеллы напоминают мотивы русских сказок: так, русские сказки типа «Семилетка» очень часто повторяют остов знаменитой новеллы о верной жене Гризельде (Х день, 10-я новелла).

Но и собственно новеллы Боккаччо были известны древнерусской письменности. Новеллы Боккаччо проникли к нам через польскую литературу и обычно попадаются в рукописных сборниках, носящих заглавие «смехотворные повести» или «фацеции или жарты польски, или издёвки смехотворны московски». В одном из таких сборников - «Фацеций» А. Н. Пыпин нашёл следующие новеллы Боккаччо: «О друзех, о Марке и Шпинелете» (VIII день, 8-я новелла); «О господине Петре и о прекрасной Кассандре, и о слуге Николае» (VII день, 7-я новелла); «О жене обольстившей мужа, якобы ввержеся в кладезь» (VII день, 4-я новелла).

А. Н. Пыпин указывает, что была переведена «Повесть утешная о купце, который заложился с другим о добродетели жены своея» (II день, 9-я новелла). Но число перешедших к нам новелл было больше. Так, в сборнике «Смехотворные повести», напечатанном в «Памятниках древней письменности» (СПб., 1878-1879), находим несколько рассказов, напоминающих новеллы Боккаччо, и в том числе повесть «О жене, всадиише гостя в полбочки» (VII день, 2-я новелла). Наконец, в «Киевской Старине» (1885, № 6) напечатан южно-русский пересказ новеллы о Сигизмунде и Гвискарде (IV день, 1-я новелла), сложенный силлабическими стихами и относящийся к концу XVII или началу XVIII в.

«Декамерон» в искусстве

Живопись

Прежде всего визуальное воплощение «Декамерон» получил во франко-фламандской миниатюре XV-XVI веков. Но это произведение было популярно и в других жанрах у более поздних мастеров: начиная от Луки Синьорелли и заканчивая Марком Шагалом . В ренессансной Италии сюжеты «Декамерона» использовали не только в станковой живописи, но и в ремесленном производстве - при украшении сундуков-кассоне , шпалер, свадебных и родильных подносов .

Самые ранние иллюстрации - авторские. Боккаччо на полях своей рукописи набросал портреты некоторых персонажей в трех цветах.
Сандро Ботичелли написал серию из четырёх картин-эпизодов, иллюстрирующих «Историю Настаджио дельи Онести» (V, 8).
Существуют издания, иллюстрированные Бидструпом .

Излюбленные изобразительные сюжеты:

Кружок из десяти рассказчиков, сидящих на природе (в основном художники XIX века - Франческо Подести, Винтергальтер , Уотерхаус)
Новелла о Гисмонде (IV,1), съевшей сердце возлюбленного. Обычно её рисуют с сердцем в кубке (художники Ренессанса и далее - Франческо Убертини, Бернардино Меи, Уильям Хогарт).
Новелла о Чимоне (V,1), из любви прекратившем быть невежественным. Изображается обычно созерцающим свою возлюбленную Ифигению (в основном венецианская школа живописи - Веронезе, Пальма Веккьо; а также у Рубенса и Абрахама Блумарта, у Рейнольдска).
Новелла о горшке с базиликом (IV, 5), в который была закопана голова убитого возлюбленного Изабеллы - была популярным сюжетом прерафаэлитов.
Новелла о Гризельде (Х, 10) - о девушке из простонародья, вышедшей замуж за знатного и прошедшей ряд проверок. Часто встречается в оформлении флорентийской мебели XV века, иллюминированных рукописях франко-фламандского круга; в живописи - у Аполлонио ди Джованни , Беноццо Гоццоли , Марко дель Буоно, Пезеллино . Анонимный Мастер истории Гризельды получил даже своё прозвище благодаря тому, что создал ряд картин на эту новеллу. Кроме того, был создан цикл фресок во дворце Роккабьянка в Парме. Из поздних мастеров - у Анжелики Кауфманн.

Кинематограф

Ночи Декамерона (фильм) - британский фильм 1953 года на основе 3 новелл
В знаменитый кинорежиссёр Пьер Паоло Пазолини создал вольную экранизацию - Декамерон (фильм) , где использовал 7 новелл
В белорусский режиссёр анимационных фильмов Белоусов, Олег Павлович создал полнометражный фильм Декамерон по мотивам новелл Джованни Боккаччо . В завершил работу над второй полнометражной версией.
Территория девственниц (фильм, 2007) - британский вариант
Несколько любовных историй (фильм) - украинский фильм, включающий 2-ю новеллу VII дня
Московский декамерон - российский телефильм 2011 года.
Декамерон (итал. Maraviglioso Boccaccio - «Чудесный Боккачо») - фильм братьев Тавиани 2015 года по мотивам нескольких новелл

Книга «Декамерон» Джованни Боккаччо - одно из самых ярких и известных произведений эпохи Раннего Возрождения в Италии. О чем повествует эта книга и чем она заслужила любовь читателей, вы сможете узнать из данной статьи.

К вопросу о названии

«Декамерон» буквально переводится с древнегреческого как «десятиднев». Здесь автор следует традиции греческих текстов, которая пошла от Амвросия Медиоланского, посвященных теме создания мира за шесть дней - "Шестодневов". Как и в подобных текстах, в "Декамероне" название напрямую отсылает к сюжету. Однако, в отличие от средневековых трактатов, мир творится не Богом, но человеком, и не за шесть, а за десять дней.

Кроме официального названия, книга имела подзаголовок «Принц Галеотто» (на итальянском "Галеотто" означает «сводник»). Оно намекало на противников Боккаччо, доказывавших, что писатель своими новеллами подрывает нравственные устои общества.

История создания

Считается, что «Декамерон» Боккаччо был написан в 1348-1351 годах в Неаполе и Флоренции. Своеобразным поводом и источником вдохновения для писателя стала чума 1349 года - вполне реальный исторический факт, использованный им в произведении.

Первоначально опубликованная книга стала популярна не у задуманной целевой аудитории - итальянской интеллигенции, а у купцов, читающих "Декамерон" как сборник эротических историй. Но ближе к 15 веку произведение стало популярно среди других слоев населения Италии, а после - и во всей Европе, принеся Боккаччо мировую известность. С момента изобретения книгопечатания "Декамерон" стал одной из самых издаваемых книг.

"Декамерон" был внесен в Индекс запрещенных книг 1559 года как антиклерикальное произведение. Церковь сразу же осудила произведение и его автора за множество безнравственных деталей, что послужило поводом для сомнений Боккаччо в том, имеет ли "Декамерон" право на существование. Он даже планировал сжечь оригинал, от чего его отговорил Петрарка. Впрочем, до конца стеснялся своего детища, раскаиваясь в его создании.

Жанр "Декамерона"

Как отмечают исследователи, Боккаччо в книге «Декамерон» довел до совершенства жанр новеллы, придав ей столь привлекательные для читателя черты - яркий, сочный народный итальянский язык, интересные образы, занимательные сюжеты (которые были хорошо знакомы, но подчас трактовались совсем необычно). Центром внимания автора стала типично ренессансная проблематика - самосознание личности, поэтому "Декамерон" часто называют «Человеческой комедией», по аналогии со знаменитым произведением Данте.

Благодаря новому подходу Боккаччо стал основополагающим для Возрождения - никогда ранее он не достигал такого расцвета, хотя существовал давно.

Текст Боккаччо любопытен по структуре. Он представляет собой «рамочную» композицию со вставленными в нее многочисленными новеллами. Большая их часть посвящена любовной теме, которая варьируется от легкой эротики до настоящих трагедий.

Основное действие происходит в 1348 году во Флоренции, охваченной В одном из городских соборов встречаются молодые знатные люди - семь девушек и трое юношей. Вместе они решают удалиться из города в отдаленную виллу, чтобы переждать там эпидемию. Таким образом, действие напоминает пир во время чумы.

Персонажи описаны как реально существующие люди, но их имена напрямую соответствуют их характерам.

Будучи за городом, они развлекают друг друга, рассказывая всевозможные истории - это уже не оригинальные тексты Джованни Боккаччо, но переработанные им разнообразные сказочные, фольклорные и религиозные мотивы. Они взяты из всех слоев культур - это и восточные сказки, и сочинения Апулея, и итальянские анекдоты, и французские фаблио, и нравственные проповеди священников.

Действие происходит в течение десяти дней, в каждый из которых рассказано по десять новелл. Сам рассказ предваряется описанием времяпрепровождения молодежи - утонченной и интеллигентной. Утром избирается королева или король дня, определяющий тему сегодняшних рассказов, а вечером одна из дам исполняет балладу, подводящую итог историям. В выходные дни молодые люди делают перерыв, поэтому всего они пребывают на вилле в течение двух недель, по окончании которых возвращаются во Флоренцию.

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2009, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2009

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства.

К читателю

Вы, искушенный, требовательный и, наверное, достаточно пресыщенный Читатель начала XXI века, сейчас держите в руках весьма необычную, позвольте вас уверить, книгу.

Во-первых, это величайший шедевр мировой литературы.

Во-вторых, «Декамерон» – первая в мире книга, изданная типографским способом, и это, согласитесь, знаменательно уже само по себе.

В-третьих, невозможно назвать другую книгу, которая на протяжении более шести столетий привлекала бы к себе столько же внимания.

Разве что Библия.

И в-четвертых, данное издание бессмертного романа воспроизводит, пожалуй, самый блистательный, самый полный и независимый от цензурного своеволия перевод с языка оригинала, осуществленный в восьмидесятых годах XIX столетия академиком А. Н. Веселовским. Этот ставший знаменитым перевод как нельзя более выразительно воспроизводит колорит эпохи Джованни Боккаччо, названной Возрождением или Ренессансом. Столпами этой эпохи были: ниспровержение мертвящих церковных догматов, возрождение жизнелюбивых традиций античности, торжество идеи самоценности человеческой личности. А еще – парад гениальных шедевров, и среди них – «Декамерон», написанный в период между 1348 и 1353 годами.

Автор его, Джованни Боккаччо, в юности служил при дворе неаполитанского короля, дочь которого, красавица Мария д’Аквино, стала его первой любовью. На страницах «Декамерона» она была увековечена под именем Фьяметты. Далее Боккаччо переезжает в Рим, поступает на службу в Ватикан, много путешествует, выполняя дипломатические поручения Папы, а затем, выйдя в отставку, покупает дом в окрестностях Флоренции, где на досуге пишет свое великое произведение…

«Декамерон» состоит из ста новелл. В течение десяти дней их рассказывают семеро молодых дам и трое кавалеров, которые, спасаясь от эпидемии чумы, находят убежище на уединенной загородной вилле и оказываются изолированы от мрачных реалий бытия. Перед читателем проходит парад колоритнейших образов: короли и бездомные нищие, султаны и странствующие монахи, высшее духовенство и разбойники, благонравные матроны и уличные проститутки, озорные жены и простоватые мужья, коварные соблазнители и доверчивые жертвы. Церковное мракобесие, ханжеская добродетель, коварство, любовь, ненависть, глупость, похоть, доблесть, честь, бесчестье… Пышное многоцветье самых разных тем, образов и коллизий, над которыми безраздельно царит всемогущий Эрос. Именно эротические новеллы принесли столь громкую славу «Декамерону», подчас довольно скандальную из-за агрессивной косности и зашоренности сознания.

В 1557 году инквизиция издала печально знаменитый «Индекс запрещенных книг», в котором «Декамерон», конечно же, занял почетное место. По требованию Ватикана книга была «адаптирована», то есть все населявшие ее монахи, аббаты, епископы, настоятельницы монастырей и другие особы церковного звания превратились в бродячих музыкантов, актеров, сельских старост и мелкопоместных дворян.

В последней четверти XIX века «Декамерон» был запрещен в США и Великобритании, а всю первую половину XX столетия этот памятник литературы Ренессанса подвергался арестам в разных странах христианского мира. В Советском Союзе, напротив, «Декамерон» много раз переиздавался, скорее всего, из-за мощной антицерковной направленности, на фоне которой озорной эротизм Боккаччо выглядел чем-то вроде необходимого зла.

«Декамерон», увы, всегда, во все времена носил на себе ярлык безнравственного произведения, хотя едва ли кто-либо из его гонителей смог бы вразумительно пояснить свою позицию. Изначально запретных тем вообще не существует, как не существует запретных явлений природы. Нравственной оценке могут подлежать лишь способ отражения той или иной темы, мера таланта, такта, культуры и душевной глубины автора, ничего более.

По выражению Оскара Уайльда, нет книг нравственных или безнравственных, а есть книги, написанные хорошо или же написанные плохо.

«Декамерон» написан хорошо.

Очень хорошо.

В. Гитин, литератор

Начинается книга

называемая Декамерон, прозванная Principe Galeotto, в которой содержится сто новелл, рассказанных в течение десяти дней семью дамами и тремя молодыми людьми

Введение

Соболезновать удрученным – человеческое свойство, и хотя пристало всякому, мы особенно ожидаем его от тех, которые сами нуждались в утешении и находили его в других. Если кто-либо ощущал в нем потребность, и оно было ему отрадно и приносило удовольствие, – я из числа таковых. С моей ранней молодости и по сю пору я был воспламенен через меру высокою, благородною любовью, более, чем, казалось бы, приличествовало моему низменному положению, – если б я хотел о том рассказать; и хотя знающие люди, до сведения которых это доходило, хвалили и ценили меня за то, тем не менее любовь заставила меня претерпевать многое, не от жестокости любимой женщины, а от излишней горячности духа, воспитанной неупорядоченным желанием, которое, не удовлетворяясь возможной целью, нередко приносило мне больше горя, чем бы следовало. В таком-то горе веселые беседы и посильные утешения друга доставили мне столько пользы, что, по моему твердому убеждению, они одни и причиной тому, что я не умер. Но по благоусмотрению того, который, будучи сам бесконечен, поставил непреложным законом всему сущему иметь конец, моя любовь, – горячая паче других, которую не в состоянии была порвать или поколебать никакая сила намерения, ни совет, ни страх явного стыда, ни могущая последовать опасность, – с течением времени сама собою настолько ослабела, что теперь оставила в моей душе лишь то удовольствие, которое она обыкновенно приносит людям, не пускающимся слишком далеко в ее мрачные волны. Насколько прежде она была тягостной, настолько теперь, с удалением страданий, я ощущаю ее как нечто приятное. Но с прекращением страданий не удалилась память о благодеяниях, оказанных мне теми, которые, по своему расположению ко мне, печалились о моих невзгодах; и я думаю, память эта исчезнет разве со смертью. А так как по моему мнению благодарность заслуживает, между всеми другими добродетелями, особой хвалы, а противоположное ей – порицания, я, дабы не показаться неблагодарным, решился теперь, когда я могу считать себя свободным, в возврат того, что сам получил, по мере возможности уготовить некое облегчение если не тем, кто мне помог (они по своему разуму и счастью, может быть, в том и не нуждаются), то по крайней мере имеющим в нем потребу. И хотя моя поддержка или, сказать лучше, утешение окажется слабым для нуждающихся, тем не менее, мне кажется, что с ним надлежит особливо обращаться туда, где больше чувствуется в нем необходимость, потому что там оно и пользы принесет больше, и будет более оценено. А кто станет отрицать, что такого рода утешение, каково бы оно ни было, приличнее предлагать прелестным дамам, чем мужчинам? Они от страха и стыда таят в нежной груди любовное пламя, а что оно сильнее явного – про то знают все, кто его испытал; к тому же связанные волею, капризами, приказаниями отцов, матерей, братьев и мужей, они большую часть времени проводят в тесной замкнутости своих покоев и, сидя почти без дела, желая и не желая в одно и то же время, питают различные мысли, которые не могут же быть всегда веселыми. Если эти мысли наведут на них порой грустное расположение духа, вызванное страстным желанием, оно, к великому огорчению, останется при них, если не удалят его новые разговоры; не говоря уже о том, что женщины менее выносливы, чем мужчины. Всего этого не случается с влюбленными мужчинами, как то легко усмотреть. Если их постигнет грусть или удручение мысли, у них много средств облегчить его и обойтись, ибо, по желанию, они могут гулять, слышать и видеть многое, охотиться за птицей и зверем, ловить рыбу, ездить верхом, играть или торговать. Каждое из этих занятий может привлечь к себе душу, всецело или отчасти устранив от нее грустные мысли, по крайней мере на известное время, после чего, так или иначе, либо наступает утешение, либо умаляется печаль. Вот почему, желая отчасти исправить несправедливость фортуны, именно там поскупившейся на поддержку, где меньше было силы, – как то мы видим у слабых женщин, – я намерен сообщить на помощь и развлечение любящих (ибо остальные удовлетворяются иглой, веретеном и мотовилом) сто новелл, или, как мы их назовем, басен, притч и историй, рассказанных в течение десяти дней в обществе семи дам и трех молодых людей, в губительную пору прошлой чумы, и несколько песенок, спетых этими дамами для своего удовольствия. В этих новеллах встретятся забавные и печальные случаи любви и другие необычайные происшествия, приключившиеся как в новейшие, так и в древние времена. Читая их, дамы, в одно и то же время, получат и удовольствие от рассказанных в них забавных приключений, и полезный совет, поскольку они узнают, чего им следует избегать и к чему стремиться. Я думаю, что и то и другое обойдется не без умаления скуки; если, даст Бог, именно так и случится, да возблагодарят они Амура, который, освободив меня от своих уз, дал мне возможность послужить их удовольствию.

Декамерон»

На лестничной площадке пахло сигаретами и мочой, но мне почему-то стал тесен мой лифчик, наверное, потому что его рука оказалась не там, где надо, или, как раз, там где надо… Я развернулась так, чтобы он мог меня поцеловать. Мы оба задыхались. Моя рука оказалась у него на шее.

– Пойдем ко мне, – прошептала я.

Мы кое-как разлепились и потащились вниз к моей квартире.

Там была бабушка.

– Привет, ба! – прокричала я – Это Сережа, он поможет мне с уроками.

Мы быстренько закрылись в моей комнате. Мне хотелось попробовать. И немедленно. Было больно и противно, поначалу, потом – лучше, по крайней мере можно попробовать еще. Во второй раз было гораздо лучше, но, чтобы он не уснул, пришлось быстренько одеться и сделать вид, что я делаю уроки.

Пришел отец- о чем-то долго спорил с мамой. Зачем он так? Она все у плиты (повар в садике) устает очень и кормит всю семью, а он только требует денег на пиво и сигареты. С тех пор, как закрыли завод, торчит все дни в гараже. Ужас! Пришлось выставить Сергея в окно, хорошо, что бабушке восемьдесят девять и она уже забыла о его существовании.

Через месяц наших с Сережей отношений, он сказал, что я его девушка. Но тут кое-что случилось.

У Сережи был отец, дядя Витя, тридцать пять лет, упакованный мен, его дорогой одеколон периодически сводил меня с ума. Но ни о чем таком я, конечно, не думала, поэтому испытала шок, когда отец

серого стал ко мне приставать. Первый раз это случилось после

Ужина Серега вышел за чем-то, а я осталась с его родителями наедине.

– Вы с Сережей дружите? – спросила Татьяна Ивановна, его мама.

– Да…-промямлила я, хотя наши отношения сложно было назвать дружбой.

И тут, вдруг, меня словно током ударило. Я почувствовала на своей коленке его руку, руку его отца! Его горячие пальцы продвинулись на пару сантиметров, потом он быстро убрал руку, но мне показалось, что он смущен так же как и я.

Вернулся Сережка! Я взяла его за руку, и мы прошли в его комнату.

Мы были наедине, но меня всю колотило! Как этот ублюдок посмел!

Мой парень меня тискал, а мне было не до того. Я выбежала из квартиры пулей. Меня не отпускало, схватив мятную жвачку я зашагала к своей хрущебе. Он догнал меня. Виктор.

– Прости меня, Леночка, не знаю, что на меня нашло, прости…

«Черта с два я тебя прощу! »- хотелось крикнуть мне. Но я просто обернулась. Он улыбался. Меня затошнило. Я ошарашено огляделась по сторонам. У мусори валялась бутылка, я схватила ее и сделала « розочку»:

– Не подходи! Он развернулся и ушел. У меня в ушах еще долго звучали его шаги.

В следующий раз я увидела его рядом со школой, он был не на своей машине, но я узнала его. Вид у него был растерянный, а я подумала: «А почему бы и нет, раз он так мучается». Мы с девчонками играли в волейбол, была моя подача, я запустила Ритке прямо в нос, показала ей fuck и ушла с поля.

– Ты меня искал?

– Тебя Сережа ждет?

–Пойдем отсюда.

–Все равно, забери меня…

Мы ехали долго, прежде чем я поняла, что он везет меня за город. Надеюсь, он не задушит меня моими же колготками? Когда я озвучила эту мысль, то с удовлетворением заметила, как он побледнел.

Потом мы долго стояли в поле. Он ничего не делал. Я помню звук работающих дворников. Шел дождь. Мне тогда ужасно захотелось стать дождинкой и просто лететь в потоке дождя в хаос или гармонию или заорать в голос, так чтобы у него заложило уши.

Мне хотелось плакать, но глаза мои были сухи. Я просто посмотрела на него, а затем поцеловала в щеку, а он заключил меня в объятия.

А потом это произошло в машине. Я до сих пор помню его запах и свои мурашки по коже. Странно, что свой первый оргазм с мужчиной я испытала не с Сережей, которого я любила, а с Виктором?

Мы встречались еще неделю, и с каждым разом все было лучше и лучше, а потом я сказала: « Все». Если он ко мне приблизиться, я все расскажу, а это значит – статья, мне еще только пятнадцать. Он отступил.

А три месяца спустя они с тетей Таней попали в аварию. Поехали в

район и разбились. Сережина мать погибла, а Виктор остался жив, но теперь был прикован к инвалидному креслу. Тем не менее он стал опекуном Сережи. Я часто приходила к ним в дом. Отпущения грехов ему от меня не дождаться… Слишком жестоко? И поделом ему, я видела, как он украдкой бросает на меня взгляды побитой собаки. Теперь он был парализован ниже пояса, и ему оставалось только вспоминать.

Через три года мы с Сережей поженились, после того как он пришел из армии. А Виктор…Я предложила, чтобы он жил с нами, за ним нужен был уход, все-таки травма позвоночника.

Это случилось, когда у нас родился Ванечка. Сергей был в командировке, а я пошла в аптеку, чтобы купить лекарство, так как у сына резались зубки.

Когда я вернулась, то обнаружила Виктора в петле, которую он сделал из собственного ремня. Слава богу мне удалось привести его в чувства. Я пришла вовремя!

–Зачем ты пытался..?

–А ты думаешь мне легко? – прошептал он посеревшими губами. – Я люблю тебя…неужели мне целую вечность платить за одну ошибку?

Я погладила его по щеке.

–Витя, мы все платим- я, ты и Сережа. А потом, причем здесь любовь? Разве ты меня любил тогда?

–Не знаю. Морок какой-то. Сейчас люблю, ревную, задыхаюсь от ревности, зная что вы…Отпусти меня!

От его небритой щеки исходил все тот же знакомый запах, и я,

неожиданно, расплакалась, я рыдала, а он гладил меня по голове, а потом поцеловал. Поцелуй получился жадным, словно от него зависела наша жизнь.

– Я отпущу тебя Витя, но не в дом инвалидов и не на тот свет. Мы с Сережей можем продать машину, и этого хватит тебе на операцию.

Я думаю- стоит попробовать поставить тебя на ноги. Молчи.

От мужа я не уйду, я люблю его.

Даже не знаю лгала я тогда себе и ему, или нет?

Текст большой поэтому он разбит на страницы.