Кто-то (!) когда-то (!) где-то (!) то ли произнес то ли написал,что есть более страшные вещи чем сжигать книги,а именно их не читать.не могу не согласиться. Но как вы понимаете везде есть свои исключения:это я про Донцову и Сидни Шелдона,ибо это и книгами назвать во приличном с обществе как -то зазорно.Пофыркают носами,засмеют, а закоренелые библиофилы с томиками Пруста -глядишь и камнями закидают.Но вот сдается мне,что некоторые книги нужно не читать.Вот к примеру «тошноту».Не нужно нам товарищи «экзистенциализма «.у нас вот вся страна на топях,да на болотах построена.заложен фундаментом костей Санкт -Петербург.не надо нам слушать об эмоциональных стенаниях французского интеллигента среди парижских кофеен ибо это вызывает только тошноту.
Оценка: 4
По сути, этот роман - записки одинокого, рефлексирующего человека, которого время от времени одолевают приступы некой экзистенциальной Тошноты. Тошноту эту может вызвать все, что угодно - люди, события, разговоры и даже неодушевленные предметы. В моей душе книга нашла живейший отклик. Мне близки и понятны чувства и мысли главного героя. Понятен и спор между гуманизмом и мизантропией, поднимаемый Сартром, и вполне очевидно, на чьей стороне в этом споре он сам. Достаточно только вспомнить, кем в конце концов оказывается гуманист Самоучка... Несмотря на то, что книга мне понравилась, я бы не стала рекомендовать ее всем. Все-таки нужно иметь подходящий настрой (и, наверное, склад характера), чтобы прочувствовать такую литературу до конца.
Несколько цитат, хорошо передающих атмосферу произведения:
«Я знаю мне хватит четверти часа, чтобы дойти до крайней степени отвращения к самому себе.»
«Мои воспоминания - словно золотые в кошельке, подаренном дяволом: откроешь, а там сухие листья.»
«Я леплю воспоминания из своего настоящего. Я отброшен в настоящее, покинут в нем. Тщетно я пытаюсь угнаться за своим прошлым, мне не вырваться из самого себя»
«Понимаешь, начать кого-нибудь любить - это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность... Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну.»
Оценка: 8
Свою «Тошноту» Жан-Поль Сартр еще в 1938 г. написал в стиле модных сегодня «утренних страниц». Это дневник, который ведет рыжий мололой (30 лет) человек Антуан Рокантен с целью докопаться до сути происходящих с ним событий и метаморфоз.
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
В настоящее время он живет во французском провинциальном городке Бувиле, пишет книгу о маркизе де Рокантене, сыгравшем важную роль при заговоре против Павла I (что лишний раз доказывает, что наша история будоражит не только нас самих). Вспоминает свои прошлые путешествия, женщину, в которой единственно он видит свое счастье, но в то же время... в тоже время болезненно осознает свое существование. Рассуждает о природе предметов и случайностей. Понимает, что его свобода стала для него клеткой, клеймом и препятствием. И при этом периодически на него наваливается Тошнота - очень сильное обострение ощущений и внезапное осознание мира: стен, цветов, запахов, жизней людей, веса. Да! Даже собственного веса!
Для меня книга оказалось близкой и понятной. Я сама периодически зависаю с мыслью «а почему форма корня такая? Что дает сигналы клеточкам дерева, что они должны расти именно с такими узлами, пучками, в таком направлении...» Ну и не только, конечно, просто остальные мысли слишком личные. Иногда я думаю, что живу, что живут миллионы других, и их жизни яркие и наполненные, даже при кажущейся серости и рутине. И тогда кружится голова, от осознания этой множественности, разности и похожести и продуманности.
Единственное, что жанр дневника оставил мне много нерешенных вопросов. То, что Самоучка-гуманист оказался педофилом, ужасно, но ожидаемо... а кто убил девочку? Откуда у Антуана столько денег, чтобы жить на ренту? Там что-то говорилось о смерти дяди, но точных подтверждений источников капитала не названо. И, наконец, Анни. За четыре года радикально переменившаяся, но считающая Антуана своим дорожным ориентиром.. столбом, если точнее. Боже, я-то думала, что я одна такая своеобразная женщина... ан нет! И все они живы, но с такой жизнью, честно, может лучше умереть?
Двадцатое столетие заметно отличается от девятнадцатого века не только литературой, но и появлением особого направления в философии, возникшего в Западной Европе. Поиск своего «я» в абсурдном и хаотичном мире отражается в произведениях представителей экзистенциализма, и роман Жан-Поля Сартра «Тошнота» — яркий тому пример. Что такое Тошнота, и зачем главный герой пишет это слово с заглавной буквы? Почему Сартр выбрал такое название для своего произведения, и чем оно покорило публику – это предстоит выяснить читателям вместе с главным героем Антуаном Рокантеном.
«Тошнота» — литературный дебют Жан-Поля Сартра. Французский писатель и философ закончил свое произведение в 1938 году в Гавре. В своем романе автор подчеркивает абсурд человеческого существования, а на первый план выдвигаются отчаяние, одиночество и безысходность эпохи. Философ в «Тошноте» представляет свой атеистический экзистенциальный взгляд на мироустройство и дает своему герою догадаться, в чем смысл жизни.
За свое творчество Сартр был удостоен Нобелевской премии в 1964 году, от которой он многозначительно отказался, что привлекло руководителя Советского государства Никиту Сергеевича Хрущева, и тот пригласил писателя с визитом в СССР. Когда генсек заинтересовался личностью скандального лауреата, ему сказали, что одно из главных произведений философа – роман «Тошнота», и политик сильно негодовал из-за названия романа, хоть и ему разъяснили позже, что Тошнота в литературном произведении приводится не в буквальном смысле.
Жанр и направление
Произведение Сартра было написано в эпоху модернизма, когда на извечный вопрос о смысле жизни философия нашла новый ответ: в 1920-ые годы экзистенциалисты впервые заявили о том, что смысла – нет. Если раньше истина находилась в вере в Бога, в саморазвитии, в любви, то теперь она и вовсе потерялась, или же скрылась за самим процессом существования. «Тошнота» написана в форме дневниковых записей Антуана Рокантена, в которых автор выдвигает свою экзистенциальную позицию, поэтому бесценное наследие Сартра – это философский роман.
О чем?
Рыжеволосый Антуан Рокантен начинает вести дневник, чтобы докопаться до сути. Он считает, что все в мире каким-то образом изменилось, и от этого ему не по себе. Материальные предметы вызывают у него отвращение, давя на героя своим существованием. Он по-другому воспринимает окружающий мир, иначе смотрит на обычные вещи – на вилки, трубки, дверные ручки или, к примеру, на гальку, которую по непонятной причине он не смог бросить в море. Персонажу тяжело оттого, что он ощущает себя лишним в мире. Антуан не может найти свое предназначение, поэтому его «тошнит». Тошнота в романе – метафизическая, поначалу герой просто не может объяснить это состояние, он лишь ищет причину перемены в себе.
Антуан ведет дневник о маркизе де Рольбоне и хочет доказать, что тот приложил руку к убийству Павла I. Так же герой с нежностью вспоминает свою бывшую любовь – актрису Анни, с которой ближе к концу произведения они снова встретятся, но любовь не станет смыслом его существования. А что же тогда станет? С каждым днем все больше понимая, что такое Тошнота для него самого, Рокантен найдет ответы на все свои вопросы.
Главные герои и их характеристика
- Антуан Рокантен , тридцатилетний научный работник, занимается историческими изысканиями. Он погружен в свои мысли, начинает записывать любую незначительную мелочь, лишь бы выяснить, почему ему «тошно». Он свободен от общества, но страдает от невозможности высказаться. Персонаж даже забрасывает работу над книгой ради истины, которую он так отчаянно ищет, хотя на протяжении романа подсказка была с ним рядом. Одинокий герой интересно воспринимает не только обычные предметы, но и такое понятие, как время – оно для него череда мгновений, в котором утопает реальность. Будущее он видит бессмысленным, а прошлое и вовсе исчезло, несмотря на постоянные воспоминания. Читатель словно оказывается в голове Антуана, наружу выворачивает его внутренний мир и вместе с рыжеволосым рассказчиком приходит к решению.
- Анни – девушка, с которой Антуан давно расстался. Она появляется в его воспоминаниях прямо в начале книги. Главный герой впадает в ностальгию, и в нем просыпаются прежние чувства, но после встречи он только больше страдает от своего положения. Анни схожа с главным героем. Девушка видит мир в мрачных расцветках, даже называет себя «живым мертвецом». Можно сказать, что Анни – двойник Антуана в женском обличии. Во время их встречи мужчина понимает, что не может спасти женщину, назвать причины, побуждающие жить, ведь на тот момент он еще не выбрался из «тошноты». Анни – это немаловажный персонаж, в котором читатель вместе с Антуаном видит ложную надежду на спасение.
- Отдельно стоит выделить гуманиста Ожье П ., или, как его называет Антуан – Самоучку. Такое прозвище у персонажа появилось из-за его особой техники чтения книг (в алфавитном порядке). Главный герой периодически избегает общения с педантичным читателем, потому что не разделяет его мировоззрения, а тот, напротив, рад общению с ним. Самоучка живет для других, по причине своей любви к людям он записался в социалистическую партию. Антуану не по пути с таким персонажем, тем не менее, товарищ гуманист играет важную роль в произведении и интересен своим складом ума.
Проблематика
- Сначала Антуан вместе с читателем отчаянно пытается выяснить, что такое Тошнота и почему она его так мучает. В конце концов, он понимает, что это «бьющая в глаза очевидность» того, что смысла нет. Однако от долгожданного понимания тяжелого состояния легче ему не становится, напротив – теперь нужно как-то преодолеть «тошноту». Можно ли смириться с отсутствием смысла жизни – главная философская проблема романа. Герой ищет свое предназначение, свое место в мире, свой смысл, а читающая публика – вместе с ним.
- Не менее остро в романе стоит проблема одиночества. Бесспорно, Антуан одинок. Нам непонятно лишь, наслаждается ли он этим или же тяготится – да и ему самому это непонятно. Видно, что герой страдает от невозможности поговорить о своей болезни, но в то же время он избегает людей. Он свободен от общества и изолирован от мира, но это отчуждение не приносит ему радости. Сартр обрекает своего персонажа на свободу: у Антуана нет графика, следовательно, находится время думать о «тошноте», о которой не подозревают другие, вечно переживающие из-за работы. Герой отчужден, от чего мучается, но от чего не хочет избавляться.
- Заметив женское имя и тоску Антуана, читатель предвкушает романтическую историю, которая живет в прошлом героев. Так мы нащупываем проблему любви. Они похожи, но любовь не становится для них стимулом жизни, поэтому их отношения обречены еще в начале произведения. Встреча персонажей дает маленькую надежду на их спасение, однако после лишь усугубляет и без того затрудненное положение.
В чем смысл?
Наконец осознав, что такое «тошнота», герой вскоре доходит до главной идеи произведения. Антуану тяжело смириться с бессмысленностью жизни, поэтому он не сдается и продолжает «копать». На протяжении романа он слушает песню «Some of these days», и лишь в конце книги она наводит его на мысль, что выход – в творчестве. Антуан слушает песню Негритянки и понимает, что музыка не принадлежит общему существованию: можно сломать кассету или просто выключить ее, однако песня в любом случае останется. Таким образом, человеческая деятельность приносит смысл окружающему миру. Так же, как американская песня спасла певицу, будущая книга Антуана спасет его самого. Он решает написать роман, история которого вдохновит окружающих на существование. Если об авторе его собственной истории будут думать так же с нежностью, как Рокантен думает об исполнительнице «Some of these days», он будет счастлив. Действительно, оставить след в жизни – необычайно важно, и каждый из нас найдет свою сущность благодаря творчеству, которое надо лишь выпустить наружу.
Экзистенциализм в романе
Прочитав «Тошноту», мы более ясно представляем смысл философии существования, ведь она раскрывается Антуаном как на ладони. Сартр разъединил экзистенциализм на атеистический, к числу представителей которого он и сам относился, и на религиозный. Атеистический экзистенциализм говорит о заброшенности человека, и то, что Антуан не верит в Бога, подчеркивает идею Сартра – спасение от «тошноты» не в вере. Главный герой перебирает возможные варианты, которые могут его спасти: любовь так же не выход. Антуан, как обычный человек под влиянием жестокой и безотрадной эпохи мировых социальных катаклизмов, рассматривает и вариант самоубийства. К сожалению, многие люди поддаются этой слабости, думая, что не смогут смириться с отсутствием истины, но наш герой страдает еще и от осознания своей ненужности этому миру. Возможно, он просто струсил, но, оправдываясь, что его кровь и мертвое тело будут по-прежнему лишними на этой земле, он отвергает и такое «спасение».
Идеи экзистенциализма провозглашают необходимость смириться с бессмысленностью жизни и просто назло наслаждаться ею, но Антуан не примирился, как «посторонний» Камю, а находит свое решение. Основы философии воплощены в романе в возможных вариантах спасения Рокантена и в его мировоззрении, и смело можно утверждать, что от такой «тошноты» найдется верное лекарство.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
Сартр Жан Поль
Жан Поль Сартр
Это человек, не имеющий
никакой значимости в коллективе,
это всего-навсего
Л.-Ф. Селин. "Церковь"
Посвящается Бобру1
От издателей
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Листок без даты
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь 2. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне... Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту - по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету - может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего 3, а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют "событием". В субботу мальчишки бросали в море гальку - "пекли блины", - мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой - влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем-то ясно: я почувствовал страх или что-то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
10 часов 30 минут4
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо-восток. Внизу - улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе "Приют путейцев" на углу бульвара Виктора Нуара. Только что прибыл парижский поезд. Из старого здания вокзала выходят и разбредаются по улицам пассажиры. Я слышу шаги и голоса. Многие ждут последнего трамвая. Должно быть, они сбились унылой кучкой у газового фонаря под самым моим окном. Придется им постоять еще несколько минут - трамвай придет не раньше чем в десять сорок пять. Лишь бы только этой ночью не приехали коммивояжеры: мне так хочется спать, я уже так давно недосыпаю. Одну бы спокойную ночь, одну-единственную, и все снимет как рукой.
Одиннадцать сорок пять, бояться больше нечего - коммивояжеры были бы уже здесь. Разве что появится господин из Руана. Он является каждую неделю, ему оставляют второй номер на втором этаже - тот, в котором биде. Он еще может притащиться, он частенько перед сном пропускает стаканчик в "Приюте путейцев". Впрочем, он не из шумных. Маленький, опрятный, с черными нафабренными усами и в парике. А вот и он.
Когда я услышал, как он поднимается по лестнице, меня даже что-то кольнуло в сердце - так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? По-моему, я выздоровел.
А вот и трамвай, семерка. Маршрут: Бойня - Большие доки. Он возвещает о своем прибытии громким лязгом железа. Потом отходит. До отказа набитый чемоданами и спящими детьми, он удаляется в сторону доков, к заводам, во мрак восточной части города. Это предпоследний трамвай, последний пройдет через час.
Сейчас я лягу. Я выздоровел, не стану, как маленькая девочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новенькую тетрадь. Вести дневник стоит только в одном случае - если5
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.
Не думаю, что ремесло историка располагает к психологическому анализу. В нашей сфере мы имеем дело только с нерасчлененными чувствами, им даются родовые наименования - например, Честолюбие или Корысть. Между тем, если бы я хоть немного знал самого себя, воспользоваться этим знанием мне следовало бы именно теперь.
Например, что-то новое появилось в моих руках - в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер - я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел - я держал всего-навсего дверную ручку. Или утром в библиотеке, ко мне подошел поздороваться Самоучка6, а я не сразу его узнал. Передо мной было незнакомое лицо и даже не в полном смысле слова лицо. И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони. Я тотчас разжал пальцы, и его рука вяло повисла вдоль тела.
Истинная цель чтения найти из тысячи листов переживаний, отчаяния, горечи, воспоминаний хоть одну гениальную мысль.
Guest 26.03.2019 22:30
Самая неинтересная книга из всех что я читала. До конца не осилила.
Оценка 1 из 5 звёзд от Софи 06.02.2018 21:41
Почитал я комментарии других и стало грустно. Прежде чем читать экзистенциальную литературу ознакомьтесь со смыслом этого течения, может быть тогда не будете называть нудятиной и скукой самую, наверное, показательную книгу самого настоящего экзистенциалиста. Философия Сартра может нравиться, а может претить; мне тоже не всегда легко понять экзистенциалистов. Но его язык красивый, плавный, тягучий, он гений слова, сколько бы вы не говорили, что смысла этого слова не понимаете.
Оценка 4 из 5 звёзд от Лис 21.08.2017 09:16
Решил прочитать эту книгу, честно говоря, меня она не очень впечатлила. Постоянное унылое состояние героя романа, живем чтобы умереть, вокруг все просто существует. До конца ждал, что все такие в конце книги будет что-то интересное, но так и не произошло чего-то удивительного. Как был он в одиночестве, как существовал, как были его взгляды на жизнь унылыми, так все и осталось, надеялся все такие на какие-то перемены в его жизни, но все что наверное переменилось, это в конце романа он уедет в Париж, но я уверен что там же и продолжится его такая же самая унылая жизнь, как и в прежние времена. Понравилась лишь одна цитата из книги " Мысли - вот от чего особенно муторно Они ещё хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус."
Оценка 3 из 5 звёзд от Владислав 05.08.2016 14:03
Книга очень сложная, но все написанное там непрепенно резонирует с тем, что происходит в жизни
Оценка 5 из 5 звёзд от Sirius Prime 11.07.2016 19:18
Люди!! Не плюйте в Сартра! Философия его может быть близка в каких-то очень исключительных случаях,но литературное мастерство неоспоримо.Книга пратически бессюжетная,диалогов минимум,а читаешь - и хочется закладки ставить на каждой странице,потому что такие слова им найдены,что нельзя не оценить.Гений Слов - как на мой вкус.
Оценка 5 из 5 звёзд от ТожеАутист 08.05.2016 20:32
Тошнота - это чувство когда читаешь эту книгу. С первых строк понимаешь что книга написана аутистом. Больше всего раздражает когда критики расхваливают этот абсурд. Книга для унылых и жизнью обиженных потенциальных самоубийц, которые не умеют радоваться жизни и постоянно тошнят, отравляя жизнь другим. Не рекомендую!
Оценка 1 из 5 звёзд от fil_filon 27.04.2016 08:00
Прочел с большой натяжкой. Книга очень и очень на любителя. Нудно, затянуто и ни о чем, есть пара интересных цитат, но не более.
Оценка 2 из 5 звёзд от romm 21.04.2016 11:42
меня реально тошнит от названия этой книги и имени автора после прочтения "Пены дней" Виана.
Оценка 1 из 5 звёзд от Ksana_Spring 20.03.2016 13:53
Не знаю, что происходит с нынешним миром, что такие книги становятся лучшими из лучших. Ничего путного в данной книге не написано. Сюжета толком нет, интересного чего-то так же не наблюдается. Просто дневник человека, которому очень скучно жить, и он пытается понять почему же обыденные вещи вызывают у него чувство тошноты. Человек не может разобраться что означают для него некоторые вещи, о которых другие и не задумываются. Таких дневников можно написать сколь угодно много, столько сколько людей на Земле, и у каждого будет своя история, или описание каждого прожитого дня. У меня такое подозрение, что у автора психостения, и из-за нее он придает слишком важное значение вещам, которым столько значения придавать не стоит...
Оценка 2 из 5 звёзд от DarkMonarh 18.02.2016 19:21
Книга очень понравилась! Прочитал её на одном дыхании..
Оценка 5 из 5 звёзд от Евгений 30.01.2016 18:26
Вот за что я вообще люблю эту книгу. Не поймете и не поверите. Описываемые в романе переживания и чувства, если это можно назвать вообще чувствами, близки мне. Это уродливое отвращение и целостностная общность мира, я просто наблюдаю, мне становится плохо. Ны понимаешь, что нашел. Ты нашёл человека, который описал твои ощущения. Ты счастлив и тебе плохо. Отвратно сладковатое ощущение.
О книге.
На лбителя. Ничего больше не скажу. Для меря не было ничего ближе, для кого-то в усмерть дрянное скучное и лишенное смысла произведение.
Збс. Благодарю от всего сердца.
Жан-Поль Сартр
От издателей
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Листок без даты
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне… Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться – изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту – по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету – может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего, а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют «событием». В субботу мальчишки бросали в море гальку – «пекли блины», – мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой – влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем-то ясно: я почувствовал страх или что-то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
10 часов 30 минут
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо-восток. Внизу – улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе «Приют путейцев» на углу бульвара Виктора Нуара. Только что прибыл парижский поезд. Из старого здания вокзала выходят и разбредаются по улицам пассажиры. Я слышу шаги и голоса. Многие ждут последнего трамвая. Должно быть, они сбились унылой кучкой у газового фонаря под самым моим окном. Придется им постоять еще несколько минут – трамвай придет не раньше чем в десять сорок пять. Лишь бы только этой ночью не приехали коммивояжеры: мне так хочется спать, я уже так давно недосыпаю. Одну бы спокойную ночь, одну-единственную, и все снимет как рукой.
Одиннадцать сорок пять, бояться больше нечего – коммивояжеры были бы уже здесь. Разве что появится господин из Руана. Он является каждую неделю, ему оставляют второй номер на втором этаже – тот, в котором биде. Он еще может притащиться, он частенько перед сном пропускает стаканчик в «Приюте путейцев». Впрочем, он не из шумных. Маленький, опрятный, с черными нафабренными усами и в парике. А вот и он.
Когда я услышал, как он поднимается по лестнице, меня даже что-то кольнуло в сердце – так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? По-моему, я выздоровел.
А вот и трамвай, семерка. Маршрут: Бойня – Большие доки. Он возвещает о своем прибытии громким лязгом железа. Потом отходит. До отказа набитый чемоданами и спящими детьми, он удаляется в сторону доков, к заводам, во мрак восточной части города. Это предпоследний трамвай, последний пройдет через час.
Сейчас я лягу. Я выздоровел, не стану, как маленькая девочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новенькую тетрадь. Вести дневник стоит только в одном случае – если…
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно – вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.
Не думаю, что ремесло историка располагает к психологическому анализу. В нашей сфере мы имеем дело только с нерасчлененными чувствами, им даются родовые наименования – например, Честолюбие или Корысть. Между тем, если бы я хоть немного знал самого себя, воспользоваться этим знанием мне следовало бы именно теперь.
Например, что-то новое появилось в моих руках – в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер – я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел – я держал всего-навсего дверную ручку. Или утром в библиотеке, ко мне подошел поздороваться Самоучка, а я не сразу его узнал. Передо мной было незнакомое лицо и даже не в полном смысле слова лицо. И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони. Я тотчас разжал пальцы, и его рука вяло повисла вдоль тела.