Ниндзя (прячущийся, притаившийся), по другому назывался синоби - разведчик, диверсант и наёмный убийца в феодальной Японии.
Кто такие ниндзя?
Подготовка ниндзя
В соответствии с сохранившимися хрониками, ниндзя были бесстрашные, подготовленные люди, которые с малых лет тренировались в сложнейшем мастерстве ниндзюцу, в которое входило множество умений.Ниндзя был обязан уметь получать необходимую информацию, кроме того использовать любой предмет в качестве оружия, защищаться от любого вида оружия (также и голыми руками), неожиданно возникать и незаметно исчезать, владеть медициной, траволечением и иглоукалыванием, улучшать зрительную память, слух и ночное зрение. Синоби могли в течение длительного времени быть под водой, дыша через соломенную трубочку, взбираться по стенам и скалам, ориентироваться на незнакомой территории, владеть прекрасным обонянием и т.д.
Инициация проходила, так же как и в самурайском роду, в 15 лет. В это время юноши и девушки начинали изучать сянь-даосизм и дзэн-буддизм.
Ниндзя, рисунок 19 века, художник Хокусай
С политической точки зрения ниндзя находились вне феодальной системы, их сообщество имело своё устройство. Сверх того - синоби были «хинин» - то есть находились вне структуры японского общества, не имели в нем установленного положения, но могли играть любую социальную роль, несмотря на то, что определенное место занимал даже крестьянин. Кланы ниндзя были рассеяны по всей Японии, но больше всего их было в лесах Киото и горах Ига и Кога. Время от времени в общины ниндзя вступали самураи, которые потеряли свои земли и сюзерена (ронины). В 17 столетии существовало около 70 кланов ниндзя. Наиболее сильными были школы Кога-рю и Ига-рю. Становление сословия ниндзя происходило вместе с формированием самурайского сословия, но из-за того, что самураи обладали властью, они стали главенствующим классом, а ниндзя образовали масштабное шпионское сообщество. Помимо того - «нин» (другое прочтение «синоби») означает «тайный», они не могли действовать открыто. Сама сущность ниндзюцу этого не разрешала. Несмотря на это, «ночные демоны», как иногда именовали ниндзя, вселяли страх в князей и самураев. Вместе с тем, синоби почти никогда не убивали крестьян, в связи с тем, что крестьяне могли дать им помощь. К тому же, убийство не являлось главным занятием ниндзя. Их основным ремеслом был шпионаж и диверсии. Роль купца, циркача, крестьянина давала возможность без подозрений путешествовать по Японии.
Ниндзя окончательно сформировались к 10 веку, золотой век синоби приходится на 1460-1600 года, эру междуусобиц и объединения Японского государства; они нанимаются Токугавой Иэясу во время борьбы за власть с военоначальником Тоётоми Хидэёри и его матерью Асаи Ёдогими, длящейся в течение 15 лет. В 1603 г. первый сёгун Токугава, решив, что ниндзя могут быть наняты против него самого возмущенными исходом противостояния даймё, стравил между собой два мощнейших клана синоби, Ига и Кога. В итоге к 1604 г. из организации ниндзя выжили немногие, в дальнейшем они дали присягу сёгуну. В довершение всего, в результате завершения междоусобиц в услугах ниндзя пропадает необходимость.
Маскировочный костюм ниндзя
В соответствии с мнением историка-япониста Горбылёва, синоби никогда не одевали чёрный облегающий костюм, который так распространен в кинематографе и манга. Маскировочная и ночная одежда ниндзя была пепельного, красновато-коричневого, желтовато-коричневого или темно-серого цвета. Именно эти цвета давали возможность окончательно слиться с темнотой ночи, в то время как совершенно чёрный костюм будет резко выделяться. Маскировочная одежда синоби была мешковатых форм. Днём ниндзя одевали обычную одежду, которая давала возможность слиться с толпой.
Абсолютно чёрный костюм, который приписывается ниндзя, произошел из театра кукол бунраку. Кукольник располагается прямо на сцене, облаченный в черный костюм, а зрители его «не видят» - поэтому, если в театре кабуки кого-нибудь убивает «демон ночи», актера, который играл убийцу, облачали в костюм кукольника.
Видео ниндзя
В видео рассказывается о десяти интересных фактах о синоби.
Во-первых, всё-таки синоби
, а не ниндзя, потому что первое слово не несет в себе налета сверхестественных чудес и фантастики, то есть точнее описывает профессию
- вопреки, опять же, байкосказкам, это шпионаж обыкновенный
, а убийства - как "сопутствующие товары по прейскуранту".
Во-вторых, шпион, о котором стало известно - это провалившийся шпион, то есть сочетание "легендарный ниндзя" сильно потягивает оксюмороном. Но откуда же знать о тех, кто не провалился? Других шпионов у меня для вас нет...
Топ-10 знаменитых синоби
1. Като Дандзо . Этот синоби прославился своей "неповторимой фишкой" - фокусами. Задолго до Эдгара По (в эпоху Сэнгоку Дзёдай) он "познал дао" - незаметнее тех, кто прячется, только тот, кто изо всех сил сам лезет вам в глаза. И потому Като на заданиях "работал под" ямабито - странствующего буддийского монаха-фокусника, развлекавшего почтеннейшую публику "китайскими трюками". И так насобачился, что некоторые из его "номеров" смогли бы украсить репертуар любого Акопяна или Копперфильда. Например, "абсолютно загадоШный" трюк с уходом под воду и абсолютным под нею же исчезновением...
2. Мотидзуки Тиёмэ . Ремесло синоби тем и отличалось от самурайства, что им вполне себе могли заниматься и женщины. Нет, они не скакали по стенам, не убивали отравленными кинжалами и не сносили десять голов одним ударом - зачем? Женщина, обученная изящным искусствам, этикету и прочим способам обольщения, без труда подберется к самым охраняемым тайнам. Именно этому учила своих подопечных куноити (женщин-синоби) Тиёмэ, основавшая первую (и единственно известную) чисто женскую школу при дворе даймёТакэда.
3. Исикава Гоэмон . Сей представитель профессии синоби первым открыл тайну - что можно плюнуть на хозяев и, обладая таким-то искусством (он был учеником самого Хаттори Хандзо!), неплохо жить банальным воровством. Любая дерзкая кража при дворе кампаку Тоётоми Хидэёси объявлялась проделкой Гоэмона. Как и многие другие "робингуды", Исикава крал у богатых и не раздавал бедным, но народные легенды всё равно сделали это за него. Впрочем, ниппонцы - народ с особым "мент-али-тетом", и когда Гоэмона поймали и казнили, сварив в чане с кипящим маслом, они тут же стали называть ванну с подогревом "гоэмон-буро"...
4. Хаттори Хандзо . Если бы у синоби были свои короли, Хандзо бы был самым великим. И не потому, что дальше всех прыгал, быстрее всех бегал или метче всех стрелял (хотя и умел всё это делать вельми неплохо). Нет, инструментом у него была голова, а сферой деятельности - организаторская работа. Хандзо возглавил секретную службу у даймё Токугавы Иэясу, ставшего сёгуном и завершившего период Сэнгоку Дзёдай, и до самой смерти рассылал своих подопечных в саморазные места для сбора всякоинтересной информации. В итоге он сам стал знатным даймё и основал целую династию "ниндзя-генералов".
5. Санада Юкимура . Санада (при жизни носивший имя Нобусигэ - имя Юкимура ему "присвоили" авторы романов XIX века) был вассалом дома Такэда и считался самым ловким, хитрым и умелым тактиком и стратегом во всем Ниппоне своего времени. А еще он сам был неплохим воином, собравшим первый в истории Ниппона элитный отряд спецназа - "10 храбрецов Санады", в числе которых были и знаменитые воины-синоби Сарутоби Сасукэ и Киригакурэ Сайдзо. Правда, в отличие от Хандзо, он служил "не тому" дому, потому и погиб во время обороны замка Осака от полчищ Токугава.
6. Сарутоби Сасукэ . Самый известный из "10 храбрецов Санада", воин-синоби, ставший любимым персонажем фольклора и разнообразной "палп-фикшн-литературы про ниндзей, скрывающихся во мраке ночи". В каковом качестве до сих пор с успехом скачет по всяким анимэ и дорамам (в том числе и в "Наруто"), изображая "призрак на крыльях" и прочие сказки про ниндзя. Собственно, его прозвище "Сарутоби" и означает "Прыгающая Обезьяна".
7. Киригакурэ Сайдзо . Воин-синоби, помещенный "народными песнями" в тот же топ-отряд "10 храбрецов Санада". Его образ возник в популярной приключенческой литературе из фразы в летописях, что некий синоби Киригакурэ Сайдзо пытался убить самого Тоётоми Хидэёси. Чего и стало достаточно для сочинителей манга, дорам и анимэ - Сайдзо прыгает по ним иногда вмсте с Сасукэ, иногда против него, это уж как у автора сценария с утра фантазия заработает...
8. Фума Котаро . Специальностью этого синоби были налеты, саботаж и бандитизм, а возглавляемый им отряд получил название "раппа" ("саботажники"). Состояло это спецподразделение из бывших пиратов (вако) и разбойников и служило даймё Го-Ходзё. Прославились раппа ночным налетом на войска Такэда, когда, переодетые самураями этого клана, сорвали своим нападением крупную военную операцию. А когда клан Го-Ходзё покорился Тоётоми Хидэёси, то Фума Котаро вернулся к "старому ремеслу" - пиратству, и так достал своими подвигами правительство, что на его поимку был выслан сам Хаттори Хандзо. Схваченный охочими до награды "соратниками", командир раппа закончил свою жизнь на плахе.
9. Натори Масатакэ, ака Фудзибаяси Масатакэ . Этот человек "сдал" все секреты профессиональных синоби, написав в 1681 (или 1682) году учебное пособие "Сёнин-ки" - "Книгу молодого ниндзя", обучающую секретам этого нелегкого ремесла. Собственно, в основно именно из этого сочинения черпают благодарные, но не в меру фантазирующие потомки всю информацию о способах, какими именно синоби (а чаще всего - ниндзя) крались во мраке ночи...
10. Нэдзуми Кодзо . "Самородок из народа", нигде и никогда не учившийся "искусству быть невидимым" (буквальный перевод с ниппонского слова "ниндзюцу"), доказал, что до всего в жизни можно дойти собственным умом. Настоящее имя его было Накамура Дзирокити (а Нэдзуми Кодзо - прозвище, дословно "Посыльная крыса"), и прославился он 32 кражами из усадеб самых уважаемых самураев в Эдо. Когда его поймали, то денег при нем нашли всего ничего, и народ тут же сочинил истории о том, как "благородный жулик" раздавал награбленное бедным. Посему камень с его могилы был разбит и растащен на суверниры, так что пришлось класить на могилу новую плиту.
Ниндзя (яп. 忍者 «скрывающийся; тот, кто прячется» от 忍ぶ «синобу» — «скрывать(ся), прятать(ся); терпеть, переносить» + «моно» — суффикс людей и профессий; другое название 忍び «синоби» (кратко от 忍びの者 синоби-но моно)) — разведчик-диверсант, шпион, лазутчик и наёмный убийца в Средневековой Японии.
Ниндзя в буквальном переводе всё-таки означает «лазутчик». Корень слова нин (или, в другом прочтении, синобу) — «красться». Есть и другой оттенок смысла — «претерпевать, выносить». Отсюда происходит и название самого сложного, самого загадочного из всех воинских искусств.
Нин-дзюцу — искусство шпионажа, о котором могли бы только мечтать разведывательные службы XX в. Прошедшие сверхчеловеческую по трудности физическую и психическую подготовку, прекрасно владеющие всеми приемами кэмпо без оружия и с оружием ниндзя легко преодолевали крепостные стены и рвы, часами могли оставаться под водой, умели ходить по стенам и потолку, сбивать с толку погоню, сражаться с безумной отвагой, а если надо — молчать под пытками и умирать достойно.
Шпионы и диверсанты, продающие свой труд тому, кто больше заплатит, ниндзя подчинялись неписаному кодексу чести и нередко шли на смерть во имя идеи. Объявленные людьми низшего сорта (хи-нин), париями, стоящими вне закона, они внушали невольное уважение самураям. Многие предводители кланов оспаривали благосклонность опытных ниндзя, многие пытались привить своим дружинникам опыт нин-дзюцу. И все же военный шпионаж на протяжении веков оставался уделом избранных, родовым промыслом узкого круга незаменимых специалистов, клановым «ремеслом».
Нин-дзюцу, безусловно, связанное с эзотерической практикой ряда китайских школ у-шу, таит много загадок не только для историков, но и для врачей, биологов, химиков, физиков, инженеров. То, что нам известно, лишь верхушка айсберга, основание которого уходит в темные глубины мистики, в космические бездны парапсихологии.
По всей вероятности, процесс выделения ниндзя в обособленный социальный слой, в замкнутую касту шел параллельно со становлением самурайского сословия и почти тем же путем. Однако, если самурайские дружины поначалу формировались на северо-восточных границах из отходников и беглых простолюдинов, то некоторые беглецы предпочитали скрываться вблизи от родных мест. Возросшая мощь самурайства впоследствии позволила ему занять независимое положение в общественной жизни Японии и даже прийти к власти, между тем как разрозненные группы ниндзя никогда не представляли и не могли представлять сколь-нибудь значительной военной и политической силы.
Ряд японских историков определяют ниндзя как воинов-земледельцев (дзи-дзамураи). И в самом деле, на начальном этапе развития они имели много общего с самурайством. Но уже в эпоху Хэйан (VIII— XII вв.), знаменовавшуюся правлением дворцовой аристократии, гордые буси считали наемных лазутчиков опасным деклассированным элементом. Время от времени местные феодалы и правительственные войска устраивали настоящие облавы на ниндзя, разоряя их лагеря и селения, убивая стариков и детей.
Опорные базы ниндзя были разбросаны по всей стране, но естественным центром нин-дзюцу стали лесистые окрестности Киото, горные районы Ига и Кога. Начиная с эпохи Камакура (1192—1333) лагеря ниндзя часто пополнялись за счет ронинов, служилых самураев, потерявших своего сюзерена в кровавых междоусобных распрях. Со временем, однако, доступ в горные общины был почти прекращен, поскольку содружества вольных наемников постепенно перерастали, в секретные клановые организации, скрепленные узами кровного родства и присягой на верность.
Каждая из таких организаций становилась уникальной школой воинских искусств и культивировала оригинальную традицию нин-дзюцу, именуясь, как и самурайские школы бу-дзюцу, рю. К XVII в. насчитывалось около семидесяти кланов ниндзя. Из двадцати пяти наиболее влиятельных выделялись по масштабам Ига-рю и Кога-рю. В каждом клане из рода в род передавалась своя традиция воинских искусств.
Будучи исключены из государственной системы феодальных отношений, ниндзя выработали свою иерархическую классовую структуру, отвечавшую потребностям такого рода организаций. Во главе общины стояла военно-клерикальная элита (дзёнин). Иногда дзёнин контролировали деятельность двух или даже трех смежных рю. Руководство осуществлялось через среднее звено — тюнин, в обязанности которого входила передача приказов, подготовка и мобилизация рядовых исполнителей, нижнего звена (гэнин).
История сохранила имена некоторых дзёнин времен позднего средневековья: Хаттори Хандзо, Момоти Сандаю, Фудзибаяси Нагато. Положение высшего и среднего звена варьировалось в зависимости от общины. Так, в клане Кога реальная власть была сосредоточена в руках пятидесяти семейств тюнин, каждое из которых имело под началом от тридцати до сорока семейств гэнин. В клане Ига, наоборот, все бразды правления были сосредоточены в руках трех семейств дзёнин.
Залогом благополучия общины являлась, разумеется, секретность, поэтому рядовые лазутчики, исполнявшие самую трудную и неблагодарную работу, получали минимум информации о верхушке иерархической пирамиды. Зачастую они даже не знали имен своих дзёнин, что служило лучшей гарантией неразглашения тайны. В случае если ниндзя приходилось действовать несколькими группами, связь между ними осуществлялась через посредников, и никакие сведения о составе соседних групп не сообщались.
Работой по налаживанию явок, строительству укрытий, вербовке осведомителей, а также тактическим руководством всеми операциями ведали тюнин. Они же вступали в контакт с нанимателями — агентами крупных феодалов. Тем не менее, договор заключался между дзёнин и самим даймё. Полученное вознаграждение за услуги также передавалось главе клана, который распределял деньги по своему усмотрению.
Громкую славу искусству шпионажа снискали прежде всего гэнин, большей частью безвестные исполнители сложнейших поручений, преодолевавшие опасности и боль, на каждом шагу рисковавшие жизнью за мизерную плату или просто «из любви к искусству». В случае поимки тюнин еще мог надеяться на спасение, пообещав выкуп или продав за жизнь часть важных документов, но участь рядового ниндзя была решена — он испускал дух в страшных мучениях.
Самураи, верные законам рыцарской чести, не пытали военнопленных благородного происхождения. Редко унижались они и до истязаний простолюдина, на котором можно было разве что испробовать острогу клинка. Другое дело ниндзя, парии среди людей, хитрые и злобные бестии, всегда наносящие удар исподтишка, лесные оборотни, владеющие дьявольскими приемами рукопашного боя и колдовским искусством перевоплощений. Если один из этих «призраков» попадался в руки стражи живым, что случалось крайне редко, его допрашивали с пристрастием, проявляя садистскую изощренность.
Тренировка ниндзя начиналась с младенчества. У родителей не было выбора, ибо карьера ребенка диктовалась принадлежностью к касте отверженных и успех в жизни, то есть выдвижение в ряды тюнин, зависел исключительно от личных качеств бойца.
Физическая подготовка начиналась с колыбели. В доме плетеная люлька с малышом обычно подвешивалась в углу. Родители время от времени раскачивали люльку сильнее, чем было необходимо для укачивания, так что она ударялась бортами о стены. Ребенок на первых порах пугался сотрясения и плакал, но постепенно привыкал и инстинктивно сжимался в комочек при толчке. Через несколько месяцев упражнение усложнялось: ребенка вынимали из люльки и подвешивали в свободном состоянии «на вожжах». Теперь при ударе о стенку он должен был не только сконцентрироваться, но и оттолкнуться ручкой или ножкой.
Сходные игровые упражнения проделывались и в обратном порядке, когда на ребенка катили мягкий, но довольно тяжелый шар. Подчиняясь инстинкту самосохранения, малыш поднимал руки, чтобы защититься, «ставил блок». Со временем он начинал находить вкус в такой игре и уверенно расправлялся с «противником». Для развития вестибулярного аппарата и мышц младенца периодически раскручивали в разных плоскостях или, взяв за ноги и опустив головой вниз, заставляли с маху «выходить в стойку» на ладонях взрослого. В ряде рю юный ниндзя в полугодовалом возрасте начинал заниматься плаванием и осваивал технику плавания раньше, чем ходьбу. Это развивало легкие и давало прекрасную координацию движений. Привыкнув к воде, ребенок мог часами оставаться на поверхности, нырять на большую глубину, задерживать дыхание на две-три минуты и более.
Для детей от двух лет вводились игры на быстроту реакции: в «цап-царап» или «сороку-воровку» — требующие мгновенного отдергивания руки или ноги. Примерно с трех лет начинался специальный укрепляющий массаж и постановка дыхания. Последнему придавалось решающее значение во всем дальнейшем тренинге, напоминавшем китайскую систему ци-зун. Как и в китайских школах кэмпо, вся подготовка ниндзя осуществлялась в рамках триединства Небо-Человек—Земля и основывалась на принципе взаимодействия пяти стихий. Как только ребенок обретал устойчивость на земле в на воде, то есть мог хорошо ходить, бегать, прыгать и плавать, занятия переносились в «Небо».
Сперва бревно средней толщины укреплялось горизонтально над самой поверхностью земли. На нем ребенок разучивал несколько простых гимнастических упражнений. Постепенно бревно поднималось все выше над землей, одновременно уменьшаясь в диаметре, а комплекс упражнений значительно усложнялся: в него входили такие элементы, как «шпагат», прыжки, перевороты, сальто вперед и назад. Затем бревно заменялось тонкой жердью, а со временем — натянутой или провисшей веревкой. После таких тренировок ниндзя ничего но стоило перебраться через пропасть или замковый ров, перебросив веревку с крюком на противоположную сторону.
Отрабатывались также приемы лазанья на деревья с голым стволом (с веревочной петлей вокруг ствола и без нее), прыжки с ветки на ветку или с ветки на лиану. Особое внимание уделялось прыжкам с высоты и в высоту. При прыжках с высоты шло медленное, осторожное наращивание сложности с учетом возрастных особенностей организма. Существовали также различные способы амортизации удара при падении с помощью ног, рук и всего тела (в перевороте). Прыжки с высоты 8—12 м требовали специальных «смягчающих» сальто. Учитывались и особенности рельефа: так, на песок или торф можно было прыгнуть с большей высоты, на каменный грунт — с меньшей. Благоприятным фактором при «высотных» прыжках были деревья с густой кроной, которая могла спружинить и дать возможность ухватиться за ветку.
Отдельной дисциплиной были прыжки в воду. Прыжки ниндзя в высоту, о которых сложено немало легенд, строились главным образом на регулировке дыхания и умении мобилизовать ки. Однако в детстве осваивалась лишь техника движений. Существовало много способов прыжка в высоту, но предпочтение всегда отдавалось прыжку «перекатом», руками вперед, с сальто или без него, с разгона или с места. В подобных прыжках, которые служили для преодоления небольших препятствий — заборов, повозок, вьючных животных, а иногда и цепи преследователей, важно было, приземлившись, сразу выйти в боевую стойку.
Прыжки в высоту обычно отрабатывались на простейшем «тренажере» — вместо планки ребенок должен был перепрыгнуть через куст колючего кустарника, но на «экзаменах» использовалось и настоящее оружие, о которое, в случае неудачи, можно было серьезно пораниться. Столь же кропотливо отрабатывались прыжки с шестом, который позволял в мгновение ока перемахивать через стены высотой в несколько метров. Прыжки в длину через глубокие рвы и «волчьи ямы» должны были воспитать способность не бояться глубины и навык приземления не только на ноги, но и на руки с подтягиванием.
Особый раздел составляли «многоступенчатые» прыжки. В качестве подготовительного упражнения к ним следовало освоить бегание по вертикальной стене. С небольшого разгона человек пробегал по диагонали вверх несколько шагов, стараясь по возможности сохранять равновесие за счет большого угла к поверхности земли. При должном навыке ниндзя мог таким образом взбежать на трехметровую скалу и остановиться на гребне либо, резко толкнувшись от опоры, прыгнуть вниз и неожиданно атаковать противника. В китайском цюанъ-шу такой прием получил название «тигр, прыгающий на утес». Другим вариантом многоступенчатого прыжка было заскакивание на невысокий (до 2 м) предмет, который служил как бы трамплином для следующего, финального прыжка на общую высоту до 5 м. Такая техника в сочетании с использованием миниатюрных портативных пружинящих трамплинов нередко создавала иллюзию «полета по воздуху».
Развитие силы и выносливости служило основой всех тренировок ниндзя. Здесь одним из наиболее популярных упражнений для детей было «подвешивание» на ветке дерева. Цепляясь двумя руками (без помощи ног) за толстую ветку, ребенок должен был провисеть несколько минут на большой высоте, а затем самостоятельно вскарабкаться на ветку и спуститься по стволу вниз. Постепенно время «виса» доводилось до часа. Взрослый ниндзя мог таким образом висеть на внешней стене замка под самым носом у часовых, чтобы, улучив удобный момент, пробраться в помещение. Естественно, практиковались многочисленные отжимания, поднятие тяжестей, хождение на руках.
Одна из загадок нин-дзюцу — хождение по потолку. Сразу же оговоримся, что ни один ниндзя не умел ходить по обычному гладкому потолку. Секрет заключался в том, что потолки японских комнат украшены открытыми рельефными балками и стропилами, проходящими на небольшом расстоянии друг от друга. Упираясь руками и ногами в параллельные балки или же цепляясь при помощи «кошек» за одну балку, повиснув спиной к полу, ниндзя мог перебраться через всю комнату. Тем же манером, но уже прыжками, он мог взобраться вверх, упираясь в стены домов на узкой улочке или в коридоре замка. Одним из любопытных аспектов обучения ниндзя был бег на разные дистанции. Марафонский бег был нормой для любого ребенка в возрасте 10—12 лет: он покрывал за день несколько десятков километров почти без остановок. Такого рода навыки требовались не только для того, чтобы уйти от погони, но и для передачи важных сообщений.
На очень больших расстояниях применялся принцип эстафеты. В спринте индикатором «достаточной» скорости служила обычная соломенная шляпа. На старте следовало прижать шляпу к груди и, если она оставалась там прижатая потоком встречного воздуха до самого финиша, зачет считался сданным. Бег с препятствиями мог принимать самые разнообразные формы. На трассе ставили барьеры, капканы и ловушки, протягивали веревки в траве, вырывали «волчьи ямы». Юный ниндзя должен был, не прерывая движения, на ходу подметить следы присутствия человека и обогнуть препятствие или перескочить через него.
Для того чтобы передвигаться по территории противника, мало было уметь хорошо бегать — нужно было учиться ходьбе. В зависимости от обстоятельств ниндзя мог использовать один из следующих способов ходьбы; «крадущийся шаг» — мягкое, бесшумное перекатывание с пятки на носок; «скользящий шаг» — обычный способ перемещения в кэмпо дугообразными движениями стопы; «уплотненный шаг» — перемещение по прямой, носок вплотную прижат к пятке; «прыжковый шаг» — мощные толчки ногами, напоминающие технику «тройного прыжка»; «односторонний шаг» — прыжки на одной ноге; «большой шаг» — нормальный широкий шаг; «малый шаг» — передвижение по принципу «спортивной ходьбы»; «врезка лунок» — ходьба на носках или на пятках; «ходьба вразбивку» — зигзагообразные движения; «обычный шаг»; «ходьба боком» — перемещение «приставным шагом» или спиной, чтобы помешать погоне определить направление движения.
При групповых операциях на местностях, где хорошо были видны следы, ниндзя чаще всего передвигались гуськом, след в след, скрывая количество людей в отряде. Основными требованиями при ходьбе любым способом были быстрота, экономия сил и контроль дыхания. Важным дополнением к искусству ходьбы было передвижение на высоких, легких ходулях из бамбука — такуэума, которые в случае необходимости можно было изготовить за несколько минут.
Обитатели труднодоступных горных районов, ниндзя были прирожденными альпинистами. Ребенок сызмальства приучался карабкаться по скалам и каменистым осыпям, спускаться в расселины, переправляться через стремнины и бездонные пропасти. Все эти навыки впоследствии должны были помочь лазутчику взбираться на неприступные стены замков и проникать во внутренние покои монастырей.
Искусство скалолазания (сака-нобори, или тохэки-дзтоцу) было одним из самых сложных предметов в программе обучения ниндзя. Хотя для облегчения подъема существовали некоторые вспомогательные инструменты, считалось, что настоящий мастер должен взбираться по отвесной стене не прибегая ни к чему более, кроме собственных рук и ног. Секрет заключался в умении концентрировать силу и жизненную энергию ки в кончиках пальцев. Таким образом, малейший выступ или бугорок на поверхности стены становился надежной точкой опоры. Нащупав хотя бы два-три выступа, ниндзя мог уверенно продолжать путь наверх. Мысленно в это время он устремлялся «в глубь» стены, как бы прилипая телом к каменному массиву. Стены замков, сложенные из огромных обтесанных глыб, могли считаться неприступными благодаря своей высоте и крутизне, но для тренированного лазутчика преодолеть подобное препятствие со множеством щелей и щербин не составляло особого труда.
Приблизительно с четырех-пяти лет мальчиков и девочек в лагере ниндзя начинали обучать борьбе без оружия и с оружием — по системе одной из школ дзю-дзюцу, но с обязательным включением акробатических элементов, что давало бойцу явные преимущества в схватке. Кроме того, детей подвергали жестоким и весьма болезненным процедурам с целью добиться свободного расчленения суставов. В результате многолетних упражнений суставная сумка расширялась и ниндзя мог по собственному усмотрению «вынуть» руку из плеча, «отстегнуть» ногу, перевернуть стопу или кисть. Эти странные свойства были неоценимы в тех случаях, когда шпиону приходилось пролезать в узкие отверстия или освобождаться от пут, наложенных каким-нибудь хитроумным способом.
Оказавшись в руках преследователей и дав себя связать, ниндзя обычно напрягал все мышцы, чтобы потом ослабить веревку общим расслаблением, «вынимал» руки, чтобы петли соскользнули с плеч. Дальнейшее уже было делом техники. Тем же манером ниндзя мог освободиться от болевого захвата или замка. В фехтовании расчленение сустава позволяло на несколько сантиметров удлинить руку при ударе.
В некоторых школах добивались также ослабления восприимчивости к боли. Для этого с ранних лет тело обрабатывалось специальным «болевым» массажем, в который входили постукивания и сильные удары, щипки, хлопки, а позже — «накатывание» корпуса, рук и ног при помощи граненой палки. Со временем образовывался топкий, но прочный мышечный корсет, а болевые ощущения значительно притуплялись.
Естественным сопровождением всего комплекса физического воспитания было общее закаливание организма. Детей не только приучали ходить в любую погоду почти нагишом, но и заставляли часами сидеть в ледяной струе горной реки, ночевать в снегу, день проводить на палящем солнце, подолгу обходиться без пищи и воды, добывать пропитание в лесу.
Острота чувств доводилась до предела, ибо от правильной и быстрой реакции зависела жизнь. Зрение должно было помогать ниндзя не только выведывать секреты неприятеля, но и благополучно избегать западни. Поскольку разведывательные операции обычно проводились ночью, возникала насущная потребность ориентироваться в темноте. Для развития ночного видения ребенка периодически помещали на несколько дней и даже недель в пещеру, куда едва пробивался снаружи дневной свет, и заставляли уходить все дальше и дальше от источника света. Иногда применяли свечи и факелы. Постепенно интенсивность света сводилась к минимуму, и ребенок приобретал способность видеть в кромешном мраке. В результате регулярного повторения подобных тренировок эта способность не исчезала, а, наоборот, закреплялась.
Зрительная память развивалась специальными упражнениями на внимательность. Например, на камне раскладывался набор из десяти предметов, прикрытый платком. На несколько секунд платок поднимался, и юный ниндзя должен был без запинки перечислить все увиденные предметы. Постепенно число предметов увеличивалось до нескольких десятков, состав их варьировался, а время демонстрации сокращалось. После нескольких лет такого обучения разведчик мог по памяти восстановить во всех деталях сложную тактическую карту и дословно воспроизвести дюжину страниц единожды прочитанного текста. Наметанный глаз ниндзя безошибочно определял и «фотографировал» рельеф местности, расположение коридоров замка, малейшие изменения в маскировке или поведении часовых.
Слух доводился до такой степени изощренности, что ниндзя не только различал по голосу всех птиц и угадывал в птичьем хоре условный сигнал партнера, но и «понимал язык» насекомых и пресмыкающихся. Так, умолкший хор лягушек на болоте говорил о приближении врага. Громкое жужжание комаров под потолком комнаты свидетельствовало о засаде на чердаке. Приложив ухо к земле, можно было на огромном расстоянии услышать топот конницы.
По звуку камня, брошенного со стены, можно было определить глубину рва и уровень воды с точностью до метра. По дыханию спящих за ширмой можно было точно высчитать их количество, пол и возраст, по звону оружия определить его вид, по свисту стрелы — дистанцию до лучника. И не только это… Приспосабливаясь к действиям в темноте, ниндзя учились видеть по-кошачьи, но в то же время стремились компенсировать зрение за счет слуха, обоняния и осязания. Кроме того, тренировка, рассчитанная на продолжительную слепоту, призвана была развить и великолепно развивала экстрасенсорные способности.
Многолетние упражнения сообщали уху ниндзя собачью чуткость, но его поведение в темноте было связано с целым комплексом слуховых, обонятельных и осязательных ощущений. Ниндзя мог вслепую судить о близости огня по степени теплоты, о соседстве человека — по звуку и запаху. Мельчайшие перемены вентиляционных струй позволяли ему отличить сквозной проход от тупика и большую комнату от каморки. При длительном отключении зрения у человека быстро прогрессировала способность ориентироваться как в пространстве, так и во времени. Ниндзя, не имевший, естественно, часов, орудуя в закрытом помещении, был лишен возможности высчитывать время по звездам. Тем не менее, основываясь на своих ощущениях, он определял, который час, с точностью до нескольких минут.
Наиболее талантливые ученики через несколько лет занятий действовали с повязкой на глазах почти так же свободно, как и без нее. Культивируя в себе способности к внушению, они устанавливали порой «телепатический контакт» с невидимым противником, сидящим в засаде, и наносили упреждающий удар точно в цель. В японских домах с обилием раздвижных перегородок из вощеной бумаги в ширм, где глаза далеко не всегда могли поведать о местонахождении врага,— все прочие органы чувств приходили на помощь. Пресловутое «шестое чувство», или «экстремальный разум» (гоку-и), о котором так любили рассуждать теоретики бу-дзюцу, по сути дела являлось производным от имеющихся пяти, а точнее, трех — слуха, осязания и обоняния. С их помощью можно было вовремя избежать ловушки и даже отразить не оборачиваясь нападение с тыла.
Обоняние также говорило ниндзя о присутствии людей или животных, а кроме того, помогало понять расположение покоев замка. Гостиная, спальня, кухня, не говоря уж об отхожем месте, резко различались по запахам. К тому же обоняние, а в равной степени и вкус были незаменимы при некоторых фармацевтических и химических операциях, к которым порой прибегали ниндзя. Физическая подготовка ниндзя продолжалась вплоть до наступления зрелости, которое знаменовалось обрядом посвящения в члены рода. Инициация обычно проводилась, как и в самурайских семьях, в пятнадцать лет, но иногда и раньше. Только став полноправными членами общины, юноши и девушки переходили от стандартного психофизического тренинга к познанию сокровенных таинств духа, заключенных в учении монахов-ямабуси, в Дзэн и в изощренных методиках йоги.
Несмотря на то что все кланы ниндзя давали универсальное шпионско-диверсионное образование, главным для квалифицированного лазутчика было в совершенстве освоить коронную технику своей школы. Так, Гёкку-рю из поколения в поколение передавала секреты поражения болевых точек при помощи пальцев (юби-дзюцу), Котто-рю специализировалась по болевым захватам, переломам и вывихам (konno), а также практиковала искусство гипноза (саймин-дзюцу). В физической подготовке по системе этой школы особенно заметно сказывалось влияние индийской йоги. Кюсин-рю славилась мастерами копья, меча и дротика. Свои секреты имели и ниндзя Синсю-рю по прозвищу «прозрачные волны», и их собратья из Дзёсю-рю — «бурные волны», из Рикудзэн-рю — «черные обмотки», из Косю-рю — «дикие обезьяны».
Никакой, даже самый опытный ниндзя, искушенный в тайнах гипноза и черной магии, никогда не выходил на задание без «джентльменского набора» оружия и технических средств. Ниндзя были если не изобретателями, то, по крайней мере, активными потребителями и модернизаторами всевозможных видов холодного оружия (прежде всего, уменьшенных и потайных типов), а также подрывных механизмов и военно-инженерных приспособлений.
Упражнения с оружием начинались для ниндзя, как и в самурайских семьях, с раннего детства и шли параллельно с общей физической подготовкой. К пятнадцати годам юноши и девушки должны были освоить хотя бы в общих чертах до двадцати общеупотребительных видов оружия. Два-три вида, например кинжал и серп или дубинка и нож, считались «профилирующими». Они торжественно вручались иницианту на обряде посвящения в члены рода. Здесь действовал древний закон кэмпо, согласно которому любое оружие, если виртуозно им владеть, может стать надежной защитой против вооруженного до зубов врага, в том числе, конечно, и голые руки.
Арсенал ниндзя включал три категории оружия: средства для рукопашного боя, метательные снаряды и химические вещества, включая взрывчатые смеси. Для ниндзя серп с длинной цепью играл роль альпенштока при восхождениях, перекидного моста и подъемника.
Однако самым любопытным во всем комплексе холодного оружия был специфический инструмент ниндзя под названием кёкэцу-сёгэ. Это хитроумное приспособление выглядело как кинжал с двумя лезвиями, из которых одно было прямое и обоюдоострое, а второе — загнутое наподобие клюва. Его можно было использовать в качестве кинжала, причем загнутое лезвие помогало поймать меч противника в развилку и вырвать поворотом вокруг оси. Можно было использовать его и как метательный нож, и как абордажный крюк для «спешивания» всадников.
Шест (бо) и дубинка (дзё) в руках ниндзя творили чудеса. Любая палка, подвернувшаяся под руку, становилась смертоносным оружием.
Одним из важнейших аспектов деятельности ниндзя было поражение врага на дистанции, поэтому искусству стрельбы и метания мелких предметов уделялось большое внимание. Чаще всего лазутчики брали с собой на задание маленький, «половинный», лук (ханкю) длиной не более сорока-пятидесяти сантиметров. Соответствующей величины были и стрелы, которые часто натирались ядом.
Спасаясь от погони, ниндзя порой метал в преследователей, а чаще разбрасывал по дороге железные шипы (тэцубиси), аналог русского и европейского «чеснока». Раны от такого шипа были очень болезненны и надолго выводили человека из строят.
Маскируясь под странствующего монаха, крестьянина, священника или. циркача, ниндзя в дневное время носили широкополую коническую шляпу из рисовой соломы (амигаса) — очень удобный головной убор, полностью прикрывавший лицо. Однако помимо камуфляжа шляпа могла служить и другой цели. Массивное дугообразное лезвие, прикрепленное изнутри «под козырьком», превращало ее в гигантский сюрикэн. Пущенная умелой рукой шляпа легко перерубала молодое деревце и отделяла голову человека от туловища, подобно гильотине.
Для преодоления открытых водных пространств, особенно замковых рвов, ниндзя имел при себе дыхательную трубку (мидзудзуцу). Чтобы не привлекать внимания специальной бамбуковой палочкой, в качестве мидзудзуцу часто использовалась обыкновенная курительная трубка с длинным прямым чубуком. С помощью дыхательной трубки можно было долгое время плавать, ходить или сидеть (с грузом) под водой.
Более эффектным наступательным и оборонительным оружием был сюрикэн — тонкая стальная пластина в виде шестерни, креста или свастики с заостренными краями. Точное попадание сюрикэ-на обеспечивало летальный исход. Велико было и чисто психологическое воздействие этих зловещих металлических пластин в виде магических символов, которые вдобавок иногда свистели в полете. Добавим, что ниндзя также искусно управлялись с обыкновенными камнями, посылая их в глаз или в висок врага.
С прекращением междоусобиц и упразднением самурайского сословия после «реставрации Мэйдзи» в 1868 г. традиции нин-дзюцу, казалось, окончательно прервались. Горные лагеря ниндзя в основном были ликвидированы еще при Токугава. Потомки отважных разведчиков и безжалостных убийц перешли в города, занялись мирными промыслами. Кое-что из арсенала ниндзя было взято на вооружение военной агентурой и сыскной полицией, кое-что перешло в область дзю-дзюцу и боевого каратэ. Уникальный же комплекс физического, психического, технического и философско-религиозного тренинга, каким являлось средневековое искусство шпионажа, возродился лишь в наши дни уже на коммерческой основе в школе Хацуми Масааки.
И немного дополнительных фоток.
Экипировка ниндзя (правда, почему-то тяжелая)
Шиноби кусари-гама
Популярные жесты ниндзя
Некоторые основные иероглифы ниндзя
Японские средневековые наемники "воины ночи" - шиноби (ниндзя). Про них крайне мало известно, так как свою жизнь, быт и уж тем более работу, они держали в строжайшем секрете. Вторая причина - резко негативное отношение общественности. Шиноби, в самурайской Японии, были вне социальной иерархии и, следовательно, вне закона. Самураи, мягко скажем, недолюбливали их: кодекс самурая не позволял наносить удары исподтишка, шиноби же не гнушались подлых приемов. Тайная жизнь обросла легендами и суевериями. Достоверно известно, что они были отменными гимнастами и трюкачами, но народ приписывал им умения летать и ходить по воде.
Поначалу шиноби становились люди низких сословий, но со временем, когда они в совершенстве освоили искусство шпионажа и диверсий, имидж их несколько поднялся и к их рядам начал примыкать и низший слой самураев (асигару). Так же как и в случае с ассасинами и с тхагами, в независимости от сложности задания, миссии доводилились до конца (порой ценой собственной жизни), так ими могли быть выполнены: похищения, убийства, провокации, шпионаж, диверсии.
В начале карьеры, шиноби делали себе очень полезное хирургическое вмешательство: перерезали перепонку под языком. Если воин попадал в руки противника живым, то мог просто заглотить свой язык и умереть от удушья, даже будучи связанным по рукам и ногам.
Тренировки шиноби начинались с младенчества. Колыбельку с будущим воином раскачивали так сильно, чтобы она ударялась о стену, а младенец привыкал к ударам. Кроме того воспитателями применялась особая техника придания суставам младенца эластичности, при помощи специальных упражнений и мазей добивались невероятной гибкости тела. В возрасте полугода их учили плавать (раньше чем ходить!). В два года начинали тренировать реакцию ребенка, чуть позже переходили к упражнениям на координацию и борьбу с боязнью высоты. С 4-5 лет шиноби приступали к изучению дзю-дзюцу. С утра до вечера эти дети тренировались, прыгали, бегали, плавали, боролись. Таким образом, к двадцати годам получался крепкий, тренированный и выносливый боец. Они владели 12-ю способами ходьбы, всеми техниками плаванья (в том числе и с завязанными руками), обладали развитым слухом и тонким обонянием, умели обращаться со всем известным в Японии того времени оружием и с оружием «крестьянским» (серп, нун-чаки и т.д.), были знахарями и плотниками (могли сделать лодку или плот, знали как построить плотину или имитировать лесной бурелом) и в совершенстве владели криптографией. Ввиду того, что им было запрещено пользоваться самурайским оружием, шиноби изобрели массу альтернативного оружия, но могли убить практически любым предметом и, конечно же, голыми руками. Живьем взять шиноби было крайне сложно из-за виртуозной ловкости, реакции и готовности к самопожертвованию этих убийц. Но если это удавалось, то погибал ниндзя под изощренными пытками.
Будучи истинными наемниками шиноби никогда не убивали и не грабили крестьян и слыли защитниками простолюдинов. За это они всегда могли рассчитывать на помощь в практически любой крестьянской лачуге.
В различных регоинах и префектурах Японии ниндзя были известны под совершенно разными названиями. Наиболее типичными выражениями, обозначавшими шпионов в те времена были "кантё-но-моно (маваши-моно )" и "сагури-но-моно ", образованные от глаголов "мавасу " - "крутиться поблизости " и "сагуру " - "вынюхивать, следить ". Сами же слова "ниндзя " и "синоби ", которые являются всего лишь разными способами прочтения одного и того же понятия, применялись лишь в паре-тройке провинций.
Именования ниндзя в разных регионах феодальной Японии:
- Нара/Киото : сэппа или суппа, уками, дакко, синоби или синобу
- Аорими : хаямтимоно, синоби или синобу
- Мяги : курохабаки
- Канагава : куса, камари, мономи, раппа, топпа
- Токио/Эдо : оммицу, онивабан
- Яманаси : мицумоно, сэппа или суппа, сукинами, дэнуки
- Аити : кёдан
- Фукуи : синоби или синобу
- Нигата : нокидзура, кёдо, кёдан, кикимоно-яку, канси или канся
- Сига/Кога : сэнкунин, сэнку-но-моно, Кога-но-моно, Кога Сю, онгё-но-моно
- Миэ/Ига : Ига-но-моно, Ига Сю, синоби-но-моно
- Окаяма : Фума Кайнин
- Ямасиро и Ямато : суппа, дакко, уками или укагами
- Каи : суппа, мицу-но-моно
- Эчиго и Эччу : нокидзару, канси, кикимоно-яку
- Муцу/Мияги: куро-хабаки
- Муцу/Аомори : наямичи-но-моно, синоби
- Сагами : куса, мономи, раппа
- Эчидзэн и Вакаса : синоби
Слово "ниндзя " в том виде, к которому мы привыкли, стало популярным сравнительно недавно - в начале двадцатого века. До этого момента в основном употреблялось чтение "синоби " или "синоби-но-моно " - "тот, кто крадется ". И если с понятиями или слоговыми элементами "дзюцу " - "техника, способ применения " и "-дзя " - "тот, кто использует (что-то) " проблем в переводе почти не возникает, то с элементом "нин " уже сложнее.
Наиболее простым способом кандзи (иероглиф) "нин " можно понимать в значении "терпеть ", "выносить ", "испытывать ". Следующий слой смыслового значения уже гораздо ближе к деятельности синоби: "крадущийся ", "тайный " или "невидимый ".
Но если разбить кандзи "нин " на две части, то мы получим ещё одну комбинацию двух идеограм: иероглиф "син " или "кокоро ", означающий "дух " или "сердце " (в его духовном, а не физиологическом смысле), раположен под иероглифом "яйба ", означающем "лезвие " (как лезвие меча или сабли). Невольно вспоминается фильм "Сердце под лезвием " , посвященный ромео-джульеттовскому конфликту в среде синоби.
Нин = Кокоро + Яйба
Некоторые предпочитают идти ещё дальше, и разбивают в своих изысканиях иероглиф "яйба " ещё на две части - "ха " ("жало ") и "то " ("меч "), вместе образующими выражение "жало меча ", слабо стыкующегося со всего лишь "лезвием ". В результате мы имеем небывалое изобилие переводов и вариаций, в которых каждый старается наиболее точно угадать полноценный смысла кандзи "нин ".
По смыслу, "ниндзя " и "ниндзюцу ", конечно же, наиболее адекватно переводить всё-таки как "тот, кто крадется " и "искусство невидимости ". Но это не мешает определять адептов, как написанов в "Сёнинки ", как "те, кто кладут своё сердце под острие меча ", подразумевая как вполне себе неиллюзорный риск жизни синоби на заданиях, таки и символично - вечную жизнь под нависающим Дамокловым мечом.
Но "нин " так же и "воля, сдерживающая жало меча ", превращающая ниндзюцу в "путь выносливости ", где выносливость по природе своей проявляется на физическом, ментальном и моральном планах. Это значит умение терпеть боль и унижение (приняв облик нищего калеки, например); знание того, как провести часы в неподвижности и незаметности; способность выносить страдания, упрятав боль ран в глубине сердца и скрыв её от других, с единственной целью выполнения своей миссии.
Ещё "ниндзюцу " может пониматься и как "искусство единения разума с клинком ". Разум, контролируя тело, являющееся инструментом для выполнения поставленной задачи, действует с изумляющей ясностью и непогрешимостью, используя любые методы. Это приближает ниндзюцу к многим известным японским боевым искусствам, изучающим путь ("До ") абсолютного поиска единения духа и тела.
Ну и наконец, проявляя дань уважения к эзотерическим аспектам этого явления, ниндзюцу в конце концов можно перевести как "искусство скрытого разума ", "тайны сердца " или "тайные, секретные знания ".