Эпитеты «великая», «гениальная» и «музыкант-мыслитель» российская пианистка Мария Юдина заслужила. Те, кто знаком с ее биографией и творческим наследием, уверяют: в похвальных характеристиках ни грамма преувеличения.
Но масштаб и значение личности Юдиной не ограничиваются музыкальным творчеством: Мария Вениаминовна была человеком энциклопедических знаний и неимоверной смелости, которую многие современники приравнивали к сумасшествию. Вклад подвижницы в русскую культуру бесценен: Мария Юдина открыла соотечественникам музыку Пауля Хиндемита, Артюра Онеггера, Оливье Мессиана, .
Детство и юность
Юдина родилась в 1899 году в захолустном Невеле. Уездный городок Витебской губернии входил в черту оседлости, покидать которую надолго евреям запрещалось. Отец будущей пианистки, несмотря на отчаянную нищету семьи, получил высшее медицинское образование и стал уважаемым доктором. Мама – урожденная Раиса Златина – берегла домашний очаг и воспитывала четверых детей.
Музыкальность Мария унаследовала от матери, а первые уроки фортепианной игры 6-летняя девочка получила от Фриды Левинсон, ученицы основоположника музыкального образования в России Антона Рубинштейна. Состоятельная пианистка не брала учеников, но в Маше распознала что-то такое, ради чего сделала исключение.
От родителя Мария Юдина переняла неукротимый темперамент и подвижничество. Вениамин Юдин просвещал, открывал больницы и школы, хлопотал о выделении денег для способных детей из бедных семей. При этом бескомпромиссность земского врача не ограничивалась страхом: однажды доктор спустил с лестницы губернатора.
В северной столице девушка оказалась в 1912 году: Мария поступила в консерваторию и попала в класс талантливого педагога Анны Есиповой. Юная Мария Юдина фонтанировала энергией: девушка увлекалась литературой (знала ее досконально от античности до новинок), историей, философией. В переломном 1917-м была секретарем Петроградской народной милиции.
Весной 1919 года еврейская девушка крестилась в православие. Вера для Юдиной оказалась не блажью, к тому же в революционные годы опасной, а потребностью души. Христианство стало тем стержнем жизни, который помог Марии Юдиной выстоять в самые темные периоды. Студентка увлеклась философией православного богослова Павла Флоренского и общалась с мыслителем до ареста и расстрела. Дружба с семьей священника продолжалась до смерти.
Учебу в консерватории Мария совмещала с посещениями студий университетского историко-филологического факультета. По завещанию основателя консерватории Рубинштейна ежегодно лучший из выпускников награждался роялем. В 1921-м награду разделили между пианисткой из Невеля и Владимиром Софроницким. В результате рояль не достался никому. В следующем году власть отменила традицию основателя вуза.
Музыка
Покинув стены консерватории, 22-летняя девушка с невероятным для возраста авторитетом в кругах музыкальной элиты стала преподавательницей в альма-матер. Она успевала учить студентов мастерству и давала концерты. Дебютировала со знаменитым оркестром Петроградской филармонии, который в 1920-е возглавлял Эмиль Купер.
Студенты боготворили молодого педагога и уважали ее странности. Мария Юдина приходила в консерваторию в длинном черном платье, напоминавшем монашеское одеяние. Но когда садилась за рояль, рождалось волшебство, от которого перехватывало дыхание.
Причиной для увольнения педагога из консерватории стали религиозные убеждения. Власть яростно выкорчевывала «опиум для народа», а Юдина в монашеском платье с крестом на груди, открыто проповедовавшая, что культура без веры пуста, оказалась в центре внимания. В 1930-м преподавательнице и профессору Марии Юдиной отказали от места. Увольнению предшествовала статья под говорящим названием «Ряса на кафедре».
Женщина не оправдывалась: настольная книга – «Библия», утро встречала в церкви, историю религии знала в совершенстве, получала письма от Флоренского. В 1932 году Юдину на 2 года приютила консерватория Тбилиси, а в 1936-м пианистка приехала в Москву: позвали преподавать.
В столичной консерватории профессор продержалась 15 лет. Мария Вениаминовна не таясь восхищалась творчеством «упаднических» и «буржуазных» композиторов, музыкой Стравинского, переписывалась с Пьером Булезом, итальянцем Луиджи Ноно, играла «чуждые народу» сочинения и .
Гонения неожиданно приостановились в годы войны. Марии Юдиной, хоть и не долго, пели дифирамбы. О причине прекращения травли ходят легенды. Якобы в Радиокомитете раздался телефонный звонок – на том конце провода услышали голос . Генералиссимус поинтересовался, кто исполнил концерт для фортепиано . Услышав имя, Сталин попросил выслать пластинку пианистки на дачу.
Пластинку с игрой Юдиной (в единственном экземпляре) записали за ночь, сменив двух режиссеров, от страха потерявших способность управлять оркестром. Невозмутимой оставалась лишь Мария Вениаминовна. Поговаривают, пластинку нашли на патефоне вождя, когда обнаружили бездыханное тело.
За полученное удовольствие Сталин наградил Марию Юдину 10-ю (по иным сведениям 20-ю) тысячами рублей. В жилище пианистки деньги принесли служащие НКВД. С ними женщина передала генералиссимусу записку, в которой поблагодарила и пообещала передать деньги на ремонт храма, который посещает, и молиться за прощение прегрешений Иосифа Виссарионовича.
Легендарная женщина вела скромный образ жизни. Снимала деревянный дом за городом, чтобы музицировать, никому не мешая. Заготавливала дрова и топила печку в холода, чинила ступени и крышу.
В 1960-м профессора Юдину уволили. В этот раз – из «Гнесинки». На концерты пианистка приходила с неизменным крестом на груди, читала зрителям стихи . Позже, когда скончалась , пианистка заказала заупокойную панихиду, о чем сообщил «Голос Америки».
Ученики не оставили преподавательницу и посещали на дому. Быт пианистки в однокомнатной квартире на Ростовской набережной поражал. Из мебели – узкая железная кровать, самодельные полки для книг, десятки икон и садовая скамья, заваленная папками с нотами. Дверь жилища не запиралась.
В холода Мария Юдина надевала старый плащ (подаренная Ленинградским митрополитом шуба продержалась в гардеробе 3 часа), из обуви носила истоптанные кеды – иной обувки распухшие ноги не выдерживали.
Личная жизнь
Семьи у Марии Юдиной не было. Ходили слухи о юношеской влюбленности и помолвке с авиаконструктором, который погиб в горах. Не исключено, что романтическую историю пианистка придумала для отпугивания проявлявших к ней интерес мужчин: ухажеров Мария Вениаминовна отваживала, объясняя верностью погибшему любимому.
Близкие друзья Юдиной понимали, что одиночество гениальной пианистки объяснялось служением искусству, не оставившему места для иной любви. Детьми Мария Юдина называла учеников, для которых иногда делала больше, чем биологические родители.
Смерть
Пианистки не стало в ноябре 1970 года. Мария Юдина прожила 71 год. Коллеги и поклонники ее таланта организовали гражданскую панихиду в вестибюле Большого зала консерватории. На ней было мало слов, но много музыки. Играли Станислав Нейгауз, Алексей Любимов, . Похоронили женщину на Введенском кладбище.
Десятки лет после смерти Юдиной отец Николай (в миру Ведерников), причастивший и исповедавший прихожанку перед кончиной, служил по ней панихиду в Храме Ивана Воина (станция метро «Октябрьская»). После смерти Марии Юдиной вышла книга воспоминаний, в которую вошла переписка с Флоренским, Стравинским, Шостаковичем, Пастернаком.
В 2017 году имя Юдиной вспомнили в связи с выходом британско-французской комедии « », где в образе Марии Юдиной появилась . Прокатное удостоверение на картину Министерство культуры РФ отозвало за 2 дня до премьеры в январе 2018 года.
Память
- 1993 – Документальный фильм бельгийского режиссера Шанталь Акерман «С востока».
- 2005 – Рассказ «Короткое замыкание».
- 2011 – Роман Л. Улицкой «Зеленый шатер».
- 2011 – Документальный фильм Олега Дормана «Нота».
- 2000 – Документальный фильм Криса Маркера «Один день из жизни Андрея Арсеньевича».
- 2017 – Художественный фильм Армандо Иануччи «Смерть Сталина».
О на была гениальной пианисткой. Не «выдающейся», не «талантливой», просто - гениальной. Впрочем, ее даже трудно назвать «пианисткой» (слово «пианист» в кругу профессиональных музыкантов чаще употребляется как ругательство, обозначающее технически одаренного, но внутренне пустого виртуоза). И, по воспоминаниям знавших ее людей, она была таким же «гениальным», добрым, отзывчивым, прямым человеком. Я вcтречал ее несколько раз на переделкинской даче Пастернака (и помню ее похороны), но - был слишком молод, чтобы оценить весь масштаб ее всесторонней одаренности. Лишь сейчас, кажется, возможно (пусть не до конца!) отдать должное гению Марии Юдиной. Я не хотел бы касаться своих личных воспоминаний (да их и немного: Мария Вениаминовна очень любила общаться с моей матерью, c сестрой Леной Пастернак и ее отцом Леней, а я в детстве был слишком замкнут и необщителен). Только помню какую-то восторженность и некоторую эксцентричность ее натуры. Впоследствии я часто слушал юдинские записи сонат и концертов Бетховена, Экспромтов Шуберта, и дуэтов с ее учеником по классу камерного ансамбля В. Деревянко (Соната для 2 ф-но и ударных Бартока, Концерт Стравинского). Трудно представить себе более спорное, интересное, и, одновременно, лучшее исполнение этих произведений. Наверное, для понимания личности Юдиной, как художника, музыканта, философа, просто человека легче обратиться к воспоминаниям ее друзей, учеников, и к ее литературному наследию («Лучи Божественной Любви», Русские Пропилеи, Москва - Санкт-Петербург, 1999). Как же началась эта дружба великих художников прошлого века: М. Юдиной, Б.Пастернака, Г. Нейгауза, В.Софроницкого?
В 1921 году Юдина и Софроницкий вместе заканчивают свое образование в Петроградской Консерватории по классу Л. Николаева (оба играют одну и ту же сонату си-минор Листа). Замечательный критик Н.М. Стрельников писал тогда о «выпускных выступлениях» (Юдина издевается: «тогда не было пышного слова «диплом!»): «М. Юдина - фигура любопытнейшая и своеобразнейшая… Некий неожиданный и своеобразный анахронизм: строгий Эйзенах 17 века, мудрое безумие контрапункта, головоломная «Kunst der Fuge» и «рассудительнейший» Бах!..
В. Софроницкий - не тот. Он не любит (думаю, не выносит) холодного волнения бесстрастных сокровищ прошлого. Он ищет пытливо и испытующе свободного, даже лирического к ним отношения… Не отвлеченное формотворчество и бесцветная гармонизация объемов, а увлекательная игра красочными отношениями, цветом… Искусство Юдиной словно пространственная живопись. Искусство Софроницкого - декоративная и цветная. Ее средство - распределение красочных масс и возникающий из этого распределения линейный ритм. У Юдиной все подчиняется суровому культу обнаженной формы. Ее искусство свободно от пленительных внушений и нежных уз предметного мира, от цвета и освещения реальных вещей, чем так лелеет, чем так живо и трепетно оживает искусство Софроницкого. Если Юдина не согнется под тяжкими веригами самоограничения и не иссохнет от докучно почтительного пиетета к великим именам прошлого, а Софроницкий, в свою очередь, не ударится в расписную стену лирической красивости своей звукописи, оба поистине станут примечательными единицами русского пианизма». К счастью, критик ошибся в своих опасениях. Оба музыканта стали лучшими (и самыми «невыездными»!) российскими исполнителями двадцатого века. М. Юдина вспоминала о Софроницком: «… Встретились мы, что называется, «творчески», значительно позже, в 1930 или 1931 году. В то время я часто ездила (то есть летала) играть в Тифлис, потом Ереван (тогда Эривань). Там создалась для меня творческая атмосфера. Я предложила Владимиру Владимировичу подготовить совместно программу концерта на двух фортепиано; мы и подготовили ее - две фуги Баха из «Kunst der Fuge», Сонату D-dur Моцарта, а что еще - я позабыла!! Невероятно, но факт!! … Помню, когда мы репетировали фуги из «Kunst der Fuge», Софроницкий, не зная раньше этих дивных творений, говорил: «Как хорошо, как прекрасно, как в раю!» Во время этих репетиций я познакомилась с чудесной, обожавшей Софроницкого семьей художника Визель; отец был известным профессором Академии художеств в Петрограде и одна из дочерей - Ада, насколько мне известно, - архитектор - была верным, мудрым, пожизненным другом артиста. Мы сыграли эту нашу программу в Тифлисе, а потом в Ленинграде, в так называемом «Обществе камерной музыки». В тридцатые годы мы тоже, увы, редко встречались, но ярко запомнились три встречи; первая: однажды поздно вечером, почти ночью, посетили меня Мейерхольды - Всеволод Эмильевич и Зинаида Николаевна - с Владимиром Владимировичем Софроницким. Владимир Владимирович был в некоем бурном состоянии духа и сразу оторвал ручку плохо закрывавшейся двери моего жилища на Дворцовой набережной; жилище было нетоплено, к чаю ничего не было (время для меня сложилось трудное), но мы все четверо были безмерно рады друг другу, каждый рассказывал о себе, своих постановках, концертах, надеждах и катастрофах. За окном блестела Нева во льду, на нас участливо глядели громадные зимние созвездия. Среди ночи, долго просидев, они все ушли; мы были счастливы - они в славе, я - в очередной опале. Никто не мог предвидеть, что случится потом…» (А потом - В. Мейерхольд был расстрелян, Юдина почти не выходила из «опалы», Софроницкий тяжело болел. Г. Н.). «… А в Тифлисе почтенные профессора консерватории давали тогда в нашу честь некий банкет с обычным грузинским хлебосольством; имелся там и бассейн с живой рыбой, на каменном полу… Софроницкому было, видимо, скучно со всеми пожилыми (кроме меня, тогда, конечно), почтенными, обусловленными, старомодными… и вдруг он как шагнет в бассейн этот во фраке!!.. все были в ужасе, и все всё простили…» Но, рассказывая о безобидных шутках великих музыкантов, Юдина дает Софроницкому наиболее точную оценку: «Мне думается, образ Софроницкого ближе всего к Шопену: сила, яркость, правда, задушевность, элегичность, но и элегантность - всё это как бы общие Искусству качества. Но и у Шопена, и у Софроницкого помещены они в некоем предельно напряженном разрезе, «не на жизнь, а на смерть», всерьез в слезах, заливающих лицо, руки, жизнь, или аскетически проглоченных - уже и не до них, не до слез, всему сейчас конец - соре, скорее!! - или все сияет в чистоте духовного взора, обращенного к солнечному Источнику Правды. Софроницкий именно чистейший романтик; он весь - в стремлении к бесконечному и в полном равнодушии к житейскому морю и полнейшей беспомощности в таковом.» (Воспоминания о Софроницком, 1982, стр.93–95). Впоследствии оба музыканта переехали в Москву, где и подружились с Б. Пастернаком и Г. Нейгаузом. Разумеется, и моему деду, и отцу Софроницкий c его утонченным, красочным, иногда «надрывным», пронзительным звуком, с присущим ему романтизмом, был ближе как музыкант. Он действительно являлся полной противоположностью Юдиной с ее несколько «мужской» манерой исполнения (мне до сих пор трудно представить себе дуэт «Юдина-Софроницкий»). И все же… Мария Вениаминовна медленно, но верно, вошла в пастернаковскую семью, раз и навсегда. Вот как описывает свои первые встречи с Юдиной сам Б.Л. Пастернак в письме к своей сестре в 1929 году: «… Месяц тому назад, предварительно спросясь по телефону, явилась ко мне молодая особа типа и склада Лидочки (но это очень приблизительно, и, может быть, я ей польстил) и, поминутно вспыхивая и загадочно смущаясь, осведомилась, возможна ли и допустима просьба о переводе любимого немецкого поэта со стороны частного лица, то есть мыслим ли такой заказ. Речь шла о переводе нескольких стихотворений их «Stundenbuch», и я ей отказал, потому что был занят, а кроме того, и долг своей памяти Rilke исполняю в другом совсем плане и шире. Я что-то пробормотал о том, что другое, мол, дело, если бы предложенье какого-нибудь издательства, но она, перебив меня, спросила, не все ли мне равно - издательские условия могла бы предложить и она, и я улыбнулся, потому что не только меценатство теперь у нас матерьяльно немыслимо, но все это еще особенно становилось трогательно при взгляде на ее стоптанные башмаки и более чем скромную кофту… Прошло некоторое время, и я познакомился с одним из лучших наших пианистов здесь - Генрихом Нейгаузом, побывав перед этим на одном из его концертов. И вот, отклоняя мои комплименты и прочее, он стал настойчиво мне советовать пойти на концерт (еще не объявленный) одной пианистки из Ленинграда, перед которой он-де совершенно ничто, и что это замечательная музыкантша и со странностями: мистически настроена, под платьем носит вериги, и так выступает, и интересно: - по происхождению еврейка, и прочее, и прочее, и он назвал мне мою посетительницу.
Она играла Баха, Крейслериану, несколько вещей Hindemit"a и снова Баха, главным образом органные его хоралы. В антракте я ей послал единственное, с чем из вещей Rilke я мог расстаться и что было у меня под рукой: юношеский сборник слабых для позднейшего Rilke рассказов «Am leben hin» с соответствующей надписью: «Простите, что не знал, кто Вы. Напишите из Ленинграда, переведу все, что захотите». Теперь я получил от нее письмо из Ленинграда, именно такое, как должно было последовать. Но просьбу я ее исполню не скоро, теперь это исполнимо менее, чем еще когда. Но мне хотелось послать ей настоящего, стоящего Rilke и - по ее настроенью. Таковы две книги «Buch der Bilder» и «Geschihten vom lieben Gott». Пришли мне их, если тебе не трудно. И мне это нужно в той скупой духовной деятельности, как это случилось. Я, может быть, при книжках, даже не отвечу ей. Может быть, в порядке той же экономии пошлю ей, если будет время отыскать, мои последние по времени былые музыкальные рукописи. Но вернее, что дам их Neuhaus"у. (…) Он действительно отдал свои рукописи деду, и совершил тем самым непростительную ошибку: при безалаберной, гастрольной, «кочевой» жизни Г. Нейгауз потерял его ноты, и из пастернаковского музыкального наследия для нас сохранились лишь две прелюдии и Соната си-минор. (Соната была опубликована в 1978 году под редакцией Н. Богословского. Первым ее исполнителем традиционно считается В. Фельцман, хотя гораздо раньше эту Сонату исполнил В. Деревянко в Музее Скрябина. Когда я захотел выучить этот опус, отец удивленно спросил: «Зачем играть плохого Скрябина, если можно выучить хорошего?» И на мою долю остались только 2 прелюдии, которые я впоследствии часто играл и в Москве, и в Израиле, и в Германии…) Так и объединила судьба двух еврейских творцов прошлого века: Бориса Пастернака с его влюбленностью в музыку и христианским мировоззрением (вспомним «Стихи из романа»), и Марию Юдину с ее культом Баха, тягой к просветительству, и чисто православным христианством (стоит только прочесть ее переписку с П. Флоренским)…
Она родилась 9 сентября 1899 года в Невеле, недалеко от Витебска. В 14 лет поступила в Петербургскую консерваторию, в класс знаменитой Анны Есиповой. После долгих перепетий пришла в класс Л. Никоаева. Наряду с этим она брала уроки игры на органе и ударных инструментах, занималась у Николая Черепнина дирижированием. В 1923 году начала педагогическую деятельность: с 23-го года в Петрограде, с 1933-го - Тифлисе, с 36-го в Московской консерватории, с 51-го - Институте им. Гнесиных. Часто в воспоминаниях современников можно встретить упоминание о деде, как о человеке «энциклопедических знаний». Мне кажется, Мария Вениаминовна обладала ими едва ли не в большей степени… Быть может, она первая (после А. Швейцера) посвятила часть своей жизни библейским текстам в зашифрованно-цифровом варианте баховского творчества. И Пастернака, и Г. Нейгауза, и Софроницкого, и Юдину объединяла любовь к Искусству, несмотря на очевидные разногласия (например, Юдина буквально горела страстью к исполнению современной, неизвестной советскому слушателю, музыки, в то время, как Софроницкий и дед буквально не переносили даже нововенскую додекафоническую школу).
Юдина приняла православную веру в 1919 году, 20 лет отроду, предварительно изучив на историко-филологическом факультете Петербургского Университета немецкий, латынь, и свободно читая в оригинале Платона, Августина, Фому Аквинского, одновременно подробно изучая произведения русских и немецких философов.
(Не будем забывать, что переход в лоно церкви более чем смелым шагом в годы воинствующего атеизма. А сколько еще таких смелых шагов совершила она на протяжении всей своей жизни…) Уже неизвестно, считали ли ее родные обращение в христианство «предательством», или отнеслись к этому с известной долей либерализма, но Юдина всегда была честной в первую очередь по отношению к себе. Даже если это и вызывало некоторую долю иронии в глазах ее друзей (про недругов лучше промолчать)… Существует легенда (слишком похожая на правду!) о том, как Сталину «понравилась необычным образом появившаяся пластинка с записью концерта Моцарта A-dur N 23 K. 503. Он велел послать пианистке 2000 рублей. Она ответила ему - так она рассказывала Шостаковичу - письмом следующего содержания: «Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться о Вас Богу день и ночь, чтобы Он простил Вам Ваши великие грехи перед народом и страной. Бог милостив, Он простит. Деньги я пожертвую на ремонт церкви, в которую хожу». Шостакович сообщает дальше, что с Юдиной ничего не произошло» (Лучи Божественной Любви, стр. 17). Нужна была поистине огромная вера для того, чтобы осмелиться отправить подобное письмо такому обидчивому диктатору… А затем, когда в период хрущевской «оттепели» началась травля Пастернака, Юдина играла свою программу в московских консерваторских залах, и, выходя под громкие аплодисменты публики, говорила: «А на бис я прочту вам одно из гениальных стихотворений Пастернака». И … читала. Что, разумеется, привело ее к очередной (ей-то было не привыкать!) опале. Перед ней закрылись лучшие залы Москвы. Но, кажется, Марию Вениаминовну подобные проблемы не волновали. Ей вообще был чужд внешний лоск, стилистические (и обязательные для каждого, кроме нее!) манеры, отличающие ее индивидуальность от личности другого исполнителя, выступления в «престижных» залах, громовые аплодисменты, одобрительные отзывы критики. Всю жизнь она, по воспоминаниям ее современников, проходила в спортивных кедах, рискнув появиться перед самим Игорем Стравинским (в 1962 году) в такой же обуви. Из ее переписки ныне опубликованы самые сокровенные ее мысли. Не устаешь поражаться ее прямолинейности, честности, зачастую - резкости, и всегда - любви. Каждая христианская деноминация исповедует любовь и творение добра как результат веры. Но отнюдь не каждый христианин своей любовью к ближнему подтверждает этот незыблемый догмат в своей жизни. Юдина - подтвердила. Даже на проводах в последний путь Б. Пастернака, когда она, ожидая своего выступления, и недолюбливавшая С. Рихтера как музыканта, бормотала моему отцу: «Ну когда кончит играть этот пианист?!». (Вот из-за чего я действительно не переношу строки Галича «и играли Шопена лабухи…». Ничего себе «лабухи»: Юдина, отец, Рихтер. Сегодня любой концертный зал позавидовал бы такому составу исполнителей…) Любила ли она С. Рихтера как человека? Об этом свидетельствует по-юдински язвительная строчка: «Напрасно некоторые дамы пытаются «навесить» музыкальное пророчество на Святослава Рихтера, это снижает его облик до модного тенора, но, к счастью, он сам предпочитает уединение». Язвительность, остроумие, и - любовь к собрату по Искусству, так непохожие на кажущуюся «наивность» Марии Вениаминовны…
Рамки журнальной статьи не позволяют проникнуть в свободолюбивую личность Юдиной. Однако, хочется еще кое-что добавить. Например, описание панихиды, зафиксированное В. Горностаевой. «Времени на организацию - один вечер. Завтра в полдень панихида в вестибюле (! Г. Н.) Большого зала консерватории. Ни один зал Москвы не согласился проводить у себя гражданскую панихиду Юдиной. Для того, чтобы добиться разрешения даже на вестибюль Большого зала, понадобилось вмешательство Д.Д. Шостаковича. Факт, о котором, конечно, лучше забыть, но забывать все-таки не следует… Итак, на завтрашнее утро я должна созвать музыкантов, чтобы своей игрой они почтили ее память. Твердо зная, кому я позвоню, подошла к телефону… Ведь на панихиде Юдиной не должны выступать случайные люди, но лишь те, кто имеет к ней какое-то отношение… Мне пришлось играть на панихиде первой. Играл Алексей Наседкин, Мария Гринберг, Станислав Нейгауз, Алексей Любимов, Элисо Вирсаладзе, Святослав Рихтер, пела Лидия Давыдова, и почти не говорили. Кажется, слова, речи, были здесь неуместны и фальшивы. Музыка говорила обо всем, что надо было сказать… В это утро на сцене Большого зала репетировал симфонический оркестр филармонии. После репетиции музыканты вместе с инструментами по собственному душевному движению спустились в полном составе вниз и, установив между колоннами стулья, сели, чтобы играть. Зазвучала седьмая симфония Бетховена…»
Так (даже после смерти) травили Пастернака. Так (еще при жизни!) травили Софроницкого, не давая ему выступать в консерваторских залах (объяснение было простое как социализм, и мудрое как капитализм: «… Софроницкий теперь вряд ли будет играть в Большом зале, так как он приносит только убытки, отменяя концерты…»). О заключении и последующей ссылке моего деда исписаны (теперь, когда «можно!») сотни страниц. Но именно их творчество и воспитало в нас тот фрондизм, который позволил нам игнорировать давление жестокости советской власти. Ибо они были - гении. Они всегда были друзьями, объединенными служением Искусству (а в случае с Юдиной и Пастернаком - Богу). И всегда являлись для нас, неоперившихся птенцов - ориентиром того, «что такое хорошо, и что такое плохо».
В 1960-е годы она была настоящей легендой музыкального мира. Публика слушала ее стоя, не отпускала со сцены. В конце концов, окончательно устав, пожилая женщина показывала со сцены руки, заклеенные пластырем: «Простите, я больше не могу... Резала рыбу кошкам».
Гениальная пианистка, Мария Вениаминовна Юдина была известна своим поистине аскетическим образом жизни. Крохотная квартирка, в которой трудно было пройти из-за книг. Одно-единственное платье и кеды без шнурков. Постоянный долг за прокатный рояль. И да, десяток кошек - при том, что сама она постоянно недоедала. А она никогда не обращала на это внимания. Считала, что художник должен быть беден.
Мария Вениаминовна Юдина родилась в Невеле в 1899 году и с детства отличалась независимым характером и неукротимым темпераментом. Ее интересы были очень разносторонними и никогда не ограничивались только музыкой, тем не менее, первые уроки игры на фортепиано она получила в 6 лет, а в 13 - поступила в Петербургскую консерваторию. Ещё в юности она, помимо музыкальных занятий, посещала в родном Невеле философский кружок. Там она познакомилась с Михаилом Бахтиным, дружбу и переписку с которым сохранила до конца дней. И среди пианистов она всегда выделялась тем, что любое музыкальное произведение осмысливала с позиций собственного философского прочтения, многое играла «не так, как принято».
Мария родилась в еврейской семье, но в 1919 году она принимает крещение и становится «страстной почитательницей Франциска Ассизского», даже носит рясу из черного бархата. Религии она посвящает себя до конца жизни (в последние годы она исповедовала православие) и не отступалась от своих убеждений несмотря ни на что. За это ее в 1930-м уволили из Ленинградской консерватории. За это же (а также за любовь к западной музыке, включая эмигрировавшего Стравинского) уволили из Института имени Гнесиных в 1960-м. Она продолжала давать публичные концерты, но ей было отказано в записях. После того, как в Ленинграде она прочла со сцены стихи Бориса Пастернака в ответ на вызов на бис, Юдиной было запрещено концертирование на срок в пять лет.
По воспоминаниям знавших ее людей, Мария Вениаминовна не была диссиденткой. Ничего не провозглашала, не писала писем протеста, не звала на демонстрации. Но к режиму, при котором ей довелось жить, относилась непримиримо. И всегда помогала страждущим, вызволяла из ссылок репрессированных друзей.
А называли её при этом - «любимой пианисткой Сталина». Почему? Вот что рассказывал об этом Дмитрий Шостакович в своей книге «Свидетельство».
Сталин по нескольку дней никому не показывался. Он много слушал радио. Как-то Сталин позвонил руководству Радиокомитета и спросил, есть ли у них запись 23-го фортепьянного концерта Моцарта, который слышал по радио днем раньше. «Играла Юдина», - добавил он. Сталину сказали, что, конечно, есть. На самом деле не было никакой записи - концерт передавался вживую. Но Сталину боялись сказать: «Нет», - никто не знал, какие могли быть последствия. Человеческая жизнь для него ничего не стоила. Все, что можно было, это - соглашаться, кивать, поддакивать, пресмыкаться перед сумасшедшим.
Сталин потребовал, чтобы к нему на дачу прислали запись исполнения Моцарта Юдиной. Комитет запаниковал, но надо было что-то сделать. Позвонили Юдиной и оркестру и сделали запись той же ночью. Все дрожали от страха. За исключением Юдиной, естественно. Но она - особый случай, ей было море по колено.
Юдина позже рассказывала мне, что дирижера пришлось отослать домой, так как он от страха ничего не соображал. Вызвали другого дирижера, который дрожал, все путал и только мешал оркестру. Наконец третий дирижер оказался в состоянии закончить запись.
Думаю, это - уникальный случай в истории звукозаписи: я имею в виду то, что трижды за одну ночь пришлось менять дирижера. Так или иначе, запись к утру была готова. Сделали одну-единственную копию и послали ее Сталину. Да, это была рекордная запись. Рекорд по подхалимажу.
Вскоре после этого Юдина получила конверт с двадцатью тысячами рублей. Ей сказали, что это - по специальному распоряжению Сталина. Тогда она написала ему письмо. Я знаю об этом письме от нее самой и знаю, что история покажется невероятной. Но, хотя у Юдиной было много причуд, одно я могу сказать точно: она никогда не врала. Я уверен, что это правда. Юдина написала в своем письме что-то в таком роде: «Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу поддержку. Я буду молиться за Вас день и ночь и просить Господа простить Ваши огромные грехи перед народом и страной. Господь милостив, Он простит Вас. Деньги я отдала в церковь, прихожанкой которой являюсь».
И Юдина послала это убийственное письмо Сталину. Он прочитал его и не произнес ни слова, даже бровью не повел. Естественно, приказ об аресте Юдиной уже был готов, и малейшей гримасы хватило бы, чтобы уничтожить даже ее след. Но Сталин смолчал и отложил письмо в тишине. Ожидаемого движения бровей не произошло.
С Юдиной ничего не случилось. Говорят, когда вождя и учителя нашли на даче мертвыми, на проигрывателе стояла ее запись Моцарта. Это - последнее, что он слышал.
Зимой и летом Мария Вениаминовна Юдина носила кеды. И вовсе не потому, что они тогда были в моде. Вовсе нет. Зимой в них было очень холодно. Так она явилась на свой ответственнейший концерт чуть ли не в Большом зале Консерватории в домашних меховых тапочках. «Известный немецкий дирижёр Штидри выпучил глаза и долго смотрел то на лик, то на ноги пианистки, потом воскликнул: «Но фрау Юдина!» Пришлось на два часа выпросить приличные туфли у кассирши», – вспоминали очевидцы.
С КРЕСТОМ НА ГРУДИ
Впрочем, знавших Юдину музыкантов это не удивляло. Они были свидетелями того, как, приехав в Лейпциг с концертами, Юдина шла босая, будто паломница к святыне, к церкви св. Фомы, чтобы встать на колени перед надгробием Баха. Они тоже любили музыку, но не до такой же степени!
Еврейская семья, в которой 28 августа 1899 года родилась Юдина, была бедна. Отец – врач, мать-домохозяйка имела музыкальные способности, но воспитывала четверых детей. Марии она наняла преподавательницу музыки – ученицу Антона Рубинштейна. Как та оказалась в захолустном Невеле?.. Впрочем, таким ли захолустным был этот Невель? Здесь юная Маша познакомилась с Михаилом Бахтиным (подружилась и переписывалась с ним до конца дней). Она была умна, талантлива и смела. В 13 лет поступила в Петербургскую консерваторию и «каждое музыкальное произведение осмысливала с позиций собственного философского прочтения». Попросту многое играла «не так, как принято».
Удивительно, но несмотря на то что родилась в еврейской семье, она приняла крещение в 1919 году и стала «страстной почитательницей Франциска Ассизского», даже носила рясу из чёрного бархата. Позже материал подешевел. Мария Вениаминовна считала, что музыкант, художник должен быть беден, если он христианин.
И так жила. Сначала в Ленинграде, потом в Москве. Истово работала и раздавала остро нуждающимся свои гонорары, «ссужала деньги на отправку в лагеря и ссылки, во время войны за счёт её пайка питалось несколько семей; бывало, не задумываясь, она занимала, чтобы помочь попавшим в беду», – свидетельствовали близко знавшие её люди. Стоит ли удивляться, что быт пианистки в Ленинграде, где она снимала дешёвые комнаты, и в однокомнатной московской квартире на Ростовской набережной был весьма скромен. Он поражал! «Из мебели – узкая железная кровать, самодельные полки для книг, десятки икон и садовая скамья, заваленная папками с нотами». Рояль – прокатный, долг за него гирей висел на исполнительнице… Неудивительно, что дверь её жилища никогда не запиралась. А ведь в то время она уже была всемирно известной пианисткой! Одна из лучших исполнительниц музыки Шуберта, Баха, Бетховена, Брамса и Моцарта. Преподавала в Ленинградской консерватории. Только вот репутация… Её делала молва и советская пресса. По приказу ответственных чиновников.
В 1930 году в центральной советской газете появилась статья под много говорящим названием «Ряса на кафедре». Преподавательницу и профессора Марию Юдину тут же уволили с работы. Ну что ж… В толстом, видавшем виды плаще ходить и осенью, и зимой ей не привыкать. Митрополит Ленинградский Антоний купил ей тёплую шубу. «Шуба принадлежала Марии Вениаминовне всего три часа». «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною», – говорил Христос. Она следовала.
На концерты пианистка приходила с неизменным крестом на груди. Иные возмущались, судачили: «Как можно!» «Ничего не боится!» « В конце концов, так не принято!». Ей это было без-раз-лично. Публика слушала её стоя, не отпускала со сцены. Тогда она «показывала со сцены руки, заклеенные пластырем: «Простите, я больше не могу... Резала рыбу кошкам». Шуба, Шуберт, кошки… Франциска Ассизского любили птицы, а Юдину – кош- ки. Прихожанка храма Николы в Кузнецах была известна в храме как – теперь сказали бы – «решала»: она занималась вопросами устройства на работу и в больницы, оставшимся без средств помогала выжить, хлопотала за репрессированных… Но чего не могли понять её коллеги, так это – как великая пианистка по первой просьбе может играть на похоронах друзей! Играла и рыдала. Хотя в быту не была сентиментальной, наоборот, – суровой и… доброй.
Феномен Юдиной пытались разгадать многие верующие и неверующие её коллеги. Генрих Нейгауз (младший) страстно убеждал, что «она была гениальной пианисткой». Не «выдающейся», не «талантливой», просто – «гениальной». А Святослав Рихтер вспоминал: «Weinen, Klagen» Листа она замечательно играла, большую сонату B-dur Шуберта – очень хорошо. Хотя всё шиворот-навыворот. Она играла Баха во время войны – прелюдию си-бемоль минор – быстро и фортиссимо. И когда Нейгауз потом пошёл её поздравлять в артистическую, он сказал:
– Ну, скажите, пожалуйста, почему вы это так играете? Вот так!
– А сейчас война!
Вот это типичная Юдина: «А сейчас война!»
Ирина Карпенко
Продолжение читайте в №6/2018 журнала «Тёмные аллеи»
«Жизнь и служение Марии Вениаминовны Юдиной, нашедшей в себе силы в тяжёлые годы гонений сохранить в своём сердце искреннюю веру во Христа и Его Церковь, найдут своего исследователя и будут по достоинству оценены потомками». С таким заявлением выступил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II
Эти слова Его Святейшества содержатся в ответе на письмо жителя американского города Дублин, что в штате Огайо, Питера Форда. Тот обратился к Патриарху с просьбой рассмотреть вопрос о церковном признании заслуг великой советской пианистки.
Творчество Марии Юдиной, скончавшейся в 1970 году, стало известно на Западе только в последние десятилетия. При своей жизни она гастролировала исключительно по СССР и не особо стремилась в зарубежные поездки. Согласно опросу профессиональных критиков, проведённому журналом « Grammofon », Мария Юдина входит в десятку лучших пианистов мира за всю историю существования звукозаписи.
Говорить о творчестве великих музыкантов невозможно, его надо слушать. Упомянем лишь, что трактовки Юдиной поражают продуманной оригинальностью, делающей их уникальными. Пианистка нередко отходила от указаний композиторов, но самые придирчивые меломаны не могли предъявить претензии в ненужном эпатаже.
Диапазон интересов Юдиной в музыке потрясает – от хрестоматийных вещей Баха до новинок фортепианной музыки ХХ века. В годы хрущёвского самодурства и борьбы с модернизмом пианистка исполняла сочинения Берга, позднего Стравинского и даже лидера тогдашнего авангарда Штокхаузена, с которым вела дружескую переписку.
При этом, как многие великие, Юдина мало обращала внимание на бытовую сторону жизни. Она изрядно шокировала Игоря Стравинского во время его визита в СССР в 1962 году, представ перед ним в стоптанных кедах и поцеловав руку любимому композитору.
И в годы правления Сталина, и во времена хрущёвского антиправославного беспредела Мария Юдина не скрывала от окружающих своей религиозности. Более того, старалась при первой возможности проповедовать и ученикам, и всем окружающим веру во Христа как Спасителя всего человечества. Будучи по рождению еврейкой, Мария Вениаминовна в юные годы всем сердцем приняла православие и оставалась верной ему до конца своих земных дней.
В 1930 году Юдину, уже ставшую профессором, «за религиозные убеждения» увольняют из Ленинградской консерватории. Несколько лет она живёт и работает в Тбилиси. Но в 1936 году Мария Вениаминовна возвращается, правда, не в Питер, а в Москву, где до конца жизни преподаёт в консерватории и институте имени Гнесиных. Беспрепятственно даёт концерты, всегда становившиеся праздником для тех, кто любит прекрасное в музыке.
Оказывается, большим поклонником творчества Юдиной был сам «великий вождь и учитель». Сейчас не особо афишируется, что Сталин был большим меломаном, предпочитая шедевры Баха и венских классиков (Гайдна, Моцарта, Шуберта, Бетховена), а также классическую оперетту. А вот модернистские эксперименты, как шутливо говорится, «терпеть ненавидел». Вкусы вождя нашли своё полное отражение в знаменитой комедии «Музыкальная история» с Сергеем Лемешевым в главной роли.
Любимым музыкантом Сталина был гениальный пианист Владимир Софроницкий . Иосиф Виссарионович даже возил его с собой на Потсдамскую конференцию 1945 года, чтобы произвести впечатление на президента США Трумэна, известного любителя фортепианного искусства.
Впечатление было произведено такое, что после этого Софроницкому прощали даже его увлечение кокаином, который музыкант нередко принимал перед концертом (один из таких «кокаиновых концертов» 1951 года в Большом зале Московской консерватории недавно был выпущен в формате МР3 «Русской музыкальной группой»).
С Юдиной Сталин никогда не встречался. Известный музыкант и культуролог Соломон Волков приводит в своей книге о культуре Санкт-Петербурга со слов Дмитрия Шостаковича такую историю. Как-то в конце 30-х годов вождь услышал по радио один из фортепианных концертов Моцарта, скорее всего, свой любимый двадцать третий. Исполнение настолько его потрясло, что он попросил срочно принести ему пластинку с этой записью.
Но оказалось, что по радио шла прямая трансляция концерта с участием Марии Юдиной, который не записывался. В экстренном порядке ночью пианистка с оркестром в студии записывает музыку Моцарта и также экстренно в нескольких экземплярах изготовляется пластинка. Сталин слушает музыку ещё раз и в знак восхищения передаёт через помощников Юдиной 20 тысяч рублей – огромную по тем временам сумму.
Как истинная христианка, Мария Вениаминовна пишет «великому вождю» благодарственное письмо. В нём сообщает, что деньги передала храму, прихожанкой которого была, и будет молиться за здоровье Иосифа Виссарионовича и за то, чтобы Бог простил ему многочисленные прегрешения, прежде всего, гибель множества ни в чём неповинных людей. Сталин ничего не ответил Юдиной. Но, по словам Волкова, когда после смерти вождя составляли опись вещей, находившихся в комнате, где скончался Сталин, в неё вошла и та самая пластинка.
«Жизнь Марии Вениаминовны – как и многих других её верующих современников, испытавших на себе всю тяжесть антирелигиозной политики советской власти, - является ярким свидетельством стойкости в вере и гражданского мужества, - считает Святейший Патриарх Алексий II . – Этот пример исповедничества чрезвычайно важен для современного человека, подчас окружённого ложными представлениями о жизни, ибо помогает понять очевидную истину: как бы ни были ценны земная жизнь, достаток и комфорт, - во всех случаях они не ценнее вечности».
К сожалению, при нынешних руководителях телерадиовещания, да и культуры в целом, для того, чтобы ознакомиться с потрясшим самого Сталина творчеством Марии Вениаминовны Юдиной требуется приложить немало усилий, хотя Михаил Швыдкой ещё два года назад обещал, что канал «Культура» подготовит о великой пианистке цикл передач.
Пока же мы советуем нашим читателям обратить внимание на два диска с записями пианистки, выпущенных РМГ в формате МР3 (около 12 часов звучания). Они дают довольно широкое представление об искусстве Юдиной и широте её интересов – от прелюдий и фуг Баха до сонаты Альбана Берга.