Интересные подробности о солженицыне. Как зеки солженицына ловили на лжи

"ЧЕЛОВЕКИ ОТТЕПЕЛИ" : СОЛЖЕНИЦЫН, ОН ЖЕ "ВЕТРОВ", СТУКАЧ ОСОБЛАГА

Не случайно в самой фамилии Солженицын замуровано слово "лжец". Всё его творчество - сплошная зловредная ложь. И когда он призывает"жить не по лжи", его призыв должен быть обращён прежде всего к самому себе...

Жизненный путь иуды

Ковыряясь в своей мужицкой родословной, фаворит Хрущёва Солженицын в книге "Бодался телёнок с дубом" пишет: "Были Солженицыны обыкновенные Ставропольские крестьяне: в Ставрополье (а родился он уже после Октябрьской революции, в декабре 1918 г., в Кисловодске), до революции несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец никак не считалось богатством(Считалось, Исаич, ещё как считалось - Л.Б.).

Историческая справка.
По сельскохозяйственной переписи 1917 года в 35 губерниях Европейской России (включая, разумеется, и Ставрополье) 3,3 млн. крестьянских хозяйств не имели скота. На Украине 1,1 млн дворов не имели коров, а 1,3 млн. - лошадей. За счёт голода и страданий сельских тружеников богатели кулаки и помещики. Трудовое крестьянство всё глубже впадало в нищету. Именно это вело к росту революционных настроений среди миллионов крестьян, составлявших большинство русской армии". (Проф. Чунтулов. Экономическая история СССР. М. Высшая школа. С. 177).

А о предках со стороны матери писатель даёт такие сведения: "Захар Щербак (его дед по материнской линии - Л.Б.) был зажиточным хуторянином; после революции его бывшие батраки безвозмездно кормили его (??! - Л.Б.) ещё двенадцать лет (!!! - Л.Б.), покуда он не был арестован в годы коллективизации.

И имея такое тёмное социальное происхождение, юный отрок Солженицын не только не был репрессирован при И.В. Сталине, как "кулацкий отпрыск", но и благополучно окончил школу, затем беспрепятственно - физико-математический факультет Ростовского университета, а с четвёртого курса одновременно начал учиться заочно в Московском институте философии и литературы, который, впрочем, не смог окончить по причине начавшейся Великой Отечественной войны. С октября 1941 года он служит ездовым в Сталинградском округе, находившемся тогда в глубоком тылу. Потом - училище, а с мая 1943 года служба в АИР - артиллерийской инструментальной разведке.

Петр Паламарчук, биограф Солженицына, возможно, с подачи самого Исаича, решил, что его герой должен врезаться в память грядущих поколений как командир артиллерийской батареи, но это не так, потому что служба в АИР представляет собой всего лишь "кабинетный шпионаж" и требует лишь умения чётко работать с акустическими устройствами.

Далее биограф сообщает нам, что в феврале 1945 года, то есть всего за три месяца до окончания Великой Отечественной войны, капитан Солженицын был арестован из-за отслеженной в переписке критики И.В. Сталина и осуждён на восемь лет, из которых полгода провёл на следствии и пересылках, почти год - в лагере на Калужской заставе в Москве, около четырёх - в тюремном НИИ и два с половиной года - на общих работах в Казахстанском Особлаге.

Сексот Особлага

Зададимся вопросом: "находясь в частях "особой секретности", мог ли Солженицын не знать, что вся его (и не только его) переписка подвергается перлюстрации? Ясно, что не знать он этого не мог. А мог ли он критиковать

И.В. Сталина в переписке, или это тоже ложь? Не посмел бы. Да и за что критиковать-то? Ведь это был не напряжённый и безысходный июнь 1941-го, а победоносный февраль 1945-го. Да и не враг Исаич самому себе, чтобы вот так, не за здорово живёшь, класть свою "бесценную" голову на плаху. Просто он сознательно допустил некоторые политические фривольности в переписке в надежде, что его откомандируют в глубокий тыл, ну, к примеру, охранять какой-нибудь мостик на Волге или на Дону, где он сможет предаться умозрительным экзерцициям. Не более.

Но не тут-то было. Не рассчитал Акела, промахнулся и "загремел". В лагере Солженицын стал заниматься доносительством, не бедствовал, и получил оперативную кликуху "Ветров". В "Военно-историческом журнале" №12 за 1990 год опубликован чрезвычайно любопытный документ, который позволяет нам оценить по достоинству якобы "живущего не по лжи" Солженицына.

"Сов. секретно.
Донесение: С/о "Ветров" от 20.01.1952.
В своё время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель, встретив меня у пошивочной мастерской, полузагадочно сказал: кто был ничем, тот станет всем!". Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Ковлюченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надёжную группу, в основном, из своих - бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из второго, восьмого и десятого бараков должны разбиться на четыре группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать "своих".

Далее разговор дословно: "Она же займётся и стукачами. Всех знаем! Их "кум" для отвода глаз в штрафник затолкал. Одна группа берёт штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!". Затем Мегель рассказал, что третья и четвёртая группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне.

Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлёт Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолётов и собирают деньги. Теперь я окончательно убеждён в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля: "А полячишко-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!".

Ещё раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.

Верно: 20.1.52.
Нач. отдела режима и оперработы. ПОДПИСЬ".

Как выяснилось на судебном процессе оставшихся в живых "заговорщиков", на самом деле заключённые лагеря "Песчаный", что расположен под Карагандой, намеревались 22-го января 1952 года обратиться к руководству лагеря с просьбой об улучшении режима содержания. Но из-за доноса Солженицына - "Ветрова" они были встречены автоматными очередями. Многие из них были убиты, выжившие получили по 25 лет заключения.

Автор публикации, сидевший в Особлаге с Солженицыным за измену Родине во время войны, переданный датчанами в руки "Смерш" и реабилитированный Хрущёвым Л. Самутин, сообщает, что свидетель Иван Мегель (который чересчур "разоткровенничался" перед "Ветровым", зная наверняка, что об этом будет донесено начальству и, очевидно, преследуя какие-то свои цели, ну, к примеру, месть за притеснения трём "бендеровцам" - Малкушу, Ковлюченко и Романовичу -Л.Б.) был убит под шумок прицельным выстрелом в голову, так как представлял опасность для разоблачения секретного осведомителя лагерного руководства - Солженицына.

Просидев "от звонка до звонка", Солженицын был освобождён аккурат (бывают же такие совпадения) в день смерти И.В. Сталина - 5 марта 1953 года. И здесь идёт очередная беспардонная ложь: "И тут же на меня наваливается лютый рак, когда по приговору врачей остаётся жизни не больше трёх недель... Однако, я не умер (более того, до сих пор ещё не умер, хотя с той поры прошло полвека - Л.Б.). При моей безнадёжно запущенной острозлокачественной опухоли это было Божье чудо, я никак иначе это не понимал". (А ещё говорят, рак неизлечим! Либо люди врут, либо врёт Исаич, либо Исаич за болтовнёй о "божьем чуде" скрывает, что продал свою душу Сатане -Л.Б.).

Жизнь по лжи

И всё же Солженицын благодарен своей судьбе, что видно из его признания: "Страшно подумать, что б я стал за писатель, если б меня тогда не посадили".

Вот, к примеру, как Солженицын лживо описывает "поведение" И.В. Сталина в ноябре 1941 года: "Сталин в страхе уезжает в Куйбышев и из бомбоубежища неделю названивает: сдали ли Москву? Поверить не мог, что остановили. Молодцы, конечно, молодцы. Но многих пришлось убрать: это будет не победа, если пронесётся слух, что Главнокомандующий временно уезжал. Из-за этого пришлось седьмого ноября небольшой парад зафотографировать!" (Ах, Солженицын! Как говорится, бить вас некому.. Ведь что-что, а этот "небольшой" парад - исторический парад 7 ноября 1941 года, и речь И.В. Сталина 6 и 7 ноября 1941 года, которые передавали все ведущие радиостанции мира, отрицать не надо было бы - это уже факт истории, настолько плотно припечатанный к ней, что "опровергать" его просто бессмысленно. И ни в какой Куйбышев Сталин не уезжал. На вопрос Ф.Чуева, заданный В. Молотову, были ли у Сталина колебания в октябре 1941 года - уехать из Москвы или остаться, - Вячеслав Михайлович ответил: "Это чушь, никаких колебаний не было. Он не собирался уезжать из Москвы. Я выезжал всего на два-три дня в Куйбышев и оставил там старшим Вознесенского. Сталин сказал мне: "Посмотри, как там устроились, и сразу возвращайся". Из беседы Ф. Чуева с В. Молотовым Цит. по: Чуев Ф. С.68). Один из защитников Сталинграда писал в газете "Красная звезда" 11 августа 1990 года: "Разве не ясно, что если бы в октябре 1941 года Сталин уехал бы из Москвы в Куйбышев, то через неделю война бы закончилась победой Гитлера, что только благодаря отказу Сталина оставить Москву, он нас спас от неминуемого поражения". Зачем же "ля-ля тополя", Исаич, а?- Л.Б.).

Впрочем, у самого Солженицына есть целая философия на этот счёт: "А я считал: пусть пожнёт Сталин посев своей секретности. Он тайно жил - теперь каждый имеет право писать о нём всё по своему представлению". Исходя из этой совершенно чудовищной антиисторической "концепции", Солженицын, вопреки трезвому совету Твардовского убрать главу "Этюд о великой жизни" (о царе-батюшке Николае Романове - Л.Б.) из романа "Красное колесо", оставил её в неизменённом виде ("где я излагал и старался психологически и внешними фактами доказать версию, что Сталин сотрудничал с царской охранкой"). Так сексот "Ветров", поощряемый антисталинской генеральной линией хрущёвской КПСС, решил примерить на мёртвого Сталина свою грязную сорочку: мол, и "Сталин тоже был сексотом...".

"Крёстный папаша" Исаичей

А "подарил" нам этого Исаича его "крёстный папаша" - Никита Хрущёв, усмотревший, надо отдать ему должное, в графомане Солженицыне не столько литературные (Хрущёв, по его собственному признанию, книг почти совсем не читал, всё больше предпочитал смотреть фильмы - Л.Б.), сколько именно сексотские данные, и был первым, кто дал "зелёную улицу" его рассказу, по недоразумению названному повестью - "Один день Ивана Денисовича".

В своих мемуарах Хрущёв пишет: "Я горжусь, что в своё время поддержал одно из первых произведениё Солженицына... Биографии Солженицына я не помню. Мне докладывали раньше, что он долгое время сидел в лагерях. В упоминаемой повести он исходил из собственных наблюдений. Прочёл я её. (Тоже врёт. Не сам прочёл, а читал Хрущёву и Микояну его помощник Лебедев - Л.Б.). Тяжёлое она оставляет впечатление, волнующее, но правдивое. А главное, вызывает отвращение к тому, что творилось при Сталине... (Вот, что для Хрущёва было главным, оказывается, в этом омерзительном опусе - Л.Б.). Сталин был преступником, а преступников надо осудить хотя бы морально. Самый сильный суд - заклеймить их в художественном произведении. Почему же, наоборот, Солженицына сочли преступником?"

А, действительно, почему? Да потому, что графоман-антисоветчик Солженицын оказался редкой находкой для Запада, который поспешил в 1970 году незаслуженно присудить автору "Ивана Денисовича" и ещё нескольких рассказов и одной статьи, Нобелевскую премию в области литературы - факт беспрецедентный. (Наверное, сам Нобель перевернулся бы в гробу, узнай он об этом! - Л.Б.). Как пишет Александр Шабалов в книге "Одиннадцатый удар товарища Сталина", Солженицын Нобелевскую премию вымаливал, заявляя: "Мне эту премию надо, как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем твёрже стану, тем крепче ударю!". И, действительно, имя Солженицына стало знаменем диссидентского движения в СССР, сыгравшего в своё время огромную негативную роль в деле ликвидации советского социалистического строя.

Большинство его опусов впервые увидели свет "за бугром". "Техника нынешняя позволяет набирать самим, в нашей глуши, - тоже как бы Самиздат, в изгнании. Набранный таким образом текст последний раз правится и отправляется для напечатания в Париж. А оттуда дорога ведёт прямо на Москву", - весьма коряво пишет претендент на"великий" русский писатель ХХ века в предисловии к первому тому собрания "сочинений" в 18 томах, изданных в 1988 году.

Центральное место среди его пасквильных "творений" занимает бездарнейший и сумбурнейший "Архипелаг ГУЛАГ".

Маршал А.М. Василевский даёт такую оценку этому "произведению": "Как в советской, так и в прогрессивной иностранной литературе давно и неопровержимо установилось мнение о Власове, как приспособленце, карьеристе и изменнике. Только предатель А. Солженицын, перешедший на службу к самым реакционным империалистическим силам, воспевает и восхваляет Власова, власовцев и других предателей Советской Родины в своём циничном антисоветском произведении "Архипелаг ГУЛАГ". Таково мнение прославленного Маршала Советского Союза, одного из главных "архитекторов Великой Победы"...

История "Архипелага" такова. Бывший редактор власовской газеты Л. А. Самутин, по просьбе Солженицына, прятал у себя рукопись книги "Архипелаг ГУЛАГ". Однажды к нему на квартиру явились сотрудники КГБ и изъяли этот манускрипт. За три недели до этого в органы госбезопасности была вызвана их общая знакомая Е. Воронянская, которая вскоре после этого повесилась. Самутин, сделав анализ всех обстоятельств её гибели и своего ареста приходит к однозначному выводу, что донёс на них стукач Особлага "Ветров", он же Солженицын! Об этом Самутин повествует в книге "Не сотвори себе кумира", которая была опубликована в четырёх номерах "Военно-исторического журнала" за 1990 год, №№ 9 - 12.

Разобравшись в том, что Солженицын нагло клевещет и извращает действительность, он в конце жизни успел-таки разоблачить его.

"Сдохни сегодня ты, чтобы я мог сдохнуть завтра"

В книге "Убийство Сталина и Берия" Юрий Мухин пишет: "Если принимать за чистую монету все книги и мемуары о НКВД, а потом о МГБ, то у некритичного читателя сложится впечатление, что тогда всех, кто попадал в эти органы, с самого порога начинали бить и мучить с одной-единственной целью - чтобы бедные жертвы оговорили себя. (Под пытками, разумеется). Причём пытали невиновных следователи НКВД по личному приказу Сталина и Берия. Такая вот история страшного тоталитарного режима.

Правда, если присмотреться, то окажется, что сведения о пытках поступают из двух очень заинтересованных источников. Во-первых, от осуждённых, которые не только оговорили себя (что морально ещё можно как-то простить), но и других людей, которых из-за этого оговора тоже осудили. То есть, этим преступникам, из-за показаний которых погибли, возможно, и невиновные люди, ничего не остаётся делать, как утверждать, что показания они дали, не выдержав пыток...

Во-вторых, сведения о пытках поступают от продажных писак и историков, которые на воплях об этих пытках сделали (да и сегодня делают) себе карьеру и деньги"...

Однако всех таких писак превзошёл в описании пыток в "Архипелаге ГУЛАГе" наш герой - Солженицын.

Опровергая его клевету, Самутин, который знал о методах следствия не по-наслышке, сам прошёл через всё это, пишет: "Мы все ждали "пыточного следствия", не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять "не угадали": не было ни пыток, ни дюжих молодцов с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым и растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствиях в советских тюрьмах

Спустя четверть века, листая рукопись "Архипелага", я снова увижу описание "пыточного следствия", да ещё в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне ещё с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц "Архипелага", книги, которая претендует на исключительность, объективность и безупречность информации.

Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины "пыточного следствия" над другими, дошедшие до Солженицына в пересказах, он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключённые читали книги, играли в шахматы, вели исторические, философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придёт мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.

Итак, пыток перенести не привелось ни автору "Архипелага ГУЛАГ" Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что моё следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком "ключе" и, несмотря на услившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен - на избиение, но привели "домой", то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, всё началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришёл майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: "Почему не даёте старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь всё равно мы знаем, кто вы такой, и всё, что нам ещё нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями".

Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: "А чего ещё ты, сволочь, заслуживаешь? Ждёшь, что с тобой тут нянчиться будут?". Но он ещё раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол - нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.

Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на "позорную табуретку" - так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал: "Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах".

И далее повёл своё следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать показания, тем более, что с первого же дня нашего общения капитан усадил меня за отдельный столик, дал чистые листы бумаги и предложил писать так называемые "собственноручные показания", Лишь потом, когда показания он стал переводить на язык следственных протоколов, я понял, что этот человек "мягко стелет, да жёстко спать". Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую моё положение. Но делал это в форме, которая, тем не менее, не вызывала у меня чувства ущемлённой справедливости, так как всё-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоционально окрашенной оценки. Иногда, очевидно, желая дать мне, да и себе тоже, возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил: "Это не входит в круг моих обязанностей, моё дело - добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению - это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится...

Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силёнок, сопротивлялся усилиям следователей "намотать" мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. ВУ спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя "эпопея" у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение ещё и этого этапа моей "деятельности", изменило бы оно ход дела или всё осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то, и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии 1955 года я прожил в постоянном страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности"...

Вот так-то. Ежели Самутин не оговаривал себя и других, как это делали Солженицын и его "герои", то у него нет и оснований лгать, что его пытали и что он выдавал, не выдержав пыток.

Представим на минуту, что мы очутились в зале, где проходит ХХ съезд КПСС. Мы слышим из уст Хрущёва о том, что якобы существовала "телеграмма" секретарям обкомов, крайкомов, ЦК Компартий национальных республик от 10 января 1939 года, подписанная И.В. Сталиным: "ЦК ВКП (б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК...

ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод".

Я не берусь категорически утверждать, была ли в природе такая телеграмма или её не было. Но можете мне поверить на слово: я вплотную занимался этим вопросом, но сколько бы раз и где бы ни встречал я эту "шифрограмму", всегда при ней стояла сноска, которая отсылала к одному и тому же источнику - вы догадались правильно: - к докладу Н.С. Хрущёва на ХХ съезде КПСС! Хоть бы раз, приличия ради, был указан архив, где хранится пусть один-единственный экземпляр подлинника подобного "документа" особой важности.

Ни разу! Нет ни подлинника, ни даже фальшивки. А это доказывает: Хрущёв нагло врал!

Дальнейшая судьба литературного власовца

14 февраля 1974 года все центральные советские газеты опубликовали следующее сообщение: "Указом Верховного Совета СССР за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб СССР, лишён гражданства и 13 февраля 1974 года выдворен за пределы Советского Союза Солженицын А.И. Семья Солженицына сможет выехать к нему, как только сочтёт необходимым".

Во Франкфурте-на-Майне, куда его доставил самолёт Аэрофлота, он сразу же был подхвачен враждебными Советскому Союзу средствами массовой информации, для которых изгнанный Советами лауреат Нобелевской премии представлял тогда сенсационный интерес. Но Германия его не устраивала, и вскоре Исаич оказался в Соединённых Штатах, в Вермонте, штате, природные условия которого напоминали климат среднерусской полосы.

Спустя неделю после высылки Солженицына "Литературная газета" опубликовала большую подборку писем "Конец литературного власовца", где один писатель высказывал такую мысль: "Если отдельный гражданин настойчиво противопоставляет себя обществу, в котором живёт, то общество, исчерпав меры воздействия, вправе отвергнуть его".

Но отверженный дождался своего часа и вернулся в Россию, когда Запад, с его помощью успешно завершивший своё подлое дело по ликвидации детища Иосифа Виссарионовича Сталина - Советского Союза - потерял всякий интерес к одиозной персоне Солженицына.

Однако, к этому времени престарелый графоман полностью исписался, и всё, что ему оставалось делать при Ельцине - это время от времени брюзжать с видом "пророка" по Российскому телевидению со своим "обличающим" мафиозный ельцинский режим "особым мнением", которое уже никого не интересовало и абсолютно ничего уже не могло изменить.

Личность одного из отечественных лауреатов Нобелевской премии в области литературы Александра Исаевича Солженицына не раз становилась предметом жарких споров.

Очередной их виток начался осенью 2014 года с высказывания главного редактора «Литературной газеты» писателя Юрия Полякова : «Наша основная задача заключается в том, чтобы отечественная история — военная, политическая и прочая (и в том числе, разумеется, история культуры) — работала на воспитание гражданина, ответственного за судьбу своей страны и понимающего, что Россия — это сверхценность.

На этом фоне, к примеру, нынешний «заблаговременный» предъюбилейный ажиотаж в связи с приближающимся столетием А. И. Солженицына, на мой взгляд, выглядит в какой-то мере неуместным. Не стану обсуждать литературно-художественные достоинства его творений, однако вынужден заметить: Солженицын не просто уехал в своё время из Советского Союза (а СССР, хотим мы того или нет, по сути, одна из политических версий исторической России), но фактически призывал американцев начать против него войну. Никто не предлагает вычеркнуть Солженицына из списка выдающихся соотечественников, но и культовую фигуру из него лепить явно не следует. Чтобы деятели культуры молодого поколения не делали для себя заведомо порочных выводов».

Единым фронтом

На Полякова тут же обрушился целый поток гневных отповедей тех, для кого творчество Солженицына близко и дорого.

Вдову писателя, Наталью Солженицыну , разгневала трактовка обстоятельств покидания Солженицыным СССР.

«Вы не можете не знать, что в феврале 1974 года Солженицын был арестован, лишён гражданства и под конвоем выслан из страны. Об этом гражданам СССР сообщил ТАСС в центральной прессе. Если, зная это, Вы печатаете приведённые выше слова — значит, Вы сознательно лжёте. Если же Вы не знаете этого всеизвестного (по крайней мере, в истории литературы ХХ века) факта, то странно, как Вы при этом возглавляете „Литературную газету“», — публикует ответ вдовы Полякову «Российская газета».

Следом к Полякову обращается известный актёр Евгений Миронов , сыгравший главную роль в сериале по произведению Солженицына «В круге первом»: «Нет никакого смысла спорить с Вашими нападками на личность и творчество Александра Солженицына, хотя гнусность тона и лживая суть обвинений в его адрес заставляют с содроганием вспомнить о самых мрачных страницах в истории нашей страны. История всё расставит по своим местам, хотя и сейчас уже в общих чертах очевидно, какое место в ней займёт Солженицын, а какое — Поляков».

Писатель Захар Прилепин на страницах своего «Живого Журнала» пишет: «Нападки на Солженицына делают патриотическое движение в России не сильнее, а слабее… Если мы сейчас, накануне юбилея, постараемся «спихнуть» Солженицына — его подхватят эти вот «лучшие люди страны» и будут кричать о том, что национальные святыни и национальные трагедии нужны и важны только им».

Режиссёр Алексей Герман-младший в своём блоге на «Эхе Москвы» пишет: «Теперешняя атака на Солженицына, составной частью которой является ложь о тесном сотрудничестве писателя с ЦРУ, ложь о преувеличении им масштабов террора, ложь о его ненависти к своей стране — это не только и не столько попытка пересмотра места Солженицына в истории, сколько сознательная и просчитанная подготовка для морального оправдания будущего витка террора. Ведь если великий писатель наврал, то, возможно, обманули и все остальные. И ничего не было. Миллионов жертв в лагерях, расстрелов, голода».

Нужно заметить, что на защиту Солженицына единым фронтом встали люди с прямо противоположными взглядами — государственник Прилепин и либерал Герман-младший.

Это является ярким доказательством того, что Солженицын — фигура сложная и противоречивая.

О миллионах жертв сталинизма

Говорить о литературных достоинствах и недостатках произведений нобелевского лауреата нет смысла, потому что разговор рискует скатиться в категорию «нравится — не нравится».

Гораздо интереснее поговорить о «лжи» и «вранье», которых, по мнению защитников писателя, нет и в помине.

«Архипелаг ГУЛАГ» и эпопея «Красное колесо» критикуются историками нещадно, как раз из-за того, что многие цифры и факты, которые приводит автор, если их сравнивать с результатами серьёзных исследований, мягко говоря, вызывают серьёзные сомнения.

Давайте поговорим только об одном из них, но, пожалуй, наиболее ярком и заметном — о числе жертв советского режима.

Спор о том, что и как об этом писал Солженицын, тоже не нов. Вот, к примеру, что говорил в интервью «Российской газете» в ноябре 2012 года писатель Максим Кантор : «Да, сталинизм был ужасен, тоталитаризм плох, а коммунизм есть, возможно, фальшивая утопия, но, оценивая своё недавнее прошлое, надо опираться на твёрдые знания, а не на догадки или эмоции. В ходе репрессий и во время коллективизации погибло много людей — скажите, пожалуйста, сколько? Назовите их имена. Пора обнародовать точный мартиролог жертв тоталитарной власти. А не гадать, кто прав — Солженицын, который говорит о 67 миллионах, или его оппоненты, настаивающие на цифре в три миллиона.

Но, может быть, уже достаточно посыпать голову пеплом и считать эти миллионы? Разница, конечно, велика — шестьдесят или три, но так ли уж это существенно для сегодняшнего поколения? Меняет ли это что-либо в массовом сознании?

…Если мы с вами узнаем, что погибло не 66,7 миллиона, как пишет Солженицын, а три миллиона, как показывают архивы, то это уже не позволит говорить о геноциде советского народа. Геноцида не было. Коммунисты геноцид не устраивали. Если же верить Солженицыну, картина получается совершенно другой, вот оттуда и утверждения некоторых историков, в том числе и наших, российских, что Гитлер нёс освобождение от коммунизма».

Проходит пять дней, и в той же «Российской газете» Кантору возражает вдова Наталья Солженицына: «Недобросовестные оппоненты приписывают Солженицыну утверждение, что в ГУЛАГе погибло 66 миллионов человек. Между тем вот его точные слова: «По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики И. А. Курганова , от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, — [внутреннее подавление] обошлось нам в… 66,7 миллиона человек (без этого дефицита — 55 миллионов)» («Архипелаг ГУЛАГ», часть 3, гл. 1; курсив мой — Н. С.). И в одном из интервью 1976 года: «Профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек» (публицистика: В 3 т. Т. 2. С. 451; курсив мой. — Н. С.)».

Так говорил Солженицын

Так что же на самом деле писал и говорил на эту тему Александр Исаевич Солженицын?

Число потерь российского народа за годы советского режима он приводил неоднократно.

Вот страница восемь 2-го тома «Архипелага ГУЛАГ», 1991 года выпуска, издательство «ИНКОМ»: «И во сколько же обошлось нам это «сравнительно лёгкое» внутреннее подавление от начала октябрьской революции? По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики И. А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, — оно обошлось нам в… 66,7 миллиона человек (без этого дефицита — 55 миллионов)».

А вот ответ на вопрос во время пресс-конференции в Париже 10 апреля 1975 года, включённый в издание «Солженицын А. Публицистика. Статьи и речи», выпущенное в Париже в 1989 году:

«— Вы называете 50-60 миллионов погибших русских — это только в лагерях или включая военные потери?

— Более 60 миллионов погибших — это только внутренние потери СССР. Нет, не войну имею в виду, внутренние потери».

Или вот, известное интервью испанскому ТВ 20 марта 1976 года, текст которого есть в том же парижском издании 1989 года:

«Профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек… По его подсчётам, мы потеряли во Второй мировой войне от пренебрежительного и неряшливого её ведения 44 миллиона человек! Итак, всего мы потеряли от социалистического строя — 110 миллионов человек!»

Ху из мистер Курганов?

И здесь пора задать вопрос: ху из мистер Курганов, на которого ссылается писатель?

У уроженца города Кургана Вятской губернии Ивана Алексеевича Курганова довольно богатая биография. Выходец из крестьянской семьи, родившийся в 1895 году, до Первой мировой войны он служил бухгалтером, затем воевал на Кавказском и Западном фронтах, после Октябрьской революции стал бойцом Белой армии.

Дальнейшие хитросплетения судьбы Ивана Курганова приведу по биографии, опубликованной в книге Е. А. Александрова «Русские в Америке», вышедшей в 2005 году: «Был захвачен большевиками (1920) и, избежав расстрела, вернулся в Петроград, но в 1921 в связи с Кронштадтским восстанием был арестован как бывший белый офицер. После подавления восстания вышел на свободу и стал служить в кооперативных организациях. Одновременно учился. Скрыв своё участие в Белой армии, преподавал в Ленинградском финансово-экономическом институте и в Московском кооперативном институте. В 1934 получил звание профессора и в 1940 удостоен степени доктора экономических наук. Автор учебника по торговому учёту и планированию, учебника по оперативно-балансовому учёту и ряда научных работ по теории учёта фондов, теории баланса. В СССР [Союз Советских Социалистических Республик] опубликовал 12 трудов. В 1941-1942 — в блокадном Ленинграде. Весной 1942 эвакуирован на Северный Кавказ накануне его занятия немецкой армией, занимал пост исполняющего должность директора Ленинградского финансово-экономического института».

Чудны дела твои, Господи! В стране вовсю бушует «большой террор», а скрывший своё прошлое бывший белый офицер удостаивается звания доктора экономических наук, пишет учебники, преподаёт и как ценный для страны учёный эвакуируется из блокадного Ленинграда.

Читаем в той же биографии: «С августа 1942 — в немецкой оккупации, работал в органах самоуправления на Северном Кавказе. Зимой 1942-1943 с семьёй выехал через Киев и Львов на Запад, оказавшись в Германии. Сочувственно относился к Власовскому движению, однако ввиду антинацистских высказываний Курганова нацисты не разрешили его кооптацию в члены КОНР [Комитет освобождения народов России]… После окончания военных действий бежал с семьёй в американскую зону оккупации, откуда эмигрировал в США… В 1957 участвовал в работе Конгресса за права и свободу в России, состоявшегося в Гааге, был заместителем председателя и председателем Координационного центра освобождения народов России, председателем Координационного центра антибольшевистской борьбы. Подвергался угрозам со стороны большевистской агентуры. В 1959 перешёл на научно-публицистическую работу».

То бишь сотрудничавшего с нацистами учёного, бежавшего вместе с ними на Запад, не взяли в созданный нацистами из своих пособников власовский Комитет освобождения народов России из-за… антинацистских высказываний.

Оставим это на совести биографов. Надо же было как-то пытаться избавить Курганова от клейма «нацистского пособника».

«Три цифры»

После истории с личностью Курганова давайте посмотрим, что он писал о потерях России от большевистского режима. Вот что сообщал Курганов в своей работе «Три цифры», которая неоднократно печаталась в эмигрантской прессе, а в 1990 году была опубликована и в газете «Аргументы и Факты» за номером 13 (494):

«Ф. Достоевский ещё в 1871 г. высказал предположение, что социальное переустройство общества может обойтись народу в сто миллионов голов.

Революция в России началась восстанием 1917 г., затем развернулась в Гражданской войне, индустриализации, коллективизации и в полном переустройстве общества. Народ за это время понёс действительно крупные потери, особенно в начальный период революции и в период диктатуры Сталина. Вот некоторые цифры:

• численность населения России в 1917 г. в границах до 17 сентября 1939 г. была 143,5 млн;
• естественный прирост населения за 1918-1939 гг. нормально должен быть 64,4 млн (по коэффициенту 1,7, принятому за основу демографических расчётов Госплана СССР);
• механический прирост населения в 1940 г. — 20,1 млн чел. Сюда включено население территорий, присоединённых в 1940 г., а также последующие присоединения (900 тыс. — Карпатская Русь, 100 тыс. — Тува и население уточнённых в 1945 г. границ с Польшей);
• естественный прирост населения за 1940-1959 гг. в современных границах нормально должен быть 91,5 млн;
• следовательно, общая численность населения в 1959 г. должна была составлять 319,5 млн;
• в действительности по переписи 1959 г. оказалось 208,8 млн.

Общие потери населения — 110,7 млн.

Таким образом, население СССР потеряло в связи с событиями 1917-1959 гг. сто десять миллионов человеческих жизней».

110 миллионов человеческих жизней — просто чудовищные потери!

Менделеев и финны

Самое интересное, что и они не предел. И вывести ещё более масштабную цену большевизма в России можно из работы куда более авторитетного учёного, нежели Курганов, — Дмитрия Ивановича Менделеева .

Отец периодической системы элементов интересовался не только химией, но и другими науками, в частности демографией. В 1906 году в работе «К познанию России» он писал, основываясь на данных первой общероссийской переписи 1897 года: «Для всей же России, взятой как целое, на основании данных, собираемых Центральным статистическим комитетом Мин-ва В. Д. о числе рождающихся и умирающих, должно принять прирост никак не менее 15 чел. в год на 1000 жителей. Это допущение даёт следующее вероятное количество всего населения России по годам:

…1950 — 282,7 млн. 2000 — 594,3 млн».

По официальным данным Всесоюзной переписи населения 1989 года, в СССР проживало 286,7 миллиона человек. То есть, отталкиваясь от прогноза Менделеева, можно заявить, что советская власть обошлась России в 250-300 миллионов человеческих жизней.

Эти цифры, кстати, приводились в 1996 году, во время президентской гонки, дабы доказать, что голосовать за коммуниста Геннадия Зюганова могут только «кровавые маньяки».

Пока вы, многоуважаемые читатели, не убежали вешать коммунистов на столбах и требовать «Нюрнберга-2», предлагаю вам сравнить Советский Союз с Финляндией.

Вышедшая из Российской империи и благополучно не попавшая под власть большевиков Суоми по той же схеме расчётов прироста населения должна была иметь к 1960 году 6,34 млн человек. А в реальности имела 4,43 млн.

В Финляндии была своя Гражданская война, в которой победили «белые», и она унесла около 30 тысяч жизней. Советско-финская и Вторая мировая война вместе взятые унесли около 130 тысяч финнов. Даже если округлить все эти потери до 200 тысяч, встаёт вопрос — где ещё 1,7 миллиона финнов? Это жертвы кровавого режима Маннергейма и его последователей? А кто ещё мог истребить треть населения страны?!

Неверный метод

Всё дело в том, что расчёты Менделеева и его современников были построены на том, что коэффициент прироста населения будет сохраняться на том же уровне, что на рубеже XIX-XX веков.

Однако более поздние исследования учёных-демографов открыли явление, получившее название «демографический переход». Суть его состоит в том, что любая страна по мере своего социально-экономического развития проходит три демографические стадии. На первой из них население растёт медленно, поскольку высокая рождаемость компенсируется столь же высокой смертностью. Затем благодаря развитию медицины смертность резко снижается, в то время как рождаемость по-прежнему остаётся на высоком уровне. Вследствие этого прирост населения резко возрастает. Это вторая стадия. Наконец, происходит снижение рождаемости и, как результат, снижение прироста населения. Это третья стадия. Причины снижения рождаемости кроются в переходе основной массы населения к городскому образу жизни, эмансипации женщин и т. п.

То есть, проще говоря, развитое общество переживает процесс снижения прироста населения. В современной Европе он достиг уровня, когда естественный прирост либо минимален, либо переходит в естественную убыль.

И когда Курганов в своей работе рисует СССР коэффициент прироста 1,7, он умалчивает, что в 1920-1940-х годах коэффициент прироста в Великобритании равнялся 0,49 процента, в Германии — 0,61, а во Франции — и вовсе 0,13.

А коэффициент прироста 1,7, заявленный как принятый Госпланом, на деле является коэффициентом прироста населения Российской империи 1909-1913 годах.

Чем успешнее развивался Советский Союз, тем ниже у него, как и в других развитых странах, становился коэффициент прироста населения.

Тема Курганова, обработка Солженицына

Менделеев об этом не знал. А Курганов? Конечно, знал. Тогда почему продолжал лгать?

Потому что очень кушать хотелось. Продавать же на Западе в эпоху холодной войны серьёзные исследования об СССР было куда труднее, чем политические «ужастики».

Кстати, Иван Алексеевич Курганов умер в Нью-Йорке в 1980 году, всего несколько лет не дожив до того момента, когда разоблачители ужасов сталинизма уже в СССР стали приводить его работы в качестве доказательств масштабов «коммунистического террора».

Интересно, что даже в эмигрантских кругах о кургановских манипуляциях прекрасно знали и серьёзно их критиковали.

«А при чём же здесь Солженицын? — возмутится поклонник творчества писателя. — Ну, сослался автор на ненадёжный источник, он же подчёркивал, что не сам эти цифры придумал!»

Начнём с того, что Солженицын, позиционировавший себя не просто как писатель, а как исследователь, не мог не знать о порочности расчётов Курганова.

Но главное не в этом. Солженицын придал цифрам Курганова смысл, который он сам в них не вкладывал.

Что пишет Курганов? «Население СССР потеряло в связи с событиями 1917-1959 гг. сто десять миллионов человеческих жизней».

А Солженицын говорит: «Итак, всего мы потеряли от социалистического строя — 110 миллионов человек».

То есть нобелевский лауреат объявляет жертвами социализма всех: и десятки миллионов фантомов, которые, как было доказано выше, и не должны были появиться в силу законов демографии, и 27 миллионов, погибших в Великой Отечественной войне, и жертв «красного террора», и жертв «большого террора», и жертв «белого террора», и белогвардейцев, и красноармейцев, и ни в чём не повинных эмигрантов, и тех, кто, как Курганов, стал нацистским пособником и бежал на Запад, спасаясь от заслуженного возмездия.

Не сотвори себе кумира

Если поклонникам Александра Солженицына режут слух слова «ложь» и «враньё», можно называть это «литературным вымыслом» — в любом случае речь идёт о неправде. Неправде, которую тиражировал человек, призывавший «жить не по лжи».

И здесь появляется новый аргумент: «Да какая разница? Если погибло не 110 миллионов, а даже 1 миллион — разве это отменяет реальность ГУЛАГа и «большого террора»?»

Нет, не отменяет. Однако подобная неправда искажает до неузнаваемости реальную картину того, что происходило в стране в годы советской власти. Такая неправда позволяет приравнивать советский социализм к немецкому нацизму и, более того, заявлять, что преступления советского режима чудовищнее.

Осенённая именем Солженицына неправда гуляет по миру, вбивается в сознание новых поколений. И вот уже молодые люди спешат подражать «героям УПА, пламенным борцам со Сталиным и Гитлером, двумя главными поработителями человечества XX века».

А затем эти молодые люди во славу своих героев убивают женщин и детей в Донбассе…

Впрочем, не будем углубляться в эту тему.

Какой же можно сделать вывод? Александр Исаевич Солженицын — писатель и публицист, но никак не историк. Считать «Архипелаг ГУЛАГ» и «Красное колесо» достоверным историческим исследованием, объективно отражающим эпоху, можно с теми же основаниями, с какими роман Александра Дюма «Три мушкетёра» можно считать учебником по истории Франции.

С пеной у рта отстаивать непогрешимость и «неполживость» нобелевского лауреата — значит, грешить против истины.

Собственно, об этом и говорит Юрий Поляков: «Никто не предлагает вычеркнуть Солженицына из списка выдающихся соотечественников, но и культовую фигуру из него лепить явно не следует. Чтобы деятели культуры молодого поколения не делали для себя заведомо порочных выводов».

При печатании текстов нельзя было многажды не столкнуться с некоторыми неясностями и недостатками действующей русской орфографии и в иных случаях не предпринять самостоятельных шагов. Эти решения и объясняются здесь.

«ЯТЬ» и «Ё»

Совместная судьба этих двух букв характерна для торопливой энтропийной реформы 1917-18 годов и затем десятилетних полос пренебрежения русским языком. Как будто имелась в виду широкая механическая доступность грамоты - на самом деле безжалостно сглаживался рельеф языка и смазывались его драгоценные различия.

Мгновенное и безповоротное искоренение «ятя» из самой даже русской азбуки повело к затемнению некоторых корней слов, а значит смысла и связи речи, затруднило беглое чтение. Например, перестали на письме отличаться:

ѣсть (кушать) и есть (быть);
ѣли (кушали) и ели (деревья);
вѣдение (от вѣдать, знать) и ведение (от вести, направлять);
свѣдение (о чём) и сведение (к чему);
тѣ (местоимение) и -те (частица);
нѣкогда (когда-то) и некогда (нет времени);
вообще нѣ- как указатель неопределённости и не- как отрицательная приставка;
лѣчу (на крыльях) и лечу (рану);
смѣло (храбро) и смело (спахнуло);
видѣн (издали) и виден (собою);
синѣe (положительная степень) и синее (сравнительная);,
прѣние (гниение) и прение (препирательство);
вѣсти (новости) и вести (инфинитив);
рѣк (род. п. мн. ч.) и рек (сказал);
горѣ (горно, в духовном смысле) и горе (беда) -

и многие другие пары. В большинстве случаев эта нивелировка привела к возникновению помешных омонимов и омографов, балласта языка. Утеряна и окраска пассивности глаголов, оканчивающихся на «-ѣть».

Нивелировка опасно коснулась и падежей, лишая язык точности. Слились:

на море (вин.п.) и на морѣ (предл.п.);
в сердце (вин.п.) и в сердцѣ (предл.п.);
на поле (вин.п.) и на полѣ (предл.п.) и т. д.

Большая часть всех этих потерь уже непоправима. Кажется маловероятным восстановление буквы «ять» хотя бы в частичных правах. Но на наших глазах происходит и уничтожение «ё». Эта буква не отменялась специально советским законом, но годами была покинута и стёрта в потоке всеобщей нивелировки и всеобщего безразличия к языку: её перестали набирать типографии, перестали требовать корректоры и учителя, исчезла клавиша «ё» на многих пишущих машинках. Эта безсмысленная нивелировка уже сегодня приводит к затруднениям и ошибкам чтения.

Я больно ощущаю ещё эту последнюю потерю нашего языка, даже и не подневольную, но от небережности и от потери интереса, только. Уже сейчас на некоторых фразах приходится останавливаться, возвращаться, перечитывать: понимать ли «все» или «всё». И не всегда это однозначно понимается. Теперь пишется одинаково: «хоронили в белье» или «не тратились на белье» - уродливая энтропия падежей.

Не признавать «ё» - значит содействовать расхождению написания и произношения. Уже в ближайшем поколении начнётся (а у иностранцев и сегодня происходит) двоение в произношении многих слов, вплоть до «еще́»; «ё» будет теряться всё глубже, станет изменяться звуковая картина нашего языка, произойдёт фонетическое перерождение многих слов.

А между тем с уничтожением «ятя» именно употребление «ё» во многих случаях оставалось препятствием для языковой энтропии. Пока существовал «ять», многие различия были понятны и без «ё» (откуда и взялось представление о необязательности этой буквы):

всѣ и все (всё);
слѣз (от слѣзать) и слез (слез);
мѣл (сущ.) и мел (мёл);
чѣм и о чем (о чём);
осѣл (осыпался, обосновался) и осел (осёл) и др.

Ныне последовательность в употреблении «ё» частично покрыла бы утерю «ятя».

Пренебрежение буквой «ё» неизбежно затянет нас и в дальнейшую энтропию языка. Как «незачем ставить две лишние точки, и так понятно» - скажут скоро: «незачем ставить шляпку над «и», и так понятно». Сегодняшним нам было бы действительно почти понятно: маиор, иог, каима, жнеика, вои, конвои , - но очень скоро это привело бы к затемнению смысла и дальнейшему разрушению языка.

И потеря «ё» ничем не восполнима при передаче народного произношения: в ём, одноё и т. д.

Но «ё» ещё можно успеть отстоять. И такая попытка делается в данном собрании. Нам удалось осуществить добавку «ё» в шрифт электронной наборной машины, где, разумеется, этой буквы не было.

Мы поступали так: ставили «ё» во всех однозначных и несомненных случаях. Также - когда автор весомо предпочитает в данном случае «ё» из вариантов. Или когда надо передать определённое произношение персонажа. Если же произношение слова практически двоится, возможно в двух вариантах - и «е» и «ё», - то оставляли «е», для того, чтобы читатель мог принять для себя любой вариант. Так было чаще всего в причастиях:

воз-, от-, разведенный, запеченный, зароненный, заснеженный, изнеможенный, настороженный, недоуменный, неметенный, новоиспеченный, новорожденный, обойденный, оцененный, при-, от-, увезенный, при-, с-, унесенный, приотворенный, примененный;

в соответственных существительных:

настороженность, недоуменность;

в некоторых прилагательных и в кратких причастиях:

беленая, введен, завезен, изобретен, моченая, повторен -

и в ряде других случаев:

блеклый, на черта, неподалеку, оперлась, перекресток, пересек, ремнем, распростерлась, сек, трехсотлетие, углем, упершись.

При уничтожении «ё», протекавшем многие годы, происходила массовая замена «ё» на «о» после шипящих, потом от неё отказывались. Фонетически такая замена вполне равнозначна, однако она часто оскорбляет глаз, привыкший к традиции, и зачастую отрывает слово от других его форм. Здесь возможны разные решения. Так, в суффиксе «енк» существительных женского рода под ударением мы ставили «ё»:

бумажёнка, девчёнка, жжёнка, одежёнка, ручёнка, собачонка, тушёнка, шапчёнка, (но деньжонки),

но принимали «о» в подобных случаях мужского рода:

бочонок, дурачонка, мальчонка, мужичонка, мышонок.

ДРУГИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭНТРОПИЙНОЙ РЕФОРМЫ

Мы все́ ещё помним, как твёрдый знак искоренялся полностью, даже и внутри слов, заменяясь нелепым апострофом. Затем нам вернули его. (Но недостаточно. Родились малопонятные формы: выгрался вместо в ъигрался .) В 20-е годы уничтожалась и форма «обеих» (о женском роде говорили «обоих»), позже вернули. Такая же нивелировка мужского и среднего родаприлагательныхх на -агo, -яго и -ого, -его , очевидно, уже неисправима. Безсмысленно стёрты местоимения - личное «оне» и притяжательное «ея». (В редких случаях мы восстанавливаем: «санитарный поезд Ея Величества».)

Отсутствие «і» во всех наборных алфавитах также очень чувствительно и приводит к затемнению смысла и досадной путанице в религиозно-философских текстах и в распространённых ныне рассуждениях о міровых проблемах и проблемах мира-войны, о міpe (Вселенной, Земле, человечестве) и мире (отсутствии войны, согласии, покое) с их производными. И передача крестьянского міpa (как и церковного мѵра ) через «и» приводит к утере окраски и духа слова. Однако мы не имели технической возможности провести эту разницу последовательно, а лишь в немногих исключительных местах.

Отсутствие «і» затрудняет также и точное воспроизведение украинской речи: приходится пользоваться «и» вместо «і», потому и «ы» вместо «и».

ПРЕДЛОЖНЫЙ ПАДЕЖ

Всякая дифференциация в языке, его способность различать, - драгоценна, она есть сила и талант языка. Большевицкие реформы и практика советских лет направлены против дифференциации, они стирали рельеф и различия русского языка. Принимая грамматические решения, я руководствовался старанием сохранить и усилить оттенки, где это возможно.

При нивелировке языка значительное разрушение потерпел предложный падеж. Уже упомянуто, как он частично пострадал от отмены «ятя». В том же неосмысленном порыве всеобщего «упрощения» был срезан предложный падеж ещё одного обширного класса существительных - среднего рода с окончанием -ье , стали писать предложный в точности как именительный и винительный: в Поволжье , в платье (без всякой логики сохранив предложное -и для случая полного окончания -ие : в состоянии ). Но нельзя объяснить разумно, зачем уравнивать три разных падежа, затруднять распознание, а предложный лишать его естественной формы:

в Заполярьи, в заседаньи, о здоровьи, в многолюдьи, в окруженьи, в окружьи, на перекрестьи, в платьи, в Поволжьи, в подпольи, в раздумьи, в состояньи, на сиденьи, о счастьи, в устьи, в ущельи (но на острие́ , поскольку окончание под ударением).

Этот случай предложного падежа имеет важное продолжение в смешении некоторых словообразований и наречий. Мы пишем:

вступил в противоречье (вин.п.) с чем - находится в противоречьи (предл.п.) с законами ;
в продолжение (вин.п.) этой книги будет написан ещё один том - в продолжении (предл.п.) многих веков ;
в продолженье разговора он предложил обсудить - в продолженьи разговора они коснулись ;
в уваженье к заслугам - воспитаны в уваженьи к родителям ;
в пребыванье моё в полку - в пребываньи его здесь не было удивительного ;
в исключенье, в отступленье от чего - состоит в отступленьи от правил ;
в отличье (противопоставление) - в отличьи (состояние) ;
в сопровожденье назначен конвой - в сопровожденьи конвоя .

Я нахожу неверной единообразную директиву писать во всех случаях: «вследствие» и «в течение» (когда речь идёт о времени), теряя разницу между направленностью и пребыванием. Нет основания столь непроходимо отличать течение времени от сходного ему течения реки и для времени запретить образование от предложного падежа «в течении» - хотя именно этот смысл чаще всего и вкладывается, а навязывают редко здесь прилагаемый по смыслу винительный падеж. Напротив, «впоследствии» единообразно указывают нам в форме от предложного падежа, хотя и тут жива форма от винительного.

НАРЕЧИЯ, СОДЕРЖАЩИЕ ПРЕДЛОГ

Слитность или раздельность написания их регулируются ныне правилами, недостаточно убедительными. Привлекается кроме смыслового и фонетический принцип, который здесь второстепенен, и иногда противоречиво. Так, «поодиночке» велят писать вместе, а «в одиночку» отдельно (хотя фонетика, кажется, требовала бы обратного). Но вот я столкнулся с фразой: «вызванные в кабинет в одиночку». В раздельном написании (и при общей тюремной теме) может быть понято, что кабинет послужил какое-то время одиночкой (правдоподобный случай), тогда как разумелось, что вызывались не все сразу, а по очереди, - и слитное написание «водино́чку» было бы ясней. Нам предлагают «в гору», «в меру», «на лету», «под стать» писать отдельно, хотя это решительно (и часто неосновательно) сдвигает их от наречий к предложно-именным сочетаниям. (Теряется различие: «в меру того как» и «выпито вмеру».)

Но главное-то, что никакой массовый справочник и никакие единые правила не могут упорядочить всего непредставимого безчислия наречий в русском языке, таких, как:

вдомёк, вкруте, в огиб, в отдар, вподбежку, вподробне, впоколоть, вполвысоты, вполсыта, впригнуску, вприголодь, вприкосъ, впристыдь, впробежь, впрочёт, врозбежь, вросхмель, всугонь, втриноги́, в упрос, вусмех, вуторопь, доплоска, наиспыт, напредки́, на прилог, напроброс, невпротолочь, поскору, предпослед и т. д.

Решение вопроса всякий раз: в каком виде (отдельно или слитно) наречие будет лучше воспринято глазом, легче понятно, и - каков оттенок его в данной фразе.

В зависимости от оттенка смысла возможно и слитное, и раздельное написание наречий с отрицаниями, как не зря, не против, не всерьёз .

ФОНЕТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ИМЕЕТ ПРЕДЕЛЫ

Послереволюционные реформы всё клонили дальше от этимологии и ближе к фонетике, несостоявшаяся реформа 1964 года грозила довести и до анекдота. Но этот путь никак не может быть пройден до конца, и остановки всё равно нелогичные: почему «разсказ» фонетизируется в «рассказ» (а не «раскас» и «раскащик»), почему «отдельно» не доведено до «оддельно» и «считать» до «щитать»? Сохранили осмысленное «брезжить» и зря исказили до «вожжи».

А коль скоро путь не пройден, и не может быть пройден, то, когда фонетическим написанием затемняется смысл слов, пишущим должно быть предоставлено право частично возвращать смысловую запись:

не - черессильно, ниссылал, бесклассовый ,
а - черезсильно, низсылал, безклассовый .

Из написаний «предызбрать» и «предъизбрать» мы находим второе преимущественным.

НЕ УПУСКАТЬ РАЗЛИЧИЙ,

«Листья шелесте ли», но «ветер шелести л листья(ми)». В подобных парах мы следили сохранить в окончаниях переходного глагола гласную «и», непереходного - «е»:

построжеть (самому) - построжить (кого);
обезоружеть (самим) - обезоружить (кого).

Также признавали мы и различие:

заведывать (в разных местах, в разное время, о длительном, многократном действии) - несовершенный вид - и
заведовать - взамен формы совершенного вида (однократное действие);
переследывать (многие дела) и переследовать (данное дело);
обнародывать (не раз) и обнародовать (однократно);
пересажаны (все инакомыслящие) и пересажены (с места на место ученики);
перевешаны (восставшие) и перевешены (картины);
развешаны (оттенок изобилия, хвастовства) и развешены (деловитее) -
и другие подобные пары.

Современные словари не различают: «безвестный» (не подающий вестей) и «беззвестный» (безызвестный):

Дело сошло безвестно, как сотни других.
Пропал безвестно.

Беззвестный посёлок. Беззвестно для вождя.

Нет оснований отказаться и от различения союза «нето» (слитно) и указательного местоимения с отрицанием «не то»:

Нето плавился, нето подгибался под её рукой. Нето сказал, нето собирался только.

Не то, мой друг, не то. Не то сказал.

ОТДЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ НАПИСАНИЙ

Сегодня язык стонет под напором больших букв - от учреждений и организаций, часто ничтожных. А уж грозное МВД всем кажется естественным - тогда как в дореволюционной России писалось с маленьких букв: «министерство внутренних дел» или «м.в.д.». Притяжательные прилагательные от собственных имён мы пишем с маленькой буквы: надино горе, юриковы игры, сонечкина кукла . Сегодня «Катино вышиванье » выглядит так же странно, как былое написание национальностей с большой: Англичанин, Испанец . Но мы оставляем большую, когда речь идёт об известном историческом или мифологическом лице: Петрово детище, Софьин указ, Михайлово отречение. Венерин павильон .

Как правило, мы пишем Государь с большой буквы (как руководитель государства, наряду с Государственной Думой и Государственным Советом ), но государыня с маленькой. Так же с малой - его величество, император, царь, августейшая семья , если это не цитата и если по тексту в эти слова не вкладывается повышенный эмоциональный смысл.

Также в зависимости от контекста колеблются у нас написания: Действующая Армия (с самым уважительным смыслом), Действующая армия (более служебно), действующая армия (косвенно, вскользь). То же и: Главнокомандующий и главнокомандующий ; Двор и двор ; Учредительное Собрание и учредительное собрание .

Слово Бог пишется с большой буквы всегда, когда ему придаётся религиозный и вообще наполненный смысл. Но в служебно-бытовом употреблении, в затёртых словосочетаниях - с маленькой:

окошко не дотягивалось до божьего света;
работа выходила на божий свет;
ей-богу; о, господи (мимоходом).

Также и боги - при многобожии или в переносном смысле: боги рынка .

Большое неудобство представляют советские извращённые слова: зав. отделением, зав. производством, зам. министра . С ними какое решение ни принять - всё дурно: писать ли их отдельно через точку или писать слитно. Во втором способе (который мы и приняли как меньшую беду) искажается скрытый падеж: «скажите замминистру». Очевидно, следовало бы решиться на раздельное написание и дать склонение «заву» и «заму». Впрочем, более полные сокращения, как завмаг , уже приобрели такую оборотистость.

Взывает к упрощению простановка годов. Склонение года мы указываем, только если он дан лишь двумя последними цифрами: это уже было в 58-м . «Году» добавляется не всякий раз, а когда этого требует выразительность или может быть иначе утерян смысл. Но созрело обходиться и без окончания и без «года»: это началось в 1917, когда... От частых «г.г.» рябит в глазах, затрудняется строй фразы и ничего не выигрывается. (В английском языке давно употребляется так.)

От слова погон род.п. мн.ч., несомненно, погонов , а не распространённое теперь погон , что опять-таки нивелирует склонение.

Слова цыгарка, цыгейка, цынга, панцырь мы печатаем через «ы», чтобы тесней приобщить их к кругу русских слов. Написание через «и» выглядит худосочно.

Не могу отказаться от «я» в словах семячки, мятель, меряный (наряду с меренный - прич.). Эта потеря кажется мне обезцвечиванием. Различаю прострелянный (много раз, от «прострелять») и простреленный (единожды, от «прострелить»).

Хотя слитное написание полно́чи (половина её) требуется общим правилом, но так создаётся омограф, различаемый только специальным ударением от по́лночи . Встречаются случаи, где путается смысл, и тогда для различения мы вводим чёрточку: просиживал пол-ночи (половину ночи), но работал до по́лночи (до двенадцати часов ночи).

Словарь Академии Наук (1950-е годы) даёт:

запань - спец. (перемычка из брёвен на реке). Но нельзя придумать корня и смысла такого слова. Даль (хотя не строгий в написаниях) пишет запонь и роднит с запоной (т. е. брёвна - как плавучая завеса). Так принимаем и мы.

Русский язык склонен обрабатывать на свой лад втягиваемые иностранные слова - и это есть признак его силы и здоровья. Народная попытка склонять «пальто», хотя и превращена интеллигенцией в анекдот, а на самом деле здравая. Так и несклоняемые (и оттого совсем у нас неуклюжие) «жалюзи́ » стали произноситься жа́люзи и склоняться: жа́люзей , жа́люзями .

Подчиняюсь принятому фольклор , хотя «о» мы удерживаем неповоротливо, наше произношение сразу сложилось как фольклёр .

Для отличия сто́ящий от стоя́щий хорошо бы в первом случае принять написание по народному произношению сто́ющий , отступив от правил спряжения.

В эмигрантских изданиях в минувшие десятилетия стали писать «большевиц кий», приближая к общему правилу (сравни: мужик - мужицкий , дурак - дурацкий ). И в самом деле, при русских корнях, написания «большевист ский» и «меньшевист ский», да ещё при частоте их употребления, обременительны, и следовало бы упростить на «ц».

Написание отдельных слов зависит также и от общего языкового фона этого отрезка. Например, если описывается деревенская жизнь, то и в прямой речи персонажей, и даже в авторской речи, естественно писать «грамофон» через одно «м», вопреки словарю.

Безнадёжно отстало от устной речи слово «сейчас», к тому же такое частое. В прямой речи всё чаще приходится его сокращать в «сечас» или «щас».

Имена-отчества могут, писаться сокращённо не только в прямой беглой речи, но и в авторской - при утере степенности, при ироничности:

Василий Аксентьич, мастер литья (вместо Авксентьевич ).

ЗАПЯТЫЕ

Могучее средство выражения, но если пользоваться им достаточно свободно, применительно к тонкостям интонации. Современный английский почти лишён запятых, и это обедняет его фразу. Наша нынешняя письменность слишком обременена формальными традициями немецких грамматистов.

Запятые должны служить интонациям и ритму (индивидуальным интонациям фраз и персонажей), помогать их выявлять - а не быть мёртво-привязанными для всех интонаций и всех ритмов. Для синтаксиса интонация должна быть ведущей. Школьные пунктуационные правила формальны и не учитывают живое дыхание речи. Я считаю нужным следить, чтоб не происходило такого резкого отрыва письменной речи от гибкой устной.

РАЗГРУЗКА ОТ ИЗБЫТОЧНЫХ ЗАПЯТЫХ
(УСКОРЕНИЕ, ОБЛЕГЧЕНИЕ)

Читатель не должен встречать частокол тормозящих запятых, обременяющих фразу.

Во-первых, это относится к приложениям и сравнительным оборотам с союзом «как». Мы не ставим запятую при краткости сравнения, беглости его применения или расхожести употреблённого образа; не ставим, если сравнительный оборот имеет значение приравнивания или обстоятельства образа действия, или является именной частью сказуемого:

упрямый становится как осёл;
на войне как на войне;
сошлись как срослись;
сказала как о незначащем;
философ-доцент, представительный как министр;
городки как Кизел;
целые районы как Таншаевский;
начинают оплавляться как восковые;
мотнул головой как отплюнулся;
ногу держал как гитару;
проезжают мимо рабынь как подлинные олимпийцы;
это «интересненько» Костоглотова пришлось ему как нож между рёбрами;
всеобщей амнистии боялись они как моровой язвы (если поставить запятую - будет ударение на «боялись», потом пауза и сравнение произносится новым духом; без запятой - сплошное прочтение и ударение на «моровой язве»);
там свои ноги тяжелы как у слона, тут перебирают как воробьиные;
он сам как тройная подушка;
но чистая совесть как горное озеро светит;

во-вторых, беглости чтения способствует облегчение от запятых, несмотря на подчинительные союзы, и при цельных неразложимых выражениях:

что ни год безнадёжней;
перекрикивались с кем хотели;
пусть каждый добывает как может;
две тысячи лет уже как сказано, что;
надевает что хочет и ест сколько хочет;
уже два года как в его неуклонном взгляде;
исчез, не прислал ни одного донесения, неизвестно где находится;
готов помочь в чём-нибудь, не знал в чём;
Россию раскачиваете, неизвестно кто больше;

в-третьих, при интонационной беглости можно некоторые деепричастные обороты не заключать в запятые (иногда отделять с одной стороны), а также одиночные деепричастия, которые приобретают значение наречия или обстоятельства образа действия:

проходил не здороваясь;
так, чтоб голову нагнувши войти;
не видя как иначе поступить;
и покуривая смотрел, прищурившись
(возможен симметричный вариант:
и, покуривая, смотрел прищурившись );
и не зная подробностей, можно быть уверенным;
вряд ли ошибёмся обругав;
поднимался по лестнице шатаясь, вцепясь в перила;

в-четвёртых, разгрузка от запятых часто настоятельна вокруг вводных слов и оборотов, во всяком случае с одной стороны. В зависимости от темпа фразы не всегда должна вклиниваться запятая после «во-первых», «во-вторых», «например», «конечно». Часто помешны запятые вокруг «может быть», особенно в форме «может». Чаще других обособлены интонацией «пожалуй», «напротив», но отнюдь не всегда:

может не рассудительно, а хотелось;
да может и не коменданта, груз может и не военный;
да может быть я давно-давно об этом думаю (интонация слитно-настоятельная);
ну, кажется всё начинало налаживаться;
говорят послали флот;
так оказывается потому;
в 20-е годы знаете как говорили? (разговорная беглость);
и как всегда они правы, и как всегда доказательств не требуется;
вы пожалуй запомнили бы навсегда.

Перечислительные запятые при однородных членах тоже могут ставиться или не ставиться, или не все, - подчиняясь интонации:

и друзья и враги, и свои и чужие;
и придя и не застав дома;
тогда и обед и ужин.

И много других случаев, когда интонация повелительно требует облегчения потока речи:

она обернулась обиженная;
он испытывал не что иное как ревность;
не знаешь какого другого поворота ждать, и с чего начинать не знаешь, разве с подарков;
злоба с вывертом, то что называется садизм;
приезжали всё гуще, видно было что повалят;
с такими бандитами как вы - не стану!

УГЛУБЛЕНИЕ ИНТОНАЦИИ ЗАМЕДЛЯЮЩИМИ ЗАПЯТЫМИ

Кроме случаев, оговоренных правилами, таких, как:

десять раз за процесс возвращается, и возвращается, и возвращается;
первый, и второй, и третий год тюрьмы;
все они очень умными себя представляли, и очень тонкими, и очень сложными;
приудобился он читать эту тихую, спокойную книгу;
вторая, решётчатая, дверь, -
интонация иногда требует не только неукоснительной расстановки запятых, но и добавления их:

на увечье, на смерть, и без надежды на возврат;
миновал комнату, другую, и увидел накрытый стол;
мы исправились, и у себя на родине освоились;
она робела, и при встрече не могла бы найтись.

Частицу «де» принято присоединять через дефис к предыдущему слову. Но иногда это невозможно:

что де он с веками блекнет;
и потому де это справедливо, -
а выделять запятыми кажется обременительным. Но в иных случаях интонация велит взять в запятые:

будто, де, купить на него ничего нельзя.

ДРУГИЕ ОСОБЕННОСТИ ПУНКТУАЦИИ

Возможна череда вопросительных или восклицательных знаков - и при слитности фразы, накате речи, текст возобновляется после них всякий раз с малой буквы. Напротив, ремарка к прямой речи, обычно начинающаяся с малой буквы, может начинаться с большой, если глубока пауза между речью и сопровождающим пояснением.

Запрет двух (или даже трёх) последовательных двоеточий в одной фразе необоснован. Высвобождая русский синтаксис, этот запрет взорвали уже Белый и Цветаева .

По существующим правилам - в конце фразы, содержащей цитату или закавыченную прямую речь, вопросительный, восклицательный знаки и многоточие ставятся до кавычек, а точка почему-то после. Это не логично. Мы ставим точку также до кавычек, если закавыченная фраза является законченной, и - после них, если кавычки заключают несамостоятельную часть объемлющей фразы.

1977-1982, Вермонт

(приводится по изданию Публицистика, 3-й том, Александр Солженицын, издано: Ярославль, 1997)

11 декабря 1918 года родился Александр Солженицын - знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии и человек, чья жизнь и творчество до сих пор вызывают ожесточённые споры. Коммунисты ненавидели его за антисоветские высказывания, либералы и демократы считали его чуть ли не фашистом и антисемитом. Первоначально поддержанный советскими властями, он был выслан из страны, а в изгнании он не вписался в западную модель. Лайф вспоминает историю жизни человека, который проделал путь от провинциального школьного учителя до одной из знаковых фигур ХХ века.

Хотя существует популярное мнение, что Солженицын с рождения был чуть ли не убеждённым антисоветчиком, это не так. Напротив, в молодые годы он был правоверным коммунистом и нисколько не сомневался в марксизме. Ещё до войны он мечтал о карьере писателя и даже начал делать наброски романа с говорящим названием "Люби революцию".

Он был активным комсомольцем, принимал участие во всех комсомольских общественных делах, характеризовался исключительно положительно. В ростовском институте слыл круглым отличником и произвёл такое впечатление на преподавателей, что те предлагали ему поступить в аспирантуру.

В 1939 году начал заочно получать второе высшее образование в Институте философии и литературы. Однако так его и не окончил из-за начавшейся войны.

Война

В современных коммунистических кругах весьма популярна байка о том, что Солженицын на фронте не был, а отсиделся в тылу. А когда, дескать, его хотели отправить на фронт, по-хитрому дезертировал, разослав знакомым письма с контрреволюционными утверждениями. Правда, не совсем понятно, зачем нужны такие сложности за три месяца до окончания войны? Создавать фиктивную контрреволюционную организацию на передовой - всё равно, что тушить пожар бензином.

Разумеется, всё это - откровенная ложь современных обличителей. Солженицын провёл в армии почти три года. Из них на фронте - почти два года. С весны 1943 года до февраля 1945-го. За это время Солженицын был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды и дважды повышен в звании (дослужился от лейтенанта до капитана). Не совсем понятно, зачем же патологического труса и дезертира (будто бы отсиживавшегося в тылу) награждать боевыми орденами, да ещё и дважды повышать в звании? И не какими-то дежурными медальками, которые раздавали направо и налево, а весьма уважаемыми наградами. Орден Красной Звезды вручался за мужество и отвагу в боях или же за умелые боевые действия, нанёсшие большой урон врагу. А орден Отечественной войны 2-й степени заслужить было ещё труднее. Тем же артиллеристам его давали минимум за уничтожение трёх вражеских артиллерийских батарей.

Солженицын действительно не находился непосредственно на передовой и в рукопашных схватках не участвовал. Но не потому что прятался, а потому что командовал батареей звуковой разведки. Их целью было вычисление координат вражеской артиллерии по звуку её выстрелов и корректировка огня по ним. Не самая простая работа, требующая хорошей подготовки по физике и математике. Но и в тылу он точно не отсиживался. Звуковая разведка располагалась в непосредственной близости от передовой, примерно в двух-пяти километрах позади неё.

Заключение

Но каким же образом неглупый человек мог так банально попасться бдительным особистам? Неужели Солженицын не знал, что вся военная корреспонденция проверяется?

Сам он утверждал, что прекрасно знал, но недооценил пару моментов. Во-первых, он считал, что ничего сверхкрамольного своему другу не пишет, во-вторых, он был уверен, что письма читают "молоденькие фифочки", которых интересует только возможное разглашение военной тайны и координат, а он ничего такого не писал.

В начале февраля 1945 года капитан Солженицын был арестован. Его дело рассматривал не суд и не военный трибунал, а внесудебный орган - Особое совещание. Тот факт, что он получил только восемь лет исправительно-трудовых лагерей, говорит скорее о том, что ничего серьезного на Солженицына у следствия не было (до десяти лет в те времена давали либо в связи с полным отсутствием улик и признательных показаний, либо в связи с незначительностью преступления).

Из восьми лет своего срока последние два с половиной года Солженицын провёл в исправительно-трудовых лагерях. До этого он находился в так называемых шарашках, куда свозили образованных осуждённых для работы над новинками техники. При этом режим в шарашке и лагере очень сильно отличался. Хотя заключённые шарашек и не имели свободы перемещения, распорядок их дня был гораздо мягче лагерного, а питание многократно лучше. Вместо тяжёлого физического труда они занимались интеллектуальным. Шарашки находились не в тайге и вечной мерзлоте, а в крупных городах, заключённые имели возможность встречаться с родственниками. Но всё равно это было заключение, хоть и сравнительно мягкое в сравнении с настоящими лагерями.

Летом 1950 года Солженицын из-за конфликта с начальством был этапирован в Особлаг № 11 в Экибастузе, где провёл последние годы своего срока. Освободился он за несколько недель до смерти Сталина, однако вернуться в европейскую часть СССР не мог, поскольку был оставлен на вечное проживание в одном из сёл Южного Казахстана, где следующие три года проработал школьным учителем.

В середине 50-х началась первая волна реабилитации осуждённых в сталинское время. Солженицын писал письма в Москву, сначала Хрущёву и в генеральную прокуратуру, а затем отдельно Жукову. В результате Солженицыну отменили вечную ссылку и он смог вернуться в РСФСР. Ещё через несколько месяцев он был полностью реабилитирован.

Внезапный успех

Следующие несколько лет Солженицын жил в Рязани, работал школьным учителем и писал рассказы в стол. Волна разоблачения сталинского культа личности, начатая ХХ съездом КПСС в 1956 году, быстро пошла на спад. Но в 1961 году Хрущёв, разделавшийся со всеми политическими соперниками, решил завершить начатое. На XXII съезде партии культ Сталина вновь был развенчан с партийных позиций, а также решено было переименовать все носящие сталинское имя объекты и вынести его тело из Мавзолея.

Солженицын решил, что на этой волне, пожалуй, можно попытать счастья. Авось и опубликуют какой-нибудь рассказ небольшим тиражом. Через целую цепочку знакомых он передал в журнал "Новый мир" рукопись "Одного дня Ивана Денисовича", описывающую обычный будний день заключенного.

Рукопись прочёл редактор журнала, влиятельный советский литератор Твардовский, который был настолько ошеломлён, что дал прочитать её самому Хрущёву. Через несколько дней он записал в дневнике: "Счастье, что эту новую (после чёрной клеенчатой) тетрадь я начинаю с записи факта, знаменательного не только для моей каждодневной жизни и не только имеющего, как мне кажется, значение в ней поворотного момента, но обещающего серьёзные последствия в общем ходе литературных (следовательно, и не только литературных) дел: Солженицын ("Один день") одобрен Никитой Сергеевичем.

Твардовский так описывал реакцию Хрущева: "Я начал читать, признаюсь, с некоторым предубеждением и прочёл не сразу, поначалу как-то не особенно забирало. Правда, я вообще лишён возможности читать запоем. А потом пошло и пошло. Вторую половину мы уж вместе с Микояном читали. Да, материал необычный, но, я скажу, и стиль, и язык необычный - не вдруг пошло. Что ж, я считаю, вещь сильная, очень. И она не вызывает, несмотря на такой материал, чувства тяжёлого, хотя там много горечи. Я считаю, эта вещь жизнеутверждающая… И написана, я считаю, с партийных позиций".

Хрущёв дал добро на публикацию, а Твардовский почти танцевал от счастья. Произошла почти голливудская история. Никому неведомый начинающий писатель со сложной судьбой в один миг превратился в литературную знаменитость. Его сразу же приняли в Союз писателей, рассказ несколько раз напечатали крупными тиражами - сначала в крупных журналах, а потом отдельной книгой.

Переводы рассказа моментально появились в других странах. Начинающий Солженицын стал не просто советской, а мировой литературной знаменитостью.

Опала

Забудем всё плохое". С одной стороны, Сталина перестали ругать, но с другой - никто его и не хвалил. Покойного вождя просто старались лишний раз не вспоминать.

В этих условиях Солженицын стал не просто не нужен, но и неудобен. Новые произведения писателя не печатали, и они уходили в самиздат. Тогда он решился на радикальный шаг, написав в 1967 году "Письмо к съезду" и адресовав его советским писателям. В нём он выступил против сложившейся системы цензуры, негодовал из-за того, что его лишили возможности печататься и так далее.

Письмо вскоре попало и в зарубежные СМИ. С этого момента Солженицын стал рассматриваться Кремлём уже не как неудобный и неуместный писатель, а как политический деятель и при том враждебный.

После того как на Западе вышло несколько его произведений, неопубликованных в СССР, против писателя в советской прессе была организована шумная информационная кампания, в ходе которой "официальные" писатели клеймили его разными нехорошими словами.

Однако вскоре Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе. Вполне очевидно, что данное решение имело политический подтекст, что понимал и признавал и сам писатель. Но оно в некотором роде оградило его от серьёзных неприятностей. Всё же сажать нобелевских лауреатов "за политику" не решались ни Сталин, ни Гитлер, не говоря уже о Хрущёве.

К этому моменту у писателя уже был готов знаменитый "Архипелаг ГУЛАГ". Эту книгу часто обвиняют в лживости на основании преувеличенных цифр репрессированных. Однако данная книга является художественным произведением, а не научным исследованием. Обвинять художественные произведения во лжи - это как-то уж слишком.

О книге знали в КГБ и даже негласно пытались заключить с писателем сделку. Он отказывается от её публикации на Западе, а в обмен ему разрешают напечатать несколько политически безобидных произведений. По этой причине Солженицын несколько лет удерживал книгу от публикации, но в итоге так и не договорился.

Неожиданный благодетель

политических" занималось КГБ, Щёлоков в пику Андропову начал поддерживать Солженицына.

Когда Солженицын начал работу над "Августом 1914-го" министр лично распорядился предоставить ему старые карты из штабных архивов. Когда полуопальные Ростропович и Вишневская приютили у себя на даче в Жуковке писателя, которому негде было жить в Москве, Щёлоков, друживший с ними, демонстративно отказался подключать к делу МВД (у писателя не было прописки). При этом дача министра находилась по соседству с дачей Ростроповича и он прекрасно знал, где живёт Солженицын, более того, порой даже заходил с ним пообщаться.

Щёлоков слал Брежневу записки с предложениями по Солженицыну. Если Андропов предлагал избавиться от писателя, изгнав его из страны, то Щёлоков, напротив, предлагал "задушить его в объятиях". То есть дать квартиру в Москве, напечатать большим тиражом основные произведения и быть более гибкими в отношении писателя. Министр предостерегал от повторения ошибок с Пастернаком, травля которого привела к обратному результату - огромному росту его популярности за пределами СССР. Однако в итоге победила линия Андропова.

Изгнание

Архипелаг ГУЛАГ". После нескольких допросов её освободили, и, придя домой, она покончила с собой. Узнав об этом, Солженицын сразу же распорядился начать печать книги за границей (несколько лет он не давал на это согласия).

Вскоре выход книги Солженицына на Западе уже обсуждался на заседании Политбюро. Большинство проголосовало за арест писателя, однако позднее, в узком кругу Брежнева решение было пересмотрено в пользу высылки.

12 февраля 1974 года Солженицын был арестован, принудительно лишён советского гражданства и на следующий день вывезен самолётом в ФРГ. После этого все советские издания произведений писателя были изъяты из библиотек.

Поначалу он был весьма популярной фигурой, ездил с выступлениями по европейским странам, встречался с политическими лидерами. Но постепенно писатель начал отстраняться от той роли, которую ему готовили. От него ждали страстного обличения коммунизма и восхваления либеральных ценностей, но Солженицын видел в них немногим меньше плохого, чем в коммунизме, и регулярно критически отзывался о них. В итоге Солженицын стал неудобен и в западных странах. Да, он по-прежнему был величиной, но выступал всё реже, не находя понимания.

Писатель обрушился с обвинениями на "Радио Свобода", упрекая в идеологической цензуре. Он утверждал, что ему ставят всяческие препятствия в отстаивании его державно-патриотических взглядов, требуя славить демократию.

На этой же почве у него произошла размолвка и с советскими диссидентами, как оставшимися в стране, так и эмигрировавшими на Запад. Диссиденты, как правило, придерживались абстрактных взглядов "за всё хорошее" и для них были неприемлемы убеждения Солженицына, которые они считали националистическими и едва ли не фашистскими.

Многие диссиденты, прежде видевшие в нём кумира, отвернулись от него после того, как он не оправдал их ожиданий, начав критиковать не только коммунизм, но и демократию. С наиболее радикальными советскими "западниками" у него возникли непреодолимые разногласия. Они обвиняли его в том, что он заразился традиционной паранойей, что Запад будто бы враждебно настроен к России. Солженицын винил их в том, что они презирают не коммунизм, а Россию и русский народ. Его обвиняли в излишнем пафосе и дидактичности, считая, что Солженицын возомнил себя новым ветхозаветным пророком Моисеем, который будто бы должен вывести русский народ из советского плена.

В результате ожесточенной полемики в рядах эмиграции произошёл раскол. Патриотическая часть сгруппировалась вокруг Солженицына, остальные объединились в либеральный/демократический лагерь, ярким представителем которого был эмигрировавший писатель и диссидент Синявский, который остро полемизировал с Солженицыным.

Православно-патриотический уклон не остался незамеченным в западных странах. Саркастичные журналисты прозвали его "славянским Хомейни".

Солженицын и атомная бомба

Ещё в советское время зародилась устойчивая легенда, согласно которой Солженицын выступил в американском конгрессе и призвал США сбросить атомную бомбу на СССР. Легенда оказалась настолько крепкой, что остаётся весьма популярной до сих пор. Разумеется, ни к чему подобному он никогда не призывал. В данном случае в его уста была вложена фраза одного из героев "Архипелага ГУЛАГ" - заключённого, который в отчаянии кричит надзирателям в лагере: "Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!"

Более того, когда в начале 80-х его вместе с группой диссидентов-эмигрантов пригласили к президенту Рейгану, он был единственным, кто отказался. Пояснив, что считает себя не диссидентом, а русским писателем. Кроме того, он был возмущен тем, что советники не рекомендовали Рейгану встречаться с писателем один на один, поскольку он является "крайним русским националистом".

В открытом письме Рейгану он писал: "Я люблю своё отечество и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё. Я не раз выражал публично, что жизненные интересы народов СССР требуют немедленного прекращения всех планетарных советских захватов. Если бы в СССР пришли к власти люди, думающие сходно со мною, их первым действием было бы уйти из Центральной Америки, из Африки, из Азии, из Восточной Европы, оставив все эти народы их собственной вольной судьбе. Их вторым шагом было бы прекратить убийственную гонку вооружений… Но удивительно: всё это не устраивает Ваших близких советников! Они хотят чего-то другого. Эту программу они называют "крайним русским национализмом", а некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом избирательно русское население. Странно, сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх правителям СССР и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников".

Возвращение

В годы перестройки книги Солженицына стали печататься большими тиражами. К тому моменту он уже давно прослыл "вермонтским затворником" и почти не встречался с прессой. В 1990 году в советских СМИ появляется текст писателя под названием "Как нам обустроить Россию". Хотя изначально Солженицын не утверждал, а задавался вопросом (в заголовке стоял вопросительный знак), на этапе публикации этот знак исчез и текст воспринимался не как размышление, а как манифест.

В 1994 году писатель вернулся в Россию. Проехав с востока на запад, он добрался до Москвы, выступив в Госдуме, несмотря на протесты как коммунистов, так и демократов. Потрясённый тяжёлыми последствиями реформ в России, Солженицын раскритиковал их прямо с думской трибуны, чем вызвал аплодисменты его давних идеологических врагов - коммунистов.

Впрочем, возвращение писателя в Россию не вызвало того резонанса, какой могло бы. По сути, он вновь оказался неудобным для всех человеком. В стране шёл великий раздел пирога, приватизация всего и вся, а он говорил что-то о сбережении народа и призывал "не ломать дров". Ельцин рассчитывал, что ему удастся использовать Солженицына для поддержки популярности, но писатель подверг реформы такой уничижительной критике, что его поблагодарили за всё, подарили дачу и, что называется, задвинули в самый дальний угол, чтобы не мешал.

Солженицын оказался неудобным человеком. Его взгляды не вписывались ни в одну из господствовавших при его жизни идеологических систем. В начале 60-х его пытались использовать для обличения сталинизма, но вскоре он разошёлся во взглядах с советскими коммунистами. В середине 70-х его пытались использовать для разоблачения коммунизма, но он взялся разоблачать и демократию и в итоге разошёлся во взглядах с западным истеблишментом. В 90-е его пытались использовать для поддержки нового курса России, но он начал жёстко критиковать реформы и разошёлся уже с постсоветскими демократами. После высылки из СССР он почти два десятилетия жил без гражданства, отказавшись присягать новой стране.

Одни не могли простить ему ненависти к Сталину и советскому периоду истории. Другие - критики демократических ценностей и демократии в её западном понимании. Третьи не приняли книгу "Двести лет вместе" и разочаровались. Солженицын, безусловно, стал знаковой фигурой ХХ века. В истории русской литературы не было и, возможно, уже не будет автора, который вызывал бы настолько ожесточённые споры о своих личности и творчестве.