Одним из значительных произведений в творчестве М. Булгакова является повесть «Собачье сердце». Закончена она была в 1925 году, но читателю стала доступна лишь в 1987 году.
В основу сюжета автор положил полуфантастическую историю превращения собаки в человека. Именитый учёный, светило с мировым именем, профессор Преображенский всю жизнь занимался проблемами омоложения организма. Окончательным результатом эксперимента должно было стать создание нового, совершенного человека. Вместе с доктором Борменталем Филипп Филиппович проделывает уникальную операцию – заменяет мозг собаки мозговым гипофизом умершего мужчины.
Вечно голодный, бездомный пес Шарик после операции принимает человеческий облик и становится Полиграфом Полиграфовичем Шариковым. Но этот эксперимент нельзя назвать удачным. Совсем не тот результат хотел увидеть профессор.
И здесь на первый план выходит социально-нравственная проблематика повести. Революционная действительность уничтожает в человеке «человеческое», гуманное. От собаки Шарикову перешли все худшие качества: он огрызается, ловит блох, кусается, бегает за кошками. От человека же остались прежние задатки.
Какой это был человек? «Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий… Судился три раза и оправдан… Кражи. Профессия игра на балалайке по трактирам…». То есть Шарикову передались гены дебошира, уголовника и пьяницы.
Это – лишь одна сторона проблемы. Вторая, более серьёзная, – среда, в которой формировался Шариков, революционная действительность тех лет. Преображенский пытался воспитывать «нового человека» в духе интеллигенции, привить ему свой образ жизни. Но большее участие в «формировании» личности Шарикова принадлежит председателю домового комитета Швондеру. Преображенский только подумал предложить своему подопечному почитать «Робинзона Крузо», как его уже опередил «красный агитатор, предложивший «эту… Как её… переписку Энгельса с этим… как его – дьявола – с Каутским».
По этим словам Шарикова уже можно судить о его недалёком уме. Ответная реакция была необыкновенной: «Борменталь остановил на полдороги вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку». Изумление героев понятно: недоразвитый человек говорит о таком серьёзном политическом документе, как «Переписка Энгельса с Каутским». То, чего не может добиться Преображенский как воспитатель, легко смог сделать Швондер, занимающий с Шариковым один уровень. Поэтому «новорождённому» роднее короткие приказные лозунги и цитаты из Энгельса.
Шариков – недалёкое, грубое, эгоистичное существо. Он отвратителен для нормальных людей не только внешне, но и внутренне. Вместо благодарности своему «родителю» он претендует на жилплощадь, грубо оскорбляет и доносит в соответствующие органы.
Шарикова нельзя назвать полностью глупым и недалёким. Он прекрасно чувствует выгоду в проживании у Преображенского, так как здесь можно бесплатно «харчеваться». А когда Шарикова пытались выгнать из квартиры, тот показал «три бумаги»: зелёную, жёлтую и белую, выданные жилищным товариществом, подтверждающие право проживать в квартире номер пять. Оказывается, Шариков всё оформил заранее, что говорит о его жизненной хваткости.
Полиграф Полиграфович не так прост, как может показаться сначала. Он нигде не упускает своей выгоды. Шариков устроился не простым рабочим, а заведующим подотделом по очищению города от бездомных кошек. Интересно его мнение о военной службе: «Я воевать не пойду никуда!.. На учёт возьмусь, а воевать – шиш с маслом». Удивляет, как быстро нашёл он причину отказа служить в армии: «Я тяжко раненый при операции, - хмуро подвыл Шариков, - меня, вишь, как отделали, - и он показал на голову. Поперёк лба тянулся очень свежий операционный шрам». В другом месте причину появления шрама герой объясняет по-другому, как ранение, полученное в годы гражданской войны на «колчаковских фронтах».
С каждым днём испытуемый становится всё наглее и наглее. Учёным ничего не остаётся, как вернуть ему прежний облик.
Повесть «Собачье сердце» является трагикомической. В ней сплелись фантастика, реальность и сатира. В облике Шарикова отражаются недостатки нового социального строя, которые не принимал М. Булгаков.
Полиграф Полиграфович Шариков - однозначно отрицательный персонаж повести Михаила Булгакова «Собачье сердце», объединяющей вместе сразу три жанра: фантастика, сатира и антиутопия.
Раньше он был обычной бездомной собакой Шариком, но после смелого эксперимента, проведенного талантливым хирургом профессором Преображенским и его помощником доктором Борменталем, он становится человеком. Придумав себе новое имя и даже обзаведясь паспортом, Шариков начинает новую жизнь и раздувает пожар классовой борьбы со своим создателем, претендуя на его жилплощадь и всячески «качая» свои права.
Характеристика главного героя
Полиграф Полиграфович - необычное и уникальное существо, появившееся в результате пересадки гипофиза и семенных желез от человеческого донора к собаке. Случайным донором стал балалаечник, вор-рецедивист и тунеядец Клим Чугункин. Накануне операции его убивают ножом в сердце в пьяной драке и профессор, проводящий исследования в сфере омоложения человеческого организма, пользуется его органами в научных целях. Однако пересадка гипофиза не дает эффекта омоложения, а приводит к очеловечиванию бывшей собаки и её превращению в Шарикова всего за несколько недель.
(Владимир Толоконников в роли Полиграфа Полиграфовича Шарикова, х/ф "Собачье сердце", СССР 1988 )
Внешность нового «человека» получилась довольно неприятная и можно сказать отталкивающая: невысокий рост, жесткие и растущие как кусты на выкорчеванном поле волосы, лицо почти полностью покрытое пухом, низкий лоб, густые брови. От бывшего Шарика, который был самым обычным дворовым псом, потрепанным жизнью и людьми, готовым на все ради вкусно пахнущего кусочка колбасы, но с верным и добрым собачьим сердцем, у нового Шарикова остается только врожденная ненависть к кошкам, что и повлияло на его выбор будущей профессии - заведующий отделом очистки города Москвы от бродячих животных (от котов в том числе). Зато наследственность Клима Чугункина проявилась в полной мере: тут тебе и безудержное пьянство, и наглость, и хамство, вопиющая дикость и аморальность, и наконец точный и верный «нюх» на классового врага, которым оказался его создатель профессор Преображенский.
Шариков всем нагло заявляет что он простой труженик и пролетариат, борется за свои права и требует к себе уважительного отношения. Он придумывает себе имя, решает получить паспорт, чтобы окончательно узаконить в обществе свою личность, устраивается на роботу ловцом бродячих кошек и даже решает жениться. Став как он думает полноценным членом общества, он считает себя вправе тиранить своих классовых врагов Борменталя и Преображенского, нагло претендует на часть жилплощади, чтобы устроить свою личную жизнь, с помощью Швондера стряпает на профессора лживый донос и угрожает ему револьвером. Выдающийся хирург и светило с мировым именем, потерпев полное фиаско в своем эксперименте и неудачу в воспитании получившегося человекоподобного монстра Шарикова, идет на осознанное преступление - усыпляет его и с помощью очередной операции превращает обратно в собаку.
Образ героя в произведении
Образ Шарикова был создан Булгаковым как реакция на происходящие в то время (20-30-е годы XX века) события, приход к власти большевиков и его отношение к пролетариату как к строителям новой жизни. Впечатляющий образ Шарикова дает читателям понятное описание очень опасного социального явления, которое зародилась в послереволюционной России. Очень часто такие страшные люди как Шариков получали власть в свои руки, что приводило к ужасающим последствиям, разрухе и уничтожению всего самого лучшего, что создавалось веками.
То что нормальные интеллигентные люди (такие, как Борменталь и Преображенский) считали дикостью и аморальностью, в обществе того времени считалась нормой: жить за чужой счет, доносить на всех и вся, относиться с презрением к умным и интеллигентным людям и т.д. Не зря же «редкостную мразь» Шарикова профессор все же пытается переделать и воспитать, тогда же как новая власть принимает его таким какой он есть, всячески поддерживает и считает полноценным членом общества. То есть для них он вполне нормальный человек, совсем невыпадающий за рамки обычного поведения.
В повести Преображенский, понявший свою ошибку вмешательства в дела природы, успевает все исправить и уничтожить свое страшное творение. Однако в жизни все намного сложнее и запутаннее, невозможно сделать общество лучше и чище с помощью революционных насильственных методов, такая попытка заранее обречена на провал, и это доказывает сама история.
Шариков Полиграф Полиграфович – один из главных героев повести М. А. Булгакова “Собачье сердце”. В начале повести Шариков – это просто добродушный дворовой пес, которого подбирает профессор Преображенский. Он лечит рану пса и хорошо с ним обходится. Шарик доволен жизнью.
“Обо мне заботятся, – подумал пес,- очень хороший человек. Я знаю, кто это. Он волшебник, маг и кудесник из собачьей сказки…”
В результате эксперимента по пересадке гипофиза на свет появляется Шариков. Вначале профессор думал, что ему удалось создать человеческое существо, но вскоре становится понятно, что, на самом деле ему удалось “воскресить” уголовника Клима Чугункина.
“Вы стоите на самой низшей ступени развития, – перекричал Филипп Филиппович, – вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные…”
Шариков аморален и глуп, у него нет ни чести ни совести. Он лишен даже зачатков нравственности и благородства. Свою новую жизнь он начинает играя на балалайке, пьянствуя и ругаясь. Он пристает к женщинам и портит мебель, устраивает в квартире потоп. Из пса Шарика получилась “такая мразь, что волосы дыбом встают”. Шариков получает поддержку власти в лице Швондера, который видит в нем пролетария и полноценного члена общества. От пса у Шарикова осталась, пожалуй, только нелюбовь к кошкам. Швондер находит ему работу по душе – теперь он руководит отделом по отлову кошек. Но и тут Шариков проявляет жестокость, не свойственную ни животным ни людям.
Профессор Преображенский стойко сносит проделки своего подопечного и поначалу питает надежду на его перевоспитание. Но поведение человека-пса с каждым днем ухудшается. Шариков переходит все границы когда пишет на профессора донос и угрожает его убить.
“Но кто он? Клим, Клим. Вот что-с: две судимости, алкоголизм, “все поделить”, шапка и два червонца пропали…..Хам и свинья…”
Преображенский делает “обратную” операцию” и на свет снова возвращается добрый ласковый пес Шарик. Словами профессора Преображенского автор как бы подводит черту, вывод: “Наука еще не знает способа обращать зверей в людей.” А настоящим зверем был не пес Шарик, а бездушный и жестокий Клим Чугункин.
(Пока оценок нет)
Сочинения по темам:
- Профессор Преображенский – один из главных героев повести. Филипп Филиппович – гениальнейший доктор, талантливый ученый, “европейское светило” медицины. Он уединенно...
- Швондер – один из героев повести М. А. Булгакова “Собачье сердце”; представитель пролетариата, председатель домкома. Автор описывает героя с нескрываемой...
- Действие повести Булгакова "Собачье сердце" происходит в Москве. Зима 1924/25 года. В большом доме на Пречистенке живет и ведет прием...
- М. А. Булгаков – один из наиболее ярких и талантливых писателей середины 20 века. Темы его произведений остаются актуальными и...
«Собачье сердце» было написано вслед за «Роковыми яйцами» в январе - марте 1925 года. Повесть не смогла пройти цензуру. Что же в ней так напугало большевистскую власть?
Редактор «Недр» Николай Семенович Ангарский (Клестов) торопил Булгакова с созданием «Собачьего сердца», рассчитывая, что оно будет иметь не меньший успех среди читающей публики, чем «Роковые яйца». 7 марта 1925 года Михаил Афанасьевич читал первую часть повести на литературном собрании «Никитинских субботников», а 21 марта там же - вторую часть. Один из слушателей, М.Л.Шнейдер, следующим образом передал перед собравшимися свое впечатление от «Собачьего сердца»: «Это первое литературное произведение, которое осмеливается быть самим собой. Пришло время реализации отношения к происшедшему» (т. е. к Октябрьской революции 1917 года и последующему пребыванию у власти большевиков).
На этих же чтениях присутствовал внимательный агент ОГПУ, который в донесениях от 9 и 24 марта оценил повесть совсем иначе:
«Был на очередном литературном „субботнике“ у Е.Ф.Никитиной (Газетный, 3, кв. 7, т. 2–14–16). Читал Булгаков свою новую повесть. Сюжет: профессор вынимает мозги и семенные железы у только что умершего и вкладывает их в собаку, в результате чего получается „очеловечение“ последней. При этом вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением к Совстрою тонах:
1) У профессора 7 комнат. Он живет в рабочем доме. Приходит к нему депутация от рабочих с просьбой отдать им 2 комнаты, т. к. дом переполнен, а у него одного 7 комнат. Он отвечает требованием дать ему еще и 8-ю. Затем подходит к телефону и по № 107 заявляет какому-то очень влиятельному совработнику „Виталию Власьевичу“ (в сохранившемся тексте первой редакции повести этот персонаж назван Виталием Александровичем; в последующих редакциях он превратился в Петра Александровича; вероятно, осведомитель на слух неправильно записал отчество. - Б.С.), что операции он ему делать не будет, „прекращает практику вообще и уезжает навсегда в Батум“, т. к. к нему пришли вооруженные револьверами рабочие (а этого на самом деле нет) и заставляют его спать на кухне, а операции делать в уборной. Виталий Власьевич успокаивает его, обещая дать „крепкую“ бумажку, после чего его никто трогать не будет.
Профессор торжествует. Рабочая делегация остается с носом. „Купите тогда, товарищ, - говорит работница, - литературу в пользу бедных нашей фракции“. - „Не куплю“, - отвечает профессор.
„Почему? Ведь недорого. Только 50 к. У вас, может быть, денег нет?“
„Нет, деньги есть, а просто не хочу“.
„Так, значит, вы не любите пролетариат?“
„Да, - сознается профессор, - я не люблю пролетариат“.
Все это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории. Кто-то не выдерживает и со злостью восклицает: „Утопия“.
2) „Разруха, - ворчит за бутылкой Сэн-Жульена тот же профессор. - Что это такое? Старуха, еле бредущая с клюкой? Ничего подобного. Никакой разрухи нет, не было, не будет и не бывает. Разруха - это сами люди.
Я жил в этом доме на Пречистенке с 1902 по 1917 год пятнадцать лет. На моей лестнице 12 квартир. Пациентов у меня бывает сами знаете сколько. И вот внизу на парадной стояла вешалка для пальто, калош и т. д. Так что же вы думаете? За эти 15 лет не пропало ни разу ни одного пальто, ни одной тряпки. Так было до 24 февраля (дня начала Февральской революции. - Б.С.), а 24-го украли все: все шубы, моих 3 пальто, все трости, да еще и у швейцара самовар свистнули. Вот что. А вы говорите разруха“. Оглушительный хохот всей аудитории.
3) Собака, которую он приютил, разорвала ему чучело совы. Профессор пришел в неописуемую ярость. Прислуга советует ему хорошенько отлупить пса. Ярость профессора не унимается, но он гремит: „Нельзя. Нельзя никого бить. Это - террор, а вот чего достигли они своим террором. Нужно только учить“. И он свирепо, но не больно, тычет собаку мордой в разорванную сову.
4) „Лучшее средство для здоровья и нервов - не читать газеты, в особенности же „Правду“. Я наблюдал у себя в клинике 30 пациентов. Так что же вы думаете, не читавшие „Правды“ выздоравливают быстрее читавших“, и т. д., и т. д. Примеров можно было бы привести еще великое множество, примеров тому, что Булгаков определенно ненавидит и презирает весь Совстрой, отрицает все его достижения.
Кроме того, книга пестрит порнографией, облеченной в деловой, якобы научный вид. Таким образом, эта книжка угодит и злорадному обывателю, и легкомысленной дамочке, и сладко пощекочет нервы просто развратному старичку. Есть верный, строгий и зоркий страж у Соввласти, это - Главлит, и если мое мнение не расходится с его, то эта книга света не увидит. Но разрешите отметить то обстоятельство, что эта книга (1-я ее часть) уже прочитана аудитории в 48 человек, из которых 90 процентов - писатели сами. Поэтому ее роль, ее главное дело уже сделано, даже в том случае, если она и не будет пропущена Главлитом: она уже заразила писательские умы слушателей и обострит их перья. А то, что она не будет напечатана (если „не будет“), это-то и будет роскошным им, этим писателям, уроком на будущее время, уроком, как не нужно писать для того, чтобы пропустила цензура, т. е. как опубликовать свои убеждения и пропаганду, но так, чтобы это увидело свет. (25/III 25 г. Булгаков будет читать 2-ю часть своей повести.)
Мое личное мнение: такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях „Всероссийского Союза Поэтов“».
О чтении Булгаковым второй части повести неизвестный осведомитель сообщил гораздо лаконичнее. То ли она произвела на него меньшее впечатление, то ли посчитал, что главное уже сказано в первом доносе:
«Вторая, и последняя, часть повести Булгакова „Собачье сердце“ (о первой части я сообщил Вам двумя неделями ранее), дочитанная им на „Никитинском субботнике“, вызвала сильное негодование двух бывших там писателей-коммунистов и всеобщий восторг всех остальных. Содержание этой финальной части сводится приблизительно к следующему: очеловеченная собака стала наглеть с каждым днем, все более и более. Стала развратной: делала гнусные предложения горничной профессора. Но центр авторского глумления и обвинения зиждется на другом: на ношении собакой кожаной куртки, на требовании жилой площади, на проявлении коммунистического образа мышления. Все это вывело профессора из себя, и он разом покончил с созданным им самим несчастием, а именно: превратил очеловеченную собаку в прежнего, обыкновенного пса.
Если и подобно грубо замаскированные (ибо все это „очеловечение“ - только подчеркнуто-заметный, небрежный грим) выпады появляются на книжном рынке СССР, то белогвардейской загранице, изнемогающей не меньше нас от книжного голода, а еще больше от бесплодных поисков оригинального, хлесткого сюжета, остается только завидовать исключительнейшим условиям для контрреволюционных авторов у нас».
Такого рода сообщения наверняка насторожили инстанции, контролировавшие литературный процесс, и сделали неизбежным запрет «Собачьего сердца». Люди, искушенные в литературе, повесть хвалили. Например, 8 апреля 1925 года Вересаев писал Волошину: «Очень мне приятно было прочесть Ваш отзыв о М.Булгакове… юмористические его вещи - перлы, обещающие из него художника первого ранга. Но цензура режет его беспощадно. Недавно зарезала чудесную вещь „Собачье сердце“, и он совсем падает духом».
20 апреля 1925 года Ангарский в письме Вересаеву сетовал, что сатирические произведения Булгакова проводить «сквозь цензуру очень трудно. Я не уверен, что его новый рассказ „Собачье сердце“ пройдет. Вообще с литературой плохо. Цензура не усваивает линию партии». Старый большевик Ангарский здесь притворяется наивным.
На самом деле в стране начиналось постепенное ужесточение цензуры по мере укрепления власти Сталина.
Сыграла роль и реакция критики на предыдущую булгаковскую повесть «Роковые яйца», рассматриваемую как антисоветский памфлет. 21 мая 1925 года сотрудник «Недр» Б.Леонтьев послал Булгакову очень пессимистическое письмо: «Дорогой Михаил Афанасьевич, посылаю Вам „Записки на манжетах“ и „Собачье сердце“. Делайте с ними что хотите. Сарычев в Главлите заявил, что „Собачье сердце“ чистить уже не стоит. „Вещь в целом недопустима“ или что-то в этом роде». Однако Н.С.Ангарский, которому повесть очень нравилась, решил обратиться на самый верх - к члену Политбюро Л.Б.Каменеву. Через Леонтьева он просил Булгакова направить рукопись «Собачьего сердца» с цензурными исправлениями Каменеву, отдыхающему в Боржоми, с сопроводительным письмом, которое должно быть «авторское, слезное, с объяснением всех мытарств…»
11 сентября 1925 года Леонтьев написал Булгакову о неутешительном исходе: «Повесть Ваша „Собачье сердце“ возвращена нам Л.Б.Каменевым. По просьбе Николая Семеновича он ее прочел и высказал свое мнение: „Это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя“». Леонтьев и Ангарский упрекали Булгакова за то, что он послал Каменеву неправленый экземпляр: «Конечно, нельзя придавать большого значения двум-трем наиболее острым страницам; они едва ли могли что-нибудь изменить в мнении такого человека, как Каменев. И все же, нам кажется, Ваше нежелание дать ранее исправленный текст сыграло здесь печальную роль». Последующие события показали неосновательность подобных опасений: причины запрещения повести были куда фундаментальнее, чем несколько невыправленных или выправленных в соответствии с цензурными требованиями страниц. 7 мая 1926 года в рамках санкционированной ЦК кампании по борьбе со «сменовеховством» в квартире Булгакова был произведен обыск и конфискована рукопись дневника писателя и два экземпляра машинописи «Собачьего сердца». Лишь три с лишним года спустя конфискованное при содействии Горького было возвращено автору.
Фабульно «Собачье сердце», как и «Роковые яйца», восходит к произведению Уэллса, на этот раз к роману «Остров доктора Моро», где профессор-маньяк в своей лаборатории на необитаемом острове занимается созданием хирургическим путем необычных «гибридов» людей и животных. Роман Уэллса был написан в связи с ростом движения противников вивисекции - операций над животными и их убийством в научных целях. Присутствует в повести и идея омоложения, ставшая популярной в 20-е годы в СССР и ряде европейских стран.
У Булгакова добрейший профессор Филипп Филиппович Преображенский проводит эксперимент по очеловечению милого пса Шарика и очень мало напоминает героя Уэллса. Но эксперимент оканчивается провалом. Шарик воспринимает только худшие черты своего донора, пьяницы и хулигана пролетария Клима Чугункина. Вместо доброго пса возникает зловещий, тупой и агрессивный Полиграф Полиграфович Шариков, который, тем не менее, великолепно вписывается в социалистическую действительность и даже делает завидную карьеру: от существа неопределенного социального статуса до начальника подотдела очистки Москвы от бродячих животных. Вероятно, превратив своего героя в начальника подотдела московского коммунального хозяйства, Булгаков недобрым словом поминал свою вынужденную службу во владикавказском подотделе искусств и московском Лито (литературном отделе Главполитпросвета). Шариков становится общественно опасен, науськиваемый председателем домкома Швондером против своего создателя - профессора Преображенского, пишет доносы на него, а в конце даже грозит, револьвером. Профессору не остается ничего другого, как вернуть новоявленного монстра в первобытное собачье состояние.
Если в «Роковых яйцах» был сделан неутешительный вывод насчет возможности реализации в России социалистической идеи при существующем уровне культуры и просвещения, то в «Собачьем сердце» пародируются попытки большевиков сотворить нового человека, призванного стать строителем коммунистического общества. В работе «На пиру богов», впервые вышедшей в Киеве в 1918 году, философ, богослов и публицист С.Н.Булгаков заметил: «Признаюсь вам, что товарищи кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян - Homo socialisticus». Михаил Афанасьевич в образе Шарикова эту идею материализовал, учтя, вероятно, и сообщение В.Б.Шкловского, прототипа Шполянского в «Белой гвардии», приведенное в мемуарном «Сентиментальном путешествии» об обезьянах, которые будто бы сражаются с красноармейцами.
Homo socialisticus оказался удивительно жизнеспособным и прекрасно вписавшимся в новую действительность. Булгаков предвидел, что Шариковы легко могут сжить со свету не только Преображенских, но и швондеров. Сила Полиграфа Полиграфовича - в его девственности в отношении совести и культуры. Профессор Преображенский грустно пророчествует, что в будущем найдется кто-то, кто натравит Шарикова на Швондера, как сегодня председатель домкома натравливает его на Филиппа Филипповича. Писатель как бы предсказал кровавые чистки 30-х годов уже среди самих коммунистов, когда одни швондеры карали других, менее удачливых. Швондер - это мрачное, хотя и не лишенное комизма олицетворение низшего уровня тоталитарной власти - управдома, открывает большую галерею подобных героев в булгаковском творчестве, таких как Аллилуйя (Портупея) в «Зойкиной квартире», Бунша в «Блаженстве» и «Иване Васильевиче», Никанор Иванович Босой в «Мастере и Маргарите».
Есть в «Собачьем сердце» и скрытый антисемитский подтекст. В книге М.К.Дитерихса «Убийство царской семьи» есть такая характеристика председателя Уральского Совета Александра Григорьевича Белобородова (в 1938 году его благополучно расстреляли как видного троцкиста): «Производил он впечатление человека необразованного, даже малограмотного, но был самолюбив и очень большого о себе мнения. Жестокий, крикливый, он выдвинулся в определенной среде рабочих еще при керенщине, в период пресловутой работы политических партий по „углублению революции“. Среди слепой массы рабочих он пользовался большой популярностью, и ловкие, хитрые и умные Голощекин, Сафаров и Войков (всех трех Дитерихс считал евреями, хотя споры об этническом происхождении Сафарова и Войкова продолжаются по сей день. - Б.С.) умело пользовались этой его популярностью, льстя его грубому самолюбию и выдвигая его постоянно и всюду вперед. Он был типичный большевик из среды русского пролетариата, не столько по идее, сколько по форме проявления большевизма в грубых, зверских насилиях, не понимавшей пределы натуры, некультурного и недуховного существа».
Точно таким же существом является Шариков, а направляет его председатель домкома - еврей Швондер. Кстати, его фамилия, возможно, сконструирована по аналогии с фамилией Шиндер. Ее носил упоминаемый Дитерихсом командир особого отряда, сопровождавшего Романовых из Тобольска в Екатеринбург.
Операцию над Шариком профессор со священнической фамилией Преображенский делает во второй половине дня 23 декабря, а очеловечивание пса завершается в ночь на 7 января, поскольку последнее упоминание о его собачьем облике в дневнике наблюдений, который ведет ассистент Борменталь, датировано 6 января. Таким образом, весь процесс превращения собаки в человека охватывает период с 24 декабря до 6 января, от католического до православного сочельника. Происходит Преображение, только не Господне. Новый человек Шариков появляется на свет в ночь с 6-го на 7-е января - в православное Рождество. Но Полиграф Полиграфович - воплощение не Христа, а дьявола, взявший себе имя в честь вымышленного «святого» в новых советских «святцах», предписывающих праздновать День полиграфиста. Шариков - в какой-то мере жертва полиграфической продукции - книг с изложением марксистских догм, которые дал ему читать Швондер. Оттуда «новый человек» вынес только тезис о примитивной уравниловке - «взять всё да и поделить».
При последней его ссоре с Преображенским и Борменталем всячески подчеркивается связь Шарикова с потусторонними силами:
«Какой-то нечистый дух вселился в Полиграфа Полиграфовича, очевидно, гибель уже караулила его и рок стоял у него за плечами. Он сам бросился в объятья неизбежного и гавкнул злобно и отрывисто:
Да что такое в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас? Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!
Убирайтесь из квартиры, - задушевно шепнул Филипп Филиппович.
Шариков сам пригласил свою смерть. Он поднял левую руку и показал Филиппу Филипповичу обкусанный с нестерпимым кошачьим запахом шиш. А затем правой рукой по адресу опасного Борменталя из кармана вынул револьвер».
Шиш - это стоящие дыбом «волосы» на голове у черта. Такие же волосы у Шарикова: «жесткие, как бы кустами на выкорчеванном поле». Вооруженный револьвером Полиграф Полиграфович - это своеобразная иллюстрация знаменитого изречения итальянского мыслителя Никколо Макиавелли: «Все вооруженные пророки победили, а безоружные погибли». Здесь Шариков - пародия на В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого и других большевиков, которые военной силой обеспечили торжество своего учения в России. Кстати, три тома посмертной биографии Троцкого, написанной его последователем Исааком Дойчером, так и назывались: «Вооруженный пророк», «Разоруженный пророк», «Изгнанный пророк». Булгаковский герой - пророк не Бога, а дьявола. Однако только в фантастической действительности повести его удается обезоружить и путем сложной хирургической операции привести в первичный вид - доброго и милого пса Шарика, который ненавидит только котов и дворников. В реальности большевиков никто разоружить не смог.
Реальным прототипом профессора Филиппа Филипповича Преображенского послужил дядя Булгакова Николай Михайлович Покровский, одной из специальностей которого была гинекология. Его квартира по адресу Пречистенка, 24 (или Чистый переулок, 1) в деталях совпадает с описанием квартиры Преображенского. Интересно, что в адресе прототипа названия улицы и переулка связаны с христианской традицией, а его фамилия (в честь праздника Покрова) соответствует фамилии персонажа, связанной с праздником Преображения Господня.
19 октября 1923 года Булгаков описал в дневнике свой визит к Покровским: «Поздно вечером зашел к дядькам (Н.М. и М.М. Покровским. - Б.С.). Они стали милее. Дядя Миша читал на днях мой последний рассказ „Псалом“ (я ему дал) и расспрашивал меня сегодня, что я хотел сказать и т. д. У них уже больше внимания и понимания того, что я занимаюсь литературой».
Прототип, как и герой, подвергся уплотнению, причем, в отличие от профессора Преображенского, Н.М.Покровскому избежать этой неприятной процедуры не удалось. 25 января 1922 года Булгаков отметил в дневнике: «К дяде Коле силой в его отсутствие… вопреки всяким декретам… вселили парочку».
Сохранилось колоритное описание Н.М.Покровского в воспоминаниях первой жены Булгакова Т.Н.Лаппа: «…Я как начала читать („Собачье сердце“. - Б.С.) - сразу догадалась, что это он. Такой же сердитый, напевал всегда что-то, ноздри раздувались, усы такие же пышные были. Вообще, он симпатичный был. Он тогда на Михаила очень обиделся за это. Собака у него была одно время, доберман-пинчер». Татьяна Николаевна также утверждала, что «Николай Михайлович долго не женился, но очень любил ухаживать за женщинами». Возможно, это обстоятельство побудило Булгакова заставить холостяка Преображенского заниматься операциями по омоложению жаждущих любовных похождений стареющих дам и кавалеров.
Вторая жена Булгакова Любовь Евгеньевна Белозерская вспоминала: «Ученый в повести „Собачье сердце“ профессор-хирург Филипп Филиппович Преображенский, прообразом которому послужил дядя М.А. - Николай Михайлович Покровский, родной брат матери писателя, Варвары Михайловны… Николай Михайлович Покровский, врач-гинеколог, в прошлом ассистент знаменитого профессора В.Ф.Снегирева, жил на углу Пречистенки и Обухова переулка, за несколько домов от нашей голубятни. Брат его, врач-терапевт, милейший Михаил Михайлович, холостяк, жил тут же. В этой же квартире нашли приют и две племянницы… Он (Н.М.Покровский. - Б.С.) отличался вспыльчивым и непокладистым характером, что дало повод пошутить одной из племянниц: „На дядю Колю не угодишь, он говорит: не смей рожать и не смей делать аборт“.
Оба брата Покровских пользовали всех своих многочисленных родственниц. На Николу зимнего все собирались за именинным столом, где, по выражению М.А., „восседал, как некий бог Саваоф“, сам именинник Жена его, Мария Силовна, ставила на стол пироги. В одном из них запекался серебряный гривенник Нашедший его считался особо удачливым, и за его здоровье пили. Бог Саваоф любил рассказывать незамысловатый анекдот, исказив его до неузнаваемости, чем вызывал смех молодой веселой компании».
При написании повести Булгаков консультировался как у него, так и у своего приятеля еще с киевских времен Н.Л.Гладыревского. Л.Е.Белозерская нарисовала в мемуарах такой его портрет: «Бывал у нас нередко и киевский приятель М.А., друг булгаковской семьи, хирург Николай Леонидович Гладыревский. Он работал в клинике профессора Мартынова и, возвращаясь к себе, по пути заходил к нам. М.А. всегда с удовольствием беседовал с ним… Описывая в повести „Собачье сердце“ операцию, М.А. за некоторыми хирургическими уточнениями обращался к нему. Он же… показал Маку профессору Александру Васильевичу Мартынову, а тот положил его к себе в клинику и сделал операцию по поводу аппендицита. Все это было решено очень быстро. Мне разрешили пройти к М.А. сразу же после операции. Он был такой жалкий, такой взмокший цыпленок… Потом я носила ему еду, но он был все время раздражен, потому что голоден: в смысле пищи его ограничивали».
В ранних редакциях повести среди пациентов Преображенского угадывались вполне конкретные лица. Так, упоминаемый пожилой дамой ее неистовый любовник Мориц - это хороший знакомый Булгакова Владимир Эмильевич Мориц, искусствовед, поэт и переводчик, работавший в Государственной академии художественных наук (ГАХН) и пользовавшийся большим успехом у дам. В частности, первая жена булгаковского друга Н.Н.Лямина Александра Сергеевна Лямина (урожденная Прохорова), дочь известного фабриканта, ушла от мужа к Морицу. В 1930 году Мориц был арестован по обвинению в создании вместе с хорошо знакомым Булгакову философом Г.Г.Шпетом в ГАХН «крепкой цитадели идеализма», сослан в Котлас, а после возвращения из ссылки благополучно преподавал мастерство актера в Театральном училище им. М.С.Щепкина.
Мориц написал книгу детских стихов «Клички», переводил Шекспира, Мольера, Шиллера, Бомарше, Гёте. В позднейшей редакции фамилия Мориц заменена на Альфонс. Эпизод же с «известным общественным деятелем», воспылавшим страстью к четырнадцатилетней девочке, в первой редакции был снабжен такими прозрачными подробностями, что по-настоящему испугал Н.С.Ангарского:
Я известный общественный деятель, профессор! Что же теперь делать?
Господа! - возмущенно кричал Филипп Филиппович. - Нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
Четырнадцать, профессор… Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить командировку в Лондон.
Да ведь я же не юрист, голубчик… Ну, подождите два года и женитесь на ней.
Женат я, профессор!
Ах, господа, господа!..»
Ангарский фразу насчет командировки в Лондон зачеркнул красным, а весь эпизод отметил синим карандашом, дважды расписавшись на полях. В результате в последующей редакции «известный общественный деятель» был заменен на «Я слишком известен в Москве…», а командировка в Лондон превратилась в просто «заграничную командировку». Дело в том, что слова об общественном деятеле и Лондоне делали прототип легко опознаваемым. До весны 1925 года из видных деятелей Коммунистической партии в британскую столицу ездили только двое. Первый - Леонид Борисович Красин, с 1920 года был наркомом внешней торговли и одновременно полпредом и торгпредом в Англии, а с 1924 года - полпредом во Франции. Умер же он все-таки в 1926 году в Лондоне, куда был возвращен полпредом в октябре 1925 года. Второй - Христиан Георгиевич Раковский, бывший глава Совнаркома Украины, сменивший Красина на посту полпреда в Лондоне в начале 1924 года.
Действие булгаковской повести происходит зимой 1924–1925 годов, когда полпредом в Англии был Раковский. Но прототипом растлителя малолетних послужил все-таки не он, а Красин. У Леонида Борисовича была жена, Любовь Васильевна Миловидова, и трое детей. Однако в 1920 или 1921 году Красин познакомился в Берлине с актрисой Тамарой Владимировной Жуковской (Миклашевской), которая была моложе его на 23 года. Сам Леонид Борисович родился в 1870 году, следовательно, в 1920 году его любовнице было 27 лет. Но общественность, безусловно, была шокирована большой разницей в возрасте наркома и актрисы. Тем не менее Миклашевская стала гражданской женой Красина. Он дал Миклашевской, которая перешла на работу в Наркомат внешней торговли, свою фамилию, и она стала называться Миклашевская-Красина. В сентябре 1923 года она родила от Красина дочь Тамару. Вот эти события в 1924 году были, что называется, «на слуху» и отразились в «Собачьем сердце», причем Булгаков, чтобы заострить ситуацию, сделал любовницу «видного общественного деятеля» четырнадцатилетней.
Красин несколько раз фигурировал в дневнике Булгакова. 24 мая 1923 года в связи с нашумевшим ультиматумом Керзона, которому был посвящен фельетон «Бенефис лорда Керзона в „Накануне“», писатель отметил, что «Керзон и слышать не хочет ни о каких компромиссах и требует от Красина (тот после ультиматума немедленно смотался в Лондон на аэроплане) точного исполнения по ультиматуму». Здесь сразу вспоминается пьяница и развратник Степа Лиходеев, тоже номенклатурный чин, хотя и пониже Красина - всего лишь «красный директор». Степан Богданович, по мнению финдиректора Римского, отправился из Москвы в Ялту на каком-то сверхскоростном истребителе (на самом деле его туда отправил Воланд). А вот возвращается Лиходеев в Москву точно на аэроплане.
Еще одна запись связана с прибытием Красина в Париж и датирована ночью с 20 на 21 декабря 1924 года: «Приезд monsieur Красина ознаменовался глупейшей в „style russe“ историей: полоумная баба, не то журналистка, не то эротоманка, с револьвером приходила к посольству Красина - стрелять. Полицейский инспектор ее немедленно забрал. Ни в кого она не стреляла, и вообще это мелкая, сволочная история. Эту Диксон я имел удовольствие встречать не то в 22-м, не то в 23-м году в милой редакции „Накануне“ в Москве, в Гнездниковском переулке. Толстая, совершенно помешанная баба. Выпустил ее за границу pere Луначарский, которому она осточертела своими приставаниями».
Вполне возможно, что Булгаков связывал неудавшееся покушение на Красина сумасшедшей литературной дамы Марии Диксон-Евгеньевой, урожденной Горчаковской, со слухами о скандальной связи Красина с Миклашевской.
В дневниковой записи в ночь на 21 декабря 1924 года в связи с охлаждением англо-советских отношений после обнародования письма Зиновьева, тогдашнего главы Коминтерна, Булгаков упомянул и Раковского: «Знаменитое письмо Зиновьева, содержащее в себе недвусмысленные призывы к возмущению рабочих и войск в Англии, - не только министерством иностранных дел, но и всей Англией, по-видимому, безоговорочно признано подлинным. С Англией покончено. Тупые и медленные англичане, хоть и с опозданием, но все же начинают соображать о том, что в Москве, Раковском и курьерах, приезжающих с запечатанными пакетами, таится некая, весьма грозная опасность разложения Британии».
Булгаков стремился продемонстрировать моральное разложение того, кто призван был работать на разложение «старой доброй Англии» и «прекрасной Франции». Устами Филиппа Филипповича автор выражал удивление невероятному сластолюбию большевистских вождей. Любовные похождения многих из них, в частности «всесоюзного старосты» М.И.Калинина и секретаря ЦИК А.С.Енукидзе, не были тайной для московской интеллигенции в 20-е годы.
В ранней редакции повести более крамольно читалось и заявление профессора Преображенского о том, что калоши из прихожей «исчезли в апреле 1917 года», - намек на возвращение в Россию Ленина и его «Апрельские тезисы» как первопричину всех бед, случившихся в России. В следующих редакциях апрель был заменен по цензурным соображениям на февраль 1917 г. и источником всех бедствий стала Февральская революция.
Одно из самых известных мест в «Собачьем сердце» - монолог Филиппа Филипповича о разрухе: «Это - мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша „разруха“? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах». Он имеет один вполне конкретный источник В начале 20-х годов в московской Мастерской Коммунистической Драматургии была поставлена одноактная пьеса Валерия Язвицкого «Кто виноват?» («Разруха»), где главным действующим лицом была древняя скрюченная старуха в лохмотьях по имени Разруха, мешающая жить семье пролетария.
Советская пропаганда действительно делала из разрухи какую-то мифическую неуловимую злодейку, стремясь скрыть, что первопричина - в политике большевиков, в военном коммунизме, в том, что люди отвыкли честно и качественно работать и не имеют стимулов к труду. Единственным лекарством против разрухи Преображенский (и с ним Булгаков) признает обеспечение порядка, когда каждый может заниматься своим делом: «Городовой! Это, и только это! И совершенно не важно - будет ли он с бляхой или же в красном кепи. Поставить городового рядом с каждым человеком и заставить этого городового умерить вокальные порывы наших граждан. Я вам скажу… что ничто не изменится к лучшему в нашем доме, да и во всяком другом доме, до тех пор, пока не усмирите этих певцов! Лишь только они прекратят свои концерты, положение само собой изменится к лучшему!». Любителей хорового пения в рабочее время Булгаков наказал в романе «Мастер и Маргарита», где служащих Зрелищной комиссии заставляет безостановочно петь бывший регент Коровьев-Фагот.
Осуждение домкома, вместо своих прямых обязанностей занимающегося хоровым пением, возможно, имеет своим источником не только опыт жизни Булгакова в «нехорошей квартире», но и книгу Дитерихса «Убийство царской семьи». Там упоминается, что «когда вечером Авдеев (комендант Ипатьевского дома. - Б.С.) уходил, Мошкин (его помощник. - Б.С.) собирал в комендантскую комнату своих приятелей из охраны, в том числе и Медведева, и тут у них начиналась попойка, пьяный галдеж и пьяные песни, продолжавшиеся до глубокой ночи.
Орали обыкновенно на все голоса модные революционные песни: „Вы жертвою пали в борьбе роковой“ или „Отречемся от старого мира, отрясем его прах с наших ног“ и т. п.» Таким образом, гонители Преображенского уподоблялись цареубийцам.
А милиционер как символ порядка возникает еще в фельетоне «Столица в блокноте». Миф же разрухи оказывается соотносим с мифом С.В.Петлюры в «Белой гвардии», где бывшего бухгалтера Булгаков корит за то, что тот в конечном счете занялся не своим делом - стал «головным атаманом» эфемерного, по мнению писателя, Украинского государства. В романе монолог Алексея Турбина, где он призывает к борьбе с большевиками во имя восстановления порядка, соотносим с монологом Преображенского и вызывает сходную с ним реакцию. Брат Николка замечает, что «Алексей незаменимый на митинге человек, оратор». Шарик же думает о вошедшем в ораторский азарт Филиппе Филипповиче: «Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать…»
Само название «Собачье сердце» взято из трактирного куплета, помещенного в книге А.В.Лейферта «Балаганы» (1922):
…На второе пирог -
Начинка из лягушачьих ног,
С луком, перцем
Да с собачьим сердцем.
Такое название может быть соотнесено с прошлой жизнью Клима Чугункина, зарабатывавшего на жизнь игрой на балалайке в трактирах (по иронии судьбы, этим же зарабатывал себе на жизнь в эмиграции и брат Булгакова Иван).
Программа московских цирков, которую изучает Преображенский на предмет наличия в них противопоказанных Шарику номеров с котами («У Соломоновского… четыре каких-то… юссемс и человек мертвой точки… У Никитина… слоны и предел человеческой ловкости») точно соответствует реальным обстоятельствам начала 1925 года. Именно тогда в 1-м Госцирке на Цветном бульваре, 13 (б. А.Саламонского) и 2-м Госцирке на Б.Садовой, 18 (б. А.Никитина) гастролировали воздушные гимнасты «Четыре Юссемс» и эквилибрист Этон, номер которого назывался «Человек на мертвой точке».
По некоторым данным, еще при жизни Булгакова «Собачье сердце» распространялось в самиздате. Об этом пишет анонимная корреспондентка в письме 9 марта 1936 года. Также и известный литературовед Разумник Васильевич Иванов-Разумник в книге мемуарных очерков «Писательские судьбы» отмечал:
«Спохватившись слишком поздно, цензура решила впредь не пропускать ни единой печатной строчки этого „неуместного сатирика“ (так выразился о М.Булгакове некий тип, на цензурной заставе команду имеющий). С тех пор рассказы и повести его запрещались (читал я в рукописи очень остроумную его повесть „Шарик“)…»
Здесь под «Шариком» явно имеется в виду «Собачье сердце».
«„Повесть о собачьем сердце“ не напечатана по цензурным соображениям. Считаю, что произведение „Повесть о собачьем сердце“ вышло гораздо более злостным, чем я предполагал, создавая его, и причины запрещения мне понятны. Очеловеченная собака Шарик - получилась, с точки зрения профессора Преображенского, отрицательным типом, так как подпала под влияние фракции (пытаясь смягчить политический смысл повести, Булгаков утверждает, что отрицательные черты Шарикова обусловлены тем, что он оказался под влиянием троцкистско-зиновьевской оппозиции, которая осенью 1926 года подвергалась гонениям. Однако в тексте повести нет никакого намека на то, что Шариков или его покровители симпатизировали Троцкому, Зиновьеву, „рабочей оппозиции“ или какому-либо оппозиционному сталинскому большинству движению. - Б.С.). Это произведение я читал на „Никитинских субботниках“, редактору „Недр“ т. Ангарскому и в кружке поэтов у Зайцева Петра Никаноровича и в „Зеленой Лампе“. В „Никитинских субботниках“ было человек 40, в „Зеленой Лампе“ человек 15, и в кружке поэтов человек 20. Должен отметить, что неоднократно получал приглашения читать это произведение в разных местах и от них отказывался, так как понимал, что в своей сатире пересолил в смысле злостности и повесть возбуждает слишком пристальное внимание.
Вопрос: Укажите фамилии лиц, бывающих в кружке „Зеленая Лампа“.
Ответ: Отказываюсь по соображениям этического порядка.
Вопрос: Считаете ли вы, что в „Собачьем сердце“ есть политическая подкладка?
Ответ: Да, политические моменты есть, оппозиционные к существующему строю».
У пса Шарика есть и по крайней мере один забавный литературный прототип. Во второй половине XIX века большой популярностью пользовалась юмористическая повесть-сказка русского писателя немецкого происхождения Ивана Семеновича Генслера «Биография кота Василия Ивановича, рассказанная им самим». Главный герой повести - петербургский кот Василий, живущий на Сенатской площади, при ближайшем рассмотрении очень напоминает не только веселого кота Бегемота (правда, в отличие от булгаковского волшебного кота, коту Генслера не черный, а рыжий), но и доброго пса Шарика (в его собачьей ипостаси).
Вот, например, как начинается повесть Генслера:
«Я происхожу от древних рыцарских фамилий, прославившихся еще в Средние века, во время Гвельфов и Гибеллинов.
Мой покойный отец, если б хотел только, мог бы насчет нашего происхождения выхлопотать грамоты и дипломы, но, во-первых, это черт знает чего бы стоило; а во-вторых, если здраво рассудить, на что нам эти дипломы?.. Повесить в рамке, на стене, под печкой (наше семейство жило в бедности, об этом я расскажу после)».
А вот, для сравнения, рассуждения булгаковского Шарика о собственном происхождении после того, как он оказался в теплой квартире профессора Преображенского и за неделю съел столько же, сколько за полтора последних голодных месяца на московских улицах: «„Я красавец. Быть может, неизвестный собачий принц-инкогнито“, - размышлял пес, глядя на лохматого кофейного пса с довольной мордой, разгуливающего в зеркальных далях. „Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю, у меня на морде белое пятно. Откуда оно, спрашивается? Филипп Филиппович человек с большим вкусом, не возьмет он первого попавшегося пса-дворнягу“».
Кот Василий рассуждает о своей бедной доле: «Ах, если бы вы знали, что значит сидеть под печкой!.. Ужас что такое!.. Сор, мусор, гадость, тараканов целые легионы по всей стене; а летом-то, летом, матушки святы! - особливо когда нелегкая их дернет хлебы печь! Я вам говорю, нет никакой возможности терпеть!.. Уйдешь, и только на улице вдохнешь в себя чистого воздуха.
Пуф…ффа!
Да и кроме того, бывают при этом разные другие неудобства. Палки, веники, кочерги и всякие другие кухонные орудия, все это обыкновенно засовывают под печку.
Того и гляди ухватом глаза выколют… А если не это, так мокрую мочальную швабру в глаза тыкнут… Весь день потом и моешься, моешься и чихаешь… Или хоть бы тоже и это: сидишь себе и философствуешь, закрыв глаза…
Вдруг какого-нибудь чертопхана умудрит лукавый плеснуть туда по тараканам ковшик кипятку… Ведь не посмотрит, дурацкая образина, нет ли там кого; выскочишь, как угорелый, оттуда, и хоть бы извинился, скот эдакой, так нет: еще хохочет. Говорит:
Васенька, что с тобой?..
Сравнивая наше житие с чиновничьим, которым приходится при десятирублевом жалованье жить только что не в собачьих конурах, приходишь истинно к такому заключению, что эти люди с жиру бесятся: нет, вот попробовали бы денек-другой пожить под печкой!»
Точно так же Шарик становится жертвой кипятка, который выплеснул на помойку «каналья повар», и аналогичным образом рассуждает о низших советских служащих, только с прямым им сочувствием, тогда как у кота Василия это сочувствие прикрыто иронией. При этом кипяток, вполне возможно, повар плеснул, не имея намерения обварить Шарика, но тот, как и Василий, видит в происшедшем злой умысел:
«У-у-у-у-у-гу-гуг-гуу! О, гляньте на меня, я погибаю.
Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с ней. Пропал я, пропал. Негодяй в грязном колпаке, повар столовой нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства плеснул кипятком и обварил мне левый бок Какая гадина, а еще пролетарий. Господи боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, да разве воем поможешь.
Чем я ему помешал? Неужели я обожру Совет народного хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь! Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире. Вор с медной мордой. Ах, люди, люди. В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это последнее дело, вроде грибов. Знакомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинном в ресторане „бар“ жрут дежурное блюдо - грибы, соус пикан по 3 р. 75 к. порция. Это дело на любителя, все равно что калошу лизать… У-у-у-у-у…
Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь. Человечьи очистки, самая низшая категория. Повар попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас. Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорят старые псы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из Совета нормального питания. Что они там вытворяют в Нормальном питании, уму собачьему непостижимо. Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают. Бегут, жрут, лакают.
Иная машинисточка получает по IX разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести. Ведь он ее не каким-нибудь обыкновенным способом, а подвергает французской любви. С… эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато, и все с красным вином. Да… Прибежит машинисточка, ведь за 4,5 червонца в бар не пойдешь. Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщины единственное утешение в жизни. Дрожит, морщится, а лопает… Подумать только: 40 копеек из двух блюд, а они, оба эти блюда, и пятиалтынного не стоят, потому что остальные 25 копеек завхоз уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовой накормили, вот она, вот она… Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а штаны она носит холодные, одна кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй, он и заорет: до чего ты неизящна! Надоела мне моя Матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду - все на женское тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо. Потому что наголодался я в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует.
Жаль мне ее, жаль! Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому что мы действительно не в равных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну а мне, а мне… Куда пойду? У-у-у-у-у!..
Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик… Чего ты скулишь, бедняжка? Кто тебя обидел? Ух…
Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса».
У Булгакова вместо нищего чиновника, вынужденного ютиться чуть не в собачьей конуре, столь же нищая служащая-машинистка. Только они и оказываются способны на сострадание к несчастным животным.
И Шарик, и Василий Иванович подвергаются издевательствам со стороны «пролетариата». Над первым глумятся дворники и повара, над вторым - курьеры и сторожа. Но в конце концов оба находят добрых покровителей: Шарик - профессора Преображенского, а Василий Иванович, как ему казалось на первый взгляд, - семейство лавочника, который над ним не издевается, а кормит, в несбыточной надежде, что лентяй Василий Иванович будет ловить мышей. Однако герой Генслера в финале покидает своего благодетеля и дает ему уничижительную характеристику:
«Прости, сказал я ему, уходя, ты любезный человек, славный потомок древних варягов, с твоей древней славянской ленью и грязью, с твоим глинистым хлебом, с твоими ржавыми селедками, с твоей минеральной осетриной, с твоим каретным чухонским маслом, с твоими тухлыми яйцами, с твоими плутнями, обвешиванием и приписыванием, и наконец, твоей божбою, что твой гнилой товар - первый сорт. И расстаюсь я с тобой без сожаления. Если еще мне встретятся на долгом пути моей жизни подобные тебе экземпляры, то я убегу в леса. Лучше жить со зверями, чем с такими людьми. Прощай!»
Булгаковский же Шарик в финале повести по-настоящему счастлив: «…Мысли в голове у пса текли складные и теплые.
„Так свезло мне, так свезло, - думал он, задремывая, - просто неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире. Окончательно уверен я, что в моем происхождении нечисто. Тут не без водолаза. Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке. Правда, голову всю исполосовали зачем-то, но это до свадьбы заживет. Нам на это нечего смотреть“».
В конце 1988 года, состоялась премьера телефильма
«Собачье сердце» Владимира Бортко по одноименной повести
Михаила Булгакова . С тех пор популярность этого двухсерийного шедевра только росла, он неизменно входит в топы советских/российских фильмов.
Выражения профессора Преображенского вошли в обиход: «Разруха не в клозетах, а в головах», «Дайте мне такую бумажку, чтобы это была броня», «Не читайте утром советских газет!» Здравый смысл ученого противопоставлялся революционному абсурду, который воплощали на экране Швондер и Шариков, чьи фразы тоже стали крылатыми: «Абырвалг», «Это какой-то позор, профессор», «Котов душили, душили», «Все отнять и поделить», «В очередь, сукины дети, в очередь».
Повесть была написана
Михаилом Булгаковым в 1925 году. Ее должны были напечатать в альманахе «Недра», но соратник Ленина, член Политбюро Лев Каменев ее запретил, начертав отрицательную резолюцию: «Это острый памфлет на современность. Печатать ни в коем случае нельзя». И впервые повесть была опубликована в 1968 году за границей — в ФРГ и Англии.
Первая экранизация тоже была за рубежом: режиссер Альберто Латтуада поставил итальяно-немецкую картину «Собачье сердце» (итал. «Cuore di cane», нем. «Warum bellt Herr Bobikow?» — «Почему лает господин Бобиков?») в 1976 году. Фильм отразил разочарование в цветочных революциях хиппи конца 60-х: швондеры и шариковы воплощали разрушителей революционных иллюзий студенчества.
В роли Преображенского снялся известный шведский актер, дважды номинант на «Оскар»
Макс фон Сюдов, а одну из эпизодических ролей исполнила будущая порнозвезда Чиччолина.
Публикация в СССР «Собачьего сердца» случилась в журнале «Знамя» только в 1987-м, через 62 года после написания. Владимиру Бортко дал почитать этот журнал на «Ленфильме» режиссер Сергей Микаэлян. «Я знал другие известные произведения Булгакова, того же «Мастера и Маргариту», но «Собачьего сердца» не читал», — рассказал нам Владимир Владимирович. Монолог профессора мгновенно захватил Бортко, он решил снимать. Цензурных проблем с этой картиной, несмотря на ее остроту, не возникло — на дворе гремела перестройка. В отличие от картины Бортко
«Блондинка за углом» с
Андреем Мироновым , которая пролежала на полке два года — до 1984-го. Кстати, эта картина и принесла режиссеру первую известность.
Снять картину по повести Булгакова предложил режиссеру Владимиру Бортко его коллега Сергей Микаэлян , возглавлявший тогда телеобъединение «Ленфильма». «Встретив меня в коридоре студии в тот раз, Микаэлян протянул журнал, - рассказывает Бортко. - Я пришел домой, начал читать, дошел до монолога профессора и понял, что буду снимать и даже знаю, как. Это должно быть черно-белое кино и так далее, и тому подобное…»
Претендента на роль собаки-человека искали по всему Советскому Союзу. Пробовались как малоизвестные актеры, так и состоявшиеся - Николай Караченцов , например… Пока режиссер не вспомнил лицо, которое увидел в научно-популярном фильме про алкоголиков. Именно оно смотрело на Бортко с фотокарточки, которую ему протянули помощники, собиравшие фото претендентов на роль Шарикова. «Как мне говорят, он на меня на первого указал - первого вызывайте, - говорит о режиссере Толоконников . - Пробовал я с Броневым , с Симоновым. Я так и думал, что Броневой будет играть. А, оказывается, третья проба была с Евстигнеевым . Я уже на первой пробе почувствовал, что понравился Бортко. Он мне сам подавал реплики, а потом периодически выходил из помещения. Впоследствии признался, что выходил, потому что не мог сдерживаться, его сотрясал смех».
Окончательно на пробах убедила режиссера знаменитая сцена: «Желаю, чтобы все!» «Володя убил меня в тот же миг, как сделал глоток водки, - признается Бортко. - Он так убедительно хмыкнул, так хищно дернулся его кадык, что я утвердил его, не колеблясь».
За право внести в свою фильмографию роль Филиппа Филипповича Преображенского развернулась битва титанов. Пробовались Леонид Броневой,
Михаил Ульянов ,
Юрий Яковлев ,
Владислав Стржельчик . Но победил Евгений Евстигнеев. «Он, как и я, не читал "Собачьего сердца”, - вспоминает режиссер. - И спрашивал у родственников, стоит ли ему сниматься. Они дружно отвечали: "Да!”»
«Этот фильм возник в жизни отца очень вовремя и буквально спас его, - говорит Денис Евстигнеев. - Папа переживал сложный период, когда во МХАТе его отправили на пенсию. Трудно соглашаясь на работу в "Собачьем сердце”, он потом просто жил ею. Что было на площадке, я не знаю, но он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал какие-то сцены… В тот момент картина стала для него опорой».
«Все актер делал правильно, разве что походкой профессор Преображенский напоминал профессора Плейшнера, - говорит Владимир Бортко. - Я сказал ему об этом. "А какой она должна быть?” - последовал вопрос. Отвечаю: "Как у Менделеева Д. И.”»
Одна из свидетельниц работы Евстигнеева на съемках - Наталья Фоменко, актриса Малого драматического театра Санкт-Петербурга, исполнительница роли заведующей культотделом Вяземской, той самой, что призывала профессора купить газеты в пользу голодающих детей Германии вспоминала: «Ни для кого не было секретом тяжелое душевное состояние Евстигнеева в то время. Иногда он брал свой дипломатик и удалялся в комнату, объявляя: "Пойду поучу текст!” А выходил оттуда уже навеселе. К концу дня реквизиторы этот дипломатик с коньячком уже припрятывали…» Несмотря на такое «нерабочее» состояние, крупные планы актер, по словам Фоменко-Вяземской, держал идеально. Выдавала его порой невнятная речь, но эти мелочи Евстигнеев с режиссером поправили на озвучании.
Зрители после премьеры «Собачьего сердца» бросались читать повесть, но многих шуток и сцен не находили. Дело в том, что сценарий Владимир Бортко вместе с супругой Натальей написали не только по повести — они сделали выжимки из рассказов и фельетонов писателя.
Сошедший с ума дворник, которому библиотекарь, чтобы отделаться, посоветовала читать тома энциклопедии — из фельетона «Самоцветный быт», пророчица в цирке — из рассказа «Мадмазель Жанна» («Дура, делай умное лицо!»), вызов духов — из «Спиритического сеанса», а «звездины» Клары и Розы, которые проводил Швондер, — из фельетона «Золотые корреспонденции Ферапонта Ферапонтовича Капорцева». Эти сценки и остроты не только придали блеск картине.
«Используя булгаковские рассказы, — поделился с нами режиссер секретом, — мы раздвинули рамки квартиры, где происходит действие повести. Теперь там была улица, цирк». Кстати, московские улицы «сыграл» Питер, поскольку съемки проходили на «Ленфильме».
На роль Преображенского пробовались звезды первой величины: Леонид Броневой, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев и Владислав Стржельчик. Выиграл «тендер» Евгений Евстигнеев, и эта роль пришлась ему очень кстати. После раздела МХАТа между Татьяной Дорониной и Олегом Ефремовым, Евстигнеев остался с последним. Но попросил главрежа, поскольку недавно перенес инфаркт, не давать ему новых ролей, а только доигрывать старые. Ефремов воспринял это как предательство и сгоряча рубанул: «Так иди на пенсию...» У Евстигнеева был шок. Именно в таком состоянии он и явился на кинопробы. Так что сам он в тот период испытывал чувствительные удары судьбы, которые выпали и на долю Преображенского. «Все актеры на пробах замечательно играли, но Евстигнеев был точнее», — вспоминает Бортко. Сын артиста, Денис Евстигнеев, заметил: «Фильм буквально спас отца. Он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал сцены. Картина стала для него опорой в тот тяжелый период». Многие отмечали проникновенность манеры Евстигнеева в этой роли, которую он сам называл потом любимой. Что касается доктора Борменталя, его режиссер сразу увидел в Борисе Плотникове, тогда актере Московского театра сатиры. «Плотникова я моментально утвердил, — говорит нам Бортко. — И был им очень доволен». Плотников побаивался играть с именитым артистом, но Евстигнеев сказал: «Мы с вами равны, коллега» — и робость прошла.
На роль Полиграфа Полиграфовича Шарикова пробовалось более десятка претендентов. Ярким среди них был Николай Караченцов, органично озвучивший пса-гасконца в мультфильме «Пес в сапогах», снятом по мотивам «Трех мушкетеров» (1981). «Караченцов талантливо изображал пса, но его актерское амплуа — герой-любовник, а мне нужен был в одном образе пес и алкоголик», — говорит Бортко. Владимира Толоконникова отобрали по актерской фотобазе, которая была на всех крупных студиях, — он служил в Алматинском русском театре им. Лермонтова (как мы узнали, он там работает и сейчас, а после «Собачьего сердца» одна из его самых ярких ролей была в фильме «Хоттабыч» в 2006-м, где он сыграл старика-джинна). Толоконников на кинопробах так колоритно произнес тост: «Желаю, чтобы все!», что у режиссера отпали сомнения. «Володя убил меня в тот же миг, как сделал глоток, — говорит режиссер. — Разумеется, это была не водка, а вода. Но выпил он очень убедительно». Роль Шарика исполнила дворняга по кличке Карай. Он был выбран из нескольких претендентов — членов собачьего клуба «Дружок». «Это был умнейший пес, — говорит режиссер. — Он разве что по-французски не говорил. Все делал с первого дубля». Карай впоследствии стал «кинозвездой», снявшись в картинах «Свадебный марш», «Переэкзаменовка», «Рок-н-ролл для принцессы» и «Навеки 19-летний».
Полиграф Полиграфович Шариков из «Собачьего сердца», несмотря на всю свою «отрицательность», стал любимым персонажем для миллионов людей. Какие чувства испытывает к своему персонажу Владимир Толоконников? «Я его обожаю! Это прекрасный человечек, испорченный Швондером и гипофизом Клима Чугункина, который ему вшили. Он же не виноват в этом. Если бы ему пересадили гипофиз Эйнштейна, он был бы Эйнштейном. Бортко придумал для картины эпизод, которого нет у Булгакова, - после того как Шарикова побили, он в белой рубашке, со свечкой идет к зеркалу и смотрит на свое отражение. Пытается проникнуть в свою прошлую жизнь. Это был как бы оправдательный момент, и я старался сыграть эпизод так, чтобы Шарикова защитить. Я собак любил с детства, у меня всегда их было очень много. И видимо, это они мне дали отмашку - иди, мол, скажи за нас слово. Но это, конечно, шутка».
На съемках Толоконников все время был недоволен собой: хотелось переснять, переделать. Бортко говорил: «А иди ты, всегда ты чем-то недоволен». «Мы переснимали только один раз, - говорит Толоконников. - Помните, эпизод с галстуком, когда я говорю: "Документ мне нужен, Филипп Филиппыч”. Первоначально эта сцена решалась, что я, вроде Сталина, должен был сидеть за столом. Но потом ее переделали. Тогда же коммунисты были еще сильны, шел переходный период. Или вот другая сцена, которой нет у Булгакова, - когда Шариков на трибуне выступает. Этот кадр хотели вырезать, но Бортко заявил: "Я, может быть, из-за этого кадра весь фильм делал”».
«Насколько быстро - за полтора месяца - мы запустились с этим фильмом, настолько сложно было его сдавать, - сетует Бортко. - Худсовет на студии заключил, что кинофильм не сильно удался. На Центральном телевидении были более благосклонны: начали смотреть картину с мрачными лицами, а под конец даже развеселились. Зато газеты на следующее утро после премьеры камня на камне от нас не оставили. Это надо было почитать: дурость редкостная. Помню, позвонил расстроенный Толоконников: "За что нас так? Где мы недоработали?” Я ответил: подожди, время рассудит»
Известно, что Евгений Евстигнеев «для куража» любил выпивать 50 грамм коньяка перед выходом на сцену или перед съемками. Толоконников рассказывал, что из-за театральных передряг Евгений Александрович стал все больше приносить на съемки спиртного. И делился с Толоконниковым. Фраза из фильма «Пива Шарикову не предлагать!» обернулась в закадровую: «А не налить ли Шарикову?» Владимир Бортко рассказал нам о конфликте с Евстигнеевым на этой почве: «Евгений Александрович решил, что съемок уже не будет сегодня. И очень хорошо выпил. Произошел тяжелый разговор. Но после этого подобных конфликтов с ним уже не было. Спиртное на площадке больше Евстигнеев не употреблял».
Запоминаются в фильме и песни «Суровые годы уходят», «Частушки Шарикова» барда Юлия Кима («Бумбараш») на музыку Владимира Дашкевича («Шерлок Холмс и доктор Ватсон»).
«В книге Булгакова написано: «Поют», — рассказывает Бортко. — Но что? Я заказал песни Дашкевичу и Киму. Они замечательно написали. Но потом я понял, что, когда Шариков танцует, ему частушки нужны. Как у Есенина в поэме были, вроде таких: «Пароход плывет мимо пристани — будем рыбу кормить коммунистами». И опять позвонил Киму, а через день он мне по телефону продиктовал: «Эх, яблочко, ты мое спелое, а вот барышня идет, кожа белая, Кожа белая, шуба ценная, Если дашь чего, будешь целая» и т. д.
Роль бездомного пса Шарика блестяще исполнила дворняга Карай. Он стал актером совершенно случайно. В поиске собаки съемочная бригада обратилась в клуб служебного собаководства и узнала координаты хозяев потенциальных Шариков. Хозяйка Карая Елена Никифорова услышала о кастинге - ей позвонили и предложили попробовать. «Бортко сам смотрел собак, - рассказывает Елена. - На эту роль вместе с Караем претендовали еще 20 собак. В основном это были беспородные дворняги. Меня просто спросили, что он может делать - ходить на задних лапах, ползать и так далее. Видимо, его выбрали потому, что он был "дворняга в чистом виде” - одно ухо висит, другое стоит. Пса сфотографировали, чтобы проверить фотогеничность, и обещали позвонить. Я уже и забыла о просмотре, как вдруг раздался телефонный звонок, на другом конце провода сказали: "Приходите на съемки, мы выбрали вашего Карая”».
Елена подобрала будущую звезду еще щенком - маленький пушистый комочек копошился среди гаражей. Правда, творческую карьеру собака начала еще в агитбригадах - выступая в числе других собак вместе с дрессировщиками. По словам хозяйки, Карай был, как сегодня любят говорить, тусовщиком. Потому на съемочной площадке он ничего не боялся - ни софитов, ни грима, ни бинтов, даже такой страшной гудящей машины, как ветродуй (зима в год съемок выдалась малоснежная - метель нагоняли ветродуем). Правда, по словам хозяйки, был у дворняги один страх - уколы. Впрочем, в фильме это было даже на пользу. Он натурально их пугался и вырывался, когда ему вводили снотворное.
Помните, в начале фильма Шарик был с обваренным боком? Так вот, оказывается, Караю наносили специальный грим, с которым бедная дворняга ходила неделями. «Когда я привезла Карая, то съемочная группа сказала, что бродячая собака не может быть такой гладкой и ухоженной. Потому гримеры сделали ее клочкастой - обмазали собаку желатином. Один бок должен был быть обваренным - закрасили его красной краской. Так как съемки были каждый день, то он в течение некоторого времени так и ходил "в гриме”. Люди во дворе от пса шарахались, как от прокаженного. Сам же Карай относился к гриму равнодушно. Я его потом еле отмыла от желатина», - рассказывает хозяйка.
Специально для фильма Елена обучала питомца разным вещам: ходить на задних лапах, сидеть «зайчиком», огрызаться на кошек (хотя в жизни Карай жил с кошкой в одной квартире и очень ее любил). Кстати, эпизод с кошкой так и не вошел в фильм, однако помучиться над ним пришлось предостаточно. Яркая сцена с колбасой, которую Шарик ловко ловит на лету, тоже Караю досталась нелегко. «В течение нескольких дублей его просто закормили этой колбасой, которая к тому же была еще и соленая. Но дворняга честно ловила ее, правда, потом сплевывала и мчалась к ведру с водой, чтобы запить», - вспоминает Елена Никифорова.
Вообще, как объяснить собаке, что нужно делать на съемочной площадке? Елена сама давала команды дворняге. «Единственная проблема возникла, когда Карай должен был укусить человека за ногу. "Укушенным” никто быть не хотел, потому сделали муляж. Но умная собака сразу раскусила подделку и долго отказывалась ее "тяпнуть”. В конце концов, он все же сделал это неблагородное дело», - вспоминает Елена.
На съемочной площадке Карай был всеобщим любимцем и баловнем. Взаимная любовь у них сразу же возникла с Евгением Евстигнеевым. Владимир Толоконников, игравший Шарикова, тоже один раз специально пришел на площадку (хотя их эпизоды не совпадали), чтобы познакомиться со своим «предшественником», как он его называл.
Но с дебюта в «Собачьем сердце» сценическая карьера Карая только началась. Затем он снимался в короткометражном фильме «Переэкзаменовка», в детской сказке Одесской киностудии «Рок-н-ролл для принцессы» и в эпизодических ролях в фильмах «Навеки 19-летний» и «Свадебный марш». К сожалению, пес умер от отравления через два года после съемок в «Собачьем сердце». Интересные факты
- К созданию фильма приложил руку и известный бард Юлий Ким: частушки, исполняемые Шариковым («…подойди, буржуй, глазик выколю») — его заслуга.
- Одна из центральных и запоминающихся сцен фильма, где Шариков исполняет частушку под балалайку перед большой аудиторией учёных, а профессор Преображенский падает в обморок, отсутствует в литературном первоисточнике
- После фильма и без того известные актёры стали ещё более популярными. Владимир Толоконников как-то заметил: «Меня теперь в интервью постоянно про Шарикова спрашивают… пока фильм этот смотрят, и я живу!»
- Чтобы передать на экране колорит того времени, для имитации чёрно-белого изображения Владимир Бортко использовал для камеры фильтр сепия. Приём оказался удачным, и режиссер успешно использовал его в других, аналогичных по времени действия фильмах «Идиот» и «Мастер и Маргарита».
- На роль Швондера пробовался актёр Семён Фарада.
- Кадры в фильме, где якобы представлена документальная хроника с участием трамвая, сняты режиссером в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) (Дегтярный пер., 7)
- В литературном первоисточнике Швондер — молодой человек, недавно приехавший в Москву из провинции. Актёру Роману Карцеву в момент съёмок фильма было 48-49 лет.
- В кадре, где Борменталь ловит Шарикова, тот разбивает стёкла в буфете. И действительно, во время съёмки этой сцены Владимир Толоконников сильно порезал ногу.
- В фильме профессор Преображенский приглашает коллег для осмотра Шарикова. Одного из них он представил как профессора Персикова. На самом деле профессор Персиков — это персонаж другого рассказа Михаила Булгакова, «Роковые яйца».
- Сергея Филиппова, который по состоянию здоровья не смог присутствовать на озвучании, в фильме озвучивает другой человек.Профессиональный имитатор с блеском это сделал — голос невозможно отличить.
- Актриса Анжелика Неволина, сыгравшая секретаршу Васнецову, — приёмная дочь актера Александра Демьяненко (Приключения Шурика).
- Консультировал фильм академик АМН СССР, руководитель диабетологической клиники института эндокринологии и обмена веществ Минздрава УССР (Киев) А.С. Ефимов.