Унесенные ветром маргарет митчелл описание. Обзор шедевра «Унесенные ветром. «Унесенные ветром» - сюжет

Американская писательница, журналистка и эмансипе, лауреатка Пулицеровской премии. Дата рождения и смерти 1900-1949. Родилась в семье адвоката и выросла на коленях у ветеранов Гражданской войны. Получила университетское образование, работала репортером под псевдонимом Пегги (ее школьное прозвище). Два раза была замужем. В 1936 г. опубликовала свой единственный роман “Унесенные ветром”, над которым трудилась более 10 лет. Несмотря на многомиллионные просьбы поклонников, не написала в продолжение истории Скарлетт О Хара и Ретта Бетлера большое ни слова. Трагически погибла под колесами автомобиля.

У несенные Ветром

Унесенные Ветром

Согласно легенде, создание романа “Унесенные ветром” началось с того, как Маргарет Митчелл написала главную фразу последней главы: “Ни одного из любимых ею мужчин Скарлетт так и не смогла понять и вот – потеряла обоих”. Последующая работа над произведением продолжалась около десяти лет и потребовала от писательницы огромной самоотдачи и напряженного труда. Стремясь проникнуть в самый дух эпохи, Митчелл кропотливо изучала историю родной Атланты, использовала газеты и журналы середины XIX века. На страницах ее рукописи оживали рассказы очевидцев Гражданской войны и семейные предания. Некоторые сцены Митчелл переписывала по четыре-пять раз, а что касается первой главы, писательницу удовлетворил лишь 60-й вариант.

Роман, вышедший весной 1936 года, имел беспрецедентный успех и сразу побил все рекорды по популярности и тиражам во всей истории американской литературы.

Вивьен Ли

А одноименная экранизация с Вивьен Ли и Кларком Гейблом в главных ролях завоевала 10 премий “Оскар” и стала одной из самых знаменитых лент в истории мирового кинематографа.

Кларк Гейбл

Г ерои романа

С карлетт О’Хара

Кэти-Скарлетт О’Хара Гамильтон Кеннеди Батлер - главное действующее лицо романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром», написанного в 1936 году, один из наиболее известных женских образов американской литературы.

Скарлетт О’Хара – наследница плантатора с американского Юга, избалованная девушка, уверенная в своей неотразимости. Героиня создана для жизни «истинной леди», наполненной балами, развлечениями в виде охоты и шашней с противоположным полом. Так события и развиваются до 1861 года. Скарлетт с легкостью очаровывает мужчин, но вздыхает по Эшли Уилксу, жениху «неудачницы и дурнушки» кузины Мелани.

Э шли Уилкс

первый возлюбленный Скарлетт. Ее любовь продолжается на протяжении 14 лет. Был успешным молодым человеком по меркам того общества. Однако больше его интересовала литература, философия и поэзия. Был человеком, который долго жил в своем вымышленном мире.

Один из главных героев романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром». До войны Эшли Уилкс жил в родовом поместье под названием «Двенадцать дубов». В отличие от своих соседей-ровесников, не проявлял рвения к войне, не имел уверенности к победе. Он жил в собственном мире, в мире мечтаний и грёз. Он, как никто другой, понимал, что в любом случае прошлая жизнь уже не вернётся. На поле боя он проявил себя храбрым воином, но всё же боялся будущего. После войны он понял, что внутренний мир его разрушен, понял, что ни к чему не способен. От него не было никакой пользы от работы на плантации и в огороде, не было пользы и от управление лесопилкой.

Р етт Батлер

Ретт появляется в самом начале романа на барбекю в «Двенадцати дубах», плантации Джона Уилкса. Он представлен как «гость из Чарльстона, белая ворона, исключенная из военной академии и не принятая ни одной уважаемой семьей во всём Чарльстоне и, возможно, во всей Южной Каролине». Скарлетт О’Хара привлекает его внимание. Он случайно подслушивает её объяснение в любви Эшли Уилксу в библиотеке. Он осознаёт, что она своенравна и энергична, и что они во многом схожи, включая их отвращение к предстоящей, и впоследствии случающейся, войне с Севером.

Они вновь встречаются уже во время войны, после того, как её первый муж, Чарльз Гамильтон, умер от кори в лагере южан, а сама Скарлетт останавливается у его сестры Мелани и тётушки Питти в Атланте. Ретт, не раз прорывавший морскую блокаду Конфедерации, создаёт скандальную ситуацию и бросает вызов обществу, заплатив самую большую сумму ($150 золотом) на танце-аукционе за право повести Скарлетт в первой паре кадрили, в то время как она все ещё носит траур по мужу.

Ретт, казалось бы, разрушает репутацию Скарлетт, и Джеральд О’Хара, отец Скарлетт, приезжает, чтобы поговорить с ним и забрать дочь домой. Однако Ретт, напоив Джеральда, договаривается с ним - Джеральд возвращается в Тару, а Скарлетт остаётся в Атланте под присмотром тётушки.

М елани Гамильтон Уилкс

персонаж романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром», написанного в 1936 году. Жена Эшли Уилкса, добрая и нежная, по словам Ретта Батлера - настоящая леди.

Супруга Эшли. Чистый и светлый человек. Она излучала доброту и спокойствие. Никогда не верила слухам. Видела лучшее в людях.

Ч арльз Гамильтон

Первый муж главной героини. Брат Мелани. Скончался от кори, которая была усложнена пневмонией.

У несенные Ветром краткое содержание

Изначально автор хотела назвать произведение по-другому. Первым вариантом названия были «Tote Your Heavy Bag» или «Tomorrow is Another Day». Но позднее писательница изменила название на «Gone with the Wind», навеянное одним из стихотворений Эрнеста Доусона. «Унесенные ветром» читать стоит вдумчиво, анализируя поступки героев

Все события произведения происходят на протяжении 12 лет с 1861 года по 1873 год. Роман начинается с двух новостей: началась гражданская война между Югом и Севером, а также известие о помолвке Эшли Уилкса и его кузины Мелани Гамильтон. Первая новость не так поражает главную героиню – Скарлетт, как вторая новость, о скорой свадьбе.

Скарлетт решается объясниться с Эшли, она уверенна в том, что он испытывает к ней такие же сильные романтические чувства. Однако Эшли движимый страхом и чувством долга не отступает от своего намерения жениться на Мелани, предвидя с ней счастливое будущее и успешный брак.

Свидетелем их беседы становится Ретт Батлер. Он имеет довольно скверную репутацию. С чувством стыда и смятения девушка покидает библиотеку, но обнаруживает, что вокруг неё шепчутся люди, в том числе сестры Мелани Гамильтон и Эшли Уилкса. Движимая местью, Скарлетт принимает предложение брата Мелани и выходит за него замуж.

В этот период начинается война. Чарльз, муж главной героини погибает от кори, так и не попав в бой. Скарлетт вынуждена в юном возрасте (17 лет) носить траур. Стремительно сменившиеся жизненные обстоятельства вводят девушку в уныние. Она переезжает в Атланту к родственникам мужа и в надежде быть ближе к возлюбленному Эшли.

Вновь она встречает Батлера, он помогает вернуть легкость и беззаботность. Девушка, не в силах больше носить траур, сняв его она, чувствует счастье. Омрачающим фактором становятся постоянные язвительные шутки Ретта, который как, оказалось, имеет огромное состояние и периодически оказывает Скарлетт знаки внимания.

Позднее становится известно, что Мелани ждет ребенка. Однако беременность протекает довольно трудно. Пропал без вести Эшли и вероятнее всего находится в плену. В это же время Батлер настаивает на том, чтобы Скарлетт в открытую стала любовницей, но она отказывается от этого предложения.

В момент завоевания Атланты у Мелани начинаются роды, которые принимает главная героиня. Им необходимо покинуть город, в этом помогает Ретт, который находит лошадь и повозку. Однако довезти женщин до безопасного места он отказывается, ссылаясь на военный долг.

Женщинам с детьми удается благополучно добраться до Тары. Однако Скарлетт застает печальную картину – ее мать умерла, отец не выдержав смерти супруги, сошел с ума, а все поместье разграблено. Но у нее нет возможности горевать, на ней все семья и ее близкие. Вскоре в Тару приезжает и Эшли.

Не в состоянии платить за поместье девушка решается на отчаянный шаг, она едет к Батлеру попросить денег, но выясняет, что он находится в тюрьме. Ради финансовой поддержки она выходит замуж за Фрэнка Кеннеди. Выйдя замуж, Скарлетт курирует магазин супруга, а также в скором времени приобретает две лесопилки.

У них рождается дочь – Элла Лорина. Эшли хочет уехать на заработки на Север, однако Скарлетт умоляет его остаться и предлагает работать на одной из лесопилок, Мелани настаивает принять предложение. В одной из разборок негров и ку-клукс-клана погибает Фрэнк. Сразу после его похорон Ретт делает предложение главной героине.

Началась новая жизнь для Скарлетт. У них рождается дочь. Батлер всячески ее лелеет и балует. Однако супруги периодически ссорятся. В очередной ссоре Скарлетт падает с лестницы и у нее происходит выкидыш. А совсем скоро погибает дочь, упав с коня. Отношения супругов совсем становятся официальными и прохладными.

После этого из-за осложнений беременности умирает Мелани. Скарлетт осознает, что никогда по-настоящему и не любила Эшли, а любовью всей жизни был Ретт. В надежде на мирное урегулирование разногласий, она признается в любви супругу. Но он в ответ равнодушен. Однако Скарлетт намерена бороться за их счастье.

Источник-интернет

Апрель 1861 г. Плантация Тара, раскинувшаяся в двадцати пяти милях от Атланты, штат Джорджия.

Близнецы Тарлтоны, Стюарт и Брент, влюблённые в очаровательную дочь хозяина Тары, шестнадцатилетнюю Скарлетт, сообщают ей две новости. Во-первых, вот-вот начнётся война между Севером и Югом. Во-вторых, Эшли Уилкс женится на Мелани Гамильтон, о чем будет объявлено завтра, когда в доме Уилксов состоится большой приём.

Вести о надвигающейся войне для Скарлетт - ничто по сравнению с сообщением о женитьбе Эшли. Предмет воздыхании чуть ли не всех молодых людей округи, Скарлетт сама любит только Эшли, который, как ей кажется, и сам к ней неравнодушен. Она не может взять в толк, что он нашёл в Мелани, этом самом настоящем синем чулке.

Скарлетт делится своими переживаниями с отцом, но Джералд О’Хара убеждён, что его дочь и Эшли отнюдь не идеальная пара. Он признается, что, хотя и хорошо относится к юному Уилксу, до конца понять его не может. Да, Эшли умеет пить и играть в покер не хуже других молодых людей, но делает он это без души, словно подчиняясь бытующим условностям. Куда больше привлекают Эшли книги, музыка, картины, и это озадачивает простого и прямого ирландца. Он честно сообщает дочери, что был бы рад оставить ей Тару, если бы она вышла за кого-то ещё, - вокруг достаточно достойных молодых людей. Скарлетт в сердцах бросает, что ей нет дела до Тары и вся эта земля ровным счётом ничего не значит. Отец резко обрывает ee и внушает, что нет ничего важнее земли, ибо она остаётся навеки.

Скарлетт появляется на приёме у Уилксов. Она надеется переговорить с Эшли и заставить его изменить решение. Среди гостей некто Ретт Батлер, о котором рассказывают самые жуткие вещи. Он был исключён из военной академии Вест-Пойнт, а потом и выгнан отцом из дома после того, как отказался жениться на девице, которую, по общему мнению, скомпрометировал. Но Скарлетт сейчас нет дела до Батлера. Ей нужно поговорить с Эшли. Улучив момент, она объясняется с ним в библиотеке. Увы, её планы идут прахом. Эшли твёрд в своём намерении жениться на Мелани. Он любит Скарлетт, но разум берет верх над чувствами и подсказывает, что Мелани такая же, как он. Они думают и смотрят на мир одинаково, а стало быть, есть надежда, что их брак будет счастливым.

Эшли уходит из библиотеки, Скарлетт остаётся одна и в ярости запускает вазой в стену над диваном. К её смятению, оказывается, что на диване дремал Ретт Батлер, которого разбудило их объяснение с Эшли. Он выражает восхищение силой духа и целеустремлённостью Скарлетт и удивляется, почему Эшли Уилкс остался равнодушен к её достоинствам. Скарлетт в бешенстве хлопает дверью и удаляется.

Слухи о войне подтверждаются. Молодые люди собираются с оружием в руках отстаивать права родного Юга. Первого мая должна состояться свадьба Эшли и Мелани. Чтобы досадить им, Скарлетт принимает ухаживания застенчивого и неяркого брата Мелани Чарлза и соглашается стать его женой. Их свадьба происходит на день раньше бракосочетания Эшли и Мелани.

Два месяца спустя Скарлетт становится вдовой. Чарлз умирает от пневмонии, так и не побывав в бою. У Скарлетт рождается сын Уэйд. В мае 1862 г. она переезжает в Атланту. Она вынуждена носить траур и вести унылое существование скорбящей вдовы, хотя вся её натура противится этому.

Но однажды она появляется на благотворительном базаре в пользу госпиталя, где снова встречает Ретта Батлера. Циник и насмешник, он видит её насквозь, прекрасно понимает, что подвигло её на замужество, и это выводит её из себя. Когда идёт сбор драгоценностей для покупки лекарств, она срывает с пальца своё обручальное кольцо. Мелани восхищается её поступком и отдаёт своё собственное кольцо. Затем капитан Батлер покупает право станцевать со Скарлетт. Это повергает местных блюстителей общественной нравственности в смятение, но что делать - Батлер настаивает на своём, а госпиталю нужны деньги. Батлера терпят исключительно потому, что он доставляет на Юг многочисленные товары, несмотря на то что северяне устроили морскую блокаду южных портов. Впрочем, подливая масла в огонь досужих толков, Батлер утверждает, что занимается этим не из чувства патриотизма, а ради личной выгоды. Он сомневается, что южанам удастся победить, и смерть за дело Юга для него не более величественна, чем гибель на рельсах под колёсами паровоза.

Слухи о «скандальном» поведении Скарлетт доходят до Тары, и в Атланту приезжает её отец, чтобы увести дочь домой. Но встреча с капитаном Батлером приводит к неожиданным последствиям. Джеральд напивается и просаживает в покер все деньги, что предназначались для закупки самого необходимого. Этот конфуз заставляет его умерить своё моральное негодование, и Скарлетт остаётся в Атланте.

Она время от времени встречается с Реттом Батлером, ироническое отношение которого к тому, что общество почитает как святыни, и возмущает, и притягивает Скарлетт, хотя любит она по-прежнему Эшли Уилкса.

Постепенно положение на театре военных действий осложняется, и былая самоуверенность южан уступает место пониманию того, что война предстоит долгая и тяжёлая. Появляются первые списки убитых. В их числе многие знакомые Скарлетт. Погибли братья Тарлтоны, но Эшли цел и невредим. Он приезжает на короткую побывку.

Скарлетт надеется объясниться с ним наедине, но рядом с мужем постоянно Мелани. Перед отъездом из Атланты Эшли просит Скарлетт присмотреть за его женой, потому как она, по его мнению, не обладает жизнестойкостью Скарлетт. Эшли готов честно выполнить свой долг, но ему, как и Ретту Батлеру, не верится, что Юг способен одолеть очень мощного противника.

1864 г. После поражений при Геттисберге и Виксбурге положение южан делается критическим. Приходит сообщение о том, что Эшли пропал без вести. Мелани в горе, и лишь мысль о том, что она вынашивает ребёнка Эшли, помогает ей жить. Батлер продолжает встречаться со Скарлетт, но все ограничивается лёгким флиртом, прогулками и беседами. Он говорит, что хочет подождать, пока Скарлетт забудет вкус поцелуя, которым наградил ee при прощании несравненный Эшли Уилкс. Это приводит Скарлетт в бешенство, а в таком состоянии она представляется Ретту и вовсе неотразимой.

Батлер наводит справки через своих знакомых на Севере. Оказывается, Эшли жив. Он находится в лагере военнопленных в Иллинойсе. Ему предагают вступить в состав воинских соединений, которые охраняют американские территории от индейцев, но Эшли отказывается. Для него невозможна военная служба на стороне северян, и он предпочитает неволю такой свободе.

Атланта в осаде. Почти все мужское население в ополчении. Скарлетт намерена вернуться в Тару, но Мелани умоляет не покидать её. Снова появляется Ретт Батлер. Он сообщает Скарлетт, что жаждет её с той первой встречи у Уилксов. На вопрос Скарлетт, не делает ли он ей предложение, Батлер отвечает, что он не из тех, кто женится, и открыто предлагает ей стать его любовницей. Как это уже часто случалось, разговор кончается ссорой, и по требованию Скарлетт Батлер покидает её дом.

В разгар битвы за Атланту у Мелани начинаются родовые схватки. Все попытки Скарлетт привести к ней доктора заканчиваются неудачей - все врачи остаются с ранеными, число которых с каждым часом увеличивается.

С помощью негритянки Присси Скарлетт принимает роды - у Эшли и Мелани родился сын. Затем Скарлетт решает во что бы то ни стало покинуть Атланту. Она хочет вернуться в Тару. Ретт Батлер помогает ей и Мелани покинуть Атланту, в которую вот-вот войдут северяне, но отказывается доставить их в Тару. Он сообщает, что принял решение уйти вместе с остатками защитников Атланты и продолжить вместе с ними сопротивление.

Это известие удивляет Скарлетт. Она не может взять в толк, почему циничный Ретт, всегда столь скептически отзывавшийся о святом деле Юга, вдруг решил взяться за оружие. Она также удивлена, что он оставляет её, когда она так беспомощна. На это Ретт отвечает, что она отнюдь не беспомощна, а что касается причин, побудивших его вступить в армию, он и сам затрудняется их назвать - то ли из сентиментальности, то ли из чувства стыда за то, что раньше находился в стороне от схватки, предпочитая делать деньги на доставке товаров. Скарлетт не верит в искренность этих слов. Ей кажется, что он, как всегда, слегка издевается. Но делать нечего, ей приходится проделать путь до Тары с сыном, служанкой и беспомощной Мелани с младенцем. Дорога тяжела и опасна, но они добираются до Тары целыми и невредимыми.

Возвращение, впрочем, не сулит никаких радостей. Вокруг царят хаос и разорение. Поместье Уилксов сожжено, Таре повезло больше. Дом цел - в нем находился штаб северян, но поместье разграблено. Более того, мать Скарлетт не дождалась дочери. Она скончалась от тифа. Смерть жены становится страшным ударом для Джеральда, и он повреждается рассудком.

Тут есть от чего пасть духом, но Скарлетт не сдаётся. Она решает сделать все, чтобы спасти Тару от полного упадка. Внезапно в доме появляется незваный гость. Солдат-северянин решил прибрать к рукам все, что плохо лежит. Но он недооценил Скарлетт - она стреляет в мародёра и убивает его.

Жизнь на плантации налаживается с трудом. Снова появляются северяне и забирают то немногое, что осталось. Более того, они поджигают дом, и лишь отчаянными усилиями домочадцев удаётся потушить пожар.

Армия Юга капитулирует. Приходит известие от Эшли: он возвращается. Мелани и Скарлетт ждут не дождутся, когда же он появится в Таре, но его все нет и нет. Мимо тянутся пешие солдаты, возвращающиеся по домам из лагерей военнопленных. Один из них, Уилл Бентин, остаётся в Таре и берет на себя основные заботы по управлению имением. Наконец появляется Эшли, но первой встречает его Мелани.

1866 г. Война позади, но жить не стало легче. Лица, проводящие так называемую Реконструкцию рабовладельческого Юга, делают все, чтобы бывшие плантаторы не могли более пользоваться своей землёй. Тара обложена высокими налогами, и если деньги не будут внесены, имение пойдёт с молотка и, скорее всего, достанется бывшему надсмотрщику Уилкерсону. Скарлетт надеется, что Эшли придумает выход из создавшегося положения, но он честно признается, что не знает, что и предпринять. Скарлетт предлагает ему бросить все и уехать куда-нибудь в Мексику, но Эшли не может оставить жену и сына на произвол судьбы.

Скарлетт понимает, что только Ретт Батлер может ей помочь. Впрочем, сейчас он в трудном положении. Новые власти бросили его за решётку, и ему грозит виселица, если он не поделится своими капиталами, нажитыми в годы блокады.

Скарлетт приходит к нему в тюрьму. Она делает вид, что все у неё идёт хорошо, но Ретта не проведёшь. Он понимает, что она пришла к нему за деньгами. Скарлетт вынуждена признаться, что ей и впрямь необходимы триста долларов и ради спасения Тары она готова стать любовницей Батлера. Но он сейчас не в состоянии распоряжаться своими финансами. Расставание омрачено скандалом. Батлер, уязвлённый тем, что Скарлетт интересуют лишь его деньги, иронически советует ей проявить больше теплоты, когда она в следующий раз обратится к мужчине за ссудой.

Впрочем, именно так она и поступает. Узнав, что влюблённый в её младшую сестру Фрэнк Кеннеди располагает наличными, на которые собирается приобрести лесопилку, Скарлетт пускает в ход все своё женское обаяние и вскоре становится миссис Кеннеди. Тара спасена, а то, что ради этого пришлось перейти дорогу сестре, Скарлетт не смущает.

Скарлетт вовсю пускается в бизнес. Она управляет магазином Фрэнка, а затем, одолжив у вышедшего на свободу Батлера денег, покупает ту самую лесопилку, которую облюбовал себе Фрэнк. Вскоре она приобретает и вторую лесопилку, и дела её идут на лад. Появляются деньги, но общественное мнение в Атланте настроено против неё - настоящей леди не к лицу заниматься бизнесом. Впрочем, Ретт Батлер уверяет её, что это неизбежное следствие выбора, который она сделала, - деньги и успех ведут к одиночеству.

Умирает Джеральд. Приезжая в Тару на его похороны, Скарлетт узнает о намерении Эшли уехать в Нью-Йорк - ему обещали место в банке. Скарлетт уговаривает его остаться, предлагает работу на лесопилке и половину доходов от неё. Он отказывается, но тут ей на помощь приходит Мелани. Под ee нажимом Эшли принимает предложение Скарлетт.

Освобождённые негры, однако, работают все хуже и хуже, и чтобы лесопилка приносила доход, Скарлетт начинает пользоваться дешёвым трудом заключённых, за которыми надзирает жестокий и нечистый на руку Джонни Галлахер. Честный Фрэнк в ужасе, но Скарлетт стоит на своём: это единственный способ получить прибыль. Лесопилка, где хозяйничает Эшли, прибыли не приносит: он категорически отказывается пользоваться трудом каторжников.

Тем временем в ответ на постоянные притеснения «саквояжников» и распущенность некоторых бывших невольников создаётся ку-клукс-клан, активными членами которого становятся Фрэнк Кеннеди и Эшли. Власти не жалеют усилий, чтобы положить конец деятельности этой тайной организации, и им удаётся заманить активистов в ловушку. Лишь своевременное вмешательство Батлера помогает Эшли сохранить жизнь и свободу, Фрэнку Кеннеди повезло меньше, и Скарлетт снова становится вдовой.

Но тут Ретт делает ей предложение, и она отвечает согласием. Они уезжают в Новый Орлеан, а затем возвращаются в Атланту, где вскоре въезжают в новый дом. Среди их знакомых слишком много деловых людей, «саквояжников»-северян и неизвестно откуда появившихся дельцов из тех южан, кого раньше и на порог не пускали в приличных домах. У Скарлетт рождается девочка, и Ретт души в ней не чает. Но затем Скарлетт решительно заявляет о нежелании больше рожать, и это становится началом кризиса в ee отношениях с мужем. Ретт все чаще и чаще проводит время вне дома и возвращается пьяным.

Приближается день рождения Эшли. Мелани собирается устроить праздничный приём. Накануне Скарлетт встречается с Эшли в своей конторе, и разговор заходит о былых временах. Это очень грустный разговор, Скарлетт многое узнает о человеке, которого так любила, и то, что теперь открывается её внутреннему взору, повергает её в печаль. Эшли остался в прошлом, он не может заставить себя смотреть в будущее, не может приспособиться к настоящему. Воспоминания о довоенных днях и надеждах вызывают у неё слезы. Эшли пытается утешить её, обнимает, и тут, на её беду, появляются посторонние. Вскоре новости доходят до Мелани и Ретта. Скарлетт отказывается идти на приём, но Ретт заставляет её чуть не силком. Однако Мелани, единственная из всей Атланты, не верит злым наветам и принимает Скарлетт с прежней теплотой. По возвращении домой Ретт даёт волю ревности, а затем они впервые после долгого перерыва оказываются в постели. Скарлетт просыпается с радостным чувством, что Ретт любит её, но обнаруживает, что его нет ни в постели, ни вообще в доме. Возвращается он лишь на следующий день, давая понять жене, что отлично погулял на стороне.

Затем Ретт уезжает на три месяца, а когда возвращается, Скарлетт сообщает ему, что беременна. Колкости Ретта оскорбляют её, вспыхивает ссора, которая заканчивается бедой: Скарлетт падает с лестницы, и у неё случается выкидыш. Жизнь снова входит в привычную колею. Ретт с головой уходит в политику, и не без его участия демократам-южанам удаётся одержать на выборах победу над республиканцами, поддерживаемыми Севером. Но тут на семью сваливается новое несчастье: любимица Ретта маленькая Бонни падает с лошади и разбивается насмерть. Отношения между супругами становятся ещё более формальными. У Скарлетт есть деньги, есть собственность, но счастья нет и в помине.

Скарлетт уезжает из Атланты, но телеграмма от Ретта призывает её срочно вернуться. Умирает Мелани. Врачи запретили ей рожать, но она пренебрегла их запретами - слишком уж хотелось ей подарить Эшли ещё одного ребёнка. На смертном одре она просит Скарлетт позаботиться о её сыне и об Эшли, поскольку «он такой непрактичный». И ещё она просит Скарлетт быть доброй к Ретту, ибо тот очень любит её.

Теперь, когда не стало Мелани, Скарлетт вдруг понимает, насколько она одинока и сколь многое значила для неё эта женщина, которую она считала помехой своему счастью. Скарлетт делает ещё одно открытие: она, похоже, всегда любила не Эшли Уилкса, а свою мечту о сильном, несгибаемом человеке. Теперь же, глядя на Эшли - усталого, неуверенного в себе, все свои душевные силы тратящего на то, чтобы с достоинством сносить своё поражение в этой жизни, - Скарлетт шепчет себе, что потеряла любимого, а вместо этого приобрела ещё одного ребёнка.

Скарлетт понимает, сколь многое значит для неё Ретт. Она горит желанием поскорее рассказать ему об этом, но ей предстоит получить ещё одно разочарование.

Ретт равнодушно слушает её признания и сообщает, что теперь ему уже все равно. Его любовь к ней угасла так же, как угасла любовь Скарлетт к Эшли. Ретт Батлер признается, что полюбил её с первого взгляда, и, сколько ни пытался выбросить мечты о ней из головы, у него ничего не получалось. Он не терял надежды, что рано или поздно она оценит его чувства, поймёт, насколько удачно они подходят друг к другу, но все его старания донести до Скарлетт свою любовь шли прахом. Он говорит, что после той ночи ушёл из дома пораньше, ибо боялся, что она поднимет его на смех и что, если бы по его возвращении она дала бы понять, что он ей вовсе не безразличен, все было бы иначе. Но этого не произошло, и теперь он испытывает к ней лишь сострадание.

Ретт объявляет о намерении уехать надолго, быть может, в Англию и обещает время от времени возвращаться для того, чтобы не давать особого повода для толков и сплетен. На отчаянный вопрос Скарлетт: «А как же я?» Ретт со вздохом отвечает, что его это уже не волнует.

Наедине с собой Скарлетт размышляет о только что услышанном. Ей очень тяжело, но её самолюбивая жизнестойкая натура отказывается признать поражение. Скарлетт убеждена, что ещё не все потеряно и если сейчас в голову не приходит ничего, что помогло бы исправить ситуацию, завтра она непременно отыщет выход.

Глава 1

Скарлетт О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам, становились жертвами ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные черты матери - местной аристократки французского происхождения - и крупные, выразительные черты отца - пышущего здоровьем ирландца. Широкоскулое, с точеным подбородком лицо Скарлетт невольно приковывало к себе взгляд. Особенно глаза - чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе темных ресниц. На белом, как лепесток магнолии, лбу - ах, эта белая кожа, которой так гордятся женщины американского Юга, бережно охраняя ее шляпками, вуалетками и митенками от жаркого солнца Джорджии! - две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх - от переносицы к вискам.

Словом, она являла взору очаровательное зрелище, сидя в обществе Стюарта и Брента Тарлтонов в прохладной тени за колоннами просторного крыльца Тары - обширного поместья своего отца. Шел 1861 год, ясный апрельский день клонился к вечеру. Новое зеленое в цветочек платье Скарлетт, на которое пошло двенадцать ярдов муслина, воздушными волнами лежало на обручах кринолина, находясь в полной гармонии с зелеными сафьяновыми туфельками бел каблуков, только что привезенными ей отцом из Атланты. Лиф платья как нельзя более выгодно обтягивал безупречную талию, бесспорно самую тонкую в трех графствах штата, и отлично сформировавшийся для шестнадцати лет бюст. Но ни чинно расправленные юбки, ни скромность прически - стянутых тугим узлом и запрятанных в сетку волос, - ни степенно сложенные на коленях маленькие белые ручки не могли ввести в обман: зеленые глаза - беспокойные, яркие (о сколько в них было своенравия и огня!) - вступали в спор с учтивой светской сдержанностью манер, выдавая подлинную сущность этой натуры. Манеры были результатом нежных наставлений матери и более суровых нахлобучек Мамушки. Глаза дала ей природа.

По обе стороны от нее, небрежно развалившись в креслах, вытянув скрещенные в лодыжках, длинные, в сапогах до колен, мускулистые ноги первоклассных наездников, близнецы смеялись и болтали, солнце било им в лицо сквозь высокие, украшенные лепным орнаментом стекла, заставляя жмуриться. Высокие, крепкотелые и узкобедрые, загорелые, рыжеволосые, девятнадцатилетние, в одинаковых синих куртках и горчичного цвета бриджах, они были неотличимы друг от друга, как две коробочки хлопка.

На зеленом фоне молодой листвы белоснежные кроны цветущих кизиловых деревьев мерцали в косых лучах закатного солнца. Лошади близнецов, крупные животные, золотисто-гнедые, под стать шевелюрам своих хозяев, стояли у коновязи на подъездной аллее, а у ног лошадей переругивалась свора поджарых нервных гончих, неизменно сопровождавших Стюарта и Брента во всех их поездках В некотором отдалении, как оно и подобает аристократу, возлежал, опустив морду на лапы, пятнистый далматский дог и терпеливо ждал, когда молодые люди отправятся домой ужинать.

Близнецы, лошади и гончие были не просто неразлучными товарищами - их роднили более крепкие узы. Молодые, здоровые, ловкие и грациозные, они были под стать друг другу одинаково жизнерадостны и беззаботны, и юноши не менее горячи, чем их лошади, - горячи, а подчас и опасны, - но при всем том кротки и послушны в руках тех, кто знал, как ими нужно управлять.

И хотя все трое, сидевшие на крыльце, были рождены для привольной жизни плантаторов и с пеленок воспитывались в довольстве и холе, окруженные сонмом слуг, лица их не казались ни безвольными, ни изнеженными. В этих мальчиках чувствовалась сила и решительность сельских жителей, привыкших проводить жизнь под открытым небом, не особенно обременяя свои мозги скучными книжными премудростями. Графство Клейтон в Северной Джорджии было еще молодо, и жизнь там, на взгляд жителей Чарльстона, Саванны и Огасты, пока что не утратила некоторого налета грубости. Более старые и степенные обитатели Юга смотрели сверху вниз на новопоселенцев, но здесь, на севере Джорджии, небольшой пробел по части тонкостей классического образования не ставился никому в вину, если это искупалось хорошей сноровкой в том, что имело подлинную цену. А цену имело уменье вырастить хлопок, хорошо сидеть в седле, метко стрелять, не ударить в грязь лицом в танцах, галантно ухаживать за дамами и оставаться джентльменом даже во хмелю.

Все эти качества были в большой мере присущи близнецам, которые к тому же широко прославились своей редкой неспособностью усваивать любые знания, почерпнутые из книг. Их родителям принадлежало больше денег, больше лошадей, больше рабов, чем любому другому семейству графства, но по части грамматики близнецы уступали большинству своих небогатых соседей - «голодранцев», как называли белых бедняков на Юге.

Как раз но этой причине Стюарт и Брент и бездельничали в эти апрельские послеполуденные часы на крыльце Тары. Их только что исключили из университета Джорджии - четвертого за последние два года университета, указавшего им на дверь, и их старшие братья. Том и Бойд, возвратились домой вместе с ними, не пожелав оставаться в стенах учебного заведения, где младшие пришлись не ко двору. Стюарт и Брент рассматривали свое последнее исключение из университета как весьма забавную шутку, и Скарлетт, ни разу за весь год - после окончания средней школы, Фейетвиллского пансиона для молодых девиц, - не взявшая по своей воле в руки книги, тоже находила это довольно забавным.

Вам-то, я знаю, ни жарко ни холодно, что вас исключили, да и Тому тоже, - сказала она, - А вот как же Бойд? Ему как будто ужасно хочется стать образованным, а вы вытащили его и из Виргинского, и из Алабамского, и из Южно-Каролинского университетов, а теперь еще и из университета Джорджии. Если и дальше так пойдет, ему никогда не удастся ничего закончить.

Ну, он прекрасно может изучить право в конторе судьи Пармали в Фейетвилле, - беспечно отвечал Брент. - К тому же наше исключение ничего, в сущности, не меняет. Нам все равно пришлось бы возвратиться домой еще до конца семестра.

Так ведь война, глупышка! Война должна начаться со дня на день, и не станем же мы корпеть над книгами, когда другие воюют, как ты полагаешь?

Вы оба прекрасно знаете, что никакой войны не будет, - досадливо отмахнулась Скарлетт. - Все это одни разговоры. Эшли Уилкс и его отец только на прошлой неделе говорили папе, что наши представители в Вашингтоне придут к этому самому… к обоюдоприемлемому соглашению с мистером Линкольном по поводу Конфедерации. Да и вообще янки слишком боятся нас, чтобы решиться с нами воевать. Не будет никакой войны, и мне надоело про нее слушать.

Глава 1

Скарлетт О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам, становились жертвами ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные черты матери, местной аристократки французского происхождения, и крупные, выразительные черты отца – пышущего здоровьем ирландца. Широкоскулое, с точеным подбородком лицо Скарлетт невольно приковывало к себе взгляд. Особенно глаза – чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе темных ресниц. На белом, как лепесток магнолии, лбу – ах эта белая кожа, которой так гордятся женщины американского Юга, бережно охраняя ее шляпками, вуалетками и митенками от жаркого солнца Джорджии! – две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх – от переносицы к вискам.

Словом, она являла взору очаровательное зрелище, сидя в обществе Стюарта и Брента Тарлтонов в прохладной тени за колоннами просторного крыльца Тары – обширного поместья своего отца. Шел 1861 год, ясный апрельский день клонился к вечеру. Новое зеленое в цветочек платье Скарлетт, на которое пошло двенадцать ярдов муслина, воздушными волнами лежало на обручах кринолина, находясь в полной гармонии с зелеными сафьяновыми туфельками без каблуков, только что привезенными ей отцом из Атланты. Лиф платья как нельзя более выгодно обтягивал безупречную талию, бесспорно самую тонкую в трех графствах штата, и отлично сформировавшийся для шестнадцати лет бюст. Но ни чинно расправленные юбки, ни скромность прически – стянутых тугим узлом и запрятанных под сетку волос, – ни степенно сложенные на коленях маленькие белые ручки не могли ввести в обман: зеленые глаза – беспокойные, яркие (о, сколько в них было своенравия и огня!) – вступали в спор с учтивой светской сдержанностью манер, выдавая подлинную сущность этой натуры. Манеры были результатом нежных наставлений матери и более суровых нахлобучек Мамушки. Глаза дала ей природа.

По обе стороны от нее, небрежно развалившись в креслах, вытянув скрещенные в лодыжках, длинные, в сапогах до колен, мускулистые ноги первоклассных наездников, близнецы смеялись и болтали, солнце било им в лицо сквозь высокие, украшенные лепным орнаментом стекла, заставляя жмуриться. Высокие, крепкотелые и узкобедрые, загорелые, рыжеволосые, девятнадцатилетние, в одинаковых синих куртках и горчичного цвета бриджах, они были неотличимы друг от друга, как две коробочки хлопка.

На зеленом фоне молодой листвы белоснежные кроны цветущих кизиловых деревьев мерцали в косых лучах закатного солнца. Лошади близнецов, крупные животные, золотисто-гнедые, под стать шевелюрам своих хозяев, стояли у коновязи на подъездной аллее, а у ног лошадей переругивалась свора поджарых нервных гончих, неизменно сопровождавших Стюарта и Брента во всех их поездках. В некотором отдалении, как оно и подобает аристократу, возлежал, опустив морду на лапы, пятнистый далматский дог и терпеливо ждал, когда молодые люди отправятся домой ужинать.

Близнецы, лошади и гончие были не просто неразлучными товарищами – их роднили более крепкие узы.

Молодые, здоровые, ловкие и грациозные, они были под стать друг другу – одинаково жизнерадостны и беззаботны, и юноши не менее горячи, чем их лошади, – горячи, а подчас и опасны, – но при всем том кротки и послушны в руках тех, кто знал, как ими управлять.

И хотя все трое, сидевшие на крыльце, были рождены для привольной жизни плантаторов и с пеленок воспитывались в довольстве и холе, окруженные сонмом слуг, лица их не казались ни безвольными, ни изнеженными. В этих мальчиках чувствовалась сила и решительность сельских жителей, привыкших проводить жизнь под открытым небом, не особенно обременяя свои мозги скучными книжными премудростями. Графство Клейтон в Северной Джорджии было еще молодо, и жизнь там, на взгляд жителей Чарльстона, Саванны и Огасты, пока что не утратила некоторого налета грубости. Более старые и степенные обитатели Юга смотрели сверху вниз на новопоселенцев, но здесь, на севере Джорджии, небольшой пробел по части тонкостей классического образования не ставился никому в вину, если это искупалось хорошей сноровкой в том, что имело подлинную цену. А цену имело умение вырастить хлопок, хорошо сидеть в седле, метко стрелять, не ударить в грязь лицом в танцах, галантно ухаживать за дамами и оставаться джентльменом даже во хмелю.

Все эти качества были в большой мере присущи близнецам, которые к тому же широко прославились своей редкой неспособностью усваивать любые знания, почерпнутые из книг. Их родителям принадлежало больше денег, больше лошадей, больше рабов, чем любому другому семейству графства, но по части грамматики близнецы уступали большинству своих небогатых соседей – «голодранцев», как называли белых бедняков на Юге.

Как раз по этой причине Стюарт и Брент и бездельничали в эти апрельские послеполуденные часы на крыльце Тары. Их только что исключили из университета Джорджии – четвертого за последние два года университета, указавшего им на дверь, и их старшие братья, Том и Бойд, возвратились домой вместе с ними, не пожелав оставаться в стенах учебного заведения, где младшие пришлись не ко двору. Стюарт и Брент рассматривали свое последнее исключение из университета как весьма забавную шутку, и Скарлетт, ни разу за весь год – после окончания средней школы, Фейетвиллского пансиона для молодых девиц, – не взявшая по своей воле в руки книги, тоже находила это довольно забавным.

– Вам-то, я знаю, ни жарко ни холодно, что вас исключили, да и Тому тоже, – сказала она. – А вот как же Бойд? Ему как будто ужасно хочется стать образованным, а вы вытащили его и из Виргинского, и из Алабамского, и из Южно-Каролинского университетов, а теперь еще и из университета Джорджии. Если и дальше так пойдет, ему никогда не удастся ничего закончить.

– Ну, он прекрасно может изучить право в конторе судьи Пармали в Фейетвилле, – беспечно отвечал Брент. – К тому же наше исключение ничего, в сущности, не меняет. Нам все равно пришлось бы возвратиться домой еще до конца семестра.

– Почему?

– Так ведь война, глупышка! Война должна начаться со дня на день, и не станем же мы корпеть над книгами, когда другие воюют, как ты полагаешь?

– Вы оба прекрасно знаете, что никакой войны не будет, – досадливо отмахнулась Скарлетт. – Все это одни разговоры. Эшли Уилкс и его отец только на прошлой неделе говорили папе, что наши представители в Вашингтоне придут к этому самому… К обоюдоприемлемому соглашению с мистером Линкольном по поводу Конфедерации. Да и вообще янки слишком боятся нас, чтобы решиться с нами воевать. Не будет никакой войны, и мне надоело про нее слушать.

– Как это не будет войны! – возмущенно воскликнули близнецы, словно открыв бессовестный обман.

– Да нет же, прелесть моя, война будет непременно, – сказал Стюарт. – Конечно, янки боятся нас, но после того, как генерал Борегард выбил их позавчера из форта Самтер, им ничего не остается, как сражаться, ведь иначе их ославят трусами на весь свет. Ну а Конфедерация…

Но Скарлетт нетерпеливо прервала его, сделав скучающую гримасу:

– Если кто-нибудь из вас еще раз произнесет слово «война», я уйду в дом и захлопну дверь перед вашим носом. Это слово нагоняет на меня тоску… да и еще вот – «отделение от Союза». Папа говорит о войне с утра до ночи, и все, кто бы к нему ни пришел, только и делают, что вопят: «Форт Самтер, права Штатов, Эйби Линкольн!», и я прямо-таки готова визжать от скуки! Ну и мальчики тоже ни о чем больше не говорят, да еще о своих драгоценных эскадронах. Этой весной на всех вечерах царила такая тоска, потому что мальчики разучились говорить о чем-либо другом. Я очень рада, что Джорджия не вздумала отделяться до Святок, иначе у нас были бы испорчены все рождественские балы. Если я еще раз услышу про войну, я уйду в дом.

И можно было не сомневаться, что она сдержит слово. Ибо Скарлетт не выносила разговоров, главной темой которых не являлась она сама. Однако плутовка произнесла свои угрозы с улыбкой – памятуя о том, что от этого у нее заиграют ямочки на щеках, – и, словно бабочка крылышками, взмахнула длинными темными ресницами. Мальчики были очарованы – а только этого она и стремилась достичь – и поспешили принести извинения. Отсутствие интереса к военным делам ничуть не уронило ее в их глазах. По правде говоря, даже наоборот. Война – занятие мужское, а отнюдь не дамское, и в поведении Скарлетт они усмотрели одно лишь свидетельство ее безупречной женственности.

Уведя собеседников в сторону от надоевшей темы войны, Скарлетт с увлечением вернулась к их личным делам:

– А что сказала ваша мама, узнав, что вас обоих снова исключили из университета?

Юноши смутились, припомнив, как встретила их мать три месяца назад, когда они, изгнанные из Виргинского университета, возвратились домой.

– Да видишь ли, – сказал Стюарт, – она пока еще не имела возможности ничего сказать. Мы вместе с Томом уехали сегодня из дома рано утром, пока она не встала, и Том засел у Фонтейнов, а мы поскакали сюда.

– А вчера вечером, когда вы явились домой, она тоже ничего не сказала?

– Вчера вечером нам повезло. Как раз перед нашим приездом привели нового жеребца, которого ма купила в прошлом месяце на ярмарке в Кентукки, и дома все было вверх дном. Ах, Скарлетт, какая это великолепная лошадь, ты скажи отцу, чтобы он приехал поглядеть! Это животное еще по дороге едва не вышибло дух из конюха и чуть не насмерть затоптало двух маминых чернокожих, встречавших поезд на станции в Джонсборо. А как раз когда мы приехали, жеребец только что разнес в щепы стойло, едва не убил мамину любимую лошадь Земляничку, и ма стояла в конюшне с целым мешком сахара в руках – пыталась его улестить, и, надо сказать, не без успеха. Чернокожие повисли от страха на стропилах и таращили на ма глаза, а она разговаривала с жеребцом, прямо как с человеком, и он брал сахар у нее из рук. Никто не умеет так обращаться с лошадьми, как ма. Тут она увидела нас и говорит: «Боже милостивый, что это вас опять принесло домой? Это же не дети, а чума египетская!» Но в эту минуту жеребец начал фыркать и лягаться, и ма сказала: «Пошли вон отсюда! Не видите, что ли, – он же нервничает, мой голубок! А с вами я утром потолкую!» Ну, мы легли спать и поутру ускакали пораньше, пока она в нас не вцепилась, а Бойд остался ее умасливать.

– Как вы думаете, она вздует Бойда?

Скарлетт, как и все жители графства, просто не могла освоиться с мыслью, что «крошка» миссис Тарлтон держит в ежовых рукавицах своих великовозрастных сыновей, а по мере надобности и прохаживается по их спинам хлыстом.

Беатриса Тарлтон была женщина деловая и несла на своих плечах не только заботу о большой хлопковой плантации, сотне негров-рабов и восьми своих отпрысках, но вдобавок еще и управляла самым крупным конным заводом во всем штате. Нрав у нее был горячий, и она легко впадала в ярость от бесчисленных проделок своих четырех сыновей, и если телесные наказания для лошадей или для негров находились в ее владениях под строжайшим запретом, то мальчишкам порка время от времени не могла, по ее мнению, принести вреда.

– Нет, конечно, Бойда она не тронет. С Бойдом ма не особенно крепко расправляется, потому как он самый старший, а ростом не вышел, – сказал Стюарт не без тайной гордости за свои шесть футов два дюйма. – Мы потому и оставили его дома объясниться с ней. Да, черт побери. Пора бы уж ма перестать задавать нам трепку! Нам же по девятнадцать, а Тому двадцать один, а она обращается с нами, как с шестилетними.

– Ваша мама поедет завтра на барбекю к Уилксам на этой новой лошади?

– Она поехала бы, да папа сказал, что это опасно, лошадь слишком горяча. Ну и девчонки ей не дадут. Они заявили, что она должна хотя бы раз приехать в гости, как приличествует даме – в экипаже.

– Лишь бы завтра не было дождя, – сказала Скарлетт. – Уже целую неделю почти ни одного дня без дождя. Ничего нет хуже, как испорченное барбекю, когда все переносится в дом и превращается в пикник в четырех стенах.

– Не беспокойся, завтра будет погожий день и жарко, как в июне, – сказал Стюарт. – Погляди, какой закат – я никогда еще, по-моему, не видал такого красного солнца! Погоду всегда можно предсказать по закату.

Все поглядели туда, где на горизонте над только что вспаханными безбрежными хлопковыми полями Джералда О’Хара пламенел закат. Огненно-красное солнце опускалось за высокий холмистый берег реки Флинт, и на смену апрельскому теплу со двора уже потянуло душистой прохладой.

Весна рано пришла в этом году – с частыми теплыми дождями и стремительно вскипающей бело-розовой пеной в кронах кизиловых и персиковых деревьев, осыпавших темные заболоченные поймы рек и склоны далеких холмов бледными звездочками своих цветов. Пахота уже подходила к концу, и багряные закаты окрашивали свежие борозды красной джорджианской глины еще более густым багрецом. Влажные, вывороченные пласты земли, малиновые на подсыхающих гребнях борозд, лиловато-пунцовые и бурые в густой тени, лежали, алкая хлопковых зерен посева. Выбеленный известкой кирпичный усадебный дом казался островком среди потревоженного моря вспаханной земли, среди красных, вздыбившихся, серповидных волн, словно бы окаменевших в момент прибоя. Здесь нельзя было увидеть длинных прямых борозд, подобных тем, что радуют глаз на желтых глинистых плантациях плоских пространств Центральной Джорджии или на сочном черноземе прибрежных земель. Холмистые предгорья Северной Джорджии вспахивались зигзагообразно, образуя бесконечные спирали, дабы не дать тяжелой почве сползти на дно реки.

Это была девственная красная земля – кроваво-алая после дождя, кирпично-пыльная в засуху, – лучшая в мире для выращивания хлопка. Это был приятный для глаз край белых особняков, мирных пашен и неторопливых мутно-желтых рек… И это был край резких контрастов – яркого солнца и глубоких теней. Расчищенные под пашню земли плантаций и тянувшиеся миля за милей хлопковые поля безмятежно покоились, прогретые солнцем, окаймленные нетронутым лесом, темным и прохладным даже в знойный полдень, – сумрачным, таинственным, чуть зловещим, наполненным терпеливым, вековым шорохом в верхушках сосен, похожим на вздох или на угрозу: «Берегись! Берегись! Ты уже зарастало однажды, поле. Мы можем завладеть тобою снова!»

До слуха сидевших на крыльце донесся стук копыт, позвякивание упряжи, смех и перекличка резких негритянских голосов – работники и мулы возвращались с поля. Из дома долетел нежный голос Эллин О’Хара, матери Скарлетт, подзывавшей девчонку-негритянку, носившую за ней корзиночку с ключами.

– Да, мэм, – прозвучал в ответ тоненький детский голосок, и с черного хода донесся шум шагов, удалявшихся в сторону коптильни, где Эллин ежевечерне по окончании полевых работ раздавала пищу неграм. Затем стал слышен звон посуды и столового серебра: Порк, соединявший в своем лице и лакея и дворецкого усадьбы, начал накрывать на стол к ужину.

Звуки эти напомнили близнецам, что им пора возвращаться домой. Но мысль о встрече с матерью страшила их, и они медлили на крыльце, смутно надеясь, что Скарлетт пригласит их поужинать.

– Послушай, Скарлетт, а как насчет завтрашнего вечера? – сказал Брент. – Мы тоже хотим потанцевать с тобой – ведь мы не виноваты, что ничего не знали ни про барбекю, ни про бал. Надеюсь, ты еще не все танцы расписала?

– Разумеется, все! А откуда мне было знать, что вы прискачете домой? Не могла же я беречь танцы для вас, а потом остаться с носом и подпирать стенку!

– Это ты-то? – Близнецы оглушительно расхохотались.

– Вот что, малютка, ты должна отдать мне первый вальс, а Стю – последний и за ужином сесть с нами. Мы разместимся на лестничной площадке, как на прошлом балу, и позовем Джинси, чтобы она опять нам погадала.

– Мне не нравится, как она гадает. Вы же слышали – она предсказала, что я выйду замуж за жгучего брюнета с черными усами, а я не люблю брюнетов.

– Ты любишь рыжеволосых, верно, малютка? – ухмыльнулся Брент. – В таком случае пообещай нам все вальсы и ужин.

– Если пообещаешь, мы откроем тебе один секрет, – сказал Стюарт.

– Вот как? – воскликнула Скарлетт, мгновенно, как дитя, загоревшись любопытством.

– Это ты про то, что мы слышали вчера в Атланте, Стю? Но ты помнишь – мы дали слово молчать.

– Ладно уж. В общем, мисс Питти сказала нам кое-что.

– Мисс – кто?

– Да эта, ты ее знаешь, кузина Эшли Уилкса, которая живет в Атланте, – мисс Питтипэт Гамильтон, тетка Чарльза и Мелани Гамильтонов.

– Конечно, знаю и могу сказать, что более глупой старухи я еще отродясь не встречала.

– Так вот, когда мы вчера в Атланте дожидались своего поезда, она проезжала в коляске мимо вокзала, остановилась поболтать с нами и сказала, что завтра у Уилксов на балу будет оглашена помолвка.

– Ну, это для меня не новость, – разочарованно протянула Скарлетт. – Этот дурачок, Чарли Гамильтон, ее племянник, обручится с Милочкой Уилкс. Всем уже давным-давно известно, что они должны пожениться, хотя он, мне кажется, не очень-то к этому рвется.

– Ты считаешь его дурачком? – спросил Брент. – Однако на Святках ты позволяла ему вовсю увиваться за тобой.

– А как я могла ему запретить? – Скарлетт небрежно пожала плечами. – Все равно, по-моему, он ужасная размазня.

– И к тому же это вовсе не его помолвка будет завтра объявлена, а Эшли с мисс Мелани, сестрой Чарльза! – торжествующе выпалил Стюарт.

Скарлетт не изменилась в лице, и только губы у нее слегка побелели. Так бывает, когда удар обрушивается внезапно и человек не успевает охватить сознанием то, что произошло. Столь неподвижно было ее лицо, когда она, не проронив ни слова, смотрела на Стюарта, что он, не будучи от природы слишком наблюдателен, решил: это известие, как видно, здорово удивило и заинтриговало ее.

– Мисс Питти сказала нам, что они собирались огласить помолвку только в будущем году, потому как мисс Мелани не особенно крепка здоровьем, но сейчас только и разговора что о войне, и вот оба семейства решили поторопиться со свадьбой. Помолвка будет оглашена завтра за ужином. Видишь, Скарлетт, мы открыли тебе секрет, и ты теперь должна пообещать, что сядешь ужинать с нами.

– Ну конечно, с вами, – машинально пробормотала Скарлетт.

– И обещаешь отдать нам все вальсы?

– Обещаю.

– Ты – прелесть. Воображаю, как все мальчишки взбесятся!

– А пускай себе бесятся, – сказал Брент. – Мы вдвоем легко с ними управимся. Послушай, Скарлетт, посиди с нами и утром, на барбекю.

– Что ты сказал?

Стюарт повторил свою просьбу.

Близнецы переглянулись – торжествующе, но не без удивления. Для них было непривычно столь легко добиваться знаков расположения этой девушки, хотя они и считали, что она отдает им некоторое предпочтение перед другими. Обычно Скарлетт все же заставляла их упрашивать ее и умолять, водила их за нос, не говоря ни «да», ни «нет», высмеивала их, если они начинали дуться, и напускала на себя ледяную холодность, если они пробовали рассердиться. А сейчас она, в сущности, пообещала провести с ними весь завтрашний день – сидеть рядом на барбекю, танцевать с ними все вальсы (а уж они позаботятся, чтобы вальс вытеснил все другие танцы!) и ужинать вместе. Ради этого стоило даже вылететь из университета!

Окрыленные своим неожиданным успехом, близнецы не спешили откланяться и продолжали болтать о предстоящем барбекю, о бале, о Мелани Гамильтон и Эшли Уилксе, отпуская шутки, хохоча, перебивая друг друга и довольно прозрачно намекая, что приближается время ужина. Молчание Скарлетт не сразу дошло до их сознания, а она за все это время не проронила почти ни слова. Наконец и они ощутили какую-то перемену. Сияющий вечер словно бы потускнел – только близнецы не могли бы сказать, отчего это произошло. Скарлетт, казалось, совсем их не слушала, хотя ни разу не ответила невпопад. Чувствуя, что происходит нечто непонятное, сбитые с толку, раздосадованные, они пытались еще некоторое время поддерживать разговор, потом поглядели на часы и нехотя поднялись.

Солнце стояло уже совсем низко над свежевспаханным полем, и за рекой черной зубчатой стеной воздвигся высокий лес. Ласточки, выпорхнув из застрех, стрелой проносились над двором, а куры, утки и индюки, одни – важно вышагивая, другие – переваливаясь с боку на бок, потянулись домой с поля.

Стюарт громко крикнул: «Джимс!»

И почти тотчас высокий негр, примерно одного с близнецами возраста, запыхавшись, выбежал из-за угла дома и бросился к коновязи. Джимс был их личным слугой и вместе с собаками сопровождал их повсюду. Он был неразлучным товарищем их детских игр, а когда им исполнилось десять лет, они получили его в собственность в виде подарка ко дню рождения. Завидя Джимса, гончие поднялись, отряхивая красную пыль, и замерли в ожидании хозяев. Юноши распрощались, пообещав Скарлетт приехать завтра к Уилксам пораньше и ждать ее там. Затем сбежали с крыльца, вскочили в седла и, сопровождаемые Джимсом, пустили лошадей в галоп по кедровой аллее, что-то крича на прощание и размахивая шляпами.

За поворотом аллеи, скрывшим из глаз дом, Брент остановил лошадь в тени кизиловых деревьев. Следом за ним остановился и Стюарт. Мальчишка-негр остановился в некотором отдалении. Лошади, почувствовав ослабевшие поводья, принялись пощипывать нежную весеннюю траву, а терпеливые собаки снова улеглись в мягкую красную пыль, с вожделением поглядывая на круживших в сгущающихся сумерках ласточек. На широком простодушном лице Брента было написано недоумение и легкая обида.