Поначалу убийство эсквайра Роджера Экройда не казалось полиции загадочным – все указывало на виновность пасынка убитого. Но иначе считает Эркюль Пуаро, который недавно переехал в эти места, в очередной раз решив уйти на покой. Его попросила помочь племянница Экройда, которая не верит в виновность молодого человека. И Эркюль Пуаро начинает расследование, имея вокруг множество подозреваемых – родственников и знакомых эсквайра, каждый из которых был заинтересован в его смерти. Повествование ведется от имени доктора Шеппарда, последнего, кто видел Экройда живым. С помощью его записей Пуаро предстоит вычислить хитроумного преступника…
Из серии: Эркюль Пуаро
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Убийство Роджера Экройда (Агата Кристи, 1926) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Убийство
Я бросился в машину и через несколько секунд уже мчался в сторону «Фернли». Приехав, я нетерпеливо нажал кнопку звонка входной двери. Никто не открывал, и я позвонил еще раз.
Наконец я услышал, как загремели цепочки, и на пороге появился абсолютно невозмутимый Паркер.
Оттолкнув его, я влетел в холл.
– Где он? – спросил я, задыхаясь.
– Прошу прощения, сэр?
– Ваш хозяин. Мистер Экройд… Послушайте, не стойте здесь и не таращитесь на меня. Вы уже позвонили в полицию?
– В полицию, сэр? Вы сказали, в полицию? – Паркер уставился на меня как на привидение.
– Что с вами происходит, Паркер? Если, как вы говорите, ваш хозяин был убит…
Паркер чуть не задохнулся.
– Хозяин? Убит? Но это невозможно, сэр!
Теперь уже наступила моя очередь таращиться.
– А разве вы не звонили мне пять минут назад и не сказали, что мистера Экройда нашли убитым?
– Я, сэр? Нет, конечно, нет, сэр. Мне бы такое даже в голову не пришло.
– Вы что, хотите сказать, что все это был глупый розыгрыш? И что с мистером Экройдом всё в порядке?
– Простите меня, сэр, а что, человек, который вам позвонил, назвался моим именем?
– Вот дословно то, что он сказал: «Это доктор Шеппард? Говорит Паркер, дворецкий из «Фернли». Не могли бы вы немедленно приехать, сэр? Мистера Экройда убили».
Мы с Паркером тупо смотрели друг на друга.
– Жутковатая шуточка, скажу я вам, сэр, – произнес наконец дворецкий шокированным тоном. – Только представить себе, что можно сказать что-то подобное…
– А где сам мистер Экройд? – неожиданно спросил я.
– Полагаю, что все еще в кабинете, сэр. Леди уже отошли ко сну, а майор Блант и мистер Реймонд в бильярдной.
– Думаю, что я загляну к нему на секунду, – сказал я. – Я знаю, что он не хотел, чтобы его беспокоили, но после этой идиотской шутки мне как-то не по себе. Просто хочу убедиться, что с ним всё в порядке.
– Конечно, сэр. Я тоже волнуюсь. Если вы не возражаете, сэр, то я пройду с вами – только до двери кабинета, сэр…
– Отнюдь не возражаю. Пойдемте.
Я прошел в правую от себя дверь. Паркер следовал за мной по пятам. Мы пересекли небольшой холл, в котором находилась небольшая лестница, ступеньки которой вели наверх, в спальню Экройда, и постучались в дверь его кабинета.
Нам никто не ответил, а когда я попытался открыть дверь, то оказалось, что она заперта изнутри.
– Разрешите мне, сэр, – предложил Паркер.
Очень изящно для человека его пропорций он опустился на колено и прижался глазом к замочной скважине; затем произнес, поднимаясь на ноги:
– Ключ торчит в скважине, сэр. Изнутри. Скорее всего, мистер Экройд заперся, а потом просто крепко заснул.
Я тоже наклонился и убедился в том, что слова дворецкого – правда.
– Наверное, вы правы, – сказал я, – но все равно, Паркер, мне придется разбудить вашего хозяина. Я не смогу со спокойной душой уехать домой, пока он сам не скажет мне, что с ним всё в порядке.
Сказав это, я потряс ручку двери и крикнул:
– Экройд, Экройд, откройте!
Мне никто не ответил.
– Мне бы не хотелось будить весь дом, – с сомнением бросил я через плечо.
Паркер отошел и закрыл дверь в большой холл, через которую мы прошли.
– Думаю, сэр, что теперь всё нормально. Бильярдная на противоположной стороне дома, так же как и кухня и спальни леди.
Я согласно кивнул, еще сильнее потряс дверь и, наклонившись, крикнул практически в самую скважину:
– Экройд, Экройд, это Шеппард. Впустите меня!
И опять полная тишина. Из закрытой комнаты не доносилось никаких звуков. Мы с дворецким посмотрели друг на друга.
– Послушайте, Паркер, – сказал я, – я сейчас сломаю эту дверь, то есть мы сделаем это вместе с вами. Всю ответственность я беру на себя.
– Как скажете, сэр, – ответил Паркер с сомнением.
– Я именно так и говорю. Я сильно волнуюсь по поводу мистера Экройда.
Я осмотрел маленький холл и увидел тяжелый дубовый стул. Взяв его с двух сторон, мы с Паркером бросились в атаку на дверь. Нам пришлось трижды ударить стулом в область замка, и только на третьем ударе дверь поддалась, и мы вломились в комнату.
Экройд сидел перед камином там же, где я его и оставил. Его голова упала набок, и прямо под воротничком был ясно виден блеск какого-то металлического предмета.
Мы с Паркером прошли вперед и остановились над неподвижной фигурой. Я услышал, как дворецкий с шипением втянул в себя воздух.
– Ударили сзади, – пробормотал он. – Ужас!
Паркер вытер платком пот со лба и протянул дрожащую руку к рукоятке кинжала.
– Не трогайте, – резко остановил его я. – Немедленно идите и позвоните в полицейский участок. Сообщите им о случившемся. А потом скажите обо всем мистеру Реймонду и майору Бланту.
– Слушаюсь, сэр.
Паркер заторопился прочь, все еще вытирая покрытый потом лоб.
Я сделал то немногое, что мне оставалось: постарался не менять положение тела и вообще не дотронулся до кинжала. Тут требовалась большая осторожность, ни до чего нельзя было дотрагиваться. Но, поверхностно осмотрев Экройда, я понял, что он мертв уже какое-то время.
– Что вы говорите? Боже! Это невозможно! Где доктор?
Он стремительно возник в дверях и замер как вкопанный, с лицом белым, как бумага. Гектор Блант рукой отодвинул его в сторону и прошел в комнату.
– Боже мой! – воскликнул Реймонд у него из-за спины. – Так, значит, это правда!
Блант прошел прямо к креслу и нагнулся над телом. Мне показалось, что он, как и Паркер, сейчас дотронется до рукоятки кинжала. Одной рукой попридержав его, я пояснил:
– Здесь ничего нельзя трогать. Полиция должна увидеть все как есть.
Блант кивнул в знак согласия. Его лицо, как и всегда, было абсолютно неподвижно, но мне показалось, что под этой непроницаемой маской что-то промелькнуло. Теперь к нам подошел и Джоффри Реймонд, который смотрел на тело из-за плеча Бланта.
– Это ужасно, – негромко произнес он.
Реймонд уже взял себя в руки, но когда снял пенсне, которое обычно носил, и стал его полировать, то руки его заметно дрожали.
– Скорее всего, ограбление, – предположил он. – Однако как грабитель попал сюда? Через окно? Что-нибудь пропало?
Реймонд подошел к столу.
– Вы считаете, что это ограбление? – медленно спросил я.
– А что еще? Ведь, я полагаю, речь о самоубийстве не идет?
– Ни один человек не сможет так воткнуть в себя нож, – уверенно произнес я. – Без всяких сомнений, это убийство. Но где мотив?
– У Роджера не было никаких врагов, – спокойно заметил майор Блант. – Так что, скорее всего, это действительно грабители. Но что им было надо? Кажется, что всё в абсолютном порядке.
Он оглянулся вокруг. Реймонд продолжал просматривать бумаги на столе.
– На первый взгляд ничего не пропало, и не видно, чтобы кто-то пытался вскрыть ящики стола.
Блант сделал короткий жест головой.
– На полу лежат какие-то письма, – заметил он.
Я посмотрел на пол. Там все еще лежали те письма, которые Экройд уронил вечером.
А вот голубого конверта, в котором было письмо миссис Феррарс, нигде не было видно. Я уже раскрыл было рот, чтобы сказать об этом, но дом заполнили трели звонка. В холле раздался шум голосов, и в кабинете появился Паркер в сопровождении нашего местного инспектора и констебля.
– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался инспектор. – Мне чрезвычайно жаль! Такой достойный джентльмен, как мистер Экройд… Дворецкий говорит, что это убийство. А самоубийство полностью исключается, доктор?
– Полностью, – ответил я.
– Да, плохи наши дела…
Он подошел, остановился над телом и резко спросил:
– Здесь ничего не двигали?
– Я не двигал тело – только убедился, что Экройд мертв. Это было совсем несложно, – пояснил я.
– Ах вот как! И все указывает на то, что убийце удалось скрыться – по крайней мере, на данный момент… Теперь я хотел бы услышать подробности. Кто обнаружил тело?
Я подробно рассказал все обстоятельства происшедшего.
– Вы говорите, что вам позвонили по телефону? И представились дворецким?
– Я ничего подобного не делал, – заявил Паркер серьезным голосом. – Я за весь вечер и близко не подходил к телефону. Это любой может подтвердить.
– Не могу точно сказать. Понимаете, я воспринял это как должное.
– Естественно. Итак, вы примчались сюда, взломали дверь и нашли беднягу Экройда именно в таком положении… Как вы считаете, доктор, сколько уже времени он мертв?
– По меньшей мере полчаса, может быть, чуть дольше.
– Вы говорите, что дверь была заперта изнутри. А как насчет окна?
– Я сам закрыл его и задвинул шпингалет сегодня вечером. Меня попросил об этом мистер Экройд.
Инспектор прошел к окну и отодвинул шторы.
– В любом случае сейчас оно открыто, – сообщил он.
И действительно, окно было открыто. Его нижняя рама была поднята на всю возможную высоту.
Достав карманный фонарик, инспектор внимательно осмотрел подоконник со стороны улицы.
– Убийца вошел и вышел именно через окно, – заметил он. – Посмотрите сами.
В свете мощного луча фонаря были ясно видны несколько следов обуви. Они были похожи на отпечатки подошв с резиновыми шипами. Один из них, особенно хорошо заметный, указывал на то, что владелец этой обуви проник внутрь, а второй, слегка перекрывающий первый, – на то, что вылез он тем же путем.
– Ясно как божий день, – сказал инспектор. – Уже определили, что пропало?
Джоффри Реймонд покачал головой.
– Пока нет. Мистер Экройд никогда не держал в кабинете ничего ценного.
– Гм‑м, – произнес инспектор. – Человек видит открытое окно. Забирается внутрь и обнаруживает в комнате мистера Экройда – вполне возможно, что тот спит в кресле. Человек бьет его ножом в спину, а потом пугается того, что совершил, и смывается. При этом он оставляет очень заметные следы. Думаю, что мы легко его возьмем. За последнее время вокруг дома не крутились подозрительные личности?
– Боже! – неожиданно воскликнул я.
– В чем дело, доктор?
– Сегодня вечером я встретил незнакомца, как раз когда выходил из ворот. Он спросил меня, как пройти в «Фернли-парк».
– Во сколько это произошло?
– Сразу же после девяти вечера. Открывая ворота, я слышал, как прозвонили часы на церкви.
– Вы можете его описать?
Я постарался сделать это в меру своих способностей.
Инспектор повернулся к дворецкому:
– Кто-нибудь подходящий под это описание подходил к центральному входу?
– Нет, сэр. Вечером в доме не было никого из посторонних.
– А как насчет черного хода?
– Не думаю, сэр, но я спрошу слуг.
Паркер направился к двери, но инспектор остановил его жестом руки.
– Спасибо, не надо. Я сам задам необходимые вопросы. Но прежде я хотел бы поточнее разобраться со временем. Когда мистера Экройда в последний раз видели живым?
– Думаю, что это был я, – признался я, – когда уходил – по-моему, было где-то без десяти девять. Он еще сказал мне, что не хочет, чтобы его беспокоили, и я передал это распоряжение Паркеру.
– Именно так, сэр, – почтительно произнес дворецкий.
– В половине десятого мистер Экройд был точно жив, – вставил Реймонд. – Я слышал, как он с кем-то здесь разговаривал.
– И с кем же?
– Этого я не знаю. Естественно, что в тот момент я подумал, что с доктором Шеппардом, с котором он раньше прошел в кабинет. Я хотел задать ему пару вопросов по поводу документов, над которыми работал, но, услышав голоса, вспомнил, как Роджер сказал, что не хочет, чтобы его беседу с доктором прерывали, и не стал заходить. Но теперь я понимаю, что доктор к тому времени уже ушел?
Я утвердительно кивнул.
– В четверть десятого я уже был дома, – подтвердил я. – И никуда не выходил, пока не раздался телефонный звонок.
– Кто же мог быть с убитым в половине десятого? – задал вопрос инспектор. – Вас там случайно не было, мистер э‑э‑э…
– Майор Блант, – подсказал я.
– Майор Гектор Блант? – переспросил инспектор, и в его голосе послышалось уважение.
Тот молча кивнул.
– Кажется, вы уже бывали у нас раньше, сэр, – заметил инспектор. – Я вас сразу не узнал, но вы гостили у мистера Экройда год назад, в мае.
– В июне, – поправил его Блант.
– Точно, именно в июне. Так я спросил, это не вы были с мистером Экройдом в половине десятого?
Майор отрицательно покачал головой.
Инспектор снова повернулся к Реймонду:
– Вы ничего не услышали из того, что говорилось за дверью, а?
– Нет, я разобрал коротенький отрывок, – сказал секретарь. – И так как я полагал, что в кабинете находится доктор Шеппард, то он показался мне очень странным. Если я правильно помню, то вот что было сказано: «…посягательства на мой кошелек в последнее время носили регулярный характер, – это сказал мистер Экройд, – поэтому боюсь, что не смогу удовлетворить ваше требование». Естественно, что я сразу же ушел, поэтому больше ничего не слышал. Но я был в замешательстве, потому что доктор Шеппард…
– Никогда не просил о кредитах для себя и не выступал в качестве просителя за других, – закончил я за него.
– Требование денег, – произнес инспектор с задумчивым видом. – Вполне возможно, что это очень важная улика. – Он повернулся к дворецкому: – Вы сказали, Паркер, что никого не впускали вечером через главный вход?
– Именно так я и сказал, сэр.
– Тогда у меня нет сомнений, что мистер Экройд сам впустил незнакомца. Но я не совсем понимаю…
На несколько минут инспектор погрузился в какие-то размышления.
– Одно совершенно ясно, – сказал он наконец, возвращаясь к действительности. – В девять тридцать мистер Экройд был жив и здоров. И это последний момент, в который, как мы уверены, он был жив.
Паркер виновато покашлял, и инспектор мгновенно перенес все свое внимание на дворецкого.
– Ну что еще? – резко спросил он.
– Если позволите, сэр… Прошу прощения, но мисс Флора виделась с ним после этого.
– Мисс Флора?
– Да, сэр. Думаю, что это было где-то без четверти десять. И уже после этого она еще раз сказала мне, что мистер Экройд не хочет, чтобы его ночью беспокоили.
– Он что, послал ее к вам с этим сообщением?
– Не совсем так, сэр. Я шел с подносом, на котором стояли виски и содовая, когда из кабинета вышла мисс Флора. Она остановила меня и передала, что ее дядя не хочет, чтобы его беспокоили.
Теперь инспектор смотрел на дворецкого с гораздо большим вниманием, чем раньше.
– Но ведь вам же уже говорили, что мистер Экройд не хочет, чтобы его беспокоили, не так ли?
– Да, сэр. Правильно, сэр. Именно так, сэр. – Дворецкий стал заикаться, и руки у него задрожали.
– И тем не менее вы собирались его побеспокоить?
– Я забыл об этом, сэр. То есть я хочу сказать, что всегда приношу ему виски об эту пору, сэр, и спрашиваю, не нужно ли ему еще что-нибудь. Так что я делал все это автоматически, даже не думая.
Именно в этот момент мне пришло в голову, что Паркер что-то слишком сильно нервничает. Этот человек трясся и корчился с ног до головы.
– Гм‑м, – промычал инспектор. – Мне необходимо немедленно увидеть мисс Экройд. Давайте пока оставим в этой комнате все как есть. Я вернусь сюда после того, как услышу то, что расскажет мне мисс Экройд. Просто на всякий случай закрою и запру окно.
Закончив эти предосторожности, он вышел в холл, и мы последовали за ним. Посмотрев на небольшую лестницу, инспектор через плечо бросил констеблю:
– Джонс, останьтесь здесь и последите, чтобы в эту комнату никто не входил.
– Прошу прощения, сэр, – уважительно заметил Паркер, – но если вы запрете дверь в большой холл, то эта часть дома будет полностью изолирована. Эта лестница ведет в спальню и ванную комнату мистера Экройда. С остальным домом сия часть никак не соединяется. Когда-то туда вела дверь, но мистер Экройд приказал ее заложить. Он хотел, чтобы его апартаменты были совершенно изолированы.
Для того чтобы все было ясно, я сделал небольшой набросок правого крыла дома. Маленькая лестница, как уже сказал Паркер, ведет в большую спальню, состоявшую из двух комнат, которые позже были переделаны в одну. Рядом с нею расположены ванная и туалет.
Инспектор мгновенно разобрался в архитектуре здания. Мы прошли в большой холл, и он запер дверь, положив ключ себе в карман. Потом негромко отдал несколько распоряжений констеблю, и тот приготовился уехать.
– Нам надо заняться этими следами, – пояснил инспектор. – Но прежде всего я должен переговорить с мисс Экройд. Она была последней, кто видел ее дядю живым. Ее уже поставили в известность?
Реймонд отрицательно покачал головой.
– Тогда и не стоит ей этого говорить. Она лучше ответит на мои вопросы, если не будет расстроена информацией о смерти дяди. Скажите ей, что произошло ограбление и что я прошу ее одеться и спуститься вниз, чтобы ответить на несколько вопросов.
Реймонд отправился наверх, чтобы передать просьбу инспектора.
– Мисс Экройд сойдет через минуту, – сказал он, возвратившись. – Я сказал ей именно то, что вы предложили.
Меньше чем через пять минут Флора спустилась по лестнице. Она была закутана в розовое шелковое кимоно и выглядела испуганной и взволнованной.
Инспектор встал ей навстречу.
– Добрый вечер, мисс Экройд, – произнес он светским тоном. – Боюсь, что в доме была совершена попытка ограбления, и я хотел бы, чтобы вы нам немного помогли. Что у нас здесь – биллиардная? Давайте зайдем и присядем.
Флора настороженно села на низкий диван, шедший вдоль всей стены комнаты, и снизу вверх посмотрела на инспектора.
– Я не совсем понимаю. А что было украдено? Что вы хотите от меня услышать?
– А вот что: Паркер сказал, что вы вышли из кабинета вашего дяди без четверти десять. Это правильно?
– Совершенно правильно. Я заходила пожелать ему спокойной ночи.
– И время названо правильно?
– Наверное, что-то около того. Точно сказать не могу. Может быть, даже чуть позже.
– Ваш дядя был один или в комнате еще кто-то был?
– Он был один. Доктор Шеппард к тому времени уже ушел.
– А вы не заметили, окно было закрыто или нет?
Флора покачала головой.
– Не могу сказать. Шторы были задернуты.
– Вот именно… Ваш дядя вел себя как обычно?
– По-моему, да.
– А вы не можете рассказать поточнее, что произошло в кабинете?
Флора замолчала на минуту, как будто собиралась с мыслями.
– Я вошла и сказала: «Спокойной ночи, дядя. Я иду спать. Что-то я сегодня устала». Он вроде бы как что-то проворчал, а я наклонилась и поцеловала его, а он еще что-то сказал о том, что мне идет платье, которое было на мне надето. А потом сказал, чтобы я ему не мешала и что он занят. Ну вот я и пошла.
– Он подчеркивал, что не хочет, чтобы ему мешали?
– Ах да, конечно! Совсем забыла. Он произнес: «Скажи Паркеру, что сегодня мне больше ничего не нужно, и пусть он меня больше не беспокоит». С Паркером я столкнулась прямо перед дверью и передала ему распоряжение дяди.
– Вот как, – сказал инспектор.
– А вы не скажете мне, что же все-таки было украдено?
– Мы в этом пока не уверены, – ответил инспектор, поколебавшись.
Неожиданно в глазах девушки появился страх – она посмотрела на полицейского.
– Что случилось? Вы что-то скрываете от меня?
Двигаясь в своей обычной незаметной манере, майор Блант встал между нею и инспектором. Девушка вытянула руку, он взял ее в две свои и стал поглаживать, как будто Флора была маленьким ребенком. Та повернулась к нему – казалось, что его флегматичные, непоколебимые, как скала, манеры обещали ей покой и безопасность.
– У меня плохие новости, Флора, – негромко проговорил майор. – Плохие для всех нас. Ваш дядя Роджер…
– Я слушаю вас…
– Это наверняка окажется для вас шоком. Бедный Роджер мертв.
Флора, с глазами полными ужаса, отпрянула от него.
– Когда? – прошептала она. – Когда?
– Боюсь, что вскоре после того, как вы от него вышли, – мрачно ответил Блант.
Флора поднесла руку к горлу, вскрикнула, и я с трудом успел подхватить ее падающее тело. Она потеряла сознание, и мы с Блантом отнесли ее наверх и уложили в постель. После этого я заставил его разбудить миссис Экройд и рассказать ей все новости. Флора вскоре пришла в себя, и я привел к ней ее мать, предварительно рассказав миссис Экройд, что она должна делать. После этого я поспешил вниз.
Агата Кристи
Убийство Роджера Экройда
Миссис Феррар умерла в ночь на четверг. За мной прислали в пятницу, семнадцатого сентября, в 8 часов утра. Помощь опоздала – она умерла за несколько часов до моего прихода.
Я вернулся домой в начале десятого и, открыв дверь своим ключом, нарочно замешкался в прихожей, вешая шляпу и плащ, которые я предусмотрительно надел, ибо в это раннее осеннее утро было прохладно. Откровенно говоря, я был порядком взволнован и расстроен, и, хотя вовсе не предвидел событий последующих недель, однако тревожное предчувствие надвигающейся беды охватило меня. Слева из столовой донесся звон чайной посуды, сухое покашливание и голос моей сестры Каролины:
– Джеймс, это ты?
Вопрос был явно неуместен: кто бы это мог быть, если не я? Откровенно говоря, в прихожей я замешкался именно из-за моей сестры Каролины. Согласно мистеру Киплингу, девиз семейства мангуст гласит: «Пойди и узнай». Если Каролина решит завести себе герб, я посоветую ей заимствовать девиз у мангуст. Первое слово можно будет и опустить: Каролина умеет узнавать все, не выходя из дома. Не знаю, как ей это удается. Подозреваю, что ее разведка вербуется из наших слуг и поставщиков. Если же она выходит из дома, то не с целью получения информации, а с целью ее распространения. В этом она тоже крупный специалист.
Поэтому я и задержался в прихожей: что бы я ни сказал Каролине о кончине миссис Феррар, это неизбежно станет известно всей деревне в ближайшие полчаса. Как врач, я обязан соблюдать тайну и давно уже приобрел привычку скрывать от сестры, что бы ни случилось, если только эта в моих силах. Однако это не мешает ей быть в курсе всего, но моя совесть чиста – я тут ни при чем.
Муж миссис Феррар умер ровно год назад, и Каролина упорно утверждает – без малейших к тому оснований, – что он был отравлен своей женой. Она презрительно пропускает мимо ушей мое неизменное возражение, что умер он от острого гастрита, чему способствовало неумеренное употребление алкоголя. Между симптомами гастрита и отравлением мышьяком есть некоторое сходство, и я готов это признать, но Каролина обосновывает свое обвинение совсем иначе. «Вы только на нее посмотрите!» – говорит она.
Миссис Феррар была женщина весьма привлекательная, хотя и не первой молодости, а ее платья, даже и совсем простые, превосходно сидели на ней. Но ведь сотни женщин покупают свои туалеты в Париже и не обязательно при этом должны приканчивать своих мужей.
Пока я стоял так и размышлял, в прихожую снова донесся голос Каролины. Теперь в нем слышались резкие ноты:
– Что ты там делаешь, Джеймс? Почему не идешь завтракать?
– Иду, дорогая, – поспешно отвечал я.
– Вешаю пальто.
– За это время ты мог бы повесить их десяток.
Что верно, то верно, она была совершенно права. Войдя в столовую, я чмокнул Каролину в щеку и сел к столу.
– У тебя был ранний вызов, – заметила Каролина.
– Да, – оказал я. – «Королевская лужайка». Миссис Феррар.
– Я знаю, – сказала моя сестра.
– Откуда?
– Мне сказала Энни.
Энни – наша горничная. Милая девушка, но неизлечимая болтунья.
Мы замолчали. Я ел яичницу. Каролина слегка наморщила свой длинный нос, кончик его задергался: так бывает у нее всегда, если что-нибудь взволнует или заинтересует ее.
– Ну? – не выдержала она.
– Скверно. Меня поздно позвали. Вероятно она умерла во сне.
– Знаю, – снова сказала сестра. Тут уж я рассердился:
– Ты не можешь этого знать. Я узнал об этом только там и ни с кем еще не говорил. Может быть, твоя Энни – ясновидящая?
– Я узнала это не от Энни, а от молочника. А он – от кухарки миссис Феррар.
Как я уже сказал, Каролине не требуется выходить из дома, чтобы быть в курсе всех событий. Она может не двигаться с места – новости сами прилетят к ней.
– Так отчего же она умерла? Разрыв сердца?
– Разве молочник тебе не сообщил? – саркастически осведомился я. Но Каролина не понимает сарказма.
– Он не знает, – серьезно объяснила она.
Я решил, что поскольку Каролина так или иначе все равно скоро все узнает, то почему бы не сказать ей?
– Она умерла от слишком большой дозы веронала. Последнее время у нее была бессонница. Видимо, она была неосторожна.
– Чушь, – сказала Каролина. – Она сделала это сознательно.
Странно, что когда вы втайне что-то подозреваете, то стоит кому-нибудь высказать подобное же предположение вслух, как вам непременно захочется его опровергнуть. Я негодующе возразил:
– Вот опять ты не даешь себе труда поразмыслить! С какой стати миссис Феррар кончать жизнь самоубийством? Вдова, еще молодая, богатая, превосходное здоровье. Нелепость!
– Вовсе нет. Даже ты должен был заметить, как она изменилась за последние полгода. Комок нервов. И ты сам только что признал, что у нее была бессонница.
– Каков же твой диагноз? – холодно спросил я.
– Несчастная любовь, я полагаю?
Моя сестра покачала головой.
– Угрызения совести, – изрекла она со смаком.
– Ты же не верил мне, что она отравила своего мужа. А я теперь совершенно в этом убеждена.
– По-моему, ты нелогична. Уж если женщина пойдет на убийство, у нее хватит хладнокровия воспользоваться его плодами, не впадая в такую сентиментальность, как раскаяние.
– Может, и есть такие женщины, – покачала головой Каролина, – но не миссис Феррар. Это были сплошные нервы. Она не умела страдать и захотела освободиться. Любой ценой. Мучилась оттого, что сотворила. Мне очень жаль ее.
– Вздор, – ответила Каролина на мои возражения.
– Вот увидишь, она оставила письмо, в котором признается во всем.
– Она не оставляла никаких писем, – ответил я резко, не сознавая, к чему приведут мои слова.
– А, – сказала Каролина, – значит, ты об этом справлялся? В глубине сердца, Джеймс, ты со мной согласен! Ах ты, мой милый старый притворщик!
– В подобных случаях необходимо рассмотреть и возможность самоубийства, – возразил я.
– Будет следствие?
– Может быть. Но если я смогу с полной ответственностью заявить, что это – несчастный случай, вероятно, следствия не будет.
– А ты можешь? – спросила Каролина проницательно.
Вместо ответа я встал из-за стола.
2. Кингз-Эббот
Прежде чем рассказывать дальше, следует, пожалуй, дать представление о нашей, так сказать, местной географии. Наша деревня Кингз-Эббот – самая обыкновенная деревня. Наш город – Кранчестер – расположен в девяти милях. У нас большая железнодорожная станция, маленькая почта и два конкурирующих универсальных магазина. Способные люди покидают деревню в пору юности, но зато у нас изобилие незамужних дам и офицеров в отставке. Наши увлечения и развлечения можно охарактеризовать одним словом – сплетни.
В Кингз-Эббот есть только два богатых дома. Один – «Королевская лужайка» – унаследован миссис Феррар от ее покойного мужа. Другой – «Папоротники» – принадлежит Роджеру Экройду. Экройд всегда интересовал меня как законченный с виду экземпляр деревенского сквайра. Он похож на одного из тех румяных, спортивного склада джентльменов, которые непременно появляются на фоне зеленого лужка в первом действии старомодных музыкальных комедий и поют песенку о том, что собираются поехать в Лондон. Теперь на смену музыкальным комедиям пришли ревю, и деревенские сквайры вышли из моды. Впрочем, Экройд, разумеется, вовсе не деревенский сквайр, а весьма преуспевающий фабрикант вагонных колес. Ему пятьдесят лет, он краснолиц и добродушен. Большой друг священника, щедро жертвует на приход (хотя в домашней жизни чрезвычайно скуп), шефствует над крикетными матчами, юношескими клубами, короче говоря – он душа нашей мирной деревни Кингз-Эббот.
Когда Роджеру Экройду шел двадцать второй год, он влюбился в красивую женщину, по фамилии Пейтен, лет на пять-шесть старше его, и женился на ней. Она была вдовой с ребенком. История этого брака коротка и печальна. Миссис Экройд оказалась алкоголичкой, и через четыре года после брака алкоголь свел ее в могилу.
Вторично Экройд не женился. Когда миссис Экройд умерла, ее сыну было семь лет. Теперь ему двадцать пять. Экройд всегда относился к нему как к родному сыну, но тот – юноша легкомысленный и причиняет немало беспокойства своему отчиму. Тем не менее мы все в Кингз-Эббот очень любим Ральфа Пейтена, хотя бы уж за одно то, что он так красив.
Роман Агаты Кристи «Убийство Роджера Экройда» - это лучший детектив всех времен и народов. Таков результат опроса, который Британская Ассоциация писателей криминального жанра (CWA) провела среди 600 коллег по цеху. Помимо этого детективщики признали лучшим автором романов саму Агату Кристи, а лучшей серией произведений - рассказы о Шерлоке Холмсе. Если два последних титула как вполне заслуженны, так и столь же предсказуемы, то вот к «Экройду» стоит присмотреться. Парадоксальным образом каноническим детективом была названа книга, поразившая первых читателей именно своей неканоничностью - тем, как она сломала детективный канон. «Лента.ру» рассказывает, почему «Экройд» достоин всех лестных слов в свой адрес. Как в таких случаях обычно говорят: осторожно, спойлеры!
«Убийство Роджера Экройда» вышло в 1926 году. Это был шестой роман Агаты Кристи, шестью годами ранее блестяще дебютировавшей «Таинственным происшествием в Стайлз»; всего детективных романов у нее будет 66. Именно в «Таинственном происшествии» впервые появился немолодой и чудаковатый бельгийский детектив Эркюль Пуаро - «Экройд» стал третьим «его» романом; всего их будет 33. Может быть, именно из-за этой магии чисел «Экройд» стал вехой в истории жанра. Однако скорее всего дело в том, что он появился, когда жанр детективного романа уже как следует выкристаллизовался. 36-летняя Кристи, освоившись в первых книгах, взялась за потрясение основ - и преуспела.
Завязка романа такова: в английской деревне Кингс Эббот умирает состоятельная вдова. Вскоре местный богач по имени Роджер Экройд, собиравшийся жениться на ней, сообщает своему другу доктору Шепарду, что она призналась ему в убийстве своего бывшего мужа, а затем покончила с собой. Вскоре самого Экройда находят убитым, и подозрение падает на всех вокруг. Одновременно доктор Шепард выясняет, что по соседству поселился знаменитый детектив, удалившийся от дел, чтобы жить в глубинке и выращивать тыквы (помните, Холмс на пенсии занялся пчеловодством?). Эркюль Пуаро берется-таки за расследование загадочного убийства, а доктор Шепард ходит за ним, словно доктор Ватсон (точнее, капитан Гастингс) и ведет дневник происходящего расследования - собственно, его отчет о расследовании мы и читаем.
Невозможно подробно рассказывать об «Убийстве Роджера Экройда», не раскрыв его тайны, она же основной литературный прием. Итак, в конце выясняется, что убийцей Роджера Экройда оказывается его друг доктор Шепард. Таким образом, начинающая британская детективщица Агата Кристи в одном романе нарушила сразу несколько важнейших жанровых табу, а именно:
- повествование не может идти от лица убийцы;
- убийцей не может быть помощник сыщика - функциональный аналог доктора Ватсона;
- убийство не должно оставаться нераскрытым, а убийца - безнаказанным.
Убийство именно что остается нераскрытым - по крайней мере формально. Эркюль Пуаро не объявляет вслух, что разоблачил доктора, но дает понять, что все про него знает. Это дает Шепарду возможность совершить самоубийство под видом несчастного случая (Пуаро решил поступиться своей профессиональной гордостью, потому что очень не хотел расстраивать сестру доктора - еще одного удивительного персонажа книги, из которого впоследствии «выросла» мисс Марпл, другая любимица Агаты Кристи). Таким образом, дело об убийстве Роджера Экройда, раз уж преступник не предан суду, оказывается неудачей Пуаро - именно так собирался подать свой дневник доктор Шепард: «Неожиданный конец для моей рукописи. Я думал опубликовать ее как историю одной из неудач Пуаро. Странный оборот принимают иногда обстоятельства». (И именно так назвал свою телевизионную экранизацию «Экройда» Сергей Урсуляк: его «Неудача Пуаро» с Константином Райкиным и Сергеем Маковецким вышла в 2002 году).
Как это обычно бывает с нарушением любых табу, они оказываются табу только до самого момента нарушения: а после уже непонятно, как мы могли слепо им следовать. Совмещение функций повествователя и убийцы в классическом whodunit Кристи объясняет литературными и личностными амбициями Шепарда: преступник собирался обставить великого сыщика, а заодно и стать романистом - и как минимум второе удалось: это его «роман» мы читаем. Поэтому, ведя свое повествование, преступник и не раскрывает всей правды (чтобы не «спалиться»), но и не врет особенно - чтобы не уронить свое достоинство, нарушив чистоту поединка.
Что очень важно, «Убийство Роджера Экройда» - это еще и неидеальный детектив. В нем много фантастических допущений и невероятных совпадений. Так, чтобы скрыть свое идеальное убийство, талантливому Шепарду приходится внезапно изобрести некий механизм, включающий диктофон в определенное время, а алиби ему помогает обеспечить случайно оказавшийся рядом стюард, который тут же отправляется в трансатлантический рейс. Эти недостатки, как очевидно, только подчеркивают достоинства - лучшим детективом всех времен был признан не роман безукоризненный, идеально соответствующий схеме, - а именно детектив революционный.
Детектив - жанр-расследование, и неудивительно, что он первым стал исследовать границы дозволенного несерьезным жанром. Он родился из умственного эксперимента - желания разрешить кажущуюся неразрешимой задачу, придав ей форму рассказа. Как совершить убийство в запертой изнутри комнате? Из ответа на этот вопрос родилось произведение, давшее толчок всему детективному жанру, - «Убийство на улице Морг» Эдгара По. Как сделать убийцу из детективного романа повествователем? - это такой же сложности вопрос, только уже не к реальному миру, а к миру литературному; не к физике , а к поэзии , выражаясь пушкинскими словами.
Объяснение того, почему убийца - рассказчик, у Кристи феноменальное: потому что он писатель! История убийства оборачивается историей письма, и детективный роман выходит на металитературный уровень. За личиной внешне нормального деревенского обывателя кроется творческая личность - и это творческие амбиции «срывают резьбу» доктора Шепарда, погружают его в раж противостояния Пуаро (и - в раскольниковском духе - самому себе!). Шепард принадлежит не только Агате Кристи; он одновременно и собственный автор, и собственный персонаж. В этом смысле он предвосхищает ненадежного рассказчика литературы постмодернизма - и тут уместно вспомнить, что «Экройд» вышел в 1926 году, когда еще не кончился модернизм: в том же году, например, посмертно выходит «Замок» Кафки, а Набоков, сам предтеча постмодерна, только дебютирует в романистике с «Машенькой». Конечно, у Агаты Кристи ненадежный повествователь - это еще немного жанровый эксперимент, однако уже совсем скоро он оторвется от своей литературной функции и заживет яркой и самостоятельной жизнью в Гумберте Гумберте и героях Фаулза.
К 1926 году малая детективная форма процветала - были и По, и Конан Дойль, и Честертон. «Экройдом» Кристи доказала, что и детективные романы могут быть шедеврами, - что ей 13 лет спустя доведется повторить «Десятью негритятами». В сущности, она (вместе с Честертоном) вывела детектив в большую литературу.
Конечно, Агате Кристи не чужда была игра: через три года после «Экройда» она выпустила сборник детективных пародий «Партнеры по преступлению», а в 1947-м скрестила Эркюля Пуаро с персонажами античной мифологии в сборнике «Подвиги Геракла». Однако до конца неясно, понимала ли она сама, что натворила, написав роман про доктора Шепарда. «Убийство Роджера Экройда» начинается с посвящения сестре писательницы: «Панки, любительнице традиционного детектива, где расследуется убийство, а подозрение падает на всех по очереди!» Ради самой госпожи Кристи договоримся считать слово «традиционный» иронией.
Эркюль Пуаро - 4
Глава 1
За завтраком
Миссис Феррарc умерла в ночь с 16 на 17 сентября, в четверг. За мной прислали в восемь утра, в пятницу, семнадцатого. Делать мне было уже нечего: она скончалась за несколько часов до моего прихода.
Когда я вернулся домой, был уже десятый час. Я открыл американский замок парадного своим ключом и нарочно немного задержался в холле, вешая шляпу и легкое пальто, которое с разумной предусмотрительностью надел в это прохладное осеннее утро. Честно говоря, я был немного обескуражен и обеспокоен. Не хочу утверждать, что уже тогда предвидел события на несколько недель вперед, но интуиция подсказывала мне, что дни предстоят тревожные.
Слева, из столовой, послышался характерный стук чашек и короткое сухое покашливание моей сестры Каролины.
— Это ты, Джеймс? — спросила она. Вопрос излишний, так как кроме меня никого другого быть не могло. Признаться, я задержался в холле именно из-за сестры. Девиз семейства мангусты, как об этом поведал нам Киплинг, таков: «Пойди и узнай». Если бы Каролине потребовался герб, я без колебаний посоветовал бы изобразить на нем стоящую на задних лапах мангусту. Хотя первую часть девиза можно было бы опустить: Каролина обо всем узнает, преспокойно оставаясь дома. Непостижимо, как это ей удается но это так. Подозреваю, что ее «разведывательный корпус» состоит из служанок и торговых разносчиков. Выходит она из дома вовсе не для того, чтобы собирать информацию, а затем, чтобы распространять ее. Она искусна и по этой части.
Именно эта черта ее характера и заставила меня задержаться в холле. Что бы я ни сказал сейчас Каролине относительно кончины миссис Феррарс, это стало бы достоянием всей деревни за какие-нибудь полтора часа. В силу своей профессии я, естественно, в подобных случаях стараюсь проявить осмотрительность. Поэтому я взял себе в привычку ничего не рассказывать сестре. Она все равно узнает сама, зато я чувствую моральную удовлетворенность от сознания, что меня ни в чем нельзя обвинить.
Муж миссис Феррарс умер больше года назад, но Каролина до сих пор утверждает, без малейшего на то основания, что миссис Феррарс отравила его.
Мой неизменный ответ, что мистер Феррарс умер от острого гастрита, осложненного привычкой к чрезмерному употреблению алкоголя, она презирает. Я не отрицаю, что симптомы гастрита и признаки отравления мышьяком в некоторой мере сходны, но Каролина строит свои обвинения совершенно на другом. «Вы только посмотрите на нее!» — вот ее первый довод.
Женщина не первой молодости, миссис Феррарс была очень привлекательна, а ее платья, даже простые, чрезвычайно шли ей. Но ведь немало женщин приобретают свои наряды в Париже и при этом не обязательно отравляют своих мужей.
Пока я медлил в холле, занятый этими мыслями, голос Каролины донесся уже на более высоких нотах.
— Ну, что ты там делаешь, Джеймс? Почему не идешь завтракать?
— Иду, дорогая, — ответил я поспешно, — я вешаю пальто.
— За это время ты мог бы уже повесить с полдюжины пальто.
Она была права. Я вошел в столовую, запечатлел привычный поцелуй на щеке Каролины и сел за яичницу с беконом. Бекон уже остыл.
— У тебя был ранний вызов, — заметила Каролина.
— Да. В Кингс Пэддок. К миссис Феррарс.
— Я знаю.
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказала Энни.
Энни — это наша служанка. Хорошая девушка, но неисправимая болтушка. Я промолчал, продолжая есть яичницу и бекон. Кончик длинного и тонкого носа моей сестры чуть шевельнулся, что обычно выдает ее взволнованность или повышенный интерес к чему-то.
— Ну, — потребовала она.
Поначалу убийство эсквайра Роджера Экройда не казалось полиции загадочным – все указывало на виновность пасынка убитого. Но иначе считает Эркюль Пуаро, который недавно переехал в эти места, в очередной раз решив уйти на покой. Его попросила помочь племянница Экройда, которая не верит в виновность молодого человека. И Эркюль Пуаро начинает расследование, имея вокруг множество подозреваемых – родственников и знакомых эсквайра, каждый из которых был заинтересован в его смерти. Повествование ведется от имени доктора Шеппарда, последнего, кто видел Экройда живым. С помощью его записей Пуаро предстоит вычислить хитроумного преступника…
Из серии: Эркюль Пуаро
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Убийство Роджера Экройда (Агата Кристи, 1926) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Кто есть кто в Кингс-Эббот
Прежде чем я продолжу рассказ о том, что сказала мне Кэролайн и что я ей ответил, думаю, будет полезно сказать несколько слов о том, что я назвал бы «обстановкой», в которой разворачивались дальнейшие события. Наша деревня, Кингс-Эббот, на мой взгляд, мало чем отличается от других английских деревень. Кранчестер, ближайший к нам город, расположен в девяти милях от нее. В деревне есть большая железнодорожная станция, маленькое почтовое отделение и два конкурирующих между собою универмага. Трудоспособные мужчины рано покидают наше захолустье, поэтому основное население деревни составляют незамужние дамы и отставные военные. Все наши хобби и развлечения можно обозначить одним словом – СПЛЕТНИ.
В Кингс-Эббот есть только два дома, достойных внимания. «Кингс-Паддок», который достался миссис Феррарс от ее усопшего супруга, и «Фернли-парк», которым владеет Роджер Экройд. Последний всегда меня интересовал, потому что в моем представлении был абсолютным воплощением английского деревенского сквайра. Он напоминает мне спортсмена с багровым лицом, который всегда раньше появлялся в первом акте старинной музыкальной комедии, когда на сцене стоят декорации деревенской лужайки. Обычно он исполнял песенку о поездке в Лондон. Сейчас времена изменились, и деревенские сквайры исчезли из музыкальных произведений.
Естественно, в действительности Экройд никакой не деревенский сквайр. Он очень успешный производитель (как мне кажется) колес для железнодорожных вагонов. Ему около пятидесяти, у него красное лицо и добродушные манеры. Экройд – лучший друг местного викария, щедро жертвует на церковный приход (хотя, по слухам, довольно прижимист в обычной жизни) и поддерживает соревнования по крикету, юношеский клуб и госпиталь для солдат-инвалидов. Его вполне можно назвать жизненным центром и душой нашей мирной деревушки Кингс-Эббот.
Когда Роджеру Экройду был двадцать один год, он влюбился, а потом и женился на красивой женщине, которая была лет на шесть-семь старше его. Звали ее Пейтон, она была вдовой, и у нее имелся один ребенок. Их совместная жизнь получилась короткой и несчастной. Проще говоря, женщина оказалась запойной пьяницей. И за четыре года, прошедшие после свадьбы, умудрилась упиться до смерти.
В последующие годы Экройд не проявлял никакого желания вступить в брак вторично. Когда женщина умерла, ее сыну от первого брака исполнилось всего семь лет. Теперь ему уже двадцать пять. Экройд всегда считал его своим собственным сыном и дал ему соответствующее образование и воспитание – не его вина, что мальчишка оказался без тормозов и представлял собой источник постоянного беспокойства и проблем для своего отчима. И тем не менее все мы в Кингс-Эббот очень его любим. Хотя бы за то, что он очень привлекательный молодой человек.
Как я уже сказал, в нашей деревне все мы много и с удовольствием сплетничаем. Поэтому все сразу же заметили, что между Экройдом и миссис Феррарс возникли тесные отношения. После смерти мужа миссис Феррарс они стали еще более близкими. Их почти всегда видели вместе, и все сходились на том, что после того, как закончится период траура, миссис Феррарс станет миссис Роджер Экройд. Казалось, что во всем этом был глубокий смысл. Жена Роджера Экройда умерла от пьянства. Эшли Феррарс в последние годы перед своей смертью был законченным алкоголиком. Так что совершенно естественным выглядело то, что две эти жертвы неумеренного потребления алкоголя сойдутся и дадут друг другу то, что недополучили в объятьях своих предыдущих супругов.
Феррарсы переехали к нам жить чуть больше года назад, а вот Экройд был предметом сплетен нашего общества уже многие годы. За все те годы, пока Ральф Пейтон рос и превращался в мужчину, в доме Экройда побывали несколько домоправительниц, и все они подвергались тщательному и пристальному обсуждению со стороны Кэролайн и ее подружек. Можно сказать, что в течение последних пятнадцати лет вся деревня ждала, когда же Экройд женится на одной из этих женщин. Последней из них была внушающая уважение леди по имени мисс Рассел, которая безраздельно царила в доме уже пять лет, то есть в два раза дольше, чем любая из ее предшественниц. Чувствуется, что, если б не появление миссис Феррарс, Экройду вряд ли удалось бы вырваться из ее лап. Кроме этого, важную роль сыграло и неожиданное появление вдовы младшего, никчемного брата Экройда. Она с дочерью прибыла из Канады и прочно расположилась в «Фернли-парк». Это, по словам Кэролайн, поставило мисс Рассел «на место».
Не знаю, что в данном случае подразумевается под словом «место» – мне оно кажется холодным и неуютным, – но я вижу, что мисс Рассел ходит теперь по деревне с поджатыми губами и с улыбкой, которую я могу описать словом «ядовитая». Ее любимая тема для разговоров – это выражение симпатии «несчастной миссис Экройд, которая полностью зависит от милости брата ее ушедшего мужа. А подачки всегда так горьки, не так ли? Я бы умерла, если б сама не зарабатывала себе на жизнь».
Не знаю, как восприняла миссис Сесил Экройд отношения между своим деверем и миссис Феррарс, когда о них узнала. Естественно, для нее выгоднее всего было, чтобы Экройд оставался холостяком. Она всегда была очень мила – если не сказать преувеличенно мила – с миссис Феррарс, когда они встречались. Правда, Кэролайн утверждает, что это абсолютно ни о чем не говорит.
Вот каковы были главные темы для сплетен в Кингс-Эббот в последние несколько лет. Сам Экройд, как и все с ним связанное, был неоднократно обсужден со всех возможных точек зрения. Миссис Феррарс тоже было найдено достойное место во всей этой конструкции.
А теперь все изменилось, и вместо неторопливых обсуждений возможных свадебных подарков мы оказались перед лицом самой настоящей трагедии.
Раздумывая над этим и другими незначительными вопросами, я отправился на свой обход. В тот период мне не попадалось никаких сложных случаев, что, наверное, было и к лучшему, так как мыслями я все время возвращался к загадке смерти миссис Феррарс. Убила ли она себя? Но, если это так, разве не оставила бы она письма, в котором объяснила бы свои намерения? По моему собственному опыту, женщины, решившиеся на самоубийство, обычно пытаются объяснить, что привело их к этому фатальному решению. Таким образом, они помещают себя под свет рампы.
Когда я видел ее последний раз? Больше недели назад. Вела она себя абсолютно нормально, принимая во внимание… принимая во внимание то, что случилось потом.
И вдруг я неожиданно вспомнил, что видел ее только вчера, хотя и не разговаривал с ней. Она шла вместе с Ральфом Пейтоном, и это-то меня и удивило, потому что я не знал, что он находится в Кингс-Эббот. Мне казалось, что он окончательно разругался со своим отчимом, и его не видели здесь уже больше шести месяцев. Они шли, близко склонившись друг к другу, и она что-то серьезно говорила ему.
Думаю, что я смело могу сказать, что именно в этот момент мне почудились сложности, которые ожидали нас всех в будущем. Тогда в этом не было ничего конкретного – просто смутное дурное предчувствие от того, как развивалась ситуация. И этот серьезный tête-à-tête между Ральфом Пейтоном и миссис Феррарс в тот день вызвал у меня муторные ощущения.
Все еще размышляя об этом, я нос к носу столкнулся с Роджером Экройдом.
– Шеппард! – воскликнул он. – Как раз вы-то мне и нужны. Жуткая ситуация.
– Так, значит, вы уже все знаете?
Экройд кивнул. Было видно, что он тяжело воспринял эти новости. Казалось, что его круглые красные щеки впали, и он едва походил на самого себя – всегда такого здорового и жизнерадостного.
– Все еще хуже, чем вам кажется, – негромко сказал он. – Послушайте, Шеппард, мне надо с вами поговорить. Вы можете сейчас пройти со мною?
– Думаю, что нет. Мне надо осмотреть еще троих пациентов, а к двенадцати я должен вернуться и принять тех, кому предстоят операции.
– Тогда, может быть, во второй половине дня?.. Или нет, давайте лучше пообедаем вместе. В полвосьмого вечера. Это вам подойдет?
– Думаю, да. А что случилось? Опять Ральф?
Не знаю, почему я это сказал – скорее всего, потому, что чаще всего это был именно Ральф.
Экройд посмотрел на меня пустыми глазами, как будто не понял, что я ему сказал. Мне пришло в голову, что где-то произошло нечто действительно ужасное. Раньше я никогда не видел Экройда таким расстроенным.
– Ральф? – непонимающе переспросил он. – Ах это!.. Нет, нет, не Ральф. Он в Лондоне… Черт побери, вот идет старая мисс Ганнет. Я не хочу говорить при ней обо всех этих ужасных делах. До вечера, Шеппард, – в семь тридцать, не забудьте!
Я кивнул, и он торопливо ушел, оставив меня в полном недоумении. Ральф в Лондоне? Но ведь накануне он был в Кингс-Эббот. Должно быть, вернулся в город вчера вечером или сегодня рано утром… И тем не менее то, как Экройд о нем говорил, произвело на меня совсем другое впечатление. Он говорил так, как будто Ральф не показывался здесь уже много месяцев.
Но времени обдумать эту ситуацию у меня не было. Мисс Ганнет набросилась на меня, желая немедленно получить информацию. Она ничем не отличается от моей сестрицы – разве что ей не хватает способностей последней делать немедленные выводы из услышанного, что возносит Кэролайн на поистине значительную высоту в своей области. Не успев перевести дыхание, женщина немедленно засыпала меня вопросами.
Разве не печально, что с бедняжкой миссис Феррарс произошло такое? Многие говорят, что она была наркоманкой со стажем. Ужасно, насколько несдержанными бывают некоторые люди. Но самое ужасное, что в подобных диких предположениях всегда есть крупица правды – ведь дыма без огня не бывает! Говорят также, что мистер Экройд узнал об этом и разорвал помолвку – потому что они уже были помолвлены! Сама она, мисс Ганнет, уверена в этом на все сто процентов. Естественно, что вы, доктор, должны об этом знать – врачи всегда все знают, но почему-то никогда ничего не рассказывают…
Говоря все это, она не отрывала от меня взгляда своих острых, похожих на бусинки глазок, чтобы не пропустить мою реакцию на сказанное.
Именно в этот момент я, неожиданно для нее, поздравил мисс Ганнет с тем, что она не присоединилась к этим ужасным сплетням о миссис Феррарс. Мне показалось, что это прекрасный способ контратаки. Она оказалась в замешательстве и пока пыталась собраться с мыслями, я быстро удалился.
В задумчивости я вернулся домой и увидел, что возле операционной меня ждут несколько пациентов.
Освободившись, как я надеялся, от последнего из них, я на несколько минут вышел в сад, проветриться перед ланчем, и понял, что меня ожидает еще одна пациентка. Она поднялась и направилась в мою сторону. Я поджидал ее с некоторым удивлением. Не знаю, чем оно было вызвано – разве тем, что мисс Рассел всегда казалась мне железной женщиной, которая находится выше всяких телесных страданий.
Домоправительница Экройда – высокая, приятная на вид женщина, хотя в ней есть что-то недружелюбное. У нее непреклонный взгляд и крепко сжатые губы; мне всегда казалось, что, будь я горничной или посудомойкой, немедленно бежал бы без оглядки, увидев ее даже мельком.
– Доброе утро, доктор Шеппард, – сказала мисс Рассел. – Я буду вам очень благодарна, если вы посмотрите мое колено.
Я взглянул на него, но, честно сказать, ничего не увидел. Рассуждения мисс Рассел о каких-то смутных болях были настолько неубедительны, что, если б речь шла о женщине с менее твердым характером, я заподозрил бы попытку симуляции. На какое-то мгновение мне пришло в голову, что мисс Рассел намеренно все это выдумала – для того, чтобы иметь возможность обсудить со мною смерть миссис Феррарс, – но вскоре я понял, что ошибаюсь. Она лишь мельком упомянула о трагедии, и не более того. И тем не менее было видно, что она не прочь задержаться и поговорить.
– Спасибо вам большое за эту мазь, доктор, – сказала мисс Рассел, – хоть я и не верю, что она мне поможет.
Я тоже в это не верил, но запротестовал, чтобы поддержать престиж профессии. Я был уверен, что хуже от этой мази уж точно не будет, и решил не изменять раз и навсегда усвоенным правилам.
– Я вообще не верю во все эти препараты, – сказала мисс Рассел, пренебрежительно оглядывая целую батарею пузырьков на полках. – А наркотики, так те просто опасны. Вспомните, например, о кокаине.
– Если уж вы об этом вспомнили…
– А ведь он очень популярен в высшем обществе.
Я уверен, что мисс Рассел знает о высшем обществе гораздо больше меня, и поэтому не стал с нею спорить.
– Скажите, доктор, – продолжила женщина, – если вы уже стали наркоманом, можно ли это вылечить?
На такой вопрос невозможно ответить просто «да» или «нет». Мне пришлось прочитать ей небольшую лекцию, которую мисс Рассел выслушала с большим вниманием. Я все еще продолжал подозревать, что она хочет получить какую-то информацию о миссис Феррарс.
– Возьмем, например, веронал… – продолжил я.
Но, хотя это и показалось мне странным, веронал ее не заинтересовал. Вместо этого мисс Рассел заговорила о другом и спросила меня, существуют ли яды настолько редкие, что обнаружить их просто невозможно.
– Ах вот как! – сказал я. – Вижу, что вы начитались детективных романов.
Она не стала этого отрицать.
– В основе почти каждого детективного романа, – пояснил я, – лежит какой-нибудь редкий яд, желательно из Южной Америки, о котором никто никогда не слышал. Что-то, чем забытое богом племя дикарей натирает свои стрелы. Смерть от такого яда наступает мгновенно, а западная наука не может его обнаружить. Вы это имеете в виду?
– Да. Действительно ли существуют подобные вещи?
Я с сожалением покачал головой.
– Боюсь, что все это выдумки. Хотя не надо забывать о кураре .
Я довольно долго рассказывал ей о кураре, но мисс Рассел опять потеряла всякий интерес к предмету разговора. Она спросила, есть ли в моей аптечке какой-нибудь яд, и когда я ответил отрицательно, мне показалось, что я сильно упал в ее глазах.
Я никогда не думал, что мисс Рассел увлекается детективами. Мне доставило большое удовольствие, когда я представил себе, как она отчитывает нерадивую горничную, а потом возвращается к внимательному изучению «Тайны седьмой смерти» или чего-нибудь подобного.