Человеком, занимающим особое место в жизни известного русского писателя Льва Николаевича Толстого, был его отец - граф Николай Ильич Толстой. Он появился на свет в далеком 1794 году, в период, когда в России бурно развивалась наука и исскуство, а в умонастроении общества преобладал сентиментализм.
Семья графа Н. И. Толстого
Отец Николая Ильича Толстого - Илья Андреевич Толстой - был рожден в 1757 году, проходил гражданскую службу на флоте, далее был зачислен в лейб-гвардию и за год до рождения первенца Николая вышел в отставку, возведенный в чин бригадира.
По словам внука, Илья Андреевич был человеком мягким и щедрым, однако «бестолково мотоватым». Он бесконечно устраивал пиршества, балы и обеды, в результате чего разорился и, умерев, оставил семью в долгах. Пелагея Николаевна, бабушка Льва Толстого, принадлежала к прославившемуся на военном поприще роду Горчаковых, была женщиной малообразованной и избалованной.
Родившийся 26 июня 1794 года Николай стал первым ребенком в их семье. После него появились дочь, затем брат, которому родовая травма не дала дожить до восьми лет, и еще одна девочка.
Все шло своим чередом
В раннем детстве, а именно в 6 лет, Николай был зачислен на гражданскую службу. Достигнув 16-летнего возраста, он имел чин станционного смотрителя. В 17 лет поступил на военную службу и участвовал в военных действиях за пределами своей страны. В 1824 году, имея чин полковника, вышел в отставку.
По причине безрассудства своего отца, в крайне стесненном экономическом положении оказался граф Николай Ильич Толстой. Биография его имеет хорошее продолжение, так как, женившись в 1822 году на Марии Николаевне Волконской, он сумел создать счастливую семью и вместе с тем поправить свое материальное положение.
Девушка не обладала в то время ни молодостью, ни красотой, зато была прекрасно образована, скромна и рассудительна. На момент свадьбы с Николаем Толстым ее родителей уже не было в живых, а единственная сестра умерла еще в детстве. Волконская много читала, музицировала и знала четыре иностранных языка.
В унаследованном княжной Марией поместье Ясная Поляна семья Толстых жила уединенно, но счастливо. За 8 лет они дали жизнь четверым сыновьям и одной дочери. Лев стал самым младшим сыном. А вскоре после рождения дочери, названной именем матери, Мария Николаевна Толстая скончалась.
Жизнь после смерти супруги
После смерти жены Николай Ильич Толстой жил с детьми в Ясной Поляне. Татьяна Александровна Ергольская, приходившаяся Толстому дальней родственницей, занялась воспитанием его пятерых детей. Николай Ильич продолжал вести уединенный образ жизни, покидая дом только по необходимости уладить дела, связанные с долгами его отца, или отправляясь с друзьями на охоту. Много времени он уделял детям, хозяйственным делам и чтению книг.
В июле 1937 года, находясь по делам в Туле, он скоропостижно скончался. «Кровяной удар», по словам врачей, стал причиной, по которой умер Николай Ильич Толстой. Краткая биография отца великого русского писателя на этом кончается, однако память о нем еще долгие годы хранилась в сердце Льва Толстого и нашла отражение в некоторых его произведениях.
Психологический портрет
Николай Толстой, по словам его младшего сына, был человеком достойным и «никогда ни перед кем не унижался». Его характеру была свойственна особенная учтивость к другим. Он обладал отличным чувством юмора, любил повеселить окружающих шуточными рассказами.
Из сохранившихся портретов можно судить, как выглядел Николай Ильич Толстой - фото в те далекие времена было большой редкостью. В детских воспоминаниях Льва Николаевича его отец запечатлелся хорошо сложенным человеком, всегда находящимся в хорошем расположении духа, но с грустными глазами.
Судьба детей
Старший сын Николай был очень похож на мать своей скромностью и рассудительностью. Окончив Московский, а затем Казанский университет, он поступил на военную службу. Вскоре после того, как он вышел в отставку, он переехал жить на юг Франции, где скончался от туберкулеза, не дожив до возраста, в котором умер его отец.
Сергей Толстой был наделен необычайной красотой, остроумием, способностью к пению и наукам, чем вызывал восхищение Льва Николаевича. Как и его старший брат, он окончил Казанский университет, добился успехов на военном поприще. Однако дожил до глубокой старости, обзаведясь семьей.
Дмитрий Николаевич Толстой умер от чахотки, не достигнув 30-летнего возраста. Он был человеком тихим и задумчивым. Окончил Казанский университет, но на военную службу поступить ему не удалось. Не знавшая матери Мария Николаевна прошла обучение в Казанском пансионе благородных девиц. Прожила более 80 лет. Родила 4 детей официальному супругу, а после развода с ним - дочь гражданскому мужу. Последние 20 с небольшим лет она прожила в монастыре, оставив о себе добрую память.
Николай Ильич Толстой даже и не предполагал, что стал отцом великого писателя. Поначалу Лев Толстой не проявлял никакой тяги к науке и, поступив на обучение в Казанский университет, в отличие от своих братьев не смог его окончить. Уехав на Кавказ, он достигает успехов на военном поприще и параллельно пишет свои первые произведения.
Прожив с супругой Софьей 17 лет в Ясной Поляне, он стал отцом 13 детей. Граф занимался устройством школ, выпускал обучающие пособия. Став в последние десятилетия своей жизни отцом русской литературы, он теряет к этому поприщу всяческий интерес, посвятив остаток своей жизни религиозным поискам.
«Детство», «Война и мир», «Анна Каренина» стали гордостью русской литературы. Если бы Николай Ильич Толстой дожил до времени, когда его сын добился успехов, он бы понял, какой великий вклад он внес в литературное развитие своей страны.
Мать Л. Н. Толстого - Мария
Николаевна Толстая, когда ей было 9 лет. Единственное сохранившееся ее изображение.
Вскоре после венчания княжны Марии Николаевны Волконской и графа Николая Ильича Толстого, которое состоялось 9 июля 1822 года в церкви села Ясенева близ подмосковного имения Трубецких Битцы, молодожены переехали из Москвы в Ясную Поляну.
В истории Ясной Поляны наступил новый период: с приездом большого семейства Толстых изменился весь уклад яснополянской жизни. Ведь вместе с Николаем Ильичом в новое имение переехали и его близкие и родные: мать - Пелагея Николаевна, капризная и избалованная сначала отцом, потом мужем и сыном великосветская барыня, говорившая лучше по-французски, чем по-русски; ее дочь, сестра Николая Ильича, Александра Ильинична, по мужу графиня Остен-Сакен, очень религиозная, кроткая, с большими голубыми глазами, - тетушка Aline, как называли ее племянники; ее воспитанница Пашенька -добрая и ласковая девочка лет четырнадцати; и, наконец, дальняя по Горчаковым родственница Пелагеи Николаевны, Татьяна Александровна Ергольская, тетенька Туанет, - «третье и самое важное» после матери и отца «в смысле влияния на меня» лицо, вспоминает Лев Николаевич...
М
Николай Ильич
Толстой-отец Л. Н. Толстого. Художник
Молинари. 1815 г
Вместе с Толстыми в яснополянском доме появились и новые дворовые: камердинеры мужа Володя, Матюша и Петруша; горничная Пелагеи Николаевны - Агафья Михайловна, Гаша, на которую больше всего распространялись капризы ее барыни, обращавшейся к ней со словами «вы, моя милая» и требовавшей от нее часто того, чего она и не спрашивала, а также старик слепой сказочник Лев Степанович, в обязанности которого входило рассказывать Пелагее Николаевне по вечерам сказки, на сон грядущий; горничные Александры Ильиничны, Татьяны Александровны и Пашеньки да постоянно жившие в доме юродивые и монашенки.
Оставались в доме и прежние яснополянские слуги: одно из главных лиц среди женской прислуги - экономка Прасковья Исаевна, описанная Толстым в «Детстве» под именем Натальи Савишны; Анна Ивановна, которой было, как говорили, 100 лет и которая помнила еще Пугачева и доживала свой век при господах; няни детей: старуха Аннушка и молодые Евпраксея и Татьяна Филипповна; брат их кучер Николай Филиппович, официант Тихон, игравший когда-то в оркестре Николая Сергеевича Волконского на флейте, маленький веселый человечек, которого любили дети за его умение смешить их тем, что, стоя за спиной у бабушки или отца, незаметно от взрослых корчил рожи.
В Ясную Поляну чаще стали приезжать гости -друзья Николая Ильича. Приезжали с семьями и живали там иногда и по нескольку месяцев. Особенно шумно бывало в дни именин. Постоянно бывали Исленьевы с детьми - Владимиром, Михаилом, Константином, Верой, Надеждой и младшей Любовью. Они были соседями по Ясной Поляне - их имения Ивицы и Красное были в 30 и 50 верстах от Ясной.
Мария Николаевна в первый же год семейной жизни написала сцены из их жизни, действующими лицами которых, а затем и исполнителями в домашних спектаклях были сами домочадцы и гости. В одной из сценок героинями были «сестры-близнецы» - сама Мария Николаевна и ее золовка Алин (Александра Ильинична), которую она полюбила за ее «доброту и мягкость», «очарование ее характера» и называла своим близнецом. Сценка была написана на французском языке и отличалась живостью и изяществом. В ней «сестры-близнецы» обдумывают, какой бы сюрприз сделать Марии для Николая. Пьеса пронизана легкой иронией и юмором. В домашнем театре ставились пьесы и известных в то время авторов, например, комедия М.Н.Загоскина.
Николай Ильич энергично принялся достраивать дом, фундамент для которого был поставлен еще покойным князем. Но, так как он был стеснен в средствах, новый дом строился уже не из кирпича, как все прежние постройки князя, а из бревен. Получился огромный деревянный, даже неоштукатуренный дом, с некрашеными дощатыми полами и скромной мебелью, куда и переселилась вся семья. Достоинством большого дома было то, что он был поместительный, с отделениями для приезжих. Большую часть времени у Толстых «шла ненарушимо-правильная семейная жизнь (гости, живущие месяцами, не нарушали ее), с ее обычными чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии. Но не было тех гостей, которые неожиданно бы приезжали в середине рабочего дня».
Такие были родители у Льва Николаевича Толстого – великого писателя земли Тульской.
Бабушка со дня на день становится слабее; ее колокольчик, голос ворчливой Гаши и хлопанье дверями чаще слышатся в ее комнате, и она принимает нас уже не в кабинете, в вольтеровском кресле, а в спальне, в высокой постели с подушками, обшитыми кружевами. Здороваясь с нею, я замечаю на ее руке бледно-желтоватую глянцевую опухоль, а в комнате тяжелый запах, который пять лет тому назад слышал в комнате матушки. Доктор три раза в день бывает у нее, и было уже несколько консультаций. Но характер, гордое и церемонное обращение ее со всеми домашними, а в особенности с папа, нисколько не изменились; она точно так же растягивает слова, поднимает брови и говорит: «Мой милый». Но вот несколько дней нас уже не пускают к ней, и раз утром St.-Jérôme, во время классов, предлагает мне ехать кататься с Любочкой и Катенькой. Несмотря на то, что садясь в сани, я замечаю, что перед бабушкиными окнами улица устлана соломой и что какие-то люди в синих чуйках стоят около наших ворот, я никак не могу понять, для чего нас посылают кататься в такой неурочный час. В этот день, во все время катанья, мы с Любочкой находимся почему-то в том особенно веселом расположении духа, в котором каждый простой случай, каждое слово, каждое движение заставляет смеяться. Разносчик, схватившись за лоток, рысью перебегает через дорогу, и мы смеемся. Оборванный ванька галопом, помахивая концами вожжей, догоняет наши сани, и мы хохочем. У Филиппа зацепился кнут за полоз саней; он, оборачиваясь, говорит: «Эхма», — и мы помираем со смеху. Мими с недовольным видом говорит, что только глупые смеются без причины, и Любочка, вся красная от напряжения сдержанного смеха, исподлобья смотрит на меня. Глаза наши встречаются, и мы заливаемся таким гомерическим хохотом, что у нас на глазах слезы, и мы не в состоянии удержать порывов смеха, который душит нас. Только что мы немного успокаиваемся, я взглядываю на Любочку и говорю заветное словечко, которое у нас в моде с некоторого времени и которое уже всегда производит смех, и снова мы заливаемся. Подъезжая назад к дому, я только открываю рот, чтоб сделать Любочке одну прекрасную гримасу, как глаза мои поражает черная крышка гроба, прислоненная к половинке двери нашего подъезда, и рот мой остается в том же искривленном положении. — Votre grande-mère est morte! — говорит St.-Jérôme с бледным лицом, выходя нам навстречу. Все время, покуда тело бабушки стоит в доме, я испытываю тяжелое чувство страха смерти, то есть мертвое тело живо и неприятно напоминает мне то, что и я должен умереть когда-нибудь, чувство, которое почему-то привыкли смешивать с печалью. Я не жалею о бабушке, да едва ли кто-нибудь искренно жалеет о ней. Несмотря на то, что дом полон траурных посетителей, никто не жалеет о ее смерти, исключая одного лица, которого неистовая горесть невыразимо поражает меня. И лицо это — горничная Гаша. Она уходит на чердак, запирается там, не переставая плачет, проклинает самое себя, рвет на себе волосы, не хочет слышать никаких советов и говорит, что смерть для нее остается единственным утешением после потери любимой госпожи. Опять повторяю, что неправдоподобность в деле чувства есть вернейший признак истины. Бабушки уже нет, но еще в нашем доме живут воспоминания и различные толки о ней. Толки эти преимущественно относятся до завещания, которое она сделала перед кончиной и которого никто не знает, исключая ее душеприказчика, князя Ивана Иваныча. Между бабушкиными людьми я замечаю некоторое волнение, часто слышу толки о том, кто кому достанется, и, признаюсь, невольно и с радостью думаю о том, что мы получаем наследство. После шести недель Николай, всегдашняя газета новостей нашего дома, рассказывает мне, что бабушка оставила все имение Любочке, поручив до ее замужества опеку не папа, а князю Ивану Иванычу.Мария Николаевна Волконская (1790–1830),
мать писателя Льва Толстого.
Татьяна Николаевна Ергольская, тетушка Льва Толстого
Княжна Мария Николаевна была дочерью князя Николая Сергеевича Волконского, сенатора, виднейшего соратника и обер-секретаря Екатерины II. Императрица высоко ценила князя за ум, прямоту, находчивость и бесстрашие. В 1793 году она назначила его послом России в Берлин. Однако в 1794 году по неизвестным причинам князь попал в опалу и отошел от дел.
Род отца Марии Николаевны Волконской, как принято считать, восходит к Рюрику через князя Олега Святославича. Фамилия бабушки княжны Волконской по линии отца – Марии Дмитриевны Чаадаевой – также принадлежала к древнему роду. Сама фамилия Чаадаевы происходит от тюркско-монгольского прозвища Чагатай - «храбрый». На гербе Волконских были изображены гербы киевских и черниговских князей.
Матерью Марии Николаевны была княжна Екатерина Дмитриевна, урожденная Трубецкая, находившаяся в родстве с А. С. Пушкиным.
Семья Волконских проживала в имении Ясная Поляна, где князь построил роскошную усадьбу с парком с беседками-ротондами, организовал большое хозяйство и завёл оркестр из крепостных музыкантов. «Дед мой, - писал Лев Толстой, - считался очень строгим хозяином, но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, обычных в то время… Я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда».
Николай Сергеевич очень мечтал о сыне, наследнике его фамилии и родового герба. Однако 10 ноября 1790 года у супругов родилась дочь, которую назвали Марией. Вскоре после этого, когда девочке было всего два года, княгиня Екатерина Дмитриевна тяжело заболела и умерла. Николай Сергеевич вынужден был оставить малышку в семье брата своей жены, а сам после временной опалы вступил в должность военного губернатора в Архангельске. Впрочем, служба длилась недолго. В 1799 году он вышел в почетную отставку, с сохранением чина генерала от инфантерии.
Князь Волконский забрал свою юную дочь и вместе с ней поселился в Ясной Поляне. Там он занялся воспитанием княжны Марии Николаевны, которую сильно любил, «но был к ней строг и требователен». Отец старался дать дочери - будущей наследнице своих имений - всестороннее образование. Девочку обучали иностранным языкам, русской словесности, музыке, истории искусств. В программу обучения Марии входили математика, физика, география, логика, всеобщая история, естественные науки.
С ранних лет Мария выделялась незаурядным умом и многим отличалась от других юных аристократок. Князь Волконский дал дочери блестящее образование. Княжна говорила на пяти языках, занимала литературным творчеством, отлично играла на клавикорде и арфе.
Мария вела удивительные дневники, где размышляла и анализировала собственные поступки, мысли и недостатки. За годы таких исповедей накопилось столько, что они не умещались в пухлые тома. В её архиве сохранились два больших прозаических произведения: волшебная сказка «Лесные близнецы» на французском языке и незаконченная повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правил без исключения».
Правда, нередко глаза Марии Николаевны были затуманены слезами. Ей было уже за тридцать. Богатая и образованная княжна была эмоционально закрытой, поэтому казалась всем холодной и недосягаемой, что отпугивало от нее женихов. Еще больше их отпугивал князь Николай Сергеевич Волконский. Своей язвительной и надменной манерой разговора он ставил человека в неловкой положение и получал от этого удовольствие.
Мария Николаевна почти смирилась с участью старой девы. Но внезапная смерть отца 3 февраля 1821 года изменила её жизнь. Вначале княжна растерялась… Навалившаяся на неё свобода испугала её. В письме к М. И. Протасовой она говорила: «Вы можете понять мое горе, потому что знаете, какого отца я потеряла! Но вы не знаете, в какой момент я его потеряла! Тогда, когда я перестала бояться его и начала понимать всю его нежность ко мне; когда он стал обращаться со мной скорее как нежный и снисходительный друг, чем как отец; вот в какой момент Провидению было угодно лишить меня отца, посвятившего мне всю свою жизнь и жившего только для меня… В июне я уеду в Ясное, и никогда не оставлю это место, где прошло мое детство, где все устроено заботами моего отца и все мне его напоминает…»
Марии Николаевне казалось, что она потеряла цель в жизни. Ей хотелось кому-то помогать, кого-то любить, чтобы быть кому-то нужной. Она с радостью отдала часть своего состояния компаньонке Мисс Ханессен и устроила её свадьбу со своим кузеном Мишелем Волконским. Родные и знакомые сильно обеспокоились непредсказуемым поведением Марии Николаевны и стали подыскивать ей жениха.
По счастливой случайности родственники графа Николая Ильича Толстого, оказавшегося после смерти своего отца в безвыходном материальном положении, искали богатую невесту. Брак, изначально рассматриваемый как брак по расчёту, в будущем оказался на редкость счастливым. Молодые люди неожиданно для всех понравились друг другу. 9 июля 1822 года состоялась их свадьба. Жениху было 28 лет, невесте – 32. По словам Льва Толстого, отец относился к матери «как относятся к дамам царской крови». Его искреннее восхищение женой и ее «глубокая работа души и сердца» переросли во взаимную нежную привязанность.
21 июня 1823 года на свет появился их первенец - Николай. В 1826 году родился сын Сергей, в 1827 году ещё один сын Дмитрий, а в 1828 году - Лев, будущий гениальный писатель, подаривший бессмертие своей матери, графине Марии Николаевне Волконской.
К 38 годам графиня превратилась в спокойно-счастливую мать четверых детей, хозяйку большого и дружного семейства. В душе она оставалась все такой же возвышенной, романтичной и немножко сентиментальной. Когда Николай Ильич отлучался из дома, Мария Николаевна тосковала и писала стихи на французском языке. В русском переводе они звучат примерно так:
Пусть наша жизнь течет, как тихий ручеек,
Струящийся только среди цветов,
Чтобы радостями любви, все более и более осязаемой,
Мы закрепили за собой преходящее счастье!
Да, мое сердце говорит мне, что эту завидную долю
Небо сохранило для нас по своей благости.
И эти соединенные имена - Николай и Мария -
Всегда будут обозначать двух счастливых смертных!
Со всей страстью души Мария Николаевна отдалась материнству. Бережно и любовно она воспитывала сыновей, отмечая в своем «Педагогическом дневнике» малейшие проявления их характера, темперамента, их детские привычки, ежедневные шалости, забавные детские слова:
«14 мая, 1828 года: Николенька был целый день очень умен и послушен... Жаль только, что он трусоват; к вечеру, гуляя со мной, он испугался жука...»
«Николенька с утра был умен, читал очень хорошо; но читая о птичке, которую застрелили, и которая умерла, ему так стало ее жаль, что он заплакал...»
«Если он (Николенька) будет привыкать преодолевать свой страх, то он сделается со временем храбр, как должен быть сын отца, который хорошо служил отечеству».
Этот многотомный дневник матери Лев Толстой позже читал как увлекательнейшую книгу, психологический труд. И всегда не уставал восхищаться, как точно и тонко чувствовала она их слабые, неокрепшие, ещё мало кому понятные детские души, как упорно развивала всё то хорошее, что было в них заложено, как горячо любила своих сыновей со всеми их слабостями и недостатками!
Всю эту дивную атмосферу дружного семейства можно почувствовать в трилогии Льва Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность». Там есть это необыкновенное по силе ощущение счастья. Но есть и некое щемящее душу предчувствие тревоги.
Кажется, ничего не предвещало беды. Мария Николаевна родила пятого ребенка, долгожданную дочь - Машеньку. А через полгода 4 августа 1830 года графиня умерла, когда её Лёвушке было всего два года. Это стало для него непостижимой и непоправимой потерей, с которой он не мог смириться всю жизнь.
На протяжении многих лет Л. Н. Толстой кропотливо изучал историю рода Волконских, перечитывал письма и дневники своей матери, хранившиеся в семейном архиве. Так случилось, что в семье не сохранилось ни одного портрета Марии Николаевны, кроме маленького силуэта восьмилетней девочки. Лев Николаевич упорно восстанавливал в памяти облик матери. Он запечатлел ее образ на страницах своих бессмертных творений. «Всё, что я знаю о ней, всё прекрасно», - писал Толстой в воспоминаниях. Пронзительные по силе воспоминания о материнской любви встречаются на страницах его первой автобиографической повести «Детство»: «Нежная, белая рука, ласкающая детскую голову, завитки волос на шее, теплые чёрные глаза, наполненные светом и всегдашней любовью».
Всю свою жизнь Лев Толстой относился к памяти Марии Николаевны со священным поклонением. Мать была для него образцом совершенного человека – богочеловека. Писатель в буквальном смысле слова молился на неё. Даже не смотря на то, что их физическая связь была так рано прервана, их духовная связь (religio) не прерывалась никогда. Молитва Л. Н. Толстого, обращенная к матери, всегда помогала ему в борьбе с искушениями. Душа матери освещала всю жизнь гениального писателя. Он мысленно воссоздал облик своего кумира и с глубокой нежностью воплотил его в неповторимом трепетно-трогательном образе княжны Марьи Болконской и отчасти в пленительном образе Наташи Ростовой - счастливой молодой мамы, какой она стала в конце романа «Война и Мир».
В каждой любимой женщине Толстой искал хотя бы подобие облика матери, который он знал по ощущениям и впечатлениям души. И искал не столько внешнего сходства, сколько внутреннего. Вот только могла ли родиться ещё одна такая женщина, соответствующая идеальному образу той духовной высоты, которой достигла Мария Николаевна? И кто знает, быть может, в поиске ответа на этот вопрос и заключен весь феномен гениальности величайшего русского писателя Л. Н. Толстого.
После смерти матери основную заботу о детях взяла на себя двоюродная сестра Николая Ильича Толстого - Татьяна Александровна Ергольская (1792–1874). Она находилась в дальнем родстве с бабушкой Льва Николаевича - Пелагеей Николаевной Горчаковой. Судьба Татьяны Ергольской была не простой. После смерти ее матери отец женился вторично, а сама Таня с сестрой Лизой остались почти что сиротами. Тогда девочек взяли на воспитание богатые родственницы, и красавица Татьяна оказалась в семье Ильи Андреевича и Пелагеи Николаевны Толстых.
Вместе с дочерьми графини Пелагеей и Александрой она получила хорошее домашнее образование, в совершенстве владела французским языком, прекрасно играла на фортепиано, «имела склонность к литературному творчеству». Ей принадлежат такие трогательные строки: «Что делать с сердцем, если некого любить? Что делать с жизнью, если ее некому отдать?»
Татьяна была влюблена в Николая Толстого, отца будущего писателя. Он отвечал ей взаимностью, но не мог заключить брак с бесприданницей. Некоторые черты Т. А. Ергольской в романе «Война и мир» видны в образе Сони, воспитанницы Ростовых.
Когда Николай Ильич Толстой женился на Марии Николаевне Волконской, «эти две великодушные женщины стали большими друзьями». Они вовсе не чувствовали себя соперницами. Тем более, что многое их объединяло. После кончины Марии Волконской Татьяна Ергольская свою любовь к Николаю перенесла на его детей. Сохранилась записка Татьяны Александровны от 16 августа 1836 года: «Николай сделал мне сегодня странное предложение - выйти за него замуж, заменить мать его детям и никогда их не покидать. В первом предложении я отказала, второе я обещалась исполнять, пока я буду жива».
Лев Толстой так писал о «тётеньке Туаннет»: «Должно быть, она любила отца, и отец любил ее, но она не пошла за него в молодости для того, чтобы он мог жениться на богатой моей матери; впоследствии же она не пошла за него потому, что не хотела портить своих чистых, поэтических отношений с ним и с нами... Любовь ее разливалась и на всех людей. Чувствовалось, что она и нас любила за него, через него и всех любила, потому что вся жизнь ее была любовь».
В другом месте Толстой отметил: «Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви. Это первое. Второе то, что она научила меня прелести неторопливой, одинокой жизни».
Под бдительным попечением Татьяны Ергольской Лёвушка Толстой изучал азбуку, овладевал французским языком, играл с братьями Николаем, Митей и Серёжей в таинственную «муравьиную палочку», исполняющую желания. Тетушка зорко следила за воспитанием детей, «старалась удержать каждого под своим сильным нравственным влиянием». Она даже написала специально для подрастающих братьев «Наставление молодому человеку». В нем звучало такое предостережение: «Берегись страстей, одна ошибка может отравить всю жизнь; особенно избегай губительной склонности к игре, ужасного соблазна, лишающего в короткое время состояния и чести».
Татьяна Ергольская «не учила тому, как надо жить, словами. Вся нравственная работа была переработана в ней внутри, а наружу выходили только ее дела – и не дела, а вся жизнь, спокойная, кроткая, покорная и любящая».
Уже в зрелые годы Сергей, Николай, Дмитрий и Мария часто приезжали к тетушке в Ясную Поляну, так как «в общении с ней они находили то чувство уверенности и душевного спокойствия, в котором так нуждались их мятущиеся страстные натуры». В письмах они находили для нее самые теплые и искренние слова.
Для Льва переписка с тетушкой была не только поддержкой, уроками духовной стойкости, но и «школой литературного стиля». Лев Николаевич «восхищался точностью и элегантностью ее души». Любимое его изречение «Делай что должно, и пусть будет что будет», ставшее как бы правилом его жизни, впервые он тоже услышал от тётеньки Туаннет. За четыре дня до смерти, вдали от Ясной Поляны и родных, на станции Астапово Лев Толстой записал эту фразу на последней странице своего дневника.
Татьяна Александровна поощряла его литературные способности. Именно она советовала ему «писать романы», указала путь к славе, которая оказалась мировой. Примером своей незаметной, но подвижнической жизни Ергольская утверждала и развивала во Льве те духовные качества, которые определили впоследствии гуманистические направления в его философии и художественных произведениях.
Однако самое заветное желание, самая несбыточная мечта детства - «увидеть снова улыбку милой maman» - не покидала писателя до конца жизни. В одной из глав «Детства», уже взрослым, зрелым, испытавшим горечь войны, он писал: «Если бы в тяжелые минуты я хоть мельком мог увидеть эту улыбку, я бы никогда не знал, что такое горе!»
С невыразимой мукой, за несколько лет до своей смерти на листе бумаги Лев Толстой написал вот эти, редко цитируемые слова-признания вечной тоски по материнской любви: «Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление – желание ласки – любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому я мог бы прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей – ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе. Да, да маменька, которую я никогда не называл, еще не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но все это правда» (написано на листке бумаги с датой 10 марта 1906 года).
Все дневники и записи своей матери Лев Толстой передал на хранение в Публичную библиотеку Санкт-Петербурга.
В Ясную Поляну съехались потомки Льва Толстого — более ста родственников из России, Франции, Швеции, Германии, Чехии, Дании, Великобритании, США и Уругвая. Марта Альбертини приехала из Рима. Ей 81 год, но выглядит и чувствует она себя гораздо моложе. Марта просто боготворит свою бабушку Татьяну Львовну Толстую и даже во французской речи слово «бабушка» произносит только по-русски.
20 июля 2018 г., Тула, галерея «Ясная Поляна» на ул. Октябрьской.
— Марта, сколько лет Вы не были в Ясной Поляне?
Последний раз я была здесь 10 лет назад. Очень хотела увидеться с Владимиром Ильичом и Фёклой. С русской веткой (улыбается). С Сашей Толстым, который теперь переехал из Уругвая в Париж, я вижусь регулярно. В этом году мне было особенно интересно приехать в Ясную Поляну, потому что весь октябрь 2017 года я проработала в московском архиве над документами, которые касаются моей мамы Татьяны Михайловны и моей бабушки Татьяны Львовны. Сейчас я на французском языке пишу книгу о жизни моей мамы.
— Какой Вы запомнили свою бабушку Татьяну Львовну Толстую и какую роль она сыграла в Вашей жизни?
Когда я говорю о ней, каждый раз переживаю очень сильные эмоции. Мне было 13 лет, когда она умерла. Она была замечательной женщиной, у нее был дар глубокого проникновения в понимании детей. Она всегда хотела иметь много детей, но у нее была только моя мама. У нее было семь неудачных беременностей, и, как правило, в семь месяцев они прерывались... Во время войны мои родители скрывались, они были антифашистами, и мы с братом жили у бабушки в Риме. Я спала в так называемой толстовской комнате, потому что в 1925 году, покидая Россию, ей удалось взять с собой некоторые вещи. В ее квартиру приходили с визитами русские знатные дамы, эмигрантки.
Лев Толстой со своей старшей дочерью Татьяной. Ясная Поляна, 1880-е годы.
Бабушка научила меня, как можно одновременно быть нежной и строгой. Бабушка была очень веселой и жизнерадостной. Она умела щедро делиться, она играла на фортепиано, вязала и стремилась передать это детям. У нас с братом Луиджи разница пять с небольшим лет, и когда мы за столом начинали что-то обсуждать, спорить, она этого не выносила. Причем не ругала нас, не повышала голос, просто вставала из-за стола и уходила на кухню. И еще бабушка никогда не говорила о своих родителях — ни о Льве Николаевиче, ни о Софье Андреевне. Меня это очень глубоко потрясло, особенно когда я повзрослела. Ее точкой отсчета была моя мама, то есть ее дочь Татьяна Михайловна.
Бабушка не желала говорить о России, потому что в тот момент Россия уже была Советским Союзом, и для нее это было, как… нерушимая стена. Я не знаю как Луиджи, а я страдала, что была отрезана от этого мира.
Действительно, нужно представить — Италия, Рим, мир, в котором они жили, а с другой стороны - невероятная страна Россия, которую они должны были покинуть. Им пришлось отрываться с корнями, уезжая отсюда. Они боялись снова разбередить рану. По этой же причине со мной говорили по-французски, а не по-русски.
Татьяна Львовна Толстая со своей дочкой Танечкой, 1905 г.
Я считаю, что бабушка сделала все, что могла, чтобы родители не страдали от присутствия в их жизни Черткова (Владимир Григорьевич Чертков, лидер толстовства как общественного движения, близкий друг Льва Толстого, редактор и издатель его произведений. — Прим. авт. ), который не способствовал объединению семьи. Когда Татьяна Львовна давала лекции за границей, было очень много людей, критикующих поведение Софьи Андреевны, мол, она сильно интересовалась деньгами. А как было не интересоваться, когда в семье было столько детей и внуков? Не вся семья единодушно, с улыбкой на устах приняла решение Льва Николаевича о разделе имущества.
— А русский язык откуда немножко знаете?
Потому что я хотела его выучить (смеется). У меня четверо детей и шестеро внуков, мне практически одной пришлось растить детей — мой муж бросил семью. Но я могу простить его, потому что он был сильно болен — у него был рассеянный склероз. Интерес к русскому языку родился благодаря чемодану (улыбается). Когда в 1996 году мама умерла, мы нашли чемодан, в котором было около шестисот ее писем на русском языке. Когда я приехала в Россию в 2008 году, поговорила с Володей об этих письмах.
Я поняла, что их нужно обязательно перевести. И тогда я стала учить русский язык, но было так много грамматических правил, что мое желание быстро пропало (смеется). Я устала.
Я спросила Володю, разрешит ли он увезти мою яснополянскую учительницу Юлю на две недели ко мне домой под Рим. Он разрешил, и Юля жила у меня, я называла ее своей «карманной женщиной» — она очень маленькая и субтильная. Мы с ней учили русский язык, и она перевела несколько писем. Потом мне нужно было ехать в Париж — моя дочка Констанца была беременна, а ей было уже 48 лет. Сейчас нашему чудесному Рафаэлю уже пять лет. Я приехала в Париж, там у меня было не так много дел, и я начала писать о бабушке, работать с тем, что мы успели перевести. Но мне не хватало уточнений. И вот в прошлом году на празднование моего 80-летнего юбилея приехала Фёкла.
После праздничного ужина на 120 человек я пожаловалась ей на свой возраст, хотя я не чувствую себя старой. Жаловалась, что буду делать в России, у меня там никого нет, чем я буду заниматься? Фёкла сказала — я тебе помогу, приезжай. И в начале октября я приехала в Москву, весь месяц работала в архивах, Фёкла мне очень помогала. Первый документ, с которым мне дали поработать, был дневник моей мамы, который она начала вести в 12 лет. Удивительное совпадение — мама начала писать дневник в 1917 году, а в октябре 2017 я была в Москве. Сейчас я очень сильно продвинулась, так как в Москве помимо этого дневника я получила доступ к переписке мамы Татьяны Михайловны с ее лучшей подругой — Софьей Толстой-Есениной. Я практически закончила книгу. Теперь мне требуется человек, который бы проверил стиль, и затем надо найти издателей.
— Вы говорите по-французски, по-итальянски, по-английски и немножко по-русски?
И еще по-турецки. Когда мне было 60 лет, я пошла учиться в школу Лувра, и меня заинтересовала исламская керамика. А потом мне некоторое время довелось пожить в Стамбуле, и здесь я выучила турецкий.
— Ваши дети и внуки проявляют интерес к России? Чувствуется в них русская душа?
Мой старший сын Пьер, по-русски Петр, первым побывал в России, еще с моей мамой. Она утверждала, что он самый русский из всех ее внуков, а их тогда было восемь человек. Пете сейчас 60 лет. Он очень интересовался личностью своей бабушки — моей мамы — и брал у нее интервью. Его интересовало всё, что она рассказывала о своей жизни. А у нее была хорошая фантазия, она могла где-то что-то красиво придумать. Мой второй сын Марко не очень интересуется Россией, он увлекается футболом. А мои дочки, с которыми я приезжала в 2008 году, абсолютно очарованы Россией. Моя дочь Констанца была очень близка со своей бабушкой — моей мамой, они очень хорошо ладили, в отличие от моей младшей дочери Иларии. Они вместе проводили время, рвали розы в саду, разговаривали…
— Что привезете из Тулы, из Ясной Поляны домой?
Пока мое главное воспоминание — это дождь (смеется). Еще запомню теплоту приема. Атмосферу. Куплю обязательно мед, красную икру и книги, если найду на языке, на котором смогу спокойно прочитать.
— Какое у Вас любимое место в Ясной Поляне?
Черный кожаный диван в доме. И еще те картины, на которых изображена бабушка.
Портрет Татьяны Львовны Толстой кисти Ильи Репина.
— А любимое произведение Льва Толстого у Вас есть?
Нет, пожалуй, если только «Смерть Ивана Ильича». Признаюсь, что Толстой всегда больше интересовал меня как личность, чем как писатель.
— Готовите ли Вы русские блюда?
Особенной любви и страсти к русской кухне я не испытываю, мы все любим есть то, на чем мы выросли. Моя мама, когда кто-то приезжал к нам из СССР, заказывала привезти ей крупы для каши. А я к ней отношусь очень спокойно. Кстати, мама и бабушка были вегетарианками. Бабушка довольно резко высказывалась на эту тему. Помню, я была еще девочкой, во время войны съела что-то мясное. И она сказала мне: «Ты ешь труп!» Но я до сих пор ем мясо (смеется ).
— Что любите готовить, когда вся семья собирается у Вас в гостях за большим столом?
В основном это итальянские блюда. В моей семье просто обожают пасту, хотя я сама предпочитаю рис и рыбу.
— Смотрели ли Вы чемпионат мира по футболу в России и за какую сборную болели?
Да, я смотрела с Пьером. Болела за Францию и счастлива, что они победили.
— Марта, о чем Вы мечтаете?
Умереть безмятежно.
Благодарим за помощь в подготовке материала переводчика с французского языка Ольгу Глазунову.
Из досье Myslo
Марта Альбертини
Правнучка Льва Толстого, внучка старшей дочери писателя Татьяны Львовны Толстой.
Родилась 11 мая 1937 г. в Риме.
Родители: Татьяна Михайловна Сухотина-Альбертини и Леонардо Альбертини.
Семья: четверо детей - Пьер, Марко, Констанца и Илария, шестеро внуков.
Говорит на французском, итальянском, английском, турецком и немного на русском языках.