По оценке И. А. Гончарова, А. Н. Островский «ли-тературе принес в дар целую библиотеку художест-венных произведений, для сцены создавал свой осо-бый мир». Удивителен мир произведений Островско-го. Он создал характеры крупные и цельные, умел подчеркнуть в них комические или драматические свойства, обратить внимание читателя на достоинства или пороки своих героев.
Особого внимания заслуживают герои пьесы «Гро-за» — Савел Прокофьевич Дикой и Марфа Игнатьевна Кабанова.
Савел Прокофьевич Дикой — купец, значительное лицо в городе Калинове. Красноречивые характери-стики дают ему герои пьесы. «Ему везде место. Боится, что ль, он кого!» — говорит о нем Кудряш. Дикой, на самом деле, ничего, кроме собственной воли, не признает. Ему нет дела до мыслей и чувств других лю-дей. Обругать, унизить, оскорбить для Савела Прокофьевича ничего не стоит. С окружающими он ведет себя так, будто «с цепи сорвался», и без этого он «ды-шать не может». «...Ты червяк,— говорит он Кулиги-ну. — Захочу — помилую, захочу — раздавлю».
Власть Дикого тем сильнее, чем слабее, безвольнее человек. Так Кудряш, например, умеет противосто-ять Дикому. «...Он — слово, а я — десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану»,— говорит Кудряш о своих взаимоотношениях с куп-цом. Иной человек племянник Дикого, Борис. «Дос-тался ему на жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит»,— замечают окружающие. Дикого не смущает то, что Борис — сирота и что ближе дяди у него нет ни-кого. Купец осознает, что судьба племянника в его ру-ках, и пользуется этим. «Загнан, забит...»,— с горе-чью говорит Борис. Не менее жесток купец и к своим работникам: «У нас никто и пикнуть не смей о жало-ванье, изругает на чем свет стоит». На чужом рабском труде и обмане делает бессовестный Дикой свое со-стояние: «...недоплачу я им по какой-нибудь копей-ке... а у меня из этого тысячи составляются...». Впро-чем, иногда на Дикого находит прозрение, и он осоз-нает, что перегибает палку: «Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу».
Дикой — деспот и тиран в своей семье, на него «свои-то никак угодить не могут», «когда его обидит такой человек, которого он обругать не смеет; тут уж домашние держись!».
Не уступает Дикому и Кабаниха, богатая калиновская купчиха. Кабаниха — ханжа, она все делает «под видом благочестия». Внешне она очень набожна. Од-нако, как замечает Кулигин, Кабаниха «нищих оделяет, а домашних заела совсем». Главный объект ее тирании — собственный сын Тихон. Будучи взрос-лым, женатым человеком, он полностью находится во власти матери, не имеет собственного мнения, боится перечить ей. Кабаниха «выстраивает» его отношения с женой, она руководит каждым его поступком, каж-дым словом. Полное повиновение — все, что хочет она видеть в своем сыне. Властолюбивая Кабаниха не за-мечает того, что под ее гнетом вырос человек трусли-вый, жалкий, безвольный, безответственный. Вы-рвавшись на некоторое время из-под надзора матери, он захлебывается свободой и пьет, потому что по-дру-гому свободу он использовать не умеет. «...Из вашей воли ни на шаг»,— твердит он матери, а «сам думает, как бы ему вырваться-то поскорей».
Кабаниха ревнует сына к снохе, постоянно попре-кает его Катериной, «поедом ест». «Уж я вижу, что я вам помеха»,— пилит она Тихона. Кабаниха считает, что жена мужа должна бояться, именно бояться, а не любить и не уважать. По ее мнению, правильные от-ношения строятся именно на подавлении одного чело-века другим, на унижении, на несвободе. Показатель-на в этом отношении сцена прощания Катерины с му-жем, когда все слова Тихона, обращенные к жене,— лишь повтор наущений Кабанихи.
Если страдает от Кабанихи с детства задавленный ею Тихон, то жизнь такой мечтательной, поэтичной и цельной натуры, как Катерина, в доме купчихи и во-все становится невыносимой. «Здесь что вышла за-муж, что схоронили — все равно»,— рассуждает об этом Борис.
Постоянное давление заставляет приспосабливать-ся дочь Кабанихи, Варвару. «Делай, что хочешь, только бы шито да крыто было»,— рассуждает она.
Давая оценку образам «хозяев жизни», Н. Добро-любов показывает Дикого и Кабаниху самодурами, с их «постоянной подозрительностью, щипетильностью и придирчивостью». По мнению критика, «Гро-за» — самое решительное произведение Островско-го» в этой пьесе «взаимные отношения самодурства и безгласности доведены... до самых трагических по-следствий...».
» полностью принадлежит «тёмному царству». Богатый купец, самый уважаемый и влиятельный человек в городе. Но одновременно с тем ужасно невежественный и жестокий. Характеристика Дикого в пьесе «Гроза» неразрывно связана с описанием нравов и привычек жителей города. Сам Калинов является вымышленным пространством, поэтому пороки распространяются до масштабов всей России. Выявив черты характера Дикого можно с лёгкостью понять ту печальную общественную ситуацию, которая сложилась в России XIX века.
Автор Дикому в «Грозе» характеристику даёт скудную: купец, значительное лицо в городе. О внешности не сказано практически ни слова. Тем не менее это колоритный образ. Фамилия персонажа говорит сама за себя. Семантическое поле «дикости» не раз упоминается в тексте произведения. В описании жизни города Калинова постоянно упоминаются пьянство, ругань и рукоприкладство, иначе говоря, дикость. Немотивированный страх перед грозой лишь укрепляет уверенность в том, что жители остановились на некоем первобытном этапе развития.
Имя Савл тоже говорящее. Оно принадлежит христианской традиции. Этот библейский персонаж известен как гонитель христиан.
Образ Дикого в пьесе «Гроза» Островского вполне однозначный. Нет ни одной сцены или эпизода, где этот персонаж проявил бы свои положительные качества. Да и проявлять, собственно, нечего. Весь Дикой будто состоит из жёлчи, грязи и ругани. Практически во всех его репликах присутствуют бранные слова: «Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом», «Отстань ты от меня! Отстань! Глупый человек!», «Да вы, проклятые, хоть кого в грех введёте!»
Бездумное подчинение тем, у кого больше денег, создало некую легенду о Диком как о главном человеке в городе. И дикой ведёт себя в соответствии с этим условным статусом. Он грубит городничему, ворует у простых мужиков, угрожает Кулигину: «а за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст!», «Так ты знай, что ты червяк. Захочу - помилую, захочу - раздавлю». Дикой необразован. Он не знает историю, не знает современность. Имя Державина и Ломоносова, а тем более строчки из их сочинений, похожи для Дикого на самую оскорбительную ругань. Внутренний мир героя настолько беден, что у читателя нет оснований сочувствовать ему. Дикой даже не герой, а скорее персонаж. В нём нет внутренней наполняющей. За основу характера Савла Прокофьевича взято несколько качеств: алчность, себялюбие и жестокость. Больше в Диком совершенно ничего нет и априори не может появиться.
Практически незаметной читателям остаётся одна сцена из жизни Дикого. Кудряш рассказывает, что однажды один человек грубил Дикому и поставил того в неловкое положение, из-за чего над купцом ещё две недели смеялись. То есть Дикой на самом деле вовсе не такой, каким хочет казаться.
Именно смех является показателем его незначительности и неуместного пафоса.
В одном из действий хмельной купец «откровенничает» с Марфой Игнатьевной. Кабаниха говорит с ним на равных, с её точки зрения Савл Прокофьевич был бы менее спесив, если в Калинове был человек богаче Дикого. Но Дикой не соглашается, вспоминая, как бранил мужика, а после извинялся, кланяясь тому в ноги. Можно сказать, что в его речах реализуется типичная черта русского менталитета: «знаю, что делаю плохо, но с собой ничего поделать не могу». Дикой признаётся: «я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека». Кабаниха замечает, что часто Савл Прокофьевич специально пытается вызвать в себе агрессию, когда к нему приходят просить займы. Но Дикой парирует - «Кому своего добра не жалко!» Хоть купец и привык вымещать свою злобу на женщинах, с Кабанихой он осторожничает: она хитрее и сильнее его. Возможно, именно в ней он видит куда более сильного тирана, чем он сам.
Роль Дикого в «Грозе» Островского ясна. Именно в этом персонаже воплощено такое понятие, как самодурство. Дикой алчный никчёмный человек, возомнивший себя вершителем судеб. Он капризный и безответственный, как Тихон, точно так же любит пропустить рюмку водки. Однако за всей этой тиранией, хамством и невежеством скрывается обыкновенная человеческая трусость. Даже грозы Дикой боится. В ней он видит сверхъестественную мощь, кару Господню, поэтому как можно скорее пытается от грозы спрятаться.
Благодаря такому концентрированному образу можно выделить множество общественных изъянов. Например, чинопоклонничество, взяточничество, скудоумие, ограниченность. Наряду с этим можно говорить также и об эгоизме, падении моральных принципов и насилии.
Характеристика образа Дикого в пьесе «Гроза» Островского |
Приложение 5
Цитаты, характеризующие действующих лиц
Савёл Прокофьич Дикой
1)Кудряш. Это? Это Дикой племянника ругает.
Кулигин. Нашел место!
Кудряш. Ему везде место. Боится, что ль, он кого! Достался ему на жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит.
Шапкин. Уж такого-то ругателя, как у нас Савёл Прокофьич, поискать еще! Ни за что человека оборвет.
Кудряш. Пронзительный мужик!
2) Шапкин. Унять-то его некому, вот он и воюет!
3) Кудряш. …а этот, как с цепи сорвался!
4) Кудряш. Как не ругать! Он без этого дышать не может.
Действие первое, явление второе:
1)Дикой. Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед! Пропади ты пропадом!
Борис. Праздник; что дома-то делать!
Дикой. Найдешь дело, как захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «Не смей мне на встречу попадаться»; тебе все неймется! Мало тебе места-то? Куда ни поди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб стоишь-то! Тебе говорят аль нет?
1) Борис. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, наругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, сто не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого не следовало бы.
2) Борис. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то угодить не могут; а уж где ж мне!
Кудряш. Кто же ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его по утру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
3) Шапкин. Одно слово: воин.
Марфа Игнатьевна Кабанова
Действие первое, явление первое:
1) Шапкин. Хороша тоже и Кабаниха.
Кудряш. Ну, да та хоть, по крайности, всё под видом благочестия, а этот, как с цепи сорвался!
Действие первое, явление третье:
1) Кулигин. Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.
Варвара
Действие первое, явление седьмое:
1) Варвара. Говори! Я хуже тебя!
Тихон Кабанов
Действие первое, явление шестое:
1) Варвара. Так нешто она виновата! Мать на нее нападает, и ты тоже. А еще говоришь, что любишь жену. Скучно мне глядеть-то на тебя.
Иван Кудряш
Действие первое, явление первое:
1) Кудряш. Хотел, да не отдал, так это все одно что ничего. Не отдаст он (Дикой) меня, он чует носом –то своим, что я свою голову дешево не продам. Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею.
2) Кудряш. Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Сталь быть, я ему нужен. Ну, значит, я его не боюсь, а пущай же он меня боится.
3) Кудряш. … Да не спускаю и я: он – слово, а я – десять; плюнет, да и пойдет. Нет, я перед ним рабствовать не стану.
4) Кудряш. …Больно лих я на девок-то!
Катерина
Действие второе, явление второе:
1) Катерина. И никогда не уходится.
Варвара. Отчего ж?
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
2) Катерина. Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу.
Кулигин
Действие первое, явление третье:
1) Кулигин. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги для общества и употребил, для под -держки. Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а работать нечего.
Борис
Действие первое, явление третье:
Борис. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а вс е-таки не привыкну никак.
Феклуша
1) Ф е к л у ш а. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростию и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлушко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
2) Феклуша. Нет, милая. Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать - много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой - салтан Махнут пер -сидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.
Прощай покудова!
Глаша. Прощай!
Феклуша уходит.
Нравы города:
Действие первое, явление третье:
1) Кулигин. И не привыкнете никогда, сударь.
Борис. Отчего же?
Кулигин. Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубое -ти да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным тру -дом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городни -чий и стал ему говорить: «Послушай, говорит, Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу, да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами об таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое истеряно. А те им, за малую благостыню, на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся-судятся здесь, да в губернию поедут, а там уж их ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат; а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, го ворит, потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить...
2) Ф е к л у ш а. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростию и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлушко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Действие второе, явление первое:
3) Феклуша. Нет, милая. Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать - много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой - салтан Махнут пер -сидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.
Глаша. Отчего ж так, с песьими?
Феклуша. За неверность. Пойду я, милая девушка, по купечеству поброжу: не будет ли чего на бедность. Прощай покудова!
Глаша. Прощай!
Феклуша уходит.
Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет! А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается; а то бы так дураками и померли.
Взаимоотношения в семье:
Действие первое, явление пятое:
1) Ка б а н о в а. Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала.
Кабанов. Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!
Кабанова. Не очень-то нынче старших уважают.
Варвара (про себя). Не уважишь тебя, как же!
Кабанов. Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг.
Кабанова. Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят.
Кабанов. Я, маменька...
Кабанова. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы пере -нести! А, как ты думаешь?
Кабанов. Да когда же я, маменька, не переносил от вас?
Кабанова. Мать стара, глупа; ну, а вы, молодые люди, умные, не должны с нас, дураков, и взыскивать.
Кабанов (вздыхая, в сторону). Ах ты, Господи! (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!
Кабанова. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает. А, сохрани Господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну, и пошел разговор, что свекровь заела совсем.
Кабанов. Нешто, маменька, кто говорит про вас?
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанов. Да отсохни язык....
Кабанова. Полно, полно, не божись! Грех! Я вас
давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор, как
женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.
Кабанов. В чем же вы, маменька, это видите?
К а б а н о в а. Да во всем, мой друг! Мать, чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли, отводит от меня, уж не знаю.
Действие второе, явление второе:
2) Катерина. Обманывать-то я не умею; скрыть-то ни -чего не могу.
В а р в а р а. Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни, где ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало. Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним.
Гроза
Действие первое, явление девятое:
1) Варвара (оглядываясь). Что это братец нейдет, вон, никак, гроза заходит.
Катерина (с ужасом). Гроза! Побежим домой! Поскорее!
Варвара. Что ты, с ума, что ли, сошла! Как же ты без братца-то домой покажешься?
Катерина. Нет, домой, домой! Бог с ним!
Варвара. Да что ты уж очень боишься: еще далеко гроза-то.
Катерина. А коли далеко, так, пожалуй, подождем немного; а право бы, лучше идти. Пойдем лучше!
Варвара. Да ведь уж коли чему быть, так и дома не спрячешься.
Катерина. Да все-таки лучше, все покойнее; дома-то я к образам да Богу молиться!
Варвара. Я и не знала, что ты так грозы боишься. Я вот не боюсь.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Речь Дикого характеризует его как крайне грубого и невежественного человека. Он ничего не хочет знать о науке, культуре, изобретениях, улучшающих жизнь. Предложение Кулигина поставить громоотвод приводит его в бешенство. Своим поведением он полностью оправдывает данную ему фамилию. «Как с цепи сорвался!» характеризует его Кудряш. Но Дикой воюет только с теми, кто боится его или полностью находится в его руках. Трусость как характерную черту самодурства Добролюбов отмечал еще в статье «Темное царство»: «Только покажись где-нибудь сильный и решительный отпор, сила самодура падает, он начинает трусить и теряться». И действительно, Дикой не переставая ругает Бориса, своих домашних, мужиков, даже совершенно постороннего ему кроткого Кулигина, но от своего приказчика Кудряша получает достойный отпор. «…Он – слово, а я – десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану»,- юворит Кудряш. Оказывается, предел власти самодура зависит от степени покорности окружающих. Это хорошо поняла другая владычица «темного царства» – Кабаниха.
В облике Дикого, несмотря на всю его воинственность, есть черты комического: слишком нелепо выглядит противоречие его поведения разуму, болезненное нежелание расставаться с деньгами. Кабаниха же, с ее хитростью, лицемерием, холодной, неумолимой жестокостью, страшна по-настоящему. Она внешне спокойна, хорошо владеет собой. Размеренно, монотонно, не повышая голоса, она изматывает домашних своими бесконечными нравоучениями. Если Дикой стремится грубо утвердить свою власть, то Кабаниха действует под личиной благочестия. Она не устает повторять, что заботится не о себе, а о детях: «Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится». Но ее «любовь» – только лицемерная маска для утверждения личной власти. От ее «заботы» доходит до полного отупения Тихон, бежит из дома Варвара. Ее методичная, постоянная. тирания измучила Катерину, привела ее к гибели. «Кабы не свекровь!..-говорит Катерина.- Сокрушила она меня… от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны». Кабаниха – жестокий, бессердечный палач. Даже при виде вытащенного из Волги тела Катерины она сохраняет ледяное спокойствие
Но если Тихон с детства приучен к беспрекословному повиновению и не подозревает о возможности другой жизни, то Борис, получивший образование, живший в культурной среде, сознательно покоряется самодуру ради слабой надежды получить хоть ничтожную долю причитающегося ему наследства. Корыстный расчет заставляет Бориса терпеть унижения, является причиной его трусости. Даже при последнем свидании с Катериной, когда он ясно видит, что.любимая женщина погибает, Борис не может отделаться от трусливой мысли: «Не застали бы нас здесь!» Эта расчетливая осторожность до конца раскрывает ничтожество Бориса. Он, как и Тихон, фактически становится пособником самодуров, соучастником их преступлений; но Борису это более непростительно, так как он понимает всю преступность деспотизма.
В характере Кудряша есть черты, роднящие.его с лихим разбойником из русских народных былин и песен. Они проявляются и в стиле его речи: «…Я свою голову дешево не продам»; «Пойдем, Шапкин, в разгул!». Особенно лихой русский характер Кудряша. раскрывается в его песнях, гармонически сочетающихся с волжским пейзажем и придающих поэтическое звучание сцене первого свидания Катерины с Борисом. «Точно я сон какой вижу! Эта ночь, песни, свидания! Х
Смела и решительна, под стать Кудряшу, Варвара. Она не суеверна, не боится грозы, что для женщины того времени было редкостью. Не считает обязательным строгое соблюдение установленных обычаев. По своем. положению она не может открыто выступить в защи:у своих прав и вынуждена хитрить и обманывать. На слов:! Катерины о том, что она не умеет ничего скрывать. Варвара отвечает: «Ну, а ведь 6*ез этого нельзя! Ты вспомни, где. ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало». Воспитанная на лживой, показной морали. Варвара придерживается правила: «Делай, что хочешь, только бы шито да крыто было». Она сочувствуем Катерине, презирает бесхарактерность брата, возмущается бессердечностью матери. Но душевные порывы Катерины ей непонятны.
Оттого-то так и печальна Кабанова, оттого-то так и бешен Дикой: они до последнего момента не хотели укоротить своих широких замашек и теперь находятся в положении богатого купца накануне банкротства. Всё у него по-прежнему, и праздник он задает сегодня, и мильонный оборот порешил поутру, и кредит еще не подорван; но уже ходят какие-то темные слухи, что у него нет наличного капитала, что его аферы ненадежны, и завтра несколько кредиторов намерены предъявить свои требования; денег нет, отсрочки не будет, и все здание шарлатанского призрака богатства будет завтра опрокинуто. Дело плохо... Разумеется, в подобных случаях купец устремляет всю свою заботу на то, чтобы надуть своих кредиторов и заставить их верить в его богатство: так точно Кабановы и Дикие хлопочут теперь о том, чтобы только продолжалась вера в их силу. Поправить свои дела они уж и не рассчитывают; но они знают, что их своевольство еще будет иметь довольно простора до тех пор, пока все будут робеть перед ними; и вот почему они так упорны, так высокомерны, так грозны даже в последние минуты, которых уже немного осталось им, как они сами чувствуют. Чем менее чувствуют они действительной силы, чем сильнее поражает их влияние свободного, здравого смысла, доказывающее им, что они лишены всякой разумной опоры, тем наглее и безумнее отрицают они всякие требования разума, ставя себя и свой произвол на их место. Наивность, с которой Дикой говорит Кулигину: «хочу считать тебя мошенником, так и считаю; и дела мне нет до того, что ты честный человек, и отчета, никому не даю, почему так думаю», — эта наивность не могла бы высказываться во всей своей самодурной нелепости, если бы Кулигин не вызвал ее скромным запросом: «да за что же вы обижаете честного человека?..»
Дикой хочет, видите, с первого же раза оборвать всякую попытку требовать от него отчета, хочет показать, что он выше не только отчетности, но и обыкновенной логики человеческой. Ему кажется, что если он признает над собою законы здравого смысла, общего всем людям, то его важность сильно пострадает от этого. И ведь в большей части случаев так, действительно, и выходит, — потому что его претензии бывают противны здравому смыслу. Отсюда и развивается в нем вечное недовольство и раздражительность. Он сам объясняет свое положение, когда говорит о том, как ему тяжело деньги выдавать. «Что ты мне прикажешь делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдать — отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную разжигает, да и только... Ну, и в те поры ни за что обругаю человека». Отдача денег, как факт материальный и наглядный, даже в сознании самого Дикого пробуждает некоторое размышление: он сознает, как он нелеп, и сваливает вину на то, «что сердце у него такое»! В других случаях он даже и не сознает хорошенько своей нелепости; но по сущности своего характера непременно должен при всяком торжестве здравого смысла чувствовать такое же раздражение, как и тогда, когда приходится необходимость выдавать деньги. Ему тяжело расплачиваться вот почему: по естественному эгоизму он желает, чтобы ему было хорошо; все окружающее его убеждает, что это хорошее достается деньгами; отсюда прямая привязанность к деньгам. Но тут его развитие останавливается, эгоизм его остается в пределах отдельной личности и знать не хочет ее отношений к обществу, к своим ближним. Ему надо побольше денег, — это он знает, и потому желал бы их только получать, а не отдавать. Когда же, по естественному ходу дел, доходит до отдачи, то он сердится и ругается: он принимает это как несчастие, наказание, вроде пожара, наводнения, штрафа, а не как должную, законную расплату за то, что для него делают другие. Так и во всем: по желанию себе добра, он хочет простора, независимости; но знать не хочет закона, определяющего приобретение и пользование всякими правами в обществе. Он только хочет больше, как можно больше прав для себя; когда же нужно признать их и за другими, он считает это посягательством на его личное достоинство, и сердится, и старается всячески оттянуть дело и воспрепятствовать ему. Даже когда он и знает, что уж непременно надо уступить, и уступит потом, а все-таки прежде постарается напакостить. «Я отдать — отдам, а обругаю!» И надо полагать, что чем значительнее выдача денег и чем настоятельнее необходимость ее, тем сильнее ругается Дикой... Из этого следует, что, во-первых, ругательство и все бешенство его хотя и неприятны, но не особенно страшны, и кто, убоявшись их, отступился бы от денег и подумал, что их уж и получить нельзя, тот поступил бы очень глупо; во-вторых, что напрасно было бы надеяться на исправление Дикого посредством каких-нибудь вразумлений: привычка дурить уж в нем так сильна, что он подчиняется ей даже вопреки голосу собственного здравого смысла. Ясно, что его никакие разумные убеждения не остановят до тех пор, пока с ними не соединяется осязательная для него внешняя сила: Кулигина он ругает, не внимая никаким резонам; а когда его самого однажды на перевозе, на Волге, гусар обругал, так он с гусаром не посмел связаться, а опять-таки выместил свою обиду дома: две недели после этого все прятались от него по чердакам да по чуланам...
Добролюбов Н.А. "Луч света в темном царстве"
Читайте также другие темы анализа драмы "Гроза":
Добролюбов Н.А. "Луч света в темном царстве"
- Дикой. Характеристика