ПИСЕМСКИЙ Алексей Феофилактович родился в бедной дво­рянской семье - писатель.

Детство провел в ма­леньком уездном городке, где служил его отец.

В 1834 его отдали во 2-й класс Ко­стромской гимназии. Учился хорошо и прилежно. С годами в нем стали обна­руживаться актерские и писательские способности: уже в 6-м классе написал рассказ «Черкешенка» , а в 7-м классе со­чинил повесть «Чугунное кольцо» .

В 1840 Алексей Феофилактович кончил гимназию и поступил в Мос­ковский университет на математический факультет. Сам Писемский отмечал благотворное влияние на него точных наук, которые отрезвляли от фра­зерства и приучали говорить только то, что ясно понимаешь. В университете он не был близок к различным философским и политическим кружкам, не принимал в них участия, но увлекался литературой, как русской, так и зарубежной. Особенно его интересовала драматургия.

При окон­чании курса (1844) Писемский стяжал себе славу актера - блестяще сыграл роль Подколесина в пьесе Гоголя «Женитьба». Зна­токи театра даже приравнивали его игру к игре знаменитого М. С. Щепкина.

В 1844 Алексей Феофилактович поступил на службу в Костромскую палату государственных имуществ, а вско­ре перешел в то же ведомство в Москву. Но смерть отца и болезнь матери заста­вили его оставить службу и переехать в деревню.

В 1848 женился на Екатерине Павловне Свиньиной - дочери известного писателя 20-х гг., основателя «Отечествен­ных записок», П. П. Свиньина и поступил на службу чиновником особых поручений к костромскому военному губернатору А. А. Су­ворову. В этой должности прослужил 5 лет.

В 1854 переехал в Петербург, где был зачислен по министерству уде­лов (при этом министерстве он прослу­жил до 1859).

В 1856 морское министер­ство пригласило Алексея Феофилактовича (к этому времени уже напечатавшего несколько художествен­ных произведений) для участия в экспедиции по изучению реч­ных и морских промыслов и быта промыш­ленников в разных краях России. Писемский от­правился в Астрахань; в результате этой поездки он написал ряд этнографических очерков из быта волжских и каспийских промышленников того края, которые были напечатаны в «Морском сборнике» и в «Библиотеке для чтения».

Возвратившись в Петербург, Алексей Феофилактович с 1857 по 1862 активно занимается журнальной деятельностью. Совместно с А. В. Дружининым принимает участие в редактировании «Библиотеки для чтения».

С 1860, после ухода Дру­жинина, становится ответственным редак­тором журнала. Под псевдонимом Никита Безрылов печатает на страни­цах «Библиотеки для чтения» фельетоны, направленные против демократического движения, и в частности против «Совре­менника». В фельетонах Никиты Безрылова содержалась критика воскресных школ, эмансипации и вообще развивались реак­ционные идеи, которые привели писателя к антинигилистическому роману «Взбаламученное море» . На фельетоны Писемского дал резкую отповедь сатирический журнал «Искра». После фельетонов и антиниги­листического романа «Взбаламученное мо­ре» Алексей Феофилактович утратил симпатии читающей пуб­лики и больше не смог их восстановить до конца своей жизни.

В мае 1866 он был назначен советником Московского губерн­ского правления. Его попытки выступать на страницах «Отечественных записок» и «Вестника Европы» не имели успеха, ибо репутация его как писателя уже была основательно подорвана.

В 1848 был написан неболь­шой рассказ «Нина» , который в урезан­ном и измененном виде был напечатан в журнале «Сын Отечества».

В 50-х гг. публикует несколько повестей, рас­сказов и комедий, написанных в духе «натуральной школы» и принесших ему заслуженную популярность. Это повести:

«Тюфяк» («Москвитянин», 1850),

«Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына, брак по страсти» («Москвитянин», 1851),

«М-r Батманов» («Москвитянин», 1852),

рассказы:

«Комик» («Москвитянин», 1851),

«Фанфарон» («Современник», 1854),

«Ста­рая барыня» («Библиотека для чтения», 1857),

«Ипохондрик» («Москви­тянин», 1852),

«Раздел» («Современник», 1852).

В 1856 появилась книга «Очерки из крестьянского быта», получившая высо­кую оценку демократической критики. В нее вошли три рассказа, напечатанные в журналах:

«Питерщик» («Москвитянин», 1852),

«Леший» («Современник», 1853),

«Плотничья артель» («Отечественные за­писки», 1855).

Еще в 40-х гг. (с 1844 по 1846) Алексей Феофилактович пробовал свои силы в жанре рома­на: он написал роман «Виновата ли она?» , который в 1847 был запрещен цензурой. Писемский продолжил работу, и в результате из одного произведения получилось два: повесть «Виновата ли она?», увидавшая свет на страницах «Современника» в 1855, и роман под заглавием «Боярщина» («Биб­лиотека для чтения», 1858), сохранивший основу первоначального замысла.

К середине 50-х гг. относится второй роман Писемского А. Ф. - «Бо­гатый жених» («Современник», 1851-52). Как в повестях, так и в романах 50-х гг., он подвергал резкой критике быт и нра­вы дворянского общества, убедительно по­казал, как оно опустошает душу человека.

Вершинами творчества писателя 50-х гг. по праву считаются антикрепостнический ро­ман «Тысяча душ» («Отечественные запи­ски», 1858) и народная драма «Горькая судьбина» (1859).

В этих произведени­ях Писемский рисует яркие образы простых лю­дей (Ананий Яковлев из «Горькой судь­бины», семья Годневых из «Тысячи душ»), резко критикует представителей велико­светского общества (сатирический образ князя Ивана Раменского, воплощающий в себе все худшие черты этого общества) и, наконец, создает сложный образ героя эпохи практицизма и делячества - Калиновича.

В реалистической манере Алексей Феофилактович про­должает писать и в начале 60-х гг., когда пе­чатает рассказы «Старческий грех» («Биб­лиотека для чтения», 1861), «Батька» («Русское слово», 1862).

Все эти произве­дения давали основание критике поставить Писемского в один ряд с крупнейшими русскими реалистами середины XIX в. - Гончаровым , Островским , Тургеневым и даже вы­ше их (как это сделал в своих статьях Писарев).

Но после 1862 направленность творче­ства Писемского изменилась. Самым ярким пока­зателем этого изменения был антинигили­стический роман «Взбаламученное море», опубликованный в «Русском вестнике» М. Н. Каткова. В этом романе писа­тель пытался дискредитировать весь ла­герь русских революционеров 60-х гг. В произведении есть явные выпады против Герцена и Чернышевского . Реакционная политическая тенденция обусловила и ху­дожественную несостоятельность этого ро­мана. Он уже не отличается ни строй­ностью композиции, ни глубиной изобра­жения характеров. Здесь все построено на запутанных интригах; герои романа на­поминают мелодраматических злодеев. Ре­акционная тенденция «Взбаламученного моря» была настолько ясна, что его осудили критики почти всех направле­ний. Но Алексей Феофилактович не оставил литературной деятельности. Он пробует свои силы в ином жанре, более далеком от совре­менности.

В 1864-68 он печатает в журнале «Всемирный труд» исторические драмы «Самоуправцы» и «Бывые соколы» , пишет пьесу «Поручик Гладков» , которая не увидела света, а также цикл рассказов «Русские лгуны», в котором есть яркие зарисовки быта провинциальных помещи­ков. Однако все эти произведения не мог­ли возродить уже утраченного интереса к писателю.

В 1869 писатель опубликовал в журнале «Заря» автобиографический роман «Люди сороковых годов» - произведение рыхлое и композиционно неорганизованное. Он попытался дать в этом романе широкую панораму русской жизни от начала 40-х гг. до реформы 1861, но картина получилась слабой и неубедительной: в романе даже не затронуты главные идейные течения 40-х гг., представленные именами Герце­на, Белинского , Грановского. Главный герой этого романа - Павел Вихров, в котором запечатлены некоторые авто­биографические черты самого Писемского,- ока­зался человеком слабым и бездеятельным, стоящим в стороне от острых вопросов общественного движения.

В 70-х гг., когда в русской литературе становится весьма злободневной тема ра­зоблачения буржуазного хищничества, писатель посвя­щает ей большинство своих произведений.

В 1871 в журнале «Беседа» опубликовал роман «В водовороте» , в котором во многом реалистически запечатлел контрасты буржуазно-дворянской России. Главный ге­рой этого романа, князь Григоров, пы­тается вступить в борьбу с окружающей его буржуазной средой, но его благород­ные порывы гибнут в страшном водово­роте жизни, где благоденствуют лишь те, кто покорен существующим порядкам. В романе есть попытка изобразить рево­люционерку (образ Елены Жиглинской). Она выступает как лицо трагическое, оторванное от народа и обре­ченное на гибель. Несмотря на это, писа­тель наделяет Елену привлекательными чертами: честностью, горячей убежден­ностью в справедливости своего дела, го­товностью к подвигу и самопожертво­ванию.

Разоблачению буржуазных хищников Писемский посвятил в 70-х гг. несколько пьес:

«Подкопы» («Гражданин», 1873),

«Ваал» («Русский вестник», 1873),

«Просвещенное время» («Русский вестник», 1875),

«Финан­совый гений» («Газета А. Гатцука», 1876).

В них писатель, по его собственному вы­ражению, «принялся за сильнейшего, мо­жет быть, врага человеческого, за Ваала и за поклонение золотому тельцу». Глав­ными объектами сатиры писателя стали стяжательство, власть денег, мошенни­чество, грабеж, обман и другие разно­видности буржуазного хищничества, по­родившие циническую философию наживы и бессердечного чистогана. Этой же те­матике посвящен и роман «Мещане» (журн. «Пчела», 1877), герои которого гибнут в столкновении со стяжателями и хищ­никами. В произведении Писемский А. Ф. создает целую галерею аферистов, дельцов и других представителей капиталистиче­ского мещанства. Перед этими алчными и злыми людьми не может устоять и бла­городный дворянин Бегушев, которого Писемский сделал положительным героем романа, придав ему некоторые черты сходства с Герценом. Этот герой мечтает о нравст­венном самоусовершенствовании, но весь­ма туманно и неопределенно. В будущее России он не верит, а конкретных пер­спектив для Европы не видит.

В 1878-80 Алексей Феофилактович работает над последним романом - «Масоны» . В образе главного героя этого романа, масона Марфина, пи­сатель решил запечатлеть некоторые черты своего дяди по матери масона Ю. Н. Бар­тенева. Для этой цели писатель изучил колоссальное количество масонских на­ставлений и проповедей, историю масон­ства в России и на Западе. Однако весь этот материал оказался в романе в недо­статочной мере художественно обработан­ным. Получилось произведение, напоми­нающее во многом научный трактат о ма­сонстве. Правда, сквозь религиозную обо­лочку романа просвечивает конфликт двух социальных сил, облеченных в образы откупщика Тулузова и масона Марфина. Однако, хотя последнего Писемский наделил необыкновенным благородством и бескоры­стием и старается склонить к нему сим­патии читателя, побеждает в романе ту­пая сила меркантилизма. Такое решение вопроса ему подсказывала не столько его эпоха, сколько пессимистическая филосо­фия писателя, к которой он пришел в по­следние годы жизни. В художественном от­ношении последние романы Писемского значитель­но слабее романов 50-х гг., несущих на себе следы плодотворного влияния реали­стической школы Гоголя.

Алексей Феофилактович Писемский (11 (23) марта 1821, село Раменье Чухломского уезда Костромской губернии — 21 января (2 февраля) 1881, Москва) — русский писатель.

Окончил математическое отделение Московского университета (1844). Служил в Костроме и Москве.

Дебютировал в печати в 1848. Известность пришла после повести «Тюфяк» (1850). Автор повестей из жизни дворянско-чиновничьей провинции «Комик», «Богатый жених» (обе 1851), «Фанфарон» (1854), «Виновата ли она?» (1855) и других, комедий «Ипохондрик» (1852) и «Раздел» (1853), рассказов из крестьянской жизни, пьес «Ваал», «Просвещённое время», «Финансовый гений». Первый роман «Боярщина» (1846, опубликован 1858) написан в духе натуральной школы. Самым значительным произведением считается роман «Тысяча душ» (1858). Последующие произведения, например, романы «Люди сороковых годов» (1869) и «Масоны» (1880—1881) уже не имели такого оглушительного успеха.

В 1857—1860 совместно с А. В. Дружининым, в 1860—1863 единолично редактировал журнал «Библиотека для чтения».

Автобиография

Я родился 1820 года, марта 10-го, в усадьбе Раменье, Костромской губернии, Чухломского уезда. Отец мой, Феофилакт Гаврилыч Писемский, родом из бедных дворян, был человек совсем военный: 15-ти лет определился он солдатом в войска, завоевывающие Крым, делал персидскую кампанию, был потом комендантом в Кубе и, наконец, через 25 лет отсутствия, возвратился на родину [в сельцо Данилово, Буевского уезда, Костромской губернии], в чине полковника [Замечательно, что он в Костромскую губернию с Кавказа приехал в сопровождении трех денщиков, верхом на карабахском жеребце, в том убеждении, что нет на свете покойнее экипажа верховой лошади.], и вскоре, женившись на матери моей (Авдотье Алексеевне из роду Шиповых), вышел в отставку и поселился в приданной усадьбе Раменье.

Детей у них было десять человек; я был пятый по порядку рождения: все прочие родились здоровенькими и умирали, а я родился больной и остался жив. Детство мое прошло в небольшом уездном городке Ветлуге, куда отец определился городничим; читать и писать меня начал учить воспитанник коммерческого училища купец Чиркин (родной брат покойного актера Лаврова). Второй учитель мой был семинарист Виктор Егорыч Преображенский. [Воспоминание об нем у меня сливается с воспоминаниями о невыносимой скуке, которую испытывал я, заучивая в огромном количестве исключения латинских склонений, а чему еще другому учил он меня, не помню.]

Когда мне минуло десять лет, отец вышел в отставку, и мы снова переехали в Раменье. Здесь мне нанят был учитель старичок Николай Иваныч Бекенев. [Добрейшее существо в мире, из наук большую часть перезабывший, но зато большой охотник писать басни и величайший мастер клеить из бумаги табакерочки, наперстнички, производить самодельные зрительные трубки, микроскопы, каледоскопы, называя все это умно-веселящими игрушками.]

Он взялся меня учить латинскому языку и всем русским предметам, но упражнял более всего в грамматических разборах и рисовании, как в предметах, вероятно, более ему знакомых.

По 14-му году поступил я в Костромскую гимназию во 2-й класс и хотя переходил потом каждый год, но в этом случае был более обязан своим довольно быстрым способностям, чем занятию. Все было некогда. Первоначально развившаяся страсть к чтению романов отнимала все мое время [Кто не знает, в каком огромном числе выходили в 30-х годах переводные и русские романы, и я все их поглощал, начиная с переводов Вальтер Скотта до Молодого Дикого, с Онегина до разбойничьих романов Чуровского.], потом явилось новое увлечение - театр: не ограничиваясь постоянным хождением, на последний четвертак, в раек, я с жившим со мною товарищем устроил свой, на дому, сначала кукольный, а потом и настоящий. [Я постоянно играл комические роли, и больше всего мне удался Прудиус в "Казаке Стихотворце".]

В 5-ом классе, с первого заданного периода учителем словесности Александром Федоровичем Окатовым, открылось для меня новое занятие, - я начал сочинять и к концу года написал повесть под названием Черкешенка. В шестом и седьмом классе, задумав поступить в Университет, я много занимался, но успел, впрочем, написать повесть Чугунное кольцо. Желание мое было поступить на словесный факультет, но, не зная греческого языка, не мог его исполнить и потому поступил (1840 г.) на математический, с целью заняться по преимуществу математическими науками и сделаться со временем свитским офицером; но первый курс прошел в весьма двусмысленных занятиях [Лекции словесности на первом курсе Степана Петровича Шевырева были много тому причиной, вместо того, чтобы заниматься прямыми факультетскими предметами, я сочинял на задаваемые темы.

Сочинение мое, сколько помню, под названием Смерть Ольги заслужило от почтенного наставника похвалу. В числе одобрительных заметок были им сделаны: в авторе видна большая ловкость в приемах рассказа. Я плакал в восторге и продолжал сочинять, переводить, и в результате на экзамене из математики едва получил три балла], и только в остальные три года факультет, так сказать, повлиял на меня своей мыслею: я получил любовь к естественным наукам, открывшим передо мной совершенно новый мир идей и осмыслившим природу, которая до того времени казалась мне каким-то собранием разнообразных и случайных явлений.

Литературные занятия были забыты [Но сыграть на театре оставалось по-прежнему предметом страстных помышлений, и, наконец, оно исполнилось: в 1844 году, в апреле месяце, мы, студенты, составили спектакль в зале Римского-Корсакова, против Страстного монастыря; я играл Подколесина в "Женитьбе" Гоголя с большим успехом.], тем более, что прочитанная мною в кругу товарищей повесть Чугунное кольцо не только не заслужила одобрения, но вызвала общие порицания. [Она была написана в духе и тоне повестей Рохманова, следовательно, из среды, совершенно мне незнакомой. Это послужило, впрочем, для меня довольно полезным уроком; я с тех пор дал себе слово писать только о том, что сам очень хорошо знаю.]

Выпущен я был в 1844 году действительным студентом, и это время вряд ли было не самым грустным и печальным временем моей жизни: я возвратился на родину; отец уж помер в 1843 году, мать была тяжко больна; с маленьким состоянием, без всяких связей, без определенного какого-нибудь специального направления, я решительно не знал, что мне с собою делать, начал скучать, тосковать, мучиться разубеждением в самом себе и, наконец, заболел; поправившись от болезни, в генваре 1845 года начал службу сверхштатным канцелярским чиновником в Костромской палате государственных имуществ, из которой перешел в том же 1845 году, в августе месяце, в Московскую палату государственных имуществ, где в апреле месяце 1846 года сделан был помощником столоначальника, в этом же году я снова обратился к так давно оставленным литературным занятиям и написал роман в двух частях Виновата ли она? [Этот роман вовсе не та повесть, которая под этим же названием имеет быть напечатана в "Современнике" 1854 года.], который не был напечатан, но замечателен для меня тем, что познакомил меня с Александром Николаевичем Островским, писавшим в это время свою первую комедию Свои люди - сочтемся и вызвавшим впоследствии меня на литературное поприще.

В начале 1847 года я вышел в отставку и снова уехал из Москвы на родину и написал небольшой рассказ Нина [Рассказ этот был в 1848 году напечатан в июньской книжке "Сына Отечества" с большими пропусками и прошел совершенно незамеченным.] и Тюфяка.

В 1848 году 11 октября я женился на дочери покойного Павла Петровича Свиньина{605}, Екатерине Павловне, и поступил в чиновники особых поручений к Костромскому военному губернатору Ивану Васильевичу Каменскому. Служба завладела всем моим временем. Беспрерывные следственные поручения дали мне возможность хорошо познакомиться с бытом простолюдинов и видеть разнообразнейшие страсти людские в самой жизни. В это время я ничего не писал и не читал. Тюфяк был заброшен. [Неудача в напечатании романа Виновата ли она?, которую редакция по многим причинам находила неудобным принять, и неуспешность рассказа Нина лишила меня надежды когда-либо напечатать Тюфяка, и я несколько раз хотел его уничтожить вместе с другими ненужными бумагами.] В 1850 году по представлении начальника губернии определен ассесором Костромского губернского правления, и получил от А.Н.Островского через одного из моих друзей приглашение к участию в "Москвитянине", в котором и был напечатан Тюфяк в 19, 20, 21 NoNo, а вслед за тем напечатана в "Москвитянине" 1851 года, в 3, 4, 5 NoNo, повесть Брак по страсти. В 21 No рассказ Комик. В 1 No 1852 года комедия Ипохондрик, в 17 No очерки М-r Батманов. В 21 No рассказ Питерщик. Кроме того напечатано в "Современнике" роман Богатый жених в NoNo 10, 11, 12, 1851 года и в 1, 2, 3, 4, 5 и 6, 1852. В 1 No 1853 года комедия Раздел и в 11 No рассказ Леший. В генваре 1854 года я вышел в отставку.

Алексей Феофилактович Писемский (1821-1881) — прозаик и драматург, родился в дворянской семье в Костромской губернии, закончил математическое отделение Московского университета, служил в Костроме, после отставки сделался профессиональным писателем и с 1854 г. поселился в Петербурге, где несколько лет редактировал журнал «Библиотека для чтения», затем был соредактором журнала «Русский вестник» (совместно с М Н. Катковым).

Начало литературного творчества Писемского типично для писателей, чья юность пала на 1840-е годы: его первые произведения носят следы влияния творчества Н.В. Гоголя. Таковы повесть «Тюфяк » (1850) и роман «Богатый жених » (1852) — это относится и к повести «Виновата ли она? », завершенной в 1846 г., но опубликованной под другим названием («Боярщина ») и в сильно переработанном виде лишь в 1858 г. Столь же типично, что молодой автор увлеченно пишет и с 1852 г. публикует в журналах очерки «Питерщик», «Плотницкая артель», «Леший» и др. (собраны и изданы в 1856 г. под названием «Очерки из крестьянского быта» ).

Творческим открытием молодого писателя был резко диссонировавший с интонациями обличительной литературы положительный образ «кокинского исправника» Шамаева — «Леший » (1853). Гоголь во втором томе «Мертвых душ», судя по сохранившимся черновым редакциям, создал несколько положительных образов честных и неподкупных деятелей, однако уничтожил уже готовый текст произведения. Демократическая критика после его смерти неустанно пропагандировала тезис, что такой герой невозможен в силу общественной «гнилости» русской жизни. И вот молодой прозаик Писемский на деле показал возможность художественно убедительного решения этой задачи.

Исправники были выборными лицами, и Шамаев выбирался дворянством на свою должность поразительно многократно: «три трехлетия и второе шестилетие». В «Лешем» он вступает в борьбу с неким Егором Парменовым — управителем одного из помещиков, бывшим его лакеем. Барин покровительствует ему за то, что тот вступил «в законный брак с мамзелью, исполнявшей некоторое время при барине должность мадамы». Этот негодяй-управитель нашел себе развлечение в том, что напал в лесу на местную крестьянскую девушку под видом лешего и сделал ее своей любовницей. Крестьянка от потрясения лишилась языка и стала страдать припадками. Исправник разоблачает «лешего» перед помещиком, который просит его назначить нового управляющего по своему усмотрению. Так доверяют окрестные дворяне пользующемуся всеобщим уважением исправнику.

«Леший» уже не физиологический очерк наподобие «Питерщика» — скорее это новелла с напряженной сюжетной интригой и неожиданными поворотами событий. Как вообще нередко у Писемского, отрицательный персонаж (жестокий и вороватый управитель Егор) отличается здесь и развратным нравом. В структуре «Лешего» как бы в зачатке содержатся многие излюбленные черты будущих других произведений А.Ф. Писемского — умение сочетать глубокую серьезность проблематики с увлекательным сюжетом, стремление опираться на ту или иную светлую личность, искать в современности положительного героя, пристрастие к цветастым эротическим линиям и «откровенным» сюжетным сценам. Последнее казалось современникам одной из характерных примет творчества Писемского. Не случайно неизменно блистающий остроумием А.К. Толстой в одном из писем к Б.М. Маркевичу (от 9 мая 1871 г.) шутки ради так пародировал его: «Верю только тому, что рассказывает Писемский: «Тогда он, повалив ее на кровать, сильною рукой сдернул с нее шелковое платье, напрасно старалась она удержать батистовую сорочку. Клочки ее очутились в один миг на персидском ковре. <...> Кузина его, между тем, сидя за чайным столиком, смотрела на эту сцену с притворным равнодушием, но высоко вздымавшаяся косынка предательски обнаруживала ее ревность. «Полно дурачиться, Поль! — сказала она, перекусывая кренделек, взятый у Рабона, — если ты растреплешь Лизу, мы опоздаем на бал к князю Троекурову, а ты знаешь, что я ангажирована австрийским посланником на первый контерданс!»».

Алексей Писемский считал, что любовное чувство, эрос, сильнее разума, оно способно ввергнуть человека в пучину греха и спровоцировать на непоправимые поступки. Так, влюбившись в красивую хитрую авантюристку, честнейший чиновник Ферапонтов в повести «Старческий грех » (1861) совершает ради нее кражу казенных денег и в итоге кончает самоубийством. С другой стороны, в романе «Тысяча душ » (1858), своем итоговом произведении 1850-х годов, Писемский показывает силу самоотверженного чувства благородной девушки — Настеньки Годневой, которая продолжает любить Калиновича, когда-то бросившего ее, чтобы жениться на другой ради богатства и карьеры. Именно Настенька, ставшая знаменитой актрисой, в конце романа приходит на выручку побежденному в неравной борьбе с сильными врагами Калиновичу.

«Тысяча душ » — один из лучших романов А.Ф. Писемского. Его главный герой Яков Васильевич Калинович сознает свою незаурядность, мечтая стать крупным писателем и масштабным администратором. Однако его литературные способности оказываются незначительными, а сделать карьеру без связей он, небогатый разночинец, не может. Потому после мучительной внутренней борьбы он бросает невесту, Настеньку Годневу, и женится на генеральской дочери, кривобокой Полине, которая уже успела побывать любовницей великосветского наглеца и уголовного преступника князя Ивана Раменского и к которой Калинович втайне чувствует физическое отвращение.

В образе Калиновича много однотипного образу Раскольникова из опубликованного несколькими годами позже «Преступления и наказания» Достоевского. Сами конкретные деяния Калиновича и Раскольникова, разумеется, в корне отличаются друг от друга. Но там и там герой переступает через человеческое в себе, через совесть — переступает во имя целей, которые кажутся ему высокими и оправдывающими нравственно недопустимый поступок.

По-разному выглядит и дальнейшая судьба героев, их «наказание». Связи Полины помогли Калиновичу стать вице-губернатором в той губернии, в которой тот «некогда был ничтожным училищным смотрителем». Здесь он повел беспощадную борьбу со взяточниками, недобросовестными подрядчиками и иными нарушителями закона (например, спас дворянина Язвина, которого родственники пытались отдать в сумасшедший дом, чтобы завладеть его имуществом, и затем сумел добиться отстранения от должности самого губернатора, участвовавшего в этой афере). Встречные интриги лопнули: оказалось, что Калинович в Петербурге «на семи якорях стоит». Так продолжалось, пока он не атаковал князя Ивана Раменского, которого «посадил в острог». Но тут его жена Полина неожиданно выступила в защиту своего давнего любовника, первого в ее жизни мужчины (характерный для Писемского поворот событий). Несокрушимый Калинович (которого успели даже назначить новым губернатором) вдруг оказался отстранен от должности «с преданием суду». Жена его вскоре скончалась, ограбленная перед смертью князем, ловко распорядившимся ее капиталом. «Сломанный нравственно» Калинович женился, однако, на Настеньке, которая «оставила театр и сделалась действительною статскою советницею».

После опубликования романа «Тысяча душ», принесшего ему славу, А.Ф Писемский печатает в редактируемом им журнале «Библиотека для чтения» серию фельетонов «Никиты Безрылова » (1861), которые впервые сделали ему врагов в лагере леволиберальной журналистики.

Поехав в 1862 г. за границу, он познакомился в Лондоне с А.И. Герценом. Поступок этот типичен для русских писателей того времени, считавших себя людьми прогрессивными. Однако людям свойственно весьма различно понимать, в чем состоит суть понятия прогрессивности и ему подобных. Эта истина зримо проявила себя в данном случае: знакомство и затем беседы с Герценом, перешедшие в принципиальные споры, привели Писемского к резкому идейному размежеванию с ним. Вероятно, писатель впервые осознал, что Герцен и его сторонники внутри России хотят для своей страны совсем не того, о чем мечтал сам Алексей Писемский как патриот Отечества. Итогом всего, что закипело после этого в его душе, стал написанный за считанные месяцы «антинигилистический» роман «Взбаламученное море » (1863), который был встречен в «демократических» кругах с крайним озлоблением — автора подвергли оголтелой травле в печати, хулиганы швыряли в него экземпляры романа и т.д. и т.п. Ни один другой автор «антинигилистических» романов столь изощренной обструкции не подвергался. Алексей Писемский ощущал на себе ненависть задетых им кругов до конца своей жизни.

В процессе чтения «Взбаламученного моря» становится ясной смысловая взаимопроекция названия и структуры произведения «Реформы » начала 1860-х годов (отмена крепостного права, судебная реформа, военная реформа и т. д.) фактически были не реформами как таковыми (постепенно и осторожно, шаг за шагом осуществляемыми изменениями), а своеобразной «революцией сверху», и привели общество во «взбаламученное» состояние. Примером того, какие непредвиденные следствия они имели, может послужить крестьянское восстание в селе Бездна, которое подавлялось с применением военной силы. Естественно, что в оказавшемся в состоянии шока обществе оживились не только политические заговорщики и террористы разного толка, но и многочисленные негодяи, ловившие рыбку в мутной воде и создававшие в стране настоящие уголовные мафии.

Главный герой романа "Взбаламученное море " Александр Бакланов, если судить формально, родовитый дворянин. Однако повествователь не без иронии говорит, что один его предок был повешен при Иване IV, другой отличился под Полтавой, а при Екатерине II Баклановы «служили землемерами». Современное дворянство деградировало, оно погрязло в разврате и безверии — эта мысль прямо или подспудно проходит через роман как своего рода рефрен. Бакланов влюблен в подругу своих детских игр Софи Басардину. Ее мать Надежда Павловна однажды вспоминает, как в детстве на правах «воспитанницы» с несколькими другими девочками из небогатых дворянских семей жила в доме князя Д (он был когда-то начальником ее отца, секунд-майора Рылова). Князь отличался тем, что время от времени зазывал к себе одну из воспитанниц, насыпал ей на грудь табаку и нюхал его. Дочь князя, графиня N, была авантюристкой и славилась тем, что сменила несколько мужей. В конце концов младший сын князя попытался изнасиловать Надину, после чего она написала отцу отчаянное письмо с просьбой забрать ее. Повествователь с сарказмом сообщает, что старый князь «величественным наклонением головы изъявил согласие».

Бакланов после Московского университета искренне горит желанием служить Отечеству и с этим намерением возвращается в родные места. Но в российской глубинке такое же «взбаламученное море», как и в обеих столицах. Бакланов неоднократно проявляет юношескую неразборчивость в знакомствах — например, становится приятелем местного помещика Ионы Мокеича («Ионы-циника»), держащего у себя целый гарем из молодых крестьянок. Делами губернии фактически заправляет на правах финансового «иерарха» жадный, властолюбивый и развратный откупщик Галкин, а также его подручный Мозер, действующий откровенно уголовными методами. Бакланов однажды с любопытством наблюдает, как оба они театрально молятся перед православными иконами и исполняют это «в совершенстве, хорошо, видно, поняв свое прежнее религиозное заблуждение». Галкин утопает в роскоши и ведет себя, как типичный «мещанин во дворянстве». Однако, что характерно, его сыновья-гимназисты, с которыми также знакомится Бакланов, всем в России недовольны и оба мечтают стать революционерами.

Судьба Александра Бакланова причудливо переплетается с судьбой «роковой» красавицы Софи Басардиной, сначала вышедшей по расчету за старика Ленева, затем ставшей содержанкой откупщика-выкреста Галкина. Бакланов прощает Софи все ее измены и ничего не может поделать со своей непреодолимой страстной любовью к ней (женившись на красавице Евпраксии, он в конце концов и от жены бежит к Софи). Пустившись за ней в путешествие по градам и весям, Бакланов претерпевает множество приключений, в Петербурге сводит знакомство... с писателем Писемским (тот читает в узком кругу свою повесть «Старческий грех»), оказывается в обществе нигилистов, попадает в Лондон к Герцену и едва не оказывается вместе со своими играющими в революцию дружками на скамье подсудимых.

Во «Взбаламученном море» еще множество других героев и автономных сюжетных линий, причудливо пересекающихся самым непредсказуемым образом и разворачивающихся в различных уголках России и зарубежной Европы. Может вызвать удивление то, что в этом произведении нет обычной для Писемского строгости и последовательности построения сюжета. Однако композиционная «расхристанность» явно создана писателем сознательно и призвана художественно отображать собой все ту же сделанную заглавием романа метафору «взбаламученного моря». Благодаря широте авторского сюжетного «плацдарма» в произведении представлена в ее целом панорама перипетий «смутного времени» в России 60-х годов XIX в.

В XX в роман «Взбаламученное море» неизменно подвергался голословной критике как «реакционное» произведение. Неоднократно утверждалось также, что это якобы «слабая» и «неудачная» книг а. Последнее выглядит как откровенная клевета, направленная на заочную дискредитацию романа. Ввиду своей политической остроты после революции 1917 г. и до наших дней «Взбаламученное море» еще не было переиздано ни разу, так что читателю по-прежнему трудно составить о нем собственное представление и сопоставить изображенное в нем с теми или иными коллизиями своего времени.

Романы «Люди сороковых годов » (1869), «В водовороте » (1871), «Мещане » (1877), «Масоны » (1880) продолжали показывать читателю, что талант А.Ф. Писемского не ослабевает. О том же говорили драматургические успехи писателя, создавшего пьесы «Горькая судьбина » (1859), «Ваал » (1873), «Хищники » (1873) и др.

Произведения Писемского продолжал отличать свойственный уже «Тысяче душ» и «Взбаламученному морю» своеобразный «катастрофам» сюжетов, их острота и антибуржуазный пафос. В них, как правило, огромную роль по-прежнему играла и любовная линия, которая порою и приводит у Писемского к трагедиям и катастрофам. Так, в романе «В водовороте » непреодолимая страсть к красавице-нигилистке Елене Жиглинской довела до самоубийства князя Григорова, не пожелавшего во имя любви разрушить свою семью. В «Масонах » сестры Сусанна, Муза и Людмила обрисованы как живые символы трех ипостасей женского начала (непорочная стыдливость, лирическая нежность и бездумная безоглядная страсть). Именно страстная и доверчивая Людмила вскоре погибает, по-гусарски обманутая разыгрывающим светского льва подлецом и циником Валерианом Ченцовым.

Роман «Масоны » в какой-то мере можно считать историческим (начало действия отнесено в нем к 1835 г.). Масоны изображены в нем как благородные борцы с общественным злом, нередко терпящие в неравной борьбе поражение. Разумеется, А.Ф. Писемский обладал весьма односторонними сведениями о масонском движении и его целях (каковы они есть в реальности), и изображенное им не более чем условный литературный образ. У романа обычный для Писемского увлекательный сюжет, в нем созданы прекрасные реалистические характеры — глава масонов Егор Егорыч Марфин, музыкант Лябьев (его прототип — композитор Алябьев), капитан Аггей Никитич Зверев и др. В то же время этот последний роман писателя выглядит несколько затянутым и сюжет в нем сравнительно с другими романами развивается экстенсивно.
Искренность и прямота А.Ф. Писемского в сочетании с огромным талантом несмотря на его «реакционную» репутацию привлекали к нему наиболее вдумчивых читателей в XIX в. В XX в. его произведения продолжали оставаться классикой русской реалистической прозы и драматургии.

Алексей Писемский, биография которого была нами рассмотрена, — писатель могучего таланта, произведения которого занимают одно из первых мест в русской прозе XIX в. и без которых немыслима история русской драматургии. Самостоятельность творческой позиции Писемского, его внутренняя независимость и масштабность художественного мышления заставляют считать Писемского «непризнанным классиком» нашей литературы. Его творческое наследие анализировалось несравненно меньше, чем творчество Л.И. Герцена или И А. Гончарова, а тем более, Ф.М. Достоевского или Л.Н. Толстого, и ждет своего дальнейшего изучения.

В 50-е годы не остались незамеченными критикой «Очерки из крестьянского быта» Алексея Феофилактовича Писемского - «Питерщик», явившийся первым рассказом из этой серии и опубликованный в «Москвитянине» в 1852 году, затем последовавший за ним «Леший» (1853) и «Плотничья артель» (1855). Тематически к циклу примыкали рассказы «Старая барыня» (1857) и «Батька» (1862).

Алексей Феофилактович Писемский - 11 (23).III. 1821, деревня Раменье Чухломского уезда Костромской губернии - 21.I (1)II.1881, Москва. Прозаик, драматург родился в небогатой дворянской семье, с 1834 по 1840 год учился в Костромской гимназии. В 1840 году поступил на математическое отделение Московского университета. В студенческие годы он увлекается произведениями Гоголя, статьями Белинского. Критикой его имя было поставлено в один ряд с именами Тургенева, Гончарова, Островского. Он вошел в литературу в период господства в ней натуральной школы. Писемский был близок к кружку Островского, молодой редакции «Москвитянина». В 1856 году принимал участие в литературно-этнографической экспедиции. Он посетил Астрахань, исследовал быт населения побережья Каспийского моря. Результатом поездки явились напечатанные в 1857 году в «Морском сборнике» очерки «Астрахань», «Бирючья коса», «Баку» и другие.

Вершиной творчества Писемского 50-х годов считается антикрепостнический роман «Тысяча душ» и народная драма «Горькая судьбина». В этот период его произведения носят следы плодотворного влияния реалистической школы Гоголя.

Уже на первый из рассказов А.Ф. Писемского («Питерщик») откликнулись в начале 1853 года «Отечественные записки» и «Современник», которые в дальнейшем неоднократно возвращались к оценке рассказов и в целом очерков из крестьянского быта, вышедших в 1856 году отдельным изданием. Рецензенты подчеркивали особое умение Писемского «живо и быстро обрисовывать перед читателем какой-нибудь характер», отмечали, что талант писателя особенно ярок в небольших физиологических очерках, видели в Писемском одного из лучших знатоков простонародного быта. «Прочитав его рассказ («Леший». - А.Ф.), вы чувствуете, что побывали в деревне, говорили с мужиками и очень хорошо с ними познакомились» 1 . Критика верно улавливала в произведениях Писемского знание народной жизни, умение документально точно отразить быт крестьян. В очерках дана широкая картина крепостной деревни, обнаруживаются черты этнографизма в описаниях народных обычаев, деревенских развлечений, свадебных обрядов, даже сами названия мест, где разворачивается действие, не вымышлены, а взяты из жизни.

Писемский документально исследует жизнь народа. «Очерки из крестьянского быта» носят во многом этнографический характер, включая два обязательных элемента очерков подобного типа - этнографию и фольклор. Для Писемского характерно, как и для Даля, соотнесение этнографического материала с точными географическими объектами изображения. Так, в рассказе «Питерщик» дано точное описание Чухломского уезда Костромской губернии. Автор замечает: «Чухломской уезд резко отличается от других, - это вы замечаете, въехавши в первую его деревню». Писемский наблюдает особенности деревенского зодчества: большие дома, «изукрашенные разными разностями: узорными размалеванными карнизами, узорными подоконниками, какими-то маленькими балкончиками, разрисованными ставнями и воротами» 2 . Писатель подчеркивает местный колорит, рисует детали костюма бедных и богатых, обращает внимание на лица крестьян, стоящих в церкви. Автор подробно описывает жилище питерщика, заостряя внимание на убранстве его комнаты: полоски французских, русских обоев, потолок, расписанный букетами, красного дерева киот с образами и стол, на котором были нарисованы тарелки. Языковая крестьянская стихия также вторгается в очерк. Речи крестьян полны пословиц и поговорок («Старый, что малый», - говорит питерщик). Приводит писатель и описание деревни глазами приезжего. В рассказе множество сведений этнографического характера.

В «Очерках из крестьянского быта» Писемский приводит также крестьянские суеверия как средства характеристики народного мировоззрения. Бытовые суеверия воспринимаются писателем как показатель народного миросозерцания, а народная поэзия - как степень развития народной культуры. Это находит отражение в рассказе «Леший», но в нем в отличие от Тургенева, поэтизирующего народные представления крестьянских детей («Бежин луг»), писатель подчеркивает губительную силу крестьянских суеверий и предрассудков, порожденных условиями деревенского быта. Не обошел Писемский в своем творчестве и народные образы колдуна и знахарки («Плотничья артель»). Писатель включает в рассказ сведения о приемах колдовства, описания различных действий колдуна, наговоров, использование специальных трав, умывание росой на дворе. Такой колдун из деревни Печуры, прозванный в народе «печерский старичище», «седой и старый, бородища нечесаная, волосищи на голове, как овин, нос красный, голос сиплый». В народном трезвом реалистическом представлении он выглядел плутом, «плутом в народе обзывался». Однако суеверия крестьян, боязнь неведомой силы были сильнее реальности: «коли свадьба… за беспременно звали его да угощали, а то навек жениха не человеком сделает» 3 .

В рассказе есть образ деревенской знахарки Федосьи. Она в представлении крестьян носительница зла и изображена с непременными атрибутами знахарства: с четырьмя коробками трав, «с камушками разными, с землей тоже всякой из-под следов человеческих».

В очерке «Плотничья артель» Писемский широко использует фольклор. Начиная с описания деревенской природы, он как бы сразу вводит читателя в мир простой русской жизни, да и сам автор, члены его семьи являются непосредственными участниками действия. Вслед за лирической картиной весны, пришедшей на смену зиме, Писемский изображает картину гуляния деревенской молодежи. «Гульбища эти по нашим местам нельзя сказать чтоб были одушевлены: бабы и девки больше стоят, переглядываются друг с другом, и долго-долго собираясь и передумывая, станут, наконец, в хоровод и запоют бессмертную: “Как по морю, как по морю…”» 4 . Тонкий, все подмечающий наблюдатель, Писемский фиксирует все детали хоровода… «Одна из девок, надев на голову фуражку, представит парня, убившего лебедя, а другая - красну девицу, которая подбирает перья убитого лебедя дружку на подушечку, или разделясь на два города, ходят друг другу навстречу и поют: одни: “А мы просо сеяли-сеяли”, другие - “А мы просо вытопчем, вытопчем”» 5 . Писатель реалистически воссоздает крестьянский быт с его обыденными мелочами и неназойливыми подробностями. В рассказе дана целая галерея мастеровых-плотников, каждый из них - своеобразный индивидуальный характер. С образом Сергеича Писемский связывает фольклорную струю рассказа, отмечая, что этот «благообразный» старик говорит особым народным языком, переполненным народными поговорками и прибаутками. Сергеич, в прошлом «дружка из дружек», передает пытливому барину разнообразные свадебные приговоры и обряды, начиная с момента сватовства до прощальных тостов за свадебным столом. «Сговоры, государь мой милостивый, - отвечал Сергеич, кажется очень довольный моим вопросом, - начинаются, ежели дружка делом правит по порядку» 6 . Речь Сергеича рифмованная, как пишет Писемский, он говорит «всклад»: «Нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет, да!»; «Пора бы не бревна катать, а лыко драть, да на печке лежать - да!».

Сергеич - подлинный носитель обрядовой народной поэзии. Он сам намекает на свое родство с ней. На вопрос автора: «Отчего это ты все всклад говоришь?» - он отвечает: «Такая уж моя речь; где и язык-то набил - на то не помню; с хороводов, да песен, видно, дело пошло; но и тоже, грешным делом, дружиничал по свадьбам» 7 .

Ему знакомы все свадебные обряды, все они даны в духе народной поэтики, а сам дружка выступает как талантливый исполнитель и импровизатор народного творчества. Автор отмечает, что Сергеич был в душе мастер по свадебному делу и что он некоторые приговоры сам был способен сочинять. Народна его фразеология: «У вас, хозяин, есть товар, а у нас есть купец; товар ваш покажите, а купца нашего посмотрите»; «Красная девица, дайте знать, как вас звать?»; «Господи, помилуй нас. Добрый молодец, как вас звать?». Здесь мы наблюдаем исконно фольклорные поэтические средства: добрый молодец, красна девица. Дружка знает и передает автору, как невеста «обвывает свой девичий век»: «…не лес к сырой земле клонится, добрые люди богу молятся. Не стречай-ка ты, родимый батюшка, своих дорогих гостей, моих разлучников; сажай-ка за стол под окошечко свата-сватьюшку, дружку-засыльничка ко светцу, ко присветничку; не сдавайся, родимый батюшка, на слова их на ласковые, на поклоны низкие, на стакан пива пьяного, на чару зелена вина; не отдавай меня, родимый батюшка, из теплых рук в холодные, ко чужому отцу, к матери» 8 . Эти свадебные причитания созвучны поэтике народных плачей. Поэтические образы народной поэзии: добрые кони, чистое поле, путь-дороженька, синее небо под звездами, черные облака - все эти элементы устного народного творчества наполняют приговоры дружки, соскочившего с коней и бегущего к невестиной избе под окошко. «Стоят наши добрые кони во чистом поле, при пути, при дороженьке, под синими небесами, под чистыми под звездами, под черными облаками; нет ли у вас на дворе, сват и сватьюшка, местечка про наших коней?» 9 . Дружка по сеням идет, молитву творит и себе приговор говорит: «Идет дружка лесенкой кленовой, листиком калиновым, берется друженька за скобочку полужоную» 10 . И снова в рассказе присутствуют элементы народной стихии, которой так мастерски умел пользоваться Писемский. В воспроизведении мужицкого говора героя он достигал, по замечанию Венгерова, совершенства. «Сам я, сватушка, двери на петли поведу, без аминя не войду». Шутки и каламбуры характерны для его народной речи: «Скок через порог, насилу ножки переволок!» Сам Сергеич замечает: «…чтобы с шутки начать, да и дело кончать» 11 .

Так при помощи фольклорных средств создает Писемский характер крестьянского героя - талантливого выразителя народного духа, носителя народной культуры. Образ дружки - это сквозной образ многих этнографических очерков и рассказов в литературном процессе времени (Григорович, Писемский, Максимов).

Метка, образна и подлинно народна и речь Петра, другого члена плотничьей артели. Его внешний облик говорит сам за себя: «Уставщик Петруха был мужик высокого роста, сухой, со строгим выражением в глазах». Петруха - порченый, как он сам себя называет. История его жизни позволяет Писемскому наполнить рассказ множеством народных поверий о колдунах, порче и тому подобных вещах. Однако истинная драма Петра обусловлена неоднородностью крестьянской общины, к изображению которой Писемский обратился одним из первых. Писатель наглядно показывает, что все члены артели фактически находятся в кабале у Пузича - жадного до денег, но никчемного работника. Так и Петр, вышедший почти нищим из раздела, попадает в зависимость от Пузича, а затем в порыве ненависти убивает его. Сам Петр, кажется, давно смирился со своей судьбой. «Давно уж, видно, мне дорога туда сказана!» - отвечает он на вопрос рассказчика. Несмотря на то что Пузич убит Петром в порыве справедливого возмездия за издевательство над беззащитным Матюшкой, крестьяне, видевшие это, осуждают убийцу. Осуждает поступок Петра и Сергеич: «За то его, батюшка, Бог наказал, что родителя мало почитал. Тогда бы стерпел - теперь бы слюбилось» 12 .

Картины крестьянской жизни у Писемского ярки и многообразны. В их изображении писатель сливается с устным народным творчеством.

Русская литература XIX века

Алексей Феофилактович Писемский

Биография

Писемский, Алексей Феофилактович - известный писатель. Род. 10 марта 1820 г. в усадьбе Раменье Чухломского у. Костромской губ. Род его - старинный дворянский, но ближайшие предки П. принадлежали к захудалой ветви; дед его был безграмотен, ходил в лаптях и сам пахал землю. Отец писателя определился солдатом в войска, шедшие завоевать Крым, дослужился на Кавказе до чина майора и, возвратясь на родину, женился на Евдокии Алексеевне Шиповой. Он был, по словам сына, «в полном смысле военный служака того времени, строгий исполнитель долга, умеренный в своих привычках до пуризма, человек неподкупной честности в смысле денежном и, вместе с тем, сурово строгий к подчиненным; крепостные люди его трепетали, но только дураки и лентяи, а умных и дельных он даже баловал иногда». Мать П. «была совершенно иных свойств: нервная, мечтательная, тонко-умная и, при всей недостаточности воспитания, прекрасно говорившая и весьма любившая общительность»; в ней было «много душевной красоты, которая с годами все больше и больше выступает». Двоюродными братьями ее были известный масон Ю. Н. Бартенев (полковник Марфин в «Масонах») и В. Н. Бартенев, образованный флотский офицер, оказавший важное влияние на П. и изображенный в «Людях сороковых годов» в лице симпатичного Эспера Ивановича. Детство П. прошло в Ветлуге, где отец его был городничим. Ребенок, унаследовавший от матери ее нервозность, рос свободно и независимо. «Учиться меня особенно не нудили, да я и сам не очень любил учиться; но зато читать и читать, особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я уже прочел - в переводе, разумеется - большую часть романов Вальтер Скотта, „Дон-Кихота“, „Фоблаза“, „Жиль-Блаза“, „Хромого беса“, „Серапионовых братьев“ Гофмана, персидский роман „Хаджи-Баба“; детских же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их находил очень глупыми». Об образовании его заботились мало: «Наставники у меня были очень плохи, и все русские». Языкам - кроме латинского - его не учили; языки ему вообще не давались, и он не раз впоследствии страдал от этого «подлейшего неведения языков», объясняя свою неспособность к их изучению перевесом способностей к наукам философским, абстрактным. Четырнадцати лет он поступил в костромскую гимназию, где начал писать и пристрастился к театру, а в 1840 г. перешел в Московский университет, «будучи большим фразером; благодарю Бога, что избрал математически факультет, который сразу же отрезвил меня и стал приучать говорить только то, что сам ясно понимаешь. Но этим, кажется, только и кончилось благодетельное влияние университета». С этим пессимистическим замечанием согласны не все биографы П. Как ни скудны были собственно научные сведения, приобретенные им на факультете, образование все-таки несколько расширило его духовный кругозор; еще важнее могло быть знакомство с Шекспиром, Шиллером («поэтом человечности, цивилизации и всех юношеских порывов»), Гете, Корнелем, Расином, Руссо, Вольтером, Гюго и Жорж-Зандом, особенно с последней. Увлекался П., впрочем, только ее проповедью свободы чувств и женской эмансипации, а не общественными идеалами, провозглашенными в ее произведениях. Хотя, по словам П., он успел за время бытности в унив. «сознательно оценить русскую литературу», однако идейное движение 40-х годов вообще мало отразилось на развитии П., и главный деятель эпохи, Белинский, оказал влияние разве на его эстетические теории, но никак не на социальные воззрения. Славянофильство также оставалось ему чуждо. Его духовные интересы связаны были почти исключительно с театром. В 1844 г. он «снова стяжал славу актера»: знатоки ставили его в роли Подколесина даже выше Щепкина. Слава первоклассного чтеца всегда оставалась за П., но «репутация великого актера, которая была ему составлена в Москве и которой он очень гордился, не выдержала окончательной пробы в Петербурге» (Анненков). В 1844 г. П. окончил курс университета; отца его в это время уже не было в живых, мать была разбита параличом; средства к жизни были весьма ограничены. В 1846 г., прослужив два года в Палате государственных имуществ в Костроме и Москве, П. вышел в отставку и женился на Екатерине Павловне Свиньиной, дочери основателя «Отечественных записок». Выбор оказался чрезвычайно удачным: семейная жизнь внесла много светлого в судьбу П. В 1848 г. он снова поступил на службу, чиновником особых поручений к костромскому губернатору, затем был асессором губернского правления (1849-53), чиновником главного управления уделов в Петербурге (1854-59), советником Московского губернского правления (1866-72). Служебная деятельность, окунув П. в глубь мелочей повседневной провинциальной жизни, оказала значительное влияние на материал и метод его творчества. «Трезвость», вынесенная П. из университета, окрепла вдали от волнений напряженно-культурной жизни. На литературное поприще он выступил в первый раз с маленьким рассказом «Нина» (в журнале «Сын Отечества», июль, 1848 г.), но первым произведением его должно считать «Боярщину», написанную в 1847 г. и по воле цензуры появившуюся в печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнут всеми характерными особенностями таланта П.: чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости «возвышенных» чувствований и, наконец, превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 г., войдя в сношения с молодой редакцией «Москвитянина», П. послал туда повесть «Тюфяк», которая имела громкий успех и вместе с «Браком по страсти» выдвинула его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850-54 гг. появились его «Комик», «Ипохондрик», «Богатый жених», «Питерщик», «Батманов», «Раздел», «Леший», «Фанфарон» - ряд произведений, до сих пор не потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности. Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые, явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения. Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове за четыре года до появления «Рудина»; ординарность Шамилова, сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон произведений П. Переселясь в 1853 г. в Петербург, Писемский произвел здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать, первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и философских разговоров, «показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем ни ученика, ни поклонника»; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные находили в нем противника, «сильного простым здравым смыслом, но совершенно неподготовленного к их усвоению». В материальном отношении П. в Петербурге был стеснен; жизнь его «подходила к жизни литературного пролетария». Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г. напечатаны в «Современнике» «Фанфарон» и в «Отеч. зап.» «Ветеран и новобранец»; в 1855 г. - критическая статья о Гоголе, лучший рассказ П. из народного быта «Плотничья артель» и повесть «Виновата ли она»"; оба последние произведения имели большой успех, и Чернышевский в обзоре литературы за 1855 год назвал повесть П. лучшим произведением всего года. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд этнографических командировок на окраины России, П. принял на себя Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей в «Морском сборнике» и «Библиотеке для чтения». Весь 1857 г. П. работал над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой рассказ «Старая барыня». В 1858 г. П. принял на себя редакцию «Библиотеки для чтения»; его «Боярщина» явилась, наконец, на свет, а в «Отечественных записках» был напечатан его chef d’oeuvre - роман «Тысяча душ». Не прибавляя почти ни одной новой черты к облику писателя, уже выразившемуся в его первых произведениях, роман, как наиболее глубоко задуманное и тщательно обработанное его произведение, характернее всех остальных для художественной физиономии автора «и, прежде всего, для его всепоглощающего глубоко-жизненного реализма, не знающего никаких сентиментальных компромиссов». В широкую картину расшатанного общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре Калиновича все - в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями автора, отрицавшего художественный дидактизм, - видели отражение модной идеи конца 50-х годов: идеи «благородного чиновника», изображенного здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что «вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной идее», отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию, - наиболее удачный положительный образ П. Быть может, благоприятные внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни П., дали ему уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов. По этой мягкости близка к «Тысяче душ» небольшая, но сильная и глубоко трогательная повесть «Старческий грех» (1860). Еще ранее этой повести - одновременно с романом - напечатана была в «Библиотеке для чтения» знаменитая драма П. «Горькая судьбина». Основа пьесы взята из жизни: автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы - явка Анания с повинной - столь законный и типичный для русской бытовой трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по внушению артиста Мартынова. Вместе с первыми рассказами П. из народной жизни «Горькая судьбина» считается наиболее сильным выражением его реализма. В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи Писемский никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь в недра народной жизни, П. оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях из быта культурных классов. Общий дух морали, разлитый в мужицком мире «Горькой судьбины», неизмеримо выше удручающей атмосферы «Боярщины» или «Богатого жениха». Поставленная в 1863 г. на александринской сцене драма П. имела чрезвычайный успех и до «Власти тьмы» была единственной в своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики.

Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были апогеем славы П. К известности талантливого писателя присоединилась репутация замечательного чтеца; блестящий и авторитетный критик, Писарев, посвящал ему хвалебные этюды; он был редактором большого журнала. Коренное противоречие между духом этой эпохи и мировоззрением П. должно было, однако, привести к печальному исходу. П. не принадлежал ни к какой определенной группе и, не пытаясь примирить их воззрения каким-либо эклектическим построением, склонен был видеть одни слабые их стороны. Чуждый новому литературному направлению, П. вздумал бороться с ним легким и модным оружием - насмешкой, сатирой, памфлетом. Этим оружием успешно владели его противники, сильные другими сторонами своей деятельности и прежде всего - своей широкой популярностью; но совершенно иным было положение П. Когда в журнале П., имевшем очень слабый успех, начался в конце 1861 г. ряд фельетонов за подписью Старая фельетонная кляча Никита Безрылов, уже невинной и благодушной насмешки первого фельетона над литературными вечерами и воскресными школами было достаточно, чтобы печать с «Искрой» во главе разразилась против П. бурей негодования. Дальнейшая полемика привела к тому, что редакторы «Искры» вызвали П. на дуэль, а авторитетная редакция «Современника» объявила себя солидарной с яростной статьей «Искры» о Безрылове. Глубоко потрясенный всем этим, П. порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь, на страницах «Русского вестника», появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей (где П. во время Лондонской выставки познакомился с русскими эмигрантами), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое мнение о «Взбаламученном море» как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная роману критика видела в нем «брань молодого поколения» (Зайцев в «Русск. слове», 1863, No 10), «личную желчь, желание оскорбленного автора отмстить противникам, не признававшим его таланта» (Антонович в «Соврем.», 1864, No 4); но все это применимо до известной степени только к последней части романа; по признанию самого автора, «если здесь не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь». Противники П. не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после инцидента с «Искрой» ставил П. выше Тургенева и находил, что старое поколение изображено в «Взбаламученном море» в гораздо более непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия - положительное лицо романа, списанное с жены автора, - противополагает молодых идеалистов герою, который во всех своих идеалистических и эстетических метаниях остается грубым материалистом. Вообще, роман написан слабо, но не лишен интересных образов (напрель, Иона-циник). Из Москвы П. прислал в «Отечественные записки» новое произведение, напечатанное в 1864 г. Это «Русские лгуны» - «чисто рубенсовская коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья». П. стал было заведовать беллетристическим отделом «Русского вестника», но в 1866 г. опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил П. С этого времени им овладевает «памфлетическое отношение к сюжетам», проникая собою не только боевые изображения современности, но и картины отжившего быта. К последним относятся драмы, появившиеся в 1866 - 08 гг. в журнале «Всемирный труд»: «Поручик Гладков», «Самоуправцы» и «Бывые соколы». В 1869 г. появился в славянофильской «Заре» роман П. «Люди сороковых годов». Художественное значение романа незначительно; яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в техническом отношении, в связи и расположении частей он значительно ниже прежних произведений автора. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, не находят в авторе сочувствия; социальная проповедь Жорж-Занд и Белинского кажется его любимцу - эстетику, мистику и идеалисту Неведомову - «писанием с чужого голоса», а по адресу славянофилов устами здравомыслящего Зимина направляется упрек в незнании народа - упрек, который П. повторял и впоследствии, видя в славянофильстве одно «религиозно-лингвистическое сантиментальничанье». Весьма важны автобиографические элементы романа, на которые П. не раз указывал как на дополнение к своей биографии. Здесь и его отец, в лице полковника Вихрова, и его воспитание, гимназия и увлечение театром, университет, студенческая жизнь, интерес к известной стороне «жорж-зандизма» и многое другое, игравшее роль в жизни автора. Критика отнеслась в общем неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в публике. Появившийся около того же времени немецкий перевод «Тысячи душ» вызвал в Германии целый ряд сочувственных критических отзывов (Юлиана Шмидта, Френцеля и др.). Через два года («Беседа», 1871) появился новый роман П., «В водовороте», где автор пытался «представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде». По своему литературному значению этот роман еще ниже предыдущего. Затем П. обратился к новому предмету обличения: ряд драм-памфлетов рисует в грубых и малореальных красках финансовых дельцов. «Подкопы» (комедия, в «Гражданине», 1873) - памфлет настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала, - посвящены высшей администрации; «Ваал», «Просвещенное время» («Русский вестник», 1873 и 75) и «Финансовый гений» изобличают концессионеров, биржевиков, капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели успех, но «Финансовый гений» показался редакции «Русского вестника» настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в маленькой «Газете Гатцука». В столь же незначительных органах появились и два последние романа П.: «Мещане» («Пчела», 1877) и «Масоны» («Огонек», 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и наглого «Ваала», противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным «мещанством», и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить поэтической абстракции жизненность. В «Масонах» автор блеснул богатыми историческими сведениями [Ему в этом отношении очень много помог Вл. С. Соловьев.], но роман мало занимателен, и интересных фигур в нем, кроме упомянутого выше полковника Марфина, почти нет. Успеха он не имел никакого. «Я устал писать, а еще более того жить, - писал П. Тургеневу весной 1878 г., - тем более, что хотя, конечно, старость - не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему». Это тягостное настроение владело П. еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще и физические недуги. Светлыми моментами последних лет жизни П. были празднование 19 января 1875 г. (на полтора года позже, чем следует), в обществе любителей российской словесности, двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине как историческом романисте, произнесенная П. на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое несчастие - безнадежная болезн ь другого сына, доцента Московского университета - надломила исстрадавшийся организм П. Обычный припадок острой тоски и мнительности не завершился тихой грустью и физическим изнеможением, как бывало прежде, но перешел в предсмертную агонию. 21 января 1881 года П. скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни публике значительной утратой для литературы, и погребение его представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского. В воспоминаниях людей, знавших П., резко отпечатлелся его характерный и сильный образ, в котором слабые стороны значительно перевешиваются достоинствами. Он был человек добродушный, с глубокой жаждой справедливости, чуждый зависти и при всем сознании своих заслуг и дарований удивительно скромный. Всеми особенностями своего духовного склада, от неуменья усвоить себе иностранную культурность до непосредственности, юмора и меткости суждений простого здорового смысла, он выдавал свою близость к народу, напоминая умного великорусского мужика. Основная черта его характера стала первостепенным достоинством его дарования; это - правдивость, искренность, полное отсутствие отмеченных им в статье о Гоголе недостатков догоголевской литературы: «напряженности, стремления сказать больше своего понимания, создать что-то выше своих творческих сил». В связи с этим он, один из величайших русских реалистов после Гоголя, защищал в теории «искусство для искусства» и ставил своему учителю в упрек желание «поучать посредством лирических отступлений» и «явить образец женщины в лице бессмысленной Улиньки». Впоследствии П. пожертвовал этими взглядами в угоду дидактическим намерениям. Не это, однако, было причиной упадка его таланта. Многосложные процессы общественной жизни, которые П. взял предметом своих позднейших романов, требовали для правдивого, хотя бы даже и не исчерпывающего изображения не одного дарования, но и определенной и достаточно возвышенной точки зрения. Между тем еще Ап. Григорьев, которого никак нельзя заподозрить в дурном отношении к Писемскому, замечал о его ранних произведениях, что они «говорят всегда за талант автора и довольно редко - за его миросозерцание». Но этого таланта было вполне достаточно, чтобы дать поразительно верную и рельефную картину элементарно-простого строя дореформенной России. Объективность настолько глубоко проникает лучшие создания П., что Писарев называл Гончарова - это воплощение эпического творчества - «лириком в сравнении с П.». Скептическое отношение к представителям красивого празднословия, не переходящего в дело, наравне с широкими и мрачными картинами отживающего быта сослужило незаменимую службу тому движению, которому суждено было порвать связь между первоклассным писателем и русской читающей публикой. «Полное собрание сочинений П.» издано товар. Вольф в 24 тт. (СПб., 1895). В 1 т. этого (2-го изд.) напечатаны: «Библиография П. Список книг, брошюр и статей, касающихся жизни и литературной деятельности П.», критико-биографический очерк В. Зелинского, статья П. Анненкова «П., как художник и простой человек» (из «Вестника Европы», 1082, IV), четыре автобиографических наброска и письма П. к Тургеневу, Гончарову, Краевскому, Буслаеву (о задачах романа), Анненкову и французскому переводчику П., Дерели. Материалы для биографии П., кроме вышеуказанных, - в статьях Алмазова («Русский архив», 1875, IV), Боборыкина («Русские вед.», 188, No 34), Горбунова («Новое время», 1881, No 1778), Русакова, «Литературный заработок П.» («Новь», 1890, No 5), Полевого («Истор. вестн.», 1889, ноябрь). Письма к П. с примечаниями В. Русакова напеч. в «Нови» (1886, No 22; 1888, No 20; 1890, No 7; 1891, No 13-14). Обзоры жизни и деятельности П. с литературными характеристиками см. у Венгерова: «П.» (СПб., 1884; указана литература до 84 г.), Скабичевского: «П.» («Биографическая библиотека» Павленкова, СПб., 1894), Кирпичникова: «П. и Достоевский» (Одесса, 1894, и в «Очерках истории русской литературы», СПб., 1896), Иванова: «П.» (СПб., 1898). Более значительные общие оценки у А. Григорьева, «Реализм и идеализм в нашей литературе» («Светоч», 1861, IV), Писарева («Русское слово», 1861 и «Сочинения» Писарева, т. I), Ор. Миллера, «Публичные лекции» (СПб., 1890, т. II), Н. Тихомирова, «Значение П. в истории русской литературы» («Новь», 1894, No 20). О «Тысяче душ» см. Анненкова, «О деловом романе в нашей литературе» («Атеней», 1859, т. I, VII, II), Дружинина («Библ. для чтения» 1859, II), Дудышкина («Отеч. записки», 1859, I), Эдельсона («Русск. слово», 1859, I); о «Горькой судьбине» - Михайлова и гр. Кушелева-Безбородко («Русское слово», 1860, I), А. Майкова («СПб. ведомости», 1865, NoNo 65, 67, 69), Некрасова («Моск. вестник», 1860, No 119), Дудышкина («Отеч. записки», 1860, 1, и 1863, XI-XII), «Отчет о 4-м присуждении премий Уварова» (рецензии Хомякова и Ахшарумова); о «Взбаламученном море» - Эдельсона («Библ. для чтения», 1863, XI-XII), Скабичевского, «Русское недомыслие» («Отеч. записки», 1868, IX), Зайцева, «Взбаламученный романист» («Русское слово», 1863, X), Антоновича («Современник», 1864, IV). По поводу юбилея в 1875 г. и смерти П. в 1881 г. во всех почти периодических изданиях посвящены обзоры его жизни и деятельности; более значительные некрологи - в «Вестнике Европы» и «Русской мысли» (март, 1881). Иностранные отзывы о П. у Courriere, «Histoire de la litterature contemporaine eu Russie» (1874); Derely, «Le realisme dans le theatre russe»; Julian Schmidt, «Zeitgenossische Bilder» (т. IV). На немецкий яз. переведены, кроме «Тысячи душ», «Старческий грех» и «Взбаламученное море», на франц. - «Тысяча душ» и «Мещане».

Появился на свет известный писатель и драматург Алексей Феофилактович Писемский 10 марта по разным источникам 1821 или 1820 года. Родился в поселке Раменье Костромской губернии в обнищавшей ветке большой дворянской семьи. Отец был солдатом в войсках и дослужился до звания майора. Мать Евдокия Алексеевна Шипова двоюродными братьями, которой были известный масон Ю. Н.Бартенев и В. Н. Бартенев, образованный флотский офицер, оказавший важное влияние на Писемского. До 14 лет его образованием занимались мало, но Алексей очень любил читать, читал много и все «взрослые» книги: Скотта, Гофмана, конечно в переводе, так как изучение языков ему не давалось. В 1934 году в возрасте 14 лет поступил Писемский в костромскую гимназию, где он начал увлекаться написанием рассказов и театром. В 1840 году перешел в Московский университет на математический факультет. В 1844 г. в Москве его считали неплохим актером и чтецом, но Петербург, увы, этого не подтвердил. По окончании университета 1844 года Алексей Феофилактович вернулся в родные места в роли чиновника в Костроме. Прослужив там 2 года, он ушел в отставку и женился на Екатерине Павловне Свиньиной, с которой у него было 2 сына.

Известность принесла ему повесть «Тюфяк» 1850 г, хоть до этого и были рассказы, печататься Писемский начал в 1848 году.

С 1848 года по 1872 постоянно был на службе, сначала чиновником особых поручений, затем асессором губернского правления (49-50гг), чиновником управления уделов в Петербурге (54-59), и даже советником Московского губернского правления (66-72). По долгу службы был часто в разъездах и постоянно наблюдал провинциальную жизнь, что внесло немалую лепту в его творчество.

С начала 70-х им овладела хандра после самоубийства его любимого сына. Писемский начал пить, пик славы его прошел, к хандре присоединились еще и проблемы со здоровьем. После известия, что второй сын неизлечимо болен, Алексей Феофилактович слег, и так и не оправившись, 21 января 1881 года он умер.