September 1st, 2018
И мы сохраним тебя,
Русская речь,
Великое русское слово.
Анна АХМАТОВА
Но это было! Было! Было!
Николай КЛЮЕВ
Летописи — рукотворные литературные памятники русского народа, по существу — его овеществленная и навсегда сохраненная для многих поколений историческая память.
Начертанные в разные времена пером на пергаменте или особо прочной, сделанной из льна бумаге, они запечатлели в документальных текстах события минувших веков и имена тех, кто творил реальную русскую историю, ковал славу или, напротив, покрывал позором Отечество. Редкие летописи сохранили имена своих создателей, но все они были живыми людьми со своими страстями и симпатиями, что неизбежно отражалось и в вышедших из-под их пера рукописных текстах. В архиве великого нашего писателя Николая Васильевича Гоголя, который одно время больше всего на свете мечтал стать профессором истории в столичном университете, сохранилось множество подготовительных заметок для будущих лекций. Среди них — размышления о безымянных русских летописцах и переписчиках:
«Переписчики и писцы составляли как бы особый цех в народе. А как те переписчики были монахи, иные вовсе неучены, а только что умели маракать, то и большие несообразности выходили. Трудились из эпитимии и для отпущения грехов, под строгим надзором своих начальников. Переписка была не в одних монастырях, она была, что ремесло поденщика. Как у турков, не разобравши, приписывали свое. Нигде столько не занимались переписываньем, как в России. Там многие ничего не делают <другого> в течение целого дня и тем только снискивают пропитание. Печатного тогда не было, не то что <теперь?>. А тот монах был правдив, писал то только, что <было>, не мудрствовал лукаво и не смотрел ни на кого. И начали последователи его раскрашивать…».
Множество безымянных переписчиков денно и нощно трудились в монастырских кельях, тиражируя запечатленную историческую память веков (рис. 80), украшая манускрипты выразительными миниатюрами (рис. 81) и буквицами (рис. 82), создавая на основе летописных сводов бесценные литературные шедевры. Именно таким образом сохранились до наших дней «Житие Бориса и Глеба» и других русских святых, «Поучение Владимира Мономаха», «Русская правда», «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», «Сказание о Мамаевом побоище», «Хожение за три моря Афанасия Никитина» и другие произведения. Все они — не чужеродный привесок, а компоненты органического целого в контексте летописного повествования, создающие неповторимый колорит конкретной летописи и позволяющие воспринять события литературного памятника в качестве неотъемлемого звена монолитной хронологической цепи.
Литературоведы XIX и особенно XX века, преследующие собственную узкоспециальную цель, приучали читателя воспринимать шедевры русской духовности, вкрапленные в летописи, как обособленные. Их публикациями заполнены все современные изборники и собрания, создавая иллюзию какого-то особого и самостоятельного литературного процесса, протекавшего на протяжении почти что семи столетий. Но это — обман и самообман! Не говоря уж о том, что искусственно расчленяются сами летописи, — современные читатели теряют ориентацию и перестают понимать истоки культуры собственного народа в ее органической целостности и реальной последовательности.
Собирательный образ подвижника-летописца воссоздан в пушкинском «Борисе Годунове» в лице черноризца московского Чудова монастыря Пимена, посвятившего жизнь переписке старых и составлению новой хроник:
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу…
На создание подобных летописных списков уходили многие годы. Летописцы (рис. 83) трудились во славу Господа в столицах удельных княжеств, крупных монастырях, выполняя заказы светских и церковных властителей и в угоду им нередко перекраивая, вымарывая, подчищая и сокращая написанное до них. Каждый мало-мальски уважающий себя летописец, создавая новый свод, не просто копировал своих предшественников слово в слово, а вносил посильную авторскую лепту в хартию, то есть рукопись. Поэтому-то многие летописи, описывая одни и те же события, так разнятся между собой — особенно в оценке произошедшего.
Официально летописание на Руси продолжалось чуть более шести столетий. Первые летописи по образцу византийских хронографов были созданы в XI веке, а к концу XVII века все само собой завершилось: начиналось время Петровских преобразований, и на смену рукописным творениям пришли печатные книги. За шесть столетий были созданы тысячи и тысячи летописных списков, но до нынешних времен их сохранилось около полутора тысяч. Остальные — в том числе и самые первые — погибли в результате погромов и пожаров. Самостоятельных летописных сводов не так уж и много: подавляющее большинство списков — это рукописное тиражирование одних и тех же первоисточников. Самыми старыми из сохранившихся считаются летописи: Синодальный список Новгородской первой (XIII-XIV вв.), Лаврентьевская (1377 год), Ипатьевская (XV в.), иллюстрированная Радзивиловская (XV век).
Оригинальные летописи имеют собственные названия — по именам создателей, издателей или владельцев, а также по месту написания или первоначального хранения (нынче все летописи находятся в государственных библиотеках или иных хранилищах). Например, три самые знаменитые русские летописи — Лаврентьевская, Ипатьевская и Радзивиловская — названы так: первая — по имени переписчика, монаха Лаврентия; вторая — по месту хранения, костромского Ипатьевского монастыря; третья — по имени владельцев, литовского великокняжеского рода Радзивиллов.
* * *
Автор не намерен утомлять читателей специальными текстологическими, филологическими и историографическими вопросами. Моя задача и цель всей книги, как станет понятно чуть позже, заключается совсем в другом. Однако для лучшей ориентации читателей-неспециалистов считаю необходимым сделать некоторые терминологические разъяснения. Те, кому эти термины известны, могут их безболезненно пропустить. Те же, кому ряд понятий в новинку или в диковинку, могут обращаться к нижеприводимому пояснительному словарику всякий раз, когда потребуется.
В научном и житейском обиходе используются почти как синонимы слова «летопись», «летописец», «временник», «хронограф». Так оно, в общем, и есть, но все же некоторые различия имеются.
Летопись — историческое произведение, в котором повествование велось по годам. Отдельные части (главы) летописного текста, привязанные к конкретному году (лету), в настоящее время принято именовать статьями (на мой взгляд, название избрано не самое удачное). В русских летописях каждая такая новая статья начиналась словами: «В лето такое-то…», имея в виду соответствующий год. Летосчисление велось, однако, не от Рождества Христова, то есть не от новой эры, а от библейского Сотворения мира. Считалось, что это произошло в 5508 году до рождения Спасителя. Таким образом, в 2000 году наступил 7508 год от Сотворения мира. Ветхозаветная хронология в России просуществовала вплоть до петровской реформы календаря, когда был принят общеевропейский стандарт. В летописях же счет по годам велся исключительно от Сотворения мира, старое летосчисление завершилось официально 31 декабря 7208 года, за ним последовало 1 января 1700 года.
Летописец — терминологически то же, что и летопись. Например, Радзивиловская летопись начинается словами: «Сия книга — летописець» (рис. 84), а Ермолинская: «Летописець Рускии весь от начала и до конца». Софийская первая летопись также именует себя: «Летописец Рускыя земли…» (Написание же самого слова в рукописных оригиналах: в первых двух случаях с «мягким знаком», в последнем — без оного). Другими словами, многие летописи изначально именовались летописцами, но со временем утвердилось их иное (более солидное, что ли) название. В позднейшие времена летописец, как правило, излагает события сжато — особенно это касается начальных периодов мировой и русской истории. Хотя слова «летопись» и «летописец» являются исконно русскими, как понятия они применяются и к иностранным историческим сочинениям того же плана: так, популярный на Руси переводной компилятивный памятник, излагавший события мировой истории, именовался «Летописец елинский и римский», а название многотомного исторического труда, посвященного монгольским завоеваниям, знаменитого персидского историка Рашида ад-Дина переводится как «Сборник летописей».
Временник — раньше употреблялось в качестве синонимов слов «летопись» и «летописец» (например, «Русский временник», «Временник Ивана Тимофеева»). Так, Новгородская первая летопись младшего извода открывается словами: «Временникъ еже есть нарицается летописание князеb и земля Руския…». Начиная с XIX века данный термин применяется, в основном, к ежегодным периодическим изданиям: например, «Временник императорского Московского общества истории и древностей Российских», «Временник Пушкинской комиссии» и др.
Хронограф — средневековое историческое сочинение в православных странах — Византии, Болгарии, Сербии, России, синоним «летописи». Некоторые поздние русские летописные сочинения также поименованы хронографами; как правило, события мировой истории, заимствованные из византийских компендиумов, излагаются более подробно, чем в обычных летописях, а отечественная история, по существу, механически пристегивается к переводным текстам.
Хроника (по-древнерусски — кроника) — по смыслу то же самое, что «хронограф» или «летопись», но распространена она была, главным образом, в западноевропейских странах, а также в славянских, тяготеющих к Западу (Польша, Чехия, Хорватия и др.). Но есть исключения: в Древней Руси, Болгарии и Сербии были чрезвычайно популярны переводы «Хроник» византийских историков Иоанна Малалы и Георгия Амартола, откуда черпались основные познания по мировой истории.
Полезно усвоить также еще несколько понятий.
Летописный свод — соединение в единое повествование разных летописных записей, документов, актов, беллетристических повестей и житийных произведений. Подавляющее большинство дошедших до нас летописей представляют собой своды.
Летописный список — переписанные в разное время, разными лицами (и к тому же в разных местах) одинаковые летописные тексты (рис. 85). Понятно, что одна и та же летопись может иметь множество списков. Например, Ипатьевская летопись известна в восьми списках (при этом ни одного первичного списка, именуемого протографом, начальных летописей ко времени, когда ими занялись историки-профессионалы, не сохранилось).
Летописный извод — редакционная версия какого-либо текста. Например, известны Новгородская первая и Софийские летописи старшего и младшего изводов, которые отличаются друг от друга по особенностям языка.
О генетической связи между различными сводами, списками, редакциями русского летописания дает представление схема, изображенная на рисунке 86. Вот почему, когда читатель берет в руки современное издание Начальной летописи, поименованной по первой строке «Повесть временных лет», он должен помнить и понимать, что ему предстоит прочесть (или перечитать) отнюдь не оригинальное творение монаха Киево-Печерской лавры Нестора (рис. 87), которому по традиции (хотя и не всеми разделяемой) приписывается создание этого литературного и историографического шедевра. Впрочем, и у Нестора были предшественники, не говоря уж о том, что «отец русского летописания» опирался на богатейшую устную традицию. Предполагается (и это аргументированно обосновали выдающиеся исследователи русского летописания — А.А. Шахматов и М.Д. Приселков), что прежде чем обмакнуть перо в чернильницу, Нестор познакомился с тремя летописными сводами — Древнейшим (1037), сводом Никона (1073) и сводом Ивана (1093).
Кроме того, полезно не упускать из вида, что самостоятельно, то есть в отрыве от конкретных летописей, «Повесть временных лет» не существует. Современные «отдельные» издания — это продукт искусственной препарации, как правило, на основе Лаврентьевской летописи с дополнением незначительных фрагментов, фраз и слов, взятых из других летописей. По объему то же — «Повесть временных лет» не совпадает со всеми летописями, в состав которых она была включена. Так, по Лаврентьевскому списку она доведена до 1110 года (текст самого Нестора с более поздними вставками «Поучения Владимира Мономаха», «протокольной записи» об ослеплении князя Василька Теребовльского и др.) + приписка 1116 года «главного редактора» — игумена Сильвестра. На этом Лаврентьевская летопись (рис. 88) не завершается: далее следует текст, написанный совершенно другими хронистами, доведенный до 1305 года и иногда именуемый Суздальской летописью. Последнее обусловлено тем, что вся летопись в целом (то есть «Повесть временных лет» + дополнение) была переписана на пергаментный список в 1377 году монахом Лаврентием по заказу великого князя суздальско-нижегородского Дмитрия Константиновича. По Ипатьевскому списку «Повесть временных лет» доведена до 1115 года (как считают ученые, вслед за последней записью, сделанной рукой Нестора, каким-то неизвестным монахом дописаны события еще за пять лет). Сама же Ипатьевская летопись доведена до 1292 года. Радзивиловская летопись, описывающая практически те же события, но имеющая множество разночтений, доведена до 1205 года.
Следы Несторова протографа теряются сразу же после смерти великого русского подвижника. Основательно обработанный и отредактированный, он был положен в основу летописного свода, по заданию Владимира Мономаха составленного Сильвестром — игуменом Михайловского Выдубецкого монастыря в Киеве, а затем епископом в Переяславле Южном. Можно представить, как постарался приближенный к великокняжескому двору черноризец, в угоду заказчику перекроивший и во многих местах заново переписавший Несторов протограф. Сильвестров свод, в свою очередь, также основательно обработанный и отредактированный (но уже в угоду другим князьям), через двести пятьдесят лет послужил основой Лаврентьевской и других летописей. Ученые-историки вычленили из множества летописных списков текстовый субстрат, предположительно принадлежащий Нестору, и сделали к нему множество дополнений, по их мнению улучшающих содержание «Повести временных лет».
Вот с этой литературной химерой (в позитивном смысле) и имеет дело современный читатель. Что удивительно: если подлинного Несторова текста теперь уж не дано увидеть и прочесть никому, то лицезреть самого Нестора может каждый желающий. Мощи первого русского летописца, обернутые в траурные одеяния, открыты для обозрения в подземных галереях Киево-Печерской лавры. Они покоятся в углубленной могильной нише, прикрытой прозрачным стеклом и освещенные приглушенным светом. Следуя традиционным экскурсионной маршрутом, можно пройти в каком-нибудь метре от родоначальника русской исторической науки. За прошедшую жизнь мне довелось трижды постоять рядом с Нестором (впервые — в 14-летнем возрасте). Не хотелось бы кощунствовать, но и истины скрывать не стану: каждый раз (особенно уже в зрелом возрасте) я ощущал ток энергии и прилив вдохновения.
Featured Posts from This Journal
Загадочное имя в роковых страницах русской истории
<…> И был наш день — одна большая рана, И вечер стал — запекшаяся кровь. В тупой тоске мы отвратили лица. В пустых…
Гунны оставили неизгладимый след в истории России и средневековой Европы: «Топчи их рай, Аттила!»
Замолкни и вслушайся в топот табунный, — По стертым дорогам, по травам сырым В разорванных шкурах бездомные гунны Степной саранчой пролетают…
Летопись это жанр древнерусской литературы, форма исторических сочинений, в которых события объединены по годовым, или «погодичным», статьям (их также называют погодными записями). В этом отношении летопись принципиально отличаются от известных в Древней Руси византийских хроник, в которых события были распределены не по годам, а по царствованиям императоров. Летописцами были обычно монахи и княжеские или царские чиновники. Летописание велось при монастырях, при дворах князей, царей и священнослужителей высшего сана - епископов и митрополитов. Летописи делятся исследователями на общерусские и местные. Самые ранние дошедшие до нашего времени относятся к концу 13-14 века. Но летописание велось на Руси и раньше. Наибольшее признание получила гипотеза А.А.Шахматова, согласно которой Древнейший Киевский летописный свод был составлен около 1037. В 1110-13 была завершена первая редакция (версия) «Повести временных лет» - пространного летописного свода, вобравшего многочисленные сведения по истории Руси: о войнах русских с Византийской империей, о призвании на Русь на княжение скандинавов Рюрика, Трувора и Синеуса, об истории Киево-Печерского монастыря, о княжеских преступлениях. Вероятный автор этой летописи - монах Киево-Печерского монастыря Нестор. В 1116 монахом Сильвестром и в 1117-18 неизвестным книжником из окружения князя Мстислава Владимировича текст «Повести временных лет» был переработан. Так возникли вторая и третья редакции «Повести временных лет»; вторая редакция дошла до нас в составе Лаврентьевской (1377), а третья - Ипатьевской летописи (15 век). В Северо-Восточной Руси одним из центров летописания после монголотатарского нашествия стала Тверь, где в 1305 при дворе князя Михаила Ярославича был составлен первый тверской летописный свод. В начале 15 века центр летописания переместился в Москву, где в 1408 по инициативе митрополита Киприана был создан первый московский летописный свод. Он имел общерусский характер. Вслед за ним были созданы общерусские московские своды 1448, 1472 и 1479. Финальным этапом в истории великокняжеского и царского летописания стала иллюстрированная редакция Никоновской летописи - Лицевой (т.е. иллюстрированный) летописный свод. Работа над ним велась в 1560х или во второй половине 1570 - начале 1580-х. В этой работе, повидимому, лично участвовал первый русский царь Иван Грозный.
В 17 веке летописание постепенно приходит в упадок : в него начинают включать откровенно недостоверный материал (об отношениях Олега Вещего и Кия, о близком родстве Олега и Юрия Долгорукого, об обстоятельствах основания Москвы Юрием Долгоруким). Возникают новые, нелетописные формы исторических сочинений. Тем не менее при патриаршем дворе летописи велись до самого конца столетия, а в некоторых местностях летописание сохранялось еще в 18 веке. Почти все русские летописи представляют собой своды - соединение нескольких летописных текстов или известий из других источников более раннего времени. Летописные тексты имеют начало, но их концовка обычно условна и приурочивается к каким-то знаменательным событиям: победе русского князя над врагами или вступлению на княжение, строительству соборов и городских укреплений. Для летописи важен принцип аналогии, переклички между событиями прошлого и настоящего: события настоящего мыслятся как «эхо» событий и деяний прошлого, прежде всего, описанных в Библии. Убийство Святополком Бориса и Глеба летописец представляет как повторение и обновление первоубийства, совершенного Каином; Владимир Святославич - креститель Руси - сравнивается со святым Константином Великим, сделавшим христианство официальной религией в Римской империи. Летописи чуждо единство стиля, это «открытый» жанр. Самый простой элемент в летописном тексте - краткая погодная запись, лишь сообщающая о событии, но не описывающая его. В её состав также включаются юридические документы, предания, жизнеописания святых, княжеские некрологи, рассказы о сражениях (воинские повести), описания каких-либо знаменательных событий. Так, в Софийскую вторую и Львовскую летопись вошло «Хожение за три моря» Афанасия Никитина (1468-75). Значительную часть текста в летописи занимают повествования о сражениях, написанные так называемом воинским стилем (см. ), и княжеские некрологи.
Традиции летописи прослеживаются в русских исторических сочинениях 18 и начала 19 века ; ориентация на стиль летописи присутствует в «Истории государства Российского» (1816-29) Н.М.Карамзина. В пародийных целях форма Традиции летописи использовалась А.С.Пушкиным («История села Горюхина», 1830) и М.Е.Салтыковым-Щедриным («История одного города», 1869-70). Сходство с концепцией истории, присущей летописцам, характерно для исторических воззрений Л.Н.Толстого - автора романа «Война и мир» (1863-69). С 1841 издается серия «Полное собрание русских летописей». В 1999 было начато новое издание «Полного собрания русских летописей»; к середине 2000 опубликовано семь томов (в состав этого издания вошла прежде не печатавшаяся в «Полном собрании русских летописей» Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов).
ежемесячный литературно-политический журнал, издававшийся в Петрограде с декабря 1915 по декабрь 1917. В нем сотрудничали представители различных течений тогдашней социал-демократии (М. Горький , Ю. Мартов, А. Ерманский, А. В. Луначарский , М. Павлович , М. Смит, А. Коллонтай , С. Вольский и др.). Однако группой, определявшей политическую линию журнала во все время его существования, оставались так называемые социал-демократы интернационалисты (Б. Авилов, В. Базаров , Н. Суханов). Все перечисленные сотрудники «Л.» участвовали до того в «Современнике» - ежемесячном «журнале литературы, общественной жизни, науки и искусства», закрытом в 1915. На страницах «Современника» объединялись либералы, народники, меньшевики-ликвидаторы, «впередовцы», махисты. В. И. Ленин писал об этом объединении в 1914: «Литераторский союз вождей народничества... и разных интеллигентских фракций с.-д., либо прямо идущих против подполья, т. е. рабочей партии..., либо помогающих тем же ликвидаторам группок без рабочих..., на деле не что иное, как союз буржуазной интеллигенции против рабочих». В последнее время своего существования «Современник» стал переходить на интернационалистические позиции и в этом отношении явился предшественником «Л.». Вокруг «Летописи» сплотились сторонники богдановской группы «Вперед» (к которой принадлежал в то время и М. Горький) и меньшевики-интернационалисты (Мартов и другие), ликвидаторы, сторонники Организационного комитета (так наз. «окисты»). Тех и других объединяло отношение к войне. О политической физиономии журнала В. И. Ленин в письме к А. Г. Шляпникову осенью 1916 писал: «Там какой-то подозрительный блок махистов и окистов. Гнусный блок! Едва ли его можно разбить... Попытать разве блок с махистами против окистов Едва ли удастся...» В эпоху войны «Л.» являлась по существу единственным в России легальным журналом, в к-ром так или иначе велась борьба против империалистической бойни; этим и определялось участие в ней некоторых большевиков, использовавших предоставлявшиеся легальные возможности. Интернационалистские статьи «Л.» писались «эзоповским языком», рассчитанным на усыпление внимания цензуры. Так, Л. Каменев призывал методам германских империалистов противопоставить методы той силы, «которая завтра эту задачу (создание нового хозяйственного плана - А. Ц.) будет призвана решить» (ст. «Социальное содержание империализма и его преодоление», 1916, кн. IX). Это не обмануло однако царской цензуры, учуявшей в журнале «пораженческие идеи». Утверждению интернационализма служила и литературная продукция «Летописи». - Именно здесь впервые были напечатаны «Война и мир» Маяковского (третья часть поэмы не могла быть напечатана «по не зависящим от редакции обстоятельствам») и ряд иностранных произведений, порывавших с шовинистической интерпретацией войны и национализмом: «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна» Г. Уэлса, «Еврей» Гольдшмидта, «Inferno» (Ад) Э. Штильгебауера, рассказы Милля и пр. Из русских писателей, сотрудничавших в «Л.», следует отметить Чапыгина, Бабеля (рассказы), Вяч. Шишкова («Тайга»), из поэтов - М. Моравскую, В. Брюсова, Бунина; в «Л.» печатались и автобиографические очерки «В людях» М. Горького, одного из основателей этого журнала и ближайшего его участника. Несмотря на резкую полемику с Г. В. Плехановым, разоблачавшую его социал-патриотические позиции, интернационализм «Л.» был однако половинчатым, ограниченным, трусливым. Разоблачение империалистического характера мировой войны производилось крайне нерешительно, если не сказать больше; так, небезызвестному ныне социал-интервенту, осужденному советским судом, Н. Суханову принадлежало чудовищное утверждение, что Россия ведет оборонительную войну, что ни один класс России не преследует ни в каких внешних странах и областях никаких своих действительных материальных интересов (1916, кн. III), - утверждение, целиком бравшее под защиту русский империализм и самодержавие. «Летописи» было чуждо то последовательное отрицание войны, которое вело к развязыванию классовых противоречий в воюющих странах, к превращению войны империалистической в войну гражданскую. В своем отношении к проблеме войны «Л.» не смогла таким образом преодолеть интеллигентского гуманизма и смыкалась с мелкобуржуазным пацифизмом. Вот почему, восторженно встретив низвержение самодержавия, «Летопись» заняла враждебную позицию по отношению к большевикам. Отсюда - характерная замена в «Летописи» в 1917 году политических лозунгов социальной революции призывом к культурничеству. В Октябрьские дни «Летопись» клеветнически нападала на большевиков, якобы повинных в том, что «хозяйственный развал России» превратился ныне «в социальную катастрофу». Параллельное существование газеты «Новая жизнь», к-рая издавалась той же группой, позволило редакции «Л.» придать журналу характер литературных сборников, исключив оттуда общественно-политический отдел. Это однако не придало «Л.» жизнеспособности, и в конце 1917 она закрылась, меланхолически заверив своих читателей в том, что «рано или поздно внешние препятствия, мешающие нашей совместной работе, будут устранены и страницы „Летописи“ вновь станут ареной борьбы во имя политической свободы, социального равенства и пролетарского Интернационала». Социально-политическая сущность «Летописи» прекрасно разъясняется статьями Ленина }