Лев Николаевич Толстой

«Власть тьмы»

Осень. В просторной избе зажиточного, болезненного мужика Петра — жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовёт и ругает, грозясь рассчитать Никиту, щеголеватого парня лет двадцати пяти, работника ленивого и гулящего. За него с яростью вступается Анисья, а Анютка, их десятилетняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, родителей Никиты. Услышав о предстоящей Никитиной женитьбе, Анисья «взбеленилась <…> ровно овца круговая» и ещё злобней набросилась на Петра, задумав любыми средствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные намерения мачехи. Никита открывает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья предупреждает: если что… «Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать». Как Петр умрёт, обещает взять Никиту в дом хозяином и разом покрыть все грехи.

Матрена застаёт их обнявшись, сочувствует Анисьиной жизни со стариком, обещает помешать Акиму и напоследок, тайно сговорившись, оставляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа — «никакого духу нет, а сила большая…». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпирается на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына оставляют в работниках ещё на год.

От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подозрениях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её <…> так-то и меня обидишь <…> пёс ты».

Проходит шесть месяцев. Умирающий Петр зовёт Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно навестить сына приходит Матрена с известием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матвеевичем. С глазу на глаз переговариваются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена предупреждает держать все в тайне от Никиты — «жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выползает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усаживается на крыльце с Петром. К воротам подъезжает Никита Хозяин расспрашивает его о пахоте, прощается, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыскиваются прямо на Петре — нащупала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама наставляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если <…> похрапывать начнёт <…> ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбегает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, пользуясь её растерянностью, тут же передаёт деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начинают обмывать покойника.

Проходит ещё девять месяцев. Зима. Анисья ненарядная сидит за станом, ткёт, ждёт из города Никиту с Акулиной и, вместе с работником Митричем, Анютой и заглянувшей на огонёк кумой, обсуждают Акулинины наряды, бесстыдство («растрёпа-девка, нехалявая, а теперь расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да сплавить быстрей, беспутство и пьянство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко <…> Ничего-то я сдуру не примечала <…> а у них согласье было», — стонет Анисья.

Отворяется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лошадёнку. За ужином Анисья жалуется на «баловство» и безобразия Никиты, усовестить просит. На что Аким отвечает одно: «…Бога забыли» и рассказывает о ладном житье-бытье Маринки.

Никита пьяный, с мешком, узлом и с покупками в бумаге останавливается на пороге и начинает куражиться, не замечая отца. Следом идёт разряженная Акулина. На просьбу Акима Никита вынимает деньги и созывает всех пить чай, приказывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столешником возвращается из чулана и смахивает полушальчик, купленный Акулиной. Вспыхивает ссора. Никита выталкивает Анисью, приговаривая Акулине: «Я хозяин <…> Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Потешась, возвращает Анисью, достаёт наливку, угощенье. Все собираются за столом, только Аким, видя неладное житье, отказывается от денег, еды и ночлега, и, уходя, пророчествует: «к погибели, значит, сын мой, к погибели…»

Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акулинины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, занемогши животом. «С глазу», — уговаривает сватов Матрена, — а так «девка как литая — не ущипнёшь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк новорождённого. Матрена с Анисьей торопятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму — «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огрызается Анисье: «…опостылела она мне <…> А тут порошки эти <…> Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упорствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже…» — и все же сдаётся, берет младенца, завёрнутого в тряпье, мучается. Анисья выхватывает у него из рук ребёнка, кидает в погреб и сталкивает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита вылезает из погреба, трясётся весь, со скрёбкой бросается на мать и Анисью, потом останавливается, бежит назад, прислушивается, начинает метаться: «Что они со мной сделали? <…> Пищал как <…> Как захрустит подо мной. И жив все, право, жив <…> Решился я своей жизни…»

Гости гуляют на Акулининой свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с верёвкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина <…> и выть не выла…» Девок догоняет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушёл со свадьбы: «…А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать…» Разговор прерывает Семен и уводит жену к гостям. Никита, оставшись один, снимает сапоги и подбирает верёвку, делает из неё петлю, прикидывает на шею, но замечает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвыпившую Анисью. В конце концов будто бы согласившись на уговоры, встаёт, обирает с себя солому, отсылая их вперёд. Выпроводив мать и жену, снова садится, разувается. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь <…> людей не боюсь…» словно придаёт сил и решимости Никите.

В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благословения «вотчима». Среди гостей — Марина, муж её и урядник. Когда Анисья разносит вино, песни замолкают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, — «Божье дело идёт…» — во всех грехах — в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совращении Акулины и убийстве её ребёночка: «Отравил я отца, погубил я, пёс, и дочь <…> Я сделал, один я!» Отцу кланяется: «…говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обнимает его. Свадьба расстроилась. Урядник зовёт понятых допрашивать всех и вязать Никиту.

В избе Петра, зажиточного и болезненного, жена Анисья, Акулина, дочь от первого брака, поют. Хозяин ругает ленивого работника-гуляку Никиту, 25 лет. За него вступается Анисья. Анютка, дочь 10 лет, сообщает о приезде Акима и Матрены, родителей Никиты. Речь о женитьбе Никиты взбеленила Анисью. Она обещает Никите: умрёт Петр, он в доме хозяином будет.

Матрена застаёт их и сочувствует Анисье, обещает помешать свадьбе и оставляет порошки, чтоб опоить Петра. Матрена порочит Марину, невесту сына. Никиту оставляют в работниках. Приходила Марина, и Акулина слышала, как Никита ее прогнал. Упрекает: обидел её и меня когда-нибудь обидишь. Умирающий Петр велит послать за сестрой Марфой, но Анисья медлит. Она ищет деньги мужа, но не находит. Приходит Матрена с новостью о свадьбе вдовца Семена и Марины. Держась за стенку, выползает из дома Петр. Матрена велит Анисье искать деньги, а сама сидит с Петром.

Подъезжает Никита - хозяин спрашивает о пахоте и прощается. Деньги нашлись при Петре: Матрена нащупала. Их отдают Никите еще до прихода Марфы и Акулины. Обмывают покойника. Прошло 9 месяцев. Анисья ткёт и ждёт Никиту с Акулиной из города. Рядом работник Митрич, Анюта и кума. Они обсуждают наряды Акулины и ее бесстыдство, попытки выдать её замуж. Говорят про беспутство и пьянство Никиты. Приехал Аким просить у сына на лошадку денег. Анисья жалуется на безобразия Никиты. Аким сетует, что Бога забыли и рассказывает о хорошем житье Маринки.

Никита является пьяный, куражится, не видя отца. Дает отцу деньги. Анисья обронила полушальчик Акулины. Начинается ссора. Никита выгоняет Анисью, говоря, что он хозяин. Аким, видя такое житье, отказался и от денег, и от еды. Уходя, предупреждает, что такое поведение сына к погибели ведет.

Осенью в избе сватанье к Акулине. Невеста в сарае: живот, мол, болит. Гостей проводили, Анютка сообщает: Акулина в амбаре. Плач новорождённого. Матрена с Анисьей заставляют Никиту в погребе рыть яму. Он отнекивается: живая душа! Анисья кидает ребёнка в погреб, туда же толкает Никиту, чтоб задушил и закопал. Вскоре трясущийся Никита вылез из погреба, бросается на Анисью, на мать. Потом прислушивается, мечется: ребенок так пищал и так хрустели его косточки.

Свадьба Акулины. Во дворе Марина видит Никиту. Он ушёл со свадьбы и жалуется, что тошно ему, не с кем горя размыкать. Семен уводит жену. Никита делает петлю, меряя на шее.

Через некоторое время в избе, где Акулина ждет благословения, босой Никита, падает на колени и начинает каяться во всем. Свадьба испорчена. Урядник, бывший среди гостей, зовёт понятых, чтобы всех допросить и связать Никиту.

Осень. В просторной избе зажиточного, болезненного мужика Петра - жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовет и ругает, грозясь рассчитать Никиту, щеголеватого парня лет двадцати пяти, работника ленивого и гулящего. За него с яростью вступается Анисья, а Анютка, их десятилетняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, родителей Никиты. Услышав о предстоящей Никитиной женитьбе, Анисья «взбеленилась […] ровно овца круговая» и еще злобней набросилась на Петра, задумав любыми средствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные намерения мачехи. Никита открывает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья предупреждает: если что… «Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать». Как Петр умрет, обещает взять Никиту в дом хозяином и разом покрыть все грехи.

Матрена застает их обнявшись, сочувствует Анисьиной жизни со стариком, обещает помешать Акиму и напоследок, тайно сговорившись, оставляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа - «никакого духу нет, а сила большая…». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпирается на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына оставляют в работниках еще на год.

От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подозрениях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её […] так-то и меня обидишь […] пес ты».

Проходит шесть месяцев. Умирающий Петр зовет Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно навестить сына приходит Матрена с известием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матвеевичем. С глазу на глаз переговариваются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена предупреждает держать все в тайне от Никиты - « жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выползает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усаживается на крыльце с Петром. К воротам подъезжает Никита Хозяин расспрашивает его о пахоте, прощается, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыскиваются прямо на Петре - нащупала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама наставляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если […] похрапывать начнет […] ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбегает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, пользуясь её растерянностью, тут же передает деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начинают обмывать покойника.

Проходит еще девять месяцев. Зима. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет, ждет из города Никиту с Акулиной и, вместе с работником Митричем, Анютой и заглянувшей на огонек кумой, обсуждают Акулинины наряды, бесстыдство («растрепа-девка, нехалявая, а теперь расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да сплавить быстрей, беспутство и пьянство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко […] Ничего-то я сдуру не примечала […] а у них согласье было», - стонет Анисья.

Отворяется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лошаденку. За ужином Анисья жалуется на «баловство» и безобразия Никиты, усовестить просит. На что Аким отвечает одно: «…Бога забыли» и рассказывает о ладном житье-бытье Маринки.

Никита пьяный, с мешком, узлом и с покупками в бумаге останавливается на пороге и начинает куражиться, не замечая отца. Следом идет разряженная Акулина. На просьбу Акима Никита вынимает деньги и созывает всех пить чай, приказывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столешником возвращается из чулана и смахивает полушальчик, купленный Акулиной. Вспыхивает ссора. Никита выталкивает Анисью, приговаривая Акулине: «Я хозяин […] Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Потешась, возвращает Анисью, достает наливку, угощенье. Все собираются за столом, только Аким, видя неладное житье, отказывается от денег, еды и ночлега, и, уходя, пророчествует: «к погибели, значит, сын мой, к погибели…»

Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акулинины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, занемогши животом. «С глазу», - уговаривает сватов Матрена, - а так «девка как литая - не ущипнешь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк новорожденного. Матрена с Анисьей торопятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму - «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огрызается Анисье: «…опостылела она мне […] А тут порошки эти […] Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упорствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже…» - и все же сдается, берет младенца, завернутого в тряпье, мучается. Анисья выхватывает у него из рук ребенка, кидает в погреб и сталкивает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита вылезает из погреба, трясется весь, со скребкой бросается на мать и Анисью, потом останавливается, бежит назад, прислушивается, начинает метаться: «Что они со мной сделали? […] Пищал как […] Как захрустит подо мной. И жив все, право, жив […] Решился я своей жизни…»

Гости гуляют на Акулининой свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с веревкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина […] и выть не выла…» Девок догоняет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушел со свадьбы: «…А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать…» Разговор прерывает Семен и уводит жену к гостям. Никита, оставшись один, снимает сапоги и подбирает веревку, делает из нее петлю, прикидывает на шею, но замечает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвыпившую Анисью. В конце концов будто бы согласившись на уговоры, встает, обирает с себя солому, отсылая их вперед. Выпроводив мать и жену, снова садится, разувается. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь […] людей не боюсь…» словно придает сил и решимости Никите.

В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благословения «вотчима». Среди гостей - Марина, муж её и урядник. Когда Ани-628

сья разносит вино, песни замолкают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, - «Божье дело идет…» - во всех грехах - в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совращении Акулины и убийеАе её ребеночка: «Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь […] Я сделал, один я!» Отцу кланяется: «…говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обнимает его. Свадьба расстроилась. Урядник зовет понятых допрашивать всех и вязать Никиту.

Драма в 5 действиях. Сочинена в 1886: начата в конце октября - 25 ноября сдана в набор. В основу «Власти тьмы» положено уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого Толстой посетил в тюрьме. Впоследствии Толстой рассказывал: «Фабула „Власти тьмы“ почти целиком взята мною из подлинного уголовного дела, рассматривавшегося в Тульском окружном суде… В деле этом имелось именно такое же, как приведено и во „Власти тьмы“, убийство ребенка, прижитого от падчерицы, причем виновник убийства точно так же каялся всенародно на свадьбе этой падчерицы» (т. 26, с. 706). . Толстой хотел, чтобы драма была поставлена в Москве в народном театре М. В. Лентовского «Скоморох». Но уже в конце декабря 1886 актриса петербургского Александринского театра М. Г. Савина попросила у Толстого эту пьесу для своего бенефиса (для своих бенефисов актёры императорских театров могли сами выбирать пьесу для постановки, хотя обычно этим занимался исключительно репертуарный комитет). Толстой ответил согласием. Но все договоры оказались напрасными - пьеса была запрещена цензорским комитетом.

Уже были распределены роли, уже театр готовился к генеральной репетиции… Однако начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов сдаваться не собирался: он

До 1895 была запрещена к постановке в России. Однако 11 января 1890 г. поставлена на домашней сцене в семье Приселковых в Петербурге силами любителей под руководством актёра Александринского театра В. Н. Давыдова . Зрителями собрались выдающиеся деятели культуры времени: актёры Александринского театра (которым так и не удалось сыграть на сцене свои уже подготовленные роли), литераторы, художники. К этому времени пьеса уже шла на зарубежных подмостках: в 1888 г. она была показана в Свободном театре А. Антуана в Париже, в 1890 - в Свободном театре О. Брама в Берлине; ставилась в театрах Италии, Швейцарии, Голландии .

Спасла дело «Власть тьмы». Она была запрещена цензурой. Когда я неожиданно стал надоедать с ней начальнику по делам печати Феоктистову , он морщился, карежился и кисло мне замечал:
- Что вы пристали к этой мерзости? Охота вам!
Наконец, по идее старшего драматического цензора Литвинова - кстати сказать, очень милого и благожелательного человека - Суворин набрал и отпечатал издание «Власти тьмы» с пропуском всего того, что считал Феоктистов нецензурным. Таким образом его прижали к стене: им самим было одобрено к сцене все остальное. У нас закипела работа. Закипела она и в Александрийском театре, где пьесу Толстого решили тоже ставить и где вся обстановка была приготовлена еще пять лет назад. Но Феоктистов вдруг одумался. Он снова прислал запрещение - и наши репетиции прекратились.
В один прекрасный день в афишах было объявлено, что пьеса все-таки идет в бенефис Васильевой 18 октября в Александрийском театре. Суворин хитро посмотрел через очки и решил:
- А у нас пойдет двумя днями раньше: 16-го.
Когда Феоктистов увидел «Власть тьмы» на репертуаре вопреки его запрещению, он кинулся к телефону, соединился с Всеволожским и с пеной у рта спросил:
- Кто позволил поставить на репетицию «Власть тьмы»?
Всеволожский радостно всхлипнул и отвечал с почтением, как и подобает истому царедворцу:
- Государь император.
Феоктистов повесил трубку и вскоре ушел со службы. Надо сказать правду, в Малом театре «Власть тьмы» шла куда лучше, чем в Александрийском. Карпов хорошо умел ставить именно такие пьесы. Да и труппа подобралась подходящая. Никита - Судьбинин был превосходен, куда лучше Сазонова , игравшего мелкого апраксинца, а не мужика; Михайлов, конечно, по таланту значительно уступал Давыдову, но по внешности его Аким куда был лучше Давыдовского, уж чрезмерно раздобревшего. Варламов (Митрич) был много слабее Красовского; нечего и говорить насколько Стрепетова была лучше Стрельской в роли Матрены. Стрепетову специально на эту роль и пригласили в наш театр. Ездил и приглашал я, и мы условились по сто рублей за выход. Одна Савина - Акулина была бесконечно выше молодой и хорошенькой Никитиной. Савина не пожалела себя и вышла не ряженой крестьянкой, как прочие исполнительницы «Власти», а опаленной солнцем глухой дурой, - да Трефилова - будущая танцовщица - была очень мила в роли Анютки. Если бы Суворин был опытный антрепренер, он бы открыл абонементную запись на «Власть тьмы» и давал ее пять раз в неделю. А между тем «Власть тьмы» дана была до нового года в течение двух с половиною месяцев - всего двадцать один раз. В большом перерыве представлений был виноват Михайлов, который внезапно запил. Он был спившийся помещик из обруселых немцев. Первые восемь представлений дали восемь аншлагов. Полный сбор театра был около 1450 р.

Последующие постановки:

• 5 ноября 1902 - МХТ (реж. Станиславский , худ. Симов ; Митрич - Станиславский и Тихомиров, Матрена - Помялова, Акулина - Николаева, Анисья - Бутова, Марина - Алексеева , Марфа - Грибунина, Анютка - Халютина , Аким - Артем , Никита - Грибунин , Петр - Судьбинин);
• 31 августа 1908 - в Общедоступном театре при Народном доме графини Паниной в Петербурге (позднее - Передвижной театр под рук. Гайдебурова и Скарской ; реж. Гайдебуров , он же исполнитель роли Никиты);
• 18 апреля 1903 - Петербургский Михайловский театр (реж. Е. Карпов , исполнители - актёры Александринского, Петербургского Малого и др. театров: Савина , Стрепетова, Левкеева, Холмская , Домашева, Давыдов , Каширин, Яковлев и др.).

Помимо Москвы и Петербурга, «Власть тьмы» широко ставили и провинциальные театры: Нижегородский Собольщикова-Самарина (1898), Харьковский театр Синельникова (1896), Саратовский театр, антреприза Бородая (1898), Полтавский театр (1901), Киевский театр «Соловцов » (1907, реж. Марджанов).

• 4 декабря 1956 - Малый театр . Режиссёр Б. И. Равенских , художник Волков; Анисья - Чуваева, Акулина - Э. Далматова, Марина - Бурыгина , Анютка - Блохина , Аким - И. В. Ильинский , Никита - Доронин , Матрена - Шатрова , Митрич - М. И. Жаров , Петр - Горбатов, Анисья - Орлова, муж Марины - Грузинский , Сват - Сергей Чернышев).

Актриса Елена Митрофановна Шатрова рассказывает о том, как ставилась и репетировалась эта постановка, в мемуарной книге «Жизнь моя - театр». М., 1975:

Опоздав на два часа, Равенских извинения не просит. Хмурый, недовольный собой и нами, быстрым шагом направляется он к своему месту. Остановился у стола, брезгливо оглядел его, стал пыль сдувать. Ждем. Знаем, пока пыль не сдует - за стол не сядет. Еще сильнее, чем пыль, Борис Иванович ненавидит сентиментальность. Ольга Михайловна Хорькова , прелестная Полинька в «Доходном месте», забавная Марья Антоновна в «Ревизоре», отличная артистка, репетировала Анисью. С первого акта она начала плакать, заливая горючими слезами текст роли. Равенских просил ее не плакать, сердился, требовал от актрисы сдержанности. Хорькова плакала. Равенских снял ее с роли и назначил на роль Анисьи О. А. Чуваеву - молодую актрису, едва закончившую Щепкинское училище. Роль Акима была поручена И. В. Ильинскому и А. И. Сашину-Никольскому. Вначале репетировал Сашин-Никольский. Репетировал с присущей ему мягкостью, одухотворенностью и… болезненностью. Равенских хотел, чтобы Аким выглядел нравственно и физически здоровым, чтобы свет души его светил ровно, ярко. Сашин-Никольский этим требованиям не удовлетворял: маленький, тщедушный, с огромными печальными глазами, он вызывал жалость. Силы в нем не было. Равенских освободил Сашина-Никольского от роли Акима. Репетировал и играл ее один Ильинский. Время показало, насколько прав был Равенских, отдав Акима Ильинскому. Но в пору репетиций иногда казалось, что все эти замены, конфликты развалят еще не завершенный спектакль. Каждый актер при любом, самом даровитом постановщике все-таки тоже режиссер своей роли. … «Власть тьмы» - победу света над тьмой - мы играем уже около двадцати лет. Премьера была в 1956 году. Но билеты на «Власть тьмы» достать так же трудно, как и в премьерные дни.

• 2006 - Большой драматический театр . Режиссёр Т. Н. Чхеидзе, художник Э. С. Кочергин.
• 2007 - Малый театр . Режиссёр Ю. М. Соломин , художник А. К. Глазунов.

Экранизации

• 1909 - Власть тьмы (реж. П. И. Чардынин ; фильм не сохранился).
• 1915 - Власть тьмы (реж. П. И. Чардынин)
• 1918 - Власть тьмы (реж. Чеслав Сабинский)

Примечания

Литература

• Булгаков В. Ф. Поправки Толстого в издании «Власть тьмы» 1887 г. // Лев Толстой. - М.: Изд-во АН СССР, 1961. - Кн. 2. - (Литературное наследство; Т. 69).
• Давыдов В. Н. Из воспоминаний актера // Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. - М.: Худож. лит., 1978. - Т. 2. - С. 104-106.
• И. Ф. Анненский . Власть тьмы // Анненский И. Ф. Книга отражений. М.: Наука, 1979.

Осень. В просторной избе зажиточного, болезненного мужика Петра - жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовет и ругает, грозясь рассчитать Никиту, щеголеватого парня лет двадцати пяти, работника ленивого и гулящего. За него с яростью вступается Анисья, а Анютка, их десятилетняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, родителей Никиты. Услышав о предстоящей Никитиной женитьбе, Анисья «взбеленилась […] ровно овца круговая» и еще злобней набросилась на Петра, задумав любыми средствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные намерения мачехи. Никита открывает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья предупреждает: если что… «Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать». Как Петр умрет, обещает взять Никиту в дом хозяином и разом покрыть все грехи.

Матрена застает их обнявшись, сочувствует Анисьиной жизни со стариком, обещает помешать Акиму и напоследок, тайно сговорившись, оставляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа - «никакого духу нет, а сила большая…». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпирается на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына оставляют в работниках еще на год.

От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подозрениях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её […] так-то и меня обидишь […] пес ты».

Проходит шесть месяцев. Умирающий Петр зовет Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно навестить сына приходит Матрена с известием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матвеевичем. С глазу на глаз перегова­риваются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена предупреждает держать все в тайне от Никиты - «жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выползает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усаживается на крыльце с Петром. К воротам подъезжает Никита Хозяин расспрашивает его о пахоте, прощается, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыскиваются прямо на Петре - нащупала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама наставляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если […] похрапывать начнет […] ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбегает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, пользуясь её растерянностью, тут же передает деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начинают обмывать покойника.

Проходит еще девять месяцев. Зима. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет, ждет из города Никиту с Акулиной и, вместе с работником Митричем, Анютой и заглянувшей на огонек кумой, обсуждают Акулинины наряды, бесстыдство («растрепа-девка, нехалявая, а теперь расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да сплавить быстрей, беспутство и пьянство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко […] Ничего-то я сдуру не примечала […] а у них согласье было», - стонет Анисья.

Отворяется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лошаденку. За ужином Анисья жалуется на «баловство» и безобразия Никиты, усовестить просит. На что Аким отвечает одно: «…Бога забыли» и рассказывает о ладном житье-бытье Маринки.

Никита пьяный, с мешком, узлом и с покупками в бумаге останав­ливается на пороге и начинает куражиться, не замечая отца. Следом идет разряженная Акулина. На просьбу Акима Никита вынимает деньги и созывает всех пить чай, приказывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столешником возвращается из чулана и смахивает полушальчик, купленный Акулиной. Вспыхивает ссора. Никита выталкивает Анисью, приговаривая Акулине: «Я хозяин […] Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Потешась, возвращает Анисью, достает наливку, угощенье. Все собираются за столом, только Аким, видя неладное житье, отказывается от денег, еды и ночлега, и, уходя, пророчествует: «к погибели, значит, сын мой, к погибели…»

Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акулинины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, занемогши животом. «С глазу», - уговаривает сватов Матрена, - а так «девка как литая - не ущипнешь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк новорож­денного. Матрена с Анисьей торопятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму - «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огрызается Анисье: «…опостылела она мне […] А тут порошки эти […] Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упорствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже…» - и все же сдается, берет младенца, завернутого в тряпье, мучается. Анисья выхватывает у него из рук ребенка, кидает в погреб и сталкивает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита вылезает из погреба, трясется весь, со скребкой бросается на мать и Анисью, потом останав­ливается, бежит назад, прислушивается, начинает метаться: «Что они со мной сделали? […] Пищал как […] Как захрустит подо мной. И жив все, право, жив […] Решился я своей жизни…»

Гости гуляют на Акулининой свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с веревкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина […] и выть не выла…» Девок догоняет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушел со свадьбы: «…А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать…» Разговор прерывает Семен и уводит жену к гостям. Никита, оставшись один, снимает сапоги и подбирает веревку, делает из нее петлю, прикидывает на шею, но замечает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвыпившую Анисью. В конце концов будто бы согласившись на уговоры, встает, обирает с себя солому, отсылая их вперед. Выпроводив мать и жену, снова садится, разувается. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь […] людей не боюсь…» словно придает сил и решимости Никите.

В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благословения «вотчима». Среди гостей - Марина, муж её и урядник. Когда Анисья разносит вино, песни замолкают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, - «Божье дело идет…» - во всех грехах - в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совращении Акулины и убийстве её ребеночка: «Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь […] Я сделал, один я!» Отцу кланяется: «…говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обнимает его. Свадьба расстроилась. Урядник зовет понятых допрашивать всех и вязать Никиту.

Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. Чёртова дюжина М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2013.

КОГОТОК УВЯЗ -- ВСЕЙ ПТИЧКЕ ПРОПАСТЬ
(Сконцентрированная драма)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Смиренномудров, помещик средних лет с добродушным и веселым лицом, одет прилично, скромный, непьющий.
Хозяин, человек болезненной наружности, хрупкий.
Хозяйка дома, жена его.
Горничная.
Кухарка.
Гость
Гостья
Гость
Гостья
Гость
Гостья и т.д.
сообразно с количеством артистов в труппе.

Перед началом пьесы выходит режиссер во фраке и обращается к публике.

Режиссер. Многоуважаемые господа зрители... Имею честь предупредить дам и вообще слабонервных людей, что драма "Коготок увяз -- всей птичке пропасть" носит такой тяжелый, потрясающий характер, что едва ли лица с расшатанными больными нервами смогут ее смотреть без тех нежелательных эксцессов, которые вызывают все вообще драмы типа Гран-Гиньоль... Сконцентрированный характер безысходного ужаса, которым проникнута вся пьеса "Коготок увяз -- всей птичке пропасть", обязывает нас сделать предупреждение: пусть нервные люди покинут зал на все время представления этой тяжелой, потрясающей драмы...

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Смиренномудров (показывается в дверях гостиной). В комнате никого нет. Ну-с... Давненько я тут не был. Из именья-то приезжать мне трудно, лошадок не хочется беспокоить, да и кучер, бедняжка, устает преизрядно от этих поездок. С другой стороны, думаешь: не вовремя приехал, хозяев обеспокоил... Да и прислуга их тоже, вероятно, затрудняется такими визитами: пальто снять нужно, то да се... А радости-то она, прислуга, видит какие в своей горемычной жизни? Никаких... (Шагает по гостиной, подходит к окну.) Ба... Что это? Бумага от мух... Боже, какая жестокость... Эти люди прямо-таки хуже всяких зверей. (Н а клоняется к липкой бумаге.) Что ты, бедненькая? Что ты жужжишь? Лапки завязила, моя крошка, и не можешь отклеиться. (Утирает слезы.) Бедное, несчастное существо... Дай я помогу тебе... (Говорит ласково, как с ребенком.) Ну, ну, не будем нетерпеливы, а то повредим лапку и нам будет больно. Вот так... А теперь, моя милая мушка, я перенесу тебя на стол и положу на бумагу, пока ты обсохнешь и отойдешь от пережитого потрясения. А тогда можешь себе и полетать... понаслаждаться жизнью. Вот. Пойдем сюда, мушиная твоя душа. (Несет бережно муху на ладони, оглядывается.) Что же это не видно дорогого хозяина? Мне так хочется прижать его к своей груди... (Кладет муху на стол.) Вот ты здесь полежи, а я пойду посмотрю, не влопался ли еще твой товарищ. Эх, сколько обиды и горести на свете... Видел сейчас птичку, мальчишка крыло ей перешиб. До чего было мне жаль бедняжку... Смотрит этак глазом жалобно и тихо-тихо пищит: "Пи-и... пи-и".

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Входит хозяин дома, худой, болезненный; Смиренномудров радостно расста в ляет руки и кричит.

Смиренномудров. А, Иван Прокофьич... Неизмеримо рад видеть тебя... Позволь крепко прижать тебя к своему сердцу... (Обнимает хозяина дома и крепко прижимает его к груди.)

Хозяин, застонав, опускает набок голову и виснет на его руках.

Здравствуй, Ваня. Да что ты будто на ногах не стоишь? Хе-хе... Выпил лишнее, что ли?.. (Всматривается в его лицо и бледнеет.) Что это... Не дышит... И изо рта кровь... Боже, что с ним! Неужели... Да нет... Не может быть... Неужели я его задушил в своих объятиях. Боже, какой ужас... (Кладет хозяина на пол и слушает его сердце.) Сомнений нет... Он не дышит, и около него лужа крови... О, проклятие, я раздавил своего друга. (Стоит в оцепенении над тр у пом, безумный взгляд, ломает руки, дрожит, озирается.) Боже мой, Боже мой... (Тихо рыдает.) Две христианские душеньки загублено... Еще невинного мученика Господь, может быть, примет в лоно свое... А я, грешный... Что мне. делать с собой? Пойти разве упасть перед народом на колени и повиниться. "Простите, люди добрые. Не хотел я души невинной губить, наоборот, ласку хотел показать, прижал его, любя, к своей груди..." Да не поверит ведь никто. Схватят меня, закуют в кандалы и судить будут... Скажут: ты убийца, ты зверь, ты Иуда-предатель... Тебе понадобилась невинная кровь друга твоего. Что делать... Что делать? (Дико озирается.) Где выход? Где спасение? Что это? (С расширенными от ужаса глазами прикладывает палец к губам.) Что я слышу? Шаги? Сюда идут? Неужели погибать? Нет, нет... Может, все обойдется. Я спрячу концы в воду... "Убегу, как-нибудь скроюсь... Тсс... Шаги ближе...

Смиренномудров берет труп, тащит его к окну, усаживает на подоконник и закрывает портьерой. Полминуты стоит в раздумье, глядя на кровавую лужу на полу. Хватает подушку с дивана и покрывает ею пол. Озирается. Делает над с о бой усилие и принимает непринужденный вид... Входит хозяйка.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Хозяйка. А, здравствуйте, Смиренномудров... Забыли нас, забыли... Мы все так любим вас, а вы так редко нас посещаете. Очень рада видеть вас... Как поживаете? Смиренномудров (в сторону). Какая пытка... (Вслух.) Благодарю вас... хе-хе... Вы как? Хозяйка (садится на диван). А где же Иван Прокофьич? Смиренномудров (смотрит исподлобья). Иван Прокофьич... Какой Иван Прокофьич? Хозяйка (смеясь). Как какой же? Мой муж. Ха-ха... Что это вы так смотрите? Ведь это же ваш лучший друг... Смиренномудров (дрожит). Да, да... Иван Прокофьич... Хозяйка. Куда же это он делся? Смиренномудров. Иван Прокофьич... Не знаю... (В сторону.) Какая, пытка. Хозяйка. Да как же? Ведь он минуту тому назад был здесь. Иван Прокофьич, а Иван Прокофьич... Ах, плутишка, наверно, подшутить над нами хочет, спрятался куда-нибудь. Ха-ха... Смиренномудров (бледный). Ха-ха... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка. Почему это диванная подушка на полу?.. Вероятно, Иван Прокофьич нечаянно свалил... Смиренномудров. Пусть себе лежит. Хозяйка. Нет, это не порядок... Диванная подушка должна лежать на диване. Смиренномудров. Пусть лежит как есть... Так красивей... Хозяйка. Да нет, ведь это не принято, чтоб диванная подушка валялась на полу. Надо бы поднять ее... Смиренномудров. Я вас очень прощу, пусть лежит себе на полу. Так гораздо... (отходит и с деланным удовольствием смотрит в кулак, любуясь подушкой) декоративнее... Хозяйка (нерешительно). Нет, я должна ее поднять... Смиренномудров (с беспокойством в лице). Настойчиво и усиленно прошу вас: не поднимайте ни в каком случае... Хозяйка. Да почему же? Смиренномудров. Пусть себе лежит... Это самая последняя мода -- диванная подушка на полу. Очень красиво... (В сторону.) Какая пытка!.. Хозяйка. Мне, право, странна ваша настойчивость... Я чувствую, что я должна поднять эту подушку... Смиренномудров. Не поднимайте. Хозяйка. У меня какое-то тяжелое предчувствие. Сердце мое сжимается. О, нет, я чувствую, что должна поднять эту подушку... О, мое сердце... (Бросае т ся к подушке и поднимает ее.) Что это? Что здесь? Кровь... Смиренномудров (сделанным спокойствием.) Нет. Это -- красные чернила. Я принес вам банку в подарок и нечаянно разлил на ковер... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка (с недоумением). Чер-ни-ла? Да разве банки с красными чернилами носят в подарок? Смиренномудров. Носят. Хозяйка. Тогда почему же у меня сердце так сжимается?! Смиренномудров. Перемена погоды... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка (всматриваясь). Что это там такое, как будто сидит у окна, за портьерой... Как будто мужская фигура -- и не шевелится... А мужа нет... Муж-жа нет... Смиренномудров, где мой муж? Почему так болит мое сердце? Смиренномудров, я посмотрю, что это за неподвижная фигура сидит у окна... Смиренномудров (стараясь сохранить хладнокровие). Не смотрите... Сидит и пусть сидит... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка. Я должна посмотреть... Смиренномудров (яростно). Не смотрррррррите... Хозяйка (хватаясь за сердце). Это -- муж там... (Подходит к портьере и с криком отдергивает ее.) О, убийца... Ты убил его... На помощь, ко мне, сюда... Полицию... Поли... Смиренномудров (дрожит как в лихорадке; неожиданно бросается к хозяйке и хватает ее за горло). Молчи, ты меня погубишь... Хозяйка. Кррррр... Хррррр... Смиренномудров (опуская ее на пол). Тсс... что это? (Всматривается.) Неужели? Задушил... Боже, что я сделал... Куда я падаю... (Берет труп хозяйки и прячет за портьеру.) Теперь бежать...

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Горничная (входя). Барыня, там модистка... (Оглядываясь.) А где же барыня? Смиренномудров. Барыня? Какая барыня? Горничная. Да моя же, Господи... Смиренномудров. Она вышла немного погулять по улице... душно, знаете... Горничная. Да как же она могла выйти, если я все время у парадных дверей была. Смиренномудров (растерянно). Она... в это самое... в окно вылезла... теперь везде... в Англии даже... Эксцентричные дамы... (В сторону.) Какая пытка... Горничная. Ой, барин... Что я вижу... Кровь на ковре... Смиренномудров. Да, дда... Это кухарка кур тут к обеду резала... (В ст о рону.) Какая пытка... (Вслух.) То есть нет... Это я гулял, споткнулся о ковер и разбил себе нос... Горничная. Смотрите... Около лужи гребень барыни... (Смотрит, бледная, на Смиренномудрова.) Ой... Пойду уж я... (Поворачивается, чтобы уйти.) Смиренномудров (хрипло). Нет, ты не уйдешь... Ты слишком много видела. (Хватает тяжелый стул.) Слишком было бы глупо погибнуть из-за тебя... (Опу с кает стул на голову горничной.) Так-то лучше... (Безумно.) Ха-ха... Мертвые не говорят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Кухарка (появляясь в дверях). Барыня, там корицы нужно купить... Смиренномудров. Какой корицы?.. Что за корица... Среди бела дня -- вдруг корица!.. (В сторону.) Какая пытка... Кухарка. Что это? Никак Ульяна на ковре лежит? Смиренномудров. Да... Это она спит... Намаешься, знаете, за день... Туда сбегай, сюда сбегай... Надо же, как это говорится, и отдохнуть... Кухарка. Да тут кровь... Ой же ж, Господи... Пантелеймон-целитель... сорок мучеников... Фрол и Лавр... (Поворачивается, хочет бежать.) Смиренномудров. Ха-ха... Нет, ты не уйдешь, старуха... (Втаскивает ее в гостиную и убивает стулом.) Теперь бежать... Голос в передней. А мы к вам, душенька... Почему это у вас парадная дверь открыта и в передней никого нет?...

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гость и гостья (входя). Здравствуйте... Смиренномудров. А... Здравствуйте... Как поживаете? (В сторону.) Какая пытка... Гость и гостья (в ужасе). Что это? Почему они лежат? Смиренномудров (растерянно). Да это так просто... Пьяные какие-то... Пришли и легли... Такое безобразие... Вы не обращайте внимания... Садитесь, пожалуйста. (В сторону.) Какая пытка. Гость и гостья. Но... на... них кровь... Они убиты... Пойдем скорее, Поль... Смиренномудров (безумно). Куд-да?!. О, вы слишком много видели... Ха-ха... (Хватает стул и опускает его поочередно на головы гостя и гостьи.) Умрите, проклятые... Теперь бежать. Голос в передней. А мы, знаете, прогуливались... Дай, думаем, зайдем к вам... Жарко нынче как, голубушка...

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Гость и гостья (показываются последовательно из дверей.) Господи Иисусе... Что это... Смиренномудров. Это?.. А вот что... (Хватает стул.) Это заставит вас не быть любопытными... Ха-ха-ха... (Бьет стулом.)

Они падают... Тишина. Смиренномудров, опустив голову, стоит со стулом и к чему-то прислушивается. Длинная пауза. Переминается с ноги на ногу, оглядыв а ется и, бросив стул, подходит к рампе.

Ха-ха-ха... Чьи это кровавые руки тянутся ко мне? Модистка пришла, а корицы нет... Нет корицы... Где же корица?.. Где правда человеческая? О чем это вдали плачет скрипка?.. Кого она хоронит?.. Мальчик перешиб птичке крыло, а она так: "Пи-и... пи-и..." (Плачет.) Красненькая птичка такая... (Шепотом.) Что это? Что это? Она растет... Это не птичка... Это женщина... (Леденящим хохотом.) Ха-ха-ха-ха-ха... Я хочу преклонить свою голову на диванную подушку... Красненькая подушечка... (Задумчиво.) Красненькая такая... да, гм... гм... (Отходит в глубь сцены и заглядывает в дверь. Снова берет стул.)

Из-за двери показывается голова режиссера.

Ну? Режиссер (тихим голосом). Что "ну"? Смиренномудров (нетерпеливо). Почему никто больше не идет? Режиссер. Да некому больше и идти... Всех поубивали... Смиренномудров (шепотом). Не может быть... Там еще кто-нибудь остался... (По привычке.) Какая пытка!.. Режиссер. Уверяю вас, никого... Не выпускать же мне вам театрального плотника... Смиренномудров (мрачно). Где же остальные актеры? Режиссер. Да все они вон и лежат на сцене... вся труппа. Смиренномудров (молчит, потом презрительно). Ну и труппочка... Полтора человека... (Бросает стул, садится, вынимает папиросу и хладнокровно ее зак у ривает.)