Продолжаю комментировать «Евгений Онегин»
ГДЕ НАХОЖУСЬ: Сорок шестая строфа первой главы. Рассуждения Пушкина о характере своего героя.
ТЕКСТ:
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призра́к невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований.
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Всё это часто придает
Большую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
ПИСАРЕВ:
Если Онегин думает, что «жизнь томит» его, то он думает чистый вздор; кого жизнь действительно томит, тот не поскачет на почтовых за наследством в деревню умирающего дяди. «Жить», на языке Онегина, значит гулять по бульвару, обедать у Талона, ездить в театры и на балы. «Мыслить» - значит критиковать балеты Дидло и ругать луну дурой за то, что она очень кругла. «Чувствовать» - значит завидовать волнам, которые ложаттся к ногам хорошенькой барыни. «Кто жил и мыслил» подобно Онегину, «тот», разумеется, «не может не презирать людей» живущих менее роскошно и мыслящих не столь оригинально. «Кто чувствовал» подобно Онегину, «того», разумеется, «тревожит призрак невозвратных дней», то есть тех дней, когда случалось видеть вблизи ножки, ланиты, перси и разные другие интересные подробности женского тела. – Таким образом, я ответил на все вопросы, поставленные мною в первой главе, и у нас оказался тот неожиданный результат, что Онегин совсем не «дух отрицанья, дух сомненья», а просто коварный изменщик и жестокий тиран дамских сердец.
БРОДСКИЙ:
«Образ Онегина и характеристика взаимоотношений между ним и автором романа заставляют припомнить стихотворение Пушкина «Демон» (1823)»
«Демон» (черновики)
Таков он был…
Мое спокойное (беспечное) незнанье
Он (размышленьем возмушал,
И я его существованье
С своим, невинным, сочетал.
Я видел мир его глазами…
Непостижимое волненье
Меня к лукавому влекло…
Я стал взирать его глазами.
Мне жизни дался бедный клад,
С его неясными словами
Моя душа звучала в лад.
Наброски из черновиков первой главы «Евгения Онегина»:
Мне было грустно, тяжко, больно,
Но, одолев (мой ум) в борьбе,
Он сочетал меня невольно
Своей таинственной судьбе.
Я стал взирать его очами,
С его печальными речами
Мои слова звучали в лад…
Моя задумчивая младость
Он для мечтаний охладил –
Я неописанную сладость
В его беседах находил.
Я стал взирать его очами,
(Открыл) я жизни бедный клад
В замену прежних заблуждений,
В замену веры и надежд
Для легкомысленных невежд.
Таким образом, Демон как бы объединяется с Онегиным. Современники Пушкина узнавали в Демоне Александра Николаевича Раевского. … Пушкин собирался печатно возразить против подобного отождествления его Демона с реальной личностью.
ЛОТМАН:
Черновые варианты этих строф свидетельствуют о тесной близости их с «Демоном». … Сближение Онегина и Демона дало основание комментаторам (см.: Бродский. С. 107-108) сблизить Онегина с якобы прототипом Демона А. Н. Раевским.
Однако поскольку отождествление А. Н. Раевского и поэтического Демона (несмотря на устойчивость такого сближения, восходящего к воспоминаниям современников поэта) на поверку оказывается произвольным, основанным лишь на стремлении некоторых современников и исследователей непременно выискивать в стихах «портреты» и «прототипы», параллель эту следует отвергнуть как лишенную оснований.
И образ Онегина, и фигура Демона диктовались П соображениями гораздо более высокого художественного и идеологического порядка, чем стремление «изобразить» то или иное знакомое лицо. Это, конечно, не исключает, что те или иные наблюдения могли быть исходными импульсами.
НАБОКОВ:
Черновой фрагмент:
Я стал взирать его очами,
С его печальными речами
Мои слова звучали в лад…
Великолепная четырехкратная аллитерация на –ча-, которая у Пушкина столь часто украшает строки, проникнутые наиболее пронзительным чувством; два самых известных примера – «очи очаруют» в «Талисмане» (1827) и «очей очарованье … прощальная краса в стихотворении «Осень». Для русского слуха звук ч, встречающийся во многих красивых словах («чудо», «чары», чувство», «чу»), ассоциируется с соловьиной трелью.
МОИ ИНСИНУАЦИИ:
Не к чему придраться. Действительно:
Кто жил и мыслил, тот…
И это действительно придает …
Хотя и смущает поначалу.
И рассказчик очень хорош, такой невинный, и его товарищ, такой разочарованный. И еще гладко написано. Так что – полный ажур.
Но почему-то хочется сказать какую ни будь гадость.
Ну вот, пожалуй это – (Набоков, «Структура Евгения Онегина»):
«Пушкин был человеком острого ума (особенно это проявляется в его письмах), но в дидактическом жанре не блистал, и его дань отшлифованным общим рассуждениям своего времени, или, вернее, предшествующего периода, иногда болезненно очевидна в довольно банальных замечаниях по поводу вихря света, женщин, привычек и нравов, рассыпанных по всему тексту ЕО»
Ну вот и полегчало.
Здравствуйте уважаемые.
Давненько у нас не было "ЕО", соскучились, поди? :-)) В прошлый раз остановились вот тут вот: .
Пожалуй, пора продолжать:-)
Причудницы большого света!
Всех прежде вас оставил он;
И правда то, что в наши лета
Довольно скучен высший тон;
Хоть, может быть, иная дама
Толкует Сея и Бентама,
Но вообще их разговор
Несносный, хоть невинный вздор;
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для мужчин,
Что вид их уж рождает сплин.
Сплин, это, естественно тоска, и теперь Вы знаете, что обозначает наименование некогда модной группы из Питера. Очень точное наименование, кстати:-)) А в целом, в очередной раз поражаюсь точности формулировок Пушкина, и знанию его человеческой психологии. лапидарный. но емкий портрет большинства гранд-дам, как той эпохи, так и современного времени:-) Сей - это такой французский экономист, последователь Адама Смита, автор «Курса политической экономии», а Бентам — английский писатель-правовед. То есть дамы вроде как при делах - в курсе экономики, политики и юриспруденции, и вроде знают об этом не по наслышке, а все равно - поразительно, до челюстного хруста скучны:-) Но давайте посмотрим, что там далее...
И вы, красотки молодые,
Которых позднею порой
Уносят дрожки удалые
По петербургской мостовой,
И вас покинул мой Евгений.
Отступник бурных наслаждений,
Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взялся,
Хотел писать — но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его,
И не попал он в цех задорный
Людей, о коих не сужу,
Затем, что к ним принадлежу.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он — с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Ну в общем, присытился Евгений. И фамфаталями и молодыми чаровницами.Всеми представительницами женского пола. И решил немного от них отдохнуть. Дрожки - это лёгкий четырехколесный открытый рессорный экипаж на 1-2 человека, особо популярный у молодежи. Писать у него не удалось - как-никак талант нужен. Читать - ему так же скучно. Ибо читал наверное или исключительно новомодное, или же наоборот - только "правильные" произведения. И книги вместо удовольствия и радости стали его своего рода вергигами, сиречь разного вида железные цепи, полосы, кольца, носившиеся христианскими аскетами на голом теле для смирения.
Как итог - скука, скука,скука и еще раз скука.
Вериги
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Все это часто придает
Большую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
Этакие 2 человеконенавистника -эпиграмщика встретились...:-)
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Все было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые,
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая...
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Н.И. Гнедич
Ну в общем все эти темы про лик Дианы, гранит и прочая-прочая, это аллюзии на известную идиллию известного поэта и переводчика (именно он первый перевел Иллиаду!) Николая Ивановича Гнедича, коего Пушкин очень и очень ценил. И было за что - этот несчастный, обезображенный оспой человек имел прекрасный вкус к поэзии и умел, действительно умел писать!
М.Н. Муравьев
Описавший себя Пиит,это еще одна аллюзия. на самое известное стихотворение попечителя Московского университета, сенатора и мецената Михаила Никитича Муравьёва под названием "Богиня Невы". Отрывок се же приведу здесь:
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит,
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
В общем, этакий кусок поэтических иллюзий у нас.. Опять гранит, опять Нева. В общем, Александр Сергеевич хорошо знал всех известный поэтов страны того времени, что и не удивляет:-)
Миллионная улица всем Вам известна, она и сейчас так называется. И если наши герои слышали шум проезжающей кареты о этой улице, значит стояли он на Дворцовой набережной.
Торквадовы октавы, это опять ссылка на упоминавшееся мной в предыдущем посте произведение поэма Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим». Октава здесь- это написанные восьмистишными строфами стихи, которые поют гандольеры в Венеции.
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле,
С венецианкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
Ну в общем, тут опять про Венецию... и гандольеров. Этакие эротические мечты Пушкина, мечтающего заговорить на литературном итальянском:-))
Венеция, как известно, расположена на побережье Адриатического моря, а Брента — река, впадающая в это самое море. Как раз близ ее устья и расположена Венеция.
Про внуков Аполлона - это очень тонко. Аполлон или Феб - в древне-греческой мифологии это не только бог света и любви, но и покровитель искусств. Сыновья Аполлона - это значит люди пишущие прозой, а внуки - поэты.
По поводу Альбиона показатель того, что Пушкин никогда не был в Венеции и судит о ней исключительно по модному роману -уже упоминавшегося мной ранее «Странствований Чайльд-Гарольда» Байрона.
Кто такой Петрарка, думаю, объяснять не надо? :-)
Продолжение следует...
Приятного времени суток.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призра́к невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований.
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Всё это часто придает
Большую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
ПИСАРЕВ:
Если Онегин думает, что «жизнь томит» его, то он думает чистый вздор; кого жизнь действительно томит, тот не поскачет на почтовых за наследством в деревню умирающего дяди. «Жить», на языке Онегина, значит гулять по бульвару, обедать у Талона, ездить в театры и на балы. «Мыслить» - значит критиковать балеты Дидло и ругать луну дурой за то, что она очень кругла. «Чувствовать» - значит завидовать волнам, которые ложаттся к ногам хорошенькой барыни. «Кто жил и мыслил» подобно Онегину, «тот», разумеется, «не может не презирать людей» живущих менее роскошно и мыслящих не столь оригинально. «Кто чувствовал» подобно Онегину, «того», разумеется, «тревожит призрак невозвратных дней», то есть тех дней, когда случалось видеть вблизи ножки, ланиты, перси и разные другие интересные подробности женского тела. – Таким образом, я ответил на все вопросы, поставленные мною в первой главе, и у нас оказался тот неожиданный результат, что Онегин совсем не «дух отрицанья, дух сомненья», а просто коварный изменщик и жестокий тиран дамских сердец.
БРОДСКИЙ:
«Образ Онегина и характеристика взаимоотношений между ним и автором романа заставляют припомнить стихотворение Пушкина «Демон» (1823)»
«Демон» (черновики)
Таков он был…
Мое спокойное (беспечное) незнанье
Он (размышленьем возмушал,
И я его существованье
С своим, невинным, сочетал.
Я видел мир его глазами…
Непостижимое волненье
Меня к лукавому влекло…
Я стал взирать его глазами.
Мне жизни дался бедный клад,
С его неясными словами
Моя душа звучала в лад.
Наброски из черновиков первой главы «Евгения Онегина»:
Мне было грустно, тяжко, больно,
Но, одолев (мой ум) в борьбе,
Он сочетал меня невольно
Своей таинственной судьбе.
Я стал взирать его очами,
С его печальными речами
Мои слова звучали в лад…
Моя задумчивая младость
Он для мечтаний охладил –
Я неописанную сладость
В его беседах находил.
Я стал взирать его очами,
(Открыл) я жизни бедный клад
В замену прежних заблуждений,
В замену веры и надежд
Для легкомысленных невежд.
Таким образом, Демон как бы объединяется с Онегиным. Современники Пушкина узнавали в Демоне Александра Николаевича Раевского. … Пушкин собирался печатно возразить против подобного отождествления его Демона с реальной личностью.
ЛОТМАН:
Черновые варианты этих строф свидетельствуют о тесной близости их с «Демоном». … Сближение Онегина и Демона дало основание комментаторам (см.: Бродский. С. 107-108) сблизить Онегина с якобы прототипом Демона А. Н. Раевским.
Однако поскольку отождествление А. Н. Раевского и поэтического Демона (несмотря на устойчивость такого сближения, восходящего к воспоминаниям современников поэта) на поверку оказывается произвольным, основанным лишь на стремлении некоторых современников и исследователей непременно выискивать в стихах «портреты» и «прототипы», параллель эту следует отвергнуть как лишенную оснований.
И образ Онегина, и фигура Демона диктовались П соображениями гораздо более высокого художественного и идеологического порядка, чем стремление «изобразить» то или иное знакомое лицо. Это, конечно, не исключает, что те или иные наблюдения могли быть исходными импульсами.
НАБОКОВ:
Черновой фрагмент:
Я стал взирать его очами,
С его печальными речами
Мои слова звучали в лад…
Великолепная четырехкратная аллитерация на –ча-, которая у Пушкина столь часто украшает строки, проникнутые наиболее пронзительным чувством; два самых известных примера – «очи очаруют» в «Талисмане» (1827) и «очей очарованье … прощальная краса в стихотворении «Осень». Для русского слуха звук ч, встречающийся во многих красивых словах («чудо», «чары», чувство», «чу»), ассоциируется с соловьиной трелью.
МОИ ИНСИНУАЦИИ:
Не к чему придраться. Действительно:
Кто жил и мыслил, тот…
И это действительно придает …
Хотя и смущает поначалу.
И рассказчик очень хорош, такой невинный, и его товарищ, такой разочарованный. И еще гладко написано. Так что – полный ажур.
Но почему-то хочется сказать какую ни будь гадость.
Ну вот, пожалуй это – (Набоков, «Структура Евгения Онегина»):
«Пушкин был человеком острого ума (особенно это проявляется в его письмах), но в дидактическом жанре не блистал, и его дань отшлифованным общим рассуждениям своего времени, или, вернее, предшествующего периода, иногда болезненно очевидна в довольно банальных замечаниях по поводу вихря света, женщин, привычек и нравов, рассыпанных по всему тексту ЕО»
Ну вот мне и полегчало.
ЕЩЕ МНЕНИЕ О СТРОФЕ:
Пишет petrazmus
: Перечисление различных переживаний-страстей-разочарований, высокомерные (на первый взгляд) высказывания – это не повторение темы Чайльд-Гарольда. Это своеобразная аллегория жизненного опыта, а именно, прелесть (познавательность, интерес, весомость) разговору дают только воспоминания, раскаяние, невозвратность, т.е. ПРОЖИТАЯ жизнь и получившийся из этого опыт.
Естественно это не конец жизни. Нелепо предполагать такое про молодых людей –Пушкина и Онегина. Глаголы прошедшего времени - это не итог и прощание, а просто повод подчеркнуть свое право оценки происходящего, право на мнение. Тот у кого были метания, у того и была жизнь, и тот, из–за этих метаний будучи опытным, может что-то писать, например роман в стихах.
Возникает следующий вопрос – а зачем это поэту? Ответ во второй половине строфы.
Александр Сергеевич окончательно оформляет свое вхождение в роман, не только как рассказчик, но и как законный персонаж, и ему нужна легитимность. Читатель должен верить не только описанию жизни Онегина. Он должен верить и тем комментариям, которые дает автор. Для этого происходит знакомство, сближение, споры-разговоры с главным героем, для этого подчеркивается равность переживаний и жизненного опыта двух новых друзей. И в итоге – есть возможность поспорить и покритиковать Онегина, как близкого себе человека – т.е. жестко и без бантиков.
В строфе про Ленского и его сближение с Онегиным Пушкин скажет «от делать нечего друзья». Про эти же действия самого Пушкина можно сказать - «ради читателя друзья». Пушкин подружился с Онегиным для нас. Еще одно свидетельство необычности поэта, его уникальности.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
В строках, начинающих 47-ю строфу отразилось мировоззрение главного героя этого произведения.
Молодые люди, не успевшие накопить жизненного опыта, в своих суждениях склонны к максимализму. в первой главе романа всего 25 лет. Это фактически, юношеский возраст. Евгению кажется, что если он умеет обворожить замужнюю даму, если девицы сходят от него с ума, значит, он знает о жизни все.
Описывая Онегина, Пушкин вспоминает себя в его годы. Отчасти свое юношеское мировоззрение и отношение к жизни он вложил в Онегина.
Онегин смотрит на повторяющуюся игру актеров, одни и те же па в балете и думает, что знает о жизни все. Просто еще не пришла пора Онегина полюбить по-настоящему. Невозможно согласиться со словами Пушкина. Человек, который прожил жизнь, а значит, мыслил и чувствовал, не будет способен к презрению всех и вся. Он будет подходить к людям дифференцированно: презирать безвольных и ничтожных, жалеть слабых и обездоленных, преклоняться перед теми, кто сильнее и выше, и любить тех, кого выберет душа.
Чувствования Онегина поверхностны, и такого же мнения придерживается Д. Писарев, который писал:
«Если Онегин думает, что «жизнь томит» его, то он думает чистый вздор; кого жизнь действительно томит, тот не поскачет на почтовых за наследством в деревню умирающего дяди. «Жить», на языке Онегина, значит гулять по бульвару, обедать у Талона, ездить в театры и на балы. «Мыслить» — значит критиковать балеты Дидло и ругать луну дурой за то, что она очень кругла. «Чувствовать» — значит завидовать волнам, которые ложатся к ногам хорошенькой барыни. «Кто жил и мыслил» подобно Онегину, «тот», разумеется, «не может не презирать людей», живущих менее роскошно и мыслящих не столь оригинально. «Кто чувствовал» подобно Онегину, «того», разумеется, «тревожит призрак невозвратных дней», то есть тех дней, когда случалось видеть вблизи ножки, ланиты, перси и разные другие интересные подробности женского тела».
Некоторые литераторы (И. Бродский, Ю. Лотман) находят в этих строках сближение образа Онегина с Демоном, другие считали, что эти строки сближают Евгения Онегина с Чальд-Гарольдом.