Колымские рассказы. Варлам шаламов - колымские рассказы - кратко

ОДИНОЧНЫЙ ЗАМЕР

Лагерный труд, однозначно определяемый Шаламовым как рабский, для писателя - форма того же растления. Доходягазаключенный не способен дать процентную норму, поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит, сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра - 25 процентов - кажется Дугаеву очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задает привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой, откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился последний день.

ШЕРРИ БРЕНДИ

Умирает заключенныйпоэт, которого называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в темной глубине нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит какаянибудь мысль - например, что у него украли хлеб, который он положил под голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать... Но сил для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосет его, пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его еще два аня не списывают, и изобретательным соседям удается при раздаче получать хлеб на мертвеца как на живого: они делают так, что тот, как кукламарионетка, поднимает руку.

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ

Заключенный Мерзляков, человек крупного телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдает. Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят - у него сломано ребро и боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск, щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом заключенный, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое. Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков - симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач делает ему раушнаркоз, во время которого тело Мерзлякова удается разогнуть, а еще через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После нее заключенный сам просится на выписку.

ТИФОЗНЫЙ КАРАНТИН

Заключенный Андреев, заболев тифом, попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение больного дает шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод, побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно долго удается скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь, что теперьто тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние, местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключенных, которым неожиданно выдали зимнее обмундирование, минует черту, отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним.

АНЕВРИЗМА АОРТЫ

Болезнь (а изможденное состояние заключенных«доходяг» вполне равносильно тяжелой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и больница - в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В больницу попадает заключенная Екатерина Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключенным Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности, («крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо врачебной озабоченностью. Он находит у Гловацкой аневризму аорты - болезнь, при которой любое неосторожное движение может вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключенной, начальник больницы уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, - она умирает.

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАЙОРА ПУГАЧЕВА

Среди героев прозы Шаламова есть и такие, кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора, после войны 1941-1945 гг. в северовосточные лагеря стали прибывать заключенные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики...». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были еще истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали в окружении или в плену. И майору Пугачеву, одному из таких, еще не сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть - сменить вот этих живых мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает столь же решительных и сильных, себе под стать, заключенных, готовых либо умереть, либо стать свободными. В их группе - летчики, разведчик, фельдшер, танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего. Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим, продвигаются в обслугу: ктото становится поваром, ктото культоргом, кто чинит оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный день.

В пять часов утра на вахту постучали. Дежурный впускает лагерного поваразаключенного, пришедшего, как обычно, за ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из заключенных переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пугачева. Заговорщики врываются в помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе грузовик, высаживают шофера и продолжают путь уже на машине, пока не кончается бензин. После этого они ухолят в тайгу. Ночью - первой ночью на свободе после долгих месяцев неволи - Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом отделе, обвинение в шпионаже и приговор - двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен, изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе, он знает, что они «лучше всех, достойнее всех*. А чуть позже завязывается бой, последний безнадежный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают, чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удается уйти, но он знает, затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о сделанном. Последний его выстрел - в себя.

Варлам Тихонович Шаламов 1907-1982

Время чтения: 15–20 мин.

Сюжет рассказов В. Шаламова - тягостное описание тюремного и лагерного быта заключенных советского ГУЛАГа, их похожих одна на другую трагических судеб, в которых властвуют случай, беспощадный или милостивый, помощник или убийца, произвол начальников и блатных. Голод и его судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная деградация - вот что находится постоянно в центре внимания писателя.

Надгробное слово

Автор вспоминает по именам своих товарищей по лагерям. Вызывая в памяти скорбный мартиролог, он рассказывает, кто и как умер, кто и как мучился, кто и на что надеялся, кто и как себя вел в этом Освенциме без печей, как называл Шаламов колымские лагеря. Мало кому удалось выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нравственно несломленным.

Житие инженера Кипреева

Никого не предавший и не продавший, автор говорит, что выработал для себя формулу активной защиты своего существования: человек только тогда может считать себя человеком и выстоять, если в любой момент готов покончить с собой, готов к смерти. Однако позднее он понимает, что только построил себе удобное убежище, потому что неизвестно, каким ты будешь в решающую минуту, хватит ли у тебя просто физических сил, а не только душевных. Арестованный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал избиение на допросе, но даже кинулся на следователя, после чего был посажен в карцер. Однако от него все равно добиваются подписи под ложными показаниями, припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал доказывать себе и другим, что он человек, а не раб, какими являются все заключенные. Благодаря своему таланту (он изобрел способ восстановления перегоревших электрических лампочек, починил рентгеновский аппарат), ему удается избегать самых тяжелых работ, однако далеко не всегда. Он чудом остается в живых, но нравственное потрясение остается в нем навсегда.

На представку

Лагерное растление, свидетельствует Шаламов, в большей или меньшей степени касалось всех и происходило в самых разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проигрывается в пух и просит играть на «представку», то есть в долг. В какой-то момент, раззадоренный игрой, он неожиданно приказывает обычному заключенному из интеллигентов, случайно оказавшемуся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот отказывается, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно достается блатарю.

Двое заключенных крадутся к могиле, где утром было захоронено тело их умершего товарища, и снимают с мертвеца белье, чтобы назавтра продать или поменять на хлеб или табак. Первоначальная брезгливость к снятой одежде сменяется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут чуть больше поесть и даже покурить.

Одиночный замер

Лагерный труд, однозначно определяемый Шаламовым как рабский, для писателя - форма того же растления. Доходяга-заключенный не способен дать процентную норму, поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит, сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра - 25 процентов - кажется Дугаеву очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задает привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой, откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился последний день.

Шерри Бренди

Умирает заключенный-поэт, которого называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в темной глубине нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит какая-нибудь мысль - например, что у него украли хлеб, который он положил под голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать… Но сил для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосет его, пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его ещё два дня не списывают, и изобретательным соседям удается при раздаче получать хлеб на мертвеца как на живого: они делают так, что тот, как кукла-марионетка, поднимает руку.

Шоковая терапия

Заключенный Мерзляков, человек крупного телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдает. Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят - у него сломано ребро и боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск, щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом заключенный, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое. Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков - симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач делает ему рауш-наркоз, во время которого тело Мерзлякова удается разогнуть, а ещё через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После нее заключенный сам просится на выписку.

Тифозный карантин

Заключенный Андреев, заболев тифом, попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение больного дает шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод, побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно долго удается скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь, что теперь-то тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние, местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключенных, которым неожиданно выдали зимнее обмундирование, минует черту, отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним.

Аневризма аорты

Болезнь (а изможденное состояние заключенных-«доходяг» вполне равносильно тяжелой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и больница - в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В больницу попадает заключенная Екатерина Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключенным Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности, («крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо врачебной озабоченностью. Он находит у Гловацкой аневризму аорты - болезнь, при которой любое неосторожное движение может вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключенной, начальник больницы уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, - она умирает.

Последний бой майора Пугачева

Среди героев прозы Шаламова есть и такие, кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора, после войны 1941-1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибывать заключенные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики…». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были ещё истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали в окружении или в плену. И майору Пугачеву, одному из таких, ещё не сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть - сменить вот этих живых мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает столь же решительных и сильных, себе под стать, заключенных, готовых либо умереть, либо стать свободными. В их группе - летчики, разведчик, фельдшер, танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего. Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим, продвигаются в обслугу: кто-то становится поваром, кто-то культоргом, кто чинит оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный день.

В пять часов утра на вахту постучали. Дежурный впускает лагерного повара-заключенного, пришедшего, как обычно, за ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из заключенных переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пугачева. Заговорщики врываются в помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе грузовик, высаживают шофера и продолжают путь уже на машине, пока не кончается бензин. После этого они уходят в тайгу. Ночью - первой ночью на свободе после долгих месяцев неволи - Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом отделе, обвинение в шпионаже и приговор - двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен, изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе, он знает, что они «лучше всех, достойнее всех». А чуть позже завязывается бой, последний безнадежный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают, чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удается уйти, но он знает, затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о сделанном. Последний его выстрел - в себя. Пересказал Е. А. Шкловский

Список литературы

Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. - М. : Олимп: ACT, 1997. - 896 с.

Сюжет рассказов В. Шала-мова — тягостное описание тюрем-ного и лагер-ного быта заклю-ченных совет-ского ГУЛАГа, их похожих одна на другую траги-че-ских судеб, в которых власт-вуют случай, беспо-щадный или мило-стивый, помощник или убийца, произвол началь-ников и блатных. Голод и его судо-рожное насы-щение, измож-дение, мучи-тельное умирание, медленное и почти столь же мучи-тельное выздо-ров-ление, нрав-ственное унижение и нрав-ственная дегра-дация — вот что нахо-дится посто-янно в центре внимания писа-теля.

Надгробное слово

Автор вспо-ми-нает по именам своих това-рищей по лагерям. Вызывая в памяти скорбный марти-ролог, он расска-зы-вает, кто и как умер, кто и как мучился, кто и на что наде-ялся, кто и как себя вел в этом Освен-циме без печей, как называл Шаламов колым-ские лагеря. Мало кому удалось выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нрав-ственно неслом-ленным.

Житие инже-нера Кипреева

Никого не предавший и не продавший, автор говорит, что выра-ботал для себя формулу активной защиты своего суще-ство-вания: человек только тогда может считать себя чело-веком и выстоять, если в любой момент готов покон-чить с собой, готов к смерти. Однако позднее он пони-мает, что только построил себе удобное убежище, потому что неиз-вестно, каким ты будешь в реша-ющую минуту, хватит ли у тебя просто физи-че-ских сил, а не только душевных. Аресто-ванный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал изби-ение на допросе, но даже кинулся на следо-ва-теля, после чего был посажен в карцер. Однако от него все равно доби-ва-ются подписи под ложными пока-за-ниями, припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал дока-зы-вать себе и другим, что он человек, а не раб, какими явля-ются все заклю-ченные. Благо-даря своему таланту (он изобрел способ восста-нов-ления пере-го-ревших элек-три-че-ских лампочек, починил рент-ге-нов-ский аппарат), ему удается избе-гать самых тяжелых работ, однако далеко не всегда. Он чудом оста-ется в живых, но нрав-ственное потря-сение оста-ется в нем навсегда.

На пред-ставку

Лагерное растление, свиде-тель-ствует Шаламов, в большей или меньшей степени каса-лось всех и проис-хо-дило в самых разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проиг-ры-ва-ется в пух и просит играть на «пред-ставку», то есть в долг. В какой-то момент, разза-до-ренный игрой, он неожи-данно прика-зы-вает обыч-ному заклю-чен-ному из интел-ли-гентов, случайно оказав-ше-муся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот отка-зы-ва-ется, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно доста-ется блатарю.

Ночью

Двое заклю-ченных крадутся к могиле, где утром было захо-ро-нено тело их умер-шего това-рища, и снимают с мерт-веца белье, чтобы назавтра продать или поме-нять на хлеб или табак. Перво-на-чальная брезг-ли-вость к снятой одежде сменя-ется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут чуть больше поесть и даже поку-рить.

Одиночный замер

Лагерный труд, одно-значно опре-де-ля-емый Шала-мовым как рабский, для писа-теля — форма того же растления. Дохо-дяга-заклю-ченный не способен дать процентную норму, поэтому труд стано-вится пыткой и медленным умерщ-вле-нием. Зек Дугаев посте-пенно слабеет, не выдер-живая шест-на-дца-ти-ча-со-вого рабо-чего дня. Он возит, кайлит, сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером явля-ется смот-ри-тель и заме-ряет рулеткой сделанное Дуга-евым. Названная цифра — 25 процентов — кажется Дугаеву очень большой, у него ноют икры, нестер-пимо болят руки, плечи, голова, он даже потерял чувство голода. Чуть позже его вызы-вают к следо-ва-телю, который задает привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огоро-жен-ному высоким забором с колючей прово-локой, откуда по ночам доно-сится стре-ко-тание трак-торов. Дугаев дога-ды-ва-ется, зачем его сюда доста-вили и что жизнь его кончена. И он сожа-леет лишь о том, что напрасно прому-чился последний день.

Дождь

Розов-ский, рабо-та-ющий в шурфе, вдруг, несмотря на угро-жа-ющий жест конвоира, окли-кает рабо-та-ю-щего непо-да-леку рассказ-чика, чтобы поде-литься душе-раз-ди-ра-ющим откро-ве-нием: «Слушайте, слушайте! Я долго думал! И понял, что смысла жизни нет... Нет...» Но прежде чем Розов-ский, для кото-рого жизнь отныне поте-ряла ценность, успе-вает броситься на конво-иров, рассказ-чику удается подбе-жать к нему и, спасая от безрас-суд-ного и гибель-ного поступка, сказать прибли-жа-ю-щимся конво-ирам, что тот заболел. Чуть позже Розов-ский пред-при-ни-мает попытку само-убий-ства, кинув-шись под ваго-нетку. Его судят и отправ-ляют в другое место.

Шерри Бренди

Умирает заклю-ченный-поэт, кото-рого назы-вали первым русским поэтом двадца-того века. Он лежит в темной глубине нижнего ряда сплошных двух-этажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит какая-нибудь мысль — например, что у него украли хлеб, который он положил под голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать... Но сил для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкла-ды-вают в руку суточную пайку, он изо всех сил прижи-мает хлеб ко рту, сосет его, пыта-ется рвать и грызть цингот-ными шата-ю-щи-мися зубами. Когда он умирает, его ещё два дня не списы-вают, и изоб-ре-та-тельным соседям удается при раздаче полу-чать хлеб на мерт-веца как на живого: они делают так, что тот, как кукла-мари-о-нетка, подни-мает руку.

Шоковая терапия

Заклю-ченный Мерз-ляков, человек круп-ного тело-сло-жения, оказав-шись на общих работах, чувствует, что посте-пенно сдает. Однажды он падает, не может сразу встать и отка-зы-ва-ется тащить бревно. Его изби-вают сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят — у него сломано ребро и боли в пояс-нице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срос-лось, Мерз-ляков продол-жает жало-ваться и делает вид, что не может разо-гнуться, стре-мясь любой ценой оття-нуть выписку на работу. Его отправ-ляют в центральную боль-ницу, в хирур-ги-че-ское отде-ление, а оттуда для иссле-до-вания в нервное. У него есть шанс быть акти-ро-ванным, то есть списанным по болезни на волю. Вспо-миная прииск, щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не поль-зуясь ложкой, он концен-три-рует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и отправ-ленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом заклю-ченный, попался не промах. Профес-сио-нальное вытес-няет в нем чело-ве-че-ское. Большую часть своего времени он тратит именно на разоб-ла-чение симу-лянтов. Это тешит его само-любие: он отличный специ-а-лист и гордится тем, что сохранил свою квали-фи-кацию, несмотря на год общих работ. Он сразу пони-мает, что Мерз-ляков — симу-лянт, и пред-вку-шает теат-ральный эффект нового разоб-ла-чения. Сначала врач делает ему рауш-наркоз, во время кото-рого тело Мерз-ля-кова удается разо-гнуть, а ещё через неделю проце-дуру так назы-ва-емой шоковой терапии, действие которой подобно приступу буйного сума-сше-ствия или эпилеп-ти-че-скому припадку. После нее заклю-ченный сам просится на выписку.

Тифозный карантин

Заклю-ченный Андреев, заболев тифом, попа-дает в карантин. По срав-нению с общими рабо-тами на приисках поло-жение боль-ного дает шанс выжить, на что герой почти уже не наде-ялся. И тогда он решает всеми прав-дами и неправ-дами как можно дольше задер-жаться здесь, в тран-зитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод, побои и смерть. На пере-кличке перед очередной отправкой на работы тех, кто счита-ется выздо-ро-вевшим, Андреев не откли-ка-ется, и таким образом ему довольно долго удается скры-ваться. Тран-зитка посте-пенно пустеет, очередь наконец доходит также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь, что теперь-то тайга насы-ти-лась и если будут отправки, то только на ближние, местные коман-ди-ровки. Однако когда грузовик с отобранной группой заклю-ченных, которым неожи-данно выдали зимнее обмун-ди-ро-вание, минует черту, отде-ля-ющую ближние коман-ди-ровки от дальних, он с внут-ренним содро-га-нием пони-мает, что судьба жестоко посме-я-лась над ним.

Аневризма аорты

Болезнь (а измож-денное состо-яние заклю-ченных-«доходяг» вполне равно-сильно тяжелой болезни, хотя офици-ально и не счита-лось таковой) и боль-ница — в рассказах Шала-мова непре-менный атрибут сюже-тики. В боль-ницу попа-дает заклю-ченная Екате-рина Гловацкая. Краса-вица, она сразу пригля-ну-лась дежур-ному врачу Зайцеву, и хотя он знает, что она в близких отно-ше-ниях с его знакомым, заклю-ченным Подши-ва-ловым, руко-во-ди-телем кружка худо-же-ственной само-де-я-тель-ности, («крепост-ного театра», как шутит начальник боль-ницы), ничто не мешает ему в свою очередь попы-тать счастья. Начи-нает он, как обычно, с меди-цин-ского обсле-до-вания Гловацкой, с прослу-ши-вания сердца, но его мужская заин-те-ре-со-ван-ность быстро сменя-ется сугубо врачебной озабо-чен-но-стью. Он находит у Гловацкой аневризму аорты — болезнь, при которой любое неосто-рожное движение может вызвать смер-тельный исход. Началь-ство, взявшее за непи-саное правило разлу-чать любов-ников, уже однажды отпра-вило Гловацкую на штрафной женский прииск. И теперь, после рапорта врача об опасной болезни заклю-ченной, начальник боль-ницы уверен, что это не что иное, как происки все того же Подши-ва-лова, пыта-ю-ще-гося задер-жать любов-ницу. Гловацкую выпи-сы-вают, однако уже при погрузке в машину случа-ется то, о чем преду-пре-ждал доктор Зайцев, — она умирает.

Последний бой майора Пуга-чева

Среди героев прозы Шала-мова есть и такие, кто не просто стре-мится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход обсто-я-тельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свиде-тель-ству автора, после войны 1941–1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибы-вать заклю-ченные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со смело-стью, умением риско-вать, верившие только в оружие. Коман-диры и солдаты, летчики и развед-чики...». Но главное, они обла-дали инстинктом свободы, который в них пробу-дила война. Они проли-вали свою кровь, жерт-во-вали жизнью, видели смерть лицом к лицу. Они не были развра-щены лагерным рабством и не были ещё исто-щены до потери сил и воли. «Вина» же их заклю-ча-лась в том, что они побы-вали в окру-жении или в плену. И майору Пуга-чеву, одному из таких, ещё не слом-ленных людей, ясно: «их привезли на смерть — сменить вот этих живых мерт-вецов», которых они встре-тили в совет-ских лагерях. Тогда бывший майор соби-рает столь же реши-тельных и сильных, себе под стать, заклю-ченных, готовых либо умереть, либо стать свобод-ными. В их группе — летчики, разведчик, фельдшер, танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего. Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пере-жить зиму и после этого бежать могут только те, кто минует общие работы. И участ-ники заго-вора, один за другим, продви-га-ются в обслугу: кто-то стано-вится поваром, кто-то куль-торгом, кто чинит оружие в отряде охраны. Но вот насту-пает весна, а вместе с ней и наме-ченный день.

В пять часов утра на вахту посту-чали. Дежурный впус-кает лагер-ного повара-заклю-чен-ного, пришед-шего, как обычно, за ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказы-ва-ется заду-шенным, а один из заклю-ченных пере-оде-ва-ется в его форму. То же проис-ходит и с другим, вернув-шимся чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пуга-чева. Заго-вор-щики врыва-ются в поме-щение отряда охраны и, застрелив дежур-ного, завла-де-вают оружием. Держа под прицелом внезапно разбу-женных бойцов, они пере-оде-ва-ются в военную форму и запа-са-ются прови-антом. Выйдя за пределы лагеря, они оста-нав-ли-вают на трассе грузовик, выса-жи-вают шофера и продол-жают путь уже на машине, пока не конча-ется бензин. После этого они уходят в тайгу. Ночью — первой ночью на свободе после долгих месяцев неволи — Пугачев, проснув-шись, вспо-ми-нает свой побег из немец-кого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом отделе, обви-нение в шпио-наже и приговор — двадцать пять лет тюрьмы. Вспо-ми-нает и приезды в немецкий лагерь эмис-саров гене-рала Власова, вербо-вавших русских солдат, убеждая их в том, что для совет-ской власти все они, попавшие в плен, измен-ники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью огля-ды-вает спящих това-рищей, пове-ривших в него и протя-нувших руки к свободе, он знает, что они «лучше всех, достойнее всех». А чуть позже завя-зы-ва-ется бой, последний безна-дежный бой между бегле-цами и окру-жив-шими их солда-тами. Почти все из беглецов поги-бают, кроме одного, тяжело ранен-ного, кото-рого выле-чи-вают, чтобы затем расстре-лять. Только майору Пуга-чеву удается уйти, но он знает, зата-ив-шись в медве-жьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожа-леет о сделанном. Последний его выстрел — в себя.

Сюжет рассказов В. Шаламова - тягостное описание тюремного и лагерного быта заключенных советского ГУЛАГа, их похожих одна на другую трагических судеб, в которых властвуют случай, беспощадный или милостивый, помощник или убийца, произвол начальников и блатных. Голод и его судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная деградация - вот что находится постоянно в центре внимания писателя.

НАДГРОБНОЕ СЛОВО Автор вспоминает по именам своих товарищей по лагерям. Вызывая в памяти скорбный мартиролог, он рассказывает, кто и как умер, кто и как мучился, кто и на что надеялся, кто и как себя вел в этом Освенциме без печей, как называл Шаламов колымские лагеря. Мало кому удалось выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нравственно несломленным. ЖИТИЕ ИНЖЕНЕРА КИПРЕЕВА Никого не предавший и не продавший, автор говорит, что выработал для себя формулу активной защиты своего существования: человек только тогда может считать себя человеком и выстоять, если в любой момент готов покончить с собой, готов к смерти. Однако позднее он понимает, что только построил себе удобное убежище, потому что неизвестно, каким ты будешь в решающую минуту, хватит ли у тебя просто физических сил, а не только душевных. Арестованный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал избиение на допросе, но даже кинулся на следователя, после чего был посажен в карцер. Однако от него все равно добиваются подписи под ложными показаниями, припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал доказывать себе и другим, что он человек, а не раб, какими являются все заключенные. Благодаря своему таланту (он изобрел способ восстановления перегоревших электрических лампочек, починил рентгеновский аппарат), ему удается избегать самых тяжелых работ, однако далеко не всегда. Он чудом остается в живых, но нравственное потрясение остается в нем навсегда.

НА ПРЕДСТАВКУ Лагерное растление, свидетельствует Шаламов, в большей или меньшей степени касалось всех и происходило в самых разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проигрывается в пух и просит играть на «представку», то есть в долг. В какой-то момент, раззадоренный игрой, он неожиданно приказывает обычному заключенному из интеллигентов, случайно оказавшемуся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот отказывается, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно достается блатарю.

НОЧЬЮ Двое заключенных крадутся к могиле, где утром было захоронено тело их умершего товарища, и снимают с мертвеца белье, чтобы назавтра продать или поменять на хлеб или табак. Первоначальная брезгливость к снятой одежде сменяется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут чуть больше поесть и даже покурить.

ОДИНОЧНЫЙ ЗАМЕР Лагерный труд, однозначно определяемый Шаламовым как рабский, для писателя - форма того же растления. Доходяга-заключен ный не способен дать процентную норму, поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит, сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра - 25 процентов - кажется Дугаеву очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задает привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой, откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился последний день.

ШЕРРИ БРЕНДИ Умирает заключенный-поэт, которого называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в темной глубине нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит какая-нибудь мысль - например, что у него украли хлеб, который он положил под голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать... Но сил для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосет его, пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его еще два аня не списывают, и изобретательным соседям удается при раздаче получать хлеб на мертвеца как на живого: они делают так, что тот, как кукла-марионетка, поднимает руку. ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ Заключенный Мерзляков, человек крупного телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдает. Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят - у него сломано ребро и боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск, щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом заключенный, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое. Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков - симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач делает ему рауш-наркоз, во время которого тело Мерзлякова удается разогнуть, а еще через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После нее заключенный сам просится на выписку.

ТИФОЗНЫЙ КАРАНТИН Заключенный Андреев, заболев тифом, попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение больного дает шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод, побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно долго удается скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь, что теперь-то тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние, местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключенных, которым неожиданно выдали зимнее обмундирование, минует черту, отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним.

АНЕВРИЗМА АОРТЫ Болезнь (а изможденное состояние заключенных-«доходяг» вполне равносильно тяжелой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и больница - в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В больницу попадает заключенная Екатерина Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключенным Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности, («крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо врачебной озабоченностью. Он находит у Гловацкой аневризму аорты - болезнь, при которой любое неосторожное движение может вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключенной, начальник больницы уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, - она умирает.

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАЙОРА ПУГАЧЕВА Среди героев прозы Шаламова есть и такие, кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора, после войны 1941-1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибывать заключенные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики...». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были еще истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали в окружении или в плену. Имайору Пугачеву, одному из таких, еще не сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть - сменить вот этих живых мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает столь же решительных и сильных, себе под стать, заключенных, готовых либо умереть, либо стать свободными. В их группе - летчики, разведчик, фельдшер, танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего. Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим, продвигаются в обслугу: кто-то становится поваром, кто-то культоргом, кто чинит оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный день.

В пять часов утра на вахту постучали. Дежурный впускает лагерного повара-заключенного, пришедшего, как обычно, за ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из заключенных переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пугачева. Заговорщики врываются в помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе грузовик, высаживают шофера и продолжают путь уже на машине, пока не кончается бензин. После этого они ухолят в тайгу. Ночью - первой ночью на свободе после долгих месяцев неволи - Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом отделе, обвинение в шпионаже и приговор - двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен, изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе, он знает, что они «лучше всех, достойнее всех*. А чуть позже завязывается бой, последний безнадежный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают, чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удается уйти, но он знает, затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о сделанном. Последний его выстрел - в себя.

В 1907 году в Вологде, в семье священника родился мальчик, которого назвали Варламом. Его жизненный путь длиной в 75 лет претерпел много крутых поворотов. На его детские годы пришлась октябрьская революция, приход большевиков к власти, позднее политические преследования инакомыслящих, Великая Отечественная Война.

В стране в эпоху серьезных политических перемен невозможно оставаться равнодушным к происходящему вокруг, и в творчестве Варлама Шаламова больше всего заметен интерес к социальной ситуации, к судьбам людей, к настоящей истории.

Трижды Варлама Шаламова ссылали в лагеря за антисоветскую деятельность. Спустя годы его «Колымские рассказы» стали проходить на школьных уроках литературы.

В сборнике «Колымские рассказы» есть произведение «Хлеб» , в котором автор описывает небольшую историю из лагерной жизни, как двоих арестантов назначили работать в хлебном цеху.

Я вдыхал запах хлеба, густой аромат буханок, где запах горящего масла смешивался с запахом поджаренной муки. Ничтожнейшую часть этого подавляющего все аромата я жадно ловил по утрам, прижав нос к корочке еще не съеденной пайки. Но здесь он был во всей густоте и мощи и, казалось, разрывал мои бедные ноздри.

К обеденному перерыву мы освоились настолько, что заглядывали и в соседние комнаты с такими же пекаренными печами. Везде из печей вылезали с визгом железные формы и листы, и на полках везде лежал хлеб, хлеб. Время от времени приезжала вагонетка на колесиках, выпеченный хлеб грузили и увозили куда-то, только не туда, куда нам нужно было возвращаться к вечеру, — это был белый хлеб.

Еще один рассказ Варлама Шаламова посвящен хлебу — «Чужой хлеб» из сборника «Воскрешение лиственницы».

В баульчике был хлеб, пайка хлеба. Если встряхнуть коробку рукой, хлеб перевалится внутри коробки. Баул лежал у меня под головой. Я долго не спал. Голодный человек плохо спит. Но я не спал именно потому, что в головах у меня был хлеб, чужой хлеб, хлеб моего товарища.

Было бы неправильным сказать, что восторженные описания хлеба — это только про то, какой хлеб вкусный. Эти истории еще и про то, как привычные нам вещи оказываются вдруг малодоступны, и тогда люди смотрят на них иначе. Если спросить нас о том, важен ли для нас хлеб, скорее всего многие ответят утвердительно. Но эта важность чувствуется нами совсем иначе и менее остро, чем она чувствуется людьми, терпящими лишения.