Кем был загадочный юноша из нюрнберга. Версия о королевском происхождении. Слабоумный или хитрый обманщик


Каспар Хаузер (30 апреля 1812 - 17 декабря 1833) - известный своей таинственной судьбой найдёныш, одна из загадок XIX столетия. Его история началась 26-го мая 1828 года около четырёх часов пополудни, когда на нюрнбергской площади Уншлитт появился, по выражению двух прохожих, «странный и потешный» юноша. Его походка была неуверенной: он шёл как ребёнок, только что научившийся ходить.

Когда двое зевак - сапожники Якоб Бек и Георг Леонхардт Вайкманн - попытались заговорить с молодым человеком, он лишь пролепетал что-то неразборчивое в ответ. Затем он вручил им письмо, адресованное командиру 4-го эскадрона 6-го полка лёгкой кавалерии, расквартированного в то время в Нюрнберге. Сапожники решили доставить странного незнакомца на гауптвахту у городских ворот. Поскольку Вайкманн как раз шёл в том направлении, он и взялся сопроводить ковыляющего юношу и передать его дежурному офицеру.

Когда незнакомец, наконец, добрался до дома командира эскадрона, там был только слуга; он взял письмо и отправил юношу на конюшню до прихода командира. Странный гость выглядел настолько обессилевшим и измученным, что слуга решил предложить ему кусок мяса и кружку пива. И от того и от другого молодой человек отказался с явным отвращением, однако жадно набросился на хлеб и воду. Утолив голод и жажду, он тут же крепко заснул.

Командир эскадрона барон Фридрих фон Вессинг вернулся домой около восьми часов вечера. Он выслушал новость о госте и попросил принести письмо: оно было написано на дешёвой бумаге готическим почерком, с нижненемецкими диалектными выражениями и имело следующее содержание:

«Уважаемый капитан, я посылаю к вам мальчика, желающего служить в королевской армии. Его подкинули в мой дом 7-го октября 1812 года. Я всего лишь простой поденщик, у меня десять собственных детей и достаточно хлопот с их воспитанием. Его мать оставила мне ребёнка, но я не знаю, кто она. Я воспитал его в христианской вере.

С 1812 года он никогда не выходил из моего дома. Никто не знает, что он у меня жил, и он сам не знает ни названия города, ни местонахождения моего дома. Вы можете расспрашивать его, как угодно, - он ничего не сможет вам ответить. Я научил его немного читать и писать, а когда его спрашивают, кем он хочет быть, он говорит, что хочет быть военным, как его отец. Я проводил его до Неймарка, остальной путь ему пришлось пройти одному. Почтенный капитан, не бейте его, пытаясь узнать, откуда он пришёл, он этого не знает. Я привёз его ночью, и он никогда не сможет найти эту дорогу. Если вы не захотите оставить его у себя, вы можете убить его или повесить в вашем камине».


Письмо, адресованное командиру 4-го эскадрона 6-го полка лёгкой кавалерии

Подпись отсутствовала, однако к письму была приколота записка, написанная на той же бумаге и теми же чернилами, которая, по-видимому, должна была изображать письмо, оставленное матерью вместе с подкидышем: «Дитя получило при крещении имя Каспар. Дайте ему фамилию и позаботьтесь о нём, те, кто его найдёт. Когда ему исполнится семнадцать лет, пошлите его в Нюрнберг, в 6-й кавалерийский полк, где служил его отец. Он родился 30-го апреля 1812 года. Я бедная девушка и не могу его оставить при себе. Отец его умер». Оба письма были явно написаны одной рукой, но почерк был изменён. Сочинитель письма к тому же проявил небрежность - он, по-видимому, не знал, что 6-й кавалерийский полк квартировал в Нюрнберге только с 1828 года.


Письмо "матери" Каспара Хаузера

Фон Вессинг решил передать юношу полиции. Там попытались его допросить, но странный субъект, похожий на бродягу, лишь плакал, отвечал «не знаю» и показывал на свои ноги, явно причинявшие ему боль. Вёл он себя как ребёнок, хотя выглядел, как шестнадцатилетний юноша. Допрос не давал никаких результатов, пока одному из полицейских не пришла в голову мысль попросить юношу написать своё имя. Произошло невероятное - до этого момента совершенно беспомощный молодой человек без колебаний вывел на бумаге «Каспар Хаузер». Однако когда его попросили написать, откуда он пришёл, он снова пробормотал «не знаю». В конце концов, его поместили в одну из камер Нюрнбергской крепости, где он снова уснул.

Каспар был ростом четыре фута девять дюймов. У него были светлые пепельные волосы, тонкие и вьющиеся, и бледно-голубые глаза. Бледный цвет лица, очень тонкая кожа. Он с трудом держался на ногах, а подошвы его ног были такими же мягкими и слабыми, как и ладони. На вид найдёнышу можно было дать 16–17 лет. Одет Каспар был в засаленную фетровую шляпу и рубашку из грубого полотна, поверх которой была надета поношенная и грязная серая куртка, перешитая ещё из какой-то одежды. Серые латаные панталоны, старый платок из чёрного шелка на шее и изношенные башмаки завершали этот убогий костюм. В его карманах нашли только носовой платок с меткой «К. Х.» и несколько листков с написанными на них католическими молитвами.

Хотя Каспар Хаузер мог написать своё имя, он не имел понятия о самых обычных вещах. Он отвергал любую пищу, кроме хлеба и воды. Один запах мяса вызывал у него тошноту, Каспар не переносил даже молока. Он очень удивился, когда увидел зажжённую свечу, и попытался поймать пламя рукой, получив в итоге сильный ожог.

Через некоторое время Каспара Хаузера перевели из тюремной камеры в маленькую комнату при квартире тюремного надзирателя Андреаса Хикеля.

Чёрный человек

Познакомившись ближе со странным подопечным и поняв, что Каспар Хаузер был не умственно отсталым, а попросту совершенно лишённым воспитания и образования юношей, Хикель решил принять Каспара в свою семью. В доме Хикеля Каспар Хаузер научился сидеть за столом, пользоваться ножом и вилкой и соблюдать элементарную личную гигиену. Однако он так и не смог преодолеть отвращения к любой другой пище, кроме хлеба и воды. Он играл с детьми Хикеля и особенно привязался к 11-летнему Юлиусу, от которого узнавал новые слова. Через некоторое время Каспар уже мог составлять целые предложения, и постепенно Хикель выяснил, что мальчика с раннего детства держали в тёмной конуре, в которой он не мог ни встать, ни лечь во весь рост. Он спал на соломе, а одежда всегда состояла лишь из рубашки и кожаных штанов. Хлеб и воду ему оставляли ежедневно во время естественного или искусственно вызванного наркотиком сна. Рядом с ним стоял таз, который также опорожняли, когда он спал. Из игрушек у Хаузера была только деревянная лошадка.

Каждые четыре-пять дней его навещал «чёрный человек», немного разговаривавший с ним. К концу заключения «чёрный человек» научил его писать своё имя и повторять фразу: «Я хочу стать кавалеристом». Он поднимал Каспара под мышки и, переставляя по очереди его ноги, подолгу учил ходить. Когда «чёрный человек» решил, что Каспар достаточно твёрдо держится на ногах, он отнёс его на себе «в место, где росло много деревьев». Здесь он заставил мальчика идти пешком. Их путешествие длилось два дня, Каспар то шёл самостоятельно, то его нёс на спине спутник. Когда вдали показался город, «чёрный человек» переодел Каспара, вложил ему в руку письмо и велел идти по направлению к «большой деревне».

Эта романтичная история стала источником всевозможных предположений: думали, что Каспар родился в результате незаконной связи, что он сын духовного лица или знатной дамы; считали его жертвой какой-нибудь интриги из-за наследства. Судьбой Хаузера занялись бургомистр Якоб Биндер и президент Баварского апелляционного суда Пауль Иоганн Ансельм Фейербах. Биндер опубликовал в газетах объявление, попросив откликнуться тех, кто что-либо знает о похищении ребёнка в период между 1810 и 1814 годами. Вся немецкая пресса, а за ней и иностранная перепечатали статью, опубликованную в Нюрнберге, но, несмотря на все старания и назначенную баварским королём премию в 10 000 гульденов, происхождение Хаузера оставалось неясным.

Толпы любопытствующих ежедневно устремлялись к замку, где располагалась тюрьма, чтобы посмотреть вблизи на «прирученного дикаря». Чтобы положить конец назойливому любопытству, городской совет решил поручить Каспара заботам местного учителя Георга Фридриха Даумера.

Под руководством Даумера, человека внимательного и вдумчивого, Каспар начал понемногу преодолевать разительное несоответствие между своим физическим и умственным развитием. По свидетельству Даумера, Каспар отличался детской непосредственностью и почти экстрасенсорной остротой чувств. Он был крайне любознателен и всё запоминал, особенно преуспев в музыке: спустя год после встречи с Вайхманом и Беком Каспар уже неплохо играл на клавесине. Однако его восприимчивость ослабевала по мере того, как расширялся круг познаний. В целом его успехи были незначительны, однако его отзывы об окружающем мире позволили Даумеру сделать интересные наблюдения о природе человеческого восприятия. Например, Каспару поначалу было трудно распознавать удалённость и величину предметов, он был убеждён, что все предметы в мире (земля, деревья, трава) сделаны людьми, у него не было никаких представлений о трансцендентном и подобных вещах.

Наблюдения Даумера во многом перекликаются с тем, что в ХХ веке наблюдали психиатры, исследовавшие действие ЛСД. Современные исследователи находят в поведении Каспара Хаузера много общего с поведением детей, воспитанных животными: сёстрами Камалой и Амалой, Виктором из Аверона и другими. Немецкий учёный П. Й. Блументаль назвал книгу о таких детях «Собратья Каспара Хаузера». И Каспар Хаузер, и дети-маугли обладали хорошим зрением, слухом и обонянием, у них были проблемы с овладением речью. В психиатрии синдромом Каспара Хаузера назвали психопатологический симптомокомплекс, наблюдаемый у людей, выросших в одиночестве и лишённых в детстве общения. В то же время современные диетологи и психиатры не верят в возможность того, что ребёнок вообще мог выжить в условиях, описанных Хаузером, - он должен был, например, умереть от цинги или, по крайней мере, превратиться в клинического идиота. Здесь можно дать разгуляться фантазии: выдвинуть, например, такую версию, что Каспар Хаузер был на самом деле двухлетним ребёнком с аномально быстрым физическим развитием, так напугавшим его родителей, что они предпочли написать поддельные письма, одеть своё чадо-переростка в старые обноски и бросить посреди ближайшего города.

Первое покушение

Возможность наблюдать за необычным субъектом оставалась у профессора Даумера лишь до 17-го октября 1829 года, когда, обычно пунктуальный в таких вещах, Каспар Хаузер не вышел к обеду.

Профессор и его жена обошли весь дом в поисках юного жильца, пока не заметили кровь на ступеньках, ведущих в погреб. Быстро спустившись по лестнице, они нашли Каспара без сознания, раненым в голову, по-видимому, острым орудием. Придя в себя, Каспар рассказал, что спустился, чтобы воспользоваться «удобствами», находившимися, как это было тогда принято, во дворе, когда заметил проскользнувшего мимо человека, «лицо которого было чёрным, будто покрытым сажей». Он не обратил на чужака внимания, приняв его за трубочиста. Когда же Каспар выходил из туалета, незнакомец внезапно появился прямо перед ним и ударил его по голове. Каспар упал и потерял сознание. Очнувшись и боясь, что убийца где-то рядом, он спустился в погреб, держась за стенку, и на последней ступеньке снова потерял сознание. Каспар тогда провёл в постели месяц, а преступника, несмотря на все поиски, найти не удалось.

Происшествие это наделало много шума, и Хаузера перевели в дом муниципального главы Иоганна Бибербаха, где он охранялся двумя солдатами, - однако и там пережил странный инцидент, когда в него сам по себе выстрелил висевший на стене пистолет.


В конце мая 1831 года в Нюрнберге появился англичанин Филипп Генри, пятый граф рода Стэнхоупов, весьма заинтересованный в судьбе загадочного найдёныша. Доказывая свою добрую волю по отношению к Каспару, лорд Стэнхоуп упорно пытался убедить городской совет назначить его приёмным отцом молодого человека, но, едва добившись этой цели, он навсегда исчез из Нюрнберга. Скорее всего, Филипп Генри был тайным агентом и собирал информацию о прошлой жизни Каспара: позднее он выступил против бывшего протеже, утверждая, что молодой человек - самозванец и мошенник.

Роковая встреча

Вся эта напряжённая атмосфера плохо повлияла на характер Каспара, изначально открытый и непосредственный. Через 3 года полноценной жизни его интеллектуальное развитие примерно соответствовало лишь восьмилетнему возрасту. Он стал много врать и инсценировать проявления своих экстраординарных способностей. В конце концов, покровители, уличив Каспара в неоднократной лжи, отправили его в Ансбах, на попечение сапожника Иоганна Грегора Мейера, пристроив помогать в местном апелляционном суде. Мейер так же постоянно ловил Каспара на лжи и относился к нему довольно плохо. Главный покровитель Хаузера, Пауль Иоганн Ансельм Фейербах умер, и Каспар остался в одиночестве. О нём начали уже забывать, когда внезапная смерть снова обратила на него всеобщее внимание.

14-го декабря 1833 года Каспар, выходивший из дома один, вернулся окровавленный, едва держась на ногах. «Пошёл во дворцовый сад... у человека был нож... отдал кошелёк... ударил ножом... я бежал со всех ног», - задыхаясь, произнёс молодой человек, - в его груди с левой стороны зияла глубокая рана. Оставаясь какое-то время в сознании, Каспар рассказал, как к нему подошёл незнакомец и пообещал открыть его происхождение. Он назначил Каспару встречу в сумерках в уединённом месте дворцового сада, где обещал передать мальчику документы. Когда Каспар пришёл в назначенный час, уже ждавший незнакомец протянул ему небольшой кошелёк и папку, но, будто по неловкости, уронил эти предметы на землю. Каспар попытался подобрать их, и в этот момент неизвестный нанёс ему удар стилетом слева.

Выслушав этот рассказ, Мейер пожал плечами. Он опять подозревал обман, считая, что Каспар ранил сам себя, чтобы вернуть к себе интерес публики. Однако в парке, на месте, указанном Каспаром, были найдены испанский стилет примерно 30 сантиметров длиной и кошелёк из красного шёлка, в котором лежал листок бумаги с расплывшимися от сырости буквами: «Хаузер может вам сказать, кто я такой и откуда явился. Чтобы избавить его от этого труда, я скажу вам сам, что я пришёл от баварской границы... на... Я назову вам даже имя... М. Л. О.». Папку же найти не удалось, а дождь смыл все остальные следы. Утром 17-го декабря 1833 года у Каспара начался бред, и вечером он умер. На месте, где Хаузеру была нанесена смертельная рана, установлен памятный камень с латинской надписью «Hic occulto occultus occisus est» - «Здесь неизвестно кто был убит неизвестно кем».

Принц или нищий

Наиболее известная версия о происхождении Каспара Хаузера родилась в июле 1828 года, когда Пауль Иоганн Ансельм Фейербах впервые повстречал странного молодого человека и с большим интересом начал расследование необычного дела. 4-го января 1832 года Фейербах записал в своём дневнике: «Я обнаружил, что Каспар Хаузер по рождению является, вероятно, принцем королевского Баденского дома...»

Свои соображения он изложил в секретном меморандуме, который в феврале 1832 года отправил принцессе Баденской Каролине фон Байерн и, если верить теории Фейербаха, тётке мальчика по отцу. Изучение истории германских королевских семейств привело Фейербаха к заключению, что Каспар Хаузер родился 29-го сентября 1812 года и был сыном великого герцога Баденского Карла и его жены Стефании де Богарне. Стефания, племянница первого мужа французской императрицы Жозефины, была удочерена её вторым мужем Наполеоном Бонапартом. Она была одной из многих родственников Наполеона, посаженных на европейские троны во времена его победного шествия по континенту до того, как он потерпел поражение при Ватерлоо. По официальным сведениям, ребёнок от брака Стефании и великого герцога Карла умер через три недели после рождения. Однако, по мнению Фейербаха, прямой наследник баденского трона был тайно похищен и подменён ребёнком, о смерти которого и сообщили через некоторое время. Вдохновительницей заговора была графиня фон Хохберг, вторая жена великого герцога Карла Фридриха, которого в 1811 году сменил на баденском троне его внук Карл. Поскольку титул графини был недостаточно высоким, чтобы обеспечить её детям право на престол, она решила устранить любые преграды, способные помешать им его занять.

Главным препятствием, естественно, мог бы стать законнорожденный ребёнок тогдашнего монарха. Когда примерно через год Фейербах умер от неизвестной болезни, немедленно возникло подозрение, что он был отравлен за разоблачение заговора.

На первый взгляд аргументация Фейербаха кажется убедительной. Каспар Хаузер действительно выглядел на 16 лет, когда появился в Нюрнберге в 1828 году. Как письмо, так и записка указывали, что он родился в 1812 году - в том же самом году, когда родился безымянный принц Баденский. Всё же могла ли графиня фон Хохберг рассчитывать на возведение своих сыновей на трон, избавившись от новорожденного принца? В 1812 году у правившего страной великого герцога Карла было двое дядей, которые тогда были живы и считались непосредственными наследниками трона, - маркграф Фридрих и маркграф Людвиг, сыновья Карла Фридриха от первого брака. Фридрих умер в 1817 году, а Людвиг правил Баденом с 1819 по 1830 год после смерти своего племянника. Лишь тогда первый из отпрысков фамилии Хохберг поднялся на трон. Но подобное развитие событий невозможно было предугадать в 1812 году. Кроме того, возникает вопрос: почему было попросту не убить маленького принца вместо того, чтобы похищать его и подменять другим ребёнком? И имела ли на самом деле место подобная подмена в королевском доме Бадена?

Неоспоримых доказательств нет, есть лишь совпадающие по времени и месту свидетельства того, что в колыбель принца был помещён некий Иоганн Эрнст Якоб Блохманн, младенец из простой семьи. Умер ребёнок Блохманнов естественной смертью или был убит - также не известно. Однако то обстоятельство, что няньку принца не пускали в детскую, а матери принца Стефании не позволяли подойти к умирающему ребёнку, даёт основания полагать, что подобная подмена не исключена. Веских доказательств того, что подмену организовала графиня фон Хохберг, нет, тем не менее, она, несомненно, могла сделать это, поскольку имела в детскую постоянный доступ. Ещё одним основанием для подозрений можно считать тот факт, что семья Блохманн работала на графиню.

Но откуда известно, что принца подменили ребёнком Блохманнов? Систематические исследования и некоторое везение помогли найти ключ к разгадке. Факт крещения Иоганна Эрнста Якоба Блохманна был зарегистрирован в приходской метрической книге города Карлсруэ 4-го октября 1812 года. Дата же смерти - обычная информация, которую содержат подобного рода записи, - отсутствует, а вместо неё между 14 и 16 декабря 1833 года сделана приписка: «27-го ноября (1833 года)... Каспар Эрнст Блохманн, солдат Королевского греческого корпуса, сын Кристофа Блохманна, судебного служителя... умер в Мюнхене». Дальнейшие исследования показали, что в баварской армии солдата по фамилии Блохманн не было. Кроме того, данные при крещении имена Каспар Эрнст порождают удивительную догадку - особенно если принять во внимание, что именная запись в книге регистрации смертей города Мюнхена содержит только имя Эрнст. Непостижимым образом личности Эрнста Блохманна и Каспара Хаузера соединяются в одну. Хронология событий также дает пищу для размышлений, так как фатальное нападение на Каспара Хаузера во дворцовом саду в Нюрнберге произошло 14 декабря 1833 года.

Детство и отрочество Каспара Хаузера остались окутанными завесой тайны. Если он на самом деле был похищенным принцем, то, возможно, поначалу находился у родителей умершего маленького Блохманна. В январе 1815 года, двухлетним ребёнком, его перевезли в замок Бойгген близ Лауфенберга в земле Верхний Рейн. Замок принадлежал графине фон Хохберг и мог стать тем укромным местом, где спрятали мальчика. Кроме того, поскольку ранее там располагался госпиталь для заболевших тифом военнослужащих, местные жители обходили его стороной. Каспар Хаузер постоянно вспоминал замок и рисовал герб, похожий на герб замка Бойгген. Другой ключ к разгадке - бутылка, выловленная в 1816 году из Рейна, в которой было написанное на латыни послание: «Я узник темницы близ Лауфенберга, что на Рейне. Тот, кто на троне, не знает о местонахождении моего узилища». Под посланием стояла подпись - S. Hanes Sprancio. При перестановке эти буквы складываются в немецкие слова «его сын Каспар». Конечно, ребёнок, которому ещё не исполнилось и четырёх лет, не мог написать ничего подобного, но возможно, это кто-то из заговорщиков, мучимый совестью, пытался привлечь внимание к заточённому в темнице мальчику.

Следующим предполагаемым местом заключения был замок Пильзах, примерно в 40 километрах от Нюрнберга. Он принадлежал барону Карлу фон Гриссенбеку, наведывавшемуся в Пильзах лишь раз в год, чтобы проверить счета управляющего. В замке между первым и вторым этажами имелась камера с воздуховодом, выход которого во внешней стене даже в наши дни забран железной решеткой, повторяющей форму какого-то растения. 24-го апреля 1829 года во время допроса о подробностях его прошлого Каспар нарисовал что-то вроде тюльпана, напоминавшего герб на решетке в замке Пильзах. Более того, когда Каспар Хаузер пытался описать свою прежнюю жизнь в заточении, он упоминал, что играл с игрушечной деревянной лошадкой. Неожиданное подтверждение его словам нашлось в 1982 году во время реставрации замка Пильзах: рабочие обнаружили в одной из комнат дворца старую деревянную фигурку лошадки, и она была очень похожа на игрушку, описанную Каспаром. Если на основании вышеприведённых свидетельств считать факт заключения Каспара Хаузера в замке Пильзах доказанным, то возникает другой вопрос: почему Каспар Хаузер был в 1828 году внезапно выпущен из заточения и переправлен в Нюрнберг в таком беспомощном состоянии?

В 2002 году Институт судебной медицины Мюнстерского Университета провёл первый анализ митохондриальной ДНК из волос Каспара Хаузера, сравнив его с ДНК одной из потомков Стефании де Богарне, так как дом герцогов Баденских не разрешает исследователям работать с ДНК самой Стефании. Но анализ не подтвердил их родство.

При втором анализе, проведённом через несколько лет, были исследованы следы крови на камзоле, локоны волос, волосы с головного убора, иной генетический материал. Сравнение производилось с ДНК потомка Стефании де Богарне, согласившегося предоставить свой генетический материал для анализа. Отмечено совпадение генетического кода с кодом потомка Стефании де Богарне, кроме одного параметра. Соответственно нельзя, как отвергнуть родство Каспара Хаузера и Стефании де Богарне, так и подтвердить.

Также при анализе было установлено, что кровавое пятно на камзоле не принадлежит Каспару Хаузеру (если считать, что остальной генетический материал действительно принадлежит Каспару Хаузеру). Так что, можно предположить, что имела место ещё одна подстава, и Каспар тогда на самом деле был не убит, а снова похищен.

В эпоху, когда незаконнорожденные дети из благородных семейств были любимой темой салонных бесед, романтические гипотезы соответствовали общей атмосфере времени. Но они рассыпались одна за другой, а тайна осталась. Сорок девять томов дела Каспара Хаузера, хранившихся в Главном государственном архиве Мюнхена, сгорели при пожаре во время Второй Мировой войны, не оставив от таинственного найдёныша почти не единого следа.

Людвигу Андреасу Фейербаху (28 июля 1804 - 13 сентября 1872), выдающемуся немецкому философу, знавшему лично Гегеля, Маркса, Энгельса, а также бывшему сыном Пауля Иоганна Ансельма Фейербаха, принадлежат такие слова: «Каспар Хаузер не был землянином. Его доставили к нам, он прибыл с другой планеты. Возможно, из совершенно иной Вселенной».

Рассказать друзьям

Тайна жизни и смерти Каспара Хаузера?

На месте где он трагически погиб установили памятник, на котором по-латыни выгравирована надпись: «Здесь неизвестный был убит неизвестным». «Дело Хаузера», включавшее свидетельства официальных лиц, экспертов и просто очевидцев, составило 49 томов, но в истории он так навсегда и остался «европейским сиротой».

1828 год, лето — в газетах города Нюрнберга местный бургомистр господин Якоб Биндер поместил объявление. В нем была просьба откликнуться тех, кто что-либо знает о похищении ребенка в период между 1810-м и 1814 годом. Эта статья была перепечатана всей немецкой прессой, а за ней разошлась и по всем зарубежным газетам. В Европе начали говорить о таинственном подростке. Падкие на сенсации журналисты окрестили его «европейским сиротой».

Случай был чрезвычайно любопытным. 1828 год, весна — в Нюрнберге появился одетый в лохмотья юноша. Он шел по городу нетвердой походкой, держась за стены домов. В полицейском участке, куда доставили неизвестного, из него ничего не смогли вытянуть, кроме невнятного бормотания. Вел он себя как ребенок, но выглядел лет на 16. Огонь, вероятно, он видел близко впервые, так как сразу обжегся о пламя свечи, пытаясь коснуться его голой рукой.


Когда юноше дали лист бумаги и карандаш, он смог нацарапать нетвердым детским почерком всего два слова – Каспар Хаузер. Скорей всего, это было его имя. На все просьбы написать еще хоть что-то молодой человек отвечал полнейшим непониманием того, чего от него хотят. При попытке продолжить расспросы он попросту расплакался. Насколько могли судить полицейские, задержанный вел себя абсолютно искренне, так что их первоначальные подозрения, что он изображает идиота с какой-то тайной целью, не нашли подтверждения.

В последствии Каспара Хаузера ждала еще не одна экспертиза. Выяснилось, к примеру, что он прекрасно мог видеть в темноте и обладал очень тонким обонянием. Его желудок принимал только хлеб и воду. Подошвы и ладони были нежными и мягкими. Врачи, исследуя организм Каспара, сделали интересное открытие – на теле юноши виднелись следы от прививки, а в те годы это было редкость, привилегия аристократов.

Весть об странном юноше распространилась очень быстро. Участие в его судьбе принял поначалу весь город, а после и вся Германия. Сам бургомистр Нюрнберга поручил учителю гимназии Георгу Даумеру ежедневно давать мальчику уроки.

По мере адаптации Каспар Хаузер научился находить с людьми общий язык. После многократных расспросов он, в конце концов, более или менее связно поведал историю своих злоключений. Из того немногого, что он помнил, можно было сделать вывод, что жизнь его прошла в каком-то подвальном помещении с земляным полом и маленьким окошком, через которое почти не проникало света.

Спал он на соломе. При пробуждении всегда обнаруживал рядом с собой кружку с водой и кусок хлеба. Одеждой ему служили лишь штаны и рубашка, обуви же не было вовсе. Раз в несколько дней его навещал «черный человек», лица которого он не видел, так как оно было скрыто маской. Постепенно этот человек научил его писать слова «Каспар Хаузер» и хоть как-то ходить. Потом лесами вывел к Нюрнбергу и, показав на город, велел идти в «большую деревню», а сам ушел. Вот, собственно, и все.

Чем больше подробностей всплывало в этой невероятной истории, тем в большей степени она казалась загадочной. В те времена такого рода таинственность могла объясняться лишь серьезными политическими причинами. Случаем с Каспаром Хаузером серьезно заинтересовался президент Королевской судебной палаты в Ансбахе, видный немецкий криминалист Пауль фон Фейербах. В результате расследования которое было произведено им, была доказана искренность Хаузера.

Версия о знатном происхождении мальчика-подростка приобрела новое подтверждение. Лишь родовитостью «заключенного» могло объясняться столь тщательное соблюдение секретности. Европа той эпохи была падкой на сенсации не меньше, чем современное общество.

Сразу появилось множество версий происхождения юноши. Самой известной из них является та, по которой Каспар Хаузер – сын Стефании де Богарне, великой герцогини Баденской. Ведь тогда Каспар мог бы назвать своим дедом.

Фейербах тоже был сторонник этой версии. 1832 год, 4 января он записал в своем дневнике: «Я обнаружил, что Каспар Хаузер по рождению является, вероятно, принцем королевского Баденского дома…» Все свои соображения криминалист изложил в секретном меморандуме, который отправил принцессе Баденской Каролине фон Байерн.

Если теория Фейербаха верна, то Каспар Хаузер родился 29 сентября 1812 г. и являлся сыном великого герцога Баденского Карла и его жены Стефании де Богарне. Стефания де Богарне приходилась двоюродной племянницей генералу де Богарне, первому мужу Жозефины Бонапарт.

Желание Бонапарта породниться с европейскими монархами, укрепляя тем самым свое положение на мировой политической арене, резко изменило судьбу девушки. В день своего 16-ти летия Стефания с удивлением узнала, что император удочеряет ее. При этом она получала титул принцессы, а в нагрузку к нему – брак с наследным принцем Баденским.

1806 год, 4 марта — бедная сирота, имущество отца которой конфисковали, стала дочерью императора. Императрица за месяц преподала ей курс дворцовой жизни, и девушка предстала перед будущим женихом. Им оказался довольно невзрачный молодой человек. На хорошенькую Стефанию он впечатления не произвел. «Он еще уродливей, чем я ожидала», – только и смогла прошептать будущая герцогиня. Правда, это не помешало ей впоследствии родить мужу пятеро детей.

Но наводит на размышление другое. Все девочки в семье Стефании и Карла отличались отменным здоровьем, в то время как мальчики умирали во младенчестве. Стоило бы задуматься. Но где уж неопытной французской девушке тягаться с семьей, в которой столетиями плелись самые изощренные интриги. Кому же наиболее выгодной была смерть наследников баденского престола?

Дело в том, что брак правящего Баденом великого герцога Карла Фридриха был морганатическим. Дети Луизы Гейер, второй жены герцога, не могли наследовать трон. Единственный законный наследник, это cын от первого брака – принц Карл, женившийся на Стефании, а впоследствии и его дети. Ходили слухи что, герцогиня была готова на все, чтобы закрепить трон за своими детьми.

Свержение Наполеона лишило Стефанию какой-либо надежды на защиту. Ее первый сын, родившийся 29 сентября 1812 г., рос совершенно здоровым ребенком, но неожиданно, за одну ночь, простудился и скончался. Следует заметить, что, по мнению Фейербаха, прямой наследник баденского трона был тайно похищен и подменен умирающим ребенком, о смерти которого и сообщили спустя какое-то время. Другой сын умер также внезапно в годовалом возрасте. Сын графини Хогсберг (титул, пожалованный великим герцогом жене) взошел на баденский престол – и тут вдруг появляется нюрнбергский найденыш.

Жизнь Каспара Хаузера в Нюрнберге была тихой и спокойной. Живя у профессора Даумера, он практически ни с кем не общался, пристрастившись к выращиванию цветов. Еще немного, и о «европейском сироте» начали бы забывать, однако в 1829 г. на него было совершено первое покушение. Человек, «лицо которого было черным, как будто бы покрытым сажей», нанес юноше удар по голове и скрылся. Расследование не увенчалось успехом.

Как писал Фейербах: «Все уровни, все высоты и глубины не могут быть достижимы для руки гражданского правосудия ввиду тех границ, за которыми следствие вынуждено остановиться». После неудчного покушения король Баварии Людвиг I приказал приставить к юноше постоянную охрану. Этот факт давал повод предположить, что Каспар, может быть, является наследником какого-то европейского трона.

Вокруг Хаузера продолжали происходить странные события. В конце 1831 г. некий лорд Стенхоуп вдруг заявил, что он займется его образованием и с этой целью намерен увезти молодого человека в Британию и даже усыновить. Муниципалитет Нюрнберга, который платил за содержание мальчика на протяжении 3-х лет, с готовностью согласился передать на попечение англичанина «европейского сироту».

Но Стенхоуп ограничился переводом Каспара в соседний город Ансбах, где поместил его в пансион под опеку учителя по фамилии Мейер. Ни о путешествии в Англию, ни об усыновлении больше речи не было. Спустя какое-то время Хаузера попытался вывезти в Англию лорд Филипп Генри IV. В результате местные власти всполошились и послали Людвигу I тайную депешу, в которой говорилось, что «Каспар Хаузер является законным наследником одного из престолов Европы и был помещен в заключение, чтобы дать возможность другому захватить трон».

Кем был на самом деле Каспар Хаузер, навсегда так и осталось тайной. 1833 год, 14 декабря — он возвратился домой весь окровавленный с огромной колотой раной в груди. «Он меня убил…» – только и смог выговорить молодой человек. Слова оказались пророческими. Спустя три дня он умер.

Юноша так хотел узнать хоть что-нибудь о своем происхождении, что согласился пойти ночью в городской парк на свидание с абсолютно незнакомым человеком. Тому стоило только пообещать дать ему какие-то сведения о его родителях. Вместо долгожданной информации молодой человек получил удар кинжалом. Герцог Людвиг Баварский назначил 1000 дукатов за голову убийцы Каспара Хаузера. Этот шаг тут же вызвал любопытство европейской общественности: возможно, речь идет об убитом наследнике престола?

49 томов уголовного дела не смогли пролить свет ни на таинственную жизнь, ни на еще более загадочную смерть «европейского сироты». Его судьбе посвящено больше 2000 статей, книг, и даже Поль Верлен посвятил ему стихи. Ни один из великих герцогов Баденских не удостаивался такой чести.

История Каспара Хаузера – одна из самых романтических в европейской истории. Она напоминает историю « ». Тысячи туристов стремятся в Ансбах, где недавно были учреждены дни Каспара Хаузера. Удивительно, но загадки вокруг этого имени лишь множатся.

На могиле странного юноши была высечена надпись: «Здесь покоится загадка века. Его рождение было окутано тайной, таинственной была и его смерть». Недавно же выяснилось, что могила легендарного ансбахца пустая. Существуют сведения, что тело похитили почти сразу же после похорон. Но этот факт нисколько не уменьшил потока туристов. Наоборот, таинственная история жизни и смерти Каспара Хаузера по-прежнему вызывает огромный интерес.

Известный своей таинственной судьбой найдёныш, одна из загадок XIX века.


26 мая 1828 года на рыночной площади Нюрнберга был замечен странный подросток, лет 16-17. Он был одет в крестьянское платье, но был абсолютно беспомощен, с трудом ходил и почти не умел говорить. Точнее, он мог произносить «Не знаю» и «Я хочу быть кавалеристом, как мой отец», - но явно не понимал смысла этих слов. В руке у него было письмо на имя одного из офицеров стоявшего в городе полка, капитана фон Вессинга. Письмо, помеченное: «с баварской границы», было написано от имени бедного подёнщика, обременённого большой семьей, к которому будто бы мальчик был подкинут 7 октября 1812 года и которым он был воспитан в глубокой тайне. К письму была приложена записка матери Хаузера, в которой было сказано, что она бедная девушка, мальчик родился 30 апреля 1812 года, имя его Каспар, а его отец, служивший в кавалерии, умер.

Каспара отвели в полицию, где стало ясно, что он лишён представления о самых элементарных вещах; однако он мог написать своё имя. По его ногам было заметно, что он никогда не носил обувь. Он не мог есть ничего, кроме хлеба и воды. У него нашли носовой платок с меткой «К. Н.» и несколько листков с написанными на них католическими молитвами.

Первые два месяца

Два месяца Хаузер провёл в городской тюрьме под заботливым попечением надзирателя Андреаса Гильтеля. Гильтель был простым и добрым человеком, который приобрел удивительный опыт в наблюдении и оценке людей. В обращении с мошенниками всех мастей он сохраняет в чистоте и оттачивает свою способность душевного восприятия. Гильтель первым почувствовал в невзрачном молодом человеке, который совсем не мог выражаться понятно, чистую, невинную детскую душу. Речь при этом идет о прикосновении всем существом, о непосредственном человеческом восприятии действительности по отношению к Каспару Хаузеру. Это событие непосредственного человеческого прикосновения произошло характерным образом в человеке из народа, чье сердце было открыто для этого. Впечатления от этого события Гильтель хранил всю жизнь. Конечно, он остался на всю жизнь прямым свидетелем в пользу Каспара Хаузера. Ничто не могло заставить его ошибиться, даже самому Стэнхоупу позднее не удалось получить от него ни одного неблагоприятного высказывания. Даумер записал разговор с Гильтелем, из которого необычное впечатление, которое произвел на него Каспар Хаузер , становится таким же очевидным, как и внутренняя самостоятельность по отношению к этому событию. Его выразительные слова (в ответ на обвинения Каспара в мошенничестве и симуляции) говорят: «Хаузер, как далее утверждает Гильтель, был сначала совершенным ребенком, даже еще меньше, чем ребенком. Но представить в ложном свете такое явление против человеческих сил. Его невинность настолько несомненна, что он мог бы ее подтвердить, даже если бы Сам Бог утверждал противоположное. Когда этот человек так говорил, его лицо от усердия стало красным». Гильтель был не только уверен, что Каспар Хаузер не обманщик, он также был и первым свидетелем особого детского состояния Каспара Хаузера, состояния, в котором тот находился при своем появлении. «Все его поведение было, можно сказать, чистым зеркалом детской невинности; в нем не было никакой фальши; что было у него на сердце, то он и говорил, насколько ему позволяли возможности речи. Несомненное доказательство его невинности и неумудренности он дал также при случае, когда я и моя жена первый раз его одевали и мыли; его поведение при этом было, как у ребенка, совершенно естественным и без всякого стеснения».

28 мая 1828 года Каспара Хаузера приводят к врачу нюрнбергского городского суда доктору Прою, который должен выяснить, больной это или обманщик. Так Каспар Хаузер впервые попадает к критическому, научно образованному наблюдателю. Доктор Прой - это внимательный непредвзятый феноменолог, по долгу службы прежде всего скептик. Наблюдения над Каспаром Хаузером сразу же заставляют его констатировать, что речь идет о еще не наблюдавшемся, единственном в своем роде, особом случае. В своем заключении Прой делает следующий вывод: «Этот человек не является ни сумасшедшим, ни тупоумным, но он явно был насильственно лишен всякого человеческого и общественного воспитания». Прой в своем врачебном заключении опирается на объективные данные. Здесь следует упомянуть существенный феномен, связанный с коленями, Прой описывает это следующим образом: «Оба колена имеют своеобразное строение. Головки суставов голени и бедра сильно отступают назад и заметно опускаются вместе с коленной чашкой; поэтому, когда Хаузер садится на плоскую поверхность, его ноги лежат так, что через подколенную впадину нельзя просунуть листок бумаги, в то время как у других людей легко проходит сжатый кулак. С этой особенностью следует связать и другую, которая была замечена у Хаузера в вышеназванном положении. Это то, что он держит спину совершенно прямой, свободно вытягивая руки; любой другой человек, напротив, в этом положении своего тела и рук вынужден согнуть спину». Это наблюдение особенно важно потому, что оно обосновывает дальнейшие утверждения Каспара Хаузера о его заключении. Кроме того, можно таким способом еще раз определить момент его заключения в вышеописанную клетку, в которой он мог только сидеть. Ясно, что только у маленького ребенка, кости которого еще гибкие, может быть вызвано многолетним сидением такое неправильное строение. В деле Каспара Хаузера показательно, что, никогда никто из противников не разъяснял этот феномен.

Все медицинские наблюдения Прой еще раз обобщил в более позднем подробном врачебном заключении. Он приходит к выводу, что «Каспар Хаузер действительно с раннего детства был удален из человеческого общества и помещен в такое место, куда не проникал дневной свет, и в этом состоянии он оставался до того момента, когда однажды, словно с небес, появился среди нас. И этим анатомически-физиологически доказано, что Каспар Хаузер не обманщик». Его состояние улучшилось, он стал ходить, был весел, учился говорить. Постепено Хитлель выяснил, что Каспара с раннего детства одевали только в рубашку и штаны и держали в тёмной конуре, в которой нельзя было ни встать, ни лечь во весь рост. Хлеб и воду ему давал ежедневно какой-то человек во время естественного или искусственно вызванного наркотиком сна - так что Каспар не мог видеть его в лицо. Из игрушек у Хаузера была только деревянная лошадка. В последнее время этот человек стал приходить чаще и, водя его руку, стал учить Каспара писать своё имя, ходить и произносить фразу про всадника.

Эта история стала источником всевозможных предположений: думали, что Каспар родился в результате незаконной связи, что он сын духовного лица или знатной дамы; считали его жертвой какой-нибудь интриги из-за наследства. Судьбой Хаузера занялись бургомистр Якоб Биндер и президент Баварского апелляционного суда Пауль Ансельм фон Фейербах. Но несмотря на все старания и назначенную баварским королём премию в 10000 гульденов, происхождение Хаузера не было выяснено.

Наблюдения Даумера

Каспар очень привязался к Хитлелю, но вскоре его отдали на попечение к известному философу, профессору Фридриху Даумеру. Даумер имеет большое значение не только как учитель и друг Каспара Хаузера. Он прежде всего непредвзятый наблюдательный феноменолог в смысле Гёте, находящий мужество и силы учиться у явлений или по меньшей мере позволять им оставаться как таковым и верно их определять. Еще более важно то, что он всю жизнь был мужественным, несгибаемым защитником Каспара Хаузера в его исторической уникальности. Характерным образом, чтобы защитить Каспара Хаузера, оклеветанного книгой Юлиуса Мейера (сын того Мейера из Ансбаха, к которому впоследствии попал Каспар) «Аутентичные сообщения о Каспаре Хаузере», он пишет свой заключительный итоговый труд «Каспар Хаузер», значение которого едва ли можно переоценить и который стал библиографической редкостью. Ответственность, которую Даумер чувствует по отношению к Каспару Хаузеру, и его вера в то, что он действует по поручению свыше, ясно выражены в следующих словах из предисловия:

Как последнее слово по данному вопросу издаю я эту работу. Я полагаю, что этим я сделал все, что мне надлежало сделать в данный момент; я стар, и мой конец уже близок; в моем физическом состоянии это чудо, что я еще живу. Я думаю, что у меня еще хватит духовных сил, чтобы суметь выполнить свой долг и быть готовым к такому конфликту; старый вояка, каким я являюсь, даже когда он выходит на покой, все же может при случае снова взяться за оружие и испытать силу своей руки; у того, кто вынужден и обязан сражаться, не будет недостатка в высшей помощи. В том, что истина для меня свята, как раньше, так и теперь, и что я нигде в этой работе не сказал сознательно и намеренно ни одного ложного слова, я торжественно клянусь.

По свидетельству Даумера, Каспар в то время отличался детской непосредственностью и экстраординарной, если не экстрасенсорной, остротой всех чувств. Он был крайне любознателен и все запоминал. Однако всё это ослабевало по мере того, как расширялся круг его познаний. Его отзывы об окружающем мире позволили Даумеру сделать интересные наблюдения о природе человеческого восприятия. Например, Каспару поначалу было трудно распознавать удалённость и величину предметов; он был убеждён, что все предметы в мире (земля, деревья, трава) сделаны людьми; у него не было никаких представлений о трансцендентном - и т. п.

В то же время, психиатр Карл Леонгарт удивлялся, что ребёнок вообще мог выжить в условиях, описанных Хаузером, а тем более не превратиться в клинического идиота. ^Покушения и переезды

Год спустя Каспар был однажды найден раненным в голову, по-видимому, острым орудием; по его словам, ему нанёс рану какой-то человек с чёрной головой. Преступника, несмотря на все поиски, не нашли. Происшествие это наделало много шума; Хаузера перевели в дом муниципального главы Иоганна Бибербаха, где он охранялся двумя солдатами, - однако и там он пережил странный инцидент (в него выстрелил висевший на стене пистолет). Каспара переводят в дом барона фон Тухера, и он попадает под покровительство английского аристократа лорда Стенхоупа. Стенхоуп тратит большие деньги, стараясь доказать низкое происхождение Каспара, а также заставить его лгать, инсценировать проявления своих экстраординарных способностей, то есть исказить моральный облик юноши. Однако, его популярность среди народа (Хаузер стал живым чудом, на него приезжала смотреть также и светская публика) и единогласные свидетельства в его пользу ото всех, общавшихся с ним лично, нарушают замыслы Стенхоупа и его тайных наставников.

Гибель

Вскоре «покровители», якобы уличив Каспара в неоднократной лжи, разочаровались в нём и отправили в Ансбах, на попечение сапожника Иоганна Грегора Мейера, пристроив помогать в местном апелляционном суде. Мейер также «постоянно ловил Каспара на лжи» и относился к нему довольно плохо (применял физические наказания). 29 сентября 1833 г. Каспару Хаузеру исполнился 21 год. Даумеру в этом году было 33. После своего дня рождения Каспар Хаузер совершает поездку в Нюрнберг. Он встречается с Биндером и Даумером и принимает решение вернуться к Даумеру, когда ему позволят обстоятельства. В своей наивности он надеется, что лорд Стэнхоуп в ближайшее время предоставит ему возможность покинуть учителя Майера в Ансбахе и вести независимую жизнь.

Но 14 декабря 1833 года какой-то неизвестный пригласил Хаузера на свидание в дворцовый сад с обещанием открыть ему его происхождение и нанёс ему там ударом длинного ножа раны, от которых Хаузер умер через 3 дня. Позднее Мейером было пущено мнение, что «Хаузер сам нанёс себе рану, чтобы снова вызвать к себе внимание». Более того, когда Каспар в этот субботний день около четырех часов пришел, шатаясь, к Майеру, тот нисколько не поверил его рассказу. Он схватил его, получившего, как выяснилось позже, четыре смертельных ранения, и заставил вернуться в городской сад. Удивительным выражением жизненной силы, превозмогающей смерть, является то, что Каспар Хаузер еще смог осилить большую часть пути, прежде чем ноги его подкосились, и его пришлось доставить обратно в дом Майера. Майер считал рассказ Каспара выдумкой.

На месте, где Хаузеру была нанесена смертельная рана, возвигнут памятный камень со словами: «Здесь неизвестно кто был убит неизвестно кем» (лат. Hic occulto occultus occisus est).

Версия о королевском происхождении

Существует версия, что Хаузер - законный сын великого герцога баденского Карла и его первой жены Стефании де Богарне. Согласно этой версии, вторая (морганатическая) жена деда баденского герцога Карла Фридриха, графиня Гохберг, желая доставить своему сыну Леопольду баденский престол, подменила Хаузера больным ребёнком, скончавшимся через несколько дней. Эта версия основана на скурпулезном криминалистическом расследовании, проведенном Ансельмом Риттером фон Фейербахом еще при жизни Каспара Хаузера. Исследуя немецкие княжеские династии, Фейербах приходит к выводу, что только в церингской династии наблюдаются явления, позволяющие подозревать преступление. У Стефании де Богарнэ было пятеро детей и среди них два сына, здоровье которых ясно засвидетельствовано врачами, но которые оба внезапно умирают в раннем возрасте; первый наследник престола умирает б октября 1812 г., его брат, принц Александр, в возрасте одного года в 1817 г. Три следующих претендента на престол умирают при более или менее странных обстоятельствах, на что указывает и Герман Пис (Hermann Pies), то есть бросается в глаза тот факт, что хотя было пятеро имевших право на престол, династическая церингская ветвь по мужской линии вымирает. Таким образом, сын рейхсграфини фон Хохберг Леопольд в 1830 г., то есть еще при жизни Каспара Хаузера, становится великим герцогом Баденским. Было бы слишком наивно считать это случайностью. Кроме того, Фейербах указывает на то, что даты, стоящие в письмах, которые Каспар Хаузер имел с собой при своем появлении, относятся к датам жизни его тоже убитого брата Александра. Он справедливо считает, что здесь через десять лет произошла определенная путаница между двумя сыновьями Стефании де Богарнэ. В 1875 г. дискуссия о баденском престолонаследии Каспара Хаузера закончилась тем, что были опубликованы документы 1812 года о рождении, болезни и смерти наследного принца. Это в дальнейшем привело к курьезу. Тогдашний кайзер Гогенцоллерн Вильгельм I сам распорядился опубликовать эти документы. Некритичность кайзера и его окружения характеризуется тем, что они вовсе не знали истинного значения этих документов. Из них никоим образом не создается картина безобидности и правильности происшедшего, скорее становится ясным, что действительной идентификации умершего наследного принца матерью или кормилицей вовсе не было. Далее, бросается в глаза то, что в болезни и смерти принца мы явно имеем дело с запутанной и в тот момент никем действительно до конца не осознанной ситуацией. Вскрытие также явно не было проведено с необходимой тщательностью. Но прежде всего следует отметить, что у рожденного 29 сентября принца было ясно засвидетельствовано самое хорошее здоровье, и это привело к тому, что в последующие дни публикация дальнейших врачебных бюллетеней была прекращена, так как состояние здоровья ребенка больше не давало к этому повода. Явления, которые наблюдались у умершего ребенка и которые привели к его смерти, просто несовместимы с этими данными. Из этих документов получается, что о достоверной идентификации умершего ребенка не могло быть и речи. Кроме того, эти документы не рассеивают подозрений в том, что наследного принца подменили умирающим ребенком.

Теперь, естественно, должен возникнуть вопрос, кто был этой подменой и какое отношение он имел к лицам, заинтересованным в преступлении, и в особенности к рейхсграфине фон Хохберг. Исследователю жизни Каспара Хаузера Фрицу Клее в 1929 г. действительно удалось установить эту связь и выяснить, кто был ребенком, послужившим заменой. Среди прислуги рейхсграфини фон Хохберг была семья Блохман, в которой 26 сентября 1812 г. родился ребенок по имени Иоганн Эрнст Якоб Блохман. Этот ребенок был явно нежизнеспособным, как и другие дети, рожденные в семье Блохман. Врачебное заключение об умершем 16 сентября 1812 г. ребенке вполне вписывается в эту картину. Клее поставил себе задачу найти даты жизни рожденного 26 сентября 1812 г. Иогана Эрнста Якоба Блохмана. При этом он сталкивается с поистине удивительным положением дел. Сначала он заметил, что в отличие от других девяти детей семьи Блохман рядом с датой крещения не стоит дата смерти; напротив, он обнаружил в протестантском регистре умерших от 1833 г. запись, сообщавшую, что 27 ноября 1833 г. в Мюнхене скончался солдат Каспар Эрнст Блохман. Естественно, сразу бросается в глаза, что здесь сыну Блохманов ошибочно дано имя Каспар. Еще более поразительным при этом является то, что Клее смог в регистре умерших протестантского прихода Мюнхена установить, что там 27 ноября 1833 г. скончался Эрнст Блохман. Соответствующая запись имеется также в кладбищенской служебной книге. Итак, второе имя Каспар появляется только в регистре умерших в Карлсруэ. Поскольку можно предположить, что эти записи основаны на ложных данных, Клее пришлось проверить, действительно ли в баварской армии служил солдат Блохман. Как это ни удивительно, на основе солдатских списков можно доказать, что в то время в баварской армии не было солдата Блохмана. Тем самым Клее по праву считал, что привел доказательство того, что в 1833 г. людям, стоявшим за кулисами преступления, пришла в голову мысль о документальной регистрации смерти ребенка, послужившего подменой. Это делает явной пропасть, которая открывается во всем этом деле, и тонкость, с которой все было проделано; ведь речь идет не о чем ином, как о попытке совершить хорошо продуманное преступление. Если ребенок Блохман, родившийся в 1812 г., действительно умер в 1833 г. в Мюнхене, тогда он, разумеется, не мог быть тем ребенком, которого использовали в качестве подмены. Убийство Каспара Хаузера в декабре 1833 было, очевидно, спланировано осенью 1833 г. и тщательно подготовлено. Сюда входил также коварный замысел сделать так, чтобы за 17 дней до запланированного покушения ребенок для подмены по документам уже числился умершим.

Таким образом, криминалистический анализ совместно с историческим исследованием ведет к четкому выводу, что Каспар Хаузер , родившийся в день Михаила в 1812 г., был баденским наследником престола. Даже если, относясь очень скептически, посчитать какое-нибудь из приведенных оснований ненадежным, то во взаимосвязи представленных фактов другая возможность является немыслимой. И то, что факт баденского престолонаследия в ряде указателей и других книгах все еще ставится под сомнение, действует затемняющим образом.

В этой связи обратимся на короткое время к принцу баденскому Максу. Он происходил из хохбергской ветви церингской династии, следовательно, из ветви, которая вела к трону через устранение Каспара Хаузера. Как последнему рейхсканцлеру немецкой монархии, ему пришлось 9 ноября 1918 г. побудить к отречению немецкого кайзера Вильгельма II. От принца баденского Макса дошло высказывание, что он хотел после своего восхождения на трон, которое тогда не состоялось, перенести бренные останки Каспара Хаузера в Пфорцхайм, в баденский княжеский склеп." Из этого свидетельства принца баденского Макса следует, что он - как, впрочем, и многие другие представители немецкой знати - придерживался убеждения, что Каспар Хаузер был полноправным наследником баденского престола.

В 2002 году Институт судебной медицины Мюнстерского университета провёл анализ митохондриальной ДНК из волос Каспара Хаузера, сравнив его с ДНК одной из потомков Стефании де Богарне. Анализ не подтвердил их родство. Дом герцогов Баденских не разрешает исследователям работать с ДНК самой Стефании де Богарне.

Было произведено два анализа ДНК с интервалом в несколько лет: первый анализ дал отрицательный результат. При втором анализе, проведенном через несколько лет, были исследованы следы крови на камзоле, локоны волос, волосы с головного убора, иной генетический материал. Сравнение производилось с ДНК потомка Стефании де Богарне согласившегося предоставить свой генетический материал для сравнительного анализа. При анализе установлено, что кровавое пятно на камзоле не принадлежит Каспару Хаузеру (если считать достоверно принадлежащим Каспару Хаузеру остальной генетический материал). Отмечено совпадение генетического кода с кодом потомка Стефании де Богарне кроме одного параметра. Соответственно отвергнуть родство Каспара Хаузера и Стефании де Богарне однозначно нельзя, как и подтвердить. Возможно дальнейшее развитие науки и интерес к этому делу внесут большую ясность в загадку Каспара Хаузера.

Личность странного юноши, незнамо откуда появившегося на улицах Нюрнберга в мае 1828 года, до сих пор вызывает ожесточенные споры. Молодой человек вел себя так, словно никогда не видел других людей, растения, животных; он почти не умел говорить и двигаться. «Лента.ру» рассказывает о его жизненном пути, а также о том, кем он мог быть в действительности.

Жизнь в коробке

В крохотной каморке с чрезвычайно низким потолком, таким, что нельзя распрямиться в полный рост, оба небольших окна забиты досками. Печь, всегда закрытая дверь, да дырка в полу, чтобы справлять туда нужду, - вот и вся нехитрая обстановка. У стены сидит 16-летний юноша в панталонах и рубашке. Подобное времяпрепровождение для него привычно - каморка стала его миром, единственным, который он знал в своей сознательной жизни.

Узник, как и его жилище, был опрятным. Волосы и ногти молодого человека стригли, одежду регулярно меняли, но юноша не помнил, каким образом это происходило. Ему приносили хлеб и воду странного вкуса. Выпив такой воды, он погружался в крепкий сон, пробуждаясь в чистом исподнем. Единственное, чем он мог заниматься, - играть с тремя деревянными игрушками: двумя лошадками и собачкой.

Иногда к нему приходил человек - один и тот же. Однажды он принес книги и тетради. Хотя наставник был строгим и бил ученика по рукам за любую шалость, учиться мальчику нравилось. Вскоре он уже немного умел читать и писать.

Настал день, когда опекун юноши одел его в уличную одежду, вынес на улицу и начал учить ходить - в тесной камере ходить было негде. И потребовал заучить фразу: «Я всегда мечтал быть кавалеристом, как мой отец». Когда узник более-менее научился ходить, его погнали вперед. Через два дня он со своим спутником прибыл в немецкий город Нюрнберг. Спутник показал ему путь к Новой воротной улице и, сунув в руки письмо, скрылся. Юноша, ошарашенный происходящим и новым, незнакомым ему миром, зашагал в указанном направлении. Это было 26 мая 1828 года.

Так впоследствии бывший узник описывал свою жизнь. В Нюрнберге его, одетого в грубую простую одежду, передвигающегося, словно он пьяный, заметил сапожник Георг Вайхман. Когда он подошел к молодому человеку, тот протянул ему письмо, адресованное командующему 4-м эскадроном 6-го полка легкой кавалерии.

Сапожник отвел странного молодого человека к дому капитана кавалерии. Тот отсутствовал. Пока юноша ждал, слуги предложили ему поесть, принесли мясо и пиво. Но тот, попробовав, с отвращением выплюнул и то, и другое. Он согласился только на хлеб и воду, привычную для себя еду.

Юноша почти ничего не говорил и, рыдая, показывал на свои ноги. На вопрос о том, как он попал в город, отвечал, что не знает, и повторял заученную в дороге фразу о желании пойти в кавалеристы.

Когда капитан вернулся домой, юноша спал. Его разбудили, и он, увидев форму хозяина дома, пришел в неописуемый восторг, хотя так ничего путного и не сказал. В полицейском участке юноша повторял то же самое, но когда ему дали ручку и бумагу, написал четким почерком: «Каспар Хаузер». Так его и стали звать.

Письмо, которое было у молодого человека с собой, не прояснило ситуацию. Неизвестный сообщал, что мальчика ему подкинули в 1812 году и он воспитал его в христианской вере, но больше держать у себя не может, поскольку не имеет за душой ни гроша. Затем автор послания предлагал капитану взять юношу на службу или «выпустить ему кишки, или вздернуть его у себя над камином». К сему прилагалось другое письмо, якобы от матери Хаузера, но анализ почерка показал, что оба послания написаны одной рукой.

Хаузера нужно было где-то содержать, и его отвели на верхний этаж Фестнеровой башни, местной тюрьмы, где посадили под замок. За ним присматривал надзиратель Андреас Хильтель. Причем тайно, чтобы удостовериться в том, что юноша не врет и не притворяется. Дети Хильтеля за время пребывания Хаузера в башне научили его новым словам и рисованию.

Надзиратель заметил странности в поведении своего гостя. Лицо юноши постоянно озаряла невинная улыбка, и его ни капли не смущало, когда его купала жена Хильтеля, - похоже, он вообще ничего не знал о различиях между полами. В своем новом жилище он предпочитал заниматься тем же, чем и в прежнем: сидеть без движения, вытянув ноги вперед. Все говорило о том, что молодой человек не притворяется.

Запахи и ощущения

Хаузер определенно не общался раньше с другими людьми и вообще не взаимодействовал с окружающим миром. Он восхищался каждым новым растением или животным (называл всех лошадками, поскольку в заточении у него были только такие игрушки), подносил руку к свече и обжигался, не понимая природы огня, искал свое отражение позади зеркала.

Изображение: Каспар Хаузер

Но учился быстро. Очень неплохо рисовал - в основном растения, постоянно расширял свой словарный запас. Люди, прослышав о странном «дикаре», приходили поглазеть на него, дарили ему игрушки.

В июле 1828 года его отдали на попечение университетскому профессору Георгу Фридриху Даумеру. Тот наблюдал за Хаузером и записывал все, что с ним происходило. У юноши появилось чувство юмора, он писал письма и очерки, обучился езде верхом в считаные дни, чем немало удивил местных кавалеристов.

Его чувства были необычайно обострены. Он отлично видел в темноте, любой громкий звук повергал его в ужас, а яркий свет причинял нестерпимую боль. Запаха вина было достаточно для того, чтобы он опьянел. Аромат цветов казался ему отвратительным.

Казалось бы, на этом все несчастья Хаузера закончились, но странный юноша явно кому-то очень мешал. В октябре 1829 года на его жизнь было совершено первое покушение. Незнакомец, подкараулив юношу на улице возле дома Даумера, попытался перерезать ему горло, но тот смог уклониться, и нож лишь поцарапал горло.

Второе покушение удалось. 14 октября 1833 года, когда Хаузер гулял в парке, неизвестный отвел его в сторону, пообещав передать важный документ, и четыре раза ударил ножом в грудь. Хаузер скончался от ранений несколько дней спустя. Полиция искала убийцу, но не нашла.

Наследник престола

Зачем было убивать? Первый биограф Хаузера, полицай-президент апелляционного суда в Ансбахе, Ансельм фон Фейербах, считал, что странный юноша был наследником великого герцога Баденского Карла Фридриха. Все свидетельства, которые он собрал, указывали на это.

Как предполагают современные исследователи личности Хаузера, наследника выкрали из колыбели, а на его место подложили хилого и больного ребенка садовника имения, который вскоре скончался. Кроме того, сам Хаузер припоминал моменты из своего детства, называя их сном (он достаточно долго не понимал разницы между снами и воспоминаниями). Юноша рисовал на бумаге по памяти гербы, расположенные на стенах замка герцога, рассказывал о картинах, висевших там, припоминал тех, кто его воспитывал.

Похищение наследника было очень выгодно второй жене Карла-Фридриха, Луизе Каролине Гейер, баронессе фон Гейерберг. От первой жены у герцога было несколько детей. Вторая жена родила ему четверых сыновей, но они не могли претендовать на престол. После смерти Карла-Фридриха на трон взошел его внук Карл-Людвиг, старшим сыном которого, предположительно, был Каспар Хаузер. Второй же сын Карла-Людвига прожил меньше года - в результате наследников у него не осталось, хотя его дочери прожили долгую жизнь.

Когда Карл-Людвиг умер, престол занял его дядя Людвиг, холостяк, но вскоре скончался при странных обстоятельствах. После этого путь к престолу наконец открылся для детей второй жены Карла Фридриха.

Версию о том, что Каспар Хаузер может принадлежать к Баденской династии, проверили в 1996 году. Специалисты провели анализ пятен крови, оставшихся на исподнем, которое, предположительно, принадлежало загадочному юноше, и попытались сравнить полученную ДНК с ДНК двух потомков Стефании, жены Карла-Людвига. Результат не оправдал ожидания - тот, чья кровь сохранилась на одежде, явно был не из Баденской династии.

Однако повторный анализ, проведенный на основе ДНК, взятой со шляпы, штанов и волос юноши, хранящихся в коллекции Фейербаха, показал, что генетическое сходство образцов потомков Стефании и Хаузера составляет 95 процентов. Впрочем, не все исследователи считают это убедительным доказательством благородного происхождения странного молодого человека, и споры о его личности продолжаются - ведь все это выглядит как сюжет остросюжетного приключенческого романа.

24 октября 2013, 00:10

26 мая 1828 года на рыночной площади Нюрнберга был замечен странный подросток, лет 16-17. Он был одет в крестьянское платье, но был абсолютно беспомощен, с трудом ходил и почти не умел говорить. Точнее, он мог произносить «Не знаю» и «Я хочу быть кавалеристом, как мой отец», - но явно не понимал смысла этих слов. В руке у него было письмо на имя одного из офицеров стоявшего в городе полка, капитана фон Вессинга. Письмо, помеченное: «с баварской границы», было написано от имени бедного подёнщика, обременённого большой семьей, к которому будто бы мальчик был подкинут 7 октября 1812 года и которым он был воспитан в глубокой тайне. К письму была приложена записка матери Хаузера, в которой было сказано, что она бедная девушка, мальчик родился 30 апреля 1812 года, имя его Каспар, а его отец, служивший в кавалерии, умер.

Каспара отвели в полицию, где стало ясно, что он лишён представления о самых элементарных вещах; однако он мог написать своё имя. По его ногам было заметно, что он никогда не носил обувь. Он не мог есть ничего, кроме хл:) и воды. У него нашли носовой платок с меткой «К. Н.» и несколько листков с написанными на них католическими молитвами.

Первые два месяца

Два месяца Хаузер провёл в городской тюрьме под заботливым попечением надзирателя Андреаса Гильтеля. Гильтель был простым и добрым человеком, который приобрел удивительный опыт в наблюдении и оценке людей. В обращении с мошенниками всех мастей он сохраняет в чистоте и оттачивает свою способность душевного восприятия. Гильтель первым почувствовал в невзрачном молодом человеке, который совсем не мог выражаться понятно, чистую, невинную детскую душу. Речь при этом идет о прикосновении всем существом, о непосредственном человеческом восприятии действительности по отношению к Каспару Хаузеру. Это событие непосредственного человеческого прикосновения произошло характерным образом в человеке из народа, чье сердце было открыто для этого. Впечатления от этого события Гильтель хранил всю жизнь.

Тюремный надзиратель Гильтель с женой

Конечно, он остался на всю жизнь прямым свидетелем в пользу Каспара Хаузера. Ничто не могло заставить его ошибиться, даже самому Стэнхоупу позднее не удалось получить от него ни одного неблагоприятного высказывания. Даумер записал разговор с Гильтелем, из которого необычное впечатление, которое произвел на него Каспар Хаузер, становится таким же очевидным, как и внутренняя самостоятельность по отношению к этому событию. Его выразительные слова (в ответ на обвинения Каспара в мошенничестве и симуляции) говорят: «Хаузер, как далее утверждает Гильтель, был сначала совершенным ребенком, даже еще меньше, чем ребенком. Но представить в ложном свете такое явление против человеческих сил. Его невинность настолько несомненна, что он мог бы ее подтвердить, даже если бы Сам Бог утверждал противоположное. Когда этот человек так говорил, его лицо от усердия стало красным». Гильтель был не только уверен, что Каспар Хаузер не обманщик, он также был и первым свидетелем особого детского состояния Каспара Хаузера, состояния, в котором тот находился при своем появлении. «Все его поведение было, можно сказать, чистым зеркалом детской невинности; в нем не было никакой фальши; что было у него на сердце, то он и говорил, насколько ему позволяли возможности речи. Несомненное доказательство его невинности и неумудренности он дал также при случае, когда я и моя жена первый раз его одевали и мыли; его поведение при этом было, как у ребенка, совершенно естественным и без всякого стеснения».

28 мая 1828 года Каспара Хаузера приводят к врачу нюрнбергского городского суда доктору Прою, который должен выяснить, больной это или обманщик. Так Каспар Хаузер впервые попадает к критическому, научно образованному наблюдателю. Доктор Прой - это внимательный непредвзятый феноменолог, по долгу службы прежде всего скептик. Наблюдения над Каспаром Хаузером сразу же заставляют его констатировать, что речь идет о еще не наблюдавшемся, единственном в своем роде, особом случае. В своем заключении Прой делает следующий вывод: «Этот человек не является ни сумасшедшим, ни тупоумным, но он явно был насильственно лишен всякого человеческого и общественного воспитания». Прой в своем врачебном заключении опирается на объективные данные. Здесь следует упомянуть существенный феномен, связанный с коленями, Прой описывает это следующим образом: «Оба колена имеют своеобразное строение. Головки суставов голени и бедра сильно отступают назад и заметно опускаются вместе с коленной чашкой; поэтому, когда Хаузер садится на плоскую поверхность, его ноги лежат так, что через подколенную впадину нельзя просунуть листок бумаги, в то время как у других людей легко проходит сжатый кулак. С этой особенностью следует связать и другую, которая была замечена у Хаузера в вышеназванном положении. Это то, что он держит спину совершенно прямой, свободно вытягивая руки; любой другой человек, напротив, в этом положении своего тела и рук вынужден согнуть спину». Это наблюдение особенно важно потому, что оно обосновывает дальнейшие утверждения Каспара Хаузера о его заключении. Кроме того, можно таким способом еще раз

определить момент его заключения в вышеописанную клетку, в которой он мог только сидеть. Ясно, что только у маленького ребенка, кости которого еще гибкие, может быть вызвано многолетним сидением такое неправильное строение. В деле Каспара Хаузера показательно, что, никогда никто из противников не разъяснял этот феномен.

Все медицинские наблюдения Прой еще раз обобщил в более позднем подробном врачебном заключении. Он приходит к выводу, что «Каспар Хаузер действительно с раннего детства был удален из человеческого общества и помещен в такое место, куда не проникал дневной свет, и в этом состоянии он оставался до того момента, когда однажды, словно с небес, появился среди нас. И этим анатомически-физиологически доказано, что Каспар Хаузер не обманщик». Его состояние улучшилось, он стал ходить, был весел, учился говорить. Постепено Хитлель выяснил, что Каспара с раннего детства одевали только в рубашку и штаны и держали в тёмной конуре, в которой нельзя было ни встать, ни лечь во весь рост. Хлеб и воду ему давал ежедневно какой-то человек во время естественного или искусственно вызванного наркотиком сна - так что Каспар не мог видеть его в лицо. Из игрушек у Хаузера была только деревянная лошадка. В последнее время этот человек стал приходить чаще и, водя его руку, стал учить Каспара писать своё имя, ходить и произносить фразу про всадника.

Эта история стала источником всевозможных предположений: думали, что Каспар родился в результате незаконной связи, что он сын духовного лица или знатной дамы; считали его жертвой какой-нибудь интриги из-за наследства. Судьбой Хаузера занялись бургомистр Якоб Биндер и президент Баварского апелляционного суда Пауль Ансельм фон Фейербах. Но несмотря на все старания и назначенную баварским королём премию в 10000 гульденов, происхождение Хаузера не было выяснено.

Наблюдения Даумера

Каспар очень привязался к Хитлелю, но вскоре его отдали на попечение к известному философу, профессору Фридриху Даумеру. Даумер имеет большое значение не только как учитель и друг Каспара Хаузера. Он прежде всего непредвзятый наблюдательный феноменолог в смысле Гёте, находящий мужество и силы учиться у явлений или по меньшей мере позволять им оставаться как таковым и верно их определять. Еще более важно то, что он всю жизнь был мужественным, несгибаемым защитником Каспара Хаузера в его исторической уникальности. Характерным образом, чтобы защитить Каспара Хаузера, оклеветанного книгой Юлиуса Мейера (сын того Мейера из Ансбаха, к которому впоследствии попал Каспар) «Аутентичные сообщения о Каспаре Хаузере», он пишет свой заключительный итоговый труд «Каспар Хаузер», значение которого едва ли можно переоценить и который стал библиографической редкостью. Ответственность, которую Даумер чувствует по отношению к Каспару Хаузеру, и его вера в то, что он действует по поручению свыше, ясно выражены в следующих словах из предисловия:

Как последнее слово по данному вопросу издаю я эту работу. Я полагаю, что этим я сделал все, что мне надлежало сделать в данный момент; я стар, и мой конец уже близок; в моем физическом состоянии это чудо, что я еще живу. Я думаю, что у меня еще хватит духовных сил, чтобы суметь выполнить свой долг и быть готовым к такому конфликту; старый вояка, каким я являюсь, даже когда он выходит на покой, все же может при случае снова взяться за оружие и испытать силу своей руки; у того, кто вынужден и обязан сражаться, не будет недостатка в высшей помощи. В том, что истина для меня свята, как раньше, так и теперь, и что я нигде в этой работе не сказал сознательно и намеренно ни одного ложного слова, я торжественно клянусь.

По свидетельству Даумера, Каспар в то время отличался детской непосредственностью и экстраординарной, если не экстрасенсорной, остротой всех чувств. Он был крайне любознателен и все запоминал. Однако всё это ослабевало по мере того, как расширялся круг его познаний. Его отзывы об окружающем мире позволили Даумеру сделать интересные наблюдения о природе человеческого восприятия. Например, Каспару поначалу было трудно распознавать удалённость и величину предметов; он был убеждён, что все предметы в мире (земля, деревья, трава) сделаны людьми; у него не было никаких представлений о трансцендентном - и т. п.

В то же время, психиатр Карл Леонгарт удивлялся, что ребёнок вообще мог выжить в условиях, описанных Хаузером, а тем более не превратиться в клинического идиота. ^Покушения и переезды

Год спустя Каспар был однажды найден раненным в голову, по-видимому, острым орудием; по его словам, ему нанёс рану какой-то человек с чёрной головой. Преступника, несмотря на все поиски, не нашли. Происшествие это наделало много шума; Хаузера перевели в дом муниципального главы Иоганна Бибербаха, где он охранялся двумя солдатами, - однако и там он пережил странный инцидент (в него выстрелил висевший на стене пистолет). Каспара переводят в дом барона фон Тухера, и он попадает под покровительство английского аристократа лорда Стенхоупа. Стенхоуп тратит большие деньги, стараясь доказать низкое происхождение Каспара, а также заставить его лгать, инсценировать проявления своих экстраординарных способностей, то есть исказить моральный облик юноши. Однако, его популярность среди народа (Хаузер стал живым чудом, на него приезжала смотреть также и светская публика) и единогласные свидетельства в его пользу ото всех, общавшихся с ним лично, нарушают замыслы Стенхоупа и его тайных наставников.

Гибель

Вскоре «покровители», якобы уличив Каспара в неоднократной лжи, разочаровались в нём и отправили в Ансбах, на попечение сапожника Иоганна Грегора Мейера, пристроив помогать в местном апелляционном

суде. Мейер также «постоянно ловил Каспара на лжи» и относился к нему довольно плохо (применял физические наказания). 29 сентября 1833 г. Каспару Хаузеру исполнился 21 год. Даумеру в этом году было 33. После своего дня рождения Каспар Хаузер совершает поездку в Нюрнберг. Он встречается с Биндером и Даумером и принимает решение вернуться к Даумеру, когда ему позволят обстоятельства. В своей наивности он надеется, что лорд Стэнхоуп в ближайшее время предоставит ему возможность покинуть учителя Майера в Ансбахе и вести независимую жизнь.

Но 14 декабря 1833 года какой-то неизвестный пригласил Хаузера на свидание в дворцовый сад с обещанием открыть ему его происхождение и нанёс ему там ударом длинного ножа раны, от которых Хаузер умер через 3 дня. Позднее Мейером было пущено мнение, что «Хаузер сам нанёс себе рану, чтобы снова вызвать к себе внимание». Более того, когда Каспар в этот субботний день около четырех часов пришел, шатаясь, к Майеру, тот нисколько не поверил его рассказу. Он схватил его, получившего, как выяснилось позже, четыре смертельных ранения, и заставил вернуться в городской сад. Удивительным выражением жизненной силы, превозмогающей смерть, является то, что Каспар Хаузер еще смог осилить большую часть пути, прежде чем ноги его подкосились, и его пришлось доставить обратно в дом Майера. Майер считал рассказ Каспара выдумкой.

На месте, где Хаузеру была нанесена смертельная рана, возвигнут памятный камень со словами: «Здесь неизвестно кто был убит неизвестно кем» (лат. Hic occulto occultus occisus est).

Версия о королевском происхождении

Существует версия, что Хаузер - законный сын великого герцога баденского Карла и его первой жены Стефании де Богарне. Согласно этой версии, вторая (морганатическая) жена деда баденского герцога Карла Фридриха, графиня Гохберг, желая доставить своему сыну Леопольду баденский престол, подменила Хаузера больным ребёнком, скончавшимся через несколько дней. Эта версия основана на скурпулезном криминалистическом расследовании, проведенном Ансельмом Риттером фон Фейербахом еще при жизни Каспара Хаузера. Исследуя немецкие княжеские династии, Фейербах приходит к выводу, что только в церингской династии наблюдаются явления, позволяющие подозревать преступление. У Стефании де Богарнэ было пятеро детей и среди них два сына, здоровье которых ясно засвидетельствовано врачами, но которые оба внезапно умирают в раннем возрасте; первый наследник престола умирает б октября 1812 г., его брат, принц Александр, в возрасте одного года в 1817 г. Три следующих претендента на престол умирают при более или менее странных обстоятельствах, на что указывает и Герман Пис (Hermann Pies), то есть бросается в глаза тот факт, что хотя было пятеро имевших право на престол, династическая церингская ветвь по мужской линии вымирает. Таким образом, сын рейхсграфини фон Хохберг Леопольд в 1830 г., то есть еще при жизни Каспара Хаузера, становится великим герцогом Баденским. Было бы слишком наивно считать это случайностью. Кроме того, Фейербах указывает на то, что даты, стоящие в письмах, которые Каспар Хаузер имел с собой при своем появлении, относятся к датам жизни его тоже убитого брата Александра. Он справедливо считает, что здесь через десять лет произошла определенная путаница между двумя сыновьями Стефании де Богарнэ. В 1875 г. дискуссия о баденском престолонаследии Каспара Хаузера закончилась тем, что были опубликованы документы 1812 года о рождении, болезни и смерти наследного принца. Это в дальнейшем привело к курьезу. Тогдашний кайзер Гогенцоллерн Вильгельм I сам распорядился опубликовать эти документы. Некритичность кайзера и его окружения характеризуется тем, что они вовсе не знали истинного значения этих документов. Из них никоим образом не создается картина безобидности и правильности происшедшего, скорее становится ясным, что действительной идентификации умершего

наследного принца матерью или кормилицей вовсе не было. Далее, бросается в глаза то, что в болезни и смерти принца мы явно имеем дело с запутанной и в тот момент никем действительно до конца не осознанной ситуацией. Вскрытие также явно не было проведено с необходимой тщательностью. Но прежде всего следует отметить, что у рожденного 29 сентября принца было ясно засвидетельствовано самое хорошее здоровье, и это привело к тому, что в последующие дни публикация дальнейших врачебных бюллетеней была прекращена, так как состояние здоровья ребенка больше не давало к этому повода. Явления, которые наблюдались у умершего ребенка и которые привели к его смерти, просто несовместимы с этими данными. Из этих документов получается, что о достоверной идентификации умершего ребенка не могло быть и речи. Кроме того, эти документы не рассеивают подозрений в том, что наследного принца подменили умирающим ребенком.

Теперь, естественно, должен возникнуть вопрос, кто был этой подменой и какое отношение он имел к лицам, заинтересованным в преступлении, и в особенности к рейхсграфине фон Хохберг. Исследователю жизни Каспара Хаузера Фрицу Клее в 1929 г. действительно удалось установить эту связь и выяснить, кто был ребенком, послужившим заменой. Среди прислуги рейхсграфини фон Хохберг была семья Блохман, в которой 26 сентября 1812 г. родился ребенок по имени Иоганн Эрнст Якоб Блохман. Этот ребенок был явно нежизнеспособным, как и другие дети, рожденные в семье Блохман. Врачебное заключение об умершем 16 сентября 1812 г. ребенке вполне вписывается в эту картину. Клее поставил себе задачу найти даты жизни рожденного 26 сентября 1812 г. Иогана Эрнста Якоба Блохмана. При этом он сталкивается с поистине удивительным положением дел. Сначала он заметил, что в отличие от других девяти детей семьи Блохман рядом с датой крещения не стоит дата смерти; напротив, он обнаружил в протестантском регистре умерших от 1833 г. запись, сообщавшую, что 27 ноября 1833 г. в Мюнхене скончался солдат Каспар Эрнст Блохман. Естественно, сразу бросается в глаза, что здесь сыну Блохманов ошибочно дано имя Каспар. Еще более поразительным при этом является то, что Клее смог в регистре умерших протестантского прихода Мюнхена установить, что там 27 ноября 1833 г. скончался Эрнст Блохман. Соответствующая запись имеется также в кладбищенской служебной книге. Итак, второе имя Каспар появляется только в регистре умерших в Карлсруэ. Поскольку можно предположить, что эти записи основаны на ложных данных, Клее пришлось проверить, действительно ли в баварской армии служил солдат Блохман. Как это ни удивительно, на основе солдатских списков можно доказать, что в то время в баварской армии не было солдата Блохмана. Тем самым Клее по праву считал, что привел доказательство того, что в 1833 г. людям, стоявшим за кулисами

преступления, пришла в голову мысль о документальной регистрации смерти ребенка, послужившего подменой. Это делает явной пропасть, которая открывается во всем этом деле, и тонкость, с которой все было проделано; ведь речь идет не о чем ином, как о попытке совершить хорошо продуманное преступление. Если ребенок Блохман, родившийся в 1812 г., действительно умер в 1833 г. в Мюнхене, тогда он, разумеется, не мог быть тем ребенком, которого использовали в качестве подмены. Убийство Каспара Хаузера в декабре 1833 было, очевидно, спланировано осенью 1833 г. и тщательно подготовлено. Сюда входил также коварный замысел сделать так, чтобы за 17 дней до запланированного покушения ребенок для подмены по документам уже числился умершим.

Таким образом, криминалистический анализ совместно с историческим исследованием ведет к четкому выводу, что Каспар Хаузер, родившийся в день Михаила в 1812 г., был баденским наследником престола. Даже если, относясь очень скептически, посчитать какое-нибудь из приведенных оснований ненадежным, то во взаимосвязи представленных фактов другая возможность является немыслимой. И то, что факт баденского престолонаследия в ряде указателей и других книгах все еще ставится под сомнение, действует затемняющим образом.

В этой связи обратимся на короткое время к принцу баденскому Максу. Он происходил из хохбергской ветви церингской династии, следовательно, из ветви, которая вела к трону через устранение Каспара Хаузера. Как последнему рейхсканцлеру немецкой монархии, ему пришлось 9 ноября 1918 г. побудить к отречению немецкого кайзера Вильгельма II. От принца баденского Макса дошло высказывание, что он хотел после своего восхождения на трон, которое тогда не состоялось, перенести бренные останки Каспара Хаузера в Пфорцхайм, в баденский княжеский склеп." Из этого свидетельства принца баденского Макса следует, что он - как, впрочем, и многие другие представители немецкой знати - придерживался убеждения, что Каспар Хаузер был полноправным наследником баденского престола.

В 2002 году Институт судебной медицины Мюнстерского университета провёл анализ митохондриальной ДНК из волос Каспара Хаузера, сравнив его с ДНК одной из потомков Стефании де Богарне. Анализ не подтвердил их родство. Дом герцогов Баденских не разрешает исследователям работать с ДНК самой Стефании де Богарне.

Было произведено два анализа ДНК с интервалом в несколько лет: первый анализ дал отрицательный результат. При втором анализе, проведенном через несколько лет, были исследованы следы крови на камзоле, локоны волос, волосы с головного убора, иной генетический материал. Сравнение производилось с ДНК потомка Стефании де Богарне согласившегося предоставить свой генетический материал для сравнительного анализа. При анализе установлено, что кровавое пятно на камзоле не принадлежит Каспару Хаузеру (если считать достоверно принадлежащим Каспару Хаузеру остальной генетический материал). Отмечено совпадение генетического кода с кодом потомка Стефании де Богарне кроме одного параметра. Соответственно отвергнуть родство Каспара Хаузера и Стефании де Богарне однозначно нельзя, как и подтвердить. Возможно дальнейшее развитие науки и интерес к этому делу внесут большую ясность в загадку Каспара Хаузера.