САМСОН-БОРЕЦ
Творчество Мильтона завершилось созданием трагедии, подводящей итоги собственной жизни. То, что самые ретивые из наших именуют "революционной пьесой", на самом деле есть "плод поражения, разочарования, покорности судьбе". Политический подтекст Самсона-борца сильно преувеличен - драма не выходит за пределы религиозной проблематики, и вся ее "политичность", если таковая имеется, заключается в отказе от собственной политической деятельности.
Самсон-борец не предназначался для сцены, здесь почти нет действия, и главные события происходят в душе героя. Мильтон не скрывал ни риторичности, ни назидательности, ни пуританского стоицизма трагедии. На закате дней он сделал темой трагедии мужество терпения, пафос духовного противодействия падшего героя силам зла. Судьба человека полна превратностей, но в руках личности противостоять ей даже в состоянии поверженного раба - таков экзистенциальный мотив Самсона-борца.
Интерпретация Самсона как непримиримого героя, жертвующего собой ради "великого дела", противна религиозному экзистенциализму Мильтона, все помыслы которого сосредоточены вокруг индивидуальной души и борьбы, идущей в этой душе. Речь идет не о самопожертвовании во имя идеи, ставшей смыслом жизни, и не о подвиге во имя народа, а о способности человека остаться таковым даже после всех совершенных им ошибок, после унижения и рабства. Ибо дух слабых сильней меча сильных.
Мильтон стал явлением мировой литературы не потому, что выразил страсти и чаяния революционной эпохи, но потому, что проник в экзистенцию человека.
Мысль о создании пуританской назидательной драмы возникла у Мильтона еще во время написания трактата О воспитании и укрепилась в конце жизни, когда пришло время подведения итогов. Истоками Самсона-борца являются апокрифическая книга Еноха, Апокалипсис, средневековая книга Зогар, патристика, итальянская религиозная драма - так называемая Rappresentazioni, театр назидания. Кроме того, Мильтон находился под влиянием греческой трагедии, особенно еврипидовской, и этики Аристотеля. Влияние вонделовского Самсона оспорено Э. Верити. Вряд ли справедливо и мнение Р.Уайтинга о близости Мильтона с The Historie of Samson P. Квэрлза. Самсон-борец продолжает традиции елизаветинского театра, особенно Бена Джонсона.
Сюжет трагедии связан с пленением и последним подвигом Самсона, который не более чем аллегория, прячущая прежде всего самого автора. Перед нами Самсон-Мильтон - слепой, поверженный, опозоренный, клеймящий самого себя.
Плененный и ослепленный филистимлянами Самсон томится в тюрьме Газы. Жизнь кончена, ему только и остается предаваться горьким размышлениям о своей участи (первый монолог Самсона). Он сетует на свою слепоту, на свое одиночество в стане врагов. Он, Назорей, Богом призванный Освободитель, в результате страстей человеческих сам стал пленником, рабом. Виноват в этом лишь он сам - его деяния не достойны силы, вложенной в его тело Богом.
Самсон - отнюдь не символ народа, рвущего путы рабства, не воплощение сил и чаяний народных, скорее наоборот, - обличитель черни, "развращенной рабством", символ личностного начала в человеке.
Между тем хор (несколько уцелевших соплеменников-данитов) напоминает Самсону о его великих подвигах, но, пытаясь утешить Самсона, только бередит его раны напоминаниями о рабстве - его и народа. Отвечая хору, Самсон-Мильтон гневно клеймит свой народ, не пожелавший поступиться своей властью и не поддержавший героя в день победы при Рамаф-Лехи, а ныне смирившийся со своим рабством.
Хор пытается убедить Самсона в излишней суровости, в том, что причина всех его несчастий - изменница Далила, и, главное, в том, что все его злоключения выражают волю рока, провидения. Самсон тоже считает наказание заслуженным - он сам раскрыл свою тайну Далиле, сделавшей его "изменником перед самим собой".
Воспоминания о днях, проведенных с Далилой, заполнены покаянием героя, осознавшего пагубности хаоса страстей и неотвратимости расплаты за слабость, недостойную титана. "Подобный Богу", он прельстился lascivious lap (похотливым лоном), что и погубило его. Его жизнь кончена, он уже не послужит истине - быстрей бы закончился его позор. Падший и опозоренный, Самсон молит Бога о смерти.
Но внутри Самсона-Мильтона борьба продолжается. Смирившись с судьбой, Самсон верит в окончательное торжество божественного начала.
Появляется Далила. Она молит Самсона о прощении, призывает примириться со своей участью и просит его вернуться к ней. Самсон понимает, что это Сатана в очередной раз испытывает его страсти. Хитрости искусительницы разоблачены, и "змея" с позором отступает.
Самсона ждет очередное испытание - встреча с филистимлянским богатырем Гарафой. Гарафа издевается над слепым героем, от которого отказался его народ. Не выдержав бахвальства и инсинуаций Гарафы, Самсон вызывает его на бой, дабы доказать, что сила, дарованная ему Богом, сохранилась в нем. Пусть Гарафа будет во всеоружии, ему же, слепцу, достаточно одной дубины. Трусливый Гарафа ретируется со словами, что ему не к лицу сражаться с поверженным рабом.
Судьба уготовила Самсону очередное испытание: его призывают явиться на праздник вражеского божества на потеху филистимлянам. Самсон упорствует в отказе, между тем в его душе зреет решение воспользоваться случаем сказать последнее слово. Его не сделать шутом, ему предстоит последний подвиг, и он готов устремиться на встречу со своей судьбой.
Что же это за последнее слово и что за подвиг? Осознание трагической вины! Постижение ошибочности пути! Раскаяние... Самсон-Мильтон обрушивает кровлю храма не на цвет газской знати - на себя... Итог трагедии - итог жизни, а величие поэта - правда, сказанная себе самому. Ведь все мы правдолюбцы, когда речь идет о других, но кому дано признаться самому себе, что жизнь прожита зря?..
Мильтон Джон
Самсон-борец
Джон Мильтон
Самсон-борец
Переводы Ю. Корнеева
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОЭМА
Arisstоt. Poet., с. VI
"Tragoedia est imitatio actionis seriae... per
misericordiam et motum perficiens talium
affectuum lustrationem" {*}.
{* "Трагедия есть подражание действию важному... совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов" (греч., перев. В. Г. Аппельрота).}
ФсбгшдЯбмЯмзуйhрсЬжещhурпхдбЯбh
О ТОМ РОДЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ, КОТОРЫЙ НАЗЫВАЕТСЯ ТРАГЕДИЕЙ
Трагедия, если писать ее так, как писали древние, была и есть наиболее высокий, нравственный и полезный из всех поэтических жанров. Аристотель полагает за ней способность пробуждать сострадание, страх, ужас и тем самым очищать душу от этих и сходных с ними аффектов, то есть смягчать или должным образом умерять последние посредством особого рода наслаждения, доставляемого нам чтением или смотрением пиесы, где умело воспроизводятся чужие страсти. Природа дает нам немало примеров, подтверждающих его мысль: так, медицина лечит дурные соки болезнетворными средствами - кислые кислотами, соленые солями. Поэтому философы и прочие серьезнейшие писатели, как-то: Цицерон, Плутарх и другие, нередко приводят отрывки из трагических поэтов, чтобы придать красоту и отчетливость собственным мыслям. Сам апостол Павел нашел уместным включить в текст Священного писания стих Еврипида (1 Коринф., XV, 33), а Пареус в комментарии к "Откровению" представил эту книгу в виде трагедии, различая в ней акты, отделенные друг от друга хорами небесных певцов и арфистов. Со стародавних времен люди самого высокого положения не жалели труда, дабы доказать, что и они способны сочинить трагедию. Дионисий Старший алкал этой чести не меньше, чем прежде стремился стать тираном. Цезарь Август также принялся за "Аякса", который остался незакончен лишь потому, что начало его не удовлетворило автора. Кое-кто почитает философа Сенеку доподлинным создателем тех трагедий, которые ходят под его именем, - по крайней мере, лучших из них. Григорий Назианзин, отец церкви, не счел ниже своего святого достоинства написать трагедию под заглавием "Христос Страждущий". Мы упоминаем об этом, дабы защитить трагедию от неуважения, вернее сказать, от осуждения, которого в наши дни она, по мнению многих, заслуживает наравне с обычными театральными представлениями, чему виной поэты, примешивающие комическое к великому, высокому и трагическому или выводящие на сцену персонажей банальных и заурядных, что люди здравомыслящие находят нелепым и объясняют лишь желанием угодить извращенному вкусу толпы. И хотя древняя трагедия не знает пролога, она все-таки прибегает подчас - либо для самозащиты, либо для пояснений - к тому, что Марциал именует эпистолой; поэтому и мы предпосылаем подобную эпистолу нашей трагедии, сочиненной на манер древней и сильно разнящейся от тех, что слывут у нас наилучшими, и уведомляем: введенный в нее Хор есть не только подражание греческим образцам - он свойствен также новому времени и до сих пор в ходу у итальянцев. Таким образом, в построении этой пиесы мы притом с полным основанием - следовали древним и итальянцам, чья слава и репутация гораздо более для нас непререкаемы. Написаны хоры стихом непостоянного размера, называвшимся у греков монострофическим, или, точнее, словом apolelymenon, без деления на строфу, антистрофу и эпод, которые представляли собой нечто вроде стансов на музыку, аккомпанировавшую пению хора, - для поэмы они несущественны, и без них можно обойтись. Поскольку хоры у нас разбиты паузами на отрывки, стих наш можно именовать и аллеострофическим; от деления на акты и сцены мы также отказались - они нужны только для подмостков, для которых произведение наше никогда не предназначалось.
Довольно будет, если читатель заметит, что драма не выходит за пределы пятого акта; что же до слога, единства действия и того, что обычно носит название интриги, запутанной или простой - неважно, и что на самом деле есть расположение и упорядочение сюжетного материала в согласии с требованиями правдоподобия и сценичности, то справедливо судить о них может лишь тот, кто не совсем незнаком с Эсхилом, Софоклом и Еврипидом, тремя поныне непревзойденными трагическими поэтами и наилучшими учителями для тех, кто пробует силы в этом жанре. В соответствии с правилом древних и по примеру наиболее совершенных их творений, время, которое протекает от начала до конца драмы, ограничено сутками.
В праздничный день, когда прекращены все работы, Самсон, ослепленный, взятый в плен и томящийся в тюрьме в Газе, где он обречен на каторжный труд, выходит на воздух, чтобы отдохнуть в уединенном месте, невдалеке от тюрьмы, и скорбит о своей участи; здесь его случайно находят друзья и соплеменники, представляющие собой Хор и пытающиеся по мере сил утешить собрата; вслед за ними появляется его старый отец Маной, который, задавшись тою же целью, рассказывает о своем намерении выкупить сына на свободу и под конец сообщает, что сегодня у филистимлян день благодарения Дагону, избавившему их от руки Самсона; эта весть еще более удручает пленника. Затем Маной уходит хлопотать у филистимских правителей о выкупе Самсона, которого тем временем навещают разные лица и, наконец, храмовый служитель, требующий, чтобы узник, представ на празднестве перед знатью и народом, показал им свою силу. Сперва Самсон упорствует и, наотрез отказавшись подчиниться, отсылает служителя: но потом, втайне чуя, что так хочет бог, соглашается последовать за служителем, вторично явившимся за ним и всячески угрожающим ему. Хор остается на месте; возвращается Маной, одушевленный радостными надеждами на скорое освобождение сына; на середине его монолога вбегает еврей-вестник и сначала намеками, а потом более отчетливо рассказывает о гибели, уготованной Самсоном филистимлянам, и его собственной смерти; здесь трагедия кончается.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Маной, отец Самсона.
Далила, жена Самсона.
Гарафа из Гефа.
Служитель храма Дагонова.
Хор - евреи из колена Данова.
Место действия - перед тюрьмой в Газе.
Направь мои незрячие шаги
Там можно выбрать меж жарой и тенью;
Там посижу я, раз мне выпал случай
Расправить перетруженную спину,
Которую я гну весь день в темнице,
Где, пленник, пленным воздухом дышу
Сырым, промозглым, затхлым, нездоровым;
Вот здесь, куда дыханье ветерка
Приносит утром свежесть и прохладу,
Ты и оставь меня. Сегодня, в праздник
Дагона, их лжебожества морского,
Не трудится никто из филистимлян,
Трагедия (1671)
Самсон, ослепленный, униженный и поруганный, томится в плену у филистимлян, в тюрьме города Газы. Рабский труд изнуряет его тело, а душевные страдания терзают душу.
Ни днем ни ночью Самсон не может забыть о том, каким славным героем был прежде, и эти воспоминания причиняют ему горькие муки. Он вспоминает о том, что Господь предвозвестил избавление Израиля от ига филистимлян: освободить свой народ суждено ему, слепому и беспомощному узнику. Самсон раскаивается в том, что раскрыл тайну своей силы Далиле, которая предала его в руки врагов. Однако он не смеет сомневаться в слове Божьем и лелеет в сердце надежду.
В день праздника, посвященного Дагону, морскому божеству филистимлян, когда никто из язычников не работает, Самсону разрешено покинуть стены своей темницы и отдохнуть. Влача тяжелые цепи, он уходит в уединенное место и предается тягостным раздумьям.
Здесь его находят пришедшие из Естаола и Цоры - родных мест Самсона - его друзья и соплеменники и пытаются по мере сил утешить несчастного собрата. Они убеждают страдальца не роптать на промысел Всевышнего и не упрекать себя, однако удивляются тому, что Самсон всегда предпочитал женщинам Израиля филистимлянок. Поверженный герой объясняет им, что к этому его побудил тайный голос Бога, повелевавшего ему бороться с врагами и использовать любую возможность, чтобы усыпить их бдительность.
Самсон винит правителей Израиля, которые не поддержали его и не выступили против филистимлян, когда он одерживал славные победы. Они даже решили выдать его врагам, чтобы спасти родину от захватчиков. Самсон позволил филистимлянам связать себя, а потом с легкостью разорвал путы и перебил всех язычников ослиной челюстью. Если бы тогда вожди Израиля решились выступить в поход против них, была бы одержана окончательная победа.
Приходит старец Маной, отец Самсона. Он удручен жалким состоянием своего сына, в котором все привыкли видеть непобедимого воителя. Но Самсон не позволяет ему роптать на Бога и винит в своих бедах лишь самого себя. Маной сообщает сыну о том, что собирается хлопотать у филистимских правителей о его выкупе.
Маной собирается отправиться к ним сегодня, когда все филистимляне празднуют день благодарения Дагону, который, как они верят, избавил их от руки Самсона. Но поверженный герой не хочет жить, вечно помня о своем позоре, и предпочитает смерть. Отец уговаривает его согласиться на выкуп и предоставить все Божьей воле и уходит.
Появляется жена Самсона, красавица Далила, и умоляет его выслушать ее: она жестоко раскаивается в том, что поддалась уговорам соплеменников и выдала им тайну его силы. Но ей двигала только любовь: она боялась, что Самсон бросит ее, как он бросил свою первую жену, иноверку из Фимнафа. Соплеменники обещали Далиле лишь захватить Самсона в плен, а потом отдать его ей. Самсон мог бы жить в ее доме, а она бы наслаждалась его любовью, не боясь соперниц.
Она обещает Самсону уговорить филистимских начальников, чтобы ей позволили забрать его домой: она станет ухаживать за ним и во всем угождать. Но Самсон не верит раскаянию Далилы и гневно отвергает ее предложение. Далила, уязвленная отказом Самсона и его презрением, отрекается от мужа и уходит.
Появляется Гарафа, исполин из филистимского города Гефа. Он сожалеет, что ему не довелось помериться силами с Самсоном, когда тот был еще зряч и свободен. Гарафа насмехается над поверженным героем и говорит ему, что Бог оставил Самсона, Самсон, у которого закованы только ноги, вызывает хвастливого Гарафу на поединок, но тот не решается приблизиться к разгневанному узнику и уходит.
Появляется служитель храма Дагона и требует, чтобы Самсон предстал на празднестве перед филистимской знатью и показал всем свою силу. Самсон с презрением отказывается и отсылает служителя.
Однако, когда тот приходит снова, Самсон, ощущая в душе тайный порыв, соглашается прийти на языческий праздник и показать свою силу в капище Дагона. Он верит, что этого хочет Бог Израиля, и предчувствует, что этот день покроет его имя или несмываемым позором, или неувядаемой славой.
С Самсона снимают оковы и обещают ему свободу, если он проявит смирение и покорность. Вверяя себя Богу, Самсон прощается со своими друзьями и соплеменниками. Он обещает им ничем не посрамить ни свой народ, ни своего Бога и отправляется вслед за служителем.
Приходит Маной и рассказывает израильтянам, что есть надежда на то, что ему удастся выкупить сына. Его речи прерывает страшный шум и чьи-то вопли. Решив, что это радуются филистимляне, потешаясь над унижением его сына, Маной продолжает свой рассказ. Но его прерывает появление вестника. Он - еврей, как и они. Придя в Газу по делам, он стал свидетелем последнего подвига Самсона. Вестник так поражен случившимся, что сначала не находит слов. Но оправившись, он рассказывает собравшимся собратьям о том, как Самсон, которого привели в театр, полный филистимской знатью, обрушил кровлю здания и вместе с врагами погиб под обломками.
Мильтон Д., Самсон-борец.
Самсон, ослепленный, униженный и поруганный, томится в плену у филистимлян, в тюрьме города Газы. Рабский труд изнуряет его тело, а душевные страдания терзают душу.
Ни днем ни ночью Самсон не может забыть о том, каким славным героем был прежде, и эти воспоминания причиняют ему горькие муки. Он вспоминает о том, что Господь предвозвестил избавление Израиля от ига филистимлян: освободить свой народ суждено ему, слепому и беспомощному узнику. Самсон раскаивается в том, что раскрыл тайну своей силы Далиле, которая предала его в руки врагов. Однако он не смеет сомневаться в слове Божьем и лелеет в сердце надежду.
В день праздника, посвященного Дагону, морскому божеству филистимлян, когда никто из язычников не работает, Самсону разрешено покинуть стены своей темницы и отдохнуть. Влача тяжелые цепи, он уходит в уединенное место и предается тягостным раздумьям.
Здесь его находят пришедшие из Естаола и Цоры - родных мест Самсона - его друзья и соплеменники и пытаются по мере сил утешить несчастного собрата. Они убеждают страдальца не роптать на промысел Всевышнего и не упрекать себя, однако удивляются тому, что Самсон всегда предпочитал женщинам Израиля филистимлянок. Поверженный герой объясняет им, что к этому его побудил тайный голос Бога, повелевавшего ему бороться с врагами и использовать любую возможность, чтобы усыпить их бдительность.
Самсон винит правителей Израиля, которые не поддержали его и не выступили против филистимлян, когда он одерживал славные победы. Они даже решили выдать его врагам, чтобы спасти родину от захватчиков. Самсон позволил филистимлянам связать себя, а потом с легкостью разорвал путы и перебил всех язычников ослиной челюстью. Если бы тогда вожди Израиля решились выступить в поход против них, была бы одержана окончательная победа.
Приходит старец Маной, отец Самсона. Он удручен жалким состоянием своего сына, в котором все привыкли видеть непобедимого воителя. Но Самсон не позволяет ему роптать на Бога и винит в своих бедах лишь самого себя. Маной сообщает сыну о том, что собирается хлопотать у филистимских правителей о его выкупе.
Маной собирается отправиться к ним сегодня, когда все филистимляне празднуют день благодарения Дагону, который, как они верят, избавил их от руки Самсона. Но поверженный герой не хочет жить, вечно помня о своем позоре, и предпочитает смерть. Отец уговаривает его согласиться на выкуп и предоставить все Божьей воле и уходит.
Появляется жена Самсона, красавица Далила, и умоляет его выслушать ее: она жестоко раскаивается в том, что поддалась уговорам соплеменников и выдала им тайну его силы. Но ей двигала только любовь: она боялась, что Самсон бросит её, как он бросил свою первую жену, иноверку из Фимнафа. Соплеменники обещали Далиле лишь захватить Самсона в плен, а потом отдать его ей. Самсон мог бы жить в её доме, а она бы наслаждалась его любовью, не боясь соперниц.
Она обещает Самсону уговорить филистимских начальников, чтобы ей позволили забрать его домой: она станет ухаживать за ним и во всем угождать. Но Самсон не верит раскаянию Далилы и гневно отвергает её предложение. Далила, уязвленная отказом Самсона и его презрением, отрекается от мужа и уходит.
Появляется Гарафа, исполин из филистимского города Гефа. Он сожалеет, что ему не довелось помериться силами с Самсоном, когда тот был еще зряч и свободен. Гарафа насмехается над поверженным героем и говорит ему, что Бог оставил Самсона, Самсон, у которого закованы только ноги, вызывает хвастливого Гарафу на поединок, но тот не решается приблизиться к разгневанному узнику и уходит.
Появляется служитель храма Дагона и требует, чтобы Самсон предстал на празднестве перед филистимской знатью и показал всем свою силу. Самсон с презрением отказывается и отсылает служителя.
Однако, когда тот приходит снова, Самсон, ощущая в душе тайный порыв, соглашается прийти на языческий праздник и показать свою силу в капище Дагона. Он верит, что этого хочет Бог Израиля, и предчувствует, что этот день покроет его имя или несмываемым позором, или неувядаемой славой.
С Самсона снимают оковы и обещают ему свободу, если он проявит смирение и покорность. Вверяя себя Богу, Самсон прощается со своими друзьями и соплеменниками. Он обещает им ничем не посрамить ни свой народ, ни своего Бога и отправляется вслед за служителем.
Приходит Маной и рассказывает израильтянам, что есть надежда на то, что ему удастся выкупить сына. Его речи прерывает страшный шум и чьи-то вопли. Решив, что это радуются филистимляне, потешаясь над унижением его сына, Маной продолжает свой рассказ. Но его прерывает появление вестника. Он - еврей, как и они. Придя в Газу по делам, он стал свидетелем последнего подвига Самсона. Вестник так поражен случившимся, что сначала не находит слов. Но оправившись, он рассказывает собравшимся собратьям о том, как Самсон, которого привели в театр, полный филистимской знатью, обрушил кровлю здания и вместе с врагами погиб под обломками.