Смотром под Браунау Толстой начинает изображение войны 1805 года. Война эта была России не нужна, молодой император Александр Первый и австрийский император Франц просто демонстрировали свои амбиции, из-за чего проливалась кровь русских солдат. В сцене смотра ярко проявляются основные проблемы войны 1805 года, которые будут впоследствии более подробно изображены Толстым.
Еще до самого смотра в лагере русских царит суматоха: никто не знает, в какой форме главнокомандующий хочет видеть солдат. По принципу: «Лучше перекланяться, чем недокланяться» - солдатам велят надеть парадную форму. Затем поступает приказ, что Кутузов хочет видеть на солдатах походную форму. В результате солдаты, вместо того чтобы отдыхать, всю ночь занимаются своим обмундированием. Наконец приезжает Кутузов. Все взволнованы: и солдаты, и командиры: «Полковой командир, покраснев, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и со счастливым, решительным лицом…приготовился крикнуть». Полковой командир «исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника». Благодаря его стараниям в полку было все хорошо, кроме обуви, которую поставляло австрийское правительство. Вот именно это плачевное состояние обуви русских солдат и хочет показать Кутузов австрийскому генералу, который тоже принимает смотр наравне с Кутузовым.
Кутузов - главное лицо этого эпизода. Уже в этой небольшой сцене автор показывает отношение Кутузова к солдатам и боевым офицерам: «Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу». Проходя мимо строя, главнокомандующий замечает капитана Тимохина, которого помнит еще по турецкой кампании, и хвалит его за храбрость: «…В минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо, поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся». Солдаты, чувствуя отношение к ним Кутузова, тоже платят ему любовью и уважением. Они рады воевать с таким главнокомандующим, который понимает все их нужды и чаяния.
Но отнюдь не все разделяют это чувство. Толстой противопоставляет отношение к Кутузову простых солдат и офицеров свиты: свитские офицеры разговаривают друг с другом во время смотра, один из гусарских офицеров, Жерков, передразнивает полкового командира, который совсем этого не заслужил. Разжалованный Долохов подходит к Кутузову, чтобы напомнить о себе, говорит, что он загладит свою вину и докажет преданность императору и России. Кутузов «отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что все, что ему сказал Долохов, и все, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что все это прискучило ему и что все это совсем не то, что нужно». Кутузов прекрасно может различить молчаливую преданность Тимохина, которого в дальнейшем автор сделает одним из героев Шенграбенского сражения, и стремление Долохова любой ценой вернуть себе офицерский чин, потерянный им за свои пьяные выходки и бесчинства. Подлинную цену отношениям между свитскими офицерами можно увидеть в разговоре Жеркова и Долохова. Жерков когда-то принадлежал к буйному обществу, которым руководил Долохов, но, встретив его за границей разжалованного, сделал вид, что не замечает, а после того, как Долохов поговорил с Кутузовым, «вошел в милость», Жерков сам подъезжает к нему и начинает разговор. Никаких искренних чувств у них быть не может, искренне лишь желание возвыситься любой ценой и у одного, и у другого.
Толстой впервые в сцене смотра под Браунау показывает нам солдатский мир, единение всех солдат, которые получили от Кутузова заряд бодрости, веру в победу. Замечательно изображает автор песенников, ложечника, который, «несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому-то ложками». Проезжающему Кутузову передается эта радость солдат, их связывает единое чувство: «Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали идти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты». Но Толстой не забывает напомнить нам, что эти замечательные люди идут воевать, отдавать свои жизни, что сейчас, в данный момент, они веселы и счастливы, но вскоре могут быть искалечены и убиты.
Главная идея Толстого в описании войны 1805 года - это ненужность насилия, смерти, автор показывает единение людей, у которых должна быть другая цель, чем уничтожение себе подобных, и сцена смотра под Браунау подтверждает эту мысль.
I
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11-го октября 1805 года один из только-что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где-нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как-будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3-й роты!..
– Командир 3-й роты к генералу! командира к генералу, 3-й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3-ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из-за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3-й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что-нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что-нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3-й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
«Война и мир» Льва Николаевича Толстого – одно из величайших творений 19 века, которое, без сомнения, носит эпохальный характер. Это настоящая эпопея, в которой очень подробно и психологически точно описана жизнь всех слоев общества России в мирное время и во время войны. Роман можно по праву назвать целой галереей лучших толстовских героев и их антиподов, исторических лиц и представителей народных масс, которые хорошо известны широкому кругу читателей.
Это бессмертное произведение до сих пор притягивает к себе умы и воображение многих людей. И не только потому, что оно содержит много высоконравственных идей, которых не хватает людям в наше время, но и потому, что огромное количество сюжетных линий, взаимосвязанных между собой, не позволяет с первого прочтения до конца понять и оценить его величие.
Безусловно, привлекательным для читателя является и талант Льва Николаевича Толстого – психолога, сумевшего тонко подметить и описать особенности психологии общества, семьи, а также войны (чего до него никто так обстоятельно не делал).
Тема войны занимает огромную часть повествовательного полотна романа. Она раскрывается писателем с поразительно точностью и объективностью, потому что он сам был участником военных действий во время Крымской войны, также проделал колоссальную работу, изучив множество материалов о Великой отечественной войне 1812 года. Именно поэтому существует мнение, что по роману Л.Н.Толстого можно изучать историю этого периода.
Сюжетно-тематическая линия войны начинается во второй части произведения. Первый военный эпизод посвящен смотру войск под Браунау. Во второй главе разворачивается экспозиция армейской массы – солдат, среднего офицерского состава и штабной аристократии, а на ее фоне выделяется фигура Михаила Илларионовича Кутузова, противопоставленная в некоторой степени австрийскому генералитету.
Глава начинается с того, что Кутузов и австрийский генерал, а также свита главнокомандующего, состоящая из двадцати человек, прибывает к Браунау, куда подтянулся один из русских полков. Сразу же бросается в глаза контраст: «черные русские» и белый мундир австрийского генерала. Меткое замечание одного из солдат: «А другой-то австриец, с ним [Кутузовым] был, словно, мелом вымазан. Как мука, белый. Как амуницию чистят!» - дает нам четкое представление об отношении русских к чужому для них генералу. Уже в этих незначительных штрихах намечается одна из сюжетных линий «войны», связанная с противопоставлением русского и австрийского генералитетов.
Из этого эпизода, без сомнения, можно получить представление и об образе Кутузова. Главнокомандующий русской армии предстает перед нами как человек, близкий по духу к солдатам, понимающий их: «Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по несколько ласковых слов офицерам, которых он знал по Турецкой войне, а иногда и солдатам». Об этом свидетельствует их сцена с третьей ротой, когда он, остановившись рядом с ней, вспомнил о ее капитане Тимохине, выказав искреннее к нему расположение, назвав его «храбрым офицером». Сцена с Долоховым, разжалованным в солдаты, характеризует Кутузова как человека справедливого, строгого и добродушного. «Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько», - наставляет Долохова главнокомандующий. «И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь», - говорит он.
Кутузов предстает в этой главе как отец всех этих солдат. Он заботиться об их подготовленности в плане обмундирования, замечая, что у них проблемы с обувью. Он радуется вместе с солдатами, когда те распевают песни, пребывая в хорошем настроении после осмотра войск.
В этом эпизоде мы также получаем первое представление о простом люде, солдатах, которые, по сути, были главными героями войны. Это и строгий, но справедливый полковой командир, и капитан третьей роты Тимохин, который проявит себя настоящим героем, и простые солдаты, рассуждающие о войне. Именно из их разговоров мы узнаем о предстоящих военных действиях: «Теперь пруссак бунтует, австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется».
Из разговоров солдат также становится ясно, что любовь Кутузова к ним взаимна. Чувствуется, с каким обожанием отзываются о нем в диалоге о сапогах и подвертках, которые разглядел «глазастый» главнокомандующий.
Кроме фигуры Кутузова в этой же главе появляется и фигура князя Андрея Болконского, одного из главных героев романа. Упоминая о нем, писатель предваряет дальнейшее его участие в военных действиях.
Наконец, в этой же главе Толстой противопоставляет персонажей, которые проявят себя потом как истинные герои, и карьеристов, пользующихся своим положением в обществе, чтобы выслужиться. Таковы Долохов и гусарский корнет Жерков.
Таким образом, можно сделать вывод, что эпизод смотра войск под Браунау очень важен в цепи военных событий. Здесь берут начало многие сюжетные линии, начинают раскрываться образы исторических деятелей, главных и эпизодических героев романа, также образ народа, которые затем получат дальнейшее развитие на страницах произведения.
Смотр в Браунау (Австрия) том 1, часть 2, главы 1, 2
Роман «Война и мир» - эпическое произведение, повествует о выдающихся национально-исторических событиях в России начала 19 века, связанных с Отечественной войной против армии Наполеона.
Жанр эпопеи можно обозначить с помощью двух определений: 1. Обширное повествование, в центре внимания которого находятся выдающиеся исторические события. 2. Продолжительная и сложная история, включающая множество событий и персонажей.
Части романа «Война и мир» повествуют либо о событиях мирного времени, либо о военных, исключая последний том, где также изложены философские размышления Л.Н.
Толстого об Отечественной войне 1812 года.
Первая часть первого тома погружает читателя в атмосферу мирного времени в салоне Анны Павловны Шерер, показывает быт, интересы, моральные ценности высшего дворянского общества начала 19 века в России. С этого момента начинается повествование о судьбах главных героев Пьера Безухова и Андрея Болконского.
Часть вторая первого тома – первая эпическая картина, посвящённая событиям во-енного времени. Действие происходит в октябре 1805 г. недалеко от крепости Браунау (Австрия), где расположена квартира главнокомандующего Кутузова. Подошедший накануне пехотный полк по приказу Кутузова готовится к смотру.
Всю ночь, не смыкая глаз, две тысячи человек, завершившие тысячевёрстный переход, превращаются из беспорядочной толпы в стройную массу, где каждый знает своё место и своё дело.
У крепости Браунау, в отличие от светского салона Анны Павловны, нет места личным страстям, настроениям, усталости, когда превыше всего военная дисциплина, субординация, воинский долг. И читателю, чтобы ориентироваться в происходящем, необходимы некоторые познания о структуре воинских формирований: полк состоит из батальонов, а батальоны – из рот.
В эпизоде большое количество действующих лиц, в числе которых: главнокоман-дующий Кутузов, полковой командир (генерал), командир третьей роты капитан Тимохин Прохор Игнатьевич, разжалованный в рядовые Долохов.
Командиру полка не удалось предугадать намерения Кутузова. Он подготовил полк к парадному смотру, в то время как Кутузов хотел продемонстрировать союзному австрийскому генералу печальное положение русских войск, чтобы избежать нежелательного, с точки зрения Кутузова, соединения с армией генерала Мака.
Желая исправить оплошность, полковой командир приказал всем срочно надеть походные шинели. Нервничая, он начал придирчиво критиковать действия подчинённых, кричать на всех, когда ему на глаза попался «наряженный в венгерца» Долохов. Его синеватая шинель показалась начальнику слишком нарядной. В этой ситуации Долохов осадил от волнения потерявшего над собой контроль генерала, который вместо приказаний перешёл на оскорбления.
В присутствии Кутузова полковой генерал исполнял обязанности подчинённого ещё с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Насколько строг он был с подчинёнными, настолько подобострастен с вышестоящим начальником. В отличие от него, Кутузов держал себя просто, приветливо обращался к офицерам, известным ему по турецкой войне, а иногда и к солдатам.
Капитан третьей роты Тимохин, который только что получил выговор от командира полка за Долохова, тоже был известен Кутузову как храбрый офицер со времён штурма Измаила (1790). Кутузов помнил о достоинствах, слабостях и провинностях тех, кто служил под его руководством; видел в каждом человека, а не исполнителя приказов. В третьей роте Кутузову был представлен Долохов, выразивший горячее желание загладить свою вину и доказать преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся и поморщился, поскольку сказанное было «совсем не то, что нужно». От его внимательного взгляда не ускользнуло то, что половина людей была в разбитых во время долгого похода сапогах, а новые сапоги австрийское ведомство не предоставило. Солдаты фактически разуты, отсталых и больных 217 человек, - как в таких условиях начинать военные действия? Такое решение было бы гибельно для армии, поэтому Кутузов старается его избежать.
Смотром под Браунау Толстой начинает изображение войны 1805 года. В сцене смотра ярко проявляются основные проблемы войны 1805 года, которые будут впоследствии более подробно изображены Толстым.
Еще до самого смотра в лагере русских царит суматоха: никто не знает, в какой форме главнокомандующий хочет видеть солдат. По принципу: «Лучше перекланяться, чем недокланяться» - солдатом велят надеть парадную форму. Затем поступает приказ, что Кутузов хочет видеть на солдатах походную форму. В результате солдаты, вместо того чтобы отдыхать, всю ночь занимаются своим обмундированием. Наконец приезжает Кутузов. Все взволнованы: и солдаты, и командиры: -Полковой командир, покраснев, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и со счастливым, решительным лицом...приготовился крикнуть». Полковой командир "исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника». Благодаря его стараниям в полку было все хорошо, кроме обуви, которую поставляло австрийское правительство. Вот именно это плачевное состояние обуви русских солдат и хочет показать Кутузов австрийскому генералу, который тоже принимает смотр наравне с Кутузовым.
Главное лицо этого эпизода - Кутузов. Уже в этой небольшой сцене автор показывает отношение Кутузова к солдатам и боевым офицерам: «Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу». Проходя мимо строя, главнокомандующий замечает капитана Тимохина, которого помнит еще по турецкой кампании, и хвалит его за храбрость: «...В минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо, поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану поспешно отвернулся». Солдаты, чувствуя отношение к ним Кутузова, тоже платят ему любовью и уважением. Они рады воевать с таким главнокомандующим, который понимает все их нужды и чаяния.
по не все разделяют это чувство Толстой противопоставляет отношение к Кутузову Простых солдат и офицеров свиты: свитские офицеры разговаривают друг с другом во время смотра, один из гусарских офицеров, Жерков, передразнивает полкового командира, который совсем этого не заслужил. Разжалованный Долохов подходит к Кутузову, чтобы напомнить о себе, говорит, что он загладит свою вину и докажет преданность императору и России. Кутузов -отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что все, что ему сказал До-лохов, и все, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что все это прискучило ему и что все это совсем не то, что нужно».Кутузов прекрасно может различить молчаливую преданность Тимохина, которого в дальнейшем автор сделает одним из героев Шенграбенского сражения, и стремление Долохов любой ценой вернуть себе офицерский чин, потерянный им за свои пьяные выходки и бесчинства. Подлинную цену отношениям между свитскими офицерами можно увидеть в разговоре Жеркова и Долохова. Жерков когда-то принадлежал к буйному обществу, которым руководил Долохов, но", встретив его за границей разжалованного, сделал "вид, что не замечает, а после того, как Долохов поговорил с Кутузовым, «вошел в милость», Жерков сам подъезжает к нему и начинает разговор. Никаких искренних чувств у них быть не может, искрение лишь желание возвыситься любой ценой и у одного, и у другого.
Толстой впервые в сцене смотра под Браунау показывает нам солдатский мир, единение всех солдат, которые получили от Кутузова заряд бодрости, веру в победу. Замечательно изображает автор песенников, ложечника, который, «несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому-то ложками». Проезжающему Кутузову передается эта радость солдат, их связывает единое чувство. Но Толстой не забывает напомнить нам, что эти замечательные люди идут воевать, отдавать свои жизни, Что сейчас, в данный момент, они веселы и счастливы, но вскоре могут быть искалечены и убиты.
Главная идея Толстого в описании войны 1805 года-- это ненужность насилия, смерти, автор показывает единение людей, у которых должна быть другая цель, чем уничтожение себе подобных, и сцена смотра под Браунау подтверждает эту мысль.