Трактина Татьяна 23.07.2015 в 17:00

Споры о том, куда цивилизационно относится Россия (к Востоку или Западу), ведутся уже так давно, что порядком поднадоели. Причем оба лагеря находят такие аргументы в истории России, что создается ощущение правоты всех. И это еще больше сбивает с толку. Об этом Pravda . Ru рассказал известный телевизионный обозреватель, историк Андрей Светенко.

- Андрей Сергеевич, Русь с древних времен ориентировалась на Запад. Что здесь сыграло главную роль: принятие христианства или политические, торговые интересы?

Конечно, важнейший, системообразующий, ментальный момент - это принятие христианства. Это автоматически вовлекло страну и людей в орбиту западной цивилизации. Тем более, что Русь приняла христианство еще до раскола на православие и католицизм.

Это, естественно, заложило вектор развития в сторону Византии и Европы. Естественно, концепция Москвы как третьего Рима это подтверждает и на этом строится. Разумеется, изначально были и объективные экономические факторы.

Показательна инкорпорация древнерусских княжеств. Момент привязки экономики к европейским процессам - знаменитый транзитный путь "из варяг в греки". Это показывает включенность Древней Руси в глобальные экономические процессы, говоря современным языком о событиях тысячелетней давности.

Но этот процесс постепенно затухал по ряду причин: экспансия с Востока, поражения крестоносцев на Ближнем Востоке, затем упадок и падение Византии. Все это стратегически меняло ситуацию на Востоке Европы, с точки зрения ее включенности в экономические торговые процессы.

Можно перечислять имена древнерусских княжен, которые были выданы замуж за французских королей. Это нормальный процесс. Династические браки при Ярославе Мудром и других киевских князьях показатель того, что Древняя Русь, конечно, была органической составной частью вполне четко прослеживаемой европейской мозаики.

Самое интересное, что и в 15-17 веках, в том числе в царствование Ивана Грозного, продолжалась европеизация. Тогда происходили Великие географические открытия, и Россия тоже вовлекалась в орбиту глобальных международных связей.

Под знаком европейских стандартов и ценностей здесь появлялись различные торговые миссии и представительства, развивались купеческие связи. Англичанами был начат поиск северного морского пути. В результате они узнали про порт Архангельск.

Через него стала осуществляться при Иване Грозном серьезная торговля. При этом модель государственности у нас была заимствована в это время большей частью с Востока. В России постоянно есть точка перелома и идет дискуссия: государство для общества или общество и люди для государства.

В корневом смысле, конечно, Россия является органичной частью европейского мира. Но пограничность приводит к тому, что рождаются теории объяснения какой-то транзитности, промежуточности: Евразия, попытка соединить два противоположных вектора развития, обнаружив в процессе этого понимание себя как не просто мост между ними, а нечто своеобразное и неповторимое, и для которого никакие общие средства от кризисов и проблем не подходят. Это очень точно отразил Тютчев:

"Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать -В Россию можно только верить".

Это мешает, как мне кажется, потому что давно пора уже умом Россию понимать, и это сейчас имеет место быть. Самое интересное, что экономические процессы, развитие России с древности и до нового времени проходили, экономическая политика и практика строились по понятным, вменяемым законам, которые были и в Европе.

Мы в этом смысле ничем не отличались. Об этом, например, говорит доктор экономических наук Александр Бессолицын, который провел очень интересные исследования.

Единственное, в угоду концепции сильной единоличной власти происходил процесс закрепления сословных различий в обществе, а не попытка соединения полифонии, концепт создания некой системы, в которой бы учитывались интересы разных сословий, что вполне напрашивается.

Возобладала линия доминирования с вручением государю полномочий третейского судьи, исходя из чего он по определению должен быть хорошим и правильным, а бояре - плохими, и все остальные могут быть плохими, если они поднимают восстание. Булат, Разин и Пугачев, крестьяне и казаки чего-то не того могут хотеть.

И получается парадокс. Все, что проникнуто по идее единством, артельностью, коллективизмом, в более внимательном рассмотрении вдруг обнаруживает личные, частные интересы представителя каждого из сословий. И в этом смысле не правильно думать, что русский крестьянин - общинник, колхозник в душе.

У него очень сильные инстинкты, частнособственнические были всегда развиты, и это всегда проявлялось в его социально-политической обстановке. Именно отсутствие возможностей его реализовать ко многим волнениям приводило.

- Азия значительно отставала от Европы и США, но в последние годы там совершен скачок, какой Западу и не снился. Почему мы вовремя не переориентировались на Восток? Мы же можем очень эффективно взаимодействовать.

Масштабы роста впечатляют, но надо же не забывать о низкой стартовой позиции, не путать понятия объемов и масштабов экономики с показателем темпов роста. У вас был рубль, стало два, у вас темпы роста - 100 процентов.

У меня был миллион, стал миллион два рубля, у меня - ничтожные доли процента роста. Сейчас возникли первые серьезные проблемы в китайской экономике.

Необходимо потреблять то, что произвели китайцы уже самими китайцами, развивать внутренние свободы. Это в какой-то степени приведет к перерождению этого социалистического общества в какое-то новое качественное состояние, чего власти Китая стремятся не допустить.

Индия тоже демонстрирует устойчивые темпы роста. Там тоже - огромные масштабы, более миллиарда населения, огромные территории и ресурсы. Есть три традиционных фактора производства: земля, труд и капитал.

У Востока превалирует фактор труда: умение, способности, готовность работать, наличие рабочей силы, которая за сравнительно малые деньги готова делать приемлемую по качеству продукцию.

Есть определенные ресурсы в земле, полезные ископаемые. Сейчас появился и капитал.

Но самым важным в наше время становится новый фактор - ноу-хау, хайтек, инновации, то есть интеллектуальный потенциал. Нам надо активней работать в этом направлении, не выбирать между Востоком и Западом, а исходить из реалий экономической целесообразности.

Размышляя над вопросом о месте России в истории и в современной мире, различные философы так или иначе рассматривали Россию в рамках схемы Восток-Запад. При этом Россию относят либо к Востоку или Западу, либо признают ее особой страной, не западной и не восточной.

В истории русской мысли для последнего случая известны несколько самостоятельных концепций проблемы «Восток-Запад»:

• Г. Плеханов считал, что Россия находится как бы между Востоком и Западом, склоняясь то в одну сторону, то в другую.
• Н. Бердяев объявлял ее Востоко-Западом или Западо-Востоком.
• Молодойпредрекал ей великую судьбу: Россия должна объединить Восток и Запад на основе истинного христианства.
• По мнению евразийцев, Россия образует особый мир, «третью силу», вполне похожий и на Запад, и на Восток, но не зависящий ни от них.

Поэтому, чтобы сориентироваться во всех этих многообразных точках зрения и понять истинное положение России в мире, нужно однозначно установить значение исходных понятий и терминов, развести границы понятий «Запад», «Восток» и их соотнесение друг с другом.

В представлении европейцев Восток всегда находился в определенной оппозиции к Западу. Таинственный и незнакомый Восток был соткан из противоречий – говорили, с одной стороны, о его постоянстве и высокой духовности и, с другой – о застое и рабстве. На фоне «Востока» было ярче видно своеобразие Запада, собственно, в процессе осмысления Востока складывалось и осмысление западноевропейское.

Парадигма «Восток-Запад» помогла европейцам формировать собственно само европейское самосознание. Поэтому понятия «Восток» и «Запад» оказывают влияние на наше мировоззрение – вольно или невольно, вне зависимости от нашего критического или догматического отношения к ним.

Впервые теоретические понятия «Восток» и «Запад» использовал в своих трудах философ Г. Гегель. Под наименованием «Восток» он объединяет три культурно-исторические формации:

• китайскую, включающую в себя Китай,

• индийскую, в состав которой входит Индия,

• и ближневосточную, в состав которой входят древние цивилизации Азии, Северной Африки: Персию, в том числе народ Заратустры, Ассирию, Мидию, Иран, Вавилон, Сирию, Финикию, Иудею, Египет, а также исламский мир.

«Запад» у Гегеля составляли две цивилизации, образовавшиеся на севере Средиземноморья, – римская и греческая. При этом стоит отметить, что в системе Гегеля России места не нашлось.

Таким образом, «Запад» в философии Гегеля имел два значения:

1. широкое, включающее в себя античное время и христианскую культуру европейских народов;
2. узкое, включающее в себя только христианский мир.

Эти трактовки имеют своих сторонников и противников.

«Локалисты» (Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби), отвергая парадигму «Запад – Восток», считали «Западом» только западноевропейский мир. Э. Гуссерль же именовал Древнюю Грецию «духовной родиной» Запада.

К. Ясперс предлагал компромиссную точку зрения. Он считает западную цивилизацию одной из множества локальных, но отмечает ее особую роль в мировой истории, особенно в эпоху Нового времени, и указывает на то, что западная культура является духовной наследницей греческой, иудейской и римской культур.

Ясперс вводит понятие «осевого времени», универсального для всего человечества, критикуя гегелевскую «мировую ось», связанную исключительно с христианством. Но поскольку само христианство явилось основанием только для западной цивилизации, выбирать его в качестве рубежа этого «осевого времени» для всего мира некорректно. Искомая универсальность, а с ней и полнота бытия, существовала и раньше, например, в восточных культурах. Ясперс называет «удивительной эпохой» время между VIII и II векам до н.э., когда в различных частях света выступают свои пророки: в Китае – Конфуций и Лао-Цзы, в Персии и Ираке – Заратустра, в Индии – Будда, в Палестине создается Ветхий завет, в Греции активно развивается философия. В это время человек преодолевает свое локальное мышление и осознает самого себя. Но люди не объединились в единую формацию, однако сформировалось несколько очагов мировых религий и политических парадигм.

Стоит отметить, что Ясперс практически не использует понятие «Восток». Китай и Индию он рассматривает как самостоятельные культурные миры наряду с Западом. В широкое понятие «Запад» он включает не только западную культуру II тысячелетия, но и культуру, начатую египетской, месопотамской, крито-микенской цивилизациями, продолженную в античности греками, римлянами, персами, иудеями, завершенную в христианскую эпоху Византией, Россией, Европой, Америкой и исламскими цивилизациями. Кроме того, Запад в концепции Ясперса рассматривается как колыбель представлений о свободе, демократии, философии, науке.

Проблема Восток — Запад — Россия в истории философской мысли

Вопрос о месте России в парадигме «Восток – Запад – Россия» впервые был поднят в «Философических письмах».

• Западники утверждали, что Россия – часть европейской культуры, т.е. Запада. Славянофилы же считали, что Россия – это «самобытное духовное образование».
• Была и третья точка зрения – концепция К. Леонтьева.

Большую поддержку идеям славянофилов дал «почвенник» . Не признавая парадигму «Восток-Запад», он развивал идею наличия самостоятельных культурно-исторических типов. Русская культура, по Данилевскому, как раз и представляла такой особый тип культуры.

Практически весь 19 века в русской философской мысли господствовала идея об «особости» России в ряду прочих цивилизаций, которая оказала влияние на формирование национального русского цивилизационно-исторического самосознания.

Данный процесс воплотился в знаменитых формулах:

• « История России требует другой мысли, другой формулы» (А. Пушкин),

• «Умом Россию не понять» (Ф. Тютчев)

• «Русь, куда ж несешься ты, дай ответ?» (Н. Гоголь),

• «Почему же нам не вместить последнего слова Его [Христа]?» (Ф. Достоевский).

Исходя из того, что русская культура – христианская, западники ставили на третью всемирно-историческую ступень славянские народы наряду с германскими. Славянофилы же, указывая на культуры, противопоставляли Россию Западной Европе.

Чаадаев считал, что русская культура может совмещать в себе и разум, и воображение, поэтому Россия может стать своеобразным мостом между Западом и Востоком. Он называет Россию «третьей силой» в истории.

Введение России в гегелевскую триаду «Китай, Индия, Ближний Восток» допускает две теоретические возможности:

1) сохранение триады с помещение России «внутрь» одного из элементов;

2) уменьшение элементов до двух и введение в триаду России вместо одного из них.

Теоретический приоритет явно имеет вторая возможность. Однако в философии XIX века господствовала идея российской самобытности, поэтому в ту эпоху русские мыслители использовали первую.

Вторую возможность использовал в своих изысканиях Вл. Соловьев, предложив в «Философских началах цельного знания» формулу «Восток-Запад-Россия».

Вл. Соловьев предложил идею тройственного расчленения истории. Он выделил три ступени всемирно-исторического развития. Две уже, по мысли философа, мы уже прошли. На первой ступени «лицом» человечества являлся Восток. После следовал христианский рубеж и вторая ступень, где главенствующую роль в истории сыграл Запад. В данной схеме ни античность, ни Византию, ни Древнюю Русь Вл. Соловьев не рассматривает в качестве значимых культурных и политических образований.

По Соловьеву:

• Восток символизирует «бесчеловечный Бог»,
• Запад – «безбожный человек».

Противостояние Запада и Востока завершается на третьей ступени, характеризующейся установлением истинного христианства. Носителем новой ментальности может стать только молодой народ, который не связан ни с Западом, ни с Востоком, например, Россия.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесь

Философско-исторические исследования всегда имеют определенную практическую ориентацию. Постигая прошлое, мы стремимся разо­браться в настоящем, определить тенденции развития современного общества. В этом смысле особо важное, актуальное для нас значение приобретаетрешение вопроса о соотношении западной и восточной культур и цивилизаций, а также месте России в диалоге этих куль­тур. Эта проблема довольно часто поднималась и прежде в работах философов и социологов. Сейчас она стала обсуждаться на страницах не только специализированной печати - монографиях, статьях, но и в еженедельных и ежедневных журнальных и газетных материалах, в политических дискуссиях и т. д. В 1992 г. журнал «Вопросы филосо­фии» провел «круглый стол» на тему «Россия и Запад: взаимодейст­вие культур», на котором выступили с изложением своих позиций ведущие отечественные ученые: философы, историки, филологи, страноведы и т. д. Используя материалы этой дискуссии, а также зна­чительный, предшествующий ей материал отечественной и мировой мысли, попробуем ответить на поставленные вопросы.

Запад и Восток в данном контексте рассматриваются не как ге­ографические, а какгеосопиокультурные понятия. Один из участни­ков «круглого стола», В. С. Степин, отмечал, что под термином «За­пад»он понимает особый тип цивилизационного и культурного раз­вития, который сформировался в Европе примерно в XV - XVII вв. Цивилизацию этого типа можно было бы назвать техногенной. Ее характерные черты - это быстрое изменение техники и технологий, благодаря систематическому применению в производстве научных знаний. Следствием такого применения являются научные, а затем и научно-технические революции, меняющие отношение человека к природе, и его место в системе производства. По мере развития тех­ногенной цивилизации происходит ускоряющееся обновление той искусственно созданной человеком предметной среды, в которой не­посредственно протекает его жизнедеятельность. В свою очередь, это сопровождается возрастающей динамикой социальных связей, их относительно быстрой трансформацией. Иногда на протяжении жиз­ни одного-двух поколений происходит изменение образа жизни и формирование нового типа личности.

Предпосылки западной культуры закладывались еще в ан­тичности и средневековье. Основными вехами ее предыстории были следующие: опыт демократии античного полиса, становление в рам­ках его культуры различных философских систем и первых образ­цов теоретической науки, а затем - сформировавшаяся в эпоху европейского средневековья христианская традиция с ее представ­лениями о человеческой индивидуальности, концепцией морали и пониманием человеческого разума как созданного, «по образу и по­добию Бога», и поэтому способного к рациональному постижению смысла бытия. Синтез этих двух традиций в эпоху Возрождения был одним из истоков ценностей техногенной цивилизации. В эпоху Просвещения завершилось формирование мировоззренческих ус­тановок, определивших последующее развитие техногенной циви­лизации. В системе этих установок формировалась особая ценность прогресса науки и техники, а также убеждение в принципиальной возможности рациональной организации социальных отношений. В социальном плане западная цивилизация отождествляется с эпо­хой становления и развития капиталистических производственно-экономических отношений и буржуазно-демократических форм правления, становления гражданского общества и правового господ­ства. В технологическом плане - с индустриальным и постиндуст­риальным обществом.

Философы и социологи рассматривают мировоззренческий, социальный и технологический аспекты культуры как единое целое, показывая их неразрывное единство и взаимодействие. Так, немец­кий социолог и философ М. Вебер в своей знаменитой работе «Про­тестантская этика и дух капитализма» убедительно показал роль протестантской Реформации и религиозного учения кальви­низма в становлении рационалистического духа капитализма и других основных ценностных установок данного общества. Резуль­татом этого синтеза, по Веберу, явились следующие основные цен­ности западной культуры: 1) динамизм, ориентация на новизну; 2) утверждение достоинства и уважения к человеческой личности; 3) индивидуализм, установка на автономность личности; 4) рациональ­ность; 5) идеалы свободы, равенства, терпимости; 6) уважение к ча­стной собственности.

Западному типу культуры в философии и социологии про­тивопоставляется восточный тип, получивший синтетическое на­звание «традиционного общества». Геополитически Восток связы­вается с культурами Древней Индии и Китая, Вавилона, Древнего Египта, национально-государственными образованиями мусуль­манского мира. Эти культуры были самобытными и, вместе с тем, характеризовались некоторыми общими чертами: они были ориен­тированы, прежде всего, на воспроизводство сложившихся соци­альных структур, стабилизацию устоявшегося образа жизни, господствовавшего часто на протяжении многих столетий. Тради­ционные образцы поведения, аккумулирующие опыт предков, рас­сматривались как высшая ценность. Виды деятельности, их средст­ва и цели менялись очень медленно, столетиями воспроизводились в качестве устойчивых стереотипов. В духовной сфере господствовали религиозно-мифологические представления и канонизирован­ные стили мышления, научной рациональности противопоставля­лась нравственно-волевая установка на созерцательность, безмя­тежность, интуитивно-мистическое слияние с бытием.

В мировоззренческом аспекте в восточных культурах отсут­ствует разделение мира на мир природы и социума, естественный и сверхъестественный. Поэтому для восточного восприятия мира не характерно разделение мира на «одно и другое», ему более присущ синкретический подход «одно в другом» или «все во всем». Отсюда отрицание индивидуалистического начала и ориентация на коллек­тивизм. Автономия, свобода и достоинство человеческой личности чужды духу восточной культуры. В восточных мировоззренческих системах человек абсолютно несвободен, он предопределен либо ко­смическим законом, либо Богом.

Отсюда проистекают политические и экономические модели устройства жизни «восточного человека». Восточным людям чужд дух демократии, гражданского общества. Там исторически господст­вовали деспоты. Стремление привить нормы западной демократии на восточной почве дают очень своеобразные гибриды, и реализация этих устремлений связана с глубокими социальными катаклизмами.

Разумеется, все это, в определенном смысле,- умозрительные модели, реальная действительность никогда не давала таких чистых «идеальных типов». Тем более, в современном мире, когда осуществ­ляется такое тесное взаимодействие всех сфер общественной жизни в различных странах и континентах, которое накладывает огромный отпечаток на взаимодействие и трансформацию культур.

Теперь, когда мы дали самую общую характеристику запад­ному и восточному типу культуры, необходимо разобраться, а к ка­кой культуре больше всего тяготеет Россия?

Перед философами и социологами уже давно стоит вопрос:

как соотносятся в культуре России западное и восточное культур­ное наследие? Возможен ли и необходим ли самобытный путь развития России? Ответы на эти вопросы давались зачастую про­тивоположные. На этой почве шел идейный спор различных философско-идеологических направлений, концентрированное теорети­ческое оформление которых состоялось в середине XIX в. в виде идеологии западничества и славянофильства. Западники, как уже упоминалось выше, не стремились подчеркивать особенности рос­сийского культурного опыта и считали, что Россия должна перени­мать все лучшие достижения западной культуры и образа жизни. Славянофилы отстаивали идею самобытности Российского пути развития, связывая эту самобытность с приверженностью русского народа православию. По их мнению, православие явилось источни­ком ряда важнейших особенностей «русской души», русской куль­туры, важнейшими из которых являются глубокая религиозность, повышенная эмоциональность и связанные с ней коллективистские ценности, приоритет коллективного начала над индивидуальным, приверженность к самодержавию и т. д. (Подробнее см. тему «Рус­ская религиозная философия середины XIX - XX вв.»).

Вопрос о пути развития России, о своеобразии российской культуры еще большее значение приобрел для философов Рос­сии, оказавшихся после Октябрьской революции в эмиграции. В этот период на данную тему в различных зарубежных изданиях было опубликовано несколько крупных работ ведущих русских мыслителей: Бердяева Н. А., Вышеславцева Б. П., Зеньковского В. В., Федотова Г.П., Флоровского Г. В., Сорокина П. А. Наиболее полно, с солидными философским и историко-фактологичес-ким обоснованием эта тема была подвергнута анализу в работе Я. А. Бердяева «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века».

Н. А. Бердяев считает, что для определения национального ти­па, народной индивидуальности, невозможно дать строго научное оп­ределение. Тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью и в ней всегда есть что-то непостижимое до конца, до последней глу­бины. И главный вопрос состоит, по Бердяеву, не в том, что замыслил Творец о России, а что представляет собой умопостижимый образ русского народа, его идея. Известный русский поэт Ф. И. Тютчев ска­зал: «Умом России не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать, в Россию можно только верить». Поэтому, считает Бердяев, для постижения России нужно применить теологические добродетели веры, надежды и любви.

Одной из важнейших характеристик русской народной инди­видуальности, по мнению Бердяева, является ее глубокая поляризованность и противоречивость. «Противоречивость и сложность рус­ской души,- отмечает он, - может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ есть не чисто ев­ропейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть све­та, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в рус­ской душе боролось два начала, восточное и западное» (Н. А. Бердя­ев. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века / О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья.- М., 1990.- С. 44).

Н. А. Бердяев считает, что существует соответствие между необъятностью, безграничностью русской земли и русской души. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранич­ность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Русский народ, утверждает Бердяев, не был народом культуры, ос­нованной на упорядоченных рациональных началах. Он был наро­дом откровений и вдохновений. Два противоположных начала легли в основание русской души: языческая дионистическая стихия и ас­кетически-монашеское православие. Эта двойственность пронизы­вает все основные характеристики русского народа: деспотизм, ги­пертрофию государства и анархизм, вольность, жестокость, склон­ность к насилию и доброте, человечность, мягкость, обрядоверие и искание правды, индивидуализм, обостренное сознание личности и безличии, коллективизм, национализм, самопохвальство и универ­сализм, всечеловечность, эсхатологически-миссионерская религи­озность и внешнее благочестие, искание Бога и воинствующее без­божие, смирение и наглость, рабство и бунт. Эти противоречивые черты русского национального характера и предопределили, по мнению Бердяева, сложность и катаклизмы российской истории.

Несколько иной характер носит решение темы о самобыт­ных основах российской истории и культуры в работах представи­телей так называемого евразийского движения (П. А. Карсавина, Н. С. Трубецкого, Г. В. Норовского, П. П. Стучинского и т. д.). Евразийство существовало как общественно-политическое и идейное течение русской эмигрантской интеллигенции с начала 20-х до кон­ца 30-х годов XX в.Евразийство, как историко-культурная концеп­ция, рассматривает Россию как Евразию - особый этнографичес­кий мир, занимающий срединное пространство Азии и Европы, приблизительно очерчиваемый тремя равнинами - Восточно-Европейской, Западно-Сибирской и Туркестанской. Этому миру при­надлежит и своя самобытная культура, «равно отличная от евро­пейских и азиатских». Вместе с тем, евразийцы подчеркивали ази­атский крен русской культуры, включая в эту культуру туранские народности, связывая преемством Русь с империей Чингиз-хана и заявляя, что «русская революция прорубило окно в Азию». Опре­деленный интерес представляют взгляды евразийцев на перспек­тивы России в развитии мировой цивилизации. Евразийцы считали, что после Октябрьской революции старая Россия со всей ее госу­дарственностью и укладом жизни потерпела крушение и канула в вечность. Мировая война и русская революция открывают собой но­вую эпоху. И эта эпоха характеризуется не только исчезновением прошлой России, но и разложением Европы, всеобъемлющим кри­зисом Запада. А Запад, по мнению евразийцев, полностью исчерпал свои духовно-исторические потенции и должен сойти на вторичную и периферийную роль в мировой истории. Будущее же в этой новой эпохе принадлежит обновленной России, а вместе с ней и всему православному миру. Здесь, как мы видим, евразийцы в значитель­ной мере идут вслед за славянофилами.

Темы, поднятые в дискуссиях западников и славянофилов Н. А. Бердяевым и евразийцами продолжают обсуждаться в со­временной российской философии. Для многих современных рус­ских философов ясно, что развитие западной техногенной культу­ры и цивилизации привело человечество к глобальным проблемам и кризисам. В связи с этим они ставят вопрос: можем ли мы вос­принимать образцы западного опыта как некоторый идеал или са­ми эти образцы должны быть подвергнуты критике? Возможно, человечество, для того чтобы выжить, должно встать на новый путь цивилизованного развития. А это может означать, что насту­пивший в России глубокий кризис всех сфер общественной жизни и есть необходимый момент, который может послужить толчком для создания этого нового типа цивилизованного развития. В рос­сийской культуре, в национальной российской традиции есть се­рьезные основания для выработки такого пути развития, основны­ми ценностями которого явилась бы ориентация не на всевозрас­тающее материальное производство и потребительство, а на аскетическую умеренность, основанную на приоритете духовных ценностей. Холодному расчету, калькулированности, рационализ­му должны противостоять теплота человеческих отношений и христианское самопожертвование, а индивидуализму - братская взаимопомощь и коллективизм. Наряду с этими глубокими «мета­физическими» вопросами, стоят и более конкретные, связанные с социальной спецификой сегодняшней ситуации в бывшем СССР. Каковы пути, каковы судьбы той целостности, той общности, кото­рая раньше называлась Россией, соберется ли она вновь или про­цесс ее распада необратим? Этот и другие вопросы предстоит ре­шить как теоретически, так и практически не только нам, но и бу­дущим поколениям народов некогда великой Российской империи.

Культура России в системе «Восток - Запад»

Особенности культуры России во многом были определены ее геополитическим положением : срединным положением между западом и Востоком; пространственными характеристиками «расстояния» и «простора» как атрибутами русской ментальности; проблемой «культурного отставания» России в Средние века.

Известный русский философ Н. А. Бердяев отмечал, что в России сталкиваются два потока мировой истории - Запад и Восток. Русская культура не может считаться чисто европейской или чисто азиатской: в ней всегда боролись два начала - восточное и западное. В разные периоды своего развития русская культура заимствовала обычаи и традиции разных народов: языческие божества скандинавских народов; византийское христианство (православие); французский язык и идеи просвещения; язык и обычаи английского дворянства.

Одна из существенных историко-культурных проблем России - проблема культурного отставания в Средние века. К началу XVIII в. в России не существовало светской литературы, архитектуры, музыки, философии и науки, тогда как Европа к этому времени уже создала огромный массив научного и философского знания, имела опыт во всех областях культуры и более прогрессивное государственное устройство. Молодой Петр I во время путешествия по Европе был поражен различием в устройстве жизни европейцев и русских.

Культура России - это культура русского народа, сложившаяся вначале на восточно-славянской основе в виде культуры древнерусской народности (примерно в VIII - XIII вв.), а с XIV в. и по настоящее время представленная украинской, белорусской и собственно русской культурами. В этом изначальном и наиболее характерном для русского культурного самосознания осмысления определяющей является мысль о временном, локальном и сущностном единстве российской культуры и о ее определенном своеобразии среди культур других европейских народов.

В определении самого понятия «культура России» существует два подхода. Первый настаивает на резком противопоставлении «Руси-Украины» и гораздо более позднего смешанного культурного образования, сложившегося собственно в России. Второй, особенно набирающий силу в настоящее время, представляет культуру России как совокупность множества различных национальных культур, так или иначе связанных с собственно русской культурой. Оба эти стремления в известной мере объясняются спецификой самой русской культуры и путей ее исторического развития; своеобразием природных условий и социокультурного окружения, а также общим колоритом исторической эпохи.

В христианском мире русская культура - одна из трех (наряду с византийской и западно-христианской) наиболее значимых культур.

Рассматривая вопрос о месте России во всемирной истории , специфике ее собственной истории и культуры , о своеобразии ее государственности, пытаясь вникнуть и объяснить причудливые узоры политической истории страны и народа, очень часто обращаются к старой философско-исторической схеме «Восток-Запад». Как бы при этом ни понимались исходные понятия - элементы этой классической схемы. Россию считают принадлежащей либо Западу, либо Востоку, либо имеющей собственную специфику, а потому и не совпадающей ни с Западом, ни с Востоком.

В последнем случае возможны несколько самостоятельных позиций. Например, можно считать, что Россия как бы колеблется между Западом и Востоком (Г. В. Плеханов); можно объявить ее великим Востоком-Западом или Западом-Востоком (Н. А. Бердяев); можно предсказать ей великую роль в объединении Запада и Востока на основе истинного христианства (молодой В. С. Соловьев); можно рассматривать ее как такую «третью силу» (термин В. С. Соловьева), которая прямо не зависит ни от Востока, ни от Запада, образуя особый мир, вполне сопоставимый с двумя первыми, хотя своеобразный и неповторимый (евразийцы).

Проблема «Восток - Запад - Россия» впервые была заявлена в «Философических письмах» П. Я. Чаадаева , послуживших поводом для возникновения дискуссии между «западниками» и «славянофилами». Рассматривая историю России, П. Я. Чаадаев полагает, что она оказалась вырванной из всемирного исторического процесса. Россия опирается как на Европу, так и на Восток, но должна объединить в себе эти два начала. Такая «оторванность» есть следствие принятия Русью православия. Философ считает. Что если католицизм по своей сущности явление глубоко общественное, то православие воспитывает в человеке такие качества, как покорность, смирение и аскетизм. Высказав мысль о том, что Россия могла бы стать мостом между Западом и Востоком, поскольку она имеет возможность сочетать в своей культуре оба великих начала духовной природы - разум и воображение, П. Я. Чаадаев тем самым ставит вопрос о «третьей силе» во всемирной истории.

Как и П. Я. Чаадаев, свой идеал социокультурного развития в западной Европе видели западники, которые были абсолютно убеждены в том, что Россия должна учиться у Запада и пройти тот же самый путь развития. Они хотели, чтобы Россия усвоила европейскую науку, культуру и плоды векового просвещения. Западники мало интересовались религией, и если среди них и были религиозные люди, они не видели достоинств православия и имели склонность к преувеличению недостатков русской церкви. Оптимизм западников заключался в уверенности, что Россия пройдет путь Европы, поскольку она уже стоит на ее пороге и все движения европейской жизни находят в ней отклик.

В противоположность западникам, старания славянофилов были направлены на разработку христианского миропонимания, опирающегося на учения отцов восточной церкви и православие в той самобытной форме, которую ему придал русский народ. Они идеализируют историко-культурное прошлое России и русский национальный характер. Славянофилы высоко ценили самобытные особенности русской культуры и утверждали, что история и культура России развивались, и будут развиваться по своему собственному пути, совершенно отличному от пути западных народов. По их мнению, Россия призвана оздоровить Западную Европу духом православия и русских общественных идеалов, помочь Европе в разрешении ее внутренних и внешних проблем в соответствии с общехристианскими принципами.

На протяжении практически всего XIX в. в исследовательской литературе господствовало представление о глубоком и принципиальном отличии русской истории от истории западноевропейских народов. Опора на гегелевскую триаду - Китай, Индия, Ближний Восток - и одновременное введение в мировую историю России как ее нового необходимого звена допускали две, чисто теоретические возможности: сохранение трех элементов, но помещение России в качестве дополнительного звена в один из них (скорее всего, в третий, христианский - по главной его характеристике); либо сокращение прежней схемы до двух элементов и введение в триаду нового элемента - России.

Из представленных теоретических возможностей вторая имеет явный теоретический приоритет. Однако идея российской самобытности, доминировавшая в русской общественно-философской мысли XIX в., использовала первую, поскольку для русских мыслителей Россия представлялась, прежде всего, страной христианства и христианской культуры.

Таким образом, вопрос о России, ее культуре и месте в истории в отношении Восток - Запад решается следующим образом. Во-1-х, указанием на христианский характер ее духовно-культурной традиции и европейскую принадлежность этноса, общества и государственности (этим она отличается от цивилизаций Востока). Во-2-х, указанием на православие и совпадение государственности и цивилизации в силу геополитической специфики, что отличает Россию от стран Западной Европы. Чисто исторически Россия (вместе с Византией и Западной Европой) - это вторичная и наиболее молодая христианская цивилизация западного мира.

Сравнительное рассмотрение русской культуры с другими, как правило, имеет целью установление принципиального взаимодействия между ними, а также преодоление, говоря словами О. Шпенглера, «взаимонепроницаемости» замкнутых культур-цивилизаций. Подобное сравнение возможно на трех уровнях: 1) национальном (русская и французская, русская и японская культура и т.п.); 2) цивилизационном (сопоставление России с цивилизациями Востока и западноевропейской «фаустовской» или западноевропейской цивилизацией); 3) типологическом (Россия в контексте Запада и Востока вообще).

В национальном отношении русская культура - одна из национальных европейских культур, имеющая свое особое «лицо», наряду со всеми остальными, начиная с древних эллинов, от которых идет европейская цивилизационно-историческая традиция. Эта специфика - ее огромная территория и единое государство русского народа , а отсюда - совпадение нации и цивилизации.

От восточных цивилизаций русскую отличает христианство и связь с эллинской общеевропейской основой (через греческую Византию); от цивилизации западноевропейских народов - православный характер русской культуры и моменты, указанные выше.

Наконец, в самом широком культурологическом контексте Россия вместе с Западной Европой - это Запад в противоположность Востоку . Этим и определяется место России в диалоге культур. Как геополитическая сила она уже дважды спасала европейскую цивилизацию: от татаро-монгол в Средние века и от собственной европейской «чумы» (фашизма) - в ХХ в.

Но может ли Россия, как духовная сила, стать «мостом» между Европой и Азией или, тем более, между изначальным христианством и будущей духовностью на нашей планете, это большой и сложный вопрос. При рассмотрении места и роли России в современной культуре допустимы два варианта рассуждений: от мировой культуры к российской, и, наоборот.

Для современной культуры характерны две важнейшие особенности: культурная экспансия Запада - в ситуации предельного обмирщения и одновременно универсализации собственной культуры; и борьба за культурную автономию и самобытность в незападных цивилизациях перед лицом «модернизации» и «вестернизации».

Российская культура в новое время и особенно в советскую и постсоветскую эпоху испытала на себе подобное воздействие. Обнаружив значительное стремление к принятию стандартов «западничества» и «модернизма», что уже дважды приводило к краху сложившейся государственности и к историческому разрыву между православием и культурой.

В какой мере культура, ориентированная на сциентистски-материалистический идеал универсальности, внутренне противоречивый в своей основе, имеет перспективу и будущее, - вопрос, все более волнующий самых серьезных западных мыслителей. Их поиск - в направлении возрождения базисных ценностей христианской культуры - совпадает с усилиями тех православных мыслителей и ученых, людей искусства, общественных деятелей и политиков, которые отстаивают не «самобытничество» России ради него самого, а традиционную для русской культуры идею ее принципиальной духовности.

Вероника Боде: Сегодня наша тема - Восток и Запад глазами россиян. К какому миру относят россияне свою родину – к восточному или к западному? С какой цивилизацией в большей степени сегодня ассоциируется образ врага? Где берут исток нынешние антизападные настроения? И о каких тенденциях в развитии общества свидетельствуют ответы на эти вопросы?

Сегодня в гостях у Радио Свобода - Игорь Яковенко, профессор РГГУ, социолог, культуролог, доктор философских наук.

Начать мне хотелось бы с сообщений, которые пришли на наш сайт в Интернете, на форум. Слушатели отвечали на вопрос: к какому миру, на ваш взгляд, относится Россия – к западному или к восточному?

Валентин из Иваново пишет: «К западному. Россия - классический представитель эллинской культуры. Деспотия - следствие византийского влияния. А дурь - типа Ленина-Сталина - наносная, а сейчас еще и притворная».

Алекс из города «Т»: «К какому миру относится Россия? К миру сна и фантомов».

Левко: «Россия, безусловно, принадлежит к западному миру. Никаких восточных традиций в русской культуре найти невозможно. Если же уточнить, то мир, к которому принадлежит Россия, - это мир Маркса, Сталина, Гитлера, Мао, Чавеса и иже с ними. Мы, кстати, их всех (кроме Маркса) и породили».

Леонид пишет: «Россия будет бесконечно подниматься с колен, держась за штаны западных менеджеров. Поэтому она будет идти своим путем, как сказал один знаменитый покойник».

Заира из Москвы: «По духу - к Востоку. Территориально – 50 на 50».

Юрий из Мытищ: «Василий Иванович, ты за «Битлов» или за «Роллингов»?». Почему выбор только из двух вариантов?».

Филипп из города N: «К Ирану, Северной Корее, к Уго Чавесу, к «оси зла», против которой мир делает ПРО».

Николай из Москвы: «Свойственные восточным деспотиям недопустимость самоорганизации общества снизу, абсолютизация и бесконтрольность верховной власти, жесткая зависимость каждого от начальственной воли, обреченная покорность народа всегда были основой устройства России».

Игорь Григорьевич, ваш комментарий, пожалуйста.

Игорь Яковенко: Ну, что мы с вами видим? Что в пользу уверенности того, что Россия является частью Запада, приводятся свои аргументы. В равной степени наши слушатели находят аргументы и в пользу того, что Россия – это часть Востока. Вообще, эта проблема может решаться формально, скажем. Мы знаем, что западный мир – это мир христианской цивилизации. Россия – это по преимуществу страна христианская. Но христианская и Эфиопия, которую уж никак к Западу не отнесешь. А можно взять другой параметр. Большая часть населения России – это индоевропейцы. Но ведь индоевропейцы – это жители Ирана, Пакистана, Индии, которые тоже к Европе не относятся. Большая часть населения России проживает в Европе. При всей огромности Сибири и Зауралья там живет меньшая часть населения. Но ведь это формальный критерий. Мы сталкиваемся с ситуацией, в которой граждане России и не сейчас, а на протяжении веков отвечают по-разному, и само по себе это очень интересно.

Вероника Боде: Действительно, почему выбор только из двух вариантов? Ведь бытует еще представление, скажем, об особом пути России, о ее, так сказать, особенной стати. И в этом смысле, возможно, ее нельзя отнести ни к западному, ни к восточному миру. Вот насколько, по вашим, Игорь Григорьевич, наблюдениям, популярно сегодня такое мнение?

Игорь Яковенко: Видите ли, есть у историков культуры некоторый опыт, так вот, все страны, которые проходят модернизацию, проходят некоторый этап – они болеют идеей особого пути. Вот «Sonderweg», то есть «особый путь», был идеологией Германии. Вот не Англия, не Франция, а она идет особым путем. Особый путь, как идея, был в Заире. И многие-многие страны, идущие в модернизацию, противостоящие лидерам мировой динамики, этих лидеров копируют, но в то же время пытаются сохранить свою самостоятельность, опираясь на особый путь. Я думаю, что разговор об особом пути – это скорее выражение некоторой стадии – стадии догоняющего развития.

Вероника Боде: Игорь Григорьевич, а вот образ врага для россиян на сегодняшний день все-таки с какой цивилизацией больше ассоциируется – с западной или с восточной?

Игорь Яковенко: Вот это очень интересный вопрос, поскольку ответ на него однозначный давать сложно. Я думаю, что в этом отношении россияне делятся на какие-то примерно равные группы. И здесь было бы полезно обратиться к истории. Вот возьмем ХХ век. Он на наших глазах. В ХХ веке население России, как минимум, два раза как целое принимало Запад, и в России были прозападные настроения. Первый раз – это эпоха Первой мировой войны. В контексте войны с Австро-Венгрией, с Германией Россия видела себя частью западного мира – Франции, Англии, Америки, «мы все вместе воюем с этими варварами». И в целом в стране были очень мощно выраженные прозападные настроения. Большевистская революция. И вот что любопытно, после этой революции эта идея единения с Западом не исчезает сразу, она возрождается в новой форме мировой революции и так далее. Но где-то к 1930 годам побеждает идея товарища Сталина о построении социализма в отдельно взятой стране, и побеждает честный, мощный изоляционизм.

Идем дальше. Вторая мировая война. И снова в стране в целом возникает некоторая прозападная идея. Наши союзники – англичане. Я помню советские пластинки с английскими песнями и много-много забавного. А вот Россия себя видит частью этого мира, противостоящего германскому фашизму. Это очень быстро закончилось, стремительно закончилось, оборвалась эта линия.

Затем в этом же ХХ веке, в конце советского периода, в начале перестройки можно было заметить очень мощно выраженные прозападные настроения: «мы возвращаемся в Европу», «мы возвращаемся к себе, в свободный мир». Заметим, что прошло лет 5-7-8 – и эти прозападные настроения стали сменяться на совсем другое отношение к Западу. В России всегда были западники – узкий круг, более узкий, менее узкий, Английский клуб. Но в целом отношение к Западу долго позитивным, как показывает нам история, не бывает.

Вероника Боде: А почему, как вы думаете?

Игорь Яковенко: Ну, это сложный вопрос. Но если попытаться отвечать предельно кратко, то ситуация в следующем. Россия наследует идеологически такой Византии. Византия или православная, Восточная Римская империя, мыслила себя как другую Европу. Вот она не католическая Европа, не Рим, а она – Византия. И это другой христианский проект. Как мы знаем, этот проект рухнул в середине XV века. Ее просто завоевали, эту самую Византию. А Россия перехватила идеи Третьего Рима, этот проект на себя взяла. Где-то в XIX веке славянофилы активно поддерживали идею «другой Европы». Любопытно, что в коммунистической редакции эта идея «другой Европы», другой альтернативы Западу была возрождена. Но к концу ХХ века и она потерпела, как мы знаем, крах. Но, по всей видимости, идея о том, что мы – если и Запад, в смысле – христианский мир, то мы нечто другое относительно настоящего, собственно Запада, - она очень сильно укоренена в русском сознании.

Вероника Боде: Говоря о ХХ веке и о всплесках прозападных настроений, вы почему-то не назвали 1960-ые годы, с их стилягами, увлечением джазом, западной культурой. Почему?

Игорь Яковенко: Совершенно сознательно. Ведь внутри этих периодов были отдельные группы, в которые включались, да, действительно, в «шестидесятники» ХХ века. Василий Аксенов, стиляги, – все это было вполне западное. Но давайте положим руку на сердце: это было общенациональное, так сказать, общее явление или это была одна из субкультур? Это, конечно же, была одна из интеллигентских, городских субкультур, и не только власть ее костерила, но ее не принимали и широкие массы.

Вероника Боде: Сообщения о слушателей. Ольга из Москвы: «Если бы просто жить в мире с Западом и Востоком, с незнакомыми людьми, не навешивая на них расовых ярлыков, наконец, в мире с самими собой, тогда не придется ломать голову, отвечая на ваш вопрос, ответа на который, по сути, быть не может».

Яна пишет: «Московская публика одевается внешне ярко, дорого, с восточным изыском - не сравнить с европейской простотой. При этом европейцы и американцы вежливы, в метро уступают место, не наваливаются друг на друга, не устраивают «кучу-малу». Москва - это Восток, однозначно».

Елена из Европы: «Московская публика в гораздо большей степени напоминает, например, стамбульскую, чем стокгольмскую. Конечно, Россия - это восточный мир».

Без подписи сообщение: «В самом слове «славяне» содержится корень «slave» - «рабы». В Европе официальное рабство кончилось с Древним Римом. На Востоке пребывало еще долго. Рабы не могут мечтать о свободе, они ее не знают, рабы могут мечтать только стать рабовладельцами».

Николай Кузнецов из Москвы: «Россия многонациональна и многоукладна, но порядки, установленные монголами, нашли в ней благодатную почву и засели накрепко. Недаром в средневековой Европе все москвитяне именовались татарами. Татарскую сущность русской души приметил и отличавшийся незаурядной остротой ума Наполеон».

Игорь Яковенко: Действительно, московская публика, скорее, ближе к стамбульской. Я представляю себе стамбульскую улицу и ту публику, которая по ней ходит. Это наблюдение наверняка верно. А о чем это говорит? Россия – это сложный феномен. В ней есть выраженные восточные черты. Как они попали сюда, как они закрепились – это следующий, очень интересный вопрос. Но заметим, что в начале XVII века в России пять человек знали латынь, а это был язык международного общения. Из них, по-моему, были три поляка, два литовца - и все, что характерно. А татарский язык был языком русской элиты в XIII - XIV веках, в XV веке. Ну, одним иностранным языком, которым они владели. И надо об этом помнить.

Вероника Боде: А сейчас я предлагаю послушать голоса россиян. «Должна ли Россия препятствовать сближению Украины и Грузии с НАТО?», - на вопрос Радио Свобода отвечают жители Пскова.

Однозначно. Потому что, во-первых, это около нашей границы непосредственно, а во-вторых, это все-таки угроза реальная для нашей страны.

Что значит – препятствовать?.. Суверенное государство Украина, и это их право.

Я считаю, что да. Потому что границы у нас рядом. Все равно мы все зависим от того, что наша страна и Украина рядом. И если они вступят, то как-то ведь на нас это отразится.

Нет, конечно. Пусть вступают. Это их дело.

У меня личное мнение – я против вступления в НАТО, потому что это блок, который нам враг. Слово такое мощное... Нам это не надо.

Думаю, что да. Зачем нам эти враги рядом?.. Еще газ им отрезать, эмбарго какое-то сделать, порвать всяческие отношения с ними, а потом ставить свои условия.

Должна укреплять свои границы и стараться, чтобы вокруг границ были друзья, а не враги.

Не надо препятствовать им, пускай идут. Я думаю, что они попробуют, «наедятся» НАТО и на собственном опыте поймут, что такое НАТО. Украинский народ – это славяне, это свои люди, православные, которые не настроены к тому, чтобы к Западу, к этой цивилизации, которая несет с собой разрушения, становиться лицом.

Игорь Григорьевич, вот в этом опросе антизападные настроения проявляются очень ярко. Что именно привлекло ваше внимание?

Игорь Яковенко: Прежде всего, если мы вспомним, то против были преимущественно люди пожилые. И, судя по голосу, достаточно традиционной культуры, определенного уровня образования. А аргументы «за» высказывались людьми молодыми. Это первое, что интересно.

Второе. Тут прозвучали такие соображения, что Украина – славянская. Но ведь и болгары славяне, православные. И румыны православные. Это сегодня не работает. Нас почему-то не поражает, что чехи в НАТО и другие страны. А вот с Украиной это по-другому. И это уже разговор об имперском сознании. Это более глубокие вещи, другого порядка.

Вероника Боде: А вот последнее высказывание «этот мир, который несет с собой разрушения», западный мир имеется в виду…

Игорь Яковенко: Ну, это очень устойчивая идеологема, и она давно существует: Восток – созидание, Запад – разрушение. Зачем мы этот Запад догоняем веками - я не понимаю, раз он разрушается!

Вероника Боде: Продолжу читать сообщения от слушателей. Георгий из Санкт-Петербурга: «Ответ совершено однозначный: мы - европейцы! Для того, кто проехал нашу Россию с Запада на Восток и побывал в Китае, другого мнения быть не может».

Николай из Ульяновска: «Наши правители с перепугу заигрывают с Востоком, но с надеждой смотрят на Запад».

Таня из Москвы: «Россияне хотят жить так, как на Западе, пользуясь всеми благами западной цивилизации, но вести себя при этом так, как «дикие азиаты». А так не бывает. Поэтому и жизни нормальной нет».

И Илья из Казани: «Пока мы будем думать, к какому миру относимся, нас обгонят как с Запада, так и с Востока. Что, в общем-то, уже и произошло».

Игорь Яковенко: Здесь меня привлекли два мнения. Очень важно то, что написала Таня, по-моему: что мы хотим жить по западным стандартам, оставляя в себе некоторые восточные привычки – необязательность и многое другое, жить так, как мы привыкли. Так не бывает. Если мы хотим западных стандартов, то надо самим меняться. Это верное и бесспорное суждение.

А вот разговор о том, что (уже и в предыдущих высказываниях это звучало) пока мы будем думать о том, Запад мы или Восток, нас кто-то обгонит, - это не совсем верная позиция. Для того чтобы отвечать на вызовы эпохи, важно понимать, кто мы есть такие. Это не мешает модернизации, не мешает усложнению мира, построению нового, а помогает. Надо знать, кто мы, и тогда нам будет легче решать проблемы сегодняшние и завтрашние.

Вероника Боде: А что такое вообще Запад в понимании россиян, по вашим наблюдениям? Насколько здесь тесно переплетаются мифы и реальность? И в чем заключаются мифы?

Игорь Яковенко: Ну, россияне ведь не едины, и мы с вами это сейчас видим, как рассыпается аудитория на более или менее равные половины. Для одних Запад – это место, где аккуратная жизнь, гарантии прав личности, динамика, прогресс. А для других Запад – это сущность, несущая опасность, разрушения. Самое простое – свалить это на советскую пропаганду. Мы знаем, что НАТО и империализмом советских людей пугали 70 лет. Я думаю, что проблема глубже, поскольку отношение к Западу было сложным и в XIX веке, и в XVIII веке. И дело здесь не только в конфессиональных противостояниях католиков и православных, а это какие-то еще более глубокие вещи, связанные с тем, что Запад избрал историческую стратегию, стратегию жизни иную, чем ее избрала Россия. Заметьте, Россия никогда сама по себе не изменялась. Она изменяется под воздействием внешних обстоятельств. Наш идеал – спокойное пребывание в неизменном мире. А Запад - он динамичен, и это его природа. Вот отторжение Запада – это отторжение динамичного стабильным, статично ориентированным обществом.

Вероника Боде: Ну а теперь давайте обратимся к Востоку. Тот же вопрос: что входит в это понятие?

Игорь Яковенко: Ну, строго говоря, Восток, он страшно разнородный, потому что исламский Восток, Индия или Китай – это совершенно разные вещи. Запад гораздо более целостен и един.

Вероника Боде: Я имею в виду - с точки зрения россиянина, скажем так, среднестатистического, не элит.

Игорь Яковенко: Дело-то в том, что, начиная с Петра I , Россия пытается все время догнать Запад, поэтому Запад значим. А про Восток мало что знают. Это нечто обобщенное, над чем мы посмеиваемся: легко с ними воевали, легко их побеждали, вытесняли Турцию, скажем, с Черноморского побережья, - и смотрели на Восток в целом свысока. Он не дифференцирован, он непонятен как целое, ну, что-то такое вроде турок, что-то такое вроде китайцев. Причем легко путаем Турцию с Китаем, Персию с Пакистаном.

Вероника Боде: Игорь Григорьевич, какую информацию о россиянах, об их общественном сознании дает нам вот такое отношение к Западу и к Востоку либо отнесение России в ту или иную сторону?

Игорь Яковенко: Это говорит о том, что Россия не определилась как целое, как общество в некотором фундаментальном вопросе: оно выбирает европейскую стратегию развития и стратегию существования или оно готово идти за Востоком. Но ведь Восток она себе тоже не представляет реально. Россия просто не определилась со своим будущим. А не определилась потому, что она не понимает своего настоящего.

Вероника Боде: А какому все-таки миру отдает предпочтение сегодняшний россиянин – восточному или западному? Скажем так, какой мир он в большей степени принимает и почему? Вот религия, общественный строй – в какой степени они здесь являются критериями?

Игорь Яковенко: Дело в том, что формально православие – это часть христианского мира, безусловно. Но это особая часть, и мы об этом уже говорили. Что касается общественного строя, то Запад декларирует ценности парламентской демократии, которые, как мы знаем, в России очень сложно приживаются и очень болезненно утверждаются. Так что здесь возникают проблемы. Экономическая свобода тоже в России, как мы видим, сложным образом включается в ситуацию рыночной экономики. Поэтому пока мы наблюдаем сложный и болезненный опыт включения в мир западных моделей, западных ценностей.

Вероника Боде: А сейчас предлагаем вашему вниманию рубрику «Система понятий». Сегодня гость рубрики – Борис Дубин, заведующий отделом социально-политических исследований Левада-центра. Он расскажет о таком понятии, как «культура», в социологии.

Борис Дубин: Во-первых, для социолога культура – это некоторый ресурс понимания социального действия. Социолог имеет дело с социальными действиями и взаимодействиями, с их устойчивыми формами, и его интересует: в какой степени какие именно смыслы вовлечены в эти формы действий. То есть для социолога культура – это ресурс интерпретации социальных действий и социальных форм. Но при этом социолог не может забыть, что все-таки слово «культура» в европейской традиции с конца примерно XVIII века и на протяжении века XIX была чрезвычайно нагруженным термином, и, прежде всего – в Германии, в немецкой философии и в немецких общественных науках, но и шире – в европейских. Потому что культура была некоторой программой в новом ее значении, не сводящемся к античному, к латинскому, в новом значении программой построения современного общества. И в сферу культуры попадали значения, которые работали на вот эту программу модернизации, которые как бы, во-первых, поднимали человека, то есть помогали ему быть существом самостоятельным, помогали, как говорил Кант, без помочей авторитета ходить по земле. Во-вторых, направляли его на все более сложное, все более качественное поведение, мышление, действие, то есть были таким механизмом самоусовершенствования внутри самого человека. В-третьих, это значения, которые были направлены за пределы любых конкретных групп людей. Культура никому не принадлежит, она объединяет всех. И четвертое, последнее. Культура – это то, что воплощается в практическом действии, при всей ее идеальности. Поэтому люди просвещения, поэтому романтики, при всей их мечтательности, кабинетности, идеализации жизни и так далее, - они были великими практиками, великими администраторами. И они породили новый тип школы, новый тип университета, новый тип психической клиники, новый тип литературы, если угодно, потому что постоянно вносили вот эти смыслы культуры в реальное, практическое, коллективное действие.

Поэтому я бы говорил сегодня о «культуре-1» – это как бы объективистское понимание: культура как смыслы, вовлеченные в коллективное действие и взаимодействие. И второе, так сказать, «культура-2» – это некоторое повышенное качество этих значений, их особая ориентированность на то, чтобы объединять людей, направлять их на более высокие цели и помогать им в практическом действии.