Манилов - помещик из галереи образов «Мертвых душ». Мечты Манилова оторваны от реальной жизни, они переносят человека в далекую заоблачную даль фантазий. Мечты несбыточные, оттого что не имеют под собой ни реальных целей, ни средств к их осуществлению.
Храм для размышлений
До деревни Маниловка Павел Иванович добирался гораздо дольше обещанного. Хозяин поместья приглашал в деревню за 15 верст, на деле оказалось все 30. Гость с интересом стал рассматривать поместье. Заманить могло только название. Все остальное было полной противоположностью. Чичикова привлек вид беседки. В ней все было дисгармонично:
- Зеленый купол;
- Голубые колонны;
- Жидкие кроны берез;
- Затянутый зеленью пруд.
На убогом, на вид, строении висела надпись. Это была ни беседка, ни место отдыха. Название уличной беседки - «Храм уединенного размышления». О чем можно было рассуждать в таком месте? Кто был создателем строения? Чье уединение оберегал храм, стоящий на ветру, одиноко и мрачно? В голове Чичикова и читателя возникало множество вопросов. Автор пытается остановить сложные философские пути - это дань моды. Русские помещики пытались когда-то встать вровень с «аглицкими» поместьями. Появлялись пруды и беседки, но на этом все и заканчивалось. Но у Манилова осталось желание сидеть и представлять себя далеко от своего имения.
Контрастность строению для мечтаний создает еще одна деталь - горланящий петух. Он так «долбил» воздух, что сложно было отвлечься от реальности, но хозяин «Заманиловки» ничего вокруг себя не замечал, умел создать вокруг себя тишину и покой.
Нищая душа
Автор пытается разобраться в характере помещика. Он рассуждает сам с собой, признается читателю, что не может понять, о чем думает Манилов. Мысли героя известны только Богу, и то это не достоверный факт. Создавалось впечатление, что барин немногословен, с другой стороны, сказанное часто не имело смысла. Любимые выражения: «Да, недурно». Причем это слово уже намекало на дальнейшие мысли человека, но оказывалось, что это итоговая фраза.
Мечты помещика
Мечтания персонажа уводили его так далеко, что читателю становится непонятно, откуда появляются такие нелепые мысли. Вид на двор и заросший пруд вызывал странные желания:
- провести подземный ход;
- выстроить каменный мост.
Манилов представляет мост не просто как архитектурное творение. В его уме он живой: стоят лавки, торговые ряды. Продаются мелкие предметы, нужные крестьянам, а торгуют купцы. Уже в этом видна «маниловщина», все неестественно, не жизненно, выдумано и нереально.
Манилов в беседе с гостем рассуждает о новом соседстве. Он не против хорошего общения, обмена любезностями, обсуждения научных новшеств. Мечты завершаются полетом руки в воздухе.
После удачного завершения сделки Чичиков покидает поместье. Хозяин стоит на крыльце, пока карета гостя не исчезла из вида. Манилов ушел в комнату и снова предался мечтаниям. Он представил, что живет на берегу реки, возвел мост, построил огромнейший дом. Дом настолько высокий, что видно Москву. Помещик представил удивительное будущее: их с Чичиковым сделали генералами. Дальше мысли унеслись уже не Богу, а к черту. Странная просьба гостя смутила ум, он запутался и курил трубку до ужина.
Человек должен мечтать. Это свойство его души. Но насколько разными представлены помещики в поэме. Написать сочинение «Мечты Манилова» придется после проникновения в мир его удивительных фантазий, возникающих на фоне разрухи и лени. Материал поможет разобраться в теме, натолкнет на новые мысли.
Тест по произведению
Роман «Мечтатель» Ф. М. Достоевского не был осуществлен в качестве законченного произведения. Упоминание о романе, его замыслы, авторские наброски мы можем найти в рабочей тетради Достоевского 1876 г. (апрель 1876 – январь 1877 г.). Заглавие дано автором, черновик романа состоит из 7 разрозненных набросков, связанных тематически. В 1 отрывке появляются герои романа – сам Мечтатель и его семья, показаны отношения между героем и его женой «Жену только воображает, что сжег (мачеха мальчика), но когда еще он воображал, принесли и с оторванными ногами (железо–конная дорога). Она умерла, прося у него прощения (по-русски)». 2, 3, 5 отрывки – краткие заметки Достоевского о романе (Мечтатель (его биография), Мечтатель, приезд и отец его, война и спиритизм - всё от Мечтателя, Начало романа. Мечтатель. Два критика. «Но я не в праве писать роман: за мной две статьи»). 4 и 7 отрывки – наброски диалогов, первый диалог иллюстрирует роль мечты в жизни героя, второй диалог – рассуждение о вере. Особенно стоит обратить внимание на набросок №6, в отличие от других – он датирован (6 ноября 1876 года), именно в нем выстраиваются сюжетные линии данного романа. В ПСС Достоевского приводятся все фрагменты романа, что позволяет читателю составить модель замысла писателя.
К изучению романа «Мечтатель» обращались Г.М. Фридлендер и Л.М. Розенблюм. Г.М. Фридлендер достаточно подробно описывает замысел, отмечает, что тема мечтательства была социально обусловленной, указывает на близость замысла с «Кроткой», «Подростоком», романом «Отцы и дети» [Фридлендер, 1979]. Л. М. Розенблюм поясняет, что «понятие «мечтатель»» в языке Ф.М. Достовеского имеет совершенно определенный смысл. Это человек глубоко неудовлетворенный, ушедший от действительности», говоря об эволюции героя-мечтателя у Достоевского справедливо отмечает, что «галерея мечтателей была достаточно широкой: от подпольного человека до героя романа «Мечтатель» [Розенблюм, 1981]. Высказанные исследователями предположения очень интересны, и играют большую роль в изучении данного незаконченного романа, но «лакуны» текста открывают перед нами новые сюжетные повороты, позволяющие иначе взглянуть на текст.
Причины незавершенности нам подсказывает сам текст произведения, в отрывке №5 Ф.М. Достоевский фиксирует «Начало романа. Мечтатель. Два критика. «Но я не в праве писать роман: за мной две статьи », в следующий номер «Дневника» обещаны эти статьи, и Достоевский был вынужден вести работу над ними и оставить замысел «Мечтателя», возможно, позднее его завлекли новые, более обширные замыслы, и поэтому роман так и остался незаконченным. Также можно предположить, что Достоевский не решил какую линию в рассказе стоит развивать, поэтому оставил замысел, но в своих дальнейших произведениях использовал идейные пласты, заявленные в «Мечтателе».
Прежде чем подробно исследовать замысел Ф.М. Достоевского, необходимо обратиться к толкованию термина «мечта».
В психологическом словаре дается следующее толкование термина «мечта» - необходимое условие преобразования действительности, побудительная причина, мотив деятельности, окончательное завершение коей оказалось отсроченным; особая форма воображения, локализованная в достаточно отдаленном будущем и объединяющая представления о жизни высокого качества. Планы на будущее, явленные в воображении субъекта и исполняющие важные для него потребности и интересы. Мечты часто выступают сильным фактором творческого поиска. При отрыве от действительных возможностей тяготеют к грезам.
В историко-литературном процессе России проблема мечтательства занимает особое место. П.Е. Бухаркин относит мечту к одному из фундаментальных понятий, во многом определяющих национальный образ мира. Исследователь отмечает в своей статье, что еще в раннем христианстве мечта воспринималась как «большая и серьезная опасность, словесность XVIII века в целом понимала мечту как обман и способ ухода в опасный мир иллюзорных и беспредметных видений».
По утверждению П.Е. Бухаркина, в имени «мечта» активно развиваются «смыслы, сопряженные с положительным, утешительным началом». «Мечта оказывается сладостной, вдохновляющей и блаженной, мир мечтаний предстает всегда разнообразным и полным» [Бухаркин, 1996, с. 189]. В мире мечты герой, как правило, проживает жизнь гораздо более яркую, осмысленную, интенсивную, тогда как мир реальный – это череда лишений и унижений. Мечта спасает героя от реальной действительности.
Тема мечтательства у Достоевского получает свое развитие еще в ранних произведениях: «Петербургской летописи», «Белых ночах», «Униженных и оскорбленных», черты «мечтательства» можно найти и в героях более поздних произведений автора: Отчим Неточки – Ефимов «Неточка Незванова», Родион Раскольников «Преступление и наказание», Лев Мышкин «Идиот».
В ранних произведениях автор показывает интеллигентного мечтателя, особое внимание уделяется социально-психологическому истолкованию. Белкина М.А. отмечает, что в ««Белых ночах» мечтатель «во многом предвосхищающий тип психологически различных героев позднейших повестей и романов 1860-х годов (Иван Петрович в «Униженных и оскорбленных», Человек из подполья, Раскольников и т. д.) » [Белкина, 1968, с. 176].
Э.М. Жилякова отмечает, что героями ранних произведений Достоевского, становятся мечтатель доброго сердца (Макар Девушкин), социальный мечтатель-утопист (повествователь «Петербургской летописи»), сентиментальный мечтатель (герой «Белых ночей», Вася Шумков, мечтатель-фланер (Ордынов), мечтательница (Неточка Незванова), мечтатель- альтруист (Ростанев), мечтатель индивидуалист (Ефимов) [Жилякова, 1997, с. 76 - 77].
Мечтательность как свойство характера присутствует в героях более поздних произведений «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы». В этих произведениях мечтатель становится деятелем, это высшая ступень эволюции образа мечтателя в творчестве Ф.М. Достоевского.
Главный герой в набросках романа «Мечтатель» – человек взрослый (41 год), семейный. Достоевский впервые планирует создать образ взрослого мечтателя (ему 41 год). «У него сын, которым он мало занимается физически, но духовно (иногда) воспламеняет его ».
Довольно подробно описаны взаимоотношения героя с женой. Мечта разрушает семейные отношения героя. В своих мечтах он планирует идиллические отношения с женой. «Он мечтал стать перед ней героем, влюбить ее в себя… После этого их отношения все больше «закрепляются, она любит его ужасно ». Но «параллельно идет действительная жизнь», «он все портит, всякую действительность мечтами ». Ф.М. Достоевский отмечает, что «жена обманывает его (героя) ложным романом, чтоб возбудить ревность. Он чувствует страдание, но отпускает ее. Хочет убить себя ». Здесь впервые появляется мотив самоубийства. Позднее жена «открывается во всем – и в любви, и что верна была, и берет его как он есть. Но он убивает себя ». Нужно отметить, что замысел романа претерпевал некоторые изменения. В первом отрывке "жена умирает, прося прощение по-русски" практически на руках у героя, а в шестом – он заканчивает жизнь самоубийством, а она остается жива. Образ жены героя очень важен, вероятно, изначально этот образ задумывался как воплощение мечты. В первом отрывке герой представляет, что сжег ее (т.е. пытается избавиться от мечты, вернуться в реальный мир), она умирает на железо-конной дороге, отрезало ноги. В данном случае железо-конная дорога представляет собой символ жизненного пути, и тот факт, что героиня лишилась ног, тоже неслучаен – мечта неспособна к действию, она обездвиживает, парализует.
В основе сюжета романа лежит экзистенциальный конфликт. Герой страдает от отсутствия значимой цели в жизни. Герой замысла творчески одарен, но ничего не пишет. Художественная натура сближает героя с мечтателем Ефимовым из незаконченного романа Ф.М. Достоевского «Неточка Незванова». Подчеркивается и то, что герой несчастлив, окружающая действительность давит на него, отмечена существенная портретная деталь: «Он с грустным лицом» .
Герой небрежен: «раз он вынес позорную ругань от начальника за небрежность». Здесь отмечается и мотив столкновения/противоборства с окружающими, что тоже характерно для типа мечтателя. Эти столкновения являются оскорбительными для героя («позорная ругань» ), он чувствует себя униженным, его самолюбие страдает.
Единственным светом в его жизни остаются мечты, в них он всецело погружается: «Неужели же вы думаете, что я бы мог жить, если б не мечтал. Да я бы застрелился, если б не это. Вот я пришел, лег и намечтал » (17. 8). Роль мечты в жизни героя огромна, без нее он не хочет и не может жить.
Появляется еще одна интересная черта мечтателя, отличающая его от героев более ранних произведений – у него множество великодушных идей: «Нет, я не очень презираю себя. У меня бывает столько великодушных идей, которые меня так очищают». Это можно трактовать по-разному: с одной стороны, вероятно, эта черта приближает героя к более поздним мечтателям, здесь можно усмотреть намек на деятельностную любовь, но с другой стороны – это не выходит за область мечты, в реальной жизни герой «насилует себя стать спасителем ребенка », чтобы казаться себе лучше (стоит отметить, что позднее начинает любить этого ребенка). Порой мечта полностью заменяет герою жизнь действительную, он неадекватно оценивает себя, ведь в мечте он был «идеалом благородства ». Когда же герой возвращается к реальной жизни, он начинает понимать, что мечта не может заменить жизнь, что нужно учиться принимать реальность/истину со всеми вытекающими из этого последствиями. Его жизнь делится на два полюса: «Я лгу и живу в мечтательном мире, хочу действительного…». Откуда берется такое противоречие? Вероятно, реализовать себя в реальной жизни герою просто не представляется возможным (враждебная социальная действительность).
Достоевский отмечает, что герой «мечтатель, но не идеалист, а с полным скептицизмом». Интересным является и отношение героя к религии – «Он не знает, религиозен ли он, но выдумал небо и верит в него - и тем утешает себя в недостатке веры» [Достоевский, 1990, с. 7]. В мечтах он разрешает играть себе совершенно особенную роль, он спаситель! В данном случае его мечты очень амбициозны: «Мечтает быть Христовым посланником». Здесь важен мотив спасения сироты и прощения жены. Говоря об отношении героя к религии, стоит уделить особое внимание 7 отрывку, представляющему диалог двух неизвестных (один из них наверняка герой-мечтатель): Сложно наверняка сказать, кто из собеседников – герой-мечтатель. Герой №1 свято верит в Бога, но веру толкует по-своему. Если предположить, что данный герой и есть мечтатель, то в данном отрывке он выполняет придуманную им роль «Христова посланника», он ведет человека к вере, показывает, что святой дух есть в каждом. Ведя к вере собеседника, он и сам встает на путь нравственного возрождения. Если же предположить, что мечтатель – герой №2, то он идет к вере через отрицание. Он не признает ее, но чувствует «А Дух то, что теперь между нами и почему у тебя лицо стало добрее, то, почему ты плакать захотел, потому что у тебя дрожали губы, - врешь, не гордись, дрожали, я видел. Дух то, что тебя из Америки привело в этот день вспомнить елку Христову в родительском доме. Вот что Дух».
Мечта в набросках к роману показана, как болезнь. Герой страдает от «паралича мечтательности », мечтательность – ширма, за которой он прячется от жизни, спасаясь от проблем мечтами, он совершенно отрешается от действительности («я застрелился бы, если не мечтал»). Мечта в данном случае граничит с ложью: «Он спасался от этого мечтой», «Я лгу и живу в мечтательном мире» [Там же, с. 9]. Конфликт остается неразрешенным, герой не в силах преодолеть свой мечтательный мир и навсегда остается в нем, спасаясь от реальности самоубийством. Важно отметить, что самоубийство показывается автором, как «одна из болезней века».
Но самоубийство является совершенно нетипичным для такого типа героя. Как правило, по такому пути идут только те герои Достоевского, для которых нет надежды на духовное исцеление. Те, для кого это является единственным спасением от зла. Главный герой романа таким не является. Мечта у Достоевского (как и сумасшествие) представляется как пограничное состояние – борьба светлых и темных сил в душе героя. Это состояние может разрешиться самоубийством, но только в том случае, если зло окончательно победило, если для героя нет пути спасения. Самоубийство олицетворяет собой духовную смерть.
Прямое упоминание героев «Рождественской песни в прозе» (Scroudgeet Marly) Ч. Диккенса в первом отрывке является неслучайным. Достоевский намеренно обозначил эту интертекстуальную связь. Герой Достоевского, подобно герою Диккенса, должен был пройти по пути переосмысления и нравственного возрождения, пережить «второе рождение».
Также «лакуны» текста позволяют нам предположить, что автор хотел провести своего героя от пассивной мечты к деятельностной любви. Герой мечтает не о собственной успешности, его мечты великодушны (мечтает быть посланником, усыновить сироту, у него бывает столько великодушных идей – быть лучше, сделать что-то хорошее для других). Вероятно, Достоевский видел именно такой путь развития, но герой был еще слишком незрел. Через четыре года кропотливой работы в свет выйдет знаменитый роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». В этом романе читателю представляется совершенно новый тип мечтателя, мечтателя–деятеля, нашедшего свое воплощение в образах братьев Ивана и Алеши Карамазовых. Стоит отметить тематическую и идейную близость диалогов романов «Мечтатель» и «Братья Карамазовы» (разговор, заявленный в 7 отрывке «Мечтателя», беседа Алеши и Ивана в трактире).
Г.М. Фридлендер справедливо отмечает, что «некоторые из психологических черт, первоначально закрепленных за образом Мечтателя, в измененном и переакцентированном виде переходят к герою фантастического рассказа «Кроткая»», который и появляется в ноябрьском номере «Дневника» вместо ранее задуманного «Мечтателя». Героиня рассказа «Кроткая» совмещает в себе образы жены мечтателя и отца.
Необходимо отметить, что замысел «Мечтателя» тесно связан с замыслом другого незаконченного романа Ф.М. Достоевского «Отцы и дети». Данный романный замысел представляет собой несколько самостоятельно развивающихся сюжетных линий. Одна из которых – муж, убивший жену, воспитывающий неродного сына. На близость этих замыслов указывает и авторская подпись в наброске: «Тип мечтателя . (Смотри в старых книжках)».
Тема мечтательства – одна из устойчивых и центральных для всего творчества писателя. Тип мечтателя менялся на протяжении творческого пути автора. Но всегда между героем-мечтателем и окружающей его действительностью существует значительный разлад. Герой совершенно неудовлетворен реальным миром и своим местом в нем – из этого он находит единственный, по его мнению, выход – мечту.
Герой незаконченного романа «Мечтатель» страдает от «паралича мечтательности ». Мечта у Достоевского (как и сумасшествие) представляется как пограничное состояние – борьба бога и дьявола в душе героя. Данное состояние разрешается самоубийством, которое олицетворяет собой духовную смерть героя.
«Лакуны» текста позволяют нам предположить, что автор хотел провести своего героя от пассивной мечты к деятельностной любви, мечты героя великодушны. Такой герой появится в его финальном романе (через 4 года) «Братья Карамазовы».
3.4. Интерпретация незаконченных отрывков <История Карла Ивановича> и <Слесарек>: текст, автоцитатация, контекст, интертекст
Данный замысел не осуществлен в качестве законченного произведения, был помещен в рабочую тетрадь 1875-1876 года, представляет собой черновой автограф Ф.М. Достоевского.
По мнению членов редакционной коллегии Полного собрания сочинений Достоевского в 30-ти томах, автограф был выполнен на листке, вырванном из рабочей тетради 1875-1876 гг. и использованном Достоевским в 1878 году для черновых записей при работе над второй книгой романа «Братья Карамазовы». Название замысла условное, данное редакцией Полного собрания сочинений (произведение впервые опубликовано: Достоевский. Материалы и исследования, с. 94) [ПСС, т. 14, с. 441-442].
Стоит отметить, что в литературе известны примеры различного рода «урезывания» (сокращения) черновых редакций, и, напротив, их дописывание; переписывание ранних произведений на новом уровне; развитие собственных замыслов; создание равноправных редакций одного и того же замысла (например, в форме эпического и лирического произведений); уничтожение автором собственной рукописи и другие [Фоменко, 2008, с. 294].
К замыслу обращались Г.М. Фридлендер [Там же], Н.Г. Михновец [Михновец, 2008].
По мнению Г.М. Фридлендера, имя рассказчика – Карла Ивановича не случайно совпадает с именем немца-учителя из «Детства» (1852) и «Отрочества» (1854) Л.Н. Толстого – повестей, с которыми Достоевский познакомился впервые в 1855 году и которые не раз перечитывал во время работы над «Подростком» и «Дневником писателя».
Н.Г. Михновец обращает внимание на то, что образ Карла Ивановича генетически связан с образом Федора Карлыча, героя очерка М.Е. Салтыкова-Щедрина «Владимир Константинович Буеракин»: Достоевский упоминает его во «Введении к «Ряду статей о русской литературе», изменяя его имя на Ивана Карлыча и внося существенную поправку в его характеристику [Там же].
Оба исследователя отмечают связь замысла с незаконченным романом «Мечтатель». Фридлендер считает, что Достоевский намеревался ввести «Историю Карла Ивановича» в него в виде особого эпизода.
Данные утверждения позволяют нам говорить о цитации и автоцитации в замысле. Представляя собой конкретное проявление диалогических отношений, цитата играет роль представителя "чужого" слова, с которым автор вступает в диалог. Ее основная функция - обогатить авторский текст смыслами текста-источника - реализуется только в том случае, если читатель узнал цитату. Текстами-источниками могут быть священные книги; тексты, играющие важную роль в становлении национальной культуры: творчество писателя, осмысленное как единое целое; отдельные произведения; собственное творчество, с которым автор вступает в диалог (автоцитаты) [Фоменко, 2008, с. 294].
Замысел представляет собой небольшой повествовательный фрагмент, выполненный в сказовой манере.
«Перестановка голов», вероятно, связана со спиритизмом и нездоровым интересом публики к различного рода магическим чудесам. Увлечение общества спиритизмом вызывало серьезное беспокойство Достоевского. В мартовском выпуске «Дневника писателя» за 1876 год в главе «Словцо об отчете ученой комиссии о спиритических явлениях» он писал о несостоявшейся надежде на то, что отчет комиссии «раздавит и раздробит это непотребное (в его мистическом значении) новое учение » [ПСС, т. 22, с. 36-37].
В незаконченном тексте заявлено три образа: Карл Иванович – рассказчик, проводящий спиритический сеанс, и два безымянных героя – друга, между которыми и производится обмен.
Рассказчик – немец, плохо говорящий по-русски и украшающий свой рассказ фантастическими подробностями: «».
По сюжету произведения должен произойти обмен головами двух друзей. Голова одного уже отрезана, второй же с ужасом ожидает грядущие перемены: «И голову поставил с большим сбережением и сказаль его другу: «Ложить–с». И его друг смотрель и весь дрожаль и сказаль: «Я очень боюсь, Карл Иваныч ».
Отказ от завершения сеанса одним из героев представляется как предательство/измена: «Тогда я длинный минут на него всё смотрель и сказаль: «Ви измениль ваш друг ». За изменой следует наказание, а голова героя названа рассказчиком фальшивой: «Так друг ваш и останется без вашей головы, а ви остались с вашей фальшивой головой ».
Таким образом, данный сеанс представляется как некая проверка глубинных основ веры и неверия в подобные явления, с одной стороны, и как проверка дружбы, с другой.
Н.Г. Михновец отмечает близость данного замысла «Рождественской песне в прозе» Ч. Диккенса, «Губернским очеркам» М.Е. Салтыкова Щедрина, «Детство. Отрочество. Юность» Л.Н. Толстого.
Тема мистики и спиритизма связывает «Историю Карла Ивановича» с рядом других незаконченных произведений Ф.М. Достоевского «Домовой», «Сороковины», «Мечтатель».
Г.М. Фридлендер отмечает, что сюжет с «переменой голов» дважды зафиксирован в записных тетрадях Достоевского:
1. В 1874 году на начальной стадии обдумывания плана романа «Подросток» (Переворот голов и проч. Мальчик-лгун рассказывает это и говорит: «Я сам видел» ).
2. В плане задуманного 9 марта 1875 г. цикла фельетонов (анекдотического характера) «Странные сказки».
Напрашивается вопрос о близости данного отрывка другому замыслу этого же времени «Анекдот о перестановке голов». «Анекдот…» – авторское название неосуществленного замысла, записанное в начале февраля 1876 г. в рабочей тетради 1875–1876 г. По мнению авторов комментариев, замысел возник из рассказа А.Г. Достоевской в письме мужу от 22 июня 1874 г. О маленьком Феде, жалеющем, что у матери разболелась голова: – «Мама, перемени со мной голову». – «Ведь у тебя тогда будет болеть». – «Ну, у меня пусть болит, зато у тебя болеть не будет» [Достоевский, 1979, с. 111]. Вероятно, не названный Достоевским замысел «Истории Карла Ивановича» и есть конспективные записи к «Анекдоту о перестановке голов». На это указывает ряд фактов:
1. Оба замысла включены в тетради 1875–1876 г.
2. Связаны общей темой.
3. Общий иронический тон произведений (в одном из них на это явно указывает жанровое определение замысла, в другом – речь рассказчика, как и основная сюжетная ситуация).
Замысел «Слесарек» не был осуществлен в качестве законченного произведения, представляет собой черновой автограф Достоевского (несколько разрозненных набросков), был зафиксирован в рабочей тетради писателя 1876 – 1877 гг., предположительно датируется второй половиной 1876 г. Название замысла условное, данное редакционной коллегией Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского, жанрового определения писатель не дает.
Данный замысел привлекал внимание исследователей А.В. Архиповой, М.В. Загидуллиной. А.В. Архипова в комментариях к Полному собранию сочинений Ф.М. Достоевского фиксирует, что основная тема предполагавшегося произведения – мещанский быт [Архипова, т. 17, с. 441].
М.В. Загидуллина отмечает, что, вероятно, действие «Слесарька» разворачивается в богодельне, а главная тема будущего произведения – христианская. Эта точка зрения наиболее оправдана [Загидуллина, 2008, с. 335].
В незаконченном тексте заявлено пять образов: три бабушки – рассказчицы, участвующие в споре, полковник и Слесарек.
Бабушки обсуждают важнейшие христианские вопрос: «Справедлив ли Бог?», «Кто попадает в Царствие небесное?». Предметом разговора становится будущий рай, как вознаграждение за праведную жизнь и ад, как расплата за земные грехи. В разговоре присутствует явная оппозиция «богатый – бедный», реализующая себя двояко: полковник – богат на земле: «Вот ты сказал, что бог справедлив, ан вот и нет - богатый всегда прежде богатеет » [ПСС, т. 17, с. 11], Слесарек - беден; но полковник – духовно беден, а Слесарька ожидает Царствие небесное: «Ах ты, Прохоровна, да он, может, на погибель свою поскакал, а этот хоть и упал, да тем самым, может, его бог сохранил, честный, дескать <…> - А за то он в рай попадет» [ПСС, т. 17, с. 11].
Параллельно рассказчицы рассуждают и о грехах друг друга, о том, кто из них и «за что» в рай попадет:
- Это в каком же таком раю?
- Эх ты, глупая, мне-то пускай за то, что я верой не верую, а тебе-то за что: вот ты веруешь, а ведь и ты без кофею?
- А это мне за тебя же страдать пришлось. Зато я в раю буду.
- Это за кофей-то? Это за то, что кофею не напилась?
- Да, за то, что не напилась. И буду, на зло тебе буду [ПСС, т. 17, с. 12].
М.В. Загидуллина отмечает, что «Слесарек» становится в замысле символом бедного люда. Симпатия автора явно на стороне такого типа героев: «А зато он, может, в раю будет, а полковник-то нет. Во аде будет» [ПСС, т. 17, с. 12].
Таблица 3.3 – Сравнительная характеристика персонажей
Приводятся явные библейские аллюзии:
На слова Иисуса Христа во время Нагорной проповеди: “Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапываются и не крадут” (Матф.6:19-20) ;
На притчу о богаче и Лазаре: «И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:19-31).
Опираясь на данные аллюзии, можно предположить, что дальше речь должна была пойти о состязании богатого и бедного, которое тоже разрешится неоднозначно. Богатый победит «богатый всегда прежде богатеет», но он «на погибель свою поскакал», а бедный, хотя и коленку сшиб, да в рай попадет.
Выводы по главе 3
В третьей главе нами были подробно рассмотрены незаконченные произведения Ф.М. Достоевского: рассказ «Домовой», роман «Мечтатель», драма «Драма. В Тобольске», поэма «Сороковины». Цель нашего исследования – раскрыть «творческий» потенциал данных текстов, реконструировать авторский замысел.
Исходя из «лакун» текста, нам удалось наметить три линии возможного развития сюжета рассказа «Домовой»:
1. Духовная и физическая гибель семейства после общения с нечистой силой.
2. Сделка отца семейства с дьяволом.
3. Победа над злым духом, возрождение семьи.
В центре сюжетного конфликта романа «Мечтатель» находится мечта, граничащая с болезнью. Герой страдает от «паралича мечтательности », мечтательность – ширма, за которой он прячется от жизни, совершенно отрешается от действительности. Данный конфликт остается неразрешенным, герой не в силах преодолеть свой мечтательный мир и навсегда остается в нем, спасаясь от реальности самоубийством.
«Драма. В Тобольске», вероятно, мыслилась, как психологическая драма о двух братьях-соперниках и преступлении одного из них. Основное содержание драмы – путь обоих братьев к нравственному возрождению. Замысел «Драмы. В Тобольске» перекликается с романом «Братья Карамазова». В основе обоих замыслов – история Ильинского. Сюжет «Драмы. В Тобольске» переходит в роман «Братья Карамазовы», но трансформируется в значительной степени.
Писатель обозначает замысел поэмы «Сороковины» как книгу странствий. Подзаголовок указывает на название препятствий в православии, через которые должна пройти душа каждого христианина на пути к престолу Бога для частного суда.
Представленный писателем диалог молодого человека и сатаны – представляет собой первое мытарство – празднословие.
Подзаголовок «Мытарства 1 (2, 3, 4, 5, 6 и т.д.)» позволяет нам считать, что Достоевский планировал провести героя через двадцать мытарств души. Данные мытарства герой может проходить не только после смерти, но и при жизни.
В переломный для героя момент начинается своеобразное хождение по мукам. Из этого состояния есть два выхода: исцеление (Раскольников, Соня Мармеладова, Дмитрий Карамазов, герой «Драмы. В Тобольске» и др.) или духовная гибель (Мармеладов, Свидригайлов).
Мотив страшного суда, представленный в данном замысле, у Достоевского можно найти во многих произведениях: «Бедные люди», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы».
Поэма «Сороковины» была полностью поглощена финальным романом Ф.М. Достоевского. Диалог молодого человека и сатаны (в несколько трансформированном виде) представляется нам в главе «Черт. Кошмар Ивана Федоровича».
Вероятно, не названный Достоевским замысел «Истории Карла Ивановича» представляют собой конспективные записи к «Анекдоту о перестановке голов» (оба замысла включены в тетради 1875–1876 г., связаны тематически).
Проведенная реконструкция незаконченных текстов выявила, что большинство из них были поглощены более масштабными замыслами. Незаконченные произведения – это творческая лаборатория писателя, в которой производилась отработка будущих сюжетов и характеров.
Заключение
По результатам настоящего диссертационного исследования мы пришли к следующим выводам.
Несмотря на огромный интерес в ученой среде к исследованию творчества Ф. М. Достоевского, наличие большого количества совершенно разных подходов к изучению личности автора, особенно в рамках биографического аспекта, имеются определенные «лакуны» как в исследовании творчества писателя в целом, так и «лакуны» в реконструкции незавершенных произведений Ф.М. Достоевского.
Насчитывается тридцать девять незаконченных произведений писателя и два произведения, недовоплощенных с точки зрения реализации авторского замысла.
В работе дается определение понятия незаконченных / незавершенных текстов, проанализированы несколько подходов к изучению творчества писателя: текстологическое (поиск, исследование черновиков, набросков, планов, их издание и описание); историко-функциональное (попытка вписать незаконченные произведения в контекст завершенных произведений); искусствоведческое (изучение категорий незаконченности/незавершенности на примере живописи, архитектуры, музыки); теоретическое (актуализация категорий незаконченности, незавершенности, целостности, «творческого потенциала» текста).
Для изучения незаконченного текста актуализирован комплекс понятий, разработанных в современной теории литературы. Принципиальной для данного исследования явилась концепция архитектонических и композиционных форм М.М. Бахтина, позволившая разграничить категории незаконченности/законченности и незавершенности/завершенности, и, соответственно, определить рецептивные стратегии различных типов незаконченных текстов; концепция В.И. Тюпы, посвященная «творческому потенциалу» незаконченного текста, теория текстовых «лакун» Р. Ингардена, работы Е.В. Абрамовских, в которых исследуются рецептивные стратегии незаконченных текстов (на материале незавершенной прозы А.С. Пушкина).
В диссертационном исследовании представлены несколько видов «лакун» незаконченного текста: элементы заголовочного комплекса, композиционная открытость, нереализованность сюжетных линий, поиски жанровой формы.
В работе даются их описания, каждый из видов рассмотрен подробно и проанализирован на предмет законченности авторского замысла, незавершенные тексты Ф. М. Достоевского соотнесены с основным творчеством писателя.
При этом основным источником для исследователей «лакун» незавершенных текстов являются записные книжки и тетради Достоевского – их, при всей фрагментарности заметок и неполноте сохранившегося фонда, рассматриваются как единый и целостный источник, своеобразную «летопись» духовной жизни автора за двадцать лет. Эта летопись дает возможность проследить развитие творческой мысли писателя: от записи к записи, от полемической заметки к художественному замыслу, работе над планом, фрагментом произведения.
Нами также на основе ряда фундаментальных исследований незаконченного текста выработаны принципы изучения незаконченного наследия на основании таких узловых понятий, как:
– целостность художественная – многоуровневое единство литературного произведения, несводимое к "сумме" составляющих его элементов и неразложимое на них без остатка, зафиксированное в тексте и обладающее собственным художественным миром, являющимся пространством встречи автора, героя и читателя;
– творческий потенциал незаконченного текста – некая «система указателей», формирующая читательские стратегии; своеобразные «лакуны» текста, провоцирующие читателя на со-творчество;
– «лакуны» текста (пустые места) – участки неопределенности (нетематизированная данность) текста, провоцирующие сознание на заполнение, втягивающих читателя (зрителя) в творческий потенциал текста.
Определив круг проблем разграничения незаконченности и незавершенности, применили полученные выводы для творчества Ф.М. Достоевского.
Ф.М. Достоевский оставил многие произведения незаконченными из-за жизненных обстоятельств или по каким-либо объективным/субъективным причинам (более обширные замыслы, написание произведений в определенный срок из-за трудных условий жизни, собственная болезнь и личные драмы (смерть жены, брата, сына).
В работе дается классификация незаконченных произведений с точки зрения реализации авторского замысла. Мы выделяем замыслы произведений, планы ненаписанных произведений, начала произведения, отдельные фрагменты, произведения недовоплощенные с точки зрения авторского замысла. Каждый из видов незаконченных произведений подробно рассматривается, анализируется исходный замысел автора и получившееся в итоге произведение, или же наоборот, фиксируется «лакуна» в творчестве Ф.М. Достоевского.
В незаконченном наследии Ф.М. Достоевского имеются как подробные планы («Атеизм», Роман о князе и Ростовщике»), так и краткие (но очень емкие). В планах дается ряд сюжетных положений, идея произведения, характеристика героев (часто социальная, психологическая; портретная крайне редко). В некоторых незаконченных произведениях Достоевского наряду с планом присутствуют и детально проработанные отрывки диалогов, пояснения хода действия или отдельные прописанные части произведения («В повесть Некрасову», «Мечтатель», «Слесарек», «Сороковины»).
Стоит отметить ёмкость набросков писателя, он фиксирует сюжетные положения, идеи, слова, названия, стимулирующие читательское сознание к активному восприятию. Обращение к незаконченным произведениям позволяет проследить эволюцию творческой мысли писателя.
Вызывает интерес и жанровое своеобразие незаконченных текстов Достоевского. Нами был четко обозначен жанр каждого незаконченного произведения, это в большинстве своем социально-психологические романы. Автор проводит своих героев через цепь испытаний, сюжетным и идейным ядром всех романов является исследование границ человеческой личности, изучение природы человека. Во всех романных замыслах присутствует «философская» линия.
Помимо социально-психологического романа, встречаются и другие жанровые формы, а именно анекдот («Анекдот о перестановке голов»), рассказ («Домовой», «Рассказ о воспитаннице», «Козлову», «Отрывки»), повесть («Из повести о молодом человеке», «Смерть поэта», «Весенняя любовь», «Поиски. Повесть», «Слесарек», «Повесть об уничтоженных канцеляриях», «В повесть Некрасову»), поэма («Сороковины», «Император», драма («Драма. В Тобольске»), комедия («План комедии», «Борьба нигилизма с честностью»), трагедия («Фатум»). Такое жанровое деление может быть условным. Обозначения «драма», «трагедия», «комедия», «анекдот» скорее показательны с точки зрения модальности будущего произведения.
Судьба мечтателя. Жак Казотт
Наверное, в мировой истории найдется не так много людей, подобных Жаку Казотту. О его жизни известно крайне мало, и можно с точностью сказать только о том, когда он родился и умер. Тем не менее его имя известно всем, а судьба распорядилась так, что известен он именно благодаря своей смерти, которая оказалась более значительной, чем жизнь. Однако история полна парадоксов, а потому удивляться этому уже не приходится.
Жак Казотт прославился тем, что мог предвидеть будущее, однако почему ему достался столь удивительный дар, так и осталось загадкой для всех последующих поколений. Некоторые историки даже склонны рассматривать эту историческую личность как легенду, миф наподобие Калиостро или графа Сен-Жермена. И тем не менее это правда.
Жак Казотт родился 7 октября 1720 года в провинциальном Дижоне. Он успешно учился в католическом коллеже иезуитов, после чего с блестящими рекомендациями своих наставников – святых отцов – отправился в Париж, где стал поначалу чиновником, а потом сделал карьеру поистине блестящую. Казотт служил комиссаром в Министерстве морского флота, колониальное ведомство которого направило его затем на остров Мартиника в качестве инспектора. На этом далеком острове он женился, и весьма удачно, поскольку супруга Казотта была дочерью главного судьи Мартиники. Он жил с женой в любви и согласии, пользуясь заслуженным почетом и уважением жителей. Его дом всегда был полон друзей, он имел двух обожаемых детей – сына и дочь. Так прошло около 10 лет.
Казотт пробовал силы и на писательском поприще. Он известен как автор сложного романа с запутанным фантастическим сюжетом под названием «Влюбленный дьявол». Кроме того, он писал очаровательные сказки и новеллы, сюжеты которых, по всей вероятности, были навеяны историями «Тысячи и одной ночи». Писал Казотт также дивные, полные изящества стихотворения и басни. Его произведения неизменно встречались благосклонно в высшем свете. Во всяком случае, очаровательные дамы, что умеют так мило и лукаво улыбаться, закрываясь веерами и кружевными благоухающими платками, с удовольствием читали творения автора, который, несмотря на это, продолжал все же оставаться непризнанным мечтателем. Его стихи можно было заучивать наизусть, переписывать в альбомы, а потом – только сравнивать, например с Лафонтеном.
Современники вспоминали, что Жак Казотт был на редкость добродушным человеком. Он обладал изяществом, непременным для человека, который привык вращаться исключительно в высшем обществе. Он был насмешлив и остро– умен, всегда мог развеселить красавиц, его обаяние было неотразимо. Этот человек с первого взгляда мог расположить к себе любого. Казотта любили даже чужие дети, а собственная дочь его просто боготворила. Он навсегда остался для нее идеалом.
Удивительно, что именно этому человеку достался этот странный дар – пророчества и предвидения: ведь он не был ни отшельником, ни аскетом, он любил жизнь во всех ее проявлениях и нисколько не напоминал отрешенного от всего земного пророка с горящим взглядом и неземной печатью на лице. Жак Казотт был прежде всего мечтателем, всегда стремившимся поймать золотую птицу-удачу, а потому умел поразительно тонко прислушиваться к собственным мечтам, цветам, запахам и звукам. Видимо, оттого он был способен предчувствовать грядущие страшные перемены. Ведь поэтам и мечтателям это порой свойственно.
Иногда эти мечты становились для Казотта более реальными, чем окружающий его мир, а фантазии и неуловимые ощущения помогали понять то, что другим пока еще было недоступно. Вот как описывал Казотта Шарль Нодье в одном из своих очерков: «К крайнему своему благодушию, так и сиявшему на его красивом и веселом лице, к нежному и кроткому выражению по-юношески живых голубых глаз, к мягкой привлекательности всего облика господин Казотт присоединял драгоценнейший талант лучшего в мире рассказчика историй, вместе причудливых и наивных, которые в одно и то же время казались чистейшей правдою в силу точности деталей и самой невероятной сказкою из-за чудес, коими изобиловали. Природа одарила его особым даром видеть вещи в фантастическом свете».
Но, быть может, удивительнее всего были в этом случае не предвидение и не фантастика, присутствовавшие в произведениях Жака Казотта, а то, что вскоре весь мир сделался страшнее самой ужасной выдумки, и это происходило в той же реальности, только больше никто не осмелился бы назвать рассказчика выдумщиком.
Поскольку Казотт, помимо прочего, был еще немного философом, что, впрочем, также довольно часто свойственно людям творческого склада, он много размышлял о смысле жизни (об этом свидетельствуют его письма, адресованные сыну Сцеволе). Он понимал, вернее, чувствовал, что мировая гармония давно утрачена, а коли дело обстоит именно так, то человеку не миновать и скорой расплаты, которую можно назвать как угодно – Страшным судом, революцией, одним из воплощений адских чудовищ, и писатель не виноват в том, что его не хотят слышать.
Между прочим, Казотт, всегда остававшийся роялистом, мечтателем и человеком чести, всерьез разрабатывал план побега Людовика XVI, заключенного в тюрьму Консьержери. В своих письмах он рассуждал о том, что нужно для того, чтобы поднять во Франции сопротивление безбожной власти. Наконец, он был даже рад предоставить собственное имение королю и его свите. Тогда его больше всего беспокоило, сможет ли он обеспечить достаточный комфорт сверженному монарху. Разве это не свидетельствует о благородстве его сердца, которое в те времена уже было не в той мере свойственно дворянам, но являлось непременным для их славных предков?
Предсказания Казотта начали вспоминать лишь после революции, которую все с таким нетерпением ожидали. Вдруг многие литераторы поймали себя на мысли, что о подобных событиях они уже читали. Этим дежа вю являлось произведение Казотта «Поэма об Оливье», которая была создана автором за 30 лет до революции. Главный герой этого фантастического произведения попадает в странное и устрашающее место, где находится множество отрубленных голов. Эти головы живые. Они плачут или смеются, и все они рассказывают о своей жизни и об обстоятельствах собственной казни.
Возможно, когда Казотт писал «Поэму об Оливье», его снова сравнивали – только на сей раз с Данте: ведь все это напоминало уже описанные итальянским гением круги ада, но только позже сделалось ясно, что автор не стремился философствовать или морализировать, подобно Данте. Его рассказ обрел воплощение в реальной действительности, хотя именно так и должно происходить со всеми настоящими литературными произведениями. Слово писателя – это поступок, а значит, все, что он пишет, рано или поздно непременно становится реальностью.
Однако предоставим слово Жаку Казотту, в то время еще молодому автору: «Влекомые собственным весом, части наших тел попадали в глубокую яму, где смешались со множеством чужих разъятых туловищ. Головы же наши покатились прочь, точно бильярдные шары. Сумасшедшее это вращение отняло последние остатки разума, затуманенного сим невероятным приключением, и я осмелилась открыть глаза лишь по прошествии некоторого времени; тут же увидела я, что голова моя помещается на чем-то вроде ступени амфитеатра, а рядом и напротив установлено до восьми сотен других голов, принадлежавших людям обоего пола, всех возрастов и сословий. Головы эти сохраняли способность видеть и говорить; самое странное было то, что все они непрестанно зевали, и я со всех сторон слышала невнятные возгласы: „Ах, какая скука, с ума можно сойти!“.
Через много лет Жерар де Нерваль так оценивал это произведение: «Эта причудливая на первый взгляд выдумка о заточенных вместе женщинах, воинах и ремесленниках, ведущих споры и отпускающих шуточки по поводу пыток и казней, скоро воплотится в жизнь в тюрьме Консьержери, где будут томиться знатные господа, дамы, поэты – современники Казотта; да и сам он сложит голову на плахе, стараясь, подобно другим, смеяться и шутить над фантазиями неумолимой феи-убийцы, чье имя – Революция – он 30 лет назад еще не мог назвать». Добавим: не мог назвать, потому что точно не знал его, просто чувствовал. Вероятно, этот человек просто умел слушать, о чем свидетельствуют его фразы из переписки с сыном: Казотт утверждает, что миром управляют неведомые, таинственные, но очень могущественные силы, и они порой помогают людям осуществлять их планы и идеи.
Большинство историков склонны считать, что подобные настроения Казотта могли быть навеяны иллюминатами, в секте которых он состоял. О взаимоотношениях Казотта и иллюминатов, пользовавшихся в то время во Франции огромным влиянием, Жерар де Нерваль говорит следующим образом: «Хорошо известно, какую важную роль сыграли иллюминаты в революционных движениях разных стран. Их секты, организованные по принципу глубокой секретности и тесно связанные меж собою во Франции, в Германии и в Италии, обладали особым влиянием на сильных мира сего, посвященных в их истинные цели. Иосиф II и Фридрих Вильгельм II многое совершили по их наущению. Так, Фридрих Вильгельм, возглавивший коалицию монархов, вторгся в пределы революционной Франции и был уже в тридцати лье от Парижа, когда иллюминаты на одном из своих тайных заседаний вызвали дух его дяди, великого императора Фридриха, который запретил ему продвигаться дальше. Именно в результате данного запрета (который все толковали по-разному) Фридрих Вильгельм внезапно отступил с французской территории, а позже даже заключил мирный договор с республикой, которая, можно сказать, обязана своим спасением союзу французских и германских иллюминатов».
Поддался всеобщему увлечению иллюминатами и Казотт. Ему нравились высказываемые этими людьми идеи о всеобщем равенстве и свободе. Иллюминаты утверждали, что их современники живут накануне конца света, а потому уже близок приход Христа и Антихриста. Кстати, подобными идеями весьма ловко воспользовались якобинцы: вначале они тоже рассуждали об объединении всего общества ради победы светлого начала.
Тем не менее Казотт оказался достаточно проницательным, чтобы понять: его собратья по секте совершили страшную ошибку, а теперь упорствуют в своих заблуждениях, поскольку приняли светлое начало за темное, а Христа спутали с Антихристом. В данном случае под Антихристом Казотт понимал революционные идеи проповедников всеобщего равенства, братства и свободы. Однако что он мог сделать в одиночку? Его никто не хотел слушать. Жерар де Нерваль с сожалением отмечает: «Те, кого Казотт считал демонами, выглядели в их глазах божественными духами-мстителями». Правда, незадолго до этого и сам Казотт придерживался подобного же мнения. Например, на вечере, устроенном Кондорсэ, он говорил об огненном архангеле, который придет судить всех присутствующих и ни для кого не найдет оправдания. Только позже он осознал, что этот огненный архангел на самом деле является Антихристом, исчадием ада.
После начала революции в письмах Казотта зазвучали тревожные настроения. Он писал своим корреспондентам, то упрашивая и умоляя их, то предостерегая от ошибочных действий. И в то же время он не мог не понимать, что не в силах изменить ни собственную судьбу, ни ход истории. Казотт предвидел ужасную участь не только современников, но и свою собственную. Он знал, что и ему будет вынесен неумолимый приговор, причем устами бывшего собрата по секте, иллюмината. Поэтому письма Казотта 1791 года исполнены обреченности и покорности судьбе. Например, он пишет гражданскому судье Понто: «Ежели Господь не вдохновит кого-нибудь из людей на то, чтобы решительно и безоговорочно покончить со всем этим, нам грозят величайшие бедствия. Вы знаете систему моих убеждений: добро и зло на земле всегда были делом рук человеческих, ибо человеку эта планета дарована вечными законами Вселенной. Вот почему во всем совершаемом зле мы должны винить лишь самих себя. Солнце неизменно посылает на Землю свои лучи, то отвесные, то наклонные; так же и Провидение обходится с нами; время от времени, когда местонахождение наше, туман либо ветер мешают нам постоянно наслаждаться теплом дневного светила, мы упрекаем его в том, что оно греет недостаточно сильно. И если какой-нибудь чудотворец не поможет нам, вряд ли можно уповать на спасение».
Это письмо достаточно пространно, но оно важно тем, что именно в нем звучит в полной мере кредо Казотта, причем это кредо универсально: оно является своеобразным предупреждением человеку, имеющему несчастье жить во времена, когда миром правят хаос и разгул низменных страстей, когда вечные ценности отходят на второй план и забываются истинное предназначение, духовность и нравственные ценности, которые невозможно купить ни за какие деньги: «Человек должен действовать здесь, на Земле, ибо она – место приложения его сил; и добро и зло могут твориться лишь его волею. И пусть почти все церкви были закрыты либо по приказу властей, либо по невежеству; теперь дома наши станут нашими молельнями. Для нас настал решительный миг: либо Сатана продолжит царствовать на Земле, как нынче, и это будет длиться до тех пор, пока не сыщется человек, восставший на него, как Давид на Голиафа; либо царство Иисуса Христа, столь благое для людей и столь уверенно предсказанное пророками, утвердится здесь навечно. Вот в какой переломный момент мы живем, друг мой; надеюсь, Вы простите мой сбивчивый и неясный слог. Мы можем, за недостатком веры, любви и усердия, упустить удобный случай, но пока что у нас еще сохраняется шанс на победу. Не станем забывать, что Господь ничего не свершит без людей, ибо это они правят Землею; в нашей воле установить здесь то царство, которое Он заповедал нам. И мы не потерпим, чтобы враг, который без нашей помощи бессилен, продолжал при нашем попустительстве вершить зло!».
И все же пророк не был услышан, и зло проявило свою адскую сущность в 1793 году, когда так много казавшихся незыблемыми идей, прекрасных иллюзий, тысячи человеческих жизней было брошено на алтарь революции, ежедневно требующей новых жертв и все больше крови.
Знаменитое пророчество Казотта о наступающем царстве Антихриста сохранилось до наших дней благодаря свидетельству Жозефа Лагарпа, который записал произошедшее на вечере в академии, устроенном Кондорсэ в начале 1788 года. Говорят, что даже сам несчастный прорицатель, вспоминая позже случившееся в тот вечер, леденел от ужаса и готов был рвать на себе волосы, однако в тот момент он не мог поступить иначе – не сказать, что он видел так ясно и что произойдет с этими людьми, так беспечно относящимися к собственному будущему. И он в своей обычной манере, то ли шутя, то ли играя (по крайней мере, у большинства присутствующих сложилось именно такое впечатление), сказал очаровательной герцогине де Граммон, что ей стоит готовиться к смерти на гильотине, самому Кондорсэ предсказал добровольную гибель от яда в тюремной камере, Шамфору и д’Азиру – самоубийство (он видел в их руках кинжалы, обагренные их же собственной кровью).
Аристократы были возмущены, считая, что Казотт просто издевается над ними или неудачно шутит (но можно ли шутить подобными вещами?). Казотт говорил тогда: «Вами будет править только философия, только разум. И все те, кто погубит вас, будут философами; они станут с утра до ночи произносить речи, подобные тем, что я выслушиваю от вас уже целый час; они повторят все ваши максимы, процитируют, подобно вам, стихи Дидро и „Деву“…» Если бы они знали, что именно так все и произойдет!
Вместо этого аристократы в дорогих шелках, поэты в изящных кружевах и всезнающие ученые возмущенно заговорили: «Этот человек просто безумен. Он всегда славился своей склонностью к странным шуткам, которые он всегда облачает в мистическую форму; только сейчас он зашел чересчур далеко!». Даже Шамфору изменило привычное чувство юмора. Этот насмешник назвал предсказания Казотта «юмором висельника». Наконец, чашу всеобщего терпения переполнили слова Казотта о том, что герцогиня де Граммон будет казнена без исповеди в обществе королевы Марии Антуанетты. Что же касается самого Кондорсэ, то он был просто взбешен и, кусая от гнева губы, выгнал из дома безумного и незадачливого прорицателя как скверного шутника.
Однако Казотт не щадил и себя самого. Он знал, каким образом окончит свои дни, но не считал нужным спорить с судьбой. Для него главным было жить по законам совести и чести. Его арестовали за письма, которые Казотт адресовал Понто и Руаньяну, в то время занимавшему пост секретаря Совета Мартиники. Когда республиканское правительство отправило 6-тысячный батальон с целью захвата острова, Казотт предложил план сопротивления безбожной власти: ведь он был военным специалистом, имел опыт борьбы с английскими морскими захватчиками и мог дать действительно ценный совет в том, что касалось необходимой обороны. В своих посланиях Казотт перечислял важнейшие пункты колонии, требующие особого укрепления. Отдельно он остановился на вопросе о провианте и боеприпасах. Именно эти письма республиканцы перехватили и прочитали.
Предоставим слово Жерару де Нервалю: «Республиканцы тогда повсюду искали доказательства роялистского заговора „рыцарей кинжала“; завладев бумагами королевского интенданта Лапорта, они обнаружили среди них письма Казотта к Понто; тотчас же было состряпано обвинение, и Казотта арестовали прямо у него в доме в Пьерри.
– Признаете ли вы эти письма своими? – спросил его представитель Законодательного собрания.
– Да, они писаны мною.
– Это я писала их под диктовку отца! – вскричала его дочь Элизабет, страстно желавшая разделить с отцом любую опасность».
Элизабет и ее отца немедленно арестовали и заключили в тюрьму при аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Жена Казотта тоже хотела отправиться вместе с ними, но ей не позволили сопровождать мужа и дочь. Шли первые дни августа, предшествовавшие печально знаменитой «сентябрьской резне». Пока еще заключенные пользовались относительной свободой. Во всяком случае, им предоставлялась возможность встречаться друг с другом время от времени, и тогда часовня превращалась в своего рода великосветский салон. Узники считали, что могут позволить себе достаточно вольные высказывания и откровенно радоваться успехам солдат, идущих к Парижу под командованием герцога Брауншвейгского. Его и в самом деле ждали как желанного избавителя и верили, что настанет день, когда можно будет покинуть тюрьму совершенно свободными, когда кровавая власть республиканцев будет наконец уничтожена.
Подобные откровенные проявления радости по поводу побед прусской армии вызывали озлобление у народа, который начал подумывать о том, что чрезвычайная комиссия при Законодательном собрании Коммуны работает непростительно медленно.
По Парижу распространились слухи, что во всех тюрьмах зреют роялистские заговоры, о том, что аристократы готовы поднять бунт уже при приближении герцога Брауншвейгского, и тогда, вырвавшись из тюрем, они постараются приложить все усилия к тому, чтобы республиканцы на собственной шкуре ощутили, что такое Варфоломеевская ночь.
Вскоре пришло известие о том, что прусская армия захватила Лонгви, а потом полетели уже ложные слухи, будто также захвачен и Верден. В этот момент и появился лозунг, которым немного позже начали оправдывать все зверства и самосуды, – «Отечество в опасности».
Беда пришла неожиданно. Однажды вечером заключенные, как обычно, беседовали в часовне, и вдруг появились тюремщики. Прозвучал приказ: «Женщины, на выход!», после чего раздался троекратный залп из пушек и барабанная дробь. Узники не успели даже почувствовать страх, а женщины тем временем уже покинули помещение. Два священника, быстрее других оценившие сложившуюся ситуацию, поднялись на кафедру и объявили пленникам, что им следует готовиться к смерти. Заключенные молчали, не в силах вымолвить ни слова: их шок был слишком велик. Почти сразу же после того, как священники произнесли слова последнего напутствия, в часовню вошли несколько тюремщиков в сопровождении простолюдинов, молча построили пленников у стены, отобрали 53 человека и увели с собой.
С этого момента люди начали исчезать с регулярным промежутком в 15 минут. Именно столько времени требовалось наскоро созданному судилищу, чтобы зачитать приговор осужденным. Оправдывали немногих; большинство были убиты немедленно после оглашения приговора у ворот часовни озверевшими фанатиками революции, которые добровольно взяли на себя обязанности палачей. Имя Жака Казотта выкрикнули около полуночи.
Казотт не потерял присущего ему хладнокровия, увидев не склонный к какому-либо прощению трибунал, председателем которого являлся главарь бандитов Майяр. Как раз в это время убийцы, жаждавшие все больше и больше крови, крикнули, что требуют судить не только мужчин, но и женщин. Их даже начали было выводить из камер, но Майяр пока не был настроен заниматься женщинами: видимо, ему пока хватало мужчин. Надзиратель Лавакри повел было арестанток обратно в камеры, однако Элизабет, услышав, как Майяр, перелистав свои бумаги, выкрикивает имя Казотта, бросилась к импровизированному судилищу.
Она успела как раз вовремя. Майяр за эти доли секунды уже вынес приговор старому Казотту. Он сказал свою сакраментальную фразу: «К производству!», что означало – «убить». Немедленно отворилась дверь, и перед взором несчастных осужденных и заключенных предстала страшная картина: двор аббатства, заполненный трупами, над которыми стояли убийцы, залитые кровью. Кругом слышались стоны умирающих и восторженный рев обезумевшей толпы. Казотта уже схватили убийцы, когда Элизабет кинулась к ним и начала горячо умолять пощадить старика-отца.
Убийцы не ожидали подобного проявления смелости и любви от юной и очаровательной женщины. Ее вид и благородство Казотта, вина которого к тому же выглядела малоубедительной и недоказанной, на какое-то мгновение привели в чувство возбужденную чернь, внушив столь не свойственное ей сострадание. Даже Майяр заколебался на мгновение, а один из убийц тем временем, наполнив вином стакан, протянул его Элизабет. «Гражданка, – заявил он, – если вы хотите доказать, что так же, как и мы, ненавидите аристократов и не имеете к ним отношения, то вы не откажетесь выпить это за победу республики и спасение нашей революции!».
Элизабет была готова на все, только бы спасти отца. Она немедленно приняла предложенный ей стакан и осушила его, не задумываясь. Толпа разразилась восторженными рукоплесканиями. Убийцы стали на удивление мирными и великодушными. Они тут же расступились, позволив отцу и дочери удалиться, и даже проводили их до дома.
На другой день после столь чудесного избавления друг Казотта Сен-Шарль явился к нему с поздравлениями. «Слава Богу, – воскликнул он. – Вам удалось спастись!». Однако Казотт грустно улыбнулся и произнес в ответ: «Не радуйтесь, мой дорогой Сен-Шарль, потому что эта свобода – совсем ненадолго. Только что мне было видение. Я знаю, что жандармы уже получили приказ от Петьона доставить меня к нему. Потом мне придется предстать перед мэром Парижа, а потом отправиться в Консьержери. Потом будет революционный трибунал и окончательный приговор. Таким образом, мы расстаемся навсегда, потому что мой час пробил».
Сен-Шарль, прекрасно осведомленный о предсказаниях Казотта, сделанных им в 1788 году, тем не менее не поверил ему. Он был склонен думать, что старый Казотт помешался от ужасных впечатлений той страшной ночи в аббатстве и потому не стоит всерьез воспринимать его так трагично произнесенные слова. Однако он все же рассказал о разговоре с Казоттом адвокату Жюльену, и тот, желая успокоить старика, предложил ему убежище в своем доме, где, как он предполагал, республиканцы его искать не будут. Но Казотт отказался. Он просто устал бороться с судьбой, да и не хотел, поскольку чувствовал, что уже прожил свою жизнь и цепляться за нее ему не пристало.
11 сентября в дом Казотта постучал жандарм и, как и предсказывал старый пророк, показал ему приказ об аресте, подписанный Петьоном, Сержаном и Пари. Человек из видения доставил Казотта в мэрию, а далее – в Консьержери, откуда практически никто еще не возвращался. Там условия содержания были гораздо строже, нежели в предыдущем месте заключения Казотта. Во всяком случае, здесь не признавались свидания и разговоры с друзьями.
Только настойчивость Элизабет помогла смягчить тюремщиков, позволивших ей ухаживать за отцом. Элизабет находилась при нем неотлучно, до самого последнего дня его жизни. Она снова и снова просила судей пощадить старика, однако на сей раз ее слушать не хотели. Фукье-Тенвиль провел 27-часовой допрос Казотта, после чего вынес заключенному смертный приговор.
Зная, что в первый раз Элизабет удалось спасти отца, растрогав проявлением любви бесчеловечных фурий революции, перед тем как огласить приговор, молодую женщину заключили в отдельную камеру. Адвокат Казотта тщетно пытался напомнить, что сам народ помиловал его клиента, так неужели же судьи останутся глухи к изъявлению народной воли? Но тем не менее именно так и было: судьи не желали ничего слышать и были намерены держаться принятого решения до конца.
Председателем этого трибунала был уже не патологический убийца Майяр, а бывший соратник Казотта по секте иллюминатов Лаво. Его речь, зафиксированная современниками, звучала выспренно и дышала ненавистью, словно он хотел отомстить, но за что – этого уже никогда не понять. «Бессильная игрушка старости! – заявил Лаво. – Твое сердце не смогло оценить все величие нашей святой свободы, но твердость суждений на этом процессе доказала твою способность пожертвовать самою жизнью во имя убеждений; выслушай же последние слова твоих судей, и да прольют они в твою душу драгоценный бальзам утешения, и да исполнят они тебя готовностью сострадать тем, кто приговорил тебя к смерти, и да сообщат они тебе тот стоицизм, что поможет тебе в твой последний час, и то уважение к закону, которое мы сами питаем к нему!
Тебя выслушали равные тебе, ты осужден равными тебе, но знай, что суд их был чист, как и совесть, и никакая мелкая личная корысть не повлияла на их решение. Итак, собери все свои силы, призови все свое мужество и без страха взгляни в лицо смерти; думай о том, что она не имеет права застать тебя врасплох: не такому человеку, как ты, убояться единого мгновения.
Но перед тем, как расстаться с жизнью, оцени все величие Франции, в лоно которой ты безбоязненно и громогласно призывал врага; убедись, что отчизна, бывшая прежде и твоею, противостоит подлым недругам с истинным мужеством, а не с малодушием, каковое ты приписывал ей.
Если бы закон мог предвидеть, что ему придется осуждать виновных, подобных тебе, он из почтения к твоим преклонным летам не подверг бы тебя никакому наказанию; но не сетуй на него: закон суров до тех лишь пор, пока преследует, когда же настает миг приговора, меч тотчас выпадает из рук его, и он горько сострадает даже тем, кто пытался растоптать его. Взгляни, как он оплакивает седины того, кто заставил уважать себя вплоть до самого вынесения приговора, и пусть зрелище это побудит тебя простить ему все, и пусть он сподвигнет тебя, злосчастный старец, на искреннее раскаяние, коим искупишь ты в это краткое мгновение, отделяющее тебя от смерти, все до единого гнусные деяния твоего заговора!
И еще одно слово: ты был мужчиною, христианином, философом, посвященным, так сумей же умереть как мужчина и как истый христианин – это все, чего твоя страна еще ждет от тебя!».
Буквально таким образом звучала эта странная речь, которую мало кто понял. Ее подоплека революционным гражданам была совершенно непонятна. Казотт скорее всего что-то понял, но никак своих эмоций не выразил. Весь его вид говорил о незыблемости убеждений, от которых он не намерен отрекаться даже под страхом смерти. Он был уверен: его совесть чиста. Поэтому приговоренный ограничился тем, что кратко произнес в ответ на речь Лаво: «Конечно, я, как и всякий другой человек, заслуживаю смерти, поскольку нет на Земле человека без греха, и высший закон всегда суров, но справедлив».
Перед смертью Казотт был удивительно спокоен. Когда ему состригали волосы, он попросил священника, напутствующего его перед казнью, часть их передать любимой дочери, которая пока еще находилась взаперти в тюремной камере. Он также успел написать предсмертные записки жене и детям, а потом по-прежнему мужественно и не теряя присутствия духа взошел на эшафот, сказав в последний раз: «Я умираю так же, как и жил. Я остаюсь преданным моему Господу и моему королю». Казотта казнили 25 сентября 1794 года на площади Карусель.
Таким образом закончилась жизнь Казотта, таинственного и необычного пророка, который запомнился современникам всегда несколько ироничным, добрым и неизменно спокойным. Для него совершенно не подходила навязанная ему высшими силами роль пророка. Этот дар приносил ему только страдания и огорчения.
Сам Казотт всегда считал себя всего лишь писателем, наиболее ценным произведением которого являлся роман «Влюбленный дьявол». Таким он хотел бы остаться в памяти потомков, но, к сожалению, если он и был писателем по призванию, то явно непризнанным. Во всяком случае, «Влюбленный дьявол» был переиздан совсем недавно и не вошел в золотой фонд мировой литературы. Так получилось, что скромная жизнь этого человека оказалась совсем незаметной. Он прославился только благодаря своей смерти. Но может быть, в этом есть высшая истина, ибо для провидца гораздо важнее переход в иные миры, нежели пребывание в обычной земной реальности.
Гуревич Арон ЯковлевичСудьба в саге В сагах есть еще один «персонаж», то отходящий на задний план, то выступающий вперед, но постоянно присутствующий в сознании героев. Это - судьба. Как уже было сказано, судьба у германцев и скандинавов - не стоящий над миром фатум, слепо раздающий награды и
Из книги Краткий курс сталинизма автора Борев Юрий БорисовичНЕ СУДЬБА Мать перед смертью сказала о Сталине: «Жаль, что он не стал
Из книги Шумеры. Забытый мир автора Белицкий МарианСУДЬБА ЧЕЛОВЕКА Говоря о предназначении человека, неизбежно хочется спросить: кто определял судьбы людей? Ответить на этот вопрос, как и на многие другие вопросы, связанные с религиозными верованиями шумеров, чрезвычайно трудно (мы уже говорили об этом, рассказывая о
Из книги Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта автора Коломийцев Игорь ПавловичАттила и судьба Тяжкое поражение на Каталаунских полях всерьез подорвало мощь и авторитет гуннов в Европе. Поход на Рим, прерванный в связи с эпидемией в войске кочевников, не смог восстановить их пошатнувшийся престиж. А через несколько лет смерть, простившая Аттилу на
Из книги Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина автора Зенькович Николай АлександровичСУДЬБА ТЕРРОРИСТА Делом Ильина занялась многочисленная следственная бригада КГБ. Конечно же, прежде всего ее интересовал вопрос: не стоит ли за террористом антигосударственный заговор? Со времени смещения Хрущева прошло совсем немного времени, и все хорошо помнили, как
Из книги История Крестовых походов автора Харитонович Дмитрий ЭдуардовичПроект мечтателя Еще один план в конце XIV в. выдвинул Филипп де Мезьер. Этот мечтатель, почитавшийся многими магом и волшебником, старший товарищ и наставник брата короля Франции герцога Людовика Орлеанского, весьма увлекся идеей крестового похода. Он призывал
Из книги В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 автора Герлах ХорстСудьба Мясник был хорошим товарищем. Другие люди, которых я встречал в лагере, не были столь бескорыстны.Новый бригадир, Коса, был здоровый, как медведь, сильный, ловкий и чрезвычайно дружелюбный. Первые несколько дней мне было непросто приспособиться к новой работе, но я
Из книги ТАСС уполномочен… промолчать автора Николаев Николай НиколаевичСудьба или… Косвенным виновником смерти популярного советского актера Владислава Дворжецкого так же, как и в случае с Урбанским, стал автомобиль.Весной 1978 года Дворжецкий вместе с приятелем выехал на гастроли в Гомель. Незадолго до этого он перенес инфаркт, и
Из книги Книга назидания автора ибн Мункыз УсамаСУДЬБА Я видел одного молодого туркмена из сыновей эмиров, бывших на службе у царя эмиров атабека Зенги, да помилует его Аллах. В этого юношу попала стрела, но не вошла в кожу и на глубину ячменного зернышка. Он сделался вялым, его члены расслабли, он лишился речи, и рассудок
Из книги Тайны Берлина автора Кубеев Михаил НиколаевичСудьба города - судьба людей Среди столиц Европы Берлин сегодня, пожалуй, отличается своей новой энергетикой. Его центр продолжает застраиваться, перестраиваться, его окраины обновляются. Но и седой старины в нем достаточно. А стоит пройтись по Унтер-ден-Линден к
Из книги Имам Шамиль [с иллюстрациями] автора Казиев Шапи МагомедовичСудьба Руновского Сдав дела новому приставу, Руновский вновь отправился на Кавказ, получив назначение состоять для особых поручений при наместнике Барятинском. Но в Тифлис он прибыл только в конце июля 1862 года, когда новым наместником, вместо болевшего Барятинского,
Из книги На линейном крейсере Гебен автора Кооп ГеоргСудьба Немец по происхождению, я еще в юности был заброшен судьбой на юг России, а потому не мог придать содержанию книги ту форму, в которой она представлена теперь. Исполненный сознания того, что немецкому народу будет интересно узнать, какую роль “Гебен” и “Бреслау”
Из книги Избранное. Молодая Россия автора Гершензон Михаил ОсиповичСудьба Исторически сложилось так, что судьба любого сколько-нибудь масштабного русского писателя, философа, ученого-гуманитария была судьбой как бы пророка поневоле. Сейчас нет возможности рассуждать о том, какими особенностями российской социальности и истории была
Из книги Творцы и памятники автора Яров Ромэн ЕфремовичСудьба В эти августовские дни 1918 года судьба Бонч-Бруевича начала круто поворачиваться. Но он сознавал, что главное - не в предстоящей перемене места и даже не в расширении масштабов работ. Жизнь его стала неразрывно связана с развитием отечественной радиотехники. Он