В этой статье мы рассмотрим образ "тургеневских девушек". Это словосочетание можно услышать довольно часто, но вот что оно обозначает? Для ответа на этот вопрос придется вспомнить Но сначала заметим, что современницы очень любили автора. У него было больше почитательниц, чем у любого другого русского писателя. Попробуем разобраться, чем же Иван Сергеевич заслужил такую любовь?

Личная трагедия и отношение к любви

Образ "тургеневских девушек" сложился благодаря своеобразному мировоззрению писателя. Во многом он обязан своему появлению отношению Тургенева к любви. Писатель всю свою жизнь питал безответную страсть к Полине Виардо, известной французской певице. Это чувство помешало Ивану Сергеевичу жениться, он даже пошел на дипломатическую службу, чтобы быть ближе к предмету воздыхания. Но все было напрасно - Виардо была замужем и любила супруга.

Эта любовная неудача отразилась на мировоззрении Тургенева. Он перестал верить в то, что чувство может сделать человека счастливым. Для писателя любовь стала непреодолимой силой, которая легко ломает даже самую стойкую личность. В этом можно убедиться на примере судьбы Базарова. Тургенев был уверен в том, что, столкнувшись с чувством, человек не сможет остаться прежним - любовь перемелет его. В ней автор видит обреченность, неотвратимый фатум.

Героини

Образ тургеневской девушки является неким воплощением рока, который призван разрушать жизни - познав любовь, герой обречен на гибель духовную и физическую. Его персонаж либо умирает, как Базаров, либо угасает, как Павел Петрович Кирсанов, который безответно был влюблен в княгиню Р. После того как она умерла, он теряет внутреннюю силу, существует по инерции.

Исходя из сказанного, можно было бы предположить, что женщина, обрекающая мужчину на смерть, должна иметь нечто демоническое. Но Тургенев не позволяет себе взвалить всю ответственность на героиню. Наоборот, он создал практически идеальный образ женщины, какой не удавалось создать ни одному русскому писателю. Имена этих совершенных барышень:

• Елена Стахова («Накануне»);
• Зинаида («Первая любовь»);
• Наталья Ласунская («Рудин»);
• Лиза («Дневник лишнего человека»);
• Ася из одноименного произведения;
• Лиза Калитина («Дворянское гнездо»);
• Вера («Фауст»).

Что касается романа «Отцы и дети», то не подходит на роль "тургеневской барышни". Скорее к ним можно причислить Фенечку и Катю.

Образ "тургеневских девушек": характеристика

Героини писателя разные, но у них есть и общие черты.

Все "тургеневские девушки" очень женственны. Они могут быть и не красивы на первый взгляд, но в них есть что-то особенное. Его героини «не от мира сего» - очень романтичны, много читают, впечатлительны, живут в своем мире. Показательно в этом отношении описание Натальи («Рудин»): «оставалась неподвижной… задумывалась… опускала руки… на ее лице отражалась работа мыслей… она чувствовала сильно и глубоко, но тайно».

Тургеневская девушка очень нравственна и безукоризненно добродетельна. Самое важное для нее - быть честной перед собой и не пойти против совести. Только тогда она может быть счастлива. Со стороны может показаться, что такие героини беспомощны и слабы, но это совершенно не так. В них заключена большая сила, которую дает им чувство нравственного долга. Сломить такую героиню невозможно, если она приняла решение, то уже не изменит его.

"Тургеневские барышни" могут легко принести себя в жертву, но только ради любимого человека. В этом снова проявляется их внутренняя сила. Часто духовной потенциал таких героинь намного выше, чем у любого героя-мужчины. Из-за их необычного характера судьба "тургеневских девушек" складывается очень необычно. Например, Елена из «Накануне» отправляется на войну, Марианна из «Нови» оказывается в самом центре революционных событий, Лиза Калитина («Дворянское гнездо») находит успокоение только в монастыре.

Героиня Тургенева обязательно чему-то служит. Это может быть любимый мужчина, высшая идея, а подчас и то, и другое. При этом в ней уживаются совершенно противоречивые черты характера, например, трезвость ума и упрямство, порывистость.

Итак, мы разобрали основные характеры персонажей. Ниже можно будет увидеть план. Образ "тургеневской девушки" по нему будет гораздо легче проанализировать. Мы же для примера возьмем Асю.

Внутренняя сила

Писатель создает новый женский образ. В его героинях ничего не остается от прекрасных дам Средневековья, которые считались идеалом. Такие женщины были покладисты, смиренны и ждали действий от мужчин. Образ "тургеневской девушки" в повести или романе совершенно не такой. От нее можно ожидать, что она сама займет место рыцаря и спасет своего возлюбленного от всех бед. Поэтому назвать такую барышню безвольной и слабой - непоправимая ошибка. Просто разглядеть ее потенциал сразу не удается. При этом героини Тургенева остаются верны себе, они всегда внутренне цельны, их не раздирают противоречия и сомнения. Вот, для примера, описание Лизы Калитиной: «проникнута чувством долга… с сердцем кротким и добрым… она любила одного Бога нежно, восторженно, робко».

Лиза Калитина

Рассмотрим образ "тургеневских девушек" на примере героини романа «Дворянское гнездо». Лиза Калитина предстает обычной провинциальной барышней, которая во всем подчиняется матери и целыми днями музицирует. В будущем ей предрекали хорошую партию, то есть завидного жениха. Приняв эту судьбу, она могла бы прожить такую же жизнь, как и многие ее ровесницы. Однако обыкновенна Лиза только на первый взгляд. Особенность героини подчеркивает сам автор. Он знакомит читателя с каждым героем, расписывая его прошлое, но Лизу нужно понять, разгадывая характеристики, которые дают ей другие. И при этом надо учесть, что окружающим не сразу удается понять девушку. Так, Лаврецкий составляет о ней совершенно после первого знакомства неверное суждение. Лишь со временем ему удается разгадать Лизу и выяснить, что у них много общего. Единственное, что их отдаляет, - это вера в Бога: Лиза убежденная христианка, а Лаврецкий атеист. Девушка очень пылко рассуждает о свое вере, забывая обо всем на свете.

Любовь Лизы

Образ "тургеневской девушки" очень невинен. Это неопытное создание, мало знакомое с реальной жизнью. Именно поэтому Лиза не сразу понимает, что полюбила Лаврецкого. О своей привязанности она узнала, только осознав, насколько много общего у нее с возлюбленным.

Примечательна сцена объяснения между молодыми людьми. На протяжении всего разговора Лиза молчит. Но писатель передает ее чувства через движения, мимику и жесты. Герои счастливы. И только после этой сцены Тургенев рассказывает нам о прошлом Лизы, что дает ключ к пониманию ее характера.

Приняв свое чувство, героиня уже ни в чем не сомневается. Но появление жены Лаврецкого, которая оказывается жива, разрушает ее счастье. Она считает это наказанием и видит один для себя выход - уход в монастырь. Но и в этом решении девушка верна себе. Совершить этот поступок велит вера в Бога.

Образ "тургеневской девушки" в повести «Ася»: план

Чтобы облегчить себе процесс анализа персонажей, можно составить общую схему рассуждений. Выглядеть она будет следующим образом:

1. Краткая характеристика произведения: название, тематика и проблематика.
2. Общая характеристика главной героини.
3. Подробное рассмотрение ее черт и поступков.
4. Ответить на вопрос, повлияло ли детство и воспитание на становление личности.
5. Отношения героини с возлюбленным.
6. Сюжетная развязка и подведение итогов.

Повесть «Ася»

Теперь попробуем, пользуясь нашим планом, разобрать образ "тургеневской девушки". «Ася» была написана в 1857 году. Эта повесть рассказывает о девушке, рожденной от связи барина и крестьянки. Писатель не раз видел судьбы таких детей, поэтому тема была ему близка и понятна.

Теперь перейдем к описанию Аси. Она предстает типичной "тургеневской барышней". Девушка не особенно красива, зато миловидна, грациозна, в ней много личностного обаяния и неповторимости. Вот какой описывает ее сам автор: «было нечто особенное в ее смугловатом крупном лице… с маленьким тонким носиком, светлыми глазками, детскими щечками». В ее облике много светлого и даже детского. На героя она произвела при первой встрече странное впечатление - слишком много резкого и стремительного было в ее жестах и поступках.

Как обычно, "тургеневская девушка" открывается не сразу. Вскоре становится ясно, что ее поведение можно объяснить прошлой жизнью. Несмотря на свой возраст, она понимает двойственность своего положения, и эта двойственность передалась ее характеру.

Чувства Аси

Образ тургеневской девушки в повести «Ася» очень ярок. Особенно это проявляется в тот момент, когда героиня осознает, что на нее обратил внимание рассказчик. Начинаются встречи, они разговаривают, и мужчина понимает, насколько духовно богата Ася. Девушка раскрывается все больше, становится ясно, что она свято уверена в том, что человек способен совершить все, что угодно, было бы желание. При этом Ася романтична и деятельна, ей нужно занятие, она не может спокойно сидеть на месте. Любовь придает ей новые силы, делает ее счастливой, окрыляет.

Но счастью не суждено было сбыться - главный герой не распознал любви, побоялся мнения света и отказался от героини. Именно поэтому оставляет его до конца дней несчастным и не дает другой семьи и любви Тургенев. Ася (образ "тургеневской девушки" безупречен) предстает идеалом, который был предан самым близким человеком.

В человеческой жизни существует некоторое, назовём его, коромысло,
с двумя чашами, наподобие весов богини правосудия. На одной стороне
этого коромысла находится всё материальное (видимое); на другой
– всё духовное (невидимое). Таким образом, если материальное идёт
вниз, то вверх идёт духовное; если духовное опускается вниз, то
растёт материальное. Иные под понятием «материальное идёт вниз»
разумеют следующее: чем больше материального они положат на эту
чашу весов, тем более она пойдёт вниз под действием тяжести материальных
благ, и тем выше, по определению, должна взметнуться духовная
чаша весов. Последнее берется за постулат истины, и не принимается
во внимание другая сторона: если положить на чашу духовную столько
же духовного, сколько в вышеуказанном случае материального, то,
по идее, должно происходить наоборот: духовное тяжелеет и опускается
вниз, а материальное растёт. Так что есть тогда низ и верх? Ведь,
и в том и в другом случаях не понятно, в какой стороне находится
богатство духовное и в какой материальное. Всегда возможно говорить
и о том и о другом, совершенно не боясь войти в противоречие со
своей собственной логикой.

Необходимо рассмотреть как это коромысло вообще образовалось.
Представьте себе, символ Овна: рога, которые разветвляются в разные
стороны. Таким же образом, и происходит разъединение воли при
эволюции человека. От рождения он представляет собою всецело единую
волю, которая прогрессирует в естественной связи с волей в природе.
Следом у живого существа начинает оформляться мозг и, вместе с
ним, сознание. В определенной точке его жизненного пути, сознание
начинает уходить в одну сторону, воля – в другую. Поэтому и складывается
ощущение раздвоенности сознания. В более зрелом возрасте образуется
противопоставление воли сознанию (интеллекту). И мы наблюдаем
так называемое коромысло жизни.

Стало быть, в развитии человека, есть некая точка «Х», или 0,
от которой происходит движение в разных направлениях: от 0 до
10 (или) – в одну и в другую сторону.

Не трудно догадаться, что, разветвляясь, воля имеется в обеих
сторонах. В одной части – она представляет собою саму себя, в
другой – к ней примысливается интеллектом религиозность, сексуальность
и воля к власти, которые в круговую пребывают друг в друге, и
в общем смысле утверждают этику (Спиноза); нравственный закон
(Фихте); категорический императив (Кант), утренний туалет, молитва,
труд (Бодлер); мир, труд, май (Ленин): «Мои желанья – Власть,
собственность, преобладанье. Мое стремленье – дело, труд» (Фауст.
Гёте.). Кстати говоря, Бодлеру принадлежат такие слова: «В
любом человеке, в любую минуту уживаются два одновременных порыва
– один к Богу, другой к Сатане. Обращение к Богу, или духовное
начало,– это желание возвыситься, ступень за ступенью; обращение
же к Сатане, или животное начало,– это блаженство нисхождения».

То есть, то к чему примысливает интеллект всё приходящее извне,
дано ему априори в виде воли, которой, с другой стороны, интеллект
сознательно противопоставляется. Короче говоря, то, что находится
во мне, то я вижу вне меня, и это видение презираю – следовательно,
я люблю и ненавижу себя: как «лишний» человек Тургенева. Об этом
чуть ниже.

Я же останусь верен себе и, исходя из вышеизложенного, назову
то, что пребывает всегда вместе с нами, то, что не является приходящим
извне, то, что этому приходящему устанавливает определенную ценность,
то, что может одновременно принимать и отвергать, презирать и
уважать, объединять и разрушать, высшим чувством. Оно – это высшее
чувство, и оно есть – любовь: любовь – метафизическая.

Итак, одна чаша весов представляет собою, исключительно, метафизическую
волю, которую мы непосредственно воспринимаем в чувстве любви.
То есть, я как субъект мира, имею в самом себе, то же самое, что
имеют все. Одна единая воля действует в каждом отдельно взятом
человеке, той маленькой частью, которой он сопричастен со всей
сутью мира и природы. Таким образом, мне всё равно, что говорит,
делает, как себя ведёт и.т.д., другой субъект мира, я сопричастен
с ним метафизически – он мой брат. На какой бы лестнице социального
развития он не находился, это не влияет на мое чувство единения
с ним. Я не расцениваю состояние другого, которое выражено внешним
выражением, как то, что оно или выше или ниже: метафизически,
мы все подобны. Я признаю, в этой связи, правоту каждого, его
свободу, его отношения, к тем или иным событиям, я готов помогать
ему, если он находится в опасности, если его жизнь под угрозой,
так как этого требует воля к жизни, которая так же пребывает во
мне, как и в другом. Я не требую взамен моей помощи другому, от
него, того же самого, ибо я помогал в нём самому себе. Мне не
интересно всё материальное, оно не есть метафизичное, следовательно,
не даёт возможности расти в гармонии с природой. Я не страшусь
оказывать помощь своему ближнему, так как он не может попросить
у меня более того, что я имею. Никто, в здравом рассудке, не будет
просить у бедняка миллион в займы. Но если моему ближнему будет
необходимо то, что у меня есть в наличии, и оттого, помогу я ему
или нет, зависит его дальнейшее развитие, то я без колебаний сделаю
всё, что от меня зависит, не требуя возврата. Я дам ему в долг,
и забуду про эти деньги, так как я их давал не конкретному человеку,
а его воле, его сути, его природе. Так же я отнесусь и к детям:
ведь, если ребенок попросит воды, то кто даст ему змею? – как
говорится в Евангелии. Я чувствую своё тождество с людьми, поэтому
люблю их всех, как самого себя, и не требую от них по отношению
ко мне любви, потому что уже этим фактом, я получил довольно того,
чего мне необходимо. Когда, ко мне относятся плохо, я прощаю это
тому, кто так поступил, потому что считаю всякого рода обиды,
не имеющими отношения к метафизике воли, ибо она воспринимает
всё непосредственно, не разграничивая в себе добро и зло.

Поэтому я иду к людям. Кем бы они ни были, чтобы они собою не
представляли, я иду к ним с понятием внутренней сути, которая
обесценивает всё внешнее. Я плыву в океан мироздания, и этот океан
состоит из людей: каждый человек – это капля в море любви, из
этих капель оно и состоит. Исключая, людей, из своего бытия, мы
капля по капле, осушаем это море, оставаясь в полном одиночестве,
мучимые жаждой. Мы, состоящие на 70 % из воды, не можем не пребывать
в ней – она наша потребность.

Я не иду с чувством любви в мир; я пребываю в гармонии с ним:
мне некуда идти – оно постоянно во мне. Жертвую материальным.
Жертвенные дары ложатся на материальную чашу весов. Они идут вниз,
а я иду духовно вверх. Я отдаю материальное, чтобы возвыситься
духовно. Моё внутреннее пространство освобождается от преходящего,
чтобы наполниться вечно пребывающем во мне, с самого начала моего
существования. Моя воля расширяется и несёт меня ввысь. Я люблю,
и нахожу своё высшее чувство – прекрасным даром богов. Я вместе
с людьми, и без них. Во мне польза, и я сам польза. Я становлюсь
тем, кем мне суждено было стать. Когда же, духовное переполняется
содержанием, то духовна часть коромысла, устремляется вниз (опустошается,
посредствам передачи знания и опыта), а материальная чаша поднимается
вверх: «И не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во
сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцев, и матерей,
и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной». (Мк., 10;
30).

Таким образом, когда я стремлюсь вниз, в метафизичность, меня
возносит вверх. Моя духовность, мой психологизм, моё сознание
– светло и ясно. В нём я вижу всё по другому, и это другое даёт
мне отсутствие постоянных вожделений к множественному, а научает
меня обходиться имеющимся. Здесь, я понимаю свою самость, поэтому
становлюсь самодостаточным. Я не одинок. Я в мире, и мир во мне.
Природа – мой кров, моя семья – моё счастье, мои дети – моя любовь.
Люди, которые меня окружают – мои братья. Я человек – в метафизическом
смысле.

Так говорит человек, который пребывает вместе с высшим чувством,
который осознал свою собственную метафизическую природу воли.
То есть, он живет в гармонии с природой, которая предписывает
человеческому существу sacrificium intellectum (лат. жертвование
интеллектом), – как говорил Тертуллиан. Другими словами, человек
интуитивно входит в двери открытые, избегая закрытых. Его ведёт
воля, можно сказать, бессознательно для него самого, но это, действительно,
лучше, чем ломиться в закрытую дверь, только лишь, надеясь или
предполагая, что за ней находится то, что предполагалось ранее,
– зачастую, надежды и результат не совпадают друг с другом.

«Мир духов рядом, дверь не на запоре, Но сам ты слеп, и все в тебе мертво. Умойся в утренней заре, как в море, Очнись, вот этот мир, войди в него». Гёте. Фауст.

Трагический образ лишнего человека

Прежде, чем рассматривать «Дневник лишнего человека» Тургенева
, я приведу пример одного лишнего
человека настоящего времени. Зовут его Джон Вон Эйкен – генеральный
директор «John Von Achen International» (американский учитель
(тренер) по искусству торговать). Почему он лишний? По отношению
к людям вообще. Это, первое условие, по которому любое лицо, превозносящее
себя перед всем остальным человечеством, можно определять категорией
– лишнее. Как это происходит. Берём два высказывания вышеназванного
«педагога». Вот они. (1) «Посмотрите на людей в России. Вы можете
буквально ощутить, что многие из них несчастливы, что они чувствуют
себя обманутыми (судя по всему, им же самим). Они даже не замечают,
как проходит их жизнь». (2) «Я не учу людей быть американцами.
На своих семинарах я смеюсь над американцами: США – страна с самой
большой концентрацией мотивированных идиотов». («Ростовский бизнес
журнал». №21(5), 2005, с. 50). То есть, в России, он, якобы помогает
несчастным. В Америке – видит одних только идиотов, употребляя,
при этом слова, которые лживы и которые происходят от способности
рассудки мыслить категориями выгод, или диалектико-эвристически.
Вернувшись к себе домой в Америку, сэр Джон, будет говорить абсолютно
обратные вещи. Так он и будет всю свою жизнь видеть в других несчастных,
которым он помогает, но однажды с ясным чувством осознает всю
бесполезность своей жизни. Здесь мы наблюдаем американское явление
под названием миссия – этакое безобразное словечко, которое прикрывает
кучу мусора, скрывающегося под ним. «Пока человек живёт, – пишет
Тургенев, – он не чувствует своей собственной жизни; она, как
звук, становится ему внятною спустя несколько времени». Таким
образом, человечек он потерявшийся, как верно назвала таких типов,
в своём стихотворении, одна молодая русская поэтесса. Следовательно,
человек он – лишний. Наверное, потому, что «быть полезным
человеком всегда казалось ему ужасной гадостью» , как
сказал бы Бодлер.

А.П. Никитин. И.С. Тургенев. 1957 г.

Тургеневский лишний человек, предстаёт перед нами в образе человека,
который должен через две недели, в виду своей болезни, умереть.
То есть, Тургенев помещает его в некоторый цейтнот по времени,
что и выражено установлением даты смерти. Теперь, по замыслу автора,
человек начинает размышлять над прошедшей своей жизнью, которая
осталась в нём самом – воспоминаниями, переживаниями, ощущениями.
Таким образом, мы видим проявление процесса, если так можно выразиться,
«предсмертного самопознания», который на поверхность выносит следующее
содержание: «Чем глубже я вникаю в самого себя, чем внимательнее
рассматриваю всю свою прошедшую жизнь, тем более убеждаюсь в строгой
истине этого выражения. Лишний – именно». Потому что люди, среди
которых он существовал, не приняли его жертв, не отблагодарили
за его прелестное к ним отношение, не любили его так, как любил
их он. Маменька его «была дама с характером…очень добродетельная
дама. Только я не знавал женщины, которой бы добродетель доставила
меньше удовольствия. Она падала под бременем своих достоинств
и мучила всех, начиная с самой себя. В течение пятидесяти лет
своей жизни она ни разу не отдохнула, не сложила рук; она вечно
копошилась и возилась, как муравей, – и без всякой пользы, чего
нельзя сказать о муравье. Неугомонный червь ее точил днем и ночью».
Один раз он видел её совершенно спокойной, а именно: в гробу.
«Да, хорошо, хорошо отделаться, наконец, от томящего сознания
жизни, от неотвязного и беспокойного чувства существования!».
Учитель Рикман – «худосочный и слезливый немец, необыкновенно
печальное и судьбою пришибленное существо, бесплодно сгоравшее
томительной тоской по далекой родине». Терентьевна – нянюшка,
которая пытается извлечь напоследях всю возможную пользу из него
самого. По поводу чего он восклицает: «О дряхлое, жёлтое, беззубое
существо! Неужели и для тебя я не человек!». Его приятели – обращались
с ним странно: «Всякий раз, когда я им попадался навстречу или
даже к ним заходил. Им становилось словно неловко; они, идя мне
навстречу, как-то не совсем естественно улыбались, глядели мне
не в глаза, не на ноги, как иные это делают, а больше в щеки,
торопливо пожимали мне руку, торопливо произносили: «А! здравствуй,
Чулкатурин!», тотчас отходили в сторону и даже некоторое время
оставались потом неподвижными, словно силились что-то припомнить».
Старуха Ожогина – «тупорожденное существо». Сам Ожогин – ни хороший,
ни плохой. Длиннолицая барышня с красным и глянцевым носом – «вся
насквозь наспиртована какой-то кислой скукой и застарелой неудачей».
Князь – «пустой петербургский выскочка и мирлифлер». Да, и вообще:
«О люди! Точно, жалкий род!».

В другой повести Тургенева «Ася» героиня, напротив, сходится с
некрасивой, загнанной и бедной девушкой. Остальные же девушки,
выходящие из знатных фамилий, с которыми она воспитывалась, не
любили её потому, что она «хотела целый мир забыть о её происхождении;
она и стыдилась своей матери, и стыдилась своего стыда, и гордилась
ею». Как бы то ни было, во всех вышеприведенных случаях, мы имеем
дело с различными атрибутами отношений различных людей к внешнему
миру, к миру человеческих существ. Таким образом, неизменным остаётся
само по себе отношение, тогда как атрибуты его могут быть двоякого
вида: либо презрение к людям состоятельным и любовь к несчастным
(презренным), либо любовь к состоятельным и презрение к несчастным.
И то, и другое есть следствие самолюбия. Необходимо, возвысить
самого себя, унижая при этом кого-нибудь другого. Каким образом,
необходимо этого достигать лишнему человеку абсолютно всё равно
– он всегда прав.

Сартр подобное отношение к миру, на примере Бодлера, обосновывал
безосновностью сознания Бодлера, которую он любой ценой стремился
от себя утаить. Грубо говоря, Бодлер у Сартра, вполне укладывается
в тургеневское понятие «лишний человек». «Природа страшит его
(Бодлера), – пишет Сартр, – именно потому, что в ней отражается
безосновность его собственного сознания ».
С другой стороны, нам должно быть понятно, что природа (её метафизичность,
её воля) и есть то основание, на которое опирается лишний человек.
Он обязательно должен унизить то, на что ему необходимо стать,
наподобие того, как мы подставляем табуретку, для того чтобы заменить
перегоревшую лампочку. То есть, в сознании есть понятие о достаточном
основании всего того, что происходит в природе, но оно у лишнего
человека, отражается конкретно – основа – это земля, на которой
он стоит, возвышаясь над ней. «Природа действовала на меня чрезвычайно,
но я не любил так называемых ее красот, необыкновенных гор, –
пишет Тургенев в «Асе», – утесов, водопадов; я не любил, чтобы
она навязывалась мне, чтобы она мне мешала».

Природа – грех. Дух – сатана. И оба Родят сомненья, недоверье, злобу. (Гёте. Фауст.).

Но уже в «Дневнике лишнего человека», автор которого стоит на
пороге смерти, в виду которой только и возможно просветление сознания,
имеется: «Эти двадцать дней являются мне чем-то теплым, молодым
и пахучим, какой-то светлой полосою в моей тусклой и серенькой
жизни. Память моя становится вдруг неумолимо верна и ясна только
с того мгновения, когда на меня, говоря словами тех же дурно воспитанных
сочинителей, обрушились удары судьбы». Он пишет: «Весна, весна
идет! Я сижу под окном и гляжу через речку в поле. О природа!
природа! Я так тебя люблю, а из твоих недр вышел неспособным даже
к жизни». Здесь мы соглашаемся с Сартром, который говорил, что
природа – это жизнь. В этой самой природе лишний человек и видит
свою будущую жизнь в виде компенсации страха перед смертью. Но,
опять же, природа представляется прекрасной во внешних формах,
в видимости её проявлений, которые более наслаждают взгляд, чем
метафизическое её понимание; то есть, сущность природы не ощущается
непосредственно в самом себе как нечто доброе, а, напротив, внутри
него живёт грех и сатана (имеется в виду – сознательное представление).

Стало быть, основанием сознания лишнего человека выступает всё
же окружающая его реальность. Лучший из неё, некий выскочка из
общей массы, некая голова, которая высунулась из природного моря
на поверхность глотнуть свежего воздуха для того, чтобы вновь
уйти под воду, является, вместе с тем, и лишним объектом мира
в представлениях о самом себе. Отсюда растут корни всевозможных
исповедей, стремления к греху, к злому, к чему-то интеллектуально
воображаемому, которое находится внутри человека. Он воспринимает
все движения внутри себя болезненными, он стремится в общество,
к людям, ждёт от них признания, если не находит его, то уходит
в себя, пугается и изливает свою ничтожность в исповедях (Августин):
«Точно помнится, во мне даже в течение этой недели изредка шевелился
червь… но наш брат, одинокий человек, опять-таки скажу, так же
не способен понять то, что в нем происходит, как и то, что совершается
перед его глазами». Так как он не желает что-либо делать для других,
а мечтает только лишь о том, что другие непременно должны делать
всё для него: они должны его любить, хотя бы за то, что он есть.
Его бытие, безусловно, обосновывает все его высочайшие притязания
на место барана в стаде овец. И чем более он пропитывается неприязнью
к метафизике природы, чем более он её ненавидит, как нечто в нём
самом, которое ему мешает, о которой он даже не может и помыслить,
тем более он становится изгнанником, одиноким и никому не нужным
существом, то есть, он идёт в противоположную сторону от высшего
чувства, он идёт в материальность, объективность, рациональность
– в неудовлетворенность. «Испытывая боль, – говорит Сартр, – он
ставит себя в положение человека, не принадлежащего этому миру».
Так и становится для него любовь неестественным чувством, которое
есть болезнь.

«Несчастие людей одиноких и робких – от самолюбия робких – состоит
именно в том, что они, имея глаза и даже растаращив их, ничего
не видят или видят всё в ложном свете, словно сквозь окрашенные
очки. Их же собственные мысли и наблюдения мешают им на каждом
шагу». В любого человека заложено стремление к поиску оснований
своих действий и поступков; кому-то они видятся в нём самом, а
кому-то они хотя и представляются его собственными основаниями,
но к этому ещё добавляется некий внешний мотив, который подвигает
человека к тем или иным действиям. Первый – менее зависит от внешнего,
чем от себя самого, в то же самое время, за внешним он признает
некую вторичную величину, которую отрицать не имеет смысла, но
в руководстве к действиям в работу включается дух отрицания внешнего
и видимого. Второй, напротив, видит во внешних мотивах основу
своих действий, то есть причину. Он как бы ассимилирует себя с
внешними объектами и наделяет их своим субъективным содержанием:
его либидо изливается вовне, в объект, например, любви, что естественным
образом порождает внутреннее ожидание такого же обратного отношения
и к нему. Увиденное, таким образом, наслаждает лишнего человека,
но наслаждение происходит по причине обмана чувств: он обманывается,
следовательно, наслаждается, он врёт, следовательно, удовлетворяется.
Ведь, как пишет Тургенев: «Ложь так же живуча, как и истина, если
не более».

Находясь в состоянии иллюзорной влюбленности, бессознательно лишний
человек нуждается в том, чтобы объект его вожделений презирал
его. Чем более он его презирает, тем более разгорается в нём чувство
любви, другой стороной в которой, собственно говоря, пребывает
метафизичность этого чувства. Оно являет себя злом, которое разрывает
и рубит всю прелесть ожиданий. Хотя ожидания эти носят отпечаток
индивидуального характера лишнего человека, они просто имели бы
место в природе, как таковые, никуда не ускользающие, всегда имеющиеся
в недосказанности, в молчаливости: «Иная возвышенная русская девица
так могущественно молчит, что даже в подготовленном человеке подобное
зрелище способно произвести легкую дрожь и холодный пот». Но не
будем лишнего человека называть «подготовленным». Отнюдь: образ
женщины его страшит более, чем исчадие ада. Женщина, словно потребительский
пылесос, не прилагая абсолютно никаких усилий к этому, вытягивает
всё нутро лишнего человека наружу в виде либидо, которое пулей
устремляется в горнило того, что его так сильно пугает с детства.
Вспомним в этой связи его отношение к матери и мощную инфантильную,
по-детски нежную и юную, любовную привязанность к отцу, ласки
которого и поцелуи сохраняются в лишнем человеке на всю жизнь,
и даже на пороге смерти они ему кажутся единственными светлыми
пятнами его жизни. Уже тогда, в самом детстве, в него закладывались
зачатки будущего нарциссизма: «Походя некоторое время по зале,
я, наконец, остановился перед зеркалом, достал из кармана гребешок,
придал моим волосам живописную небрежность и, как это иногда случается,
внезапно углубился в созерцание моего собственного лица». Или
у Сартра о Бодлере есть цитата: «Медленными шагами, несколько
развинченной, слегка женской походкой Бодлер шел по земляной насыпи
возле Намюрских ворот, старательно обходя грязные места и, если
шел дождь, припрыгивая в своих лакированных штиблетах, в которых
с удовольствием наблюдал свое отражение. Свежевыбритый, волнистыми
волосами, откинутыми за уши, в безупречно белой рубашке с мягким
воротом, видневшимся из-под воротника его длинного плаща, он походил
и на священника, и на актера». (Camille Lemonnier. См.: Crepet
E. Op. cit. P. 166). В другом месте, Сартр, продолжает: «В «Фанфарло»
он признается, что смотрится во все зеркала; это значит, что он
хочет доискаться до себя такого, каков он есть. Вместе с тем в
заботе о внешнем виде стремление обнаружить себя извне, как вещь,
соединяется с ненавистью ко всему данному. Ведь в зеркале он ищет
самого себя, но таким, каким он себя создал». Таким же образом
лишний человек рассматривает себя в другом объекте; то есть, объект
является для него зеркалом, в котором он видит самого себя, не
замечая при этом того, что другой объект целиком и полностью состоит
из его собственных представлений о нём, что, по определению, к
самому объекту ни в коей мере не относится. Он так далеко планирует
от своих чувств, от своего внутреннего мира, он так страстно ищет
на причале тот столбик, к которому можно привязать свою шхуну,
не обращая внимания на якорь, который в ней имеется, что даже
не способен понять одного, – приятен он или нет объекту, любви
которого добивается всеми силами. Эта заноза его индивидуальности
укоренена в нём в виде его врожденного темперамента до такой степени
мучительна для него самого, что, пытаясь её вырвать из себя, он
и не подозревает о невозможности осуществления такового глумления
над природой. И ещё более тягостно ему становится тогда, когда
во внешних проявлениях объекта он замечает его пренебрежительное
отношение к его любви: она (Лиза) его не любит! Следовательно,
он себя ненавидит: «Фу ты, боже мой! что я за ничтожное существо!».

Но, что есть слова? Слова – no vale nada (ничего не стоят), как
говорят испанцы. В самом деле, слова, в особенности лишнего человека,
есть пыль, ширма, за которыми скрывается грандиозное чувство собственного
возвеличивания. Миру непременно необходимо донести, как ему тяжело
и трудно, но он потому и особенный человек, что превозмогает самого
себя, преодолевает великие трудности, борется со своими пороками
и прочее в таком же роде. Однако, его отношение к людям от этого
не становится лучше: они для него, так и остаются чернью. Трудно
мне здесь отличить лишнего человека от того разбойника, которого
распяли на кресте, и который с ненавистью оплевывал, вися на нём,
столпившуюся внизу толпу зевак, и осыпал её проклятиями. Судя
по всему, это как-то облегчает расставание с миром: – расставание
мучительное, абсолютно не желаемое. Следовательно, жизнь – любима;
но любима своя жизнь, ибо чужая презирается. А если чужая жизнь
видится ему лучшей, чем его собственная и, вдобавок ко всему прочему,
если она каким-нибудь образом влияет на существование лишнего
человека, то её всенепременно необходимо низвести в разряд более
низкий и ничтожный. Как мы видим на примере любви Лизы к князю.
Он собирается объясниться с предметом своего вожделения, но в
тот самый момент, когда он остаётся наедине с этим предметом,
язык его перестаёт действовать; то он собирается навсегда бежать
от неё, оставив, конечно же, письмо, наполненное упреков, – если
говорить прямо, то любовное письмо, как одна из форм объяснения
в любви, чтобы обязательно, кто-то знал об этом (желает, чтобы
его пожалели), – но, опять же, новый мотив, новое оправдание,
скидка на чувство справедливости не дают ему совершить планируемое;
то он приносит себя в жертву, благословляя Лизу на счастливую
любовь, которая и не замечала этого вовсе; то он мечтает зарезать
своего соперника, князя, и уже ему, как сладкий сон, мерещится
отчаяние объекта любви, но, оказывается, что нет подходящего места,
где можно было бы это осуществить. Короче говоря, он желает лишь
одного: чтобы кто-нибудь обратил на него внимание. Хотя не понятно,
какого рода должно быть это внимание, если человек носит в голове
такие намерения. С другой стороны, если бы он действительно был
человеком злым, как он того желает (о чём чуть ниже), то это можно
понять, но он-то человек всецело добрый; ведь, только доброго
и мучают постоянные сомнения в правильности выбора дальнейших
своих действий. Мечтания о будущей мести для лишнего человека
гораздо лучше, чем сама месть, так как он подвержен угрызениям
совести (он же добр), то есть его способность сожалеть о прошлых
своих деяниях – вполне конкретно воспринимаемый им психический
процесс. Его рассудок мыслит категориями будущности, он устремлен
вперед, в достижения, в труды, и всё у него впереди. Как в «Собачьем
сердце», предсказательница будущего в цирке, ответила Шарикову
на его вопрос о том, какое самое главное событие в его жизни.
«Самое главное событие вашей жизни, – ответила она, – у Вас впереди».
Так и здесь, постоянное стремление вперед есть страх перед тем,
что подступает сзади: логика прошлого его страшит более, чем муки
будущего ада, но, в этом случае, он надеется на то, что бог прощает
грешников, и он обязательно попадёт в рай, то есть, как не крути,
в будущем всегда хорошо. Наивный и беспочвенный оптимизм, который
узаконивает всякий грех в настоящем. «С каким трогательным великодушием
я со временем протяну руку обманутой жертве и скажу ей: «Коварный
изменил тебе; но я твой верный друг…Забудем прошедшее и будем
счастливы!»«.

Слова парят, а чувства книзу гнут. А слов без чувств вверху не признают. (Гамлет. Шекспир ).

––––––––––––––––––––––-

Примечания

Министерство общего и профессионального образования РФ

Муниципальная средняя общеобразовательная школа №3

РЕФЕРАТ

по литературе

«Лишние люди» в произведениях

И.С. Тургенева»

выполнила

ученица 10 «А» класса

Антонова А.В.

проверила

Драева Т.Ф.

г. Гулькевичи

Введение............................3

Глава 1. Творческий путь И.С. Тургенева

1.1. Биография И.С. Тургенева............4

1.2. Рассказы, повести и романы И.С. Тургенева.10

Глава 2. «Лишние люди» в произведениях И.С. Тургенева..19

2.1. «Лишние люди» в повестях «Дневник лишнего человека», «Переписка», «Яков

Пасынков»..........20

2.2. Рудин («Рудин»).................25

2.3. Лаврецкий («Дворянское гнездо»)........31

2.4. Нежданов («Новь»).................37

Заключение..........................43

Список использованной литературы.............44

ВВЕДЕНИЕ

Имя И.С. Тургенева на протяжении почти целого века воз­буждало страстные

споры в русской и зарубежной критике. Уже его современники осознавали

громадное общественное значение созданных им произведений. Не всегда

соглашаясь с его оцен­кой событий и деятелей русской жизни, нередко отрицая в

са­мой резкой форме правомерность его писательской позиции, его концепцию

социально-исторического развития России.

Тургенев принадлежал к плеяде крупнейших русских писате­лей второй половины

XIX века. В его творчестве продолжают развиваться, обогащаясь новым

Тургенев обладал поразительным дарованием – сочетать так называемую злобу дня

с обобщениями самого широкого, поистине общечеловеческого порядка и придавать

им художественно со­вершенную форму и эстетическую убедительность. Но

фило­софская основа творчества Тургенева по настоящую пору, к со­жалению, не

получила должного внимания со стороны исследова­телей.

Глава 1. Творческий путь И.С. Тургенева

1.1. Биография И.С. Тургенева

Жизнь Тургенева оказала очень большое влияние на создаваемые им произведения,

так как в них он описывал реальность, все тонкости отношений между различными

людьми под воздействием действительности того времени.

Орле. Это была дворянская семья: отец, Сергей Николаевич, отставной гусарский

офицер, происходил из ста­ринного дворянского рода; мать, Варвара Петровна, -

из бога­той помещичьей семьи Лутовиновых. Детство Тургенева прошло в родовом

имении Спасском-Лутовинове. Рос он на попечении гу­вернеров и учителей,

швейцарцев и немцев, доморощенных дядек и крепостных нянек. Здесь он рано

научился тонко чувствовать природу и ненавидеть крепостное право.

С переездом семьи в Москву в 1827 будущий писатель был отдан в пансион,

провел там около двух с половиной лет. Дальнейшее образование продолжал под

руководством частных учителей. С детства он знал французский, немецкий,

англий­ский языки.

Осенью 1833, не достигнув пятнадцатилетнего возраста, поступил в Московский

университет, а в следующем году пере­велся в Петербургский университет,

который окончил в 1936 по словесному отделению философского факультета. Одно

из силь­нейших впечатлений ранней юности (1833) влюбленность в княж­ну Е.Л.

Шаховскую, переживавшую в эту пору роман с отцом Тургенева, отразилось в

повести “Первая любовь” (1860).

В мае 1838 Тургенев отправляется в Германию (желание по­полнить образование

соединилось с неприятием российского уклада, основанного на крепостном

праве). Катастрофа парохо­да “Николай I”, на котором плыл Тургенев, будет

описана им в очерке “Пожар на море” (1883; на французском языке). До августа

1839 Тургенев живет в Берлине, слушает лекции в университете, занимается

классическими языками, пишет стихи, общается с Т.Н. Грановским, Н.В.

Станкевичем. После коротко­го пребывания в России, где готовится к

магистерским экзаме­нам и посещает литературные кружки и салоны: знакомится с

Н. Гоголем, С. Аксаковым, А. Хомяковым, в одну из поездок в Пе­тербург - с

вновь в Берлине, где знакомится с М.А. Бакуниным. Прибыв в Россию, он

посещает имение Баку­ниных Премухино, сходится с этой семьей: вскоре

начинается роман с Т.А. Бакуниной, что не мешает связи со швеей А.Е. Ивановой

(в 1842 она родит Тургеневу дочь Пелагею). В январе 1843 Тургенев поступает

на службу в Министерство внутренних дел.

В 1842 успешно сдает магистерские экзамены, надеясь по­лучить место

профессора в Московском университете, но, по­скольку философия была взята под

подозрение николаевским правительством, кафедры философии были упразднены в

русских университетах, стать профессором не удалось.

В 1843 появляется поэма на современном материале “Пара­ша”, получившая

высокую оценку В.Г. Белинского. Знакомство с критиком, перешедшее в дружбу (в

1846 Тургенев стал крестным его сына), сближение с его окружением (в

частности, с Н.А. Некрасовым) изменяют его литературную ориентацию: от

роман­тизма он обращается к иронико-нравоописательной поэме (“По­мещик”,

“Андрей”, обе 1845) и прозе, близкой принципам “на­туральной школы” и не

чуждой влиянию М.Ю. Лермонтова (“Андрей Колосов”, 1844; “Три портрета”, 1846;

“Бретер”, 1847). В этом же году поступил на службу чиновником “особен­ной

канцелярии” министра внутренних дел, где служил в тече­ние двух лет.

Общественные и литературные взгляды Тургенева определялись в этот период в

основном влиянием Белинского. Тургенев публикует свои стихотворения, поэмы,

драматические произведения, повести. Критик направлял его работу своими

оценками и дружескими советами.

время ее гастролей в Петербурге, любовь к которой во многом определит внешнее

течение его жизни. В мае 1845 Тургенев выходит в отставку. С начала 1847 по

июнь 1850 он живет за границей (в Германии, Франции; Тур­генев свидетель

французской революции 1848): опекает больно­го Белинского во время его

путешествия; тесно общается с П.В. Анненковым, А.И. Герценом, знакомится с Ж.

Санд, П. Ме­риме, А. де Мюссе, Ф. Шопеном, Ш. Гуно; пишет повести “Пе­тушков”

(1848), “Дневник лишнего человека” (1850), коме­дии “Холостяк” (1849), “Где

тонко, там и рвется”, “Провинциалка” (обе 1851), психологическую драму “Месяц

в деревне” (1855).

Главное дело этого периода “Записки охотника”, цикл ли­рических очерков и

рассказов, начавшийся с рассказа “Хорь и Калиныч” (1847; подзаголовок “Из

записок охотника” был при­думан И.И. Панаевым для публикации в разделе

“Смесь” журнала “Современник”); отдельное двухтомное издание цикла вышло в

1852, позднее добавлены рассказы “Конец Чертопханова” (1872), “Живые мощи”,

“Стучит” (1874).

В 1850 возвращается в Россию, в качестве автора и крити­ка, сотрудничает в

“Современнике”, ставшем своеобразным цен­тром русской литературной жизни.

Под впечатлением смерти Н. Гоголя в 1852 публикует нек­ролог, запрещенный

цензурой. За это подвергается на месяц аресту (будучи под арестом, пишет

рассказ “Муму”), а затем высылается в свое имение под присмотр полиции без

права вы­езда за пределы Орловской губернии. В мае выслан в Спасское, где

живет до декабря 1853 и работает над неоконченным рома­ном, повестью “Два

приятеля”. Здесь он знакомится с А.А. Фе­том, активно переписывается с С.Т.

Аксаковым и литераторами из круга “Современника”. В хлопотах об освобождении

Тургене­ва важную роль сыграл А.К. Толстой.

В 1853 было разрешено приезжать в Петербург, но право выезда за границу было

возвращено только в 1856.

Тургенев принимает участие в издании “Стихотворений” Ф.И. Тютчева (1854) и

снабжает его предисловием. Взаимное охлаждение с далекой Виардо приводит к

краткому, но едва не закончившемуся женитьбой роману с дальней родственницей

О.А. Тургеневой. Публикуются повести “Затишье” (1854), “Яков Па­сынков”

(1855), “Переписка”, “Фауст” (обе 1856).

“Рудиным” (1856) открывается серия тургеневских романов, компактных по

объему, разворачивающихся вокруг героя-идеоло­га, журналистски точно

фиксирующих актуальную социально-по­литическую проблематику и, в конечном

итоге, ставящих “со­временность” перед лицом неизменных и загадочных сил

любви, искусства, природы. Продолжают эту линию: “Дворянское гнез­до”, 1859;

“Накануне”, 1860; “Отцы и дети”, 1862; “Дым” (1867); “Новь”, 1877.

Отбыв за границу в июле 1856, Тургенев попадает в мучи­тельный водоворот

двусмысленных отношений с Виардо и воспи­тывавшейся в Париже дочерью. Он

отправляется в Англию, затем в Германию, где пишет “Асю”, одну из наиболее

поэтичных по­вестей, поддающуюся, впрочем, истолкованию в общественном ключе

(статья Н.Г. Чернышевского “Русский человек на rendez-vous”, 1858), а осень и

зиму проводит в Италии. К лету 1858 он в Спасском; в дальнейшем нередко год

Тургенева будет чле­ниться на “европейский, зимний” и “российский, летний”

После “Накануне” происходит разрыв Тургенева с радикализировавшимся

“Современником” (в частности, с Н.А. Некрасовым). Конфликт с “молодым

поколением” усугу­бился романом “Отцы и дети”. Летом 1861 произошла ссора с

Л.Н. Толстым, едва не обернувшаяся дуэлью (примирение в 1878). В повести

“Призраки” (1864) Тургенев сгущает намечавшиеся в “Записках охотника” и

“Фаусте” мистические мотивы; эта линия получит развитие в “Собаке” (1865),

“Истории лейтенанта Ергунова” (1868), “Сне”, “Рассказе отца Алексея” (оба

1877), “Песни торжествующей любви” (1881), “После смерти (Клара Милич)”

(1883). Тема слабости человека, оказывающегося игрушкой неведомых сил и

обреченного небытию, в большей или меньшей мере окрашивает всю позднюю прозу

Тургенева; наиболее прямо она выражена в лирическом рассказе “Довольно!”

(1865), воспринятом современниками как свидетельство ситуативно

обусловленного кризиса Тургенева.

В 1863 происходит новое сближение Тургенева с Полиной Виардо; до 1871 они

живут в Бадене, затем (по окончании франко-прусской войны) в Париже. Тургенев

близко сходится с Г. Флобером и через него с Э. и Ж. Гонкурами, А. Доде, Э.

Золя, Г. де Мопассаном; он принимает на себя функцию посред­ника между

русской и западными литературами. Растет его об­щеевропейская слава: в 1878

на международном литературном конгрессе в Париже писатель избран вице-

президентом; в 1879 он почетный доктор Оксфордского университета. Тургенев

под­держивает контакты с русскими революционерами (П.Л. Лавро­вым, Г.А.

Лопатиным) и оказывает материальную поддержку эми­грантам. В 1880 Тургенев

участвует в торжествах в честь от­крытия памятника Пушкину в Москве.

Наряду с рассказами о прошлом (“Степной король Лир”, 1870; “Пунин и Бабурин”,

1874) и упомянутыми выше “таин­ственными” повестями в последние годы жизни

Тургенев обраща­ется к мемуаристике (“Литературные и житейские

воспомина­ния”, 1869-80) и “Стихотворениям в прозе” (1877-82), где

представлены едва ли не все основные темы его творчества, а подведение итогов

происходит словно бы в присутствии близящейся смерти.

В феврале 1879, когда он приехал в Россию, его чествова­ли на литературных

вечерах и торжественных обедах, усиленно приглашая остаться на родине.

Весной 1882 обнаружились первые признаки тяже­лой болезни, лишившей писателя

возможности передвижения (рак позвоночника).

Тургенев умер в Буживале - предместье Парижа. Согласно завещанию писателя,

тело его было перевезено в Россию и по­хоронено в Петербурге.

Как выдающийся мастер психологического анализа и пейзаж­ной живописи Тургенев

оказал значительное влияние на разви­тие русской и мировой литератур.

1.2. РАССКАЗЫ, Повести и романы И.С. Тургенева

Начальный период творчества И.С. Тургенева, имевший для него характер

первую свою юношескую по­эму “Стено”, и до 1843 года, когда вышло в свет

произведение “Параша. Рассказ в стихах”.

“В 1843 году, - писал Тургенев в “Литературных и житей­ских воспоминаниях”, -

в Петербурге произошло событие, и са­мо по себе крайне незначительное и

давным-давно поглощенное всеобщим забвением. А именно: появилась небольшая

поэма не­коего Т.Л. под названием “Параша”. Этот Т.Л. был я; этою по­эмой я

вступил на литературное поприще”.

Большинство ранних произведений И.С. Тургенева относится к 30-м и началу 40-х

годов XIX века - к этому переходному периоду в истории русского общества.

Молодой Тургенев в первых стихотворных опытах 30-х годов отдал известную дань

увлечению романтическими образами и ро­мантическим лексиконом Бенедиктова и

Марлинского, но это влияние было очень кратковременно и неглубоко.

Некоторые следы этого увлечения можно найти в очень не­многих стихотворениях,

написанных Тургеневым в начальный пе­риод творчества. Так, в стихах,

посвященных темам любви и природы, встречаются романтические преувеличения.

Любовь в этих стихах “мятежная”, “безумная”, “знойная”, лобзания - “жгучие”,

картина утра (в стихотворении “Признание”) дается с излишней, вычурной

пышностью:

И, сходя с вершин Урала,

Как дворец Сарданапала,

Загорится ясный день...

Но в подавляющем большинстве стихотворных опытов молодо­го Тургенева общий

характер его творчества был реалистиче­ским. Подлинными его литературными

учителями были Пушкин, Лермонтов и Гоголь.

Что же представляло собой творчество Тургенева до “Запи­сок охотника”, как

расценивать его многочисленные стихотво­рения и поэмы, от которых он готов

был отказаться в после­дующую, зрелую пору литературной деятельности?

Если подходить к ним с той меркой, с какой подходил к ним Тургенев, они,

действительно, не удовлетворяют необходи­мым требованиям ни с идейной, ни с

художественной стороны. В них слышатся перепевы то пушкинской (“Параша”), то

лермон­товской (“Разговор”) поэзии, и хотя Тургенев подходит к раз­работке

тематики своих литературных учителей по-своему, пы­тается дать

самостоятельную трактовку “лишних людей” и “мя­тущихся” героев, но его

позиции самому ему не ясны, и герои его поэм оставляют у читателей

впечатление чего-то недоска­занного и туманного. Нет ясности мысли и в

большинстве лири­ческих стихотворений, посвященных темам любви и природы.

Однако ни в коем случае нельзя сказать, что начальный этап литературной

деятельности Тургенева был для него сплош­ной неудачей и, тем более, что он

ничего не дал самому писа­телю в отношении его художественного роста.

Стихотворное творчество научило Тургенева компоновке материала, выработа­ло у

него умение отбирать из массы впечатлений и мыслей наи­более существенное и

типическое, умение концентрировать материал и в немногом сказать многое.

Уже Белинский выделял в раннем творчестве Тургенева та­кие стихотворения, как

“Федя” и “Баллада”.

“Баллада” (1842), написанная по мотивам народной песни о Ваньке-ключнике,

была положена на музыку Рубинштейном и до сих пор живет в камерном

исполнении.

Следует также отметить, как значительное творческое до­стижение молодого

Тургенева, стихотворение “В дороге”, отличающееся, наряду с большой

музыкальностью, искренностью чувства и задушевностью, строки которого

известны всем без исключения:

Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые,

Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица, давно позабытые...

И в поэмах И.С. Тургенева, обычно страдающих недостаточ­ной ясностью в

раскрытии характеров и основного идейного смысла, встречаются отдельные яркие

бытовые сцены и пейзажи, показывающие, что Тургенев уже в эти годы умел

подмечать в жизни и в природе существенное, характерное и находить для

описания необходимые точные и выразительные слова.

Наибольшей удачей среди поэм Тургенева была поэма “Поме­щик”, представляющая

собой ряд живых зарисовок помещичьего быта. Белинский писал об этой поэме:

“Наконец Тургенев на­писал стихотворный рассказ “Помещик”, - не поэму, а

физиоло­гический очерк помещичьего быта, шутку, если хотите, но эта шутка

веселая ирония, верность картин, вместе с тем выдержанность целого

произведения, от начала до конца, - все показывало, что Тургенев напал на

истинный род своего таланта, взялся за свое, и что нет никаких причин

оставлять ему вовсе стихи”.

Тургенев уже был в 40-х хорошим поэтом. Но всего лишь хорошим. А его

честолюбие требовало большего.

Одной из основных проблем, поставленных перед писателями во второй период

русского освободительного движения, была проблема положительного героя,

активно участвующего в осу­ществлении очередных задач общественно-

политической и народ­нохозяйственной жизни, и в связи с этим - переоценка

передо­вой дворянской интеллигенции, игравшей до сих пор в русском обществе

руководящую роль. Эта проблема стояла и перед Чер­нышевским, и перед

Гончаровым, и перед Писемским, и перед другими писателями. Вплотную подошел к

этой проблеме в сере­дине 50-х годов и Тургенев.

В 40-е годы повести и комедии не занимали основного мес­та в творчестве

Тургенева и не были его лучшими произведе­ниями, - заслуженную славу в 40-е

годы он завоевал не повес­тями и не комедиями, а “Записками охотника”.

После 1852 года, повести и романы стали у него преобла­дающими жанрами. По

тематике эти произведения значительно отличались от “Записок охотника”. Лишь

в немногих из них Тургенев по-прежнему изображает крестьянство и рисует

картины крепостнического быта; таковы повести “Постоялый двор”, “Господская

контора” (отрывок из неизданного романа), рассказ “Муму” и позднее, в 1874

году, рассказ “Живые мощи”. В большинстве же произведений 50-70-х годов

основным предметом изображения у Тургенева являются различные группы

дворянского класса и прежде всего прогрессивная дворянская интеллигенция,

обычно сопоставляемая с интеллигенцией разночинской, революционно-

демократической. По преимуществу в этих произведениях вырабатываются и

уточняются новые средства художественного мастерства Тургенева.

Повести и романы Тургенева 1850-х годов известный лите­ратуровед Д.Н.

Овсянико-Куликовский сопрягал с историей рус­ской интеллигенции.

Романы Тургенева сочетали в себе несколько важнейших для литературы свойств:

они были умны, увлекательны и безупречны с точки зрения стиля.

Идейно-художественный замысел произведений: рассказа “Ася” и повестей

“Затишье” и “Вешние воды”, определил свое­образие положенных в их основу

конфликтов и особую систему, особое взаимоотношение характеров.

Конфликт, на котором строятся все три произведения, - столкновение молодого

человека, не совсем заурядного, неглу­пого, несомненно, культурного, но

нерешительного, слабохарак­терного, и молодой девушки, глубокой, сильной

духом, целост­ной и волевой.

Существенно то, что и конфликты в этих произведениях, и подбор характерных

эпизодов, и соотношение персонажей - все подчиняется одной основной задаче

Тургенева: анализу психо­логии дворянской интеллигенции в области личной,

интимной жизни.

Центральная часть сюжета - зарождение, развитие и траги­ческий финал любви. К

этой стороне повестей и направлено бы­ло основное внимание Тургенева, как

писателя-психолога, в раскрытии этих интимных переживаний и проявляется по

преиму­ществу его художественное мастерство.

Романы Тургенева пронизаны историзмом во всех своих деталях, так как

подавляющее большинство дей­ствующих лиц имеет то или иное отношение к

основной обще­ственной проблеме, поставленной писателем. В романе “Накану­не”

не одна только Елена живет под впечатлением решающего, надвигающегося

перелома в русской общественной жизни - это чувство испытывает каждый по-

своему: и Берсенев, и Шубин, и Увар Иванович, и, хотя бы в негативном смысле,

Курнатовский и Стахов, отец Елены. В романе “Новь” не только Нежданов и

Марианна, но почти все действующие лица, так или иначе, прямо или косвенно

связаны с развертывающимся революционным движе­нием.

Романы Тургенева (так же, как и повести) нельзя рассмат­ривать как точное,

фотографическое отражение реальной исто­рической действительности. Нельзя,

как делали некоторые до­революционные критики (например, Авдеев), изучать

историю русской общественной жизни 50-70-х годов XIX века по романам

Тургенева. Об историзме этих романов можно говорить лишь с учетом

общественно-политической позиции Тургенева, его оцен­ки тех общественных сил,

какие принимали участие в истори­ческом процессе, и в первую очередь его

отношения к господ­ствовавшему в то время дворянскому классу.

В центре романов Тургенева стоят главные герои, которых можно разбить на

четыре группы. Первая группа - передовые дворяне-интеллигенты, бравшие на

себя роль руководителей об­щественного движения, но в силу своей

непрактичности, слабо­характерности не справившиеся с задачей и оказавшиеся

лишни­ми людьми (Рудин, Нежданов). Вторая группа - представители молодой

интеллигенции, разночинной или дворянской, обладаю­щие и знаниями, и силой

воли, и трудовой закалкой, но ока­завшиеся во власти неверных, с точки зрения

Тургенева, взглядов и поэтому пошедшие по ложной дороге (Базаров, Маркелов).

Третья группа - положительные герои (тоже в понимании Тургенева),

приближавшиеся к правильному решению вопроса о подлинно прогрессивной

деятельности. Это Лаврецкий, Литвинов, дворяне-интеллигенты, сумевшие

преодолеть в себе наследие дворянской мягкотелости, пришедшие после тяжелых

испытаний к общественно-полезной работе; в особенности - это разночинец,

выходец из народа Соломин, наиболее совершенный образ положительного героя у

Тургенева в последнем периоде его литературного творчества. И, наконец,

четвертая группа - передовые девушки, в образах которых Тургеневым

представлены три последовательных ступени вовлечения русской женщины 50-70-х

годов в общественную жизнь: Наталья, только еще стремящаяся к общественной

деятельности, Елена, уже нашедшая себе полезное дело, но пока еще на чужбине,

и Марианна, участница русского революционного движения, окончательно

определившая свой настоящий жизненный путь в совместной культурнической

работе с Соломиным.

Подводя итоги всему выше сказанному мы можем отметить ключевое значение

раннего творчества писателя для дальнейше­го развития его мастерства. Именно

этот опыт, казавшийся са­мому Тургеневу столь незначительным, впоследствии

позволил ему написать “Записки охотника”, “Отцы и дети” и другие

зна­чительные произведения, которые, в свою очередь, оказали ог­ромное

влияние на развитие русской и зарубежной литературы.

Заслуга Тургенева в более конкретной области романа за­ключается в создании и

разработке особой разновидности этого жанра – романа общественного, в котором

своевременно и бы­стро отражались новые и притом важнейшие веяния эпохи.

Основные герои тургеневского романа – так называемые “лиш­ние” и “новые”

люди, дворянская и разночинно-демократическая интеллигенции, в течение

значительного исторического срока определяли нравственный и идейный уровень

русского общества.

ГЛАВА 2. «ЛИШНИЕ ЛЮДИ» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.С. ТУРГЕНЕВА.

В этом реферате будет рассматриваться первая группа героев – «лишние люди».

Само понятие «лишнего человека» было введено в художественную литературу

Тургеневым, и он дал, так сказать, паталогоанатомический анализ этого

примечательного типа русской жизни XIX столетия. У Тургенева к «лишним людям»

относятся Рудин («Рудин»), Алексей Нежданов («Новь»), Федор Лаврецкий

(«Дворянское гнездо»), Чулкатурин («Дневник лишнего человека»), Яков Пасынков

(«Яков пасынков»), Алексей Петрович («Переписка»). Для рассмотрения этих

героев стоит рассмотреть названные произведения.

2.1. «ЛИШНИЕ ЛЮДИ» В ПОВЕСТЯХ «ДНЕВНИК ЛИШНЕГО ЧЕЛОВЕКА», «ПЕРЕПИСКА», «ЯКОВ

ПАСЫНКОВ».

Повести «Дневник лишнего человека», «Переписка», «Яков Пасынков» объединяет

тема «лишнего человека».

Сам писатель считал «Дневник лишнего человека» удавшимся произведением. «Я

почему-то воображаю, что «Дневник» хорошая вещь.» – писал он Краевскому. Но в

этой повести с характерным названием Тургенев еще не дает социально-

исторического объяснения типу «лишнего человека»; не раскрыты глубоко его

общественные и идеологические связи и отношения. Симптомы болезни обозначены

и описаны, но ее причины и метод лечения не определены. Автор «Дневника»

неудачник Чулкатурин несет в себе черты «лишнего человека», но у него нет еще

того нравственного и интеллектуального превосходства над окружающими, которое

позднее отметит Тургенев в Нежданове и Рудине. «Дневник» - лишь первый

набросок типа «лишнего человека». Композиция повести, восходящая к

лермонтовскому «Герою нашего времени», соответствовала образу рефлектирующего

героя. Но сам герой поставлен в то смешное и жалкое положение, которое

снижало трагизм его судьбы.

Эта противоречивость истекает из того, что в повести тема «лишнего человека»

сливается с темой «маленького человека», над которым торжествует

петербургский аристократ. «Лишние люди» вовсе не были маленькими людьми типа

Макара Девушкина, которого вспоминаешь в конце повести. В последующих

произведениях на эту тему Тургенев покажет, как богатство внутреннего мира

«лишнего человека» восторжествует над аристократическим лоском, светскостью и

поверхностной образованностью.

Большую роль в развитии темы «лишнего человека» в творчестве Тургенева

сыграла повесть «Переписка». В ней мало конкретно-исторических деталей,

характеризующих тип лишнего человека как явления русской жизни определенной

эпохи. Это – психологический этюд, освещающий нравственно-психологическую

сторону проблемы. Моральный облик и характер лишнего человека, его безволие и

склонность к рефлексии, разлад между мечтой и действительностью, его

взаимоотношения с избранницей его сердца, печальный финал его жизни – все,

что в «Рудине» получит конкретно историческое содержание, в «Переписке» дано

в форме нравственно-психологических эскизов.

В «Дневнике лишнего человека» Тургенев дает исповедь героя. «Переписка» - не

только исповедь двух собеседников, не только самоанализ, которому подвергают

себя стороны, оба участника коллизии. Этот также диалог, полный откровенной

взаимной критики. Проникнутый страстным упреком рассказ Марьи Александровны,

пробужденной любовью к идеалу, о разочаровании в судьбе, может служить

прекрасным комментарием к конкретной жизненной драме, объективированной

Тургеневым в человеке, воплощавшем в ее глазах этот идеал, Натальи Ласунской.

Героиня «Переписки» - девушка, которая не удовлетворена «обыкновенными

заботами домашней жизни». «Она многого требует от жизни, она читает, мечтает

о любви, она оглядывается, ждет, когда же придет тот, о ком ее душа тоскует.

Наконец он является: она увлечена; она в руках его как мягкий воск; она

благоговеет перед ним, стыдится своего счастья, учится, любит. Велика его

власть в это время над нею!.. Если б он был героем, он бы воспламенил ее, он

бы научил ее жертвовать собою, и легки были бы ей все жертвы! Но героев в

наше время нет.» - скорбно замечает Марья Александровна и продолжает: «За

этими первыми мгновениями блаженства и надежд обыкновенно следует – по

обстоятельствам (обстоятельства всегда виновны) – следует разлука».

Анализ отношений лишнего человека и влюбленного в него молодого существа

дается в «Переписке» уже как вывод, как обобщение тяжелого опыта жизни – «ума

холодных наблюдений и сердца горестных замет».

Герой «Переписки» также не жалеет себя, соглашаясь с упреками и сам бичуя

себе подобных. По своему нравственно-психологическому облику Алексей Петрович

уже выше героя «Дневника лишнего человека» и тем более его соперников. Тема

маленького человека отделяется здесь Тургеневым от темы лишнего человека.

Однако финал его жизни и здесь все еще жалок и мелок: нахлынувшая неожиданно

страсть к пустой и ничтожной красавице порабощает и его дух, и его волю.

Проповедуя устойчивость и твердость, герой «Переписки» сам забывает о том, о

чем, по его словам, «не должно забывать», о том, что «не счастье, а

достоинство человеческое – главная цель в жизни».

Бесплодно и бесцельно прошла жизнь героя «Переписки» Алексея Петровича, а ему

были свойственны в молодые годы и нравственная чистота, и «умиление

благородных надежд». Герой «Переписки», сознавая свою обреченность, заявляет

в своем предсмертном письме, что «жизнь только того не обманет, кто не

размышляет о ней и, ничего от нее не требуя, принимает спокойно ее немногие

дары и спокойно пользуется ею». Эта формула ограниченной посредственности

отвергается самим писателем.

Если в «Переписке» раскрыты слабые стороны личности, то в повести «Яков

Пасынков» Тургенев стремится показать положительные его качества. Он

постепенно возвышает облик лишних людей. Вместе с тем самый тип лишнего

человека приобретает в этой повести те конкретно-исторические черты, которых

недоставало его ранним представителям. Яков Пасынков – студент университета,

выученик философского идеализма, человек 30-х годов. Трагична судьба

Пасынкова, скитальца по родной земле, безвременно погибшего с Сибири, но

светел его образ в изображении писателя. Велик моральный авторитет Пасынкова

среди товарищей, которые горячо его любили, хотя нередко и подтрунивали над

ним. Он всегда был правдив и честен.

Яков – очень простой и скромный, действительно необыкновенный человек и в то

же время настоящий романтик, судьба которого исполнена подлинной

драматичности. Тургенев не только не обличает подобного романтика, но с

любовью рисует его образ, с сочувствием рассказывает печальную повесть его

короткой и прекрасной жизни. В устах Якова Пасынкова, поклонника Шиллера

«слова «добро», «истина», «жизнь», «наука», «любовь», как бы восторженно они

не произносились, никогда не звучали ложным звуком. Без напряжения, без

усилия вступал он в область идеала; его целомудренная душа во всякое время

была готова предстать перед «святынею красоты», она ждала только привета,

прикосновения другой души. Пасынков был романтик, один из последних

романтиков, с которыми мне случалось встретиться», - говорит его друг.

«Романтики теперь, как известно, почти вывелись; по крайней мере, между

нынешними молодыми людьми их нет. Тем хуже для нынешних молодых людей»,

заключает устами рассказчика Тургенев.

2.2. РУДИН («РУДИН»)

Работу над «Рудиным» Иван Сергеевич Тургенев начал в 1855.

Сначала роман назывался «Гениальная натура». Под «гениальностью» Тургенев

понимал способность убеждать и просвещать людей, разносторонний ум и широкую

образованность, а под «натурой» - твердость воли, острое чутье к потребностям

общественной жизни. Но по ходу работы такое название перестало удовлетворять

Тургенева, так как по отношению к Рудину оно зазвучало иронически: «натуры» в

нем вышло мало, не хватало воли к практическому делу, хотя «гениальность» в

Напечатан с большими прибавлениями в январской и февральской книжках

«Современника» за 1856 год».

Под «большими прибавлениями» Тургенев подразумевает свои переработки

отдельных глав романа и дописывание новых при подготовке «Рудина» к печати,

когда после чтения романа в редакционном кружке (а состоялось оно в первые

же дни приезда писателя в Петербург в октябре 1855 года) у друзей Тургенева

возникли пожелания, чтобы он отчетливее оттенил фигуру главного героя.

Дружеские советы помогли многое уяснить Тургеневу. Его постоянная готовность

проверять себя сказывалась, в частности, в том, что он редко отдавал печатать

свои произведения, не выслушав мнение тех, кому доверял.

Прежде всего он стал перерабатывать страницы, посвященные юношеским годам

Лежнева и Рудина, а затем эпилог романа. Время от времени он прочитывал

Некрасову главы и страницы, написанные заново, и встречал горячее одобрение с

его стороны. Сообщая о работе Тургенева над эпилогом, Некрасов в одном из

писем предрекал, что «выйдет замечательная вещь. Здесь первый раз Тургенев

явится самим собою... Это человек, способный дать нам идеалы, насколько они

возможны в русской жизни».

Появление романа в печати вызвало много толков и споров в литературных кругах

и среди читателей.

Критик «Отечественных записок» рассматривал Рудина лишь как бледную копию

предшествующих героев русской литературы - Онегина, Печорина, Бельтова. Но

ему возражал Чернышевский в «Современнике», отмечая, что Тургенев сумел

показать в образе Рудина человека новой эпохи общественного развития.

Сопоставив Рудина с Бельтовым и Печориным, Чернышевский подчеркнул, что «это

люди различных эпох, различных натур, - люди, составляющие совершенный

контраст один другому».

После выхода романа в печать Некрасов выразил уверенность, что для Тургенева

«начинается новая эпоха деятельности, что его талант приобрел новые силы, что

он даст нам произведения еще более значительные, нежели те, которыми заслужил

в глазах публики первое место в нашей новейшей литературе после Гоголя».

В письме к Тургеневу Сергей Тимофеевич Аксаков говорил о жизненности

изображения типа Рудина и отметил, что роман «возбуждает много мелких

вопросов и раскрывает глубокие тайны духовной природы человека».

Говоря о признании романа в среде народнической интеллигенции, нельзя обойти

слова В.Н. Фигнер: «Мне кажется, весь роман взят прямо из жизни, а Рудин -

чистейший продукт нашей русской действительности, не пародия, не насмешка, а

настоящая трагедия, которая совсем не умерла, которая ещё живет, ещё

продолжается...». «Во всяком образованном человеке нашего времени сидит

частица Дмитрия Рудина», - писал Степняк-Кравчинский.

Главный герой романа во многом автобиографичен: это человек тургеневского

поколения, который получил хорошее философское образование за границей.

Характер Рудина раскрывается в слове. Это гениальный оратор. «Рудин владел

едва ли не высшей тайной - тайной красноречия. Он умел, ударяя по одним

струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие». В своих

философских речах о смысле жизни, о высоком назначении человека Рудин просто

неотразим. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только

практическим целям, заботам о существовании, утверждает он. Без стремления

отыскать «общие начала в частных явлениях» жизни, без веры в силу разума нет

ни науки, ни просвещения, ни прогресса, а «если у человека нет крепкого

начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как может

он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего народа?».

Просвещение, наука, смысл жизни - вот о чем говорит Рудин так увлеченно,

вдохновенно и поэтично. Он рассказывает легенду о птице, залетевшей на огонь

и опять скрывшейся в темноту. Казалось бы, человек, подобно этой птице,

появляется из небытия и, прожив короткую жизнь, исчезает в безвестности. Да,

«наша жизнь быстра и ничтожна; но все великое совершается через людей».

Его высказывания вдохновляют и зовут к обновлению жизни, к необыкновенным,

героическим свершениям. Силу воздействия Рудина на слушателей, убеждение

словом, ощущают все. И каждый восхищается Рудиным за его «необыкновенный ум».

Не признает достоинств Рудина лишь Пигасов - от обиды за свое поражение в

Но в первом же разговоре Рудина с Натальей раскрывается одно из главных

противоречий его характера. Ведь только накануне он так вдохновенно говорил о

будущем, о смысле жизни, о назначении человека, и вдруг предстает усталым

человеком, не верящим ни в свои силы, ни в сочувствие людей. Правда,

достаточно одного возражения удивленной Натальи - и Рудин корит себя за

малодушие и вновь проповедует необходимость делать дело. Но автор уже заронил

в душу читателя сомнение в том, что слова Рудина согласуются с делом, а

намерения - с поступками.

Противоречивый характер своего героя писатель подвергает серьезному испытанию

Любви. Это чувство у Тургенева является то светлым, то трагичным и

разрушительным, но всегда это сила, обнажающая душу, истинную натуру

человека. Вот тут-то и обнаруживается настоящий характер Рудина. Хотя речи

Рудина полны энтузиазма, годы отвлеченной философской работы иссушили в нем

живые источники сердца и души. Перевес головы над сердцем ощутим уже в сцене

первого любовного признания.

Первое возникшее на его пути препятствие - отказ Дарьи Михайловны Ласунской

выдать дочь за небогатого человека - приводит Рудина в полное замешательство.

В ответ на вопрос: «Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?» - Наталья

слышит: «Разумеется, покориться». И много тогда горьких слов бросает Наталья

Рудину: она упрекает его в малодушии, трусости, в том, что его высокие слова

далеки от дела. И Рудин чувствует себя жалким и ничтожным перед нею. Он не

выдерживает испытания любовью, обнаруживая свою человеческую неполноценность.

В романе главному герою противопоставлен Лежнев, открыто, прямолинейно. Рудин

красноречив - Лежнев обычно немногословен. Рудин не может разобраться в самом

себе - Лежнев превосходно понимает людей и без лишних слов помогает близким,

благодаря душевному такту и чуткости. Рудин ничего не делает - Лежнев всегда

чем-то занят.

Но Лежнев не только антагонист Рудина, он истолкователь героя. Оценки Лежнева

не одинаковы в разные моменты, даже противоречивы, но в целом они внушают

читателю понимание сложного характера героя и его места в жизни.

Самую высокую оценку Рудину дает, таким образом, его антагонист, человек

практического склада. Может быть, он-то и есть истинный герой романа? Лежнев

награжден и умом, и пониманием людей, но деятельность его ограничена

деловит, но для Тургенева невозможно свести весь смысл жизни к деловитости,

не одухотворенной высшей идеей.

В Рудине отражается трагическая судьба человека тургеневского поколения. Уход

в отвлеченное мышление не мог не повлечь за собой отрицательных последствий:

умозрительность, слабое знакомство с практической стороной. Такие люди, как

Рудин, носители высоких идеалов, хранители культуры, служат прогрессу

общества, но явно лишены практического потенциала. Ярый противник крепостного

права, Рудин оказывался абсолютно беспомощным в осуществлении своего идеала.

В русской жизни ему суждено остаться странником.

Финал романа героичен и трагичен одновременно. Рудин гибнет на баррикадах

Парижа. Вспоминаются слова из рудинского письма к Наталье: «Я кончу тем, что

пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который даже верить не буду...».

2.3. ЛАВРЕЦКИЙ («ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»)

Задумал роман «Дворянское гнездо» Тургенев еще в 1855 году. Однако писатель

испытывал в то время сомнения в силах своего таланта, накладывался и

отпечаток личной неустроенности в жизни. Работу над романом Тургенев

возобновил лишь в 1858 году, по приезде из Парижа. Роман появился в январской

"Дворянское гнездо" имело самый большой успех, который когда-либо выпал ему

Тургенев, отличавшийся способностью подметить и изобразить новое,

нарождающееся, и в этом романе отразил современность, главные моменты жизни

дворянской интеллигенции того времени. Лаврецкий, Паншин, Лиза – не

отвлеченные образы, созданные головным путем, а живые люди – представители

поколений 40-х годов XIX в. В романе Тургенева не только поэзия, но и

критическая направленность. Это произведение писателя – обличение

самодержавно-крепостнической России, отходная песнь «дворянским гнездам».

Рассмотрим идейное содержание и систему образов «Дворянского гнезда».

Тургенев поставил в центр романа представителей дворянского класса.

Хронологические рамки романа – 40-е годы. Действие начинается в 1842 г., а в

эпилоге рассказывается о событиях, происшедших 8 лет спустя.

Писатель решил запечатлеть ту полосу в жизни России, когда в лучших

представителях дворянской интеллигенции растет тревога за судьбы свои и

своего народа. Тургенев интересно решил сюжетный и композиционный план своего

произведения. Он показывает своих героев в самые напряженные переломные

моменты их жизни.

После восьмилетнего пребывания за границей возвращается в свое родовое имение

Федор Лаврецкий. Им пережито большое потрясение – измена жены Варвары

Павловны. Уставший, но не надломленный страданиями Федор Иванович приехал в

деревню, чтобы улучшить быт своих крестьян. В соседнем городе в доме у своей

двоюродной сестры Марьи Дмитриевны Калитиной он встречается с ее дочерью –

Лаврецкий полюбил ее чистой любовью, Лиза ответила ему взаимностью. Они были

близки к счастью, Лаврецкий показал Лизе французский журнал, в котором

сообщалось о смерти его жены Варвары Павловны. Но когда счастье было уже так

близко, из Франции возвращается Варвара Павловна. А набожная Лиза просит

Лаврецкого примириться с женой, а сама решает уйти в монастырь. Лаврецкий

ничего не может противопоставить требованиям Лизы, примиряется с ее решением.

Их любовь и их жизнь оказалась разбитой. В эпилоге Лиза оказывается смиренной

монахиней, навестивший ее Лаврецкий молча, страдальчески посмотрел на нее он

признает, что жизнь прожита бесполезно, напрасно.

Сам Федор Лаврецкий явился потомком постепенно выродившегося рода Лаврецких,

когда-то сильных, незаурядных представителей этой фамилии – Андрея (прадеда

Федора), Петра, потом Ивана.

Общность первых Лаврецких – в невежестве. В бумагах Петра Андреевича внук

нашел единственную ветхую книжку, в которую тот вписывал то «Празднование в

городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его

сиятельством князем Александром Андреевичем Прозоровским», то рецепт грудного

декохта с примечанием; «сие наставление дано генеральше Просковье Федоровне

Салтыковой от протопресвитера церкви живоначальные Троицы Федора

Авксентьевича» и т. п.; кроме календарей, сонника и сочинения Абмодика у

старика не было книг. И по этому поводу Тургенев иронически заметил: «Читать

было не по его части». Как бы мимоходом Тургенев указывает на роскошь

именитого дворянства. Так, смерть княжны Кубенской передана в следующих

красках: княжна «разрумяненная, раздушенная амброй a la Rishelieu, окруженная

арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом

кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в

Приклонявшаяся перед всем французским Кубенская прививала и Ивану Петровичу

такие же вкусы, дала французское воспитание. Писатель не преувеличивает

значения войны 1812 г. для дворян типа Лаврецких. Они лишь временно

«почувствовали, что русская кровь течет в их жилах». «Петр Андреевич на свой

счет одел целый полк ратников». И только. Предки Федора Ивановича, в

особенности его отец, больше любили иностранное, чем русское. Европейски

образованный Иван Петрович, вернувшись из-за границы, ввел дворне новую

ливрею, оставив все по-прежнему, о чем Тургенев не без иронии пишет: «Все

осталось по-прежнему, только оброк кое-где прибавился, да барщина стала

потяжелее, да мужикам запретили обращаться прямо к барину: патриот уж очень

презирал своих сограждан».

И сына своего Иван Петрович решил воспитывать по заграничной методе. А это

привело к отрыву от всего русского, к отходу от родины. «Недобрую шутку

сыграл англоман со своим сыном». Оторванный с детства от родного народа,

Федор лишился опоры, настоящего дела. Не случайно писатель привел Ивана

Петровича к бесславной кончине: старик стал невыносимым эгоистом, своими

капризами не дававшим жить всем окружающим, жалким слепцом, подозрительным.

Смерть его явилась избавлением для Федора Ивановича. Перед ним вдруг

открылась жизнь. В 23 года он не постеснялся сесть на студенческую скамью с

твердым намерением овладеть знаниями, с тем, чтобы применить их в жизни,

принести пользу хотя бы мужикам своих деревень. Откуда у Федора замкнутость и

нелюдимость? Эти качества явились следствием «спартанского воспитания».

Вместо того, чтобы ввести юношу в гущу жизни, «его подержали в искусственном

уединении», оберегали его от жизненных потрясений.

Родословная Лаврецких призвана помочь читателю проследить постепенный отход

помещиков от народа, объяснить, как «вывихнулся» из жизни Федор Иванович; она

призвана доказать, что неминуема социальная гибель дворянства. Возможность

жить за чужой счет приводит к постепенной деградации человека.

Федор Лаврецкий воспитывался в условиях надругательства над человеческой

личностью. Он видел, как его мать, бывшая крепостная Маланья, была в

двусмысленном положении: с одной стороны, ее официально считали женой Ивана

Петровича, перевели на половину хозяев, с другой стороны, относились к ней с

пренебрежением, в особенности ее золовка Глафира Петровна. Петр Андреевич

называл Маланью «сыромолотная дворянка». Сам Федя в детстве чувствовал свое

особое положение, чувство приниженности угнетало его. Над ним безраздельно

господствовала Глафира, мать к нему не допускали. Когда Феде шел восьмой год,

мать умерла. «Память о ней, - пишет Тургенев, - об ее тихом и бледном лице,

об ее унылых взглядах и робких ласках навеки запечатлелась в его сердце». В

детские годы Федя должен был задумываться о положении народа, о крепостном

праве. Однако его воспитатели делали все возможное, чтобы отдалить его от

жизни. Воля его подавлялась Глафирой, но «. по временам находило на него

дикое упрямство». Воспитанием Феди занимался сам отец. Он решил сделать его

спартанцем. «Система» Ивана Петровича «сбила с толку мальчика, поселила

путаницу в его голове, притиснула ее». Феде преподносились точные науки и

«геральдика для поддержания рыцарских чувств». Отец хотел сформировать душу

юноши на иностранный образец, привить ему любовь ко всему английскому.

Именно под влиянием такого воспитания Федор оказался человеком, оторванным от

жизни, от народа. Писатель подчеркивает богатство духовных интересов своего

героя. Федор является страстным поклонником игры Мочалова («не пропускал ни

одного представления»), он глубоко чувствует музыку, красоты природы, словом,

все эстетически прекрасное. Лаврецкому нельзя отказать и в трудолюбии. Он

очень прилежно учился в университете. Даже после женитьбы, прервавшей почти

на два года учебу, Федор Иванович вернулся к самостоятельным занятиям.

«Странно было видеть, - пишет Тургенев, - его могучую, широкоплечую фигуру,

вечно согнутую над письменным столом. Каждое утро он проводил за работой». И

после измены жены Федор взял себя в руки и «мог заниматься, работать», хотя

скептицизм, подготовленный опытами жизни, воспитаньем, окончательно забрался

в его душу. Он стал очень равнодушен ко всему. Это явилось следствием

оторванности его от народа, от родной почвы. Ведь Варвара Павловна оторвала

его не только от занятий, его работы, но и от родины, заставив его скитаться

по западным странам и забыть о долге перед своими крестьянами, перед народом.

Правда, с детства его не приучили к систематическому труду, поэтому временами

он находился в состоянии бездействия.

Лаврецкий сильно отличается от героев, созданных Тургеневым до «Дворянского

гнезда». К нему перешли положительные черты Рудина (его возвышенность,

романтическое устремление) и Лежнева (трезвость взглядов на вещи,

практицизм). Он имеет твердый взгляд на свою роль в жизни – улучшать быт

крестьян, он не замыкается в рамки личных интересов. Добролюбов писал о

Лаврецком: «. драматизм его положения заключается уже не в борьбе с

собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с

которыми борьба, действительно, должна устрашать даже энергического и смелого

так, что над ним неловко иронизировать».

С большим поэтическим чувством Тургенев описал возникновение любви у

Лаврецкого. Понявший, что он крепко любит, Федор Иванович повторил

многозначительные слова Михалевича:

И я сжег все, чему поклонялся;

Поклонился всему, что сжигал.

Любовь к Лизе – это момент его духовного возрождения, наступившего при

возвращении в Россию. Лиза противоположна Варваре Павловне. Она-то смогла бы

помочь развернуться способностям Лаврецкого, не помешала бы ему быть

тружеником. Сам Федор Иванович думал об этом: «.она не отвлекала бы меня от

моих занятий; она бы сама воодушевила меня на честный, строгий труд, и мы

пошли бы оба вперед, к прекрасной цели». В споре Лаврецкого с Паншиным

раскрывается его безграничный патриотизм и вера в светлое будущее своего

народа. Федор Иванович «заступался за новых людей, за их убеждения и

желания».

Утратив личное счастье вторично, Лаврецкий решает выполнять свой общественный

долг (как он его понимает) – улучшает быт своих крестьян. «Лаврецкий имел

право быть довольным, - пишет Тургенев, - он сделался действительно хорошим

хозяином, действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя».

Однако это было половинчато, это не заполняло всей его жизни. Приехав в дом

Калитиных, он задумывается о «деле» своей жизни и признается, что оно было

бесполезным.

Писатель осуждает Лаврецкого за печальный итог его жизни. При всех своих

симпатичных, положительных качествах главный герой «Дворянского гнезда» не

нашел своего призвания, не принес пользу своему народу и даже не добился

личного счастья.

В 45 лет Лаврецкий чувствует себя состарившимся, неспособным к духовной

деятельности, «гнездо» Лаврецких фактически прекратило свое существование.

В эпилоге романа герой появляется постаревшим. Лаврецкий не стыдится

прошлого, он не ждет ничего от будущего. «Здравствуй, одинокая старость!

Догорай, бесполезная жизнь!» - говорит он.

2.4. НЕЖДАНОВ («НОВЬ»)

В 1876 г. в 1 и 2 книжках «Вестника Европы» Тургенев публикует роман «Новь».

Сложная общественная жизнь России 70-х годов и ее кричащие противоречия, рост

и подъем революционного движения, неудачное хождение в народ, трагедия

передовой молодежи, желавшей беззаветно ему, но пошедшей по неверному пути,

иллюзионность ее надежд, положение различных классов русского общества,

напряженная борьба народнического и реакционного, либерально-консервативного

лагерей – такова проблематика последнего романа Тургенева. Объектом

художественного изображения были неотложные, животрепещущие проблемы русской

жизни, которые волновали все русское общество. В то же время Тургенев пытался

наметить свою программу помощи народу. Роман свидетельствовал о том, что

Тургенева по-прежнему волновали судьбы России, судьбы народа, сознание его

бедственного положения.

В то время как верноподданническая журналистика славила благодеяния,

связанные с «великой реформой» и пореформенные порядки, И.С. Тургенев

разоблачал безмерную фальшь и ложь официозной печати. Он справедливо писал в

«Нови»: «Народ бедствует страшно, подати его разорили вконец и только та и

совершилась реформа, что все мужики картузы надели, а бабы бросили кички. а

голод! А пьянство! А кулаки!» И хотя эти слова произносит такой весьма

невзрачный и желчный человек, как Паклин, в них выражено, несомненно,

класс помещиков-ростовщиков, которые «продают мужику четверть прелой ржи за

шесть рублей, а получают с него. во-первых, работу за шесть часов, да сверх

того. целую четверть хорошей ржи, да еще с прибавком! То есть высасывают

последнюю кровь из мужика».

Обездоленное крестьянство страдает от безземелья. Один из крестьян,

выведенных в романе, выражая заветные думы многих тысяч безмерно ограбленных

мужиков, без обиняков заявляет Нежданову: «Уж ты. барин, не размазывай – а

прямо скажи: отдаешь ли ты всю свою землю, как есть, али нет?»

В романе «Новь» И.С. Тургенев показывает, как защитницей голодающих и

обездоленных народных масс от имени многомиллионной «безыменной Руси»

выступала революционная народническая молодежь. «Новь» будила в молодежи

стремление к служению народу. «Впечатление этот роман произвел на меня

огромное», - вспоминал старый большевик С. Мицкевич. По его словам, роман

Тургенева помог ему понять, что «революционеры – это и есть лучшие люди,

которые хотят просветить крестьян и рабочих и поднять их на революцию против

их угнетателей».

Наиболее яркой представительницей революционной народнической молодежи

является честная самоотверженная девушка Марианна. Тургенев навсегда

увековечил в литературе бессмертный образ революционерки в лице Марианны

Синецкой, рисуя в образе сильной духом, пленительной и бесстрашной Марианны,

явившейся «воплощением родины, счастья, борьбы, свободы», народническую

революционную молодежь.

Главным героем романа является и народник Алексей Нежданов. Первоначальное

воспитание он получил в пансионе одного швейцарца, дельного и строгого

педагога, а потом поступил в университет. «Сам он желал сделаться юристом; а

генерал, отец его, ненавидевший нигилистов, пустил его «по эстетике», как с

горькой усмешкой выражался Нежданов, то есть по историко-филологическому

факультету. Отец Нежданова виделся с ним всего три-четыре раза в год, но

интересовался его судьбой и, умирая, завещал ему – «в память Настеньки» (его

матери) – капитал в шесть тысяч рублей серебром, проценты с которого, под

именем «пенсии», выдавались ему его братьями, князьями Г.»

Нежданова удручают несправедливые российские порядки. Умный, незаурядный

человек, он сравнительно быстро разобрался в окружающей его обстановке, в

людях, их характерах. Он быстро распознал хищную натуру Калломейцева.

Нежданов видит, как повсюду нищенствует трудовой народ, бедствует и голодает

крестьянство. Стремления и помыслы Нежданова направлены к тому, чтобы

облегчить тяжелое положение народа. Ради интересов обездоленного люда он идет

«в народ». Но Нежданов и некоторые его друзья – участники народного движения

– разочаровываются, падают духом, теряют веру в свои силы и народ. Задуманные

Неждановым брошюры «не клеились». «Не нужен я ему с моими брошюрами – и все

тут!» - с отчаянием восклицает Нежданов после неудачной попытки пропаганды в

народе. Все, что делал и говорил Нежданов, казалось ему ненужным и приторным

вздором, банальной фальшью и ложью. «Ох, трудно эстетику соприкасаться с

действительной жизнью». «Куда не кинь – все клин! Окургузила меня жизнь.»,

таков горестный итог раздумий Нежданова. Об одном из знакомых крестьян

Нежданов говорит: «.как только он со мною, - точно стена между нами».

Трагедия Нежданова, помимо социально-исторических причин, связана также, по

мнению Тургенева, и с наследственностью. Неудачу хождения в народ и

народнического дела Нежданов склонен объяснить не сущностью самого дела, а

свойствами своей неустойчивой натуры. «О, как я проклинаю. эту нервность,

чуткость, впечатлительность, брезгливость, это наследие моего

аристократического отца!»- восклицает с горечью Нежданов после неудачи своего

общения с народом. Нежданов искренно хочет верить в то, что он говорит

народу, но все его попытки вступить в контакт с ним оказываются безуспешными.

«А я начну говорить, точно виноватый, все прощения прошу», - с болью в сердце

констатирует Нежданов. В этой неспособности к действенной, беззаветной вере

Нежданов и видит проявление наследственности. Он обвиняет своего аристократа-

С Неждановым, преданным своему делу, смелым, честным, самоотверженным

человеком, происходило нечто странное. «Романтик реализма», он шел «в народ»,

по убеждению Тургенева, без веры, без твердой опоры. Он был недоволен «своею

деятельностью, то есть бездействием», всеми своими поступками, речи его были

пропитаны желчью и едкостью самобичевания. Скептик и маловер, тщетно

стремящийся «опроститься», с одной стороны, и борец-пропагандист, преданный

делу народа, с другой, Нежданов запутывается в лабиринте неразрешимых,

мучительных противоречий. Рефлектирующее сознание его раздвоено. Он всецело

поглощен своими тяжкими сомнениями. Его воля к борьбе оказывается

парализованной.

Нежданов, по словам А.В. Луначарского, «поражает своей родственностью со

всеми. старыми Рудиными». Нежданов говорит: «Отчего же это неопределенное,

смутное, ноющее чувство? К чему, зачем эта грусть? – Коли ты рефлектор и

меланхолик,- снова шептали его губы,- какой же ты к черту революционер? Ты

пиши стишки, да кисни, да возись с собственными мыслишками и ощущеньицами, да

копайся в разных психологических соображеньицах и тонкостях, а главное – не

принимай твоих болезненных, нервических раздражений и капризов за

мужественное негодование, за честную злобу убежденного человека! О Гамлет,

Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе

во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания?»

Тургенев показывает сложную динамику душевной жизни Нежданова. «Тайный

внутренний червь продолжал точить и грызть Нежданова». Он постоянно ощущает в

себе тревожные сомнения. Его меланхолическая раздвоенность, рефлексия и

душевная усталость раскрываются через мастерски созданный автором диалог и

внутренний монолог. Нежданов иногда отвечает невпопад, механически, очень

часто его сложное душевное состояние не соответствует его речам, его

внутреннему монологу. Так на вопрос Соломина: «Готов ли он идти за народ?» -

Нежданов поспешно отвечает: «Конечно, готов». Но внутренний монолог

свидетельствует о другом: «Джаггернаут,- вспомнилось ему другое слово

Паклина.- Вот она катится, громадная колесница. и я слышу треск и грохот ее

колес». Нежданов трагически гибнет, уступая дорогу более «практичному», более

осмотрительному, умеренному постепеновцу-народнку, «новому» человеку –

Соломину. Нежданов навсегда вычеркивает себя из жизни и даже завещает

Соломину поддержать нежно любимую им невесту – Марианну, честную, умную,

преданную своему делу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

При рассмотрении «лишних людей» в произведениях Тургенева можно заметить одну

закономерность: чем позднее написано произведение, тем большим уважением

материально. Со временем эти безнадежно больные люди становятся лучше и даже

полезнее для общества.

Проблема «лишних людей» актуальна и сейчас. «Воспламеняющий аудиторию, но

неспособный на поступок «лишний человек», напрасно грезящий о счастье и

приходящий к смиренному самоотвержению» - такой тип людей существует и в наше

время, и будет существовать всегда, и в литературе, и в действительности, и

он будет напоминать тургеневских Лаврецких, Рудиных, Неждановых и других

«лишних людей» в произведениях Тургенева.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Полное собрание сочинений и писем. М.; Л., 1960-68. Т. 1-28.

Клеман М. К. Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева. М.; Л., 1934.

Жизнь Тургенева // Зайцев Б. Далекое. М., 1991.

Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева (1818-1858) / Сост. Н. С.

Никитина. СПб., 1995.

И.С. Тургенев, том 2, Гослитиздат, Собр. Соч., М. 1961

Батюто А. Тургенев – романист. - Л.: Наука, 1972. - 390 с.

Бялый Г. Первый роман Тургенева//Тургенев И.С. Рудин. - М.: Детская

литература, 1990. - 160 с.

Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. - М.-Л.: Советский писатель, 1962.

Тихомиров В.Н., д. филол. н., профессорЗапорожский национальный университетВ статье анализируются образы» лишних людей» в творчестве И.С.Тургенева и А.П.Чехова. Центром анализа является статья И.С.Тургенева «Гамлет и Дон Кихот», в которой великий писатель развивает мысли об иронии Гамлета.Ключевые слова: традиция, ирония, «лишние люди», идеализация.Тихомиров В.М. «ЗАЙВІ ЛЮДИ» У ТВОРАХ І.С.ТУРГЕНЄВА ТА А.П.ЧЕХОВА / Запорізький національний університет, Україна У статті «Зайві люди» у творах І.С.Тургенєва та А.П.Чехова» аналізуються образи «зайвих людей» у творчості І.С.Тургенєва та А.П.Чехова. Центром аналізу є стаття І.С.Тургенєва «Г амлет та Дон Кіхот», у якій великий письменник розвиває думки про іронію Гамлета.Ключові слова: традиції, іронія, «зайві люди», ідеалізація.Tihomirov V.N. IMAGE OF «SUPERFLUOUS PEOPLE» IN THE WORKS OF I. TURGENEV AND A. CHEKHOV / Zaporizhzhya national university, Ukraine.The article is dedicated to analyzing image of «superfluous people» in the works of I. Turgenev and A. Chekhov. The article of I. Turgenev «Hamlet and Don Quixote», where the great writer develops thoughts about irony of Hamlet, is in the centre of analysis.Key words: «superfluous people», tradition, irony, idealization.Проблема «лишнего человека» охватывает всю мировую литературу; от Шекспира (трагедия «Г амлет») до корифеев русской литературы: Пушкина, Тургенева, Достоевского и Чехова. Предметом исследования в данной статье стали повесть И.С.Тургенева «Дневник лишнего человека», романы «Рудин» и «Новь», статья «Гамлет и Дон Кихот», а также произведения А.П.Чехова «Огни», «Рассказ неизвестного человека», «Дуэль» и другие».Творчество Тургенева и Чехова, безусловно, постоянно находится в поле зрения литературоведов. Большое внимание уделяется и проблеме героя, предположим, в работах таких современных авторов, какП.Чудаков, Г.Б.Курляндская, Е.В. Тюхова, В.Я.Минков, В.Сахаров Однако, вопрос о сопоставлении «лишних людей» в произведениях И.С.Тургенева И А.П.Чехова либо не поднимается, либо находится на периферии научных исследований. Поэтому, учитывая неразработанность проблемы, в предлагаемой статье поставлена цель сопоставить образы лишних людей в творчестве двух выдающихся русских писателей и определить степень тургеневского влияния на эстетику Чехова.В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» дается такое определение этого типа: Социально­типологический тип, запечатленный в русской литературе первой половины 19 века; его главные черты: отчуждение от официальной России, от родной среды (обычно дворянской), чувство интеллектуального и нравственного превосходства над ней, и в тоже время - душевная усталость, глубокий скептицизм, разлад слова и дела .Наименование «лишний человек» вошло во всеобщее употребление после «Дневника лишнего человека» И.С.Тургенева. О «лишнем человеке» российский ученый В.Е. Хализев пишет следующее: «Другой персональный ряд составили герои, которые претендуют на статус личности, но не реализуются в качестве таковых, хотя и обладают яркими задатками, широкими возможностями (так называемые «лишние люди» от Онегина до Версилина)» .Черты духовного облика «лишнего человека» подчас в усложненном виде прослеживаются в литературе 2-й половины 19-го начала 20-го века. Уже современная критика в лице А. Дружинина и А. Григорьева признала типичность образа тургеневского Челкатурина. А. Г ригорьев писал, что повесть - это глубокая искренняя исповедь болезненного и душевного момента, пережитого многими, может быть, целым поколением.Правда, в примечании к повести указывается, что А.Дружинину и А.Григорьеву не удалось раскрыть подлинный социально-исторический смысл ’’Дневника лишнего человека’’. Заслуга И.С.Тургенева в том, что он сумел раскрыть психологию этого больного типа, что признали последующие русские писатели, в том числе и А.П.Чехов.Анализируя психологию своей больной души, Челкатурин, как потомок Гамлета, отмечает свою ’’неестественность’’ и ’’натянутость’’, стремление анализировать каждое движение своих переживаний: ,Я разбирал самого себя до последней ниточки, сравнивал себя с другими, припоминал малейшие взгляды, улыбки, слова людей... Целые дни проходили в этой мучительной, бесплодной работе’’ . Этот самоанализ, особенно после дуэли с князем, доводит Челкатурина до своеобразного удовольствия: ’’Только после изгнания моего из дома Ожогиных я мучительно узнал, сколько удовольствия человек может подчеркнуть из созерцания своего собственного несчастья.В романах ’’Рудин’’, ’’Дворянское гнездо’’, ’’Новь’’ И.С.Тургенев углубляет изображение образа ’’лишнего человека’’ социально-политическими и философскими чертами. Итогом раздумий Тургенева на эту тему явилась его знаменитая статья ’’Гамлет и Дон Кихот’’.Неслучайно Чехов рекомендовал эту статью в своем письме к М.П.Чехову в 1879 г. Тургеневские традиции в изображении ’’лишнего человека’’ у Чехова проявляются в самых различных формах - от непосредственного влияния в повестях ’’Дуэль’’, ’’Рассказе неизвестного человека’’, ’’Огни’’ и др., до использования идеи этого типа в усложненном и измененном виде. Тургенев вслед за статьей Чернышевского ’’Русский человек на рандеву’’ развил эту ситуацию. Эту проблему также развил Чехов в произведениях ’’На пути’’, ’’Огни’’.Уже современники отмечали традицию Тургеневского ’’Рудина’’ в рассказе «На пути». Например,Г.Короленко отмечал, Чехов очень верно отметил старый тип Рудина в ’’новой шкуре’’, ’’новой внешности’’ так сказать. И.Ладожский писал: ’’Перед читателем вырастает фигура Дон Кихота, пожалуй, Рудина [цит. по 9: т.5, 674].Как и Тургенев в «Рудине», Чехов рисует скитальческую, бесплодную жизнь Лихарева: ’’Во всю жизнь мою я не знал, что такое ’’покой’’. Я изнывал от тяжелого, безотказного труда, терпел лишения, раз пять сидел в тюрьме, таскался по архангельским и тамбовским губерниям . Как и Рудин, он обладает ораторским даром, увлекая Иловайскую. В традициях Тургеневского ’’Рудина’’ их встреча не перерастает в любовь.Повесть «Огни» «создавалась в знаменательный для Чехова 1888 год, который справедливо считается переломным для его творчества. Мысли о бренности жизни и ничтожестве человека, о неизбежности смерти ставшие центром повести, были близки Тургеневу. Это характерно также для его повестей «Призраки», «Довольно». Но главное, что сближает эти повести с другими произведениями Чехова этого периода - это решение тургеневской темы «русский человек на рандеву». Пытаясь разрешить эту проблему, герой в духе «лишних людей» без конца размышляет, анализирует свои чувства и, наконец, позорно бежит от возлюбленной Кисочки. Правда, эта тургеневская тема разрабатывается Чеховым в другом ключе. Тут, прежде всего, следует иметь в виду разницу эпох, объясняющих различие характеров «лишних людей» у Тургенева и Чехова.Ананьев, персонаж чеховской повести, критикуя «наше поколение лишних людей» за их виртуозность мыслей, видит в этом болезнь века: «Эту виртуозность, игру в серьезную мысль наше поколение внесло в литературу, политику. А с виртуозностью внесло оно свой холод, скуку, односторонность» .Тургеневский Челкатурин, этот «лишний человек» предшествующей эпохи, тоже разбирает себя до «последней ниточки», находя в этом даже удовольствие. Правда, Тургенев делает акцент на социально­психологической причине неудач Челкатурина: «Во все продолжение жизни я постоянно находил свое место занятым между моими чувствами и мыслями» «...», находилось какое-то - бессмысленное, непонятное и непреодолимое препятствие .Тургенев отмечает романтический, идеальный аспект взаимоотношений мужчины и женщины, хотя драматический финал этой любви далек от идеального аспекта. В отличие от Тургенева Чехов не только не идеализирует отношение Ананьева к Кисочке, но и переводит их в более прозаическую, будничную обстановку. Чехов, описывая внешность Ананьева, называет его «мужчиной в самом соку», подчеркивая его физическое здоровье и уверенность в себе: «Его загорелое толстоносое лицо и мускулистая шея как бы говорили: Я сыт, здоров, доволен собой» .Встретив Кисочку, он испытывает естественные привычки, желая завести с ней роман: «Я шел за ней, любовался ее нежной шеей и плечами. Мне было приятно, что она замужем. Для мимолетных романов замужние представляют более подходящий материал, чем барышни. Приятно также было мне, что мужа нет дома» . Он соблазнят Кисочку грубо и бесцеремонно: «Не спрашивая ее согласия, мешал ей говорить, и насильно потащил ее к себе в гостиницу» .В отличие от Ананьева Кисочка полюбила страстно и глубоко. «То, что для меня составляло обыкновенный любовный экспромт, для нее было целым переворотом в жизни», - говорит Ананьев . Как истинный «сын» Гамлета, он начинает выискивать и анализировать недостатки Кисочки: «Меня немножко коробило от мыслей, что, передавая, честная и страдающая женщина так легко в какие- нибудь три-четыре часа сделалась любовницей первого встречного. Это уж мне, как порядочному человеку, видите ли, не понравилось» .Признание в любви Кисочки представляется ему сентиментальным, приторным и неумным. Во всех своих переживаниях он, по его выражению «искал, прежде всего, глубины мысли». «Исполнив долг» по отношению к ней, он вернулся в свой номер и уснул крепким, «безмятежным сном туриста».Верный «сын» Гамлета, Ананьев продолжает анализировать мотивы своего поведения, особенно бегство от Кисочки. Причем в отличие от тургеневских «лишних людей» он не скрывает от себя свое «подлое бегство»: «Как видите, мое мышление не помешало мне удариться в подлое, изменническое бегство»,- размышляет он. Он продолжает анализировать свой поступок с точки зрения нравственных норм, совести порядочного человека: «Я один на один остался со своей совестью, мне стало понятно то, что мною совершено зло равносильное убийству». Правда, это нравственное чувство он пытается заглушить мыслью, «Что все-вздор и суета, что я и Кисочка умрем и сгинем, что ее горе ничто в сравнении со смертью». Это дало основание обвинять самого Чехова в пессимизме.Кстати, после выхода «Довольно» и «Призраков» Тургенева тоже обвиняли в пессимизме. В.Я.Минков в книге «Художественный мир прозы А.П.Чехова» совершенно справедливо отмечает: «Еще совсем недавно идейная суть многих чеховских произведений неправомерно выводилась непосредственно из высказываний героев, что приводило к искажению этой сути» . Правда, исследователь довольно туманно высказывается по этому поводу, рассуждая, что необходимо устанавливать конкретно в каждом отдельном случае, чем являются слова героя для самого героя, с какой целью он их произносит, к кому они обращены. Эта мысль отнюдь не оригинальна, ибо была уже отмечена нашими учеными. Конечно, при анализе позиции автора нужно учитывать, прежде всего, логику развития сюжета и взаимоотношения персонажей.В центре повествования - символический образ огней, который «преследует» повесть от начала и до конца: «Огни были подвижны. В них, тишине и унылой пене телеграфа чувствовалось что-то общее.Казалось какая-то важная тайна зарыта под насыпью, и о ней знали только огни, печь и проволоки» .И в финале повести, подводя итоги пережитого, Ананьев признает, что он увозил с собой ни одного решенного вопроса и от «всего разговора теперь утром у меня в памяти как на фильтре оставались только огни и образ Кисочки». Ананьев не случайно оставляет в памяти эти два образа. Именно они являются ведущими в повести.В своем письме Чехов относительно философии пессимизма («на этом свете ничего не разберешь») ссылается на авторитет Сократа и Вольтера» . Что касается Кисочки, то ее образ для Ананьева тоже ассоциируется с огнями: «Самые разнообразные мысли в беспорядке громоздились одна на другую, путались, мешались друг другу, а я, мыслитель, уставясь в землю лбом, ничего не понимал». Несмотря на нравственное суждение зла равносильного убийству, оно разбудило в нем мысли - «меч анализа», как отмечал И.С.Тургенев о Гамлете: «Он сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила», писал Тургенев в статье «Гамлет и Дон Кихот». Отсюда проистекает его ирония, противоположная энтузиазму Дон Кихота » .Статья Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» занимает одно из центральных мест в мировоззрении Чехова. Мысли Тургенева об иронии Гамлета отразились во многих его произведениях, особенно в повестях «Огни» и «Рассказ неизвестного человека». В этом отношении интересное наблюдение содержится в статье С.Б. Рубиной «Природа иронии Чехова». Проанализировав повесть Чехова «Огни», Рубина делает вывод: «Не все в мире может быть познано, объяснено, более того сущность вещей закрыта для познающего сознания. Отсюда - природа чеховской иронии» . Однако, по мнению автора статьи, ирония Чехова не безгранична: «Несмотря на то, что писатель утверждает принципиальную невозможность для человека познать логику бытия, найти гармонию в мире, его не оставляет ощущение того, что эта гармония существует, не оставляет предчувствие творца, которому эта логика ведома» . И все-таки Рубина, утверждая, что ирония у Чехова не безгранична, не утруждает себя конкретно разобраться в факт небезграничности этой иронии.Действительно, если повесть «Огни» дает основания для выводов автора статьи, то такие произведения как «Степь», «Дом с мезонином», «Дама с собачкой» не укладываются в эту схему.Очень сложной и противоречивой является повесть «Рассказ неизвестного человека», в частности личность эго персонажа- Орлова, ирония которого направлена на критику тургеневских романов, особенно «На кануне». Орлов иронично заявляет: «Всю свою жизнь открещивался от роли героя, всегда терпеть не мог тургеневские романы . И далее: «Тургенев в своих произведениях учит, что всякая возвышенная, честно мыслящая девица уходила с любимым мужчиной на край света и служила эго идее», - сказал Орлов, иронично щуря глаза . Орлов не ограничивается ироничной критикой Тургенева. Объектом эго иронии становится вся современная жизнь: «Это была ирония привычная, старой закваски, и в последнее время она показывалась на лице уже без всякого участия воли, - как бы по рефлексу».На протяжении развития сюжета повести личность Орлова не вызывает симпатии читателя. А его иронию по любому поводу автор называет «кашей». Его философию любви, которую он демонстрирует перед Зинаидой Федоровной, терпит поражение: «На любовь я, прежде всего, смотрю как на потребность моего организма, неизменною и враждебною моему духу» . В этой философии категория долго, которую исповедует Тургенев, напрочь отсутствует.Орлов прячется от своей возлюбленной самым недостойным образом. А после ее смерти устраивает в пансион собственную дочь. Чехов сознавал, что ирония «без берегов» в интерпретации Орлова может завести человека в нравственный тупик нигилизма. Тут он мог повторить слова Ф.Ницше: «Привычка к иронии (...) портит характер, она придает ему постепенно силу злорадного превосходства (...), начинает походить на злую собаку которая, кусаясь, к тому же научилась, и смеяться» .Эту же мысль Ницше развил Блок в статье «Ирония», характеризуя иронию как «симптом утраты человеческого в человеке». И все-таки, осуждая цинизм иронии Орлова, Чехов не исчерпывает к нему своего отрицательного отношения. Именно Чехов избрал эго инструментом для критики великого русского писателя Тургенева, которого он раньше оплакал в рассказе «В ландо».Этот парадокс Чехова в какой-то мере объясняет письмо к О.Л. Книппер-Чеховой: «Читаю Тургенева. После этого писателя останется одна восьмая или одна десятая из того, что он написал. Все остальное через 25-35 лет уйдет в архив» [цит. по 9: т.10, 195].Конечно, это заявление можно оставить «на совести» Чехова, потому что его «пророчество» не подтвердилось. Да и писалось оно в 1902 году перед смертью писателя. Неожиданно в письме к той жеО.Л. Книппер-Чеховой в 1903 году Чехов заявляет: «Никогда раньше не тянуло так к Тургеневу как теперь» [цит. по 9: т.11, 473].Как видно, Чехов весь создан из иронических парадоксов, которые особенно проявились накануне его смерти.Повесть «Дуэль», по справедливому мнению исследователей, - одна из самых «литературных» произведений Чехова [цит по 9: т.7, 692]. Персонажи повести, особенно Лаевский, сопоставляют себя и цитируют героев Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Толстого и др. Но чаще других Чехов обращается к Тургеневу, описавшему драматическую судьбу «лишнего человека». Лаевский аттестует себя так: «Для нашего брата- неудачника и «лишнего человека» все спасение в разговорах» . Он же пытается явно не без влияния тургеневской статьи «Гамлет и Дон Кихот» объяснить психологию этого типа: «Я должен обобщать каждый свой поступок, я должен находить объяснение и оправдание своей нелепой жизни в чьих- либо теориях, литературных типах, в том, например, что мы, дворяне, вырождаемся и прочее» .Хотя Лаевский ссылается на авторитет Льва Толстого, но больше других к проблеме «лишнего человека» обращался Тургенев в своих романах и статье «Гамлет и Дон Кихот». Фон Карэн называет Лаевского «сколком с Рудина». Тот же Лаевский выбирает себе в союзники шекспировского Гамлета: «Своей нерешительностью я напоминаю Гамлета - думал Лаевский дорогой. - Как верно Шекспир подметил! Ох, как верно!». Частое обращение Лаевского к классикам мировой литературы объясняется и тем, что он был «когда-то на филологическом факультете». Однако тургеневский образ «лишнего человека» в лице Лаевского выглядит в явно сниженном и даже пародийном варианте: «И пил много и не вовремя играл в карты, призирал свою службу, жил не по средствам, часто употреблял в разговоре непристойные выражения». Критиком и антиподом Лаевскому в повести выступает зоолог Фон Карэн. С его слов Лаевский обвиняет Тургенева в своей бездеятельности, выдумавшего неудачника и «лишнего человека».В одну компанию с тургеневскими героями Фон Карэн включает Онегина, Печорина и даже байроновского Каина. Взаимная неприязнь Фон Карена и Лаевского приводит к дуэли, правда, без смертельного исхода. Сцена дуэли описана с явной ссылкой на Тургенева и Лермонтова: «- Господа, кто помнит, как описано у Лермонтова - спросил Фон Карэн, смеясь. - У Тургенева также Базаров стрелялся с кем-то». Вообще Фон Карен, критик Тургенева в чеховской повести «Дуэль», напоминает Орлова из повести «Рассказ неизвестного человека». Итак, связь персонажей Чехова с «лишними людьми», особенно в повести «Дуэль», не вызывает сомнения.В.Я.Минков пишет: «Намерение подарить нас новым изданиям «лишнего человека» так и сквозит в целой повести» . Правда, по мнению Минкова, эти традиции в повести «Дуэль» идут как бы в обратном направлении. Минков выделяет следующие отличия чеховских персонажей от героев классического романа о «лишних людях» в изображении любви во взаимосвязи с другими персонажами, пожалуй, в главном: «Герой онегинского типа - общественный тип общественного масштаба, которым измеряется его социальная ценность. У персонажа Чехова поведение не детерминировано жестко ни социальным положением, ни уровнем культуры, ни теоретическими взглядами» . Минков делает вывод: «Читатель относится к герою еи как к представителю чего-то общего (культуры, идеологии, класса), а как к единичному человеку» .Наблюдения Минкова заслуживают внимания, хотя и не лишены недостатков - в противопоставлении у чеховского персонажа единичного, индивидуального и общественного, типического. Особенности чеховского искусства Минков определяет «болезнью времени»: «Именно глубокое осознание болезни времени и противостояние ее во многом определили новаторство и оригинальность творчества писателя».Весьма характерен разговор Волкова и Владимира Ивановича в повести «Дневник лишнего человека» о драматической судьбе молодого поколения: «От чего мы в начале такие страстные, смелые, благородные, верующие к 31-35 годам становимся уже полными банкротства. Отчего один чахнет в чахотке, другой пускает пулю в лоб, третий ищет забвения в водке и картах» .В отличие от Волкова, уставший от жизни Владимир Иванович все таки более оптимистично смотрит на судьбу молодого поколения: «Хочется играть видную самостоятельную благородную роль, хочется делать историю». И тут с ним солидарен сам Чехов во многих своих, особенно последних произведениях: «Жизнь дается один раз и хочется прожить ее бодро, осмысленно - особенно в последних своих произведениях».В рассказе «Верочка» (1887 г.) Чехов использует традиционную тургеневскую тему «Русский человек на рандеву». Уже современники писали о сходстве Верочки с Асей - героиней одноименной повести Тургенева [цит. по 9: т. 6, 638]. В. Альбов в духе Чернышевского резко критиковал Огнева - героя повести: «Очевидно, Огнев - дряблая натура прожженная нравственным маразмом» [цит. по 9: т.6, 639]. Отмечали также традиции Тургенева в описании природы: «Его описание природы несколько напоминает традиции Тургенева»Г ероиня рассказа Верочка своей духовной красотой напоминает тургеневских женщин, которые ждут от мужчины помощи в ее неприятии «сытой» среды и «бесцветной» жизни: «Я не выношу постоянного покоя и бессмысленной жизни, не выношу наших бесцветных и бедных людей, - говорит она Огневу» . Для нее нет выше счастья, как видеть его, идти за ним, хоть сейчас, куда он хочет, быть его женой и помощницей. Слова Верочки застают его врасплох, будоражат его омертвевшие чувства: «Он злился, стучал кулаками, проклинал свою холодность», - пишет автор .Вступает в силу рефлексия «лишнего человека», которая «заедала» тургеневского героя, в частности, Рудина в его общении с Натальей. Правда, в отличие от Тургенева Чехов «разбавляет» переживания Огнева прозаическими психологическими деталями. Так, излияния любви Верочки кажутся ему притворными и несерьезными: «Он чувствовал сострадание к Верочке, боль и сожаление, что из-за него страдает хороший человек» .Уже современники отмечали психологизацию стиля Чехова в его рассказах этого периода, в частности, в рассказе «Верочка». Д.Г. Григорович отмечал, что «он захватывает мотив любви во всех его тончайших и сокровенных переживаниях» [цит. по 9: т. 6, 638-639]. Правда, в отличие от Тургенева Чехов гораздо отчетливей и рационалистичнее критикует «лишнего человека»: «Что ни говорил Огнев, все до последнего слова казалось ему отвратительным и плоским. Чувство вины росло в нем с каждым шагом... Стараясь возбудить себя, он глядел на красивый стан Верочки, на ее косу... Но все это только умиляло, но не раздражало его душу» .Как мы убедились, сопоставлять «лишних людей» у Чехова с тургеневским Рудиным логичнее всего, опираясь на повесть «Дневник лишнего человека». Не менее перспективным является сопоставление его с героями «хождения в народ» романа Тургенева «Новь».В романе «Новь» Тургенев аттестует Нежданова как ярчайшего представителя семейства Гамлетов, отягощенного еще наследственностью «романтика реализма» (как называет его автор). Уже в начале романа Паклин, которому отводится важная роль, характеризуя Нежданова, называет его российским Гамлетом . Как никто другой из тургеневских «лишних людей» Нежданов подходит к этой роли. В своей знаменитой статье «Г амлет и Дон Кихот» Тургенев пишет: «Он скептик - и вечно возится и носится с самим собой., сомневаясь во всем, Гамлет, разумеется не щадит и самого себя.Гамлет преувеличенно бранит себя, постоянно наблюдая за собой, вечно глядит внутрь себя, он знает до тонкостей все свои недостатки, призирает их, призирает самого себя» . В этой характеристике следует особо отметить дух сомнения и критике себя у Гамлета.Тургенев не случайно избрал российского Гамлета критиком антигуманистических порядков самодержавной России. Уже в свом первом появлении на страницах романа Нежданов бичует эти порядки: «Пол России с голоду помирает, везде шпионство, притеснения, доносы, ложь и фальшь». Кульминацией его критической мысли является его стихотворение «Сон»: Все спят! Спит тот, кто бьет, и тот, кого колотят! Спит непробудным сном отчизна, Русь святая! .На протяжении развития сюжета Нежданов мечется между своим призванием делать дело и неверием в это дело. Резким диссонансом к стихотворению «Сон» звучит стихотворение о смерти: «Милый друг, когда я буду умирать - вот мой приказ.» . «Этот скептицизм, это равнодушие, это легкомыслие, безверие - как согласовать все это с его принципами», - терзается он. Тургенев пытается определить метания Нежданова как «романтика реализма»: «Они тоскуют о реальном и стремятся к нему, как прежние романтики к идеалу. Они пассивные, исковерканные и мучаются самой этой исковерканостью как вещью самой к их делу исходящей» . В конце романа эту характеристику Нежданова дает Саплин. В своих самобичеваниях Нежданов не без наслаждения уподобляет себя Гамлету: «О, Гамлет, Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания?»Пытаясь «пойти в народ», Нежданов стремится «опроститься», выйти из роли Гамлета: «А ты, неведомый нам, но любимый нами всем нашим существом, всей кровью нашего сердца, русский народ, прими нас и научи нас, чего мы должны ждать от тебя» . Как и в предшествующих произведениях о «лишних людях», Тургенев разрабатывает вновь тему «человек на рандеву», правда, решает ее на принципиально ином уровне. Речь идет о взаимоотношениях Нежданова и Марианны. В отличие от прежних тургеневских женщин, узнав о подготовке «хождения в народ» она без колебаний соглашается принять в них участие. Их любовь рисуется Тургеневым с привлечением высоких романтических средств выражения: «Эта чудесная девушка - Марианна - в это мгновение стала для Нежданова воплощением родины, счастья, борьбы, свободы» . Если Нежданов предчувствует трагические последствия «хождения в народ», то Марианна, несмотря на его мысли о смерти, «зажигается» стремлением отдать всю себя за счастье народа: «- Ты прав! Но, может быть, мы уцелеем, ты увидишь, мы будем полезны» . Далее идет центральная сцена сюжета романа - «хождения в народ». О своей трагической «опросталости» Нежданов признается в письме к своему другу Силину: «Вот уже две недели, как я хожу в народ - и, ей-же-ей ничего глупее и представить себе нельзя.Вот Марианна верит... Она даже башмаки для себя пробовала сшить... А лицом вся розовая и светлая, словно клад нашла, словно солнце ее озарило» .Для Нежданова «хождение в народ» заканчивается трагической сценой в кабаке. Эта сцена окончательно, по словам Нежданова, «доказала мне мою несостоятельность». «- Марианна, я обязан сказать тебе, что я не верю больше в это дело, которое нас соединяло, - говорит он перед смертью».К социальным истокам трагедии Нежданова Тургенев прибавляет и природный фактор: «Я был рожден вывихнутым, хотел себя выправить, да еще хуже себя вывихнул, - признается он Марианне». В ситуации «русский человек на рандеву» «лишний человек» трагически прозревает, а Марианна отдает себя служению народным идеалам. Тургенев здесь использует свою традиционную тему, однако, решает ее уже в более широком аспекте.Новаторство этого романа осознал Лев Толстой: «Лучше всего «Новь»: тут выведено что-то реальное, соответствующее жизни». А в Рудине, Лаврецком, Базарове - ничего нет. Что говорит Базаров, то только разве и хорошо. Да и быть ничего не могло: ведь те движения, представителями которых являются Рудин, Лаврецкий, совершались только в умственной сфере, в поступки не переходили. От того-то и не могли дать содержания художественному произведению, тогда как «Новь» могло» [цит. по 8: т. 12, 543]. Л. Толстой, который так дорожил общением своих героев с народом, не случайно выделил «Новь» среди других произведений Тургенева. «Настоящая» русская женщина - Татьяна - называет героев «опростелыми» за их стремление слиться с народом.Чехов тоже в некоторых своих произведениях изображает стремление к слиянию с народной массой. В этом плане характерной является его повесть «Моя жизнь» (1896 г.), в которой драматическая история рассказчика и Маши, их стремление «опроститься» напоминают тургеневскую ситуацию в романе «Новь». Рассказчик приобщается к деревенскому образу жизни: «Я вставал рано, с рассветом, и тот же час принимался за какую-нибудь работу. Я починял телеги, проводил в саду дорожки, капал гряды, красил крышу на доме. Когда пришло время сеять овес, я пробовал двоить, скородить, сеять» . И все-таки, подобно тургеневскому герою, он не может переломить свою «городскую натуру»: «Я не знал сельского хозяйства, и не любил его, и в жилах моих текла чисто городская кровь». Однако, в отличие от тургеневского Нежданова с его «эстетической» наследственностью, чеховский герой с большей свободой верит в деревенский быт. Маша при этом не может отвыкнуть от привычной аристократической жизни: «Она негодовала, но в душе собиралась накипь, а я, между тем, привыкал к мужикам, и меня все больше тянуло к ним. В самом деле, были и грязь, и пьянство, и глупость, обманы. Но, при всем том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая держится на каком-то крепком, здоровом стержне».Этот народный стержень он видит в «чувстве правды», чего нет в Маше и ее окружении. Так постепенно наступает «отрезвление» Маши, ее разочарование в попытках «опроститься». Начинается разочарование и в возлюбленном: «Как это она такая единая, воспитанная, открытая, могла попасть в этот жалкий, провинциальный пустырь..., и, как это она могла забыться до такой степени, что увлеклась одним из этих людей и больше полгода была его женой». В финале повести в своем прощальном письме к рассказчику она отказывается от своего «опрощения» и просит порвать нить, «которая еще держится, связывая меня и Вас», - говорит она рассказчику.В отличие от тургеневской Марианны она без сожаления обрывает свою связь с прошлым и с Россией, уезжает «туда на волю, в Америку». Расставаясь с Машей, рассказчик теряет интерес к своим стремлениям слиться с народом и выполняет свои обязанности без всякого энтузиазма. Свою новую жизнь он сравнивает с кольцом, на котором написано: «Ничто не проходит» . «То, что я пережил, не прошло даром. Я стал рабочим уже привыкшим. И не выйдет ничего страшного в том, что, я телом дворянин, ношу ведра с краской и вставляю стекла».«Опрощение» Маши не состоялось; она живет теперь заграницей, сообщает рассказчик. Г ероиня повести явно выпадает из типологических связей с тургеневскими женщинами, в частности Марианной из романа «Новь».Рассказ «Невеста» (1903 г.) написан в тургеневских традициях о «новых людях». В рассказе проявляется чеховский скептицизм и неопределенность, что было отмечено современниками писателя. Прежде всего, в связи с образом героини романа Нади. М. Гертензон писал: «‘Новой’ Нади почти совсем не видать. Какой переворот произошел в ее душе - об этом трудно догадаться по тем немногим внешним признакам, которые дал художник [цит. по 9: т. 10, 472]. Достоинство рассказ современники видели в мажорном настроении его финала: «Бодрый сильный аккорд. звучит как победный клич, как торжество над мертвой скукой и полностью серой однообразной обыденностью» [цит. по 9: т.10, 474].Тургеневские традиции решаются здесь в переработанном чеховском стиле. Это, прежде всего, проявляется в образах главных персонажей - Саши и Нади. Учитель и наставник Нади - Саша - в повести Чехова лишен «тургеневского интеллектуального ореола». Он вызывает в сознании Нади чувство чего-то нелепого. Но в этой нелепости столько прекрасного, что «едва она только вот подумала о том, не поехать ли учиться, как все сердце, вся грудь обдало холодком, залило чувством радости, восторга» . Призывы Саши к деятельности, его советы «перевернуть жизнь» зажигают ее. Она бросает дом и уезжает «действовать», Однако, ее ждет первое разочарование в жизни Саши после посещения его квартиры в Москве: «В его комнате было накурено, наплевано., и на столе, и на полу было множество мертвых мух. И тут было видно по всему, что личную жизнь свою Саша устроил неряшливо, жил, как придется, с полным призрением к удобствам» . Финал рассказа, где описывается приезд Надив родной дом, проникнут грустным лиризмом как прощание с прошлым и надеждой на светлое будущее: « .Ей казалось, что в городе, все давно уже состарилось, отжило и все только ждет ни то конца, ни то начало чего-то молодого, свежего. О, если бы поскорее наступила эта новая, ясная жизнь» И описание смерти Саши в финале рассказа не меняет надежду Нади на светлое будущее: «Прощай, милый Саша!», думала она. И впереди ее рисовалась жизнь новая. широкая, просторная. И эта жизнь еще неясная, полная тайн, увлекала и манила ее.Конечно, представления Нади о новой жизни полны романтичных иллюзий и загадок, что было уже отмечено как недостаток современниками Чехова. В рассказе «Невеста» завершаются поиски Чеховым положительных и, даже, идеальных основ жизни, которые были намечены в повестях «Рассказ неизвестного человека» и «Дуэль». В этих поисках он близок к Тургеневу, и особенно, в его позднем творчестве (роман «Новь», «Стихотворения в прозе», «Порог»). Правда идеальные тенденции в художественном созерцании Тургенева проявились глубже, чем в скептицизме и объективности Чехова. И все-таки, и Тургенев, и Чехов, обращаясь к изображению светлых общечеловеческих сторон жизни, находящихся в преддверии будущего, обратились к романтическим стилевым средствам. Эти идеальные порывы Тургенев находил в деятельности «новых людей», Чехов - в общечеловеческих стремлениях личности в преддверии революции 1905 года.О тургеневской традиции в своем рассказе Чехов недвусмысленно осознавал: «Пишу рассказ для журнала для всех, на старинный манер, на манер 70-х годов». Ковыряясь в 70-годах, Чехов, вероятно, имел в виду рассказы, повести и романы того времени о девушках и женщинах, уходивших из дома, как у Тургенева в его стихотворении-прозе «Порог».Как отмечается в примечании к рассказу, «Невеста» собрания сочинений Чехова, он долго обдумывал и перелистывал финал рассказа о возможности прихода Нади в революцию. Интересны в связи с этим воспоминания Вересаева о чтении этого рассказав присутствии его и Горького. Вересаев высказался весьма характерно: «И такие девицы, как Ваша Надя, в революцию не идут», - глаза его (Чехова - В.Т.) взглянули с суровой настороженностью. - Туда разные пути бывают [цит. 9: т.10, 466].Как видим, на романтические неопределенные колебания Нади о своей будущей судьбе, Чехов отнюдь не исключал ее пути в революцию. Тут его позиция напоминает тургеневскую, изложенную в ее знаменитом стихотворении-прозе «Порог».В своей драматургии Чехов часто обращается к тургеневским традициям, особенно в драме «Иванов» (1899 г.). В образе главного персонажа просматриваются традиции «второго Гамлета» . По­добно шекспировскому герою и тургеневскому «лишнему человеку» он обладает сложной и противоречивой психологией: «В каждом из нас слишком много колес, винтов и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум, трем внешним признакам... И сами мы себя не понимаем» , говорит он доктору Львову. Его душевные метания обостряются из-за любовных переживаний. Его жена - Анна Петровна - обвиняет его в измене: « Бесчестный, низкий. Ты лгал мне о правде, о добре, о светлых, честных планах» . Она же обвиняет его в том, что он из-за денежных соображений хочет завладеть своей возлюбленной - Сашей. По словам Саши, Иванов - «хороший, несчастный, непонятный человек», которого она хочет поставить на ноги, исполнить свою задачу. Любовь Саши представляется его измученной душе «издевательством над его чувствами»: «Пора взяться за ум. Поиграл в Гамлета, а ты - возвышенную девицу - и будет с нас», - заверяет он Сашу.В своем последнем монологе он фактически повторяет классические доводы «лишнего человека»: «Был я молодым, горячим, искренним, неглупым; любил, ненавидел, сражался с мельницами, бился лбом об стены, не соизмерив своих сил, не рассуждая, не зная своей жизни. И вот как жестоко мстит мне жизнь, с которой я боролся». Правда, в этом заявлении явно в ослабленном виде звучат социальные мотивы его раздвоенности и усиливаются любовные мотивы. В отзывах критиков на своеобразие типа Иванова ставился этот тип «в ряды героев нашего времени - Онегиных, Печориных, Бельтовых и Рудиных» [цит. по 9: т. 12, 352]. А сам Чехов в письме к В.Г. Короленко отметил, что в его отношении к Иванову «у него не хватило тургеневской тонкой иронии» [цит. по 9: т. 12, 343].Особенно плодотворно тургеневское влияние проявилось в чеховской «Чайке» (1896 г.). Это влияние чувствуется в образе публициста, известного писателя Тригорина. Именно он является зачинателем тургеневской темы в драме. Оценивая свою писательскую деятельность перед Ниной Заречной, он говорит: «Мило, но далеко от Толстого». Или «Прекрасная вещь. Но ’Отцы и дети‘ Тургенева лучше». И далее - на своей могиле он начертал бы такие слова: «Здесь лежит Тригорин. Хороший был писатель, но писал хуже Тургенева».По его несомненное влияние попала его возлюбленная - Нина Заречная. Подобно тургеневским девушкам она порывает с домом и уходит в Москву, в большой мир, становится актрисой. Но в отличие от героинь Тургенева не находит счастья, ни в любви Тригорина, ни в провинциальной театральной жизни. Ее прощальный монолог, наполненный драматическим лиризмом, явно перекликается с прощальными словами Рудина: «Хорошо тому, кто в ныне сидит под кровом дома, у кого есть теплый угол. Да... Тургенев. И да поможет господь всем бесприютным скитальцам» , - говорит она.Комедию «Вишневый сад» Чехов создавал в период подготовки России к буржуазно-демократической революции 1905 года. «Россия гудит как улей» - писал Чехов, «вот мне и хотелось бы поймать это бодрое настроение, написать пьесу, бодрую пьесу». «Сколько силы, энергии, веры в народ», - говорит Чехов Е.П. Карпову [цит. по 9: т. 13, 492].Это настроение отразилось, прежде всего, в образах «вечного студента» Трофимова и шестнадцатилетней Ани. Союз Трофимова и Ани напоминает аналогичные ситуации в произведениях Тургенева, правда, в более романтизированном, чем у Тургенева ключе: «Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там в дали. Вперед! Не отставай, друзья!». Он же пытается своими зажигательными речами воспитать Аню в духе свободы и социального неравенства: «Ваша мать, Вы, дядя уже не замечаете, что живете в долг, за чужой счет, за счет тех людей, которых Вы не пускаете дальше передней». От критики социального неравенства Трофимов переходит к предчувствию грядущих социальных перемен: «Душа моя полна необъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его», - говорит он.Авторы примечаний к «Вишневому саду» указывают: «’Вишневый сад‘ дал возможность критике снова поставить вопрос о Чехове как о приемнике Тургенева и Толстого» [цит. по 9: т. 13, 513]. В тех же примечаниях традицию темы оскудения дворянства связывали с комедиями тургеневского «Месяца в деревне», «Мертвых душ Гоголя», «Леса» Островского и др. .В комедии «Месяц в деревне» эта тема не выявлена столь отчетливо и объективно, как в «Вишневом саду». Тем не менее, под пером Тургенева тенденция упадка дворянства явно чувствуется в общей концепции, образной системе основных персонажей. В первоначальном замысле Тургенев хотел назвать комедия именем главного героя Беляева - «Студент». Однако, исходя из претензий цезуры, Тургенев устранил слишком явные признаки студента-разночинца, тем самым, перенеся акцент с общественной проблематики на психологическую. Возобладал «бродячий» мотив соперничества двух женщин в любви. В этом соперничестве изначально Тургенев отводил первое место Наталье Петровне. Уже после огромного успеха Савиной признал ее в роли Верочки. И все-таки, несмотря на изменение названия комедии, оставил Беляева главным «глашатаем» антидворянской критики, как он позже сделал Базарова в «Отцах и детях». Неслучайно под его влияние попадают и две соперничающие друг с другом женщиныНаталья Петровна и Верочка. В динамике комедии Беляев говорит: «Я словно чуму внес в этот дом. Все бегут отсюда. Мне душно здесь, мне хочется на воздух. Вернусь в Москву к своим товарищам, стану работать». В этих словах Беляева каждое слово носит символическую идейную нагрузку: и бегство из дворянского дома, и свежий воздух, и, наконец, Москва, как символ трудовой жизни. И чеховские «Сестры» стремятся в Москву от пошлой, обывательской жизни.Повести «Огни», «Рассказ неизвестного человека» и особенно «Дуэль» дают богатый материал для рассуждений о своеобразии поэтики Чехова. А Чудаков писал: «Чехов очень рано отказался от узкой социальной детерминированости характера и внешних признаков ’типичности‘» . И далее: «Чеховская художественная система фиксирует прежде всего незаконное, необязательное, т.е. собственно случайное, расширяя возможности искусства. Отказ от поэтики классического реализма свидетельствует об усложненности и противоречивости у ее авторов мира 20-го века, представителем которого был А. Чехов. «Изображенный мир выглядит естественно-хаотично, манифестируя этим сложность мира действительности, о котором нельзя вывести последнего суждения», - пишет Чудаков .В указанных повестях особенно характерно чеховское обращение к «случайным» эпизодам, например, в «Рассказе неизвестного человека». Владимир Иванович, мечущийся в поисках смысла жизни, приходит в финале повести к заключению, что этот смысл - в самоотверженной любви к ближнему. И в финале он произносит слова, знакомые по повести «Дуэль»: «Я верю, следующим поколениям будет легче и виднее. К их услугам будет наш опыт. Жизнь дается один раз и хочется прожить ее бодро, осмысленно, красиво» . В повести «Дуэль» Фон Карен демонстрирует переде слабым Лаевским свое призрение, и вдруг великодушно примиряется с ним: «Сегодня Вы - победитель величайшего из врагов человечества - гордости» .Свободолюбивые настроения Чехова вписываются в настроения русского литературного периода, накануне буржуазно-демократической революции 1905 года. В 1908 году А. Блок делает характерную запись: «Написать доклад о единственно возможном преодолении одиночества - приобщение к народной душе и развитие общественной деятельности». Близкие мысли о Чехове высказывал К.С. Станиславский: «По мере того, как сгущалась атмосфера, и дело приближалось к революции от становится все более решительным». В письме к А. П. Чехову 1886 года он заявляет: «Лучше всего избегать описывать душевное состояние героев; нужно стараться, чтобы оно было понятно из действий героев» [цит. по 9: т.248]. А Чудаков считает, что это заявление не отражает весь подход Чехова к изображению психологии героя.Действительно, в своих рассказах и повестях Чехов стоит на позиции усложнения психологических переживаний персонажей. Повесть «Дуэль» особенно характерна в этом отношении. Чехов осознавал, что она приобретала новые жанровые, романные формы. Усложненность характеров, их взаимоотношений требовали введения новых психологических мотивировок. Не случайно, некоторые исследователи отмечали в этом усложнённость психологическое мастерство Чехова, особенно при изображении интимных переживаний Лаевского. Уже в начале повести он мучается над неразрешимым вопросом, с которым он обращается к Самойленко: «Положим полюбил ты женщину и сошелся с ней; прожил ты с нею больше двух лет и потом. разлюбил ее и стал чувствовать, что она тебе чужая [.В ходе развития сюжета в переживания Лаевского «вмешиваются» тот же Самойленко, Фон Карен и наскучившая ему Надежда Федоровна. Разобраться в своих переживаниях, сделать решительный шаг мешает ему натура «лишнего человека» и неудачника, унаследованная им от героев русской классической литературы, прежде всего, от Тургенева: « Для нашего брата-неудачника и «лишнего человека» все спасение в разговорах, - говорит он. - Я должен обобщить каждый свой поступок, я находить объяснения и оправдания своей нелепой жизни в чьих-нибудь теориях, литературных типах. Своей нерешительностью я напоминаю Гамлета». Все эти рассуждения Лаевского сильно напоминают тургеневских «лишних людей».Непримиримым критиком Лаевского выступает зоолог Фон Карен: «Перед Лаевским надо лампаду повесить, т.к. он - роковая жертва времени, веяний, наследственности и прочего» . Кончено, не все в репликах Фон Карена о Лаевском нужно принимать за истину. По его словам, «Лаевский безусловно вреден, и также, опасен для общества как холерная микроба. Утопить его - заслуга».Более снисходительным к Лаевскому выступает в повести военный доктор Самойленко. Для него он «добрый малый, человек-рубаха, с которым можно было и выпить и посмеяться и потолковать по душам». Что касается духовных запросов Лаевского («.учится на философском факультете, выписывал 2 толстых журнала, говорит умно.»), то Самойленко этого не понимал, но считал Лаевского выше себя и уважал его.Как всегда, у Чехова в переживания персонажей вклиниваются бытовые подробности: «Он пошел к себе в кабинет, лег на диван и накрыл лицо платком, чтобы не надоедали мухи. Вялые, тягучие мысли все об оном и том же потянулись в его мозгу, как длинный обоз в осенний ненастный вечер».Описывая психические процессы у своих персонажей, чехов постоянно подчеркивает зависимость этих процессов от обывательского бытового окружения. Однако мысли о разрыве с любовницей сменяются голосом совести, идущим от советов Самойленко: «Ему казалось, что виноват перед Надеждой Федоровной и перед ее мужем, и, что муж умер по его вине».Пороки Лаевского, о которых говорит Фон Карен, мучают его совесть. По его словам, «он жаждет своего обновления». Правда, его возрождение выступает случайно, вопреки логике развития его характера. Скорее всего, здесь вступает в свои права сам Чехов с его верой в грядущее возрождение человека. В «Дуэли» это возрождение не только алогично, но и даже парадоксально Правда, решительный шаг демонстрирует Лаевский не сразу. В начале он этот шаг подготавливает с чувством жалости к жене: «После того, как он окончательно решил уехать и оставить Надежду Федоровну, она стала возбуждать в нем жалость и чувство вины. Ему было в ее присутствии немножко совестно, как в присутствии больной и старой лошади, которую решили убить». Чехов по-прежнему переводит переживания Лаевского на бытовой язык, в данном случае - это сравнение жены со старой лошадью.Следующим звеном этих переживаний становится история с деньгами, которые Лаевский хочет занять у Самойленко, чтобы уехать в Петербург от Надежды Федоровны. Лаевский осознает, что эта история влечет за собой обман Самойленко, Надежды Федоровны и даже ее матери, у которой он должен одолжить деньги. Эмоциональным срывом для него становится измена Надежды Федоровны с офицером Кирилиным. Однако эта сексуальная история не заканчивается драматическим исходом. Тут выступает эпизод, вызвавший критику современников Чехова. Имеется в виду нравственное возрождение Лаевского, которое напоминает возрождение героев Толстого и Достоевского. Плещеев писал: «Мне совершенно неясен конец ее (повести - В.Т.); . чем мотивируется эта внезапная перемена в отношениях этих действующих лиц. По-моему, рассказ окончен слишком произвольно» [цит. по 9: т.7, 704].Правда, в современной науке отношение ученых к «неожиданным» эпизодам в произведениях Чехова изменилось. Пожалуй, эту точку зрения наиболее последовательно выражает А. Чудаков. Следует признать, что «неожиданные» эпизоды у Чехова имеют свою логику. Тот же Лаевский без конца мечется между долгом и чувством в своих переживаниях. И то, что Чехов, как всегда, в описании этих переживаний держит нейтральную позицию, осложняет проблему. Следует учитывать и то, что Лаевскийличность слабая в отличие от героев Тургенева, Толстого, Достоевского, поддающаяся влиянию обстоятельств. Это нужно иметь в виду в объяснении последних эпизодов повести.Повесть Чехова называется «Дуэль». И все переживания Лаевского связаны с этим драматическим событием. Накануне дуэли, чувствуя приближение смерти, он хочет пересмотреть свои прежние условия жизни В Петербурге и начать новую жизнь. Он обращается к богу за прощением: «Глядя на нее молча (Надежду Федоровну) Лаевский мысленно попросил ее прощения и подумал, что, если небо не пусто и в самом деле там есть бог, то он сохранит ее» . Хотя Лаевский обращается за помощью к богу эпизодически, нельзя не учитывать последнего в возрождении героя. Тем более, что вслед за этой сценой, Лаевский, выслушав покаяние Надежды Федоровны, прощает ее.В структуре повести Чехова дуэль занимает центральное место. Накануне этого события его участники стали обсуждать странность и непривычность дуэли в современных условиях. Стали вспоминать примеры из прошлого: «Оказалось, что из всех присутствующих не один не был на дуэли ни разу в жизни, и никто не знал точно, как становиться и, что должны говорить и делать секунданты». Но потом Бойко вспомнил, и, улыбаясь, стал объяснять: « - Господа, кто помнит, как описано у Лермонтова, спросил Фон Карен, смеясь. - У Тургенева, также Базаров стрелялся с кем-то там». О тургеневском Базарове Фон Карен вспоминает не случайно. Видимо, рисуя эту сцену, Чехов находился под влиянием близкой сцены у русского писателя, особенно в ее юмористическом оформлении. В этом оформлении у Тургенева большую роль играет «усовершенствованный» слуга Петр, которого Базаров назначил «нечто вроде секунданта». Во время поединка Петр куда-то спрятался: «Он не понимал его (Базарова - В.Т.) слов и не двигался с места. Павел Петрович медленно открывал глаза. - Кончается, шепнул Петр и начал креститься».У Чехова близкую роль играет дьякон, который во время дуэли прячется в кукурузе: «Я чуть в кукурузе не помер от страха, - говорит он». Однако, при всем их внешнем комизме Петр и дьякон, особенно последний, играют разные роли. Именно он своим отчаянным криком из кукурузы прервал убийство Фон Карэном Лаевского: «Как это противно в природе человека! - вздохнул дьякон. Но у Вас было такое было лицо, что думал, что Вы его непременно убьете». И воцаривший мир между Фон Кареном и Лаевским трактуется им, как справедливое вмешательство десницы божьей. Вспомнив что Лаевский за помощью к богу обращается именно через него: «- Знайте, что сегодня Вы победили величайшего из врагов человечества - гордость, -говорит он Фон Карэну».Комизм его слов выражается в обилие библейских выражений, которыми он утверждают свою позицию: «Какие мы с Вами победители? Победители орлами смотрят. А он жалок, робок, забит», говорит Фон Карэн о Лаевском.Однако далеко не во всем можно согласиться с Фон Карэном. Лаевский даже ценой нравственного унижения из-за поступка Фон Карэна сумел победить в себе величайшего из врагов человечества - гордость. И опять нужно обратить особое внимание на финал повести, где Лаевский произносит свои символические слова о смысле жизни. Он сопоставляет ее (жизнь - В.Т.) с борющейся в волнах лодкой. Особую смысловую нагрузку занимают слова повести «никто не знает настоящей правды». И хотя главные участники дуэли (Лаевский, Фон Карэн) в эпилоге не знают настоящей правды, они приблизились к ней. Фон Карэн сумел преодолеть свой максимализм и нетерпимость к поступкам Лаевского. Лаевский не без участия Самойленко прощает Фон Карэна. Видимо, слабый «лишний человек», а не бескомпромиссный Фон Карэн субъективно был близок к самому Чехову. Именно о таких «средних людях» говорит Лаевский в своем последнем монологе: «Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад. Но желание правды и упрямая воля гонят вперед и вперед».Эволюция типа «лишнего человека» в творчестве Чехова во многом повлияла на своеобразие его поэтической системы, на его отход от классической тургеневской модели. Дух анализа, сила самосознания, которые определили слабость и силу гамлетовского склада «лишнего человека», столкнулись с новыми тенденциями. Это чувствуется в «Дуэли» и в «Рассказе неизвестного человека», особенно в «Дуэли» - самом литературном произведении Чехова.Усвоение и отталкивание от традиций Тургенева проявляется и в чеховской драматургии. В драме «Иванов» описывается традиция Гамлета, в драме «Чайка» тургеневская традиция проявляется в образе публициста Тригорина и его возлюбленной Нины Заречной.ЛИТЕРАТУРАЧудаков А.П. Мир Чехова: возникновение и утверждение / А.П. Чудаков. - М.: Советский писатель, 1986. - 350 с.Курляндская, Г.Б.Эстетический мир И.С.Тургенева - Орел: Изд-во ОГТРК, 1994.- 343 с.Минков В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова. - М.: МГУ, 1982. - 163 с.Тюхова Е. В. ""Дворянское гнездо" Тургенева и "Дом с мезонином" Чехова (к вопросу о традициях). // Спасский вестник. - 2000 - № 7. - С. 43-50.Сахаров В. Высота взгляда (Тургенев и Чехов)// Режим доступа - www. ostrovok. de/old/prose/saharov/essay010. htmЛитературная энциклопедия терминов и понятий / Глав. ред. А.Н. Николюкин. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - 1595 с.Хализев В.Е. Теория литературы/ В.Е. Хализев. - М.: Высшая школа, 1999. - 398 с.Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 28 т. / И.С. Тургенев. - М.: Наука, 1964.Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 т. / А.П. Чехов. - М.: Наука, 1977.Рубина С.Б. Природа иронии Чехова / Межвуз. сб. науч. ст. под ред. С.А. Голубкова, М.А. Перелыгина и др. - Самара: 2004. - С. 152-159.Ницше Ф. Собрание сочинений: в 2 т. - 2-е изд. - М.: 1989.

Творчество И. С. Тургенева – это мир, до сих пор неизведанный. Многие пытались исследовать Тургенева, но нет еще ни одного, кто бы твердо и уверенно мог сказать: «Я знаю все его творчество, знаю каждую строчку его произведений, могу точно сказать вам,...

1. Новое!

   Интерес к Украине, ее народу, истории и куль­туре был в высшей степени характерен для Турге­нева. Этот интерес сказался в его художественном творчестве, обогащая великого русского писателя новыми образами и мотивами, способствуя более широкому охвату...

Исследуемая нами в данной работе ”малая” проза И.С.Тургенева очень своеобразна по тематике и художественным приемам. Истоки этого своеобразия четко прослеживаются как в реальной жизни, так и в философских исканиях писателя этого периода. Известно, что...

2. Новое!

   Во второй половине XIX в. Тургенев бесспорно занимал в литературном про­цессе центральное место. Тургенев был мастером самых различных лите­ратурных жанров, но в историю мировой литера­туры он вошел прежде всего как один из созда­телей классического...

3. Новое!

   В начале 19 века в русской литературе появляются произведения, главной проблемой которых является конфликт человека и окружающего его общества. Создается новый образ - «лишнего человека», отвергнутого, духовно невостребованного обществом. В романе Герой...

Нет сомнений в том, что Тургенев знал до тонкостей психологию интеллигента, воспитанного в атмосфере романтико-философской настроенности. Еше до "Рудина" он изобразил смешные стороны этого типа в повести "Андрей Колосов", в рассказах...