В Мегаре, предместье Карфагена, в садах около дворца Гамилькара солдаты празднуют годовщину Эрикской битвы. Опьяневшие наёмники высказывают недовольство задержкой жалования и освобождают рабов, среди которых оказывается грек Спендий. По «подсказке» последнего наёмники требуют у Сисситов чаши Священного легиона. Пришедший на пир Гискон – начальник наёмных войск – хвалит солдат за отвагу, но отказывается дать им частную собственность Республики. Разошедшиеся солдаты начинают драться и крушить всё, что попадается им под руку. Балеарские пращники вылавливают в дворцовом озере священных рыб рода Барка и варят их в кипятке. На нижнюю террасу дворца спускается дочь Гамилькара Саламбо со жрецами богини Танит. Она входит в толпу солдат, оплакивая священных рыб и былую славу Карфагена. На старинном ханаанском наречии девушка рассказывает наёмникам легенды своего рода, затем общается с ними на их языках и, чтобы примириться с солдатами, подносит ливийцу Мато чашу с вином. Один из галлов шутит, что это к свадьбе. Молодой нумидийский вождь Нар Гавас ранит Мато дротиком. Ливиец тщетно ищет исчезнувшую в глубине дворца Саламбо. Спендий перевязывает ему руку и говорит, что в благодарность за освобождение будет его рабом. В блеске зарождающегося дня Спендий подговаривает Мато завладеть Карфагеном. Ливиец неподвижно смотрит на горизонт, вслед удаляющейся колеснице с сидящими в ней двумя женщинами.

2. В Сикке

Два дня спустя наёмники получают по золотому и удаляются в Сикку ожидать выплаты жалования. Горожане провожают солдат с радостью. В пути пропадает один из отрядов. Ночью наёмники видят огни вблизи Карфагена и не понимают, что за праздник справляется в городе. На седьмой день пути измученные усталостью и дизентерией солдаты достигают Сикки. Спендий ни на шаг не отходит от Мато. Нар Гавас мирится с ливийцем. Мато тоскует по Саламбо. Спендий понимает, что его господин влюблён.

В один из дней в лагерь прибывает суффет Ганнон. Он рассказывает наёмникам об истощении карфагенской казны. Спендий переводит его слова, как угрозы. Измождённый, одетый в лохмотья Зарксас обвиняет охрану суффета в убийстве балеарских пращников. Ганнон обращается в бегство. Наёмники идут на Карфаген.

3. Саламбо

Ночью Саламбо молится во дворце. Кормилица Таанах помогает ей. Девушка вызывает к себе воспитателя – верховного жреца Танит (Луны), Шагабарима и молит его открыть ей всю правду о богине. Поддавшийся на уговоры старик говорит Саламбо, что Танит рождает любовь в людях, но называет желание девушки увидеть истинный облик божества, спрятанного под покрывалом в храме, нечестивым. Саламбо плачет, раздавленная раскаянием и злостью.

4. У стен Карфагена

Защищённый рвом, валом и двухэтажной стеной город закрывает ворота перед наёмниками. Мато ревнует Саламбо к Карфагену. Великий совет посещает лагерь и обещает удовлетворить все требования солдат. Город посылает наёмникам еду, отправляет к ним горожан для формирования атмосферы мира и дружелюбия. Солдаты требуют огромных денег за свою службу, голову Ганнона и девственниц из лучших семей в качестве жён для своих вождей.

Гискон выплачивает наёмникам жалование. Спендий сеет смуту среди разных племён. Солдаты поднимают мятеж.

В одну из ночей Спендий помогает Мато пробраться в Карфаген через акведук.

5. Танит

Спендий предлагает Мато похитить заимф – священное покрывало Танит. Ливиец приходит в ужас от подобного святотатства, но всё же идёт за греком. Они долго блуждают по территории храма и в самом храме, куда открыт доступ только жрецам. Спендий сдёргивает с Танит покрывало и передаёт его Мато, после чего убивает пришедшего на шум священника.

Мато проникает во дворец Гамилькара. Он любуется на спящую Саламбо. Когда девушка просыпается, ливиец показывает ей заимф и признаётся в любви. В первые мгновения Саламбо страстно тянется к покрывалу, но, осознав происходящее, зовёт на помощь слуг. Спендий сбегает из Карфагена. Мато один идёт по улицам города. Горожане в ярости обступают его, но ничего не могут сделать против заимфа. Около ворот ливийца окружают, но он открывает их и уходит в лагерь наёмников.

6. Ганнон

Вечером Мато жалеет, что не похитил Саламбо. Нар Гавас примыкает к варварам, выступившим против угрожающего его владениям Карфагена. К войску присоединяются уставшие платить Республике непосильную дань местные жители, рабы и рассчитывающие на прибыль от разграбления города купцы. Пользующиеся некоторой долей самостоятельности финикийские колонии Утика и Гиппо-Зарит занимают нейтральное положение в разгорающемся конфликте.

Спендий осаждает Утику, Мато – Гиппо-Зарит, галл Автарит - Тунис. Нар Гавас отправляется на родину за слонами.

Ганнон приказывает всем здоровым гражданам вооружится. Башни Карфагена укрепляются катапультами. Три месяца суффет готовит слонов для похода.

Мато периодически приезжает в лагерь Спендия, чтобы пожаловаться на несчастную любовь.

Ганнон сокрушает варваров у стен Утики. В городе он принимает ванну, пьёт змеиный отвар, потешается над пленными наёмниками. В это время Спендий собирает разбежавшуюся от карфагенских слонов армию, обмазывает нефтью свиней, поджигает их и пускает на врагов. Наёмники побеждают. Ганнон бежит из Утики. Саламбо только и делает, что молится Танит.

7. Гамилькар Барка

Вернувшийся в Карфаген Гамилькар Барка поклоняется богам в адмиральском дворце, затем выслушивает городские новости от своих сторонников. Старик Иддибал рассказывает ему о мальчике, которого он воспитывает как будущего воина. Ночью в храме Молоха проходит Совет старейшин. Последние обвиняют Гамилькара в том, что он бросил Карфаген. Гамилькар ругается с Ганноном, припоминает старейшинам, как они отказали ему в деньгах, когда они были нужны для решающей битвы с Римом, и предрекает гибель Республики. Жрец Эшмуна просит Гамилькара возглавить пунические войска и обещает ему безраздельную и безконтрольную власть. Барка отказывается помочь Карфагену. Старейшины обвиняют Саламбо в связи с наёмником. На алтаре Молоха Гамилькар клянётся, что никогда не заговорит об этом с дочерью.

Встретившись во дворце с Саламбо, Барка принимает её испуг, вызванный участием в святотатстве, за признание того, что она отдалась варвару. Распрощавшись с дочерью, Гамилькар выслушивает отчёты начальников морских судов, путешествий, ферм и управляющего дворца Абдалонима. Узнав о расходах, вызванных пиршеством наёмников, Барка приказывает последнему спрятать в дворцовых амбарах весь имеющийся у них хлеб.

Вместе с Абдалонимом Гамилькар проверяет целостность обманного колодца, спрятанную за ним потайную комнату с сокровищами, мастерскую благовоний и все примыкающие ко дворцу склады. Начальнику рабов Гиденему он даёт указания по тому, кого из слуг продать или наказать, и приказывает держать двери домов открытыми – для свободы сношений и появления как можно большего числа детей. Увидев трёх изувеченных слонов Гамилькар приходит в бешенство и требует распять Абдалонима, но мысль о сыне успокаивает его, и он отказывается от своих намерений. Вечером в храме Эшмуна Барка принимает начальство над карфагенской армией.

8. Макарская битва

Гамилькар вводит новые военные порядки. Он настолько долго готовит войско, что и варвары, и карфагеняне начинают терять терпение.

Однажды утром солдаты Гамилькара переходят вброд реку и на берегу Макара нападают на Спендия. В битве Барка показывает себя превосходным стратегом. Он совершает обманный манёвр, своевременно пускает в бой слонов и обращает варваров в бегство.

Мато пытается понять, почему Гамилькар победил Спендия. Грек убеждает ливийца напасть на Гамилькара свежими силами.

9. Поход

Гамилькар кружит по окрестностям, успокаивая разрозненные племена и выматывая варваров. Войска Спендия, Мато, Автарита и Нар Гаваса соединяются друг с другом. Гамилькар выстраивает солдат кругом и заставляет их создать вокруг себя земляную крепость. Длительная осада истощает силы карфагенян. Они начинают страдать от голода и убивать друг друга из-за крыс. Граждане Карфагена отворачиваются от попавшего в бедственное положение Гамилькара.

10. Змея

Чёрный пифон Саламбо начинает болеть. Девушка томится от неясных предчувствий и смутных желаний. Сомневающийся в силе Танит Шагабарим решает проверить свою веру и предлагает Саламбо попробовать вернуть заимф. Таанах помогает своей госпоже облачиться в шикарную одежду. Змея поправляется.

11. В палатке

Саламбо с проводником приезжают в лагерь варваров. В палатке Мато девушка собирается взять заимф и вернуться в Карфаген. Ливиец смеётся над ней, называя своей рабыней, и тут же просит прощения за низость и заливается слезами. Упоённый радостью он засыпает на груди у Саламбо.

Гамилькар поджигает лагерь Автарита. Мато покидает палатку. К Саламбо вползает Гискон и проклинает её за то, что она предалась постыдной страсти с варваром. Девушка забирает заимф и бежит в карфагенский лагерь.

Нар Гавас переходит на сторону Гамилькара. Саламбо приносит отцу заимф. Увидев разорванную золотую цепочку на ногах дочери, Барка обручает её с Нар Гавасом.

12. Акведук

Гамилькар разбивает армию наёмников. Варвары хоронят мертвецов. Спендий пытается поднять дух оставшихся в живых солдат. Наёмники убивают пленных карфагенян и бросают голову Гискона в лагерь Гамилькара, после чего идут на Гиппо-Зарит.

Барка просит Карфаген прислать ему армию. Испуганные горожане подчиняются требованиям суффета. Утика и Гиппо-Зарит постепенно переходят на сторону варваров, которых поддерживает и Рим. Гамилькар возвращается в Карфаген. Число варваров увеличивается за счёт новоприбывших народов. Тирские города снабжают наёмников осадными машинами. Спендий разрушает акведук.

13. Молох

Начинается изнурительная осада Карфагена. Саламбо забрасывает посты и молитвы. Она ждёт своего жениха, с ненавистью вспоминает Мато, но всё-таки хочет снова с ним встретиться.

Иддибал приводит к Гамилькару десятилетнего мальчика. Барко просит Саламбо спрятать ребёнка. Когда отчаявшиеся горожане решают принести в жертву Молоха детей богатых граждан, Гамилькар отдаёт им вместо своего Ганнибала сына одного из рабов. Кровавое жертвоприношение длится с утра до позднего вечера.

14. Ущелье Топора

После ужасного обряда на Карфаген обрушивается сильный ливень. Гамилькар приводит помощь. Карфагеняне загоняют варваров в ущелье Топора. Когда припасы наёмников истощаются, они начинают есть мёртвых, а затем больных, раненых и слуг. Через девятнадцать дней половина войска умирает.

Гамилькар соглашается на мир, но взамен требует сдать ему десять варваров, в число которых попадают парламентёры-начальники. Часть выбравшегося из ущелья войска он топчет слонами, особо храбрых заставляет биться друг с другом насмерть, чтобы принять лучших в свою армию. Оставшихся в живых варваров карфагеняне убивают в спину, пока те, измученные схваткой, пьют. Начальников варварских войск распинают на крестах. Наёмники, в свою очередь, подвешивают на крестах побеждённого Ганнона и карфагенских старейшин.

В решающей битве в долине Радеса побеждает Гамилькар. Карфагенские воины при помощи женщин и детей, пришедших им на помощь из города, убивают всех варваров, кроме Мато, которого берут в плен. В этот же день погибает последний наёмник в ущелье Топора.

15. Мато

Карфаген восстанавливается. Город празднует свадьбу Саламбо и Нар Гаваса. В час, когда восходит Танит, на улицы города выпускают Мато. Он идёт через весь Карфаген к Саламбо. Толпа медленно раздирает его на части. Охваченная волнением девушка жаждет вновь услышать нежные слова ливийца, умирающего около её террасы. Шагабарим вырывает сердце Мато и приносит его в дар солнцу. Саламбо умирает вместе с последним ударом сердца ливийца, в час, когда на Карфаген опускается ночь.

Гюстав Флобер

«Саламбо»

Тоскуя по сильным и суровым страстям, которых он не находил в окружающей его действительности, Флобер обратился к глубокой истории. Он поселил своих героев в III в. до н.э. и выбрал реальный эпизод — когда знаменитый карфагенский полководец Гамилькар Барка с невиданной жестокостью подавил восстание наёмных войск.

Началось с того, что Совет Карфагена, разорённого Пунической войной, не смог вовремя уплатить наёмным солдатам жалованье и попытался умалить их гнев обильным угощеньем. Местом пира стали сады, окружавшие роскошный дворец Гамилькара. Измождённые, усталые воины, многие из которых были ранены или изувечены, стеклись к месту пира. Это «были люди разных наций — лигуры, лузитанцы, балеары, негры и беглецы из Рима… Грека можно было отличить по тонкому стану, египтянина — по высоким сутулым плечам, кантабра — по толстым икрам…». Расчёт Совета оказался неверным. Под влиянием винных паров злость обманутых воинов, с помощью которых Гамилькар одержал победы в своих недавних походах, лишь усилилась. Они требовали ещё и ещё — мяса, вина, золота, женщин,

Внезапно из карфагенской тюрьмы донеслось жалобное пение заключённых там рабов. Пировавшие оставили яства и бросились освобождать узников. Они вернулись, с криком гоня перед собой человек двадцать невольников, громыхавших цепями. Разгул возобновился с новой силой. Кто-то заметил озеро, в котором плавали украшенные драгоценными камнями рыбы. В роду Барки почитали этих рыб как священных. Варвары со смехом выловили их, развели огонь и стали весело наблюдать, как извиваются в кипятке диковинные создания.

В этот момент верхняя терраса дворца осветилась и в дверях показалась женская фигура. «Волосы её, осыпанные фиолетовым порошком, по обычаю дев Ханаана, были уложены наподобие башни… на груди сверкало множество камней… руки, покрытые драгоценными камнями, были обнажены до плеч… Зрачки её казались устремлёнными далеко за земные пределы».

Это была дочь Гамилькара Барки — Саламбо. Она воспитывалась вдали от людских взоров, в обществе евнухов и служанок, в необычайной строгости и изысканности и в постоянных молитвах, прославляющих богиню Танит, которой поклонялся Карфаген. Богиня считалась душой Карфагена и залогом его могущества.

Сейчас Саламбо звала своих любимых рыбок, причитая и укоряя варваров в святотатстве. Она говорила на самых разных языках, обращаясь к каждому на его наречии. Все внимательно слушали прекрасную девушку. Но никто не смотрел на неё так пристально, как молодой нумидийский вождь Нар Гавас. Он не был наёмником и на пиру оказался случайно. Он жил во дворце Гамилькара уже шесть месяцев, но впервые увидел Саламбо и был поражён её красотой.

По другую сторону стола расположился огромным ливиец по имени Мато. Его тоже покорил облик Саламбо. Когда девушка кончила свою речь, Мато восхищённо поклонился ей. В ответ Саламбо протянула ему чашу с вином в знак примирения с войском. Один из солдат, галл, заметил, что в их краях женщина подаёт мужчине вино, когда предлагает разделить с ней ложе. Он не успел закончить фразы, как Нар Гавас выхватил дротик и метнул его в Мато, попав тому в руку. Ливиец в ярости вскочил, однако Гавас успел скрыться во дворце. Мато ринулся за ним — наверх, к красной двери, которая захлопнулась за соперником. Но за дверью оказался один из освобождённых рабов — Спендий. Он стал рассказывать Мато, что жил прежде во дворце, знает его тайники и в награду за свободу готов показать Мато, где хранятся сказочные сокровища. Но все мысли Мато отныне были заняты Саламбо.

Два дня спустя наёмникам объявили, что если они покинут город, то им будет полностью выплачено обещанное жалованье и карфагенские галеры отвезут всех на родину. Варвары уступили. Семь дней по пустыне добирались они до места, где ведено им было разбить лагерь. Однажды в этом лагере появился Нар Гавас. Мато поначалу хотел его убить за выходку на пиру. Но Нар Гавас сослался на опьянение, посылал Мато богатые дары и в результате остался жить среди наёмников. Только Спендий сразу понял, что этот человек замышляет предательство. Однако кого он хочет предать — варваров или Карфаген? В конечном счёте Спендию это было безразлично, поскольку «он надеялся извлечь пользу для себя из всяких смут».

Мато был в глубокой печали. Часто он ложился на песок и не двигался до самого вечера. Он признался неотлучному Спендию, что его преследует образ дочери Гамилькара. Он обращался к волхвам, глотал по их совету пепел, горный укроп и яд гадюк, но тщетно. Страсть его только росла.

Все ждали, когда же из Карфагена прибудет обещанное золото. В лагере между тем все прибывали люди. Сюда являлись полчища должников, бежавших из Карфагена, разорённых крестьян, изганников, преступников. Напряжение росло, а жалованья все не было. Однажды прибыла важная процессия во главе со старым полководцем Ганноном. Он начал рассказывать людям, доведённым до мрачного отчаянья, как плохи дела в Карфагене и как скудна его казна. На глазах у измождённой толпы во время речи он то и дело лакомился дорогими яствами, захваченными с собой. Все это вызвало ропот и наконец взрыв. Варвары решили двинуться к Карфагену. За три дня они проделали обратный путь и осадили город. Началась кровопролитная борьба.

Мато был предводителем отряда ливийцев. Его почитали за силу и отвагу. Кроме того, он «внушал какой-то мистический страх: думали, что по ночам он говорит с призраком». Как-то раз Спендий предложил провести Мато в Карфаген — тайно, через водопроводные трубы. Когда они проникли в осаждённый город, Спендий уговорил Мато похитить из храма богини Танит её покрывало — символ могущества. С усилием над собой Мато согласился на этот дерзкий шаг. Он вышел из храма, закутанный в божественное покрывало, и направился прямо к дворцу Гамилькара, а там пробрался в комнату Саламбо. Девушка спала, но, почувствовав взгляд Мато, открыла глаза. Ливиец начал торопливо говорить ей о своей любви. Он предлагал Саламбо пойти вместе с ним или соглашался остаться сам, подчиняясь любой участи. Он готов был вернуть ей украденное покрывало богини. Потрясённая Саламбо начала звать на помощь. Но когда прибежавшие рабы хотели броситься на Мато, она остановила их: «На нем покрывало богини!» Мато беспрепятственно вышел из дворца и покинул город. Жители, которые видели ливийца, боялись тронуть его: «…покрывало было частью божества, и прикосновение к нему грозило смертью».

Начавшиеся битвы варваров с Карфагеном были крайне тяжёлыми. Успех склонялся то к одной, то к другой стороне, и не одна не уступала другой в военной силе, жестокости и вероломстве. Спендий и Нар Гавас пали духом, но Мато был упрям и отважен. В Карфагене считали, что причина всех несчастий — утрата покрывала богини. Саламбо обвиняли в случившемся.

Воспитатель Саламбо, жрец, прямо заявил девушке, что спасение республики зависит от неё. Он убедил её пойти к варварам и забрать покрывало Танит назад. Может быть, продолжал он, это грозит девушке гибелью, но, по мнению жреца, спасение Карфагена стоит одной женской жизни. Саламбо согласилась на эту жертву и отправилась в путь с проводником.

Они долго и осторожно добирались до позиций варваров. Часовому Саламбо сказала, что она перебежчик из Карфагена и желает поговорить с Мато. «…Лицо её было скрыто под жёлтой вуалью с жёлтыми разводами, и она была так укутана множеством одежд, что не было возможности разглядеть её…» Появившегося Мато она попросила отвести её в свою палатку. У ливийца забилось сердце, властный вид незнакомки смущал его. Его палатка была в самом конце лагеря, в трёхстах шагах от окопов Гамилькара.

В палатке Мато Саламбо увидела драгоценное покрывало богини. Девушка почувствовала, что её поддерживают силы богов. Она решительно сорвала с себя вуаль и объявила, что хочет забрать назад покрывало Танит. Мато смотрел на Саламбо, забыв обо всем на свете. А она с гневом бросала ему в лицо: «Отовсюду идут вести об опустошённых городах, о сожжённых деревнях, об убийстве солдат! Это ты их погубил! Я ненавижу тебя!» Она вспомнила, как Мато ворвался к ней в спальню: «Я не поняла твоих речей, но ясно видела, что ты влечёшь меня к чему-то страшному, на дно пропасти». — «О нет, — воскликнул Мато, — я хотел передать тебе покрывало. Ведь ты прекрасна, как Танит! Если только ты не сама Танит!..»

Он опустился перед ней на колени, целовал её плечи, ноги, длинные косы… Саламбо была поражена его силой. Какая-то странная истома овладела ею. «Что-то нежное и вместе с тем властное, казавшееся волей богов, принуждало её отдаться этой истоме». В эту минуту в лагере начался пожар, его устроил Нар Гавас. Мато выскочил из палатки, а когда вернулся, то уже не нашёл Саламбо. Она проскользнула через линию фронта и вскоре очутилась в палатке собственного отца. Тот ни о чем не спросил её. К тому же он был не один. Рядом находился Нар Гавас, перешедший со своей конницей на сторону карфагенян. Это предательство определило исход боя и противостояния в целом, сильно ослабив ряды наёмников. Нумидиец распростёрся перед Баркой в знак того, что отдаёт себя ему в рабство, но напомнил и о своих заслугах. Он заверял, что находился в рядах варваров, чтобы помочь Карфагену. На самом деле Нар Гавас руководствовался лишь тем, на чьей стороне бывал перевес. Теперь он понял, что окончательная победа достанется Гамилькару, и перешёл на его сторону. К тому же он был зол на Мато за его преимущество как военачальника и за любовь к Саламбо.

Проницательный Гамилькар не стал уличать Нар Гаваса во лжи, так как тоже видел выгоду союза с этим человеком. Когда в палатку вошла Саламбо и, протянув руки, развернула покрывало богини, взволнованный Гамилькар в порыве чувств объявил: «В награду за услуги, которые ты мне оказал, я отдаю тебе свою дочь, Нар Гавас». Тут же состоялось обручение. По обычаю, молодым связали вместе большие пальцы ремнём из бычьей кожи, а потом стали сыпать на голову зерно. Саламбо стояла спокойно, как статуя, как будто не понимая, что происходит.

Война между тем продолжалась. И хотя покрывало Танит теперь было у республики, варвары снова осадили Карфаген. Спендию удалось разрушить систему городского водопровода. В городе началась эпидемия чумы. Старейшины в отчаянии решили принести жертвоприношение Молоху, умертвив детей из богатых семей. Пришли и за десятилетним Ганнибалом — сыном Барка. Обезумевший от страха за сына Гамилькар спрятал Ганнибала, а за него выдал похожего мальчика из рабов. Разыграв сцену отцовского горя, он отдал на закланье маленького невольника. (В данном случае Ганнибал — реальное историческое лицо, будущий знаменитый полководец).

Сразу после жертвоприношения пошёл дождь, и это спасло карфагенян. Нар Гавас сумел провезти в город муку. Рим и Сиракузы склонились на сторону республики, испугавшись торжества наёмников.

Бунтари потерпели сокрушительный разгром, В их рядах начался страшный голод и даже были случаи людоедства. Погиб Спендий, которому так и не удалось возвыситься в результате смуты. Мато был взят в плен, хотя его отряд сопротивлялся до последнего. Нар Гавас ухитрился, подкравшись сзади, набросить на ливийца сетку. Казнь неукротимого воина была назначена на тот же день, что и свадьба Саламбо. Перед смертью Мато подвергли изощрённой пытке. Его вели через весь город с завязанными руками, чтобы каждый житель мог нанести удар. Запрещено было лишь выкалывать глаза и бить в сердце, чтобы как можно дольше продлить истязание.

Когда Саламбо, сидевшая на открытой террасе дворца в ослепительном подвенечном наряде, увидела Мато, он представлял собой сплошную кровавую массу. Только глаза ещё жили и неотрывно смотрели на девушку. И она вдруг поняла, сколько он выстрадал из-за неё. Она вспомнила, каким он был в палатке, как шептал ей слова любви. Истерзанный, он упал замертво. И в ту же минуту опьянённый гордостью Нар Гавас встал, обнял Саламбо и на виду у ликующего города выпил из золотой чаши — за Карфаген. Саламбо тоже поднялась с чашей в руке. Но тут же опустилась, запрокинув голову на спинку трона. Она была мертва. «Так умерла дочь Гамилькара в наказание за то, что коснулась покрывала Танит».

После окончания пунической войны наемные воины посчитали, что плата была недостаточной, а потому устроили мятеж. Карфагенские бюрократы решили, что наемников может успокоить пир, на котором будет вдоволь вина и женщин. Но они просчитались, наемники обозлились на то, что Гамилькар, их военачальник, не присутствовал на пиру. Да и вино сыграло злую шутку. Буйные варвары начали громить дворец Гамилькара, а рыбок, которых военачальник держал за дивных животных, наемники бросили в кипяток.

Утихомирить войско вышла дочь Гамилькара – Саламбо. Судьба ее любимых рыбок расстроила девушку, и она обратилась к наемникам о сострадании. С каждым из них она говорила на их родном языке. Нар Гавас, нумидийский принц, не отводил взгляда от прекрасной девушки. Не один лишь принц был сражен красотой Саламбо. Ливиец Мато тоже проникся страстью к карфагенской принцессе.

Саламбо окончила свою речь, пораженный в сердце Мато преклонил перед ней колено, озлобленный Нар Гавас метнул дротик в Мато. Ливиец бросился в погоню за нумидийским принцем, но не настиг его. Наемники вняли словам карфагенской принцессы и решили уйти. Варвары вернулись в пустыню.

Позже в лагерь проник Нар Гавас, он принес извинения Мато, объяснив свою выходку воздействием алкоголя. Нумидиец принес Мато богатые дары и тот смягчился, он не знал, что Нар Гавас замышляет предательство. И его это не особо интересовало, ведь сердце ливийца разрывало любовное чувство к Саламбо.

Карфагеняне обещали заплатить варваром золото, однако жалованье все не поступало. Полководец Ганон своим поведением спровоцировал взрыв народного негодования, и варвары начали наступление на Карфаген. Мато пробрался в город по канализационным трубам, он попал в храм богини Танит. Здесь он взял святыню рода Барка – покрывало Танит.

Покрывало считалось священным и каждого, кто дотронется до него, ждала смерть. Ливиец понес святыню к Саламбо, в надежде, что принцесса согласится на брак с ним. Однако карфагенянка прогнала Мато. Он ушел в одеянии Танит и никто из карфагенян не посмел коснуться его, ведь прикосновение к святыне грозило смертью.

Карфаген проигрывал битву. Гамилькар, отец Саламбо, считал, что удача отвернулась от них из-за потери покрывала Танит. А потому Саламбо было велено любой ценой вернуть покрывало. Девушка покорилась воле отца и пробралась в лагерь наемников. Она нашла Мато и потребовала вернуть покрывало, но ливиец начал страстно говорить о своих чувствах. В это время началась атака карфагенян, Мато покинул свой шатер, и Саламбо беспрепятственно вынесла святыню Танит.

Как оказалось, Нар Гавас принял сторону победителя и присягнул Гамилькару. Саламбо вернула покрывало Танит и довольный Барка решил обвенчать Нар Гаваса и Саламбо в честь великой победы над мятежниками. Войско наемников было разбито, а Мато пленен. Саламбо поняла, о чем ливиец говорил ей в своем шатре.

Позже, в день свадьбы Саламбо с нумидийским принцем, Мато провели через город, и каждый прохожий мог нанести ему удар. Избитый ливиец подошел к террасе, где сидела Саламбо со своим женихом. Она увидела, что Мато смотрел на нее с нескрываемой любовью. Нар Гавас поднял тост за Карфаген, Саламбо упала мертвая за прикосновение к покрывалу Танит.

Сочинения

И так как хозяин отсутствовал, а их было много, они ели и пили без всякого стеснения.

Начальники, обутые в бронзовые котурны, поместились в среднем проходе под пурпуровым навесом с золотой бахромой. Навес тянулся от стены конюшен до первой террасы дворца. Простые солдаты расположились под деревьями; оттуда видно было множество строений с плоскими крышами - давильни, погреба, амбары, хлебопекарни, арсеналы, а также двор для слонов, рвы для диких зверей я тюрьма для рабов.

Фиговые деревья окружали кухни; лес смоковниц тянулся до зеленых куш, где рдели гранаты меж белых хлопчатников; отягченные гроздьями виноградники поднимались ввысь к ветвям сосен; под платанами цвело поле роз; на лужайках местами покачивались лилии; дорожки были посыпаны черным песком, смешанным с коралловым порошком, а посредине тянулась аллея кипарисов, как двойная колоннада зеленых обелисков.

Дворец Гамилькара, построенный из нумидийского мрамора в желтых пятнах, громоздился в отдалении на широком фундаменте; четыре этажа его выступали террасами один над другим. Его монументальная прямая лестница из черного дерева, где в углах каждой ступеньки стояли носовые части захваченных вражеских галер, красные двери, помеченные черным крестом, с медными решетками - защитой снизу от скорпионов; легкие золотые переплеты, замыкавшие верхние оконца, - все это придавало дворцу суровую пышность, и он казался солдатам столь же торжественным и непроницаемым, как лицо Гамилькара.

Совет предоставил им его дом для пира. Выздоравливавшие солдаты, которые ночевали в храме Эшмуна, отправились сюда на заре, плетясь на костылях. Толпа возрастала с каждой минутой. Люди беспрерывно стекались ко дворцу по всем дорожкам, точно потоки, устремляющиеся в озеро. Между деревьями сновали кухонные рабы, испуганные, полунагие; газели на лугах убегали с громким блеянием. Солнце близилось к закату, и от запаха лимонных деревьев испарения потной толпы казались еще более тягостными.

Тут были люди разных наций - лигуры, лузитанцы, балеары, негры и беглецы из Рима. Наряду с тяжелым дорийским говором раздавались кельтские голоса, грохотавшие, как боевые колесницы, ионийские окончания сталкивались с согласными пустыни, резкими, точно крики шакала. Грека можно было отличить по тонкому стану, египтянина - по высоким сутулым плечам, кантабра - по толстым икрам. На шлемах у карийцев горделиво покачивались перья; каппадокийские стрелки расписали свое тело большими цветами; несколько лидийцев с серьгами в ушах садились за трапезу в женских одеждах и туфлях. Иные, намазавшись для праздника киноварью, похожи были на коралловые статуи.

Они разлеглись на подушках, ели, сидя на корточках вокруг больших блюд, или же, лежа на животе, хватали куски мяса и насыщались, упершись локтями, в мирной позе львов, разрывающих добычу. Прибывшие позже других стояли, прислонившись к деревьям, смотрели на низкие столы, наполовину скрытые пунцовыми скатертями, и ждали своей очереди.

Кухонь Гамилькара не хватало; Совет послал рабов, посуду, ложа для пирующих; среди сада, как на поле битвы, когда сжигают мертвецов, горели яркие костры, и на них жарили быков. Хлебы, посыпанные анисом, чередовались с огромными сырами, более тяжелыми, чем диски. Около золотых плетеных корзин с цветами стояли чаши с вином и сосуды с водой. Все широко раскрывали глаза от радости, что, наконец, можно наесться досыта. Кое-где затягивали песни.

Прежде всего им подали на красных глиняных тарелках с черными узорами дичь под зеленым соусом, потом - всякие ракушки, какие только собирают на карфагенских берегах, похлебки из пшена, ячменя, бобов и улитки с тмином на желтых янтарных блюдах.

Вслед за тем столы уставили мясными блюдами. Подали антилоп с рогами, павлинов с перьями, целых баранов, сваренных в сладком вине, верблюжьи и буйволовы окорока, ежей с приправой из рыбьих внутренностей, жареную саранчу и белок в маринаде. В деревянных чашках из Тамрапании плавали в шафране большие куски жира. Все было залито рассолом, приправлено трюфелями и асафетидой. Пирамиды плодов валились на медовые пироги. Было, конечно, и жаркое из маленьких собачек с толстыми животами и розовой шерстью, которых откармливали выжимками из маслин, - карфагенское блюдо, вызывавшее отвращение у других народов. Неожиданность новых яств возбуждала жадность пирующих. Галлы с длинными волосами, собранными на макушке кверху, вырывали друг у друга из рук арбузы и лимоны и съедали их с коркой. Негры, никогда не видавшие лангуст, раздирали себе лица об их красные колючки. Бритые греки, у которых лица были белее мрамора, бросали за спину остатки со своих тарелок, а пастухи из Бруттиума, одетые в волчьи шкуры, ели молча, уткнувшись в тарелки.

Наступила ночь. Сняли велариум, протянутый над аллеей из кипарисов, и принесли факелы.

Дрожащее пламя нефти, горевшей в порфировых вазах, испугало на вершинах кипарисов обезьян, посвященных луне. Их резкие крики очень смешили солдат.

Продолговатые отсветы пламени дрожали на медных панцирях. Блюда с инкрустацией из драгоценных камней искрились разноцветными огнями. Чаши с краями из выпуклых зеркал умножали увеличенные образцы предметов. Толпясь вокруг, солдаты изумленно в них гляделись и гримасничали, чтобы посмеяться. Они бросали друг в друга через столы табуреты из слоновой кости и золотые лопатки. Они пили залпом греческие вина, которые хранят в бурдюках, вина Кампаньи, заключенные в амфоры, кантабрийское вино, которое привозят в бочках, и вина из ююбы, киннамона и лотоса. На земле образовались скользкие лужи вина, пар от мяса поднимался к листве деревьев вместе с испарением от дыхания. Слышны были одновременно громкое чавканье, шум речей, песни, дребезг чаш и кампанских ваз, которые, падая, разбивались на тысячи кусков, или чистый звон больших серебряных блюд.

По мере того как солдаты пьянели, они все больше думали о несправедливости к ним Карфагена.

Республика, истощенная войной, допустила скопление в городе отрядов, возвращавшихся из похода. Гискон, начальник наемных войск, умышленно отправлял их частями, чтобы облегчить выплату им жалованья, но Совет думал, что они в конце концов согласятся на некоторую уступку. Теперь же наемников возненавидели за то, что им нечем было уплатить. Этот долг смешивался в представлении народа с тремя тысячами двумястами евбейских талантов, которые требовал Лутаций, и Карфаген считал наемников такими же врагами, как и римлян. Солдаты это понимали, и возмущение их выражалось в угрозах и гневных выходках. Они, наконец, потребовали разрешения собраться, чтобы отпраздновать одну из своих побед, и партия мира уступила, мстя этим Гамилькару, который так упорно стоял за войну. Она теперь кончилась вопреки его воле, и он, отчаявшись в Карфагене, передал начальство над наемниками Гискону. Дворец Гамилькара предоставили для приема солдат с целью направить на него часть той ненависти, которую те испытывали к Карфагену. К тому же устройство пиршества влекло за собой огромные расходы, и все они падали на Гамилькара.

Тоскуя по сильным и суровым стра-стям, которых он не находил в окру-жа-ющей его действи-тель-ности, Флобер обра-тился к глубокой истории. Он поселил своих героев в III в. до н.э. и выбрал реальный эпизод — когда знаме-нитый карфа-ген-ский полко-водец Гамилькар Барка с неви-данной жесто-ко-стью подавил восстание наемных войск.

Нача-лось с того, что Совет Карфа-гена, разо-рен-ного Пуни-че-ской войной, не смог вовремя упла-тить наемным солдатам жало-ванье и попы-тался умалить их гнев обильным угоще-ньем. Местом пира стали сады, окру-жавшие роскошный дворец Гамиль-кара. Измож-денные, усталые воины, многие из которых были ранены или изуве-чены, стек-лись к месту пира. Это «были люди разных наций — лигуры, лузи-танцы, балеары, негры и беглецы из Рима... Грека можно было отли-чить по тонкому стану, егип-тя-нина — по высоким сутулым плечам, кантабра — по толстым икрам...». Расчет Совета оказался неверным. Под влия-нием винных паров злость обма-нутых воинов, с помощью которых Гамилькар одержал победы в своих недавних походах, лишь усили-лась. Они требо-вали ещё и ещё — мяса, вина, золота, женщин,

Внезапно из карфа-ген-ской тюрьмы донес-лось жалобное пение заклю-ченных там рабов. Пиро-вавшие оста-вили яства и броси-лись осво-бож-дать узников. Они верну-лись, с криком гоня перед собой человек двадцать неволь-ников, громы-хавших цепями. Разгул возоб-но-вился с новой силой. Кто-то заметил озеро, в котором плавали укра-шенные драго-цен-ными камнями рыбы. В роду Барки почи-тали этих рыб как священных. Варвары со смехом выло-вили их, развели огонь и стали весело наблю-дать, как изви-ва-ются в кипятке дико-винные создания.

В этот момент верхняя терраса дворца осве-ти-лась и в дверях пока-за-лась женская фигура. «Волосы её, осыпанные фиоле-товым порошком, по обычаю дев Ханаана, были уложены напо-добие башни... на груди свер-кало множе-ство камней... руки, покрытые драго-цен-ными камнями, были обна-жены до плеч... Зрачки её каза-лись устрем-лен-ными далеко за земные пределы».

Это была дочь Гамиль-кара Барки — Саламбо. Она воспи-ты-ва-лась вдали от людских взоров, в обще-стве евнухов и служанок, в необы-чайной стро-гости и изыс-кан-ности и в посто-янных молитвах, прослав-ля-ющих богиню Танит, которой покло-нялся Карфаген. Богиня счита-лась душой Карфа-гена и залогом его могу-ще-ства.

Сейчас Саламбо звала своих любимых рыбок, причитая и укоряя варваров в свято-тат-стве. Она гово-рила на самых разных языках, обра-щаясь к каждому на его наречии. Все внима-тельно слушали прекрасную девушку. Но никто не смотрел на нее так пристально, как молодой нуми-дий-ский вождь Нар Гавас. Он не был наем-ником и на пиру оказался случайно. Он жил во дворце Гамиль-кара уже шесть месяцев, но впервые увидел Саламбо и был поражен её красотой.

По другую сторону стола распо-ло-жился огромным ливиец по имени Мато. Его тоже покорил облик Саламбо. Когда девушка кончила свою речь, Мато восхи-щенно покло-нился ей. В ответ Саламбо протя-нула ему чашу с вином в знак прими-рения с войском. Один из солдат, галл, заметил, что в их краях женщина подает мужчине вино, когда пред-ла-гает разде-лить с ней ложе. Он не успел закон-чить фразы, как Нар Гавас выхватил дротик и метнул его в Мато, попав тому в руку. Ливиец в ярости вскочил, однако Гавас успел скрыться во дворце. Мато ринулся за ним — наверх, к красной двери, которая захлоп-ну-лась за сопер-ником. Но за дверью оказался один из осво-бож-денных рабов — Спендий. Он стал расска-зы-вать Мато, что жил прежде во дворце, знает его тайники и в награду за свободу готов пока-зать Мато, где хранятся сказочные сокро-вища. Но все мысли Мато отныне были заняты Саламбо.

Два дня спустя наем-никам объявили, что если они покинут город, то им будет полно-стью выпла-чено обещанное жало-ванье и карфа-ген-ские галеры отвезут всех на родину. Варвары усту-пили. Семь дней по пустыне доби-ра-лись они до места, где ведено им было разбить лагерь. Однажды в этом лагере появился Нар Гавас. Мато пона-чалу хотел его убить за выходку на пиру. Но Нар Гавас сослался на опья-нение, посылал Мато богатые дары и в резуль-тате остался жить среди наем-ников. Только Спендий сразу понял, что этот человек замыш-ляет преда-тель-ство. Однако кого он хочет предать — варваров или Карфаген? В конечном счете Спендию это было безраз-лично, поскольку «он наде-ялся извлечь пользу для себя из всяких смут».

Мато был в глубокой печали. Часто он ложился на песок и не двигался до самого вечера. Он признался неот-луч-ному Спендию, что его пресле-дует образ дочери Гамиль-кара. Он обра-щался к волхвам, глотал по их совету пепел, горный укроп и яд гадюк, но тщетно. Страсть его только росла.

Все ждали, когда же из Карфа-гена прибудет обещанное золото. В лагере между тем все прибы-вали люди. Сюда явля-лись полчища долж-ников, бежавших из Карфа-гена, разо-ренных крестьян, изган-ников, преступ-ников. Напря-жение росло, а жало-ванья все не было. Однажды прибыла важная процессия во главе со старым полко-водцем Ганноном. Он начал расска-зы-вать людям, дове-денным до мрач-ного отча-янья, как плохи дела в Карфа-гене и как скудна его казна. На глазах у измож-денной толпы во время речи он то и дело лако-мился доро-гими яствами, захва-чен-ными с собой. Все это вызвало ропот и наконец взрыв. Варвары решили двинуться к Карфа-гену. За три дня они проде-лали обратный путь и осадили город. Нача-лась крово-про-литная борьба.

Мато был пред-во-ди-телем отряда ливийцев. Его почи-тали за силу и отвагу. Кроме того, он «внушал какой-то мисти-че-ский страх: думали, что по ночам он говорит с призраком». Как-то раз Спендий пред-ложил провести Мато в Карфаген — тайно, через водо-про-водные трубы. Когда они проникли в осажденный город, Спендий уговорил Мато похи-тить из храма богини Танит её покры-вало — символ могу-ще-ства. С усилием над собой Мато согла-сился на этот дерзкий шаг. Он вышел из храма, заку-танный в боже-ственное покры-вало, и напра-вился прямо к дворцу Гамиль-кара, а там пробрался в комнату Саламбо. Девушка спала, но, почув-ствовав взгляд Мато, открыла глаза. Ливиец начал тороп-ливо гово-рить ей о своей любви. Он пред-лагал Саламбо пойти вместе с ним или согла-шался остаться сам, подчи-няясь любой участи. Он готов был вернуть ей укра-денное покры-вало богини. Потря-сенная Саламбо начала звать на помощь. Но когда прибе-жавшие рабы хотели броситься на Мато, она оста-но-вила их: «На нем покры-вало богини!» Мато беспре-пят-ственно вышел из дворца и покинул город. Жители, которые видели ливийца, боялись тронуть его: «...покры-вало было частью боже-ства, и прикос-но-вение к нему грозило смертью».

Начав-шиеся битвы варваров с Карфа-геном были крайне тяже-лыми. Успех скло-нялся то к одной, то к другой стороне, и не одна не усту-пала другой в военной силе, жесто-кости и веро-лом-стве. Спендий и Нар Гавас пали духом, но Мато был упрям и отважен. В Карфа-гене считали, что причина всех несча-стий — утрата покры-вала богини. Саламбо обви-няли в случив-шемся.

Воспи-та-тель Саламбо, жрец, прямо заявил девушке, что спасение респуб-лики зависит от нее. Он убедил её пойти к варварам и забрать покры-вало Танит назад. Может быть, продолжал он, это грозит девушке гибелью, но, по мнению жреца, спасение Карфа-гена стоит одной женской жизни. Саламбо согла-си-лась на эту жертву и отпра-ви-лась в путь с провод-ником.

Они долго и осто-рожно доби-ра-лись до позиций варваров. Часо-вому Саламбо сказала, что она пере-бежчик из Карфа-гена и желает пого-во-рить с Мато. «...Лицо её было скрыто под желтой вуалью с желтыми разво-дами, и она была так укутана множе-ством одежд, что не было возмож-ности разгля-деть её...» Появив-ше-гося Мато она попро-сила отвести её в свою палатку. У ливийца заби-лось сердце, властный вид незна-комки смущал его. Его палатка была в самом конце лагеря, в трех-стах шагах от окопов Гамиль-кара.

В палатке Мато Саламбо увидела драго-ценное покры-вало богини. Девушка почув-ство-вала, что её поддер-жи-вают силы богов. Она реши-тельно сорвала с себя вуаль и объявила, что хочет забрать назад покры-вало Танит. Мато смотрел на Саламбо, забыв обо всем на свете. А она с гневом бросала ему в лицо: «Отовсюду идут вести об опусто-шенных городах, о сожженных деревнях, об убий-стве солдат! Это ты их погубил! Я нена-вижу тебя!» Она вспом-нила, как Мато ворвался к ней в спальню: «Я не поняла твоих речей, но ясно видела, что ты влечешь меня к чему-то страш-ному, на дно пропасти». — «О нет, — воскликнул Мато, — я хотел пере-дать тебе покры-вало. Ведь ты прекрасна, как Танит! Если только ты не сама Танит!..»

Он опустился перед ней на колени, целовал её плечи, ноги, длинные косы... Саламбо была пора-жена его силой. Какая-то странная истома овла-дела ею. «Что-то нежное и вместе с тем властное, казав-шееся волей богов, принуж-дало её отдаться этой истоме». В эту минуту в лагере начался пожар, его устроил Нар Гавас. Мато выскочил из палатки, а когда вернулся, то уже не нашел Саламбо. Она проскольз-нула через линию фронта и вскоре очути-лась в палатке собствен-ного отца. Тот ни о чем не спросил её. К тому же он был не один. Рядом нахо-дился Нар Гавас, пере-шедший со своей конницей на сторону карфа-генян. Это преда-тель-ство опре-де-лило исход боя и проти-во-сто-яния в целом, сильно ослабив ряды наем-ников. Нуми-диец распро-стерся перед Баркой в знак того, что отдает себя ему в рабство, но напомнил и о своих заслугах. Он заверял, что нахо-дился в рядах варваров, чтобы помочь Карфа-гену. На самом деле Нар Гавас руко-вод-ство-вался лишь тем, на чьей стороне бывал перевес. Теперь он понял, что окон-ча-тельная победа доста-нется Гамиль-кару, и перешел на его сторону. К тому же он был зол на Мато за его преиму-ще-ство как воена-чаль-ника и за любовь к Саламбо.

Прони-ца-тельный Гамилькар не стал уличать Нар Гаваса во лжи, так как тоже видел выгоду союза с этим чело-веком. Когда в палатку вошла Саламбо и, протянув руки, развер-нула покры-вало богини, взвол-но-ванный Гамилькар в порыве чувств объявил: «В награду за услуги, которые ты мне оказал, я отдаю тебе свою дочь, Нар Гавас». Тут же состо-я-лось обру-чение. По обычаю, молодым связали вместе большие пальцы ремнем из бычьей кожи, а потом стали сыпать на голову зерно. Саламбо стояла спокойно, как статуя, как будто не понимая, что проис-ходит.

Война между тем продол-жа-лась. И хотя покры-вало Танит теперь было у респуб-лики, варвары снова осадили Карфаген. Спендию удалось разру-шить систему город-ского водо-про-вода. В городе нача-лась эпидемия чумы. Старей-шины в отча-янии решили принести жерт-во-при-но-шение Молоху, умертвив детей из богатых семей. Пришли и за деся-ти-летним Ганни-балом — сыном Барка. Обезу-мевший от страха за сына Гамилькар спрятал Ганни-бала, а за него выдал похо-жего маль-чика из рабов. Разыграв сцену отцов-ского горя, он отдал на закланье малень-кого неволь-ника. (В данном случае Ганнибал — реальное исто-ри-че-ское лицо, будущий знаме-нитый полко-водец).

Сразу после жерт-во-при-но-шения пошел дождь, и это спасло карфа-генян. Нар Гавас сумел провезти в город муку. Рим и Сира-кузы скло-ни-лись на сторону респуб-лики, испу-гав-шись торже-ства наем-ников.

Бунтари потер-пели сокру-ши-тельный разгром, В их рядах начался страшный голод и даже были случаи людо-ед-ства. Погиб Спендий, кото-рому так и не удалось возвы-ситься в резуль-тате смуты. Мато был взят в плен, хотя его отряд сопро-тив-лялся до послед-него. Нар Гавас ухит-рился, подкрав-шись сзади, набро-сить на ливийца сетку. Казнь неукро-ти-мого воина была назна-чена на тот же день, что и свадьба Саламбо. Перед смертью Мато подвергли изощ-ренной пытке. Его вели через весь город с завя-зан-ными руками, чтобы каждый житель мог нанести удар. Запре-щено было лишь выка-лы-вать глаза и бить в сердце, чтобы как можно дольше продлить истя-зание.

Когда Саламбо, сидевшая на открытой террасе дворца в осле-пи-тельном подве-нечном наряде, увидела Мато, он пред-ставлял собой сплошную кровавую массу. Только глаза ещё жили и неот-рывно смот-рели на девушку. И она вдруг поняла, сколько он выстрадал из-за нее. Она вспом-нила, каким он был в палатке, как шептал ей слова любви. Истер-занный, он упал замертво. И в ту же минуту опья-ненный гордо-стью Нар Гавас встал, обнял Саламбо и на виду у лику-ю-щего города выпил из золотой чаши — за Карфаген. Саламбо тоже подня-лась с чашей в руке. Но тут же опусти-лась, запро-кинув голову на спинку трона. Она была мертва. «Так умерла дочь Гамиль-кара в нака-зание за то, что косну-лась покры-вала Танит».

Тоскуя по сильным и суровым страстям, которых он не находил в окружающей его действительности, Флобер обратился к глубокой истории. Он поселил своих героев в III в. до н.э. и выбрал реальный эпизод - когда знаменитый карфагенский полководец Гамилькар Барка с невиданной жестокостью подавил восстание наёмных войск.

Началось с того, что Совет Карфагена, разорённого Пунической войной, не смог вовремя уплатить наёмным солдатам жалованье и попытался умалить их гнев обильным угощеньем. Местом пира стали сады, окружавшие роскошный дворец Гамилькара. Измождённые, усталые воины, многие из которых были ранены или изувечены, стеклись к месту пира. Это «были люди разных наций - лигуры, лузитанцы, балеары, негры и беглецы из Рима... Грека можно было отличить по тонкому стану, египтянина - по высоким сутулым плечам, кантабра - по толстым икрам...». Расчёт Совета оказался неверным. Под влиянием винных паров злость обманутых воинов, с помощью которых Гамилькар одержал победы в своих недавних походах, лишь усилилась. Они требовали ещё и ещё - мяса, вина, золота, женщин,

Внезапно из карфагенской тюрьмы донеслось жалобное пение заключённых там рабов. Пировавшие оставили яства и бросились освобождать узников. Они вернулись, с криком гоня перед собой человек двадцать невольников, громыхавших цепями. Разгул возобновился с новой силой. Кто-то заметил озеро, в котором плавали украшенные драгоценными камнями рыбы. В роду Барки почитали этих рыб как священных. Варвары со смехом выловили их, развели огонь и стали весело наблюдать, как извиваются в кипятке диковинные создания.

В этот момент верхняя терраса дворца осветилась и в дверях показалась женская фигура. «Волосы её, осыпанные фиолетовым порошком, по обычаю дев Ханаана, были уложены наподобие башни... на груди сверкало множество камней... руки, покрытые драгоценными камнями, были обнажены до плеч... Зрачки её казались устремлёнными далеко за земные пределы».

Это была дочь Гамилькара Барки - Саламбо. Она воспитывалась вдали от людских взоров, в обществе евнухов и служанок, в необычайной строгости и изысканности и в постоянных молитвах, прославляющих богиню Танит, которой поклонялся Карфаген. Богиня считалась душой Карфагена и залогом его могущества.

Сейчас Саламбо звала своих любимых рыбок, причитая и укоряя варваров в святотатстве. Она говорила на самых разных языках, обращаясь к каждому на его наречии. Все внимательно слушали прекрасную девушку. Но никто не смотрел на неё так пристально, как молодой нумидийский вождь Нар Гавас. Он не был наёмником и на пиру оказался случайно. Он жил во дворце Гамилькара уже шесть месяцев, но впервые увидел Саламбо и был поражён её красотой.

По другую сторону стола расположился огромным ливиец по имени Мато. Его тоже покорил облик Саламбо. Когда девушка кончила свою речь, Мато восхищённо поклонился ей. В ответ Саламбо протянула ему чашу с вином в знак примирения с войском. Один из солдат, галл, заметил, что в их краях женщина подаёт мужчине вино, когда предлагает разделить с ней ложе. Он не успел закончить фразы, как Нар Гавас выхватил дротик и метнул его в Мато, попав тому в руку. Ливиец в ярости вскочил, однако Гавас успел скрыться во дворце. Мато ринулся за ним - наверх, к красной двери, которая захлопнулась за соперником. Но за дверью оказался один из освобождённых рабов - Спендий. Он стал рассказывать Мато, что жил прежде во дворце, знает его тайники и в награду за свободу готов показать Мато, где хранятся сказочные сокровища. Но все мысли Мато отныне были заняты Саламбо.

Два дня спустя наёмникам объявили, что если они покинут город, то им будет полностью выплачено обещанное жалованье и карфагенские галеры отвезут всех на родину. Варвары уступили. Семь дней по пустыне добирались они до места, где ведено им было разбить лагерь. Однажды в этом лагере появился Нар Гавас. Мато поначалу хотел его убить за выходку на пиру. Но Нар Гавас сослался на опьянение, посылал Мато богатые дары и в результате остался жить среди наёмников. Только Спендий сразу понял, что этот человек замышляет предательство. Однако кого он хочет предать - варваров или Карфаген? В конечном счёте Спендию это было безразлично, поскольку «он надеялся извлечь пользу для себя из всяких смут».

Мато был в глубокой печали. Часто он ложился на песок и не двигался до самого вечера. Он признался неотлучному Спендию, что его преследует образ дочери Гамилькара. Он обращался к волхвам, глотал по их совету пепел, горный укроп и яд гадюк, но тщетно. Страсть его только росла.

Все ждали, когда же из Карфагена прибудет обещанное золото. В лагере между тем все прибывали люди. Сюда являлись полчища должников, бежавших из Карфагена, разорённых крестьян, изганников, преступников. Напряжение росло, а жалованья все не было. Однажды прибыла важная процессия во главе со старым полководцем Ганноном. Он начал рассказывать людям, доведённым до мрачного отчаянья, как плохи дела в Карфагене и как скудна его казна. На глазах у измождённой толпы во время речи он то и дело лакомился дорогими яствами, захваченными с собой. Все это вызвало ропот и наконец взрыв. Варвары решили двинуться к Карфагену. За три дня они проделали обратный путь и осадили город. Началась кровопролитная борьба.

Мато был предводителем отряда ливийцев. Его почитали за силу и отвагу. Кроме того, он «внушал какой-то мистический страх: думали, что по ночам он говорит с призраком». Как-то раз Спендий предложил провести Мато в Карфаген - тайно, через водопроводные трубы. Когда они проникли в осаждённый город, Спендий уговорил Мато похитить из храма богини Танит её покрывало - символ могущества. С усилием над собой Мато согласился на этот дерзкий шаг. Он вышел из храма, закутанный в божественное покрывало, и направился прямо к дворцу Гамилькара, а там пробрался в комнату Саламбо. Девушка спала, но, почувствовав взгляд Мато, открыла глаза. Ливиец начал торопливо говорить ей о своей любви. Он предлагал Саламбо пойти вместе с ним или соглашался остаться сам, подчиняясь любой участи. Он готов был вернуть ей украденное покрывало богини. Потрясённая Саламбо начала звать на помощь. Но когда прибежавшие рабы хотели броситься на Мато, она остановила их: «На нем покрывало богини!» Мато беспрепятственно вышел из дворца и покинул город. Жители, которые видели ливийца, боялись тронуть его: «...покрывало было частью божества, и прикосновение к нему грозило смертью».

Начавшиеся битвы варваров с Карфагеном были крайне тяжёлыми. Успех склонялся то к одной, то к другой стороне, и не одна не уступала другой в военной силе, жестокости и вероломстве. Спендий и Нар Гавас пали духом, но Мато был упрям и отважен. В Карфагене считали, что причина всех несчастий - утрата покрывала богини. Саламбо обвиняли в случившемся.

Воспитатель Саламбо, жрец, прямо заявил девушке, что спасение республики зависит от неё. Он убедил её пойти к варварам и забрать покрывало Танит назад. Может быть, продолжал он, это грозит девушке гибелью, но, по мнению жреца, спасение Карфагена стоит одной женской жизни. Саламбо согласилась на эту жертву и отправилась в путь с проводником.

Они долго и осторожно добирались до позиций варваров. Часовому Саламбо сказала, что она перебежчик из Карфагена и желает поговорить с Мато. «...Лицо её было скрыто под жёлтой вуалью с жёлтыми разводами, и она была так укутана множеством одежд, что не было возможности разглядеть её...» Появившегося Мато она попросила отвести её в свою палатку. У ливийца забилось сердце, властный вид незнакомки смущал его. Его палатка была в самом конце лагеря, в трёхстах шагах от окопов Гамилькара.

В палатке Мато Саламбо увидела драгоценное покрывало богини. Девушка почувствовала, что её поддерживают силы богов. Она решительно сорвала с себя вуаль и объявила, что хочет забрать назад покрывало Танит. Мато смотрел на Саламбо, забыв обо всем на свете. А она с гневом бросала ему в лицо: «Отовсюду идут вести об опустошённых городах, о сожжённых деревнях, об убийстве солдат! Это ты их погубил! Я ненавижу тебя!» Она вспомнила, как Мато ворвался к ней в спальню: «Я не поняла твоих речей, но ясно видела, что ты влечёшь меня к чему-то страшному, на дно пропасти». - «О нет, - воскликнул Мато, - я хотел передать тебе покрывало. Ведь ты прекрасна, как Танит! Если только ты не сама Танит!..»

Он опустился перед ней на колени, целовал её плечи, ноги, длинные косы... Саламбо была поражена его силой. Какая-то странная истома овладела ею. «Что-то нежное и вместе с тем властное, казавшееся волей богов, принуждало её отдаться этой истоме». В эту минуту в лагере начался пожар, его устроил Нар Гавас. Мато выскочил из палатки, а когда вернулся, то уже не нашёл Саламбо. Она проскользнула через линию фронта и вскоре очутилась в палатке собственного отца. Тот ни о чем не спросил её. К тому же он был не один. Рядом находился Нар Гавас, перешедший со своей конницей на сторону карфагенян. Это предательство определило исход боя и противостояния в целом, сильно ослабив ряды наёмников. Нумидиец распростёрся перед Баркой в знак того, что отдаёт себя ему в рабство, но напомнил и о своих заслугах. Он заверял, что находился в рядах варваров, чтобы помочь Карфагену. На самом деле Нар Гавас руководствовался лишь тем, на чьей стороне бывал перевес. Теперь он понял, что окончательная победа достанется Гамилькару, и перешёл на его сторону. К тому же он был зол на Мато за его преимущество как военачальника и за любовь к Саламбо.

Проницательный Гамилькар не стал уличать Нар Гаваса во лжи, так как тоже видел выгоду союза с этим человеком. Когда в палатку вошла Саламбо и, протянув руки, развернула покрывало богини, взволнованный Гамилькар в порыве чувств объявил: «В награду за услуги, которые ты мне оказал, я отдаю тебе свою дочь, Нар Гавас». Тут же состоялось обручение. По обычаю, молодым связали вместе большие пальцы ремнём из бычьей кожи, а потом стали сыпать на голову зерно. Саламбо стояла спокойно, как статуя, как будто не понимая, что происходит.

Война между тем продолжалась. И хотя покрывало Танит теперь было у республики, варвары снова осадили Карфаген. Спендию удалось разрушить систему городского водопровода. В городе началась эпидемия чумы. Старейшины в отчаянии решили принести жертвоприношение Молоху, умертвив детей из богатых семей. Пришли и за десятилетним Ганнибалом - сыном Барка. Обезумевший от страха за сына Гамилькар спрятал Ганнибала, а за него выдал похожего мальчика из рабов. Разыграв сцену отцовского горя, он отдал на закланье маленького невольника. (В данном случае Ганнибал - реальное историческое лицо, будущий знаменитый полководец).

Сразу после жертвоприношения пошёл дождь, и это спасло карфагенян. Нар Гавас сумел провезти в город муку. Рим и Сиракузы склонились на сторону республики, испугавшись торжества наёмников.

Бунтари потерпели сокрушительный разгром, В их рядах начался страшный голод и даже были случаи людоедства. Погиб Спендий, которому так и не удалось возвыситься в результате смуты. Мато был взят в плен, хотя его отряд сопротивлялся до последнего. Нар Гавас ухитрился, подкравшись сзади, набросить на ливийца сетку. Казнь неукротимого воина была назначена на тот же день, что и свадьба Саламбо. Перед смертью Мато подвергли изощрённой пытке. Его вели через весь город с завязанными руками, чтобы каждый житель мог нанести удар. Запрещено было лишь выкалывать глаза и бить в сердце, чтобы как можно дольше продлить истязание.

Когда Саламбо, сидевшая на открытой террасе дворца в ослепительном подвенечном наряде, увидела Мато, он представлял собой сплошную кровавую массу. Только глаза ещё жили и неотрывно смотрели на девушку. И она вдруг поняла, сколько он выстрадал из-за неё. Она вспомнила, каким он был в палатке, как шептал ей слова любви. Истерзанный, он упал замертво. И в ту же минуту опьянённый гордостью Нар Гавас встал, обнял Саламбо и на виду у ликующего города выпил из золотой чаши - за Карфаген. Саламбо тоже поднялась с чашей в руке. Но тут же опустилась, запрокинув голову на спинку трона. Она была мертва. «Так умерла дочь Гамилькара в наказание за то, что коснулась покрывала Танит».