Идея борьбы с тиранией и твердая уверенность в победе правого дела с огромной художественной силой прозвучала в крупнейшем произведении Шелли - поэтической драме "Освобожденный Прометей" (1819). В ней поэт использовал известный античный миф о Прометее, положенный еще в основу трагедии Эсхила "Прометей прикованный". В отличие от древнегреческого драматурга, у которого над прикованным титаном по приказу Зевса издеваются послушные ему боги, Шелли показывает освобожденного героя. Вместе с освобождением Прометея в драме английского поэта все человечество сбрасывает с себя цепи рабства и угнетения.
"Прометей Эсхила, - писал Белинский,- прикованный к горе... и с горделивым презрением отвечающий на упреки Зевса, есть форма чисто греческая, но идея непоколебимой человеческой воли и энергии души, гордой и в страдании, которая выражается в этой форме, понятна и теперь..." В предисловии, предпосланном драме "Освобожденный Прометей", Шелли писал, что для него неприемлема традиционная концовка мифа - примирение повелителя Олимпа и гордого титана - защитника и учителя людей. "По правде говоря, я испытывал,- отмечал английский поэт,- отвращение к такой слабой развязке - примирению между Защитником и Угнетателем человечества, моральный интерес мифа, столь мощно поддерживаемый страданиями и непреклонностью Прометея, исчез бы, если бы мы могли себе представить, что он отказался от своей гордой речи и испугался своего удачливого и вероломного противника".
Шелли создавал свою драму о Прометее в обстановке освободительного движения в Европе. Это обстоятельство не только определило дух оптимизма и свободолюбия, пронизывающий все произведение поэта, но позволило ему по-новому определить пафос своего сочинения - пафос борьбы за освобождение человечества. Отметим, что в трагедии Эсхила "Прометей прикованный" показан страдающий герой, претерпевающий страшные муки, а в "Освобожденном Прометее" Шелли герой смеется над новыми пытками, которым хочет подвергнуть его властитель Олимпа. Здесь показано освобождение титана и ниспровержение деспота. В конце поэмы Шелли рисует величественную картину будущего человеческого общества, где все люди равны, свободны и счастливы.
8)Эволюция героя в творчестве Байрона. Жанр лиро-эпической поэмы. «Паломничество Чайлд-Гарольда» Первую попытку наметить черты романтической личности Байрон предпринимает в лирической поэзии. Вторая оказалась гораздо более успешной и решительной. Первые две песни поэмы «Паломничество Чайлд-Гарольда» вышли из печати 10 марта 1812 г. и сразу сделали имя Байрона знаменитым.
Путь паломничества героя совпадает с маршрутом двухлетнего восточного путешествия, предпринятого самим Байроном в 1809-1811 гг. Это сходство, а также сразу обратившее на себя внимание совпадение ряда биографических деталей у автора и героя дали повод к их отождествлению. Байрон протестовал против него, но, естественно, возникает вопрос: в какой мере в тексте самой поэмы он предотвратил такого рода смещение?
Французский эпиграф и предисловие к первым двум песням, помеченное февралем 1812 гв четвертом (сентябрь 1813 г.). В седьмом,.. стихотворное обращение к Ианте , которым теперь и открывается произведение.
Эпиграф разъясняет цель поездки - узнать мир и, быть может, увидев, что он повсюду несовершенен, примириться, со своим Отечеством. В предисловии кратко сообщается о местах, где автор побывал, а также сделано предупреждение - не искать за личностью вымышленного героя реальных лиц.
«Дополнение к предисловию» писалось уже как реакция на первое восприятие поэмы. Байрон счел необходимым еще рассказать о герое: «...несмотря на многочисленные признаки обратного, утверждаю, что это характер вымышленный». И попутно автор оправдывает свое намерение показать героя таким, каков он есть, не предлагая его в качестве морального образца, а, напротив, нравственного предупреждения против «ранней развращенности сердца»
Основной текст поэмы написан классической для английской поэзии «спенсеровой строфой» : девять строк, из которых первые восемь - пятистопный, а последняя, девятая - шестистопный ямб: …………….Для Байрона важны некоторые смысловые ассоциации, сопутствующие имени Спенсера. Во-первых, он знаменит как автор «последней рыцарской поэмы - «Королева фей», а во-вторых, как поэт, одним из первых прибегавший к сознательной архаизации поэтического языка. Уже самим именем своего героя, включающим средневековый титул «чайлд», дававшийся младшему отпрыску знатного рода, Байрон аналогичным образом уводит в прошлое, создает готическую атмосферу замка, в котором герой предавался призрачным радостям: «любил одну - прельщал любовью многих».
начинается само путешествие. Оно протекает не в прошлом, а в современной Европе. В первой песне две страны: Португалия и Испания. С 1807 г. за Пиренейском полуострове идет война, вызванная вторжением французской армии. Байрон еще не называет ее наполеоновской и имени императора не произносит: личность великого человека, современного героя, для него сохраняет обаяние, ему еще не пришло время разочароваться. Однако, чувство справедливости, движущее поэтом, заставляет его всецело принять сторону народов, чьи права попрали, земли разорены, кровь пролита.
Вторжение французов, мужество народа перед лицом врага, помощь Англии испанцам, радующая поэта, политические ошибки англичан, которые побуждают его к горькой иронии, красота подвига - об этом поэма.
Но где же среди этого многообразия Чайлд-Гарольд ? Он пока что не забыт. Нет-нет Байрон и назовет его, создавая впечатление, что он, герой, так думает, он свидетель всему тому, что проходит перед глазами читателя: «И вот Севилью видит пилигрим...» Более того, большая часть текста первой песни обрамлена двумя лирическими вставками, обе - от лица героя: знаменитое прощание Чайлд-Гарольда с родиной и «К Инессе». Это подкрепляет иллюзию того, что душа героя, его сознание раскрываются перед нами на протяжении всей песни. Чтобы этой иллюзии ничем не нарушить, Байрон даже пошел на отступление от первоначального замысла. Па то место, которое теперь занимает вставной фрагмент «К Инессе» (он, как и прощание героя, отличен от остального текста, ибо написан не спенсеровой строфой), вначале предполагалось другое обращение - «Девушке из Кадикса», гимн девушке из народа, воспевающий ее прямой, решительный характер. Слишком явно этот гимн диссонировал с мрачным разочарованием, в которое погружен Чайлд-Гарольд:.
Автора и героя сближает неудовлетворенность миром, но если герой видит одно средство - бегство, в том числе и от самого себя, Байрон, окидывая современный мир взглядом не только поэта, но политика, мечтает о его переустройстве. Вот почему его всегда влечет готовность к подвигу, возможность действия.
Вот и в финале первой песни , после того как герою дана возможность излить душу печальным романсом «К Инессе», следуют строки от имени автора - сильные и героические. Байрон снял обращение к «Девушке из Кадикса», но восполнил их обращением к самому городу, воплощающему дух не сломленной, продолжающей всенародное сопротивление Испании: «Напрасно враг грозил высоким стенам...»
Во второй песне путешествие продолжается по пережившей свое величие Греции; ее тема - главная здесь. Поэма и образ героя сливаются для Байрона в едином мотиве скитальчества: «Ношу с собой героя своего,//Как ветер тучи носит...» - скажет он, принимаясь весной 1816 г. за третью песнь.
Спустя год, летом 1817, в Италии будет написана четвертая - последня я; последняя не потому, что в ней завершен сюжет, а потому, что более Байрон не возвращается ни к своему герою, ни к поэме.
Разделенная в написании несколькими годами, не имеющая четко выраженного сюжета, поэма держится внутренним единством темы и присутствием автора. Ее тема - исторический опыт в восприятия современного сознания. Такой она была в первых песнях, такой остается в заключительных.
Едва высадившись на континенте - в Бельгии, Байрон, навсегда покинувший Англию весной 1816 г., попадает на поле Ватерлоо. Еще и года не прошло со дня великой битвы. Что должен испытать ступивший па него англичанин - гордость победителя? На этом поле побывал и воспел его Вальтер Скотт, но Байрон, в очередной раз навлекая на себя обвинение в отсутствии патриотического чувства, не склонен славить. Он не видит к тому повода, ибо, «то смерть не тирании - лишь тирана», в которого превратился некогда великий Наполеон. О нем - и с трезвостью политической оценки и с сожалением о крушении великого человека - Байрон уже высказался в стихах «наполеоновского цикла») (1814-1815). Теперь он говорит о тех, кто пришли ему на смену, и разве они лучше, справедливее его: «Как? Волку льстить, покончив с мощью Льва?//Вновь славить троны?» (III, 19).
Если мысли об историческом величии и приходят на память, то его образы всплывают не из настоящего, а из прошлого.
В последних двух песнях в полной мере ощущается лирическая сила байроновского таланта. Он все более глубоко постигает красоту и значение природы. Лирические фрагменты этих песен - в числе первых русских переводов: «Есть наслаждение и в дикости лесов...» (IV, 178-179) - фрагмент, переведенный К. Батюшковым в 1819 г. и впервые явивший Байрона русскому читателю не в приблизительных прозаических пересказах, а во всей поэтической силе. Эти же строфы о море вдохновили Пушкина в стихотворении «Погасло дневное светило» и затем переводились неоднократно. Несколько позже, благодаря лермонтовскому переложению, не менее популярными становятся строки о смерти гладиатора. В этих песнях окончательно и полностью автор являет себя главным действующим лицом - лирическим героем поэмы. Третью песнь он открывает и завершает печальным об 1 ращением к дочери, которой не увидит: Дочурка Ада! Именем твоим ………. В конце я песнь украшу как в вначале…
посвящая четвертую песню своему другу и спутнику в восточном путешествии Д. К. Хобхаузу, Байрон поясняет, что в ней пилигрим появляется все реже, ибо автор устал проводить различие между собой и героем, различие, которого все равно читатели «решили не замечать». Тем самым Байрон уже окончательно обнаруживает принципиально новый характер художественной связи, которой держится целое. Лирикой, присутствием автора, его оценкой обеспечивается связь, что заставляет считать не совсем точным, недостаточным широко распространившийся термин «лирическое отступление», который предполагает авторское вмешательство как бы случайным и эпизодическим.
Такое суждение чревато непониманием сути новой формы, создаваемой романтиками, - лиро-эпической поэмы.
В названии жанра смешаны различные родовые понятия, что недопустимо для классициста, придерживающегося строгого порядка, иерархичности жанров и стилей. Эпос предполагал изображение событий с некой высшей, абсолютно объективной точки зрения, исключающей возможность личной оценки, как это и было в прежней эпической поэме. Романтики же поступают иначе. Панорама исторических событий, сколь бы значительны они ни были, не исключает возможности личного авторского взгляда, его постоянного присутствия в произведении. Параллельно повествовательному, событийному плану развертывается авторский план, который представляет собой не случайный ряд беглых оценок, отступлений, а новый тип художественной связи - лирической по своей сути.
Романтическое искусство приучает ценить личность. Изображение открыто окрашивается субъективностью восприятия, переживания, а среди персонажей поэмы автор, формально не будучи ее героем, оказывается самым важным действующим лицом. Его присутствие, его оценка конструктивный, организующий фактор новой романтической формы.
10)Цикл «Восточных поэм»
После возвращения из восточного путешествия, уже в лондонский период своей жизни (1811-1816), Байрон создает ряд поэм, использующих приобретенные впечатления и выдерживающих новый жанр. Однако соотношение между автором и героем в них несколько меняется: автор отступает в тень и с большей или меньшей последовательностью излагает историю своего героя . Историю, центральным в которой почти всегда является любовный эпизод.
При сохранении в основных чертах типа своего героя Байрон меняет ситуацию, а значит, возможность для него проявить себя. В одном случае, например, в «Гяуре», «Паризине», любовная интрига выдвигается на первый план и в вей целиком раскрывается страстная натура в ее безграничной жажде свободы и в ее обреченности. В другом случае, например, в «Осаде Коринфа», сам любовный сюжет вплетается в ткань событии, имеющих более широкое, историческое значение. Впрочем, даже там, где история, казалось бы, полностью отсутствует, она может подразумеваться в самой личности героя, в подчеркнутой современности его человеческого типа.
Так, первые читатели поэмы «Корсар» сразу же угадывали в образе, даже в характерной позе (скрещенные на груди руки) ее героя Конрада черты Наполеона , титанической личности, тревожившей воображение многих романтиков, чье отношение к нему разделялось между восхищением и ненавистью. И здесь нужно отдать должное проницательности Байрона, сумевшего подняться над субъективностью романтических пристрастий и показать человеческую, историческую двойственность Наполеона. Отношение к нему английского поэта предвосхищает пушкинское понимание его двойственной исторической роли в событиях французской революции: «Мятежной вольности наследник и убийца...»
Сама эта двойственность влекла к себе романтиков , ибо в их представлении отвечала существенной природе современного человека, колеблемого между злом и добром.
Конрад отправляется на очередной разбой, под видом дервиша дерзко проникает на пир Сеид-паши, чей дворец должен быть разграблен и сожжен этой ночью пиратами, которыми предводительствует Конрад. В жару сечи, однако, корсар не забывает о беззащитных - о гареме паши, чем и завоевывает сердце Гюльнар. Ее любовь безответна; ее самоотверженность не вызывает даже чувства благодарности, ибо, спасая Конрада из тюрьмы, она совершает злодейство - убивает спящего Сеид-пашу. Этого герой не может простить ей и в первую очередь самому себе: «Бедняжка ошибалась - он скорей//Себе бросал упрека не ей...» (пер. С. Петрова).
Помимо обстоятельств, меняющихся от поэмы к поэме и варьирующих тип романтического героя , их различие обусловлено характером повествования. В целом жанр, как отмечал в своем классическом исследовании В. М. Жирмунский, восходит к балладе, сохраняя ее повествовательную гибкость, развивая заложенную в ней допустимость лирического комментария событий. Однако в очень широком диапазоне стилистических и композиционных приемов создается Байроном цикл «восточных поэм» или «повестей» …………Он открывается «Гяуром», напечатанным 5 июня 1813 г. и к концу ноября выдержавшим уже семь изданий. Успех поэмы заставил автора прекратить над ней работу, менявшего текст от издания к изданию, так что объем вырос вдвое. «Поэма-змея» - авторское определение поэмы: она свивается кольцами и число их может бесконечно увеличиваться. Такая возможность обеспечена свободной, фрагментарной композицией поэмы, имеющею подзаголовок - «Отрывок турецкой повести».
Если еще в «Паломничестве Чайлд-Гарольда» Байрон обещал не придерживаться последовательно развивающегося повествования, то в «Гяуре» «риторическая связь» и вовсе пропадает . Сюжет складывается из эпизодов, расположенных даже вне хронологического порядка и отмечающего лишь вспышки творческой фантазии, вырывающей из тьмы памяти живописные эпизоды. По ним читателю предстоит восстановить целое.
Романтический прием разорванного повествования подчеркивает взволнованность рассказа , а также и контрастность самой темной души героя, не знающего и не ищущего покоя. Совсем иначе строится третья из поэм - «Корсар». Она напоминает о том, что из восточного путешествия Байрон привез не только первые песни «Чайлд-Гарольда», но и своеобразный литературный манифест - поэму «Из Горация», где уже подробно и развернуто излагал свои пристрастия, ориентированные не на романтический вкус, а на поэзию Поупа. В соответствии с ними пишется «Корсар».
В нем, как требовалось жанром эпической поэмы и как было в «Паломничестве Чайлд-Гарольда», есть деление на песни, отмечающие последовательно, а не разорвано и фрагментарно развивающийся ход событий. Стихотворной формой избирается излюбленный в XVIII в. пятистопный ямб со смежной рифмовкой. Именно эта форма, так называемый героический куплет, была доведена до совершенства Поупом и ради нее теперь Байрон отказывается от свободно пульсирующего, меняющего размер стиха, использованного им в «Гяуре».
В героях романтических поэм самого Байрона продолжали узнавать, как его узнавали под плащом Чайлд-Гарольда. Создавались увлекающие воображение легенды, согласно которым все, что происходило с героями, ранее случилось с автором. Сама убедительность, которую придал героям (или типу своего героя) Байрон, побуждала к такого рода догадкам. То мироощущение, которое у предшественников Байрона являлось различными гранями, почти неуловимо веяло настроением, фантазией, в его поэмах приобретало зримость, наглядность, представало человеческим характером. Герой Байрона цельно и законченно вобрал в себя разнообразные романтические черты, которые замкнулись в нем единством биографии и образа. Тиражирование героя, множество подражаний ему в жизни и в литературе создавали «байронизм».
Одной из причин трудности, с которой различали автора и героя, была и непривычность самой новой формы - лиро-эпической поэмы . Показательно в этом отношении то, как совершалось первое знакомство с Байроном в России. Труднее всего давалось восприятие художественного целого в единстве сюжета и авторской оценки. Их нередко разъединяли: отдельно переводились лирические фрагменты из «Чайлд~Гарольда», отдельно пересказывались прозой сюжеты «восточных поэм». Именно такого рода пересказ из «Корсара» представляла собой первая публикация из Байрона на русском языке в («Российском музеуме» (1815.- № 1). К числу самых ранних фактов знакомства с Байроном в России - к тому же на языке оригинала, а не с французского перевода - принадлежит прозаический дословный пересказ «Гяура» на французский язык, сохранившийся в бумагах Пушкина и сделанный для него Н. Н. Раевским-младшим. Пушкин и сам тогда же (до своей южной ссылки в 1820 г. или в самом ее начале) начинает перелагать начало той же поэмы французской прозой и русскими стихами, от которых сохранилось несколько разрозненных строк.
В творчестве самого Байрона становление лиро-эпической поэмы с романтической личностью в центре ее сюжета было в основном завершено в лондонский период. Далее разрабатываются иные формы и приходит иное понимание героя.
Это были годы успеха и в то же время трудные годы. Остаться собой, жить той насыщенной жизнью, которой он хотел, не удалось. Было несколько важных выступлений в парламенте, но быстро «надоела парламентская комедия». Было несколько острых политических стихотворений, но в целом поэзия тех лет наводит на мысль, что неудовлетворенность собственной жизнью заставляла все более яростно бросать своего героя на столкновение с миром.
В какой-то момент исход такого столкновения покажется безнадежным - так будет в возне «Шильонский узник», написанной в Швейцарии и окруженной самыми мрачными байроновскими произведениями: «Тьма», «Сон», своеобразными лирическими монологами. Настроение после отъезда из Англии предопределило трактовку судьбы швейцарского национального героя Бонивара в тонах безысходности мрачного разочарования в самой возможности борьбы. Позже возне будет предпослан «Сонет Шильону», восстанавливающий историческую точность образа и настолько усиливающий вольнолюбивую тему, что первый русский переводчик поэмы «Шильонский узник» В. А. Жуковский опустил его.
Байрон стоял на пороге нового этапа отношений с романтическим героем.
11)Драматургия байрона
Для Байрона же обращение к драматической форме и стало одной из попыток преодоления романтической однозначности. Сам жанр предполагал, что голос героя будет звучать в согласии или в споре с голосами других персонажей, уравновешиваться ими.
В теории драмы Байрон также проявил себя необычным романтиком, неоднократно высказываясь в пользу классицистских правил и того, что Гете называл «глупейшим законом трех единств. Впрочем, он же указал на одну из возможных причин, побуждавших Байрона им следовать: «..его натуре, вечно стремящейся к безграничному, чрезвычайно полезны были те ограничения, на которые он сам себя обрек».
Гораздо лучше многих других романтиков Байрон знал театр. В течение ряда лет он состоял в комитете по управлению друри-лейнским театром, прочитан для него сотни чужих пьес. Понимая характер сценической условности и вкус публики, ждущей мелодрамы, Байрон не рассчитывал на появление серьезной современной драмы. Свои пьесы он считал драмами для чтения, предназначая их, по его собственным словам
Байрон приступил к созданию драматической поэмы "Манфред" и написал третью песнь
"Чайльд-Гарольда".
Введение
Как и всякое крупное явление общественной жизни, эстетика революционного романтизма уходит корнями в далекое прошлое европейской литературы. Оценивая значение художественных традиций для прогрессивной литературы своего времени, Шелли писал: "Мы все греки. Наши законы, наша литература, наша религия, наши искусства имеют свои корни в Греции".
Итак, сам автор лирической драмы "Прометей освобожденный" признает, что новые произведения строятся на основе древней литературы. Шелли обращается в своем произведении к древнейшей народной легенде о Прометее, получившей свое классическое воплощение в трагедии Эсхила "Прометей прикованный".
Образ Прометея - это образ бунтаря-спасителя. Недаром, Маркс назвал Прометея самым благородным святым и мучеником в философском календаре.
Прометей - это действительно очень удобный герой, для того, чтобы передать некие революционные мотивы, поэтому его и выбирает Шелли. Но следует ли он сюжетной линии легенды о Прометее? Разве его Прометей - такой же, как в древнем мифе?
Герой Прометей, его черты, его характер - все это нравится Шелли. Сам миф о Прометее - это некая маска, за которой Шелли прячет свои идеи. В то же время эти идеи достаточно легко читаемы как раз из-за того, что это миф о Прометее - герое, который олицетворяет борьбу и благородство.
Основная часть
"Прометей освобожденный" начинается с предисловия Шелли, в котором объясняет, почему его Прометей именно такой.
"Греческие трагики, заимствуя свои замыслы из отечественной истории и мифологии, при разработке их соблюдали известный сознательный произвол. Они отнюдь не считали себя обязанными держаться общепринятого толкования, или подражать, в повествовании и заглавии, своим соперникам и предшественникам".
Итак, сам Шелли подчеркивает, что греки были достаточно вольными в трактовке событий, и это оценивается им положительно.
"Прометей" Эсхила предполагал примирение Зевса с его жертвой, как благодарность за открытие тайны - опасности, угрожавшей его власти от вступления в брак с Фетидой. Фетиду отдали в жены Пелею, а Прометей был освобожден Гераклом с соизволения Зевса. Чем же Шелли не нравится именно такой сюжет?
П.Б. Шелли с самого начала отвергает возможность примирения Прометея с Зевсом, на которую рассчитывал Эсхил.
"Если бы я построил мой рассказ по этому плану, я не сделал бы ничего, кроме попытки восстановить утраченную драму Эсхила, и если бы даже мое предпочтение к этой форме разработки сюжета побудило меня лелеять такой честолюбивый замысел, одна мысль о дерзком сравнении, которую вызвала бы подобная попытка, могла пресечь ее". Итак, Шелли не устраивает пустое подражание, это не творчески и не "по-гречески". Также его и не устраивает то, что произведение будут сравнивать с ранее созданным и скорее всего найдут первый вариант пересказанного мифа более удачным.
Однако все же это не главная причина. Дело в том, что Шелли не может согласиться с такой развязкой мифа, которую предлагает Эсхил: "примирение Поборника человечества сего Утеснителем". Образ Прометея - это тип нравственного высшего и умственного совершенства, повинующийся самым чистым и бескорыстным побуждениям, которые ведут к самым прекрасным и благородным целям. Для Шелли нелогично, что Прометей может отказаться от гордого своего языка и робко склониться перед торжествующим и коварным соперником. Ведь так бы исчез моральный интерес вымысла, столь мощным образом поддерживаемый страданием и непреклонностью Прометея.
В тоже время Шелли отрицает дидактизм своего произведения, т.к. его "задачей до сих пор было - дать возможность наиболее избранному классу читателей с поэтическим вкусом обогатить утонченно воображение идеальными красотами нравственного превосходства".
Конфликт между Титаном и Зевсом носит у П.Б. Шелли непримиримый характер. Прометея Шелли мы видим уже прикованным к скале. Он напоминает Зевсу, что помог ему завоевать трон. А тот ему ответил тем, что насылает на него мучения и на людей. Покориться же Зевсу титан не намерен, хотя его тело терзает по воле Зевса кровожадный орел, а ум и душу - фурии. Он верит и надеется, видит свое предназначение "быть опорой, спасителем страдальца-человека". Он намерен идти до конца.
Изначально Прометей и в сюжетной концепции мифа, и у Шелли - непреклонен перед лицом судьбы. Однако в мифе титан соглашается выдать Зевсу тайну, чтобы освободиться. Т.е. фактически идет на сделку со Злом ради собственной выгоды. Прометей Шелли на такое не пойдет. Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что "любовь, свобода, правда" восторжествуют, он вспоминает свое страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падет и возмездие - бесконечная мука вечного одиночества - постигнет его.
Зевс в изображении П. Б. Шелли предстает воплощением социального зла, угнетения, - старается внушить себе, что все по-прежнему спокойно в его царстве, но дух всенародного возмущения подрывает его могущество, нарушает его покой.
Моей безмерной силе все подвластно,
Еще горит, взметаясь к небесам,
С упреками, взметаясь к небесам,
С упреками, с сомненьем, с буйством жалоб,
С молитвой неохотной - громоздя
Восстание, способное подрыться
Под самые основы нашей древней
Монархии, основанной на вере
И страхе, порожденном вместе с адом.
шелли прометей освобожденный драма
Зевс противник Прометея, тот самый тиран, который буквально мешает жить людям. Прометей идет до конца - и он смог выстрадать низвержение Зевса, пришел его час расплаты за содеянное.
Исследователи творчества английского романтика утверждали, что "раздираемый противоречиями мир Зевса в "Прометее" - это универсальный "архетипический" образ мира, живущего по законам насилия" .
Это утверждение я понимаю так. Зевс, бог неба, - царство воли и власти.
Вооруженный грозным оружием - молнией, - он был властелином Неба, богом Дождя, повелителем Туч. Он был могущественнее всех остальных богов, вместе взятых. Зевс управлял всем. Он был главным богом и обладал личными качествами, свойственными властным отцам, царям.
И все же не был он ни всемогущим, ни всеведущим.
Божественный Зевс во всей своей славе является нам как свет и несет свет и осознание людям. В темном же своем проявлении он выступает как враг жизненной силы, - закостеневший в правилах и законах, сопротивляющийся любым переменам, боящийся любого изменения статус-кво.
Муки, претерпеваемые Прометеем, не сломили его волю, помогли преодолеть чувство ненависти к мучителю. Он верит, что "любовь, свобода, правда" восторжествуют, он вспоминает свое страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падет и возмездие - бесконечная мука вечного одиночества - постигнет его. Прометея не пугают ни физические мучения, ни фурии, терзающие его ум и душу. Он твердо верит в свое предназначение: "быть опорой, спасителем страдальца-человека".
Отвергая всевластие Зевса, Прометей у Шелли ополчается и против человечества. Охваченный жаждой возмездия за его слабости и грехи, герой должен сам пережить духовный катарсис, исцелившись от ненависти. Лишь тогда исполнится его мечта о сообществе людей, которые более не знают эгоцентричности, покорности угнетению и жажды компромисса.
Человеческому роду уготована вечная весна, однако для этого необходимо, чтобы своим верховным божеством люди признали любовь, покончив с духовным рабством, вызывающим горечь и презрение у титана, похитившего огонь.
Бунт Прометея, наделенного истинной мощью духа, которая позволила ему выдержать все испытания, ниспосланные Зевсом (орел, терзающий прикованного к скале героя, фурии с железными крыльями, испепеляющая молния), носит, однако, трагический и обреченный характер. Им движет лишь мысль о противоборстве, оправдывающем и насилие, и зло, так как нет иного способа воздействовать на косную и трусливую человеческую природу. Низвергая тирана, Прометей отчасти уподобляется ему в своих усилиях радикально переменить порядок вещей.
Лишь после того как титан начинает осознавать собственную причастность к человеческой семье и готов взвалить на свои могучие плечи страдания всех, Прометей обретает черты истинного героя. Тем самым, освобождаясь от ненависти, Прометей (по мысли автора) освобождается от власти Зевса.
Действительно народная легенда претерпевает в истолковании Шелли серьезные изменения. Он насыщает ее новым историческим содержанием. Как выдающееся произведение своего времени, "Освобожденный Прометей" Шелли явился выражением не только национального - английского или итальянского - но и общеевропейского опыта освободительной борьбы против феодальной реакции и капиталистического гнета. Отсюда - широкий охват явлений в " Освобожденном Прометее", где действие развертывается на необъятном фоне всего мироздания. Шелли словно со скалы, где прикован его герой, видит как на ладони многообразные страдания человека. "Взгляни с высот на Землю, смотри, там нет числа твоим рабам", - восклицает он устами Прометея.
Общечеловеческое значение этой драматической коллизии заключается в том, что причины мучений Прометея Шелли исторически объяснимы: они коренятся в положении угнетенных народов. Зрелище народных бедствий, порабощение и эксплуатация, разорение, голод, нищета широких трудящихся масс - вот что терзает Прометея.
Видишь мертвые поля.
Видишь, видишь вся земля
Кровью залита…
Шелли создавал "Освобожденного Прометея" в обстановке подъема национально-освободительного и рабочего движения в Европе, которое росло, несмотря на противоборствующие силы реакции. Это и определило пафос "Освобожденного Прометея". Пафос Шелли - пафос не страданий, как у Эсхила, а пафос борьбы и победы.
Образ Прометея у Шелли несет в себе ту идею, что только борьба с политической тиранией и гнетом всех видов может спасти народ от одичания и гибели. Мужественный характер Прометея заключает в себе реальные героические черты, присущие самым передовым людям эпохи - черты революционеров-республиканцев.
Подобно этим лучшим и единственным тогда представителям народа, в одиночку боровшимся с гнетом реакции, герой драмы Шелли один на один бесстрашно
…вступил в борьбу
И встал лицом к лицу с коварной силой
Властителя заоблачных высот,
Насмешливо глядящего на Землю,
Где стонами измученных рабов
Наполнены безбрежные пустыни.
Он смеется над пытками и истязаниями, которым его подвергает Юпитер. Силы свои Прометей черпает в борьбе народов. И драма развивается в обстановке напряженной борьбы, в которую втянуты все силы вселенной:
Вот обманутый народ
От отчаянья восстал,
Полднем ярким заблистал,
Правды хочет, правды ждет,
Воли дух его ведет.
Разумеется, глубоко религиозный Эсхил в условиях раннего рабовладельческого общества не мог полностью раскрыть ту революционную и богоборческую проблематику, которая им самим же была намечена.
Таким образом, Шелли продолжает "революционную тему" в своем "Прометее", только теперь уже разрабатывается чисто тираноборческая тематика, и у Шелли она ярко выражена.
Свергая Зевса с трона, Демогоргон произносит замечательные слова, выражающие самые заветные думы лучших умов того времени: "На небесах тебе преемника не будет". Эта фраза имеет иносказательный смысл. В условиях суровой цензуры того времени поэт не мог писать о том, что и на земле исчезнет насилие, но именно такой смысл он вложил в эту фразу и именно так его и понимали современники. Недаром в предисловии к драме Шелли писал: "...свои мысли автор мог бы выразить фразой: „Надо изменить весь мир"".
Для раскрытия замысла П. Б. Шелли в драме задействованы такие персонажи, как Демогоргон, Азия, Геракл, Земля, Дух Часа.
Образ Азии , как воплощение образа земной красоты, достаточно важен в "Прометее освобожденном". Прометея поддерживает не только вера в свою правоту и веру в людей, но и любовь к возлюбленной Азии. Она и поддерживает Прометея, единственным утешением для титана являются его воспоминания о ней, его возлюбленной, прекрасной океаниде. Также именно ей доверяется автором важная встреча с неким Демогоргоном. Именно Азия идет к Демогоргону, который достаточно интересно судит о мире и Зевсе.
Демогоргон - это также еще один образ-символ в драме Шелли. Интересно, что Demogorgon (Демогоргон) - греческое имя дьявола, не должное быть известным смертным. Демогоргон - "мощный мрак", не имеющий "ни ясных черт, ни образа, ни членов". Это нечто, выражающее, по-видимому, Зло. Когда он приходит к Зевсу, то называется себя "вечностью". Что это? Вечное зло? Вечно его существование? Именно он предлагает Зевсу сойти с ним в вечную тьму, таким образом, освобождая Прометея и людей от гнета тирана, ведь час к этому пришел. Т.е. образ Демогоргона - это образ справедливого карающего Зла (что, конечно, не могло быть в мифологии), это не бог подземного мира Аид, это нечто высшее, что может покарать Зевса.
Час свержения Зевса пришел, за ним является Демогоргон - и Зевс падает вниз в мрак. Радость охватывает богов при вести о падении тирана. На колеснице Духа Часа в Кавказские горы спускаются Азия и Пантея . Геракл освобождает Прометея от цепей, Прометей несказанно счастлив видеть прекрасную возлюбленную Азию, строит планы новой радостной жизни для себя и спасенных им людей. Земля рассказывает ему и Азии о своих мучениях, когда повсюду на ней властвовал дух вражды.
Ко всеобщей радости Дух Часа сообщает, что после падения тирана-самодержца среди людей произошли большие перемены: "презрение, и ужас, и ненависть, и самоуниженье во взорах человеческих погасли", "исчезли ревность, зависть, вероломство"...
Финал "Освобожденного Прометея" написан в духе социально-утопических взглядов Шелли. Суть поэтической утопии, которой завершается драма - картина освобождения человечества.
Терпевший одну неудачу за другой в своих попытках созидания утопии, Прометей лишь в заключительных актах драмы постигает, что насилие неспособно преобразовать мир, сотворенный деспотией, в прекрасное царство справедливости и свободы.
Обретение этого царства, в котором исчезнут сословия и нации и каждый человек станет полноправной личностью, наделенной творческими устремлениями, требует нравственного подвига. Прометей явил пример, который останется притягательным навеки.
Новое, что вносит Шелли в тему Прометея, тесно связано с одной из сильнейших сторон его социальной мысли: его верой в прогресс, в торжество возмездия тиранам за все муки человечества. Полнее, чем в каком-либо другом его произведении, отразилась здесь идейная близость поэта к утопическом социализму, с которым его связывает не только острая критика буржуазных отношений, но и взгляд на сам исторический процесс.
Мечты о будущем поэт воплощает в чудесные поэтические образы:
Увидел я, что больше нет насилья,
Повсюду будет вольным человек,
Брат будет равен брату, все преграды
Исчезли меж людьми; племен, народов,
Сословий больше нет, в одно все слились,
И каждый полновластен над собой...
Заключение
В лирической драме "Освобожденный Прометей" вновь была разрешена важная для демократии 20-х годов XIX в. проблема восстания и свержения реакционных властей с помощью физической силы: Геракл, олицетворение мощи революционного народа, освобождает узника Юпитера - Прометея, разбивая его цепи.
Грозные события 1819 г. в Испании, Италии и далекой Англии, крайнее обострение классовой борьбы, выразившееся в ряде кровавых конфликтов (Питерлоо, Тайн и Уир),- все это заставляло художника взглянуть на природу общественных отношений более трезво, более реально изобразить борьбу сил прогресса с силами деспотии, стоящими на страже "феодальной дикости".
Заслуживает внимания концепция творчества Шелли, предложенная И. Г. Неупокоевой. Отталкиваясь от общеизвестной мысли о том, что "целостность и новаторство „Освобожденного Прометея", внутренний смысл которого был „глубоко революционен" (Луначарский), определялись историческим оптимизмом представления поэта о будущем обществе", исследователь полагает, что именно в "Освобожденном Прометее" наиболее полно и поэтично преломились идеи утопического социализма и радикально-демократические мысли о возможности социальной борьбы.
"Освобожденный Прометей" есть утопия счастливого будущего, путь к которому, по мысли поэта, долог и труден, исполнен мук и потрясений, требует героического терпения и мужественного противостояния злу и лежит через духовное возвышение человечества. Космической грандиозности сюжета драмы, благородству исповедуемых в ней идеалов соответствует возвышенный строй поэтической речи. Язык "Прометея" приподнят над обыденным уровнем благодаря напряженной эмоциональности и концентрированной, порой даже избыточной образности. Поэтическая речь Шелли порывиста и стремительна; она отражает динамизм и диалектичность его восприятия мира.
Литература
- 1. Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература XIX века.: Энциклопедическое издание. / Ред. и сост. В.И. Новиков - М.: "Олимп"; ООО "Издательство ACT", 1996.
- 2. Дьяконова Н.Я., Чамеев А.А. Шелли. - СПб, 1994.
Лирика Шелли. Вступительная статья Б. Колесникова. - М.: Гослитиздат, 1957.
Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. - М.: Высшая школа, 1956.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т.I. - М., 1974.
Неупокоева И. Г. Революционно-романтическая поэма первой трети XIX века.
Соловьева Н.А, Колесников Б.И. История зарубежной литературы ХIХ века / Под ред. Н.А.Соловьевой.- М.: Высшая школа, 1991.
Шелли П. Б. Маскарад анархии. Освобожденный Прометей./ Перевод: Бальмонт К. Д - М.: Директ-Медиа, 2010.
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 1 (2), с. 83-86
МИФ О ПРОМЕТЕЕ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ П.Б. ШЕЛЛИ © 2012 г. И.Б. Казакова
Поволжская государственная социально-гуманитарная академия, Самара
Поступила в редакцию 09.12.2011
Анализируется лирическая драма П.Б. Шелли «Освобожденный Прометей». Особое внимание уделяется воззрениям поэта на проблему изменений в космической жизни и в истории человечества.
Ключевые слова: П.Б. Шелли, «Освобожденный Прометей», английская литература, романтизм.
Образ титана Прометея - один из самых популярных в литературе и искусстве античности и Нового времени. Традиционно он интерпретируется как образ демиурга - создателя людей - или культурного героя - их благодетеля, а также как образ богоборца, восставшего против неправедного правления олимпийских богов. Однако в истории литературы имеется пример другого подхода к трактовке этого образа: английский романтик П.Б. Шелли в своей лирической драме «Освобожденный Прометей» (1819) рассматривает историю этого героя не столько в социальном или антропологическом аспекте, сколько в космологическом. События мифа о плененном титане у Шелли затрагивают жизнь универсума в целом, а не только взаимоотношения богов и людей. Чтобы понять, каким образом английский поэт интерпретирует взаимоотношения мироздания и судьбы этого героя, и, в целом, как он понимает закономерности существования универсума, обратимся к его лирической драме.
Исследователи творчества Шелли иногда видят в «Освобожденном Прометее» вполне законченную античную, а конкретнее - неоплатоническую, картину мира (такова позиция Л. Винстенли или Д. Кин-Хели ). Представляется, однако, что созданный английским поэтом миф только частично совпадает с античной концепцией бытия, расходясь с ней в существенных моментах.
Одна из главных проблем драмы - это вопрос о характере противостояния добра и зла в мироздании. Земля в драме говорит Прометею: Знай, что есть / Два мира: жизни мир и бледной смерти. / Один из них ты видишь, созерцаешь, / Другой сокрыт в глубинах преисподних, / В туманном обиталище теней / Всех форм, что дышат, чувствуют и мыслят, /Покуда смерть
их вместе не сведет / Навек туда, откуда нет возврата (Пер. К. Бальмонта) .
Источник этих представлений прямо указывается в монологе Земли, утверждающей, что из людей эта истина впервые открылась мудрому Зороастру . В зороастризме - религии Древнего Ирана - понятие добра синонимично понятию жизни, в том числе и природной, а зло - это распад жизни, смерть и небытие. В драме Шелли природа, в связи с заточением Прометея и установлением Юпитером неправедного порядка, пребывает в упадочном состоянии. Азия, например, следующим образом говорит о Земле: И если / Ты только тень прекраснейшего духа, / И если запятнала язва зла / Красивое и слабое созданье, - / Я все-таки готова ниц упасть / И перед ним и пред тобой молиться .
Лишь после освобождения Прометея природа обретает совершенство, что явствует из монолога Земли: Отныне в лоне ласковом моем / Все детища мои, растенья, рыбы, / Животные, и птицы, и семья / Ползучих форм и бабочек цветистых, /Летающих на радужных крылах, / И призраки людские, что отраву / В груди моей увядшей находили, - / Теперь взамену яда горьких мук / Найдут иную сладостную пищу... .
События такого космического масштаба, влияющие на качество природной жизни в целом, не предусмотрены в античной космологии, в которой чувственный космос, несмотря на материальную составляющую, является законченным и совершенным произведением. Движение этого космоса - не историческое, а круговое, он находится «в состоянии вечного круговращения, которое дает ему возможность и вечно двигаться, и вечно оставаться на том же самом месте, и вечно довлеть самому себе, воз-
вращаясь в своем вечном движении к самому же себе» .
Описываемое Шелли преображение природы - это переход от одной эры к другой, необратимый переход. «Освобожденный Прометей» заканчивается наступлением Золотого века -совершенно новой для мироздания и человечества эпохи. Изменяется абсолютно все от малого до великого; вот, например, наблюдение Духа Земли: Вдруг змеи, саламандры и лягушки, / Немного изменивши вид и цвет, / Красивы стали; все преобразилось; / В вещах дурное сгладилось.... . А Дух Часа заявляет: Свет солнца вездесущий, тонкий воздух / Таинственно везде преобразились, / Как будто в них растаял дух любви / И слил их с миром в сладостном объятье .
Л. Винстенли видит влияние Платона в этих описаниях изменений в природе, а именно -влияние излагаемой в диалоге «Политик» концепции чередования различных периодов в существовании космоса . Однако представляется, что рассказ Платона о том, что «Бог то направляет движение Вселенной, сообщая ей круговращение сам, то предоставляет ей свободу», после чего «это движение самопроизвольно обращается вспять» , мало согласуется с драмой Шелли о закате неправедного правления и начале гармоничной эпохи. У Платона в этом диалоге добро и гармония приходят в мир благодаря воздействию Бога, а зло возникает в периоды инерции: «Когда же космос отделился от Кормчего, то в ближайшее время после этого отделения он все совершал прекрасно; по истечении же времени и приходе забвения им овладевает состояние древнего беспорядка, так что в конце концов он вырождается...» . Потом Кормчий вновь берет управление в свои руки, и космос опять приходит в порядок . В драме Шелли, напротив, упадок космоса возникает не от отсутствия распорядителя, а от тиранической власти Юпитера, начало же новой эры ознаменовано началом процесса самоорганизации мироздания на основе универсального принципа любви. Земля в финале говорит: О, счастье! Уничтоженьем зло / Исчерпано; растаяло; прошло; / Все выпито, как стадом ключ в пустыне; / И небеса уже не те, / И в беспредельной пустоте / Любовь - любовь горит отныне .
В целом, в «Освобожденном Прометее» нельзя обнаружить большого сходства ни с неоплатоническим учением, ни с космологическим мифом из платоновского «Политика». Зороастризм же, повлиявший на представленную в драме концепцию добра и зла, отразился и в
других существенных моментах произведения. Главное, что сближает драму Шелли с вероучением зороастризма, - это изображение природы как участницы всемирной борьбы света и тьмы, жизни и смерти, борьбы, которая должна пройти через несколько исторических стадий и завершиться полным преодолением зла, а значит, торжеством жизни. Эпоха разделения - так называется этот последний период в истории мира - будет временем, когда материальный космос освободится от всех недостатков, связанных со смертностью живых существ. Нечто подобное можно увидеть и в финале «Освобожденного Прометея», где чувственная природа в содружестве с человечеством образует единство, свободное от любых изъянов (хотя Шелли и оставляет в этом мире смерть, стараясь, однако, сделать ее воздействие на живых существ совершенно безболезненным). Земля в драме говорит: Теперь душа людей слилась в одно / Любви и мысли мощное звено /И властвует над сонмом сил природных, / Как солнце в бездне голубой /Царем блистает над толпой / Планет и всех светил свободных .
Обретенное мирозданием единство должно положить конец истории, поскольку всякое поступательное движение теперь становится излишним - ведь совершенство достигнуто. Время теперь неотличимо от вечности, любовь соединила все разрозненные жизни, и, казалось бы, этот универсум стал земным отражением платонического и неоплатонического мира идей, но такое сопоставление представляется оправданным только с серьезными оговорками. Космос в платонической философии обладает всеми своими превосходными качествами, поскольку существует еще и умопостигаемая сфера, которая наделяет его ими, тогда как в «Освобожденном Прометее» космос изображается как самодовлеющий. Присутствующее в нем идеальное начало не указывает на более высокие сферы бытия, а замыкается в его пределах. Не случайно жизнь богов в этой драме не только обусловливает происходящие в природе процессы (что с античной точки зрения вполне соответствует роли богов в мироздании), но и, с другой стороны, протекает исключительно в границах природы и видоизменяется вместе с ней. Иными словами, боги в «Освобожденном Прометее» находятся внутри космоса как одушевляющие его (а может быть, и одушевляемые им) силы, но не пребывают за его границами как формообразующие принципы - платоновские идеи. Прометей, Азия, Пантея, Иона, не говоря уже о Земле или Океане, настолько тесно связаны с жизнью природы, что совершен-
ствуются вместе с ней. Рисуя будущее свое и друзей в чудесной пещере, Прометей говорит: ...Мы будем / Упорством слов любви и жадных взглядов / Искать сокрытых мыслей, восходя / От светлого к тому, в чем больше света, / И, точно лютни, тронутые в бурю / Воздушным поцелуем, создадим / Все новых-новых звуков гармоничность... .
Эти планы героя свидетельствуют о том, что для богов в этом мире возможно большее или меньшее совершенство, что они еще могут достичь полной гармонии, которой были лишены, что еще раз подтверждает мысль о том, что мироздание в «Освобожденном Прометее» выстроено не по неоплатонической модели. Лежащий в его основе дуализм добра и зла, которые борются друг с другом в пределах одного мира, не идентичен неоплатоническому дуализму идеального и материального начал, которые гармонично сосуществуют.
Положительные изменения в природе в драме Шелли происходят параллельно с благотворными переменами в человеческом обществе. После освобождения Прометея - защитника людей - не только природа, но и общество становятся идеальными: ... Отныне / Повсюду будет вольным человек, / Брат будет равен брату, все преграды / Исчезли меж людьми; племен, народов, / Сословий больше нет; в одно все слились, / И каждый полновластен над собой; / Настала мудрость, кротость, справедливость... .
Свое стремление объединить жизнь природы с человеческим миром Шелли осуществляет, провозглашая общие цели для человечества и природного универсума и включая природу в историю. На первый взгляд, это прямо противоположно античному пониманию, согласно которому жизнь человека хотя также мыслится вне отрыва от природы, но этот союз покоится на других основаниях. Здесь человеческое существование не рассматривается как что-то отличное от природной жизни со всеми ее закономерностями. А.Ф. Лосев пишет об этом: «Ярким показателем <...> природного, вполне астрономического представления о человеческой личности и ее судьбе является общее орфико-пифагорейское, платоническо-неоплатоническое учение о мировом круговороте душ и их перевоплощениях, учение, вполне аналогичное тоже общеантичному учению <...> о круговороте вещества в природе» . Итак, для античности история человека (а значит, и человечества) - это «антиисторическая история души, сущность каковой заключается только в круговороте природных процессов.» , Шелли же, напротив, хочет придать природе линейную динамику, подобную линейному движению человеческой жизни и истории. Но это желание поэта противоречит его излюбленной идее о наступлении для человечества и для природы эпохи совершенства. Когда идеал будет достигнут, всякое дальнейшее линейное движение утратит смысл и жизнь людей станет протекать только в соответствии с природными процессами. Так, в творчестве Шелли возникает парадоксальная ситуация: стремясь приобщить природу к истории человечества, он вместо этого в своем «Прометее», в конечном итоге, освобождает человечество от истории и, следовательно, превращает его в подобие природы.
Таким образом, представленное здесь мироздание напоминает одновременно и античную, и зороастрийскую картину мира. Поэт не объясняет в этой драме причины происхождения зла, но очевидно, что, в отличие от неоплатонизма, в котором отсутствует представление о моменте возникновения зла (как отсутствует и точка отсчета возникновения универсума), в мире, подобном изображенному в «Освобожденном Прометее», такой момент должен присутствовать. Как было сказано, его нет в этой драме, но в другом произведении Шелли имеется рассказ о начале борьбы добра и зла: речь идет о ранее написанной поэме «Возмущение ислама» (1817). В целом, эта поэма почти не затрагивает натурфилософскую проблематику, а касается вопросов общественного устройства, но, как это характерно для Шелли, несовершенства социума здесь обусловлены несовершенством космоса, в котором изначально столкнулись две силы, порожденные неким неопределенным источником бытия - Ничем («Ничто родило их, Ничто пустое» ). В самом начале времен в небе столкнулись добро и зло -Предрассветная Звезда и огнистая Комета, и зло победило в этом столкновении. Шелли пишет: Так зло возликовало; многоликий, / Многосменный, мощный Гений зла / Взял верх; непостижимо-сложный, дикий / Царил над миром; всюду встала мгла; / Людей вчера родившееся племя / Скиталось, проклиная боль и мрак, / И ненависти волочило бремя, /Хуля добро... (Пер. К. Бальмонта) .
Этот фрагмент также подтверждает, что для поэта судьба человечества, природы и всего универсума едина, а значит, преображения в природе повлекут за собой изменения в обществе (как это происходит в «Освобожденном Прометее») или же усовершенствование общества должно привести к гармонизации природы (как это предполагается в «Возмущении исла-
ма»). Чтобы связать человечество и природу столь тесным образом, Шелли находит для них какие-то общие характеристики, и главная из них - любовь, которая становится в преображенном мире единственным законом. Для поэта это означает переход природы в этическое состояние, поскольку нравственность для него и есть любовь. Таким образом, в финале «Освобожденного Прометея» вселенная, подчинившись закону любви, становится нравственной.
Даже самый беглый анализ философской проблематики «Освобожденного Прометея» показывает, насколько оригинальна в этой драме трактовка греческого мифа. Используя историю Прометея, Шелли создал произведение, в котором отразились его взгляды на универсум, человека, историю, его этические представления. Это является еще одним подтверждением того, какие большие
возможности содержит в себе миф о Прометее для выражения специфически новоевропейского содержания.
Список литературы
1. Winstanley L. Platonism in Shelley // Essays and studies by members of the English Association. Vol. 4 / Collected by C.H. Herford. Oxford, 1913. P. 72-100.
2. King-Hele D. Shelley: his thought and work. London, 1962. 390 p.
3. Шелли П.Б. Избранные произведения: Стихотворения. Поэмы. Драмы. Философские этюды. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. 800 с.
4. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Поздний эллинизм. Харьков: Фолио; М.: АСТ, 2000. 960 с.
5. Платон. Политик / Пер. С.Я. Шейнман-Топштейн // Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1994. С. 3-70.
THE MYTH OF PROMETHEUS IN P.B. SHELLEY’S INTERPRETATION
The article presents an analysis of the lyrical drama «Prometheus Unbound» by P.B. Shelley. Particular attention is paid to the poet"s views regarding the problem of changes in the cosmic life and in human history.
Keywords: P.B. Shelley, «Prometheus Unbound», English literature, romanticism.
Перси Биши Шелли
«Освобождённый Прометей»
Романтическая утопическая драма Шелли написана белым пятистопным ямбом.
Действие начинается в Кавказских горах, где в ущелье среди покрытых льдом скал томится в цепях титан Прометей. У ног его океаниды Пантея и Иона сочувственно слушают его упрёки, обращённые к верховному богу, Юпитеру. Прометей напоминает самодержцу, что некогда помог ему взять власть над богами, за что Юпитер отплатил ему чёрной неблагодарностью. Он приковал титана к скале, обрёк его на мучения: его тело терзает по воле Юпитера кровожадный орёл. Но этого ему показалось мало. Он возненавидел и людей, которым Прометей даровал огонь и светоч знания, и теперь насылает беды на все человечество. Однако Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что «любовь, свобода, правда» восторжествуют, он вспоминает своё страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падёт и возмездие — бесконечная мука вечного одиночества — постигнет его. Прометея не пугают ни физические мучения, ни фурии, терзающие его ум и душу. Он твёрдо верит в своё предназначение: «быть опорой, спасителем страдальца-человека». Единственным утешением для титана являются его воспоминания о возлюбленной, прекрасной океаниде Азии. Пантея сообщает ему, что любящая его Азия неизменно ждёт его в Индии.
Явившись Азии, Пантея говорит о любви к ней Прометея. Азия предаётся воспоминаниям о прошлой любви и мечтам о воссоединении с любимым.
Вместе с Пантеей Азия идёт в пещеру, где восседает Демогоргон — «мощный мрак», не имеющий «ни ясных черт, ни образа, ни членов». Азия вопрошает Демогоргона о том, кто создал мир, мысль, чувства, преступление, ненависть и все, присущее земной жизни, и на все вопросы Демогоргон отвечает одинаково: самодержавный Бог. Но кто тогда господин Юпитер, вопрошает Азия, и Демогоргон говорит: «Все духи — если служат злу, — рабы. / Таков иль нет Юпитер — можешь видеть».
Почувствовав надежду на освобождение от тиранической власти Юпитера, Азия спрашивает, когда падут оковы Прометея. Однако Демогоргон опять отвечает неясно, перед Азией проносятся туманные видения.
Тем временем на небесном престоле Юпитер наслаждается своим могуществом. Единственное, что раздражает его, — это непокорство человека, подрывающего его самодержавную власть.
На колеснице Часа является ему мрачный Демогоргон. «Кто ты?» — спрашивает Юпитер и слышит в ответ: «Вечность». Демогоргон предлагает Юпитеру следовать за ним в вечную тьму. Возмущённый Юпитер осыпает его проклятиями, но Час настал — он низвергнут с трона, стихии, к которым он взывает, ему не подчиняются более, и он падает вниз, во мрак.
Радость охватывает богов при вести о падении тирана. На колеснице Духа Часа в Кавказские горы спускаются Азия и Пантея. Геркулес освобождает Прометея от цепей, Прометей несказанно счастлив видеть прекрасную возлюбленную Азию, строит планы новой радостной жизни для себя и спасённых им людей. Земля рассказывает ему и Азии о своих мучениях, когда повсюду на ней властвовал дух вражды.
Ко всеобщей радости Дух Часа сообщает, что после падения тирана-самодержца среди людей произошли большие перемены: «презрение, и ужас, и ненависть, и самоуниженье во взорах человеческих погасли», «исчезли ревность, зависть, вероломство»… Спустившись на землю, Прометей и Азия слышат, как Духи Разума людского воспевают торжество свободы и любви. Чудесные видения проносятся перед ними, и среди них — прекрасный Дух Земли, дитя Азии. Земля описывает невероятное преображенье мира: «…Болото мысли, спавшее от века, / Огнём любви возмущено… / …Из многих душ единый дух возник».
И наконец, представший перед ними Демогоргон, воплощение вечного мрака, возвещает, что благодаря Сыну Земли наступило царство Терпения, Мудрости, Нежности, Доброты. И в этом царстве править будет Красота.
В романтической утопии «Освобожденный Прометей» сказание одет о титане Прометее, которого верховный бог Юпитер, отплатив черной неблагодарностью, приковал цепями в ущелье ледяных скал Кавказа. А орлу приказал кровожадно терзать его тело. Когда-то Прометей помог Юпитеру стать возведенным на небесный трон. И вот теперь получает «награду» за свои старания. У ног титана находятся две океаниды - Иона и Пантея. Они слушают все возгласы титана, обращенные к тираническому богу. Юпитер люто ненавидит людей, которым дарован огонь Прометея, и шлет на них беды. Однако Прометей верит в торжество свободы и любви, а также, в падение, вечную муку и одиночество тирана. Титан не боится фурий, которые терзают его душу и ум. Ему не страшны физические мучения. Он верит в свою миссию быть спасителем и надеждой для людей. Прометей безумно любит океаниду Азию. Получает от Пантеи сообщение о том, что Азия будет ждать его в Индии. В свою очередь, для Азии Пантея приносит весть о любви к океаниде титана. Наша океанида с теплом и любовью вспоминает Прометея.
Две океаниды Азия и Пантея отправляются в пещеру, где царствует и повелевает существо «мрака, без лика и образа» - к Демогоргону. Азия спрашивает об истории возникновения всех человеческих чувств, о том, кто является создателем мира, как родились мысли, чувства, эмоции. И, таким образом, узнает о Боге самодержавном. Но у Азии, логически, появляется следующий важный вопрос о том, кем тогда является Юпитер? Демогоргон ей очень туманно отвечает. И океанида, со всего услышанного, делает выводы, что Юпитер является богом зла. Исходя из повествований повелителя мрака, Океанида надеется, что власть тирана падет. Но когда будет освобожден Прометей? И Демогоргон снова отвечает загадочно. Азию посещают видения.
В небесах Юпитер упивается могущественной властью. Раздражает человеческое непокорство. Это непокорство очень подрывает власть бога-самодержца. Появляется Демогоргон на колеснице Часа и приглашает проследовать в вечную тьму, потому, что бог зла свергнут и стихии ему более не покоряются. Боги ликуют от услышанной новости, Геркулес отправляется вызволять Прометея. Титан с Азией безумно счастливы и рады воссоединению. Прометей печально слушает рассказ Земли о ее мучениях, о часе, когда всюду на ней царствовал вражеский дух.
Дух Часа приносит весть о том, среди людей, наконец, гаснут ненависть, ужас, презрение, вероломство и зависть. Когда Прометей с Азией спустились на землю, то услышали, как человеческие Духи Разума воспевают хвалебные песни во имя торжества любви и свободы. Повсюду вокруг них кружат чудные видения. Это проносится дитя океаниды Азии, прекрасный Дух Земли. Земля поведала о чудесном перевоплощении мира, что человечество словно спало. Теперь же оно разбужено огнем любви. А их души, пропитанные добром, словно сливаются воедино.
Теперь перед ними предстает Демогоргон. Он является воплощением вечного мрака. Он приносит весть о том, что теперь будут править Доброта, Мудрость, Нежность и Терпение. Их правление наступило благодаря Сыну Земли.
Итак, сам автор лирической драмы «Прометей освобожденный» признает, что новые произведения строятся на основе древней литературы. Шелли обращается в своем произведении к древнейшей народной легенде о Прометее, получившей свое классическое воплощение в трагедии Эсхила «Прометей прикованный».
Прометей – это действительно очень удобный герой, для того, чтобы передать некие революционные мотивы, поэтому его и выбирает Шелли. Но следует ли он сюжетной линии легенды о Прометее? Разве его Прометей - такой же, как в древнем мифе?
Герой Прометей, его черты, его характер – все это нравится Шелли. Сам миф о Прометее – это некая маска, за которой Шелли прячет свои идеи. В то же время эти идеи достаточно легко читаемы как раз из-за того, что это миф о Прометее – герое, который олицетворяет борьбу и благородство.
Основная часть
его Прометей именно такой.
«Греческие трагики, заимствуя свои замыслы из отечественной истории и мифологии, при разработке их соблюдали известный сознательный произвол. Они отнюдь не считали себя обязанными держаться общепринятого толкования, или подражать, в повествовании и заглавии, своим соперникам и предшественникам» .
Итак, сам Шелли подчеркивает, что греки были достаточно вольными в трактовке событий, и это оценивается им положительно.
«Прометей» Эсхила предполагал примирение Зевса с его жертвой, как благодарность за открытие тайны – опасности, угрожавшей его власти от вступления в брак с Фетидой. Фетиду отдали в жены Пелею, а Прометей был освобожден Гераклом с соизволения Зевса. Чем же Шелли не нравится именно такой сюжет?
П.Б. Шелли с самого начала отвергает возможность примирения Прометея с Зевсом, на которую рассчитывал Эсхил.
«Если бы я построил мой рассказ по этому плану, я не сделал бы ничего, кроме попытки восстановить утраченную драму Эсхила, и если бы даже мое предпочтение к этой форме разработки сюжета побудило меня лелеять такой честолюбивый замысел, одна мысль о дерзком сравнении, которую вызвала бы подобная попытка, могла пресечь ее». Итак, Шелли не устраивает пустое подражание, это не творчески и не «по-гречески». Также его и не устраивает то, что произведение будут сравнивать с ранее созданным и скорее всего найдут первый вариант пересказанного мифа более удачным.
такой развязкой мифа, которую предлагает Эсхил: «примирение Поборника человечества сего Утеснителем». Образ Прометея – это тип нравственного высшего и умственного совершенства, повинующийся самым чистым и бескорыстным побуждениям, которые ведут к самым прекрасным и благородным целям. Для Шелли нелогично, что Прометей может отказаться от гордого своего языка и робко склониться перед торжествующим и коварным соперником. Ведь так бы исчез моральный интерес вымысла, столь мощным образом поддерживаемый страданием и непреклонностью Прометея.
В тоже время Шелли отрицает дидактизм своего произведения, т.к. его «задачей до сих пор было – дать возможность наиболее избранному классу читателей с поэтическим вкусом обогатить утонченно воображение идеальными красотами нравственного превосходства» .
Конфликт между Титаном и Зевсом носит у П.Б. Шелли непримиримый характер. Прометея Шелли мы видим уже прикованным к скале. Он напоминает Зевсу, что помог ему завоевать трон. А тот ему ответил тем, что насылает на него мучения и на людей. Покориться же Зевсу титан не намерен, хотя его тело терзает по воле Зевса кровожадный орел, а ум и душу – фурии. Он верит и надеется, видит свое предназначение «быть опорой, спасителем страдальца-человека». Он намерен идти до конца.
Изначально Прометей и в сюжетной концепции мифа, и у Шелли – непреклонен перед лицом судьбы. Однако в мифе титан соглашается выдать Зевсу тайну, чтобы освободиться. Т.е. фактически идет на сделку со Злом ради собственной выгоды. Прометей Шелли на такое не пойдет. Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что «любовь, свобода, правда» восторжествуют, он вспоминает свое страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падет и возмездие - бесконечная мука вечного одиночества - постигнет его.
Зевс в изображении П. Б. Шелли предстает воплощением социального зла, угнетения, - старается внушить себе, что все по-прежнему спокойно в его царстве, но дух всенародного возмущения подрывает его могущество, нарушает его покой.
Монархии, основанной на вере
шелли прометей освобожденный драма
Зевс противник Прометея, тот самый тиран, который буквально мешает жить людям. Прометей идет до конца – и он смог выстрадать низвержение Зевса, пришел его час расплаты за содеянное.
Исследователи творчества английского романтика утверждали, что «раздираемый противоречиями мир Зевса в «Прометее» - это универсальный «архетипический» образ мира, живущего по законам насилия» .
Отвергая всевластие Зевса, Прометей у Шелли ополчается и против человечества. Охваченный жаждой возмездия за его слабости и грехи, герой должен сам пережить духовный катарсис, исцелившись от ненависти. Лишь тогда исполнится его мечта о сообществе людей, которые более не знают эгоцентричности, покорности угнетению и жажды компромисса.
Человеческому роду уготована вечная весна, однако для этого необходимо, чтобы своим верховным божеством люди признали любовь, покончив с духовным рабством, вызывающим горечь и презрение у титана, похитившего огонь.
Бунт Прометея, наделенного истинной мощью духа, которая позволила ему выдержать все испытания, ниспосланные Зевсом (орел, терзающий прикованного к скале героя, фурии с железными крыльями, испепеляющая молния), носит, однако, трагический и обреченный характер. Им движет лишь мысль о противоборстве, оправдывающем и насилие, и зло, так как нет иного способа воздействовать на косную и трусливую человеческую природу. Низвергая тирана, Прометей отчасти уподобляется ему в своих усилиях радикально переменить порядок вещей.
Лишь после того как титан начинает осознавать собственную причастность к человеческой семье и готов взвалить на свои могучие плечи страдания всех, Прометей обретает черты истинного героя. Тем самым, освобождаясь от ненависти, Прометей (по мысли автора) освобождается от власти Зевса.
Драматическая коллизия Прометея и Зевса приобретает у романтика вселенские масштабы. В отличие от просветителей, Шелли, как и утопические социалисты, рассматривает историю не как цепь ошибок и заблуждений, но как закономерное, хотя и трагическое для человечества, поступательное движение. Общественная среда играет в их исторических концепциях значительно более активную роль. В то же время, не признавая классовой и политической борьбы и ограничивая борьбу за переустройство общества пропагандой своих идей, утопические социалисты оставались в своем понимании истории на позиции идеализма: «неустойчивость – этот постоянный, заметный для современного читателя, но незаметный для автора переход от материализма к идеализму». Так, важно отметить, что у Шелли доминирующим является убеждение, что только после освобождения человечества от социального рабства станет возможным нравственное «возрождение» человека. Итак, уже сейчас очевидно, что идейная структура у «Прометея освобожденного» сложнее, чем у его первоосновы, что и логично – литература развивается.
Audisne haec, Amphiarae, sub terram abdite?
Слышишь?ли ты?это, Амфиарей, скрытый под землею?
Греческие трагики, заимствуя свои замыслы из?отечественной истории или мифологии, при разработке их?соблюдали известный сознательный произвол. Они отнюдь не?считали себя обязанными держаться общепринятого толкования или подражать, в?повествовании и в?заглавии, своим соперникам и предшественникам. Подобный прием привел?бы их к?отречению от?тех самых целей, которые служили побудительным мотивом для творчества, от?желания достичь превосходства над своими соперниками. История Агамемнона была воспроизведена на?афинской сцене с?таким количеством видоизменений, сколько было самых драм.
Я позволил себе подобную?же вольность. Освобожденный Прометей Эсхила предполагал примирение Юпитера с?его жертвой, как оплату за?разоблачение опасности, угрожавшей его власти от?вступления в?брак с?Фетидой. Согласно с таким рассмотрением замысла, Фетида была дана в?супруги Пелею, а?Прометей, с соизволения Юпитера, был освобожден от?пленничества Геркулесом. Если?бы я построил мой рассказ по этому плану, я не?сделал?бы ничего иного, кроме попытки восстановить утраченную драму Эсхила, и?если?бы даже мое предпочтение к?этой форме разработки сюжета побудило меня лелеять такой честолюбивый замысел, одна мысль о?дерзком сравнении, которую вызвала бы подобная попытка, могла пресечь ее. Но, говоря правду, я?испытывал отвращение к?такой слабой развязке, как примирение Поборника человечества с его Утеснителем. Моральный интерес вымысла, столь мощным образом поддерживаемый страданием и?непреклонностью Прометея, исчез бы, если?бы мы могли себе представить, что он?отказался от?своего гордого языка и?робко преклонился перед торжествующим и?коварным противником. Единственное создание воображения, сколько-нибудь похожее на?Прометея, это Сатана, и, на мой взгляд, Прометей представляет из?себя более поэтический характер, чем Сатана, так как – не?говоря уже о?храбрости, величии и?твердом сопротивлении всемогущей силе – его можно представить себе лишенным тех недостатков честолюбия, зависти, мстительности и?жажды возвеличения, которые в?Герое Потерянного Рая вступают во?вражду с?интересом. Характер Сатаны порождает в уме вредную казуистику, заставляющую нас сравнивать его ошибки с?его несчастьями и?извинять первые потому, что вторые превышают всякую меру. В умах тех, кто рассматривает этот величественный замысел с?религиозным чувством, он?порождает нечто еще худшее. Между тем Прометей является типом высшего нравственного и?умственного совершенства, повинующимся самым чистым, бескорыстным побуждениям, которые ведут к?самым прекрасным и?самым бла
...Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя).
Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.
Действие начинается в Кавказских горах, где в ущелье среди покрытых льдом скал томится в цепях титан Прометей. У ног его океаниды Пантея и Иона сочувственно слушают его упреки, обращенные к верховному богу, Юпитеру. Прометей напоминает самодержцу, что некогда помог ему взять власть над богами, за что Юпитер отплатил ему черной неблагодарностью. Он приковал титана к скале, обрек его на мучения: его тело терзает по воле Юпитера кровожадный орел. Но этого ему показалось мало. Он возненавидел и людей, которым Прометей даровал огонь и светоч знания, и теперь насылает беды на все человечество. Однако Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что “любовь, свобода, правда” восторжествуют, он вспоминает свое страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падет и возмездие – бесконечная мука вечного одиночества – постигнет его. Прометея не пугают ни физические мучения, ни фурии, терзающие его ум и душу. Он твердо верит в свое предназначение: “быть опорой, спасителем страдальца-человека”. Единственным утешением для титана являются его воспоминания о возлюбленной, прекрасной океаниде Азии. Пантея сообщает ему, что любящая его Азия неизменно ждет его в Индии.
Явившись Азии, Пантея говорит о любви к ней Прометея. Азия предается воспоминаниям о прошлой любви и мечтам о воссоединении с любимым.
Вместе с Пантеей Азия идет в пещеру, где восседает Демогоргон – “мощный мрак”, не имеющий “ни ясных черт, ни образа, ни членов”. Азия вопрошает Демогоргона о том, кто создал мир, мысль, чувства, преступление, ненависть и все, присущее земной жизни, и на все вопросы Демогоргон отвечает одинаково: самодержавный Бог. Но кто тогда господин Юпитер, вопрошает Азия, и Демогоргон говорит: “Все духи – если служат злу, – рабы. / Таков иль нет Юпитер – можешь видеть”.
Тем временем на небесном престоле Юпитер наслаждается своим могуществом. Единственное, что раздражает его, – это непокорство человека, подрывающего его самодержавную власть.
На колеснице Часа является ему мрачный Демогоргон. “Кто ты?” – спрашивает Юпитер и слышит в ответ: “Вечность”. Демогоргон предлагает Юпитеру следовать за ним в вечную тьму. Возмущенный Юпитер осыпает его проклятиями, но Час настал – он низвергнут с трона, стихии, к которым он взывает, ему не подчиняются более, и он падает вниз, во мрак.
Ко всеобщей радости Дух Часа сообщает, что после падения тирана-самодержца среди людей произошли большие перемены: “презрение, и ужас, и ненависть, и самоуниженье во взорах человеческих погасли”, “исчезли ревность, зависть, вероломство”… Спустившись на землю, Прометей и Азия слышат, как Духи Разума людского воспевают торжество свободы и любви. Чудесные видения проносятся перед ними, и среди них – прекрасный Дух Земли, дитя Азии. Земля описывает невероятное преображенье мира: “…Болото мысли, спавшее от века, / Огнем любви возмущено… / …Из многих душ единый дух возник”.
(No Ratings Yet)
Краткое содержание драмы П. Б. Шелли “Освобожденный Прометей”
Другие сочинения по теме:
- С титаном Прометеем, благодетелем человечества, мы уже встречались в поэме Гесиода “Теогония”. Там он – умный хитрец, который устраивает дележ...
- Трагедия “Прометей закованный” – наиболее известная трагедия греческого драматурга Эсхила, который жил на границе VI-V столетий к нашей эре в...
- Объясните суть понятия “прометеизм”. Трагедия Эсхила “Прометей закованный” построена на основе древнегреческих мифов о титане, который похитил у богов огонь,...
- Предисловие в письмах Двадцатилетний Роберт Уолтон с детства мечтал о путешествиях. Он хотел открыть материк, предположительно находящийся на северном полюсе...
- Действие происходит в Италии XVI в., когда на папском престоле восседает папа Клемент VIII. Граф Ченчи, богатый римский вельможа, глава...
- Свою романтическую поэму в двенадцати песнях Шелли посвятил “делу широкой и освободительной морали”, идеям свободы и справедливости. Поэма написана так...
- Байрон является одним из известнейших представителей романтического течения в поэзии XIX века. Жизнь этого необыкновенного человека является как бы подстрочником...
- Дата рождения – 07 августа – 1792 Дата смерти – 08 июля – 1822 Percy Bysshe Shelley Английский поэт-романтик Родился...
- Ы Танский император Гао-цзун повелел аристократам заняться цветоводством, закупив рассаду непременно в Лояне. Министр Пэй Син-цянь посылает туда своего красивого...
- События разворачиваются в Пизе в конце XV в. Начальник пизанского гарнизона Гвидо Колонна обсуждает со своими лейтенантами Борсо и Торелло...
- На сцене – обыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У стола с сосредоточенным видом сидят Мистики обоего...
- Зал во дворце Holy Rood. Вбегает паж королевы. Он рассказывает, что в городе беспорядки. Какой-то незнакомый ему человек во главе...
Перси Биши Шелли
«Освобождённый Прометей»
Романтическая утопическая драма Шелли написана белым пятистопным ямбом.
Действие начинается в Кавказских горах, где в ущелье среди покрытых льдом скал томится в цепях титан Прометей. У ног его океаниды Пантея и Иона сочувственно слушают его упрёки, обращённые к верховному богу, Юпитеру. Прометей напоминает самодержцу, что некогда помог ему взять власть над богами, за что Юпитер отплатил ему чёрной неблагодарностью. Он приковал титана к скале, обрёк его на мучения: его тело терзает по воле Юпитера кровожадный орёл. Но этого ему показалось мало. Он возненавидел и людей, которым Прометей даровал огонь и светоч знания, и теперь насылает беды на все человечество. Однако Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что «любовь, свобода, правда» восторжествуют, он вспоминает своё страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падёт и возмездие - бесконечная мука вечного одиночества - постигнет его. Прометея не пугают ни физические мучения, ни фурии, терзающие его ум и душу. Он твёрдо верит в своё предназначение: «быть опорой, спасителем страдальца-человека». Единственным утешением для титана являются его воспоминания о возлюбленной, прекрасной океаниде Азии. Пантея сообщает ему, что любящая его Азия неизменно ждёт его в Индии.
Явившись Азии, Пантея говорит о любви к ней Прометея. Азия предаётся воспоминаниям о прошлой любви и мечтам о воссоединении с любимым.
Вместе с Пантеей Азия идёт в пещеру, где восседает Демогоргон - «мощный мрак», не имеющий «ни ясных черт, ни образа, ни членов». Азия вопрошает Демогоргона о том, кто создал мир, мысль, чувства, преступление, ненависть и все, присущее земной жизни, и на все вопросы Демогоргон отвечает одинаково: самодержавный Бог. Но кто тогда господин Юпитер, вопрошает Азия, и Демогоргон говорит: «Все духи - если служат злу, - рабы. / Таков иль нет Юпитер - можешь видеть».
Почувствовав надежду на освобождение от тиранической власти Юпитера, Азия спрашивает, когда падут оковы Прометея. Однако Демогоргон опять отвечает неясно, перед Азией проносятся туманные видения.
Тем временем на небесном престоле Юпитер наслаждается своим могуществом. Единственное, что раздражает его, - это непокорство человека, подрывающего его самодержавную власть.
На колеснице Часа является ему мрачный Демогоргон. «Кто ты?» - спрашивает Юпитер и слышит в ответ: «Вечность». Демогоргон предлагает Юпитеру следовать за ним в вечную тьму. Возмущённый Юпитер осыпает его проклятиями, но Час настал - он низвергнут с трона, стихии, к которым он взывает, ему не подчиняются более, и он падает вниз, во мрак.
Радость охватывает богов при вести о падении тирана. На колеснице Духа Часа в Кавказские горы спускаются Азия и Пантея. Геркулес освобождает Прометея от цепей, Прометей несказанно счастлив видеть прекрасную возлюбленную Азию, строит планы новой радостной жизни для себя и спасённых им людей. Земля рассказывает ему и Азии о своих мучениях, когда повсюду на ней властвовал дух вражды.
Ко всеобщей радости Дух Часа сообщает, что после падения тирана-самодержца среди людей произошли большие перемены: «презрение, и ужас, и ненависть, и самоуниженье во взорах человеческих погасли», «исчезли ревность, зависть, вероломство»… Спустившись на землю, Прометей и Азия слышат, как Духи Разума людского воспевают торжество свободы и любви. Чудесные видения проносятся перед ними, и среди них - прекрасный Дух Земли, дитя Азии. Земля описывает невероятное преображенье мира: «…Болото мысли, спавшее от века, / Огнём любви возмущено… / …Из многих душ единый дух возник».
И наконец, представший перед ними Демогоргон, воплощение вечного мрака, возвещает, что благодаря Сыну Земли наступило царство Терпения, Мудрости, Нежности, Доброты. И в этом царстве править будет Красота.
В романтической утопии «Освобожденный Прометей» сказание одет о титане Прометее, которого верховный бог Юпитер, отплатив черной неблагодарностью, приковал цепями в ущелье ледяных скал Кавказа. А орлу приказал кровожадно терзать его тело. Когда-то Прометей помог Юпитеру стать возведенным на небесный трон. И вот теперь получает «награду» за свои старания. У ног титана находятся две океаниды - Иона и Пантея. Они слушают все возгласы титана, обращенные к тираническому богу. Юпитер люто ненавидит людей, которым дарован огонь Прометея, и шлет на них беды. Однако Прометей верит в торжество свободы и любви, а также, в падение, вечную муку и одиночество тирана. Титан не боится фурий, которые терзают его душу и ум. Ему не страшны физические мучения. Он верит в свою миссию быть спасителем и надеждой для людей. Прометей безумно любит океаниду Азию. Получает от Пантеи сообщение о том, что Азия будет ждать его в Индии. В свою очередь, для Азии Пантея приносит весть о любви к океаниде титана. Наша океанида с теплом и любовью вспоминает Прометея.
Две океаниды Азия и Пантея отправляются в пещеру, где царствует и повелевает существо «мрака, без лика и образа» - к Демогоргону. Азия спрашивает об истории возникновения всех человеческих чувств, о том, кто является создателем мира, как родились мысли, чувства, эмоции. И, таким образом, узнает о Боге самодержавном. Но у Азии, логически, появляется следующий важный вопрос о том, кем тогда является Юпитер? Демогоргон ей очень туманно отвечает. И океанида, со всего услышанного, делает выводы, что Юпитер является богом зла. Исходя из повествований повелителя мрака, Океанида надеется, что власть тирана падет. Но когда будет освобожден Прометей? И Демогоргон снова отвечает загадочно. Азию посещают видения.
В небесах Юпитер упивается могущественной властью. Раздражает человеческое непокорство. Это непокорство очень подрывает власть бога-самодержца. Появляется Демогоргон на колеснице Часа и приглашает проследовать в вечную тьму, потому, что бог зла свергнут и стихии ему более не покоряются. Боги ликуют от услышанной новости, Геркулес отправляется вызволять Прометея. Титан с Азией безумно счастливы и рады воссоединению. Прометей печально слушает рассказ Земли о ее мучениях, о часе, когда всюду на ней царствовал вражеский дух.
Дух Часа приносит весть о том, среди людей, наконец, гаснут ненависть, ужас, презрение, вероломство и зависть. Когда Прометей с Азией спустились на землю, то услышали, как человеческие Духи Разума воспевают хвалебные песни во имя торжества любви и свободы. Повсюду вокруг них кружат чудные видения. Это проносится дитя океаниды Азии, прекрасный Дух Земли. Земля поведала о чудесном перевоплощении мира, что человечество словно спало. Теперь же оно разбужено огнем любви. А их души, пропитанные добром, словно сливаются воедино.
Теперь перед ними предстает Демогоргон. Он является воплощением вечного мрака. Он приносит весть о том, что теперь будут править Доброта, Мудрость, Нежность и Терпение. Их правление наступило благодаря Сыну Земли.
Московский Государственный Университет им.
© 2006 «РЕФЕРАТЫ ДЛЯ ЖУРФАКОВЦЕВ»
HTTP://JOURNREF.
Факультет журналистики.
Переосмысление античного мифа в романтической концепции поэмы Шелли «Прометей освобожденный»
студентки II курса
Преподаватель: Сурина Н. А
Москва 2005
Введение - 3-4 стр.
· Историческое содержание - 6-9стр.
· Введение в сюжет - 9-10стр.
· Анализ различий сюжетной линии -9-12стр.
Заключение -12стр.
Список использованной литературы -13стр.
«У него были самые возвышенные стремления, и он всегда был искренен и смел…» Л. Н Толстой о Шелли
«Возьмем ряд великих имен – Гете, Байрона, Шиллера, Шелли, и мы еще раз изумимся емкости их душ, поражающему обилию интересов, знаний, идей»
ВВЕДЕНИЕ:
Как и всякой крупное явление общественной жизни, эстетика революционного романтизма уходит корнями в далекое прошлое европейской литературы. Оценивая значение художественных традиций для прогрессивной литературы своего времени, Шелли писал: «Мы все греки. Наши законы, наша литература, наша религия, наши искусства имеют свои корни в Греции».
Итак, сам автор лирической драмы «Прометей освобожденный» признает, что новые произведения строятся на основе древней литературы. Шелли обращается в своем произведении к древнейшей народной легенде о Прометее, получившей свое классическое воплощение в трагедии Эсхила. Вот как излагает Белинский этот миф.
«Прометей похитил с неба огонь, возжег теплотою и светом дотоле мертвые тела людей; Зевес, увидев в этом восстание против богов, в наказание приковал Прометея к скале Кавказских гор и приставил к нему коршуна, который беспрестанно терзает внутренности Прометея, беспрестанно зарастающие. Зевес ожидает от преступника покорности; но жертва горделиво сносит свои страдания и презрением отвечает палачу своему. Вот миф, - заключает Белинский, - которого одного достаточно, чтобы служить источником почвою для развития величайшей художественной поэзии…».
В статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» Белинский же писал, что сам образ Прометея, прикованного к горе, страдающего, но гордо и дерзко отвечающего своему мучителю Зевсу, сам образ – это форма чисто греческая, но идея непоколебимой человеческой воли и энергии души (которая собственно и выражается в этой форме) понятна в любое время. «В Прометее я вижу человека; в коршуне страдание, а в ответах Зевесу мощь духа, силу воли, твердость характера».
Образ Прометея – это образ бунтаря-спасителя. Недаром, Маркс назвал Прометея самым благородным святым и мучеником в философском календаре.
Прометей – это действительно очень удобный герой, для того, чтобы передать некие революционные мотивы, поэтому его и выбирает Шелли. Но следует ли он сюжетной линии легенды о Прометее? Разве его Прометей - такой же как в древнем мифе? Нет. Зачем же это нужно самому автору, просто ли это желание создать все же новое произведение, а не скопировать Эсхила? Это мы и рассмотрим далее.
«Прометей освобожденный» начинается с предисловия Шелли, в котором объясняет, почему его Прометей именно такой.
«Греческие трагики, заимствуя свои замыслы из отечественной истории и мифологии, при разработке их соблюдали известный сознательный произвол. Они отнюдь не считали себя обязанными держаться общепринятого толкования, или подражать, в повествовании и заглавии, своим соперникам и предшественникам». Итак, сам Шелли подчеркивает, что греки были достаточно вольными в трактовке событий, и это оценивается им положительно. Ведь если бы они не были свободны в своем творчестве, то это было бы «отречением от тех целей, которые служили побудительным мотивом для творчества». Так бы не было желания быть лучшими в литературе и следовательно – не было бы и самого их высокого превосходства над всеми в литературе. А так… «история Агамемнона была воспроизведена на Афинской сцене с таким количеством изменений, сколько было самих драм».
Итак, если Греческая литература – это образец, «мы все греки», следовательно, вполне можем и поступать как греки. Так, Шелли позволяет себе подобную вольность в интерпретации мифа.
«Прометей» Эсхила предполагал примирение Зевса с его жертвой, как благодарность за открытие тайны – опасности, угрожавшей его власти от вступления в брак с Фетидой. Фетиду отдали в жены Пелею, а Прометей был освобожден Гераклом с соизволения Зевса.
Чем же Шелли не нравится именно такой сюжет? «Если бы я построил мой рассказ по этому плану, я не сделал бы ничего, кроме попытки восстановить утраченную драму Эсхила, и если бы даже мое предпочтение к этой форме разработки сюжета побудило меня лелеять такой честолюбивый замысел, одна мысль о дерзком сравнении, которую вызвала бы подобная попытка, могла пресечь ее». Итак, Шелли не устраивает пустое подражание, это не творчески и не «по-гречески». Также его и не устраивает то, то произведение будут сравнивать с ранее созданным и скорее всего найдут первый вариант пересказанного мифа более удачным.
Однако все же это не главная причина. Дело в том, что Шелли не может согласиться с такой развязкой мифа, которую предлагает Эсхил: «примирение Поборника человечества сего Утеснителем». Образ Прометея – это тип нравственного высшего и умственного совершенства, повинующийся самым чистым и бескорыстным побуждениям, которые ведут к самым прекрасным и благородным целям. Для Шелли нелогично, что Прометей может отказаться от гордого своего языка и робко склониться перед торжествующим и коварным соперником. Ведь так бы исчез моральный интерес вымысла, столь мощным образом поддерживаемый страданием и непреклонностью Прометея. В тоже время Шелли отрицает дидактизм своего произведения, т. к. его «задачей до сих пор было – дать возможность наиболее избранному классу читателей с поэтическим вкусом обогатить утонченно воображение идеальными красотами нравственного превосходства».
Итак, герой Прометей, его черты, его характер – все это нравится Шелли. Сам миф о Прометее – это некая маска, за которой Шелли прячет свои идеи. В то же время эти идеи достаточно легко читаемы как раз из-за того, что это миф о Прометее – герое, который олицетворяет борьбу и благородство.
Поэтому Шелли и выбирает этот образ для своего произведения, остается и сюжетная завязка: противостояние Прометея и Зевса, заставляющего благородного героя страдать. Однако далее различия очевидны. Прежде чем их подробно рассмотреть, также стоит отметить, что именно Шелли пытался сказать с созданием именно такого Прометея. Ведь миф мифом, а Шелли – это представитель революционного романтизма, а его лирическая драма – это одно из крупнейших революционно-символических произведений.
· Историческое содержание.
В отличие от просветителей, Шелли, как и утопические социалисты, рассматривает историю не как цепь ошибок и заблуждений, но как закономерное, хотя и трагическое для человечества, поступательное движение. Общественная среда играет в их исторических концепциях значительно более активную роль. В то же время, не признавая классовой и политической борьбы и ограничивая борьбу за переустройство общества пропагандой своих идей, утопические социалисты оставались в своем понимании истории на позиции идеализма: «неустойчивость – этот постоянный, заметный для современного читателя, но незаметный для автора переход от материализма к идеализму». Так, важно отметить, что у Шелли доминирующим является убеждение, что только после освобождения человечества от социального рабства станет возможным нравственное «возрождение» человека. Итак, уже сейчас очевидно, что идейная структура у «Прометея освобожденного» сложнее, чем у его первоосновы, что и логично – литература развивается.
Действительно народная легенда претерпевает в истолковании Шелли серьезные изменения. Он насыщает ее новым историческим содержанием. Как выдающееся произведение своего времени, «Освобожденный Прометей» Шелли явился выражением не только национального – английского или итальянского – но и общеевропейского опыта освободительной борьбы против феодальной реакции и капиталистического гнета. Отсюда – широкий охват явлений в « Освобожденном Прометее», где действие развертывается на необъятном фоне всего мироздания. Шелли словно со скалы, где прикован его герой, видит как на ладони многообразные страдания человека. «Взгляни с высот на Землю, смотри, там нет числа твоим рабам», - восклицает он устами Прометея.
Причины мучений Прометея Шелли исторически объяснимы: они коренятся в положении угнетенных народов. Зрелище народных бедствий, порабощение и эксплуатация, разорение, голод, нищета широких трудящихся масс – вот что терзает Прометея.
Видишь мертвые поля.
Видишь, видишь вся земля
Кровью залита…
Шелли создавал «Освобожденного Прометея» в обстановке подъема национально-освободительного и рабочего движения в Европе, которое росло, несмотря на противоборствующие силы реакции. Это и определило пафос «Освобожденного Прометея». Пафос Шелли – пафос не страданий, как у Эсхила, а пафос борьбы и победы.
Прометей Шелли
…вступил в борьбу
И встал лицом к лицу с коварной силой
Властителя заоблачных высот,
Насмешливо глядящего на Землю,
Где стонами измученных рабов
Наполнены безбрежные пустыни.
Он смеется над пытками и истязаниями, которым его подвергает Юпитер. Силы свои Прометей черпает в борьбе народов . И драма развивается в обстановке напряженной борьбы, в которую втянуты все силы вселенной:
Вот обманутый народ
От отчаянья восстал,
Полднем ярким заблистал,
Правды хочет, правды ждет,
Воли дух его ведет.
Зевс у Шелли – воплощение социального зла, угнетения, - старается внушить себе, что все по-прежнему спокойно в его царстве, но дух всенародного возмущения подрывает его могущество, нарушает его покой.
Моей безмерной силе все подвластно,
Лишь дух людской, огнем неугасимым.
Еще горит, взметаясь к небесам,
С упреками, взметаясь к небесам,
С упреками, с сомненьем, с буйством жалоб,
С молитвой неохотной – громоздя
Восстание, способное подрыться
Под самые основы нашей древней
Монархии, основанной на вере
И страхе, порожденном вместе с адом.
Финал «Освобожденного Прометея» написан в духе социально-утопических взглядов Шелли. Драма завершается картиной освобождения человечества.
Итак, у Шелли Прометей – герой тираноборец, который смог добиться того, что «оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода нас примет радостно у входа». Зевс – его противник, тот самый тиран, который буквально мешает жить людям. Прометей идет до конца – и он смог выстрадать низвержение Зевса, пришел его час расплаты за содеянное.
У Эсхила также в «Прикованном Прометее» Зевсу также приданы черты греческого «тирана»: он неблагодарен, жесток и мстителен. Зевс противопоставляет титану только грубую силу, в то время как вся природа сочувствует Прометею. В ряде ярких картин Эсхил рисует низость и угодничество смирившихся перед Зевсом богов и свободолюбие Прометея, предпочитающего свои муки рабскому служению у Зевса, несмотря на все уговоры и угрозы:
Знай хорошо, что я б не поменял
Своих скорбей на рабское служенье.
Образ Прометея, человеколюбца и борца против тирании богов, воплощение разума, преодолевающего власть природы над людьми, стало символом борьбы за освобождение человечества. Так, например, по словам Маркса, признание Прометея - «по правде, всех богов я ненавижу»- есть ее (т. е. философии) собственное признание, ее собственно изречение, направленное против всех небесных и земных богов…»
Разумеется, глубоко религиозный Эсхил в условиях раннего рабовладельческого общества не мог полностью раскрыть ту революционную и богоборческую проблематику, которая им самим же была намечена.
Таким образом, Шелли продолжает «революционную тему» в своем «Прометее», только теперь уже разрабатывается чисто тираноборческая тематика, и у Шелли она ярко выражена.
· Введение в сюжет.
Мне кажется рациональным ввести сразу же сюжетные отличия в таблицу, для упрощения дальнейшего изучения:
|
Прометей в мифе. |
Прометей Шелли. |
|
Прометей, один из титанов, т. е. представителей «старшего поколения богов»,- друг человечества. В борьбе Зевса с титанами Прометей на стороне Зевса, но когда Зевс, после победы над титанами, вознамерился уничтожить людской род и заменить его новым поколением, Прометей этому воспротивился. Он принес людям небесный огонь и пробудил к сознательной жизни. Он возненавидел людей, которым Прометей даровал огонь и светоч знания, и теперь насылает беды на все человечество. За услуги, оказанные людям, Зевс наказывает и титана: он прикован к горам Кавказа в пределах Скифии, где орел выклевывает ему печень, ежедневно вырастающую вновь. Титан страдает. Однако Прометей внутренне торжествует над Зевсом, будучи хранителем древней тайны: он знает, что женитьба Зевса на богине Фетиде приведет к рождению мощного сына, который свергнет Зевса. Прометей сознает, что власть Зевса невечная, как и власть его предшественников, ибо это воля "трехликих" мойр и "памятливых" эриний. Именно незнание будущего страшит Зевса, и он освобождает Прометея в обмен на раскрытие тайны. Зевс отправляет на подвиг своего великого сына Геракла, чтобы, освободив Прометея, тот еще больше прославил себя. |
Прометея Шелли мы видим уже прикованным к скале. Он напоминает Зевсу, что помог ему завоевать трон. А тот ему ответил тем, что насылает на него мучения и на людей. Покориться же Зевсу титан не намерен, хотя его тело терзает по воле Зевса кровожадный орел, а ум и душу – фурии . Он верит и надеется, видит свое предназначение Его поддерживает не только вера в свою правоту и веру в людей, но и любовь к возлюбленной Азии. Именно Азия идет к Демогоргону, который достаточно интересно судит о мире и Зевсе. Час свержения Зевса пришел, за ним является Демогоргон – и Зевс падает вниз в мрак. Радость охватывает богов при вести о падении тирана. На колеснице Духа Часа в Кавказские горы спускаются Азия и Пантея. Геркулес освобождает Прометея от цепей, Прометей несказанно счастлив видеть прекрасную возлюбленную Азию, строит планы новой радостной жизни для себя и спасенных им людей. Земля рассказывает ему и Азии о своих мучениях, когда повсюду на ней властвовал дух вражды. Ко всеобщей радости Дух Часа сообщает, что после падения тирана-самодержца среди людей произошли большие перемены : «презрение, и ужас, и ненависть, и самоуниженье во взорах человеческих погасли», «исчезли ревность, зависть, вероломство»... |
· Анализ различий сюжетной линии.
1) Изначально Прометей и в сюжетной концепции мифа, и у Шелли – непреклонен перед лицом судьбы. Однако в мифе титан соглашается выдать Зевсу тайну, чтобы освободиться. Т. е. фактически идет на сделку со Злом ради собственной выгоды. Прометей Шелли на такое не пойдет. Прометей отказывается покориться тирану. Он верит, что «любовь, свобода, правда» восторжествуют, он вспоминает свое страшное проклятие тирану и не сомневается, что деспот падет и возмездие - бесконечная мука вечного одиночества - постигнет его.
2) ум и душу – фурии терзают. Возможно, здесь под фуриями имеется в виду некое олицетворение соблазна, грехов и страстей. Именно поэтому терзают ум и душу, т. е. одолевают Прометея, мешают им, пытаются столкнуть с его пути.
3) «быть опорой, спасителем страдальца-человека». Он намерен идти до конца.
Прометей предстает как некий вождь (в тоже время и страдалец), который приведет людей к счастью и освободит от гнета тирана.
4) мотив любви также символичен. Образ Азии, как воплощение образа земной красоты, достаточно важен в «Прометее освобожденном. Она и поддерживает Прометея, единственным утешением для титана являются его воспоминания о ней, его возлюбленной, прекрасной океаниде. Также именно ей доверяется автором важная встреча с неким Демогоргоном.
5) Образ Зевса. Он достаточно человечен, что не могло быть в мифе. Это именно образ тирана, который наслаждается своим могуществом. Единственное, что раздражает его, - это непокорство человека, подрывающего его самодержавную власть. Создается типичный образ угнетателя народным масс и на контрасте с ним – благородный мученик Прометей.
6) Демогоргон – это также еще один образ-символ в драме Шелли. Интересно, что Demogorgon (Демогоргон) - греческое имя дьявола, не должное быть известным смертным. Демогоргон - «мощный мрак», не имеющий «ни ясных черт, ни образа, ни членов». Это нечто, выражающее, по-видимому, Зло. Когда он приходит к Зевсу, то называется себя «вечностью». Что это? Вечное зло? Вечно его существование? Именно он предлагает Зевсу сойти с ним в вечную тьму, таким образом, освобождая Прометея и людей от гнета тирана, ведь час к этому пришел. Т. е. образ Демогоргона – это образ справедливого карающего Зла (что, конечно, не могло быть в мифологии), это не бог подземного мира Аид, это нечто высшее, что может покарать Зевса.
Также интересным мне кажется тот факт, что освобождение Прометея и радость людей и богов от низвержения – это не результат реального его свержения – просто за ним приезжает Демогоргон, потому что время царствования Зевса прошло.
Также очень философичны мысли этого неясного вечного призрака: создал мир, и ненависть, и любовь, словом, все, что присуще этому миру – самодержавный Бог; на вопрос Азии – а кто Зевс, он отвечает, что «все духи - если служат злу, - рабы. / Таков иль нет Юпитер - можешь видеть». Итак, это и развенчание Зевса, он не самодержавный Бог, а именно дух, точнее вполне человеческий тиран. Более того – он раб Зла и поэтому это самое Зло его и может развенчать.
7) Угнетатель свержен. Все ликуют. Спустившись на землю, Прометей и Азия слышат, как Духи Разума людского воспевают торжество свободы и любви. Чудесные видения проносятся перед ними, и среди них - прекрасный Дух Земли, дитя Азии. Земля описывает невероятное преображенье мира: «...Болото мысли, спавшее от века, / Огнем любви возмущено... / ...Из многих душ единый дух возник».
Такого также нет в мифе. Прометей освобожден, но это не является ликованием всей природы. Его освобождение скорее на руку Гераклу, который совершает свой очередной подвиг. В мифе освобождение Прометея – это результат сделки с Зевсом, результат высшей милости. Прометей Шелли не унизился до этого, он выстрадал свое освобождение.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Революционные романтики не раз обращались к образу Прометея, близкому им своим бунтарским пафосом и художественным воплощением. О глубоко народной основе мифа о Прометее Горький писал: « Спор человека с богами вызывает к жизни грандиозный образ Прометея, гения человечества, и здесь народное творчество гордо возносится на высоту величайшего символа веры, в этом образе народ вскрывает свои великие цели и сознание своего равенства богам». Новое в раскрытии темы Прометея у Шелли в том, что главное внимание сосредоточено здесь на создании картин торжества человечества над силами рабства и угнетения, на показе красоты жизни освобожденного человечества. Это своеобразное продолжение темы Прометея «во времени» придало ей новое освещение. Непреклонное мужество и стоицизм Прометея неотделимы в драме Шелли от тех целей, во имя которых Прометей боролся с Зевсом.
Новое, что вносит Шелли в тему Прометея, тесно связано с одной из сильнейших сторон его социальной мысли: его верой в прогресс, в торжество возмездия тиранам за все муки человечества. Полнее, чем в каком-либо другом его произведении, отразилась здесь идейная близость поэта к утопическом социализму, с которым его связывает не только острая критика буржуазных отношений, но и взгляд на сам исторический процесс.
Список использованной литературы.
Перси Биши Шелли. Методические материалы, посвященные творчеству писателя.- М.: Всесоюзн. б-ка ин. лит-ры, 1962
Революционная эстетика. – М.: Высшая школа, 1963
Революционный романтизм Шелли. Неупокоева И. – М.: Гослитиздат, 1959
Шелли П. Б Лирика. Вступительная статья. Колесников Б. «Перси Биши Шелли».- М.: Гослитиздат, 1957
Шелли Прометей Избранное Стихи. Поэмы. Драмы М.: Изд. центр "Терра", 1997
О литературе. М.- Гослитиздат, 1955
Вступительная статья Б. Колесникова. Лирика Шелли. М.- Гослитиздат, 1957
Древние российские стихотворения. Полное собрание сочинений под редакцией Венгерова. Т. VI.-СПб.-1911
О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя». Собрание сочинений в трех томах. Т. I –СПб.-1911
К Маркс и Ф. Энгельс. Соч. .т. I. – М-П.: гос. Издат. 1924
Шелли. Освобожденный Прометей Избранное Стихи. Поэмы. Драмы М.: Изд. центр "Терра", 1997
. «Во глубине сибирских руд».(невольно вспомнилось в процессе написания)
Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М.: Высшая школа, 1956
Сюжет мифа взят по книгам: «Мифы Древней Греции».-М:АСТ, 2004; «История античной литературы».- М.: Высшая школа, 1988// также: http:///prometheus. htm
Собрание сочинений в 30-ти томах, т.24. М.- Гослитиздат, 1959