Часть первая
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок
И - зарыдал... Княгиня-дочь
Куда-то едет в эту ночь...
"Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь... Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне...
Не плачу я, но не легко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет... Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь...
Гордись - я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты... о город роковой,
Гнездо царей... прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим -
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила блеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне...
Мне не забыть... Потом, потом
Расскажут нашу быль...
А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль
Я танцевала... Та рука
Досель мне руку жжет...
Ликуй...........................
..............................."
Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно бледна,
Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди...
Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал....
Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима...
На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей
Перепрягайте лошадей!"
И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней,
"Увидим скоро Енисей, -
Сказал княгине секретарь, -
Не ездит так и государь!.."
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всё трудней,
Но грезы мирны и легки -
Приснилась юность ей.
Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русые косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша - сед, румян, -
К гостям ее зовет.
"Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!"
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки...
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится... Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей...
Потом опять балы, балы...
Она - хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них...
"О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?"
- "Дитя! мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем!"
И вот уехала она
С избранником своим.
Пред нею чудная страна,
Пред нею - вечный Рим...
Ах! чем бы жизнь нам помянуть -
Не будь у нас тех дней,
Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей
И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого... Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим;
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей...
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты
Подавлен и угрюм;
Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом.
Зато как страшно поражен
Ты в первый миг потом,
Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
"Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!"
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу черную как смоль
Римлянке молодой
Старуха чешет... Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина
И полусумрак... Строгих дум
Опять душа полна.
Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм,
Порфир и яшма под ногой
И мрамор по стенам...
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем,
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем....
До солнца горною тропой
Взберешься высоко -
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет... Уйдем под тень
Зонтообразных пинн...
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой...
Как первый властвовать привык!
Как рабствует второй!
Ей снятся группы бедняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах...
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
"Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?.."
- "Ты в царстве нищих и рабов!" -
Короткий был ответ...
Она проснулась - в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон - кандальный звон!
"Эй, кучер, погоди!"
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь.
Княгиня деньги им дает, -
"Спасибо, добрый путь!"
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
"И та здесь партия была...
Да... нет других путей...
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!.."
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна... огонек
В одном чуть-чуть мелькнул...
Собор... на выезде острог...
Ямщик кнутом махнул:
"Эй вы!" - и нет уж городка,
Последний дом исчез...
Направо - горы и река,
Налево темный лес...
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей -
Бог знает почему, -
Что небо звездное - песком
Посыпанный листок,
А месяц - красным сургучом
Оттиснутый кружок...
Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
"А вот и тундра!" - говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!..
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак...
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна.
Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна...
Уснула... Башня снится ей...
Она вверху стоит;
Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит;
К обширной площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки...
Стоял уж там какой-то полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они "ура!" кричат,
Они чего-то ждут...
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут...
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер...
Приспели новые полки:
"Сдавайтесь!" - тем кричат.
Ответ им - пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал -
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
"Прощенье царь дарует вам!"
Убили и того.
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
"Покайтесь, братия! - гласит, -
Падите пред царем!"
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
"Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет..."
Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: "па-ли!.."
Картечь свистит, ядро ревет,
Рядами валится народ...
"О, милый! жив ли ты?.."
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!
Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри - бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей;
Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них,
Да перекрестный бой часов,
Да крики часовых...
С ключами, старый и седой,
Усатый инвалид.
"Иди, печальница, за мной! -
Ей тихо говорит. -
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим..."
Она доверилась ему,
Она пошла за ним...
Шли долго, долго... Наконец
Дверь взвизгнула - и вдруг
Пред нею он... живой мертвец...
Пред нею - бедный друг!
Упав на грудь ему, она
Торопится спросить:
"Скажи, что делать? Я сильна,
Могу я страшно мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?.." - "Не ходи,
Не тронешь палача!"
- "О милый! Что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?.."
- "Наивен твой вопрос".
"Пора! пробил урочный час!" -
Тот "третий" произнес...
Княгиня вздрогнула, - глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не всё тут было сном!..
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо - Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик...
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
"Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!"
- "Не бойтесь, я привык..."
Летят... Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край - он ей уже знаком, -
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг...
Куда ни поглядит:
"Да, это - юг! да, это юг!" -
Всё взору говорит...
Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Всё солнцем залито, - на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует всё вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: "Да - это юг!"
В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их - роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам...
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом - женщина с венком,
С корзиною в руках.
Она кричит им: "Добрый путь!" -
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок... да! это юг!
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна...
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
"Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон.)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!.."
Часть вторая
Уже два месяца почти
Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок,
А всё конец пути далек!
Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал.
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой.
Сползла с плеча его доха,
Под ней - кресты, мундир,
На шляпе - перья петуха.
Почтенный бригадир,
Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил
И дверцы прочного возка
Княгине отворил...
Княгиня
(входит в станционный дом)
В Нерчинск! Закладывать скорей!
Губернатор
Пришел я - встретить вас.
Княгиня
Велите ж дать мне лошадей!
Губернатор
Прошу помедлить час.
Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть...
Княгиня
Благодарю вас! Я сильна...
Уж недалек мой путь...
Губернатор
Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, - и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я... весь я ваш...
Княгиня
Но мне не нужно ничего!
(Отворяя дверь в сени)
Готов ли экипаж?
Губернатор
Покуда я не прикажу,
Его не подадут...
Княгиня
Так прикажите ж! Я прошу...
Губернатор
Но есть зацепка тут:
С последней почтой прислана
Бумага...
Княгиня
Что же в ней:
Уж не вернуться ль я должна?
Губернатор
Да-с, было бы верней.
Княгиня
Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же - там
Шутили, что ли, над отцом?
Он всё устроил сам!
Губернатор
Нет... не решусь я утверждать...
Но путь еще далек...
Княгиня
Так что же даром и болтать!
Готов ли мой возок?
Губернатор
Нет! Я еще не приказал...
Княгиня! здесь я - царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф... хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил...
Вернитесь поскорей!
Княгиня
Нет! что однажды решено -
Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно,
Как я люблю отца,
Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей,
Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!
Губернатор
Позвольте-с. Я согласен сам,
Что дорог каждый час,
Но хорошо ль известно вам,
Что ожидает вас?
Бесплодна наша сторона,
А та - еще бедней,
Короче нашей там весна,
Зима - еще длинней.
Да-с, восемь месяцев зима
Там - знаете ли вы?
Там люди редки без клейма,
И те душой черствы;
На воле рыскают кругом
Там только варнаки;
Ужасен там тюремный дом,
Глубоки рудники.
Вам не придется с мужем быть
Минуты глаз на глаз:
В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там,
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд,
Грознее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей... Да!
Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто!
Пускай ваш муж - он виноват...
А вам терпеть... за что?
Княгиня
Ужасно будет, знаю я,
Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя
Не радостней его!
Губернатор
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром - пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары -
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да... Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной...
Княгиня
Живут же люди в том краю,
Привыкну я шутя...
Губернатор
Живут? Но молодость свою
Припомните... дитя!
Здесь мать - водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой
Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
А вы?..
Княгиня
Пусть смерть мне суждена -
Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть.
Губернатор
Да, вы умрете, но сперва
Измучите того,
Чья безвозвратно голова
Погибла. Для него
Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму,
Прийти - и лечь на голый пол
И с черствым сухарем
Заснуть... а добрый сон пришел -
И узник стал царем!
Летя мечтой к родным, к друзьям,
Увидя вас самих,
Проснется он, к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих,
А с вами?.. с вами не знавать
Ему счастливых грез,
В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.
Княгиня
Ах!.. Эти речи поберечь
Вам лучше для других.
Всем вашим пыткам не извлечь
Слезу из глаз моих!
Покинув родину, друзей,
Любимого отца,
Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца
Мой долг, - я слез не принесу
В проклятую тюрьму -
Я гордость, гордость в нем спасу,
Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.
Губернатор
Прекрасные мечты!
Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить?
Поверьте совести моей,
Захочется вам жить.
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет,
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет.
Как знать? Быть может, бог судил...
Понравится другой,
Закон вас права не лишил...
Княгиня
Молчите!.. Боже мой!..
Губернатор
Да, откровенно говорю,
Вернитесь лучше в свет.
Княгиня
Благодарю, благодарю
За добрый ваш совет!
И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай
Своей заботливой рукой
Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют -
Ходячие гробы,
Мужчины - сборище Иуд,
А женщины - рабы.
Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь,
Нахальной дряни торжество
И подленькую месть.
Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят,
Где были дубы до небес,
А ныне пни торчат!
Часть первая
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок
И – зарыдал… Княгиня-дочь…
Куда-то едет в эту ночь…
I
«Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
II
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне…
Не плачу я, но не легко
С тобой расстаться мне!
III
О, видит Бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись – я дочь твоя!
IV
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты… о город роковой,
Гнездо царей… прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим.
V
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне…
VI
Мне не забыть… Потом, потом
Расскажут нашу быль…
А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль
Я танцевала… Та рука
Досель мне руку жжет…
Ликуй…………..
………………..»
Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно бледна,
Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди…
Свища бичом, крича: «Пади!»
Ямщик столицу миновал…
Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима…
На каждой станции сама
Выходит путница: «Скорей
Перепрягайте лошадей!»
И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней,
«Увидим скоро Енисей, -
Сказал княгине секретарь. -
Не ездит так и государь!..»
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога все трудней,
Но грезы мирны и легки -
Приснилась юность ей.
Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русые косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша – сед, румян, -
К гостям ее зовет.
«Ну, Катя! чудо-сарафан!
Он всех с ума сведет!»
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки…
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится… Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей…
Потом опять балы, балы…
Она – хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них…
«О милый! что ты так угрюм?
Что на? сердце твоем?»
– Дитя! мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем! -
И вот уехала она
С избранником своим.
Пред нею чудная страна,
Пред нею – вечный Рим…
Ах! чем бы жизнь нам помянуть -
Не будь у нас тех дней,
Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей
И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого… Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим;
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей…
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты
Подавлен и угрюм;
Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом.
Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом,
Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
«Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!»
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу черную как смоль
Римлянке молодой
Старуха чешет… Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина
И полусумрак… Строгих дум
Опять душа полна.
Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм,
Порфир и яшма под ногой
И мрамор по стенам…
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем,
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем…
До солнца горного тропой
Взберешься высоко -
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет… Уйдем под тень
Зонтообразных пинн…
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй!
Ей снятся группы бедняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах…
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
«Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?..»
– Ты в царстве нищих и рабов! -
Короткий был ответ…
Она проснулась – в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон – кандальный звон!
«Эй, кучер, погоди!»
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь.
Княгиня деньги им дает, -
«Спасибо, добрый путь!»
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
«И та здесь партия была…
Да… нет других путей…
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!..»
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна… огонек
В одном чуть-чуть мелькнул…
Собор… на выезде острог…
Ямщик кнутом махнул:
«Эй вы!» – и нет уж городка,
Последний дом исчез…
Направо – горы и река,
Налево – темный лес…
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра;
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей -
Бог знает почему,
Что небо звездное – песком
Посыпанный листок,
А месяц – красным сургучом
Оттиснутый кружок…
Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
«А вот и тундра!» – говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!..
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак…
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна.
Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна…
Уснула… Башня снится ей…
Она вверху стоит;
Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит;
К обширной площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки…
Стоял уж там какой-то полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они «ура!» кричат,
Они чего-то ждут…
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут…
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер…
Приспели новые полки:
«Сдавайтесь!» – тем кричат.
Ответ им – пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал -
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
«Прощенье царь дарует вам!» -
Убили и того.
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
«Покайтесь, братия! – гласит, -
Падите пред царем!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
– Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет… -
Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: «Па-ли!..»
Картечь свистит, ядро ревет,
Рядами валится народ.
«…О милый! Жив ли ты?»
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!
Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри – бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей;
Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них,
Да перекрестный бой часов,
Да крики часовых…
С ключами старый и седой,
Усатый инвалид -
«Иди, печальница, за мной! -
Ей тихо говорит. -
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим…»
Она доверилась ему,
Она пошла за ним…
Шли долго, долго… Наконец
Дверь визгнула – и вдруг
Пред нею он… живой мертвец…
Пред нею – бедный друг!
Упав на грудь ему, она
Торопится спросить:
«Скажи, что делать? Я сильна
Могу я страшно мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?..» – Не ходи,
Не тронешь палача! -
«О милый! что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?..»
– Наивен твой вопрос. -
«Пора! пробил урочный час!» -
Тот «третий» произнес…
Княгиня вздрогнула – глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не все тут было сном!..
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо – Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!»
– Не бойтесь, я привык… -
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край – он ей уже знаком -
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это юг! да, это юг!» -
Все взору говорит…
Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Все солнцем залито, на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует все вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: «Да, это юг!»
В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их – роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам…
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом – женщина с венком,
С корзинкою в руках.
Она кричит им: «Добрый путь!» -
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок… да! это юг!
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна…
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
«Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!..»
Часть вторая
Уже два месяца почти
Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок,
А все конец пути далек!
Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал,
Два дня прождав его, она
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой.
Сползла с плеча его доха,
Под ней – кресты, мундир,
На шляпе – перья петуха.
Почтенный бригадир,
Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил
И дверцы прочного возка
Княгине отворил…
Княгиня (входит в станционный дом)
В Нерчинск! Закладывать скорей!
Губернатор
Пришел я – встретить вас.
Княгиня
Велите ж дать мне лошадей!
Губернатор
Прошу помедлить час.
Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть…
Княгиня
Благодарю вас! Я сильна…
Уж недалек мой путь…
Губернатор
Все ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже тут пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, – и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек,
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…
Княгиня
Но мне не нужно ничего!
(Отворяя дверь в сени.)
Готов ли экипаж?
Губернатор
Покуда я не прикажу,
Его не подадут…
Княгиня
Так прикажите ж! Я прошу…
Губернатор
Но есть зацепка тут:
С последней почтой прислана
Княгиня
Что же в ней:
Уж не вернуться ль я должна?
Губернатор
Да-с, было бы верней.
Княгиня
Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же – там
Шутили, что ли, над отцом?
Он все устроил сам!
Губернатор
Нет… не решусь я утверждать…
Но путь еще далек…
Княгиня
Так что же даром и болтать!
Готов ли мой возок?
Губернатор
Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я – царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф… хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!
Княгиня
Нет! что однажды решено -
Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно,
Как я люблю отца,
Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей,
Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!
Губернатор
Позвольте-с. Я согласен сам,
Что дорог каждый час,
Но хорошо ль известно вам,
Что ожидает вас?
Бесплодна наша сторона,
А та – еще бедней,
Короче нашей там весна,
Зима – еще длинней.
Да-с, восемь месяцев зима
Там – знаете ли вы?
Там люди редки без клейма,
И те душой черствы;
На воле рыскают кругом
Там только варнаки;
Ужасен там тюремный дом,
Глубоки рудники.
Вам не придется с мужем быть
Минуты глаз на глаз:
В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там,
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд,
Грознее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей… Да!
Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто!
Пускай ваш муж – он виноват…
А вам терпеть… за что?
Княгиня
Ужасна будет, знаю я,
Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя
Не радостней его!
Губернатор
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром – пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары -
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Княгиня
Живут же люди в том краю,
Привыкну я шутя…
Губернатор
Живут? Но молодость свою
Припомните… дитя!
Здесь мать – водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой
Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
Княгиня
Пусть смерть мне суждена -
Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть.
Губернатор
Да, вы умрете, но сперва
Измучите того,
Чья безвозвратно голова
Погибла. Для него
Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму,
Прийти – и лечь на голый пол
И с черствым сухарем
Заснуть… а добрый сон пришел -
И узник стал царем!
Летя мечтой к родным, к друзьям,
Увидя вас самих,
Проснется он к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих,
А с вами?.. с вами не знавать
Ему счастливых грез,
В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.
Княгиня
Ах!.. Эти речи поберечь
Вам лучше для других.
Всем вашим пыткам не извлечь
Слезы из глаз моих!
Покинув родину, друзей,
Любимого отца,
Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца
Мой долг, – я слез не принесу
В проклятую тюрьму -
Я гордость, гордость в нем спасу,
Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.
Губернатор
Прекрасные мечты!
Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить?
Поверьте совести моей,
Захочется вам жить.
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет,
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет.
Как знать? Быть может, Бог судил…
Понравится другой,
Закон вас права не лишил…
Княгиня
Молчите!.. Боже мой!..
Губернатор
Да, откровенно говорю,
Вернитесь лучше в свет.
Княгиня
Благодарю, благодарю
За добрый ваш совет!
И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай
Своей заботливой рукой
Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют -
Ходячие гробы,
Мужчины – сборище Иуд,
А женщины – рабы.
Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь,
Нахальной дряни торжество
И подленькую месть.
Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят,
Где были дубы до небес,
А нынче пни торчат!
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
Часть первая
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,Творя молитву, образок
Повесил в правый уголокИ – зарыдал… Княгиня-дочь
Куда-то едет в эту ночь…
1
«Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
2
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне…
Не плачу я, но не легко
С тобой расстаться мне!
3
О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись – я дочь твоя!
4
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты… о город роковой,
Гнездо царей… прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим -
5
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила блеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне…
6
Мне не забыть… Потом, потом
Расскажут нашу быль…
А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль
Я танцевала… Та рука
Досель мне руку жжет…
Ликуй...........................
...............................»
_____
Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.Вся в черном, мертвенно бледна,
Княгиня едет в нем одна,А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)С прислугой скачет впереди…
Свища бичом, крича: «Пади!»Ямщик столицу миновал....
Далек княгине путь лежал,Была суровая зима…
На каждой станции самаВыходит путница: «Скорей
Перепрягайте лошадей!»И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,Еще скакали десять дней,
«Увидим скоро Енисей, -Сказал княгине секретарь, -
Не ездит так и государь!..»_____
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всё трудней,
Но грезы мирны и легки -
Приснилась юность ей.
Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русые косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша – сед, румян, -
К гостям ее зовет.
«Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!»
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки…
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится… Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей…
Потом опять балы, балы…
Она – хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них…
«О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?»
– «Дитя! мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем!»И вот уехала она
С избранником своим.
Пред нею чудная страна,
Пред нею – вечный Рим…
Ах! чем бы жизнь нам помянуть -
Не будь у нас тех дней,
Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей
И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого… Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим;
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей…
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты
Подавлен и угрюм;
Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом.
Зато как страшно поражен
Ты в первый миг потом,
Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
«Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!»
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу черную как смоль
Римлянке молодой
Старуха чешет… Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина
И полусумрак… Строгих дум
Опять душа полна.
Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм,
Порфир и яшма под ногой
И мрамор по стенам…Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем,
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем....
До солнца горною тропой
Взберешься высоко -
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет… Уйдем под тень
Зонтообразных пинн…Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Как первый властвовать привык!
Как рабствует второй!
Ей снятся группы бедняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах…
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
«Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?..»
– «Ты в царстве нищих и рабов!» -
Короткий был ответ…Она проснулась – в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон – кандальный звон!
«Эй, кучер, погоди!»
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь.
Княгиня деньги им дает, -
«Спасибо, добрый путь!»
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
«И та здесь партия была…
Да… нет других путей…
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!..»
_____
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна… огонек
В одном чуть-чуть мелькнул…
Собор… на выезде острог…
Ямщик кнутом махнул:
«Эй вы!» – и нет уж городка,
Последний дом исчез…
Направо – горы и река,
Налево темный лес…Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей -
Бог знает почему, -
Что небо звездное – песком
Посыпанный листок,
А месяц – красным сургучом
Оттиснутый кружок…Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
«А вот и тундра!» – говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!..
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак…
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
_____
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна.
Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна…
Уснула… Башня снится ей…
Она вверху стоит;
Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит;
К обширной площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки…
Стоял уж там какой-то полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они «ура!» кричат,
Они чего-то ждут…
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут…
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер…Приспели новые полки:
«Сдавайтесь!» – тем кричат.
Ответ им – пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал -
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
«Прощенье царь дарует вам!»
Убили и того.Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
«Покайтесь, братия! – гласит, -
Падите пред царем!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
«Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет…»Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: «па-ли!..»
Картечь свистит, ядро ревет,
Рядами валится народ…
«О, милый! жив ли ты?..»
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри – бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей;
Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них,
Да перекрестный бой часов,
Да крики часовых…С ключами, старый и седой,
Усатый инвалид.
«Иди, печальница, за мной! -
Ей тихо говорит. -
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим…»
Она доверилась ему,
Она пошла за ним…Шли долго, долго… Наконец
Дверь взвизгнула – и вдруг
Пред нею он… живой мертвец…
Пред нею – бедный друг!
Упав на грудь ему, она
Торопится спросить:
«Скажи, что делать? Я сильна,
Могу я страшно мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?..» – «Не ходи,
Не тронешь палача!»
– «О милый! Что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?..»
– «Наивен твой вопрос».
«Пора! пробил урочный час!» -
Тот «третий» произнес…
_____
Княгиня вздрогнула, – глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не всё тут было сном!..Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо – Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!»
– «Не бойтесь, я привык…»Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край – он ей уже знаком, -
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это – юг! да, это юг!» -
Всё взору говорит…Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Всё солнцем залито, – на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует всё вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: «Да – это юг!»В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их – роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам…
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом – женщина с венком,
С корзиною в руках.
Она кричит им: «Добрый путь!» -
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок… да! это юг!
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна…
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
«Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон.)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!..»
Зимней ночью 1826 г. княгиня Екатерина Трубецкая отправляется вслед за мужем-декабристом в Сибирь. Старый граф, отец Екатерины Ивановны, со слезами стелет медвежью полость в возок, который должен навсегда увезти из дому его дочь. Княгиня мысленно прощается не только с семьёй, но и с родным Петербургом, который любила больше всех виденных ею городов, в котором счастливо прошла её молодость. После ареста мужа Петербург стал для неё роковым городом.
Несмотря на то что на каждой станции княгиня щедро награждает ямскую челядь, путь до Тюмени занимает двадцать дней. По дороге она вспоминает детство, беспечную юность, балы в отцовском доме, на которые съезжался весь модный свет. Эти воспоминания сменяются картинами свадебного путешествия по Италии, прогулок и бесед с любимым мужем.
Дорожные впечатления составляют тяжёлый контраст с её счастливыми воспоминаниями: наяву княгиня видит царство нищих и рабов. В Сибири на триста вёрст попадается один убогий городок, жители которого сидят по домам из-за страшного мороза. «Зачем, проклятая страна, нашёл тебя Ермак?» - в отчаянии думает Трубецкая. Она понимает, что обречена закончить свои дни в Сибири, и вспоминает события, предшествовавшие её путешествию: восстание декабристов, свидание с арестованным мужем. Ужас леденит ей сердце, когда она слышит пронзительный стон голодного волка, рёв ветра по берегам Енисея, надрывную песню инородца, и понимает, что может не доехать до цели.
Однако после двух месяцев пути, расставшись с захворавшим спутником, Трубецкая все же прибывает в Иркутск. Иркутский губернатор, у которого она просит лошадей до Нерчинска, лицемерно уверяет её в совершенной своей преданности, вспоминает отца княгини, под началом которого служил семь лет. Он уговаривает княгиню вернуться, взывая к её дочерним чувствам, - та отказывается, напоминая о святости супружеского долга. Губернатор пугает Трубецкую ужасами Сибири, где «люди редки без клейма, и те душой черствы». Он объясняет, что ей придётся жить не вместе с мужем, а в общей казарме, среди каторжников, - но княгиня повторяет, что хочет разделить все ужасы жизни мужа и умереть рядом с ним. Губернатор требует, чтобы княгиня подписала отреченье от всех своих прав, - та без раздумий соглашается оказаться в положении нищей простолюдинки.
Неделю продержав Трубецкую в Нерчинске, губернатор заявляет, что не может дать ей лошадей: она должна следовать далее пешим этапом, с конвоем, вместе с каторжниками. Но, услышав её ответ: «Иду! Мне всё равно!» - старый генерал со слезами отказывается более тиранить княгиню. Он уверяет, что делал это по личному приказу царя, и приказывает запрягать лошадей.
Княгиня Волконская
Желая оставить внукам воспоминания о своей жизни, старая княгиня Мария Николаевна Волконская пишет историю своей жизни.
Родилась она под Киевом, в тихом имении отца, героя войны с Наполеоном генерала Раевского. Маша была любимицей семьи, училась всему, что нужно было юной дворянке, а после уроков беззаботно пела в саду. Старый генерал Раевский писал воспоминания, читал журналы и задавал балы, на которые съезжались бывшие его соратники. Царицею бала всегда была Маша - голубоглазая, черноволосая красавица с густым румянцем и гордой поступью. Девушка легко пленяла сердца гусаров и улан, стоявших с полками близ имения Раевских, но никто из них не трогал её сердца.
Едва Маше исполнилось восемнадцать лет, отец подыскал ей жениха - героя войны 1812 года, раненного под Лейпцигом, любимого государем генерала Сергея Волконского. Девушку смущало то, что жених был много её старше и она совсем его не знала. Но отец строго сказал: «Ты будешь с ним счастлива!» - и она не посмела возражать. Свадьба состоялась через две недели. Маша нечасто видела мужа после свадьбы: он беспрестанно был в служебных разъездах, и даже из Одессы, куда наконец-то отправился отдохнуть с беременной женой, князь Волконский неожиданно вынужден был отвезти Машу к отцу. Отъезд был тревожным: Волконские уезжали ночью, сжигая перед этим какие-то бумаги. Увидеться с женою и первенцем-сыном Волконскому довелось уже не под родною кровлей...
Роды были тяжёлыми, два месяца Маша не могла оправиться. Вскоре после выздоровления она поняла, что домашние скрывают от неё судьбу мужа. О том, что князь Волконский был заговорщиком и готовил низверженье властей, Маша узнала только из приговора - и тут же решила, что отправится вслед за мужем в Сибирь. Её решение только укрепилось после свидания с мужем в мрачной зале Петропавловской крепости, когда она увидела тихую печаль в глазах своего Сергея и почувствовала, как сильно любит его.
Все хлопоты о смягчении участи Волконского оказались тщетны; он был отправлен в Сибирь. Но для того чтоб последовать за ним, Маше пришлось выдержать сопротивление всей своей семьи. Отец умолял её пожалеть несчастного ребёнка, родителей, хладнокровно подумать о собственном будущем. Проведя ночь в молитвах, без сна, Маша поняла, что до сих пор ей никогда не приходилось думать: все решения принимал за неё отец, и, пойдя под венец в восемнадцать лет, она «тоже не думала много». Теперь же образ измученного тюрьмой мужа бессменно стоял перед нею, пробуждая в её душе неведомые прежде страсти. Она испытала жестокое чувство собственного бессилия, терзания разлуки - и сердце подсказало ей единственное решение. Оставляя ребёнка без надежды когда-нибудь его увидеть, Мария Волконская понимала: лучше заживо лечь в могилу, чем лишить мужа утешенья, а потом за это навлечь на себя презренье сына. Она верит, что старый генерал Раевский, во время войны выводивший под пули своих сыновей, поймёт её решение.
Вскоре Мария Николаевна получила письмо от царя, в котором он учтиво восхищался её решимостью, давал разрешение на отъезд к мужу и намекал, что возврат безнадёжен. В три дня собравшись в дорогу, Волконская провела последнюю ночь у колыбели сына.
Прощаясь, отец под угрозой проклятия велел ей вернуться через год.
На три дня остановившись в Москве у сестры Зинаиды, княгиня Волконская сделалась «героинею дня», ею восхищались поэты, артисты, вся знать Москвы. На прощальном вечере она встретилась с Пушкиным, которого знала ещё с девической поры. В те давние годы они встречались в Гурзуфе, и Пушкин даже казался влюблённым в Машу Раевскую - хотя в кого он не был тогда влюблён! После он посвятил ей чудные строки в «Онегине». Теперь же, при встрече накануне отъезда Марии Николаевны в Сибирь, Пушкин был печален и подавлен, но восхитился подвигом Волконской и благословил.
По дороге княгиня встречала обозы, толпы богомолок, казённые фуры, солдат-новобранцев; наблюдала обычные сцены станционных драк. Выехав после первого привала из Казани, она попала в метель, ночевала в сторожке лесников, дверь которой была придавлена камнями - от медведей. В Нерчинске Волконская к радости своей догнала княгиню Трубецкую и от неё узнала, что их мужья содержатся в Благодатске. По дороге туда ямщик рассказывал женщинам, что возил узников на работу, что те шутили, смешили друг дружку - видно, чувствовали себя легко.
Ожидая разрешения на свидание с мужем, Мария Николаевна узнала, куда водят на работу узников, и отправилась к руднику. Часовой уступил рыданиям женщины и пропустил её в рудник. Судьба берегла её: мимо ям и провалов она добежала до шахты, где в числе других каторжников работали декабристы. Первым её увидел Трубецкой, затем подбежали Артамон Муравьёв, Борисовы, князь Оболенский; по лицам их текли слезы. Наконец княгиня увидела мужа - и при звуках милого голоса, при виде оков на его руках поняла, как много он страдал. Опустившись на колени, она приложила к губам оковы - и весь рудник замер, в святой тишине деля с Волконскими горе и счастье встречи.
Офицер, ожидавший Волконскую, обругал её по-русски, а муж сказал ей вслед по-французски: «Увидимся, Маша, - в остроге!»
Многогранная женская душа всегда поражала Некрасова, и почти в каждом его произведении можно встретить этому подтверждение. Казалось бы, поэму «Русские женщины» уместнее было бы назвать «Жены декабристов» или, как задумывал автор, «Декабристки», но поэт хотел показать своему читателю больший масштаб решительности, смелости и силы наших соотечественниц в различных ситуациях.
Жизнь свела Николая Некрасова с Михаилом Сергеевичем Волконским, неизвестно произошел счастливый случай или запланированный поворот судьбы, ведь после этого знакомства мужчины виделись еще не раз на совместной охоте. Николай и Михаил много разговаривали, в том числе о семье. Из этих бесед Николай Алексеевич узнал о нелегкой участи родителей Михаила Сергеевича: его отец был одним из тех декабристов, которых сослали в холодную Сибирь на каторжные работы, а его супруга, Мария, отправилась вдогонку мужу.
Николая Алексеевича интересовала тема декабристов. Он собирал исторические сведения о декабристах из всех возможных источников. Некрасов отправляется в июне в село Карабиха и там берется за написание новой поэмы «Декабристки» (затем название меняет на «Русские женщины»).
Николай Алексеевич часто в разговорах с друзьями упоминал, что написание новой поэмы дается тяжело, потому что автор желал написать такое произведение, которое с лёгкостью пройдет цензуру. Другой проблемой, с которой столкнулся писатель, было отсутствие необходимой информации, потому что дворяне совершенно не хотели затрагивать эту тему. Не очень много информации у Некрасова было по княгине Трубецкой, поэтому автор решает прибегнуть в этой главе к приему художественного домысла в картине отбытия и нелегкого пути русской женщины. Всё следующее лето Николай Алексеевич пишет вторую главу поэмы. Однако из-за отсутствия исторического материала эксперты в этой области считают отдаленными от реальности события, описываемые в произведении.
Некрасов задумывал написать поэму из трех частей. Существуют даже наброски третьей главы, посвященной Александре Муравьевой. Однако автор так и не осуществил эту идею, поэтому сегодня поэма «Русские женщины» состоит из двух частей: в первой главе повествуется о Екатерине Трубецкой (1871 год), вторая основывается на записках Марии Волконской (1872 год), ей же и посвящена.
Жанр, направление
По жанровой принадлежности произведение Николая Алексеевича Некрасова «Русские женщины» — поэма. Автор передает изображения определенной эпохи с помощью повествования о немаловажных случаях из жизни отдельной личности и его эмоциях и чувствах.
В некрасовских «Русских женщинах» применены различные размеры и рифмы. В главе «Княгиня Трубецкая» используется ямб с чередующейся парной и перекрестной рифмовкой. В главе «Княгиня М. Н. Волконская» автор использует амфибрахий.
Образы и символы
- Княгиня Трубецкая . Первая часть посвящена Екатерине Трубецкой. Образ княгини собирательный и в то же время сугубо индивидуальный. Она изображена женщиной по-настоящему достойной, нашедшей своё предназначение в том, чтобы последовать за своим супругом и разделить его судьбу. Часть начинается с эпизода прощания героини с её отцом. Девушка знает, насколько тяжело родителю принять ее решение. Но в то же время, она уверена, что её поведение должно пробуждать в нём чувство гордости за свою дочь. Мысль о том, что бы последовать за своим мужем в Сибирь, определила всю ее дальнейшую жизнь. Трубецкая знает, насколько тяжелой станет ее участь, но ни на секунду не сомневается в верности этого решения. Автор изображает героиню со стороны, раскрывает её характер через трудности, встречающиеся на её жизненном пути. Ключевым эпизодом в этой части является встреча с губернатором, который старается запугать княгиню, рассказывая ей о предстоящих утратах. Все аргументы о трудностях безжалостной Сибири ломаются о великую силу воли
- Княгиня Волконская . В отличие от предыдущей героини, Мария Волконская изображена перед читателем в моменты своего внутреннего совершенствования и становления. Дорога в Сибирь подобна пути становления личности. Печальные события, которые связаны с супругом, завершили формирование нравственности ее характера. Нежная девушка, не так давно ставшая мамой, становится женщиной, способной отказаться от привычного комфорта, от излюбленных развлечений и пойти за любимым. Одной из проникновенных сцен стал эпизод прощания Волконской со своим малышом, ведь, по воле царя, ребенок не мог покинуть дом. Невозможно представить, что должна чувствовать женщина, и как справляться со своими чувствами и не изменить решения, в момент расставания со своим ребенком. Родитель Марии долго отказывался принимать поступок своего чада, но на смертном одре признался, что никогда на протяжении своей долгой жизни не встречал более фантастической женщины. Тяжелая дорога в Сибирь открывается перед дворянкой, ее тревожат непрерывные столкновения с грубостью и нищетой — всё это подтверждает верность поступка её супруга. Образ княгини Волконской — олицетворение настоящей любви и преданности жены.
Темы, проблемы и настроение
- Основная тема – преданность жены , которая разделила участь опального мужа. Поэма Николая Алексеевича Некрасова «Русские женщины» — это произведение о решительном и достойном поступке спутниц жизни декабристов, которые, не придавая значения проблемам и утратам, отправились за своими мужьями в ссылку, отдаленную Сибирь, в дикие, почти необитаемые места их заточения. Женщины отвергли богатства и комфорт устоявшейся жизни, отказались от всех гражданских прав и сами выбрали сторону тяжелой жизни ссыльных, согласились на невыносимые условия проживания. Так проявился сильный характер русских женщин, их непоколебимость, верность и храбрость. Достойные человеческие качества – целеустремленность, способность любить, преданность – вот что присуще главным персонажам поэмы «Русские женщины».
- Бал . Сквозь всё произведение лейтмотивом проносится тема праздника и бала. Княгини Трубецкая и Волконская привыкли жить в этой обстановке роскоши и постоянных балов и званых вечеров, а их жизнь складывалась, как один непрерывный светский праздник. Они обе от всей души радовались им, а через какое-то время начали устраивать самостоятельно балы и приемы с пышными нарядами и непрекращающимися танцами. Однако духовная близость со своими мужьями заставляет женщин отказаться от этого любимого ими занятия.
- Дорога . Следующим лейтмотивом произведения «Русские женщины» стала тема путешествия и пути, дороги. Действия происходят контрастно: поездка Екатерины Трубецкой с супругом по теплой Италии, путешествие молодой Марии в солнечную Тавриду – и нескончаемый путь обеих женщин по морозной, не щадящей никого Сибири. Красоте и уюту южной жизни противопоставляются заснеженность и морозность русской земли, на которой существование обычного человека шокирует совершенно другой экзотикой.
- Основные проблемы – несправедливость бесчеловечного наказания царя и ужасные условия жизни в отдаленных уголках России . В произведении ссыльные нередко нарекают шахту «адом», удивляюсь приезду девушек: «Не ангел ли Божий?». Так, в поэме появляется тема, походящая на известный апокриф, в котором повествуется о схождении в ад Богоматери. Но если в народной легенде Богородица, увидевшая страдания грешных, непроизвольно посочувствовала им, то в некрасовской поэме, наоборот, обычные люди, попавшие на каторгу за свои «преступления», выражают жалость тем, кто теперь мучается из-за стремления их защитить. Автор создает образ России-ада, потому что как на каторжных работах, так и вне их, человек подвержен различным мучениям, а главным грехом являются неправильные политические действия и взгляды.
Основная идея
Через образ обеих княгинь автор передал читателю всё величие русской женщины, ее духовную силу. Перед нами героиня, которая неподвластна общественному мнению и сословной принадлежности, которая осмелилась вырваться из зоны комфорта во имя любви. Автор во всех произведениях восхвалял народные подвиги, но и в дворянском кругу Некрасов находил истинных героев, способных на самопожертвование ради своей родины. Подлинный характер главных героинь мог бы никогда не проявиться. Однако княгини Трубецкая и Волконская, благодаря восстанию декабристов и ссылке их супругов, смогли доказать, что жизнь дворянских девушек выходит за рамки пышных балов и глупых светских бесед. Они способны воссоединиться с народом и вместе пойти против тирании – это и есть главная мысль поэмы.
В поэме внимание акцентируется на представительницах дворянского сословия. Жизнь полностью их удовлетворяла, но задержание и ссылка их супругов всё меняет. Пускай Николай Алексеевич Некрасов не был очевидцем происходящих в произведении событий, но благодаря документам, рассказам и запискам свидетелей, смог в полной мере воссоздать портреты героинь, в которых заключил храбрость, выносливость и верность большинства женщин Руси. Смысл жизни они видят в любви и семье, но их роль ценится автором еще больше, ведь благородный пример, который дворянки подают своим детям, является залогом счастливого будущего России. Новое поколение будет бороться за свои права и одолеет все прграды.
Средства художественной выразительности
Эстетическую составляющую в поэме «Русские женщины» помогают подчеркнуть художественные средства выразительности такие, как эпитеты («радужные сны»; «мрачный дом»; «пышный зал»; «грезы мирны и легки»; «неизгладимый след»; «печальный звон») и сравнения («Нарядны дети, как цветы, Нарядней старики»; «косу черную как смоль»). Кроме того, автор использует анафору («Прости и ты, мой край родной, Прости, несчастный край!»), эллипс, еще называют эллипсис («Направо - Енисей»).
Также мы видим метонимию («А секретарь отца (в крестах…)»), инверсию («в мир живой»; «И детство резвое шутя проносится»), оксюморон («живой мертвец»), риторический вопрос («Зачем, проклятая страна, нашел тебя Ермак?..»), метафоры («Та рука досель мне руку жжет…»; «Кипит больной, усталый ум»; «Пропали горы»), гиперболу («Изящно убран пышный зал, огнями весь горит») и олицетворение («Танцует, ест, дерется голь»; «Тоскует сердце»).
Интересно? Сохрани у себя на стенке!