На мохнатых колких лапах
Елка в дом приносит запах:
Запах хвои разогретой,
Запах свежести и ветра,
И заснеженного леса,
И чуть слышный запах лета.
(Ю.Щербаков)
Живая ель на Новый год наполняет дом удивительным ароматом и делает праздник по-настоящему волшебным. Только вот беда: как дольше сохранить ель, пихту или хвойные ветви благоухающими и зелеными? Предлагаю читателям несколько полезных советов.
Выбираем и сохраняем елочку.
При покупке ели, сосны или пихты обратите внимание, чтобы цвет иголок был как можно более интенсивно зеленым. Дело в том, что некоторые деревья начинают заготавливать ещё осенью и не обеспечивают им надлежащего хранения. У свежесрубленной ели смола на стволе будет вязкой и клейкой, а у старой превратится в остекленевшие янтарные капельки. Веточки должны быть гибкими, а при постукивании дерева о землю, с них НЕ должна сыпаться хвоя.Дома дайте дереву адаптироваться к новому температурному режиму пару часов. Перед установкой освежите спил на 3-5 см, удалите лишние нижние ветви и кору со ствола на высоту примерно 10 см. Так дереву будет легче впитывать влагу и питательные вещества. Поставьте елочку в ведро с отстоявшейся водой , по крайней мере, на сутки. Вы заметите, что дерево будет выпивать по 3-4 литра в день! Напившись вдоволь, елка будет готова облачиться в праздничный наряд.
Для установки ели используйте специальные подставки-треноги, под которые можно подставить питательный субстрат. В качестве него удобнее использовать песок. Чтобы елочка дольше сохранилась, песок нужно поливать слабо-розовым раствором марганцовки или слегка подслащенной водой. Ученые НИИ Леса в Швеции проводили эксперименты с елками и установили, что лучше всего способствует их сохранности именно подслащенная вода! В песок можно закопать кусочек медной проволоки или медные монеты. Медь не дает развиваться бактериям и грибкам.
Можно также подкармливать дерево раствором удобрений: 2 чайные ложки аммиачной селитры, ½ чайной ложки калийной селитры и 1 чайную ложку суперфорфата (из расчета на ведро воды) . Такой «коктейль» не только будет питать дерево, но и защитит от размножения гнилостных бактерий. Ещё проще поливать елку удобрениями для комнатных растений.
Не забывайте каждый день опрыскивать елочку отстоянной водой комнатной температуры и держите её подальше от горячих батарей.
Сохраняем ветви.
Перед тем, как поставить еловые или пихтовые ветки в воду, сделайте на них несколько продольных надрезов (как бы расщепив концы) . Если вы занесли ветки с мороза, дайте им привыкнуть к комнатной температуре пару часов, а затем замочите в ванной , в прохладной воде ещё на два часа. Теперь можно ставить и наряжать веточки. Ваза с ветками также НЕ должна стоять близко к батареям. Касательно субстрата тоже есть свои нюансы:1. Можно поставить ветки в мокрый песок
, как и дерево. И поливать слабым раствором марганцовки или подслащенной водой.
Сами ветки тоже каждый день опрыскивать отстоянной водой комнатной температуры.
2. Можно воткнуть ветки во флористическую фитогубку
(«Оазис»)
, обильно смоченную водой. Губку затем регулярно увлажнять.
3. Если вы поместили ветки в вазу с водой
, то для лучшей сохранности можно добавить туда (из расчета на 1 литр воды)
:
- - 2-3 столовые ложки сахара и 1 таблетку аспирина;
- - 1-2 чайных ложки глицерина и столовую ложку спирта;
- - 1-2 грамма желатина, щепотку лимонной кислоты и 1/3 чайной ложки измельченного мела;
- - удобрения для комнатных растений;
- - так же, как и для дерева, можно приготовить раствор из удобрений: 1/5 чайной ложки аммиачной селитры, по щепотке калийной селитры и суперфосфата.
Менять воду в вазе необходимо каждые 2-3 дня. А сами ветки ежедневно опрыскивать.
«Greenpeace» вариант.
Сейчас в садовых центрах появились в продаже хвойные деревья с закрытой корневой системой. При желании и возможности можно купить небольшое деревце, посадить его в подходящий по размеру вазон, добавив земли. При регулярном поливе, удобрении и опрыскивании деревце может простоять до весны. И тогда его можно будет целым и невредимым пересадить в открытый грунт.
Как видите, способов продлить праздник немало. Буду рада, если вы поделитесь в комментариях результатами и расскажите, какой из них более действенный.
Желаю всем новогоднего настроения и веселых праздников!
Всем доброго дня!
Сегодня я хочу показать, как делала еловые лапки для январской странички своего календаря.
Суть этого МК очень проста и необходим минимум инструментов и материалов, а потому все вполне доступно!
Итак, приступаем!
Для работы нам понадобятся:
1. Листик белого кардстока;
2. Бечевка или джутовая веревка (не знаю, как точно называется, но ее можно найти в хозяйственных магазинах, а в OBI она просто лежит для покупателей для упаковки товара);
3. Клей ПВА;
4. Чернильный спрей Adirondack Color Wash цвет Meadow;
5. Тонкая проволока (можно заменить леской или прочной ниткой);
6. Кусачки (не обязательно, можно просто ножницы);
7. Подушечка для эмбосинга;
8. Пудра для эмбосинга (либо просто белая, либо с добавлением глитера)
Отрезаем полоску кардстока шириной 1 см. Т.е. у нас получается отрезок 1см*30 см
Не дорезаем до конца пару миллиметров, саму бахрому делаем как можно тоньше, чтобы веточка не выглядела грубой
Теперь брызгаем нашу полоску бахромы спреем (чтобы краска быстрее расходилась по поверхности, можно предварительно побрызгать спреем с обычной водой, а можно и глимер мистом, чтобы добавить мерцающий эффект).
Объясню почему я выбрала именно Сolor Wash! Эта краска не вступает в реакцию с водой и, соответственно, не размазывается. Это пригодится при дальнейшей работе с клеем ПВА. Он не испортит окраску. Кроме того может возникнуть желание покрасить полоску сразу, до создания бахромы. Этот вариант тоже не подойдет, потому что в этом случае боковинки наших иголочек останутся непрокрашенными, белыми.
Оставляем нашу бахрому полежать в чернилах минут 5, чтобы они лучше впитались и цвет был более интенсивным и равномерным. А пока можно выпить чашечку кофе =) Я советую сделать сразу несколько заготовок для покраски. Это исключительно в целях экономии чернил! Просто жалко, что столько капелек пропадут зря =) Да! Да! Я жадюга до материалов!
Вот, что мы имеем после покраски! Кстати! Одна сторона будет светлее (та, что при просушке соприкасалась с офисной бумагой, впитавшей в себя часть чернил).
Капаем на край более темной стороны немного клея и приклеиваем нашу полоску бахромы к кончику веревки под углом.
Когда убедились, что краешек надежно приклеен (можно сжать пальцами и немного подождать), наносим клей дальше по длине полоски и оборачиваем ею веревку.
Ту же операцию проделываем еще несколько раз
До тех пор, пока длина веточки не составит 4 см. Тогда мы отрезаем оставшуюся часть полоски с бахромой.
Получилась первая часть нашей веточки
Нам нужны такие 2 штуки. Соответственно, повторяем все шаги со вторым отрезком веревки 15 см и оставшейся частью бахромы.
На эти две веточки по 4 см уйдет примерно 15 см бахромы.
Остальную часть полоски бахромы 15 см мы используем для центральной и самой длинной веточки, но не полностью! Веточка получается длиной в 5 см, а остаток бахромы - примерно 4-5 см мы не отрезаем его! Он нам еще пригодится.
Вот так выглядит все, что мы наделали на данный момент. Осталось собрать все воедино, чтобы получилась лапка ели.
Как раз для этой цели я использую тонкую проволоку
Обматываем все три веревки крепко проволокой
Отрезаем излишек веревки и откусываем кончик проволоки.
Теперь смазываем поверхность веточки клеем пва, как на фото ниже,
И оборачиваем кончик остатком бахромы.
День был будний, метельный, музейные посетители были редки, и появление старика, в ветхом полушубке, в лаптях-онучах, с мешком за спиной, привлекло любопытство музейских и хорошо запомнилось.
Выдававшая входные ярлычки спросила старика с удивлением: откуда он, и что ему тут нужно?
Старик сказал: «из-под Сарова, пришел Батюшке Серафиму поклониться». Сказал твердо, ― видимо, знал, что не ошибся местом. На его спрос ― «где тут у вас Батюшка Серафим?» ― выдавальщица показала на лестницу: «там укажут».
Как узналось после, она ― «смутилась как-то… забыла приказать старику оставить мешок здесь».
Старик, хоть и очень старый и согбенный, поднимался по лестнице легко и совсем неслышно, в своих лаптях. Лестница была в три колена и крутовата, и бодрость старика удивила выдавальщицу.
На верхней площадке сидела барышня, пробивавшая ярлычки. По ее словам, старик и не задохнулся даже. На досуге, она читала, и неслышное появление такого необычного посетителя испугало даже ее. Она тоже спросила, откуда он, и зачем. Получив тот же ответ, что и нижняя, заинтересовалась «такой редкостью» и, на досуге, без посетителей, стала спрашивать, то и сё, далеко ли отсюда до Сарова, приехал по железной дороге, или подвез кто, как разыскал музей… Старик отвечал ясно и охотно, ― оказался детски-откровенным. Пришел пешком, по обещанию; от Сарова верстов сот пять, шел боле месяца, «все было хорошо, задачливо»; а пришел ― «по маменьину наказу, для памяти». Для какой… «памяти»?
//237
― «Как маменька помирала, ― наказала: «помни, Ваня… вымолила я тебя у Батюшки Серафима…» ― «отмолила, стало-ть, маменька меня…» ― «воздвиг тебя Батюшка Серафим‑Угодник…»
Слово за слово, узнала барышня, ― «как воздвиг». Усадила старика на стул, поотдохнуть, ― пожалела, какой он старый, заросший, «как моховой»; борода стала уж и зеленоватой будто.
И вот, что узнала барышня.
Мальчонком, был он дюже болен, вот помрет; ни рукой ― ни ногой, сразу с чего-то сталось. Все слезы маменька выплакала, все ходила к Батюшке Серафиму на могилку, от их села верстов сорок. И Батюшка Серафим воздвиг его. С той поры всякий год хаживали они на могилку, правили панихидку, ― «порадовать‑поклониться цветочками, с его полянки в бору», а в зимнюю пору еловые лапы в бору ломали и сосновые сучочки с шишечками, на могилку клали ― порадовать. А как «просветились мощи», годов тридцать тому, беспременно два раза на году навещивали. И маменька померла, и жена-покойница померла, и сынка в большую войну убили, и внуки попримерли, «от бедовой жизни», никого у него теперь… а то все ходили, «по завету, для памяти». А как Батюшку Серафима «взяли от нас…» ― стал дознавать, куда увезли его. Верные люди и указали, только молчать велели… Вот и пошел Батюшку искать. И теперь хорошие люди есть, «законные»: и ночевать пускали, и покормят от скудости, и копеечки подавали ― и от них чтобы поклониться Батюшке Серафиму, свечечку родимому, поставить… А то и всплакивали… ― «Скажу им святое слово ― «плачущи утешутся…» ― ан и
//л. 238
станет им весело». Задачливо было всю дорогу. Паренек однораз нагнал, с оружией, который высокой при начальстве, ― «что за человек?.. куда‑а?..» ― стро‑го так было‑окрикнул… а ничего, нестрашный: ― «чать тебе, дед, годов сто будет?..» На ахтынабиль к себе сесть велел… ― «помчало, снегу не видать!..» Сто не сто, а за восьмой десяток много перешло.
Помнилось еще барышне, как другое начальство бумажку ему сунуло, «орленую»: «везде тебя, дед, с колокольным звоном будут встречать с моей бумагой!» ― «Да я ее, малость отойдя, в снег сунул, от греха… ну-ка она неправая?..»
Барышня сама довела старика до той двери… ― и спохватилась, что отпустила его с мешком: «в голову как-то не пришло!» После было ей строгое внушение, но без особых последствий.
Когда старик вернулся оттуда , она сказала ему присесть и подала воды в кружке, но он пить не стал, сказал: «не, там снежку пожую». Она предложила ему кусочек сахару, «для силы», но он отвел ее руку с сахаром: «не, милая… меня и покормят, и чайком напоят… хорошие люди есть». Ей стало грустно: не принял от нее водицы даже.
Из расспросов у старика и по рассказам музейским… ― (это «явление» произвело сильное впечатление даже и на «ответственных» при том отделе), ― узналось, что произошло там .
Дававшая объяснения посетителям, «ответственная», ‑«была, прямо, поражена» появлением старика с мешком. Старик нимало не смущался, объяснений не слушал, а первым делом спросил‑перебил: «где положили Батюшку Серафима Преподобного… от
//239
нас взяли из Сарова?..» Она показала на витрину. Он поглядел на «ответственную» «недоверчиво», и перебил настойчиво, строго даже: «а не обманываешь?.. самый тут Батюшка Серафим и покоится ?!..» Она сказала «этому темному»: «ясно ― тут! вон, за стеклом, и косточки…»
И слухов, ходивших среди музейских, узналась «вся история».
«Ответственная» сначала ― «немножко растерялась, но взяла себя в руки», велела старику отдать ей мешок: «с вещами у нас нельзя!.. как тебя пропустили?!..» Старик отмахнулся головой и сказал ― «упрямо»: «не, не дам я тебе мешка!.. это Батюшке Серафиму, память». Она оставила: «что требовать с такого !..» ―
Подойдя к указанной витрине, где были «останки из Сарова», старик трижды перекрестился и положил три земных поклона. «Ответственная» хорошо не помнила, смотрел ли старик за стекло … ― «кажется, поглядел». Но заметила, что в его бороде блестели слезы… Говорили, что, по ее словам, ― «досадно ей как то стало… жалкий, темный народ!»
Положив поклоны, старик снял со спины мешок и стал развязывать… Она сейчас же ему сказала, возвысив голос: «что..?!.. что ты?! нельзя у нас!..» ― не зная, что вынет он из мешка, но чувствуя «что‑то недопустимое». Старик отмахнулся, хрипнул что‑то такое, вроде… ― «ну, тя..!» ― схватил мешок за углы и вытряхнул под витрину, на пол… ― «е‑лки… и какие‑то шишки!..» Она крикнула на него ― «нельзя!.. тут у нас не базар!..» Старик ― словно и не слыхал: ткнулся головой в елки, «потрясся там»… и, стоя на коленях, ― «стал
//240
тянуть, жа‑лобно‑плаксиво»… ― передавали музейские шепотком:
«…роди‑мый ты на‑ш.., Ба‑а‑тюшка Серафи‑им… пришел к тебе… Ваню‑шка‑а… по‑мню.., го‑лу‑бчик ты ша‑аш… Ба‑атюшка Серафи‑им… Угодник Бо‑о‑жий..!»
«Ответственная» ясно видела, как по его «страшному, изможденному лицу градом катились слезы…» Все же она строго выговорила ему, что ― «это у нас никак нельзя!.. что это ?! к чему это ?..»
Старик… ― «конечно, понял по‑своему, наивно…» ― и едва выговорил вдруг посеревшими губами, «ласково как‑то даже, совсем по‑детски… бесцельно было, конечно, такому , что‑нибудь втолковывать…» ― ― ―
«Еловые лапы это… с самого борку Батюшки… любил Батюшка свой борок… па‑мять наша… в память это ему, по маменьке…»
Перекрестился, едва поднялся ― и побрел, нетвердо, волоча свой мешок.
Барышня‑пробивальщица увидала старика ― «совсем изнеможенного, желтого-желтого, как покойник…» ― перепугалась, ― ну-ка, он тут помрет! ― и усадила его на стул, видя, как он мотается. Он сел и разинул рот… воздуху нехватало, «свистело в нем». И вот, тут, она подала ему воды, но он не принял. Потом, путаясь пальцами, долго складывал свой мешок, приглаживая его ровней, ― сунул за полушубок. Когда чуть отдышался, стал нашептывать, себе будто, что привел Господь… поклониться Батюшке Серафиму… Преподобному… теперь спокойно пойдет домой. И так благодушно огляделся… Она спросила ― «а что же с мешком..? почему пустой?..»
//241
Он, будто, улыбнулся, все головой покачивал, чего-то думал. Досказал, спокойно совсем, будто гляделся в свои думы: «стро-га-а… а ничего… ничего… кричит свое ― «выкинем, сожгем!..» ― что ж… ничего, ты свое делай… чего тебе велят… а я свое… сделал… маменька покойная… наказывала.. тута вот…» И стал потирать у сердца.
Расстроился, что ли, с дум своих… ― захлюпал. У барышни, ― сказывала она, ― «сжалось сердце». Горько было, что и воды от нее не принял. Помнила его слова: «не… там, снежку пожую…» Она не обижалась, чувствуя, почему он не принял и так сказал… но ей было не по себе.
Поотдохнул и пошел, сказавши: «прощай, милая…»
Долго вспоминали об этом посещении, потом забылось.
* * *
Не прошло года, было в самом начале августа. Та же барышня вдруг опять увидала старика. Он был в том же полушубке, в лаптях, с мешком. Стал, кажется, еще старей и слабей. Она напомнила ему, и он признал ее. На ее вопрос ― «с елочками?..» ― сказал: «да, милая… еловые лапы, Батюшке Серафиму». Намачивал дорогой, не посохли чтобы, не пообсыпались.
Было, как и в тот раз: поклоны и «память‑радование» ― еловые лапы и сосновые ветки в шишечках. Никто там ни слова не сказал старику. Он ушел с миром, благостный. Ласково сказал барышне: «ну, милая… прощай».
Больше не приходил.
Июль, 1947.
Париж.
ШМЕЛЕВ И.С. СВЕТ ВЕЧНЫЙ. PARIS , 1968