Захлестнувшая Крым после эвакуации армии Врангеля кровавая вакханалия нашла свое отражение не только в мемуарах и известном исследовании С.П.Мельгунова, но и в художественной литературе. Достаточно назвать произведение писателя Русского Зарубежья, Ивана Шмелева, потерявшего в Крыму единственного сына - «Солнце мертвых». Или не менее пронзительные стихи поэта Максимилиана Волошина.
Гораздо менее известно, что страшная трагедия, разыгравшаяся под небом Тавриды осенью 1920 года, нашла свое отражение в творчестве известного классика русской и советской литературы, С.Н.Сергеева-Ценского, автора эпопеи «Севастопольская страда» о первой обороне Севастополя 1854-1855 гг., лауреата Сталинской премии. В 1920-1921 гг. писатель находился в Крыму и видел происходящее своими глазами. В результате появился рассказ «Линия убийцы», являющийся своеобразным памятником эпохи.
С.Н.Сергеев-Ценский
ЛИНИЯ УБИЙЦЫ
(Из серии «Крымские рассказы»)
Жаль - протянул он. - Вы бы украсили, так сказать, мой праздник скромный.
- Да что вы, именинник, что ли?
- Больше: комбриг! Вчера получил назначение. Завтра еду принимать бригаду.
Я поздравил его, вторично извинился, что не могу быть, и мы простились.
Больше я не видал Рыбочкина.
Но на другой день после «скромного праздника» зашла ко мне бывшая на этом празднике, как артистка местной труппы, моя соседка по даче, молодая женщина-врач Нина Семеновна. Она служила в труппе, так как медициной теперь заработать ничего было нельзя, а в труппе она все-таки получала паек и иногда попадала на подобные ужины.
- Ну, и чудовище этот Рыбочкин - начала она. - Вы представьте, - дошел до того, что предложение сделал! «Поедемте, - говорит, - со мною, - будете моей женой - шестьдесят четвертой!».
- Вы шутите? — изумился я.
- Какое там шучу! — и на глазах у нее слезы блеснули. — «Не все ли, — говорит, вам равно, раз вы артистка?» — «Я, — говорю, — врач, а не артистка, — было бы вам известно. Я поневоле артистка!»
- «Ну, как врач, кому вы нужны? — говорит. — Вот только на борьбу с сыпным тифом куда-нибудь послать могут... Охота вам! Я бы на вашем месте молчок про врача-то... Имейте в виду, — что будет тут голод: — куда мы приходим, там начинается голод, — это как правило. Мы уничтожаем свободную торговлю, ведем борьбу со спекуляцией, не даем никуда пропусков, — и в результате наступает голод. Имейте это в виду... А у меня, как комбрига, вы, конечно, будете сыты. У меня сейчас есть жена, только я уж так привык: при каждой перемене места меняю и жен. Какая на мне очень виснет и расставаться с тепленьким местечком не желает, ту убиваю.
- Неужели так и сказал? - изумился я.
- При всех!
- Рисовался?
- А что ему стоит? Кто его за это судить будет? Тем более теперь, во время террора... Ведь при каждой бригаде своя чрезвычайка. Может обвинить кого угодно и в чем угодно!
- Нина Семеновна! Помилуйте, что вы!.. Я думаю, что был он просто пьян! - почти испугался я.
- Не на-столь-ко!.. Очень подробно рассказал о здешней - своей жене, сестре милосердия, Наташе Линчуковой. Ведь я же ее отлично знаю, - очень скромная, милая, и даже предположить не могла, что она вдруг стала его женой!.. Правда, куда теперь денешься? Жить как-нибудь надо… Бросил, говорит, свой браунинг в колодезь, - до того мне жалко ее убивать, а денщик-дурак слазил за ним, вытащил, обсушил, салом смазал... Да ты ж мерзавец, кричу ему, - что же ты сделал?! - «Жалко веща, говорит (башкир он). - А человека тебе, стервячья морда, не жалко? Сейчас же поди скажи ей, чтобы сама ушла, а то непременно убью!»
- Вот какая Синяя Борода, садист! И нисколько никого не стесняется, точно все мы кругом пыль какая-то, а не люди!
- Однако...Позвольте мне задать вам неловкий вопрос: все до конца досидели на этом «празднике скромном»? - полюбопытствовал я.
- Все досидели.
- И никто не возмутился и не ушел? Пили и ели?
- Никто не ушел... Пили и ели, потому что все были голодны... А Николай Иваныч, - знаете, артист московский, - даже спел к случаю: «Душа моя мрачна! «Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая»... А Ильинская даже две бутылки вина со стола в свою огромную муфту спрятала: «Обменяю, говорит, на хлеб, а то ребятам завтра есть нечего».
Я вспомнил про свою муку, вспомнил, что мы с женой перебивались только небольшим запасом сушки, бывшей в шкафу, в столовой, и потому не украденной, - и тем, что жена выменивала фунтиками муку и крупу на свои платья и посуду в домах зажиточных татар, - и понял бедных «артистов поневоле».
Нина Семеновна уговорила шестьдесят третью жену Рыбочкина скрыться. Рыбочкин уехал получать бригаду. То страшное время, о котором трудно было сказать иначе, чем словами Рыбочкина: «Человек человека проклял!» настало и у нас, в нашем приморском захолустье, докатилось к нам из больших городов Крыма. Там уж давно стонали, застонали и у нас.
Это было в начале декабря вечером. Я встретил учительницу местной гимназии, мать двух малолеток, мужа которой, бывшего в германскую войну офицером, расстреляли за то, что он - бывший офицер. Это была женщина нервная, измученная голодом своим и голодным плачем детишек, страдавшая бессонницей от забот и от холода в квартире.
- Вы слышите? - сказала она мне срыву: - земля стонет! Я посмотрел на нее, как на помешанную.
- Вот и сейчас... Вот опять!.. Слушайте лучше!.. Вот в этой балке.
Я прислушался. Действительно: звуки были глухие, трубные, похожие на те, какие издает болотная птица выпь, — бучило, — водяной бык. Я так и сказал ей:
- Птица, должно быть.
- Какая там птица! И везде стонет, - ведь не в одном месте!.. И откуда она вдруг
взялась, эта птица? Раньше не было, а теперь появилась!..
Она была даже как будто огорчена тем объяснением, какое я ей предложил.
- Хорошо, пусть это не птица... Но как же может стонать земля? - спросил я даже без тени насмешки.
- Не знаю... Я рубила дрова в балке, вон там, а какой-то человек телку свою искал. Говорит, это земля стонет. «По всему Крыму, — говорит, так!..»
- Послушайте, — сказал я, — но ведь вы же учились! Вы, тем более, математичка, окончили курсы... Позвольте мне, профессору, пожурить вас: Разве не стыдно вам говорить такие вещи: «земля стонет?» — Темному человеку, искавшему телку, простительно, но вам... вам...
- Ах, теперь все мы стали темные! - вскричала она. - И при чем теперь мои курсы?.. Да я бы на месте земли сама застонала!... Пусть она и не стонет даже, но раз всем чудится, будто она стонет, значит она и стонет! Достаточно того, что все одинаково чувствуют, что она именно стонет!
- Это, значит, вроде: «Аминь!» - ему грянули камни в ответ?.. Камни возопили?.. Нет, будем пока еще трезвы. Знаете ли, что я припомнил: это, наверно, дельфины или белухи... Вообще морские животные... те самые сирены, о которых писал Гомер в «Одиссее».
- А это уж, должно быть, как вы объяснили, люди ходят, чтобы сама земля из
сочувствия к ним стонала. И вот она стонет.
Стонали у нас, как потом оказалось, действительно дельфины, но было отчего застонать и земле.
Настали апокалипсические времена. Есть такая фраза в апокалипсисе: «И нельзя будет ни купить, ни продать»... Признаюсь, я совершенно не понимал ее раньше. Главное, я не представлял ясно; почему именно нельзя будет ни купить, ни продать? И в пламенной книге патмосца это казалось мне каким-то бессмысленным местом.
И однако жизнь оправдала и это бессмысленное как будто место: ни купить, ни продать ничего нельзя было просто потому что то и другое воспрещалось. Открытым оставался вопрос: как же должно было существовать население? Подсказывался прямой и ясный ответ: оно должно было умереть, - но в такой ответ все-таки не хотелось верить. Можно было оставить голого человека на голой земле, но совершенно оголить от человека землю - из цветущего края делать пустыню во имя скорейшего счастья того же человека - это уж казалось непостижимой абракадаброй.
Как цитадель белогвардейщины, весь Крым был объявлен «вне закона».
Всюду понаехали чрезвычайки, арестовывая и «выводя в расход» остатки буржуазии или попросту интеллигенции, застрявшей в Крыму. Но за каждое неосторожное слово арестовывали и сажали надолго в «подвал» и рабочих, иногда же их выводили на расстрел вместе с представителями высших классов и остатками офицерства, поверившего в амнистию и явившегося на регистрацию. Люди так были запуганы, наконец, бесчисленными «нельзя» и ни одним «можно», что перестали уж показываться на улицах, и улицы стали пустынны. Отцы стали бояться собственных детей, знакомые - хороших знакомых, друзья - друзей.
Служащие многочисленных советских учреждений, кроме куска черного хлеба непросеянной муки с половой, ничего не получали за труд, так как деньги были объявлены буржуазным предрассудком, точно так же, как и все вообще удобства жизни. Однако чекисты щеголяли в бобровых шубах и шапках и имели весьма упитанный вид. Они заказывали себе бифштексы, и для этого отбирались у населения и вырезались иногда за три дня до отела редкостные породистые коровы.
Становилось непонятным, как можно было в подобной обстановке вести хозяйство, и объяснялось, что хозяйство — преступление, и всякий хозяин — буржуй, явный враг советского строя. Хозяева начали самоуправляться: усиленно резать скот и домашнюю птицу. Дошло до того, что петухи уж перестали петь, а коровы мычать, по той простой причине, что их уже не было. Все лошади были перечислены в трамот, и их безжалостно гоняли, забывая, что их надо кормить. Скоро в трамоте остались одни только экипажи без лошадей. Голодные тощие собаки, покинувшие голодных хозяев, стаями бродили по городу, потом перекочевывали в окрестности, где могли питаться падалью. Отары татарских коз и овец чабаны угнали далеко в леса, но там охотились за ними зеленые, число которых сильно увеличилось, так как от голода многие позеленели.
Встречавшиеся мне иногда знакомые татары, озираясь кругом, выпучивали глаза и говорили шепотом: «Что теперь будим делать, скажи? Канцы ка-анцами завсим плохам жить асталси!.. Помирать будим.... Они все-таки надеялись, то за них заступится Турция, - Энвер-паша, - которого называли они своим государем, так как представить себе существование без государя никак не могли. Обладая большим запасом восточного терпения, они терпеливо ждали, что кто-то должен откуда-то придти и сказать, что так их мучить нельзя, - и по утрам долго смотрели на море: может быть, «энглези» своих дредноутах, может быть «францыз»...
Русские становились только молчаливее, худее и мрачнее. Рабочие были сбиты в советские мастерские, где работали за фунт хлеба, перекоряясь с теми, кто наблюдал за работой. Рыбаков винтовками загоняли на баркасах в море ловить камсу, - причем и баркасы и сети были отняты у владельцев, - и рыбаки, прежде привозившие полные уловы, пудов по шестидесяти на баркас, теперь привозили пуда по два, по три и еще до прихода морской милиции спешили раздать половину голодным, а милиция забирала остальное. И так во всем.
Людей, которые никогда не копали землю, посылали на ответственную работу - перекапывать виноградники, отнятые у владельцев и теперь ставшие совхозами. Людей, не имевших понятия об обрезке, посылали в целях искоренения буржуазного наследства обрезать грушевые и яблоневые сады. Отбирали остаток дойных коров, собирали на советскую ферму и там их портили и сводили на нет их молочность.
У татар, как земледельцев, не отнимали садов и табачных плантаций, но ни один татарин не вышел в свой сад зимою и не вышел весной на плантации. - «Зачем будим рапотать, скажи? - говорили они недоуменно. - Чтобы он пришел, себе забрал? Нехай сам работай!»…И сады запустели, виноградники стали рубить на топливо.
Так прошла зима.
Все сжалось, все замерло. Жили и пользовались всеми благами жизни на пространстве Крыма только те, которые сажали в «подвалы», судили и «выводили в расход» десятками тысяч.
И одна из самых деятельных чрезвычаек была при бригаде моего знакомца Рыбочкина. Говорили, что там даже был случай острого помешательства самого начальника чрезвычайки латыша Свестыня: пришлось, будто бы, ему присутствовать при массовом расстреле нескольких сот человек за одну ночь, и он помешался. Но Рыбочкин жил, по-видимому, хорошо. Видавшие его люди передавали мне, что он пополнел и приобрел важную походку, что его жена теперь бывшая графиня, которую он только этим путем спас от верной казни, - что он в своей округе - все, - вроде того, как старые цирковые борцы писали о себе в афишах: «Чемпион мира и окрестностей».
Слыша это, я уж не удивлялся. В последний раз о комбриге Рыбочкине мне пришлось, услыхать летом 21-го года. На перевале был обстрелян зелеными автомобиль, в котором ехал Рыбочкин с двумя подчиненными. Так как нападавших было человек двенадцать, то о сопротивлении нечего было и думать, тем более, что первыми же выстрелами был убит шофер, и машина уткнулась в придорожный бук и сломала шасси. Однако, хотя двое других тут же сдались, Рыбочкин, веря в свою звезду, отстреливался из браунинга, пока не расстрелял патронов. Двоих удалось ему ранить, из них одного - смертельно. Потом он бросился бежать в лес. Но лес около Перевала зеленые знали лучше, чем он. Его поймали, связали, принесли снова на шоссе, привязали к автомобилю и подожгли бак с бензином.
Автомобиль сгорел, а вместе с ним сгорел Рыбочкин, роковой человек, отмеченный «линией убийцы», и автор четырех изречений о современности, из которых последнее: «Человек человека проклял», - кажется мне наиболее удачным.
Крым. Алушта.
Март 1922 года.
Опубликовано: Крымский архив, № 2. - Симферополь: 1996. - с. 113-116
- (1875 1958), рус. сов. писатель. В 1927 опубл. пьесу «Поэт и чернь» (в 1928 одноим. повесть) о гибели Л. В письме к автору М. Горький отметил, что Л. был «острее, непримиримей». В пьесе «У гроба Пушкина» (1937) изображена история создания стих.… … Лермонтовская энциклопедия
СЕРГЕЕВ ЦЕНСКИЙ (Сергеев) Сергей Николаевич (1875 1958), русский писатель, академик АН СССР (1943). Историко революционная эпопея «Преображение России» (12 романов и 3 повести, 1914 58), в т. ч. роман о Крымской войне 1853 56 «Севастопольская… … Энциклопедический словарь
Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - Сергеев Ценский (псевдоним; настоящая фамилия ‒ Сергеев) Сергей Николаевич , русский советский писатель, академик АН СССР (1943). Родился в семье учителя. Окончил… … Большая советская энциклопедия
СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ Сергей Николаевич - СЕРГЕЕВ ЦЕНСКИЙ (Сергеев) Сергей Николаевич (1875 1958) русский писатель, академик АН СССР (1943). Историко революционная эпопея Преображение России (12 романов и 3 повести, 1914 58), в т. ч. роман о Крымской войне 1853 56 Севастопольская страда… … Большой Энциклопедический словарь
Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - Сергей Николаевич Сергеев Ценский (18 (30) сентября 1875, село Преображенское Тамбовской губернии 3 декабря 1958, Алушта) русский советский писатель, академик АН СССР (1943). Сергеев Ценский псевдоним; настоящая фамилия Сергеев. Содержание 1… … Википедия
СЕРГЕ/ЕВ ЦЕ/НСКИЙ Сергей Николаевич (1875 1958) российский сов. писатель, в творчестве которого значительное внимание уделено морской тематике, академик АН СССР (1943). Настоящая фамилия Сергеев. Окончил Глуховский учительский инст. (1895). С… … Морской биографический словарь
Сергеев-Ценский, Сергей Николаевич - (Сергеев). Род. 1875, ум. 1958. Писатель. Произведения: "Преображение России" (историко революционная эпопея, 1914 58). Лауреат Государственной премии СССР (1941). С 1943 г. действительный член АН СССР … Большая биографическая энциклопедия
Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - (наст. фам. Сергеев; 1875–1958) – рус. писатель. Акад. АН СССР. Род. в семье учителя в Тамбове, стоящем на берегу р. Цны (отсюда пс. «Ценский»). Рано начал писать стихи. Был учителем. Печатался с 1898. Автор историко революц. эпопеи «Преображение … Энциклопедический словарь псевдонимов
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (настоящая фамилия - Сергеев) родился 30 сентября 1875 года в селе Бабино Тамбовской губернии (сейчас – Преображенское, Рассказовского района Тамбовской области) в семье учителя земской школы. Его отец, Николай Сергеевич Сергеев, участник Севастопольской обороны 1854-55 годов, был большим любителем чтения, что повлияло на Сережу. Воспитанный на стихотворениях Пушкина, Лермонтова и баснях Крылова, многие из которых будущий писатель выучил наизусть, в семь лет он сам стал сочинять стихи. Мать, Наталья Ильинична, терская казачка, научившаяся грамоте от мужа, была внимательна и ласкова к своим трем сыновьям, компенсируя суровость отца.
С пяти лет Сергей Николаевич жил в Тамбове. Здесь в 1890 году окончил уездное училище, поступил в приготовительный класс Екатерининского учительского института.
В 1892 году в "Тамбовских губернских ведомостях" был опубликован его первый литературный опыт - заметка "Кочетовская плотина". Плененный красотой тамбовской речки Цны, писатель прибавил к своей фамилии псевдоним Ценский и под этим именем вошёл в литературу.
Оба старших брата писателя умерли рано. Судьба была сурова к Сергею Николаевичу: вскоре скончалась его мать, потом отец. Будущий писатель остался без средств к существованию. После смерти родителей Сергей Николаевич уехал в Черниговскую губернию и 1892 году был принят на казенный счет в учительский институт в Глухове. Окончив с медалью институт в 1895 году, он получает назначение в гимназию, но по собственному желанию сначала отбывает воинскую повинность. Год службы - рядовым, ефрейтором, унтер-офицером, и, для того, чтобы уйти из армии, сдача экзаменов на прапорщика запаса. В сентябре 1896 года Сергеев-Ценский уже преподает русский язык в Каменец-Подольском городском училище. Несколько лет он работал преподавателем в разных городах Украины, Прибалтики, России, применяя передовые для своего времени методы обучения. Понимая, что для творчества необходимо знание жизни, в это же время он много путешествовал, побывал в Средней Азии, в Архангельске, в Сибири, на Кавказе.
В 1901 году в Павлограде тиражом 300 экземпляров вышла первая книга С.Н. Сергеева-Ценского - поэтический сборник "Думы и грезы".
С 1900 года он начинает писать рассказы, первые из которых ("Забыл" и "Тундра") были напечатаны в журнале "Русская мысль" в 1902 году.
Пребывание в армии в 1904-05 гг. во время русско-японской войны и в первый год 1-й мировой войны дало Сергееву-Ценскому бесценный материал для романа "Поручик Бабаев", повестей "Пристав Дерябин" и "Батенька", эпопей "Севастопольская страда" и "Преображение России".
После увольнения из армии в конце 1905 года за "политическую неблагонадежность", писатель поселился в Крыму, в Алуште, где жил в построенном в 1906 году на склоне Орлиной горы доме. Пятикомнатный дом с юга, запада и востока опоясывают три веранды. Вокруг дома парк-сад, выращенный писателем на бывшем пустыре. Гостями Сергеева-Ценского в этом доме были писатели А. Куприн, И. Шмелев, М. Горький, К. Чуковский, А. Новиков-Прибой, С. Маршак, К. Тренев, А. Первенцев и другие.
После переезда в Крым писательский труд стал основным занятием С.Н. Сергеева-Ценского.
В 1905 году он написал повесть "Сад", которая отразила нарастание протеста против социальной несправедливости. За публикацию этого сочинения журнал "Вопросы жизни" был закрыт. Этапной для писателя стала повесть "Печаль полей" (1909 ), полная тревоги за судьбу русской деревни. Она связана с Тамбовщиной.
В Алуште Сергеев-Ценский встретил революцию 1917 года, пережил гражданскую войну, голод 1921 года в разграбленном и разоренном войной Крыму. В это время писал мало. С этим периодом связано важное событие в жизни писателя – в 1919 году Сергеев-Ценский женился на учительнице Христине Михайловне Буниной. С 1923 года мастер обратился к историческим темам (пьесы, повести и романы о Пушкине, Лермонтове и Гоголе). Восторженного отношения к Октябрьской революции в тот период в произведениях Сергеева-Ценского не было, в Малой советской энциклопедии (1930 г.) о его творчестве сказано: "…Неприятие пролетарской диктатуры искажает перспективу и парализует у писателя здоровое восприятие современности. С.-Ц. дает картины разрушения и гибели культуры ("Павлин"). Временами С.-Ц. говорит совершенно контрреволюционным языком, скрытно, но злобно". Постепенно взгляды Сергеева-Ценского на жизнь в СССР начали меняться. Идейно стало меняться и его творчество.
В 1930 -е годы вышли в свет повести "Счастливица", "Маяк в тумане", рассказы "Устный счет", "Воронята" и другие.
В 1937 - 1939 годах писатель работал над романом о Крымской войне 1853-56 годов “Севастопольская страда”. Это объемное художественное полотно, насчитывающее более 350 индивидуализированных действующих лиц и воссоздающее ход событий обороны Севастополя. За него автор получил в марте 1941 году Государственную премию СССР.
Перед самой оккупацией Крыма фашистскими войсками, в августе 1941 году, С.Н. Сергеев-Ценский вынужден был эвакуироваться. Проживая вначале в Москве, а затем в Куйбышеве и Алма-Ате, он, не щадя сил, продолжал свой литературный труд. В годы Отечественной войны Сергеев-Ценский пишет публицистические статьи, рассказы о героях-современниках (сборник "Настоящие люди", 1943 ), романы "Брусиловский прорыв", "Пушки выдвигают" и "Пушки заговорили" (1944 ).
В 1943 году писатель был избран действительным членом Академии наук СССР.
Во время Великой Отечественной войны дом Сергея Николаевича был разрушен оккупантами, восстановили его в 1946 году. Пропала значительная часть архива С.Н. Сергеева-Ценского. Гордостью хозяина и украшением дома были картины И. Репина, С. Колесникова, С. Семирадского; личная библиотека писателя, включающая более 10 тысяч книг. После смерти хозяина дома, в нем, в 1962 году, был организован литературный дом-музей. Главное произведение С.Н. Сергеева-Ценского - незавершенная многотомная эпопея "Преображение России" которой писатель отдал 45 лет жизни c 1914 по 1958 годы. В нее вошли 12 романов, 3 повести и 2 этюда. Эпопея отразила жизнь дореволюционного русского общества, события первой мировой войны, февральской революции 1917 года, гражданской войны.
До конца жизни Сергеев-Ценский оставался активно действующим писателем. Сергей Николаевич соблюдал строгий распорядок дня до последних дней. Рано поднимался, начинал день с зарядки и с обливания холодной водой, затем совершал небольшую прогулку и садился за письменный стол. В восемь часов завтракал, и снова за стол, за которым работал восемь-десять часов ежедневно. Лишь раз в неделю позволял себе отдых на природе - прогулки в горы или к морю.
Творчество Сергея Николаевича разнопланово, помимо прозы он автор пьес, басен, литературных воспоминаний о М. Горьком, И. Е. Репине, А. С. Новикове-Прибое. После смерти писателя осталась незавершенной эпопея в стихах "Долой войну", воссоздающая картины и ход Отечественной войны 1812 года. В советское время сочинения Сергеева-Ценского издавались 180 раз тиражом свыше 10 миллионов экземпляров на 15 языках народов СССР. Писатель был награждён орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Знак Почёта.
В канун столетия со дня рождения писателя был выпущен почтовый конверт с его портретом, а к стодвадцатипятилетию - почтовый конверт с изображением памятника Сергею Николаевичу. В Тамбове помнят С.Н. Сергеева-Ценского. Его именем названа одна из улиц областного центра, на берегу реки Цны в 1975 году воздвигнут памятник писателю, созданный скульпторами Т. Вельцен, С. Лебедевым и архитектором А. Куликовым. Это второй памятник Сергею Николаевичу, а первый, работы скульптора Н.В. Томского, был установлен в Алуште в 1966 году.
В сентябре 1995 года в Тамбове прошла международная конференция "С.Н. Сергеев-Ценский и современность", посвящённая 120-летию со дня рождения писателя. По материалам конференции была издана коллективная монография "Я с Россией до конца... ". В том же году учреждена областная литературная премия имени Сергеева-Ценского.
В 2000 году, в честь 125-летия мастера слова, в Тамбовской областной библиотеке им. А.С. Пушкина прошел литературно-музыкальный вечер.
С.Н. Сергеева-Ценского – ул. Сергеева-Ценского, 5. Открыт для посещения с 9 до 17 часов, кроме воскресенья и понедельника.
Музей открылся 6 мая 1962 г. в доме, где с 1906 по 1941 г. и с 1946 по 1958 г. жил выдающийся мастер русской советской прозы, академик АН СССР Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (1875- 1958).
Приехав в Алушту в 1905 г., писатель приобрел участок земли на склоне горы, в нескольких километрах от Алушты «на стыке двух стихий»: моря и берега. По своему проекту построил писательскую мастерскую - дом из трех комнат и веранды, а впоследствии посадил фруктовые деревья и кипарисовые аллеи.
В годы Великой Отечественной войны архив и часть библиотеки писателя были вывезены в Германию, дом был разрушен, почти полностью вырублен сад. В августе 1944 г. С. Н. Сергеев-Ценский вернулся в Алушту и занялся восстановлением дома, дополнительно достроив к нему две комнаты и две веранды. В течение двух лет был посажен новый сад и три кипарисовые аллеи, которые сохранились до наших дней.
В этом доме на горе Орлиной были написаны самые значительные произведения, вошедшие в сокровищницу советской литературы: эпопеи «Преображение России» и «Севастопольская страда» (за которую писатель в 1941 г. удостоен Государственной премии СССР), а также романы, повести, пьесы, очерки, литературно-критические и публицистические статьи, стихотворения и басни.
Почти полвека С. Н. Сергеев-Ценский прожил в Алуште. Писатель похоронен в парке, недалеко от дома. На могиле установлен памятник из крымского диабаза. Авторы - скульпторы Н. Петрова и II. Качанов.
В фондах музея насчитывается 20 тыс. музейных предметов: рукописи, документы, архивные материалы, книги, журналы, личные вещи писателя и его семьи.
Дом-музей является памятником архитектуры начала XX в. и историко-мемориальным зданием. В 1965 г. на его фасаде установлена мемориальная доска.
Экспозиция музея состоит из двух отделов: литературного и мемориального. Литературная экспозиция размещается на западной и восточной верандах, она знакомит посетителей с жизнью и творчеством С. Н. Сергеева-Ценского, рассказывает о его литературном окружении, друзьях и учениках, о встречах, которые происходили в этом доме с А. Куприным, К. Чуковским, А. Новиковым-Прибоем, Н. Никандровым, С. Маршаком, П. Павленко, А. Перегудовым, А. Первен-пеным, Е. Поповкиным, К. Треневым, И. Шмелевым…
Экспонируются почти все публикации произведений С. Н. Сергеева-Цепского, а также книги, переведенные на многие иностранные языки, начиная с романа «Бабаев» (1910) и заканчивая последним переводом романа «Валя» (1979).
В комнатах дома (библиотека, кабинет, столовая, комната жены X. М. Сергеевой-Ценской, гостиная), на южной веранде, названной Л. Куприным «шагальней», полностью сохранена обстановка, которая была при жизни писателя,- мемориальный отдел музея. В небольшой комнате (бывшая кухня) представлена часть рабочего кабинета из московской квартиры.
В настоящее время библиотека С Н. Сергеева-Ценского насчитывает более 10 тыс. книг и журналов: работы В. И. Ленина с пометками писателя, К. Маркса и Ф. Энгельса, книги по философии, искусству, литературе, медицине, военному делу, агрономии, истории России, Крымской, первой мировой и гражданской войнам, уникальные издания XVIII-XIX вв.
В кабинете писателя на рабочем столе находятся вещи, которыми он пользовался в последние дни жизни: книги, блокнот, ручка, пневматический револьвер dan wesson , очки и календарь с датой - 3 декабря 1958 г. - днем кончины Сергея Николаевича. В последние годы кабинет служил писателю спальней. Над кроватью висит акварель - этюд «Казак», подаренный И. Е. Репиным в 1926 г. с дарственной надписью. У кровати стоит шкаф с книгами, преподнесенными С. Н. Сергееву-Ценскому друзьями. На одной из них написано: «Любимому художнику слова. М. Горький, 15.V1II.1927. Сорренто».
В просторной столовой за обеденным столом обычно собиралась семья. Здесь принимали гостей, радушно угощали фруктами из сада, велась непринужденная беседа за чашкой чая. Внимание посетителей привлекает портрет С. Н. Сергеева-Ценского, написанный моряком-севастопольцем Ю. Большаковым.
Уют комнате придает старинный резной дубовый гарнитур. Почти всю стену занимает картина художника С. Колесникова «Весенняя пахота» (1915), которая очень нравилась писателю.
Дом С. Н. Сергеева-Ценского в Алуште - единственный в нашей стране музей, где собраны почти все материалы, связанные с жизнью и творчеством этого писателя
В музее проводятся конференции, литературные чтения с участием ученых и писателей из многих городов страны. Традиционны дни открытых дверей (30 сентября), литературные вечера, «музыкальная гостиная», встречи с теми, кто лично знал писателя.