Осень. В просторной избе зажи-точ-ного, болез-нен-ного мужика Петра — жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовет и ругает, грозясь рассчи-тать Никиту, щеголе-ва-того парня лет двадцати пяти, работ-ника лени-вого и гуля-щего. За него с яростью всту-па-ется Анисья, а Анютка, их деся-ти-летняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, роди-телей Никиты. Услышав о пред-сто-ящей Ники-тиной женитьбе, Анисья «взбе-ле-ни-лась <...> ровно овца круговая» и еще злобней набро-си-лась на Петра, задумав любыми сред-ствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные наме-рения мачехи. Никита откры-вает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья преду-пре-ждает: если что... «Жизни решусь! Согре-шила я, закон рушила, да уж не воро-чаться стать». Как Петр умрет, обещает взять Никиту в дом хозя-ином и разом покрыть все грехи.
Матрена застает их обняв-шись, сочув-ствует Анисьиной жизни со стариком, обещает поме-шать Акиму и напо-следок, тайно сгово-рив-шись, остав-ляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа — «ника-кого духу нет, а сила большая...». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпи-ра-ется на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына остав-ляют в работ-никах еще на год.
От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подо-зре-ниях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её <...> так-то и меня обидишь <...> пес ты».
Проходит шесть месяцев. Умира-ющий Петр зовет Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно наве-стить сына приходит Матрена с изве-стием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матве-е-вичем. С глазу на глаз пере-го-ва-ри-ва-ются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена преду-пре-ждает держать все в тайне от Никиты — «жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выпол-зает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправ-ляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усажи-ва-ется на крыльце с Петром. К воротам подъ-ез-жает Никита Хозяин расспра-ши-вает его о пахоте, проща-ется, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыс-ки-ва-ются прямо на Петре — нащу-пала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама настав-ляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если <...> похра-пы-вать начнет <...> ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбе-гает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, поль-зуясь её расте-рян-но-стью, тут же пере-дает деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начи-нают обмы-вать покой-ника.
Проходит еще девять месяцев. Зима. Анисья нена-рядная сидит за станом, ткет, ждет из города Никиту с Акулиной и, вместе с работ-ником Митричем, Анютой и загля-нувшей на огонек кумой, обсуж-дают Акули-нины наряды, бесстыд-ство («растрепа-девка, неха-лявая, а теперь расфу-фы-ри-лась, разду-лась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да спла-вить быстрей, беспут-ство и пьян-ство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко <...> Ничего-то я сдуру не приме-чала <...> а у них согласье было», — стонет Анисья.
Отво-ря-ется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лоша-денку. За ужином Анисья жалу-ется на «балов-ство» и безоб-разия Никиты, усове-стить просит. На что Аким отве-чает одно: «...Бога забыли» и расска-зы-вает о ладном житье-бытье Маринки.
Никита пьяный, с мешком, узлом и с покуп-ками в бумаге оста-нав-ли-ва-ется на пороге и начи-нает кура-житься, не замечая отца. Следом идет разря-женная Акулина. На просьбу Акима Никита выни-мает деньги и созы-вает всех пить чай, прика-зывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столеш-ником возвра-ща-ется из чулана и смахи-вает полу-шальчик, купленный Акулиной. Вспы-хи-вает ссора. Никита вытал-ки-вает Анисью, приго-ва-ривая Акулине: «Я хозяин <...> Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Поте-шась, возвра-щает Анисью, достает наливку, угощенье. Все соби-ра-ются за столом, только Аким, видя неладное житье, отка-зы-ва-ется от денег, еды и ночлега, и, уходя, проро-че-ствует: «к поги-бели, значит, сын мой, к поги-бели...»
Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акули-нины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, зане-могши животом. «С глазу», — угова-ри-вает сватов Матрена, — а так «девка как литая — не ущип-нешь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк ново-рож-ден-ного. Матрена с Анисьей торо-пятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму — «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огры-за-ется Анисье: «...опосты-лела она мне <...> А тут порошки эти <...> Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упор-ствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже...» — и все же сдается, берет младенца, завер-ну-того в тряпье, муча-ется. Анисья выхва-ты-вает у него из рук ребенка, кидает в погреб и стал-ки-вает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита выле-зает из погреба, трясется весь, со скребкой броса-ется на мать и Анисью, потом оста-нав-ли-ва-ется, бежит назад, прислу-ши-ва-ется, начи-нает метаться: «Что они со мной сделали? <...> Пищал как <...> Как захру-стит подо мной. И жив все, право, жив <...> Решился я своей жизни...»
Гости гуляют на Акули-ниной свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с веревкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина <...> и выть не выла...» Девок дого-няет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушел со свадьбы: «...А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размы-кать...» Разговор преры-вает Семен и уводит жену к гостям. Никита, остав-шись один, снимает сапоги и подби-рает веревку, делает из нее петлю, прики-ды-вает на шею, но заме-чает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвы-пившую Анисью. В конце концов будто бы согла-сив-шись на уговоры, встает, обирает с себя солому, отсылая их вперед. Выпро-водив мать и жену, снова садится, разу-ва-ется. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь <...> людей не боюсь...» словно придает сил и реши-мости Никите.
В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благо-сло-вения «вотчима». Среди гостей — Марина, муж её и урядник. Когда Анисья разносит вино, песни замол-кают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, — «Божье дело идет...» — во всех грехах — в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совра-щении Акулины и убий-стве её ребе-ночка: «Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь <...> Я сделал, один я!» Отцу кланя-ется: «...говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обни-мает его. Свадьба расстро-и-лась. Урядник зовет понятых допра-ши-вать всех и вязать Никиту.
Осень. В просторной избе зажиточного, болезненного мужика Петра - жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовет и ругает, грозясь рассчитать Никиту, щеголеватого парня лет двадцати пяти, работника ленивого и гулящего. За него с яростью вступается Анисья, а Анютка, их десятилетняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, родителей Никиты. Услышав о предстоящей Никитиной женитьбе, Анисья «взбеленилась […] ровно овца круговая» и еще злобней набросилась на Петра, задумав любыми средствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные намерения мачехи. Никита открывает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья предупреждает: если что… «Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать». Как Петр умрет, обещает взять Никиту в дом хозяином и разом покрыть все грехи.
Матрена застает их обнявшись, сочувствует Анисьиной жизни со стариком, обещает помешать Акиму и напоследок, тайно сговорившись, оставляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа - «никакого духу нет, а сила большая…». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпирается на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына оставляют в работниках еще на год.
От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подозрениях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её […] так-то и меня обидишь […] пес ты».
Проходит шесть месяцев. Умирающий Петр зовет Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно навестить сына приходит Матрена с известием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матвеевичем. С глазу на глаз переговариваются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена предупреждает держать все в тайне от Никиты - «жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выползает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усаживается на крыльце с Петром. К воротам подъезжает Никита Хозяин расспрашивает его о пахоте, прощается, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыскиваются прямо на Петре - нащупала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама наставляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если […] похрапывать начнет […] ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбегает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, пользуясь её растерянностью, тут же передает деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начинают обмывать покойника.
Проходит еще девять месяцев. Зима. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет, ждет из города Никиту с Акулиной и, вместе с работником Митричем, Анютой и заглянувшей на огонек кумой, обсуждают Акулинины наряды, бесстыдство («растрепа-девка, нехалявая, а теперь расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да сплавить быстрей, беспутство и пьянство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко […] Ничего-то я сдуру не примечала […] а у них согласье было», - стонет Анисья.
Отворяется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лошаденку. За ужином Анисья жалуется на «баловство» и безобразия Никиты, усовестить просит. На что Аким отвечает одно: «…Бога забыли» и рассказывает о ладном житье-бытье Маринки.
Никита пьяный, с мешком, узлом и с покупками в бумаге останавливается на пороге и начинает куражиться, не замечая отца. Следом идет разряженная Акулина. На просьбу Акима Никита вынимает деньги и созывает всех пить чай, приказывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столешником возвращается из чулана и смахивает полушальчик, купленный Акулиной. Вспыхивает ссора. Никита выталкивает Анисью, приговаривая Акулине: «Я хозяин […] Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Потешась, возвращает Анисью, достает наливку, угощенье. Все собираются за столом, только Аким, видя неладное житье, отказывается от денег, еды и ночлега, и, уходя, пророчествует: «к погибели, значит, сын мой, к погибели…»
Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акулинины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, занемогши животом. «С глазу», - уговаривает сватов Матрена, - а так «девка как литая - не ущипнешь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк новорожденного. Матрена с Анисьей торопятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму - «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огрызается Анисье: «…опостылела она мне […] А тут порошки эти […] Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упорствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже…» - и все же сдается, берет младенца, завернутого в тряпье, мучается. Анисья выхватывает у него из рук ребенка, кидает в погреб и сталкивает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита вылезает из погреба, трясется весь, со скребкой бросается на мать и Анисью, потом останавливается, бежит назад, прислушивается, начинает метаться: «Что они со мной сделали? […] Пищал как […] Как захрустит подо мной. И жив все, право, жив […] Решился я своей жизни…»
Гости гуляют на Акулининой свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с веревкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина […] и выть не выла…» Девок догоняет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушел со свадьбы: «…А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать…» Разговор прерывает Семен и уводит жену к гостям. Никита, оставшись один, снимает сапоги и подбирает веревку, делает из нее петлю, прикидывает на шею, но замечает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвыпившую Анисью. В конце концов будто бы согласившись на уговоры, встает, обирает с себя солому, отсылая их вперед. Выпроводив мать и жену, снова садится, разувается. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь […] людей не боюсь…» словно придает сил и решимости Никите.
В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благословения «вотчима». Среди гостей - Марина, муж её и урядник. Когда Анисья разносит вино, песни замолкают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, - «Божье дело идет…» - во всех грехах - в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совращении Акулины и убийстве её ребеночка: «Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь […] Я сделал, один я!» Отцу кланяется: «…говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обнимает его. Свадьба расстроилась. Урядник зовет понятых допрашивать всех и вязать Никиту.
(Основная сцена)
Драма в 5 действиях (2ч50м) 12+
Л.Н. Толстой
Режиссер-постановщик:
Юрий Соломин
Аким:
Алексей Кудинович
Матрена:
Ирина Муравьева
Анисья:
Инна Иванова, Ирина Жерякова
Никита:
Алексей Фаддеев
Митрич:
Виктор Низовой, Олег Щигорец
Акулина:
Екатерина Базарова, Ольга Абрамова
Петр:
Владимир Носик
Анютка:
Лидия Милюзина, Дарья Мингазетдинова
и другие Даты:
24.04 ср 19:00
Рецензия "Афиши":
Пьеса, появившаяся в Малом в третий раз, – одна из тех, чьи сценические версии становятся значимыми вехами в истории этого театра. Так, знаменитый спектакль Бориса Равенских был знаковым для своего времени. Нынешняя же постановка Юрия Соломина во многом созвучна нашему дню, хотя, разумеется, никаких вольностей по отношению к тексту в ней нет. Но и создатели спектакля, и зрители особенно остро воспринимают то, что перекликается с сегодняшними реалиями. Так, актуальна и узнаваема сцена, в которой простоватый мужик Митрич (Александр Потапов) уморительно растолковывает простодушному старику суть банковского бизнеса, используя в качестве наглядной иллюстрации пирожки да морковки. А не по-современному честный Аким только удивленно причитает да твердит: «Бога забыли. Скверность это, не по закону это». На премьере в роли, являющейся эмоционально-смысловым стержнем пьесы, успешно выступил Алексей Кудинович (режиссер-постановщик, значащийся вторым исполнителем, буквально подарил актеру этот шанс). В спектакле четко обозначены два полюса. На одном – совесть и порядочность, чистота и мудрость, воплощенные в Акиме. На другом – лживость и жадность, жестокость и беспринципность, сосредоточенные в Матрене. Для героини Ирины Муравьевой «деньги – всему голова», и она с суетливо-напористым азартом идет к своей цели, не ведая сомнений и нравственных запретов. В ход пускается все: лицемерие и лицедейство, напускное сочувствие и хищная хватка. Остальные же персонажи оказываются заложниками в этой борьбе добра и зла. В страшной истории, где за отравлением немощного старика следует убийство ребенка, один грех порождает другой. Неслучайно второе название пьесы – «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Сын Акима и Матрены Никита (Алексей Фаддеев) – по природе не алчный, не злой, а лишь беззаботно-легкомысленный ¬балагур. Однако если отец призывает его, «погрязшего в богатстве, как в сетях», опомниться, то мать, охваченная бесом стяжательства, толкает на путь преступления. В финале несколько пафосное покаяние прозревшего Никиты дает надежду на спасение его души, но не исправляет всего содеянного.
Режиссер-постановщик Ю. Соломин.
Художник-постановщик А. Глазунов.
Композитор Г. Гоберник. Хореография Н. Цапко.
Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. Чёртова дюжина М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2013.
КОГОТОК УВЯЗ -- ВСЕЙ ПТИЧКЕ ПРОПАСТЬ
(Сконцентрированная драма)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Смиренномудров, помещик средних лет с добродушным и веселым лицом, одет прилично, скромный, непьющий.
Хозяин, человек болезненной наружности, хрупкий.
Хозяйка дома, жена его.
Горничная.
Кухарка.
Гость
Гостья
Гость
Гостья
Гость
Гостья и т.д.
сообразно с количеством артистов в труппе.
Перед началом пьесы выходит режиссер во фраке и обращается к публике.
Режиссер. Многоуважаемые господа зрители... Имею честь предупредить дам и вообще слабонервных людей, что драма "Коготок увяз -- всей птичке пропасть" носит такой тяжелый, потрясающий характер, что едва ли лица с расшатанными больными нервами смогут ее смотреть без тех нежелательных эксцессов, которые вызывают все вообще драмы типа Гран-Гиньоль... Сконцентрированный характер безысходного ужаса, которым проникнута вся пьеса "Коготок увяз -- всей птичке пропасть", обязывает нас сделать предупреждение: пусть нервные люди покинут зал на все время представления этой тяжелой, потрясающей драмы...
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Смиренномудров (показывается в дверях гостиной). В комнате никого нет. Ну-с... Давненько я тут не был. Из именья-то приезжать мне трудно, лошадок не хочется беспокоить, да и кучер, бедняжка, устает преизрядно от этих поездок. С другой стороны, думаешь: не вовремя приехал, хозяев обеспокоил... Да и прислуга их тоже, вероятно, затрудняется такими визитами: пальто снять нужно, то да се... А радости-то она, прислуга, видит какие в своей горемычной жизни? Никаких... (Шагает по гостиной, подходит к окну.) Ба... Что это? Бумага от мух... Боже, какая жестокость... Эти люди прямо-таки хуже всяких зверей. (Н а клоняется к липкой бумаге.) Что ты, бедненькая? Что ты жужжишь? Лапки завязила, моя крошка, и не можешь отклеиться. (Утирает слезы.) Бедное, несчастное существо... Дай я помогу тебе... (Говорит ласково, как с ребенком.) Ну, ну, не будем нетерпеливы, а то повредим лапку и нам будет больно. Вот так... А теперь, моя милая мушка, я перенесу тебя на стол и положу на бумагу, пока ты обсохнешь и отойдешь от пережитого потрясения. А тогда можешь себе и полетать... понаслаждаться жизнью. Вот. Пойдем сюда, мушиная твоя душа. (Несет бережно муху на ладони, оглядывается.) Что же это не видно дорогого хозяина? Мне так хочется прижать его к своей груди... (Кладет муху на стол.) Вот ты здесь полежи, а я пойду посмотрю, не влопался ли еще твой товарищ. Эх, сколько обиды и горести на свете... Видел сейчас птичку, мальчишка крыло ей перешиб. До чего было мне жаль бедняжку... Смотрит этак глазом жалобно и тихо-тихо пищит: "Пи-и... пи-и".
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Входит хозяин дома, худой, болезненный; Смиренномудров радостно расста в ляет руки и кричит.
Смиренномудров. А, Иван Прокофьич... Неизмеримо рад видеть тебя... Позволь крепко прижать тебя к своему сердцу... (Обнимает хозяина дома и крепко прижимает его к груди.)
Хозяин, застонав, опускает набок голову и виснет на его руках.
Здравствуй, Ваня. Да что ты будто на ногах не стоишь? Хе-хе... Выпил лишнее, что ли?.. (Всматривается в его лицо и бледнеет.) Что это... Не дышит... И изо рта кровь... Боже, что с ним! Неужели... Да нет... Не может быть... Неужели я его задушил в своих объятиях. Боже, какой ужас... (Кладет хозяина на пол и слушает его сердце.) Сомнений нет... Он не дышит, и около него лужа крови... О, проклятие, я раздавил своего друга. (Стоит в оцепенении над тр у пом, безумный взгляд, ломает руки, дрожит, озирается.) Боже мой, Боже мой... (Тихо рыдает.) Две христианские душеньки загублено... Еще невинного мученика Господь, может быть, примет в лоно свое... А я, грешный... Что мне. делать с собой? Пойти разве упасть перед народом на колени и повиниться. "Простите, люди добрые. Не хотел я души невинной губить, наоборот, ласку хотел показать, прижал его, любя, к своей груди..." Да не поверит ведь никто. Схватят меня, закуют в кандалы и судить будут... Скажут: ты убийца, ты зверь, ты Иуда-предатель... Тебе понадобилась невинная кровь друга твоего. Что делать... Что делать? (Дико озирается.) Где выход? Где спасение? Что это? (С расширенными от ужаса глазами прикладывает палец к губам.) Что я слышу? Шаги? Сюда идут? Неужели погибать? Нет, нет... Может, все обойдется. Я спрячу концы в воду... "Убегу, как-нибудь скроюсь... Тсс... Шаги ближе...
Смиренномудров берет труп, тащит его к окну, усаживает на подоконник и закрывает портьерой. Полминуты стоит в раздумье, глядя на кровавую лужу на полу. Хватает подушку с дивана и покрывает ею пол. Озирается. Делает над с о бой усилие и принимает непринужденный вид... Входит хозяйка.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Хозяйка. А, здравствуйте, Смиренномудров... Забыли нас, забыли... Мы все так любим вас, а вы так редко нас посещаете. Очень рада видеть вас... Как поживаете? Смиренномудров (в сторону). Какая пытка... (Вслух.) Благодарю вас... хе-хе... Вы как? Хозяйка (садится на диван). А где же Иван Прокофьич? Смиренномудров (смотрит исподлобья). Иван Прокофьич... Какой Иван Прокофьич? Хозяйка (смеясь). Как какой же? Мой муж. Ха-ха... Что это вы так смотрите? Ведь это же ваш лучший друг... Смиренномудров (дрожит). Да, да... Иван Прокофьич... Хозяйка. Куда же это он делся? Смиренномудров. Иван Прокофьич... Не знаю... (В сторону.) Какая, пытка. Хозяйка. Да как же? Ведь он минуту тому назад был здесь. Иван Прокофьич, а Иван Прокофьич... Ах, плутишка, наверно, подшутить над нами хочет, спрятался куда-нибудь. Ха-ха... Смиренномудров (бледный). Ха-ха... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка. Почему это диванная подушка на полу?.. Вероятно, Иван Прокофьич нечаянно свалил... Смиренномудров. Пусть себе лежит. Хозяйка. Нет, это не порядок... Диванная подушка должна лежать на диване. Смиренномудров. Пусть лежит как есть... Так красивей... Хозяйка. Да нет, ведь это не принято, чтоб диванная подушка валялась на полу. Надо бы поднять ее... Смиренномудров. Я вас очень прощу, пусть лежит себе на полу. Так гораздо... (отходит и с деланным удовольствием смотрит в кулак, любуясь подушкой) декоративнее... Хозяйка (нерешительно). Нет, я должна ее поднять... Смиренномудров (с беспокойством в лице). Настойчиво и усиленно прошу вас: не поднимайте ни в каком случае... Хозяйка. Да почему же? Смиренномудров. Пусть себе лежит... Это самая последняя мода -- диванная подушка на полу. Очень красиво... (В сторону.) Какая пытка!.. Хозяйка. Мне, право, странна ваша настойчивость... Я чувствую, что я должна поднять эту подушку... Смиренномудров. Не поднимайте. Хозяйка. У меня какое-то тяжелое предчувствие. Сердце мое сжимается. О, нет, я чувствую, что должна поднять эту подушку... О, мое сердце... (Бросае т ся к подушке и поднимает ее.) Что это? Что здесь? Кровь... Смиренномудров (сделанным спокойствием.) Нет. Это -- красные чернила. Я принес вам банку в подарок и нечаянно разлил на ковер... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка (с недоумением). Чер-ни-ла? Да разве банки с красными чернилами носят в подарок? Смиренномудров. Носят. Хозяйка. Тогда почему же у меня сердце так сжимается?! Смиренномудров. Перемена погоды... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка (всматриваясь). Что это там такое, как будто сидит у окна, за портьерой... Как будто мужская фигура -- и не шевелится... А мужа нет... Муж-жа нет... Смиренномудров, где мой муж? Почему так болит мое сердце? Смиренномудров, я посмотрю, что это за неподвижная фигура сидит у окна... Смиренномудров (стараясь сохранить хладнокровие). Не смотрите... Сидит и пусть сидит... (В сторону.) Какая пытка... Хозяйка. Я должна посмотреть... Смиренномудров (яростно). Не смотрррррррите... Хозяйка (хватаясь за сердце). Это -- муж там... (Подходит к портьере и с криком отдергивает ее.) О, убийца... Ты убил его... На помощь, ко мне, сюда... Полицию... Поли... Смиренномудров (дрожит как в лихорадке; неожиданно бросается к хозяйке и хватает ее за горло). Молчи, ты меня погубишь... Хозяйка. Кррррр... Хррррр... Смиренномудров (опуская ее на пол). Тсс... что это? (Всматривается.) Неужели? Задушил... Боже, что я сделал... Куда я падаю... (Берет труп хозяйки и прячет за портьеру.) Теперь бежать...
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Горничная (входя). Барыня, там модистка... (Оглядываясь.) А где же барыня? Смиренномудров. Барыня? Какая барыня? Горничная. Да моя же, Господи... Смиренномудров. Она вышла немного погулять по улице... душно, знаете... Горничная. Да как же она могла выйти, если я все время у парадных дверей была. Смиренномудров (растерянно). Она... в это самое... в окно вылезла... теперь везде... в Англии даже... Эксцентричные дамы... (В сторону.) Какая пытка... Горничная. Ой, барин... Что я вижу... Кровь на ковре... Смиренномудров. Да, дда... Это кухарка кур тут к обеду резала... (В ст о рону.) Какая пытка... (Вслух.) То есть нет... Это я гулял, споткнулся о ковер и разбил себе нос... Горничная. Смотрите... Около лужи гребень барыни... (Смотрит, бледная, на Смиренномудрова.) Ой... Пойду уж я... (Поворачивается, чтобы уйти.) Смиренномудров (хрипло). Нет, ты не уйдешь... Ты слишком много видела. (Хватает тяжелый стул.) Слишком было бы глупо погибнуть из-за тебя... (Опу с кает стул на голову горничной.) Так-то лучше... (Безумно.) Ха-ха... Мертвые не говорят.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Кухарка (появляясь в дверях). Барыня, там корицы нужно купить... Смиренномудров. Какой корицы?.. Что за корица... Среди бела дня -- вдруг корица!.. (В сторону.) Какая пытка... Кухарка. Что это? Никак Ульяна на ковре лежит? Смиренномудров. Да... Это она спит... Намаешься, знаете, за день... Туда сбегай, сюда сбегай... Надо же, как это говорится, и отдохнуть... Кухарка. Да тут кровь... Ой же ж, Господи... Пантелеймон-целитель... сорок мучеников... Фрол и Лавр... (Поворачивается, хочет бежать.) Смиренномудров. Ха-ха... Нет, ты не уйдешь, старуха... (Втаскивает ее в гостиную и убивает стулом.) Теперь бежать... Голос в передней. А мы к вам, душенька... Почему это у вас парадная дверь открыта и в передней никого нет?...
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Гость и гостья (входя). Здравствуйте... Смиренномудров. А... Здравствуйте... Как поживаете? (В сторону.) Какая пытка... Гость и гостья (в ужасе). Что это? Почему они лежат? Смиренномудров (растерянно). Да это так просто... Пьяные какие-то... Пришли и легли... Такое безобразие... Вы не обращайте внимания... Садитесь, пожалуйста. (В сторону.) Какая пытка. Гость и гостья. Но... на... них кровь... Они убиты... Пойдем скорее, Поль... Смиренномудров (безумно). Куд-да?!. О, вы слишком много видели... Ха-ха... (Хватает стул и опускает его поочередно на головы гостя и гостьи.) Умрите, проклятые... Теперь бежать. Голос в передней. А мы, знаете, прогуливались... Дай, думаем, зайдем к вам... Жарко нынче как, голубушка...
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Гость и гостья (показываются последовательно из дверей.) Господи Иисусе... Что это... Смиренномудров. Это?.. А вот что... (Хватает стул.) Это заставит вас не быть любопытными... Ха-ха-ха... (Бьет стулом.)
Они падают... Тишина. Смиренномудров, опустив голову, стоит со стулом и к чему-то прислушивается. Длинная пауза. Переминается с ноги на ногу, оглядыв а ется и, бросив стул, подходит к рампе.
Ха-ха-ха... Чьи это кровавые руки тянутся ко мне? Модистка пришла, а корицы нет... Нет корицы... Где же корица?.. Где правда человеческая? О чем это вдали плачет скрипка?.. Кого она хоронит?.. Мальчик перешиб птичке крыло, а она так: "Пи-и... пи-и..." (Плачет.) Красненькая птичка такая... (Шепотом.) Что это? Что это? Она растет... Это не птичка... Это женщина... (Леденящим хохотом.) Ха-ха-ха-ха-ха... Я хочу преклонить свою голову на диванную подушку... Красненькая подушечка... (Задумчиво.) Красненькая такая... да, гм... гм... (Отходит в глубь сцены и заглядывает в дверь. Снова берет стул.)
Из-за двери показывается голова режиссера.
Ну? Режиссер (тихим голосом). Что "ну"? Смиренномудров (нетерпеливо). Почему никто больше не идет? Режиссер. Да некому больше и идти... Всех поубивали... Смиренномудров (шепотом). Не может быть... Там еще кто-нибудь остался... (По привычке.) Какая пытка!.. Режиссер. Уверяю вас, никого... Не выпускать же мне вам театрального плотника... Смиренномудров (мрачно). Где же остальные актеры? Режиссер. Да все они вон и лежат на сцене... вся труппа. Смиренномудров (молчит, потом презрительно). Ну и труппочка... Полтора человека... (Бросает стул, садится, вынимает папиросу и хладнокровно ее зак у ривает.)
«Власть тьмы, или коготок увяз, всей птичке пропасть» — драма Л.Н. Толстого. Она была создана в октябре-ноябре 1886 г. Впервые произведение опубликовано в издательстве «Посредник» (1887 г.).
Замысел
Ересиарх в религии, анархист в государстве, панморалист в обществе, проповедник в искусстве — таким предстает Толстой после пережитого им в конце 1870-х гг. духовного кризиса. Пафосом учительства продиктованы его назидательные рассказы, пьесы-притчи, трактаты-проповеди, подготовившие появление драмы «Власть тьмы». Непосредственным толчком к возникновению замысла послужило уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, рассказанное писателю прокурором Н.В. Давыдовым. Жизненный сюжет лег в основу фабулы пьесы: щеголь Никита, служа в работниках у богатого крестьянина Петра, вступил в сожительство с его молодой женой. Женившись на Анисье после отравления мужа, он изменял ей с падчерицей, по ее наущению убил прижитого ребенка, но не выдержав угрызений совести, пришел к покаянию.
Связь с произведениями русской литературы
Тематически «Власть тьмы...» примыкает к ряду произведений русской литературы, трактующих тему «преступления и наказания». Показ безотрадного крестьянского быта восходит к «Горькой судьбине» А.Ф. Писемского; душевная тоска и «загул» Никиты — к народной драме А. Н. Островского «Не так живи, как хочется»; характер Анисьи вызывает ассоциации с героиней очерка Н.С. Лескова «Леди Макбет Микенского уезда»; пьяный монолог отставного унтера Митрича в последнем действии заставляет вспомнить обитателей горьковской пьесы «На дне». Насквозь литературен мотив публичного покаяния, связанный с древнерусскими житийными повестями и религиозно-дидактическими легендами, некрасовским Кудеяром-разбойником, последней частью романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». В литературной родословной Акима — носителя народной, «почвенной» правды — старец Агафон из драмы А.Н. Островского «Грех да беда на кого не живет», мужик Марей Ф.М Достоевского, толстовский Платон Каратаев.
Анализ пьесы «Власть тьмы»
При всем сходстве мотивов и образов «Власть тьмы» занимает особое место среди вышеперечисленных произведений. Клятвопреступление, прелюбодеяние, отравление, детоубийство подаются Толстым как норма обезбоженной жизни, оказавшейся «во власти тьмы». Используя приемы натурализма, он низводит полноту и богатство жизни до ее простых, почти элементарных форм. В построении диалога автор ориентируется на живую, разговорную, устную народную речь (ради ее воспроизведения, писатель, по его собственному признанию, «ограбил» свои записные книжки). Упоминание в речах действующих лиц множества внесценических персонажей, создает впечатление «многонаселенности» пьесы, раздвигая ее рамки до масштабов «православного мира». Столь же органично возникает из рассказов героев пьесы образ «чугунки», ведущий в город с его «банками», трактирами, лавками, предметами роскоши, соблазнами. Насыщая содержание пьесы приметами современной действительности, Толстой показывает ее катастрофическое несовпадение с евангельскими требованиями. Сила неправды настолько сильна в мире, что маленькая девочка мечтает помереть, «а то ведь изгадишься». Толстовские «делатели неправды» находят себе оправдание в том, что «все так, везде так, во всем так». Пространство жизни героев разомкнуто по социальной горизонтали, но сдавлено, искажено, помрачено в отношении духовной вертикали. Будто вся Россия забыла Бога и оказалась извержена «во тьму внешнюю», где «плач и скрежет зубов» (Мф. 8, 12, 22,13,25,30).
Своеобразие пьесы «Власть тьмы» определяется установкой писателя на создание религиозной драмы, предназначенной для народного театра. Конфликт задан просветительской задачей «сделать из театра <...> орудие распространения света между людьми». Эта заданность ощущается в пьесе: в системе образов, в символике света и тьмы, в назидательном сближении евангельских смыслов названия и эпиграфа с точным смыслом народной поговорки о «птичке», обреченной «пропасть», если увяз коготок. Название пьесы отсылает к словам Иисуса Христа, сказанным в момент взятия под стражу: «Теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22,53). Сгустившаяся тьма гефсиманской ночи, когда произошло духовное и фактическое предательство людьми Бога, простирается в описываемую Толстым современность. Она определяет сумрачный образный колорит драмы, «рельефность», резкость светотени в обрисовке образов. Обыденное течение жизни одной семьи Толстой раскрывает как длящееся гефсиманское предательство: «Боязно, говорят, в неправде божиться. Все одна глупость. Ничего, одна речь. Очень просто». Бог (нравственный закон) исчез из жизни людей. Из жизни вынут некий духовный стержень, и она распадается, превращаясь в «блудную скверну».
Власти тьмы Л.Н. Толстой противопоставляет силу нравственного закона, «сетям богатства» — «нищету духа», «великому грешнику» Никите — его отца, праведника Акима. Ставя Акима на самый низ социальной иерархии, делая его невзрачным и косноязычным, Толстой сознательно наделяет его чертами юродства, делая носителем Божьей правды «последнего» из крестьян, который по ходу действия становится «первым». Сквозь бесконечно повторяемые «тае, тае» и «тае, значит» пробивается свет личности Акима — непрестанное бодрствование совести. «Ах, Микитка, душа надобна!» — в горести восклицает он, видя как жизнь сына идет «к погибели». «Опамятуйся, Микита!», — взывает он, отказываясь от его помощи и уходя из дома, где ему «дюже гнусно...». Всенародное покаяние Никиты — оправдание веры Акима в торжество «Божьего дела»: «Бог-то, Бог-то! Он во!..».
«Власть тьмы» отмечена чертами сурового, мрачного, жесткого реализма, характерного для позднего творчества Толстого. Этический максимализм автора, поверяющего правду народной жизни мерой евангельской истины, с особенной силой проявляется на фоне «Смерти Ивана Ильича», «Отца Сергия», «Воскресения».
Постановки
Первая постановка драмы состоялась в «Свободном театре» (1888 г., Париж); режиссер и исполнитель роли Акима — А. Антуан. Среди других постановок: «Свободная сцена» О Брама (1890 г., Берлин; 1898 г., Мюнхен); труппа Э. Цаккони (1893 г., Италия) — руководитель постановки и исполнитель роли Никиты — Э. Цаккони; Сценическое общество (1904 г., Лондон). В России цензурный запрет на драму был снят в 1895 г., и она была поставлена почти одновременно в нескольких театрах. Наибольшим успехом пользовался спектакль общедоступного театра М.В. Лентовского «Скоморох», показанный более ста раз при переполненном зале. Остальные постановки были менее удачны, но отмечены отдельными превосходными актерскими работами: Матрена — П.А. Стрепетова (Театр Литературно-артистического кружка, Петербург); Матрена — О.О. Садовская (Малый театр, Москва); Акулина — М.Г. Савина (Александринский театр, Петербург). В XX веке драму ставили режиссеры: К.С. Станиславский (1902 г., МХТ); К.А. Марджанов (1907 г., Киев); П.П. Гайдебуров(1908 г., Петербург); Б.И. Равенских (1956 г., Малый театр, в роли Акима — выдающийся русский артист И.В. Ильинский).