Его императорскому величеству государю императору Павлy Первому
Монарх! приняв венец, ты правду на престоле
С собою воцарил: вельможа в пышной доле
И раб, в поту лица ядущий хлеб дневны?й,
Как перед Богом, так перед тобой равны.
Нелицемерного ты образ нам закона:
Перуном власти там, с превознесенна трона,
Злодейство, клевету, пристрастие разишь;
Тут скипетром щедрот невинность ты бодришь,
Возводишь истину, заслуги награждаешь
И тем в сотрудники всех россов привлекаешь.
Прости, монарх! что я, усердием горя,
Мой труд, как каплю вод, в глубоки лью моря.
Ты знаешь разные людей строптивых нравы:
Иным не страшна казнь, а злой боятся славы.
Я кистью Талии порок изобразил,
Мздоимства, ябеды всю гнусность обнажил
И отдаю теперь на посмеянье света;
Не мстительна от них страшуся я навета:
Под Павловым щитом почию невредим;
Но, быв по мере сил споспешником твоим,
Сей слабый труд тебе я посвятить дерзаю,
Да именем твоим успех его венчаю.Верноподданный Василий Капнист
Действующие лицa
Праволов , отставной асессор.
Кривосудов , председатель Гражданской палаты.
Фекла , жена его.
София , дочь его.
Прямиков , подполковник служащий.
Бульбулькин, Атуев, Радбын, Паролькин – члены Гражданской палаты.
Хватайко , прокурор.
Кохтин , секретарь Гражданской палаты.
Добров , повытчик
Анна , служанка Софии
Наумыч , поверенный Праволова.
Архип , слуга Праволова.
Действие происходит в доме Кривосудова.
В углу комнаты стоит стол, красным сукном покрытый. В комнате три двери.
Действие I
Явление 1
Прямиков и Добров.
Прямиков
Добров
Да вы, сударь, зачем в дом этот завернулись?
Неужли за грехи какая вас напасть
Иль тяжба, Бог храни, втащила в эту пасть?
Прямиков
Так именно: процесс на шею навязался;
Я от него уйти хоть всячески старался,
Мирился, уступал, но потерял весь труд.
И так уездный уж и верхний земский суд
Прошед, где моему не льстили супостату,
Вступило дело к вам в Гражданскую палату.
Добров
Прямиков
Сосед мой Праволов не весть с чего вцепился…
Добров
Кто? Праволов?
Прямиков
Да, он.Чему ж ты удивился?
Добров
Дивлюся, право я, как с умной головой
Могли связаться вы с такой, сударь, чумой?
Прямиков
Сутяга хитрый он, однако ж не опасен.
Добров
Прямиков
Уж в двух судах был труд его напрасен.
Добров
Не знаете, сударь, сего вы молодца.
Другого в свете нет такого удальца.
Напрасен в двух судах! Да там лишь разбирают,
А ведь в Гражданской вдруг решат и исполняют.
Что за беда ему, что в тех его винят;
Лишь только для него в Палате был бы лад,
То он получит вдруг и право и именье.
Вас с Праволовым в суд? Какое дерзновенье!
Прямиков
Да чем же страшен так он мне? Прошу сказать.
Я, в армии служа, не мог соседей знать.
По замирении я в отпуск отпросился;
Лишь в дом – он на меня с процессом и взвалился,
И тут-то я узнал уж не от одного,
Что он злой ябедник, да только и всего.
Добров
Да только и всего! Так этого и мало?
Вы добрый человек, мне жаль, сударь, вас стало!
Покойный ваш отец мне благодетель был, -
Я милостей его отнюдь не позабыл:
Я помню, что его хлеб-соль едал довольно.
В сетях сих видеть вас мне, право, очень больно.
Коль нужен в чем, готов для ваших я услуг.
Прямиков
Чувствительно тебя благодарю, мой друг!
Я должен искренно теперь тебе признаться,
Что я не знаю, как за дело мне приняться.
Во-первых, мне скажи: чем так соперник мой
Мне страшен?
Добров
Господи! что за вопрос такой!
Он ябедник: вот всё уж этим вам сказали.
Но чтоб его, сударь, получше вы узнали,
То я здесь коротко его вам очерчу:
В делах, сударь, ему сам черт не по плечу.
В Гражданской уж давно веду я протоколы,
Так видны все его тут шашни и крамолы,
Которы, зеркалу судебной правоты
Представ, невинности явили в нем черты.
А сверх того еще, глас Божий – глас народа,
Подлоги, грабежи, разбои разна рода,
Фальшивы рядные, уступки, векселя.
Там отмежевана вдруг выросла земля,
Тут верхни мельницы все нижни потопили;
Там двести десятин два борова изрыли,
Здесь выморочных сел наследничек воскрес;
Там, на гумне, его дремучий срублен лес;
На брата иск за брань и за бесчестье взносит,
А пожилых с того и за умерших просит;
Там люди пойманы его на воровстве,
Окраденным купцам сыскалися в родстве
И брали то, что им лишь по наследству должно.
Но всех его проказ пересказать не можно:
Довольно и того, что вам слегка сказал.
Притом как знает он всех стряпчих наповал!
Как регламе?нт нагнуть, как вывернуть указы!
Как все подьячески он ведает пролазы!
Как забежать к судье, с которого крыльца,
Кому бумажек пук, кому пуд сребреца,
Шестерку проиграть, четверку где иль тройку,
Как залучить кого в пирушку, на попойку;
И, словом, дивное он знает ремесло
Неправду мрачную так чистить, как стекло.
Так вам возможно ли с сим молодцом тягаться?
Прямиков
И подлинно, его мне должно опасаться.
Но дело ведь мое так право, ясно так!..
Добров
Как солнце ясно будь, то будет аки мрак.
Прямиков
Но на судей ужли не можно положиться?
Хозяин здешний?..
Добров
(осматривается кругом)
Ах! Боюсь проговориться,
Но вы не скажете, не слышит нас никто.
Извольте ж про себя, сударь, вы ведать то,
Что дому господин, гражданский председатель,
Есть сущей истины Иуда и предатель,
Что и ошибкой он дел прямо не вершил,
Что с кривды пошлиной карманы начинил,
Что он законами лишь беззаконье удит
И без наличного дово?да дел не судит.
Однако хоть и сам всей пятерней берет,
Но вящую его супруга дань дерет:
Съестное, питьецо – пред нею нет чужаго,
И только что твердит: даянье всяко благо.
Прямиков
Вот на! Возможно ль быть? А члены?
Добров
Всё одно:
У них всё на один салтык заведено.
Один член вечно пьян, и протрезвленья нету, -
Так тут какому быть уж путному совету?
Товарищ же его до травли русаков
Охотник страстный: с ним со сворой добрых псов
И сшедшую с небес доехать правду можно.
Прямиков
А заседатели?
Добров
Когда сказать не ложно,
В одном из них души хотя немножко знать;
Так что ж? Лих та беда, что не горазд читать,
Писать и поготовь, а на словах заика;
И так, хотя б и рад, помеха лих велика;
Другой себя к игре так страстно пристрастил,
Что душу бы свою на карту посадил.
В суде по чермному с ним фараон гуляет,
И у журналов он углы лишь загибает.
Прямиков
А прокурор? Ужли и он…
Добров
О! прокурор,
Чтоб в рифму мне сказать, существеннейший вор.
Вот прямо в точности всевидящее око:
Где плохо что лежит, там зетит он далеко.
Не цапнет лишь того, чего не досягнет.
За праведный донос, за ложный он берет,
Щечит за пропуск дел, за голос, предложенья,
За нерешение решимого сомненья,
За поздний в суд приход, за пропущенный срок,
И даже он дерет с колодников оброк.
Прямиков
А о секретаре?..
Добров
Дурак, кто слово тратит.
Хоть гол будь, как ладонь, он что-нибудь да схватит.
Указы знает все, как пальцев пять своих.
Экстрактец сочинить без точек, запятых,
Подчистить протокол, иль лист прибавить смело,
Иль стибрить документ – его всё это дело;
И с Праволовым он запазушны друзья.
Он вам накаверзит, весьма уверен я.
И дельцо, знать, к себе он прибрал по секрету,
По крайности его в моем повытье нету.
Прямиков
Изрядно мне ты эту шайку описал!
Какая сволочь!
Добров
Я вам истину сказал,
Но Бога ради…
Прямиков
Будь, пожалуй, будь спокоен.
Но чем же мне начать? Я, право, так расстроен…
Добров
Из слов, сударь, моих могли вы то понять,
Что нечем тут начать, как тем, что дать и дать.
Прямиков
(дает ему кошелек)
Изволь тебе, мой друг! Так, как знакомцу древню…
Добров
(не принимая)
Никак: благодарю. Давно бы я деревню
Купил, когда б так брал, как многие берут,
Впредь до решенья дел, за предлежащий труд.
Таких неправедных нажитков я чуждаюсь;
С женой, с детьми трудом и правдою питаюсь.
А если правое чье дело верх берет
И правый мне за труд в признательность дает,
То, признаюсь, беру. Мне совесть не пеняет:
Я принимаю дар, бездельник вынуждает.
И не из прибыли я вам служить хотел,
Я уж сказал, сударь, я вашу хлеб-соль ел.
Прямиков
Ну, как же ты, мой друг, совет мне предлагаешь,
Которого ты сам исполнить не желаешь?
Ты бедный человек, имеешь малый чин,
Породы ты простой, не князь, не дворянин;
Ты дому моему уже служил довольно,
Но ты не взял, что я хотел дать добровольно.
А мне советуешь, чтоб я пошел дарить, -
Кого ж? Мне равного! Как может это быть!
И как мне сметь его унизить, уничтожить!
Добров
Не должно это вас, поверьте мне, тревожить.
До рода, до чинов какая нужда тут?
Давайте тем, сударь, которые берут.
А чтоб предохранить их от уничтоженья,
То придержитеся вы только умноженья:
Чтоб чина пред другим вам не уничтожать,
То по чинам лишь им извольте прибавлять.
Прямиков
Но оставляя их, о мне бы что сказали,
Когда б меня одни лишь деньги оправдали?
Не вправе ли тогда б и мой соперник был
Сказать, что в кошельке я совесть задушил?
Добров
Пусть врал бы он тогда, что на язык попало,
Не переделалось тем дело бы нимало.
И вы б сказать могли, что право в деле сем
Вы были подкрепить должны не только тем,
Что требовал закон, но и закона руки.
Прямиков
Нет, нет, не сроден я на эдакие штуки.
Пускай подарками мой враг марает руки.
Я мыслю, что мою тем правость помрачу,
Когда я за нее монетой заплачу.
Добров
Вы слишком песенку поете нам высоку,
А на Руси твердят: не всяко лыко в строку.
Прямиков
Но я всё правдою привык, мой друг, строчить,
Имений могут всех они меня лишить,
Но не принудят ввек на подлость и пронырства.
Добров
Что ж, вам от этого прибудет богатырства?
Прямиков
Добров
Честь, сударь, не в честь, как нечего с ней есть!
Но надобно же вам подумать как ни есть…
Прямиков
Я думаю, я прав.
Добров
И неужель стоите
Упрямо в том?..
Прямиков
Добров
И им вы не дадите?
Прямиков
Ни шелега не дам.
Добров
Однако истец ваш,
Я думаю, прислал тяжелый свой багаж
И под фортецию суда подкоп уж роет.
Прямиков
Добров
Ну, а как он залп из кошелька откроет,
То праву вашему на воздухе гулять.
Прямиков
Добров
(подняв плечи)
О Боже! положи устам моим храненье!
Но хоть подумайте – и это, ей, не вздор, -
Что исполняется палатской приговор
И что ощиплют вас, как коршуны синицу,
А с апелляцией уж голый дуй в столицу.
Прямиков
Нет, права моего ничто не помрачит.
Я не боюсь: закон подпора мне и щит.
Добров
Ах, добрый господин! Ей-ей, законы святы,
Но исполнители – лихие супостаты.
Закон желает нам прямого всем добра,
Но мы хотя и все из одного ребра,
Но не равно мы все к добру расположенны.
В Зерцало взглянь судов: Петра черты священны
Безмездно там велят по истине судить,
Божествен суд таков! Да где судей найтить?
Закон старается вселить в нас души новы,
Навычки умягчить развратны и суровы,
Ко бескорыстию желание вперить
И с правдою судей сколь можно примирить,
Наградою их льстит и казнью угрожает,
Но против ябеды ничто не помогает.
Ее-то бойтесь вы, сударь, а то роса,
Покуда солнышко взойдет, пробьет глаза,
И чтоб насущного вам хлеба не лишиться,
То должны с ябедой как ни на есть сойтиться.
Прямиков
Всё так, мой друг, но я из правил уж моих
Ни для каких причин не выйду ни на миг.
И я решился раз; что скажешь, всё пустое.
Добров
Прямиков
Добров
Не знаю, как сказать: иль ангел, или бес,
Вняв челобитчиков умильному моленью,
Присутственны места все предал всесожженью;
А как домов таких нельзя здесь вдруг найтить,
Где выгодно суды могли бы поместить,
То председатель наш в свой дом вместил палату,
С казны себе за то приобретая плату.
Прямиков
Так мы нечаянно в святыню забрели?
Добров
Но святость, знать, в ней спит, а день уж на земли.
Дивлюсь: для праздника хозяйска именинна
И для сговора…
Прямиков
Чей сговор?
Добров
У них едина
Лишь дочь. Я слышал вскользь, – таят,
Прямиков
Да за кого?
Добров
Не знаю истинно. Да вам что до того?
Прямиков
Как что? Но на тебя могу ль я положиться?
Добров
Я предан вам, сударь! Нет нужды и божиться,
Уж после всех тех тайн, что вам…
Прямиков
Так знай, мой друг,
Что страстью нежною пылает к ней мой дух.
В Москве у тетки, где она и воспиталась,
Увиделся я с ней, – она мне показалась;
Влюбился, был ей мил. Но сколько ни влюблен,
Я на войну спешить был честью принужден.
Простились горестно. Она мне поклялася
Любить меня по смерть. Потом война зажглася.
Я дрался, отличен; и сведал наконец,
Что в город сей велел ее привезть отец.
Спешил сюда, – в дому процессом задержался;
Приехал, к ней иду, с тобою повстречался,
И слышу, – Боже мой! Но может ли то быть?
Возможно ль клятву ей так скоро позабыть?
Да за кого?
Добров
Таят, сударь, к чему-то.
Да вот ее идет служанка к нам.
Явление 2
Прямиков и Добров и Анна.
Прямиков
Анюта!
Ах! как я рад тебе!..
Анна
И я вам. Да отколь
Принес вас Бог?
Прямиков
Постой, и прежде мне позволь
Спросить – правдив ли слух по городу несется,
Что барышня твоя уж замуж отдается?
Анна
Что отдается, в том, наверное, вам лгут,
Но то не солгано, сударь, что отдают.
Прямиков
Скажи мне искренно, скажи все, что ты знаешь;
Или и ты меня в печали оставляешь?
Хоть словом успокой, Анютушка! меня.
Анна
Нет, я всегда, сударь, желала вам добра,
Но вспомнить бы о нас давно, давно пора.
Как в воду канули; где сгибли вы, пропали?
По этот день, сударь, ведь вовсе мы не знали.
Прямиков
Как, вы ведь знаете, что я был на войне.
Но средь опасностей и между пуль, в огне
Любезный образ той, котору обожаю,
Преследовал меня; я к ней писал, и чаю,
Сто писем, но представь, от ней ни на одно
Мне ни полстрочкою ответа не дано.
Я был в отчаяньи, в отчаяньи и ныне.
Анюта, пожалей ты о моей судьбине:
Хоть словом услади жестокости ея.
Анна
Да что мне вам сказать?
Прямиков
Скажи, любим ли я?
Анна
Хотя и не совсем, сударь, вы правы сами,
Но правды потаить я не хочу пред вами.
Вас любят, но беда, что принуждают нас
Женою быть того, кто не похож на вас…
Вот это плод, сударь, походов да сражений,
А больше не могу я дать вам объяснений.
Прямиков
За перву весть тебя я рад поцеловать,
И сердце несколько уж стало отдыхать.
Пожалуйста, поди, скажи ты ей, Анюта.
Анна
Да вот она сама.
Явление 3
Софья , Прямиков , Анна и Добров .
Прямиков
Счастливая минута!
Я вижу вас опять, с восторгом вижу вас.
Софья
Ах, да откуда вы?
Прямиков
Я в город лишь сейчас
Приехал, и мое желание сердечно…
Софья
Вы позабыли нас!
Прямиков
Ах, нет! Я помнил вечно
И вечно и в уме и в сердце вас носил,
Но вам я?..
Софья
Признаюсь, ты мне всегда был мил.
Ах! что сказала я?
Прямиков
Что вдруг все те печали,
Которые мой дух доселе отягчали,
Разбило и меня в миг драгоценный сей
Счастливейшим из всех соделало людей.
(Целует ее руки.)
Софья
Где был ты долго так? Ах, друг мой! ты не знаешь
Несчастья нашего, всего, что ты теряешь.
Прямиков
Ах, нет! Уж я узнал, что нежну нашу страсть
Стремится разорвать родительская власть,
Но льщусь надеждою, когда они узнают,
Что горесть вам одну лишь тем приготовляют,
То переменят мысль и отдадут тому,
Кого вы избрали по сердцу своему.
Софья
Желаю, чтобы ты тем не напрасно льстился
Прямиков
Открыться им во всем теперь же я решился.
О деле разговор подаст к тому мне след.
Но кто счастливой тот?
Софья
Вот батюшка идет.
Явление 4
Те же и Кривосудов .
Прямиков
(к Кривосудову)
Позвольте вам, сударь, отдать мое почтенье.
Я Прямиков. Процесс мой к вам на рассмотренье
Вступил. Я в правости на ваш надеюсь суд.
Кривосудов
(К Софии)
А ты что, чего зеваешь тут?..
Поди в уборную: ты видишь, челобитчик.
София и Анна уходят.
Явление 5
Кривосудов , Прямиков и Добров .
Прямиков
Осмелюсь вам сказать…
Кривосудов
А! господин повытчик!
Добров
С днем ангела, сударь, я поздравляю вас,
Желаю новых благ на всякий день и час.
Кривосудов
Благодарю, дружок!
Прямиков
Я смелость принимаю…
О деле вам моем…
Кривосудов
Да я сказал, что знаю.
Надолго ль в город к нам?
Прямиков
То должно вам решить.
Кривосудов
Мы рады гостю.
Прямиков
Кривосудов
Рассмотрим мы его на этой же неделе.
Прямиков
Но я хотел, сударь, вам прежде изъяснить…
Кривосудов
Напрасно вы себя изволите трудить:
Мы дело на письме увидеть можем ясно,
И предуведомлять хотите вы напрасно.
Прямиков
Однако я прошу…
Кривосудов
Вам не о чем просить:
Мы по законам все должны дела вершить.
Без просьбы оправдим, коль право ваше свято,
А сколько ни просить, коль дело плоховато…
Прямиков
Не о потачке я упрашивать хотел,
Бесчестьем вам и мне такую б просьбу счел.
Но дело в сторону; я к вам имею ну?жду,
Процесса всякого и всякой тяжбы чужду,
Важнейшую всего на свете для меня.
Простите мне, что вам откроюсь прямо я.
Вам дом известен мой, порода и поместья:
Я льщусь, сударь, что вам не сделаю бесчестья
И искренность моих поступков докажу,
Когда вам как отцу признательно скажу,
Что вашей дочери прелестной красотою
Пленен смертельно я, что счастливой судьбою
Почту я сыном вам, а ей супругом быть.
«Ябеда» написана по правилам классицизма, александрийским стихом. В ней пять действий, сохранены все единства (даже судебное заседание происходит в доме Кривосудова). Четко разграничены порок и добродетель. И вместе с тем классицизм в пьесе Капниста обогатился новыми завоеваниями. Любовная интрига сохранена, но она играет в «Ябеде» незначительную роль. Борьба между Прямиковым и Праволовым фактически идет не столько за Софью, сколько за победу правого или неправого дела. Один выступает как защитник справедливости, другой – как сутяга и ябедник. О бесчестных подьячих, вымогателях и грабителях, писали еще Кантемир и Сумароков. Своеобразие «Ябеды» в том, что судебное лихоимство показано автором не как «страсть» отдельных людей, а как недуг, присущий государственной системе, как широко распространенное общественное зло. Отсюда и название пьесы не «Ябедник», а «Ябеда», некое явление, определяющее состояние всего судопроизводства в России.
Все присутствующие повторяют: «Брать, брать, брать». Этот гимн взяточников полвека спустя включил в свою комедию «Доходное место» А. Н. Островский. В последнем, пятом действии следуют две развязки. Вначале изображается заседание гражданской палаты, на котором, вопреки истине и закону, имение Прямикова присуждается Праволову. Но не успели еще судьи поздравить нового владельца, как входит Добров с письмом из сената, повелевающим отдать под суд и Праволова, и всех членов гражданской палаты. Справедливость как будто бы восторжествовала. Но Капнист не очень верит в ее окончательную победу. На это многозначительно намекает повытчик Добров:
Каждому из судейских чиновников Праволов раздает деньги и подарки, соответственно их рангу и вкусам. Кривосудову – три тысячи рублей на покупку деревни, Хватайко – карету на рессорах, Атуеву – свору дорогих охотничьих собак, Бульбулькину – четырехведерную бочку венгерского вина, Паролькину – дорогие часы, украшенные жемчугом. Чтобы еще более расположить к себе Кривосудова, он сватается к его дочери Софье, в которую уже давно влюблен Прямиков. Пиршество для подкупленных чиновников, которое устраивает Праволов,- кульминация пьесы. Здесь правит бал само неправосудие, пьяное, наглое, уверенное в своей безнаказанности. В разгаре вакханалии Софья, по требованию отца, поет песенку, посвященную добродетелям императрицы. Этот комплимент царице воспринимается как насмешка над верховной властью, под эгидой которой спокойно процветает чиновничий произвол. Пиршество становится все циничнее. Прокурор Хватайко поет песню во славу взятке:
Традицию стихотворной классической комедии XVIII в. завершает Василий Васильевич Капнист, сын украинского помещика. Начал он свой творческий путь как автор сатиры на дворянские нравы («Сатира первая»). Затем в 1783 г. им была написана «Ода на рабство», вызванная закрепощением Екатериной II украинских крестьян. Поздняя лирика Капниста отличается горацианскими мотивами – воспеванием уединения, прелестей деревенской жизни (стихотворение «Обуховка»). Лучшим же его произведением справедливо считается комедия в стихах «Ябеда» (1798).
Комедия посвящена обличению судебного произвола и взяточничества. Слово «ябеда» первоначально означало любое прошение, поданное в суд. Позже им стали называть плутовство в судопроизводстве. Содержание пьесы было подсказано автору многолетней тяжбой с помещицей Тарковской, незаконно претендовавшей на одно из имений его матери. В пьесе эта роль принадлежит ловкому мошеннику, отставному асессору Праволову, решившему завладеть имением своего соседа, подполковника Прямикова. Тяжбу между ними должна рассмотреть гражданская палата. Каждого из ее членов в начале пьесы аттестует доброжелатель Прямикова – повытчик Добров. Председатель гражданской палаты Кривосудов, по его словам, «есть сущий истины Иуда и предатель». Не брезгает взятками и его супруга Фекла. Далее называются члены гражданской палаты, такие же, как и их начальник, бесчестные плуты. У каждого из них свои пристрастия: Атуев – охотник, Бульбулькин – пьяница, Паролькин – картежник. Завершает этот перечень жрецов Фемиды прокурор Хватайко и секретарь Кохтин. Прямиков поражен. «Изрядно эту мне ты шайку описал,- заявляет он Доброву, какая сволочь»
Свободомыслие Капниста ярко выразилось в наиболее значительном его произведении, знаменитой комедии «Ябеда», пользовавшейся популярностью вплоть до середины XIX в.
«Ябеда» – это комедия-сатира о чиновниках и, в частности, о судебных чиновниках, о неправосудии, не только не искорененном екатерининским законодательством, но еще распространившемся после введения его в действие. Капнист использовал при написании своей комедии материал процесса, который ему самому пришлось вести, защищаясь от некоего помещика Тарковского, присвоившего незаконно часть его имения. Эта тяжба и послужила поводом к сочинению «Ябеды». Комедия была закончена Капнистом не позднее 1796 г., еще при Екатерине II, но тогда не была ни поставлена, ни напечатана. Затем Капнист внес в нее некоторые изменениям и местами сократил ее), и в 1798 г. она была издана и одновременно поставлена на петербургской сцене. Она имела успех; прошло четыре представления ее подряд. 20 сентября было назначено пятое, как вдруг Павел I лично распорядился запретить комедию к постановке и экземпляры ее издания изъять из продажи. «Ябеда» была освобождена от запрета только в 1805 г., уже при Александре I.
Сюжетом «Ябеды» является типическая история одного судебного процесса. «Ябедник», ловкий жулик, специалист по судебным процессам Праволов хочет отнять без всяких законных оснований имение у честного, прямодушного офицера Прямикова; Праволов действует наверняка: он усердно раздает взятки судьям; председатель гражданской судебной палаты у него в руках, берет у него взятки и собирается даже породниться с ним, выдав за него свою дочь. Прямиков, твердо надеявшийся на свое право, убеждается в том, что с правом против взяток ничего не сделаешь. Суд уже присудил было его имение Праволову, но, к счастью, в дело вмешалось правительство, до сведения которого дошли безобразия гражданской палаты и Праволова. Последний арестован, а члены суда отданы под суд; Прямиков женится на судейской дочери, добродетельной Софии, которую он любит и которая любит его.
Тема «Ябеды», разгул произвола и грабежа чиновников, была темой острой, злободневной, нужной во времена Капниста да и значительно позднее, в XIX в., не потерявшей своего интереса. Комедия была написана в 1790-х годах, в пору окончательного укрепления бюрократического и полицейского аппарата, созданного Потемкиным, потом Зубовым и Безбородко и, наконец, особенно расцветшего при Павле I. Бюрократия была издавна врагом независимой общественной мысли; бюрократия осуществляла произвол деспота и повторяла его в меньших масштабах «на местах». Бюрократию, верных правительству людей, купленных тем, что им была предоставлена возможность безнаказанно грабить народ, противопоставило правительство попыткам создать и организовать дворянскую передовую общественность. Путы канцелярий, подьяческих уловок «ябеды» чувствовал на себе даже дворянин, если он сам не хотел или не мог войти сотоварищем в круговую поруку властей, высших или низших, если он не мог быть вельможей и не хотел быть каким-нибудь заседателем-взяткобрателем. На «ябеду», т.е. на бюрократию, на дикий произвол ее, подкупность, самоуправство напал Капнист в своей комедии также с позиций дворянской общественности. Белинский писал, что «Ябеда» принадлежит к исторически важным явлениям русской литературы, как смелое и решительное нападение сатиры на крючкотворство, ябеду и лихоимство, так страшно терзавшие общество прежнего времени» (указ. соч.).
Резкость и убедительность сатиры Капниста, ее направленность против зла, угнетавшего весь народ, делали ее явлением широкого социального значения.
В самом деле, «Ябеда» заключает немало штрихов очень метких и очень сильных. Прямо-таки страшна показанная в ней картина безнаказанного, открытого, наглого хозяйничания судебных чиновников в губернии. Вот предварительная, так сказать, суммарная характеристика членов суда, данная в начале пьесы честным повытчиком Добровым Прямикову:
…Извольте ж про себя, сударь! вы ведать то,
Что дому господин. Гражданский Председатель,
Есть сущий истины Иуда и предатель.
Что и ошибкой он дел прямо не вершил;
Что с кривды пошлиной карманы начинил;
Что он законами лишь беззаконье удит;
(Показывая, будто считает деньги.)
И без наличного довода дел не судит.
Однако хоть и сам всей пятерней берет,
Но вящую его супруга дань дерет:
Съестное, питейцо, пред нею нет чужего;
И только что твердит: даянье всяко благо.
Прямиков
Вот на! возможно ль быть? А Члены?
Все одно;
У них все на один салтык заведено;
Один Член вечно пьян и протрезвенья нету;
Так тут какому быть уж путному совету?
Товарищ же его до травли русаков
Охотник страшный: с ним со сворой добрых псов
И сшедшую с небес доехать правду можно.
Прямиков
А Заседатели?
Когда, сказать не ложно,
В одном из них души хотя немножко знать;
Писать и поготовь, а на словах заика;
И так, хотя б и рад, помеха лих велика.
Другой себя к игре так страстно пристрастил,
Что душу бы свою на карту посадил.
В суде по Чермному с ним фараон гуляет,
И у журналов он углы лишь загибает.
Прямиков А Прокурор? ужли и он…
О! Прокурор,
Чтоб в рифму мне сказать, существеннейший вор.
Вот прямо в точности всевидящее око:
Где плохо что лежит, там метит он далеко.
Не цапнет лишь того, чего недосягнет.
За праведный донос, за ложный он берет;
За разрешение решимого сомненья,
За поздний в суд приход, за пропущенный срок,
И даже он дерет с колодников оброк…
В дальнейшем ходе комедии это описание судебных дельцов подтверждается полностью. Необычайно сильны две центральные сцены ее: пирушка чиновников в III действии и судебное «заседание» в V действии. Вакханалия взяток, невежества, безобразного хамства, полного презрения к закону, упоение своей безнаказанностью, – все это раскрывается в вопиющих чертах, когда чиновники, упившись «дареным» вином, распоясываются и цинично щеголяют своим безобразием. И вот когда пьянство в разгаре, прокурор Хватайко запевает песенку, а все его сотоварищи по узаконенному грабежу подпевают. Эта песенка стала знаменитой; вот ее начало и припев:
Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять;
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать?
(Все повторяют):
Любопытно, что первоначально это место комедии было несколько иным – и не менее остросатирическим. Когда чинуши упились и их безобразие дошло до предела, хозяин, председатель палаты, приказал петь своей дочери, воспитанной в Москве идеальной девице; и вот эта девица пела, среди пьянства и разгула варваров, грабящих отечество, пела то, чему ее научили в столице, умильную похвальную оду Екатерине II. Контраст слов песни и окружающего должен был произвести эффект необыкновенно сильный. При этом судьи подхватывали последние слова такой «отсебятиной»:
Когда это было написано, была жива Екатерина; после ее смерти оставить текст в таком виде было невозможно; заменить оду Екатерине одой Павлу Капнист не решился. Появилась песня Хватайки.
Не менее злую сатиру представляет сцена суда, когда перед зрителем раскрывается воочию картина наглого беззакония, осуществляемого с величайшим спокойствием и даже с каким-то безразличием. И эта сцена пересыпана рядом живых деталей, вызывающих и смех, и негодование.
Действие «Ябеды» происходит в провинциальном городе; но картина произвола и развращения бюрократического аппарата, заключенная в комедии, построена как типическая. Судебная палата, изображенная в «Ябеде», – образ всей администрации, всего суда, всего российского императорского правительственного аппарата в целом. В этом прежде всего сила комедий Капниста, и этим она предсказывает «Ревизора», с которым имеет и в других отношениях некоторые общие черты.
Капнист вполне отдает себе отчет в типичности изображаемых им судейских нравов; отдавали себе в этом отчет и правительственные лица, и сам царь Павел, запретивший пьесу. Капнист знает, что бюрократизм и произвол расцветают безнаказанно, что практика властей делает их не случайностью, а неизбежной особенностью режима. Характерен в этом отношении конец комедии. Действующие лица комедии вовсе не считают, что решение сената об отдаче членов гражданского суда под суд уголовной палаты – нечто опасное: «Авось-либо и все нам с рук сойдет слегка», – говорит служанка Анна, а умный Добров поясняет:
Впрямь: моет, говорят, ведь, руку де рука;
А с уголовною гражданская палата
Ей-ей частехонько живет за панибрата;
Не то, при торжестве уже каком ни есть
Под милостивый вас подвинут манифест.
И в заключение Анна заявляет, что и на худой конец награбленное останется у грабителя; худшее, что угрожало взяточникам, по практике эпохи, – это ошельмо-вание, насильственная отставка, но с сохранением «благоприобретенного» имения; «лозунг» взяточников, заканчивающий комедию, таков:
Жить ябедой и тем: что взято, то и свято.
Впрочем, несмотря на всю эту, столь острую, постановку вопроса, сам Капнист не имеет в виду потрясать основы российского государственного строя. Он против бюрократического режима, но социальные основы дворянской монархии для него святы. «Законы святы, но исполнители – лихие супостаты», – вот известная формула, предложенная Капнистом в «Ябеде». Тем не менее сила его сатиры была так велика, что жало ее – для зрителя – направлялось именно против всего строя в целом.
Как и две комедии Княжнина, «Ябеда» написана в стихах; Капнист хотел поднять этим значение своей пьесы, поскольку именно большая пятиактная комедия в стихах воспринималась в классической традиции как жанр более серьезный, более ответственный в идейном смысле, чем небольшая прозаическая комедия. Капнист выдерживает в «Ябеде» правила и каноны классицизма самым тщательным образом. Впрочем, он истолковывает эти каноны не совсем так, как они применялись во Франции в пору развитого классицизма, а скорее ближе к тому, как они оформились в комедиях Княжнина. «Ябеда» – не «комедия характеров» и совсем не «комедия интриги». Это комедия социальная; ее задача – пропагандировать политическую мысль, показав не отдельного типического человека, зараженного таким-то пороком, а показав типическую среду. И в этом отношении Капнист следует не столько буржуазной драматургии Запада, сколько традиции, уже созданной Фонвизиным, определившим тип русской драматической сатиры на много десятилетий вперед. У Капниста, как у Фонвизина, на сцену проникает быт. Собирательные «массовые» сцены, вроде судейской пирушки, чрезвычайно показательны в этом смысле. Мотив судебного заседания на сцене не в первый раз введен в комедию Капнистом; мы найдем его и у Расина («Сутяги»), и у Сумарокова («Чудовищи»); но у обоих классиков, и русского, и французского, на сцене не подлинный суд, а лишь буффонада, пародия суда. Наоборот, у Веревкина в пьесе «Так и должно» (1773) уже налицо сатирическое изображение настоящего суда; но эта пьеса – сентиментальная драма, один из первых опытов усвоения западных веяний раннего реализма, в русской литературе. И у Капниста в «Ябеде» мы усматриваем возникновение реалистических элементов и тенденций в сатирическом течении русского классицизма.
В доме Кривосудова, председателя Гражданской палаты, встречаются подполковник Прямиков и повытчик Добров. Прямиков рассказывает, что его сосед, Праволов, затеял против него процесс. Добров жалеет Прямикова: ведь Праволов - «сутяга хитрый», «злой ябедник». Он уж поднаторел в подобных делах, умеет и «вывернуть указы», и дать взятку судье. Кривосудов же - отъявленный взяточник, прокурор и секретарь - под стать ему, члены палаты - один почти что неграмотный, заика, а другой - азартный игрок, думающий лишь о картах. Добров советует Прямикову прибегнуть к взяткам. Но Прямиков не хочет давать судьям денег: он уповает на свою правоту и на закон: «Закон подпора мне и щит».
Здесь, в доме Кривосудова, и происходят суды. «Председатель наш в свой дом вместил палату, с казны за то приобретая плату», - объясняет Добров. Повытчик рассказывает, что нынче именины хозяина дома и сговор его дочери, Софьи.
Прямиков взволнован этим известием. Он с давних пор влюблён в Софью. Познакомились они в Москве, где девушка воспитывалась у тётки. Уходя на войну, Прямиков простился с возлюбленной. Когда он вернулся, его уже ожидала тяжба. Прямиков ещё не видел Софью после разлуки.
Служанка Кривосудова Анна говорит Прямикову, что Софья любит его, но её против воли выдают за другого. Появляется Софья, и Прямиков с радостью узнает, что действительно любим ею. В комнату входит Кривосудов. Прямиков говорит ему о своём процессе и просит руки Софьи. Кривосудов по обоим вопросам предлагает ему обождать. Когда Прямиков уходит, Кривосудов высказывает своё недовольство этим сватовством. Он хочет такого зятя, который бы умел наживать деньги. А Прямиков, как представляется Кривосудову, хоть и богат, но денег беречь не умеет. Добров подаёт Кривосудову дела, которые уж давно требуют решения. Но судья без взятки ничего подписывать не хочет.
От Праволова приносят подарки в честь именин Кривосудова. Судья приглашает Праволова на обед. Поверенный Праволова, Наумыч, заводит речь о Прямикове. А Кривосудов говорит, что уже «оттёр его» и «с рук сжил».
Беседуя с женой, Кривосудов отмечает, что с иском на Прямикова дело у Праволова плоховато. Но жена, Фёкла, убеждает мужа, что можно найти такой закон, чтобы решить дело в пользу Праволова. Кривосудов рассказывает о сватовстве Прямикова. Фёкла возмущена. Она хочет выдать дочь замуж за Праволова. Правда, Софья не любит его, потому что он стар и не пригож, но матери до этого дела нет: стерпится - слюбится.
Пришедший к Кривосудову на обед Праволов советуется о своих делах с Наумычем. Судьи уже подкуплены, подставные свидетели готовы, соглядатаи к Прямикову приставлены... В общем, всё готово. Впрочем, иные из старых дел Праволова уже дошли до наместника. Но Праволов надеется, что дружба с Кривосудовым спасёт его. На Софье он не собирается жениться: считает её дурой, «которая приход с расходом свесть не знает».
Секретарь Гражданской палаты Кохтин приносит Праволову радостную весть: оказывается, Богдан Прямиков на самом деле был окрещён Федотом. В этом он видит зацепку, чтобы доказать, что Прямиков владеет своим наследством незаконно.
Праволов поздравляет Кривосудова и заводит с ним разговор о своём деле. Но тот только твердит: «Да! Дело плоховато!». Тогда Праволов заводит речь о деревне, которую Кривосудов хотел купить. Он даёт судье «в долг» требующуюся сумму. И Кривосудов соглашается содействовать Праволову.
К имениннику собираются гости. Среди них - прокурор Хватайко и члены Гражданской палаты: Бульбулькин, Атуев, Радбын и Паролькин. Праволов всем потихоньку напоминает о сделанных им подарках.
Разговор заходит о назначении нового губернатора - Правдолюба. Члены палаты опасаются, как бы не попасть в беду из-за взяток: новый губернатор честен, рассматривает все просьбы и жалобы.
Когда гости напиваются, Софья с досады уходит от них. Мать выходит вслед за дочерью и упрекает её. Фёкла объявляет Софье, что выдаст её замуж за Праволова. Девушка умоляет мать на коленях, чтобы её избавили от такого мужа.
Гости начинают играть в карты. За игрой Праволов рассказывает, что Богдан Прямиков незаконно присвоил наследство, предназначавшееся куда-то пропавшему Федоту Прямикову.
Приходит Прямиков. Он хочет объяснить собравшимся сущность своего дела, но его никто не хочет слушать. Праволов отказывается объясниться с Прямиковым: «Я неуч в ябедах...». Тогда Прямиков, отведя соперника в сторону, угрожает: если Праволов вздумает жениться на Софье, то он, Прямиков, оставит его «без носа, без ушей». Затем подполковник уходит.
Софья играет гостям на арфе и поёт песню о справедливости. Но гости затягивают другую песню: «Бери, большой тут нет науки, / Бери, что только можно взять...». Пьяные гости уходят.
Наутро Софья горюет о своей участи. Всю ночь ей снился «несносный Праволов». Приходит Прямиков. Он хочет оказать услугу Кривосудову, которому в Сенате «враги несчастие куют». Но жена Кривосудова грубо обращается с непрошеным гостем. Не дав мужу и слова сказать, она указывает Прямикову на дверь. Кривосудов опасается, что слова Прямикова могут оказаться правдой, но жена упрекает его за трусость.
Приходит Наумыч и приносит конверт с деньгами от Праволова - это «штраф», который Праволов готов заплатить в случае своей неправоты. А секретарь уже подобрал законы, которые помогут решить дело в пользу Праволова. Кривосудов рассказывает секретарю Кохтину о неприятностях в Сенате. Они вместе перебирают прошлые неправедные дела: уж не всплыло ли какое-нибудь из них?
Анна с Добровым пытаются превратить место вчерашней попойки в зал судебных заседаний. Бутылки они прячут под стол и накрывают сукном.
Члены палаты входят в комнату. Добров читает названия очередных дел. Многие иски Кривосудов не желает рассматривать - кладёт под сукно. Очередь доходит до иска Праволова к Прямикову. Добров зачитывает дело. Тем временем члены палаты находят под столом недопитые бутылки и опохмеляются.
Богдан Прямиков - законный владелец оставленного отцом имения. Но Праволов пытается доказать, что купил это имение у некоего дальнего родственника Прямикова-отца. Сам же Богдан якобы незаконно вступил во владение наследством. Все выводы построены на разнице в именах. Впрочем, члены палаты даже не слушают молоденького барчука-гвардейца. Не раздумывая, они присуждают отдать имение Прямикова Праволову. Все подписывают бумагу, отдают Праволову, и тут приходят два пакета из Сената.
В первом предписано немедленно взять под стражу Праволова - ябедника, злодея и душегуба. А во второй - приказ: всю Гражданскую палату судить уголовным порядком за взятки и несправедливости. Появляется Фёкла. Она, как и все остальные, поражена этими двумя новостями. Члены палаты разбегаются, и тут приходит Прямиков. Он просит руки Софьи. Кривосудов и Фёкла с радостью встречают его и дают согласие на брак. У них остались лишь надежды, что «всё... с рук сойдёт слегка». Или, по крайней мере, при ближайшем торжестве выйдет амнистия.
ПОЭТИКА СТИХОТВОРНОЙ ВЫСОКОЙ КОМЕДИИ:
«ЯБЕДА» В. В. КАПНИСТА (1757 - 1823)
При всей внешней разности эволюционных путей и генетических основ прозаической и стихотворной комедии XVIII в. их внутренняя устремленность к одной и той же жанровой модели национально-своеобразной «истинно общественной» комедии очевидна в конечных пунктах этих путей. Прежде чем Фонвизин создал свою высокую комедию «Недоросль», в русской комедиографии XVIII в. сформировался основной комплекс структурных элементов этого жанра. Комедия В. В. Капниста «Ябеда», созданная в 1796 г., под занавес века, наследует традицию национальной драматургии во всей ее полноте.
В обеих комедиях героиня воспитана в среде, далекой от материального быта простаковского поместья и кривосудовского дома, только родственные связи при этом перевернуты: фонвизинский Милон познакомился с Софьей в ее родном московском доме и вновь обрел в поместье ее дальних родственников Простаковых; капнистовский Прямиков встретил свою любовь «В Москве у тетки, где она и воспиталась» (342). Если у героини Капниста и нет благородного сценического дядюшки Стародума, причастного к ее воспитанию, то она все же обязана своим нравственным обликом, резко выделяющим ее из среды родного семейства, внесценической и, судя по всему, столь же благородной, как и Стародум, тетушке. И в «Недоросле», и в «Ябеде» героине грозит вынужденный брак из корыстных побуждений семейства жениха или своего собственного:
Милон . Может быть, она теперь в руках каких-нибудь корыстолюбцев (II,1); Кривосудов . Такого зятя я хочу себе найтить, // Который бы умел к нажитому нажить (350).
Наконец, в обеих комедиях влюбленные обязаны своим финальным счастьем вмешательству внешней силы: письма об опеке в «Недоросле», сенатских указов об аресте Праволова и суде над Гражданской палатой в «Ябеде». Но эта очевидная сюжетная близость отнюдь не является главным аспектом коренного сходства поэтики прозаического «Недоросля» и стихотворной «Ябеды». В «Недоросле» ключом к жанровой структуре комедии было каламбурное слово, лежащее в корне двоения ее мирообраза на бытовой и бытийный варианты. И тем же самым ключом открывается внешне единый бытовой мирообраз «Ябеды», в котором до последней возможности сокращены объемы, отданные добродетели, и на все действие экспансивно распространяется образ порока. При всем видимом тематическом несовпадении картин бытового произвола тирана-помещика в «Недоросле» и судейского чиновника в «Ябеде» именно каламбурное слово становится основным средством дифференциации образной системы и художественным приемом воссоздания того же самого расколотого на идею и вещь мирообраза, который мы уже имели случай наблюдать в «Недоросле».
Но если для Фонвизина в комедии власти «Недоросле» главным инструментом анализа на всех уровнях поэтики от каламбурного слова до двойного материально-идеального мирообраза была эстетически значимая категория качества, то для Капниста в комедии закона «Ябеде» первостепенное значение приобретает категория количества: еще одно новшество в каламбурной структуре слова «Ябеды», внесенное Капнистом в традиционный прием. Слово «Ябеды» не только по-фонвизински имеет два разнокачественных значения; оно еще и вполне оригинально по-капнистовски способно во множественном числе означать нечто прямо противоположное смыслу своей начальной формы (единственному числу). Разведение значений слова в его количественных вариантах особенно наглядно проявляется прежде всего в понятийной структуре действия «Ябеды». Коренное понятие, лежащее в основе ее мирообраза, - «закон», и в своем единственном и множественном числах оно отнюдь не является самому себе тождественным. Слово «закон» в единственном числе в «Ябеде» практически синонимично понятию «благо» в высшем смысле (добро, справедливость, правосудие):
Прямиков . Нет, права моего ничто не помрачит. // Я не боюсь: закон подпора мне и щит (340); Доброе. Закон желает нам прямого всем добра <...> // И с правдою судей сколь можно примирить (341).
Не случайно в этом своем количественном варианте слово «закон» принадлежит речи добродетельных персонажей, связанных с бытийной сферой духа. «Законами» же во множественном числе оперируют их антагонисты:
Кривосудов . Мы по законам все должны дела вершить (347); Фекла . Законов столько! <...> Указов миллион! <...> Прав целая громада! (360); Кохтин . То новенькие я законы приискал // И с делом, кажется, гладенько сочетал (372); Кохтин . Я предварительный журналец начернил, // С законами его и с делом согласил, // Наипаче же, сударь, с вчерашним общим мненьем (429).
Уже в этих репликах, где понятие «закон» претворяется во множественное число слова «законы», очевидно противостояние смыслов: ясная однозначность закона - и бесконечная вариативность законов, превращающая их в пластическую массу, послушную субъективному произволу корыстного чиновника. С особенной же наглядностью антонимичность «законов» «закону» проявляется как раз в тех случаях, когда словом «закон» в единственном числе пользуются люди-вещи, воплощение бытового порока:
Кривосудов . Безумна! Надобно такой закон прибрать, // Чтоб виноватого могли мы оправдать (361); Фекла . Кого не по словам закона разорили? (423).
Закон, оправдывающий виновного, и закон, разоряющий правого, - это уже не закон, а беззаконие. Чем не аналогия «указу о вольности дворянской» в интерпретации г-жи Простаковой, о которой В. О. Ключевский заметил: «Она хотела сказать, что закон оправдывает ее беззаконие. Она сказала бессмыслицу, и в этой бессмыслице весь смысл «Недоросля»: без нее это была бы комедия бессмыслиц» . Пожалуй, это суждение применимо к «Ябеде» едва ли не с большим успехом. Таким образом, каламбурное слово Капниста в конечном счете актуализирует прежде всего категорию количества, и при стертости индивидуальных качественных характеристик всех без исключения участников действия, в условиях унифицированной стихотворной речи всех персонажей, Капнист наконец-то находит сугубо действенный и ситуативный способ расподобления добродетели и порока. Взяв на себя основную смысловую нагрузку в образной системе и мирообразе «Ябеды», категория количественности, выраженная каламбурной игрой словом в его единственном и множественном числах, прорисовывает на фоне традиционной поэтики, унаследованной от «Недоросля», перспективу грядущего резкого своеобразия образных структур «Горя от ума» и «Ревизора»: оппозицию один - все. Не случайно количественная оппозиция «один - множество» уже сформирована в «Ябеде» противостоянием закона-истины и законов-лжи. Это необходимое условие для следующего уровня расподобления. И если роль Прямикова, «человека со стороны» и жертвы злостной клеветы в комедийной интриге, насытить самоценным идеологическим говорением и при этом лишить какого бы то ни было партнера того же уровня, то в перспективе очевидна роль Александра Андреевича Чацкого, «одного» среди «прочих»: при всем своем количественном виде этот конфликт является, в сущности, качественной характеристикой, что проницательно подчеркнуто И. А. Гончаровым . Что же касается «всех», погрязших в бездне бытовых пороков, то участь этого множества найдет свое окончательное воплощение в судьбе онемевших и окаменевших в финале «Ревизора» гоголевских чиновников. Начиная с фонвизинских героев-идеологов, равных своему высокому слову, которое без остатка исчерпывает их сценические образы, в русской комедии XVIII в. неуклонно нарастает потенциальная ассоциативность такого героя евангельскому Сыну Божию, воплощенному Слову, Логосу, неотъемлемым атрибутом которого является его благо и его истинность: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины» (Иоанн; 1,4). В своем полном объеме эта ассоциативность воплотится в целой сети сакральных реминисценций, связанных с образом Чацкого и ощутимых настолько, что современники окрестили «Горе от ума» «светским евангелием» . Из всех же конкретных воплощений амплуа высокого героя в русской комедии XVIII в. эта потенциальная ассоциативность особенно отчетливо проявлена в образе Прямикова, в нескольких словесных лейтмотивах, сопровождающих его в действии комедии. Прежде всего, в «Ябеде» неизвестно, откуда явился Прямиков в оседлый быт кривосудовского дома; на протяжении всего действия этот вопрос мучит его партнеров: «Софья . Ах, да откуда вы? <...> Где был ты долго так?» (345). Ср. в Евангелии: «Я знаю, откуда пришел и куда иду; а вы не знаете, откуда Я и куда иду» (Иоанн; VIII,14). Единственное указание на место, из которого явился Прямиков, носит скорее метафорический, нежели конкретный характер. Уже самый первый вопрос Анны Прямикову: «Да отколь // Принес вас бог?» (343), поддержанный аналогичным вопросом Феклы: «Зачем в наш дом господь занес?» (422), намекает на преимущественно горние сферы обитания Прямикова. Итак, герой появляется в земном обиталище своих антагонистов, метафорически выражаясь, свыше («Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира» - Иоанн; VIII,23) и по высшему повелению («Ибо Я не сам от себя пришел, но Он послал Меня» - Иоанн; VIII,42). В комедии Капниста этот сакральный смысл, сопутствующий образу Прямикова, подчеркнут и буквальным значением его имени: в своем греческом (Федот - Теодот) и русском (Богдан) вариантах оно значит одно и то же: Божий дар, богоданный («Бульбулькин. Впрямь, видно, богом дан тебе, брат, сей Федот» - 404). Далее, неразрывная атрибутивность понятия «истины» образу Прямикова - самый яркий словесный лейтмотив его речи:
Прямиков . Но дело ведь мое так право, ясно так! (335); Но я все правдою привык, мой друг, строчить (339); Я думаю, я прав (339); Но правду открывать вам не запрещено <...>. Когда б вы истину узнали <...>. Я в правости моей на суд ваш полагаюсь (399); Не ябедничать я, а правду говорить <...>. Не брань, а истину... (402).
В сочетании этих двух лейтмотивов образа Прямикова, истины и ее высшего происхождения, особенно заметным становится еле уловимый призвук сакрального смысла, который сопровождает героя. Целый ряд внутренне рифмующихся реплик и эпизодов комедии на протяжении всего ее действия поддерживает этот сакральный смысл: первая же характеристика, которую Добров дает Кривосудову, ассоциативно спроецирована на евангельскую ситуацию предательства Иуды («Что дому господин, гражданский председатель, // Есть сущей истины Иуда и предатель» - 335). Здесь нелишне отметить, что эпитет «сущей» относится не к Кривосудову (сущий предатель), а к истине: сущая истина - Логос, воплощенное слово (ср. сквозную евангельскую формулу «истинно, истинно говорю вам», предшествующую откровениям Христа). «Сущей истиной», преданной Иудой-Кривосудовым, в «Ябеде», без сомнения, является Богдан Прямиков, воплощающий в своем человеческом облике чистую идею права и правды. Мотив высшей истины возникает и в характеристике Атуева («С ним со сворой добрых псов // И сшедшую с небес доехать правду можно» - 336), в которой каждое опорное слово глубоко функционально в действии. «Сшедшая с небес правда» - правый Богдан Прямиков, которого Праволов собирается «доехать» («Доеду ж этого теперь я молодца!» - 372), то есть выиграть тяжбу, что и происходит не без помощи Атуева, получившего взятку «сворой добрых псов» («Праволов (к Атуеву, тихо). Те своры крымских?» - 383), в финале комедии, где в сцене решения суда по иску Прямикова мотив поругания высшей истины особенно внятен в инверсии этого понятия, примененного к явной лжи Праволова («Кривосудов . Тут правда сущая во всех словах приметна»; «Атуев. Да ведь на истину не надо много слов» - 445), и дополнен номинальным убийством Прямикова: лишением имени и имения . И. конечно же, далеко не случайно, что из всех комедий XVIII в. именно «Ябеда» с ее катастрофическим финалом наиболее близко подходит к формальному и действенному воплощению того апокалиптического сценического эффекта, которым Гоголь закончил своего «Ревизора». В одном из промежуточных вариантов текста «Ябеда» должна была кончаться своеобразной «немой сценой», аллегорически изображающей Правосудие. Таким образом, черновой вариант финала «Ябеды» и окончательный результат работы Гоголя над текстом «Ревизора» в одних и тех же текстовых (ремарка-описание) и сценических (живая картина) формах передают одну и ту же идею неизбежной тотальной катастрофичности исхода действия, которая осознается в русской комедиографии со времен Сумарокова в ассоциативной проекции на картину всеобщей гибели в апокалиптическом пророчестве Страшного Суда. Подводя итог разговору о русской комедии XVIII в., можно отметить, что память о старших жанрах функционирует в ней в структурах, акцентирующих или редуцирующих говорящий персонаж. При всей своей типологической устойчивости он выступает как этически вариативная и даже, можно сказать, амбивалентная эстетическая категория. Уже эволюционный ряд русской комедии XVIII в. демонстрирует это колебание: от высшего одического взлета (благородный резонер, высокий идеолог, начитанный западник, «новый человек») до низшего сатирического падения (болтун-пустомеля, бытовой сумасброд, петиметр-галломан). Говорная структура одического идеального персонажа соотносит его образ с евангельским типом образности: Слово, ставшее плотью и полное благодати и истины. Пластический облик наказуемого порока соотносим с визуальной образностью Апокалипсиса, зрелищем последней смерти грешного мира в день Страшного суда. И именно в «Ябеде» найдено то понятие, которое выражает эту амбивалентность единым словом с двумя противоположными значениями: понятие «благо» и ассоциация «благой вести», с которой начинается (явление Прямикова) и которой заканчивается (сенатские указы) действие комедии, расположенное между благом-добром и благом-злом. Сатирическая публицистика, лиро-эпическая бурлескная поэма, высокая комедия - каждый из этих жанров русской литературы 1760-1780-х гг. по-своему выражал одну и ту же закономерность становления новых жанровых структур русской литературы XVIII в. Каждый раз возникновение нового жанра совершалось на одной и той же эстетической основе: а именно, на основе скрещивания и взаимопроникновения идеолого-эстетических установок и мирообразов старших жанров сатиры и оды. Но может быть нагляднее всего эта тенденция к синтезу одического и сатирического, идеологического и бытового, понятийного и пластического мирообразов выразилась в лирике, до сих пор особенно четко дифференцированной по своим жанровым признакам. Поэтом, в творчестве которого ода окончательно утратила свой ораторский потенциал, а сатира избавилась от бытовой приземленности, стал Г. Р. Державин.