Хаим Сутин – гениальный безумец. Жил-был художник хаим сутин Хаим сутин биография и картины

Ни одна из странных историй об этом художнике не противоречит другой и не представляется преувеличением, а все вместе они складываются в легенду об одержимом живописью нищем чудаке, который достиг мирового признания... и словно не заметил этого. Доходящий до гротеска стиль жизни Сутина кажется продолжением его картин, а может быть, напротив, - их началом.


Хаим Сутин родился в 1893 г. в захолустном белорусском местечке Смиловичи, в бедной многодетной семье. Его родные не могли и помыслить о том, чтобы мальчик из набожного еврейского семейства стал художником и нарушил религиозный запрет на изображение «существ, имеющих душу». Хаим рисовал углем на стенах, воровал из дома посуду, чтобы продать её и на вырученные деньги купить карандаши. Ни наказания, ни побои не могли отвратить его от любимого занятия. Недолгое пребывание в Минске, где юный Сутин работал ретушером в фотоателье, закончилось драматически: он написал портрет раввина, за что был жестоко избит его сыном. Впрочем, деньги, полученные по суду как компенсация за побои, позволили юноше уехать в Вильно, где он начал, наконец, учиться в художественной школе. В 1913 г., после двух лет учебы, Сутин отправился в Париж: в Российской империи путь в крупные города был для него закрыт, поскольку передвижение евреев ограничивала пресловутая черта оседлости.


Камбала и помидоры

Он поселился на Монпарнасе, в легендарном «Улье»: так называли бывший выставочный павильон, перестроенный под дешевые художественные ателье. В этот «Улей» приносили «мед» своего творчества многие будущие знаменитости, а в то время безвестные неимущие художники, стекавшиеся в Париж со всего света. Среди таких же, как Сутин, выходцев из России был и Марк Шагал. Терзаемый безденежьем Сутин был готов на любой труд: пытался работать грузчиком, чернорабочим, натурщиком, но его отовсюду гнали - он просто неспособен был заниматься ничем, кроме живописи.

Представим себе Сутина времен «Улья». Застенчивый провинциал, толком не умеющий говорить ни по-русски (родным языком Сутина был идиш), ни, тем более, по-французски, он многим казался малограмотным невеждой. Неуклюжий, неопрятный, с «глазами затравленного зверя» (Илья Эренбург), в надетом на голое тело поношенном пальто... «Абсолютно дикий человек», - так охарактеризовал Сутина один из современников.


Сумасшедшая

Он колотил по ночам в двери соседей, требуя, чтобы ему дали хоть кусок хлеба. Но раздобыв пару селедок и луковицу, немедленно брался за натюрморт и, хотя его рассудок мутился от голода, не притрагивался к еде, пока не доводил работу до конца. Со всеми он пытался расплачиваться своими картинами: с людьми, у которых одолжил денег, с полицейским, который с пониманием отнесся к нему в участке (Сутина доставили в полицию, когда он был обнаружен спящим в мусорном ящике).

Натурщицы, измученные многочасовыми сеансами, плакали и отказывались работать с ним. Соседи разбегались, не в силах вынести запах разлагавшегося мяса, которое Сутин в жаркие летние дни приносил для натюрмортов с бойни, расположенной по соседству с «Ульем». А он, не замечая смрада, стоял нагишом перед мольбертом и нежно касался кистью холста, словно это было живое тело.

«Дикий человек» много читал и прилежно учился: совсем недолго - в Школе изящных искусств и постоянно - в музейных залах. «Когда к нему приближались, он отскакивал в сторону. На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых», - вспоминал французский критик Вольдемар Жорж, встретивший Сутина в музее. Его кумиром был Рембрандт. Сутин трижды ездил в Амстердам, чтобы увидеть рембрандтовские полотна в Рийксмузеум, и утверждал, что беседует с великим голландцем во сне.


Натюрморт с рыбами

От Сутина, который шокировал своей экстравагантностью даже парижскую богему, многие отворачивались, но нашлись и друзья. Самым близким другом, с первой же минуты знакомства распознавшим в Сутине гения, стал Амедео Модильяни. Эта дружба продолжалась недолго (Модильяни умер в 1920 г.), но стала для Сутина судьбоносной. Модильяни познакомил Сутина с коллекционером Леопольдом Зборовским и со скульптором Оскаром Мещаниновым. Оба окружили художника заботой: Зборовский начал выставлять картины Сутина и отправил его поработать на юг Франции, Мещанинов предоставил ему свою мастерскую. Именно у Зборовского полотна Сутина в 1922 г. увидел американский коллекционер Альберт Барнс и разом скупил все работы. Так к Сутину пришли известность и благосостояние: последовали успешные выставки в Париже, Чикаго, Нью-Йорке, Лондоне, вышла в свет небольшая монография, появилась отличная мастерская с видом на Сену. Но слава и достаток не изменили художника: его по-прежнему не волновал быт, не интересовало ничего, кроме живописи. Когда его уже проданные картины переставали ему нравиться, Сутин норовил выкупить их у владельцев, чтобы уничтожить.

Вторая мировая война застала Сутина во Франции. Он отказался эмигрировать в США, хотя у него была эта возможность. Спасаясь от облав на евреев, он жил по фальшивым документам в маленьком городке, дважды пытался уйти добровольцем на фронт. Хаим Сутин умер в 1943 г. от перитонита: обострилась язва желудка - наследие голодных лет «Улья». Он скончался, когда его, спрятанного в похоронном катафалке, тайно перевозили в Париж, где ждал хирург, готовый, вопреки запретам властей, сделать срочную операцию больному еврейского происхождения. Похоронили Сутина по тем же фальшивым документам на кладбище Монпарнас. Прийти проводить его не побоялись лишь несколько человек, среди которых был Пабло Пикассо.


Пейзаж. Кань-сюр-Мер

Слова шекспировского Гамлета «time is out of joint» - «век вывихнут» (перевод А. Радловой) кажутся лучшим эпиграфом к творчеству Сутина, обрамленному двумя мировыми войнами. Его портреты, натюрморты, пейзажи пронизаны ощущением неизбывной катастрофичности бытия. Наверное, он действительно был наделен какой-то сверх чуткой «звериной» интуицией и подсознательно улавливал весь трагизм, весь ужас своей эпохи, как животные чувствуют приближение стихийного бедствия.

Почему, живя в «Улье», он часами наблюдал за тем, что происходит на бойне по соседству? Почему из всех картин Рембрандта, которые он видел в Лувре, Сутин предпочитал полотно 1655-го г. «Разделанная бычья туша»? Почему среди всех цветов именно кроваво-красный приводил его в состояние почти болезненного экстаза и доминировал в его работах? Алые одежды и кресла, кирпично-красные стены, красные помидоры, красные цветы, пламенеющее нутро освежеванных говяжьих туш... Ответ напрашивается сам собой: мир представлялся художнику как гигантская бойня, неминуемо обрекающая все живое на уничтожение.

Сутин словно одушевляет материю: кухонная утварь, музыкальные инструменты, растения - все превращается под его кистью в страдающую уязвимую плоть. Скрипка с тонкой талией и поникшим грифом похожа на поруганную девушку ("Натюрморт со скрипкой",1922), гладиолусы напоминают кровоточащие раны ("Гладиолусы",1919), лежащие на столе чайные ложечки подобны обнаженным большеголовым телам, луковица с корешками выглядит как безжалостно выдранный зуб ("Натюрморт с супницей",1916), голодные вилки хищно и жалобно тянутся к пище ("Натюрморт с селедкой«,1916). А что сделал Сутин с тихими, идиллическими французскими городками! «На пейзажах Сутина под безжалостным, не знающим передышки, ураганным ветром деревья корчатся и беспомощно вертят растрепанной листвой./.../ В его картинах аккуратные французские пейзажи лишаются привычного обличья: дома, земля, деревья искривляются и срываются со своих мест. Из картины в картину повторяется этот навязчивый мотив подневольного, насильственного движения», - пишет исследователь творчества художника Михаил Герман.


Грум в красном

В натюрмортах Сутина нет «мертвой» натуры. Все эти распятые быки («Освежеванный бык» 1924, «Туша», 1925), подвешенные вниз головой птицы и кролики («Курица и помидоры», 1924, «Висящий кролик», 1923), объятые смертным страхом рыбы на тарелках («Натюрморт с рыбами», 1921, «Рыбы и помидоры», 1927) убиты, но вовсе не мертвы. Их глаза, глаза жертв, продолжают жить - испуганно таращатся, укоряют. И такими же полубезумными, напряженными глазами смотрят на нас герои портретов Сутина - дети с лицами стариков, похожие на обезьянок женщины, мальчишки-посыльные, поварята («Сумасшедшая», 1919, «Девочка с куклой», 1919, «Поваренок с красным платком», 1922, «Женщина в красном», 1923, «Посыльный», 1928). И так же, как лапки забитых кур, скрючены кисти их рук; так же, как вздыбленная земля и накренившиеся дома на сутинских пейзажах, деформированы головы, лица, тела.

Сутин был бы мрачнейшим из живописцев, если бы вся эта взвихренная, кричащая яркими красками, осязаемая плотная материя не была так красива. Тот экстаз, тот восторг, которые поражали всех, кто видел, как работает Сутин, запечатлелись в его холстах.


Натюрморт с луковицей

Он очень цельным художником. Уже в самых ранних парижских работах Сутин выступил как сложившийся живописец со своим взглядом на мир, и в дальнейшем - бедствовал ли он, благоденствовал ли - этот взгляд, полный сострадания и восхищения, не менял. Его не интересовало новаторство как таковое, формальные поиски, так увлекавшие, например, Пикассо. Характерные деформации натуры, по которым сразу узнаются работы Сутина, были естественным способом выражения того чувства вселенской боли, которое переполняло художника. Творчество Сутина трудно отнести к какому-либо художественному течению: оно не вписывается в упорядоченную различными направлениями-«измами» историю искусства 20-века, так же как и сам художник не вписывался в упорядоченное течение жизни.

Сегодня картины Хаима Сутина стоят на аукционах все дороже, счет идет на миллионы долларов, и, хотя его имя меньше известно широкой публике, чем имена Шагала и Модильяни, искусствоведы и коллекционеры ставят работы Сутина в один ряд с произведениями его великих современников.

На превью: Амедео Модильяни. Портрет Хаима Сутина (фрагмент)

ЖИЛ-БЫЛ ХУДОЖНИК ХАИМ СУТИН

Григорий Анисимов

Многие художники-выходцы из России, уехавшие в годы революции, до нее и после, – долгое время считались на родине как бы не существующими. Жили они в Париже и были отнесены к «французским художникам». Шагал, Сутин, Цадкин, Липшиц оставались за пределами внимания историков искусства и критики. Шагалу повезло больше, остальным – меньше. Кто-то метко назвал их замолчанными гениями. Это так и есть. Сутин – один из этих забытых. О нем на русском языке нет книг, альбомов, монографий. А он писал в документах «русский», указывал место рождения – Россия. Спасибо Илье Эренбургу: он первым написал о Хаиме Сутине. Пожалуй, впервые у нас в журнале публикуется очерк о жизни и творчестве этого великого художника, повлиявшего на судьбы мирового искусства.

То ли мед, то ли горькая чаша,

То ли адский огонь, то ли храм,

Все, что было его, – ныне ваше.

Все для вас. Посвящается вам.

Б. Окуджава

Из маленького безвестного местечка под Минском начинающий художник Сутин попал в Париж. Об этом городе он мечтал, туда стремился, страстно о нем мечтал, по страсти, наедине с собой прямо думал там прославиться. Могучая и обильная Русь была для еврейского юноши страной особенно тяжелой и жестокой. Но Сутин любил ее, видел ее беспомощность и наивность, хотя и никогда не воспевал ее подобно Шагалу, то есть, не воскрешал в своих работах. С выходцем из России Шагалом Сутина связывал необыкновенный романтизм искренности. Если Шагал создавал свои милые сказки, то Сутин был в искусстве Шекспиром, смело прибегавшим к трагедийным краскам, заглядывающим в бездну ада.

Он прожил почти вдвое меньше Шагала, но стал с ним вровень, хотя его знают в мире намного меньше, что означает только одно: время Сутина еще наступит.

Автопортрет. 1917 год.

За первые десять лет жизни в Париже (он приехал туда в 1912 году) Сутин вдоволь наголодался, намытарился, наскитался. Париж очень хорош, красив, уютен, очарователен и прекрасен, когда в кармане наличествуют франки. И Париж отталкивающе холоден и беспощаден, когда в кармане пусто. Могу свидетельствовать по собственному опыту.

Резкая перемена в жизни Сутина произошла, словно в волшебной сказке: приехал добрый дядя и осчастливил. Американский меценат и коллекционер скупил все работы Сутина за 20000 франков в 1922 году.

С появлением денег Сутин переменился мало: он был не очень-то опрятен, женщин сторонился из-за своей чрезвычайной застенчивости. Но друзья о нем заботились, приодели его, понемногу обучили хорошим манерам, наняли ему приличное жилье. Все дальше от Сутина отодвигались его родные Смиловичи, где он был десятым ребенком в семье. Его мать Сара была женщиной доброй и едва успевала накормить и обслужить многочисленную семью. Отец был портным. В одних книгах о Сутине говорится, что отца звали Борух, в других его называют Соломоном. Скорее всего, и то, и другое – правда, – наверное, имя отца художника было Борух-Шолом. Он не был ни выдающимся эрудитом, ни человеком, который бесконечно верит в силу разума. Он верил в свои руки труженика и был единственным кормильцем целой оравы голодных ртов.

Когда у Хаима проснулась страсть к рисованию, отец поощрял занятия сына. Но в ортодоксальном местечке со строгим соблюдением законов религии строго-настрого запрещалось рисовать то, что уже создано Б-гом, поэтому Хаима бивали не раз, а когда он вознамерился нарисовать раввина, его избили до полусмерти. Существует легенда, что раввин узнал об этом и выдал Сутину двадцать пять рублей. На которые тот и уехал в Вильно и поступил в художественное училище.

Худой, долговязый, болезненный – таким был Хаим Сутин. Рисовал он запоем, забившись в угол. Говорили также, что Сутин с первого раза не выдержал вступительный экзамен. Он бросился перед преподавателями на колени и выпросил разрешение на пересдачу. И сдал. И поступил.

Вероятно, от вечного недоедания у Сутина была язва желудка, он постоянно корчился от болей. Страдание было обычным на его лице, обрамленном патлатыми волосами. Широко раздутые ноздри, толстые красные губы и горящие глаза – таким был юноша Сутин.

Сразу бросались в глаза его отличия от других – особая напряженность, необычные манеры, нескладные движения. Зато художественный инстинкт в нем был настолько сильным, что рисование уводило его далеко от реальности, в волшебные миры фантазии, вымысла, горячего воображения. Когда он рисовал, рассудок как будто совсем покидал его – ничего не видел, ничего не слышал, ничего не понимал... В его картинах отражались лицо и душа художника. Они были колоритны, многозначны, предельно выразительны.

А. Модильяни. Портрет Хаима Сутина. 1915 год.

Нет искусства без характера личности творца. В этом смысле Сутин крайне субъективный художник. Он представлял собой большой театр, в котором играет один актер. Был театр переживания Станиславского. Был театр отчуждения Брехта, был театр биомеханики Мейерхольда, театр абсурда Ионеско. Сутин объединил в себе всё – и всему дал чуткую, зоркую, проницательную трактовку. Его ни с кем не спутаешь.

Он воплощал правду личных чувств с такой силой, что до сей поры потрясает людей неподдельным драматизмом.

Мне видится Сутин фигурой загадочной, демонической. Это не Левитан с его осенней грустью, не передвижники с их назойливым реализмом. Сутин – это гроза, стихия, ураган. Это новый тип художника, который срывает кожу с предметов, выворачивает наружу не всегда приглядное человеческое нутро. Это же в литературе делали Достоевский и Толстой. Сутин зачитывался Бальзаком. Художественная поэзия этого писателя была ему по душе: никаких романтических идеалов. В чем-то Бальзак созвучен именно нашему времени – социализм строили-строили, но так и не достроили и с полного маху ввалились в капитализм с его хищными желтыми клыками.

В Париже Сутин поступил в Академию Кормона. За громким названием скрывалась частная школа. Притом платная. Денег у Сутина не было. Он подрабатывал, разгружал вагоны и баржи. Его друг Модильяни выдавал ему один франк на день. Потом они вместе напивались в дешевых кафе. Сутин засыпал за столиком или на потертой кушетке у случайной подруги. Утром Сутин опохмелялся и принимался за работу.

Писал он свои холсты бурно, горячо, выкладываясь до конца. Отходил от мольберта, когда уже ноги его не держали.

Есть два способа жизни: или ты живешь, влекомый безоглядностью, безрассудством, дерзкой мечтой, которая не дает тебе покоя ни днем, ни ночью. Или тобой руководит трезвый расчет, поиск лучшей жизни, обеспеченной и комфортной. Любимый Сутиным Бальзак в своих романах убедительно показал, что за деньги нельзя купить настоящую любовь, а волчья мораль подрывает все устои, толкает на сделку с совестью. Эгоистические стремления человека ведут к краху. Всевышний снабдил Сутина талантом огромной силы, но обделил здоровьем. Он прожил всего пятьдесят лет. Сутин следовал голосу совести художника, Б-жьего избранника и труженика. Он работал без устали. Модильяни постоянно твердил ему: Сутин, ты – гениальный художник! И вера Сутина в себя укреплялась, помогала выносить все трудности. Он набрал ту высоту творчества, какой достигают единицы. Забрался в горние выси. Далеко внизу копошились бездари, дельцы от искусства, похожие на мелких лавочников. Холодные ремесленники не ведают настоящей любви, вселенских страстей.

У подельщиков равнодушные сердца и липкие жадные пальцы. Сутину казалось, что у них вообще нет сердец, а только поршни. А сам он жил на износ, возносясь духом в б-жественный космос.

Этот местечковый парень, которого едва научили пользоваться носовым платком и носить шелковые рубашки с запонками, понял, что все должно превосходить себя, чтобы быть собой. Он никогда не знал, что сделать, чтобы добиться успеха. Но зато знал, что живопись его – новая и необычная. Каждый его портрет, пейзаж, композиция, натюрморт с тушей забитого быка становились знаком, символом, обобщенным образом природы. Красные гладиолусы захлебывались от крика, люди на его картинах корчились от внутренних противоречий, казалось, что их разрывает изнутри.

Живопись для Хаима Сутина была способом существования, пищей для души, воздухом для легких. Если бы у него отняли краски и холсты, он немедленно умер бы на лавке в своей мастерской. Живопись таила в себе элемент бесконечности, хотя она была вот тут, рядом, в сердце и в тюбиках.

Когда-то в виленской художественной школе рядом с Сутиным учился Михаил Кикоин, уроженец деревни Режицы Витебской губернии. Там же учился Павел Кремень, что приехал в Вильно из деревни Желудка. Эти деревенские ребята держались и в Париже вместе, были Сутину верными друзьями, единомышленниками. Они мыли посуду, выколачивали из чужих ковров пыль, мели улицы и помогали друг другу выживать.

Модильяни поселил Сутина у русского скульптора Оскара Мещанинова. Тот был родом из Витебска, уехал в Париж в 1907 году. Ко времени приезда в Париж Сутина Мещанинов получил признание. Он дружил с Пикассо и Модильяни, с Диего Риверой и Цадкиным.

Оскар Мещанинов был человеком необыкновенно добрым, участливым и открытым. Сутин его обожал за живость, покладистость и работоспособность. Часами мог Оскар читать Пушкина. Сутин влюбился в Пушкина. По ночам великаны живописи что-то нашептывали Сутину. Он явственно слышал их голоса. Они стояли рядом с его изголовьем – крупные, сосредоточенные и значительные. Вот пришел Тициан. Тихо встал рядом, передохнул, заговорил, как будто продолжая давнишний разговор: «Слушай, Хаим, ты посмотри-ка внимательно на мой “Автопортрет”, на “Динария кесаря”, прими во внимание “Мадонну семейства Пизаро” и “Венеру Урбинскую”, пожалуй этого хватит... И ты поймешь, что мастерство художника это особая милость Б-га. Это с неба. Самое яростное письмо масляными красками без должного таланта может порождать лишь безобразные результаты».

Туша. 1925 год.

Сутин слушал этих говорящих призраков. Они на его глазах наполнялись жизнью, начинали мерцать и светиться, как приборы в самолете в ночное время.

– Где и когда ты родился? – вдруг спросил этот грозный, с насупившимися бровями старик. – Цифры и местность всегда имеют важное значение в судьбе художника. – Я родился в Белоруссии, в местечке Смиловичи 13 января 1893 года, – тут же отрапортовал Сутин. Усмешка Тициана.

– Значит, ты – Козерог. Тринадцатые числа – чаще всего хорошие дни, астрология не подтверждает суеверий по их поводу. Ты родился возле воды, так? – Да, маэстро, у нас Двина под окнами.

– Подумать только, я жил за четыре века до тебя! А живопись твоя мне по душе. Настоящий колорист. Мы с Джорджоне много занимались колоритом, стилем... Я видел твою выставку в Нью-Йорке. Хорошо. Но слишком много боли, страданий. Надо подняться над личным, забыть о бедах...

– Хорошо тебе говорить, Тициан, – вдруг озлобился Сутин. – Ты не знал голода, ты покупал дома, тебя окружала роскошь, тебя облизывали богатые дамы. А заказы – от Карла V, от папы, от богатых господ...

– Что ты размычался, грубиян...

– Да шел бы ты, Тициан, к...

Призрак вдруг исчез, вместо него появился шумный Амедео.

– Что это ты такой растерянный, Сутин? – весело спрашивал Моди, доставая из сумки пузатую бутылку вина, хлеб, сыр и помидоры.

– Амедео, я, кажется, беседовал с Тицианом... Он хвалил меня за стиль.

– Я так и думал! Бедняжка совсем рехнулся! Тебе срочно надо хлебнуть.

Модильяни налил полный стакан вина, протянул Сутину: – На, глотни!

Сутин выпил вино. Тепло разлилось по телу. Это было не только тепло вина, но и градус дружбы. Если бы не Моди, туго бы пришлось Сутину. Моди ухаживал за ним с заботливостью ласковой мамаши. Он устраивал его с жильем, давал деньги.

Конечно, Тициану легко говорить: у него были дома, поместья, виллы, Добротная семья – сын Орацио, сын Помпонио, дочь Лавиния. А у меня что? Сын – Кобальт синий спектральный. Дочь – Берлинская лазурь, второй сын – Кадмий красный, пурпурный. Хорошо, что меня взял к себе мой земляк Осип Цадкин. Мы поселились с ним в подвале. Рядом были знаменитые бойни на бульваре Вожирар. Там я доставал туши, они мне охотно позировали. Потом Моди устроил меня к Леопольду Зборовскому на улицу Жозеф-Бара. Лео меня любил, а его жена Анна ненавидела. Всегда так, жены наших друзей, если мы с ними не спим, – публика тяжелая, склочная, несносная.

Кондитер. 1922 год.

В последнее время я написал «Натюрморт с рыбами на блюде», «Девочку в красном платье», «Гладиолусы», «Автопортрет», «Шеф-повара».

Наработался до того, что в глазах звездочки стали прыгать, просыпался ночью в холодном поту, таращился в темноту, снова засыпал.

И кто ко мне заявился? Сам Микеле, да-да! Бровастый, с бешеными глазами и сломанным носом. – Ну что, приятель, – сказал мне Микеланджело, – ты взял тему скорби, страданий, нечистот, пишешь туши, поливая их кровью. Чего добиваешься?

– Хочу вернуть живопись назад, к великим традициям.

– Это похвально, мой друг. Ты видел потолок Сикстинской капеллы?

– Только на репродукциях.

– Мне интересно, что поняли люди двадцатого века? – Буонарроти скрипнул зубами и глянул на Сутина во всю силу своих страшных, давящих глаз.

– Величие и мощь, языческая страсть и образ Христа как грозного судии! – вот что я понял, – твердо и горячо сказал Сутин.

– Цель и смысл моего искусства доступны тебе, поэтому я могу с тобой свободно говорить...

Когда Сутин рассказывал друзьям, что к нему по ночам являются великие мастера и беседуют с ним, они крутили пальцем у виска:

– Пить надо меньше!

Сутин хмыкал, а про себя думал, что больше всего ждет он встречи во сне с тем, кого любил сильней всех. Конечно же, с Рембрандтом.

И Рембрандт пришел к нему. Квадратный, добродушный, в малиновом берете и легком плаще, наброшенном прямо на ремесленную робу с петельками через плечо. Он уселся за столом поудобнее, снял берет, разгладил волосы, улыбнулся. Сутин услужливо налил в бокалы вино.

Гость посмотрел вино на свет и просто сказал, чокаясь: – За искусство!

И с удовольствием осушил бокал. – У нас с тобой много общего, Сутин, хотя ты еврей, а я голландец. Ты из семьи портного, а я из семьи мельника. Мы оба рано сбежали из дому, чтобы стать художниками. Национальность в искусстве ничего не значит!

Сутин и Полетт Журден с собачкой. 1927 год.

– Я так и знал, что это скажете! Для меня большая честь видеть вас, говорить с вами! У Сутина перехватило горло.

– У тебя свой язык, свой стиль. Без стиля нет художника. Стиль – дитя любви. А любовь – врачеватель духа. Настоящая живопись лечит человека получше любого лекарства. А плохая живопись разносит заразу, делает человека инвалидом. Скажу тебе, Сутин, по секрету: мне по душе трагизм в твоих работах. У тебя много общего с Адрианом Броувером. В твоих работах есть мистика, тайна. В живописи должна быть тайна, как в женщине, как в природе. Они скрытничают, не сразу раскрываются. Это делает их познание увлекательным. То, что распахнуто настежь, скучно...

Рембрандт спрашивает:

– Мне говорили, что ты изучал мои работы, ездил в Голландию. Для чего это тебе? В мире множество живописцев...

– А ваш колорит? Такого нет больше ни у кого. После вас для меня устарели Тициан, Рубенс, Карраччи. Они померкли. А Рембрандт ван Рейн, как яркая звездочка на небосводе ночном.

– Спасибо тебе, собрат. Ласковое слово для художника большой подарок. Ведь мы сжигаем себя дотла, а что слышим за это?

Дай, я пожму твою руку. – Сутин протянул ему руку. И сразу вскочил. В мастерской уже никого не было. Только в углу на кушетке сладко посапывала Полин. Она умела утихомирить и приласкать любого пьяницу.

Дерево под ветром. 1942 год.

Очень не хотелось Сутину так сразу же распрощаться с таким посетителем, который только что был у него, разговаривал так умно, веско, значительно. Без таких людей мир скучен, однообразен, двухмерен. Как это сказал Рембрандт? Ты, Сутин, говорит, душу в свои работы вкладываешь, а другие счета в живопись суют, претензии свои суют, скаредность и лягушачью свою скользкоту. А ты – душу. А что есть на свете дороже, значимей и таинственней души? Ничего больше нет! Здорово сказал. Мудрый старик. Душевный. А как у него глаза загораются. Как у волка, так и пылают. Никогда люди с ним не расстанутся, никогда. Он будет с ними, пока жизнь на земле не кончится. Вечный спутник, неизменный странник Агасфер.

Сутин тронул Полин за плечо, ему захотелось тепла. – Полин, я кушать хочу. Проснись!

Видение Рембрандта прокрутилось в мозгу Сутина как кинолента.

Хотя Хаим Сутин мог показаться кому-то дикарем, тронутым, неряхой и пьяницей, но в живописи он был аристократом и гением, человеком вольным, гордым и независимым. Про себя он посмеивался, когда вспоминал рассказы о том, что московские меценаты заказывали Матиссу картины, давали сюжеты и говорили художнику – это сделайте нам к такому-то числу, а то исполните в таком-то размере и привезете в Москву в декабре. И Матисс старался.

Сутин разворачивал аккуратно обернутый в газету том Пушкина и читал: «Поэт сам выбирает предметы своих песен, и толпа не имеет права управлять его вдохновением...» Вот умница. Да таких свет не видел!

Том этот был выпущен на папиросной бумаге в 1899 году к столетию со дня рождения поэта. А подарил его Сутину Оскар Мещанинов. Этим томом Сутин бесконечно дорожил, как и самим Пушкиным, которого просто боготворил. Наработавшись, он доставал заветную книгу, читал большие куски поэм, стихов, драматических сцен. И слова гулко отзывались в нем, он трепетал, как в лихорадке. За грубоватой внешностью Сутина, похожего на разночинца, ремесленника, бродягу, скрывался умный человек и опытнейший профессионал, который умел передать в живописи тончайшие оттенки сложных душевных состояний.

Один из великих живописцев XX века, Хаим Сутин и по сию пору остается «вещью в себе». Время от времени устраивают его выставки, а после снова надолго забывают. Его картины будут покупать арабские шейхи, семья Чаплина, семья Росселлини. Даже Пабло Пикассо купит и повесит в своей мастерской картину Сутина «Париж ночью». Что же всех их завораживает – хаос мазков, линий, особая сутинская энергетика, напор трагизма, обнаженность всего живого и сущего? Честно говоря, не знаю. Об этом надо было спросить у самого художника или у его верной до конца жены и подруги Мари-Берт Оренш. Говорят, она тонко понимала эти материи. Как может только любящее сердце.

Сутин был по-детски доверчив. Он верил в себя, в свои руки, как и его отец, который мог сшить костюм самому привередливому тирану. Но по жизни был штопальщик, то есть чинил старую одежду.

Для Сутина его работа живописца была главным и единственным законом жизни. Понял он это, когда взобрался на высоченную пожарную башню в их местечке. Оттуда открывалась впечатляющая панорама, наполнившая душу таким вдохновенным восторгом, какой бывает у мастера после удавшейся работы или после интимной близости с любимой.

Гладиолусы. 1919 год.

Судя по живописи, Сутин всегда прямо и смело смотрел в глаза своей судьбе. У него было все, чтобы построить Утопию с цветами и розами, чтобы вызвать в себе четвертый сон Веры Павловны, так сочно и сладко описанный Чернышевским. Но он больше верил Бальзаку, который до крови в глазах разглядывал мрак и нечистоты. А золотые стихи Пушкина поднимали его ввысь, помогали ему писать свои картины, в которых тепло б-жественного дыхания сочеталось с любовью и страстью.

Он был благодарен друзьям, благодаря им, их помощи он стал тем, кем стал. Примером самоотверженности художника, совести мастера, честью и достоинством искусства двадцатого века. «Все художники, кто достоин гильдии Святого Луки, должны быть товарищами, братством...» Кажется, так сказал ему Рембрандт во время их короткой встречи. Ради чего старый скульптор и добряк Альфред Буше приобрел строения на улице Данциг, устроил там Улей для художников? Ведь он мог копить деньги, тратить их на девок и дорогую жратву, тешить плоть?

Так сказало ему сердце, так совесть велела. Такой же зов услышал художник Сутин. Его кисть вызвала к жизни картины, исполненные в суровом стиле. Он действовал как хирург, патологоанатом, лишенный сантиментов. Действовал убежденно и деловито. Впору привести одно стихотворение, чтобы до конца понять Сутина. Вот оно.

Вы помните то,

что видели мы летом?

Мой ангел, помните ли вы

Ту лошадь дохлую под ярким

белым светом

Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,

Подобно девке площадной,

Бесстыдно, брюхом вверх, лежала

у дороги,

Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,

Чтобы останки сжечь дотла,

Чтоб слитое в одном великая Природа

Разъединенным приняла.

И вы, красавица, и вас коснется тленье,

И вы сгниете до костей,

Одетая в цветы под скорбные моленья,

Добыча гробовых костей.

(Перевод с французского В. Левика)

Это написал Шарль Бодлер. Он умер в 1867 году, когда Сутин еще не родился, умер, уверенный в неодолимости зла, в порочности жизни.

Целое поколение писателей и х

удожников в первые тридцать лет XX века были завсегдатаями парижских кафе «Ротонда», «Куполь», «Тулузский негр». Не бездельники и клошары приходили туда, а люди, которые хорошо поработали. Об этом можно прочитать у Хемингуэя, Эренбурга, Поплавского. Откройте Эренбурга и найдете там строчки, которые имеют прямое отношение к разговору о Сутине и его собратьях. «Для того, чтобы привычные слова волновали, чтобы ожил холст или камень, нужны дыхание, страсть, и художник сгорает быстрее – он живет за двоих, ведь помимо творчества есть у него своя кудлатая, запутанная жизнь, как у всех людей, никак не меньше». Писательница, жившая в Париже, Гертруда Стайн думала, что эти люди – потерянное поколение. Она-то и придумала термин «неприкаянные». Ничуть не бывало! Разве Сутин и Шагал, Паскин и Штеренберг, Хемингуэй и Эренбург, Скотт Фицджеральд и Модильяни были потерянными? Для кого? Они жили страстью творчества, работали как одержимые, обогатили человечество.

Невеста. 1925 год.

Пользуясь определением Хемингуэя, можно сказать: их талант был таким же естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки. И узор этот не стерся и не поблек и в нашем XXI веке. Они создавали шедевры, хотя не всегда имели деньги, чтобы как следует поесть. Сутин говорил, что голод и бескорыстие рождают шедевры, а не сытость и благополучие.

У Рембрандта была картина с тушей убитого быка. Красота и разнообразие фактуры побеждали ощущение неприятного и уродливого сюжета. Все оттенки красного в картине усиливали и углубляли присутствие сырого мяса, а валеры на голубоватых сухожилиях то вспыхивали, то мерцали. Так написать мог только он.

А спустя много лет и Сутин взялся за эту тему и решал ее многократно с невероятным трагизмом. Оказалось, что натюрморт не мертвая натура в его руках, а живая – с запахами, формами, полными движения, с поразительными переходами линии в объем. Тезка Сутина Хаим-Яков Липшиц недоумевал: «Слушай, Сутин, насмотревшись на твою живопись, я могу лепить вслед за тобой. С помощью объемов в пространстве я черпаю свет. Станковая скульптура, как и настоящая живопись вполне автономна в природе и параллельна ей. Они необходимы человеку, как солнце».

У Жака Липшица Сутин учился экспрессивной деформации натуры. В этом он не знал себе равных. И деформация ничуть не мешала эмоциональной образности. Не случайно Модильяни написал портреты Липшица и Сутина – оба стали всемирно признанными столпами современного искусства. Как и сам Амедео.

Без устали писал Сутин мясные туши, ощипанную дичь, рыбу на блюде, цыплят. Ни у одного художника не было столько работ, связанных с едой. Этот человек хорошо наголодался. Он умер 9 августа 1943 года в Париже от перитонита. Город был оккупирован. Опасаясь немецкой полиции, многие друзья не могли выйти на улицу. За гробом Сутина шел один человек. Это был Пикассо.

Сутин. 1927 год.

Его похоронили на кладбище на Монпарнасе.

Начинал Сутин из Вильно. Потом в Париже у него была собственная мастерская на площади Клема, откуда открывался вид на Сену. Это напоминало ему задумчивую Двину его детства.

Сутин показывал ужас реальности, где все подчиняется бесчеловечным законам. Но все же, видимо, не совсем все, если есть место под солнцем таким, как Сутин. С полным основанием можно причислить этого мастера к в о л ш е б н о м у р е а л и з м у. Это неповторимый индивидуальный стиль, взволнованное письмо, накаленная добела живопись, экспрессия бесконечная, когда кисть создает на холсте не экзерсисы, а подлинную музыку.

«Пока я голодал, я научился гораздо лучше понимать Сезана», – заметил Хемингуэй. Люди научились понимать Сутина, по крайней мере, платят за него миллионы. Понимание – пролог любви.

Грум. 1928 год.

P.S. Тяжело больной Модильяни сказал Леопольду Збровскому: не беспокойтесь, в лице Сутина я оставляю вам гения. Не склонный к комплиментам Константин Коровин считал Сутина одним из пяти лучших художников мира. Модильяни написал замечательный портрет молодого Сутина (1917). Он совсем не похож на «Автопортрет» Сутина. Тот написал себя страшноватым, неуклюжим, даже уродливым, похожим на калмыка. У Модильяни его друг Сутин спокойный, уравновешенный, в чем-то даже симпатичный, со сложенными на коленях руками. Как-то у Сутина спросили: – Вы ведь жили тяжело, верно, были несчастны в жизни?

– С чего это вы взяли? Я всегда был счастливым человеком! – был ответ Сутина. Сказано это было задорно, даже с вызовом.

Хаим Сутин не покривил душой. Да, он был счастливым человеком. А может ли быть творец несчастным? Почти полностью ослепший Микеланджело, задыхавшийся от замыслов Моцарт, глухой Бетховен, доведенный до гибели Пушкин – были они несчастливыми?

Шартрский собор. 1932 год.

Задай им такой вопрос – все ответили бы, как Сутин. Их вела по жизни страсть, творчество, не деньги диктовали им поступки, не прибыль снилась им. Несчастливы бюргеры, обыватели, мещане, а творцы носят счастье в себе. Они ткут его из обманчивой, ненадежной паутины, но их биографии часто похожи на жития святых.

У Сутина не было духовного покоя. Творчество сожгло его. С кистью в руке он бывал необычайно просветлен. Это о таких написал мудрейший Пушкин: «И сердце вновь горит и любит оттого, что не любить оно не может». Сказано по конкретному поводу, о любви к одной женщине. Но Пушкин таков, что в эти слова можно вложить совсем иной смысл.

Отнести это можно к каждому настоящему художнику. Действительно, художник – не профессия. Это судьба!

Ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

Современника Пикассо и Модильяни, беспокойного и экспрессивного художника, автора тревожных и диспропорциональных картин, которые повлияли на творчество Кунинга, Ротко, Поллока и Бэкона (работы которых также включили в экспозицию ретроспективы). По просьбе The Village Алексей Павперов рассказал о главных этапах жизни и творчества живописца.

Алексей Павперов

Смиловичи

Голод, детство в деревне и алкоголь

Художник Хаим Сутин родился в нищей белорусской деревеньке Смиловичи в 1893 году. Детство он провел в бедности, грязи, неустроенности. Сутин был одиннадцатым ребенком в еврейской семье низкооплачиваемого портного, который часто грубо и жестоко относился к своим домочадцам. Он постоянно недоедал - иногда хватал луковицу, картофелину или кусок хлеба и убегал в лес, прятался среди деревьев, ночевал в поле, чтобы в конечном итоге вернуться домой и принять неминуемое наказание.

Серость и невыносимость окружающей действительности Сутин компенсировал мощной работой воображения - ребенок много наблюдал за природой, трансформировал свои впечатления в завораживающие фантастические формы, мог расплакаться от непривычно ярких событий. Со временем близкие распознали в нем склонность к художественному ремеслу. При поддержке местного раввина и любящей матери Сутин отказывается от продолжения семейного дела - вместе с другим будущим живописцем Парижской школы Михаилом Кикоиным они едут в Минск учиться мастерству у местного художника Крюгера. Год спустя молодые люди продолжают образование в Вильне, где находят себе нового единомышленника - Павла (Пинхуса) Кременя. По прошествии трех лет наставники Сутина отправляют его в Париж. Антисемитизм в Российской империи на тот момент все еще закреплен на государственном уровне - европейская столица искусства оказывается для нищего еврейского художника ближе, чем Санкт-Петербург.

Уже в Вильне Сутин начинает пить. Пристрастие к алкоголю и сопутствующие хронические недуги будут преследовать его всю оставшуюся жизнь и в итоге станут причиной его смерти, довольно скоропостижной.

«Зеленое платье». 1920–1921

«Улей»

Знакомство с Модильяни

Сутин последним среди своих товарищей перебрался в Париж - предположительно, это произошло в 1912–1913 году. С одним мешком вещей он объявился на пороге мастерской Кременя. Сутин тогда не то что не знал французского, даже по-русски он говорил с большим трудом. Художник начал жить и работать в «Улье» - международной творческой коммуне в Пассаже Данциг. Среди его новых знакомых - Марк Шагал, Константин Бранкузи, Фернан Леже, Робер Делоне. Художники живут в атмосфере постоянного творческого обмена, совместная работа оказывается также и более выгодной - натурщицу можно нанять вскладчину.

Особенно теплая дружба завязывается у Сутина с Амедео Модильяни. Разница между ними разительна: Сутин - едва сводящий концы с концами, неопрятный, странный, нелюдимый провинциал. Модильяни - франт, элегантный и обаятельный итальянец, знаток живописи, декларирующий по памяти сонеты Данте. Тем не менее они начали общаться, Модильяни стал персональным экскурсоводом Сутина по Лувру. Уже после «Улья» друзья какое-то время работали по соседству, Модильяни дважды написал портрет Сутина.

Жизнь Сутина происходит в постоянном обсуждении и осмыслении искусства. По ночам он сидит в дешевых, работающих ночь напролет парижских кафе, пьет вино и дискутирует о своей и чужой живописи.

«Большая шляпа». 1923–1924

Деформации

Кровь, гниющее мясо и экспрессивный абстракционизм

Сутин был хорошо знаком с Пабло Пикассо и начал работать на излете кубизма, но в своем творчестве оказался ближе скорее к немецким экспрессионистам. Первые работы художника - натуралистичные, сдержанные в плане колорита «сезанновские» натюрморты, в которых субъективность видения оказывается важнее строгих законов перспективы и композиции. По мере становления Сутина возрастала экспрессивность его письма: тела и лица людей на портретах художника оказываются скрючены диспропорциями и судорогами, дома на пейзажах словно отрываются от земли, деревья, строения и дорожки засасывает в вихрь мазков.

Живопись Сутина преследуют тревожные образы. Герои его картин несут на себе следы смятения и несовершенства. В двадцатые годы художник создал серию картин с мертвыми животными - освежеванными кроликами, жутковатыми ощипанными птицами. Апофеозом этой линии в его искусстве стали реминисценции Рембрандта - изображения освежеванных бычьих туш. Сутин рисовал исключительно с натуры - огромные куски мяса висели у него прямо в мастерской; они гнили, источали тошнотворный запах, привлекали к себе полчища мух. На все эти осложнения Сутин не обращал внимания и только время от времени поливал тушу бычьей кровью.

«Туша быка». 1924

Брутальные и мрачные образы щекотали нервы заказчиков, о чем Сутин был прекрасно осведомлен. Подобную тягу к графичным изображениям можно объяснить биографическими, эстетическими, но также и философскими особенностями. Как и Бодлер, Сутин был способен эстетизировать любой якобы отталкивающий объект. Стихи «проклятого поэта» воспевали падаль, работы Сутина эмансипировали красоту растерзанного кровоточащего мяса. Он завороженно наблюдал за кровавыми боксерскими поединками, изучал витрины мясников, не чурался визитов на бойню. Гармоничную красоту итальянского возрождения Сутин также принимал, но считал ее слишком уравновешенной и скучной.

Еще одна особенность Сутина - он не делал рисунков, иногда намечал композицию углем или же сразу принимался работать красками. Причудливые узоры в своих пейзажах он процарапывал ручкой кисти, так же как и Кокошка придавал форму краске на своих экспрессивных портретах при помощи нажима ногтя. «Зрелый» Сутин активно использовал мощный красный цвет - например, в поворотной для его творчества работе «Красные гладиолусы» или знаменитой «Красной лестнице».

Темпераментность, невротичность и намеченный поворот к абстракции в картинах Сутина стали источником вдохновения для Виллема де Кунинга, Джексона Поллока, Марка Ротко, Френсиса Бэкона. «В послевоенном Нью-Йорке Сутина чествовали как пророка нового экспрессивного абстракционизма. Художники и критики видели в нем прорицателя, пионера нового течения в живописи, предтечу де Кунинга и Поллока. Они заново прочитывали творчество Сутина, но при этом не искажали его, а приближали, подавая крупным планом. Следуя их логике, творчество Сутина - это абстрактное искусство в деталях, а огромные полотна абстрактных экспрессионистов - это крупные планы», - объясняет куратор выставки от Музея Орсэ Клэр Бернарди.

Старые мастера

Лувр и влияние Рембрандта

Сутин ненавидел копировать чужие работы. После недолгой попытки ходить на курсы по живописи, он бросает академическое образование и начинает учиться самостоятельно. Главным его институтом становится Лувр - он пропадает в залах музея, пугая местных смотрителей декларируемыми вслух восторженными ремарками. В ранних работах художника очевидно влияние композиционных искажений Сезанна и экспрессивных пейзажей Ван Гога. Любимым рисовальщиком Сутина стал Рембрандт. Художник всего дважды покидал Францию, оба раза - чтобы увидеть полотна своего кумира: «Еврейскую невесту» в Амстердаме и «Хендрикье, входящую в реку» в Лондоне. Эти картины Сутин изучал часами. В начале 30-ых, когда стиль достигшего успеха художника становится более спокойным и уравновешенным, Сутин рисует свою версию «Хендрикье», списанную с горничной его тогдашних покровителей Марселина и Мадлен Кастенов.

«Красная лестница в Кане». 1923

«Натюрморт со скатом». 1923–1924

Среди прочих наиболее известных отсылок в работах Сутина можно указать натюрморт со скатом Шардена и картину «Девушки на берегу Сены» Курбе

«Женщина, входящая в воду». Около 1931

«Автопортрет». 1920–1921

Нервозность

Некрасота и неприязнь к собственным картинам

Сутин был некрасив. Русская художница Парижской школы Мария Брониславовна Воробьёва-Стебельская описывала его следующим образом: «сутулый, с короткой шеей, втянутой в плечи, с крупными чертами лица и тяжелой челюстью, как у деревянной скульптуры, высеченной топором доисторического мастера». У Сутина были плохие зубы, взгляд исподлобья, покрасневшие веки, нервный и дергающийся левый глаз. Однако Воробьёва-Стебельская также вспоминает, что «более всего поражали его небольшие, изящные и слабые, как у ребенка, кисти рук». Сутин прекрасно осознавал свою непривлекательность и, в отличие от Модильяни, изобразил себя на автопортрете без всякого сожаления.

С посторонними художник часто вел себя резко и грубо. Многие воспринимали его как нервного, замкнутого и неприветливого человека. Известно, что Леопольд Зборовский - торговец искусством, многое сделавший для художников Парижской школы, - однажды решился на весьма изуверский способ стимулирования подопечных.Снабдив их всем

необходимым, Зборовский на несколько дней запирал художников на ключ. Если Модильяни заточение помогало сконцентрироваться и в короткие сроки закончить работу, то Сутин начинал расстраиваться и болеть - или же принимался в ярости громить комнату. Неудавшиеся, по мнению Сутина, работы он безжалостно уничтожал. Недовольный художник рвал холсты, топтал их ногами. Для этого он выкупил многие из своих ранних работ.

Однако с друзьями и коллегами, понимающими всю серьезность его работы, Сутин был весьма добр и приветлив. Даже после того как он стал востребованным обеспеченным художником, он часто переезжал и был не в состоянии создать у себя дома уютную атмосферу. Казалось, что вопросы быта его совершенно не волновали. Заезжая в новые апартаменты, Сутин ничего не менял. Комнаты быстро наполнялись пылью, грязью и затхлым воздухом.

На занятиях рисованием в Русской академии в Париже Сутин располагался сзади у стены, пряча от всех лист, на котором рисовал. Живопись была единственной его страстью, художник даже говорил, что «женился» на своем ремесле - постоянная подруга, ласковая и хозяйственная немка Герда Грот, появилась в его жизни только в 1937 году. Незадолго до смерти они оказались разлучены - спустя три года после встречи Грот была интернирована французскими властями, а в 1943 году Хаим Сутин скончался от осложнений язвенной болезни желудка.

Изображения: ГМИИ имени А. С. Пушкина, Музей искусства авангарда

Публикуется с любезного разрешения автора
Валентина ДОМИЛЬ

Хаим Соломонович Сутин -
местечковый еврей, покоривший Париж.

В силу целого ряда обстоятельств в начале XX века в Париж из западных областей России приехала, и осела там группа художественно одаренной молодежи. Со временем часть из этих людей получила известность и была причислена к довольно многочисленной и интернациональной по своему составу Парижской школе.

Всех их, в большей или меньшей степени, объединяло неприятие любых проявлений академизма. И всего того, что они несколько обобщенно и высокомерно именовали традициями прошлого.

Автопортрет, 1917


Несмотря на притязания, которые, несомненно, имели место, несмотря на амбиции, успех пришел не ко всем. И не сразу. И, не всегда изначально можно было определить, кто на что горазд.

Илья Эренбург в книге воспоминаний "Люди. Годы. Жизнь", описывая завсегдатаев места обитания парижской художественной и литературной богемы, кафе "Ротонда", отмечал:

"Неизменно в самом темном углу сидели Кремень (Пинхус Кремень, художник - В.Д.) и Сутин. У Сутина... были глаза затравленного зверя, может быть, от голода. Никто на него не обращал внимания. Можно ли было себе представить, что о работах этого тщедушного подростка, уроженца белорусского местечка Смиловичи, будут мечтать музеи всего мира?"


* * *


Хаим Сутин родился 13 января 1893 года, в местечке Смиловичи вблизи Минска. Он был десятым ребенком Боруха-Шолома (отсюда и отчество Соломонович) Сутина, не то портного, не то синагогального служки.

Страсть к рисованию проявила себя у Хаима довольно рано. В семье она не поощрялась. В ортодоксальной еврейской среде рисование считалось делом богопротивным.

Как известно, мальчик Мотл из одноименной повести Шолом-Алейхема, любил рисовать. И получал за это от старшего брата Эли увесистые затрещины.

"Человечки? Опять за старые штучки принялся? Человечков малевать!"

В конечном счете, не желая больше противиться стремлению сына к рисованию, отец отправил четырнадцатилетнего Хаима в Минск. Здесь Хаим какое-то время работал ретушером у фотографа и посещал рисовальный класс Якова Кругера .

Как-то приехав к родителям, Хаим запечатлел на листе бумаги местечкового раввина. Сын раввина, дюжий мясник, расценил поступок юного художника, как дерзостное святотатство, и изрядно поколотил его. Сутин очутился в больнице.

По одной версии суд заставил мясника выплатить пострадавшему 25 рублей в качестве штрафа. По другой, не менее вероятной, сообразив, что дело принимает дурной оборот, то ли запечатленный на портрете раввин, то ли его сын дали Хаиму те же 25 рублей в качестве откупного. И посоветовали, от греха подальше, уехать из Смиловичей.


Возвращение со школы после грозы, 1939


В 1910 году Сутин решил поступать в Школу изящных искусств города Вильно (современный Вильнюс - В.Д. ). В Школе решили было, что Хаим Сутин то ли не в полной мере подготовлен для учебы, то ли не обладает должными способностями. И он чуть ли не на коленях упросил преподавателей дать ему шанс.

Если изначально, Хаим был и в самом деле недостаточно хорош для Школы изящных искусств города Вильно, то, со временем, уже Школа стала тесной для Сутина. Перестала удовлетворять потребности и стесняла художественные устремления.

Сутину помог местный меценат, адвокат Винавер. Он дал ему рекомендательное письмо в Виленское иудаистское общество поощрения художеств. Там рисунки Сутина получили высокую оценку. Сутину посоветовали уехать в Париж, справедливо полагая, что талантливому еврею во Франции успеха будет добиться намного легче, чем в России.

В 1912 году Сутин уехал из Вильно. Деньги на дорогу ему ссудил адвокат Винавер. Юрист считал, что сотня-другая его не разорит, а помощь ближнему, тем более наделенному талантом, является делом богоугодным. И, несомненно, зачтется. Со временем.


Париж, "Улей", 1900-1910гг


В Париже Хаим Сутин поселился в пансионате Улей (фр. La Ruche ). Разбогатевший на заказах румынской королевы Елизаветы скульптор Буше купил как-то, по случаю, участок земли на окраине Парижа, со временем обустроил его, превратил не то в гостиницу, не то в пансионат. И начал сдавать в аренду бедствующим коллегам. Плата была чисто символической. К тем, кто не мог платить, санкции не применялись.

Не рассчитывая получить сколько-нибудь значительный доход от заведения, Буше ничего не вкладывал в его благоустройство. Пансионат был запущен до чрезвычайности. Отсутствовали элементарные удобства. В комнатах спокойно расхаживали крысы. Ещё там обитали клопы и тараканы.

Впрочем, будущим гениям выбирать было не из чего. И они мирились с неприглядной обстановкой. Благо дешево.

В Париже Хаиму Сутину жилось плохо. Его попытки хоть что-то заработать были не слишком успешными - и в силу особенностей характера, и в силу тщедушности.

Через день-другой, убедившись в его полной непригодности к труду, особенно к труду физическому, Сутину указывали на дверь. Иногда Сутин уходил сам. Он подолгу голодал.

Соседи по пансионату годы спустя вспоминали, что по ночам, не в силах бороться с приступами мучительного голода, Сутин стучал в первые попавшиеся двери и требовал, чтобы ему дали немного хлеба.

Натюрморт с селедкой, 1916

Художник Талов, живший какое-то время рядом с Сутиным, рассказывал, что, купив за гроши селедку, Хаим был, обуреваем двумя сильными, взаимоисключающими чувствами. Ему хотелось немедленно съесть лакомое блюдо. И хотелось написать натюрморт. Последнее чувство, как правило, побеждало. И изнемогая от голода и вожделения, Сутин исступленно рисовал.

* * *


Сутина в меру возможностей поддерживали земляки - ничем ещё в ту пору не проявившие себя художники Пинхус Кремень и Михаил Кикоин. Со временем на Сутина обратил внимание Амедео Модильяни.

То, что высокообразованный и элегантный Амедео Модильяни сошелся с малограмотным и косноязычным неряхой Хаимом Сутиным, казалось странным. Различие между художниками было чисто внешним. Внутренне они были близки.

Модильяни чуть ли не первым оценил выдающиеся способности Сутина. Когда собиратель картин и поэт Леопольд Зборовский упрашивал и без того больного Модильяни не убивать себя ещё больше алкоголем и наркотиками, Модильяни сказал: "Ты не грусти, когда меня не станет, я оставлю тебе гениального художника Сутина".

С Сутиным Модильяни познакомил Цадкин (Осип Цадкин, скульптор, иллюстратор - В.Д. ). Узнав от Цадкина, что есть такой оригинальный до чрезвычайности и не в меру талантливый художник, Модильяни захотел познакомиться с работами Сутина.

Как пишет Цадкин, они вошли в подвал, где проживал Сутин, и были буквально ошарашены увиденным. Сутин стоял голый возле холста, и смотрел на него с вожделением.

"Затем, - как утверждал Цадкин, - Сутин сделал несколько энергичных мазков. Было такое ощущение, будто на холст вылилась струя крови". Эффект был настолько сильным, что впечатлительный Модильяни, вскрикнул.

Сутин обвел образовавшуюся на холсте "рваную рану" контуром человеческого тела. Водрузил на голову белый колпак. И получился поваренок.


Маленький кондитер, 1921


Бог весть, был ли знаком широко образованный Модильяни с трудами входившего в моду Фрейда, но сексуальный подтекст происходящего он уловил.

Тебе нужна девушка, Хаим, - сказал Модильяни, - иначе ты пропадешь!

Не откладывая дела в долгий ящик, Модильяни свел Сутина с несколькими натурщицами. Одна из них, шумная толстуха Полетт, произвела на Хаима Сутина сильное впечатление. Утверждают, что именно она лишила его невинности.

По другой версии на роль первой женщины Сутина претендует некая продавщица цветов с площади Пигаль по имени Руфь. Она была много старше Хаима. Как и Полетт имела пышные формы. И постоянно говорила непристойности.

Какое-то время Модильяни поддерживал Сутина материально. Он выдавал сидящему на мели художнику франк. Впрочем, большую часть выданного франка они тут же пропивали. На уроженца Тосканы Модильяни выпитое вино не производило большого впечатления. Не привыкший к выпивке Сутин быстро пьянел. И не мог поддерживать беседу. Что вызывало у Модильяни, теряющего и собутыльника, и собеседника, законные нарекания.

Со временем, когда Хаим Сутин пристрастился к выпивке, он винил в этом Модильяни. И утверждал, что Моди, так друзья именовали Амедео Модильяни, споил его.


Портрет Хаима Сутина, 1915 , худ. А.Модильяни


Трудно сказать, способствовал ли Модильяни появлению у Хаима Сутина выраженной тяги к спиртному. Или существовали другие, не столь персонализированные причины. На пути к успеху, требующему больших усилий, чреватых чувствительными ударами по самолюбию, и постоянного эмоционального напряжения, спивались многие. И Сутин, в этом плане не был исключением, Но, Бог весть почему, с годами, добившись признания, Хаим Сутин пытался дистанцироваться от Модильяни. И, когда, как-то Сутина спросили, был ли Модильяни его лучшим другом, он с заметным раздражением ответил:

Нет. Мы не были друзьями. Пили вместе, это верно. Но кто не пил в Париже с Модильяни?

Как бы то ни было, именно Модильяни познакомил Сутина с Леопольдом Зборовским. Более того, он пытался поселить его в доме у собирателя картин и владельца художественной галереи. Зборовский не возражал, но его жена Анна была категорически против. Дурно одетый, не слишком опрятный, экстравагантный, чтобы не сказать странный, Хаим Сутин мадам Зборовской не понравился.

Как утверждают, в отместку Модильяни, наверняка в эти минуты не слишком трезвый, нарисовал на двери дома Зборовских портрет Анны. Чтобы избавиться от компрометирующего почтенное семейство атрибута, пришлось снять дверь. Дверь за гроши была приобретена собирателем модерна, не слишком нормальным, как его считали, мануфактурщиком, неким Люсьеном Маром.

Как оказалось, Люсьен Мар знал, что делал. Лет через десять он продал дверь с портретом мадам Зборовской кисти Модильяни в тысячу раз дороже, чем она стоила изначально.


* * *



Домá в Кань-сюр-Мер, 1925


В 1923 году в Париж приехал американский любитель современного искусства доктор Альберт Барнс. Картины Сутина поразили его. Он купил 75 картин художника, заплатив за них внушительную по тем временам сумму - 20 тысяч франков.

Для Хаима Сутина, не всегда имевшего в кармане больше одного франка, это было целое состояние.

С легкой руки Барнса на картины Сутина обратили внимание учредители выставок и коллекционеры. Их стали выставлять в разных городах мира и покупать, по всё возрастающей цене.

Сутин неожиданно не только для других, но и для самого себя стал известным и весьма состоятельным человеком. Он не то купил, не то арендовал студию на площади Клемма. И обосновался в ней.

Большие деньги, признание и слава, если и радовали Сутина, то не слишком. Хаим был подвержен приступам депрессии. Пытаясь как-то поднять настроение, пил. Становился злым и несправедливым к окружавшим его людям. Ещё его беспокоили боли в желудке. У Сутина была многолетняя, не леченая толком язва.

Кроме того, если верить натурщице Полетт, художник был подвержен
приступам снохождения. Как-то ночью Сутин поднял её с постели и повел танцевать. Обнаженные они кружились по комнате. Голова Сутина лежала на плече у Полетт. Он спал.

То ли чтобы как-то сгладить впечатление от случившегося с ним - среди парижской богемы быть богатым считалось не слишком приличным, - то ли в силу других, не вполне понятных, причин, Сутинначал чудить. Тратил деньги, что называется, направо и налево, без особой на то нужды.


Два фазана на столе, 1926


Ещё он поселил у себя в доме каких-то старушек, не то бывших кухарок, не то уволенных служанок. Сутин утверждал, что это его дальние родственницы. Кормил, поил их. И проводил вечера за нравоучительными беседами.

Рассказывают, что в годы немецкой оккупации русские эмигранты решили отметить новый 1943 год. Они ходили, друг другу в гости. И, в меру возможности, веселились. Хотелось отвлечься от связанных с войной и оккупацией кошмаров.

Был ещё один повод - немецкая армия попала в котёл под Сталинградом. Это не могло не радовать. И вселяло надежды на скорое окончание войны.

В числе прочих навестили Сутина, жившего в Париже по подложному паспорту. И были поражены. В полутемном зале, вокруг стола сидела из ряда вон выходящая публика: чьи-то кухарки и слуги, взятые прямо с улицы забулдыги и какие-то другие представители парижского дна. На столе не было ни еды, ни напитков. Его единственным украшением был огромный букет красных гладиолусов.

У Сутина присутствовало почти болезненное влечение к красному цвету. Пансионат "Улей" находился вблизи городской скотобойни. И Сутин мог часами наблюдать, как дюжие рабочие волокли ревущих быков на убой, а затем выносили наружу их туши. Утверждали, что при виде окровавленных мясных туш Сутин впадал в экстатическое оцепенение.

Ещё он приносил к себе в подвал выброшенных за ненадобностью дохлых уток и куриц, расчленял их и подвешивал к потолку. А затем рисовал. Вонь в подвале, где жил Сутин, стояла невообразимая. Соседи, естественно, протестовали. В конечном счете, Сутин был вынужден поменять место жительства.

Скелет быка, 1924

Пристальное наблюдение за убоем быков в скотобойне, копание во внутренностях птиц и непреодолимая тяга к красному определили во многом и содержание картин Сутина, и его художественную манеру.

Отсюда многочисленные натюрморты, на которых изображены вывернутые наизнанку бычьи туши, выпотрошенные птицы, рыба. И бьющий в глаза, преобладающим надо всем остальным, поражающий воображение красный цвет.

Искусствоведы полагают, что за всем этим скрывался страх перед неумолимостью смерти. Перед её материальными проявлениями. Страх, обостренный двумя войнами, на которых гибли люди, в том числе, хорошо знакомые художнику.

Сутин и сам рвался на войну. Но его не взяли. Ни в Первую мировую, ни во Вторую... Не взяли по состоянию здоровья.

* * *


Возможно, единственный из больших художников, Сутин подсознательно воспринял и отразил в картинах слом всего прежнего. Трагический разрыв пресловутой "связи времен". Исчезновение, того, что было и в мире, и в людях, как некая, казалось, вечная данность. И появление того страшного, что должно было прийти на смену этой данности.

При этом Сутин, - как отметил один исследователь его творчества, никогда не отказывался от натуры: все свои сюжеты он находил в окружающей жизни, трансформируя обыденное в трагедию, в апокалипсические видения, созданные только живописными средствами - мучительным противоречием цвета, яростным движением кисти.

Как и всякий большой художник, в начале своего пути Хаим Сутин у кого-то учился, от чего-то отталкивался, кому-то, вольно или не вольно, подражал. Его художественный стиль не всеми воспринимался. Какая-то часть критиков, особенно в самом начале, пренебрежительно именовала живописные новации Сутина немецким словом "schmiermalerei" (приблизительный перевод: мазня, пачкотня - В.Д. ).


Фиговые деревья, 1920


Другим, кажущаяся небрежность манеры художника напоминала картины фовистов. Полагали также, что он в чем-то близок с немецкими и австрийскими экспрессионистами. В стиле Сутина находили что-то общее со стилистикой Рембрандта, Ван Гога и Модильяни.

При всем этом, рамки отдельных школ и направлений тесны для Сутина. По большому счету он ярко выраженный художник-одиночка. До предела оригинальный и независимый. Как и любой гений

.

* * *

В годы оккупации Сутин не уехал из Франции. По одной версии он не смог получить визу. По другой, более вероятной, отказался уезжать. Многие художники-евреи - Шагал, Цадкин и другие, смогли перебраться в Америку. И едва ли широко известному, в том числе и в США, художнику отказали бы.

С началом войны Сутин переехал из Парижа в деревеньку Сиври, что в департаменте Ионн. Там в это время проживала его новая подруга Герда Грот. Герда бежала из Германии, спасаясь от преследования нацистов. После занятия Франции немецкими войсками, её задержали. И вернули обратно. Судя по всему, она погибла в одном из концентрационных лагерей.

Шартрский собор, 1934

В 1941 году Сутин вернулся в Париж. Там он познакомился с Марией Авранш, бывшей женой немецкого художника Макса Эрнста. И сблизился с ней. Жилось Сутину трудно. Он прятался от облав. Старался избегать встреч с людьми, которые смогли бы обратить внимание на его национальность и донести. Симона Синьоре вспоминала, что она покупала для опасавшегося встречаться даже со знакомыми Сутина краски.

В 1943 году у Сутина обострилась язвенная болезнь желудка. Была необходима операция. В Париже, из-за национальности Сутина, от операции пришлось отказаться. Это было опасно. И для него самого, и для врачей. Существовал запрет на оказание медицинской помощи евреям.

Мария Авранш перевезла Сутина в Нормандию. Там его прооперировали. Возникли послеоперационные осложнения. Сутин тайно вернулся в Париж. По одной из версий, во время переезда, его прятали в катафалке.

В Париже по подложному паспорту Сутина поместили в одну из клиник. Лечение не помогло. 9 августа 1943 году Сутин умер. В могилу его свел перитонит. Сутина похоронили на Монпарнасском кладбище.

За гробом Хаима Сутина, по одной версии, шли Жакоб ( , поэт и художник - В.Д. ) и Пикассо. По другой, один Пикассо. Но это, скорее всего, красивая легенда.

Еврей Жакоб скрывался от немцев в одном из французских монастырей. Что же до Пикассо, как утверждают многие, в личностном плане он был человеком не слишком, мягко говоря, доброжелательным и отзывчивым. И, вряд ли бы пошел за гробом, особенно с учетом оккупационных порядков, человека, которого хоронили под чужим паспортом, скрыв и род занятий и национальность.

* * *


Во Францию Сутин приехал с несколькими рублями в кармане и российским паспортом. Но, несомненно, он был французским художником.

Во Франции он начал серьезно заниматься живописью. Во Франции созданы все его картины. И, наконец, во Франции Сутин приобрел мировую известность. И, тем не менее, он продолжал считать себя русским. Не в плане национальности, естественно. А как гражданин.

Пишут, что во время совместных попоек с Модильяни, они читали друг другу стихи. Еврей Модильяни - стихи французских и итальянских поэтов. Он их знал превеликое множество. А еврей Сутин - своего обожаемого Пушкина.

Читал он с характерным местечковым польско-белорусско-еврейским акцентом. Но Модильяни, не знавшему ни самого языка, ни его оттенков, очень нравилось.

Картин Сутина в России практически нет. Советская власть за образец в искусстве почитала творения передвижников. Все остальное, в лучшем случае, замалчивалось.

У Иосифа Раскина в "Энциклопедии хулиганствующего ортодокса" есть характерный анекдот:

"Вернисаж. Билетерша требует:
- Ваш билет!
- Я Пикассо.
- Докажите.
Пикассо рисует голубя мира, и его пропускают. Следом за ним идет Фурцева, и тоже без билета.
- Мы только что пропустили без билета Пикассо, и вас пропустим, если вы докажете, что вы - министр культуры СССР.
- А кто такой этот Пикассо?
- Проходите, товарищ Фурцева!"


Но если Шагал, и тот же Пикассо, были, что называется на слуху, то о Сутине знали мало. Хотя его картины находились в лучших музеях мира. На аукционах за них платили большие деньги. Вышло несколько посвященных творчеству художника монографий. О жизни Сутина написано несколько книг. Снято несколько художественных фильмов. И, наконец, в центре Парижа, на Монмартре установлен памятник. Памятник Сутину.

Гениальному художнику из местечка Смиловичи.

* * *


Однажды кто-то спросил у Сутина:
- Вам, верно, жилось несладко? Столько трудностей. Столько мучений. Вы были несчастливы?

Ну, что вы. Я всегда был счастливым человеком.

У гениев свое представление о счастье. Они, как писал другой великий еврей, поэт Осип Мандельштам, живут и творят "на разрыв аорты". Иначе, попросту, не могут. Счастье гениев не укладывается в рамки общепринятых представлений. Не совпадает с ними.

Общежитейское счастье, как известно, скоротечно. Счастье же гениев рассчитано на века.

Валентин Домиль,
Акко, Израиль

------------
В иллюстрациях использованы картины из коллекции Olga"s Gallery и сайта artnet

UPD

Регулярная статья Академический супервайзер: д-р Арье Ольман
Хаим Сутин
150px
150px
Имя при рождении:

Хаим Соломонович Сутин

Дата рождения:
Место рождения:
Дата смерти:
Место смерти:
Национальность:
Жанр:

Живопись

Стиль:

экспрессионизм

Ха́им Сути́н (Хаим Соломонович Сутин, фр. Chaim Soutine , 13 января 1893, Смиловичи Минской губернии - 9 августа 1943, Париж , Франция) - французский художник еврейского происхождения.

Биография

Хаим Сутин родился 13 января 1893 в Смиловичах (Минская губерния) в бедной еврейской многодетной семье (он был десятым из одиннадцати детей), отец был портным (по другим сведениям, синагогальным служкой. Тяга к рисованию, проявившаяся у Сутина очень рано, в семье не одобрялась. В 1907 году (в 14 лет) Сутин оставил дом и отправился в Минск , где работал ретушером у фотографа и посещал рисовальный класс Х. Крюгера. В 1910 г. он вместе с другом Михаилом Кикоиным перебрался в Вильну и поступил в Школу изящных искусств.

В 1913 г. (по некоторым источникам - в 1912 г.) Сутин отправился в Париж. Перед тем, как переехать на Сите Фальгьер в пятнадцатом округе Парижа , Сутин живет и работает в «Ла Рюш», «Улье», международном общежитии бедных художников на левом берегу Сены, которое было создано в 1902 скульптором Альфредом Буше. Там он попал в круг молодых художников из разных стран (М. Шагал , Ф. Леже, Р. Делоне, О. Цадкин, А. Архипенко и другие), составивших впоследствии так называемую парижскую школу. Сутин поступил в Школу изящных искусств, в класс Кормона. Высочайшая художественная культура Парижа первой половины века повлияла на творчество Сутина. Здесь он изучает признанные произведения классиков живописи, греческую и египетскую скульптуру, картины Гойи, Эль Греко, Тинторетто, Жана Фуке, Рембрандта, Коро и Шардена. Из современников Сутин больше всего ценит Курбе и Сезанна. Сутин интересовался музыкой и литературой. Среди его любимых авторов были Монтень, Расин, Сенека, Достоевский, Пушкин, Бальзак и Рембо, среди композиторов - Бах и Моцарт.

В 1914 г. Сутин познакомился с А. Модильяни , с которым его связывали сложные отношения дружбы-вражды. В 1918 г. Сутин жил вместе с Модильяни на юге Франции, а потом на протяжении ряда лет часто бывал там. Все эти годы Сутин страдал от нищеты, перелом произошел только в 1922 г., когда американский коллекционер А. Барнс (1872–1951) приобрел 15 полотен Сутина, чем привлек внимание к его творчеству. В 1927 г. в Париже состоялась первая персональная выставка Сутина. За ней последовали другие - в Париже (1930), Чикаго (1935), Вашингтоне (1943) и другие. Сутин приобрел мировую известность, его материальное положение ненадолго улучшилось, однако художник был подвержен тяжелым депрессиям, его физическое здоровье также было расстроено. Несмотря на это, Сутин неистово работал.

После лет, проведенных на юге Франции, Сутин возвратился в Париж, где въехал в просторное ателье на улице Мон Сен-Готар, недалеко от площади Данфер-Рошро. Именно здесь он выполнит серию бычьих туш и многочисленные натюрморты с рыбой и птицей.

Во время немецкой оккупации Парижа Сутин скрывался, переезжал с места на место, затем друзья устроили его в Шампиньи, близ Шинона; там художник не прекращал работать. В 1943 г. Сутин тяжело заболел, его привезли в Париж, положили в больницу, где он и умер.

Творчество

Сутин был одним из создателей французского экспрессионизма. Как художник он сложился очень рано. В композиции ранних парижских работ, особенно в натюрмортах, чувствуется влияние П. Сезанна («Натюрморт с трубкой», 1914–15, Труа, коллекция П. Леви; «Натюрморт с лимоном», 1916, Нью-Йорк, коллекция И. Левик).

К началу 1920-х гг. стиль Сутина окончательно определился, и это проявилось в первую очередь в пейзажах юга Франции: извивающиеся пастозные мазки его живописи создают разорванную форму; появляется вздыбленная композиция с высоким, как правило, горизонтом и крупным, приближенным к первому плану изображением («Пейзаж Сере», 1920–21, Гарвардский университет, Фогг-Арт Музей; «Пейзаж с кипарисами», 1922–23, Нью-Йорк , коллекция А. А. Лист).

В 1927 в одной из парижских галерей состоялась первая персональная выставка Сутина. Он познакомился с Марселеном и Мадлен Кастен, которые вслед за Зборовски возьмут опеку над художником. Через пару лет Хаим познакомился с историком искусств Эли Фором, который напишет первую монографию, посвященную его творчеству.

С этого времени и на протяжении всей жизни экспрессионистское начало в творчестве Сутина, присущее ему с самых ранних работ и особенно проявлявшееся в экспрессивности цвета, только усиливалось: он шел от неистовой живописи к еще более неистовой. При этом Сутин никогда не отказывался от натуры: все свои сюжеты он находил в окружающей жизни, трансформируя обыденное в трагедию, в апокалипсические видения, созданные только живописными средствами - мучительным противоречием цвета, яростным движением кисти («Гладиолусы», 1921–22, Нью-Йорк, коллекция Р. Колина; «Слуга», 1928, Вашингтон , Национальная галерея искусства; «Маленькая городская площадь», 1930, Чикаго, Институт искусств). Трагическое восприятие жизни уходит корнями в воспоминания о детстве, о еврейской среде, от которой Сутин всю жизнь отказывался, преодолевая в себе ее влияние, но не смог его преодолеть.

Помимо пейзажа, излюбленными жанрами Сутина были портрет и натюрморт. В портрете Сутин находился под некоторым влиянием Модильяни : их работы близки композиционно - как и Модильяни, Сутин предпочитает поколенное или погрудное изображение анфас, приближенное к первому плану и несколько уплощенное, с минимальным количеством деталей. Портреты Сутина отличаются контрастным цветом и контрастом между резкой, экзальтированной живописью и незначительностью или уродством лиц портретируемых.

К натюрмортам Сутина больше всего подходит именно французское определение этого жанра - «мертвая природа»; в большинстве из них присутствует смерть в ее жестоком, неприглядном виде («Мясная туша», 1925, Нью-Йорк, Галерея искусств Олбрайт-Нокс; «Заяц на зеленой ставне», 1924–25, Труа, коллекция П. Леви; «Висящий индюк», 1926, Нью-Йорк, коллекция Р. Цейслера). Композиционно натюрморты организованы гораздо более строго, чем пейзажи, подчиняясь, в основном, вертикально-горизонтальному, а не диагональному ритму.

Наибольшие изменения в творчестве Сутина претерпел колорит: в 1920-х гг. это хаотическое переплетение зеленого, желтого, красного, коричневого, фиолетового, затем пятна укрупняются, доминантным становится кроваво-красный, с которым контрастирует яркий синий, иногда фиолетовый; в конце 1930-х гг. ведущим становится зеленый, в который вкраплены все остальные цвета палитры, напряженные до предела и оттеняемые резкими ударами белил («Зеленые деревья», 1936, частная коллекция; «Большое дерево», 1942, частная коллекция).

В 1935 году произведения художника впервые выставляются в США в рамках коллективной экспозиции в Чикаго . А ещё через 2 года состоится выставка 12 картин художника в Государственном музее Пти Пале в Париже в рамках коллективной выставки «Мастера независимого искусства 1895-1937». Там он знакомится с немкой Гердой Грот, которая скрывается от нацистского режима - она будет его подругой три года.

Хаим Сутин в культуре

  • В рассказе Роальда Даля "Кожа" повествуется о татуировке, которую сделал Хаим Сутин.
  • Хаим Сутин - один из второстепенных персонажей фильма "Модильяни".

Ссылки

Источники

Уведомление : Предварительной основой данной статьи была статья