ЕО Что ж мой Онегин? Что ж мой Онегин? Полусонный

«Петербург неугомонный»

После тихого Михайловского, мира лесов и полей, Петербург показался Пушкину еще шумней, суетливей, чем прежде. Уже третий год жил он в Петербурге и знал этот город не только с парадной стороны. Он знал его будни. Они врывались в жизнь «высшего круга», переплетались с нею, властно заявляя о себе.

Рано утром, когда светские красавицы и франты возвращались с балов, по петербургским улицам уже громыхали груженые телеги, спешили молочницы с кувшинами, разносчики с лотками.

Что ж мой Онегин? Полусонный

В постелю с бала едет он.

А Петербург неугомонный

Уж барабаном пробужден.

Встает купец, идет разносчик,

На биржу тянется извозчик,

С кувшином охтенка спешит,

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум приятный.

Открыты ставни; трубный дым

Столбом восходит голубым,

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке не раз

Уж отворял свой васисдас.

С раннего утра город был оживлен.

Не спала Коломна. В мелочных лавочках, где торговали всем на свете, толкались кухарки и те непритязательные коломенские обыватели, которые сами закупали себе провизию и сами варили свой обед. Их не смущало, что сахар здесь попахивает мылом, а сладкие пироги - селедками. Они привыкли к этому.

Сенная площадь. Литография И. Арну. Середина XIX века.

Гудел Сенной рынок у Садовой улицы, по которой лежал путь из Коломны на Невский. Рынок был самый большой, самый дешевый, а потому и самый многолюдный в городе. Здесь торговали сеном, столь необходимым для коров и лошадей, которых во множестве держали петербургские жители. С возов и ларей продавали всякую снедь: мясо, рыбу, овощи, битую птицу, живых поросят. И то и дело спорящие и торгующиеся людские голоса покрывал пронзительный визг поросенка.

Пирожник. Литография из ежемесячного издания «Волшебный фонарь». 1817 год.

Садовая улица тоже готовилась к торговому дню. Приказчики открывали ставни магазинов и лавок, дворники мели тротуары. Слышались выкрики разносчиков:

Пироги с сазаниной, с сиговиной, с лучком! Кто бы купил, а мы бы продали!

Сайки, сайки, белые, крупчатые, поджаристые!

Сахарны конфеты! Коврижки голландские! Жемочки медовые! Патрончики, леденчики!

Эй, дядя, постой! - кричал продавцу сластей мальчишка-подмастерье, выскочив из цирюльни. - Что стоит коврижка?

Полтина.

Возьми, брат, грош.

Не приходится. Эдаких цен нет.

А жемочки почем?

Пятак штука.

Возьми, брат, грош! У меня денег больше нет. И то дал господин в цирюльне в прибавку, что хорошо его выбрил. Ну, это что у тебя?

Не вороши же! Не вороши, как руки не хороши. Где тебе есть коврижки!

Возвращавшийся откуда-то спозаранок франт, - видно, любитель пошутить - останавливал разносчицу апельсинов:

Что у тебя, голубушка?

Апельсины, батюшка.

Только, кажись, не самые хорошие?

Как, сударь, не хорошие? Христос с вами!

Я шучу, душенька. Твои апельсины удивительны.

Да не осудите, батюшка. Чище не отыщете.

А что, видно, на канаве долго полоскала?

Садовая улица.

Просыпался и Невский - главная улица столицы. Здесь на каждом шагу встречались магазины. Невский весь был облеплен золотыми вывесками. Случалось, что подгулявшие гвардейские офицеры, желая позабавиться, приходили сюда ночью и под носом у дремавшего блюстителя порядка - будочника - перевешивали вывески. Утром над булочной красовалась вывеска колбасника, над мясной лавкой - французской модной модистки, над трактиром - аптеки, а над аптекой - гробовщика.

Но обычно все было благопристойно и чинно.

Большой Гостиный двор. Литография К. Беггрова. 20-е годы XIX века.

Магазины на Невском привлекали обилием и роскошью.

Здесь стоял и Большой Гостиный двор. Огромный прямоугольник этого длинного двухъярусного здания с открытой галереей выходил на четыре улицы. Его строил еще при Екатерине II архитектор Валлен-Деламот. Каждая из четырех сторон «Гостиного» называлась линией. Та сторона, что обращена к Невскому, носила название Суконной линии; обращенная к Городской думе - Большой Суровской линии. Та, что выходила на Садовую, - Зеркальной. А та, что тянулась по Чернышеву переулку, - Малой Суровской.

В магазинах на Суконной линии продавали сукна, шерстяные ткани, бархат. На Большой Суровской, вернее, Сурожской линии - шелка которые привозили из-за Сурожского, то есть Азовского, моря. На Зеркальной линии торговали «светлым товаром» - зеркалами, женскими украшениями, обувью, галантереей, многим из того, что видел Пушкин в кабинетах модных франтов, что изобразил он в кабинете Онегина:

Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор и бронза на столе,

И, чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале,

Гребенки, пилочки стальные,

Прямые ножницы, кривые

И щетки тридцати родов

И для ногтей, и для зубов.

У входа в магазины стояли зазывалы - приказчики или мальчики свободные от дел. Завидев получше одетого прохожего, они кидались к нему, выкликая:

«А вот пожалуйте к нам!»

«У нас товары самые лучшие!»

Они осаждали прохожих, как рой слепней, всячески расписывали и расхваливали товары, нередко хватали намеченную жертву за полы и тащили в лавку. Гостинодворцы умели зазывать как никто.

Задолго до открытия магазинов к Гостиному двору стекались толпы нищих - старухи и старики в лохмотьях, бабы с грудными младенцами на руках, увечные, убогие. Роскошь и нищета в Петербурге жили рядом.

Офицер лейб-гвардии гусарского полка Василий Олсуфьев 28 марта 1819 года записал в своем дневнике: «Погода прекрасная. Обедал у Чаадаева, где был Пушкин, много говорили; он нам читал свои сочинения. Потом я с Чаадаевым пошел пешком, заходил в Английский магазейн».

Английский магазин, где торговали товарами, привезенными из Англии, тоже помещался на Невском. Пушкин иногда сопровождал туда приятелей. Заходили и во французские модные лавки. Да и как было не зайти, когда в их окнах сверкало и пестрело так много соблазнительного, а склонившиеся над шитьем мастерицы были все как на подбор милы.

Пушкин не столько покупал, сколько разглядывал с любопытством, как разложены в красивых шкафах всевозможные принадлежности роскоши и моды: кружева, подтяжки, часы, чулки, манишки, страусовые перья, запонки.

Все, чем для прихоти обильной

Торгует Лондон щепетильный

И по Балтическим волнам

За лес и сало возит нам.

Все, что в Париже вкус голодный,

Полезный промысел избрав,

Изобретает для забав…

Да, многое привозили в Петербург из Парижа и Лондона в обмен на лес и сало. Когда Пушкин в первой главе «Онегина» писал эти строки, ему вспоминалось объявление, напечатанное некогда Новиковым в его журнале «Трутень»: «Из Кронштадта. На сих днях прибыли в здешний порт корабли: Trompeur из Руана в 18 дней, Vettilles из Марселя в 23 дня. На них следующие нужные нам привезены товары: шпаги французские разных сортов, табакерки черепаховые, бумажные, сургучные; кружева, блонды, бахромки, манжеты, ленты, чулки, пряжки, шляпы, запонки и всякие так называемые галантерейные вещи… и прочие модные товары. А из Петербургского порта на те корабли грузить будут разные домашние наши безделицы, как то пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотна и прочее. Многие наши молодые дворяне смеются глупости господ французов, что они ездят так далеко и меняют модные свои товары на наши безделицы».

Это было написано на полвека раньше, но изменилось разве то, что после разгрома Наполеона в Кронштадт и Петербургский порт все больше приходило английских кораблей да модные товары стали несколько иными, так как менялась мода. А наши «безделицы», которые отправляли в Англию, Францию, Голландию, оставались все те же: лес, железо, пенька, сало.

Пушкин это знал и видел. Он бывал в порту.

Петербургский порт на стрелке Васильевского острова. Гравюра. 10-е годы XIX века.

Его влекло сюда любопытство, желание подышать иным воздухом, увидеть корабли с пестрыми флагами на мачтах, услышать разноязычную речь.

Порт был воротами в мир. Иностранцы говорили, что такого красивого порта, как в Санкт-Петербурге, нет ни в одном приморском городе.

Порт заворожил воображение Пушкина еще тогда, когда он мальчиком катался по Неве с дядей Василием Львовичем. Они плыли мимо Стрелки Васильевского острова, и вдруг там на берегу, над полукруглой гранитной набережной, далеко выдвинутой в речной простор, поднялись два великана - огромные красно-бурые колонны, украшенные бронзовыми рострами - носами кораблей. А за ними, на возвышении, будто греческий храм, белело многоколонное здание.

Когда плыли обратно, уже стемнело и над красно-бурыми великанами взвились языки пламени. Это пылала смола. Зрелище было фантастическое.

Словоохотливый Василий Львович, округло жестикулируя, объяснил, что это - Петербургский порт. Что колонны-маяки называются Ростральными. В Древнем Риме был обычай в честь морских побед воздвигать колонны и украшать их отпиленными носами захваченных вражеских кораблей. Колонны на Стрелке знаменуют победы российского флота. А здание на возвышении - Биржа. Там русские купцы заключают сделки с иноземными. Строил все это зодчий Тома де Томон.

Порт жил особой жизнью.

На площади перед Биржей матросы и шкиперы с купеческих судов вели торг устрицами, фруктами, пряностями. Тут можно было купить забавную обезьяну, разноцветных попугаев, диковинную морскую раковину.

Порт был поставщиком города. Отсюда водою по рекам и каналам доставляли на склады всевозможные товары и снедь. Со складов все это привозили в магазины, чтобы удовлетворить нужды и прихоти большого города.

Из книги Повесть моих дней автора Жаботинский Владимир

Петербург Я не помню, какие планы были у меня в конце 1903 года. Быть может, я мечтал, как это водится у молодежи, завоевать оба мира, на пороге которых я стоял: обрести лавровый венок «русского» писателя и фуражку рулевого сионистского корабля; но скорее у меня не было

Из книги Жизнь Никитина автора Кораблинов Владимир Александрович

Петербург Великолепный град рабов… Ап. Григорьев Он покидал Москву со странным чувством.Его радовало, что удалось успешно справить свои торговые дела и довольно выгодно закупить для магазина учебники, географические карты и кое-какую необходимую мелочь, вроде

Из книги Гофман автора Сафрански Рюдигер

КНИГА ТРЕТЬЯ Неугомонный советник апелляционного суда 1814–1822 Вы никогда не должны прекращать жить, пока не умрете, что с некоторыми случается, и вещь эта прескверна. «Письма с

Из книги Очерки старой Тюмени автора Захваткин Николай Степанович

Из книги 99 имен Серебряного века автора Безелянский Юрий Николаевич

Из книги Книга 3. Между двух революций автора Белый Андрей

Из книги Калиостро автора Морозова Елена Юрьевна

Из книги Воспоминания автора Авилова Лидия Алексеевна

Неугомонный шарлатан или загадочный мистик? История оригинального человека достойна того, чтобы ее знать. Т. Карлейль. Граф Калиостро Загадочный граф Калиостро! С тех пор как над Европой взошла его звезда удачи, о нем не переставая пишут книги, сочиняют романы, снимают

Из книги Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа автора Сухих Игорь Николаевич

[Петербург] В 1887 году я вышла замуж и переехала в Петербург. Мне нравилось переменить жизнь так, чтобы старая и новая совершенно не походили одна на другую с внешней стороны. На Б. Итальянской, рядом с пассажем, в третьем дворе и третьем этаже я нашла квартиру в 5 комнат,

Из книги Вера (Миссис Владимир Набоков) автора Шифф Стейси

ПЕТЕРБУРГ …Теперь, вглядываясь вдумчивее в обстоятельства московской жизни Чехова, вижу ясно, что, именно живя в Москве, ему меньше всего времени было думать о Москве: приходилось исключительно думать о хлебе насущном и писать, писать, писать… Самое главное место

Из книги Куприн автора Михайлов О. М.

1 Петербург, 38–48 Самая примитивная curriculum vitae кукарекает и хлопает крыльями так, как это свойственно только ее подписавшему. Сомневаюсь, чтобы можно было назвать свой номер телефона, не сообщив при этом о себе самом. Набоков. Николай

Из книги «Приют задумчивых дриад» [Пушкинские усадьбы и парки] автора Егорова Елена Николаевна

Глава вторая В ПЕТЕРБУРГ, В ПЕТЕРБУРГ! 1Александра Аркадьевна Давыдова, издательница популярного литературного журнала «Мир божий», с утра чувствовала вялость во всем теле и ломоту в затылке. Она понуждала себя заняться делом и не могла, а мысли не приносили

Из книги «Волшебные места, где я живу душой…» [Пушкинские сады и парки] автора Егорова Елена Николаевна

Из книги Марко Вовчок автора Панасенко Т. М.

Петербург С зарёй в Петербург прибывая На шумный Московский вокзал, Увидеть спешу из трамвая Проспекты, где Пушкин бывал. Ступаю легко по приезде На влажный гранит берегов, Любуюсь прекрасным созвездьем Шедевров великих творцов. На волны гляжу. Раздвигая Завесы

Из книги Авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский 1889-1972 автора Катышев Геннадий Иванович

Петербург У середині грудня Опанас Васильович одержав у Немирівській гімназії відпустку через хворобу на один місяць. І Марковичі негайно виїхали в Петербург. Дорогою сім’я завітала до брата Опанаса Васильовича, – пізніше племінник Марії Олександрівни так описував

Из книги автора

Перелет Петербург – Киев – Петербург 15 июня, хорошо отдохнув перед полетом, Сикорский сразу после полуночи приехал на аэродром. Экипаж был в сборе – второй пилот штабс-капитан Христофор Пруссис, штурман и второй пилот лейтенант Георгий Лавров и неизменный механик

Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтинка спешит,

Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.

ИНТЕРЕСНОЕ У НАБОКОВА:

«Немец аккуратный» - Пушкин весьма цинически предполагает в этом месте гогот галерки, насколько можно судить по письму Гнедичу (13 мая 1823г. из Кишинева в Петербург), «Я очень знаю меру понятия, вкуса и просвещения этой публики. - Помню, что Хмельницкий читал однажды мне своего «Нерешительного»; услыша стих «И должно честь отдать, что немцы аккуратны», я сказал ему: вспомните мое слово, при этом стихе все захлопает и захохочет. -А что тут острого, смешного? очень желал бы знать, сбылось ли мое предсказание?.

«В бумажном колпаке» - Не только некоторые переводчики, но и русские комментаторы поняли понятие «бумажный» как «сделанный из бумаги»! На самом же деле сочетание «бумажный колпак» - это попытка Пушкина передать французское bonnet de cotton, то есть хлопковый домашний колпак.

БРОДСКИЙ:

«Автор романа, рано утром замечает купца, разносчика, извозчика, охтенку-молочницу, немца-хлебника - представителей городского труда, в то время как «забав и роскоши дитя», «шумом бала утомленный» Онегин «спокойно спит в тени блаженной».

ЛОТМАН:
Уж барабаном пробужден. - Сигналы утренней побудки и вечернего сбора в казармах подавались в начале XIX в. барабанной дробью. Казармы гвардейских полков были расположены в разных концах города, и барабанная дробь, разносясь в утренней тишине по пустынным улицам, будила трудовое население города.

Охтинка - жительница Охты, окраинного района в Петербурге, здесь: молочница. Охта была заселена финнами, снабжавшими жителей столицы молочными продуктами.
Уж отворял свой васисдас. - игра слов между значением слова «форточка» и русской жаргонной кличкой немца: Was ist das - «Что это» (нем.).

МОИ ИНСИНУАЦИИ:

Чудесная городская пастораль с утренним снежком вместо травки, запахом свежеиспеченного хлеба, дымком, лошадками… Сладкое предвкушение сладкого сна обращает Петербург в Аркадию, и далее - возникшая Аркадия придает этому предвкушению еще большую сладость, и это вновь отражается на Аркадии…

День Онегина завершается настоящим апофеозом счастья, где явь и сон неразличимы, - а впереди еще покойная комната, тяжелые портьеры, свежесть белья, мягкость подушки, сладкая усталость, спутанность в мыслях, сон…

Нарезвившийся за день пастушок (Онегин) наконец уснул…

Какая же, в сущности «Руслан и Людмила» эта «энциклопедия русской жизни», эта сказка про времена Салтана Благословенного! Со сватьей бабой Бабарихой в виде хандры. Она придет и разбудит героя в следующей строфе.

ЕЩЕ МНЕНИЕ О СТРОФЕ:
Пишет petrazmus : Окончилось отступление. В новой строфе автор возвращается к своему герою.
Сначала посмотрим на текущий текст, а потом попробуем сделать какие-то обобщения относительно так долго длившегося отступления.

Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.

Онегин, похоже, так и не посоревновавшись с кавалергардом в мазурке, едет домой. Если бы поединок случился, то был бы и победитель, и герой наш ну никак бы не был полусонным? или раздосадован и зол, или весел и оживлен. А так он засыпает еще по пути.
Бытовую и жанровую сторону комментаторы конечно уже рассмотрели, и объяснять про барабанный бой, биржу и охтенку смысла нет.
Есть другая интересная деталь. Пушкин хоть по календарю и моложе Онегина, но по сути, эмоциональнее был на порядок старше, богаче. Они из одного круга, и знакомые у них общие, да и образование, надо полагать, получили из похожего набора предметов, но Онегин спит, а Пушкин уже на ногах. Ведь для того, чтобы так точно описать утренний рабочий Петербург, его надо было видеть, по нему надо было походить. Можно возразить, что Онегин же бывал утром и не сонным, ведь мог же он, одержав победу в другой мазурке, смотреть утром на город более пристально.
Мог конечно, но чтобы понять, почему охтенка куда-то спешит с кувшином, и что это именно охтенка, надо с ней повстречаться, что называется, нос к носу и даже перекинуться словом.
Пушкин умудряется передать через описания предметов и действий ЗВУКИ, которые эти предметы и действия создают, передать музыку улицы. Делается это в том месте строфы, где рифмы парные, расстояния между ними короткие и ритм не успевает раствориться.
Не написано, но слышно: и перебранка кухарок и прачек, и стук копыт всадников патрульных, и грохот сваливаемых с саней дров.
Сочетание «шум приятный» и «трубный дым» моментально дают ощущения утра - чуть морозного и ясного, редкого для Петербурга, но не упущенного поэтом. Ему жалко пропустить это удовольствие. Он идет по этой улице, идет не по делам, он наслаждается утром и жизнью. Не исключено, что постучав в?васисдас?, поэт отбежит за санки и, притаившись, станет подсматривать за немцем, который силясь как можно дальше высунуться из этого окошка в поисках покупателя, наконец скажет с досадой и громко?Mein Gott! Es waren Wieder diese unerträglichen Jungen?. И Пушкин рассмеется, т.к. проделывает это не первый раз, а немец, раз за разом попадаясь на эту уловку, повторяет всегда одно и тоже.
Кстати, почему немец? Почему в столице государства снабжающего всю Европу зерном, хлеб печет немец? Или это какой-то особенный немец? Но хлеб его, похоже, для простолюдинов. Или это немец из немецкого же поселения (квартала) в Петербурге и тогда довольно точно можно определить где именно проезжает Онегин. Запишем это в загадки романа?
А теперь об обобщении относительно отступления, о котором пытался доказать его восточно-романтическое происхождение. Почему же Пушкин все-таки написал восточный вариант? Ответ прост и очевиден? это было модно, Восток у всех тогда на устах и в ушах, этакий ньюсмейкер на нынешние деньги. Александр Сергеевич же писал роман о современных ему нравах, и пропустить это не мог.
Нужны доказательства?
1. Всеобщее увлечение Байроном с его путешествием в сторону Востока.
2. Только при Наполеоне, т.е. года за три-четыре до описываемых событий массовый европеец узнал в бытовом и житейском плане Египет и интерес этот не ослабевал.
3.Вспомним?Графа Монте Кристо?. Париж обсуждал Гайде, считая ее наложницей графа, но никто не протестовал, т.е. такие отношения, принесенные с Востока, практиковались, по крайней мере, чем-то исключительным не считались.
4.В библиотеке Пушкина был французский перевод Галлана?Тысячи и одной ночи? - очень популярного в то время чтения.
5.Россия на протяжении уже ста лет с перерывами воевала с Турцией.
Композитор Прокофьев написал в пять лет «Индийский галоп». Когда его спросили, почему такое название, он ответил, что все взрослые вокруг него тогда, а это конец 19 века, говорили об Индии, и у него этот словосочетание просто было на слуху. Он не мог назвать иначе.
Так и с Пушкиным - в то время Восток был модной темой, ну как же пройти мимо.

"19 дня сего месяца освящена с обыкновенными церемониями находящаяся на Васильевском острову евангелическая церковь..."

Это краткое сообщение, напечатанное в "Санкт-Петербургских ведомостях" 1734 года, красноречиво напоминает: Петербург всегда был (да и остается) городом многонациональным. Здесь нашли себе дом не только русские, но и поляки, украинцы, белорусы, евреи, финны, татары...

Особенное место среди всех питерских наций занимали немцы - те, что и построили храм на Васильевском, известный как евангелическая (или лютеранская) церконь Св. Екатерины...

Немецкая диаспора долго составляла вторую по численности национальную группу в нашем городе. И уже с петровских лет некоторые профессии считались в Петербурге немецкими. Врачи, скорняки, аптекари, булочники... Можно вспомнить и пушкинское:

И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.

А ученые? Читатель уже знает историю ранних «Санкт-Петербургских ведомостей», родившихся на свет в XVIII столетии: и первые редакторы газеты были немцы, и издавалась она вначале на двух языках - русском и немецком. Все потому, что выпускалась она Академией наук, в которой немцы составляли тогда подавляющее большинство...

Питерские немцы не могли пожаловаться на плохое отношение властей - ведь и сама династия Романовых не была чужда немецкой крови. До самой революции при дворе, на военной службе состояло множество немцев, причем весьма высокопоставленных. Любопытен такой факт: русский генерал Федор Иванович Клингер, начальник Пажеского корпуса в начале XIX столетия, прославился как классик... немецкой литературы. В молодости (когда он жил еще в Германии) Клингер написал поэму "Буря и натиск", и поэма эта дала имя целому литературному направлению, тесно связанному с именами великих Гете и Шиллера...

А мы вернемся к евангелической церкви, с которой начали рассказ. Каждый из таких храмов представлял собой для немцев не просто дом молитвы, но и центр культурной жизни. При церквях работали богадельни, общества и обязательно - школы. Петершуле при церкви Св. Петра и Павла на Невском, Анненшуле при церкви Св. Анны на Кирочной, Катериненшуле при церкви Св. Екатерины... Учились в этих заведениях, кстати говоря, не только немцы - питомцами знаменитой Петершуле были и Карл Иванович Росси, и Модест Петрович Мусоргский.

Питерских немцев иногда упрекали в том, что они слишком плохо знают русский язык, русскую культуру - и живут, словно отгородившись от остальной части города. Что ж, и вправду, не все немцы хорошо знали русский язык. Но вот насчет культуры... Немец Адольф Маркс, плохо говоривший по-русски до конца своей жизни, внес громадный вклад в культуру России. Он создал и много лет издавал популярнейший журнал "Нива", а в приложении к ней выпустил множество собраний сочинений русских писателей. Именно издания Маркса познакомили многих русских читателей со своими классикам.

Кстати, Адольф Маркс стал и первым в России издателем-миллионером. Что русскому хорошо, то и немцу - доход!

Продолжаю комментировать «Евгений Онегин»
ГДЕ НАХОЖУСЬ: Тридцать пятая строфа первой главы. Возвращение к Онегину. Описание утреннего Петербурга, по улицам которого герой едет домой.
ТЕКСТ:
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтинка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.

ИНТЕРЕСНОЕ У НАБОКОВА:

«Немец аккуратный» - Пушкин весьма цинически предполагает в этом месте гогот галерки, насколько можно судить по письму Гнедичу (13 мая 1823г. из Кишинева в Петербург), «Я очень знаю меру понятия, вкуса и просвещения этой публики. - Помню, что Хмельницкий читал однажды мне своего «Нерешительного»; услыша стих «И должно честь отдать, что немцы аккуратны», я сказал ему: вспомните мое слово, при этом стихе все захлопает и захохочет. -А что тут острого, смешного? очень желал бы знать, сбылось ли мое предсказание?.

«В бумажном колпаке» - Не только некоторые переводчики, но и русские комментаторы поняли понятие «бумажный» как «сделанный из бумаги»! На самом же деле сочетание «бумажный колпак» - это попытка Пушкина передать французское bonnet de cotton, то есть хлопковый домашний колпак.

БРОДСКИЙ:

«Автор романа, рано утром замечает купца, разносчика, извозчика, охтенку-молочницу, немца-хлебника - представителей городского труда, в то время как «забав и роскоши дитя», «шумом бала утомленный» Онегин «спокойно спит в тени блаженной».

ЛОТМАН:
Уж барабаном пробужден. - Сигналы утренней побудки и вечернего сбора в казармах подавались в начале XIX в. барабанной дробью. Казармы гвардейских полков были расположены в разных концах города, и барабанная дробь, разносясь в утренней тишине по пустынным улицам, будила трудовое население города.

Охтинка - жительница Охты, окраинного района в Петербурге, здесь: молочница. Охта была заселена финнами, снабжавшими жителей столицы молочными продуктами.
Уж отворял свой васисдас. - игра слов между значением слова «форточка» и русской жаргонной кличкой немца: Was ist das - «Что это» (нем.).

МОИ ИНСИНУАЦИИ:

Чудесная городская пастораль с утренним снежком вместо травки, запахом свежеиспеченного хлеба, дымком, лошадками… Сладкое предвкушение сладкого сна обращает Петербург в Аркадию, и далее - возникшая Аркадия придает этому предвкушению еще большую сладость, и это вновь отражается на Аркадии…

День Онегина завершается настоящим апофеозом счастья, где явь и сон неразличимы, - а впереди еще покойная комната, тяжелые портьеры, свежесть белья, мягкость подушки, сладкая усталость, спутанность в мыслях, сон…

Нарезвившийся за день пастушок (Онегин) наконец уснул…

Какая же, в сущности «Руслан и Людмила» эта «энциклопедия русской жизни», эта сказка про времена Салтана Благословенного! Со сватьей бабой Бабарихой в виде хандры. Она придет и разбудит героя в следующей строфе.


Роман “Евгений Онегин” -любимое детище Пушкина. Роман писался в течение восьми лет. Начал писать свой роман Пушкин в период расцвета общественного движения, в период расцвета свободолюбивых идей, а закончил писать его в годы страшной реакции после восстания декабристов.
Главный герой романа - Евгений Онегин. Почему П. обратил на него внимание? Я думаю, что такие люди, как Онегин окружали его. Чем-то они отличались от него, чем-то были похожи. Вспомним воспитание Евгения:

Моnsier 1АЬЬе, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя...

Автор тоже утверждает, что “мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь”. Но, тем не менее, мы можем утверждать, что Евгений Онегин один из самых образованных людей своего времени. Он прекрасно знал историю:

Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей...

Слово “анекдот” во времена П. имело совершенно иное значение, чем сейчас. Разбирался он и в экономике: “зато читал Адама Смита”. Знал он и французский язык. Но учеба шла и в другом направлении: “Коль рано мог он лицемерить... ревновать... казаться мрачным, изнывать...”. Вот откуда пошли все беды Онегина. Как же несчастливо его воспитали. Он только может “казаться”, “являться”, “лицемерить”, “умеет скучать”, а вот искренне радоваться, переживать, страдать он не умеет. Мир Онегина - это мир светских приемов, подстриженных парков, балов. Это мир, где нет любви, есть только игра в любовь. Праздна и однообразна жизнь Онегина. Пушкин показывает, как просыпается город:

Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик...

Поднимаются люди, у которых есть дела, а Онегину некуда спешить он все еще в постели:

Забав и роскоши дитя.
Проснется за полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра...

На первый взгляд жизнь Евгения; привлекательна. Наверное, мы не прочь были бы пожить такой жизнью немножко. Немножко, но всю жизнь?! Представим себе: каждый день “то же, что и вчера”. Но ведь Онегин образованный человек своего времени. Неужели ему это не надоело? Надоело!

Рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил свет и шум.

И здесь следует обратить внимание на то, что не только красавицы, но и “друзья и дружба надоели”. Я думаю, что при таком образе жизни, который вел Онегин, не может быть настоящих друзей. А ведь он встречал в свете не только легкомысленных волокит, но и Каверина, Чаадаева, Пушкина. Почему же он не сблизился с ними? Ведь Пушкин постоянно подчеркивает разность “между Онегиным и мной”. А мешало ему многое. Это беда, а не вина Евгения, что в обществе, которое его окружало, он чувствовал свою ненужность. Беда Онегина в том, что “труд упорный ему был тошен”. Евгению ничего не надо - в этом его трагедия. Холодность героя, равнодушие к людям, опустошенность - вот что видим мы в нем. Устав от такой пустой жизни, Онегин едет в деревню. Человек, привыкший к труду, нашел бы там для себя огромное поле деятельности. Евгений тоже пытался:

Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил...

И только. Может быть, его заинтересуют люди? Какие они? Дядя Онегина “лет сорок с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил...”. Это Евгению-то такую жизнь?! Может быть, другие соседи, но “их разговоры о вине, о псарне, о своей родне” были Онегину скучны. И тут он знакомится с Ленским. Это совершенно другой человек, он не похож на соседей - помещиков, которые злословили об Онегине: “Сосед наш неуч... он фармазон, он пьет одно стаканом красное вино...бутылками-с и пребольшими...”. Встретившись в деревне с Ленским и подружившись с ним, Евгений на какое-то время вроде бы ожил. Вот он поехал знакомиться с возлюбленной Ленского - Ольгой. При первом же знакомстве с сестрами Лариными он замечает: “Я выбрал бы другую”.
Встретились два человека, которые могли дать друг другу счастье. Но Онегин не верит в любовь, не верит в счастье, ни во что не верит. Годы, прожитые в фальшивом мире, не прошли для него даром. После стольких лет жизни во лжи Евгений не может отдаться своему счастью. Этим и объясняется его трагическое непонимание Татьяны. Получив письмо от Татьяны, он обманывается и сам. Свою отповедь Татьяне он объясняет заботами о юной девушке:

Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной

Отповедь Онегина на первый взгляд очень благородна. Но если задуматься, герой мертв душой. Он испугался волнений любви, страданий. Конечно, он мог бы насладиться любовью Татьяны, но он не обычный светский денди, он все-таки выше этих людей, поэтому и говорит Татьяне:

Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить захотел...
То верно б, кроме вас одной,
Невесты не искал иной...

В этих строках больше возможности для понимания Онегина. Значит, именно такая девушка, как Татьяна была когда-то идеалом Евгения, но свет убил в нем все идеалы. Главная трагедия Онегина в том, что он не может обновить своей души, испорченной светом. Убийство Ленского тоже дает нам большие возможности для понимания характера героя: ведь он умнее, мудрее Ленского. Казалось бы, он должен остановить дуэль, объяснить все другу, но Онегин, который вроде бы выше окружающего его общества, в то же время является пленником этого общества. Его пугают хохот и пересуды глупцов.
Последняя сцена в романе вызывают у нас удивительно трогательное щемящее чувство. Сердце героя, наглухо закрытое, возрождается к жизни:

Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну как дитя влюблен...

Теперь мы вспомним, что Таня действительно была его идеалом. Страдающий герой становится нам ближе и понятней. И этот новый Евгений хотел мучений Татьяны, так как и сам он, иссушен, измучен безответной любовью. Но нет, он узнает, что любим, любим благороднейшей из женщин, и это заставляет его страдать. Вот в такую трудную злую минуту и оставляет его Пушкин.