"Роман о Лисе" - памятник французской городской литературы, получившей распространение в XII-XIII веках. Произведение состоит из 27 ветвей, или независимых рассказов, написанный попарно рифмующимися стихами. Объединяющим сюжетом является борьба лиса Ренара с его заклятым врагом, волком Изенгрином (триумф хитрости над силой)
Популярность "Романа о Лисе" была такой в Средние Века, что трувер XIII века Готье де Куэнси упрекал монахов за то, что чтению святых текстов они предпочитают приключения хитрого лиса, сценами из жизни которого они разрисовывают стены своих келий.
История хитрого плута, лиса Рейнарда
Hyer begynneth thystorye of Reynard the Foxe
Printed by William Caxton London . 1481
Перевод с английского Любови Шведовой
Об Осле, который не хотел идти на созванный Львом парламент.
Лев издал эдикт о том, чтобы все животные явились к нему, а когда они собрались, спросил, кого нету. Ему ответили, что отсутствует один Осел, который с удовольствием пасся на сочном зеленом лугу. Чтобы его привести, Лев отправил Волка, поскольку тот силен, и Лиса, поскольку умен. Добравшись до Осла, они объявили ему, что он должен появиться перед Львом, подобно остальным животным, чтобы смиренно выслушать его эдикт. Осел ответил, что наделен привилегией, избавляющей его от всевозможных эдиктов и запретов, какие только будут изданы. Посланцы попросили показать им привилегию, и Осел согласился. Тут между Волком и Лисом возник спор, кому привилегию читать; жребий выпал Лису, попросившего Осла показать ее. А Осел ответил: «Тщательно прочти то, что написано под задней правой ногой». Лис подошел, и от удара у него вылетели глаза. А Волк на это: «Самые знающие среди клириков отнюдь не самые осторожные».
РОМАН О РЫЖЕМ
Мир плутоватого Лиса, хоть и создавался не один день, суть плоть и кровь средневековой культуры. Стенографисток в то время еще не существовало, и сухие документы не демонстрируют во всей красе прения сторон настолько, насколько это удается перевоплотившимся животным. Суд над Рейнардом — лучшая запись судебного процесса, дошедшая до нас от времен весьма неблизких. Она раскрывает не столько букву закона (а законы писались в изобилии), сколько суровую реальность происходящего. Цикл «Романа о Лисе» хорош тем, что это модель, слепок с живой действительности, готовый существовать с этой действительностью параллельно и на равных правах.
Ученые мужи на протяжении столетий спорят о том, откуда взялся «Роман о Лисе». Плут Рейнард проник в курятник, где на насестах сидели рыцарские романы, абсолютно неожиданно и поселился там надолго. Из всех известных циклов «Роман о Лисе» по своей сложности и разветвленности уступает разве что преданиям о короле Артуре. Когда речь заходит о лисьей национальности, одни, вслед за Якобом Гриммом, склонны считать его германцем (в пользу этого говорят значимые имена в романе), другие склонны видеть в Лисе французского персонажа. Из версий, известных ныне, самые древние принадлежат действительно старофранцузской словесности. Однако не следует забывать, что первые изображения плута появились задолго до самого романа и находятся на территории Английского королевства, где в те времена правил французский язык. Так что число претендентов вряд ли сужается.
«Роман о Лисе» появился не на пустом месте. Ему предшествовала многотысячелетняя басенная традиция, изображавшая лиса мошенником и плутом. Сыграла роль и еще одна, существенная, деталь. Лис — рыжий парень, а доверия к рыжим в европейской культуре никогда не было. В XIV веке детей пугали Рыжим Иудеем, в одном из трактатов по физиогномике говорится: «Волосы рыжие, густые и прямые обозначают весьма зловредного, высокомерного, самонадеянного, завистливого, злобного обманщика и хитроватого. Волосы рыжие и тонкие обозначают скрывающего гнев и часто замышляющего многие козни, более молчаливого, но составляющего про себя злые планы. Волосы тонкие, рыжие и кудрявые обозначают более гневливого и долго помнящего зло, льстивого и не соблюдающего в совершенстве договор любви. Волосы рыжие, густые и кудрявые обозначают высокомерного и чванливого, легкого, бодрого притворщика или лжеца, однако весьма милостивого в товарищеских отношениях и по настроению много тратящего» . В латинской поэме «Руодлиб», первом из рыцарских, авантюрных романов, сохранившихся до нашего времени в двух рукописях XI века, король дает Руодлибу совет: «Никогда не выбирай себе рыжего друга, ибо в гневе он всегда забывает о верности, ведь зловещие признаки сочетаются с гневом неутихающим. Хотя он и добр, однако в нем сидит обман, которого избежать не сможешь, да еще сам замараешься: дотронешься до дегтя — и под ногтями грязи не вычистишь» (фрагмент 5, строки 451 — 456). Ассоциации были прямые и очевидные. Лисица не самый популярный персонаж Эзоповых басен (в этом она уступает и собакам, и льву, и ослу), зато на одном из папирусов весьма сомнительного содержания изображены фривольные забавы животных, подражающих людям, в том числе и лисы. Лисица оказалась среди персонажей, запечатленных «Физиологом»: «Лиса — это очень коварное животное, оно порождает обман. Как проголодается и не обнаружит, чем наесться, то ложится отдыхать в расщелине на соломе, распластается на спине и затаит дыхание. А птицы, решив, что она умерла, спускаются на нее, чтобы склевать, но она хватает их и снова ложится. Так птицы погибают дурной смертью. А дьявол во всем уже тоже мертв, равно как и дело рук его. И те, кто хотят приобщиться плоти его, умирают. Из плоти его исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мтф. 15, 19). Так и Ирод был уподоблен лисице (Лук. 13, 32). И записаны слова Спасителя: Лисы имеют норы (Мтф. 8, 20; Лук. 9, 58). А в „Песне Песней": Ловите нам лис, лисенят, которые портят виноградники (Песн. 2, 15). И Давид в 62-м псалме: „Станут добычей лис". Хорошо Физиолог сказал о лисе». В средневековых бестиариях рассказ о притворившейся мертвой лисе оказался дополнен впечатляющей деталью: лиса, перед тем как притвориться мертвой, «валяется в красной грязи, чтобы казалось, будто она изранена», а для большей достоверности высовывает из пасти язык. Среди литературных прототипов «Романа о Лисе» называют в первую очередь две латинские поэмы «Избавление узника, описанное через аллегорию» и «Изенгрим». «Избавление узника», созданное в XI веке, выводит на первый план Волка, пойманного им Теленка и Выдру, история Лиса, враждующего с Волком из поколения в поколение, становится центральным сюжетом, по отношению к которому бегство сообразительного Теленка из когтей Волка представляет рамочную фабулу Участь Волка незавидна: своими рогами Бык пригвоздил его к стволу дерева. Поэма Ниварда Гентского «Изенгрим» была закончена около 1148 года (после неудачи Второго крестового похода) , в ней Волк также выступает в роли главного действующего лица, а Лис Рейнард — непременного злодея, мстящего Волку за единожды произнесенную угрозу: «Ты станешь добычей моей!».
Первоначально Мул отвечал, что его дед — благородный конь, но с годами эта история обрастала все новыми и новыми подробностями и в пересказе знаменитого проповедника Якова де Витри (ум. 1240) уже выглядела так: «Человек умирает быстро, век его недолог, часа своей смерти он не ведает, поэтому следует ему, минуя многое, устремиться к самому необходимому. Любопытные же по глупости своей пытаются разузнать о том, до чего им не должно быть дела, и этим они подобны Лису, которой, подойдя к Мулу, спросил: „Что ты за животное: лошадь или осел?" А он в ответ: „Что тебе? Я — тварь Божья". А Лис: „Да вот хочу узнать о твоем происхождении". И поскольку Лис настаивал, Мул ответил: „Я — внук славного боевого коня короля Испании". А Лис: „Кем был твой отец, а твоя мать?" Возмущенный и разгневанный, Мул ответил: „На подкове правой задней ноги записана вся моя родословная". А когда Лис подошел, чтобы прочесть буквы, Мул поднял ногу, ударил Лиса и убил его».
Каждый автор переделывал сюжет в соответствии со своими целями. Одо из Черитона — а его версия более поздняя, чем рассказ Петра Альфонсина, — писал: «Как-то раз Лиса случайно угодила в ведро и оказалась на дне колодца. Появился Волк и спросил, что это Лисичка там делает. „Мой сотоварищ, о если бы ты мог присоединиться ко мне, ведь здесь так много отменной, большущей рыбы!" Изегрим спросил: „А как мне туда спуститься?" Лисичка ответила: „Там, наверху, висит ведро, полезай в него и спустишься". А было в колодце два ведра, так что когда одно опускалось, другое поднималось. Волк залез в то ведро, что было наверху, и стал спускаться, Лиса при этом поднималась кверху. Вот они встретились, и Волк спросил: „Мой сотоварищ, куда же ты?" Лиса ответила: „Я уже наелась и поднимаюсь, а ты спускайся — и увидишь чудо". Несчастный Волк спустился, но не обнаружил ничего, кроме воды. Поутру пришли крестьяне, достали Волка и забили его до смерти».
Здесь следует сделать небольшое отступление и сказать о том, что средневековому Лису присуща половая двойственность. Волк — он всегда Волк, известный под именем Изегрим (оно возводится к словосочетанию «isen grim» — «твердый шлем»), у него есть жена (к которой Рейнард Лис упорно пристает), дети, все как подобает. Кроме того, Капитолийская волчица однозначно определяла негативную окраску именно мужского образа. С Лисом иначе: слова позволяли обозначать этого зверя то в мужском, то в женском роде. Рейнард (его имя могло произойти из фразы «надежный совет») несомненно мужчина, но постоянная перемена пола в отдельных новеллах напоминает об истории, рассказанной Эзопом: «Говорят, что гиены каждый год меняют свой пол и становятся то самцами, то самками. И вот однажды гиена, встретив лисицу, стала ее корить: она, гиена, хочет стать ей подругой, а лисица ее отвергает. Но та ответила: „Не меня кори, а свою породу — из-за нее не могу я знать даже, будешь ли ты мне подругой или другом"» .
Третья ветвь «Романа о Лисе» также упоминается в проповедях Якова де Витри: «Слышал я о лисе, которого в народе называют Рейнардом, что он мирно приветствовал птичку, которую по-французски называют синицей, а она ему говорит: „Откуда идешь?" А он: „С королевского собрания, где был клятвенно утвержден мир между всеми зверями и птицами. А поэтому, прошу тебя, давай поцелуемся примирения ради". — „Боюсь, как бы ты меня не схватил". А ей Рейнард: „Подходи, не бойся, я закрою глаза, чтобы тебя не поймать". Птичка подобралась ближе и стала летать вокруг, он же, разинув пасть, попытался ее схватить, но она успела ускользнуть от лиса, который хоть и дал клятву, однако был готов нарушить мир».
Порою о том, был ли позаимствован сюжет для пополнения коллизий «Романа о Лисе» или, наоборот, проник в новеллистическую литературу из романа, судят по присутствию или отсутствию у зверей имен собственных. Известно, что большинство из этих имен значимы. Медведь Брюн — «бурый», петух Шантеклер — «поющий зарю», собака Кортойс — «придворный лизоблюд».
«Роман о Лисе» весьма быстро распространился по Европе и шагнул в пограничные с французским языком страны. К концу XII — началу XIII века относится фрагмент (всего 668 строк) стихотворного романа «Райнеке Лис» , написанного на языке, бытовавшем в Эльзасе (две другие, полные рукописи «Райнеке лиса» относятся к XIV веку). Эльзасский роман — первое произведение, где отдельные ветви цикла о Лисе были сложены в единое целое. Хотя созданная во Фландрии поэма «Рейнард Лис» сохранилась только в рукописях первой половины XIV века, однако анализ ее содержания позволил датировать это произведение рубежом XII — XIII веков, ведь именно в это время жили упоминаемые в поэме клирики и каноники. Франко-итальянская поэма «Райнардо и Лезенгримо» известна в двух рукописях XIV и XV века и представляет собой перевод отдельных ветвей романа, выполненный скорее всего еще в начале XIII века. Все это говорит о том, что роман не просто оказался популярен — он расходился по рукам, переписывался и дополнялся с невероятной быстротой. В конце XIII века в недрах итальянских канцелярий появилась новая интерпретация романа — переписка короля Льва со своим придворным, Зайцем. Цель составления подобного рода документов очевидна. С одной стороны, лишний раз отточить свое перо в делопроизводстве, с другой — посмеяться над собственным трудом и соратниками по канцелярии, погрязшими во всякого рода реестрах и рескриптах.
«Послание Льва Ослу и Зайцу,с тем чтобы они доставили к нему Лиса
Могущественный король Лев приветствует зверей — Зайца и Осла, своих преданных слуг. В то время как все дикие звери и все множество земных тварей, как домашних, так и свирепых, находятся в нашей власти и повинуются нам, один только Лис, виновный в обмане и заговорах, остается непокорным, не веря в истинное величие могущества нашего. И хотя его неоднократно вызывали, он не пожелал появиться при нашем дворе. А ведь из-за его уклонения наш суд завален тяжбами, и жалующиеся на него не могут получить никакого удовлетворения. Поэтому, полагаясь на вашу преданность, я повелеваю, чтобы вы как можно скорее позаботились доставить этого убийцу в суд, — пусть он законным образом и в нашем присутствии представит в день седьмых календ апреля (25 марта) ответ на обвинения, выдвинутые против него петухами л курами. А о том, как вы его доставите, когда, в чьем присутствии и что вы будете там делать, сообщите нам лично, письменно и надлежащим образом.
Ответное донесение Зайца Льву
Могущественному царю царей, повелителю всех зверей и животных, какие только обитают на свете, великолепному и величественному господину Льву. К его стопам припадает устами Заяц, смиренный и преданный слуга. Мы приняли королевское послание, склонившись перед ним и прочитав его самым что ни на есть внимательным и преданным образом, а засим, согласно Вашему повелению, мы устремились к исполнению Вашего поручения и в сопровождении надежных свидетелей без промедления отправились, чтобы призвать Лиса, которого мы обнаружили на весьма отвесной, невероятно высокой и ужасной Менале, где ни человеку, ни зверям пробраться не просто. По его внешнему виду можно было сказать, что в намерениях у него бунт, никак не покорность. И поскольку нам было не по силам взобраться на подобную кручу, ибо один из нас был слишком тяжел, а на другого напал страх, мы попросили подняться наверх нашего преданного друга и поверенного в делах господина Козла Бородатого, умудренного возрастом и сведущего во всем. Он, согласившись на это после долгих уговоров, поднялся наверх и сообщил Лису, притворившемуся больным, о причине и поводе нашего прибытия. Ему едва удалось добиться того, чтобы Лис заговорил с нами из своей пещеры, расположенной на самой вершине, однако он не пожелал спуститься и принять королевский приказ. Он просунул свою покрытую капюшоном голову сквозь расщелину и разразился словами, которые никак нельзя повторять при дворе, представив два оправдания. Во-первых, заявил, что страдает от тяжелой болезни. Во-вторых, возвратившись к миру в сердце своем, в искупление своих преступлений, совершенных в прошлом, он принял монашеский обет и за прочее отвечает перед Царем Небесным, а не царем зверей, стал отшельником, предался размышлениям и не собирается более возвращаться к мирской жизни. И, желая показать, что он обратился от порока к добродетели, самыми ласковыми словами попросил у меня прощения за все то множество зла, которое он мне причинил, за преследования многие и бесчисленные, которым он меня подвергал. Однако, будучи в здравом уме, я уклонился от благодати примирения с подобным мошенником. Поскольку нам хотелось как можно больше узнать о его болезни, братец Осел, чьи познания во всех областях медицины широко известны, попросил Лиса показать мочу. По рассмотрении он не обнаружил в ней признаков какой-нибудь болезни, напротив, симптомы полного здравия. Решив, что больше мы ничего не добьемся, мы спустились вниз и достигли усадьбы Мено, которая была расположена неподалеку, собираясь там переночевать. Но там царило великое горе, повсюду раздавались плач и причитания петухов и кур, страдавших из-за потери своих сыновей и дочек, которых пожрал Лис, так что мы уклонились от посещения этого места, чтобы не нарушать их траур. И вот, когда мы шли по лесной чаще, навстречу нам внезапно появился Волк, миролюбивый на вид. Он захотел отвести нас в свое жилище. Но брат Осел напрочь отказался от этого, сказав мне на ухо по секрету, что это корчма, куда есть вход, но откуда нет выхода, и в ней обитают звери-разбойники.
Приближалась ночь, и нам следовало подыскать себе место для отдыха. И тут внезапно перед нами появилась Обезьяна, спальничий господина Лиса, которая отвела нас в свое жилище и поставила перед нами куриц, цыплят, гусей, голубей и блюда из всех сортов птицы, чем утолила наш голод. Но — о горе! — с первым криком петуха поднялся переполох! Появился вор и разбойник Волк вместе со своими подельниками и стал стучать в дверь. Услыхав их, я едва успел выбраться через створку, но мой сотоварищ Осел, слишком тяжелый и медлительный, чтобы бежать, оказался добычей и пищей для волчьей пасти. Я хотел бы сообщить об этом Вашему Величеству лично, но во время бегства переломал себе кости настолько, что не в силах припасть к стопам Вашего Величества, дабы поведать о подобных напастях. И все же да будет Вам угодно, покуда еще не поздно, обратить внимание на ту опасность, которая грозит судьбе Вашего королевства. Если не избавиться от нее в скором времени, распространится нечестие и приумножится зло, да настолько, что от него уже не поможет никакое лекарство. Ведь сказано:
В самом начале болезнь пресеки — напрасны лекарства,
Если успеет она вызреть в упущенный срок .
Ведь если подобное случается с Вашими посланниками и легатами, то по отношению к Вашему Величеству могут поступить и того хуже».
Наряду с канцелярской сатирой излюбленной темой издевательств Лиса Рейнарда является монастырская жизнь и духовное сословие. Сам Лис неоднократно объявляет о принятии обета и желании отправиться в паломничество — искупать грехи. Его готовность повсеместно исповедоваться — отличный трюк, чтобы заполучить добычу. Одо из Черитона рассказывает следующую историю (седьмая ветвь романа): «Как-то раз Лис оказался в курятнике, и тут подоспели люди с плетями и отхлестали его так, что он сбежал, едва живой, через нору. Отполз в сторону, упал на стог сена и принялся стонать. Стал просить, чтоб позвали капеллана, который отпустит ему все грехи. Тут пришел Шантеклер, то есть Петух, это он у животных был капелланом. Опасаясь Рейнарда, он сел поодаль. Рей-нард исповедовался в своих грехах и между прочим стал тянуть к капеллану морду. Капеллан спросил: „Чего ты ко мне тянешься?" А Рейнард ему: „Это от тяжкой болезни. Помилуй меня". Между тем он поведал о других грехах и, раскрыв пасть, дотянулся головой до Петуха, схватил его и сожрал». О другой исповеди Лиса вспоминает Яков де Витри: «Вот что такое исповедь Лиса, которую во Франции называют исповедью Рейнарда. Его должны были повесить, и он отправился ко двору Льва в сопровождении Барсука, которому и исповедовался во всех своих грехах. Но в тот же день он увидел кур возле дома одного крестьянина и сказал Барсуку: „Отправимся по той дороге, которая ближе к крестьянскому долгу". Барсук ему ответил: „Несчастный, ты ведь только что исповедовался передо мной во всех своих грехах и в том, что ты сожрал множество кур, то же пообещал и Господу, что никогда больше не совершишь ничего подобного". А Лис ему: „Верно говоришь, но я об этом как-то позабыл"» (эта история нашла отражение в первой ветви «Романа о Лисе").
Если монашество Лиса — образец ничем не прикрытого цинизма, то Волком движут жадность и зависть. «Изегрим захотел стать монахом. После долгих уговоров капитул согласился, он получил клобук, ему выбрили тонзуру. Приставили его читать. Надо говорить „Отче наш", а он всегда отвечает „агнец" или „баран". Монахи стали его учить смотреть на Распятие и Святые Дары, а он вечно пялился на агнцев и баранов. Так и многие монахи: твердят про барана, желают,доброго вина", пялятся на вырезку и в свою тарелку, поэтому в Англии говорят: „Сколько волка Псалтырь читать ни учи, а он все равно в лес смотрит"» (Одо из Черитона). Волк, желающий приобщиться к привилегиям духовного сословия, постоянно терпит неудачу. Стоит напомнить сюжет, который нередко приурочивался ко времени Великого поста: «Рассказывают, что Лис коварно убедил тощего Волка полезть вместе с ним в кладовую, а Волк настолько объелся, что не смог вылезти в узкое окно, через которое они влезли, и прошлось ему поститься до тех пор, пока он не стал тощим, как прежде, — и все равно, когда вылезал, содрал себе шкуру». Душеполезное дело (пост) на поверку продиктовано необходимостью спастись от неминуемой гибели (и этому верили).
Жанр, который историки литературы пригвоздили ярлыком «клерикальной сатиры», на самом деле пример вполне здравого взгляда на рутину бытия и бесконечную череду обязательных обрядов. Это хорошо видно на примере еще одной истории, рассказанной Одо из Черитона: «О собрании зверей. Случилось Волку умереть, и тут Лев собрал всех зверей, чтобы справить похороны. Заяц тащил святую воду, ежики — свечи, козлы били в колокола, овцы рыли могилу, лисы несли погребальные носилки с усопшим, Беренгарий, то есть Медведь, справил мессу, Бык читал Евангелие, Осел — Послания. Справив мессу и похоронив Изегрима, звери хорошенько перекусили на его средства и пожелали повторить еще раз. Так оно и происходит после смерти богатого грабителя или ростовщика. Аббат собирает всех зверей, то есть тех, кто живет по-звериному. Частенько случается, что в толпе монахов, в одеждах черных и белых, всё одни звери: львы — грех гордыни, лисы — обман, медведи — ненасытность, зловонные козлы — похотливость, ослы — лень, ежики — язвительность, зайцы — трусость, ибо дрожат, даже когда бояться нечего, быки — земные труды». В рассказе, весьма кратком, каждой твари отведена своя роль (упорядоченность — куда ж без нее в те времена) и одновременно всякий зверь что-нибудь да символизирует.
У этого символизма, равно как и в самом поведении зверей, нет четкой определенности. Кот традиционно враг Лиса Рейнарда. «Лис, или Рейнард, как-то раз повстречал Тиберта, то есть Кота. Рейнард говорит: „Сколько ты знаешь хитростей и уловок?" Кот в ответ: „Только одну и знаю". — „А какую?" Кот говорит: „Как собаки погонятся за мною, я взбираюсь на дерево. А ты сколько знаешь?" — „Да штук семнадцать и еще целый мешок, пошли со мной, обучу тебя своему ремеслу: собакам до тебя и вовсе будет не добраться". Кот согласился, и они отправились в путь вместе. Вышло так, что охотники с собаками погнались за ними. Кот говорит: „Слышу лай, и мне уже страшно". А Рейнард ему: „Не бойся, я научу тебя, как сбежать". Охотники с собаками подошли совсем близко, и тут Кот сказал: „Я с тобой дальше не пойду, лучше возьмусь за свое ремесло". И вспрыгнул на дерево. Собаки оставили его и погнались за Рейнардом и схватили его: одна за голень, другая за брюхо, третья за спину, четвертая за голову. А Кот, сидя наверху, прокричал: „Рейнард! Рейнард! Похоже, тебе пора развязать свой мешок, ибо все твои уловки выеденного яйца не стоят"». Однако в романе Кот однажды вступается за Лиса, защищая его перед своим более традиционным врагом, псом Кортойсом. Примечателен комментарий, который присовокупляет к этой истории Одо из Черитона: «Под Котом понимаем простака, который знает только одну уловку — подпрыгнуть в небо. Под Рейнардом мы понимаем адвокатов и судебных стряпчих — обманщиков, у которых семнадцать уловок, да еще полный мешок. И вот появляются охотники и псы преисподней и охотятся на людей: правые возносятся на небеса, а нечестивые, обманщики попадают в лапы демонов».
Барсук Гримберт обычно заступается за своего родича, но Яков де Витри рассказывает такую историю: «Говорят, что барсук обладает следующими свойствами: зубами и когтями он делает себе нору в скале, а еще он — самое чистое животное и никакого зловонного запаха выносить не может. Зная это, коварная лиса оскверняет его нору, барсук уходит прочь, а лиса поселяется в доме, который не строила и ради которого не трудилась». Порою и лиса может оказаться потерпевшей стороной: «Орел похитил лисенка и не поддавался уговорам вернуть его. Тогда лиса развела под деревом большой костер, и орлята задохнулись от дыма. Поэтому не следует пренебрегать слабыми, ибо иногда они хитростью одерживают верх над сильнейшими, потому что способны не только убивать, но и прийти на помощь».
Одна из любимых профессий Рейнарда — медицина. Отношение к врачам всегда было настороженное, а смертность в те времена высокой. Поэтому история, поведанная монахом-доминиканцем Жаном де Шипи, доктором Оксфордского университета, с 1352 по 1360 годы занимавшего кафедру епископа Оксфордского, звучала вполне убедительно: «Однажды Лев, тяжело заболев, послал за Лисом, чтобы тот дал ему совет, как выздороветь. Лис пришел, осмотрел мочу, пощупал пульс и сказал: „Господин, ты тяжко болен, и причина твоей болезни в холоде, а поэтому тебе необходимо горячее лечение"». А Лев ему: „Магистр, скажи как". И Лис, желая отомстить Волку, которого он ненавидел от природы, сказал Льву: „Господин, советую тебе обзавестись шубой из волчьей шкуры, ибо она подойдет тебе лучше всего и избавит тебя от всякого холода". Лев поверил совету врача, приказал позвать Волка, содрал с него живьем шкуру и после этого отпустил". История эта была известна еще во времена Ниварда Гентского (в «Изенгриме» Волк пытался предложить вместо своей чужую шкуру), а в романе, предлагаемом ныне вниманию читателей, Лис и вправду оказывается сведущ в медицине (ведь находит же он траву, с помощью которой Льва по-настоящему можно вылечить).
Цикл преданий о лисе Рейнарде с XII до середины XV века существовал в двух ипостасях. С одной стороны, разраставшийся и ветвистый роман, написанный стихами и переводившийся то тут то там, с другой — краткие прозаические истории, поселившиеся на страницах сборников новелл и излагавшие сюжет каждой ветви романа по отдельности. Появление первого прозаического цикла почти совпало по времени с изобретением книгопечатания. Благодаря печатням «Роман о Лисе» обрел совершенно новую аудиторию. В Англию печатный пресс доставил Уильям Какстон. Торговец тканями по первой профессии и литератор по призванию, он трудился над переложением «Собрания историй о Трое», оказавшись по воле случая при роскошном дворе герцогов Бургундских, где его начинание было оценено герцогиней. Завершив перевод, Какстон решил дать ему широкое хождение и отправился вникать в суть только что появившегося книгоиздательского дела. В Брюгге он открыл типографию и издал в 1473 году свой перевод повестей о судьбе Трои. Четырьмя годами позже печатный станок был доставлен в родную Англию, где за восемнадцать лет книгоиздательской деятельности Какстон выпустил около сотни названий, причем двадцать четыре книги перевел или переложил сам. В 1481 году он взялся за «Роман о Лисе» и предложил публике первый ясный и общедоступный прозаический вариант. В основу перевода Уильяма Какстона легла голландская книга о Лисе, но по ходу работы переводчик кое-что дополнил и переделал, ведь Какстон был по совместительству издателем Чосера и других авторов, подвизавшихся на поприще «лисописания». Книга Какстона стала наиболее популярным образцом переработки цикла преданий о Рейнарде в прозе. Как ни странно, сделать шаг от стихов к речи прозаической — задача не из самых тривиальных. Средневековье унаследовало от поздней античности романы прозаические: «Историю Аполлония, царя Тирского», книги Диктиса и Дареса о Троянской войне, «Повесть о рождении и победах Александра Македонского». Но крупномасштабные прозаические произведения на темы собственно средневековые (в первую очередь, рыцарские романы) относятся к началу XIII века. До тех пор пока не появилось книгопечатание, прозаический роман уступал в популярности сборникам новелл и повестей, куда нередко включались краткие пересказы сюжетов. Литературные интересы Уильяма Какстона, почувствовавшего, что будущее за pulp fiction, и взявшегося публиковать «Смерть Артура» и «Роман о Лисе», сыграли едва ли не решающую роль: ведь важно было почувствовать не только, что печатать, но и что станут читать.
Я. Горелов
История Лиса Рейнарда, изданная в 1481 году Уильямом Какстоном
Лев, волк и лис договорились поохотиться вместе. Лис поймал гуся, волк — тучного барана, лев — тощего быка. Собрались обедать. Лев спросил у волка, как разделить добычу. Волк сказал: «Пусть каждый полакомится тем, что поймал: лев — быком, я — бараном, а лис — гусем». Разгневанный лев поднял лапу и когтями содрал шкуру у волка на голове. Затем лев спросил лиса, что тот скажет. Лис ответил: «Вы, господин, отведайте тучного барана — сколько пожелаете, ибо у него нежное мясо, потом гусятины — по своему желанию и напоследок немного говядины — у быка ведь жесткая плоть. А объедки отдайте нам, вашим людям». Лев сказал: «Хорошо говоришь, кто тебя научил так отменно делить?» А лис в ответ, указывая на содранную шкуру: «Господин, красная шляпа моего сотоварища».
Одо из Черитона. Басни. XIII век
Так начинается история о Лисе Рейнарде
Вэтой истории читатель найдет притчи, аллегории и поучительные случаи о многих событиях. Эти истории помогут читателю обогатиться хитроумным знанием о тех вещах, какие повсеместно встречаются в мире: в светской жизни и в жизни духовной, а также среди купцов и простолюдинов. Эта книга написана для пользы и процветания всех добрых людей, коль скоро, читая ее или же слушая, смогут они понять и уразуметь упомянутые хитрые уловки, что происходят повсюду в мире. Не для того, однако, чтобы пытаться повторять их в своей жизни, но чтобы каждый мог их избежать и оградить себя от хитрых и гнусных негодяев и не стать жертвой обмана. Тот, кто захочет проникнуть в самую суть истории, должен перечитывать эту книгу часто и многократно, должен серьезно и с усердием размышлять о прочитанном. Потому как эта книга изложена весьма хитроумно, вы и сами увидите, и прочесть ее следует не единожды. Ибо, прочтя ее единожды, человек не может усвоить ее истинный смысл и найти верное понимание, а правильно понять книгу позволит лишь частое и многократное прочтение. Тем же, кто достигнет сего понимания, эта книга доставит пользу, радость, удовольствие и будет благотворна.
Как Лев, король зверей, разослал приказ, чтобы все явились ко двору
Стояло время Пятидесятницы, или Троицы, когда леса становятся прекрасны и приятны для взора. Деревья оделись в листву и украсились бутонами, земля покрылась травой и ароматными цветами, сладкоголосые мелодии птичьего пения слышались повсюду. В эту пору, в эти священные праздничные дни, Лев, благородный король всего звериного мира, созвал всех в Стаден, желая узнать, как живут его подданные и что происходит в его владениях. И приказал он, чтобы к нему явился всякий зверь; и все звери его послушались и прибыли ко двору, и большие и малые. Не явился только Лис Рейнард, потому что знал он за собой вину и многие прегрешения против многих зверей, что там соберутся. И он не дерзнул явиться ко двору, когда король собрал всех зверей. И многие из тех, кто собрались при дворе, горько жаловались на Рейнарда.
Первая жалоба на Рейнарда Лиса от Волка Изегрима
Волк Изегрим с чадами и домочадцами пришел и встал перед королем. И он сказал:
«Великий и могущественный князь, милорд король, взываю к тебе, к твоему великому могуществу, праву и милосердию, чтобы ты сжалился над нами. Велики оскорбления и огромны унижения, что нанес Рейнард Лис мне и моей жене. Знай же, он вошел в мой дом против воли жены. И осквернил он моих детей тем, что помочился на них, отчего они стали слепнуть. И назначен был день, и решено было, что должен Рейнард прийти и оправдать себя и поклясться на священных книгах, что он не виновен. Но когда принесли ему священную книгу, то Рейнард внезапно передумал и отправился обратно в свою нору, как будто ему и дела нет. И, благородный король, многие звери, что собрались сегодня при дворе, это подтвердят. И немало еще обид он мне нанес, и нет на свете никого, кто мог бы рассказать обо всех его злодеяниях, о коих я умолчал. Но позор и бесчестье, какие навлек он на мою жену, я никогда не стану терпеть и не буду страдать неотмщенным. Он дорого заплатит мне за это оскорбление».
Жалоба Кортойса, гончего Пса
Когда Волк закончил свою речь, с места поднялся маленький Пес по имени Кортойс. И обратился он к королю с жалобой. В холодную зиму, в лютый мороз, был он в большой нужде, и остался у него один только мясной пирог, и не было другой пищи. И пирог этот отнял у него Рейнард Лис.
Потом заговорил Кот Тиберт
Тогда из толпы вышел Кот Тиберт, и был он сильно разгневан и сказал:
«Милорд король, я слышу, как многие здесь поносят Рейнарда, и никого нет, кто потрудился бы оправдать его. Жаловался и Кортойс. Много лет уж минуло с той поры, а я не жаловался, хотя пирог тот был моим. Это я раздобыл его ночью на мельнице. Мельник лежал и спал. А если Кортойсу что и перепало от того пирога, так только через меня».
Заговорила потом Пантера
«Думаешь ты, Тиберт, что не пристало здесь жаловаться на Рейнарда, а он ведь настоящий убийца, разбойник и вор, и никого он не любит, даже короля, нашего господина, как то должно быть. С легкостью оставит он и добро и честь, чтобы только заполучить одну жирную куриную ножку. Я расскажу вам то, что сама видела. Расскажу, что сделал он вчера с Зайцем Кивартом, который стоит здесь под защитой и охраной короля. Обещал он Киварту, что научит его Символу Веры, и тот станет добрым капелланом. Усадил он его у себя между лап, стал громко петь и кричать: „Верую, верую". А я тогда проходила мимо и услыхала эту его песню. Тогда я подошла ближе и увидела, что вдруг оставил мессир Рейнард свое пение и молитвы и стал играть в другую свою старую игру. Схватил он Киварта за горло, и, если бы не подоспела я тогда, он бы лишил его жизни. Посмотрите, и вы увидите свежие раны у Зайца Киварта. Ибо правду говорю, милорд король, если оставишь ты такое безнаказанным, и отпустишь с миром, того, кто нарушил наш покой, и не совершишь справедливого суда над своими подданными, через многие годы детей твоих обвинят в этом. И правду сказал ты, Изегрим, — уверенно продолжала Пантера, — добро и справедливость должны свершиться во благо тех, кто с радостью будет жить в мире и согласии».
Говорил потом Барсук Гримберт, сын сестры Лиса. Он защищал Рейнарда перед королем
Заговорил потом Барсук Гримберт, который был сыном сестры Лиса. Был он в гневе.
«Сир Изегрим, злые речи в обычае у врагов, они редко говорят добро. В чем ты обвиняешь моего дядю Рейнарда? Кто из двоих более виноват перед другим, того и должно повесить как вора на дереве. Но будь он сейчас здесь и предстань перед королем, как ты сейчас, то тебе бы не отделаться тем, чтобы просто выйти перед всеми и просить у него прощения. Ты нанес ему раны, терзал дядю злобными и острыми зубами так много раз, что я и сказать не могу. Расскажу я лишь о некоторых вещах, какие знаю. Разве ты не помнишь, как несправедливо поступил с рыбой, которую он сбросил с повозки? Ты следовал за ним вдалеке и съел всю хорошую рыбу, оставив ему лишь хребет да кости, которые сам ты не мог съесть. Так же поступил ты и с жирным свиным окороком, что пах так ароматно. Ты один набил им свое брюхо, а когда дядя попросил свою долю, вновь ответил ему с презрением: „Рейнард милый, с радостью отдам твою долю". Но мой дядя ничего не получил и не добился справедливости. А это он, презирая страх и опасность, отвоевал тот свиной окорок. Ведь пришел человек и бросил его в мешок, так что он едва сумел спасти свою жизнь. И подобные обиды множество раз терпел Рейнард от Изегрима.
О милорды, думаете вы, что этого достаточно, но он еще жалуется на дядю моего Рейнарда, что тот оскорбил его, обидев жену. Мой дядя возлег с ней, но было это семь лет назад, еще до того, как Изегрим женился на ней. И если Рейнард получал с ней удовольствие, что из того? Вскоре она уже излечилась от любви к нему, и, значит, по праву не должен был Изегрим жаловаться. Ему не следовало упоминать об этом, ибо и себе не сделал он чести, возведя напраслину на свою жену. Она не выступала с обвинением и не жаловалась. И выступление Зайца против моего дяди, по-моему, просто глупость. Если он не усвоил урока как должно, разве не вправе Рейнард, его наставник, наказать его за провинность? Когда бы школьников не били, не наказывали и не взыскивали с них за леность, никогда они бы и не выучились.
Стал потом жаловаться Кортойс, как с огромным трудом добыл он себе мясо в зимнюю пору, в такое время, когда не найти никакой пищи. А следовало бы ему вести себя тихо, потому что он это мясо украл. Male quesisti et male perdidisti — правда в этом, ибо добытое нечестным путем не принесет пользы. И кто обвинит Рейнарда в том, что он отнял у вора украденную добычу? Для всякого, кто столь же хорошо знаком с законом и различает, где правда, и кто так же благороден по рождению, как мой дядя Рейнард, — это яснее ясного. А он знает хорошо, как следует поступать с украденным добром. Вы все присудили бы Кортойса к повешению, когда бы он попался на воровстве. Дядя мой не столь уж грешен перед короной, он поступил справедливо, не получив на то соизволения, и в этом вся его вина. А в награду ему достаются не почести и слава, но одни лишь жалобы. Мой дядя — благороден и честен, он не потерпит ни лжи, ни обмана и шагу не ступит без совета своего священника. И говорю я вам, что, с тех пор как господин мой король объявил всеобщий мир, дядя и не помышлял причинять кому-либо вред. Ибо вкушает он пищу лишь единожды в день, живет подобно отшельнику, он истязает свое тело и носит власяницу, и более года уже не пробовал он мясной пищи. А вчера сказали мне, что он оставил свой замок и удалился в пещеру отшельника, где и живет. И не охотится он больше и не алчет никакой добычи, а живет лишь одной милостыней и подаянием людским и предается покаянию. И сделался он очень бледен и тощ от молитв и бдений, но счастлив он, что обратился к Богу».
Так защищал Гримберт своего дядю и говорил такие слова. И увидели все тогда, как спустился к ним с горы Петух Шантеклер и привез он на похоронных дрогах мертвую курицу, у которой Рейнард оторвал голову. И следовало показать это королю, чтобы он знал о том, что случилось.
Как Петух жаловался на Рейнарда
Вышел вперед Шантеклер и жалобно всплеснул крыльями и распушил перья. По обеим сторонам его повозки стояли две печальные курицы, одну звали Кантарт, а вторую добрую курицу — Пестра. И были они две самые прекрасные курицы, каких только можно сыскать от самой Голландии до Ардерна. Каждая несла по горящей свече, прямой и длинной. Были они сестрами курицы Коппен. Они жалобно плакали и стенали о смерти дорогой своей сестры.
Две молодые курицы несли цыплят, а те кричали отчаянно и плакали так громко о смерти Коппен, своей матери, что слышно их было повсюду. И так пришли они к королю. И сказал тогда Шантеклер:
«Милостивый государь, господин мой король, выслушай нашу жалобу и ужаснись тому злу, что свершил Рейнард против меня и моих детей, которые здесь перед тобой. Случилось это в начале апреля, тогда стояла прекрасная погода. Я был счастлив и горд, ибо имел большую семью. Было у меня восемь прекрасных сынов и семь прекрасных дочерей, которых высидела моя жена. Все они были сильные, жирные и бегали во дворе, обнесенном высокой стеной. И был там сарай, в коем жили шесть огромных собак, они содрали кожу и разорвали на куски многих зверей, но дети мои их не боялись. Рейнард-вор питал к псам глубочайшую вражду, ведь они были уверены, что он не сможет забраться к нам во двор. Великое множество раз обходил стену этот подлый вор и поджидал в засаде, а собаки набрасывались на него и прогоняли прочь. Однажды они напали на него на берегу, и он поплатился за свое воровство. Я видел, как собаки трепали его шкуру, но он все равно не отступился от своей гнусной цели. Господь да простит нас.
Долгое время мы ничего не слыхали о Рейнарде. Наконец он появился снова в обличье отшельника и принес мне письмо, запечатанное королевской печатью. Говорилось в том письме, что король объявил мир повсюду в своем королевстве и все звери и птицы должны жить в согласии и не чинить друг другу вреда. И еще он сказал мне, что сделался теперь монахом, или отшельником, и что будет он каяться в своих прегрешениях. Он показал мне плащ, отороченный мехом, и власяницу под ним. И сказал: „Сир Шантеклер, отныне тебе не надо меня бояться и тревожиться, ибо не буду больше вкушать я скоромного. И настолько я уже стар, что стану всеми силами печься о своей душе. Сейчас я пойду, ибо должен еще произнести молитвы третьего и девятого часа и мои вечерние моления, а вас я вручаю Господу". С этими речами Рейнард удалился и улегся под кустом. Я же был рад и весел и перестал тревожиться. Пошел я к своим детям и закудахтал, подзывая их. И отправились мы за стену, чтобы погулять, из-за этого и приключилась с нами великая беда. Ибо Рейнард, что лежал под кустом, подкрался поближе и отрезал нам путь к воротам. И схватил он одного из детей моих и бросил его в свой мешок. А собаки не смогли уберечь нас. Ждал он днем и ночью и похитил такое множество моих детей, что из пятнадцати оставалось у меня лишь четверо, а остальных всех пожрал этот вор. Вчера же дочь мою Коппен, что лежит сейчас на этих погребальных носилках, отобрали у него собаки. Такую жалобу принес я тебе, всемилостивейший король, сжалься надо мной, ибо незаслуженно постигло меня горе и потерял я прекрасных детей своих».
Вот что говорил король в ответ на эту жалобу
И сказал тогда король:
«Сир Барсук, ты слышал о делах своего дяди-отшельника, о том, как постился он и предавался молитвам и покаянию. И если я проживу еще хотя бы год, он понесет за свои дела заслуженную кару. Теперь слушай, Шантеклер. Жалоба твоя ясна, и мы все видим тело твоей дочери, мы отдаем должное смерти и не вправе дольше держать ее здесь. Мы вручаем ее Богу, споем ей поминальные молитвы и предадим со всеми почестями земле. А потом будем держать совет со всеми лордами о том, как поступить по праву и справедливости в этом случае и наказать лживого вора».
И начали они потом читать первый стих «Placebo Domino» , но это такая длинная молитва, что пересказать ее здесь невозможно. Когда они прочли молитвы и отслужили заупокойную службу, то положили ее в могилу, а сверху поставили мраморный камень, отполированный столь гладко, что он стал подобен стеклу. И высечено было на нем огромными буквами: «Здесь похоронена Коппен, дочь Шантеклера. Ее загрыз Лис Рейнард. Плачьте же по ней, ибо она приняла бесславную смерть». После этого король послал за своими лордами и за мудрейшими из своих мудрецов, чтобы держать совет, как следует наказать Рейнарда, этого великого убийцу и преступника. Было решено, что прежде следует послать за Рейнардом, так как он отсутствует без всякой причины. А он должен был прибыть на королевский суд и услышать все, в чем его обвиняют. Посланцем к нему решено было отправить Медведя Брюна. Король одобрил это решение и обратился к Медведю с такими словами:
«Сир Брюн, я приказываю тебе доставить Лису наше послание, но береги себя, ибо Рейнард злобен и хитер, он знает множество трюков и с легкостью сможет обмануть тебя, одурачить и ввести в грех».
И отвечал ему Брюн:
«Добрый господин, не тревожься об этом. Лис меня обманывал, но я плохо усвоил тогда этот урок. А сейчас, думаю, уже слишком поздно ему насмехаться надо мной».
И с этими веселыми словами отправился Брюн в путь, но опасались все, что назад он вернется уже не таким веселым.
Как встретил Брюна Лис Рейнард
Брюн отправился своей дорогой. Он был храбро настроен, и можно было подумать, что Лису не удастся его обмануть. Он вошел в темную лесную чащу, где проходила одна из охотничьих троп Лиса. И стояла там высокая гора, которую Брюну надо было перейти по самой середине, чтобы попасть в Разбойничью Нору. Много было у Рейнарда мест для жилья, но замок Разбойничья Нора оставался самым лучшим и надежным логовом. Там он укрывался, когда чего-то страшился. Когда Брюн добрался до Разбойничьей Норы, он увидел, что ворота наглухо заперты. Тогда он подошел к ним, уселся на землю и стал звать Рейнарда:
«Дома ли ты, Лис Рейнард? Меня послал король, чтобы я доставил тебя во дворец, где будут разбирать твое дело. Король поклялся Богом, что коли не прибудешь ты на суд и не подчинишься справедливому и честному приговору, который тебе вынесут, то непослушание будет стоить тебе жизни. Король повесит тебя или привяжет к колесу. Внемли моему совету, Рейнард, и приходи на суд».
Рейнард тогда лежал у ворот, как он часто любил делать, когда пригревало солнце, но, заслышав, что приближается Брюн, Лис живо укрылся в норе. Потому что в его замке было полно нор, тут одна нора, там — другая, а подальше — третья, извилистая, узкая и длинная, со множеством выходов. Лис скрывался в них, когда бывала в том нужда, или когда возвращался с добычей, или когда его преследовали за проделки и преступления. Тогда он убегал и прятался в своих потайных покоях. И преследователи не могли его найти. Многих зверей он так обманул. И стал думать Рейнард, как же ему избавиться от Медведя и досадить непрошеному гостю, и решил он говорить о молитвах.
Думая об этом, Рейнард вылез из норы и обратился к Брюну с такими словами:
«Брюн, дядя мой, приветствую тебя! Я слышал, как ты пришел, но читал вечернюю молитву и посему помедлил и задержался немного. Дражайший дядя, нехорошо поступили те, кто послал тебя в путь через эту огромную гору. Ибо вижу я, как сильно ты устал, вижу, что пот струится по твоим щекам. Не было в том нужды, ведь я сам собирался отправиться ко двору завтра же на заре, но теперь я в меньшей печали, ибо твой мудрый совет поможет мне в этом деле. Неужели не мог король избрать своим посланником кого-нибудь не столь знатного? Велико мое удивление! Ибо из всех живущих на нашей земле после короля ты — первейший по знатности и богатству. Хотел бы я предстать перед судом как можно скорее, но боюсь, что не смогу туда отправиться тотчас же. Потому как я столь плотно поел, что кажется, будто живот мой разорвется и разлетится на куски. А еда была свежей и вкусной, что съел я изрядно».
И спросил его Медведь:
«Дорогой племянник, чем же ты так насытился?»
«Дорогой дядя, ты сам все поймешь, когда я тебе расскажу. Ел я простую пищу, ибо я — простой человек, а не лорд, как прекрасно тебе известно, дражайший дядюшка. Нам, бедному люду, приходится часто вкушать такую пищу, от которой мы с радостью бы отказались, если бы могли выбирать. Ел я большие медовые соты, чтобы только утолить голод. И так разбух от них мой живот, что едва могу я вытерпеть».
Заговорил опять Брюн:
«Увы, Рейнард, из слов твоих явствует, сколь мало ты ценишь мед. Я же восхваляю его и люблю превыше всякой иной пищи. Помоги мне, дорогой Рейнард, заполучить хоть немного этого меду, и я на всю жизнь сделаюсь твоим верным другом и буду стоять за тебя горой, коль скоро ты мне поможешь отведать его».
Как Брюн ел мед
«Брюн, дядя мой, полагаю я, ты смеешься надо мной?»
«Помоги мне Бог, Рейнард, не стал бы я смеяться над тобой».
И опять заговорил хитрый Лис:
«Значит, и вправду твоя любовь к меду столь велика, что если я добуду для тебя больше, чем смогли бы съесть за один присест десять таких медведей, как ты, то будешь мне за это другом?»
«Ни к чему десять медведей, племянник мой Рейнард, — отвечал Медведь, — я и один могу съесть весь мед, что можно только сыскать по всей нашей стране, до самой Португалии».
«Тогда слушай, дядя, — отвечал Рейнард. — Неподалеку здесь живет крестьянин по имени Лантферт, и в таком изобилии имеется у него мед, что в одиночку не сможешь ты его съесть и за семь лет. Ты получишь весь этот мед, если только пожелаешь стать для меня настоящим другом и помогать мне против моих врагов на королевском суде».
И Медведь Брюн обещал ему, что если только он сумеет набить свое брюхо, то станет для Лиса верным и преданным другом и всегда будет защищать его.
Засмеялся тогда злодей Рейнард и говорит:
«Значит, будет тебе семь амбровых бочек, уж я сумею их заполучить и порадовать тебя».
От таких речей возрадовался Медведь и так стал смеяться, что едва мог удержаться на ногах. И подумал тогда Лис Рейнард: «Какая же выпала мне удача, сейчас я отведу его туда, где он умерит свою радость».
И сказал тогда Рейнард:
«Не стоит надолго откладывать наше дело. Уж я постараюсь для тебя, и ты сам увидишь, сколь велика моя добрая воля и признательность. Среди всей моей родни не знаю я никого, кто так постарался бы угодить тебе».
Медведь поблагодарил его. Но он думал, что они напрасно медлят.
«Итак, дядя, пойдем мы скорым шагом, и я приведу тебя туда, где столько меда, что тебе одному не управиться». Лис говорил о палках и ударах, но медведь-простофиля ничего не понял. И долго шли они вместе и пришли наконец на двор к Лантферту. Брюн тогда был очень весел.
Слушайте же теперь о Лантферте. Люди говорят, что он искусный плотник, и как раз в эту пору принес Лантферт к себе на двор огромный дуб и начал его рубить. И, как это обычно делается, вбил он в дуб два клинышка, один за другим, чтобы его распереть. Рейнард был счастлив, увидев это, потому что все вышло именно так, как он желал. И обратился он к Медведю, посмеиваясь:
«Теперь и сам тыпрекрасно видишь, что в этом дереве меда без меры, попробуй, сможешь ли ты забраться внутрь и поесть меда. Сладки и приятны медовые соты, но опасайся съесть слишком много. Вкушай же их умеренно, дабы не нанести вреда своему телу. Ибо, дражайший дядюшка, случись от меда какой вред для тебя, вина падет на мою голову».
«Не тревожься обо мне, Рейнард, родич мой. Или ты думаешь, что я глупец? Мера хороша в любой пище».
«Правду говоришь ты, — отвечал Рейнард. — О чем же мне тревожиться? Иди же и забирайся внутрь».
Медведь Брюн поспешил за медом. Он просунул внутрь две передние лапы и залез головой по самые уши в расщелину ствола. А Рейнард не зевал и быстро выхватил клинья. И не помогли тогда Медведю ни улещивания, ни жалобы. Он был крепко зажат в стволе дерева. Племянник обманом заманил дядю в капкан, да так, что тот не мог выбраться ни силой, ни хитростью, не мог освободить ни ногу, ни голову.
Нисколько не помогло Брюну то, что он был силен и смел. Он наконец понял, что его коварно обманули, и стал тогда реветь, и кричать, и рыть землю задними лапами. Такой он поднял шум и гам, что из дому выскочил Лантферт и не мог взять в толк, что же происходит. В руке он держал огромный крюк. Медведь Брюн не сумел выбраться из капкана, и его охватил страх и ужас, потому что его голова была крепко зажата в стволе дерева, как и передние лапы. Он изворачивался, крутился и пытался вырваться, но все напрасно. Он не знал, как ему освободиться. Лис Рейнард, отбежав на почтительное расстояние, оглянулся? и увидел, что плотник Лантферт вышел из дому. И тогда Лис обратился к Медведю:
«Ну что, хорош мед? Не ешь много, чтобы не разболелся живот, а иначе ты не сможешь отправиться ко двору. Придет Лантферт и принесет тебе питья, чтобы мед не застрял у тебя в горле».
Сказав такие слова, направился Лис Рейнард назад в свой замок, а Лантферт подошел ближе и увидел, что это Медведь застрял в расщелине ствола. Он тогда бросился к соседям и рассказал всем: «Идите скорее, у меня во дворе Медведь». В одно мгновение слух разнесся по деревне, и никого в домах не осталось — ни мужчин, ни женщин. Все бросились во двор к плотнику, прихватив с собой каждый свое орудие — кто вилы, кто грабли, а кто метлу, кто просто колья от забора, а кто цеп для молотьбы. Священник принес крест из церкви, а служка прибежал с хоругвью. Юлок, жена священника, прихватила свою прялку, потому что сидела в это время за работой. Пришла и одна старая женщина, у которой во рту уже не осталось ни одного зуба. Еще больше испугался Медведь Брюн, когда увидел, что против него одного столько народу, и услышал их грозные выкрики. Он рванулся изо всех сил, силясь освободиться, и вырвал голову из расщелины, но ободрал всю кожу и оторвал себе уши. Никогда еще никто из людей не видел зверя страшнее и ужаснее. Кровь заливала его морду. Медведь выдернул из ствола лапы, но оторвал себе когти на правой лапе. Вот каким злом обернулась для него сделка с Лисом. И никогда прежде у него так не болели лапы. Кровь заливала глаза, и он ничего вокруг не видел. Плотник Лантферт и священник со всем приходом бросились к нему и стали его избивать, нанося удары по голове и по морде. Сильно ему досталось, каждый хотел ударить Медведя. Все на него накинулись, и стар и млад, в злобе и ярости. Был там и Хьюлин Кривая Нога, и Людольф Длинный Нос, оба они были в страшной ярости. У одного была свинцовая дубинка, у другого же — огромный свинцовый шар на палке. Они колотили и били его и чуть не забили до смерти. Были там и сир Бертольт Длинные Руки, и Лантферт, и Оттрам Долговязый. Эти-то сильнее остальных старались, потому что у одного был острый крюк, а у другого — кривая палка со свинцовым наконечником Для игры в мяч. Не отставали от них и Бейткин, и прекрасная дама Ауэ Абелквак, и священник с крестом, и супруга его Юлок. Так потрудились они над Медведем, что было непонятно, как он еще дышал. Они били и колотили его изо всей силы. Медведь Брюн неподвижно сидел на месте, охал и стонал, принимая свою участь. Самым благородным по рождению из всех был Лантферт, ибо матерью его была госпожа Погге из Чапфорта, а отцом — жнец Макоб, храбрый человек, особенно же когда бывал в одиночестве. На Брюна сыпался еще и град камней. Больше других усердствовал брат Лантферта: орудуя дубинкой, он так ударил Медведя по голове, что тот оглох и ослеп.
Поднялся тогда Медведь на дыбы, стоя прямо на берегу реки, и бросился на женщин. Схватив нескольких, он сбросил их в реку, которая была широкой и глубокой. Среди этих женщин была и жена священника, который сильно встревожился, увидев, что жена его упала в воду. И не хотел уже больше избивать Медведя, а призывал всех оказать помощь своей супруге Юлок:
«Все, кто только может помочь ей, будь то мужчина или женщина, я отпускаю ваши грехи и принимаю все ваши покаяния».
И тогда люди оставили в покое Медведя Брюна и сделали то, о чем их просил священник.
Когда Медведь Брюн понял, что люди оставили его в покое и бросились спасать женщин, то он тоже кинулся в воду и поплыл изо всех сил. Увидев это, священник поднял страшный крик и шум, побежал за Медведем и кричал ему грозным голосом: «Попробуй вернись только, ты, подлый вор!» Медведя уносило вниз по течению, и он не обращал внимания на крики людей, потому что был рад своему чудесному избавлению. Он проклинал и медовое дерево, и Лиса, который так подло его предал. Это из-за него полез он так глубоко в дупло, из-за него потерял уши и ободрал шкуру. Так плыл он по течению две или три мили. Потом Медведь почувствовал, что очень устал, и решил выйти на сушу, чтобы посидеть и отдохнуть. В таком он был отчаянии, что стал вздыхать и стонать, и кровь заливала ему глаза, и у него перехватывало дыхание, как будто он был при смерти.
Послушайте теперь, что поделывал Лис после того, как убежал от дома Лантферта. Он стащил упитанную курочку, бросил ее в свой мешок и побежал по тропинке, по которой, как он надеялся, ни один человек не пройдет. Он бежал к реке. Его переполняла радость, потому что он надеялся, что Медведь уже мертв. Так говорил он:
«Наконец-то я избавился от него, теперь он не сможет помешать мне в суде, потому что он мертв, и меня никто в этом не обвинит. Как же мне не радоваться такому счастью?»
С этими словами обернулся Лис к реке и заметил там Брюна, который лежал на берегу и отдыхал. Рассердился тогда Лис и сказал, забыв всю свою прежнюю веселость:
«Увы тебе, Лантферт, глупец Лантферт, да пошлет Бог на тебя бесчестную смерть, раз ты не смог удержать такую прекрасную добычу, которая сама пришла тебе в руки. Сколько людей могли бы насытиться таким жирным и сладким куском! А он отпустил этакого доброго Медведя!»
С такими стенаниями отправился Лис к реке, где он увидел Медведя, который лежал весь израненный, в крови и без сил, — за что благодарить он должен был одного только Рейнарда, который обратился к Медведю с насмешкой:
И сказал Медведь сам себе:
«Вон, я вижу, идет хитрый рыжий вор, грубое мерзкое животное».
И заговорил опять Лис:
«Ты ничего не забыл у Лантферта? А заплатил ли ты ему за медовые соты, что украл? А если нет — то это бесчестье и стыд. Я тогда сам отправлюсь к нему и отдам плату. Или мед был нехорош? Я знаю еще места, где можно найти отличный мед за такую же цену. Дорогой дядюшка, ответь мне, куда отправляешься ты, к какому монашескому ордену собираешься ты примкнуть, где носят такой капюшон? Ты станешь там монахом или аббатом? Тебе обрили голову, а заодно и уши оторвали! Лишился ты шерсти на макушке да и перчаток! Воистину думаю я, что ты собираешься петь повечерие!»
Слушал Медведь Брюн такие его речи, и ему стало очень досадно, что он не в силах отомстить Лису. Он не мог помешать Рейнарду говорить, что тому вздумается, а просто молча переносил свои страдания. Наконец он бросился в реку и поплыл по течению на другую сторону. И стал он горевать, что нельзя ему отправиться ко двору, ведь он потерял уши, ободрал шкуру и когти с лап. И люди чуть его не убили. Он не может явиться к королю, но все равно должен идти. А после всего, что с ним произошло, он не знал, как это сделать. Опираясь на задние лапы, он стал медленно продвигаться вперед, и столь тяжело ему это давалось, что прошел он так всего около полумили. Наконец, после многих мучений, он добрался к королю. И когда увидели его издалека, то многие не могли понять, что же это такое приближается к ним, двигаясь резкими рывками и толчками. Наконец король узнал его и был опечален и сказал:
«Это Медведь Брюн, мой друг. Господи, кто же так изранил его, что кровь сочится из головы? Думается мне, что раны его смертельны. Откуда они у него?»
Предстал Медведь перед королем и начал свою речь.
Как Медведь жаловался на Лиса
«Выслушай мою жалобу, милостивый государь, сир король, и ты поймешь, как обошлись со мной. И молю тебя, покарай поганого зверя Рейнарда. Ибо пострадал я, будучи у тебя на службе. Я лишился обеих передних лап, лишился кожи и ушей, и все через его подлое предательство и измену».
Отвечал ему король:
«Как осмелился на такое этот гнусный вор Рейнард? Говорю тебе, Брюн, и клянусь своей короной, я сумею отомстить за тебя, и ты будешь мне за это признателен».
После чего послал король за мудрейшими из всех зверей и держал с ними совет, как отомстить за то огромное зло, которое совершил Лис. И решил тогда совет, что следует вновь послать за Рейнардом, чтобы он явился перед судом и выслушал бы заслуженный приговор, который будет ему вынесен за все его преступления. Было решено, что посланником на этот раз станет Кот Тиберт, потому что мудрость его велика. Король признал, что это верное решение.
Как король отправил Кота Тиберта посланником к Лису и что из этого вышло
Обратился король к Коту:
«Сир Тиберт, ты сейчас отправишься к Рейнарду и скажешь ему во второй раз, что он должен явиться ко двору, дабы предстать ответчиком по своему делу. Он дурно обходится со всеми зверями, но тебе доверяет и последует твоему совету. И скажи ему, что, если он не придет, мы вынесем ему третье предупреждение и вновь призовем его явиться на суд. Если же он и тогда не придет, поступим мы по своему праву и начнем безжалостно преследовать его и всех его родичей».
Отвечал ему Тиберт:
«Господин мой король, мои недруги дали тебе такой совет. Что делать мне? Не станет Лис меня слушать и не пойдет за мной. Умоляю тебя, дражайший король, избери в посланники кого-нибудь другого. Я мал и слаб, а даже Медведь Брюн, большой и сильный, не сумел с ним справиться. Куда уж мне?»
«Нет, — отвечал король. — Сир Тиберт, ты умен и многомудр. Хотя и невелик ты, не в этом суть, много есть такого, чего скорее добьешься умением и ловкостью, чем силой и мощью».
«Если ничего не остается, — отвечал Кот Тиберт, — придется мне взять на себя это дело. Да поддержит меня Господь в моем усердии, ибо на сердце у меня тяжело и не чувствую я к тому призвания».
Вскоре пустился Тиберт в путь, и по дороге повстречалась ему птичка святого Мартина. Закричал Тиберт, обращаясь к ней:
«Милая птичка, поверни свои крылышки в мою сторону и лети от меня по правую руку!»
Птица же уселась на ветке дерева, которое стояло слева, и очень опечалился Тиберт. Ибо увидел в этом дурной знак и залог несчастья. Если бы птица послушалась его и полетела по правую руку, он был бы тогда рад и счастлив, но теперь он стал думать, что это путешествие обернется для него бедой. Но, как и многие на его месте, он не расставался с надеждой и еще быстрее устремился к Разбойничьей Норе.
Там увидел он Рейнарда Лиса, который стоял перед своим домом в полном одиночестве. Сказал тогда Тиберт:
«Да прибудет с тобой Господь Всемогущий, Рейнард. Король грозит, что лишит тебя жизни, если ты не пойдешь со мной, чтобы предстать перед судом». Ответил ему Лис:
«Дорогой мой кузен Тиберт, приветствую тебя. Искренне желаю тебе всяческого добра и счастья».
Такие любезные речи не по душе были Рейнарду, потому что в своем сердце он питал совсем иные чувства, в чем у нас еще будет возможность убедиться. «Давай проведем этот вечер вместе, — заговорил опять Рейнард, — я приготовлю для тебя знатное угощение, а завтра на заре мы отправимся ко двору, если будет на то воля Божья. Никому из всей своей родни не доверяю я больше, чем тебе. Приходил ко мне Медведь Брюн, этот изменник, и так он злобно на меня смотрел! А он ведь сильный, и подумалось мне — нет, ни за какие сокровища я с ним не пойду. Но с тобой, кузен, я с радостью отправлюсь в путь завтра рано поутру».
«Лучше всего нам отправиться прямо сейчас, — отвечал ему Тиберт, — потому что луна светит ярко и светло как днем. Никогда еще я не видел такой прекрасной ночи».
«Нет, любезный кузен мой, при дневном свете путешествовать значительно приятнее, а ночью мало ли какая напасть может приключиться. Ночью пускаться в путь небезопасно. Переночуй у меня».
«А если я останусь здесь, — обратился к нему Тиберт, — каким угощением ты будешь меня потчевать?»
«Не так уж много у меня еды. Есть, например, великолепный мед, свежий и сладкий. Как, Тиберт, отведаешь медку?»
«Нет, мед мне вовсе не по душе, — отвечал ему Тиберт, — не найдется ли у тебя, скажем, мышки? Большая мышка очень бы меня порадовала».
«Любезный кузен мой, — отвечал ему Рейнард, — здесь неподалеку живет священник, у которого есть амбар прямо рядом с домом, так в нем водится великое множество мышей, их хоть телегой вывози. Я много раз слышал, как священник жаловался, что очень они ему досаждают».
«О любезный Рейнард, скорее же отведи меня туда, и я сделаю для тебя все, что захочешь!»
«Так, значит, Тиберт, правду ты говоришь, что так сильно любишь мышей?»
«Люблю ли я мышей? Да больше всего на свете! Мышатина! Это же лучше любого мяса, любых пирогов и булок! Веди меня скорее туда, где водятся эти мыши, и я буду за это всю жизнь любить тебя, хотя бы ты загрыз моих отца с матерью и всю мою родню!»
«Не смеешься ли ты надо мной? — спросил его Рейнард.
«Видит Бог, я не смеюсь».
«Тиберт, — сказал тогда Лис, — сдается мне, что наешься ты сегодня мышей до отвала!»
«До отвала? — переспросил Кот. — До отвала — это очень много мышей».
«Ты, должно быть, шутишь, Тиберт?»
«Истину говорю тебе, я не шучу. Славную мышку не отдам я и за золотую монету, — говорил Тиберт, — пойдем же скорее».
«Тиберт, — сказал Лис, — скоро я отведу тебя в это место».
«Рейнард, — отвечал ему Кот, — а я ради твоего благополучия могу отправиться куда пожелаешь, хоть в Монпелье. Давай же поскорее тронемся в путь, а то что-то сильно мы задержались».
И вот, без дальнейших проволочек, отправились они в путь и вскоре уже подошли к амбару священника, двор которого был обнесен крепкой глинобитной стеной. Накануне ночью Лис прорыл под стеной лазейку и выкрал у священника одну из его куриц. Разгневанный священник устроил у этой лазейки капкан — петлю, в которую, как он надеялся, Лис непременно попадется. Но хитрец пронюхал про коварную ловушку.
«Сир кузен мой Тиберт, — обратился к Коту Лис, — полезай туда, и ты наловишь себе горы мышей. Ты слышишь, как они пищат? Когда наешься вдоволь, возвращайся через этот лаз, а я буду поджидать тебя. А завтра поутру мы вместе отправимся к королю. Чего же ты ждешь, Тиберт? Полезай, а потом мы возвратимся в мой дом, к моей жене, которая поджидает нас и готовит отличное угощение».
«Ты советуешь мне лезть туда? — спросил его Тиберт. — Священники — хитрый и гнусный народец, боюсь я, как бы не вышло мне вреда».
«Ох, Тиберт, — сказал Лис, — никогда я не видел, чтобы ты так боялся! Полезай, тебе не о чем беспокоиться!»
Пристыженный, Тиберт полез в нору. И в то же мгновение, не успев сообразить, что случилось, он угодил головой в петлю. Так обхитрил Рейнард своего кузена и гостя.
Почувствовав на шее веревку, Тиберт так испугался, что рванулся вперед, отчего петля затянулась еще туже. Стал он тогда орать и звать на помощь, потому что веревка чуть не задушила его. Он мяукал, кричал и вопил истошным голосом, а Рейнард просунул голову в нору и, очень довольный, сказал Коту:
«Что, Тиберт, хороши ли мыши? Достаточно ли они жирны? Если бы священник или Мартин знали, что ты здесь, они бы любезно принесли тебе приправы. Тиберт, ты кричишь за столом, такова мода при дворе? Ах, если бы Изегрим разделил с тобой трапезу, вот тогда я был бы счастлив, потому что много нанес он мне обид и оскорблений!»
Тиберт не мог сдвинуться с места, но он вопил и мяукал так громко, что проснулся Мартин. Он вскочил с постели и закричал во весь голос:
«Слава Богу, вор попался в мою ловушку, скоро он поплатится за наших куриц!»
От этих криков проснулся священник, хотя час был уже поздний. Проснулся и весь дом. Все кричали: «Лисица попалась» — и бросились к ловушке. Священник выскочил из дому в чем мать родила. Первым до Тиберта добежал Мартин, а священник вручил своей жене Юлок церковную свечу и велел зажечь ее от огня в печи. И принялся избивать Кота длинной палкой. Бедный Тиберт вынес множество ударов, которые приходились по всему его телу, а Мартин так разозлился, что даже выбил Коту глаз. Священник, совершенно голый, размахнулся, собираясь ударить Кота изо всей силы. Но Тиберт, чуя близкую смерть, извернулся, подпрыгнул и вцепился зубами и когтями ему между ног, да так сильно, что откусил правое яичко. Вот какое тяжкое увечье получил священник от Кота и какого натерпелся позора.
Когда увидела госпожа Юлок, что именно упало на землю, она закричала и принялась клясться душой своего отца, что отдала бы все церковные приношения за целый год, чтобы только такое увечье и позор не выпали бы на долю ее мужа. А все лишь потому, продолжала она, призывая в свидетели дьявола, что поставили там эту ловушку.
«Смотри, Мартин, дорогой сын мой, это яичко твоего отца. Какое горе и какое для меня несчастье! Ведь хотя и исцелят его рану, для меня он все равно что умер, потому как не сможет он больше играть в наши сладкие игры!»
Лис стоял в это время у норы с другой стороны стены и все слышал. Он расхохотался так громко, что едва мог удержаться на ногах. Наконец он заговорил тихим голосом:
«Не тревожься, госпожа Юлок, и оставь свою великую печаль. Святой отец потерял лишь одно яичко, и эта потеря не помешает вашим играм. Он останется таким же, каким был прежде. Ибо много есть церквей в мире, в которых звонит лишь один колокол!»
Так насмешничал Лис, а жена священника, госпожа Юлок, по-прежнему была печальна. Со священником же случился обморок, и его отнесли в постель. Тогда Лис отправился восвояси, оставив Кота Тиберта в большой опасности и в страхе. Он решил, что Кот все равно скоро умрет. Однако Тиберт, увидев, что люди занялись священником и его раной, принялся грызть веревку и вскоре разорвал ее на две части. Он выбрался из норы и бросился бежать. Когда он добрался до королевских покоев, был уже день и солнце поднималось над горизонтом. Избитый, слепой на один глаз — столь жалким созданием предстал он перед королем и поведал ему о том, какие страдания выпали на его долю в доме священника из-за Рейнарда Лиса. Услышав обо всех несчастьях Тиберта, король пришел в большую ярость и обрушил страшные угрозы на хитрого плута Рейнарда. Он вновь созвал совет, чтобы решить, как призвать Лиса к порядку и как доставить его ко двору.
Заговорил тогда сир Гримберт, сын сестры Лиса, и он сказал:
«Дважды уже мой дядя поступал хитро и коварно, Однако по закону мы должны предупредить его в третий раз, как это заведено у свободных людей. Если он и в третий раз не явится на суд, тогда мы сможем заочно признать его виновным во всех преступлениях, им совершенных, и во всем том, что вменяют ему в вину».
«И кого же, Гримберт, мне послать к Рейнарду, чтобы привести его на суд? Кто захочет пожертвовать ушами, или глазом, или самой жизнью ради этого хитрого плута? Думается мне, не найдется среди вас такого глупца».
«Да поможет мне Бог, такой глупец — я, — отвечал королю Гримберт. — Я сам отправлюсь посланником к Рейнарду, ежели будет на то твоя королевская воля».
Старофранцузский «Роман о Лисе» и проблемы средневекового животного эпоса
Vor Jahrhunderren hätte ein Dichter dieses gesungen?
Wie es das möglich? Der Stoff ist ja von gestern und heut.
Нередко случается, что популярный сюжет находит наиболее полное и совершенное выражение совсем не там и не тогда, где и когда возник. Так было и с рассказами о каверзах и проделках отчаянного смельчака, нахала и пройдохи Ренара-Лиса, известными (с вариациями) едва ли не во всех литературах мира. В конце блужданий этого сюжета мы находим знаменитую поэму Гёте «Рейнеке-Лис», написанную в 1793 г. А до неё - многочисленнейшие обработки и переложения, принадлежащие перу как известных авторов, так и безымянных средневековых поэтов.
Первая обширная обработка сюжетов о Лисе, их первое сведение в некое целое произошли на французской почве, где в последние десятилетия XII в. стали возникать одна за другой небольшие поэмы, повествующие о том или ином эпизоде из жизни Лиса, затем, уже в начале следующего столетия, объединившиеся в достаточно связное повествование, к которому на всем протяжении XIII в. продолжали пристраиваться дополнительные «ветви».
Автором первой из этих поэм был некий Пьер де Сёп-Клу. Около 1175 г. он написал восьмисложным стихом с парной рифмой историю о приключениях Лиса и его антагонистов. Размер был не новый: им писалось большинство стихотворных повествовательных произведений эпохи - рыцарские романы, назидательные сочинения, описания животных («бестиарии»), басни и т.д. Этим размером писали и все продолжатели Пьера де Сен-Клу. Их поэмы, которые обычно называют «ветвями» (от франц. branches), не заставили себя ждать: за тридцать лет, до 1205 г., было написано около двадцати таких поэм . Ученые справедливо отмечают определенное единство «ветвей», созданных между 1175 и 1205 гг., хотя в изложении событий здесь нет ни строгой последовательности, ни логики. Единство это не сюжетное. Оно реализуется на уровне трактовки персонажей, которые обладают фиксированными характерами и постоянными функциями в повествовании. Отметим сразу же композиционную «открытость» этого причудливого целого: незавершенность основного конфликта «Романа» - вражды и соперничества лиса Ренара и волка Изенгрина, в который включаются и другие представители животного мира, от льва до улитки,- позволяла создавать все новые поэмы, посвященные очередным проделкам Лиса. И если «ветвь» XVII-я отчасти резюмирует и подводит итог предыдущим, повествуя о кончине основного протагониста, то и этот итог оказывается мнимым - в действительности Лис не погибает и вновь готов к новым каверзам и проказам. Поэтому не приходится удивляться, что и позднее создавались очередные «ветви» «Романа», причем они не только продолжали его, пристраиваясь к его концу, но и вплетались в его середину и даже становились в его начало: так, после 1205 г. возникли ХIII-я «ветвь», рассказывающая, как Лис покрасился в черный цвет, и «ветвь» XXIV-я, посвященная «героическому детству» Лиса и Изенгрина, которая стала своеобразным прологом ко всему корпусу «Романа» . Видимо, законы циклизации, ее приемы и методы однотипны, идет ли речь о героическом эпосе, рыцарском романе или же о таком своеобразном произведении, каким является «Роман о Лисе».
Время сложения этого произведения, его циклической организации не было долгим: в середине XIII в. основной корпус «Романа» был завершен. Последующие продолжения и дополнения - это уже совершенно новые произведения, выступающие как намеренные парафразы и даже пародийные переосмысления памятника.
Как уже отмечалось, при всей пестроте составляющих «Роман о Лисе» «ветвей» в них есть определенное единство трактовки персонажей их характеров и повадок, в изображении соотнесенности животного мира с миром людей. И тем не менее разные «ветви» обладают собственной, лишь им присущей тональностью, они как бы ставят перед собой не вполне сходные задачи. В одних преобладает интерес к описанию проделок Лиса как представителя вообще животного мира, увиденного глазами внимательного и вдумчивого наблюдателя, в других те же самые проделки изображаются вне зоологического контекста - как манера поведения просто плута и обманщика, в третьих на первый план выдвигаются, как это принято в басенной традиции, дидактические задачи, в четвертых под прозрачными покровами царства зверей достоверно и нелицеприятно изображается феодальное общество рубежа XII и XIII вв. Все это определяет и характер описываемых в отдельных «ветвях» проделок Лиса, и их мотивировку, и присутствие или же, напротив, отсутствие в произведении людей, с которыми звери либо вступают в какие-то контакты, либо пародийно воспроизводят человеческие психологические типы и взаимоотношения.
«Король Лев с приличным его сану достоинством восседал в кресле, окруженный блестящей свитой своих знаменитых баронов.
Неужели, государь, негде искать правды на свете?! - воскликнул волк Изегрин, выступая на середину зала. - Ваши желания и даже ваши приказания - ничто для Ренара-Лиса, зачинщика всех зол и усобиц, этого воплощения хитрости и лукавства. Не из мести пришел я сюда искать гибели Ренара - я пришел просить у вас правосудия!
Не любил благородный Лев, чтобы его бароны ссорились и судились между собой.
Суд благородного Льва.
Если вы непременно того желаете, - сказал он, - то Ренара вызовут в суд и рассудят это дело с соблюдением всех законных формальностей. Я принимаю вашу жалобу.
Изегрин, грустно повеся хвост, отошел в сторону. Вдруг явилась во дворец целая процессия: петух Шантеклер, курица Пинт и еще три дамы, ее сестры, - Гуссет, Бланш и Нуарет. Все они сопровождали траурную колесницу с останками благородной курицы Копе. Не далее как накануне подстерег ее Ренар, оторвал ей крыло, перегрыз ногу и замучил досмерти. Король, устав от прений, собирался уже распустить собрание, когда явился этот кортеж. Пинт первая решилась заговорить:
Господа волки и собаки, благородные и милые звери, не отриньте жалобы невинных жертв! У меня было пять братьев - всех их съел Ренар! У меня было еще четыре сестры, во цвете лет и красоты, - все достались Ренару. Дошла наконец очередь и до тебя, крошка моя Копе! Была ли на свете курица жирнее и нежнее тебя, несчастная моя подруга? Что будет теперь с твоей неутешной сестрой? Да пожрет тебя огонь небесный, коварный Лис! Не ты ли столько раз пугал нас досмерти и портил нам платье, забравшись в курятник?! И вот теперь пришли мы все искать у вас защиты, благородные бароны, так как сами мы не в силах мстить Ренару!
В конце этой речи, часто прерываемой рыданиями, Пинт упала без чувств на ступеньки трона, а вслед за нею и все ее сестры. Волки и собаки поспешили к ним на помощь и стали брызгать на них водой, после чего, приведенные в чувство, они подбежали к королю и кинулись ему в ноги. Шантеклер стоял тут же, орошая слезами королевские колени.
Глубокая жалость наполнила душу короля. С тяжким вздохом поднял он голову и, откинув назад свою гриву, испустил такое рыканье, что все звери попятились от ужаса, а заяц - так того потом чуть не двое суток била лихорадка.
Госпожа Пинт! - воскликнул король, свирепо ударяя хвостом по бокам. - Во имя моего отца, обещаю вам вызвать Ренара. Тогда бы увидите собственными глазами и услышите собственными ушами, как наказываю я ночных воров, убийц и изменников!»
«Роман о Ренаре-Лисе», из которого мы взяли сцену во дворце благородного Льва, - одно из величайших произведений французского народного творчества.
Подобно русским народным сказкам и песням, созданным встарину, роман о Ренаре отражал действительную жизнь далекой эпохи. Возник он во Франции в XII–XIII веках. Мы видим здесь целую галлерею животных. Их характеры, их взаимоотношения складываются в картину животного мира, организованного наподобие человеческого общества, хорошо знакомого авторам и рассказчикам романа. Все эти звери и зверушки, начиная с могучего короля - благородного Льва - и его баронов: тяжеловесного волка Изегрина, коварного хищника Ренара-Лиса, чванного осла Бернара, пронырливого кота Тибера, вплоть до улитки Запоздайки, сверчка Фробера и прочей мелкоты, - типичные фигуры феодального порядка. Сцены королевского суда, поединок между Ренаром и Изегрином, церковная служба над телом притворившегося мертвым Лиса, проповедь архиепископа, осла Бернара, и папского посла, верблюда Мюзара, пронизаны острой веселой насмешкой над господствовавшими в те времена феодальным дворянством и духовенством. Роман о Ренаре-Лисе - остроумная и меткая сатира, которой народные массы мстили своим угнетателям.
) – огромная циклическая поэма, состоящая из тридцати частей (или «ветвей»). Она слагалась во Франции в течение трех четвертей века, с конца XII до середины XIII столетия, причем в создании ее принимали участие не менее десяти авторов. После того как возникли независимо одна от другой несколько старейших «ветвей» романа, появился редактор, который циклизировал весь этот материал, расставив «ветви» в определенном порядке и внеся в них некоторую согласованность.
Рейнеке-лис. Мульфильм
И затем материал продолжал прибавляться. Такая серия наслоений оказалась возможной потому, что в основе произведения лежит не цельная, законченная фабула, а ряд эпизодов, объединенных лишь общностью главных персонажей. Вполне естественно, что в идейном и стилистическом отношении внутри цикла наблюдается некоторый разнобой. Степень остроты сатиры и направленность ее меняются от одной «ветви» к другой. В некоторых «ветвях» животные до конца уподобляются людям: они скачут верхом на конях, штурмуют замки с помощью осадных машин и т. п., в других – они сохраняют свое звериное обличье.
Прямым источником «Романа о Лисе» послужили сказки о животных, зародившиеся еще в глубокой древности. Встречающиеся у первобытных народов всех частей света, они существуют и сейчас. Так, например, русские сказки о краже лисицей, прикинувшейся мертвой, рыбы с воза проезжавшего мужика или о ее совете волку половить рыбу зимой в проруби, опустив в нее хвост, в точности соответствуют некоторым эпизодам французского романа. Несомненно, что и во Франции с древнейших времен существовали такого рода сказки, которые долгие века бытовали в народе, прежде чем подвергнуться письменной обработке. Однако к этому фольклорному источнику присоединился еще другой, книжный, – средневековые обработки греческих и римских басен; из него, например, перешел в «Роман о Лисе» образ царя зверей – льва.
Старофранцузский «Роман о Лисе» и проблемы средневекового животного эпоса
Vor Jahrhunderren hätte ein Dichter dieses gesungen?
Wie es das möglich? Der Stoff ist ja von gestern und heut.
Нередко случается, что популярный сюжет находит наиболее полное и совершенное выражение совсем не там и не тогда, где и когда возник. Так было и с рассказами о каверзах и проделках отчаянного смельчака, нахала и пройдохи Ренара-Лиса, известными (с вариациями) едва ли не во всех литературах мира. В конце блужданий этого сюжета мы находим знаменитую поэму Гёте «Рейнеке-Лис», написанную в 1793 г. А до неё - многочисленнейшие обработки и переложения, принадлежащие перу как известных авторов, так и безымянных средневековых поэтов.
Первая обширная обработка сюжетов о Лисе, их первое сведение в некое целое произошли на французской почве, где в последние десятилетия XII в. стали возникать одна за другой небольшие поэмы, повествующие о том или ином эпизоде из жизни Лиса, затем, уже в начале следующего столетия, объединившиеся в достаточно связное повествование, к которому на всем протяжении XIII в. продолжали пристраиваться дополнительные «ветви».
Автором первой из этих поэм был некий Пьер де Сёп-Клу. Около 1175 г. он написал восьмисложным стихом с парной рифмой историю о приключениях Лиса и его антагонистов. Размер был не новый: им писалось большинство стихотворных повествовательных произведений эпохи - рыцарские романы, назидательные сочинения, описания животных («бестиарии»), басни и т.д. Этим размером писали и все продолжатели Пьера де Сен-Клу. Их поэмы, которые обычно называют «ветвями» (от франц. branches), не заставили себя ждать: за тридцать лет, до 1205 г., было написано около двадцати таких поэм . Ученые справедливо отмечают определенное единство «ветвей», созданных между 1175 и 1205 гг., хотя в изложении событий здесь нет ни строгой последовательности, ни логики. Единство это не сюжетное. Оно реализуется на уровне трактовки персонажей, которые обладают фиксированными характерами и постоянными функциями в повествовании. Отметим сразу же композиционную «открытость» этого причудливого целого: незавершенность основного конфликта «Романа» - вражды и соперничества лиса Ренара и волка Изенгрина, в который включаются и другие представители животного мира, от льва до улитки,- позволяла создавать все новые поэмы, посвященные очередным проделкам Лиса. И если «ветвь» XVII-я отчасти резюмирует и подводит итог предыдущим, повествуя о кончине основного протагониста, то и этот итог оказывается мнимым - в действительности Лис не погибает и вновь готов к новым каверзам и проказам. Поэтому не приходится удивляться, что и позднее создавались очередные «ветви» «Романа», причем они не только продолжали его, пристраиваясь к его концу, но и вплетались в его середину и даже становились в его начало: так, после 1205 г. возникли ХIII-я «ветвь», рассказывающая, как Лис покрасился в черный цвет, и «ветвь» XXIV-я, посвященная «героическому детству» Лиса и Изенгрина, которая стала своеобразным прологом ко всему корпусу «Романа» . Видимо, законы циклизации, ее приемы и методы однотипны, идет ли речь о героическом эпосе, рыцарском романе или же о таком своеобразном произведении, каким является «Роман о Лисе».
Время сложения этого произведения, его циклической организации не было долгим: в середине XIII в. основной корпус «Романа» был завершен. Последующие продолжения и дополнения - это уже совершенно новые произведения, выступающие как намеренные парафразы и даже пародийные переосмысления памятника.
Как уже отмечалось, при всей пестроте составляющих «Роман о Лисе» «ветвей» в них есть определенное единство трактовки персонажей их характеров и повадок, в изображении соотнесенности животного мира с миром людей. И тем не менее разные «ветви» обладают собственной, лишь им присущей тональностью, они как бы ставят перед собой не вполне сходные задачи. В одних преобладает интерес к описанию проделок Лиса как представителя вообще животного мира, увиденного глазами внимательного и вдумчивого наблюдателя, в других те же самые проделки изображаются вне зоологического контекста - как манера поведения просто плута и обманщика, в третьих на первый план выдвигаются, как это принято в басенной традиции, дидактические задачи, в четвертых под прозрачными покровами царства зверей достоверно и нелицеприятно изображается феодальное общество рубежа XII и XIII вв. Все это определяет и характер описываемых в отдельных «ветвях» проделок Лиса, и их мотивировку, и присутствие или же, напротив, отсутствие в произведении людей, с которыми звери либо вступают в какие-то контакты, либо пародийно воспроизводят человеческие психологические типы и взаимоотношения.