Он страдал от комплекса хронических недугов, наиболее серьезными из которых были ишемия и гипертония. Также Михаил Державин страдал от проблем с сердцем.
Несмотря на все усилия врачей, спасти Державина, который больше месяца провел в одной из столичных больниц, так и не удалось. Свои соболезнования близким артиста уже выразили многие деятели кино и культуры, политические и общественные деятели .
Михаил Державин
Тем не менее, один из самых давних и близких друзей и коллег Державина Александр Ширвиндт предпочитает скорбеть молча. Фотографию, на которой запечатлен Ширвиндт, в своем микроблоге в Instagram опубликовал актер Александр Олешко .
«Александр Анатольевич Ширвиндт на сцене Московского театра Сатиры. Это фото я сделал вчера, через час после того, как все узнали об уходе М.М.Державина....» – подписал снимок Олешко (орфография и пунктуация даны без изменений. – Прим.ред. ).
Александр Ширвиндт молча скорбит по близкому другу и коллеге Михаилу Державину
Михаил Державин и Александр Олешко
Смерть Державина прокомментировал и сын Александра Ширвиндта телеведущий Михаил Ширвиндт , назвав произошедшее личной трагедией. «Михаила Михайловича я знал с рождения. Всю жизнь он был рядом со мной, с моим папой. Он был удивительно лёгкий человек, я больше таких не знаю. Лёгкий, открытый, радостный. Всю жизнь он был таким. Я только дописал книгу «Мемуары двоечника» про своё детство, общение с папой и его друзьями. Буквально на днях собирался подписать её для Михаила Михайловича, потому что так много самых радостных моментов в моей жизни было связано именно с ним. Поэтому для меня это личная трагедия, а для страны это печально», - отметил Ширвиндт-младший в разговоре с журналистами «Радио 1».
Известно, что прощание с Михаилом Державиным состоится в понедельник, 15 января. Об этом сообщила пресс-служба Театра сатиры, в котором долгие годы служил актер. Похороны пройдут на Новодевичьем кладбище: именно там покоятся мать, отец и младшая сестра Державина.
Михаил Державин и Александр Ширвиндт
Артисту было всего 46 лет, когда он ушел навсегда в образе бессмертного оптимиста Фигаро. И сам остался бессмертен. Неподражаем. Обожаем. Навечно любим. «Подарок женщинам» — так близкие шутливо называли Андрея Александровича, поскольку он родился точнехонько в Международный женский день. В этом марте Андрею Миронову могло бы исполниться 75 лет… В преддверии этой даты корреспондент «ТН» пообщалась с Александром Анатольевичем Ширвиндтом и Михаилом Михайловичем Державиным, составлявшими в свое время вместе с Мироновым бесподобное трио, точно охарактеризованное Валентином Гафтом: «Любимцы публики, кумиры, / Без выходных играют дней. / Три Мастера одной «Сатиры». / Одной и той же — так точней». Результатом беседы с двумя Мастерами стали, как и хотелось, спонтанные, хаотичные воспоминания-зарисовки, передающие флер их отношений в той навсегда исчезнувшей жизни.
Ширвиндт:
Это сейчас Миронов стал легендарным, великим, а тогда мы просто дружили. Он — Дрюсик, я — Маска. Такие прозвища… Я знал Андрюшку с детства, с его шестилетнего возраста, наши родители близко общались. Долгое время он был для меня мелюзгой, шелупонью.
Неудивительно: когда я, будучи уже человеком выпивающим, оканчивал школу, он учился в четвертом классе. Когда студентом-четверокурсником я выступал в шоу в Театре эстрады, Андрюшины родители — Александр Семенович Менакер и Мария Владимировна Миронова, — сидя в зрительном зале, говорили своему сыну-восьмикласснику: «Видишь, Шура уже артистом работает». А когда Андрей поступил в наше Театральное училище имени Щукина при Театре имени Вахтангова, я уже начал там преподавать и в качестве педагога делал ему дипломный водевиль «Спичка меж двух огней».
Державин: Да, в юности разрыв в возрасте казался очень внушительным. Я познакомился с Андрюшей, когда он, став студентом нашего училища, образовался у нас в компании. Казалось бы, младше меня на пять лет, но и я, и все мы относились к нему как к младшему брату. По устоявшейся традиции он помогал нам, старшекурсникам: таскал декорации к спектаклям, занавес открывал, в массовках участвовал… А вот ведь как вышло: годы спустя именно Андрей переманил нас в Театр сатиры, где мы служим до сих пор.
Слева — Лариса Голубкина, справа — Наталия Белоусова. На руках у Александра Анатольевича — Маша Голубкина (на даче у Ширвиндтов в Новом Иерусалиме, 1970-е)
Ширвиндт: После выхода на экраны картины «Бриллиантовая рука» мой сын купил открытку из серии «Актеры советского кино» с портретом Миронова, а потом попросил у него автограф. Тот не смог отказать отпрыску своего товарища и коллеги и написал на обороте: «Миша, твой папа тоже хороший артист. С уважением, Андрей Миронов». Таким образом Мишка завоевал безусловный авторитет среди соучеников. А я сделал правильный вывод по поводу своего места в профессии.
Если серьезно, отношение к труду у Андрея было совершенно гипертрофированное — просто запойный трудоголик. Жил по принципу, который сам и сформулировал: надо стараться все делать хорошо — плохо оно само получится. И если уж он брался за что-то… Например, невероятных усилий мне стоило затащить Миронова на радио. Но когда он все-таки соглашался, строго предупреждал: «Имей в виду — на четверть часа, не больше!» И потом на протяжении двух часов (!) записывал моноложек в юмористической программе — десятки разных вариантов предлагал. Эх,
как жаль, что это не сохранилось! Но покидал он студию все равно абсолютно недовольный результатом, так же гневно вскрикивая: «Вот к чему приводит дружба — к полуфабрикату!»
Державин: Правда, Андрюша крайне серьезно подходил к творчеству, хотя играл веселые, комичные роли. Говорил: «Отношение к актерской работе как к приятному времяпрепровождению может быть только по недоразумению». Каждый эпизод в кино, каждую сцену в театре, каждый номер на эстраде он репетировал тысячи раз, доводя до филигранности, до совершенства.
Долгие годы Андрей страдал от жестокого заболевания — фурункулеза. На теле образовывались жуткие фурункулы, которые мучили его болями, гноились, лопались. Приходилось то и дело менять рубашки, за один концерт он переодевался несколько раз… Водолазки с воротом, закрывающим шею, в которых все привыкли его видеть, — лишь маскировка заболевания. Андрей не мог допустить, чтобы зрители узнали о его проблеме. Допустим, на спектакле «Ревизор» всегда были овации, особенно в том месте, где Хлестаков падает со стола на руки Бобчинского и Добчинского (мы с Шурой). Каждый раз мы договаривались, с какой стороны ловить Андрея — как ему будет менее болезненно. Перед спектаклем он просил: «Сегодня давайте на правый бок упаду». Много раз мы предлагали отменить эту мизансцену, но он категорически отказывался: «Ни в коем случае, это же так эффектно!» Уникальный человек — мужественный, терпеливый, никогда не жаловался…
В спектакле «Ревизор». На заднем плане: Александр Ширвиндт и Михаил Державин в ролях Добчинского и Бобчинского
При этом он был очень остроумный. Помню премьеру «Вишневого сада», где я играл Епиходова. Она состоялась на Малой сцене Театра сатиры, а там нет кулис. Пьеса, как известно, заканчивается словами Фирса: «А человека-то забыли…» В нашем спектакле он, по замыслу Валентина Плучека, после этих слов умирает. Играл его Георгий Менглет. Дальше — поклоны. Первым кланяется Андрей Миронов, исполнявший роль Лопахина, за ним — мы. Не видя, умер уже Фирс или еще нет, Андрюша, выдержав небольшую паузу, стремительно выходит на поклон и… так же стремительно возвращается — со словами: «Рано вышел, Фирс еще агонизирует…»
В том же «Вишневом саде» в одной из сцен Лопахин говорит Епиходову: «Что у тебя сапоги так скрипят?» Но как сделать, чтобы они действительно заскрипели? Я купил детские резиновые игрушки, заложил их в брюки и нажимал, чтобы они пищали. Когда отыграли сцену, Андрюша обратился ко мне с пафосом: «Патологический неуспех!» Зрители не восприняли моей тонкой придумки и никак на нее не отреагировали.
На сцене Андрей был очень смешлив, и я не мог отказать себе в удовольствии «колоть» его. Ради этого то грим видоизменял (по секрету от него приклеивал себе усы или лысину, нос, уши оттопыривал, с костюмом какую-то хохму придумывал — разлетающиеся пуговицы, например), то реквизит забавный отыскивал. Миронов постоянно ждал от меня очередного розыгрыша, на сцене давился от хохота, а потом со смехом пенял мне: «Сволочь! Что ж ты творишь, паршивец?!»
Державин: на сцене Андрей был очень смешлив, и я не мог отказать себе в удовольствии «колоть» его. В спектакле «Трехгрошовая опера» (1980)
Ширвиндт:
Без импровизации на сцене существовать невозможно. Играя спектакль несколько лет подряд, сам себе становишься фонограммой. «Безумный день, или Женитьбу Фигаро» мы с Мироновым сыграли 450 раз! Чтобы хоть как-то оживить происходящее, вызвать непосредственные реакции, устраивали друг другу неожиданные провокации. Помню, Андрей произносит свой монолог — текст пулеметной
очередью от зубов отскакивает, — а я вдруг вставляю: «Это что за хамство?!» От неожиданности он вздрагивает, в глазах замирает вопрос: «Ты что?!», немыслимым усилием воли перебарывает желание рассмеяться, и… мы начинаем играть органично.
Вообще, вели мы себя, безусловно, не как солидные люди, отцы семейств. Вваливались к кому-нибудь домой гурьбой среди ночи, расходились под утро. Вместе нам всегда было очень хорошо и весело. Дурачились, пели, пили, часто не в меру. Изрядно выпив, включали наш гимн — музыку Нино Роты из фильма Феллини «8 1/2», брались за руки и вели по кругу хоровод — сначала в одну сторону, потом, по сигналу, в другую.
Ширвиндт: мы вели себя не как солидные люди. Вваливались к кому-нибудь домой, расходились под утро. С Ларисой Голубкиной в гостях у Веры Васильевой (начало 1970-х)
Однажды ночью у Андрюши возникло свежее предложение — дернуть в Шереметьево нашей большой компанией и устроить там пикник. Дернули. Даже сына моего маленького, Мишку, взяли — помогать разжигать костры. Практически на взлетной полосе пирушку организовали. Когда над головами пролетали самолеты, Марк Захаров, всегдашний участник всех наших затей, вскакивал и гнал их криком: «Кыш отсюда!» А Миронов носился по полю и руками делал знаки, приглашая приземлиться у наших костров. Жены нас за все эти выходки ненавидели…
Собирались после спектаклей часто, и заводилой, как правило, был Андрей. В антракте я звонил домой с предупреждением. Варианта было два: «Будь в напряжении!» (что означало: мы отправляемся к кому-то) или «Сервируй!» (то есть гости идут к нам).
Любили «пугануть» — неожиданнно нанести визит ничего не подозревающему человеку. Когда Андрюшка женился на Ларисе Голубкиной, по завершении свадебного пиршества молодожены поехали на дачу жениха в Красную Пахру. А наша компания — я с женой Татой, Марк Захаров и Гриша Горин с супругами — решила разнообразить их брачную ночь. Нагрянули с воплями, стали стучать в окна. Андрей, кстати, страшно обрадовался. И мы тут же устроили пикник.
Ширвиндт: мы часто собирались после спектаклей, и заводилой, как правило, был Андрей. Снимок сделан Наталией Белоусовой, женой Александра Анатольевича (начало 1980-х)
В другой раз решили «пугануть» Дрюсика в Ленинграде, где он снимался. Денег на дорогу не было, взяли у Татьяны Ивановны Пельтцер — у нее всегда водились. Более того, она вместе с нами поехала в Шереметьево. Компания собралась внушительная: Марк Захаров с женой Ниной, мы с Татой и Пельтцер. Прилетев в пункт назначения, мы направились в гостиницу, где жил Андрей. Но за время нашего перелета ему позвонила мама, Мария Владимировна, и лаконичным сообщением «Жди!» предупредила о нашей безумной затее. Видимо, ей кто-то донес. Когда мы
подъехали к «Астории», при входе нас встречал Андрей — в красной ливрее, с салфеткой на согнутой руке. На полном серьезе бесстрастно сказал: «Ваш столик — номер два». Дальше был ужин, потом ночная прогулка по Ленинграду с танцами и хоровым исполнением нашего «гимна», затем, по предложению Марка, — попытка взять Зимний дворец, к которому мы добирались в кузове грузовика, развозившего почту. Почему мы его в результате не взяли, уже не помню. Под утро пили кофе на Московском вокзале — из громадного бака с краниками и прикованной цепью кружкой. Андрюша нас провожал, и какой-то человек, проходя мимо, пропел: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…» Выглядели мы жалко…
Ширвиндт: вместе нам всегда было очень хорошо и весело. Дурачились, пели, пили… С Марком Захаровым на съемках фильма «Умеете ли вы жить?» (Харьков, 1970)
Во всех наших сумасшедших молодежных сборищах — где бы мы ни встречались — всегда присутствовала актерская составляющая, они сопровождались розыгрышами, капустниками. Особенно дни рождения Андрея. Однажды все пришли к нему с поздравлениями, а на столах — пусто, только бутылка водки и рюмки. Мы, конечно, выпили — в уверенности, что все яства припрятаны. Заглянули на балкон — пусто, в холодильник — тоже ничего. Все уголки в квартире облазили — нет никакой еды! «Андрей, — говорим, — ну хватит, что за ерунда!» А он в ответ: «Ну, выпили же, отметили день рождения, вот и спасибо!» Выходим, матерясь, на улицу, и в этот момент из автобуса, стоящего перед
подъездом, грянул марш «Прощание славянки». Андрей приглашает нас в автобус, где расположился духовой оркестр, и мы все едем в загородный ресторан на Москве-реке, где рассаживаемся за шикарным банкетным столом…
Державин: А как же весело мы снимались в фильме «Трое в лодке, не считая собаки»! Основные съемки — на реке Неман. Нас троих загружали в лодку и, чтобы не гонять туда-сюда, на весь день отправляли на середину речки. Между нами и съемочной группой, которая оставалась на берегу, курсировали дежурные водолазы. Мы обустраивались с комфортом: протаскивали с собой закусочку, выпивку и в перерывах потчевали себя. С берега иногда через мегафон доносился голос: «Что вы там делаете?!» Мы кричали в ответ: «Репетируем». Разумеется, выпивки не хватало, и мы посылали одного из водолазов, в котором были точно уверены: не настучит, не ляпнет сдуру, что, мол, ребята там пьют. Деньги, чтобы ненароком не промокли, мы, свернув в трубочку, прятали в… презервативы.
Державин: на съемках фильма «Трое в лодке, не считая собаки» мы обустраивались с комфортом: протаскивали с собой в лодку закусочку, выпивку и в перерывах потчевали себя (1979).
Ширвиндт: А зарубежные гастроли! Однажды театр был в Италии. По обыкновению, все мы практически без денег. Знакомые, из местных, повели нас с Андрюшкой на вещевой рынок. Приятель, когда-то учившийся во ВГИКе, подкинул нам деньжат. Мы попали в гигантское сооружение, напоминающее катакомбы, где в полумраке разглядывали товар — неисчислимое количество дешевого тряпья, бывшего в употреблении. Словом, комиссионка, по-нынешнему секонд-хенд. Я купил себе замшевую куртку. Был счастлив: осуществилась давняя, затаенная мечта… Когда дома с гордостью ее надел, на спине обнаружилась дырка от пули. Потом нам рассказали, что горы тех товаров собирали после разборок итальянских мафиозных группировок. И пришлось мне ходить много лет с простреленной спиной.
Поскольку к модным вещам я всегда относился философски-отвлеченно и собственного стиля в одежде не выработал, по сути, я всю жизнь ходил в обносках. На театральном языке это называется «костюмы из подбора» — сшитые для других исполнителей. В основном я был одет благодаря Андрюше Миронову — он не только отдавал мне свои вещи, вышедшие из моды, но и таскал меня к своему портному.
Однажды в Москву приехал , и переводчицей у него была Регина — тогдашняя жена Михаила Михайловича Козакова. Миронов хотел познакомиться со знаменитым артистом, и мы уговорили Регину затащить его к Андрюше. Собрались при свечах. Все принарядились по случаю торжественно — костюмы, галстуки… Почетный гость пришел в потертых джинсах, растянутой футболке и шлепанцах. Мы, ошарашенные, спрашиваем: «Как же так — мировая знаменитость, а одет как оборванец?» И он сказал: «Ребята, я желаю и вам достичь такого же уровня. Когда в Нью-Йорке я выхожу на улицу в таком виде, все считают, что раз Де Ниро так одевается, значит, это последний писк моды».
Державин: Андрея вполне можно было причислить к законодателям моды, он одевался элегантно, со вкусом.
Ширвиндт: Андрей жил по принципу: надо стараться все делать хорошо — плохо само получится. На гастролях в Одессе.
Ширвиндт:
Да, только на это нужны были деньги, а их всегда катастрофически не хватало. И Дрюсик частенько говорил со смехом: «Обидеть художника может каждый, а материально помочь — никто!» Периодически мы давали бесплатные, так называемые шефские концерты. Но хотелось же хоть что-то зарабатывать. Для этого существовали творческие вечера, а проще говоря, «халтуры», «левые» концерты. Договаривались примерно так. Звонят, допустим, из фармацевтического управления и просят выступить у них Восьмого марта. А мы в прошлом году на «женский день» уже были у них с «шефским». Прикрыв телефонную трубку, я шепотом пересказываю Миронову суть предложения. Андрюша машет руками: «Ни в коем случае!» Я вежливо формулирую отказ: «Видите ли, мы у вас уже выступали, так что не имеет смысла». — «Ну и что,
наши сотрудницы просят только вас». — «Извините, но поймите и нас, мы же, как артисты, должны новую программу подготовить…» — «Ну, пожалуйста, хоть что-нибудь, мы так надеялись…» Андрей кричит: «Не вздумай соглашаться! Прекрати разговор!» Я протягиваю трубку ему: «Скажи сам». Андрюша бодро вступает: «Уважаемые, отнеситесь с пониманием: мы замечательно выступили у вас в прошлом году, но теперь это уже невозможно. Не можем же мы выйти к зрителям просто с улыбкой…» Дальше зависает небольшая пауза, после чего Андрей хватает ручку и бросает в трубку: «Ясно, диктуйте адрес!» Мне поясняет: «Понимаешь, они с сожалением сообщили, что у них отложено на нас 500 рублей. Едем!..»
Державин: На самом деле Андрюша был человеком очень деликатным и ранимым. Проявления звездности — гонор, осознание собственной значимости — в нем отсутствовали напрочь. Просто он очень любил жизнь и жил на полную катушку. Когда его не стало, я точно понял: он спешил жить. Однажды Андрей сказал: «Надо особенно ценить мгновения счастья и радости — они делают людей добрыми». Он ценил. Потому и был добрым.
Ширвиндт: Я никогда не соглашусь со сталинским утверждением, что незаменимых людей нет. Это ложь. Есть те, кто не-за-ме-ним. Неповторим. Необходим. Не потому, что исчезли таланты. Молодежь талантливая есть. Но это ничего не меняет. Просто некоторые утраты компенсировать невозможно. Допустим, в «Женитьбе Фигаро» после Миронова никого не представишь…
Редакция выражает благодарность сотрудникам Театра сатиры Лиане Бединадзе и Марине Александровне Калининой за помощь в подготовке материала
Он больше не хочет иметь ничего общего с российским ТВ, и рассказал, чем ему помогла громкая слава отца и как его записали в диссиденты за срыв советского флага.
М-да... А вот если бы ты жил в демократических США а не в кровавом гэбистском СССР, то за надругательство над флагом отсидел бы 10 лет как миленький. И был бы сейчас у тебя не ресторан, а трейлер. В котором ты бы жил с теткой-даго, и пил бы политуру. Как жаль, что у нас тогда не было демократии..
Михаил Ширвиндт – экс-ведущий дог-шоу «Я и моя собака» и передачи «Хочу знать». В эксклюзивном интервью Jewish.ru он объявил, что больше не хочет иметь ничего общего с российским телевидением, и рассказал, чем ему помогла громкая слава отца и как его записали в диссиденты за срыв советского флага.
Вы работали на НТВ и Первом канале в спокойном формате семейного ток-шоу. Почему ушли?
– Последние пять лет я вёл программу «Хочу знать!», но проект себя исчерпал. Да и я не захотел дальше быть причастным к тому, что происходит у нас сейчас на телевидении. По эфиру ровным слоем размазаны ток-шоу с бесконечными криками «Суки украинцы, падлы американцы! Чтоб вы сдохли! Будьте прокляты! Гады!!!» Это позор и бесчестие, если двумя словами. Формат тут не спасает. Я ввёл для себя санкции на телевидение в ответ на то, что оно положило большой болт на нас всех. У меня эти кнопки отключены.
Вы недавно открыли канал на YouTube c программой «Съедобное-несъедобное», про путешествия и еду. Как вам в свободном эфире?
– Мне всегда было скучно засиживаться где бы то ни было, я инфицирован перемещением. Это ж началось ещё с программы «Путешествия натуралиста» с Павлом Любимцевым», помните? C 1999 года я объездил весь свет и теперь уже просто не могу не рассказывать об этом. Канал не выстрелил в «яблочко», но пока этим интересно заниматься. Многим законам современных медиа я не соответствую – смотрю каналы с миллионами подписчиков и плачу. Но свою аудиторию я получил, теперь задача развивать её, а тут и время нужно, и деньги. Я рассказываю о еде разных стран, даю небольшой путеводитель, картинку.
Вы же ещё и как ресторатор себя проявили?
– Мой нынешний ресторан – второй по счёту. Первый был с Антоном Табаковым. Сейчас у меня маленькое заведение, которое начиналось как еврейское кафе «Семь сорок» – рядом синагога на Бронной, да и вообще район еврейский. Но для евреев с пейсами мы оказались гоями, а для русских – какой-то слишком еврейской кухней. Сейчас кафе называется Bronco, там европейская кухня, шеф-повар – Марк Гельман. Три месяца назад мы вышли наконец в оперативный ноль. Очень надеюсь, что через полгода Катя, моя управляющая, придет ко мне и выдаст первую зарплату.
Ваша автобиографическая книга называется «Мемуары двоечника». Учение не давалось совсем?
– Первый школьный день в 31-й школе был, пожалуй, единственным позитивным впечатлением за все время обучения. «Плохо себя вёл» – самая распространённая запись в моём дневнике. Меня ставили в угол, выгоняли из класса, били линейкой, я боролся со школой, она боролась со мной. По окончании первого класса меня перевели в жуткую школу при Даниловском рынке. Там директриса была ярой сталинисткой, и педагоги были ей под стать. В учебное время я, в основном, просто где-то болтался. Выгнали меня после восьмого класса.
Родителям пришлось придумывать, куда устроить неуча. Зиновий Гердт договорился в итоге с директором 45-й школы с английским уклоном, аж в Черёмушках. Тут училась их дочь, но в основном там были дети дипломатов и мидовских работников. Моими одноклассниками были правнук Александры Колонтай и Ренат Сейфуль-Милюков, на класс младше учился Тёма Боровик. На летние каникулы они разъезжались к родителям, во всякие там США, Швейцарии и Франции, а к началу учебного года радостно возвращались в СССР, в школу. Директору Леониду Исидоровичу Мильграму при первой встрече я надавал обещаний про дисциплину и прилежание. Многое не удалось, и отдувалась мама. Школу я окончил на одни «тройки». В театральный институт им. Щукина поступал по блату, и ничуть этого не стыжусь.
Вас же все равно вскоре выгнали?
– Ага, за срыв флага с ворот Архитектурного института в день празднования 60-летия образования СССР. Там во всем была виновата сгоревшая в проекторе лампочка – вместо того чтобы спокойно сидеть и смотреть кино, нам с друзьями пришлось выйти на улицу в поисках приключений. Я чуть отстал, гляжу – а приятели уже сняли флаг с ворот Архитектурного института и пошли с ним во двор напротив. Ну, и я второй флаг снял. Они сосредоточенно порвали свой флаг на 60 кусочков – в знак юбилея! А я со своим бегал по двору, любуясь, как он треплется на ветру, пока в арке дома не появился милиционер. Потом был побег, меня поймали, как и остальных участников мероприятия.
О наших флагах в ту же ночь сообщил «Голос Америки»: «Группа молодых правозащитников устроила около здания КГБ акцию протеста против нарушения прав человека в СССР. Все участники арестованы». Утром отчёт об «акции» лежал на столе у первого секретаря Московского горкома КПСС. Он ознакомился и выдал резолюцию: «Разобраться и наказать!». Дальше начался ад для родителей. Не знаю, скольких лет жизни им стоило «облегчить ситуацию», ведь по закону нам грозило от двух до семи лет за надругательство над государственным флагом. Плюс общественный резонанс! Кошмар, но в целом обошлось. Нам повезло со следователем, он быстро понял, что никакие мы не правозащитники, а просто молодые кретины, попавшие «под раздачу». В милиции всё окончилось штрафом за хулиганство, но за дело взялся комсомол. После бурных дебатов и споров в кабинетах партячейки я услышал: «Михаил, клади комсомольский билет на стол!» На следующий день на стенде приказов нашего института появилось: «Отчислить из института за поступок, несовместимый со званием студента». Аналогичное решение принял и Институт связи, где учились мои друзья-подельники. После отчисления ни одно советское учреждение не хотело брать на работу хулигана и диссидента, и спасла Галина Волчек, она взяла меня в «Современник» монтировщиком сцены. В команде были отличные ребята, но работа оказалась адовой.
Вы же по маме русский, а по папе еврей. Как дома уживались два великих народа?
– С удовольствием. По маминой абсолютно русской линии у меня в роду столбовые дворяне и купцы высших гильдий, по папиной – евреи литовского и одесского розлива. Император Николай I присвоил моему прапрадеду Павлу Белоусову за его заслуги перед Москвой звание почётного гражданина города. Мамин дедушка, академик Владимир Семёнов, был долгое время главным архитектором Москвы, по его плану столица строилась чуть ли не вплоть до эпохи точечных застроек. Есть в Литве на границе с Россией город Ширвиндт, ныне совершенно стёртый с лица земли, отцовская родословная оттуда. Я вырос в девятикомнатной квартире в самом центре Москвы. В коммуналке мы занимали две небольшие комнаты. Дедушка Теодор Гедальевич Ширвиндт был прекрасным скрипачом, музыкальным педагогом. Играл в Большом театре, выступал с концертами на фронте. Ни мне, ни отцу таланты деда не передались. Папу скрипочкой мучали несколько лет, но дальше «Сурка» он не продвинулся. Баба Рая – Раиса Самойловна Ширвиндт – родилась в Одессе, её папа носил имя Ицхок-Шмуэль Аронович-Кобыливкер.
Израиль когда впервые увидели?
– В 1999 году, когда приехали снимать «Путешествия натуралиста». Группа состояла из четырех человек: Павел Любимцев, в отрочестве Либерман, оператор Илья Шпис, я и моя жена Таня Морозова – все в Израиле в первый раз. В гостинице даем паспорта, ожидаем, пока нас оформят. Приходит через пару минут администратор, возвращает паспорта, называя фамилии: «Мистер Шпис, мистер Ширвиндт, мистер Либерман, миссис Мор... Море, Морье.. Мо-ри-её-озо-ва». И это после сотен раз, когда меня называли Шерлингом, Шурманом, Ширманом и всякими другими вариациями. Я не мог не полюбить евреев.
Алена Городецкая
P.s Короче, евреем родится мало, евреем необходимо стать..
Ширвиндт Михаил Александрович родился 14 августа 1958 в Москве. Михаил Ширвиндт – российский телеведущий, теле- и кинопродюсер. Наибольшую популярность получил в роли ведущего телепрограммы “Дог-шоу. Я и моя собака”. Кроме того, Михаил Ширвиндт вел программу “Хочу знать”. Получил две статуэтки ТЭФИ за программу “Путешествия натуралиста”. В настоящий момент женат на актрисе Татьяне Морозовой. Имеет сына и дочь.
Биография
Михаил Ширвиндт родился в семье актера Александра Ширвиндта и архитектора Натальи Белоусовой. Первые семь лет Михаил прожил в коммунальной квартире в Скатертном переулке. В 1965 году поступил в школу, а через год был отчислен, и посему он перешел в другую школу, откуда тоже был отчислен за плохое поведение в 1973 году. В итоге школу закончил в 1975 году.
Александр и Михаил Ширвиндты
По окончании школы, в 1975 году поступил в Театральное училище имени Щукина, но в 1977 году был отчислен “за поступок, несовместимый со званием комсомольца”: 7 ноября 1977 года Михаил забрался вместе с другими студентами на крышу архитектурного института, откуда они сорвали советский флаг. По мотивам этих событий даже сняли фильм: “Русский регтайм”. Михаил работал в ВИА “Самоцветы” - грузчиком, радистом, монтировщиком декораций и нянчил Преснякова и Маликова. Через два года Михаила восстановили, и в 1981 году он закончил обучение. В период после отчисления из училища работал монтировщиком декораций в театре “Современник”. В 1981 году поступил на работу в театр “Сатирикон” под руководством Аркадия Райкина и проработал там до 1989 года.
Профессиональная деятельность
С 1992 года Михаил Ширвиндт с головой ушел уже в телевизионный бизнес. Он основал студию “Весы”, которая потом превратилась в компанию “Живые новости”. Затем он стал продюсировать некоторые успешные проекты, и в каждой его программе обязательно принимала участие какая-то знаменитость. Этот успех стал визитной карточкой передач Михаила Ширвиндта. В его программах снимались такие знаменитости как Любовь Полищук, Павел Лобков, Павел Любимцев, Василий Уткин и многие другие “звезды”. Кроме того, вместе с отцом Александром Ширвиндтом совместно вели одну передачу на телевидении, называлась она “Браво, артист!”. Но настоящую славу Михаилу Ширвиндту принесло его “Дог-шоу. Я и моя собака”. Причем изначально руководство Первого канала хотело, чтобы программу снимали с кошками. Но Михаил Ширвиндт отказался, так как, по его мнению, кошки не поддаются дрессировке, и их поведение совсем непредсказуемое. Поэтому он остановил свой выбор на собаках. “Дог-шоу” получилось весьма необычным и интересным. В отличие от классических сюжетов, в этом шоу победителями чаще всего становились обыкновенные дворняжки, по той причине, что они были интереснее и забавнее.Передача "Хочу знать" с Михаилом Ширвиндтом - это развлекательно-познавательный телепроект Первого канала. Ведущие программы - Михаил Ширвиндт, Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Программа "Хочу знать" выходила с 13 января 2007 по 1 марта 2013 года.
Личная жизнь Михаила Ширвиндта
В 1979 году Михаил Ширвиндт первый раз женился, в 1981 году у него родился сын Андрей, ныне ассистент кафедры гражданского права МГУ.
Вторая жена Михаила Ширвиндта - Татьяна Павловна Морозова была актрисой в Театре миниатюр Аркадия Райкина (“Сатирикон”), потом танцевала с Борисом Моисеевым в трио “Экспрессия”. В настоящий момент работает на телевидении в телекомпании “Живые новости”. Дочь - Александра Михайловна Ширвиндт (1986), искусствовед.