I

…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, с дождиками в самую пору, в середине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето - осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и - запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, - непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение - никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:

Вали, ешь досыта, - делать нечего! На сливанье все мед пьют.

И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут - особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке - посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни коло шалаша - целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», - косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка - плисовая, занавеска длинная, а понева - черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…

Хозяйственная бабочка! - говорит о ней мещанин, покачивая головою. - Переводятся теперь и такие…

А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах - весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармонике. И до вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски…

К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду - костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада - сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги - два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони - и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…

Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое созвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад.

Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.

Это вы, барчук? - тихо окликает кто-то из темноты.

Я. А вы не спите еще, Николай?

Нам нельзя-с спать. А, должно, уж поздно? Вон, кажись, пассажирский поезд идет…

Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле, дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…

А где у вас ружье, Николай?

А вот возле ящика-с.

Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.

Ух, здорово! - скажет мещанин. - Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…

А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

Бунин «Антоновские яблоки»

Рассказ И. Бунина «Антоновские яблоки» поможет вам раскрыть тему ДОМа - непреходящая любовь автора к своему дворянскому гнезду, разрушающемуся временем. Проследите, как радость сменяется тоской с исчезновением родового имения, культурных традиций дворянства.
Тема ВРЕМени - это тема и взросления автора, и те изменения, которые он наблюдает в помещичьих владениях, в жизни и дворян, и крестьян.
«Антоновские яблоки» - одно из самых известных поэтических произведений Бунина-прозаика. Бунин начинал как поэт. Отсюда в ранних прозаических произведениях он как бы проделывал путь от поэзии к прозе.
В «Антоновских яблоках» легко обнаружить самоцитаты из ранних стихотворений Бунина . Скажем, описывая осенний лес, он замечает: «Крепко пахнет от оврагов грибной сыростью». Как тут не вспомнить стихотворные строк: «Грибы сошли, но крепко пахнет // В оврагах сыростью грибной»?
«Антоновские яблоки» написаны о вполне реальной общественной проблеме: деградации помещичьих хозяйств, не сумевших реформироваться после отмены крепостного права. И это была трагедия России , во многом опередившая характер русской революции. Но Бунин не задавался целью решить какие-то общественные проблемы. Он ставил перед собой задачу иного порядка: создать вечный художественный образ уходящих «дворянских гнезд».
При этом не дворянин говорил в нем, но поэт и философ. Человек бездомья, он страстно любил все, что связно с домом в самом глубоком и мистическом смысле. Можно сказать, Бунин хотел стать поэтом дома, но вынужденно стал поэтом бездомья.
В "Антоновских яблоках" с несоизмеримой тоской говорит писатель о разорении, опустении дворянских гнезд, некогда бывших оплотом России , ее культурной составляющей.
Писатель передает всю боль и радость, печаль и нежность - все чувства, связанные с воспоминанием о том, былом, ускользающем по велению неукротимого времени. Память цепляется за все аспекты восприятия: зрение, слух, осязание, обоняние. Именно такой мир, чувственный, вещественный, соткан в рассказе Бунина «Антоновские яблоки» , написанный между 1898 и 1900 годами.
В рассказе несколько частей.
В первой части - воспоминания о деревне, мужиках, радости и беззаботности бытия, сопровождаемого хрустом антоновских яблок.
Вторая часть - осенняя пора, сопряженная с рассказом о древних старухах. Воспоминания героя переносятся в усадьбу к тетке, Анне Герасимовне. Сколько ностальгической тоски в описании легкого, просторного и голубого неба, ясной дали, укатанной дороги. В мире утраченном каждая мелочь проникнута поэзией и красотой, даже телеграфные столбы «как серебряные струны», а сидящие на них кобчики - «черные значки на нотной бумаге». Но самое дорогое, важное осеннее воспоминание - это запах антоновских яблок.
Третья часть - «угасающий дух помещиков», сгущающиеся краски холодной осени, дохлой и тревожной, ожидающей первых лучей зимнего солнца, близость утраты. Тревожный ритм охоты, усадьба Арсения Семёновича, гостеприимство, него молодости и дворянский быт, чтящий свои древние корни и русскую культуру.
Четвертая часть - горькая тоска, что нет больше запаха антоновских яблок, как нет ни стариков, ни помещиков.
Четыре части рассказа - это круг жизни, бег от молодости к зрелости для героя, от полной жизни к увяданию для дворянской России .
Уходящая, растворяющаяся в жестокости новой реальности, Россия запечатлелась в рассказе Бунина в запахе, вкусе, облике антоновских яблок. Первый снег, темные окна домов, нежные звуки гитары и последние строки рассказа… «Белым снегом путь-дорогу заметает».

В этом году произведению «Антоновские яблоки» Бунина И.А. исполняется 115 лет!

Поначалу Бунин писал в форме стихотворений, где отражал, в первую очередь, свою любовь к родине. Но постепенно писатель начал думать о создании прозаических произведений, наподобие «Антоновских яблок». Желание писателя передать всю жизнь российского среднего и высшего классов на селе впервые была отражена в «Антоновских яблоках», которые по праву считаются достойными пера Бунина. Приблизительное время их написания относится к концу 1890-х, а первая их публикация состоялась в 1900 году.

Их сюжет в целом представляет описание воспоминаний главного героя, причём в каждой из четырёх глав текста они различны (хотя и имеют общий смысл). Так, в первой части описывается торговля мещан знаменитыми «антоновскими» яблоками в августе, во второй — осень, дворянский дом, где жил главный герой и его родственники. В третьей описывается охота его со своим шурином, Арсением Семёнычем, а также наступление зимы. В четвёртой — описывается ноябрьский день мелкопоместных людей.

Из сюжета выделяется патриотизм самого Бунина, описывающего среднее (и частично высшее) сословие в русском селе, а из стиля написания — особенности художественного слова автора.

Антоновские яблоки цитаты, афоризмы

«Неужели вы еще не знаете, что в семнадцать и семьдесят лет любят одинаково? Неужели вы еще не поняли, что любовь и смерть связаны неразрывно»;

«Гете говорил, что он за всю жизнь был счастлив всего лишь семь минут. Я все-таки, пожалуй, наберу, наберу счастливых минут на полчаса — если с детства считать»;

««Ядреная антоновка — к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился…»;

«Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах…»;

«Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие»;

«Бесчисленные огненные глаза корабля были за снегом едва видны Дьяволу, следившему со скал Гибралтара, с каменистых ворот двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем. Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем»;

«Странный город! — говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. — Василий Блаженный — и Спас-на-Бору, итальянские соборы — и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах…»;

«Русская провинция везде довольно одинакова. Одно только там ни на что не похоже - сама Волга»;

«Каждая весна есть как бы конец чего-то изжитого и начало чего-то нового».

145 лет со дня рождения исполнилось в прошлом году Ивану Алексеевичу Бунину, поэту и прозаику, непревзойденному классику русской литературы, автору романа "Жизнь Арсеньева", истинному антисоветчику и антиленинисту. Человек, не признавший власть большевиков и возненавидивший Ленина, после Октябрьской революции был вынужден жить в эмиграции до конца жизни.

Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки.

Есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого самого никогда и никого не любят.

Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает.

Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной.

Любовь вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни, расшевеливает благородные инстинкты души и не дает загрубеть в узком материализме и грубо-животном эгоизме.

Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью.

Блаженные часы проходят, и необходимо хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти, отцветанию шиповника.

Какая радость - существовать! Только видеть, хотя бы видеть лишь один этот дым и этот свет. Если бы у меня не было рук и ног и я бы только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно только - видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски…

Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, - высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет той души, которая не томилась бы в тайне мечтою об этом венце.

«Революции не делаются в белых перчатках…» Что ж возмущаться, что контрреволюции делаются в ежовых рукавицах?

«Святейшее из званий», звание «человек», опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек - и что бы это было бы, куда бы мы глаза девали, если бы не оказалось «ледяных походов»!

Больше всех рискует тот, кто никогда не рискует.

Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь.

Молодость у всякого проходит, а любовь - другое дело.

…Наши дети, наши внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…
- «Окаянные дни», 1926-1936

Из нас, как из дерева, - и дубина, и икона, - в зависимости от обстоятельств, от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев. Если бы я эту «икону», эту Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто?
- «Окаянные дни», 1926-1936

Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта ещё долго будет висеть - пока совсем крепко не усядутся они на шею народа.
- «Окаянные дни», 1926-1936

Человек свои собственные тридцать лет прожил по человечьи - ел, пил, на войне бился, танцевал на свадьбах, любил молодых баб и девок. А пятнадцать лет ослиных работал, наживал богатство. А пятнадцать собачьих берёг своё богатство, всё брехал и злился, не спал ночи. А потом стал такой гадкий, старый, как та обезьяна. И все головами качали и на его старость смеялись.
Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного.
Если человек не потерял способности ждать счастья - он счастлив. Это и есть счастье.
А. К. Толстой когда-то писал: «Когда я вспомню о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния». В русской литературе еще вчера были Пушкины, Толстые, а теперь почти одни «проклятые монголы». (Окаянные Дни) Неужели вы еще не знаете, что в семнадцать и семьдесят лет любят одинаково? Неужели вы еще не поняли, что любовь и смерть связаны неразрывно? - В беседе с И.В. Одоевцевой

Каждый раз, когда я переживал любовную катастрофу - а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее почти каждая моя любовь была катастрофой, - я был близок к самоубийству. - В беседе с И.В. Одоевцевой

Я считаю «Тёмные аллеи» лучшим, что я написал, а они, идиоты, считают, что это порнография и к тому же старческое бессильное сладострастие. Не понимают, фарисеи, что это новое слово в искусстве, новый подход к жизни! - В разговоре И.В. Одоевцевой

Гёте говорил, что он за всю жизнь был счастлив всего лишь семь минут. Я все-таки, пожалуй, наберу, наберу счастливых минут на полчаса - если с детства считать. - В беседе с И.В. Одоевцевой

А страсть к кладбищам русская, национальная черта. Страсть к кладбищам очень русская черта. В праздничные дни провинциальный город - ведь вы, и как это жаль, совсем не знаете русской провинции - великодержавный Санкт-Петербург - как будто всё в нём одном. На праздниках на кладбище фабричные всей семьей отправлялись - пикником - с самоваром, закусками, ну и, конечно, с водочкой. Помянуть дорогого покойничка, вместе с ним провести светлый праздник. Всё начиналось чинно и степенно, ну а потом, раз, как известно, веселие Руси есть пити, напивались, плясали, горланили песни. Иной раз и до драки и поножовщины доходили, до того даже, что кладбище неожиданно украшалось преждевременной могилой в результате такого праздничного визита к дорогому покойничку.
- из беседы с И.В. Одоевцевой

Впрочем, в моей молодости новые писатели уже почти сплошь состояли из людей городских, говоривших много несуразного: один известный поэт, ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья пшена разбирая», тогда как такого растения в природе никак не существует: существует, как известно, просо, зерно которого и есть пшено, а колосья (точнее, метёлки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал лунь, вечернюю птицу из породы сов, оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со страстью («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением подорожника («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными листьями, никогда не цветёт...
- «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948


Цитаты из стихотворений
Поэт печальный и суровый,
Бедняк, задавленный нуждой,
Напрасно нищеты оковы
Порвать стремишься ты душой!
- «Поэт», 1886

Мир - бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут Богом - жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.
Брат, в запылённых сапогах,
Швырнул ко мне на подоконник
Цветок, растущий на парах,
Цветок засу́хи ― жёлтый донник. <...>
Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом… И всё же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!
- «Донник», 1906

Молчат гробницы, мумии и кости, -
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный - речь.
- «Слово»

Одно только звёздное небо,
Один небосвод недвижим,
Спокойный и благостный, чуждый
Всему, что так мрачно под ним.
- «В окошко из тёмной каюты...»

Вся в снегу, кудрявом, благовонном,
Вся-то ты гудишь блаженным звоном
Пчёл и ос, от солнца золотых.
Старишься, подруга дорогая?
Не беда! Вот будет ли такая
Молодая старость у других!
- «Старая яблоня», 1916

Цитаты из произведений
Антоновские яблоки
«Ядрёная антоновка - к весёлому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился…

Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звёздное небо, чувствовать запах дёгтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвёт его, а ещё скажет:
– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мёд пьют.
И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно.

Войдёшь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушёного липового цвета, который с июня лежит на окнах…

За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков - охота.

Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие.

Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства!..

Братья
…в японском халатике красного шелка, в тройном ожерелье из рубинов, в золотых широких браслетах на обнаженных руках, - на него глядела круглыми сияющими глазами его невеста, та самая девочка-женщина, с которой он уже уговорился полгода тому назад обменяться шариками из риса!

Господин из Сан-Франциско
До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее.

…Он танцевал только с ней, и все выходило у них так тонко, очаровательно, что только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги…

Бесчисленные огненные глаза корабля были за снегом едва видны Дьяволу, следившему со скал Гибралтара, с каменистых ворот двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем. Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем.

И никто не знал … что стоит глубоко, глубоко под ними, на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу…

Грамматика любви
В этой шкатулке ожерелье покойной матушки, - запнувшись, но стараясь говорить небрежно, ответил молодой человек.
Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни…

Деревня
Лезешь в волки, а хвост собачий.

Лёгкое дыхание
Простите, madame, вы ошибаетесь: я женщина. И виноват в этом - знаете кто? Друг и сосед папы, а ваш брат Алексей Михайлович Малютин.
Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре.
…Она ничего не боялась - ни чернильных пятен на пальцах, ни раскрасневшегося лица, ни растрепанных волос, ни заголившегося при падении на бегу колена.

Ида
И давайте по сему случаю пить на сломную голову! Пить за всех любивших нас, за всех, кого мы, идиоты, не оценили, с кем были счастливы, блаженны, а потом разошлись, растерялись в жизни навсегда и навеки и все же навеки связаны самой страшной в мире связью!

Чистый понедельник
А у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками…
И потом желтоволосую Русь я вообще не люблю.
И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня…
Странный город! - говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. - Василий Блаженный - и Спас-на-Бору, итальянские соборы - и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах…

Сны Чанга
Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живших на земле.
Не будет, Чанг, любить нас с тобой эта женщина!
В мире этом должна быть только одна правда, - третья, - а какая она - про то знает тот последний Хозяин, к которому уже скоро должен возвратиться и Чанг.

Жизнь Арсеньева
Потом оказалось, что среди нашего двора, густо заросшего кудрявой муравой, есть какое-то древнее каменное корыто, под которым можно прятаться друг от друга, разувшись и бегая белыми босыми ножками (которые нравятся даже самому себе своей белизной) по этой зелёной кудрявой мураве, сверху от солнца горячей, а ниже прохладной. А под амбарами оказались кусты белены, которой мы с Олей однажды наелись так, что нас отпаивали парным молоком: уж очень дивно звенела у нас голова, а в душе и теле было не только желанье, но и чувство полной возможности подняться на воздух и полететь куда угодно… Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей, присутствие которых под землей мы угадывали по глухому, яростно-грозному жужжанию. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зёрен на огороде, вокруг риги, на гумне, за людской избой, к задней стене которой вплотную подступали хлеба и травы! За людской избой и под стенами скотного двора росли громадные лопухи, высокая крапива ― и «глухая», и жгучая, ― пышные малиновые татарки в колючих венчиках, что-то бледно-зелёное, называемое козёльчиками, и всё это имело свой особый вид, цвет, запах и вкус.

После бала я долго был пьян воспоминаньями о нём и о самом себе: о том нарядном, красивом, лёгком и ловком гимназисте в новом синем мундирчике и белых перчатках, который с таким радостно-молодецким холодком в душе мешался с нарядной и густой девичьей толпой, носился по коридору, по лестницам, то и дело пил оршад в буфете, скользил среди танцующих по паркету, посыпанному каким-то атласным порошком, в огромной белой зале, залитой жемчужным светом люстр и оглашаемой с хор торжествующе-звучными громами военной музыки, дышал всем тем душистым зноем, которым дурманят балы новичков, и был очарован каждой попадавшейся на глаза лёгкой туфелькой, каждой белой пелеринкой, каждой чёрной бархаткой на шее, каждым шёлковым бантом в косе, каждой юной грудью, высоко поднимавшейся от блаженного головокруженья после вальса...
- «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

Из разных рассказов
От долгого дня у деда осталось такое впечатление, словно он пролежал его в болезни и теперь выздоровел. Он весело покрикивал на кобылу, вдыхал полной грудью свежеющий вечерний воздух. «Не забыть бы подкову оторвать», ― думал он. В поле ребята курили донник, спорили, кому в какой черед дежурить.
― Будя, ребята, спорить-то, ― сказал дед. ― Карауль пока ты, Васька, ― ведь, правда, твой черёд-то. А вы, ребята, ложитесь.
- «Кастрюк», 1892

Хохлы мне очень понравились с первого взгляда. Я сразу заметил резкую разницу, которая существует между мужиком-великороссом и хохлом. Наши мужики - народ по большей части изможденный, в дырявых зипунах, в лаптях и онучах, с исхудалыми лицами и лохматыми головами. А хохлы производят отрадное впечатление: рослые, здоровые и крепкие, смотрят спокойно и ласково, одеты в чистую, новую одежду… - «Казацким ходом» (1898)

А вон Савойя ― родина тех самых мальчиков-савояров с обезьянками, о которых читал в детстве такие трогательные истории!
- «Тишина»

… Бог всякому из нас даёт вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю. Зачем, почему? Мы этого не знаем… Но мы должны знать, что всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл, какое-то высокое Божье намерение, направленное к тому, чтобы всё в этом мире "было хорошо", и что усердное исполнение этого Божьего намерения есть всегда наша заслуга перед ним, а потому и радость.
- из рассказа «Бернар», 1952

Из дневников разных лет
Тёплый день. С утра весь небосклон к югу и западу, под солнцем, был закрыт дымно ― туман тучей. Ходили в город ― пустыня во всех лавках! Только вялый жёсткий сельдерей. Сонливость ― много потерял за посл. дни крови.
- «Дневники», 1940-1953

А ведь вот, от Ивана Алексеевича Бунина никто ничего не требовал. Ни бледного мраморного чела, ни олимпийского сияния. Проза его была целомудренна, горячей мыслью выношена, сердечным холодом охлаждена, беспощадным лезвием отточена. Всё воедино собрано, всё лишнее отброшено, в жертву прекрасному принесено красивое, и вплоть до запятых ― ни позы, ни лжи. Не случайно, и не без горечи и зависти, уронил Куприн:
― Он, как чистый спирт в девяносто градусов; его, чтоб пить, надо ещё во как водой разбавить!
- Дон Аминадо, «Поезд на третьем пути», 1954

Эту часть стены плотно облепил плющ или какое-то другое вьющееся растение; среди плотных зелёных листьев негусто светились красные и голубые цветы. Зелёная стена с конём была похожа на луг, поставленный набок, на всеобщее обозрение. Иуде стало досадно, что он не знает названия стенного вьюнка. Вглядываясь в крупные красивые цветы, среди которых свисал мёртвый конь, Иуда Гросман вспомнил Бунина, корившего русских писателей за то, что они не в состоянии отличить львиный зев от полевого василька. Он-то, мол, Бунин, в состоянии, да ещё как, а все остальные не знают ни бельмеса.
- Давид Маркиш, «Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни писателя Исаака Бабеля», 2001

Бунина при всей его любви и укоренённости в церковность, которую он понимал как историчность, столь близкую и драгоценную его душе, так же трудно назвать православным христианином, но ещё меньше он был богоискателем, богостроителем или сектантом - он был, вернее всего, человеком ветхозаветным, архаичным. В его произведениях есть Бог, но нет Христа - быть может, от этого он так не любил Достоевского, противился ему и даже вложил в уста убийцы Соколовича из «Петлистых ушей» фразу, будто Достоевский суёт Христа во все свои бульварные романы.
- Алексей Варламов, «Пришвин или Гений жизни», 2002

В.П.Катаев, считавший себя учеником Бунина, не ошибся, написав о «беспощадно зорких глазах» учителя. Бунин считал «Деревню» своей удачей. В начале 1917 года, когда он работал над корректурой повести для горьковского книжного издательства «Парус», в его дневнике появилась такая запись: «А «Деревня» ― вещь всё-таки необыкновенная. Но доступна только знающим Россию. <...> Его обвиняли в ненависти к России и русскому народу. Он не оправдывался, а, скорее, недоумевал: «Если бы я эту «икону» (народ ― Э.К.), эту Русь не любил… из-за чего же я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал беспрерывно, так люто? ». Дневник 1919 года он <Бунин> писал уже в Одессе, куда перебрался из голодной Москвы, всё ещё надеясь, как на чудо, что большевики не смогут удержаться у власти. В это время с Буниным часто виделся В.П.Катаев, посвятивший ему немало страниц автобиографической повести «Трава забвения». В одном из эпизодов Катаев рассказывает о том, как оставшаяся в городе интеллигенция, в основном беженцы с севера, на каком-то собрании устроили дискуссию по поводу новой жизни и большевистской власти: «Бунин сидел в углу, опираясь подбородком на набалдашник толстой палки. Он был жёлт, зол и морщинист. Худая его шея, вылезшая из воротничка цветной накрахмаленной сорочки, туго пружинилась. Опухшие, словно заплаканные глаза смотрели пронзительно и свирепо. Он весь подёргивался на месте и вертел шеей, словно её давил воротничок. Он был наиболее непримирим. Несколько раз он вскакивал с места и сердито стучал палкой об пол. Примерно то же самое впоследствии написал и Олеша. «… Когда на собрании артистов, писателей, поэтов он стучал на нас, молодых, палкой и, уж безусловно, казался злым стариком, ему было всего лишь сорок два года. Но ведь он и действительно был тогда стариком!»
- Элла Кричевская, «Всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл», 2003

Антоновские яблоки Иван Бунин

(Пока оценок нет)

Название: Антоновские яблоки

О книге «Антоновские яблоки» Иван Бунин

Лирический рассказ «Антоновские яблоки» русский писатель Иван Бунин подарил читателям в 1900 году. Произведение является сборником воспоминаний главного героя. Повествование ведется от первого лица.

Рассказчик делится с читателем памятью о временах, когда деревня Выселки процветала. Дворянские и крестьянские дворы светились радостью и солнцем.

Позже фабула смещается в сторону усадьбы тетки главного героя с яблочным садом. А еще речь идет о том, какой урожайный был год, как все село массово везло яблоки в город, чтобы вечерами шумно праздновать успех.

В третьей части Иван Бунин устами рассказчика делится впечатлениями от бурной барской охоты, а после рассказывает прелестях тишины библиотеки и пустынного сада.

Завершается повествование описанием Выселок спустя годы – полузаброшенные дворы разорившихся дворян, тоска и уныние, ощущение упадка и скорой гибели.

О чем же хотел сказать Иван Бунин, поочередно пересказывая историю одного некогда зажиточного села, преобразившегося до неузнаваемости, больше не радующего взор? Иносказательным слогом автор передает ощущения мировосприятия постепенно взрослеющего человека.

Вначале в рассказе слышится юношеский восторг, полный ярких красок. Далее радостная и счастливая молодость. Зрелость, когда еще иногда хочется развлечений, но больше тянет в тишину подальше от суеты. И, наконец, старость, запустение, предощущение скорой смерти.

Но только ли о человеческой природе пытается рассказать автор? Ведь рассказ его в некотором роде оказался пророческим. Старое исчезнет, на смену ему придет новое.

Рассказ «Антоновские яблоки» написан в манере, характерной для пера Ивана Бунина. Стихотворная лирика талантом мастера превращена в поэтическую прозу, богатую описаниями, способными представать пред глазами читателя во всей красе видения автора.

Читая Бунина, невольно погружаешься в волшебный мир природы, наполненный звуками шелеста листвы, ласкающей взор багрянцем осени. Ощущение умиротворения, теплоты и покоя царит на страницах рассказа «Антоновские яблоки».

В произведении есть еще один главный герой, который присутствует там незримо, но почти в каждой строчке текста. Это антоновские яблочки — блестящие, манящие медовым ароматом, хрустящие и сочные. Они – знак умирающего дворянства. Исчезнет их запах из помещичьей усадьбы, а вместе с ним растворится символ уходящей эпохи.

На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Антоновские яблоки» Иван Бунин в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Цитаты из книги «Антоновские яблоки» Иван Бунин

Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах…

За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков – охота.

Он высок ростом, худощав, но широкоплеч и строен, а лицом – красавец цыган. Глаза у него блестят дико, он очень ловок, в шелковой малиновой рубахе, бархатных шароварах и длинных сапогах. Напугав и собаку и гостей выстрелом, он шутливо-важно декламирует баритоном.

Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах! Их портреты глядят на меня со стены, аристократически-красивые головки в старинных прическах кротко и женственно опускают свои длинные ресницы на печальные и нежные глаза…

Дни стоят синеватые, пасмурные.

Из такой трепки сад выходил почти совсем обнаженным, засыпанным мокрыми листьями и каким-то притихшим, смирившимся. Но зато как красив он был, когда снова наступала ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени! Сохранившаяся листва теперь будет висеть на деревьях уже до первых зазимков. Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном блеске. А поля уже резко чернеют пашнями и ярко зеленеют закустившимися озимями…

С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца; воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков.

К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…

Скачать бесплатно книгу «Антоновские яблоки» Иван Бунин

(Фрагмент)