Лауреат Государственной премии СССР.
Автор многих работ по общему и сравнительному языкознанию, иранистике и осетиноведению: «Нартовский эпос» (1945), «Осетинский язык и фольклор» (1949). Одна из основных работ Абаева - «Историко-этимологический словарь осетинского языка» (1958); в нём прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками
Василий (Васо) Абаев родился в 1900 году в селе Коби по Военно-Грузинской дороге в семье горца-осетина. Начальное образование получил в сельской школе, среднее - в Тифлисской 6-ой классической гимназии (1910-1918). С 1918 г. по 1921 г. работал учителем в Кобийской начальной школе. В 1922 г. поступил в Ленинградский Государственный Университет на Иранский разряд Этнолого-лингвистического отделения Факультета Общественных наук. Окончил курс Университета в 1925 г. Тогда же по предложению Н. Я. Марра оставлен аспирантом ИЛЯЗВ. По окончании аспирантуры в 1928 направлен на работу в Кавказ. историко-археологический институт АН СССР в Тифлисе, а в 1930 зачислен сотрудником Яфетического института АН СССР, преобразованного впоследствии в Институт языка и мышления им. Н. Я. Марра, в Ленинграде. С 1929 - профессор кафедры общего языкознания ЛИФЛИ.
 |
С 16 декабря 1930 по декабрь 1931 В.Абаев совмещал работу в институте с работой в ПБ, вначале и. о. главного библитекаря по Восточному отдделению с половиной оклада, а затем главного библиотекаря ОНЛ.
В 1935 А. присуждена учёная степень кандидата филолологических наук (без защиты диссертации), в том же году он назначен заведующим иранским кабинетом Института языка и мышления.
Работая за пределами Осетии, Абаев не порывал связей со своей родиной и оказывал большую помощь местным работникам, редактируя и рецензируя научную и другую литературу, консультировал их, выезжая в республику. Так, в янв. 1941 Абаев был командирован в Осетию со специальным заданием президента АН СССР консультировать изучение осетинского нартовского эпоса.
 |
В годы Великой Отечественной войны Абаев работал в Северо.-Осетинском и Юго-Осетинском НИИ, а с 1944 заведовал также кафедрой Северо.-Осетинского. педагогического института.
В 1945 В.Абаев вернулся в Ленинград и снова начал работать в Институте языка и мышления, преобразованном после дискуссии 1950 в Институт языкознания. В 1952 вместе с основным ядром ученых института переведен в Москву. В 1962 ему присуждена степень доктора филологических наук (без защиты диссертации), а в 1969 присвоено звание профессора.
Васо Абаев внес существенный вклад в различные области языкознания. Им опубликованы более 270 работ по теории этимологии и истории лингвистических исследований, иранскому и индоевропейскому языкознанию, по различным вопросам общего языкознания. Особенно много сделано ученым в области осетиноведения и нартоведения. В осетиноведческих работах глубокому исследованию подверглись все основные проблемы современной грамматики и лексикологии, фонетики и морфологии, диалектологии и истории осетинского языка. Васо Абаев - составитель “Историко-этимологического словаря осетинского языка”. Из большого числа фольклористских работ особо выделяются исследования Абаева, посвящённые всемирно известному героическому эпосу “Нарты”. В ряде работ Абаева выступает как литературовед, опубликовав статьи, посвящённые творчеству Коста Хетагурова, Геора Малиева, Сека Гадиева, а также отдельные теоретические проблемам литературоведения.
Участвовал в XVI конгрессе. немецких востоковедов (Галле, 1958) и XXV Международном конгрессе востоковедов (Москва, 1960).
В.Абаев- действительный член Royal Asiatic Soc. of Great Britain and Ireland и член -корреспондент Финно-угорского обществава в Хельсинки.
Читал лекции в Collège de France (Париж, 1966).
Василий Абаев- заслуженный деятель науки Северо-Осетинской АССР (1957) и Грузинской ССР (1980), первый лауреат Государственной премии им. Коста Хетагурова (1966), лауреат Государственной премии СССР (1981).
Награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями “За оборону Кавказа” и “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945”.
Васо Абаев прожил 101 год. С его именем связана целая эпоха в российской лингвистике и иранистике.
 |
Он умер в марте 2001 года и похоронен г.Владикавказ, Северной Осетии, в Пантеоне Осетинской Церкви, рядом с могилой великого Коста.
Соч.: Избр. тр.: В 4 т. Владикавказ, 1990-95. Т. 1-2; Об ударении в осетинском языке //
Вест. АН СССР. 1935. № 1; Ритмика осетинской речи //
Из осетинского эпоса. М.; Л., 1949;
Грамматические очерки осетинского языка. Орджоникидзе, 1958;
Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. М.; Л, 1958-1989. Т. 1-4 (репр. воспр. М., 1996);
О перекрестных изоглоссах //
Этимология, 1966. М., 1968; Из иранской ономастики //
История иранского государства и культуры. М., 1971; Как апостол Петр стал Нептуном //
Этимология, 1970. М., 1972; К вопросу о прародине и древнейших миграциях индо-ирансих народов //
Древний Восток и античный мир. М., 1972; Общегуманитарные аспекты теоретического языкознания //
Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1973. Т. 32, вып. 6; О вариантности сонантов //
Folia linguistica. 1973. Т. 6, № 1/2; Миф и история в Гатах Зароастра // Историко-филологические исследования: Сб. ст. памяти акад. Н. И. Конрада. М., 1974; Зароастр и скифы //
Monumentum H. S. Nyberg, 3. Téhéran-Ziége, 1975; Armeno-Ossetica //
ВЯ. 1978. № 6; Скифо-сарматские наречия //
Основы иранского языкознания: Древнеиран. яз. М., 1979; Нартовский эпос осетин. Цхинвали, 1982; Avestica //
Sprachwissenschaftliche Forschungen: Festschr. fur J. Knobloch. Innsbruck, 1985; Исправления и дополнения к историко-этимологическому словарю осетинского языка. I (1958), II (1973), III (1979), IV (1989) //
Историко-этимологический словарь осетинского языка: Указ. / Сост. Е. Н. Сченснович, А. В. Лушникова, Л. Р. Додыхудоева. М., 1995.
Справ.: БСЭ; КЛЭ; Науч. раб. Л-да; Милибанд. 1975; 1995; Филологический факультет Санкт-Петербургского университета. СПб., 1995.
Лит.: Агнаев А. Крупнейший советский лингвист-осетиновед //
Сев. Осетия. Сталинири, 1958. 27 мая; Исаев М. И. В. И. Абаев как крупнейший иранист-осетиновед //
Изв. Юго-Осет. НИИ. 1958. Вып. 9 (библиогр.); Гаглоева З. Д. Этнография Осетии в трудах В. И. Абаева //
Изв. Юго-Осет. НИИ. 1960. Вып. 10; Иранское языкознание: История, этимология, типология: (К 75-летию проф. В. И. Абаева). М., 1976 (библиогр.); Вопросы иранской и общей филологии: [Сб. ст.]. Тбилиси, 1977 (библиогр.); Исаев М. И., Расторгуева В. С. Выдающийся советский иранист-осетиновед //
Осет. филология. Орджоникидзе, 1977. Вып. 1; Исаев М. И. Васо Абаев. Орджоникидзе, 1980 (библиогр.);
Поэтика жанра: К 80-летию… В. И. Абаева: Межвуз. сб. ст. Орджоникидзе, 1980 (библиогр.).
Арх.: Арх. РНБ. Ф. 10/1.
Иконогр.: Избр. тр. Т. 2.
Дополнительные материалы:
Высказывания о В.Абаеве.
Другим признанным авторитетом в области осетинского языка, фольклора и истории стал в 1940-х гг. В.И. Абаев. По просьбе руководства Северной Осетии его фундаментальный труд, охватывавший все эти вопросы, был в 1949 г. выпущен престижным издательством АН СССР. Эта книга начиналась с воспроизведения осетинского исторического мифа в его классическом виде, включавшего как Золотой век, так и катастрофу: осетины объявлялись потомками скифских, сарматских и аланских племен, которые «в течение двух тысячелетий не сходили со страниц истории» и «внесли существенный вклад в культурное развитие юга России и Северного Кавказа в древний период» (Золотой век); затем «осетинский народ оказался замкнутым в нескольких горных ущельях Центрального Кавказа, и над ним нависла угроза полного вымирания и исчезновения» (Катастрофа) (Абаев 1949. С. 4). Абаев доказывал, что изолированное положение осетинского языка на Северном Кавказе ярко свидетельствовало о том важнейшем историческом факте, что его носители пришли туда с севера из степной зоны; в пользу этого он приводил массу убедительных лингвистических материалов (Абаев 1949. С. 36-47). В частности, он проделал грандиозную работу по созданию и анализу словаря скифского языка, убедительно продемонстрировав его иранскую принадлежность (Абаев 1949. С. 147-244). Описывая алан, он возражал тем исследователям, кто хотел видеть в них «собирательное название» или «географическое понятие». По-своему интерпретируя Аммиана Марцеллина, Абаев отмечал, что если аланы и распространили свое имя на соседние племена, то от этого они сами не перестали существовать, а значит, были не фантомом, а конкретным народом (Абаев 1949. С. 43-45) . Абаев также затрагивал интригующий вопрос о том, что будто бы осетины не сохранили у себя название «аланы». Он оспаривал этот вывод и находил воспоминание об аланском родстве в фольклорном выражении «дух аллона-биллона», где, безусловно, имелись в виду осетины (Абаев 1949. С. 45, 246).
В то же время Абаев никогда не отказывался от идеи субстрата и заявлял, что «осетинский язык - это иранский язык, формировавшийся на кавказском субстрате» (Абаев 1949. С. 11, 363). Мысль о смешении пришлых иранцев с местными кавказскими аборигенами проходила красной нитью через всю его книгу (Абаев 1949. С. 13, 75-80, 112-122, 129-137, 518-525). На его взгляд, осетино-кавказские параллели «затрагивают самые глубинные и интимные стороны языка и свидетельствуют о том, что осетинский во многих существенных отношениях продолжает традицию местных кавказских языков, совершенно так же, как в других отношениях он продолжает традицию иранскую» (Абаев 1949. С. 111, 115). Он утверждал, что в осетинском языке «кавказский элемент занимает особое место, не столько по количеству... сколько по интимности и глубине вскрывающихся связей» (Абаев 1949. С. 76). И он доказывал, что сам строй иранского языка, на котором говорили далекие предки осетин, существенно изменился под воздействием местных северокавказских языков. Речь, следовательно, шла не просто о внешнем влиянии вследствие языковых контактов, а о чем-то гораздо большем. И читатель был вправе сделать вывод о том, что на Северном Кавказе в состав алан влилась масса местных аборигенов, - именно об этом и говорили все построения Абаева, относящиеся к проблеме субстрата.
Действительно, сам Абаев был убежден в том, что «доиранское население Алании-Осетии... смешалось с пришельцами-иранцами, и этим смешением и было положено начало современному осетинскому этническому типу». При этом местное население усвоило аланскую речь, чему предшествовал долгий период билингвизма, когда и происходило взаимопроникновение языков (Абаев 1949. С. 78-79). Развивая мысль Марра (Марр 1918. С. 2077), Абаев настаивал на том, что субстратные кавказские явления лучше всего сохранились в осетинских диалектах, а иранская речь, игравшая роль межплеменного языка, закрепилась прежде всего на «национальном» уровне. Так в «осетинском языке и соединились две линии преемственности, одна - идущая от древнеиранского и другая - идущая от субстратных, кавказских языков» (Абаев 1949. С. 115, 122). Абаев не ограничивался фактами языка и пытался обнаружить подтверждение своим идеям в материальной культуре, обычаях, фольклоре, верованиях осетин, на его взгляд, ясно указывавших на огромную роль кавказского элемента в формировании осетинского народа (Абаев 1949. С. 75-80).
В своих построениях Абаев не оставлял без внимания и археологию. Опираясь на работы советских археологов тех лет, он ссылался на выявленное ими «кобанско-колхидское единство» конца бронзового - начала раннего железного века и видел в нем подтверждение своим выводам о тесных ранних контактах предков осетин с мегрелами, сванами и абхазами (Абаев 1949. С. 328).
Абаев был одним из тех немногих, кто в период позднего сталинизма осмеливался вспоминать о депортированных народах, которых власти тогда пытались вычеркнуть из истории; и на страницах его книги находили место чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы (Абаев 1949. С. 11, 35, 85, 87). Он, в частности, обращал особое внимание на влияние тюркских языков на осетинский (Абаев 1949. С. 85). В разгар кампании борьбы с «безродными космополитами» он отваживался упоминать о влиянии иудаизма на алан (Абаев 1949. С. 36, 331-332). Он даже осмеливался говорить о влиянии на них готов (Абаев 1949. С. 340-342) в те годы, когда готская тематика, скомпрометированная связями с нацистской наукой, была фактически табуирована в СССР. Все это, разумеется, свидетельствовало о его личном бесстрашии, порядочности и бесконечной преданности научной истине. Впрочем, при переиздании в 1949 г. ранних работ Абаева из них были убраны излишние напоминания о довоенном политическом статусе карачаевцев и балкарцев: карачаевские районы, вошедшие в 1944 г. в состав Грузии, фигурировали теперь под именем Клухорского района, столица Карачаевского АО, г. Микоян-Шахар, выступала под своим новым названием г. Клухори, а Кабардино-Балкария представлялась Кабардинской республикой (ср.: Абаев 1933; 1935. С. 882-883 и Абаев 1949. С. 249-250, 272-274).
В.А. ШНИРЕЛЬМАН. БЫТЬ АЛАНАМИ. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ПОЛИТИКА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В XX ВЕКЕ
Абаев Василий Иванович - выдающийся ученый, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973).
Основная фундаментальная работа В.И. Абаева - пятитомный «Историко-этимологический словарь осетинского языка» (1958-1990), в котором прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками. Этот материал является весьма ценным для развития этимологической фоносемантики.
Собственно фоносемантическая работа В.И. Абаева - Мимео-изобразительные слова в осетинском языке / В. И. Абаев // Сб. научн. Трудов/ Институт языкознания АН СССР. - М., 1956. - Т. 6. - С. 409 - 427.
В статьях В.И. Абаева «Язык как идеология и язык как техника» (1936) http://crecleco.seriot.ch/textes/Abaev34.html и «Еще о языке как идеологии и как технике» (1936) противопоставляются две стороны языка: «языка как техники» и «языка как идеологии». По мнению ученого, в словаре представлена техническая семантика слова, а в этимологии, связи с другими словами и между значениями слова отражается та или иная идеология (идеосемантика).
Например, техническая семантика слова труд выражает «понятие о производительной деятельности», но его этимологическая связь со страданием и болезнью отражает определенную идеологию. Следовательно, при появлении нового понятия его «наречение происходит… на определенной материальной основе мировоззрения, идеологии данной среды». Поэтому в разных языках или в одном языке в разные эпохи одно и то же явление может именоваться по-разному.
По сути В.И. Абаев подходит в представлению об утрате знаком примарной мотивированности. Здесь очевидна связь его мыслей с фоносемантическим законом множественности номинации и отсутствии одно-однозначной связи между фонетической оболочкой слова и его значением.
По мнению В.И. Абаева, «технизация языка», с одной стороны, «оказывается… истинным благодеянием: она экономит обществу силы, она избавляет общество от непосильного труда вновь и вновь переделывать сверху донизу свою речь». В то же время «процесс технизации несет в себе… могучую унифицирующую тенденцию, которой живое семантическое сознание сопротивляется».
«Творческий» период, когда «преобладают идеологически-созидательные процессы», переносится в основном в глубокую древность, а современность признается «периодом, когда преобладают процессы технически-приспособительные».Т.М. Николаева [Николаева 2000] отмечает сходство понятие языка как идеологии с тем, что теперь принято называть картинами мира в языке.
В статье «Понятие идеосемантики» (1948) http://www.philology.ru/linguistics1/abaev-48.htm В.И. Абаев говорит о необходимости разграничить «современное коммуникативное использование слова» (техническую семантику, малую семантику) и «идеосемантику» (большую семантику), последнее понятие сближается с восходящим к В. фон Гумбольдту понятием внутренней формы.
«От каждого слова-понятия к другим тянется сложная паутина симпатических и антагонистических связей, которая образует вокруг него своеобразную и трудно передаваемую на другой язык идеосемантическую оболочку. То, что поддается непосредственному и однозначному переводу на другой язык, относится обычно к "малой семантике". Передача на другой язык идеосемантики требует очень тонкого знания обоих языков, да и то удается лишь приближенно. Оно и понятно, если учесть, что идеосемантика определяется сложными внутриязыковыми связями и отношениями, передать которые средствами другого языка весьма трудно».
Однако понятие внутренней формы, согласно В.И. Абаеву, не может относиться, как это предполагал Гумбольдт, к языку в целом, речь может идти лишь о внутренней форме «элементов речи», т.е., в первую очередь, слов. Такое более узкое понимание внутренней формы вполне соответствовало привычной в отечественной науке традиции употреблении данного термина, восходящей к А.А. Потебне.
Указано, что «малая семантика» слов обычно хорошо поддается переводу на другие языки, в отличие от «большой семантики», из которой, в первую очередь, и складывается специфика конкретного языка. «Идеосемантика начинается там, где начинаются тонкости и нюансы». Еще более определенно, чем в ранних статьях, она связывается с национальными картинами мира.
Абаев пишет: «Из каждого слова, которое мы употребляем, глядят на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысячелетий. И если бы не привычность и обыденность повседневной речевой практики, какое-нибудь слово "корова" должно было бы в большей степени приводить нас в священный трепет своей подавляющей древностью, чем все египетские пирамиды. Воссоздать до конца историю хотя бы одного слова - это значит в какой-то степени приобщиться к раскрытию тайны всей человеческой речи и мышления».
В статье «О принципах этимологического словаря» (1952) http://abaev-a.ru/?id=2223 подчеркивается связь истории слов с историей мышления, особо отмечено, как «общие и отвлеченные понятия… постепенно формируются на базе конкретных, образных представлений». Пример этимологии В.И. Абаева.
«Осет. Wœrgon — лат. c Volcānus
Видное место в осетинской мифологии и нартовском эпосе занимает бог кузнечного дела Kurdalægon.
Форма Kurdalægon представляет упрощение более полной, тоже засвидетельствованной формы Kurd-Alæ-Wærgon, что значит "Кузнец-Аланcкий-Варгон". Имя Wærgon я сопоставил в свое время с латинским Volcānus . Латинисты встретили мою этимологию молчанием. Это молчание пока не нарушено. Но я могу спокойно выжидать. Недавно проф. Дюмезиль вновь обратил внимание на то, что имеющиеся опыты разъяснения латинского Volcānus совершенно неудовлетворительны . Этрусское Velχan само заимствовано из латинского, а критский Fελχανόξ типологически не имеет ничего общего с Вулканом и к тому же сам по происхождению еще более темен.
Если под этимологией понимать выяснение происхождения слова, то мы имеем пока только одну этимологию латинского Volcānus, именно ту, которую я предложил. С звуковой стороны соответствие Wœrgon // Volcānus настолько безупречно, что могло бы служить школьным примером математической точности звуковых законов. Семантическая сторона также не оставляет желать ничего лучшего.
Особый интерес заключен в том, что вскрывается тотемическая подпочва некоторых индоевропейских верований. Дело в том, что Wœrgon и Volcānus являются производными от индоевропейского *vlko- волк. Видимо, и у алан, и у римлян культ бога огня и кузнечного дела был преемственно связан с тотемическим культом волка. Такая интерпретация находится в полном согласии с реалиями. Известно, что эмблемой Рима служила волчица, кормящая близнецов Ромула и Рема. А в осетинском родоначальник нартов, отец близнецов Хсара и Хсартага, зовется Wœrxœg. что значит этимологически "волк".
Если в связи с гоголевским Вием мы говорили о скифо-украинской изоглоссе, то Wœrgon // Volcānus - хорошая скифо-латинская изоглосса».
В статье «Лингвистический модернизм как дегуманизация науки о языке» (1965) выступает против многих положений Ф.де Соссюра, в частности об изучении языка «в себе и для себя». Структурализм В.И. Абаев определяет через «дегуманизацию», «изгнание человека» и связывает его с литературным модернизмом. Автор резко отзывается об идеях Ф. де Соссюра, Л. Ельмслева, ПЛК, дескриптивистов.
В статье «Языкознание описательное и объяснительное. О классификации наук» (ВЯ, 1986) В.И. Абаев в области лексической семантики объяснительной дисциплиной считает только этимологию, в топологии языков - стадиальная типология, которой придерживался Н.Я. Марр. Особое значение придает ученый проблеме глоттогенеза, которая в науке того времени не признавалась строго научной проблемой.
В.И. Абаев высказывает идеи, близкие к фоносемантической этимологии, закону множественной номинации, стадиальности в развитии языка, а также отмечает «методологический застой» в этимологии и в качестве одного из способов его преодолеть указывает на звукосимволизм, настаивая на том, что этимологические словари следует пересмотреть с целью повышения их ценности путём наиболее полного выявления звукосимволических слов.
Литература : Алпатов В.М. Волошинов, Бахтин и лингвистика. М., Языки славянской культуры. 2005. Николаева Т.М. Несколько слов о лингвистической теории 30-х: фантазии и прозрения // Слово в тексте и словаре. К 70-летию академика Ю.Д. Апресяна. М., Языки русской культуры. 2000. ght"/>
ЦХИНВАЛ, 4 дек — Sputnik, Мария Котаева. "Мне больно, когда думаю об участи нашего родного языка. Его место, не только в служебных кабинетах и на собраниях, но и в быту, в кругу семьи, внушает опасения. Гибель языка есть гибель народа — это должен понимать каждый. Нет языка — нет народа. Бью тревогу и взываю: защитим, сохраним наш язык! Прежде всего — дома, в семье. В каждом доме на стене должен висеть плакат, написанный крупными буквами: "Здесь говорят по осетински!"… Это напутственные слова великого ученого, языковеда-ираниста Васо Абаева молодому поколению Осетии.
"Василий Иванович и Коста Хетагуров были посланы осетинскому народу Богом в момент, когда наступил полный духовный кризис…", — говорит доцент кафедры осетинского языка Зоя Битарты. В своем величии для науки, он был очень прост в преподавании и общении.
Битарты вспоминает, что их знакомство произошло в 1977 году в Институте языкознания в Москве, где последние годы работал известный ученый, когда ей поручили передать Василию Ивановичу фотографии с его 75-летнего юбилея.
"Я пришла к нему в институт и, дождавшись окончания лекции, зашла в аудиторию, поздоровалась с ним на осетинском. Он был увлечен чтением, но, услышав осетинскую речь, поднял очки и усадил меня рядом с собой. Расспросил, кто я и откуда приехала. Моя фамилия оказалась ему знакомой, так как в то время я печаталась в журнале "Фидиуаг", а Василий Иванович выписывал в Москву всю прессу обеих Осетий. Он угостил меня конфетами "Белочка". Впоследствии, когда я уже стала посещать его лекции и приходила к ним в гости домой, я узнала, что он без этих конфет не представлял своей жизни. А ту конфету, которой он меня угостил при нашем знакомстве, я храню в память о нем по сегодняшний день", — рассказывает Битарты.
Он в то время уже не занимался активной исследовательской работой, а был консультантом в институте и читал лекции только по пятницам. Зоя Александровна называет его методы преподавания уникальными, именно поэтому она, будучи аспиранткой, записывала на магнитофон его лекции.
Васо Абаев рассказывает о героях Авесты. Фрагмент лекции
"Лекции Василия Ивановича не были долгим и утомительным чтением из-за кафедры. Он приносил с собой на занятия небольшой текст, который мы должны были разобрать фонетически, лексически, морфологически, проанализировать структуру слова и семантику. И такой анализ одного предложения иногда занимал всю лекцию. При мне на его занятиях бывали аспиранты из Венгрии, Таджикистана, Киргизии, Афганистана, Северной Осетии и я — из Южной Осетии. В то время магнитофоны были в дефиците и стоили они немалых денег. Тогда я, не купив зимние сапоги своей дочери, приобрела магнитофон, чтобы записывать лекции Абаева. Эти записи хранятся у меня по сей день", — рассказывает Битарты.
Васо Абаев не просто озарил своими подробными исследованиями осетинский язык. За консультациями к известному ученому обращались историки и языковеды из Афганистана, Польши, Германии, Ирана.
"Однажды за консультациями о некоторых деталях персидского языка приехал языковед из Ирана. Мы, аспиранты, несколько были удивлены этому. Василий Иванович улыбнулся и сказал, что говорить на языке и знать о нем, это не одно и то же", — вспоминает Битарты.
Комната в московской квартире ученого напоминала собой что-то между библиотекой и национальным музеем. Здесь он жил со своей супругой Ксенией. Битарты часто приезжала в гости к Абаевым, они подолгу общались о науке, истории и языке. Она пекла осетинские пироги и чуреки, которые Василий Иванович просто обожал. Когда в один из таких визитов, Абаев дал свое согласие на предложение Битарты пожить в Южной Осетии, Зоя Александровна начала активно заниматься поиском подходящего для ученого жилья. К своей идее она подключила тогдашнюю интеллигенцию, представителей власти, и вскоре небольшой финский дом в Цхинвале, предназначенный тогда для художественного училища, был закреплен за Васо Абаевым.
"Помню, как я на трамвае через всю Москву везла обои, карнизы, шторы для ремонта дома Абаева и пересылала все это в Цхинвал. Тогда сложно было найти все это в Южной Осетии. А Людвиг Чибиров (позже первый президент РЮО) все это встречал и на своей машине перевозил в дом Абаева на ремонт", — с улыбкой вспоминает свой молодой энтузиазм Битарты.
В свой дом в Цхинвале, который впоследствии станет музеем его имени, Васо вместе с супругой впервые приехал в 1985 году.
"Поехали встречать их к поезду в Гори. Здесь в его доме уже был накрыт праздничный стол. Внутри он был очень аккуратно обставлен, была тропинка, которая вела к маленькому саду. Он был очень рад, ему все пришлось по душе, и впоследствии он приезжал еще где-то раз шесть ", — говорит Битарты.
В 1989 году, когда накал между грузинами и осетинами стал набирать обороты, Василий Иванович очень волновался. Он приезжал в Цхинвал, видел митинги на площади, стал интересоваться политикой, и очень боялся за молодежь, чтобы не случилось какого-то кровопролития.
В эти смутные дни с просьбой написать статью в поддержку осетинского народа к нему обратились Людвиг Чибиров, старший советник президиума Верховного совета СССР Ким Цаголов и член ЦК КПСС Ахсарбек Галазов. Василий Иванович, который всю жизнь посвятил изучению языка, был далек от политики, и в своей статье упомянул, что Южная Осетия была административной единицей Грузии. Тогда эти строки были неоднозначно восприняты в Южной Осетии, и раскаленная военными конфликтами молодежь была агрессивно настроена к ученому.
"Он очень тяжело переживал отношение югоосетинского ополчения к своей статье, и в очередной свой приезд в Москву, когда я привезла в больницы раненых ребят из Цхинвала, я застала его в очень хмуром настроении. Он назвал меня экстремисткой и сказал, что не намерен со мной разговаривать. Тогда меня понесло. Я ему сказала, что ему не нужно было писать эту статью по советам политических деятелей, что молодежь, знающая автора известных строк "из глубины веков доносится топот скифских коней", ждала от него другого. Он молча слушал меня, и уже не принял корреспондентов грузинского радио, которые собирались взять у него интервью", — рассказала Битарты.
Василий Иванович Абаев родился 15 декабря 1900 года в селении Коби, Тифлисской губернии, Российской империи. Выдающийся ученый, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973), дважды лауреат премии им. К. Хетагурова, заслуженный деятель науки Грузии и Северной Осетии, Лауреат Государственной премии СССР, он автор многих работ по общему и сравнительному языкознанию, иранистике и осетиноведению: "Нартский эпос" (1945), "Осетинский язык и фольклор" (1949).
Одна из основных работ Абаева — "Историко-этимологический словарь осетинского языка" (1958), в котором прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками. Васо Абаев прожил 101 год. С его именем связана целая эпоха в российской лингвистике и иранистике. Он умер в марте 2001 года и похоронен во Владикавказе в Пантеоне Осетинской Церкви рядом с могилой великого Коста Хетагурова.
15.12.2017
15 декабря 1900, с. Коб родился выдающийся учёный-филолог, языковед-иранист, краевед, этимолог и педагог, профессор. Доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества Академии Англии, член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки, заслуженный деятель науки, Лауреат Государственной премии СССР; почётный член ряда других иностранных академий и научных обществ Васо Абаев .
Мой жизненный путь нельзя назвать безоблачным. Тем не менее мне удалось кое-чего добиться в жизни во многом благодаря тому, что на моем пути всегда встречались хорошие люди, вдохновлявшие меня на труд. Один из них – Васо Абаев, с которым у меня сложились отношения, сравнимые с отношениями между отцом и дочерью. Поэтому в этой статье мне хочется сделать акцент на человеческих качествах великого ученого.
1963 год. Нас, студентов пединститута, пригласили в актовый зал научно-исследовательского института, где видные ученые, в их числе иностранные, обсуждали вопрос о создании толкового словаря осетинского языка. После нескольких выступлений к трибуне вышел Василий Иванович – стройный, с высоко поднятой головой и произнес поразительную речь, после которой никто уже не решился выступить. Принципы, изложенные им, легли в основу и структуру толкового словаря осетинского языка.
1970 год. В пос. Дзау состоялся банкет по случаю 70-летия Васо Абаева. Мы, молодые сотрудники НИИ, прислуживали за столом. Я не сводила глаз с Василия Ивановича. Он ни к чему не притронулся, только пил воду. С легкой улыбкой на устах, опираясь руками на трость, он слушал окружающих. Напоследок встал, поблагодарил всех за поздравления и заговорил о проблемах осетинской филологии, этнографии, об исследованиях нартских сказаний.
В те годы я работала над своей кандидатской диссертацией, и у меня возник вопрос по термину «сиахс». Я решила написать письмо Васо Абаеву, хотя мне казалось, что ученому такого ранга будет не до моих писем, и он его не прочитает. Каково было мое удивление, когда я вскоре получила от него ответ, где он не согласился с моей народной этимологией этого слова и указал нужный источник.
1977 год. Я отправилась в Москву в командировку. Алексей Маргиев, друг Васо Абаева, попросил меня передать ему фотографии с празднования юбилея ученого. Прибыв в столицу, я зашла в институт языкознания, зная, что в этот день он читает лекции аспирантам по древнеиранскому и древнеперсидскому языкам. Когда лекция закончилась, я вошла в аудиторию. Василий Иванович читал через лупу какую-то книгу, очень быстро переворачивая страницы, ничего не видя и не слыша вокруг. Я обомлела. Одна из аспиранток, таджичка по национальности, обратилась ко мне: «Заговорите с ним, не то он перейдет к чтению второй книги». Я удивленно взглянула на нее, она улыбнулась и сказала: «Не удивляйтесь, у него есть свой метод быстрого чтения». Я осмелела и поздоровалась с Василием Ивановичем на осетинском языке. Он на секунду прервал чтение и опять углубился в книгу. «Я из Чъреба, привезла Вам фотографии от Алек-сея Маргиева», – сказала я погромче, и хотела уйти. Он встал, улыбнулся и говорит: «Алексию спасибо, но ты кто такая?» Я представилась. «Та самая Зоя, чьи статьи печатаются в журнале «Фидиуæг», которая мне прислала письмо с вопросами?» Я покраснела, закивала головой. Он усадил меня, угостил конфетами «Белочка». Мы заговорили о моей диссертации, о цхинвальских знакомых, он спросил о цели моего приезда. Так состоялось наше знакомство.
1982 год. Мне представилась возможность пройти стажировку в Институте языкознания. По прибытии в Москву я обратилась к Василию Ивановичу с просьбой о посещении его лекций. Подумав, он ответил: «Ты защитила кандидатскую диссертацию, зачем тебе еще мои лекции?» Но я повторила свою просьбу, он согласился и добавил, что, несмотря на то, что я кандидат наук, он будет спрашивать с меня также, как с остальных аспирантов. Я с интересом посещала лекции, мне многое стало понятно о позиции гласного звука «й», над которым я работала до приезда в Москву и о его месте в древнеиранском языке. Более того, я записала его лекции на магнитофон. Вместе с аспирантами, живущими в общежитии, я готовилась к лекциям, чувствуя себя студенткой.
1982 год. Васо Абаев получил Государственную премию. По этому случаю в Москве был организован прием, на котором при-сутствовало более ста человек. Видные ученые произносили речи. У меня и в мыслях не было выступать, но академик Магомет Исаев попросил меня поздравить Василия Ивановича от имени югоосетинской интеллигенции. Я встала, сказала несколько предложений на русском языке, потом перешла на осетинский, отметив, в частности, что мы в Южной Осетии называем его «нæхи Васо». В ответ он сказал, что ему очень приятно это слышать.
Как-то раз мне понадобилась консультация Василия Ивановича по некоторым гласным звукам. Я пришла к нему домой и показала результаты своей работы. В течении десяти минут он ничего не произнес. Потом спросил, работала ли я над текстами Шифнера. Я ответила – нет. Он достал тексты Шифнера, стал их просматривать. Я с напряжением ждала ответа, но осмелилась сказать «Василий Иванович, если я не права, скажите мне об этом прямо». Нервничала и его супруга. Через некоторое время он произнес: «Надо же, как я прошел мимо». Я, как будто жалея, притронулась к его руке со словами: «Ничего, и такое бывает», и засмущалась от своих слов. Он понял, что я нарушила субординацию от избытка эмоции и засмеялся, приобнял меня и на-путствовал: «Зеленой вам дороги, Зоя».
Видя, какая у него чудесная библиотека, какие изумительные в его доме картины, скульптуры (юбилейные подарки), у меня возникла идея о создании в Южной Осетии такого уголка, где бы он мог останавливаться во время приездов сюда. Я предложила ему свою идею, он промолчал. Когда я вновь заговорила об этом, он с раздражением произнес: «Зоя, ты говоришь так, как-будто являешься секретарем обкома. Допустим, я согласился, но не получилось. Что тогда?» Я ответила: «Вы соглашайтесь, а остальное – моя забота». Я не сомневалась в положительном решении этого вопроса, потому что в то время секретарем обкома была Тамара Кабулова, которая поддерживала эту идею. Летом 1983 года я приехала в Цхинвал, поговорила с Л. Чибировым и Г.Котаевым. Вскоре вопрос был улажен. Для великого ученого был выделен деревянный дом по ул. Джапаридзе (сегодня ул. В. Абае-ва). В течение двух лет мы приводили его в порядок, высадили в саду деревья, виноград, во дворе – цветы, провели воду и, наконец, пригласили его.
Васо очень полюбил свой новый дом, называл его «домик на куриных ножках». Он оставался в нем по пять месяцев в году. Время, которое он проводил здесь, безусловно, способствовало тому, что дожил до 100 лет.
1987 год. В гостях В.Абаева находились Григорий Котаев, Харум Таказов, Шамиль Джигкаев.
Василий Иванович попросил меня включить магнитофон и продиктовал завещание Южной Осетии от 24 июня 1987 года. Начиналось оно словами: «Всю свою библиотеку хочу подарить Южной Осетии. Это будет скромный знак моей благодарности Южной Осетии, ее общественности за все, что она для меня сделала…» И далее он расписал, что библиотека будет размещена в его доме, что кто-то будет заведовать ею, следить за ее сохранностью, составит каталоги. Доступ к книгам, по его словам, будут иметь не только самые близкие, но и интересующиеся книгами.
Но началась война, потом скончалась супруга В.Абаева Ксения Григорьевна. Библиотеку из Москвы перевезли в ЦИГСИ Владикавказа, образовали «Фонд В.И.Абаева». Последний раз он приехал в Цхинвал в мае 1990 года и пробыл здесь до ноября. Его очень волновала судьба молодежи Южной Осетии. Василий Иванович нередко встречался с членами студенческого клуба «Аполлон». По окончании одной из встреч он спросил: «Зоя, я не наговорил ничего лишнего? Я порой бываю резок…» Мы с Ксенией Григорьевной переглянулись. Я подумала: чем человек культурнее, образованнее, шире его мировоззрение, тем он проще.
1992 год. Будучи депутатом парламента новорожденной республики, сопровождала на лечение 18 тяжелораненых. Позвонила Васо Абаеву, после чего отправилась к нему домой. Он встретил меня холодно. Перед этим «наши самые большие патриоты» его, как самого авторитетного осетина, уговорили написать, что Юж-ная Осетия в административном плане является частью Грузии и молодежь должна учитывать это и не проливать кровь. Я ему сказала: «Василий Иванович, я свои лекции начинала и кончала Вашим именем, теперь как только я его называю, студенты покидают лекции. Может, Вы смягчите ваши слова». Он рассердился, стукнул по столу кулаком и говорит: «Ты экстремистка, националистка». Я в ответ: «А кто меня такой сделал?». – «Ты хочешь сказать что я?». – «Именно так», – ответила я. Зачем тогда Вы писали: «Из глубины веков доносился топот скифских коней…» Потом задаю вопрос: «Вместе с грузинским ученым Георгием Церетели в 40-х годах 20 века Вы написали статью «Армазская билингва», где твердо отметили, что в ущелье Армаз похоронены останки скифских царей. Скажите, Вы с тех пор не переменили мнение?» Он ответил: «А почему я должен менять свое мнение, если оно верное?». Я продолжала: «Если скифы не проживали на этой территории, выходит, они купили это ущелье, чтобы похоронить своих правителей?» Он призадумался и говорит: «А куда потом подевались скифы?». – «Наука связывает теорию субстрата с Вашим именем. Согласно этой теории наши предки придерживались военной демократии и при этом вели кочевой образ жизни. Часть скифов, наверное, большая, направилась в сторону сегодняшнего Туркменистана и обосновалась там (это Ваша мысль). Другие же вместе с предками теперешних грузин дали основу для развития грузинского языка, их духовного развития, ведь будучи воинственным народом, осетины охраняли грузин». Василий Иванович улыбнулся и сказал: «Попрощаемся на этой ноте!»
Я всегда старалась сделать для него что-нибудь приятное. В течение года регулярно навещала его. Когда его супруга ушла в мир иной, за ним ухаживала русская женщина Маша. Она была очень вежливая, сдержанная, понимающая значимость Васо Абаева. Маша оставалась рядом с ним до последнего вздоха, в течение трех лет она ухаживала за ним как за родным отцом. Отправляясь в Петербург к дочери, я забирала с собой осетинский сыр, кукурузную муку. Обратно проезжала через Москву, навещала Васо Абаева. Мы с Машей пекли пироги, кукурузные лепешки, а Василий Иванович приговаривал: «Я как-будто почувствовал себя в родном Кобе».
2000 год. В очередной раз я направлялась из Петербурга в Москву и пришла к Василию Ивановичу, чтобы записать его на магнитофон. Беседовали о разном. Его беспокоила молодежь, он говорил, что с оружием в руках и вольной борьбой она вперед не продвинется. Необходимо с малых лет прививать ребенку вкус к родному слову, осетинским обычаям.
На 75-летнем юбилейном вечере Васо Абаев сказал: «Если бы меня спросили, какая наука важнее всего в наше время? Языкознание? – Я ответил бы – нет. Физика? – Нет, не физика. Сейчас для нас важнее всего – этика». (М.И. Исаев. «Василий Иванович Абаев»).
Зоя Битарти, кандидат филологических наук
Президент Южной Осетии Анатолий Бибилов убежден: республика может и должна изыскивать пути для достижения экономической самодостаточности. На протяжении многих лет ее бюджет на 98% формировался за счет финансовой помощи России. Сегодня Южная Осетия наращивает собственные доходы. За последние два года они выросли более чем на 43%, что позволило реализовать экономические и социальные программы. Прозрачное администрирование налогов Увеличения собственных доходов в Южной Осетии удалось добиться в основном за счет прозрачного администрирования...
27.03.2019
Председатель Правительства Республики Южная Осетия Эрик Пухаев принял участие в заседании Терминологической комиссии по осетинскому языку. Как сообщает Официальный сайт Правительства РЮО, в ходе заседания обсуждался вопрос создания рабочих групп по разным направлениям осетинского языка: журналистике, лингвистике, литературе, этнологии и другим. Всего сформировали около 20 групп, в которые вошли специалисты, представляющие различные сферы деятельности. Председатель Терминологической комиссии по осетинскому языку Эрик Пухаев отметил важность работы над новыми терминами в осетинском языке....
27.03.2019
Коррекционный класс для детей с особенностями развития, в частности, для детей с синдромом Дауна и аутизмом, функционирующий на базе благотворительного фонда «Подари крылья», уже месяц принимает маленьких гостей. По словам руководителя благотворительной организации Татьяны Цховребовой, на сегодняшний день в классе занимаются дети от двух до 16 лет. «Дети у нас уже занимаются месяц, сейчас их восемь человек. У каждого ребенка свой индивидуальный час, назначены определенные методики, а с течением времени...
27.03.2019
Военный альянс постсоветского пространства нуждается в расширении На днях в интервью газете «Красная звезда» заместитель секретаря Совета безопасности России Михаил Попов заявил: «Россия хочет превращения ОДКБ в универсальную международную организацию». Задача озвучена «Россия выступает за качественное развитие ОДКБ и превращение ее в универсальную международную организацию, чтобы противостоять региональным вызовам и угрозам военно-политичес-кого и военно-стратегического характера, включая международный терроризм и экстремизм, незаконный оборот наркотиков и психотропных веществ, нелегальную миграцию, угрозы в...
26.03.2019
Президент Анатолий Бибилов принял граждан, чьи дома пострадали во время военной агрессии Грузии против Южной Осетии. Глава республики рассказал о работе, которая проводится по восстановлению жилья. «В 2018 году было восстановлено и отремонтировано порядка 50 домовладений в столице и районах Южной Осетии. В этом году мы восстановим также 50 частных домов и еще 30 квартир. Я понимаю всю сложность вопроса, понимаю, насколько тяжело ждать, но если я сегодня скажу, что...
Сказания о нартах. Осетинский эпос. Издание переработанное и дополненное. Перевод с осетинского Ю. Либединского. С вводной статьёй В. И. Абаева. М, «Советская Россия», 1978. Оглавление и скан в формате djvu »»
Нартовский эпос осетин
Статья В. И. Абаева
III. Миф и история в сказаниях о нартах
Народный эпос как особая форма отражения и поэтического преобразования объективной действительности в сознании людей подлежит истолкованию. Подлежит истолкованию и эпос о нартах. Что скрывается за его образами, мотивами, сюжетами? В прошлом веке возник спор между двумя направлениями в изучении народно-эпических произведений, в частности русских былин: мифологическим и историческим. Отзвуки этого спора слышатся и по сей день. Спор идет о том, что по преимуществу отражено в народных эпических сказаниях, мифы, то есть образно-поэтическое осмысление и «объяснение» явлений природы и народной жизни, или реальные исторические факты, события, личности. В другом месте, на материале древнеиранской религии и мифологии, мы попытались показать, что не существует такой альтернативы: либо миф, либо история. То и другое, и миф и история, сосуществуют как в религиозных системах, так и в народном эпосе .
Сочетание мифологического и исторического в эпосе — это не нечто случайное или эвентуальное. Оно закономерно и неизбежно. Оно является следствием того факта, что создатели эпоса — народные певцы и сказители — располагают, с одной стороны, известным инвентарем традиционных мифологических, фольклорных образов, сюжетных схем, мотивов; с другой стороны, они — дети своего века и своей национальной и социальной среды с ее конкретным историческим опытом, с ее конкретными событиями, конфликтами, бытовыми и психологическими реалиями. Эта действительность властно вторгается в мифы, и именно поэтому всякий народный эпос — это не только собрание мифов и сказок, но и ценный исторический источник. Конечно, отделить миф от истории не всегда просто. Можно иной раз принять историческое за миф или мифическое за историю. И тут возможны и разногласия и споры. Но это будут уже не принципиальные споры между двумя разными «школами», а второстепенные расхождения в истолковании отдельных элементов памятника.
Нартовский эпос дает благодарный, материал для двухаспектного комплексно-экзегетического подхода. В нем многообразно и причудливо сочетаются и переплетаются мифы и история.
При разборе отдельных циклов мы отмечали, что первооснову каждого из них составляет та или иная мифологема: тотемический и близнечный мифы в цикле Ахсара и Ахсартага; миф о первой человеческой паре в цикле Урузмага и Шатаны; миф о солнечном и культурном герое в цикле Сослана; грозовой миф в цикле Батраза; весенний (солнечный) миф в цикле Ацамаза. Сравнение с мифологией других народов, в частности индоиранских, скандинавских, кельтских, италийских, позволяет выявить мифологический субстрат и в тех случаях, где он был завуалирован позднейшими переосмыслениями и наслоениями.
Хороший пример — кровосмесительный брак Урузмага и Шатаны. Можно было бы усмотреть здесь отголосок эндогамных обычаев, существовавших в прошлом у некоторых народов, в том числе иранских. Однако привлечение сравнительного мифологического материала убеждает, что такое решение было бы слишком поспешным. В древнейшем религиозном и мифологическом памятнике индоиранских народов, Ригведе, брат и сестра, Йама и Йами, становятся родоначальниками людей. Сами они родились от божества Гандарвы и «водной женщины» (аруа yosa). Вспомним, что Урузмаг и Шатана также родились от «водной женщины», дочери владыки вод, Донбетра. Во всех вариантах сказания об Урузмаге и Шатане повторяется один мотив: Шатана активно добивается брака, Урузмаг сопротивляется. И то же самое в эпизоде с Йамой и Йами.
Если мифологическая основа нартовской эпопеи не вызывает сомнений, то столь же, бесспорна ее историчность. Мы видим на каждом шагу, как сквозь традиционные мифологические схемы, модели и мотивы проступают черты истории, конкретной истории конкретного народа.
Историчность нашего эпоса состоит, во-первых, в том, что в нем — в большинстве сказаний — отражен определенный общественный уклад. Нартовское общество еще не знает государства. Для него характерны черты родового строя (фамильная организация) с заметными пережитками матриархата (образ Шатаны). Страсть к военным походам в поисках добычи говорит в той стадии родового строя, которую Энгельс называл военной демократией. Мы знаем, что этот уклад был как раз характерен для сарматских племен.
Из конкретных событий аланской истории в эпосе ярко и драматично отразилась борьба между язычеством и христианством. По духу и содержанию своему наш эпос — эпос дохристианский, языческий. Хотя в нем фигурируют Уастырджи (св. Георгий), Уацилла (св. Илья) и другие христианские персонажи, но христианского в них — только имена, образы их идут из языческого мира. Вместе с тем в эпосе, как мы пытались показать, получила отражение борьба христианства с язычеством. Сослан, Батраз — это герои языческого мира, погибающие в борьбе с новым богом и его слугами. Капитуляция Батраза перед св. Софией (Софиайы зæппадз) — это капитуляция языческой Алании перед византийским христианством. Историческая эта капитуляция происходила, как известно, между V и X веками. В X веке христианство, во всяком случае номинально, восторжествовало во всей Алании, и была создана аланская епархия. В эпизодах смерти Батраза и Сослана нартовский эпос выступает как эпос «уходящего язычества».
Явственный отзвук нашли в нартовских сказаниях алано-монгольские отношения.
Сохранили ли сказания память о каких-либо конкретных исторических личностях?
Имя Батраз — Батыр-ас — «богатырь асский» представляет монгольский вариант грузинского Ос-Бакатар — «богатырь осский (осетинский)». Так называет грузинская хроника осетинского предводителя (XIII-XIV вв. н. э.), который воевал во время монголов с Грузией, и в частности взял крепость Гори, что в некоторых нартовских сказаниях приписывается именно Батразу. Как можно думать по некоторым осетинским преданиям, его настоящее имя было Алгуз. Почему эпос сохранил имя этого героя в монгольском оформлении? Вероятно, потому же, почему сербы своего национального героя Черного Георгия называли по-турецки: Карагеоргий; а испанцы героя борьбы с маврами Де Бивара — по-арабски: Сид.
Если от нартовских героев перейти к их врагам, то и тут распознаются некоторые реальные фигуры. О Сайнаг-алдаре, под которым скрывается монгольский Саин-хан, то есть Батый, мы уже говорили.
В цикле Батраза фигурирует некое чудовище Хъандзаргас, который держит в плену многих нартов, в том числе прадеда Батраза, Уархага. Весьма вероятно, что Хъандзаргас — это искаженное Хъан-Ченгес, то есть Чингисхан .
В названии враждебного нартам народа Агур распознается тюркский этнический термин Огур .
Говоря об историчности нартовского эпоса, нельзя обойти молчанием еще одну их особенность: реализм; реализм в изображении социальной и бытовой обстановки, в обрисовке характеров . Кажется странным говорить о реализме там, где мы не выходим из царства вымысла, фантастики. А между тем это так: нартовский эпос глубоко реалистичен. Трудно убедить простого горца в том, что нартов не существовало в действительности. Он готов согласиться, что многие подвиги и приключения нартовских героев — вымышлены. Но чтобы самих этих людей, — таких живых, таких рельефных, как бы высеченных из цельных глыб, можно было бы выдумать «из головы», — этого он никак не может допустить.
Живописными красками рисуют сказания картину быта и нравов нартовского общества.
Происходя в тотемическом плане от волка, в космическом плане — от солнца, нарты остаются верны своей двоякой природе: как дети волка они больше всего любят охоту, войны, набеги и походы за добычей, как дети солнца они любят буйную радость жизни, — пиры, песни, игры и пляски.
Пытаясь на основании сказаний определить, в каких занятиях по преимуществу проводили время нарты, мы приходим к выводу, что таких занятий было два: с одной стороны, охота и экспедиции за добычей, с другой — шумные и обильные пирушки с десятками зарезанных животных и с огромными котлами, полными ронга и пива, пирушки, обязательно сопровождаемые бурными плясками. Пляски упоминаются особенно часто и притом не как случайный, а как существеннейший элемент нартовского быта, как серьезное и важное занятие, которому нарты отдавались от всей души . Весьма возможно, что танец имел ритуальное значение. Иначе непонятно, как могли, например, нарты плясать, когда войско агуров окружило их и готово было уже ворваться в селение.
Что касается нартовских «балцов» и «хатанов», то относительно их характера заблуждаться не приходится: это были хищнические, «волчьи» походы, главная цель которых заключалась в том, чтобы угнать чужой скот, в особенности лошадей.
Виднейших нартов мы видим нередко озабоченными тем, не осталась ли где-нибудь не опустошенная ими область. Самый факт, что такая область где-либо сохранилась, был достаточным мотивом, чтобы отправиться туда в поход.
Этот своеобразный быт и психология, отраженные в древнейших слоях нартовского эпоса, не заключают в себе ничего случайного. Это — быт и психология той эпохи и того уклада жизни, в которых родился наш эпос. Нужно перенестись в это общество с его военно-дружинной организацией, с его вечно беспокойным и бурным образом жизни, с его постоянными межплеменными и межродовыми войнами и столкновениями, с его культом удальства и хищнических «подвигов», чтобы отнестись к нему с требуемой объективностью и определить его место в истории развития ранних общественных форм. Разумеется, ни гомеровское общество, ни общество Нибелунгов, ни русское былинное общество, где повсюду уже выступает государство как оформившийся институт, не могут быть поставлены в один исторический ряд с нартовским обществом. Из европейских эпосов только древнейшие ирландские саги дают нам картину, типологически близкую к обществу нартов.
Врагами нартов и объектами их удальства выступают, с одной стороны, великаны, «уайуги», с другой — алдары, малики, то есть князья, владетели, феодалы. Если первые идут из сказочного фольклора и символизируют, по-видимому, грубые и непокоренные силы природы, с которыми приходится бороться человеку культуротворцу, то борьба с алдарами хранит смутный отзвук каких-то реальных исторических событий. Противопоставление нартов алдарам, — это противопоставление военно-родовой демократии уже оформившимся феодальным порядкам у соседей.
Опустошая владения алдаров и угоняя их скот, нарты выступают, говоря современным языком, как экспроприаторы эксплуататоров.
Следы сословного деления, которые можно, по некоторым вариантам, усмотреть в самом нартовском обществе, надо отнести за счет позднейших наслоений, так как они плохо гармонируют со всем укладом жизни по древнейшим сказаниям. В некоторых случаях имеют место и очевидные недоразумения. Так два-три упоминания о рабах совершенно неосновательно выдвигаются как доказательство классового деления у нартов. Рабства, как социального института, мы в сказаниях не видим, а существование отдельных рабов из захваченных во время набегов пленных вполне совместимо с родовым строем . Имеется множество исторических свидетельств, что в чисто родовых обществах Осетии, Ингушетии и Чечни пленников нередко обращали в рабство, если не представлялось возможным выгодно их продать .
Если брать не отдельные, выхваченные там и сям упоминания, а общее впечатление, которое производит нартовский мир в наиболее архаичной части эпоса, то перед нами, несомненно, родовое общество, да еще с яркими пережитками матриархата. Народ в целом образует боевую дружину, внутри которой если и есть какая-либо иерархия, то это иерархия старшинства и военного опыта.
Из чисто военной, дружинной организации нартовского общества вытекает еще одна особенность нартовского быта: презрение к дряхлым старикам, неспособным уже участвовать в походах «балцах».
Презрение к старикам вытекало из убеждения, что нормальная смерть мужчины — это смерть в бою.
Материальная культура нартовских воителей вполне отвечает той эпохе, о которой сигнализирует их общественный и хозяйственный быт. Перед нами — железный век в его начальный, романтический период. Кузнечное дело окружено сияющим ореолом, так же как в гомеровской Греции, в скандинавской мифологии, в Калевале. Как все, что казалось прекрасным и священным, оно перенесено с земли на небо. Небесный кузнец Курдалагон, родной брат Гефест и и Вулкана, является одной из центральных фигур эпоса. Он не только кует героям оружие, он закаляет самих героев. Его отношения со смертными — и тут сказалась большая архаичность нашего эпоса — несравненно интимнее, проще и патриархальнее, чем у богов-кузнецов на Западе. Он частый участник нартовских пиршеств. Виднейшие нарты подолгу гостят у него: Батраз, Айсана, сын Урузмага и др.
Железо и сталь встречаются в сказаниях на каждом шагу. Железными оказываются не только оружие и орудия. Мы встречаем железнокрылых волков и ястребов с железными клювами. Железные ворота обычны, но есть даже целый замок из железа, построенный Сосланом для дочери Солнца. Наконец, стальными оказываются даже некоторые герои: Батрадз во всех вариантах, а некоторых также Хамыц и Сослан.
Наряду с железом весьма популярно золото. Оно фигурирует и как украшающий эпитет (золотые волосы, золотое солнце), и как материальный (золотое яблоко, золотые чаши, золотой «кумбул», то есть шишак).
Медь шла на котлы, а также служила, по уверению некоторых сказаний, материалом для починки разбитых в бою черепов в небесной кузнице. Серебро не популярно в эпосе.
Неоднократно упоминаются слоновая кость, перламутр, стекло.
Вооружение нартов составляют: меч (кард), цирхъ (разновидность меча или, может быть, секира), копьё (арц), лук (æрдын, сагъадахъ), стрелы (фат) , щит (уарт), кольчуга (згъæр), шлем (така). Упоминание в некоторых вариантах ружей и пушек лежит целиком на совести позднейших сказителей-модернизаторов. Оружие мыслится нередко, как одушевленное. От жажды боя оно испускает синее пламя. Знаменитый «Цереков панцырь» при крике «бой» сам выскакивает к герою.
Все материальные реалии, не связанные с боевыми подвигами, охотой и пиршествами, даны в эпосе очень смутно и бегло. Часто нарты выступают как пастухи, реже как земледельцы. Но в описании этих сторон хозяйственной жизни нартов нет той яркости и конкретности, как в вышеуказанных. Разводят нарты и мелкий и крупный рогатый скот, но особенно дорожат конскими табунами.
О земледелии у нартов еще меньше материала. В одном сказании юному Сослану, присутствующему на пиру богов, небожители дают дары: железный плуг, воду для вращения мельниц, ветер для веяния зерна. Здесь перед нами, очевидно, опыт мифологической интерпретации начатков земледелия.
Хлеб в сказаниях почти не упоминается. Фигурируют только традиционные три культовые медовые лепешки, которые Шатана приносит в жертву богам на священном холме Уаскупп, когда обращается к ним с молитвой. Но так как нарты — большие любители пива, то они, надо полагать, должны были (хотя бы с этой целью) доставать ячмень. Другой любимый напиток нартов — «ронг» изготовлялся из меда. Это, конечно, не означает, что нарты (аланы) занимались пчеловодством. Они могли получать мед путем обмена у соседних (славянских?) племен.
Много бытовых черт рассыпано в описании и истолковании судьбы людей в загробном мире (сказание «Сослан в царстве мертвых»), но относить их все к нартовской эпохе весьма рискованно, так как в эту картину откладывался, по-видимому, и последующий опыт, народа.
Если о трудовой деятельности нартов сказания дают очень мало материала, тем ярче, красочнее и богаче изображены в них досуги «детей солнца». Судя по сказаниям, эти досуги сплошь заполнены пиршествами, плясками и играми. По выражению одного сказания, «бог создал нартов для веселой и беззаботной жизни». Презрение к смерти как-то очень естественно и просто сочеталось у них с любовью к жизни и ее радостями. После тягот и опасностей войны, далеких набегов и охоты они всей душой отдавались разгульному веселью. Захватив богатую добычу, нарты ничего не откладывали на черный день. Весь добытый скот немедленно шел на всенародное угощение. Устраивать щедрые и обильные пирушки для всего народа было, по всей видимости, делом чести для виднейших нартов, которое они делали при всякой возможности. Неумение и нежелание делать запасы и откладывать на черный день приводило к тому, что нарты легко переходили от одной крайности к другой: за неумеренными всеобщими пирушками следовал нередко столь же всеобщий голод, доводивший «сынов солнца» до полного истощения. Сказаниям, описывающим нартовские пиры и веселье, противостоят другие сказания (таких не меньше), с описанием всеобщего голода и истощения. Нет, однако, никаких указаний, чтобы в период такой депрессии нарты падали духом или изменяли своим привычкам. При первой возможности, после первого же удачного «балца», эти неукротимые люди вновь предавались своему необузданному веселью.
О размахе предстоящего пиршества можно было судить уже по пригласительной формуле «крикуна» («фидиога»). Ни одна душа не могла уклониться от участия на пиру. «Способные ходить — приходите сами, — кричал фидиог, — кто ходить не может, того несите». Кормящим матерям рекомендовалось захватить с собой младенцев вместе с колыбелями. Столы тянулись на расстояние полета стрелы. Изобилие яств было истинно «фламандское». Под тяжестью мяса ломились столы. В громадных котлах ронг и пиво лились через край. Талантливый осетинский художник Махарбег Туганов в своей замечательной картине «Пир нартов» с тонким знанием реалий и блестящей интуицией передал, как должны были пировать нарты, эти фламандцы железного века.
Кульминации своей достигало пиршество, когда начинался знаменитый нартовский пляс — «симд». Этот старинный своеобразный и стильный массовый танец даже сейчас, при хорошем исполнении, производит впечатление внушительное. Помноженный на нечеловеческую мощь и темперамент нартовских титанов, он, по уверению сказаний, сотрясал землю и горы и являл из ряда вон выходящее зрелище. Даже боги с небес взирали на богатырский пляс с изумлением, к которому примешивалась изрядная доля страха.
Кроме хороводного симда, в сказаниях описываются сольные танцы, требовавшие от исполнителя виртуозного искусства и ловкости. Надо было проплясать по краям финга , не задев ничего из стоявших на нем яств и сосудов и не сронив с финга ни одной крошки. Надо было далее сплясать на краях большой чаши, наполненной пивом, без того чтобы чаша хоть чуть пошатнулась. Надо было, наконец, проплясать, имея на голове кубок, полный до краев ронга, и не пролить ни одной капли. Безупречное исполнение таких номеров было под силу только лучшим танцорам, состязание между которыми составляло одно из любимых зрелищ нартов. Состязание между двумя знаменитейшими танцорами, Сосланом и сыном Хиза, служит завязкой известного сказания о сокрушении крепости Хиз и женитьбе Сослана.
Наряду с пляской очень любили нарты то, что мы назвали бы теперь спортивными играми. Характер этих игр-состязаний был, разумеется, боевой, а размах — чисто нартовский. Стрельба из лука и испытание мечей были наиболее обычными из этих игр. Резвость коней испытывалась на славных нартовских скачках, в которых иногда принимал участие сам небожитель Уастырджи. Упоминается также игра в альчики.
Вообще одной из характернейших черт нартовских героев был настойчивый и беспокойный дух соревнования. Быть лучшим всегда и во всем — такова была idée fixe виднейших нартов. Несколько нартовских сюжетов имеют своей завязкой один и тот же постоянно волновавший всех вопрос: «Кто лучший среди нартов?» С этого вопроса начинается, по ряду вариантов, рассказ об Урузмаге и циклопе. Этот же вопрос стоит в центре внимания, когда красавица Акола (или Агунда, или Уадзафтауа и др.), выбирая себе жениха, последовательно отводит одного за другим всех претендентов, находя в каждом какой-нибудь недостаток, пока не останавливает свой выбор на Ацамазе (по одним вариантам), или Батразе (по другим). Вокруг этого же вопроса разгораются страсти во время спора нартов за чашу Уацамонга . Наконец, решению этого же вопроса посвящен известный рассказ о том, как старики нарты вынесли три нартовских сокровища, чтобы присудить их достойному.
В последнем рассказе пальма первенства достается Батразу. И очень интересно для суждения о народном идеале человеческого совершенства, какие именно качества обеспечили Батразу первое место среди нартов. Этих качеств было три: доблесть в бою, воздержанность в пище и уважение к женщине.
Другие сказания и варианты прибавляют еще ряд черт, дающих в совокупности представление об идеале нарта. Через весь эпос проходит прославление щедрости, гостеприимства и хлебосольства. Всякий удачный «балц» нартов неизбежно влечет за собой пиршество для всего нартовского народа. Ореол, которым окружена супружеская пара Урузмаг — Шатана, в значительной, огромной степени объясняется их неограниченным хлебосольством. До сих пор в устах осетина имена Урузмага и Шатаны являются синонимом высшего гостеприимства и хлебосольства. Нет большего комплимента, чем назвать хозяина дома Урузмагом, а хозяйку — Шатаной.
Высоко развито у нартов чувство родовой солидарности и чувство товарищества. Эти черты теснейшим образом связаны с военно-дружинной организацией нартовского общества и из нее вытекают. В условиях, когда род означает дружину, естественное чувство кровной близости между членами рода возрастает во много раз благодаря совместному участию в военных и охотничьих предприятиях с их опасностями. Ряд сказаний имеют сюжетом спасение одних нартов другими в минуту смертельной опасности.
Жажда подвигов и презрение к смерти — неотделимые качества истинного нарта. Когда бог предложил нартам на выбор вечную жизнь или вечную славу, они без колебания предпочли скорую гибель со славой вечному, но бесславному прозябанию.
Воссоздавая в эпосе о нартах некую идеальную эпоху своей собственной прошлой жизни, народ считал одной из особенных черт этой эпохи величайшую интимность, простоту и близость отношений между миром людей и мифом богов. Действительно, эти отношения отличаются в эпосе исключительной патриархальностью и непосредственностью.
Сказания не просто описывают случаи общения богов с людьми, а подчеркивают, что это общение было в порядке вещей, что оно было обыденным делом. «Нарты были сотрапезниками богов», — говорится в ряде сказаний. Один из вариантов сказания о гибели нартов начинается так: «Когда нарты были еще в полной силе, когда для них был открыт путь в небеса»… Открытый путь в небеса — вот мечта о золотом веке, воплощенная народом в нартовском эпосе. Нартовские боги — это то же люди, с той же психологией, с теми же слабостями. Они легко и часто обращаются с нартами, а виднейшие нарты подолгу гостят на небе.
Если, с одной стороны, нарты дружат с богами, то, с другой, они являются также большими друзьями природы, зверей, птиц, растений. Мир богов, мир людей и мир природы — три мира во времена нартов дышат еще одной жизнью и понимают язык друг друга. Мы помним, какое чудное действие оказывала на всю природу игра Ацамаза: звери пускались в пляс, птицы пели, травы и цветы являлись во всей пышной красе, глетчеры чаяли, реки выходили из берегов. Преследуя колесо Балсага, Сослан ведет разговор со всеми деревьями и благословляет березу и хмель за оказанную услугу. К умирающему Сослану сбегаются звери и слетаются птицы, и он дружески беседует с ними, предлагает им отведать его мяса. С трогательным благородством даже такие хищники, как ворон и волк, отказываются от предложения Сослана. Любимица нартов — ласточка служит постоянным посредником между ними и небожителями. Она же, по некоторым вариантам, летит к Сослану вестницей опасности, угрожающей его матери, а также приносит нартам весть о смерти Сослана. Много и других черточек, рисующих интимную близость и взаимопонимание между нартами и природой, рассыпано в нартовских сказаниях.
Вообще, когда мы в нашем многовековом эпосе отводим в сторону позднейшие наслоения и влияния, то восстанавливаемое в древнейшей части эпоса нартовское общество по своему быту, мировоззрению, идеалам производит впечатление цельное, и, в своей цельности, покоряющее.
Как живой встает перед нами нартовский мир, мир суровых воителей и беспечных плясунов, «детей Волка» и «детей Солнца», могучих, как титаны, и наивных, как дети, жестоких с врагом и бесконечно щедрых и расточительных дома, друзей богов и друзей природы. Как ни своеобразен и далек от нас этот мир, вступая в него, мы не можем противостоять впечатлению реальности, жизненности, которые сумел придать народный вымысел этому сказочному, фантастическому миру.
Нарты, это — образ чудесного легендарного мира, воссозданный с такой могучей простотой и пластической силой, что он становится нам близок и понятен, и мы отдаем невольную дань поэтическому гению создавшего его народа.
Вачар — «торговля».
Любопытно, что суждения о феодальной структуре нартовского общества основываются главным образом на записях братьев Шанаевых. Между тем относительно этих записей можно с несомненностью утверждать, что они неоднократно подвергались кабардинскому влиянию. Это влияние сказалось не только на содержании, но и на форме сказаний. Мы находим там совершенно не свойственные осетинским вариантам длинноты, чуждые осетинскому эпическому стилю эпитеты, как «снежнобородый», «железноглавый» и т. п.
Относительно нартовских стрел узнаем, что они имели трехгранные железные наконечники, æфсæн æрттигътæ (æрттигъ из æртæтигъ «трехгранный»), такой же формы были наконечники стрел у скифов. Типичное оружие находимое в позднескифских погребениях, — это длинные прямые железные мечи и железные трехгранные наконечники стрел.