Это направление в науке о литературе является одним из наиболее традиционных. Уже в античности литература рассматривалась как важное общественное явление. В этой связи достаточно сослаться на Платона, так много и так противоречиво писавшего о месте художественного творчества в государстве. В новое и новейшее время социологические подходы к литературе основывались на различных социологических и экономических теориях. В этом отношении особенно сильное влияние на литературоведческую мысль XX века оказал марксизм.
Марксистская критика зародилась еще во второй половине XIX века (Г. Плеханов, Ф. Меринг, П. Лафарг и др.). В Советском Союзе марксистское литературоведение было официальной наукой о литературе. И этот официальный статус во многом способствовал его дискредитации. В странах Западной Европы марксистская критика существовала наряду с другими подходами и, несмотря на характерный для многих литературоведов вульгарный социологизм (слишком плотная "привязка" литературы к экономике), добилась определенных исследовательских успехов. Во всяком случае, один из крупнейших историков литературоведческой мысли Запада, Р. Уэллек, говорит о некоторых марксистских критиках с уважением и признает их заслуги.
У марксистской, как и у психоаналитической критики, при всей склонности к догматизму была своя исследовательская "тема", освоить которую не могли ни новые критики, ни структуралисты.
В настоящее время марксистская критика аттестуется обычно как старомодная. Самостоятельное значение ее невелико, но в различных сочетаниях (с фрейдизмом, идеологией "новых левых", структурализмом) она продолжает оставаться достаточно востребованной в западной науке о литературе.
Сильной стороной марксистского литературоведения было стремление подходить ко всем литературным явлениям исторически и диалектически. Слабым же местом является преувеличенное внимание к экономическим факторам как порождающим литературу, так и отраженным в ней. Следствием этого выпячивания экономического фактора является вульгарный социологизм.
Основное распространение вульгарный социологизм имел в СССР в 1920–1930-х годах. Его наиболее видные представители (В. Фриче, В. Келтуяла, В. Переверзев) в любом произведении находили прежде всего выражение классовой "психоидеологии", практически игнорируя его философское и эстетическое содержание. Отголоски вульгарного социологизма сказывались в советском литературоведении еще многие годы.
Большое распространение получила в XX веке так называемая социокультурная критика. Ее наиболее ярким представителем был крупнейший английский литературовед Ф. Р. Ливне (1895–1978). Особенности той или другой литературной эпохи, по мнению Ф. Р. Ливиса, определяются социокультурным фоном эпохи, господствующими идеями и мировоззрением. Не сбрасываются также со счетов экономические факторы и уровень развития цивилизации. Правда, Ливис резко противопоставляет, говоря о XX веке, цивилизацию и культуру. Машинная, механистическая цивилизация XX века, олицетворением которой является для английского литературоведа Америка, враждебна культуре, литературе, духовности. Носителями истинной духовности является "культурное меньшинство". Вместе с тем, ученый Ливис не склонен идеализировать творческую личность, противопоставляя ее, по примеру романтиков и эстетов, "толпе". Поэт относится к избранному меньшинству, к культурной элите, но он скорее, по мнению Ливиса, духовный лидер общества, нежели его антагонист. В методологии Ф. Р. Ливиса отдаленно проступают некоторые черты культурно-исторической и духовно-исторической литературоведческих школ XIX века. Другие, склонные к социологическим подходам ученые, комбинируют более современные теории. Показательны в этом отношении работы бельгийского исследователя Л. Гольдмана, который стремится к соединению структуралистской и социологической (в частности, марксистской) методологий. В книгах "Марксизм и социальные науки", "О социологии романа", "Умственные структуры и культурное творчество" и др. Л. Гольдман, подобно другому "социальному" структуралисту-антропологу К. Леви-Строссу, придает первостепенное значение "ментальным структурам", детерминируя ими все поведение и все проявления (включая и литературные) человека. Эти структуры формируются, утверждает Л. Гольдман, социальной группой, к которой принадлежит индивид, и могут проявляться без участия сознания. Они сильнее сознательных (например, политических) убеждений. Ментальные структуры определяют как характер произведений, так и особенности его восприятия читателем.
Социологическое литературоведение в его различных вариациях является не только одним из самых традиционных, но и одним из самых стабильных. Какие бы модные и изощренные методы исследования ни возникали, они не в состоянии вытеснить социологическую методологию, исходящую из простой и верной посылки, что литература – отражение жизни общества.
Рассмотренные направления являются лишь важнейшими в литературоведении XX века. Различных школ, течений, методологий значительно больше. В последние годы западные идеи все активнее проникают в русское литературоведение, хотя и в годы, когда марксистская критика доминировала и была официальной, активно развивались структуралистские, семиотические (В. Пропп, Ю. Лотман, Б. Успенский, Вяч. Иванов, В. Топоров и др.) и некоторые другие "немарксистские" методы. Традиции знаменитых русских литературоведов XIX века были продолжены в XX столетии В. Жирмунским, М. Бахтиным, А. Лосевым, М. Стеблиным-Каменским и др. Некоторые западные школы испытали влияние русской литературоведческой мысли. "Новая критика", например, во многом повторяла идеи и подходы, выдвинутые так называемой "русской формальной школой". Заметно влияние на западное литературоведение работ В. Проппа, Ю. Лотмана, М. Бахтина.
Расстановка ударений: ВУЛЬГА`РНЫЙ СОЦИОЛОГИ`ЗМ
ВУЛЬГАРНЫЙ СОЦИОЛОГИЗМ - система взглядов, вытекающая из одностороннего истолкования марксистского положения о классовой обусловленности идеологии и приводящая к упрощению и схематизации историко-литературного процесса. Основные черты В. с: установление прямой, непосредственной зависимости литературного творчества от экономических отношений, от классовой принадлежности писателя; стремление объяснить даже особенности строения фразы, метафоры, ритм и т. п. экономическими факторами; ограничение понятия исторической действительности материальными условиями жизни того или другого класса без учета многогранной общенародной, политической, идейной, психологической жизни эпохи; понимание художественного творчества не как субъективного отражения объективного мира, но как пассивной фиксации действительности; стремление прямолинейно раскрыть в литературных образах общие политико-экономические категории, черты абстрактной "классовой психоидеологии"; отождествление содержания и целей художественной лит-ры с содержанием и целями общественных наук, превращение лит-ры в "образную иллюстрацию" к социологии. В. с. в лиг-ведений, связанный с проявлениями подобных взглядов и в др. областях общественных наук (философские работы В. М. Шулятикова, исторические работы Н. А. Рожкова и нек-рых др.), возник в период становления марксистской науки о лит-ре и был связан с борьбой против буржуазных социологических идей. В противовес культурно-исторической школе, психологическому направлению, различным идеалистическим течениям конца 19 - нач. 20 в. В. А. Келтуяла, позднее, в 10-е гг. 20 в., В. Ф. Переверзев, В. М. Фриче разрабатывали проблемы идеологической роли лит-ры, классовой ее природы, устанавливали связь лит-ры с классовой борьбой, роль мировоззрения в творчестве и т. п. В этом отношении работа их имела в известной мере положительное значение, и в свое время их борьба с откровенно антимарксистскими литературоведческими школами намечала подход к марксистскому пониманию социальной природы иск-ва. Однако, продолжая традиции Г. В. Плеханова - защиту им материалистического тезиса о зависимости сознания от общественного бытия и его борьбу с идеалистической эстетикой, с буржуазным декадентским искусствознанием, эти литературоведы приходили к вульгарно-социологическим положениям (В. А. Келтуяла, Курс истории русской лит-ры, ч. 1, кн. 1 - 2, 1906 - 11; В. Ф. Переверзев, Творчество Гоголя, 1914, и др.). Вместе с тем отдельные неточные высказывания Г. В. Плеханова, Ф. Меринга в работах сторонников В. с. углублялись и возводились в общеметодологические принципы. Наибольшее распространение В. с. получил на первом этапе развития советского лит-ведения, в 20-е гг. - в работах В. М. Фриче ("Социология иск-ва", 1926), В. А. Келтуялы ("Историко-материалистическое изучение литературного произведения", 1926), Переверзева и его последователей (см. "Лит-ведение", 1928), а также у теоретиков Пролеткульта (В. Ф. Плетнев, Ф.И. Калинин), у критиков журналов "На посту" (Г. Лелевич, С. Родов), "На литературном посту" (Л. Авербах, И. Гроссман-Рощин), "Леф" (Б. Арватов, Н. Чужак) и др. К середине 30-х гг. в результате дискуссий и критики в печати (преимущественно работ Переверзева и его сторонников), осваивая насыщенную диалектикой ленинскую теорию отражения, советское лит-ведение преодолело В. с. как определенную систему воззрений и показало, что В. с. как бы рассекает общественную жизнь, где все друг с другом связано, на механически отгороженные друг от друга классовые "психоидеологии". В. с. свойствен своеобразный агностицизм - утверждение, будто художник определенного класса не в состоянии понять духовную жизнь людей другого класса. Помимо этого, В. с. обедняет содержание художественного произведения, лишая его многосторонних связей с окружающей действительностью. Сторонники В. с. даже не пытаются решать вопроса о том, почему выдающиеся литературные памятники сохраняют огромную силу воздействия на людей, живущих в разных исторических условиях. Так, Данте, Пушкин, Гёте, Л. Толстой превращались В. с. в "идеологов", неспособных подняться над своим классовым бытием,возвыситься до осознания общенациональных интересов и объективных исторических закономерностей. В. с. подменял философскую и эстетическую оценку позитивистским описанием "классового эквивалента". В результате исчезали эстетическая содержательность и познавательная функция лит-ры, а на первое место выдвигался сухой, безжизненный символ "классового бытия". К середине 30-х гг., по мере дальнейшего становления марксистской эстетики и лит-ведения, В. сбыл в основном преодолен как цельная система взглядов. Отдельные тенденции вульгарно-социологического характера продолжали сказываться и позднее, хотя проявление В. с. в современных исследованиях лишено былой концептуальной стройности, эклектично.
Лит.: Литературные дискуссии. Библиографический вып., № 1, M., 1931; Шиллер Ф. П., Социологические течения в немецком лит-ведении, в его кн.: Лит-ведение в Германии, М., 1934; Верцман И., Марксистско-ленинская теория иск-ва и ее социологическое извращение, "Вестник Коммунистической академии", 1934, № 3; Розенталь М., Против вульгарной социологии и литературной теории, М., 1936; Лифшиц М., Ленин и вопросы лит-ры (О книге А. В. Луначарского), в его кн.: Вопросы иск-ва и философии, М., 1935; Фадеев А., Лит-ра и жизнь, в его кн.: За тридцать лет, 2 изд., М., 1959.
А. Лебедев.
Источники:
- Словарь литературоведческих терминов. Ред. С 48 сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М., "Просвещение", 1974. 509 с.
Вульга рный социологи зм, вульгарная социология, догматическое упрощение марксистского метода главным образом в области истории, художественной критики, теории искусства, литературы и других форм общественного сознания; более широко - абстрактное понимание марксизма, ведущее к утрате его подлинного богатства и к ложным политическим выводам, «карикатура на марксизм» (см. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 30, с. 77).
Термин «В. с.» употребляется в советской печати с 30-х гг., но само это явление известно гораздо раньше. Ещё при жизни К. Маркса и Ф. Энгельса к рабочему движению примкнуло много полуобразованных представителей буржуазной интеллигенции, превративших марксизм в грубую схему, ведущую к оппортунизму или анархическому бунтарству. Одним из типичных представителей В. с. в России был В. Шулятиков. «Шулятиковщина» - термин, созданный Плехановым для характеристики В. с. в области истории философии (1909).
После Октябрьской революции быстрое распространение марксизма вширь и приспособление к нему части старой интеллигенции сделали В. с. явлением заметным и представляющим серьёзную опасность.
В идейном отношении В. с. явился общей питательной средой для разных «левацких» движений, отвергающих наследие старой культуры - от проповеди уничтожения музеев до теории растворения искусства в производстве и самой жизни. Так, считалось почти доказанным, что наиболее «созвучны» пролетариату «организованные» направления в живописи, вышедшие из кубизма. Станковую живопись отрицали во имя монументальной. Литературные жанры, унаследованные от старого общества, также были поставлены под сомнение - существовали теории отмирания трагедии и комедии. Более умеренное течение В. с. рассматривало старую культуру как громадное кладбище формальных приёмов, которыми победивший пролетариат может пользоваться для своих утилитарных целей, соблюдая при этом известную осторожность.
В области русской истории В. с. часто сводился к выворачиванию наизнанку официальных схем прежней историографии. С вульгарно-социологической точки зрения Лжедмитрий и Мазепа были представителями революционных сил своего времени, а прогрессивное значение реформ Петра ставилось под сомнение. Вообще всё, связанное с национальной традицией и старой государственностью, было заранее осуждено «революционной» фразой.
Та же логика действовала в области истории духовной культуры. В. с. видел свою цель в разоблачении писателей и художников прошлого как служителей господствующих классов. С этой точки зрения каждое произведение искусства - зашифрованная идеограмма одной из общественных групп, борющихся между собой за место под солнцем. Так, Пушкина превращали в идеолога оскудевшего барства или обуржуазившихся помещиков, Гоголя - в мелкопоместного дворянина, Л. Толстого - в представителя среднего дворянства, смыкающегося с высшей аристократией, и т.д. Считалось, что декабристы защищали не интересы народа, а дело помещиков, заинтересованных в торговле хлебом. Задача пролетарского художника также сводилась к особому выражению глубинной «психоидеологии» своего класса.
Наивный фанатизм В. с. был отчасти неизбежным следствием стихийного протеста против всего старого, преувеличением революционного отрицания, присущим всякому глубокому общественному перевороту. В нём проявился также недостаток марксистски подготовленной интеллигенции, способной дать научное объяснение и действительно партийную, коммунистическую оценку сложным явлениям мировой культуры.
С другой стороны, было бы ошибкой рассматривать вульгаризацию марксизма как простой недостаток марксистской культуры. Многие представители В. с. были вовсе не вульгарны, а, наоборот, слишком изысканны - грубости вульгарно-социологического метода были для них делом пресыщения, своего рода философией, сознательно или бессознательно принимаемой. В. с. - явление не личное, а историческое. Это примесь буржуазных идей, влияние психологии тех общественных сил, которые принимали участие в революции, но для себя и по-своему, той мелкобуржуазной психологии «маленького чумазого», которую В. И. Ленин считал самой большой опасностью для подлинной пролетарской культуры (см. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 36, с. 264). Время наибольшего распространения В. с. было исчерпано в 30-х гг. Громадные социальные и политические изменения, происшедшие к этому времени в Советском Союзе, сделали прежнее выражение идей мелкобуржуазной демократии более невозможным, Исторический опыт свидетельствует о том, что современные рецидивы В. с. также связаны со всякого рода «левацкими» движениями и теориями, абстрактным пониманием классовой борьбы и революции, отрицанием традиционных форм, отталкиванием от классической литературы и культурного наследия вообще.
Если оставить в стороне классовую фразеологию, то с точки зрения метода в основе В. с. лежат абстрактно взятые идеи пользы, интереса, целесообразности. Вся «идеальная» поверхность духовной жизни представляется чистой иллюзией, скрывающей тайные или бессознательные эгоистические цели. Всё качественно своеобразное, всё бесконечное сводится к действию элементарных сил в ограниченной среде.
Но основной принцип В. с. состоит в отрицании объективной и абсолютной истины. Марксистская формула «бытие определяет сознание» становится здесь удобным средством для превращения сознания в лишённый сознательности, стихийный продукт общественной среды и классовых интересов. Главный критерий - жизненная сила общественных группы, имеющей своё замкнутое в себе «коллективное сознание», более или менее сильно выраженное. Одна общественная группа является более здоровой и сильной, чем другая, один писатель выразил идеологию своего класса сильнее, значительнее, чем другой.
Идея прогрессивного развития не чужда В. с., но в чисто формальном, количественном смысле, т. е. за пределами таких измерителей, как объективная истина, общественная справедливость, художественное совершенство. Всё хорошо для своего времени, своего класса. В качестве заменителя объективного критерия ценности В. с. прибегает к абстрактному представлению о борьбе нового и старого (плохо то, что устарело, хорошо то, что ново), а также к типологическим аналогиям и антитезам формально сходных или отталкивающихся друг от друга культур и стилей. Таковы аналогия между «монументально-организованной» культурой Древнего Египта и социализмом у немецкого историка искусства В. Гаузенштейна и В. Фриче. Объективный критерий истины заменяется коллективным опытом или классовым сознанием, всё остальное - только «наивный реализм». Само собой разумеется, что, совершая переход от субъекта-личности к субъекту-классу, В. с. не делает ни шагу вперёд от идеалистической философии. Если некоторая доля объективного содержания всё же допускалась представителями В. с., то лишь в порядке обычной эклектики, присущей подобным течениям. По существу, остаток реальности в их анализе общественного сознания играет второстепенную роль по сравнению с «классовыми очками», по выражению А. Богданова, т. е. особым углом зрения, придающим каждой идеологии её условный тип.
Место отражения действительности, более или менее истинного, глубокого, противоречивого, но объективного, для В. с. занимает схема равновесия или нарушения равновесия между историческим субъектом и окружающей его средой. Нарушение может проистекать из напора жизненной силы молодого класса, что даёт начало революционной романтике, устремлённой в будущее, или из ущербности загнивающей социальной группы, откуда - присущие ей настроения утомлённой созерцательности и декадентства. Эта схема примыкает к обычным шаблонам догматического марксизма эпохи 2-го Интернационала, согласно которым все исторические конфликты сводятся в общем к борьбе поднимающейся прогрессивной буржуазии против умирающей аристократии и обращённой в прошлое мелкой буржуазии. Из этой абстракции вытекает обычное для В. с. и связанное с меньшевистской традицией желание поставить либеральную буржуазию выше крестьянства, смешение реакционной формы крестьянских утопий с их передовым содержанием (что особенно ярко сказалось в трактовке сложной фигуры Л. Толстого), вообще отнесение всякой критики капитализма до Маркса и Энгельса к реакционным идеям. Для В. с. характерно непонимание глубоких противоречий общественного прогресса и неравномерности развития мировой культуры, отсутствие всякого чувства реальности в трактовке таких великих представителей художественной литературы, как У. Шекспир, О. Бальзак, А. С. Пушкин, чьи исторические позиции не могут быть исчерпаны ни защитой уходящего феодализма, ни апологией новых буржуазных форм общественной жизни.
Другая важная черта В. с. состоит в том, что вслед за буржуазной философией после Ф. Ницше он ставит на первый план волю, а не сознание. Его классификация различных социально-психологических позиций несёт в себе принцип иррационального самовыражения данной общественной группы.
Для Маркса и Ленина нет классовой борьбы вне перспективы движения к обществу коммунистическому. Этот путь ведёт через антагонизм общественных сил к уничтожению классов и подлинному человеческому общежитию. Необходимость его всегда сознавалась или предчувствовалась лучшими представителями мировой культуры в форме общественного идеала, часто противоречивой, иногда парадоксальной, но всегда имеющей свои реальные, исторические корни.
Лит.: Энгельс Ф., [Письмо] К. Шмидту 5 авг. 1890 г., Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 37; его же, [Письмо] К. Шмидту 27 окт. 1890 г., там же; его же, [Письмо] Ф. Мерингу 14 июля 1893 г., там же, т. 39; его же, [Письмо] В. Боргиусу, 25 янв. 1894 г., там же; Ленин В. И., Предисловие ко второму изданию кн. «Материализм и эмпириокритицизм», Полн. собр. соч., 5 изд., т. 18, с. 12; его же, Аграрный вопрос и современное положение России, там же, т., 24; его же, Философские тетради, там же, т. 29, с. 459-474; его же, О пролетарской культуре, там же, т.41; Плеханов Г. В., О книге В. Шулятикова, Соч., т. 17, М., 1925; Луначарский А. В., Ленин и литературоведение. Собр. соч., т. 8, М., 1967; Лифшиц М., Ленин и вопросы литературы, в его кн.: Вопросы искусства и философии, М., 1935; его же Ленинизм и художественная критика, «Литературная газета», 1936, 20 янв.; его же. Критические заметки, там же, 1936, 24 мая, 15 июля, 15 авг.; Сергиевский И., «Социологисты» и проблемы истории русской литературы, «Литературный критик», 1935, № 10; Розенталь М., Против вульгарной социологии в литературной теории, М., 1936; Денисова Л., Энциклопедия вульгарной социологии, «Литературный критик», 1937, № 5.
ВУЛЬГА́РНЫЙ СОЦИОЛОГИ́ЗМ в литературоведении - система взглядов, вытекающая из одностороннего истолкования марксистского положения о классовой обусловленности идеологии и приводящая к упрощению и схематизации историко-лит. процесса. Осн. черты В. с.: установление прямой, непосредств. зависимости лит. творчества от экономич. отношений, от классовой принадлежности писателя; стремление объяснить даже особенности строения фразы, метафоры, ритм и т. п. экономич. факторами; ограничение понятия историч. действительности материальными условиями жизни того или другого класса без учета многогранной общенародной политич., идейной, психологич. жизни эпохи; понимание худож. творчества не как субъективного отражения объективного мира, но как пассивной фиксации действительности; стремление прямолинейно раскрыть в лит. образах общие политико-экономич. категории, черты абстрактной «классовой психоидеологии»; отождествление содержания и целей худож. лит-ры с содержанием и целями обществ. наук, превращение лит-ры в «образную иллюстрацию» к социологии. В. с. в лит-ведении, связанный с проявлениями подобных взглядов и в др. областях обществ. наук (философские работы В. М. Шулятикова, историч. работы Н. А. Рожкова и нек-рых др.), возник в период становления марксистской науки о лит-ре и был связан с борьбой против бурж. социологич. идей. В противовес культурно-историч. школе, психологич. направлению, различным идеалистич. течениям конца 19 - нач. 20 вв. В. А. Келтуяла , позднее, в 10-е гг. 20 в., В. Ф. Переверзев , В. М. Фриче разрабатывали проблемы идеологич. роли лит-ры, классовой ее природы, устанавливали связь лит-ры с классовой борьбой, роль мировоззрения в творчестве и т. п. Продолжая традиции Г. В. Плеханова - защиту им материалистич. тезиса о зависимости сознания от обществ. бытия и его борьбу с идеалистич. эстетикой, с бурж. декадентским искусствознанием, эти литературоведы приходили, однако, к вульгарно-социологич. положениям (В. А. Келтуяла, «Курс истории русской литературы», ч. 1, кн. 1-2, 1906-11; В. Ф. Переверзев,
1063
«Творчество Гоголя», 1914, и др.). Вместе с тем отд. неточные высказывания Г. В. Плеханова, Ф. Меринга в работах сторонников В. с. углублялись и возводились в общеметодологич. принципы. Наибольшее распространение В. с. получил на первом этапе развития сов. лит-ведения, в 20-е гг., в работах В. М. Фриче («Социология искусства», 1926), В. А. Келтуялы («Историко-материалистическое изучение литературного произведения», 1926), Переверзева и его последователей (сб. «Литературоведение», 1928), а также у теоретиков Пролеткульта (В. Ф. Плетнев, Ф. И. Калинин), у критиков журналов «На литературном посту» (Л. Авербах, И. Гроссман-Рощин), «На посту» (Г. Лелевич, С. Родов), «Леф» (Б. Арватов, Н. Чужак) и др. К сер. 30-х гг. в результате дискуссий и критики в печати (преим. работ Переверзева и его сторонников), осваивая насыщенную диалектикой ленинскую теорию отражения, сов. лит-ведение преодолевало В. с. как определенную систему воззрений и показало, что В. с. как бы рассекает обществ. жизнь, где все друг с другом связано, на механистически отгороженные друг от друга классовые «психоидеологии». В. с. свойствен своеобразный агностицизм - утверждение, будто художник определенного класса не в состоянии понять духовную жизнь людей другого класса. Помимо этого, В. с. обедняет содержание худож. произв., лишая его многосторонних связей с окружающей действительностью. Сторонники В. с. даже не пытаются решать вопроса о том, почему выдающиеся лит. памятники сохраняют огромную силу воздействия на людей, живущих в разных историч. условиях. Так, Данте, Пушкин, Гёте, Толстой превращались представителями В. с. в «идеологов», не способных подняться над своим классовым бытием, возвыситься до осознания общенац. интересов и объективных историч. закономерностей. В. с. подменял философскую и эстетич. оценку позитивистским описанием «классового эквивалента». В результате исчезали эстетич. содержательность и познавательная функция лит-ры, а на первое место выдвигался сухой, безжизненный символ «классового бытия». К сер. 30-х гг. по мере дальнейшего становления марксистской эстетики и лит-ведения В. с. был в основном преодолен как цельная система взглядов. Однако в дальнейшем, в противовес В. с., среди сов. литературоведов возникла тенденция - вместо наклеивания классовых «ярлыков» объявлять выдающиеся лит. произв. выражением «народности», трактуемой как нечто исторически неизменное, лишенное конкретной классовой социальной формы. Отд. тенденции вульгарно-социологич. характера продолжают сказываться и позднее, хотя проявление В. с. в совр. исследованиях лишено былой концептуальной стройности, эклектично. [Напр., в статье А. Белика «О некоторых ошибках в литературоведении» («Октябрь», 1950, № 2), в целом ряде выступлений в дискуссии о надстроечном характере иск-ва (1950-52), в книгах и статьях 1952-55, связанных с неверным, односторонним определением типического в иск-ве, особенно ярко в книге Ф. Калошина «Содержание и форма в произведениях иск-ва» (1953), в ряде выступлений В. Архипова и др.]. Марксистско-ленинское лит-ведение борется и против В. с., и против подмены марксистского анализа лит-ры идеалистич. формулами «народности», абстрагированными от обществ. процесса и классовой борьбы. Обе эти задачи актуальны и ныне.
Лит.: Розенталь М., Против вульгарной социологии в литературной теории, М., 1936; Лифшиц М., Ленин и вопросы литературы, в его кн.: Вопросы искусства и философии, М., 1935; Шиллер Ф. П., Социологические течения в немецком литературоведении, в его кн.: Литературоведение в Германии, [М.], 1934; Верцман И., Марксистско-ленинская теория искусства и ее социологическое извращение, «Вестник коммунистической академии», 1934, № 3; Фадеев А., Литература и жизнь, в его кн.: За тридцать лет, 2 изд., М., 1959; Литературные дискуссии (Библиографич. вып. № 1), М., 1931.
Введение. § 1. Теоретическая система В.Ф.Переверзев а. 1. Теория образа. Искусство как игра. 2. Литературный герой как «социальный характер». 3. Герой и автор. Теория «переодевания». Литературное произведение и авторское сознание. 4. Теория стиля. Стиль и класс. Проблема литературного процесса. § 2. Теоретическая система «школы В.М.Фриче». 1. Понятие стиля. Стиль и класс. 2. Жанр и стиль. 3. Элементы художественной конструкции произведения . 4. Литературный процесс и его законы. Категории стиля и жанра в теории литературной эволюции. 5. Социологические литературные прогнозы. 6. «Антиподы и двойники». § 3. Методология форсоцев (эклектические направления в литературоведении и критике 20-х гг.) 3.1. «Социологический метод» П.Н.Сакулина. . 3.2. «Формально-социологический метод» Б.Арватова. 3.3.Теоретическая база «лефовской» критики.
Введение
В 20-е годы резко столкнулись полярно противоположные методологические принципы и подходы к литературе. Формальная школа и социологическое (его часто, и не без оснований, называют еще «вульгарно-социологическим») литературоведение развили свои теоретические принципы в чистом виде, с логической последовательностью и до конца.
Формализм объявил своим основным принципом положение о независимом, развивающемся по своим имманентным законам литературном «ряде». Всякое представление о причинных связях, выходящих за пределы этого «ряда» и связывающих его с действительностью или другими «рядами» культуры, отвергалось. «Превращение исторического параллелизма разных рядов культуры, – писал Б.Эйхенбаум, – в функциональную (причинно-следственную) связь насильственно и потому не приводит к плодотворным результатам» 1 . Другой основополагающий тезис – о художественном произведении как «внеположной сознанию данности» – превращал произведение искусства в вещь «в себе и для себя», отсекал его от сознания автора и читателя.
В вульгарно-социологической системе взглядов литература, напротив, рассматривается как прямое выражение средствами слова и образа экономического базиса и классового бытия. Неразличение, отождествление сознания и бытия, субъекта и объекта (об этом подробнее будет сказано ниже) породило механическое представление об отношении литературы к действительности, по которому литература является точной проекцией классовой «психоидеологии», а классовая «психоидеология» полностью адекватна экономике. Изменения в экономических условиях с абсолютной необходимостью и автоматически влекут за собою изменения в литературе. Как писал один из тогдашних «столпов» социологического литературоведения В.М.Фриче, «литературные течения, сменяющие друг друга, представляют не более чем символические значки, обозначающие на особом языке переход человечества от одной формы хозяйственной деятельности к другой» 1 .
В истории литературоведения не было двух столь противоположных по своим исходным позициям научных школ.
«Вульгарно-социологический» метод исследования и интерпретации духовных явлений возник еще в конце ХIХ – начале ХХ вв. и представлял собой довольно заметное явление в русском искусствознании дореволюционной эпохи. А позднее, в 20-е годы, выступая, как и раньше, под флагом марксизма, являвшегося теперь формой государственной идеологии и потому особенно привлекательной как для искренних сторонников революции, так и для всякого рода приспособленцев, он пытался играть ведущую роль в литературоведении и критике. Возникновению вульгарного социологизма отчасти способствовала недостаточная разработанность марксистского диалектического метода в применении к изучению «надстроечных» явлений, что приводило к невольным ошибкам даже крупнейших представителей марксизма в науке о литературе. В известном письме И.Блоху Энгельс писал: «Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отрицали, и не всегда находилось достаточно времени, места и поводов отдавать должное и остальным моментам, участвующим во взаимодействии... К сожалению, сплошь и рядом полагают, что новую теорию вполне поняли и могут ее применять сейчас же, как только усвоены основные положения, да и то не всегда правильно» 2 . Недаром Маркс воскликнул в свое время под впечатлением «работы» вульгаризаторов его учения во Франции: «Ясно одно, что сам я не марксист!» Разумеется, и в России нашлось немало людей, усвоивших лишь азы марксизма и посчитавших вследствие этого чрезвычайно легким делом свести все сложнейшие виды духовного творчества к элементарному выражению форм производства и классового интереса.
Еще до революции, в 1911 г., была издана нашумевшая в свое время книга В.Шулятикова «Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Э.Маха)». Её автор утверждал, что все идеологи буржуазного общества обязательно защищают капиталистическую эксплуатацию и что все крупнейшие философы прошлого были «прислужниками» господствующих классов (к примеру, «спинозовское миропонимание, – утверждал автор, – песнь торжествующего капитала»). В.И.Ленин написал на полях книги против этого утверждения: «Ребячество», – и еще много раз повторил такого же рода оценки: «Неверно», «Экий вздор!», «Вали в кучу! И идеализм и скептицизм, всё отвечает мануфактуре!», «Прост, очень прост тов. Шулятиков», – а «всю книгу» в итоговой оценке назвал «примером безмерного опошления материализма» 1 . Шулятиков, между прочим, занимался не только историей философии, но и литературной критикой. Книга его статей на литературные темы была издана в конце 20-х гг., и в рапповском журнале «На литературном посту» даже попытались в связи с этим объявить В. Шулятикова «одним из первых пионеров марксистского литературоведения» 2 .
Философские концепции В.Богданова, в частности его «теория социального опыта», легли впоследствии в основу теории Пролеткульта, идеи «химически чистой» пролетарской культуры, которую тот же В.И.Ленин, читая статью В.Плетнева «На идеологическом фронте» («Правда», 22 сентября 1922 г.) оценил так: «Архифальшь» 3 .
Возникнув еще до революции, вульгарно-социологическое направление в 20-х гг. необычайно активизировалось и пыталось играть ведущую роль в литературоведении и литературной критике, принимая самые разнообразные обличья: от богдановских теорий «пролетарской культуры» и рапповской («напостовской») критики до законченных теоретических систем В.Ф.Переверзева и В.М.Фриче. Причины, в силу которых оно столь пышно расцвело после революции, достаточно многообразны. Здесь и мнимо-революционный максимализм, и полемический запал, и конъюнктурная суета, и слабое знакомство широких кругов литературоведов и критиков с эстетическим наследием классиков марксизма (нельзя забывать, что их публикация и серьезное изучение началось лишь позднее, в 30-х годах).
Обычно представление о вульгарно-социологическом литературоведении связывается с так называемой «школой Переверзева», главным образом потому, что она наиболее известна из-за большой дискуссии об этой школе, проходившей в конце 20-х – начале 30-х гг. Но помимо нее в литературоведении и критике 20-х гг. не меньший вес и авторитет имело направление, представленное В.М.Фриче и его последователями. В 20-е годы оно, в отличие от «школы Переверзева», не подвергалось сколько-нибудь серьезной критике и противопоставлялось, как «подлинно марксистское» и «диалектическое», всем другим школам, в том числе и системе Переверзева. В действительности для подобного противопоставления не было оснований: у обоих течений был общий источник и общая «ахиллесова пята»: с точки зрения марксистской, коренятся и то и другое в неумении применить марксистский диалектический метод к теории отражения, т.е. то, что, по словам В.И.Ленина, всегда являлось основной бедой метафизического, вульгарного материализма.
Но различия и даже некоторые кажущиеся противоречия в литературно-теоретических взглядах двух лидеров вульгарно-социологического литературоведения 20-х гг. имеются. Расхождение объясняется тем, что в той и другой системе взглядов обоснование главных литературно-теоретических понятий велось в разных направлениях, хотя «противоположность» позиций, трактовок и конкретного наполнения этих понятий в конечном счете оказалась иллюзорной. Тем не менее есть смысл рассмотреть «систему Переверзева» и «систему Фриче» по отдельности, проследив свою собственную логику в каждой из них.