Целков отдал жизнь на алтарь искусства: почти 60 лет пишет без выходных (найдутся ли еще такие?). Творчество не мешает ему жить с красавицей женой во Франции и выпивать каждый вечер бокал вина. За этим делом и застаю его в парижской квартире-мастерской. Присутствие художника выдают только его залитая краской одежда и мольберт с недописанной картиной.
— Олег Николаевич, почему без фартука работаете? Не жалко кашемировый кардиган? Весь в краске!
— Для меня одежда не имеет ценности. Что попалось под руку, то и надел. Об это же вытираю руки во время работы. Краска — не грязная, отстирается…
— Сейчас показывают ваши работы разных лет на выставках в парижской галерее и московском Новом Манеже. С 1990-х лица заметно мутировали, обзавелись дополнительными глазами… Это болезнь или прозрение?
— Я начал делать лица в 1960-м. Случайно. В поисках своего художественного пути нарисовал странное лицо. Не абстрактное, как у кубистов, разбитое кубиками. Человеческое, но ничье. Вдруг понял, что вижу в нем привлекательную загадку. Это человеческий портрет, но с искажениями. По сей день у меня нет ответа, что это за лица, что с ними происходит и какого они качества. Пишу их всю жизнь. Ежедневно.
— Порыв?
— Нечто наподобие полового влечения. Когда вы в кого-то влюблены, но не потому, что он самый красивый, а вас тянет именно к этому человеку. Как у Высоцкого: «Она ж хрипит,/Она же грязная,/И глаз подбит,/И ноги разные,/Всегда одета, как уборщица…/— Плевать на это —/Очень хочется!».
С женой Тоней в 1970-е. Из личного архива.
— Однако ваша любимая женщина — актриса. Да еще какая — Антонина Боброва!
— В первую же встречу позвал ее замуж. Я был пьян так, как умеет это русский человек, и устало глядел в телевизор. Вдруг на экране появляется женщина такой неземной красоты, что я выдал себе: «Это моя! Моя жена». Тоня была уже известной актрисой, играла в тот момент в пьесе Гончарова «Обрыв». Тем же вечером мы с друзьями пошли в гости к Белле Ахмадулиной — и Тоня оказалась там. Я подошел к ней, взял за руку и призвал в свидетели окружающих: «Вы ведь все знакомы с моей женой, не так ли?..» Актриса не подала удивления. Она последовала за мной. С того дня мы не расстаемся.
— Возникало желание изобразить любимую женщину?
— Если и возникало бы, то к моему творчеству это отношения никакого не имеет. Я могу параллельно и фокусы на улице показывать, но это не значит, что я одновременно и фокусник. Мое творчество — это только то, что меня влечет.
— Есть галеристы, которые имеют дело с вашим творчеством и позволяют говорить, что вы пишете лица, потому что ничего другого не получается…
— Что говорят галеристы — для меня неважно. Это не профессионалы, а случайные люди. У них другой профессии не случилось, и они стали открывать галереи, думая, что вот тут-то найдут сладкую жизнь и деньги. Чтобы говорить о творчестве художника, надо его знать. И не просто общаться и две картины увидеть, а знать детально: от начала до конца. Тогда можно делать выводы. Вот когда я посмотрел книгу со всеми картинами Архипа Куинджи, то могу сказать, что это художник несостоявшийся, но с задатками к гению.
С внуком Максимом в своей парижской квартире. Из личного архива.
— Изучив живопись по книге, можно делать такие выводы?
— Да, хотя я не искусствовед, не критик и не посетитель выставок, поэтому размышлений по поводу творчества других художников у меня быть не должно.
— В каких музеях вас можно встретить?
— Ощущаю себя проклятым художником. Этот термин родился у французских поэтов ХIХ века, так как они везде были не ко двору. Со мной — так же. Выставлять меня неприятно, я мешаю, многим не нравлюсь. Как художник. Говорю только о картинах. Их никуда не берут. Постоянно они нигде не висят.
— Вас в Москве частенько выставляют. Подделки тоже бывают…
— Меня подделывают порядка 20 лет. Несколько подделок мне привезли друзья. Думаю, эти вещи не имеют коммерческого успеха, потому что они плохие. Серьезный фальсификатор на моем пути не встречался. Это ребятишки, которые, видимо, думают, что сделают несколько работ и заработают случайно большие деньги. Ведь они видят, за сколько на аукционах, например в Лондоне, уходят мои картины («Мальчик с воздушными шариками» ушел на MacDougall’s за £238,4 тыс. — «МК»).
— Тем не менее был случай, когда даже специалисты не смогли определить, подделка перед ними или ваш подлинник.
— Понимающих и знающих людей мало. Со мной тоже такое было в 20 лет, когда я жил в Питере и пришел на выставку Сезанна. Не на открытие, когда ничего не видно, а когда в зале — ни души. Я был очень оскорблен тем, что увидел. С моей точки зрения, Сезанн был тогда наивысшей дрянью. Дураком я был, что с меня взять. Ничего не знал о художнике, не понимал, как смотреть… Имеющий глаза в большинстве случаев слеп. Имеющий уши — глух. Имеющий голос — не певец.
"Портрет с вилками" 2002 года. Из личного архива.
— Это из Библии известно.
— Это и без Библии известно. Увиденное должно наложиться на опыт, понимание, чувствование… Когда я переехал во Францию, начал ездить по сотням городов мира. Ни одной площади, ни одного дома не помню, а смотрел глазами. Так и картины: посмотрел — и забыл. Чтобы сказать, что ты что-то видел, надо вникнуть в это и попытаться разобраться. Чтобы смотреть потом Сезанна, мне пришлось приложить уйму усилий. Для начала — унять возмущение. Я ведь решил, что меня за идиота принимают, гадость показывают…
— Что сейчас о Сезанне думаете?
— Не думаю о нем, так как не искусствовед. Но понимаю его и чувствую. Рассказать картину, как и музыку, невозможно. «Анну Каренину» — тоже. На такой сюжет 100 писателей могут написать роман, но Толстой будет один. Не переплюнешь Льва Николаевича, как и Пушкина, в литературе. Это такая высота! Они с этим родились. «Академиев не кончали», как говорил Чапаев. Маяковский приехал в Москву, спустившись с Кавказских гор. Все детство прожил там, слышал кавказскую речь, а приехал русским поэтом. Необязательно изучать язык. Можно его изучать — и все равно не уметь писать. Это врожденное. Маяковский уже в первых произведениях был гениален, хотя это не было понятно сразу. Когда он умер, Демьян Бедный написал про него: «Жил как хулиган и умер как хулиган».
— Вас тоже считают хулиганом…
— Элементы хулиганства во мне есть.
— По-вашему, художниками рождаются?
— Я родился. Если ты настоящий художник, в тебе просыпается твой стиль. Этому не научить. У меня и не было учителей, я не жил рядом с Третьяковкой, чтобы в нее ходить в детстве. Впервые попал туда в 15 лет, когда поступал в художественную школу. Год там прокрутился и стал творить. Мне велят рисовать гипс, а я не могу. Неинтересно. Знаменитый педагог Павел Чистяков, учивший Сурикова и Репина, говорил: «Пока он на лавке в длину — можно пороть; когда он уже поперек — надо кончать это дело». Обычно лет в 15 уже поздно учить. Это, конечно, условно. Вон Нуреев приехал из Казани и занялся балетом в 10 лет. Немыслимо!
— Эрик Булатов жил рядом с Третьяковкой — и...
— Это другой тип художника. Он приехал ко мне в деревню с альбомчиком и тремя цветными карандашами. Посидел в саду и говорит: «Я твою розочку нарисовал». Он склонен к учебе, теоретизированию, к пониманию того, что делает. Я бы тоже хотел понимать, что я делаю, но не получается.
С Эриком Булатовым и Оскаром Рабиным. Из личного архива.
— Вас, как Эрика Владимировича, тянет постоянно в музеи?
— Меня никогда в музей не тянет. Хотя были художники, перед которыми я провел много-много лет. Учился в художественной школе — кстати, вместе с Булатовым, — и был бесплатный вход в Третьяковку. Она прям напротив школы была. Я почти каждый день смотрел только «Боярыню Морозову» Сурикова, «Пустынника» и «Видение отроку Варфоломею» Нестерова. По сей день считаю эти картины великими живописными шедеврами мирового масштаба.
— А копировали Малевича...
— Никогда его не любил. Не могу внутри себя ввести Малевича в разряд художников. Он для меня — деятель искусства, который в силу ряда обстоятельств, им не придуманных, попал в самую точку мирового искусства ХХ века. В этой точке могло быть очень много художников, даже поважнее Малевича. Он вообще при жизни не считался великим художником.
— Зачем же его копировали?
— Как ученик художественной школы договорился с хранительницей Русского музея посмотреть в запасниках его работы. Мне было около 19. Всех заодно тогда там посмотрел. Никакого впечатления не произвел Кандинский, ни малейшего, Шагал, так, комическое, а Малевич, который мне совсем не понравился, привлек мое самое большое внимание. Объяснения не имею. Нет, вспоминаю… Тогда я как будто бы от него услышал или даже сам себе сказал его голосом: «Олег, ни у кого не учись, никому не подражай, делай только свое». И я вышел окрыленным. И совсем окрыленным продолжил свою жизнь. Тогда же я сделал копию маслом, чтобы почувствовать Малевича ближе.
— Где эта копия?
— Недавно мне ее показали в Русском музее. Сказали, что не атрибутирована. Я говорю: «Может, это моя. Я ее тайно делал и недоделал. Могу подписать». Гвозди свои узнал, здоровенные. Тоненьких в магазине не было, да и крупные с трудом доставали. Холст тоже мой: грубый такой, льняная бортовка — такую портные использовали. Холсты тогда были только для художников из Союза. Нам, ученикам и всяким с улицы, вход туда был закрыт.
— Вам пытались дать звание?
— Никаких званий у меня нет. Зато есть правила: нигде не работать, не иметь званий, орденов. Что это за слова такие — народный художник Украины? Пикассо хохотал бы, если его назвали бы «народный художник Франции» или «академик Пикассо». Художники все равны. У них не должно быть звездочек и званий. У них может быть или не может быть только успех у публики. Это от художника не зависит. Публика выбирает. Например, я не считаю Айвазовского величайшим художником, но, судя по публике, он, безусловно, таким является. Эти бутафорские моря по сей день считаются прелестными. Сколько им уже лет, а они все никак не постареют, потому что почти всем подходят. Со мной — иначе. Как-то один режиссер купил мою картину и повесил ее над кроватью сына. Мальчик скоро пожаловался: «Папа, я возле нее спать не могу». Я сказал этому режиссеру: «Какое ты право имел над сыном вешать эту серьезную вещь? Это что, елка тебе?! Дурак ты, а не отец!»
У Артура Миллера в 1980-е. Из личного архива.
— Легко расстаетесь с работами?
— Абсолютно. Первым моим покупателем на Западе стал Артур Миллер (драматург, муж Мэрилин Монро. — «МК»). Его привел Евгений Евтушенко в мою московскую мастерскую. Она была настолько крохотная, что приходилось пользоваться перевернутым биноклем, чтобы взглянуть на свои картины хотя бы с небольшого расстояния… Миллер присмотрел работу и попросил назвать цену. Я тогда, даже если ничего не продавалось, принципиально брал дорого и попросил пятьсот. Миллер удивленно спросил: «Рублей?» Я нахально ответил: «Ну не копеек же!». Коллекционер имел в виду доллары…
— Писали на заказ?
— Никогда. Это самое главное, что я освоил от Малевича: никогда не зарабатывай живописью деньги, то есть не пиши на заказ.
— Вы чаще здесь работаете или в деревне?
— Полгода живу здесь, полгода — там. В квартире вещи небольшие, чтоб можно было выносить. Главное — повернуться на лестнице. Когда-то сам это делал, теперь — грузчики. В деревенском доме самые большие картины — 3 на 4 метра.
— Что-нибудь выращиваете в деревне?
— Нет, иначе окрестные крестьяне будут приводить своих детей не на картины смотреть, а смешить их моей картошкой…
— Они к вам ходят как к художнику?
— Все. Я там знаменитый. Мэр просит сделать выставку. Это деревушка Шампань-Арденны на востоке Франции, где произошла битва около Арденн в Первую мировую. Снаряды летели и крошили людей. «Рыцари» сражались на конях, кричали «ура!» и оставляли за спинами мясорубку… Здесь же стоит завод, на котором изготовлялись все металлические решетки для Парижа. Сейчас там нет цивилизации, забытый Богом край.
— Вам там не одиноко?
— Нет, ведь я не один: жена, дети, внуки. Товарищи приезжают, крестьяне в гости заходят. У меня большая бочка вина стоит, стаканы. Кто бы ни зашел — всех угощаю. Вино — как лекарство. Хотя сейчас пью мало, старый уже…
— Устроите в деревне выставку?
— Не хочу. Эти вещи культурным людям непонятны. А что вы хотите от французских крестьян?!
— Скажите что-нибудь, чтобы мы их лучше поняли.
— Все, что скажу, — вранье. Не потому что я врун, а потому что у меня нет ответа и трактовки. Этим должны заниматься искусствоведы. У меня нет прародителей. Хотя перед моими глазами стояли массивные художники. Я опирался на мощь Рубенса, на заветы Малевича…
— Когда я зашла, вещал Первый канал. Так следите за происходящим в России?
— Слежу, потому что не могу с утра до вечера только и делать, что писать картины как сумасшедший.
— У вас прекрасная библиотека!
— Книги уже только листаю. Считаю, что читать их труднее, чем смотреть картины. Я очень мало книг прочел, зато по 34 раза. Зощенко знаю всего наизусть — феноменальный прозаик! Он, как и я, не собирал архив. Каждый раз переправлял рассказы и не фиксировал эти изменения, на память рассчитывал. Его тексты немного разные. Лет десять назад решил перечитать «Преступление и наказание». И что же? На первой странице я начал перечитывать по нескольку раз первый абзац. Обдумывал — в том числе сами слова, как они вяжутся, где стоят знаки препинания… И понял, что для настоящего прочтения этого романа мне нужно отдать всю жизнь. Это я сделать не могу, да оно и не нужно.
— Почитываю своего приятеля Юза Алешковского, который в книжках говорит по одному, а по телефону — только матом. Иосифа Бродского, с которым был дружен. У Евгения Евтушенко есть замечательные стихи. Сергея Довлатова, у которого есть штук пять смешных обо мне вещей. Я столкнулся с ним в Вене, когда он тоже уезжал за границу. Не знал, что он писатель. В тот момент слышал, что он большой пьяница и страшный любитель подраться. Он был жутко огромный парень. Но еще большим драчуном был его брат. Он был выше ростом и меньше весом, но сильнее Сергея. Чтобы его развеселить, я рассказывал ему байки, в том числе как Евтушенко привлек ко мне коллекционера. Все это — за рюмкой водки. Я пил, а он — нет, ему тогда было нельзя. Он тогда выходил из кафе, чтобы записать все в записную книжку, и сделал потом юмористическую стройную новеллку.
— А вас что вдохновляет?
— Точно не быт. Я им никогда не интересовался, как и жизнью других людей, Москвы или Парижа… Мне совершенно неинтересно, что происходит вокруг. Даже если я не успевал сбегать на большую интересную выставку, не сильно переживал. Мне как художнику это ничего не дает. Вообще, я человек, который с 15 лет живет только со своими картинами. В окружении семьи и товарищей. С таким же успехом, как в Париже, мог бы жить в любой другой стране. Меня сюда судьба забросила.
— Вы здесь больше 40 лет. Думали вернуться?
— Нет. Мне было плохо в СССР. Как только перелетел границу, наконец вздохнул. Вылетал с филькиной грамотой. Прожил здесь 40 лет без паспорта. По всему миру мотался. Вот ведь как живешь! Прелесть! Квартиру снял без документов, дом купил — все официально. Никто не докучает. Нет милиционеров, которые валяют дурака и просят проследить за соседями. Тут полицейские за порогом стоят, если что-то случается, потому что им запрещено входить…
С женой Тоней, художником Андреем Бартеневым и дочерью Ольгой.
— Вы счастливы?
— Очень! Я счастливец, отмеченный Богом. Посудите сами. С 15 лет попал на свою дорогу. Вырос в самой простой семье. Никогда интеллектуалом не был. Сразу сказал себе: картины для денег не делать. Хотя не знал тогда, что такое картины. Я сейчас мучаюсь, пытаюсь понять, откуда эта принципиальность. Но уже тогда понял, что функционировать в обществе никак не буду: ни в Союзах художников, ни на собраниях. Так что ко мне относятся стихи Пушкина: «Ты царь: живи один./Дорогою свободной/Иди, куда влечет тебя свободный ум,/Усовершенствуя плоды любимых дум,/Не требуя наград за подвиг благородный./Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;/Всех строже оценить умеешь ты свой труд./Ты им доволен ли, взыскательный художник?»
Справка «МК»
Родился в 1934 г. в семье экономистов, работавших на авиационном заводе. С 1949 по 1953 гг. учился в МСХШ. Год проучился в Минском художественном институте, еще год — в Академии художеств им. Репина в Ленинграде, был исключен. С 1977 г. живет в Париже. Работы находятся в собраниях Третьяковской галереи, Русского музея, Эрмитажа, Музея Стеделийка (Амстердам), Музея Циммерли Ратгерского университета (Нью-Джерси) и др., входят в коллекции Михаила Барышникова, Артура Миллера, Игоря Цуканова. Крупнейшая в России частная коллекция работ Целкова принадлежала Евгению Евтушенко.
Мы потеряли свои лица. А может быть, не имели их никогда.
О. Целков
Живописец, график.
В 1949–1953 учился в Московской средней художественной школе. Позже - в Минском художественном институте (1954), откуда был исключен под стандартным для того времени предлогом, за «формализм». В 1955 поступил в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина и снова был отчислен. В 1958 окончил Ленинградский государственный театральный институт имени А. Н. Островского по специальности «художник-технолог сцены», учился у Н. П. Акимова. Продолжил работу в Москве.
В начале 1960-х Целков - активный участник художественной жизни андеграунда. Но, считая любой диалог с властями невозможным, он большей частью отказывался от участия в неофициальных выставках того времени, поэтому он не принимал участия ни в «Бульдозерной выставке», ни в выставке в лесопарке Измайлово.
Первая персональная выставка состоялась в 1965 в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова (Москва). В последующие годы было проведено 17 выставок художника в США, Англии, Франции, в 2004 персональная выставка прошла в Государственном Русском музее (Санкт-Петербург) и Государственной Третьяковской галерее (Москва).
«…В 1961 году после многочисленных поисков я нашел персонажа или персонажей моих картин, которые живут в них и поныне. … Этот персонаж представляет собой как бы новую человеческую расу. Он одновременно является гуманистом и антигуманистом, и в нем нельзя разделить эти два начала. Он не добрый и не злой…» (Олег Целков. 1989).
«…Я впервые случайно “стянул” с лица лицо “по образу и подобию” и увидел “ЛИЦО”. Потрясению моему не было предела. Я написал как бы портрет, однако не портрет отдельно взятого субъекта, а портрет всеобщий, всех вместе в одном лице и - до ужаса знакомом…. На лице отпечатались миллионы лет, прожитые человечеством в прошлом. И столько же - в непроглядном будущем…» (Олег Целков. Париж. 2001).
С тех пор мотив безликого, лишенного конкретности «лица-маски» разрабатывается художником во множестве вариаций. В его картинах навсегда стирается разница между «маской» и «лицом». Разница между его лицами заключается только в антураже, который эти лица сопровождает: «с орденом», «с ножом», «с английской булавкой», «с ножницами» и др. Бытовой мир на холстах Олега Целкова весьма ограничен и насчитывает не больше десятка предметов, таких как шляпа, ложка, нож, ножницы, веревка, труба, вилка и т. д., живой мир в них представляют кошка, стрекоза или бабочка, цветок, арбуз, груша, яблоко. Но и они лишь знаки - символы того, что дело происходит рядом с нами.
«Происходящее в мире никогда не интересовало меня взахлеб. Ну, скажите, что происходит сегодня? Да то же самое, что мы видели вчера. Льется кровь, люди воруют, дерутся и плачут, разоряют жилища... Послезавтра будет в точности таким же... Сорок лет изо дня в день я вглядываюсь в нарисованные собственной рукой физиономии своих персонажей, спрашивая каждого: “Ты кто?” Смысл их ответа всегда лишен внятности, расползаясь как дым... Ясно мне лишь то, что у них за спиной тысяча лет и впереди вечность!». (Из интервью с О. Целковым. 02. 11. 2004.)
Большое значение в картинах Целкова имеет цвет. Художник удаляет из своей палитры все приглушенные, переходные цвета, используя только насыщенные брутальные краски.
В 1977 художник эмигрировал во Францию, где успешно продолжил свою работу.
«…До отъезда мало интересовался историей живописи - мне был интересен только я сам. Приехал - и бросился, как в пещеру Алладина, смотреть музеи, выставки, салоны, книги... Я во все вникал, но видел: это не по моей мерке... Все эти впечатления помогли мне окончательно уверовать в свет моей звезды. Мой персонаж, родившийся в России, продолжает жить на чужбине, матерея... «(Из интервью с О. Целковым. 02. 11. 2004.)
Работы Целкова находятся в Государственной Третьяковской галерее (Москва), музее Циммерли Рутгерского университета (Нью-Джерси, США), в частных собраниях Франции, России, США.
Советская власть относилась к формализму и нонконформизму отрицательно. Несмотря на успехи многих русских художников того времени в творчестве, огромная их часть имела большие проблемы с партийным руководством. Привычные выставки имели характер серых, но грамотно выполненных работ. Однако мастера, имеющие совершенно другие взгляды, направленные на индивидуализм, пытались донести до окружающих, что задача художника состоит в том, чтобы творить. Важным в этом творении является не изображаемое происшествие, а эмоциональное освещение. Олег Целков был одним из этих мастеров.
Жизнь художника
Биография художника Олега Целкова характерна для нонконформистов советских времен. Рожден был в Москве в 1934 году, 15 июля. С 1949 год по 1953 обучался в художественной школе родного города, окончил ее с завидным отличием. В 1954 году юный художник поступил в театральный институт в городе Минске, однако был исключен по причине «формализма». В 1955 году начал обучение в Ленинградском институте искусств имени Репина, но закончить его Олег Целков не смог по той же причине. В 1958 году, не без помощи, художник все-таки смог получить высшее образование в Ленинградском театральном институте и стал художником-технологом сцены. Несмотря на все трудности самовыражения, Олег Целков смог определить четкое направление в искусстве, которого придерживается до сих пор. Он даже пытался открыть пару выставок со своими работами, однако обе прошли не очень удачно. Последняя из них была прервана через 15 минут после ее начала сотрудниками КГБ, которые погрузили помещение во мрак отсутствием электричества и разогнали зрителей. В 1977 году Олег эмигрировал и нашел свое пристанище в городе любви - Париже, где и проживает до сих пор.
Художник и политика
Олег Целков был одним из мастеров, которые яро несли в своих работах цель индивидуализма. И он всегда считал, что советская власть не была ознакомлена с его творчеством. Сейчас, оглядываясь назад, художник уверенно заявляет, что останься он там, где родился, последствия были бы ужасными.
Еще когда нонконформист был молодым студентом, милиционеры часто предъявляли недовольства от лиц свыше. Отец студента на вопрос о том, почему его сын не работает, отвечал коротко и ясно. Его слова звучали как заявление о том, что Олег работает с утра до ночи. Да, он не обеспечивает себя пока сам, однако у него есть семья. И несмотря на все эти проблемы, Олег Целков так же уверенно говорит о том, что быть собой и делать дело по собственному вкусу - обязанность каждого. И именно коммунизм, по мнению Олега, был врагом творческого разнообразия, который не позволял людям раскрывать свои возможности. Сейчас, во времена свободного мнения и обширных возможностей, художник старается не тратить часы на разговоры о политике. Ведь это время лучше провести с пользой.
Художник и театр
Получить художественное образование мастеру своего дела так и не удалось. Еще делая свои первые творческие шаги, он почувствовал, что его везде будут гнать прочь. Казалось бы, художник является хулиганом, который мешается под ногами правительства. Но сам он себя называет просто странным человеком, который хотел одного, а получил совсем другое. И под «другим» имеется в виду театральное образование, которое даже позволило Олегу заработать. Он смог оформить десяток сцен для спектаклей города Кимры в Тверской области. Это дело было для художника с одной стороны тяжелым, а с другой — легким и приятным. Олегу нравился театр за то, что там особо не приходилось ничего выдумывать, но бывали и ситуации, когда нужно было ездить с актерами по городу, холоду и следить за выступлениями в самых неожиданных местах. Олег Целков никогда не интересовался театром глубоко. Сам он утверждает, что даже пьес никогда не читал. Его дело состоит именно в создании его картин.
Живопись Целкова
Несмотря на достаточно трудное прошлое, в нынешнее время картины Олега Николаевича Целкова живут прекрасной жизнью. Реакция у зрителей, которые впервые взглянули на холсты, всегда будет самой разной. Однако ощущения останутся одинаковыми. Персонажи картин показаны необъятными и вздувшимися телами со странными искаженными головами. Нет острых углов, но вместо них изображены непривычные непропорциональные фигуры, головы которых направлены на зрителя откуда-то из глубин. Так изображает своих героев Олег Целков. Картины-маски — вот как прозвали зрители лица на холстах.
Среди эмоций нельзя увидеть что-то теплое. Передача чувств на лицах жителей картин постоянно тяжелая и даже неприятная. Цветовое решение выделяется глубокими, яркими, порою контрастными цветами. Первая созданная из этой серии картин-масок была нарисована случайно. Художник какое-то время размышлял над тем, что важно среди всех его немногих знаний об искусстве выделить нечто необычное и удивительное. И тогда он нарисовал рожицу, которая посмотрела на своего создателя и ясно дала понять, что художник нашел свою идею.
Стоимость картин
Олег Целков рассказывает о том, что когда-то его картины покупались за 100-150 рублей за штуку. Хотя сам художник оценивал их в 20 рублей. Во времена бедствования художника в его мастерскую попал американский драматург и прозаик Артур Миллер. Он выбрал одну из картин Олега и заявил, что хочет узнать ее цену. Целков в какой-то момент растерялся, не имея веры в то, что его картину хочет купить такой человек. Собравшись с мыслями, мастер сказал: "Триста". А Артур Миллер, в свою очередь, с огромным удивлением спросил: "Триста чего? Рублей?" В конечном итоге картина была продана всего за триста рублей. Но, как оказалось, драматург так сильно пришел в удивление, потому что думал, что работы оцениваются в долларах. После этой ошибки Олег Целков решил действовать более разумно. Он измерял параметры картины и вычислял ее площадь с помощью умножения высоты на ширину. На следующие вопросы о стоимости той или иной работы мастер твердо заявлял, что один квадратный сантиметр равен одному доллару. 12 июня 2007 года на аукционе в Лондоне была выставлена картина Олега Николаевича Целкова с названием "Пять масок", с начальной ценой 120-160 тысяч долларов, и была она продана в несколько раз дороже.
В свое время эту работу у художника купил знаменитый коллекционер Георгий Костаки. Также ушедшая когда-то в неизвестность картина, которую художник подарил канадскому послу, появилась на аукционе и была продана за 279 тысяч долларов.
Выставка в Петербурге
Одна из самых ярких выставок художника Олега Николаевича Целкова была открыта в Петербурге в арт-галерее Lazarev Gallery в 2011 году и была названа «Олег Целков. XXI век». Она представляла собой 15 картин, которые были написаны в промежутке между 2000 и 2010 годами. Сам художник рассказал о том, что в России бывает редко. Однако если приезжает погостить, то обязательно не обойдется без подарка. В 2004 году он подарил некоторые картины четырем музеям - Эрмитажу, Пушкинскому, Русскому, Третьяковке. Подобные поступки говорят о том, что творцу совсем не тяжело расставаться со своими работами. И сам художник это доказал, сказав о том, что при сожжении творений в пожаре он не будет грустить. Если это происшествие с ними случилось, то оно должно было произойти.
Выставка в Нью-Йорке
Вторая особо яркая выставка была открыта в 2013 году в Нью-Йорке галереей русской живописи АВА. Она представляла собой 48 картин художника Олега Целкова, написанных в период между 1969 и 2010 годами. Владелец галереи Анатолий Баккерман поведал зрителям о том, что с самим художником познакомился в Париже. И эта встреча произошла благодаря известному коллекционеру Александру Глейзеру. К тому времени у Анатолия уже имелось полотно Олега Целкова. Уже тогда он был поражен необычной и яркой подачей, с помощью которой были созданы удивительные маски. Анатолий Баккерман открыл эту выставку с целью донести до зрителей глубокий философский смысл картин удивившего его художника.
«Одна картина на всю жизнь»
Так в чем же идея дерзких и ярких картин художника Олега Николаевича Целкова? Что в этих полотнах позволяет Олегу стоять на пятом месте среди советских художников по созданию самых дорогих холстов? Жители его работ являются солдатами без масок, которые восстали против всего в мире, что может унизить человека. Они идут против системы, в которой люди являются шестеренками, и если хоть одна из них свернет не туда, то будет уничтожена и заменена. Это войско прозвали «племенем, которое никто не видывал», потому что они несут в себе злобу и тоску одновременно, чтобы показать человечеству его настоящий вид, который многие люди скрывают. Сам же художник не может дать им определения и порою даже называет себя «проклятым». Он спокойно расстается с картинами и никогда не пишет на заказ из принципа, который гласит о том, что искусство не должно создаваться с коммерческой целью. Художник Олег Целков не говорит точно о том, что именно заложено в разнообразии его полотен. Он уверенно заявляет, что создает одну картину, но каждый раз по-разному.
Почти полвека назад Целков нашел для своих картин героя - вселенского совка, который за все это время в сущности не изменился. В этом убедился корреспондент "Известий", посетивший Олега Целкова в его парижской мастерской.
В Лондоне началась русская неделя. Крупнейшие аукционные дома мира - Sotheby"s, Christie"s, MacDougall"s, Bonhams - выставляют на торги сотни работ наших художников. Это и классики во главе с Репиным и Айвазовским, и современные мастера. Среди них Олег Целков, который более 30 лет живет в Париже. Оставшись без советского гражданства, он не захотел иметь ни российских, ни французских документов и все это время живет с нансеновским паспортом, какие выдавались беженцам. Это не помешало ему получить различные российские награды и знаки отличия.
Глядя на Сезанна, я думал: "Что за мура!"
вопрос: Год назад ты напророчил, что рынок современного русского искусства рухнет. Так оно, похоже, и происходит...
Ответ: Я не специалист по рынку. Я плохо себе представляю, каким образом организуются цены и каким образом диковинных художников возносят в вершинный ряд. Я просто удивился его подъему и решил, что в этом есть элемент случайности.
в: Ты один из немногих наших живописцев, сохранивший на аукционах прежний уровень цен.
О: Как говорил мой товарищ, художник, "я просто счетчик себе набил". Меня еще в 1957 году все знали в Питере, а когда я переехал в 60-м в Москву, ко мне в Тушино каждый день на трамвае приезжали посетители. Всякие среди них были, но я никому не отказывал.
в: Один из крупнейших в мире арт-дилеров Давид Нахмад, в коллекции которого аж пятьсот Пикассо, только что заявил: "Современное искусство - это сплошное надувательство".
О: Давным-давно в Эрмитаже была выставка Пикассо. Тогда мне это показалось таким убожеством, выдрючиванием, бездарностью! Да еще его работы были обиты какими-то реечками, а я привык видеть картины в золотой раме! А сейчас я понимаю, что Пикассо временами гениален. До Пикассо в том же Эрмитаже выставляли Сезанна. В России его никто не видел, его имя шептали по углам. Репродукции продавали поштучно, вырывая из книг. Глядя на Сезанна, я хлопал глазами и думал: "Люди с ума посходили, что ли? Что за мура!".
в: Значит, через полвека то, что сегодня выглядит "чушью собачьей", может стать гениальным?
О: Возможно, это окажется шедевром, и мы получим от него большое эстетическое удовольствие. А его творца объявят новым Сезанном или Пикассо. Есть же современные гениальные художники. Например, умерший американец Барнетт Ньюман уже классик. Он брал гигантский холст, справа рисовал на нем две черные линии, а через четыре метра - одну линию пунктиром.
в: И ты считаешь это гениальным?
О: Да. И я скажу тебе, в чем гениальность. Он неспроста берет холст 3х7 м. Ньюман осмеливается создать пространство, где нет ничего. Он создает новую гармонию, которую мы, может быть, встречали в природе. Одно дерево стоит здесь, другое - там. А посередине пусто - небо без облаков.
в: Я тебе такую же гармонию могу изобразить прямо сейчас.
О: Не сможешь! Вот посажу тебя и скажу: "Попробуй! Только так, как это до тебя никто не делал". И ты не сумеешь. Потому что надо знать все, что было сделано раньше, и придумать нечто принципиально новое.
Нормальный человек должен быть серым
в: Твои работы всегда имели политическую окраску, вписывались в "развенчивание" коммунистического строя.
О: Это не так. Я развенчиваю совковость, существующую во всех странах и эпохах. Человечество в целом - серое. Впрочем, нормальный человек должен быть серым. Звезды с неба хватают единицы. И бывают очень несчастны. А серость позволяет себя дурачить властям и откликаться на клич "Бей жидов, спасай Россию!". Когда человек один, ему трудно проявиться, а в стаде он чувствует себя сильным.
в: То есть совок - явление универсальное и бессмертное?
О: Так всегда было, есть и будет. Но есть эпохи, когда совковость приобретает доминирующее значение. Совок - потерянное существо, несчастное и страшно агрессивное. Оно ненавидит соседа, у которого корова не сдохла, ненавидит того, кто сумел денег нахватать.
в: Правда, что ты отказался от звания российского академика?
О: Отказался. Я считаю, что получать звания могут только военные. У них так поддерживается дисциплина, приказной порядок. Я не могу себе представить "народного художника Франции Пабло Пикассо".
в: А в советскую эпоху были замечательные мастера?
О: Безусловно. Например, Петров-Водкин, Кончаловский, Крымов, а также очень талантливые - Коржев, Пластов. Из работ тех, кто был совсем советским, назову картину Лактионова "Письмо с фронта". Она получилась помимо воли автора - такие вещи бывают. В ней поразительное мастерство и настроение.
в: Мэтр Илья Кабаков писал, что в свое время Целков в глазах московских художников был подобен Моцарту в классической легенде: картежник, гуляка, "черная богема", но сколько написал и как бессознательно гениально...
О: Я с 20 лет являюсь пьяницей. Сейчас я перешел на ежевечернюю выпивку, а раньше, бывало, пил с 8 утра. Я знаю, что такое пивные ларьки, знаю, как алкаши, опухшие и дрожащие от утреннего холода, ждут кружку пива. И в подъезде я пил из горла вермут за рубль двенадцать, доставая бутылку из кармана пальто. Но я никогда не пьянел и не валялся на земле. Я могу выпить безумно много.
в: Винные подвалы в твоем парижском доме не пустуют?
О: Нет. Каждый день бегать за бутылкой я не люблю. Поэтому заказываю оптом 25 винных сосудов с краником по 10 литров в каждом.
в: Неадекватность результатов намерениям - вот что характерно для художников 1960-х годов, утверждал тот же Кабаков.
О: Намерений быть не могло - мы жили в консервной банке, в фанерном ящике. Не знали, что было вокруг. Какие могут быть намерения у человека, который букв не знает? Но стремление не быть в системе было практически у всех.
в: Некоторые зубоскалы утверждают, что с годами ты становишься похож на героев своих картин.
О: Я стал наголо бриться, мои глаза превратились в щелочки, как у героев моих картин. Большинство художников пишут лица, похожие на их собственные. Нам свойственно придавать свои черты персонажам - и в этом нет ничего плохого.
в: Мне кажется, в твоих работах есть что-то от Гоголя...
О: Наверное, есть. Гоголь ведь фантасмагоричен. Правды, как таковой, в нем нет. Возможно, у меня тоже нет правды. То, что я делаю, - это байка, притча, сказ.
в: Удалось ли тебе самовыразиться за более чем полвека творчества?
О: Раньше, когда парусник приближался к берегу, на мачту забирался юнга и кричал: "Земля!". Так и я в свои 74 года могу крикнуть: "Вот она, земля!". Правда, я не до конца осознаю, что делаю. Чем больше мне лет, тем меньше я понимаю, куда я шел.
в: Тебе что-нибудь мешало в Советской России - строй, идеология?
О: Я сделал так, чтобы мне не мешал никто. Я нигде не работал и даже нигде не учился, мог заниматься только творчеством. Режиссер Николай Павлович Акимов подарил мне свой плакат с надписью: "Дорогому ученику, который учился совсем не тому, чему я его учил".
в: Когда Пикассо спросили, откуда идет его искусство - от сердца или от ума, он ответил: "От яиц". А ты что можешь сказать об истоках своего творчества?
О: Иногда я смотрю на работы какого-то художника и думаю: "Хороший во всех смыслах, но вот на яйца слаб". Сам я, стоя у холста, чувствую себя вот таким конем с яйцами - сильным, крепким, настоящим.
Не люблю, когда меня целуют в губы
в: Тридцать с лишним лет назад ты перебрался в Париж. Но родина тебя не забывает - то одну награду вроде "Триумфа" тебе подкинет, то другую. А ты от нее, родины, дистанцировался...
О: Я вообще дистанцировался от всего на земле, включая родину. Предпочитаю иметь отношения дружеские. Я не люблю, когда меня целуют в губы.
в: По случаю твоего 70-летия на родине - в Третьяковке и в Русском музее организовали твои выставки.
О: Нашелся человек, который взял на себя все расходы. Но вообще у меня нет любви к выставкам. Вот если через 50 лет кому-то придет в голову сделать мою экспозицию в престижном месте, я "оттуда" скажу: "Вот это да, старик! Жму себе руку!". Если искусство настоящее, то со временем оно всплывет - пусть даже из-под земли. Однажды Мандельштам сказал своей жене: "Если я напишу гениальные стихи, не надо их записывать. Они просто на ветру. Они не умрут". Так и холсты: если гениальные, они не умрут.
в: На выставку Пикассо, которая последние дни в Париже работала круглосуточно, очередь стояла и в два часа ночи. Искусство стало массовым зрелищем, ширпотребом. А раньше оно волновало, звало.
О: Искусство вообще волновать и звать никуда не должно. Волновать и звать должны политики и ораторы. Искусство - это письмо в бутылке, брошенное в море жизни для последующих поколений..
в: В Париже идет выставка русского авангарда из коллекции грека Георгия Костаки. Он ведь покупал твои работы?
О: В 1957 году он купил у меня две картины. За одну заплатил месячную зарплату моего отца - 150 рублей, а за другую - моей мамы - 100 рублей. По тем временам это были большие деньги. Картина стоила рублей двадцать. Одну картину он оставил себе, а вторую подарил канадскому послу. Совсем недавно работа, попавшая к послу, вернулась из небытия. Ее продали на аукционе за 279 тысяч долларов.
в: Художники ревниво относятся к успехам своих коллег. Ты, наверное, не исключение?
О: Я не радуюсь и не интересуюсь их успехами, ибо то, что они называют успехом, для меня никакой не успех. Будущее все покажет.
в: Но ты же ходишь на выставки коллег?
О: Хожу. Бывает, промелькнет мысль: "Жаль, что меня не выставили". Но я стараюсь гнать ее подальше. У каждого человека собственный путь, судьба, удача. И еще неизвестно, где удача, а где неудача.
в: Разве ты человек, лишенный тщеславия?
О: Нет, я человек, лишенный глупости.
Главное - быть подальше от властей
в: Считаешь ли ты сегодня своей родиной Францию?
О: Мой дом, моя нора - и в парижской квартире, и в деревне, в Шампани. В деревне я и за ворота не выхожу, для прогулки мне хватает дворика. Из квартиры мне тоже досадно выходить на улицу. Что я там не видел? Только башмаки протирать. Но каждый четверг - это мой день отдыха - я хожу по галереям.
в: И что же тебя там удивило в последнее время?
О: Современное искусство полно неожиданностей. Всегда натыкаешься на что-то необыкновенное. Изобретают уже не картину, не скульптуру, а нечто пространственное. Я не понимаю, где галерейщики находят таких художников?! Один, например, создал ведьму, которая сидит на корточках, расставив ноги, в очень неприличной позе. У нее из шеи рога оленьи растут, а на рогах бельишко сушится...
в: В чем счастье художника - сказать новое слово? Оставить свой след?
О: Во-первых, не быть ни от кого зависимым. Во-вторых, не быть академиком. В-третьих, не быть богатым. Потому что богатство жизнь не облегчает, а очень отягощает. Но самое главное - быть подальше от властей, от государства, армии, суда. И жить не на Елисейских Полях, а там, где живут нормальные люди.
в: У тебя нет ни российского, ни французского гражданства. Почему ты решил остаться апатридом и жить с нансеновским паспортом?
О: Это не поза, а принцип. Я отказался брать французский паспорт. Франция - прекрасная страна, которая приютила меня. Зачем я буду ее оскорблять, выдавая себя за французика из Житомира?! Первая русская эмиграция не брала французского гражданства. Я продолжаю их традицию. Мне говорят: "Паспорт - это формальность". Согласен, формальность. Я дурак, но уважаю себя за подобную дурость. Я не какая-то б... которая за три копейки каждому дает.
Родился в Москве, в семье экономистов авиационного завода. С 1949 по 1953 гг. учился в МСХШ. Один год проучился в Минском художественном институте, ещё год - в Академии художеств имени И. Е. Репина в Ленинграде, откуда был исключён. Поступил на постановочный факультет Ленинградского института театра, музыки и кино имени Н. К. Черкасова, где завершил образование. Ученик известного художника и театрального деятеля Николая Акимова. До 1960 года фактически работал «в стол», искал своё место в искусстве. В 1956 году известный художник и куратор нонконформистского искусства Владимир Слепян организовал первую неофициальную выставку Целкова. На следующий год в рамках Московского фестиваля молодёжи Целков участвует в работе свободной площадки художников в Парке культуры имени Горького, где лично познакомился со многими будущими коллегами и единомышленниками.
1960 год стал поворотным в творчестве художника. Он впервые написал своего персонажа, которого условно назвал Мордом (от слова «морда»). Картина «Портрет» принесла автору широкую известность и включила Целкова в круг ведущих художников неофициального искусства. С тех пор Целков хранит верность одной теме, изображая в том или ином виде фигуры и образы с деформированными человеческими лицами, напоминающие зловещие маски или человекоподобных мутантов. В его портретах чувствуется внутренняя взаимосвязь с модным в 60-е годы суровым стилем, а также неопримитивистами и поздним Малевичем.
Вот как рассказал о своём открытии сам художник: «Я написал не портрет отдельно взятого субъекта, а портрет всеобщий, всех вместе в одном лице - причём до ужаса знакомом. И сразу же понял, что мне указана моя дорога. Мне случайно удалось сорвать маску с человечества. Более полувека я пишу оборотную сторону человеческой личности, которая никогда не была показана в изобразительном искусстве. В моём персонаже есть эгоизм, злоба, тоска. Я изображаю его таким, каким он остаётся наедине с самим с собой или один на один с врагом. Поскольку он - существо всемирное, то никогда не умрёт. Я открыл в человеке то, что в нём действительно бессмертно. Он представляет собой как бы новую человеческую расу, совмещая в себе одновременно и гуманиста, и анти-гуманиста, и в нём нельзя разделить оба начала».
Большую роль в биографии Целкова сыграла его дружба с поэтом Евгением Евтушенко, который стал страстным поклонником и пропагандистом творчества художника среди советской либеральной интеллигенции. В 1961 году Олег Целков переехал в Москву, где в Институте атомной физики имени Курчатова состоялась его первая официальная выставка. С 1970-х годов художник стал активно выставляться в Европе и США.
Его активность и популярность нонконформиста не могла не раздражать идеологическое руководство СССР. В 1977 году власти предложили Целкову покинуть родину. С тех пор мастер живёт в Париже, но французского гражданства не принял, решив остаться апатридом с нансеновским паспортом.
Игорь Дудинский
Персональные выставки
2004 Русский музей, Санкт-Петербург
2011 Олег Целков. XXI век. Галерея Lazarev Gallery, Санкт-Петербург
2014 Бубновый Туз.
Коллекци
Галерея современного искусства ARTSTORY, Москва
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва
Музей Другое искусство, РГГУ, Москва
Новый музей, Санкт-Петербург
Музей Stedelijk, Амстердам, Нидерланды
Музей Olympic, Лозанна, Швейцария
Фонд культуры «Екатерина», Москва
Zimmerli Art Muzeum, Нью-Джерси, США