Книга: «Моя рыба будет жить. Рут Озеки «Моя рыба будет жить Рыба будет жить fb2

Отложила книгу, перевернув последнюю страницу, но она продолжает держать меня и концентрировать мысли на себе. Это уже показатель того, что цепануло.
Толком не знаю чего ожидала от прочтения, беря книгу в руки...она просто манила меня своим оформлением, японской тематикой и предвкушением чего-то философского. Как человек неравнодушный к Японии, первым моим впечатлением было глубокое разочарование от перевода. Было куча мелочей, от которых мне хотелось плакать. Например, район Акибахара, который весь мир называет АкиХАбара. Или фраза - "прочла парочку манга". Или перевод международной сети магазинов "7-Eleven" как "7-илевен" (зачем? либо уж на английском оставить, либо писать как читается - "сэвэн-элэвэн"). И прочие-прочие игры с языками и транскрипциями. На английском это наверняка смотрелось гармонично, на русском это дало такой эффект, что я была на гране бросить к чертям такой изврат. Писать японские фразы на русском - неблагодарное занятие. Почему не оставить английскую транскрипцию? Так же как оставить её и таким словам как "суперпава" и "окей"-ям (океи Наоко доводили до психоза) и прочей иностранщине. Но странице на 70-100 я смирилась и это перестало давить и резать глаза. Сама книга изобилует довольно сложными словами, значения которых приходилось интерпретировать интуитивно (уж очень не хотелось постоянно лазить в словарь и тратить время на слова, которые никогда в жизни больше не используешь, дабы не слыть заумной), но в то же время попадаются какие-то нелепые фразы типа - "лицо её стало еще сиятельней" о_О или "словно мы совершили чего-то глобальное", а в одном месте и вовсе как по велению Т9 слово "ветеринар" встало вместо куда более подходящего слова "ветеран". Были так же незначительные опечатки типа "...с РутЮ и Оливером.." или "...она рассмеялОсь", что тоже бьёт по качеству редакта. Да хотя бы "9/11" могли переиначить в привычное для РФ 11.09.

Ну всё это фигня, ибо страницы с сотой книга полностью мной завладела. Героев немного, поэтому не нужно напрягаться и запоминать множество персонажей и их особенностей, сосредоточившись на мире нескольких человек. Описать сюжет внятно и поэтапно я вряд ли смогу, меня кидает от одной героини к другой. Это нужно читать самому, ибо на мой взгляд сильная черта книги - её великолепная атмосферность. Как в "Парфюмере" при чтении мне казалось что я почти слышу запахи, что окружали Гренуя, тут тоже было сложно не прочувствовать отчаянное положение Наоко в её задрипанной японской квартирке и умиротворение почти нетронутого человеком острова Рут. Контраст потрясающий.
Так же в книге было затронуто множество трагедий: цунами в Японии в 2011, трагедия 9 сентября 2001, Советско-японская война, Китайский геноцид, экологические последствия загрязнения мирового океана. Читать о них как о чем-то, что касалось героев лично совсем не то же самое, что просто знать об этом из сводки новостей. Письма и дневник японского летчика-камикадзе, который на деле был просто талантливым студентом-философом, который не хотел убивать, любил жизнь, и смог стать героем, при этом никого не убив и с максимальной выгодой для семьи, удивительно передают японскую выдержку, почтение к семье и неповторимую способность уметь принять всё как должное и смириться с этим.

Контрастность окружения Рут и Наоко ничто по сравнению с той, что подарил нам храм Дзинко. Когда начался праздник Обон, я на несколько мгновений оказалась где-то в мире Миядзаки и его "Унесённых призраками" или рядом с Гином из "В лесу мерцающих светлячков". Нахлынула какая-то эйфория и хотелось, чтоб это лето Нао не кончалось, но нет ничего более постоянного, чем временное...
Остров Рут тоже приобрёл какую-то волшебную первобытность, когда волки вышли та тропу. Только представьте себе, пока Нао сидит в технологическом центре мира, есть люди, которые по нескольку дней могут быть без света, теряя связь с внешним миром и рискующие стать обедом для волка или погибнуть от веток вековых деревьев, сломленных порывом ветра. До мурашек.

Про эту книгу можно говорить и говорить, анализировать и философствовать. И, повторюсь, причина тому на мой взгляд именно атмосфера, которая влюбляет в себя. Однако, несмотря на это, меня разочаровал конец. Одно дело - немного магии духов, а другое - смесь квантовой физики, теории множественности миров, суперпозиции частиц с магией вороны)))) В общем несколько вещей вызвали дикое отторжение и оставили неприятное послевкусие (такие как последний визит Нао в школу, глаз обидчицы и прочие сверхъестественные чудеса).

Итог - мне книга пришлась по душе, но не обошлось тут без моей любви к Японии в целом и интереса, вызванным на этой почве. Советовать это друзьям? - пожалуй нет. Только одному, кто также увлекается Японией, обладает творческим мышлением и активно занимается самопознанием. Книга не для всех. Думаю даже критерий возрастной ей влепила бы 21+, не для молодых умов эта грязь, безнадёга, сложность текста и психология самокопания и бренности нашего существования. Позитивного в этой книге, на мой взгляд, всё же меньше, хотя очень много и великолепных высказываний. Эта книга наверняка Вас чему-то научит или хотя бы просто даст пищу для ума.

Древний будда как-то сказал:

Существуя во времени, стоя на горной вершине,

Существуя во времени, движась в океанских глубинах,

Существуя во времени, восьмирукий демон с тремя головами,

Существуя во времени, золотой шестнадцатифутовый Будда,

Существуя во времени, посох монаха или мухобойка учителя ,

Существуя во времени, столб или фонарь,

Существуя во времени, любой Дик или Джейн ,

Существуя во времени, вся земля и бесконечное небо.

Меня зовут Нао, и я – временное существо. Ты знаешь, что такое временное существо? Ну, если ты дашь мне минутку, я объясню.

Временное существо – это кто-то, кто существует во времени: ты, я, любой, кто когда-либо жил или будет жить. Я, например, сижу сейчас в кафе французских горничных на Акибахаре, в Городе Электроники, и слушаю печальный французский шансон, который играет где-то в твоем прошлом, которое одновременно – мое настоящее. И я думаю о тебе – как ты там, где-то в моем будущем? И если ты это читаешь, ты, наверно, тоже думаешь обо мне.

Ты думаешь обо мне.

Я думаю о тебе.

Кто ты и что ты сейчас делаешь?

Может, ты свисаешь с поручня в нью-йоркском сабвее или отмокаешь в горячей ванне в Саннивэйле?

Загораешь на пляже в Пхукете, или тебе полируют ногти в педикюрном салоне в Абу-Даби?

Ты женского пола или мужского? Или где-то посередине?

Может, твоя девушка готовит тебе вкуснющий ужин, а может, ты ешь холодную китайскую лапшу из картонки?

Может, ты свернулся калачиком, отгородившись спиной от храпящей жены? Или ждешь, когда, наконец, твой возлюбленный выйдет из ванной, чтобы страстно заняться с тобой любовью?

У тебя есть машина? И девушка сидит у тебя на коленях? Может, твой лоб пахнет кедром и свежим морозным воздухом?

И если ты решишь, что не стоит – эй, никаких проблем, потому что по-любому ты не тот, кого я жду. Но если ты решишь продолжать, тогда знаешь что? Ты – временное существо моего типа, и вместе мы будем творить волшебство!

Тьфу. Это было тупо. Надо, чтобы получалось лучше, а то ты уже наверняка недоумеваешь, что за глупая девица могла написать такое.

Ну, я могла.

Нао могла.

Нао – это я, Наоко Ясутани. Это мое полное имя, но ты можешь звать меня Нао, как и все остальные. И мне надо бы рассказать о себе побольше, если мы собираемся и дальше общаться!..

Правда, тут мало что изменилось. Я все еще сижу в кафе французских горничных на Акибахаре, в Городе Электроники, и Эдит Пиаф начала очередной грустный шансон, и Бабетта только что принесла мне кофе, и я уже отпила глоток. Бабетта – моя горничная, а еще она – мой новый друг, а мой кофе – «Блю Маунтин», и я пью его черным, что необычно для девчонки-подростка, но это – единственный способ пить хороший кофе, если, конечно, у тебя есть хоть капелька уважения к горьким бобам.

Я отогнула носок и почесала под коленкой.

Я расправила складки юбки, чтобы лежали ровно.

Я заправила волосы (они у меня до плеч) за правое ухо, где у меня пять дырочек, но теперь я скромно позволяю им опять упасть на лицо, потому что отаку -саларимен, что сидит за соседним столиком, ужасно на меня пялится, и мне это противно, но одновременно смешно. Я в своей форме из средней школы, и по тому, как он меня разглядывает, понятно, что у него неслабый фетиш насчет школьниц, а если так, то какого он приперся в кафе французских горничных? Нет, правда, он что, тупой?

Но догадки не всегда верны. Все меняется, все возможно, и кто знает – может, я тоже переменю свое мнение о нем. Может, в следующую минуту он наклонится неловко в мою сторону и скажет что-то настолько неожиданно-красивое, что нахлынувшая нежность смоет первое впечатление: сальные волосы и противный цвет лица, и я даже снизойду до разговора с ним, и, в конце концов, он пригласит меня на шопинг, и если сможет убедить меня, что безумно влюблен, я пойду с ним в торговый центр и он купит мне миленький кардиган, или кейтай , или сумочку, хотя денег у него явно не слишком. А потом мы, наверно, пойдем в какой-нибудь клуб, будем пить коктейли и завалимся в конце концов в лавотель с огромным джакузи, и, после того, как мы примем ванну, только я начну расслабляться, он обнажит свое истинное лицо, и свяжет меня, и наденет пакет из-под моего нового кардигана мне на голову, и изнасилует, и через несколько часов полиция обнаружит мое обнаженное безжизненное тело с неестественно вывернутыми конечностями на полу рядом с кроватью «под зебру».

А может, он просто попросит задушить его понарошку моими трусиками, пока он кончает от их чарующего аромата.

А может, ничего из этого не случится, кроме как в моем воображении, и в твоем, конечно, тоже – ведь я уже тебе говорила, вместе мы творим волшебство, по крайней мере, на какое-то время. Или пока мы в нем существуем.

Ты все еще здесь? Только что перечла, что я тут написала про отаку-саларимена, и хочу извиниться. Это было пошло. Не слишком хороший способ начать.

Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление. Я не глупа. Я знаю, что Эдит Пиаф на самом деле звали вовсе не Пиаф. И я не озабоченная, и не хентай . Я вообще не фанат хентая, так что если ты как раз фанат, то отложи, пожалуйста, эту книгу и не читай дальше, ладно? Тебя ждет разочарование, только время потратишь зря, потому что эта книга – точно не интимный дневник девицы с отклонениями, набитый розовыми мечтами и извращенскими фетишами. Это совсем не то, что ты думаешь, потому что моя цель – записать перед смертью удивительную историю жизни моей сточетырехлетней прабабушки, буддийской монахини.

Ты, наверно, думаешь, что монахини – это не так уж интересно, но тогда моя прабабушка – исключение, и совсем не в извращенском смысле. Конечно, наверняка есть много извращенских монахинь… ну, может быть не так уж много, но священников-извращенцев уж точно хватает, священники-извращенцы – они повсюду… но мой дневник точно не о них и не об их странных повадках.

Этот дневник расскажет историю жизни моей прабабушки Ясутани Дзико. Она была монахиней и писателем, «новой женщиной» эпохи Тайсё . Еще она была анархисткой и феминисткой, и любовников у нее было полно, и мужчин, и женщин, но извращенскими делишками она никогда не занималась. Конечно, по ходу дела я могу упомянуть пару свиданий, но все, что я напишу, будет исторически верно и должно будет помогать женщинам поверить в свои силы, а всякой дурацкой мутоты о гейшах здесь не будет. Так что если ты любитель клубнички, пожалуйста, закрой эту книгу и отдай ее жене или коллеге – сэкономишь себе кучу времени и усилий.

Никогда не поздно сесть и полностью переосмыслить свое существование и его цель. Ведь так важно для каждого просто задуматься обо всем на свете, дабы понять свое место и предназначение в нем. А в этом, как никогда поможет рассказ умного и опытного человека, немало повидавшего на своем веку. Такой рассказ может выходить за узкие рамки временно-пространственного континуума и находить ключи к вашему сознанию за их пределами. Это получилось у Рут Озеки - американки японского происхождения, которая добилась значительных успехов в изучении классической японской литературы. Миссис Озеки знает, что такое флористика, театр и кинематограф. Она стала буддийским священником и научилась вязать носки. Она написала роман под названием «Моя рыба будет жить», который вы сможете купить или читать на ipad, iphone, android и kindle на сайт без регистрации. Также читайте краткое содержание книги (сокращённый пересказ) и лучшие отзывы про книгу.

Как уже говорилось, повествование в книге ведется в разных временах и местах. Роман представляет собой многослойную структуру, без ознакомления с которой в комплексе вы не поймете, о чем же все-таки идет речь. Первый слой - это второе «я» автора. Это жизнь красивой женщины, которая по стечению жизненных обстоятельств находится в хронической депрессии. Здесь красота встречает печаль, как плату за совершенные некогда греховные поступки. Героиня живет на маленьком, измученном солнцем островке. Она наслаждается дарами природы и страдает от полной творческой безысходности. Писательница в поисках себя начинает погружаться в чужую жизнь и даже не догадывается о том, что эти поиски позволят ей обнаружить себя. Второй слой - это жизнеописание маленькой девочки, которая поневоле стает жертвой бедности, постоянных переездов и издевательств одноклассников. Она уже давно измучилась от своего тупика, который виден только ей. Она понимает, что на плечи родителей обрушилось не меньше проблем. Но разве от этого станет легче? Единственный человек, который постоянно поддерживает бедную девочку - это ее прабабушка. Она понимает, о чем говорит родственная душа, и всячески старается облегчить судьбу маленькой души. Но такая опора - слишком уж шаткая и непонятно, сколько она просуществует в этом грешном мире. Третий слой - это рассказ о сыне известной нам 104-летней дамы. Он погиб в возрасте, немного превышающем возраст девочки. Романтического и переполненного жизненных ожиданий юношу однажды призвали в армию. То время было по-настоящему страшным, ведь Япония жила в ожидании неминуемой капитуляции во Второй мировой войне. Двоюродный дедушка Наоко настрадался от своих больше, чем от врагов. Он был настоящим героем, способным пустить все свои усилия ради побед в сражениях и спасения жизни товарищей. Но эта жизнь трагически оборвалась, став маленькой капли в океане жертв войны.

Все сюжетные слои чудесным образом переплетаются во времени и пространстве. Они находят связи между собой. Эти связи возможно объяснить только неведомыми импульсами между матерью и ребенком, который попал в беду. Наоко все время думает о том человеке, который однажды прочитает записи в его фронтовом дневнике. Сама Рут переживает за маленькую девочку, которая уже давно превратилась в девушку. Обе героини постоянно читают воспоминания двоюродного дедушки Наоко и восхищаются некоторыми его поступками. В романе существуют такие связи, которые, казалось бы никогда не смогут найти свое воплощение в жизнь. Мысли героев все время приходят к общим умозаключениям и преподносят читателю свои уроки Какие именно? Вы узнаете это, послушав книгу Рут Озеки «Моя рыба будет жить» в mp3, почитав или скачав электронную книгу в fb2, epub, pdf, txt бесплатно на KnigoPoisk.com

Рут Озеки Лонсбери (Ruth Ozeki Lounsbury) - американка японского происхождения, специалист по классической японской литературе, флористка, увлеченная театром и кинематографом. В 2010 году была удостоена сана буддийского священника.

Озеки родилась в Нью-Хэвене, штат Коннектикут. Отец - Флойд Лоунсбери, мать - Масако Йокояма. Она училась в колледже Смита и получил высшее образование со степенью в области английской литературы и азиатских исследований. По окончании учебы долгое время жила и работала в Японии, в Киото, где изучала местную литературу и преподавала в университете.

В 1985 году Озеки вернулась в Нью-Йорк, где начала карьеру в кино в качестве арт-директора, занимаясь проектированием декораций и реквизита для малобюджетных японских хороор-фильмов. Известна также режиссерской работой над автобиографической телекартиной «Halving the Bones», которая в 1995 году была представлена на фестивале «Сандэнс». По признанию же самой Озеки, она всегда хотела быть писательницей.

Ее первый роман «My Year of Meats» был опубликован в 1998 году и получил широкое признание, положительные рецензии и ряд литературных наград. Это сексуальный, пронзительный и смешной рассказ о мировом производстве мясной и… медийной продукции. Две героини романа, Джейн и Акико, живут в разных точках земного шара, но их судьбы оказываются связанными благодаря телевизионному кулинарному шоу. Роман переведен на одиннадцать языков и издан в четырнадцати странах.

В 2007 году Озеки приняла участие в создании романа «Click» - он состоит из 10 глав, каждую из которых писали разные авторы.

Озеки имеет двойное гражданство: США и Канады, она ведёт активную общественную деятельность в университетских кампусах и живёт между Бруклином и Кортес-Айлендом в Британской Колумбии, где пишет книги, вяжет носки и выращивает уток вместе со своим мужем Оливером.

ФОТО Getty Images

Американка японского происхождения Рут Озеки - буддийский священник и лингвист. Роман «Моя рыба будет жить» - первое произведение иностранного автора на иностранном языке, получившее литературную премию в России («Ясная Поляна», 2015).

Psychologies:

Как внутри вас распределяются такие разные роли и образы жизни - филолог, писатель и священник? В чем они мешают, а в чем помогают друг другу?

Думаю, это вопрос таксономии, своего рода наклеивание ярлыков. Попробую объяснить. Моя мать - японка, отец - белый американец, так что я росла человеком смешанной расы. До самого последнего времени ярлыком для таких, как я было слово half, полукровка, по-японски - «хаафу». Этот ярлык стал для меня основой самоидентификации, и, когда я была маленькая, я все старалась понять, какая половина меня - японская, а какая - американская. Может, существует линия, которая делит меня пополам? И как она проходит - по вертикали? По горизонтали? Наискосок?

И к чему вы пришли?

Р. О.:

Первые пару десятилетий жизни у меня было ощущение, что американская и японская половинки плохо совпадают и мешают друг другу, но, становясь старше, я начала ощущать себя более цельной человеческой сущностью, и сейчас конфликта больше нет. Я - это просто я, ни японка, ни американка, ни здесь, ни там, ни одно, ни другое.

Думаю, это можно отнести и к моим разнообразным занятиям и интересам. Я бы не назвала себя филологом (хотя, конечно, филология - это мое хобби), но действительно - к лучшему или к худшему - я, похоже, и священник, и писатель одновременно, и эти двое сосуществуют в относительном согласии. Они - это выражения того, кто такая я есть и что я люблю, и, в общем и целом, они друг другу помогают. Практика медитаций дзен делает меня более наблюдательной и терпеливой. Писательское ремесло помогает мне быть более вовлеченной в дела мирские.

Когда я пишу, то пишу. Когда я сижу в дзадзэн, то сижу в дзадзэн. В общем, одно занятие не мешает другому, хотя, должна признаться, время от времени я ловлю себя на том, что в разгар медитации работаю над романом.

Кто из ваших героинь ближе лично вам - 16-летняя школьница-изгой или 104-летняя буддийская монахиня, та феминистка, которой она была в прошлом, или писательница Рут? Что в вас от каждой из них?

Р. О.:

Мне кажется, все персонажи, которые оказываются в наших романах, так или иначе берут начало в самом писателе, даже когда их нельзя назвать биографическими. То есть, если вдуматься, откуда еще им взяться? Мне часто припоминается та цитата из Диккенса, из «Рождественской песни»: «Чуть что неладно с пищеварением, и им уже нельзя доверять. Может быть, вы вовсе не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик сыра, или непрожаренная картофелина!..» Мне кажется, любой из моих персонажей может быть просто крошкой или кусочком какой-то недопереваренной проблемы или неразрешенного невроза, который вдруг всплыл на странице книги в качестве персонажа.

В общем, как результат, мне близок каждый из моих персонажей. Все они - это я, в большей или меньшей степени. Подобно Рут, я - довольно рассеянный писатель, обладательница кота, замужем за чудесным человеком по имени Оливер. Подобно Нао, 16-летней школьнице-изгою, я была когда-то запутавшимся, экзистенциально настроенным подростком, обожающим писать и полностью погруженным в собственную личную драму. Подобно старой Дзико, буддийской монахине, я была (и являюсь сейчас) буддистом и феминисткой, и я уж точно надеюсь достигнуть в один прекрасный день возраста 104 лет!

Какую еще роль в этом мире вы хотели бы прожить?

Р. О.:

Не так давно я начала вести курс писательского мастерства в Smith College, моей альма-матер, и этой-то ролью преподавателя я наслаждаюсь бесконечно. Так что прямо сейчас я очень довольна всеми своими ролями и занятиями! А если выбирать роль на следующую жизнь, я бы выбрала быть музыкантом и композитором. И еще мне всегда очень хотелось ухаживать за слонами в слоновьем питомнике.

Была ли у вас задача возродить в «Моя рыба будет жить» японский женский исповедальный роман как жанр?

Р. О.:

Когда пишу, я очень стараюсь не ставить пред собой очень много целей, потому что, как показывает практика, цели мешают, забивая ход сюжета мыслями и личными мнениями автора. Так что нет, никаких таких целей у меня не было. Моей единственной целью было рассказать историю наиболее честным образом, что означает не врать насчет персонажей и вообще не путаться у них под ногами.

Ваш роман посвящен острым проблемам: инфантилизм взрослых, жестокость детей, отсутствие глубоких связей между людьми, страх смерти и страх жизни, безразличие человека к живому миру, насилие государственной системы. Какая из них стоит наиболее остро для вас самой и какая из них, на ваш взгляд, сильнее всего отзовется в читательских сердцах?

Р. О.:

Все они. Все они. Все они. Надеюсь, к нам всем придет чувство глубинной связи со всеми этими насущными проблемами.

Вера в самом деле является для вас решением этих проблем?

Р. О.:

Ну, я полагаю, это зависит от того, что подразумевается под верой. Вера в себя? Вера в нашу человечность и общие человеческие ценности? Вера в некоего внешнего Бога или богов? Вера в жизнь как таковую? Я очень верю в жизнь как таковую, в связь, объединяющую всех существ, но это чересчур абстрактно для применения на практике и уж точно решением быть не может. Так что если бы мне пришлось выбирать единое, универсальное решение для наших проблем, думаю, вместо такой абстрактной категории, как «вера», я бы выбрала что-то более практичное, вроде Золотого правила, которое можно выразить как в утвердительной, так и в отрицательной форме: «Поступай с другими так, как тебе бы хотелось, чтобы они поступали с тобой», или: «Не поступай с другими так, как тебе бы не хотелось, чтобы поступали с тобой». Это единственное правило, которое существует в той или иной форме практически в каждой религии или этической традиции, как мне кажется, применимо к большинству проблем, которые вы упомянули.

В ваше книге есть крик о помощи: «Пожалуйста, научите меня простому американскому пути любить свою жизнь, чтобы мне больше никогда не приходилось думать о суициде. Я хочу найти смысл в жизни ради моей дочери». Удалось ли вам найти смысл жизни и научиться любить ее?

Р. О.:

Отец, который говорит это, - японец. Он - человек, который восхищается Америкой, и здесь он пишет психологу-американцу, так что его крик о помощи - искренний и отчаянный - все же своего рода иронический комментарий к тенденции американцев все упрощать. У меня такое ощущение, что американцы постоянно ищут простейшие ответы на самые сложные вопросы, даже на такие, как, например, о смысле жизни. Подозреваю, что русским подобное упрощение не свойственно. Подозреваю, что русские очень чувствительны к сложным нюансам, но, может, это тоже упрощение. Простые ответы очень соблазнительны, но они часто наивны и имеют мало общего с действительностью. Так что нет, я не думаю, что нашла смысл жизни - не знаю даже, возможно ли это вообще, - но я учусь принимать неопределенность этого не-знания и любить вместо этого саму загадку.

Вы ведете дневник?

Р. О.:

Да, несколько! У меня есть журнал записей о работе над книгой, и им я пользуюсь чаще всего. В нем я пишу о том, как пишу. Заношу туда новые идеи, обсуждаю их. Задаю вопросы. Ломаю голову над возникающими проблемами и даю сама себе домашние задания. Записываю количество слов и страниц, написанных за день. Жалуюсь, изливаю свое отчаяние или радость. Мой рабочий журнал - мой лучший друг, потому что ему никогда не бывает скучно и не надоедает меня слушать, и он всегда рядом, когда бы мне ни захотелось поговорить. В другом дневнике я пишу о личных вещах. Это место, где я могу «думать вслух» о проблемах, которые меня беспокоят. Ну например, иногда, после того как я путешествовала или была сильно занята, я начинаю чувствовать некую внутреннюю неупорядоченность. Такое бывает ощущение, будто я отдаляюсь от самой себя, и, когда это происходит, я обращаюсь к дневнику и пишу об этом чувстве неустроенности, о том, что происходит в моей жизни и что могло вызвать эти ощущения. Ручка служит мне для того, чтобы поцарапать поверхность сознания и выкопать чувства, которые лежат в глубине. Каким-то образом это помогает избавиться от чувства неустроенности. Бывает даже своего рода катарсис. Когда я была 16-летней школьницей, я страдала депрессией и в какой-то момент это было достаточно серьезно, пришлось лечь в больницу. Я выздоровела и научилась справляться со своими «настроениями». Поначалу это получалось у меня не очень умело: алкоголь и табак в качестве лекарств - не слишком умно, конечно, да и эффект трудно было назвать постоянным. Потом я обнаружила, что медитация дзэн дает мне инструменты для работы со сложными аффективными состояниями, так что мне больше не нужно полагаться на изменяющие настроение и рассудок вещества. Писательство - это возможность для аналитической, рассудочной части моего сознания найти подход к личным, психологическим проблемам. В упряжке с соматическими практиками медитации это иногда дает своего рода прозрения, которые очень помогают и могут вести к коренным переменам.

Р. О.:

Вообще-то, как и у героини книги, у меня есть много рыб, которые, похоже, обитают между ребер и плавают взад-вперед между желудком и сердцем. Некоторые из них явно помельче, вроде мальков. Другие - такое ощущение - огромные, как киты, и опасные, как акулы. Как с ними управляться, как сделать, чтобы они были довольны? Мне кажется, первый шаг - просто познакомиться со своими рыбами, узнать их получше. У всех этих тяжелых аффективных состояний - у страха, отчаяния, тревоги, печали - есть связанные с ними физиологические симптомы, и эти симптомы важно уметь распознать. Важно научиться понимать, как ощущаются эти чувства и где именно у себя в теле мы их ощущаем. Но, как правило, мы поступаем ровно наоборот. Как правило, поскольку эти ощущения неприятны, мы стараемся подавить их, или проигнорировать, или вовсе их не чувствовать. Но, я думаю, важно вместо этого прочувствовать свои чувства, понять, в какой момент они начинают биться и глотать воздух, а потом позаботиться о них.

Первое, что я делаю, когда замечаю, что мои чувства в расстройстве, - просто делаю паузу, небольшой перерыв, чем бы я ни занималась. Я закрываю глаза, делаю пару глубоких вдохов и на выдохе расслабляю плечи, пресс и лицо. Если я стою, то стараюсь почувствовать под ногами землю. Если сижу - ощутить под собой давление стула. Потом я концентрирую внимание внутри себя, дышу спокойно, позволяя сознанию лишь слегка касаться вдохов и выдохов и звуков, которые слышу вокруг себя. Спустя несколько минут бурные воды словно успокаиваются внутри меня, и рыбы уже не бьются. И, когда рыбы окончательно успокоились, я опять могу заниматься своими делами

В Дзэн мы называем эти моменты тишины и раздумья «шагом назад», самое главное, что вы можете делать это где угодно. Ну, если только вы не ведете в это время машину. Если вы за рулем, можно все-таки расслабиться и подышать, но глаза лучше не закрывайте.

Перевод Екатерины Ильиной.