Всеволод Михайлович Гаршин

«Сигнал»

Семен Иванов служит сторожем на железной дороге. Он человек бывалый, но не слишком удачливый. Девять лет назад, в 1878 г., побывал на войне, воевал с турками. Ранен не был, но здоровье потерял.

Вернулся в родную деревню — хозяйство не задалось, сынишка умер, и поехали они с женой на новые места счастья искать. Не нашли.

Встретил Семен во время скитаний бывшего офицера своего полка. Тот признал Семена, посочувствовал и нашёл ему работу при железнодорожной станции, над которой начальствовал.

Получил Семен будку новую, дров сколько хочешь, огород, жалованье — и стали они с женой хозяйством обзаводиться. Работа Семену была не в тягость, и весь свой участок пути он держал в порядке.

Познакомился Семен и с соседом Василием, присматривавшим за смежным участком. Стали они, встречаясь на обходах, толковать.

Семен все свои беды да неудачи переносит стоически: «Не дал бог счастья». Василий же считает, что его жизнь так бедна, потому что на его труде наживаются другие — богачи и начальники, все они — кровопийцы и живодёры, и всех их он люто ненавидит.

Меж тем приезжает важная ревизия из Петербурга. Семен на своём участке все загодя в порядок привёл, его похвалили. А на участке Василия все иначе обернулось. Тот уже давно был в ссоре с дорожным мастером. По правилам, у этого мастера надо было просить разрешение на огород, а Василий пренебрёг, посадил капусту самовольно — тот и велел выкопать. Озлился Василий и решил пожаловаться на мастера большому начальнику. Да тот не только жалобы не принял, а на Василия же накричал и по лицу ударил.

Бросил Василий будку на жену — и поехал в Москву искать управы теперь уже на этого начальника. Да, видно, не нашёл. Прошло четыре дня, встретил Семен на обходе жену Василия, лицо от слез опухло, а разговаривать она с Семеном не пожелала.

Как раз в это время Семен пошёл в лес тальника нарезать: он из него дудки на продажу делал. Возвращаясь, около железнодорожной насыпи услышал странные звуки — будто железо об железо позвякивает. Подкрался поближе и видит: Василий поддел рельс ломом и путь разворотил. Увидел Семена — и прочь бежать.

Стоит Семен над развороченным рельсом и не знает, что делать. Голыми руками его на место не поставишь. Ключ и лом у Василия — но сколько не звал его Семен вернуться — не дозвался. Скоро должен идти пассажирский поезд.

«Вот на этом закруглении он с рельса и сойдёт, — думает Семен, — а насыпь высоченная, одиннадцать сажен, повалятся вниз вагоны, а там дети малые…» Бросился было Семен бегом в будку за инструментом, но понял, что не успеет. Побежал обратно — вон уже и свисток дальний слышен — скоро поезд.

Тут ему точно светом голову осветило. Снял семен шапку, вынул из неё платок, перекрестился, ударил себе в правую руку ножом повыше локтя, брызнула струя крови. Намочил он в ней свой платок, надел на палку (тальник, что из леса принёс, пригодился) — и поднял красный флаг — сигнал машинисту, что надо остановить поезд.

Но, видно, слишком глубоко поранил Семен руку — кровь хлещет не унимаясь, в глазах у него темнеет и только одна мысль в голове: «Помоги, Господи, пошли смену».

Не выдержал Семен и лишился сознания, упал на землю, но не упал флаг — другая рука подхватила его и высоко поднимает навстречу поезду. Машинист успевает затормозить, на насыпь выскакивают люди и видят человека в крови, лежащего без памяти, а рядом другого, с кровавой тряпкой в руке…

Это Василий. Он обводит собравшихся глазами и говорит: «Вяжите меня, я рельс отворотил».

Служил Иванов Семен сторожем на железной дороге. Вокруг никакого жилья не было, только такие же будки, как у Семена вдоль дороги настроенные. Досталась ему эта работа волей случая. После войны с турками, на которой и подорвалось здоровье Семена, не мог он трудиться на своей земле. Да, и отец родной с сыном 4 лет померли. Вот и пошли они с женой в других землях счастья искать. Не мог Семен работы найти, и пришлось его супруге в услужение купцу идти. А Семен дальше на поиски работы поехал. На станции встретил он своего офицера полка и тот пристроил его на железной дороге служить. Будка хоть и маленькой была, но новой и теплой, да, и огород небольшой при ней был разбит. Семен радовался, что корову, да, лошадь заведет.

Исполнял Семен свои обязанности исправно, порядок у него на участке был. Гайки регулярно подвинчивал, щебенку поправлял. Через пару месяцев с соседом повстречался. Поздоровался с ним Семен, а тот приветствие буркнул и ушел. Жена Семена тоже встречалась с женой соседа, но и его супруга немногословной была. Однако через месяц Семен с соседом познакомились и больше общаться стали. Вот только Семен все свои беды и трудности принимал и списывал на судьбу, а сосед – Василий, все на начальство серчал, что это они его кровь пьют и на ней жиреют и богатеют. И стал Семену на дорожного мастера жаловаться. Посадил Василий по весне капусту, а дорожный мастер приказал выкопать ее, так как не согласовал он с ним посадки свои. Решил Василий на мастера начальнику станции нажаловаться, да, и ему под горячую руку попался, получил оплеуху. Надумал начальнику станции не спускать обиды и направился в Москву, в управление правды искать, а будку и свой участок на жену оставил.

Через 3 дня пошел Семен в лес веток для дудок нарезать, чтобы потом их на базаре продать. И увидел, как Василий рельс в сторону отвел, чтобы поезд под откос спустить. Да, вот только поезд пассажирский должен был идти. Побежал Семен до будки за ломом, но, не добежав до нее услышал, что поезд уже идет и повернул назад. Лома нет, флаги, чтобы предупредить машиниста об опасности, в будке остались. Тогда выхватил Семен платок свой, резанул вену выше локтя и пропитал платок красной кровью. Поднял самодельный флаг на палке, которую для дудок срезал и давай ею махать. Ослаб, в глазах темнеть начало, так как глубоко руку разрезал, кровь так и хлещет. Стал оседать Семен, сознание терять, но молил Бога, чтобы только машинист знак увидел, чтобы Бог смену Семену прислал и спас людей. Семен упал, а вот палку его чья-то рука подхватила. Машинист красный флаг увидел и успел затормозить до вывернутой рельсы.

Состав остановился, люди вышли. Стоят, смотрят на окровавленного Семена, а рядом с ним Василий стоит с кровавым флагом в руке и говорит, что он рельс отвернул и просит: «Вяжите меня».

Зибрицкая Виктория

В сочинении автор поднимает нравственные проблемы добра и зла, анализируя рассказ В.М. Гаршина "Сигнал" и рассказ В. А. Солоухина "Мститель". Оба произведения приводят читателя к мысли, что месть-это страшное деяние. У каждого человека есть выбор: мстить или отказаться от мести.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Сочинение

«Только человек ответствен

За добро и зло»

Ученица 8 класса.

Руководитель: Кенжебаева Л.И.-

Учитель русского языка и

Литературы.

Муниципальное казённое общеобразовательное учреждение

«Скалистская общеобразовательная школа»

2012 г.

Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку

Каждый выбирает для себя.

Ю.Левитанский.

Жизнь так устроена, что иногда нас сильно обижают. Но бывает и мы сами

обижаем других людей. Бывает: нас захлёстывает обида, и возникает желание отомстить, сделать больно тому, кто нас обидел или по - другому наказать его. Такую ситуацию Всеволод Михайлович Гаршин описал нам в своём рассказе «Сигнал».

В этом рассказе главные герои Семён и Василий - сторожа на железной дороге. Василий – очень тяжёлый человек, вредный, вечно всем недовольный. Своему напарнику Семёну он всегда жаловался на жизнь. Василий получал зарплату больше, чем Семён. У Василия произошёл конфликт с начальником дистанции.

Я считаю, что Василий виноват сам, потому что ему не стоило подходить к начальнику со своей жалобой насчёт огорода во время осмотра путей комиссией. Начальнику просто было не до него, Василий оскорбил начальника, а тот его ударил. И Василия после удара начальника ослепила обида, сначала он поехал в Москву жаловаться на своего начальника, но вернулся ни с чем. И у него появился план мести, он надумал повредить железнодорожный путь. Он думал только о себе, он из-за обиды хотел убить много людей. Из-за своего желания отомстить Василий не думал ни о ком. Он не думал о пассажирах. Почему они должны погибнуть? Почему пострадают невиновные? Он не оставлял им выбора, они бы все погибли. Если бы его напарник Семён думал также только о себе, он, убитый своими проблемами, закрыл глаза и прошёл бы мимо. Что бы было, если бы не было добрых людей. Если бы Василий сломал рельсы, а Семён прошёл бы мимо. Семён совершил героический поступок! Он взял на себя ответственность за происходящее. Он из-за своих проблем не озлобился, не утратил доброту в своём сердце. Семён

наносит себе глубокий порез, кровь бежит сильно из раны, в ней он намочил платок, превратив его в знамя, и махал им, останавливая поезд. Но почернело всё в глазах, упал бы Семён, если бы Василий в последний момент не поддержал его.

Одумался Василий и вернулся, признался в своём преступлении.

Месть – это очень плохое чувство. Месть похожа на ураган, сметающий всё на своём пути, похожа на страшный пожар, который никого не щадит, похожа на бумеранг. У каждого человека есть выбор: мстить или отказаться от мести. Тот, кто развязывает конфликт и начинает мстить, не знает, что ждёт его самого, так как ему в ответ тоже будут мстить. Поэтому лучше простить своего обидчика и отказаться от мести, хотя порой сделать это нелегко. Эта тема – тема мести продолжается и в произведениях современных писателей.

Я недавно прочитала рассказ В. Солоухина «Мститель». Желание отомстить – очень сильное чувство, проявляющееся независимо от того, в какие времена живут люди. Сопротивляться ему бывает очень трудно. Мальчик, попавший в очень неприятную ситуацию, не знает, что выбрать: отомстить обидчику или удержаться от этого желания.

Однажды тихим, тёплым сентябрьским утром мальчик, главный герой рассказа, со своими одноклассниками копал картошку на школьном участке, вместо того, чтобы сидеть на скучном уроке по арифметике. Главным развлечением мальчишек было насаживание на гибкий прут тяжёлого шарика, слепленного из земли. Потом они, размахнувшись прутом, бросали шарик – кто дальше. Шарики взлетали так далеко, что их было даже и не видно. Мальчик наклонился, чтобы слепить шарик потяжелее, как вдруг почувствовал сильный удар между лопаток. Выпрямившись, мальчик увидел, как от него по загону бежит Витька Агафонов с толстым прутом в руке. У главного героя глаза налились слезами, но не от физической боли, а от обиды. Он долго думал, почему Витька его ударил, но так и не мог понять, но на душе у него было очень плохо.. И вскоре у героя – рассказчика появился план мести, и он в школе пригласил Витьку в лес жечь теплинку. Но Витя боялся, что мальчик захочет ему отомстить и ударит его, но главный герой сказал, что ему не о чем волноваться, и Витька согласился. Во время прогулки мальчики сдружились, но рассказчик всё это время думал: «Сейчас я его…», а потом он понял, что Витька – неплохой человек, и ему не стоит мстить Вите. Так герой рассказа принял решение, что не стоит ему бить Витьку, и у него на душе стало легко и приятно, они зашли в село как лучшие дружки – приятели.

Я считаю, что герой поступил правильно, когда принял решение не мстить своему сверстнику, а простить обиду, подружиться с ним. Я всем советую обязательно прочитать этот рассказ, он не только очень интересный, но и помогает понять, как поступить в такой ситуации и стоит ли ради обиды портить дружбу со своим сверстником.

Наша русская литература для многих читателей является учебником жизни. Меня эти произведения заставили задуматься над проблемой нравственного выбора. Каждый из нас может оказаться в такой ситуации, когда хочется отомстить, и нам решать, как поступить. Не надо забывать, что «только человек ответствен за добро и зло». Я прочитала о жизни Всеволода Михайловича Гаршина, он покончил жизнь самоубийством, не выдержав тяжёлой болезни. А между тем все его произведения учат нас добру, порядочности, человечности. Самое моё любимое произведение

В. М. Гаршина- сказка «Лягушка – путешественница». Он её написал на основе зарубежной сказки о черепахе из сборника индийских сказок, которая разбилась, упав с высоты. Гаршин отказался от жестокого конца, его героиня остаётся жива.

Гаршина были обращены к детям и что последнее его произведение светло и беспечально. На фоне других произведений В.М.Гаршина, грустных и тревожных,

эта сказка как бы живое свидетельство того, что радость жизни не исчезает никогда,

что «свет во тьме светит».

Ответ оставил Гость

В рассказе «Сигнал» (1887) нет любовной истории, но отмеченный мотив проявляется в нем еще резче. Герои рассказа не пишут картин, не обсуждают философских проблем и не могут определять судьбы человечества. Они маленькие люди, живущие маленькими интересами: грядка капусты, жалованье, притеснение начальства - дальше их интересы не идут. Но в своих разговорах об этих предметах Семен и Василий ставят тот же вопрос, что и Гельфрейх, создавший свою картину об Илье Муромце.В молодости Семен был на войне, служил денщиком и яркихподвигов, которые могли бы определить исход сражения, уже по своей должности совершить не мог. Но для Гаршина Семен - человек большой души, и подвиг его заключается в том, что он не озлобился на жизнь и людей, хотя имел для этого все основания.Правда, в его отношении к жизни явно заметны пассивность и фатализм. Вот эти черты и раздражают его собеседника Василия. «Не талан-судьба, - возражает Василий Семену, - нам с тобою век заедает, а люди. Нету на свете зверя хищнее и злее человека». Позиция Василия - это позиция человека, не желающего подчиняться судьбе и потому вступающего в борьбу с людьми и обстоятельствами. Но для Гаршина в законах борьбы есть своя суровая диалектика: человек озлобившийся, утративший веру в людей, даже в справедливом гневе своем против виновников зла может стать причиной гибели невинных людей. Здесь Семен и Василий меняются местами. Семен активно выступает на борьбу со злом, спасая поезд с людьми, не подозревающими о грозящей им опасности, и Василий признает его правоту и неправедность пути, на который он встал. Но активность Семена особого рода. В основе ее лежит самопожертвование, и если он и поднимает красный флаг, то этот флаг смочен его собственной кровью.Для Гаршина мораль всегда была проста, зато бесконечно сложен был вопрос, почему эта простая мораль не может осуществиться в жизни людей. Гаршин в каждом своем рассказе с болезненной остротой ставил вопрос о правде и неправде, о разнообразных проявлениях и формах современного зла, и потому его маленькие рассказы наполнялись большим и глубоким содержанием.Глеб Успенский справедливо писал: «...в его маленьких рассказах и сказках, иногда в несколько страничек, положительно исчерпано все содержание нашей жизни, в условиях которой пришлось жить и Гаршину, и всем его читателям.Говоря - «все содержание жизни нашей», я не употребляю здесь какой-нибудь пышной и необдуманной фразы, - нет, именно все, что давала наиболее важного его уму и сердцу наша жизнь (наша - не значит только русская, а жизнь людей нашего времени вообще), все до последней черты пережито, перечувствовано им самым жгучим чувством и именно потому-то и могло быть высказано только в двух, да еще таких маленьких, книжках». Ту же мысль высказал и другой современник Гаршина - П. Ф. Якубович.И поэт-революционер, и крупнейший прозаик - очеркист-социолог по существу признали факт, необычный как для литературы 80-х гг., так и для предшествующей русской литературы. Небольшие по объему рассказы отразили основное содержание эпохи.Позднее благодаря Короленко, Чехову, Бунину эта мысль перестанет восприниматься как парадокс. Гаршину удалось открыть новые возможности малого жанра. Строгую объективность повествования он соединил с лирической взволнованностью и четко сформулированной авторской точкой зрения.

Железнодорожный сторож Семен увидел поврежденные завистливым соседом Василием рельсы, а вдали приближающийся поезд. Решил Семен предупредить машиниста. Нанес себе глубокую рану, кровью смочил тряпку и поднял флаг. Однако от потери крови Семен упал, потеряв сознание. Машинист поезда, видя впереди красный сигнал, остановил состав. Вышедшие из поезда люди были поражены: на рельсах лежал окровавленный Семен, а рядом держащий красную тряпку и повторяющий слова признания вины Василий.

Подробный пересказ

Иванов Семен трудился охранником на железной дороге. Вернувшись с войны против турков, Семен долго не мог найти работу. Единственный сын умер. Пришлось ему с супругой переезжать в новые края, хорошей жизни искать. Во время скитаний Семен повстречал офицера, с которым вместе проходили службу. Офицер руководил железнодорожной станцией, он определил Семена к себе на работу сторожем. Выделили Иванову вагончик, и стали они с супругой обживаться. Огород посадили, хозяйство наладили. Семену нравилась эта работа, его участок пути был всегда в идеальном порядке.

Подружился Иванов со своим соседом, звали его Василий. Он постоянно ругал всех начальников в своих несчастьях, считал, что они наживаются на его трудах. Чувства ненависти к людям переполняли Василия. Семен же, все тяготы переносил стойко и мужественно, считал, что на все воля Божья. Семен был полной противоположностью своего соседа.

У Василия были разногласия с тамошним дорожным бригадиром. Василий без разрешения и соответствующих документов посадил огород на своем участке. Мастеру это не понравилось, он велел огород уничтожить. Мужчины подрались. Василий пожаловался на бригадира начальнику, но тот сторожа отчитал и в жалобе отказал. На станцию прибыла проверка. У Семена на участке было все в порядке, а Василий получил выговор. Решил тогда Василий в столицу податься, искать управы на местное руководство, в вышестоящих органах. Вернулся он с Москвы через несколько дней, так ничего не добившись. Василий стал еще больше озлобленным.

Пошел как-то Семен в лес, тальниковых веточек настругать. Мастерил он из них дудочки, а потом продавал на местном базаре, хоть какая-то лишняя копейка в дом. На обратном пути он услышал металлический скрежет у станции, подумал сторож, что кто-то дорогу расхищает, подойдя ближе, Семен увидел, как Василий ломом, крушит железнодорожные пути. Сосед сдвинул рельсу, и, заметив Семена, скрылся в лесу.

Семен знал, что вот-вот пойдет пассажирский поезд. Попробовал голыми руками вернуть рельс на место, не получается, тут инструмент нужен. До станции бежать далеко, не успеет, сойдет состав с рельсов. Кричал он соседа Василия, да он не пришел. Раздался гудок приближающегося поезда. Семен испугался, будет авария. Надо бы подать сигнал машинисту, чтобы тормозил, а нечем. Снял тогда Семен шапку, достал оттуда белый платок, поранил свою руку острием ножа, смочил платок в крови и машет поезду. Просит сторож, Бога помочь ему в этом. Чувствует мужчина, поплохело ему, сознание теряет, но об одном думает, лишь бы машинист сигнал увидел. Упал Семен, а его платок, чья-то рука перехватила и машет. Машинист разглядел сигнал, остановил состав. Сбежались люди, на путях человек в крови лежит, а рядом Василий с платком стоит. Арестовывайте меня, сказал Василий, это я аварию учинил.

Это произведение о великой отваге простого человека, он не испугался пожертвовать своим здоровьем, рискнуть своей жизнью, для того, чтобы другие люди жили. Рассказ учит порядочности и мужеству.

Картинка или рисунок Сигнал

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Чехов Вишневый сад кратко и по действиям

  События пьесы разворачиваются весной в 1904 году. Любовь Андреевна Раневская с дочерью, служанкой и лакеем возвращаются на Родину

Семен Иванов служил сторожем на железной дороге. От его будки до одной станции было двенадцать, до другой — десять верст. Верстах в четырех в прошлом году открыли большую прядильню; из-за лесу ее высокая труба чернела, а ближе, кроме соседних будок, и жилья не было.

Семен Иванов был человек больной и разбитый. Девять лет тому назад он побывал на войне: служил в денщиках у офицера и целый поход с ним сделал. Голодал он, и мерз, и на солнце жарился, и переходы делал по сорока и пятидесяти верст в жару и в мороз; случалось и под пулями бывать, да, слава богу, ни одна не задела. Стоял раз полк в первой линии; целую неделю с турками перестрелка была: лежит наша цепь, а через лощинку — турецкая, и с утра до вечера постреливают. Семенов офицер тоже в цепи был; каждый — день три раза носил ему Семен из полковых кухонь, из оврага, самовар горячий и обед. Идет с самоваром по открытому месту, пули свистят, в камни щелкают; страшно Семену, плачет, а сам идет. Господа офицеры очень довольны им были: всегда у них горячий чай был. Вернулся он из похода целый, только руки и ноги ломить стало. Немало горя пришлось ему с тех пор отведать. Пришел он домой — отец старик помер; сынишка был по четвертому году — тоже помер, горлом болел; остался Семен с женой сам-друг. Не задалось им и хозяйство, да и трудно с пухлыми руками и ногами землю пахать. Пришлось им в своей деревне невтерпеж; пошли на новые места счастья искать. Побывал Семен с женой и на Линии, и в Херсоне, и в Донщине; нигде счастья не достали. Пошла жена в прислуги, а Семен по-прежнему все бродит. Пришлось ему раз по машине ехать; на одной станции видит — начальник будто знакомый. Глядит на него Семен, и начальник тоже в Семеново лицо всматривается. Узнали друг друга: офицер своего полка оказался.

— Ты Иванов? — говорит.
— Так точно, ваше благородие, я самый и есть.
— Ты как сюда попал?
Рассказал ему Семен: так, мол, и так.
— Куда ж теперь идешь?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Как так, дурак, не можешь знать?
— Так точно, ваше благородие, потому податься некуда. Работы какой, ваше благородие, искать надобно.

Посмотрел на него начальник станции, подумал и говорит:
— Вот что, брат, оставайся-ка ты покудова на станции. Ты, кажется, женат? Где у тебя жена?
— Так точно, ваше благородие, женат; жена в городе Курске, у купца в услужении находится.
— Ну, так пиши жене, чтобы ехала. Билет даровой выхлопочу. Тут у нас дорожная будка очистится; уж попрошу за тебя начальника дистанции.
— Много благодарен, ваше благородие, — ответил Семен.

Остался он на станции. Помогал у начальника на кухне, дрова рубил, двор, платформу мел. Через две недели приехала жена, и поехал Семен на ручной тележке в свою будку. Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит.

Дали ему весь нужный припас: флаг зеленый, флаг красный, фонари, рожок, молот, ключ — гайки подвинчивать, лом, лопату, метел, болтов, костылей; дали две книжечки с правилами и расписание поездов. Первое время Семен ночи не спал, все расписание твердил; поезд еще через два часа пойдет, а он обойдет свой участок, сядет на лавочку у будки и все смотрит и слушает, не дрожат ли рельсы, не шумит ли поезд. Вытвердил он наизусть и правила; хоть и плохо читал, по складам, а все-таки вытвердил.

Дело было летом; работа нетяжелая, снегу отгребать не надо, да и поезд на той дороге редко. Обойдет Семен свою версту два раза в сутки, кое-где гайки попробует подвинтить, щебенку подровняет, водяные трубы посмотрит и идет домой хозяйство свое устраивать. В хозяйстве только у него помеха была: что ни задумает сделать, обо всем дорожного мастера проси, а тот начальнику дистанции доложит; пока просьба вернется, время и ушло. Стали Семен с женою даже скучать.

Прошло времени месяца два; стал Семен с соседями-сторожами знакомиться. Один был старик древний; все сменить его собирались: едва из будки выбирался. Жена за него и обход делала. Другой будочник, что поближе к станции, был человек молодой, из себя худой и жилистый. Встретились они с Семеном в первый раз на полотне, посередине между будками, на обходе; Семен шапку снял, поклонился.
— Доброго, — говорит, — здоровья, сосед. Сосед поглядел на него сбоку.
— Здравствуй, — говорит.

Повернулся и пошел прочь. Бабы после между собою встретились. Поздоровалась Семенова Арина с соседкой; та тоже разговаривать много не стала, ушла. Увидел раз ее Семен.
— Что это, — говорит, — у тебя, молодица, муж неразговорчивый? Помолчала баба, потом говорит:
— Да о чем ему с тобой разговаривать? У всякого свое… Иди себе с богом.

Однако прошло еще времени с месяц, познакомились. Сойдутся Семен с Василием на полотне, сядут на край, трубочки покуривают и рассказывают про свое житье-бытье. Василий все больше помалчивал, а Семен и про деревню свою и про поход рассказывал.
— Немало, — говорит, — я горя на своем веку принял, а веку моего не бог весть сколько. Не дал бог счастья. Уж кому какую талан-судьбу господь даст, так уж и есть. Так-то, братец, Василий Степаныч.

А Василий Степаныч трубку об рельс выколотил, встал и говорит:
— Не талан-судьба нас с тобою век заедает, а люди. Нету на свете зверя хищнее и злее человека. Волк волка не ест, а человек человека живьем съедает.
— Ну, брат, волк волка ест, это ты не говори.
— К слову пришлось, и сказал. Все-таки нету твари жесточе. Не людская бы злость да жадность — жить бы можно было. Всякий тебя за живое ухватить норовит, да кус откусить, да слопать.

Задумался Семен.
— Не знаю, — говорит, — брат. Может, оно так, а коли и так, так уж есть на то от бога положение.
— А коли так, — говорит Василий, — так нечего нам с тобой и разговаривать. Коли всякую скверность на бога взваливать, а самому сидеть да терпеть, так это, брат, не человеком быть, а скотом. Вот тебе мой сказ.

Повернулся и пошел, не простившись. Встал и Семен.
— Сосед, — кричит, — за что же ругаешься?

Не обернулся сосед, пошел. Долго смотрел на него Семен, пока на выемке на повороте стало Василия не видно. Вернулся домой и говорит жене:
— Ну, Арина, и сосед же у нас: зелье, не человек. Однако не поссорились они; встретились опять и по-прежнему разговаривать стали, и все о том же.
— Э, брат, кабы не люди… не сидели бы мы с тобою в будках этих, — говорит Василий.
— Что ж в будке… ничего, жить можно.
— Жить можно, жить можно… Эх, ты! Много жил, мало нажил, много смотрел, мало увидел.

Бедному человеку, в будке там или где, какое уж житье! Едят тебя живодеры эти. Весь сок выжимают, а стар станешь — выбросят, как жмыху какую, свиньям на корм. Ты сколько жалованья получаешь?
— Да маловато, Василий Степанович. Двенадцать рублей.
— А я тринадцать с полтиной. Позволь тебя спросить, почему? По правилу, от правления всем одно полагается: пятнадцать целковых в месяц, отопление, освещение. Кто же это нам с тобой двенадцать или там тринадцать с полтиной определил? Чьему брюху на сало, в чей карман остальные три рубля или же полтора полагаются? Позволь тебя спросить?.. А ты говоришь, жить можно! Ты пойми, не об полуторах там или трех рублях разговор идет. Хоть бы и все пятнадцать платили. Был я на станции в прошлом месяце; директор проезжал, так я его видел. Имел такую честь. Едет себе в отдельном вагоне; вышел на платформу, стоит, цепь золотую распустил по животу, щеки красные, будто налитые… Напился нашей крови. Эх, кабы сила да власть!.. Да не останусь я здесь долго; уйду, куда глаза глядят.
— Куда же ты уйдешь, Степаныч? От добра добра не ищут. Тут тебе и дом, тепло, и землицы маленько. Жена у тебя работница…
— Землицы! Посмотрел бы ты на землицу мою. Ни прута на ней нету. Посадил было весной капустки, так и то дорожный мастер приехал. «Это, говорит, что такое? Почему без доношения? Почему без разрешения? Выкопать, чтоб и духу ее не было». Пьяный был. В другой раз ничего бы не сказал, а тут втемяшилось… «Три рубля штрафу!..»

Помолчал Василий, потянул трубочки и говорит тихо:
— Немного еще, зашиб бы я его до смерти.
— Ну, сосед, и горяч ты, я тебе скажу.
— Не горяч я, а по правде говорю и размышляю. Да еще дождется он у меня, красная рожа! Самому начальнику дистанции жаловаться буду. Посмотрим!

И точно пожаловался.

Проезжал раз начальник дистанции путь осматривать. Через три дня после того господа важные из Петербурга должны были по дороге проехать: ревизию делали, так перед их проездом все надо было в порядок привести. Балласту подсыпали, подровняли, шпалы пересмотрели, костыли подколотили, гайки подвинтили, столбы подкрасили, на переездах приказали желтого песочку подсыпать. Соседка-сторожиха и старика своего выгнала травку подщипать. Работал Семен целую неделю; все в исправность привел и на себе кафтан починил, вычистил, а бляху медную кирпичом до сияния оттер. Работал и Василий. Приехал начальник дистанции на дрезине; четверо рабочих рукоять вертят; шестерни жужжат; мчится тележка верст по двадцать в час, только колеса воют. Подлетел к Семеновой будке; подскочил Семен, отрапортовал по-солдатски. Все в исправности оказалось.

— Ты давно здесь? — спрашивает начальник.
— Со второго мая, ваше благородие.
— Ладно. Спасибо. А в сто шестьдесят четвертом номере кто?
Дорожный мастер (вместе с ним на дрезине ехал) ответил:
— Василий Спиридов.
— Спиридов, Спиридов… А, это тот самый, что в прошлом году был у вас на замечании?
— Он самый и есть-с.
— Ну, ладно, посмотрим Василия Спиридова. Трогай. Налегли рабочие на рукояти; пошла дрезина в ход. Смотрит Семен на нее и думает: «Ну, будет у них с соседом игра».

Часа через два пошел он в обход. Видит, из выемки по полотну идет кто-то, на голове будто белое что виднеется. Стал Семен присматриваться — Василий; в руке палка, за плечами узелок маленький, щека платком завязана.
— Сосед, куда собрался? — кричит Семен. Подошел Василий совсем близко: лица на нем нету,
белый, как мел, глаза дикие; говорить начал — голос обрывается.
— В город, — говорит, — в Москву… в правление.
— В правление… Вот что! Жаловаться, стало быть, идешь? Брось, Василий Степаныч, забудь…
— Нет, брат, не забуду. Поздно забывать. Видишь, он меня в лицо ударил, в кровь разбил. Пока жив, не забуду, не оставлю так. Учить их надо, кровопийцев…
Взял его за руку Семен:
— Оставь, Степаныч, верно тебе говорю: лучше не сделаешь.
— Чего там лучше! Знаю сам, что лучше не сделаю; правду ты про талан-судьбу говорил. Себе лучше не сделаю, но за правду надо, брат, стоять.
— Да ты скажи, с чего все пошло-то?
— Да с чего… Осмотрел все, с дрезины сошел, в будку заглянул. Я уж знал, что строго будет спрашивать; все как следует исправил. Ехать уж хотел, а я с жалобой. Он сейчас кричать. «Тут, говорит, правительственная ревизия, такой-сякой, а ты об огороде жалобы подавать! Тут, говорит, тайные советники, а ты с капустой лезешь!» Я не стерпел, слово сказал, не то чтобы очень, но так уж ему обидно показалось. Как даст он мне… Терпенье наше проклятое! Тут бы его надо… а я стою себе, будто так оно и следует. Уехали они, опамятовался я, вот обмыл себе лицо и пошел.
— Как же будка-то?
— Жена осталась. Не прозевает; да ну их совсем и с дорогой ихней!
Встал Василий, собрался.
— Прощай, Иваныч. Не знаю, найду ли управу себе.
— Неужто пешком пойдешь?
— На станции на товарный попрошусь: завтра в Москве буду.

Простились соседи; ушел Василий, и долго его не было. Жена за него работала, день и ночь не спала; извелась совсем, поджидаючи мужа. На третий день проехала ревизия: паровоз, вагон багажный и два первого класса, а Василия все нет. На четвертый день увидел Семен его хозяйку: лицо от слез пухлое, глаза красные.
— Вернулся муж? — спрашивает.
Махнула баба рукой, ничего не сказала и пошла в свою сторону.
————

Научился Семен когда-то, еще мальчишкой, из тальника дудки делать. Выжжет таловой палке сердце, дырки, где надо, высверлит, на конце пищик сделает и так славно наладит, что хоть что угодно играй. Делывал он в досужее время дудок много и с знакомым товарным кондуктором в город на базар отправлял; давали ему там за штуку по две копейки. На третий день после ревизии оставил он дома жену вечерний шестичасовой поезд встретить, а сам взял ножик и в лес пошел, палок себе нарезать. Дошел он до конца своего участка, — на этом месте путь круто поворачивал, — спустился с насыпи и пошел лесом под гору. За полверсты было большое болото, и около него отличнейшие кусты для его дудок росли. Нарезал он палок целый пук и пошел домой. Идет лесом; солнце уже низко было; тишина мертвая, слышно только, как птицы чиликают да валежник под ногами хрустит. Прошел Семен немного еще, скоро полотно; и чудится ему, что-то еще слышно: будто где-то железо о железо позвякивает.

Пошел Семен скорей. Ремонту в то время на их участке не было. «Что бы это значило?» — думает. Выходит он на опушку — перед ним железнодорожная насыпь подымается; наверху, на полотне, человек сидит на корточках, что-то делает; стал подыматься Семен потихоньку к нему: думал, гайки кто воровать пришел. Смотрит — и человек поднялся, в руках у него лом; поддел он рельс ломом, как двинет его в сторону. Потемнело у Семена в глазах; крикнуть хочет — не может. Видит он Василия, бежит бегом, а тот с ломом и ключом с другой стороны насыпи кубарем катится.

— Василий Степаныч! Отец родной, голубчик, воротись! Дай лом! Поставим рельс, никто не узнает. Воротись, спаси свою душу от греха.

Не обернулся Василий, в лес ушел.

Стоит Семен над отвороченным рельсом, палки свои выронил. Поезд идет не товарный, пассажирский. И не остановишь его ничем: флага нет. Рельса на место не поставишь; голыми руками костылей не забьешь. Бежать надо, непременно бежать в будку за каким-нибудь припасом. Господи, помоги!

Бежит Семен к своей будке, задыхается. Бежит — вот-вот упадет. Выбежал из лесу — до будки «со сажен, не больше, осталось, слышит — на фабрике гудок загудел. Шесть часов. А в две минуты седьмого поезд пройдет. Господи! Спаси невинные души! Так и видит перед собою Семен: хватит паровоз левым колесом об рельсовый обруб, дрогнет, накренится, пойдет шпалы рвать и вдребезги бить, а тут кривая, закругление, да насыпь, да валиться-то вниз одиннадцать сажен, а там, в третьем классе, народу битком набито, дети малые… Сидят они теперь все, ни о чем не думают. Господи, вразуми ты меня!.. Нет, до будки добежать и назад вовремя вернуться не поспеешь…

Не добежал Семен до будки, повернул назад, побежал скорее прежнего. Бежит почти без памяти; сам не знает, что еще будет. Добежал до отвороченного рельса: палки его кучей лежат. Нагнулся он, схватил одну, сам не понимая зачем, дальше побежал. Чудится ему, что уже поезд идет. Слышит свисток далекий, слышит, рельсы мерно и потихоньку подрагивать начали. Бежать дальше сил нету; остановился он от страшного места саженях во ста: тут ему точно светом голову осветило. Снял он шапку, вынул из нее платок бумажный; вынул нож из-за голенища; перекрестился, господи благослови!

Ударил себя ножом в левую руку повыше локтя, брызнула кровь, полила горячей струей; намочил он в ней свой платок, расправил, растянул, навязал на палку и выставил свой красный флаг.

Стоит, флагом своим размахивает, а поезд уж виден. Не видит его машинист, подойдет близко, а на ста саженях не остановить тяжелого поезда!

А кровь все льет и льет; прижимает рану к боку, хочет зажать ее, но не унимается кровь; видно, глубоко поранил он руку. Закружилось у него в голове, в глазах черные мухи залетали; потом и совсем потемнело; в ушах звон колокольный. Не видит он поезда и не слышит шума: одна мысль в голове: «Не устою, упаду, уроню флаг; пройдет поезд через меня… помоги, господи, пошли смену…»

И стало черно в глазах его и пусто в душе его, и выронил он флаг. Но не упало кровавое знамя на землю: чья-то рука подхватила его и подняла высоко навстречу подходящему поезду.

Машинист увидел его, закрыл регулятор и дал контрпар. Поезд остановился.

Выскочили из вагонов люди, сбились толпою. Видят: лежит человек весь в крови, без памяти; другой возле него стоит с кровавой тряпкой на палке.

Обвел Василий всех глазами, опустил голову:

— Вяжите меня, — говорит, — я рельс отворотил.